Как удивительно, думала Фредерика, что две ночи спокойного сна могут принести столько пользы. Она чувствовала себя гораздо лучше, пропали депрессия и раздражительность. Ее дела опять находились в умелых руках маркиза, ей не о чем было беспокоиться: ни о сложных приготовлениях к переезду семьи из Лондона за сотню миль, ни о хозяйстве по приезде на место. Тому, кто с детства не знал отдыха от таких забот, это могло показаться настоящим блаженством. Какое, должно быть, счастье провести несколько месяцев на природе в полном одиночестве, думала она с замиранием сердца. Правда, нельзя назвать это полным одиночеством, ведь там будут Черис, мальчики и незнакомая миссис Осмингтон, вдовствующая кузина Алверстока, которую он решил водворить в Алвер. Еще там будет Септимус, и, конечно, его матушка будет навещать их. Сначала будет немного тоскливо, и она станет скучать по лондонским друзьям, но Алверсток собирался приезжать иногда на несколько дней, что скрасит их уединение. Он разрешил ей приглашать к себе кого угодно из своих знакомых и вообще чувствовать себя как дома. Она не собиралась злоупотреблять его гостеприимством, но так как не могла придумать, кого бы ей позвать с собой, ей не пришлось и жалеть об этом своем решении.

Алверсток также собирался проводить их до Алвера и был в этом неумолим. Она протестовала из приличия, но он заявил, что у него там дела. Фредерика на это ничего не могла возразить, хотя была уверена, что он просто собирался сам представить ее кузине и проследить за тем, чтобы слуги обеспечили гостям все удобства. И как можно называть его бессердечным эгоистом, уму непостижимо! Кого угодно, только не его; просто зло берет, что о нем так несправедливо судят.

В остальном дела шли неплохо. Мистер Пеплоу пригласил Гарри съездить в Брайтон; Баддль и миссис Харли были рады предстоящему отпуску после отъезда хозяев из Лондона; Черис, несмотря на неуравновешенное настроение, казалось, смирилась с судьбой. Правда, на нее еще находили внезапные приступы тоски, когда она выбегала из комнаты, прижимая платок к глазам, но Фредерика, вспоминая о подобных вспышках при прежних отказах ее неподходящим поклонникам, надеялась, что и теперь эти припадки отчаяния вскоре прекратятся.

Септимус Тревор, благовоспитанный молодой человек с приятными манерами и жизнерадостной уверенностью в себе, понравился ей с первого взгляда, как и мальчикам, что было гораздо важнее. Она оставила их в комнате одних, когда он пришел познакомиться. Ее мучили сомнения по поводу Феликса, который, в отличие от Джессеми, не очень-то стремился возобновить свои занятия. Но, вернувшись в комнату, она была встречена сообщением, что этот мистер Тревор знает гораздо больше того мистера Тревора: они говорили о светильном газе и передаче энергии с помощью сжатого воздуха. Тут волноваться было не о чем, и оставалась только одна забота — здоровье Феликса.

Это очень беспокоило Фредерику, и развеять тревожные мысли было невозможно, пока сэр Уильям Найтон не посмотрит Феликса. Ему, конечно, было лучше, но далеко не все у него было в порядке. Он быстро уставал, легко приходил в волнение, и, даже казалось ей, у него в такие моменты начинался жар, и его беззаботное настроение сменялось капризным и раздражительным.

— Видимо, он еще не восстановил силы и за городом ему станет лучше, но я все равно не могу успокоиться, — говорила она Алверстоку.

— Да, и больше ни о чем, кроме этого, вы не можете думать, Фредерика?

— Боюсь, что не могу, — призналась она. — Хотя и стараюсь. — А как вы думаете, вы сможете подумать кое о чем, если ваши… если Найтон снимет ваши подозрения? — спросил он.

— О, это было бы такое облегчение! Да, конечно, тогда смогу!

— Отлично, — загадочно произнес он. — Я уверен, что он успокоит вас, и надеюсь, что не заставит себя долго ждать.

— Мы ждем его в четверг, до полудня.

— Замечательно! Тогда я приду тоже! — сказал лорд.

— После полудня!

— Конечно! — улыбнулась она. — О чем речь! Вот только боюсь, что он застанет Феликса не в лучшем расположении духа. Он заявляет, что в полном порядке и не позволит докторам терзать его! И совсем не собирается оставаться в постели, когда сэр Уильям придет осматривать его! О, господи! Но если он будет капризничать, я попрошу Гарри успокоить его.

В четверг утром Фредерика, забросив домашние дела, успокаивала возмущенного брата и попросила Баддля прислать Гарри в комнату Феликса. Но он сообщил ей, что мистер Гарри уже ушел.

— Ох! — тяжко вздохнула Фредерика. Она подумала, не попросить ли Черис, но, вспомнив, что та с утра пребывала в горестном настроении и проплакала над чашкой чая, отказавшись от завтрака, решила не связываться с ней.

— Наверное, он повел мисс Черис прогуляться, мэм, потому что ее нет в гостиной, — предупредительно сообщил Баддль.

Лицо Фредерики прояснилось. Зря она так нехорошо подумала о Гарри, узнав, что он ушел в такой важный момент, когда его младшего брата должен осматривать один из лучших докторов Лондона! Но теперь она поняла, что была к нему несправедлива: он решил помочь ей, избавив от плачущей Черис! Она сказала:

— Да, скорее всего! Ничего, я поднимусь к Джессеми!

Она нашла Джессеми, погруженного в книги, но он сразу же согласился что-нибудь придумать, чтобы занять Феликса. Когда она извинилась за то, что отрывает его, Джессеми сказал, помрачнев:

— Пора же хоть кому-то из нас помогать тебе! — И вышел из комнаты в сопровождении Лафры.

Тронутая его словами, она бросила вслед, что это ненадолго, так как сэр Уильям придет с минуты на минуту, и решила сойти вниз, чтобы обсудить с экономкой, как привести дом в порядок перед отъездом.

Ей не пришлось спускаться. Толстуха миссис Харли, тяжело дыша, уже поднималась наверх в поисках Фредерики и остановилась на площадке перевести ДУХ.

— О, Харли, вам незачем утруждать себя так! — сказала Фредерика. — Я как раз спускаюсь к вам.

— Я знаю, мэм, что с моим сердцебиением это ни к чему, — ответила миссис Харли. — Но я подумала, что должна поскорее сообщить вам об этом!

Эта знакомая фраза, которая обычно означала, что произошла какая-то мини-катастрофа в домашнем хозяйстве, не вызвала ни малейшего беспокойства у Фредерики. Она сказала:

— О господи! Что-нибудь случилось? Пойдемте в гостиную, и вы мне все расскажете.

— Кто знает, мисс Фредерика, — сказала миссис Харли, следуя за ней в комнату, — может быть, и не стоило тревожить вас сейчас, когда у вас столько забот, но я уверена, что вам надо узнать об этом как можно скорее.

Разбилась фарфоровая чашка! — решила Фредерика.

— Но, продолжала миссис Харли, — как только Джемайма принесла мне его (она умеет читать только печатные буквы), я сказала себе: «Доктор не доктор, а мисс Фредерика должна сейчас же прочесть это!» Хотя, уверена, вам и в голову это не пришло, мэм. Да вы бы и не увидели его, если бы я не послала Джемайму снять шторы для стирки в комнате мисс Черис, ведь в ее спальне убрались и застелили постель, пока она завтракала, так что никто бы туда сегодня больше и не зашел.

— Мисс Черис? — быстро спросила Фредерика.

— У мисс Черис, — подтвердила миссис Харли. — Вот оно, лежало на туалетном столике, а Джемайма решила, что это письмо для почты, и принесла его мне. Оно адресовано вам, мисс Фредерика.

— Мне! — Фредерика почти что выхватила его из рук экономки.

— И на столике нет ни гребешков мисс Черис, ни духов, которые вы ей купили, мэм, ничего, что там обычно стоит, неумолимо говорила судьба голосом служанки.

Фредерика не слушала, так как это было уже не нужно. Письмо, что она держала в руке, было, очевидно, написано в сильном волнении. Оно было обильно залито слезами и крайне неразборчиво, но первая фраза была выписана тщательно.

«Дорогая, родная моя Фредерика, — старательно вывела Черис, — когда ты будешь читать это письмо, я уже буду замужем и за много миль отсюда».

Дальше буквы сливались в дикие каракули, будто Черис, сделав такое многозначительное вступление, не знала, как продолжать, и остальное пришлось писать в спешке.

Но в первых словах было все самое важное для Фредерики. Она стояла, уставившись на эти строчки, пока они не заплясали у нее перед глазами, не в силах постичь их невероятный смысл.

Миссис Харли, положив руку ей на плечо, вернула ее к реальности.

— Сядьте, мисс Фредерика, милая! — сказала миссис Харли. — Я сама принесу вам стакан вина, не надо звать Баддля.

— Нет, нет, вина не нужно! Я должна подумать, я должна подумать!

Она позволила усадить себя в кресло и попыталась разобрать остальную часть записки. Похоже, она состояла из просьб о прощении, вперемежку с уверениями, что только отчаяние толкнуло ее на такой шаг. Сначала ей показалось, что Черис подписала письмо «Твоя неумная Черис», приглядевшись, поняла, что там стояло «несчастная». Фредерика подумала, что «неумная» — более подходящее слово для ее сестры.

Она подняла глаза на миссис Харли.

Харли, я не знаю, что делать, если вообще можно что-то сделать, кроме того, чтобы никому ничего не говорить, о чем и прошу вас!

— Конечно, мэм, ни слова! Можете положиться на меня!

— Спасибо. Вы, конечно, догадались, что случилось?

— Еще бы, мэм! — мрачно сказала миссис Харли. — И знаю, кто виноват! Если бы кое-кто, не будем называть имен, исполнял свой долг, вместо того чтобы препираться со всеми и уезжать из дому со скандалом, такого не произошло бы, потому что тогда этот верзила не смог бы таскаться сюда, несмотря на то, что я предупреждала, да и Баддль тоже! Теперь вот, она сбежала! Ах ты господи, ну как она могла сделать такое! Верно говорят, яблоко от яблони недалеко падает, вот ведь и бедная матушка ее, в конце концов, поступила так же!

— О, если бы я только знала, что делать! — не слушая ее, твердила Фредерика. — Ведь еще можно что-то сделать, хотя я чувствую, что готова все оставить как есть! Так поступить, в такой момент! Нет, нет, что я говорю? Если бы я была с ней помягче, посочувствовала бы ей хоть раз! Она вскочила, — Харли, я должна увидеться с лордом Алверстоком! Если кто и может помочь, так это он! Скажите Оуэну, чтобы поймал извозчика, пока я схожу за шляпой и перчатками: посылать за каретой некогда! — На полпути она остановилась, — Нет, я же не могу уйти! Я забыла о сэре Уильяме Найтоне!

— Да, я как раз хотела вам напомнить, мисс Фредерика, сказала миссис Харли, — Вон на нашу улицу свернула карета, а вдруг это тот самый джентльмен. Похоже, она подъезжает к нашему дому, да это к нам!

Фредерика подбежала к столу, села и подвинув к себе лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу.

— Я напишу ему! — сказала она. — Подождите здесь, Харли, передадите записку Оуэну! Скажете ему, чтобы отправлялся в Алверсток-хауз немедленно, на извозчике! Пока нет двенадцати часов, его светлость наверняка еще дома. Пусть Оуэн отдаст письмо только в руки самому милорду, ни дворецкому, никому из слуг! Это сэр Уильям?

— Да, у него саквояж, мэм, — докладывала миссис Харли, выглядывая в окно, — но он непохож на доктора, хотя одет опрятно, как доктор. Ах да, он! Баддль впустил его, а ведь для других вас нет, как вы распорядились.

— О небо, он будет здесь через секунду! — с отчаянием воскликнула Фредерика. Она быстро поставила свое имя под короткой запиской и наскоро, а поэтому криво запечатала ее, когда Баддль доложил о сэре Уильяме.

Если ему и показалась натянутой ее вежливость и бессвязными ее ответы, то он, наверное, решил, что это от застенчивости, думала она, или от тревожного ожидания его вердикта. Он, похоже, не был удивлен, слыша от нее только: «Да — нет — не помню — дайте подумать!» Сэр Уильям был очень даже терпелив с ней, и под влиянием его спокойного голоса она вскоре собралась, отодвинув мысли о Черис и сосредоточившись на его словах.

Он также очень ловко управился с Феликсом. Наткнувшись на враждебный взгляд, он сказал со своей приятной улыбкой:

— Здравствуй! Да, еще один занудный доктор, как будто мало тебя мучили!

Недружелюбный взгляд исчез, Феликс покраснел и пожал ему руку.

— Здравствуйте, сэр! Но я совершенно здоров, клянусь вам, и сестре не стоило за вами посылать!

— Ну вообще-то выглядишь ты действительно отлично, — согласился сэр Уильям. — Однако, раз я все равно пришел, то уж давай осмотрю тебя, не возражаешь?

Феликс уступил. В конце осмотра он потребовал сообщить ему, может ли он вставать, на что сэр Уильям ответил:

— Да, конечно, можно. Тебе будет очень полезно побывать на свежем воздухе, так что, я думаю, твой брат, — не так ли? — прокатится с тобой по парку. Душно, правда? Но я знаю, что ты скоро поедешь в Сомерсет. Как я тебе завидую!

Фредерика, вопросительно взглянув на Джессеми и, получив от него утвердительный кивок, увела сэра Уильяма в гостиную.

Он говорил с ней около двадцати минут и полностью успокоил ее. Возможность осложнений нельзя исключать, но он полагает, их можно избежать, если неуклонно следовать его указаниям. Он прекрасно отозвался о докторе Элкоте, заменил его лекарство на другое, говоря, что оно было превосходно, но теперь, на стадии выздоровления, Феликсу нужно новое средство, и ушел, посоветовав ей, с понимающей улыбкой, не нервничать по поводу мальчика.

— Иначе это будет нервировать его! — сказал он.

— Я написал имя и направление к врачу курорта Бат, которому вы можете полностью доверять. Но я думаю, что его услуги вам не понадобятся.

Тем временем Оуэн вручил маркизу письмо от Фредерики. Он застал его как раз тогда, когда он со своей сестрой был готов отправиться в Сомерсет-хауз, потому что леди Элизабет вспомнила, что не посетила Выставку Королевской Академии; а так как на следующий день она собиралась завершить свой затянувшийся визит в Лондон, то это скандальное упущение надо было немедленно исправлять. Не считаясь с утренними привычками его светлости, она сказала, что в наказание за то, что большую часть своего пребывания в Лондоне вынуждена была оставаться одна, теперь он должен проводить ее в Сомерсет-хауз.

Маркиз развернул листок, пробежал глазами записку Фредерики и кивком отпустил Оуэна. Леди Элизабет, смотря ему в глаза, спросила:

— Что случилось, Вернон? Феликс?

Он передал ей письмо.

— Не знаю. Тебе придется простить меня, но я не смогу поехать с тобой в Сомерсет-хауз, Элиза: прими мои извинения.

— Не говори глупостей! Я еду с тобой! Вернон, я страшно боюсь, что с ними еще могло что-то случиться! Умоляю приехать немедленно. Нет времени писать, но объясню вам все при встрече. Умоляю, скорее! Бедная девочка, она в отчаянии!

— Да. Так что поторопимся! — бросил он.

Они приехали на Верхнюю Уимпол-стрит как раз когда Фредерика, проводив братьев на прогулку в парк, словно во сне, поднялась обратно в гостиную и еще раз попыталась разобрать почерк Черис. Когда Алверсток, оставив позади свою сестру, взлетел по лестнице через ступеньку и вошел в комнату, она, увидев его, вскочила и бросилась навстречу:

— Я знала, что вы придете! — сказала она благодарно. — Простите меня за то, что послала за вами такой поспешной запиской. Видите ли, сэр Уильям был уже у дверей, и у меня не было времени…

— Это ничего, — перебил он ее. — Что случилось, Фредерика? Феликс?

— Нет, нет! Ему лучше, сэр Уильям думает, что скоро он поправится. Все гораздо хуже, нет, не то, но…

— Спокойно, дитя мое, спокойно! — сказал он, твердо взяв ее руки в свои. — Если вам нужна моя помощь, то объясните мне все! И не надо волноваться!

Леди Элизабет, появившись на пороге и услышав эту решительную команду, закрыла глаза, но Фредерика заставила себя улыбнуться и сказала:

— Благодарю вас! Как глупо! Я даже не представляю, чем вы можете помочь. Сама не знаю, зачем я попросила вас приехать, просто это было первое, что пришло мне в голову, прежде чем я успела разобраться. Но боюсь, это бесполезно.

— Я все еще ничего не знаю, — напомнил Алверсток.

— Да, простите! Я никак не могу себя заставить сказать… Кузина Элиза! Простите, я не видела вас.

— Ничего страшного, моя милая, я приехала помочь вам, если смогу, но вы, наверное, хотите поговорить с Алверстоком наедине. Я ухожу, — сказала Элиза.

— Нет. Вы так добры! Я надеялась держать это в тайне, но теперь поняла, что это невозможно. — Она тяжело вздохнула. — Понимаете, Черис сбежала с Эндимионом!

Элиза ахнула, но Алверсток сказал, сохранив свою невозмутимость:

— Вы уверены в этом? Никогда бы не подумал, что Черис способна на такой подвиг, и, если Эндимион уговорил ее на это, могу только сказать, что решительно ошибался в нем. Каков молодец, мой болванистый кузен, а, Фредерика!

Молча она вручила ему письмо Черис. Он взял его и, бросив взгляд на расплывчатые строки, потянулся за моноклем. Элиза, усадив Фредерику на диван, сказала:

— Дорогая, вы наверняка ошибаетесь. Не хотите же вы сказать, что они бежали в Шотландию, где такое возможно?

— Думаю, что именно так, — ответила Фредерика. — Куда же еще?

— Это исключено! — вмешался Алверсток, вчитываясь в письмо. — Куда делась ваша сообразительность, Фредерика? Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду замужем и за много миль отсюда. Дитя мое, даже такая недалекая женщина, как Черис понимала, что за час или два ее не успеют довезти до Шотландии! Хорошо, что хоть начало письма она не залила слезами.

— Тогда куда же они могли уехать? — спросила Фредерика.

— Этого я еще не понял, возможно, и не пойму. Может быть, еще что-нибудь прояснится.

— Ничего, кроме того, что она уже написала, — со вздохом сказала Фредерика.

Он молчал несколько минут и, нахмурившись, изучал письмо, пока Элиза, сидя подле Фредерики, гладила ее руку, стараясь успокоить. Воцарилась тишина, которую прервал маркиз:

— Ах, вот! — сказал он. — Не развлечение, а разрешение! Ключ к разгадке в наших руках, Фредерика! Жаль, что перо забрызгало предыдущее слово, но, без сомнения, это было особое. Ваша сестра, дорогая моя, вышла замуж за моего придурковатого кузена по особому разрешению. Означает ли это побег или нет, точно пока не в состоянии сказать вам, но это, ей-богу, не имеет значения. Дело не такое уж отчаянное, да и мне не надо будет преследовать их по дороге в Шотландию, к чему, признаться, я был абсолютно не расположен. Все, что нам остается делать, это постараться пустить пыль в глаза насмешникам и сплетникам. А вот этим как раз я займусь с удовольствием! Интересно, кто надоумил Эндимиона, что он может жениться по особому разрешению?

Фредерика выпрямилась.

— Но он не мог! — сказала она. — Черис несовершеннолетняя!

— Вы хотите сказать, что подозреваете, будто Эндимион получил разрешение, скрыв ее возраст? — спросила Элиза. — Что-то не верится. Зачем? Ведь это серьезное преступление.

— Нет, этого не может быть, — отозвался маркиз. — Эндимион глупец, но не подлец, моя милая Элиза! Он бы ни за что не женился на Черис по особому разрешению, но без согласия ее опекуна.

— Но если не ты ее опекун, то кто же?

Маркиз не ответил. Он с интересом смотрел на Фредерику и видел, как она напряглась.

— Гарри! — проговорила она. — Гарри!

— Вот как?

Она быстро поднялась, и отчаяние в ее глазах сменилось глубоким возмущением.

— Как он мог? Ну, как он мог? Помочь Черис с этим губительным браком, помочь ей обмануть меня, зная, как я отношусь к этому! А она! Ясно, почему она проплакала весь завтрак, с таким-то камнем на совести!

— Правда? — сказал лорд с любопытством. — Она действительно заплакала и все письмо. Неиссякаемый поток! Как вы думаете, она продолжала рыдать, когда шла с Эндимионом к алтарю?

— Не знаю и знать не хочу! — отрезала Фредерика, которая стала ходить по комнате, словно ее ярость требовала физического выхода.

— Да и никому это не интересно, — согласилась Элиза. — В самом деле, Вернон, перестань кривляться! Это же тебе не комедия!

— Но очень напоминает ее! — ответил он.

— Вы бы так же думали, если бы это касалось ваших сестер? — возмущенно обратилась к нему Фредерика.

— Моя дорогая, безусловно! Например, Луизы! Или нет, я бы предпочел увидеть Августу в этой роли!

Она вздохнула и хихикнула, не в силах подавить приступ смеха.

— Так-то лучше! — ободрил он ее. — Давайте теперь спокойно разберемся, без горячки.

Она не отвечала, но через секунду вернулась к дивану и села.

— Если все это правда, то поделать уже ничего нельзя, не так ли? Если бы я еще получше изучил это письмо, то наверняка бы обнаружилось, что бесполезно думать, что вам удалось бы предотвратить свадьбу, которая, должно быть, уже состоялась.

Она уныло улыбнулась.

— В самом деле, я напрасно посылала за вами. Простите меня, кузен!

— Э нет, совсем не напрасно! — сказал он. — Конечно, и не в моих силах было помешать этому браку, Фредерика, но зато я избавил вас от ненужных сомнений по этому поводу. Что мы должны сделать? Оставить все как есть. Я прекрасно понимаю ваши чувства: вы хотели, чтобы Черис составила, как все это называют, приличную партию, и были уверены, что ей бы это удалось.

— Но почему же она не согласилась на это? — вмешалась Элиза.

— Черис самая красивая девушка в Лондоне, с чудесными манерами и замечательным характером. Ее нельзя назвать очень умной, но умоляю, разве мужчинам когда-нибудь нравились умные женщины?

— Это не единственная причина, по которой она не согласилась, — ответил он. — У нее не было цели заключить такой брак, и даже не было особого желания вращаться в светском обществе. — Он улыбнулся Фредерике, слегка лукаво.

— Вы бы ни за что не поверили, правда? Это было вашей целью, — нет, не для себя! — и это вы гордились тем, что она вызывает у всех такое восхищение. Ее же это не трогало. Однажды она сказала мне, что жить в провинции ей нравится больше, чем в Лондоне, потому что здесь на нее смотрят во все глаза! Вашей сестре больше нравились провинциальные балы, чем лондонские, потому что ей гораздо удобнее танцевать со старыми друзьями, чем с совсем незнакомыми людьми. И это я услышал от девушки, за которой ухаживали самые завидные женихи Лондона! Я никогда не скрывал от вас, что считаю ее ограниченной куколкой, но надо отдать ей должное: она абсолютно не тщеславна!

— Я не стремилась найти ей блестящую партию, а только… но что толку повторять то, что я вам столько раз уже говорила!

— Я помню. Вы хотели, чтобы она жила в комфорте. Но ее понятие о комфорте отличается от вашего, Фредерика. Она послушная девушка и, наверное, очень обрадовала бы вас, выйдя замуж за молодого Нейвенби, если бы не влюбилась в Эндимиона.

— И была бы счастлива!

— Возможно. К несчастью, она встретила Эндимиона, и оказывается, с того самого момента ее выбор был сделан.

— Вздор! Если бы вы знали, сколько раз она забывала о своих увлечениях так же быстро, как влюблялась.

— Верю. Но следовало вам заметить, дитя мое, что за ней ухаживало множество блестящих молодых людей, гораздо более галантных, чем Эндимион, но она не разлюбила его. Так что, может быть, этот брак окажется не таким уж обреченным. Правда, устроили они это все, мягко говоря, не самым лучшим образом, а вот это как раз то, о чем позаботиться должны мы. Надо представить все в самом приличном виде.

— Если только это возможно, — с сомнением сказала Элиза.

— Это невозможно. Только представьте! — сказала Фредерика. — Объявления о помолвке не было, гостей на свадьбу не приглашали, и состоялась свадьба за два дня до нашего отъезда из Лондона! Ну как можно скрыть такой скандал?

Алверсток щелкнул крышкой своей табакерки и взял оттуда крошечную щепотку табака.

— Трудно, признаю, но возможно. Я не могу прямо сейчас сообразить, как объяснить отсутствие объявления о помолвке, только если свалить все на Лукрецию? Как ты думаешь, Элиза? Я с удовольствием так и сделал бы, если тебе кажется, что это сработает.

Фредерика не смогла удержаться от улыбки.

— Вы невыносимы, — сообщила она ему. — Интересно, а как это можно сделать?

— О, просто представить ее как главную противницу этой свадьбы! Она так опасно заболевала при одном упоминании об этом, что один вид объявления расстроил бы ее!

— Хотя новость о тайной женитьбе Эндимиона сразу же вернет ее к жизни! — саркастически заметила Элиза.

— Как хорошо, что ты поехала со мной! — радостно заметил лорд. — Ты можешь оказаться очень полезной! Попробуй-ка везде растрезвонить, почему обручение проводилось тайно, и только ближайшие родственники присутствовали на свадьбе, — Он стряхнул крошки табака со своего рукава. — Поскольку семья невесты понесла недавно тяжелую утрату, церемония была очень скромной. Мы сделаем сообщение об этом.

Леди Элизабет неохотно согласилась:

— Да, это можно сделать. Но почему тогда не было на свадьбе Лукреции?

— А она была на свадьбе.

— Ты не заставишь ее сказать это.

Ироническая усмешка искривила его губы.

— Хочешь пари?

— Нет! — решительно сказала Фредерика. Вы хотите сказать, что вы… что будете шантажировать ее, я этого не вынесу! К тому же это бесполезно, вы сами знаете! Забудьте об этом, я так глупо поступила, что вовлекла вас во все это! — Она подняла свой твердый подбородок. — Я должна смириться с тем, что случилось, потому что знаю, что сама во всем виновата. Только бы она не пожалела, только бы люди не отвернулись от нее.

Голос ее дрогнул, и она закрыла глаза рукой.

Дверь отворилась, и Баддль с явным неудовольствием объявил:

— Мистер Тревор, мэм!