Заместитель управляющего горнодобывающей компании «Шан Хиллз» мистер Харольд Фэрфакс принял суперинтенданта Ханнасайда почтительно-взволнованно и не возражал против его просьбы допросить некоторых сотрудников, если возникнет такая необходимость. Мистер Фэрфакс, сухонький, небольшого росточка человек средних лет, казалось, пребывал в постоянном беспокойстве. Он не мог пролить свет на загадку смерти Арнольда Верикера.

– Понимаете, – сказал он удрученно, – так много людей не любило мистера Верикера! Он был тяжелый, очень тяжелый человек. Кажется, мне он доверял. Хочется так думать. Мы никогда не ссорились. Иногда он был со мной крайне резок, но я знал его очень много лет и, думаю, понимал. Как страшно, что его убили, ужасно. И все это, возможно, из-за того, что кто-то не сделал скидки на его характер.

От мисс Миллер, секретарши Верикера, было больше проку. Это была делового вида женщина неопределенного возраста. Она вперила свой холодный, многоопытный взгляд в суперинтенданта и спокойно, чуть презрительно отвечала на его вопросы. Сообщила точное время прихода Арнольда Верикера в контору в субботу; перечислила его дела и описала его посетителей.

– В двадцать пять минут одиннадцатого, – оживленно сообщила она, – мистер Верикер послал за мистером Мезурьером, который пробыл у него двадцать семь минут.

– Вы очень точны, мисс Миллер, – вежливо заметил суперинтендант.

Она улыбнулась высокомерно и снисходительно.

– Конечно. Я горжусь тем, что я знаю свое дело. За мистером Мезурьером послали сразу же после ухода сэра Генри Уотсона, которому было назначено, как я вам уже сообщила, ровно в десять. Мистеру Седрику Джонсону из компании «Джонсон, Хейс и Хиверсайд» свидание с мистером Верикером было назначено в одиннадцать, а он пришел на семь минут позже. Я сразу же сообщила мистеру Верикеру по внутреннему телефону, и тогда мистер Мезурьер вышел и, как я полагаю, вернулся в свой кабинет.

– Спасибо, – сказал суперинтендант. – А не можете ли вы мне сказать – были ли какие-нибудь неприятности во время встречи в то утро?

– Были. Свидание мистера Верикера с мистером Мезурьером было, как я полагаю, крайне неприятным.

– Почему вы так полагаете, мисс Миллер? Она подняла брови:

– Моя комната – смежная с комнатой покойного мистера Верикера. И я не могу не слышать, когда за его дверью происходит ссора.

– А вы не знаете, по какому поводу они ссорились?

– Если бы я знала, я тут же вызвалась бы сообщить вам, и можно не сомневаться, это было бы важное сообщение. Но не в моих привычках подслушивать у замочных скважин и попусту терять время. Пока шло свидание мистера Верикера с мистером Мезурьезом и последующее – с Седриком Джонсоном, я занималась корреспонденцией мистера Верикера, печатала на машинке и диктовала в диктофон. Поэтому я не слышала, да и не хотела слышать того, что там говорилось. Время от времени оба голоса переходили на крик, иначе это не назовешь. Больше я ничего не в состоянии сказать.

Он предложил ей еще один или два вопроса и, окончив с ней, выразил желание встретиться с Мезурьером.

Мезурьер пришел через пять минут. Вид у него был довольно бледный, но он приветствовал Ханнасайда весьма развязно и весело:

– Суперинтендант Ханнасайд, не правда ли? Доброе утро. Как я понимаю, вы расследуете дело об убийстве Арнольда Верикера. Ужасная история, не правда ли? Я имею в виду, что его закололи в спину. Буду очень рад, если смогу сообщить вам что-нибудь, что могло бы вам помочь, но боюсь, это немного. – Он смущенно засмеялся, сел по другую сторону стола красного дерева, осторожно поправляя складку на идеально отглаженных брюках, и спросил: – Так что же вы хотите знать?

– Несколько вещей, мистер Мезурьер, – ответил суперинтендант. – Не можете ли вы вспомнить, где вы были в субботу вечером между одиннадцатью и двумя ночи?

Мезурьер наморщил лоб:

– Подождите. В субботу? А, да, конечно! Я был дома. Редклифф-гарденс, Эрлз-корт. У меня там берлога.

– Вы уверены, что были в это время дома, мистер Мезурьер?

– Ну да!.. – Он снова засмеялся. – Конечно, я так полагаю! В тот вечер у меня ужасно болела голова, и я рано лег спать.

Ханнасайд молча посмотрел на него. Мезурьер выдержал его взгляд и облизал губы.

– Где вы ставите свою машину? – спросил Ханнасайд.

– Странный вопрос! Прямо за углом. У меня там запирающийся гараж.

– А вы всегда держите его на замке, мистер Мезурьер?

Мезурьер ответил немного слишком быстро:

– О, боюсь, я иногда бываю довольно небрежен. Конечно, обычно я проверяю, закрыл ли его, но иногда, если тороплюсь, знаете, как это случается!..

– А в субботу вы пользовались машиной?

– Нет, не думаю, я… О да, пользовался.

– В какое время?

– Ну, точно не помню. После полудня.

– А когда поставили ее в гараж? Мезурьер поменял положение ног.

– Должно быть, рано вечером. Боюсь, я не слишком в ладу со временем. И конечно, не зная, что это будет важно – я имею в виду время, когда я поставил машину в гараж…

– Вы уверены, мистер Мезурьер, что когда вы говорите: рано вечером, вы не имеете в виду: рано утром?

– Я… я вас не понимаю. Я уже сказал вам, что рано лег спать. Я не слишком улавливаю, к чему вы клоните. То есть, если вы думаете, что я имею какое-то отношение к Арнольдовой смерти, то это полный абсурд.

– Хозяин гаража утверждает, что вы взяли машину примерно в пять часов, – сказал Ханнасайд, заглядывая в свои записи.

– Пожалуй, он совершенно прав. Я конечно же не стану отрицать. Я же вам сказал, что это было после полудня. Не пойму только, зачем вам интересоваться моими передвижениями. Вы просто пугающе доскональны, но должен сказать, меня даже забавляет, что вы не пожалели труда и допросили людей в гараже!

– Далее, хозяин утверждает, – невозмутимо продолжал Ханнасайд, – что без четверти два ночи в воскресенье его разбудил шум открываемого гаража. Кажется, гараж, который вы арендуете, как раз под его спальней. Он заявляет, что различил звук тормозов машины, которую загоняли в гараж.

– Разумеется, это абсолютно нелепо, – сказал Мезурьер. – Во всяком случае, это была не моя машина. Разве что ее взял кто-то другой. Если я забыл запереть гараж, они, знаете ли, вполне могли это сделать.

– Кто? – спросил Ханнасайд.

– Кто? – Мезурьер бросил на него быстрый взгляд. – Я уверен, что не знаю. Любой!

– Тот, кто взял вашу машину в субботу вечером, должен был иметь ключ от гаража, мистер Мезурьер. Хозяин утверждает, что, когда вы уехали из гаража в начале шестого, он сам замкнул дверь. Когда в половине одиннадцатого он ложился спать, дверь была еще заперта.

– Полагаю, он ошибся. Я не утверждаю, что кто-то брал мою машину. Скорее, без четверти два он слышал чью-то другую машину. Я хочу сказать, возможно, он дремал, во всяком случае, он не мог по звуку так точно определить машину.

– Итак, вы признаете: вероятность, что кто-нибудь взял вашу машину из гаража в субботу вечером, мала.

– Что ж, я… Похоже, что так, но я не могу утверждать, что кто-то этого не сделал. Я хочу сказать… Послушайте, я решительно не понимаю, почему вас волнует моя машина, когда я сказал вам…

– Меня она волнует, мистер Мезурьер, потому что констебль на посту в пункте, известном как Димберикорнер, в десяти милях от Ханборо на лондонской дороге, видел ее без двадцати шести час в воскресенье, – сказал Ханнасайд.

Мезурьер снова облизнул губы, но заговорил не сразу. Стало слышно тиканье массивных часов на каминной полке. Он взглянул на них – словно размеренный звук действовал ему на нервы – и сказал:

– Должно быть, он ошибался, это все, что я могу сказать.

– Номер вашей машины АМГ-240? – спросил Ханнасайд.

– Да. Да, правильно.

– Тогда не думаю, что он ошибся, – сказал Ханнасайд.

– Должно быть, ошибся. Неверно прочел номер. Вместо АНГ или АИГ. Во всяком случае, я не был на дороге в Ханборо в это время. – Он поднял вверх руку и провел по своим прилизанным черным волосам. – Если это все, что вы имеете против меня… Я имею в виду, память констебля против моего слова, то, по-моему, это неубедительно. Я не хочу никого оскорбить. Конечно, вы, детективы, должны испробовать все, но…

– Вот именно, мистер Мезурьер. – Ровный голос суперинтенданта заметно успокаивал Мезурьера. – Вас всего лишь спрашивают о ваших передвижениях субботним вечером. Если вы весь вечер были у себя дома, то, без сомнения, можете выставить свидетелей, которые подтвердят правоту этого заявления.

– Нет, пожалуй, нет, – сказал Мезурьер с натянутой улыбкой. – Моя хозяйка с мужем всегда в субботу вечером уходит из дому, поэтому они не знают, выходил ли я.

Он заметил на рукаве нитку, снял ее и стал беспокойно вертеть в руках.

– Это неудачно, – сказал Ханнасайд и снова заглянул в свои заметки. – Вы виделись с Арнольдом Верикером в половине одиннадцатого утра в субботу. Правильно?

– Ну, относительно точного времени я не поклянусь, но я в самом Деле виделся с ним в субботу.

– Это была неприятная встреча, мистер Мезурьер?

– Неприятная? Я не совсем…

– Была ли в тот раз между вами ссора?

– О Боже, нет! Мистер Верикер был в то утро немного раздражен, но мы не ссорились. Зачем нам ссориться?

Ханнасайд положил на стол свои записи.

– Думаю, мы быстрее продвинемся вперед, если я сразу вам скажу, мистер Мезурьер, что располагаю касающимся вас письмом, которое мистер Верикер написал поверенному фирмы в субботу. Если хотите, можете прочесть.

Мезурьер протянул руку за письмом и сказал:

– Это… это почерк не мистера Верикера.

– Да, это мой почерк, – сказал Ханнасайд. – Это копия.

Мезурьер прочел письмо и положил его на стол, Легкая краска покрыла его щеки.

– Не знаю, чего вы от меня ждете. Это совершенная ложь.

– Мистер Мезурьер, пожалуйста, поймите меня! Частный вопрос, поднятый в этом письме, меня не касается. Я расследую не счета компании, а убийство ее председателя. Сведения, содержащиеся в этом письме, говорят о том, что ваша субботняя встреча с Арнольдом Верикером не могла быть приятной. Кроме того, я уже установил, что люди слышали ваши громкие, сердитые голоса. Теперь…

– Эта драная кошка Роз Миллер! – воскликнул Мезурьер, вспыхивая. – Конечно, если вы собираетесь верить тому, что говорит она… У нее на меня просто зуб. Это чистая ложь, будто мы ссорились. Верикер нападал на меня, и я не стану отрицать, что он был не в духе. На самом деле, он обвинил меня в растрате. Едва ли стоит говорить, что это чрезвычайно странно. Во всяком случае, я попал в беду – проиграл на скачках, если вы хотите знать, в чем дело, и занял немного у фирмы – просто чтобы выйти из положения. Конечно, я знаю, что нельзя было этого делать, но когда припрет, делаешь глупости. Однако сказать, чтобы я украл деньги, это… это смешно! То есть, если бы я хотел это сделать, я не стал бы выплачивать назад, а что я выплачиваю, признавал даже Верикер. Просто я у него в печенках.

– Из-за того, что вы помолвлены с его сводной сестрой?

– Это не имеет к нему ровно никакого отношения, – быстро сказал Мезурьер. – Плевать он хотел на Тони.

– Кажется, он считал, что это очень даже имеет к нему отношение, – сказал Ханнасайд холодно. – Он ведь грозил вам разоблачением, верно?

– О, чем он только мне не грозил! – воскликнул Мезурьер. – Однако я не могу сказать, что я слишком принимаю это всерьез. Я прекрасно знаю: он не захотел бы затевать дела, если бы вдумался. Я хочу сказать – совершенно очевидно, что это было бы слишком глупо.

– Разве? Я думаю, вы согласитесь: если бы он затеял дело по поводу того, что вы… хм… одолжили у фирмы деньги, ваша карьера была бы кончена!

– О… я мало в этом смыслю, – сказал Мезурьер тревожно. – Конечно, это было бы жутко неприятно, но…

– Я говорю целиком и полностью в ваших интересах, мистер Мезурьер когда объясняю вам: самое лучшее для вас – рассказать мне правду о ваших передвижениях в субботний вечер. Продумайте это.

– Мне в этом нет нужды. Вы не можете доказать, что бобби видел именно мою машину, и, даже если это была моя машина, вел ее, конечно же, не я. – Он встал. – Это все, что я могу сказать.

– Тогда я больше вас не задерживаю, – сказал Ханнасайд. – Но все же советую вам подумать.

Было начало пятого, когда суперинтендант покинул контору горнодобывающей компании «Шан Хиллз». В главном холле здания его ждал подчиненный, некто сержант Хемингуэй, весельчак с ясными глазами и наступательной манерой поведения. Они вместе отправились в ближайшее кафе и за чашкой крепкого чая сравнили свои записи.

– Беда в том, – пространно рассуждал сержант, – что здесь слишком многих людей можно заподозрить. Я никогда не любил подобные дела, супер. Помните убийство в Оттершоу? Ухлопал на него десять лет жизни. – Он ткнул одну из сдобных булочек, поставленных на стол официанткой, и покачал головой. – Не по моему возрасту. Их бы к суду привлекать, чтоб не сбывали такой продукт публике. Ночами из-за этого не сплю, вот ведь взять этого парня – юного Верикера. Такого я не встречал, супер. Есть на его счет идеи?

– Нет, – протянул Ханнасайд. – Пока никаких. Я тоже такого не встречал. Подозреваю, жуликоватый тип.

– Я знаю – изо всей компании у него самый веский мотив преступления. Вот, мисс, возьмите эти булочки и отправьте их туда, откуда взяли – в мусорный ящик, как я понимаю, судя по их виду, да принесите хорошую тарелку бутербродов, ну и ладненько.

– Нахальство! – сказала официантка, вскидывая голову.

Сержант подмигнул ей и обратился к Ханнасайду:

– Хороша девица, а? Так вот, у меня для вас кое-что есть. Согласно вашим инструкциям, я заходил в мастерскую и потрепался с прислугой. Старуха – сущая мерзость, звать – Мергатройд. Была горничной у второй миссис Верикер до ее замужества, осталась у них и после. Когда умерла миссис Верикер, стала нянькой у детишек. Сбивается с ног, супер. Предана семейству будь здоров как. Я и так, и эдак, развлекал ее, но она закрылась, как ракушка… Спасибо, мисс. – Он подождал, пока официантка отошла на солидное расстояние, и продолжал: – Закрылась, как ракушка. Подозрительная, осторожная. Но одну вещь она все же сказала и на ней стояла.

– Что именно?

Сержант сложил пополам бутерброд и сунул его в рот. А когда смог членораздельно говорить, сообщил:

– Она сказала: кто бы что ни говорил, а она готова поклясться – ее мистер Кеннет в субботу в полночь спал, как сурок, в теплой постельке.

– Так и сказала? – спросил Ханнасайд с легким любопытством.

– Я бы не поклялся, что точно такими словами, – не растерявшись, ответил сержант. – Может, я выразился поэтичнее, но суть была такая. А вы теперь говорите, вышеупомянутый мистер Кеннет заявляет, что он колесил по городу до четырех утра. Небольшая ведомственная путаница, супер. Видать, они недостаточно между собой согласовали вопрос об алиби.

– Мне это мало что дает, – сказал Ханнасайд. – У молодого Верикера позиция очень слабая, туг все ясно, а если эта Мергатройд преданная старая служанка, то здесь – доблестная попытка защитить его, что с ее стороны естественно.

– Я не говорю, будто это не так, супер. Я даже больше скажу – так оно и есть. Но скажу также, что старушка перетрусила. Она боится – вдруг это сделал юный Верикер. Если бы она была железно уверена, что не делал, она бы мне голову проломила: как я посмел заподозрить ее дорогого мальчика, как посмел прийти.

Ханнасайд поставил на стол чашку.

– Послушайте, сказала она так или нет?

– Не сказала, – признался сержант. – Это моя точка зрения, супер. Как я представляю, она бы могла.

– Почему?

– Психология, – сказал сержант и неопределенно махнул в воздухе четвертым бутербродом.

– Хватит, – безжалостно сказал суперинтендант. – Что вы выяснили о шофере Верикера?

– Не он. Его надо исключить, супер. Совсем не то. Я скажу вам, что он делал в субботу.

– Не трудитесь. Запишите в рапорт. Пожалуй, я нанесу визит мисс Верикер.

Сержант многозначительно поднял брови.

– Все из-за нечистого на руку Рудольфа? Она получает письмо от Арнольда, в котором он распустил язык относительно подложных счетов Рудольфа и угрожал разоблачить его, и вот она едет, чтобы просить за Рудольфа, а когда это оказывается бесполезно, всаживает нож в жестокого сородича. Я еще не выработал версии, как она посадила его в колодки, но, насколько я понял этих Верикеров, они как раз могли отколоть такую шутку и придумать потом классный анекдотец. У меня самого отсутствует такой юмор, но чего на свете не бывает. Удивительно, как людям удается унести ноги из этих чайных и прочих торговых заведений. Вся загвоздка в том, чтобы заставить девушку подать счет. Последние десять минут я пытался встретиться глазами с этой хнисто-рыжей Ханной. Я знаю, какая у меня сейчас задача, супер. Надо проверить моего друга Рудольфа. – Он проницательно поглядел на начальника, потому что часто работал с ним раньше и хорошо изучил его. – Беспокоит вас Рудольф, верно, супер?

– Да, – ответил Ханнасайд. – Он и подходит, и не подходит. Узнайте, что можете, Хемингуэй.

Сержант кивнул.

– Узнаю, сэр. Но не мог он этого сделать. Я скажу – нет. Послушай, Гледис, Мод, Гвендолин – как там тебя звать – скажи мне вот что: ты нам этот чай выставляешь?

– Еще чего! Какой же вы нетерпеливый, – хихикнула девица.

– Я просто спросил, потому что мне показалось, ты стесняешься принести счет, – сказал сержант.

– Да вот он ваш счет, – очень весело сказала девушка.