На следующее утро после встречи с Феликсом леди Элизабет отправилась к леди Джевингтон. Было удивительно, но понятно, что Алверсток принимал участие в таком занятном юном джентльмене, однако из откровенной беседы с Феликсом оказалось, что интерес этот распространяется и на Джессеми, которому позволено кататься на любимых лошадях. Это тоже было вполне объяснимо, если такое необычное поведение продиктовано желанием доставить удовольствие красавице семейства. Элиза узнала о божественной Черис из письма своей старой подруги, но она не придала большого значения предсказанию Салли Джерси о женитьбе Алверстока на девушке, которой нет и двадцати. Салли утверждала, что такое часто случается с закоренелыми холостяками, но она знала своего брата лучше, чем Салли, и отвергла такую возможность.

За обедом она была осторожна и не любопытствовала по поводу сестер Мерривилл, ограничившись замечанием:

— Надеюсь, ты познакомишь меня с ними. Если они так же обаятельны, как Феликс, неудивительно, что ты согласился помогать им! Как теперь идут их дела? Тебе удалось обеспечить им успех в обществе?

— Да, не прилагая ни малейших усилий. Я просто представил их свету. Жаль, что ты не видела лица Луизы, когда они вошли в зал! Она до этого встречалась с Фредерикой и была приятно удивлена, я думаю, обнаружив, что это далеко не юная особа, не красавица, довольно скромной внешности, самоуверенная и с решительным характером. И Луиза не ожидала такой, как Черис. — Его губы тронула улыбка, навеянная воспоминанием. — Я повидал столько настоящих светских красавиц за двадцать лет, но должен признаться, ни одна из них не сравнится с Черис Мерривилл. — Он поднял бокал с вином и отпил немного. — Лицо и фигура — предел совершенства, невинное выражение лица, изящная посадка головы. И нельзя не признать, что у нее очень приятные манеры.

Вздрогнув, Элиза тревожно проговорила:

— Боже мой! Я непременно должна увидеть это чудо!

— Ты можешь увидеть ее завтра, если хочешь. Она наверняка будет на вечере у Сефтонов. Тебе лучше пойти со мной, иначе Мария Сефтон замучит меня упреками, что я не привел тебя. Я уверен, Черис тебя потрясет.

В отличие от своих сестер Элиза никогда не занималась сватовством брата. Их отношения всегда носили дружеский характер, даже нежный, но тесных связей между членами их семьи, как у Даунтри, не существовало. Счастливо выйдя замуж за своего Джона Кентмера, поглощенная заботами о детях, она редко приезжала в Лондон, мало интересовалась личной жизнью Алверстока и даже разъярила однажды Луизу, заявив, что ее это не касается. Но оказавшись опять в Алверсток-хаузе, связывая оборванные нити своей прежней жизни, она начала беспокоиться, потому что ей показалось, что он действительно готов заключить альянс, который неминуемо приведет к катастрофе. Как бы красива ни была эта его гимназистка, она надоест ему уже через год после свадьбы, а может быть и раньше! Она не придала значения открытию леди Джерси и даже взволнованному письму Луизы, где та умоляла ее повлиять на Алверстока и спасти его (и семью) от этого скандального мезальянса; но дифирамбы, которые за обедом он пропел Черис Меррвилл, произвели на нее такое впечатление, что она немедленно отправилась к Августе. При всех своих недостатках Августа не утратила способности здраво рассуждать.

Леди Джевингтон приняла ее со сдержанным радушием, спросив с церемонной вежливостью о здоровье семьи и выразив надежду на то, что она обновит в Лондоне свой гардероб.

— Как старшая сестра я обязана заметить, Элиза, что твой туалет безнадежно старомоден и требует замены, — сказала она. — Не сомневаюсь, что с этой целью ты и приехала в Лондон.

— Нет, не с этой, — сказала Элиза. — Я приехала, чтобы узнать, правда ли, что Вернон по уши влюбился в некое чудо природы малолетнего возраста.

— Насколько я знаю — нет, — ответила леди Джевингтон с величественным спокойствием. Она одарила сестру тонкой улыбкой, в которой причудливо смешались снисходительность и легкое презрение.

— Наверное, Луиза написала тебе об этом. Не обращай внимания, Луиза — такая дура.

— Да, но Салли ведь не дура, а она тоже написала мне, что Вернон на волосок от того, чтобы совершить самый опрометчивый поступок в своей жизни!

— Я никогда, — заявила леди Джевингтон, — не была высокого мнения о том, что думает Салли Фейн.

— Августа, вчера он так говорил об этой девушке, что я в жизни от него такого не слышала!

— Он дурачит тебя, — сказала леди Джевингтон.

Элиза застыла и нахмурилась в недоумении.

— Ты хочешь сказать, что она вовсе не так уж замечательна? Но зачем ему…

— Я никогда не видела девушку красивее Черис Мерривилл и так прекрасно воспитанную, — внушительно произнесла ее светлость. — Она сразила всех, как только появилась на балу у Вернона, что неудивительно. Теперь почти все, даже самые убежденные холостяки, изнывают у ее ног. Грегори, — добавила она с невозмутимым спокойствием, — один из них. Но из этого ничего не получится, а я рада, что его первое чувство обращено к такой скромной и высоконравственной девушке. Думаю, ему от этого будет только польза.

Элиза перебила ее нетерпеливо:

— Да, но Вернон? Если он не влюблен, ради чего он взялся помогать, и не только ей, но и ее братьям? Это совсем на него непохоже!

— Я не претендую на его доверительное отношение ко мне, но довольно неплохо его знаю, и уверена, что он привел девиц Мерривилл, чтобы разозлить Луизу и Лукрецию. Эта Женщина, — с неприязнью проговорила Августа, — не упустила случая и стала приставать к нему с тем, чтобы он устроил в Алверсток-хаузе бал и для Хлои, так же как и для Джейн. Бог знает, как он заставил Луизу опекать девиц! Он, конечно, волен выкидывать какие угодно фокусы, но мне его поведение показалось весьма предосудительным. На самом деле я решительно посоветовала ему не уступать домогательствам Луизы и Лукреции.

Удержавшись от напоминания о том, что Алверсток никогда еще не слушался советов сестер, Элиза сказала:

— Я допускаю, что он пригласил девиц Мерривилл на бал, чтобы наказать Луизу, но это не объясняет остального. Один из его так называемых подопечных — Феликс — прелестный мальчуган! — ворвался вчера в дом, и было совершенно ясно, что для него Вернон является просто каким-то парком развлечений. Он ничуть не благоговел перед ним от страха, что тоже кое о чем говорит. И потом, с чего это вдруг Вернон, которого абсолютно не волнуют наши дети, проявляет такой интерес к младшим Мерривиллам, как не для того, чтобы угодить сестре?

— Это, без сомнения, причина верная. Но если я не ошибаюсь, то нежные чувства он питает как раз не к младшей, а к старшей сестре.

Элиза воззрилась на нее в изумлении.

— Боже, как же это? Он говорил, что она далеко не красавица, совсем не юная девушка, самоуверенная и властная.

— Совершенно верно, — согласилась леди Джевингтон. — Я думаю, ей года двадцать четыре, но так как из-за ранней кончины ее матери она осталась фактически хозяйкой дома, можно подумать, что она и постарше. Мне она кажется женщиной с характером, и я думаю, что она прекрасно подойдет Алверстоку.

— Августа! — задохнулась Элиза. — Женщина с невзрачной внешностью подойдет Алверстоку? Ты, видно, с ума сошла! Когда, скажи, он обращал внимание на кого-нибудь, кроме признанных красавиц?

— И когда, скажи, моя милая Элиза, хоть одна из этих, как ты их называешь, признанных красавиц не надоедала ему уже через несколько месяцев? — отозвалась Августа. — Фредерика не сравнится с Черис по красоте, но в ней есть характер и живость ума, чего не скажешь о Черис. Они обе замечательные, хорошо воспитанные девушки, только Черис — это хорошенькая дурочка, в то время как Фредерика, мне кажется, женщина незаурядного ума.

Немного ошарашенная этим хорошо обдуманным приговором, Элиза сказала:

— Августа, значит, это я сошла с ума? Ты серьезно думаешь, что дочь Фреда Мерривилла подходящая пара для Алверсток?

— Это, может быть, и не совсем то, что выбрала бы для него я, — согласилась леди. — Однако, поразмыслив, я пришла к выводу, что это совсем неплохой вариант. Если вы все не хотите, чтобы место Алверстока занял этот болван Эндимион, то согласись, что важнее всего, чтобы Алверсток женился и завел своих детей, пока он окончательно не погряз в одинокой жизни. Могу сказать, что я не жалела усилий, чтобы сосватать ему самых достойных невест. Но не стану отрицать, что попытки мои были бесполезны, так же как и Луизы! — сказала она и моментально спустилась со своих олимпийских высот. — Если бы я только могла рассказать тебе, Элиза, как глупа наша Луиза!

Она взяла себя в руки, снова приняв подобающий тон, и сказала:

— Но сейчас не время. Достаточно сказать, что ни ее, ни мои попытки не увенчались успехом.

Она снова сделал паузу, но спустя мгновение продолжила, сурово и решительно глядя на сестру:

— Моя естественная привязанность к нему, — заявила она, — не мешает мне видеть недостатки характера Алверстока, но хотя я и осуждаю их, понимаю, что не только он виноват в них. Не считая вполне благополучной жизни, которую он получил с рождения, за ним столько ухаживали, увивались и просто охотились, что ясно, откуда этот цинизм, с которым он относится к женщинам. Уверяю тебя, Элиза, мне часто бывает просто стыдно за наш пол! И вот что, наверное, привлекает его в Фредерике. Можешь поверить, я наблюдала за ней очень внимательно. Если ты спросишь меня, знает ли она, что он интересуется ею, я вынуждена ответить, что не знаю точно. Могу сказать только, что никогда не видела ни малейшей попытки с ее стороны прельстить его чем-то и ни одного признака того, что она относится к нему нежнее, чем просто к доброму родственнику.

Стараясь усвоить все услышанное, Элиза медленно проговорила:

— Ясно. Ты думаешь, что это его заинтриговало, и, скорее всего, ты права. Но почему и Салли, и Луиза решили, что он влюблен в другую сестру?

— Он необычайно осторожен! — сказала Августа.

— Должно быть, с ним это впервые!

— Совершенно верно! Я думаю, что он сам еще не уверен в том, что с ним происходит. Но раз он предпринимает такие меры предосторожности, по-моему, тоже впервые в жизни, чтобы Фредерика не стала жертвой сплетен, это что-нибудь значит. Даже Луиза не замечает, что у него совершенно другое выражение глаз, когда он смотрит на Фредерику, чем когда насмешливо поглядывает на Черис.

— Ну и ну! — сказала Элиза. — Я и понятия не имела, что все так серьезно! Честно говоря, мне пришло в голову, когда вчера Феликс явился обольщать его, что не такой уж он бесчеловечный, каким притворялся всегда! Если это влияние Фредерики… Ох, Августа, а ты и не подумала! Только представь, какая на ней висит обуза! Он говорил, что она воспитывает Феликса и его брата; ты думаешь, он захочет так обременять себя?

— Судя по тому, что мне известно, — сухо ответила Августа, — он уже начал это делать. И я очень рада: это научит его думать не только о своих удовольствиях. Я никогда не скрывала своей твердой уверенности в том, что праздность губит его. Его богатство позволяло ему потакать всем своим капризам и не считаться с расходами; ему никогда не надо было думать ни о ком, кроме себя, и каков результат? Он заскучал, когда ему еще не было и тридцати!

— Значит, ты считаешь, что забота об этих двух мальчиках — хорошее лекарство? — хихикнула Элиза, вспомнив своих сыновей. — Да, с ними он уж точно не соскучится!

Она стала натягивать перчатки.

— Надеюсь, мне удастся увидеть девиц Мерривилл сегодня вечером, теперь мне это еще важнее. Все же сомневаюсь, что такая женщина, какую ты мне описала, может стать подходящей женой Алверстоку.

Но когда в тот вечер она покидала дом Сефтонов, то решила, что, пожалуй, права была Августа. Ей очень понравилась Фредерика, ее открытые, естественные манеры, спокойная уверенность и лукавый огонек в глазах. Должно быть, все это и привлекало Алверстока, если он был увлечен. Невозможно было понять это, потому что, с одной стороны, он вел себя с ней дружески, но, с другой, не задерживался около нее подолгу и слегка ухаживал на миссис Илфорд. Леди Элизабет заметила с одобрением, что Фредерика не провожала его глазами и не искала его взглядом в переполненном зале. Августа права, думала она: в девушке есть достоинство, но назвать ее невзрачной было бы несправедливо. Фредерика, конечно, меркла рядом с ослепительной красавицей сестрой, но в любой другой компании она казалась очень хорошенькой. Она обладала даром обаяния, который, в отличие от хрупкой красоты Черис, останется с ней навсегда.

Леди Элизабет, улыбаясь, сказала:

— Должна вам сказать, что просто влюблена в вашего брата Феликса! Вы, наверное, знаете, что я познакомилась с ним вчера. Очаровательный ребенок!

Фредерика засмеялась, но покачала головой:

— Конечно, только он очень непослушный, и я на него рассержена, если ему есть до всего дело! Я строго-настрого запретила ему надоедать лорду Алверстоку, который и так уже был к нему очень добр, как и ко всем нам.

— Но он и не надоедал ему! Он сказал нам о вашем запрете, но заверял моего брата, что пришел только попросить его!

— О, господи, несносный мальчишка! Я прошу у вас прощения: мне он сказал, что вы хотели посмотреть на запуск этого шара, но я подозреваю, что это не так, мэм!

— Напротив! Мне очень интересно посмотреть, особенно, как будет выглядеть мой брат рядом с маленьким и, возможно, чумазым разбойником!

— Наверняка чумазым! — сказала Фредерика с досадой. — Ну как это можно выпустить на улицу одетого с иголочки и через полчаса встретить грязного с головы до ног?

— Да они все такие. Знаете, у меня три сына, мисс Меррив… ах, не будем церемониться! Фредерика! Ведь мы кузины, не так ли?

— Да, но… — сказала Фредерика. — Только, боюсь, мы очень дальняя родня.

Она колебалась, но потом сказала откровенно:

— Вам показалось странным, что я попросила помощи у лорда Алверстока. Дело в том, что он единственный родственник, которого я знала по имени. Мой отец несколько раз упоминал о нем, вот… вот я и набралась смелости обратиться к нему. Мне очень нужно было, чтобы моя сестра попала в лондонский круг.

— Я прекрасно понимаю вас, — сказала Элиза, глядя на Черис, которая находилась с группой молодых людей напротив них. — Я вижу, она пленила Эндимиона Даунтри. Однако, если бы он не был таким красавцем, то казался бы совершенным бараном! Это его сестра Хлоя, что беседует с молодым Рентропом? — Она отвела от них взгляд и улыбнулась Фредерике. — Алверсток говорит, что вас обычно сопровождает ваша тетушка, но сегодня ее не видно. Я бы хотела с ней познакомиться и нанести ей визит, если она не будет против.

— Нет конечно, но вряд ли вы ее застанете дома, — сказала Фредерика. Ее брови сдвинулись, она вздохнула. — Очень печальное обстоятельство: мой дядя, который живет на Харли-стрит, опасно болен и, говорят, уже не поправится, чего ему, признаться, никто и не желает, так как он давно страдает от неизлечимой болезни. Моя тетя Серафина считает своим долгом поддержать сейчас свою сестру и большую часть времени проводит с ней на Хартли-стрит. Горе лишило тетю Амелию сил и воли. Любая мелочь непосильна для нее.

— Я понимаю вас, — сказала Элиза. — Несчастная! Мне очень жаль ее, но я не буду выражать вам соболезнования разными цветистыми фразами. Думаю, это не поможет, но как жаль, что это должно было случиться именно сейчас! Вы, наверное, чувствуете себя страшно неловко без вашей тетушки на балах. Вы знаете, я еще пробуду в Лондоне несколько недель, так что могу вам заменить ее.

— О нет, нет, это так великодушно, но я не придаю этому большого значения. Моя тетя терпеть не может светские вечера и редко нас провожала. Видите ли, она согласилась приехать и жить с нами на Верхней Уимпол-стрит, уверенная, что ей не придется ездить за нами по балам. Мне казалось, что приличнее, если она будет жить с нами. На самом деле я всегда была провожатой Черис. Понимаете, когда ей исполнилось семнадцать, я была уже в том возрасте, когда уже не нуждалась в сопровождающей, что бы там ни говорил кузен Алверсток!

— А что он говорил? — спросила Элиза.

— Всякие неприятные вещи! — ответила Фредерика со смехом, — Он считает, что я не соблюдаю приличий и вообще безалаберная женщина, потому что не беру с собой горничную, когда выхожу из дома! Это же бессмыслица! Как будто я школьница, хотя всем ясно, что это уже давно не так!

— Нет конечно, но, по-моему, исполнение ваших заветных желаний все же еще впереди.

Фредерика улыбнулась.

— Боюсь, что ни одна женщина на свете еще не дожила до исполнения своих заветных желаний. Но дело в том, что если дядюшка умрет, то Черис неудобно будет появляться на балах, не так ли? — Тут в глазах ее снова появился веселый блеск, и она насмешливо проговорила: — О боже! Как нелепо это звучит. Но когда столько сил приложишь к тому, чтобы добиться чего-то, как я… Мне так хотелось привезти мою сестру в Лондон хотя бы на один сезон, но, кажется, придется отказаться от всего этого из-за того, что дядя, которого я едва знаю и который родственник нам даже не по крови (хотя он добрый, достойный человек), может умереть в такой неподходящий момент!

В глазах леди Элизабет тоже сверкнул лукавый огонек, но она отвечала вполне серьезно:

— Да, я понимаю вас. Неловко получается. Но если он не кровная родня вам, то, думаю, вы можете продолжать появляться в обществе, но в черных перчатках.

— Но нельзя же танцевать в черных перчатках! — возразила Фредерика.

Леди Элизабет задумалась.

— Наверное, нельзя. Я не совсем уверена насчет танцев, но помню, что мы были в трауре, когда умерла одна из моих двоюродных тетушек, но моя мать вывозила первый сезон Луизу, и она ходила на все вечера подряд. Я сама не очень соблюдаю все эти правила и думаю, что вам тоже не стоит так беспокоиться.

— Но я должна соблюдать их из-за сестры. Что может быть принято как эксцентричное поведение у леди Элизабет, непростительно мисс Мерривилл и будет расценено как предосудительное поведение, — сдержанно сказала Фредерика.

Элиза поморщилась.

— Наверное, это так. Как это несправедливо! Самое лучшее, что можно сделать в таком случае…

Но в этот момент ее перебила леди Джерси, которая подошла к ней с распростертыми объятиями, восклицая:

— Элиза! Боже мой, я и понятия не имела… Негодница, как ты могла появиться, даже ни слова не сказав мне об этом?

Так что Фредерика не успела узнать, что, по мнению ее светлости, самое лучшее в таком случае. Ей оставалось только надеяться, что щепетильному мистеру Нейвенби, попросившему ее разрешения ухаживать за Черис, удастся поскорее завоевать ее мягкое сердце. А поскольку Черис начинала рыдать, как только слышала его имя, надежды на это было немного. Фредерика, сравнивая его с Эндимионом, никак не могла понять, как Черис, хоть она и дурочка, могла предпочесть какого-то болвана такому замечательному молодому человеку. Ее настолько разозлил вид Черис, с благоговением взирающей на Эндимиона два дня назад на балу у Алмакс, что она совершенно твердо потребовала, чтобы у Сефтонов та не смела вести себя подобным образом.

— Ты точно такими же овечьими глазами смотрела на Фреддона, когда воображала, будто влюблена в него, — напомнила она своей безвольной сестре. — Но тогда тебе было только семнадцать лет. Теперь тебе уже девятнадцать, и пора наконец, моя дорогая, хоть чуть-чуть поумнеть! Вместо этого ты, наоборот, поглупела! Если бы у Фреддона было что-то, кроме красивого личика, и если бы твои чувства к нему были настоящими, ни я, ни его родители не возражали бы против вашего брака! Однако все было наоборот, и теперь ты не нашла ничего лучшего, как выбрать еще одно, уже совсем неподходящее красивое личико! Черис, ты, наверное, знаешь, что я против этого союза не меньше, чем сама миссис Даунтри или, я уверена, милорд Алверсток! Нет, ты не реви! Я не хочу быть жестокой и, клянусь, прекрасно понимаю, как ты могла плениться таким очаровательным… олухом! Но подумай хорошенько! Как ты сможешь быть счастлива с человеком, которого даже собственные родственники считают идиотом?

Эта проповедь наполнила Черис дурными предчувствиями, которыми она и поделилась с Эндимионом при первой же встрече. Как только ему удалось на вечере у Сефтонов похитить ее из толпы поклонников, тут же ему на ухо была нашептана эта история, и его возлюбленная умоляла не подходить к ней до конца вечера.

— Больше всего я боюсь, что Фредерика рассказала о наших отношениях Алверстоку! — трагически произнесла она. — Ты же видел, как он смотрел на нас, когда ты подошел ко мне! Честное слово, я готова была провалиться сквозь землю от этого взгляда!

Эндимион на самом деле не заметил того грозного обстоятельства, что взгляд был зловещий. После тяжких раздумий он сказал:

— Есть только один выход: я должен уйти в отставку!

— О нет! — у Черис перехватило дыхание. — Я никогда не позволю тебе пойти на такое ради меня!

— Ну, честно говоря, меня никогда особенно и не прельщала военная служба, — признался Эндимион. — Но дело в том, что кузен Алверсток, скорее всего, сократит мое содержание, если я оставлю службу, и тогда нам придется туго. Ты не возражаешь, если тебе придется немного победствовать? Хотя думаю, что, если я займусь разведением лошадей или землей, мы скоро встанем на ноги.

— Я? — воскликнула она. — Конечно, не возражаю! Я всю жизнь бедствовала, как ты выражаешься. Но тебе это непривычно. Ты не должен губить свою жизнь из-за меня!

— Все не так уж страшно, как кажется, — успокаивал он ее. — Мое состояние невелико, но кое-что у меня все-таки есть. А если я уйду в отставку, кузен не сможет услать меня куда-нибудь за границу.

— А что, он может это сделать сейчас? — с тревогой спросила она. — Гарри говорит, что Кавалерийский полк никогда не отправляют за границу, только в случае войны.

— Но он может послать меня с миссией.

Ее глаза расширились.

— Какой миссией, дорогой мой?

— Ну, я точно не знаю, но мы всегда посылаем куда-нибудь миссии, а с ними военного. Дипломатический корпус, — невнятно объяснил Эндимион. — Вот лорд Эмерст отправился в Китай пару лет назад и остается там еще на год. Какие-то дела с мандаринами, — добавил он, не прояснив ей особенно ничего. — Мне это совсем не подходит, но никогда не знаешь, что может случиться с тобой, если ты в армии. А у него дьявольски влиятельные связи, у Алверстока.

Поскольку ей и в голову не приходило, что только королевской властью можно было предоставить Эндимиону место при дипломатической миссии, Черис уже вообразила, как он погиб или с ним случилась беда. Если корабль с драгоценным пассажиром не потерпит крушения, то непременно попадет к этим неизвестным, но наверняка кровожадным мандаринам, или же его погибелью станет какая-нибудь ужасная лихорадка, которых полно на Востоке. Бледная, она сказала слабым, но решительным голосом, что спасти его от такой судьбы она может, только отказавшись от него. Эндимион был очень тронут, но, не представляя, какие катастрофы так стремительно возникли в ее воображении, не понимал, зачем нужна подобная жертва, даже при самом плохом раскладе. Но когда Черис вдруг стала умолять его уйти, потому что леди Элизабет взглянула в их сторону, он сказал, что дальше так продолжаться не может.

— Ты прав, я чувствую себя такой несчастной! — согласилась она.

— И потом, я не могу видеть тебя урывками и не знать, что будет дальше, — уныло сказал Эндимион. — Вот что, Черис, мы должны все обсудить и решить раз и навсегда, что нам делать. Будь я проклят, если не приведу завтра Хлою и Диану на запуск воздушного шара! Ай, у них завтра парикмахер! Ты можешь сказать сестре, что хочешь повидать Хлою, в этом нет ничего плохого! Я постараюсь не попадаться особенно ей на глаза, а когда все будут таращиться на этот шар, мы потихоньку ускользнем. Не думаю, что это будет трудно: в парке соберется чертова толпа народа.

— Нет, нет! — сказала Черис несчастным голосом. — Если ты приведешь сестер, то обещай, что не подойдешь ко мне! Феликс уговорил лорда Алверстока пойти с ним туда, и можешь быть уверен, он поставит свой экипаж прямо около нас.

— Алверсток собирается смотреть на воздушный шар?! — воскликнул Эндимион, не веря своим ушам. — Ты шутишь?

— Нет, не шучу! Он еще привезет леди Элизабет, так что, видишь…

— Он, должно быть, совсем рехнулся! Ну, то есть, я хотел сказать… Алверсток! Какого дьявола он придет валять дурака со всеми? Что за чертовщина! Чувствую, что кончится все это тем, что нам придется бежать в Шотландию!

— Эндимион! — в страхе воскликнула она. — Ты ведь не заставишь меня сделать такое? Ты ведь шутишь, да? Я этого не перенесу!

— Да, я знаю. Мой полковник тоже не перенесет этого. Но мы не можем все время бояться, любимая! Должны же мы что-то решить!

— Мы все решим, я знаю, что у нас все получится в конце концов! Тихо, сюда идет лорд Рентроп!