В тихом лесу удлинились вечерние тени. Рапсодия остановилась перед дверью маленькой хижины и сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, а затем постучала.

— Входи.

Стоило ей услышать это слово, произнесенное сильным низким голосом, как на нее нахлынули воспоминания и она содрогнулась. Она медленно открыла дверь.

Бывший гладиатор сидел на постели. Увидев Рапсодию, Константин вскочил на ноги и подошел к ней. Рапсодия нервно сглотнула, отметив, как быстро он двигается, — неудивительно, что он не знал поражений на арене. Он занимал весь дверной проем, не давая ей войти в комнату.

— Что тебе нужно? — резко спросил он.

Рапсодия улыбнулась, надеясь развеять его подозрения.

— Мне кажется, у меня есть одна дорогая для тебя вещь.

Его глаза сузились.

— Очень сомневаюсь. — Судя по выражению его лица, лорд Роуэн успел поговорить с Константином.

— Ну, я тебя не слишком отвлеку от твоих дел, — сказала она небрежно. — Могу я войти?

Мгновение Константин смотрел на нее, а потом молча отступил в сторону. Рапсодия вошла в комнату, ничем не отличавшуюся от комнат других детей, только здесь не было ни украшений, ни разноцветных картинок — более того, она практически повторяла собственную ее комнату, только кровать и другая мебель здесь были значительно большего размера.

Она села на единственный стул. Константин мрачно посмотрел на нее и отвел взгляд, чему-то улыбнувшись. Краем глаза он наблюдал за Рапсодией. Она вытащила маленький мешочек, который принесла с собой, и, достав оттуда серебряную цепочку, найденную в его комнате в Сорболде, протянула ему.

— Она принадлежит тебе?

Глаза Константина широко раскрылись от удивления, а потом в них появилась паника. Однако он почти сразу обрел прежнюю невозмутимость.

— Откуда она у тебя?

— Я нашла цепочку в твоей комнате в тот день.

Его лицо исказилось от гнева.

— А теперь пришла за выкупом.

Рапсодия удивленно раскрыла рот.

— Нет, я подумала…

— Конечно, мне нечем с тобой расплатиться, — прошипел он, и его мышцы напряглись — бывший гладиатор мучительно пытался держать себя в руках.

Он отошел от нее на несколько шагов. Рапсодия с сочувствием наблюдала за ним. Она видела, что Константин пытается побороть гнев.

— Ты не понял, — быстро сказала она. — Я пришла вернуть тебе цепочку.

Константин с подозрением на нее посмотрел.

— Почему?

Рапсодия нахмурилась.

— Если вещь принадлежит тебе, Константин, ты должен ее получить назад, вот и все. Здесь нет необходимости драться за то, что является твоей собственностью, ты не в Сорболде.

— Тогда зачем ты ее украла?

Рапсодия проглотила оскорбление.

— Я ее не крала, — ответила она спокойно. — И принесла тебе цепочку потому, что наверняка она тебе дорога. Я не собиралась возвращаться в Сорболд, поэтому решила сразу захватить с собой вещи, которые могли бы тебе пригодиться. — Она подошла к Константину и вложила цепочку ему в руку.

Константин посмотрел на безделушку, его взгляд изменился, в нем появилось новое, незнакомое выражение. Потом он вновь перевел взгляд на Рапсодию.

— Спасибо, — произнес он новым, непривычно тихим голосом.

Она кивнула:

— Всегда рада помочь. А теперь не буду тебе больше мешать. — Она подошла к двери и распахнула ее.

— Ты права, — быстро сказал он.

Рапсодия с удивлением обернулась к нему, она думала, что разговор окончен.

— В чем права?

Он опустил глаза.

— Цепочка действительно мне дорога.

Он явно хотел излить душу, и Рапсодия молча закрыла дверь и, скрестив руки на груди, приготовилась слушать.

— Это подарок от дорогого тебе человека?

Константин вновь бросил на нее тревожный взгляд, к которому она уже начала привыкать. Он подошел к постели и сел.

— Да, — ответил он. — От моей матери.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Рапсодия сообразила, что стоит разинув рот.

— Ты знал свою мать?

Бывший гладиатор покачал головой, тонкий солнечный луч упал на его светлые волосы, вспыхнувшие золотым огнем.

— Нет. Осталось лишь отрывочное воспоминание — я и сам не знаю, истинно ли оно.

Она подошла к кровати и села рядом, Константин не отодвинулся и не напрягся — значит, он больше не испытывал к ней неприязни.

— И что же ты помнишь? Не отвечай, если не хочешь.

Константин пропустил ожерелье сквозь пальцы, и оно засияло в солнечном свете.

— Лицо женщины, в глазах которой любовь, и этот подарок.

Рапсодия почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она с сочувствием погладила его по плечу, но Константин резко отшатнулся от нее. Рапсодия смутилась.

— Мне очень жаль, — пробормотала она. — Я не хотела тебя расстраивать. — Она встала и вновь направилась к двери.

— Рапсодия, подожди. — Константин подошел к ней, но остановился в нескольких шагах. Она опустила глаза, ей совсем не хотелось его волновать. — Ты меня не обидела. Я просто не хочу причинять тебе боль и пугать.

Рапсодия встретила его взгляд. Голубые глаза Константина блестели, но выражение жестокости, которое она видела в Сорболде, исчезло. Возможно, даже та маленькая часть демонической крови, которую он потерял, сделала его более человечным.

— Константин, в том, что произошло в Сорболде, полностью виновата я. Мой план был глупым, а твоя реакция вполне естественной. Я прошу у тебя прощения и надеюсь, что теперь ты понимаешь — я хотела тебе помочь.

Константин кивнул.

— Я заметил, что у тебя часто возникает такое желание. — В его голосе появилась глубина, делавшая его старше. — Наверное, мне именно поэтому так трудно находиться в одной комнате с тобой.

— Если мое присутствие тебе раздражает, я постараюсь…

— Нет, не так, — перебил он Рапсодию. — Скорее, сбивает с толку. — Он стал смотреть в окно, и по мере того, как розовел закат, его голос становился тише. — Вероятно, все дело в том, что мне не приходилось встречать таких благородных людей. Я не знаю, как себя вести в их присутствии.

Рапсодия рассмеялась.

— В мире найдется немало людей, которые посчитают твои слова обо мне ужасно смешными. И у тебя совсем неплохо получается.

— Это борьба, — сказал он. Казалось, легкость, с которой он говорит о самых сокровенных вещах, удивила его самого. — Ожерелье не единственная вещь, которая мне нужна. — Он отвел глаза, и на его щеках заиграл свет заходящего солнца.

У Рапсодии перехватило дыхание, ее бросило в жар. Рука невольно потянулась к горлу. И легла на медальон, который она никогда не снимала. Тут ей в голову пришла новая мысль, и она, расстегнув замочек, сняла медальон с шеи. Когда Константин набрался мужества и поднял взгляд, она показала ему медальон.

— Похоже, у нас есть нечто общее, — тихо проговорила она. — Это все, что у меня осталось от матери. — Ее глаза наполнились слезами.

— Она тебе снится?

Рапсодия отвернулась.

— Больше нет, — печально ответила она. — Раньше она часто приходила ко мне во сне, но теперь — никогда. Я не могу увидеть ее лицо.

— А мне каждый день снится мать. Но я не знаю, такой ли она была на самом деле.

— И какой она тебе снится?

— Доброй. Наверное, это доказывает, что это лишь сон и мои мечты. — Он вновь уселся на свою кровать.

— Почему?

Гладиатор посмотрел на нее и иронически улыбнулся.

— Очевидно, ты не веришь, что черты характера передаются по наследству.

Рапсодия подошла немного ближе, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Ты хочешь сказать, что ты злой? — Смех гладиатора застал ее врасплох, и Рапсодия подскочила на месте. Дождавшись, когда Константин перестанет смеяться, она серьезно посмотрела на него. — Я не шутила.

Улыбка исчезла с лица Константина.

— Даже тебе должно быть понятно, что нас с добротой забыли представить друг другу. — Он отвернулся. — Я видел ее издалека, и всего лишь один раз.

Рапсодия посмотрела на свои руки.

— Возможно, доброта и ты совсем не такие плохие друзья, как тебе кажется. — Рапсодия почувствовала его вопросительный взгляд и попыталась не покраснеть, но ее постигла неудача, — кровь прилила к щекам. Она смутилась и уселась на стул.

— Будь добра объяснить, о чем это ты говоришь?

— Ты мог причинить мне боль в ту ночь, если бы захотел, — сказала она, глядя на его мозолистые пальцы. — Я знаю, что на тебя подействовал мой страх, я видела жестокий блеск в твоих глазах. Но, несмотря на мир, в котором ты вырос, в тебе осталась способность к состраданию, пусть и в зачаточном виде.

Слова, которые она произносила, показались Рапсодии смутно знакомыми. Она подумала о той ночи, когда Эши появился у нее в Элизиуме:

«Я люблю в тебе то, что ты сумела пережить катастрофу своего мира, жила среди чудовищ, но по-прежнему умеешь находить благородные побуждения у других людей».

Константин грустно улыбнулся.

— Ты ошибаешься, Рапсодия. Я не собирался отпускать тебя той ночью. И я бы причинил тебе боль, более того, получил бы от этого удовольствие. Ты плохо меня знаешь.

Рапсодия наконец нашла в себе мужество взглянуть ему в глаза.

— Возможно. Но не исключено, что я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты все еще хочешь причинить мне боль?

Гладиатор встал и отошел в дальний угол комнаты.

— Пожалуй, сейчас тебе лучше уйти.

— Как хочешь. — Рапсодия вновь подошла к двери. Она повернулась и посмотрела на его спину, мышцы которой напряглись, точно сжатые пружины. — Я не боюсь тебя, Константин.

— Ко всему прочему ты не отличаешься особым умом. Мне очень жаль.

Она рассмеялась.

— Ну, не стану отрицать очевидного, но я действительно встречала более жестоких людей, чем ты, они причинили мне чудовищные страдания — тебе и не снилось, на что они были способны. И я в состоянии увидеть разницу между деформированным сознанием и злом. Да, твоя душа изломана, Константин, но она не стала отвратительной и испорченной. Необходимо время и солнце, чтобы очистить ее. И ты станешь как новенький.

Константин выглянул в окно.

— Если я переживу пытки.

Рапсодия отпустила дверную ручку.

— Пытки?

Он вновь пристально посмотрел на нее:

— Не прикидывайся дурой. Ты привела меня сюда; ты должна была знать, что они будут делать.

Она подошла к нему, взяла за плечи и повернула так, чтобы видеть его лицо.

— Ты говоришь о том, что произошло вчера вечером?

Он попытался высвободиться.

— Конечно.

Рапсодия вздохнула:

— Прошу меня простить. Я хотела бы, чтобы тебе никогда больше не пришлось проходить эту процедуру, но обещаю, ты больше не будешь чувствовать боль.

— Почему они это делают? У меня не раз текла кровь, но никогда из сердца.

Она взяла его за руку и подвела к постели, а сама села на стул напротив него. Потом медленно и подробно рассказала Константину о его происхождении, о ф’доре и Ракшасе и об изнасилованных женщинах, ставших матерями его детей. Мужественное лицо Константина превратилось в застывшую маску, но его глаза сверкали так, что Рапсодия пожалела об отсутствии лорда Роуэна и о невозможности попросить его довести этот разговор до конца. Наконец она поведала Константину о том, как они спасли других детей демона, и о том, что только эта процедура поможет им избежать вечного проклятия. О необходимости отделить кровь их отца и использовать ее для того, чтобы найти ф’дора. Когда она закончила, он вопросительно посмотрел на нее:

— И ты ничего не знаешь о моей матери?

— Ничего.

Константин не смог скрыть разочарования.

— К сожалению, она была лишь одной из многих невинных жертв. Вполне возможно, что она и в самом деле выглядела так, как в твоих снах, и любила тебя, несмотря на муки, которые ей пришлось перенести, чтобы ты появился на свет.

Константин посмотрел в окно, в сгустившиеся сумерки; пока они беседовали, на тихую долину спустилась ночь и накрыла ее пологом тьмы.

— Я почему-то тебе верю, хотя то, что ты рассказала, звучит почти невероятно.

Она похлопала его по руке.

— Мне бы хотелось облегчить твое пребывание здесь. Раньше я верила, что смогу.

— А почему ты решила, что теперь это невозможно?

Рапсодия вздохнула.

— Смерть моей сестры. Девочка стала первым человеком, которому я попыталась помочь в новом мире, и я же стала причиной ее смерти. Если бы я оставила ее в покое, она была бы жива и сейчас.

Гладиатор повернулся и посмотрел на нее.

— Откуда ты знаешь?

Рапсодия удивленно заморгала.

— Уличные крысы умирают каждый день, в Сорболде я сам прикончил нескольких своим мечом, чтобы они не болтались у меня под ногами. Перестань ругать себя за то, что ты попыталась ее спасти, Рапсодия, во всяком случае ты не осталась равнодушной. В конечном счете, это гораздо больше, чем делает большинство людей.

— А как же ты? Ты прощаешь мне боль, которую я тебе причинила, пытаясь спасти? И готов принять страдания, которые тебе причинили мои благие намерения?

Константин вздохнул.

— Рапсодия, за всю мою жизнь ни один человек ни разу не пытался мне помочь. Я до сих пор не понимаю, почему тебя беспокоит моя судьба. Но если ты имеешь в виду тот факт, что у меня дрожат руки, когда ты рядом, что с каждой секундой, проведенной здесь, ты подвергаешься все большей опасности, то это моя проблема, которую я должен решить сам. Мы с лордом Роуэном обсудили мое будущее, в котором я не стану причинять тебе боль, — вот что для меня сейчас важнее всего. Я полагаю, будет лучше, если я никогда больше не увижу тебя, только тогда я перестану тебя хотеть. Но я нуждаюсь в тебе хотя бы для того, чтобы поговорить, ведь здесь больше никого нет. Быть может, тебе следует забыть обо мне и оставить меня в покое. Но в одном я могу тебя заверить: сейчас мне гораздо лучше, чем если бы ты не попыталась мне помочь. Возможно, я и заслужил вечное проклятье, но мне бы хотелось избежать такой участи.

— Что бы со мной ни случилось, я обещаю, я никогда тебя не забуду, Константин.

Рапсодии хотелось его обнять, но она понимала, этого делать ни в коем случае нельзя. Их отношения с самого начала связывало телесное влечение, она по глупости сделала так, что он захотел ее. Константин так и не сумел избавиться от жгучего желания. Оно стояло между ними, как закрытая дверь.

Рапсодия подумала о том, чтобы уступить его желанию. Она поступала так прежде, спала с мужчинами, которых не знала или даже ненавидела. Она могла отдаться Константину: вдруг он быстрее исцелится и возникшая между ними стена рухнет?

Эта мысль сжала ее сердце, как клещи, и Рапсодия едва не задохнулась. Перед ее мысленным взором возникло лицо Эши, на его губах появилась улыбка, которой ей еще не приходилось видеть. Но Эши больше не ее возлюбленный, скоро он будет принадлежать другой. Пришло время навсегда изгнать его из своего сердца.

Ей в голову пришла неожиданная мысль.

— Константин, мне нужно кое-что принести. Я скоро вернусь.

Рапсодия подбежала к двери и через мгновение исчезла в призрачном лунном свете, а Константин лишь с удивлением посмотрел ей вслед.