К огромному разочарованию Тимоти, расследование гибели Сайласа Кейна преступления не выявило. В заключении полиции было сказано, что смерть наступила в результате несчастного случая. Его личный доктор изложил подробности состояния здоровья пациента и огорчил Тимоти тем, что сначала заявил о маловероятности приступа, но затем почему-то добавил, что его бы не удивило, если бы такое случилось. Мол, Сайлас Кейн в последнее время сильно переутомился, а тут еще юбилей, возбуждение — все это вполне могло стимулировать обострение.
Джозеф Манселл и его сын подкрепили заявление доктора, сказав, что Сайлас всегда работал интенсивно. Джозеф добавил, что в последние несколько месяцев его деловой партнер заметно сдал.
Клемент же пробормотал только, что у кузена было слабое здоровье. К тому же он был не молод и переутомлен. Правда, в тот вечер Клемент никаких настораживающих признаков у него не заметил.
Все это не убедило Тимоти, и он открыто заявил, что расследованием недоволен. Это произошло в кафе, куда Оскар Робертс пригласил его и Патрисию, которая по настоянию Эмили сопровождала подростка. Перед отъездом он решил угостить их лимонадом и мороженым. Вот здесь-то Тимоти и отвел душу.
— Почему они не поинтересовались, чем на момент убийства дяди Сайласа занимался каждый из присутствовавших на юбилее? — воскликнул он.
— Полицейские сделали все необходимое, — отозвалась Патрисия.
Тимоти усмехнулся:
— Они всех опросили, но не стали искать доказательств правдивости их слов. Кстати, почему забыт Джим? Ведь он тоже сидел за столом.
— Ты, я вижу, и брата не пожалел! — возмутилась она. — И какой же у него был мотив для убийства?
— Наверное, никакого, но…
— Дело в том, сынок, — вмешался Робертс, — что без причины людей убивают очень редко.
— В таком случае мотив был у Клемента, — нашелся Тимоти. — Он после смерти дяди стал богачом.
Патрисия чуть не поперхнулась лимонадом.
— Ты подозреваешь своего кузена в убийстве мистера Кейна?
— Во-первых, он не мне кузен, — ответил он с достоинством. — Я Харт. А во-вторых, большие деньги — убедительный мотив. Правда, мистер Робертс?
— Пожалуй, — кивнул тот. — Но мистер Клемент Кейн достаточно умен, чтобы рисковать. А это определенный риск — тащиться вслед за пожилым человеком, чтобы столкнуть его со скалы, когда можно было немного подождать, пока все сделает природа. Ведь у покойного было слабое сердце.
Тимоти покачал головой:
— А если деньги нужны срочно?
— Только не ему, — сказала Патрисия. — Клемент достаточно состоятельный человек.
Тимоти помолчал, расправляясь с большой порцией клубничного мороженого. Но вскоре не выдержал:
— Ладно, а как насчет Манселлов? У них тоже был мотив. Я ведь слышал об австралийском проекте, который не соглашался принять дядя Сайлас. И уверен, что мистер Робертс…
— Нет, нет, дружок! — перебил его Оскар. — Меня ты в это дело не впутывай. Тебя послушать, так и я тоже попадаю под подозрение. Полагаю, мисс Эллисон наскучили твои разговоры.
Она кивнула:
— Вы совершенно правы.
— Но в словах Тимоти есть резоны, — продолжил Робертс. — Когда человек вдруг падает со скалы, то, естественно, у людей возникают вопросы.
— Но ведь вы не думаете, что…
— Чтобы думать, — назидательно проговорил он, надо иметь хоть какую-то информацию. А я не располагаю никакой.
Выслушав результаты расследования, Эмили мрачно произнесла:
— Ничего иного я не ожидала.
— Что вы имеете в виду? — Клемент, только что привезший Патрисию и Тимоти из Портло, где они гостили у Оскара Робертса, насторожился.
— Какая вам разница, — ответила Эмили.
Он покраснел.
— Бабушка, я ни на секунду не усомнился, что смерть кузена Сайласа произошла из-за того, что он оступился в тумане. К тому же у него мог случиться сердечный приступ.
Старуха пронзила его своим насупленным взглядом:
— Скажите на милость, а разве кто-нибудь в этом сомневается?
— Я сомневаюсь, — подал голос Тимоти, видимо, почувствовав в ней союзницу.
Эмили вскинула брови:
— И у тебя есть причины?
— Есть. Во-первых, дядя Сайлас был богат, а во-вторых, я прислушиваюсь к своей интуиции. А она мне подсказывает, что произошло убийство.
Клемент сердито посмотрел на мальчика поверх пенсне:
— Как ты смеешь произносить такие слова? Позволил своему глупому воображению разыграться? Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, как себя вести.
— Оставьте мальчика в покое! — одернула его Эмили. — Вы изложили свое мнение, а он свое. Так ты, Тимоти, считаешь, что моего сына убили?
— Ну, я в этом на все сто не уверен, — осторожно ответил подросток, — но для меня все выглядит подозрительно. Кстати, мистер Робертс со мной согласен.
— Робертс? — воскликнул Клемент. — А при чем здесь этот господин? Почему ты взялся обсуждать наши дела с посторонними? Нет, я думаю, пришло время приехать Джиму и всерьез заняться тобой.
Однако Джим Кейн, прибыв в особняк через три дня после того, как там поселились Клемент и Розмари, не высказал желания заниматься своим братом. Всю энергию он сосредоточил на Патрисии Эллисон, которая искренне радовалась его появлению. К тому же ей до смерти надоели супруги Кейн, Пол Манселл и Трэвор Дермотт в придачу. Похоже, Джим все понял правильно. Потому что, улучив момент, заключил Патрисию в объятия и поцеловал. Да не один раз, а несколько. Она тоже правильно рассудила. Разве можно сопротивляться такому сильному мужчине? Пришлось подчиниться. Но когда объятия стали слишком крепкими, она заметила, что Джим относится к тем людям, которым дай палец, а они всю руку отхватят.
На что тот рассмеялся и только крепче прижал ее к себе.
— Отпусти меня, — взмолилась Патрисия. — Что подумают люди, если вдруг увидят?
— Они подумают, что мы с тобой собрались пожениться, и будут правы.
— Нет, они решат, что ты соблазнил компаньонку своей бабушки.
— Давай обойдемся без вульгарностей, — сказал Джим, пряча ее ладонь в своей руке. — Я делаю тебе официальное предложение руки и сердца и по глазам вижу, что ты его принимаешь. Надеюсь, этот вопрос мы с тобой решили. Теперь, пожалуйста, расскажи, как тут обстоят дела.
— Ничего нового. Ты же был на похоронах и сам все видел.
— Но ты чем-то недовольна. Тебя достала Розмари?
— Да, но и твой неугомонный брат тоже. Он не перестает твердить, что мистера Кейна убили.
Джим удивленно вскинул брови:
— Что ему такое взбрело в голову?
— Насмотрелся фильмов. Я делала, что могла, но он не унимается, воодушевленный поддержкой миссис Кейн. Да и мистер Робертс его в определенной мере поощряет.
— А кто этот Робертс? Я его знаю?
— Вряд ли. Он представитель австралийской фирмы, которая намерена сотрудничать с компанией «Кейн и Манселл». Подружился с Тимоти. Несколько раз приезжал сюда, но Клемент избегает с ним встречаться.
— Почему?
— Наверное, не хочет вкладывать деньги в австралийский проект, но стесняется прямо сказать.
— Я вижу, Тимоти не дает вам тут скучать, — заметил Джим.
Он проводил Патрисию к скамейке под большим вязом и предложил присесть. Сам занял место рядом и взял ее за руку.
— А теперь, дорогая, расскажи, что тебя тревожит. Не скрывай. Помни, счастливый брак основан на взаимном доверии.
Она улыбнулась:
— Вероятно, я преувеличиваю, но обстановка в доме напряженная. Впрочем, ты все увидишь сам.
Вдаваться в детали она не стала, хотя могла бы рассказать жениху о многом. Во-первых, Эмили. Она ненавидела Клемента, однако не стала возражать, чтобы он немедленно переехал в особняк. А затем просто перестала замечать наследника своего сына и его жену. Не делала никаких замечаний. Просто наблюдала за ними своим застывшим взглядом.
Патрисии казалось, что Клемент чем-то обеспокоен. Она полагала, что причиной тому свалившаяся на его плечи ответственность. Он часто раздражался по пустякам, суетился, хмурился и в последнее время заметно осунулся. В разговоре с бабушкой пару раз жаловался на тупость своих партнеров, как бы приглашая ее обсудить дела фирмы. Может, поддержать его своим непререкаемым авторитетом. Патрисия понимала, что перед ней слабый человек, не доверяющий собственным суждениям, нуждающийся в одобрении окружающих.
От Розмари, ясное дело, никакой помощи он ожидать не мог. Эта женщина занималась самокопаниями. Твердила Патрисии, что буквально разрывается на части. Впрочем, та воспринимала ее излияния без сочувствия.
Его скорее заслуживали Клемент и Трэвор Дермотт, заколдованные чарами красотки. Но жалость Патрисии к ним граничила с презрением. Она считала их обоих глупцами, ставшими рабами Розмари. Хотя Трэвор Дермотт был ей глубоко несимпатичен, но она предполагала, что когда-нибудь он очнется и увидит, в какое положение попал. Дермотт был, несомненно, глуповат, но в его глазах хотя бы проскальзывала решимость. Что совершенно отсутствовало в Клементе.
Во время последней встречи Розмари и Трэвор чуть не рассорились.
— Как ты можешь жить с таким мужчиной? — воскликнул Трэвор.
Розмари устремила на него задумчивый взор. Он решил, что сейчас она сравнивает его со своим худым и сутулым Клементом, и рассмеялся. По части внешности Трэвор побеждал ее супруга всухую. Однако Розмари думала о другом. Отпускать от себя Трэвора ей очень не хотелось, но Клемент, получив наследство кузена, обладал несомненным преимуществом.
— Я нужна Клементу.
— Но мне ты нужна еще больше. Зачем же приносить в жертву нас обоих человеку, который даже не пытается тебя понять?
Она вздохнула:
— Дело не в этом, Трэвор.
— А в чем же? — спросил он, сжимая ее руки.
Он даст тебе развод?
— Никогда.
— Но ему придется это сделать.
— Нет, Трэвор, ты не понял, — проговорила Розмари страдальческим тоном. — Деньги для меня — все. И сейчас, когда они наконец появились, наша жизнь стала налаживаться.
Он сильнее сжал ее руки.
— То есть тобой руководит обыкновенная корысть?
— Называй как хочешь.
Я так и называю.
— Конечно, это отвратительно. — Розмари пожала плечами. — Но что поделаешь, такой родилась.
— Чушь! Ты не можешь с ним оставаться.
Она попыталась освободиться, но Трэвор не ослаблял захвата. Конечно, на руках могут остаться синяки, но ощущение мужской силы доставляло ей удовольствие.
— У нас ничего не изменится, — заявила она. — Мы будем по-прежнему…
— Нет, не будем! — оборвал он. — Я не комнатная собачка, которая несется по первому зову хозяйки. Если тебе дороже Клемент с его чертовыми деньгами, тогда прощай, дорогая. — Трэвор отпустил ее. — Подумай хорошенько. В любом случае так больше продолжаться не может.
Глаза Розмари наполнились слезами.
— Думаешь, мне легко? Ведь я страдаю, страдаю каждую секунду.
— Ты должна принять решение раз и навсегда. Для меня это все очень серьезно.
— Но, дорогой, — взмолилась она, — сейчас я не могу. Просто не могу, понимаешь?
— Ну пусть не сейчас, — уступил он. — Но на этой неделе обязательно. Завтра я уезжаю в Лондон. Вернусь в субботу, и к этому времени у тебя должен быть готов ответ.
Рот Розмари слегка приоткрылся, но она приняла ультиматум без возражений. Ей очень не хотелось терять Трэвора, и она надеялась, что, проведя в разлуке четыре дня, он передумает и согласится на ее условия.
Розмари рассказала о своем разговоре с Трэвором Патрисии, когда в очередной раз изливала перед ней душу. Та удивилась, не понимая, что заставляет эту невротическую идиотку изливать ей душу.
— Мне очень больно, — вздохнула Розмари, — когда я причиняю боль Трэвору. Но придется смириться.
Патрисия еле стояла на ногах. Она оставила Эмили на попечение верной Маргарет и направлялась к себе, надеясь через несколько минут оказаться в постели. Но ее по пути перехватила Розмари и утащила в свои апартаменты для доверительной беседы.
— Если это единственное, что вас угнетает, то я не вижу тут большой проблемы.
— Но разве вы не понимаете, как тяжело мне заставлять страдать Трэвора? — воскликнула та.
— Нет, — отозвалась Патрисия, сдерживая зевок.
Розмари одарила ее томным взглядом:
— Значит, вы принадлежите к тем счастливым людям, которым не свойственны глубокие чувства.
— Вы совершенно правы.
Розмари заглянула ей в лицо:
— Я ужасно боюсь, как бы Трэвор в отчаянии не сделал какую-нибудь глупость.
Патрисия кивнула:
— Ваши опасения не напрасны. Трэвор Дермотт не из тех мужчин, с которыми можно играть безнаказанно. Советую вам быть осторожной.
— Наши страдания вам кажутся пустяковыми. Но это потому, что вы ни разу в жизни не любили.
— Вы, наверное, забыли, что я помолвлена, — усмехнулась Патрисия.
— Ну, это совсем другое! Я не сомневаюсь, вы влюблены в своего жениха. Но с известной долей рассудительности, верно? И в этом я вам завидую. Насколько же лучше просто любить спокойно. А я вся измотана. Конечно, мне было бы трудно увлечься Джимом. Извините, что я так говорю. Нет, он мне нравится. Очень милый, но не яркий, обычный.
— Я такая же. Мы с ним прекрасно подходим друг другу.
Розмари, привыкшая говорить исключительно о себе и своих делах, спросила:
— Как вы думаете, Клемент смог бы жить без меня?
— Понятия не имею. Вы не возражаете, если я пойду спать? Глаза слипаются.
— Неужели? — удивилась та. — А вот я, кажется, сегодня не смогу заснуть. Буду смотреть на эти обои и считать корзины с цветами.
— А почему бы вам не погасить свет?
— Моя дорогая, когда нервы напряжены, это не помогает. Я собираюсь убрать эти обои и покрасить стены в абрикосовый цвет.
— Да, замечательная идея, — кивнула Патрисия, двигаясь к двери.
— Я всегда считала, что у вас превосходный вкус. А вот у меня всюду проблемы. Ну, например, мне что-нибудь очень нравится, а потом, когда я это получаю, тут же выясняется, что я это терпеть не могу. — Розмари вздохнула. — Значит, вы хотите спать. А вот я ни капельки. Кстати, как вы можете жить так долго рядом с ужасной горничной Маргарет?
— Уверяю вас, Маргарет совершенно безвредная. Просто не терпит, когда кто-нибудь встревает между ней и миссис Кейн.
— Вот я никуда не встреваю, а она меня все равно ненавидит. И Клемента тоже. Не понимаю за что.
— Вы не правы, — проговорила Патрисия, которая мечтала поскорее уйти. — Ей вообще все безразличны, кроме миссис Кейн.
Розмари не ошибалась. Маргарет действительно на дух не переносила ее Клемента.
— Он теперь занял место хозяина, — однажды заявила она Патрисии. — И это сведет мою дорогую хозяйку в могилу.
— Ну что вы! — возразила та.
Горничная бросила на нее насупленный взгляд из-под густых бровей.
— Я всего лишь старая необразованная женщина, но меня никто не убедит в обратном. — Она продолжила складывать вещи Эмили, обращаясь с ними нежно, будто они были ее частью. — Я служу у хозяйки сорок пять лет и знаю ее лучше, чем мистер Сайлас и даже старый хозяин. — Она замолчала, а затем с грустью добавила: — Он был ей плохим мужем. Погуливал. Но моя дорогая хозяйка не из тех, кто делится с людьми своими неприятностями.
Патрисия кивнула:
— Жаль, что ей не нравится мистер Клемент. Он не дает для этого никаких оснований.
— Нет, мисс, хозяйка никогда не смирится с его присутствием. Будет мучиться, и никто этого не заметит, кроме меня. До нее вообще никому нет дела. Вот вы, мисс, собираетесь выйти замуж за мистера Джеймса. Почему бы вам не остаться жить здесь обоим?
— Это невозможно, ведь дом теперь принадлежит мистеру Клементу. Конечно, я останусь, пока миссис Кейн не найдет мне замену.
Предстоящее замужество Патрисии очень радовало Эмили. Клемент, хотя и полагал, что кузен мог выбрать кого получше, поздравил их обоих и сказал, что уход мисс Эллисон станет большой потерей для всех в доме. Юный Тимоти, для которого слова «брак» и «женитьба» пока были пустыми звуками, все же признавал, что брат сделал достойный выбор.
— Что ни говори, а та девушка — кажется, ее звали Джейн, — от которой ты был без ума два года назад, и подметки ее не стоит.
— А кто такая Джейн? — удивился Джим.
— Она немного похожа на другую, за ней ты ухлестывал раньше, — с готовностью отозвался Тимоти. — Я забыл, как ее звали. Помню только красные ногти и…
— Если ты не заткнешься, я сверну тебе шею, — пообещал Джим.
Угроза неожиданно навела Тимоти на мысль о шантаже. Его глаза засветились.
— Спорю, что мисс Эллисон не знает об этих девушках?
— Не было никаких девушек, — проворчал Джим. — И перестань изображать идиота.
Тимоти улыбнулся и засунул руки в карманы.
— Давай договоримся. Ты берешь меня прокатиться на быстроходном катере, и тогда она ни о чем не узнает.
— Постараюсь.
— Нет, так не пойдет! — вскричал он. — Пообещай точно, а то хуже будет.
Патрисия появилась через несколько минут. К этому времени Тимоти в растрепанном виде пристроился на дереве вне досягаемости Джима. Она покачала головой:
— Что, не успел открутить ему голову, пока он был в твоих руках?
— Не успел, — признался Джим. — Хотя следовало бы. Представляешь, этот тип вздумал меня шантажировать.
— Поклянись, что возьмешь меня с собой на катер! — крикнул сверху Тимоти.
— И не подумаю. Говори что хочешь. Я тебя не боюсь.
— Считаешь, мне слабо выдать твой секрет?
— Какой секрет? — поинтересовалась Патрисия. — Тимоти, я сейчас сама догадаюсь. У Джима до меня были девушки?
— Штук сто, не меньше.
— Ах вот как! — воскликнула она в шутливом негодовании и посмотрела на Джима.
— Ну что, скотина, доволен, что разрушил мое счастье? — простонал тот, грозя кулаком дереву.
— Так ты берешь меня на катер или нет?
— Один раз обязательно. И сразу выброшу за борт, привязав к ногам груз. Слезай.
— Обещай, что не тронешь, тогда спущусь.
— Хорошо, обещаю.
Тимоти спустился с дерева, отряхнул штаны и загадочно произнес:
— Я знаю, кого наверняка хватит удар, когда он услышит, что ты женишься на мисс Эллисон.
— Наверное, это… — начала она.
— Подожди! — прервал ее Джим. — Давай, Тимоти, скажи, кто он.
— Мистер Манселл, — ответил мальчик. — Не старик, а молодой. Я бы не удивился, если бы он попытался отравить тебя или прикончить каким-нибудь иным способом. Этот человек просто помешан на мисс Эллисон.
— Ты говоришь об этом прохвосте? Который все время прихорашивается? — Джим посмотрел на Патрисию. — Я думал, у тебя вкус получше.
— При чем тут вкус? Я считаю его мерзким проходимцем.
Тимоти кивнул:
— Он такой и есть. Хорошо, если бы он подвалил к вам снова, до того, как узнает о помолвке, а потом Джим его прижмет как следует. — Он оживился. Эта идея ему очень понравилась. — Здорово, если бы он подкатился к мисс Эллисон со своими ухаживаниями. Уверен, ты бы смог его легко свалить. И Клемент был бы очень доволен, узнав, что ты задал ему трепку.
— Почему? — спросила Патрисия.
— Потому что он его не терпит. Вот и вчера шумно повздорил с ним по телефону. Я знаю, потому что находился в комнате. А Клемент, положив трубку, вдруг начал со мной трепаться. Больше не с кем было, а душу излить захотелось. Сказал, что эти люди его изводят, не дают ни минуты покоя, им наплевать на его мнение, их интересует только свое, и семейство Мэнселлов надоело ему до смерти.
Джиму все это было хорошо известно. Не далее как пару дней назад Клемент почти то же самое говорил ему. Вначале пожаловался на усталость. Посетовал, что после смерти Сайласа на него свалилось много хлопот. Затем упомянул об австралийском проекте. Джим посочувствовал ему, но давать советы не рискнул. Не считал себя достаточно компетентным.
Вскоре Клемент начал ругать партнеров.
У Джима создалось впечатление, что Клемент словно разделен на две половины. Одной нравился австралийский план, а другой нет. Поэтому он постоянно юлил и появлялся в офисе от случая к случаю, ссылаясь на разные причины. И проявлял невероятную изобретательность, чтобы избежать встреч с Оскаром Робертсом. Пока тот наконец не прижал его к стенке и сообщил, что приедет в особняк в субботу. Миссис Кейн пригласила его на чай, и он надеется поговорить о делах.
Клемент был вынужден согласиться. В любом случае прояснить свою позицию Робертсу было лучше без присутствия партнеров.
Джо Манселл и его сын о предстоящем визите Робертса знали.
— Клемент проект отвергнет, — сказал Пол.
— Боюсь, что да, — кивнул Джозеф. — Кто бы мог подумать, что он окажется таким упрямцем.
Пол усмехнулся, но промолчал.
— Может, Робертсу удастся его уговорить, — произнес Джозеф.
— А зачем ему уговаривать? — Пол пожал плечами. — Кругом полно фирм, которые охотно откликнутся на его предложение. Если он захочет.
— Я в этом не сомневаюсь. Но мы для него самый лучший вариант.
— Ошибаешься, — возразил Пол. — По большому счету Робертсу на нас наплевать. Вот увидишь.
— Пожалуй, я туда съезжу в субботу. Вообще-то Клемент всегда прислушивался к моему мнению. Засвидетельствую почтение старой хозяйке. Ведь после смерти Сайласа я у них еще ни разу не был.
Джозеф Манселл не знал, что засвидетельствовать почтение Эмили будет непросто. После переезда Клемента с женой в особняк она уединилась насколько возможно. Только раз в одно погожее утро выехала на недолгую прогулку в автомобиле «даймлер» с откидным верхом. Автомобиль был древний, но она упорно не желала ним расставаться. А так постоянно проводила время в своих апартаментах наверху. Спускалась очень редко.
Розмари в этот день ожидала Трэвора Дермотта и злилась на Эмили, которая как назло в три часа дня вышла посидеть в сад. Она была убеждена, что вздорная старуха знает о визите Дермотта и решила за ними пошпионить. Затем в сердцах пожаловалась Патрисии, что от этой карги никуда не денешься. Она притворяется, что ей тяжело ходить, а сама носится по саду, как молодая.
Патрисия, глядя на расстроенное лицо Розмари, не могла удержаться от смеха. У Эмили действительно была привычка иногда пугать близких неожиданными вспышками энергии. Это ее забавляло. Но Патрисия знала, что выходки утомляли хозяйку больше, чем она в том признавалась.
Чтобы представить ей Дермотта, не могло быть и речи, поэтому Патрисии удалось уговорить Эмили расположиться в южной части сада, откуда не были видны ворота. Когда приехал Джим, она поспешила удалиться в дом для подведения недельного финансового баланса, что входило в ее обязанности.
Розмари, полагая, что ее сегодняшнее свидание чревато драматическими событиями, решила как следует вооружиться. Для чего надела серую юбку с голубоватым отливом и элегантную шляпку. Их разговору никто не мог помешать. Эмили находилась далеко, Тимоти шлялся по дому, а Клемент работал в своем кабинете.
К половине четвертого Патрисия составила обстоятельный отчет и собиралась передать его Клементу, когда услышала, как в отдалении слабо звякнул дверной звонок. Она вышла в холл, где встретилась с Притчардом, спешившим к входной двери.
На пороге стоял Оскар Робертс.
— Добрый день. Я полагаю, мистер Кейн не забыл о нашей встрече?
— Да, сэр, — ответил Притчард, беря у него шляпу и трость. — Мистер Кейн ждет вас. Прошу следовать за мной.
Оскар Робертс улыбнулся Патрисии и собирался двинуться вслед за дворецким, но вдруг замер. В кабинете Клемента что-то взорвалось, словно выстрелили из пистолета.
— Боже, что это? — пробормотал Притчард, распахивая дверь кабинета.
Клемент Кейн сидел, упав грудью на стол. Одна рука безвольно свисала вдоль тела, другая была подвернута под голову.