Было почти восемь вечера, когда Сильвестр наконец вернулся в «Синий вепрь». Феба уже добрый час воображала, что его постигла участь Тома, и отчаянно жалела о том, что вынудила его светлость отправиться в столь опасное путешествие. Но, появившись, герцог застал ее врасплох, поскольку глубокий снег заглушил топот лошадиных копыт, а он вдобавок заехал на коляске прямо во двор, к самому заднему крыльцу. Услыхав быстрые шаги в коридоре, Феба успела лишь поднять голову, как он уже показался на пороге буфетной. Сильвестр не стал задерживаться, чтобы сбросить с плеч пальто для верховой езды, промокшее едва ли не насквозь, в многочисленных пелеринах которого застряли снежинки. Девушка, испуганно вздрогнув, воскликнула:

– О, вы вернулись живым и здоровым! А я не находила себе места от страха, что с вами мог произойти несчастный случай! Вы привезли с собой врача, сэр?

– О да, он здесь – или будет через несколько минут. Я обогнал его. В вашей спальне есть камин, мисс Марлоу?

– Да, но…

– В таком случае, могу я предложить, чтобы вы удалились в нее и оставались там до тех пор, пока доктор не уедет? Я не упоминал о вашем присутствии, потому что ваша трогательная история о брате и сестре, хоть и годится для хозяйки, вполне возможно, не пройдет в случае доктора, который, проживая в Хангерфорде, знает кого-то из вас в лицо. Вы должны согласиться со мной, что чем меньше людей узнает о вашей эскападе, тем лучше.

– Не думаю, будто он знает кого-либо из нас, – с неподобающим, по мнению герцога, sangfroid [37]Sangfroid – невозмутимость, хладнокровие ( фр. ).
ответила она. – Однако вы, пожалуй, правы, сэр. Вот только, если мне нельзя показываться доктору на глаза, не могли бы вы сами отвести его к Тому и выслушать все, что он сочтет нужным посоветовать?

– Я уже отдал Кигли нужные распоряжения. В подобных вещах он разбирается куда лучше меня. Более того, я хочу снять с себя эту промокшую одежду. Вы ужинали?

– В общем, нет, – призналась Феба. – Хотя после вашего ухода я съела бутерброд с маслом.

– Боже милостивый! Почему же вы не заказали ужин, если проголодались? – нетерпеливо бросил он.

– Потому что вы заказали его к своему возвращению. Понимаете, у миссис Скелинг есть только одна дочь, которая помогает ей по хозяйству, поэтому приготовить два ужина одновременно она не в состоянии. Собственно, она пребывает в нешуточном волнении с того самого момента, как узнала, кто вы такой, поскольку, вполне естественно, раньше ей не доводилось развлекать герцогов.

– Надеюсь, это не означает, что ужин окажется несъедобным.

– О нет, совсем напротив! Она намерена угостить вас по-королевски! – заверила Сильвестра Феба.

Он, улыбнувшись, сказал:

– Что ж, счастлив услышать это: я мог бы съесть целого быка! Оставайтесь здесь до тех пор, пока не услышите, как Кигли поведет доктора наверх, а потом укройтесь в своей комнате. Полагаю, из чистой вежливости мне придется угостить его бокалом пунша, прежде чем он вновь отправится к себе в Хангерфорд, но я постараюсь поскорее отделаться от него. – Кивнув девушке на прощание, герцог вышел, оставив ее терзаться двумя совершенно противоположными чувствами: негодованием на его холодную властность и облегчением оттого, что нашелся человек, снявший с ее плеч тяжкий груз ответственности.

Хирург наконец покинул Тома, и Феба, набравшись смелости, вышла из своей спальни и тихонько постучала в дверь его комнаты. Том крикнул: «Войдите!» Переступив порог, она обнаружила его сидящим на постели. После долгого сна юноша выглядел отдохнувшим, но не находил себе места из-за беспокойства о том затруднительном положении, в котором оказался, собственной беспомощности и беде, приключившейся с отцовскими лошадьми. Впрочем, в отношении лошадей она смогла его успокоить; что до нее самой, то Феба заявила: поскольку они едва ли могли рассчитывать добраться до Ридинга, здесь, в «Синем вепре», она чувствует себя ничуть не хуже, чем в гостинице Ньюбери.

– Да, но герцог! – возразил Том. – Должен признаться, в такое неловкое положение я еще никогда не попадал! Хотя дьявольски признателен ему. Тем не менее…

– Да ладно тебе! – произнесла Феба. – Что он нам может сделать? А вот его грум – мастер на все руки! Он поставил примочку на ногу Трасти и сказал, что если мы не дадим ране огрубеть, смазывая ее спермацетовой мазью, пока она не затянется, а потом забинтуем ее пластырем Джеймса, то от нее и следа не останется.

– Господи, сделай так, чтобы он оказался прав! – с чувством воскликнул Том.

– О, я в этом уверена! – Но тут Феба вспомнила, что лошади не являются единственной пострадавшей стороной, и добросовестно справилась о сломанной малой берцовой кости Тома.

Он ухмыльнулся, показывая, что оценил ее заботу, но ответил: хирург не стал вмешиваться в дело рук Кигли, а ограничился тем, что нанес бальзам на воспаленную часть да заменил щепу на более удобный лубок.

– Однако самое плохое заключается в том, – добавил юноша, – что, по его словам, мне предстоит провести в постели не меньше недели. И даже потом я не смогу отвезти тебя в Лондон. Господи, я и представить себе не мог, что окажусь настолько неуклюжим и опрокину тебя в канаву! Мне очень жаль и все такое, но какой смысл теперь посыпать голову пеплом? Ну, и что мы теперь будем делать?

– Сейчас мы ничего поделать не можем, – рассудительно ответила она. – Снег все еще идет, так что я ничуть не удивлюсь, если к утру мы обнаружим, что отрезаны от всего мира.

– Однако все-таки, как быть с герцогом?

Она послушно задумалась на эту тему.

– Что ж, по крайней мере я его не боюсь. А еще должна признать, хотя и не одобряю его поведения, – кажется, он думает, будто может получить все, что хочет, представляешь? – он внушает мне чувство спокойствия. Нет, подумай только, Том! В моей спальне развели огонь! Чего мама дома никогда не позволяла, если только я не была больна! А потом он заявил, что ему нужна отдельная гостиная, и согласился снять для этого всю буфетную и при том даже не задумался, что миссис Скелинг может быть неудобно сдать ему ее – но она, разумеется, не осмелилась ни словом возразить, ведь чрезвычайно ослеплена его титулом, поэтому отдала бы ему весь дом, если бы Сильвестру пришла в голову такая блажь потребовать его.

– Полагаю, он щедро заплатит ей – да и кто приедет сюда в такую ночь? – сказал Том. – Ты собираешься отужинать с ним? А это удобно?

– Что ж, мне, быть может, и будет капельку неуютно, – призналась она. – Особенно если он спросит, для чего я еду в Лондон. Однако этого может и не произойти, поскольку он все еще дуется на меня.

– Дуется на тебя? Почему же? – спросил Том. – Мне показалось, ему совершенно нет дела до того, что ты убежала из дома!

– О нет! Просто мы поссорились. Ты можешь в это поверить? Он вознамерился отправить бедного Кигли за хирургом! Я настолько разозлилась, что ничего не могла с собой поделать, и… в общем, высказала ему все, что думаю о нем! Но, в конце концов, он поехал сам, о чем я ничуть не сожалею. Собственно говоря, – задумчиво добавила девушка, – я даже рада этому, потому что до того, как поскандалить с ним, я чувствовала себя ужасно робко и застенчиво, а ничто не придает мне такой уверенности, как ссора с кем-либо!

Однако для Тома, очевидно, подобный философский подход оказался совершенно неприемлемым, и он потрясенно поинтересовался:

– Ты хочешь сказать, что заставила его самого привезти хирурга для меня?

– Ну да, а почему нет?

– Боже мой, это уже переходит все границы! Ты повела себя так, словно он – какое-то ничтожество! Феба, ты невозможная девчонка! Не думаю, будто он когда-либо согласится сделать тебе предложение после того, как ты обошлась с ним!

– Ну и что? Подумаешь! Хотя, как мне теперь представляется, он с самого начала не собирался делать мне предложение. Очень странно! Хотелось бы мне знать, ради чего он вообще приезжал в Остерби?

Обсуждение столь животрепещущей темы было прервано появлением Кигли, который внес в комнату тяжело нагруженный поднос. Ни полученное увечье, ни последующее опьянение отнюдь не лишили Тома аппетита, и он на время утратил интерес ко всему остальному, кроме того, что скрывалось под крышками блюд. Кигли, опустив поднос на столик у кровати, совершенно по-отечески спросил Тома, не проголодался ли он; а получив заверение в том, что юноша голоден как волк, ласково улыбнулся ему и сказал:

– Вот и славно! А теперь лежите спокойно, сэр, и позвольте мне усадить вас так, чтобы вам было сподручнее! Что же касается вас, мисс, то внизу уже разостланы скатерти и его светлость ожидает вас.

Столкнувшись с доброжелательным, но решительным повелением, Феба удалилась, пообещав Тому, в ответ на столь безапелляционное распоряжение, вернуться к нему сразу же, как покончит с ужином. А юношу вдруг охватили угрызения совести. Феба была чересчур наивной, но при этом относилась к нему как к брату, чтобы заметить двусмысленность собственного положения; он же вполне отдавал себе отчет в его неуместности и пообещал себе присматривать за ней. Сильвестр производил впечатление весьма достойного человека, однако юноша ведь совсем не знает его; с таким же успехом герцог мог оказаться закоренелым повесой, и в таком случае Фебу ждали нелегкие испытания. Она останется с ним наедине в буфетной, в то время как ее предполагаемый защитник возлежит на кровати в лучшей спальне дома, жалуясь на сломанную ногу.

У него было бы спокойнее на душе, знай он о том, что Сильвестр вовсе не вынашивал амурных планов. Герцог устал, проголодался и откровенно сожалел, что, поддавшись минутному порыву, решил остановиться в «Синем вепре». Содействие влюбленным в их тайном побеге под венец не то поведение, которое может сделать ему честь; более того, в этом случае он оказывался уязвимым для самой строгой критики, вынести которую было ничуть не легче оттого, что она будет справедливой. Когда в комнату вошла Феба, Сильвестр, нахмурившись, смотрел на огонь и, хотя при ее появлении поднял голову, чело его разгладилось отнюдь не сразу.

В его реакции она увидела осуждение собственного наряда, поскольку до сих пор была одета в шерстяное дорожное платье. Он же, напротив, сменил штаны из оленьей кожи и двубортное короткое пальто на панталоны с длиннополым сюртуком из тонкой шерстяной ткани, а на шею изящным узлом повязал свежий платок. Несмотря на то, что наряд герцога больше подошел бы для утреннего туалета, Феба вдруг ощутила себя одетой неряшливо и безвкусно. Вдобавок, к вящей своей досаде, она вдруг принялась оправдываться, пояснив ему, что не переоделась потому, что ей еще предстоит визит на конюшню.

Но он, как выяснилось, даже не обратил внимания на то, во что она одета, и ответил ей тем небрежным тоном, который неизменно вызывал у нее внутренний протест:

– Моя дорогая мисс Марлоу, не вижу причин для того, чтобы вы переодевались или еще раз навещали конюшню нынче вечером, если на то пошло!

– Я должна удостовериться в том, что Трасти не слизал мазь, – твердо ответила она. – Я не склонна полагаться на Уилла Скелинга.

– Зато вы вполне можете положиться на Кигли.

Феба не ответила, прекрасно понимая, что Кигли, у которого уже начался кашель, не должен выходить из дома, но при этом ей не хотелось и вновь затевать ссору, раз уж она собиралась отужинать в компании Сильвестра. Метнув на него неуверенный взгляд, девушка заметила, что выражение неодобрения на его лице сменилось легким изумлением. Не подозревая о том, что по ее собственному лицу можно без труда угадать, о чем она думает, и что он правильно истолковал смену выражений, промелькнувшую на нем, она, удивившись, вопросительно посмотрела на него, склонив голову к плечу.

Феба напомнила ему маленькую коричневую птичку. Рассмеявшись, он сказал:

– Вы похожи… на воробья! Да, мне понятно, какой вопрос вертится сейчас у вас на языке, но вы не знаете, стоит ли задавать его или нет. Как вам будет угодно, мисс Марлоу: перед тем как отправиться спать, я взгляну на лошадей, и, если окажется, что этот конь со столь несообразной кличкой все-таки съел мазь, я лично поставлю ему примочку на рану!

– Вы знаете, как готовить примочку из отрубей? – недоверчиво осведомилась она.

– Лучше вас, смею надеяться. Нет, вообще-то я не имею обыкновения ставить их сам, но при этом придерживаюсь той точки зрения, что настоящий мужчина должен знать больше, чем его грумы, равно как и уметь справиться с любой проблемой, возникающей на его конюшне. Когда я был совсем еще мальчишкой, ветеринар являлся одним из моих лучших друзей!

– У вас был свой собственный ветеринар? – воскликнула она, отвлекшись на мгновение. – У моего отца его нет, хотя мне всегда хотелось иметь ветеринара! Но вы ведь не можете в этом наряде ставить примочку!

– Под страхом навлечь на себя ваше неудовольствие я готов пойти даже на такое! – заверил герцог Фебу. – Правда, Кигли будет недоволен, но я постараюсь не обращать на это внимания. Вот, кстати, я только что вспомнил кое-что, о чем намеревался поговорить с вами. Здешнее жилье для грумов – совсем не то, к чему привык Кигли: собственно говоря, тут имеется всего одна комната, в которой спит конюх; к тому же она располагается над конюшней, которая выстроена из рук вон плохо, отчего в ней очень холодно. Уверен, вы согласитесь со мной в том, что это никуда не годится, и я надеюсь, не станете возражать против тех приготовлений, которые я предпринял: дочь хозяйки отдаст свою комнату Кигли, а сама ляжет спать на раскладной кровати в вашей комнате.

– А почему она не может переночевать в комнате своей матери? – недовольно поинтересовалась Феба, коей явно пришлось не по душе очередное проявление высокомерия Сильвестра.

– Там просто слишком мало места, – пояснил герцог.

– Как насчет того, чтобы Кигли разделил комнату с Уиллом Скелингом?

– Ему будет страшно.

– Вздор! Бедный мальчишка совершенно безвреден.

– Кигли очень не любит полоумных.

– Почему в таком случае вам не поставить раскладную кровать для него в собственной комнате? – пожелала узнать девушка.

– Потому что тогда я могу заразиться от него простудой, – ответил Сильвестр.

Она презрительно фыркнула, но, очевидно, сочла его ответ вполне разумным, поскольку больше ничего не сказала. К счастью, в этот момент появилась мисс Алиса Скелинг, задыхаясь под тяжестью подноса, нагруженного блюдами, закрытыми крышками. Она была рослой девушкой с румяными щечками и широкой улыбкой; водрузив поднос на буфет, Алиса замерла на мгновение, переводя дыхание, после чего присела перед Сильвестром в реверансе и затараторила:

– Мама желает вам приятного аппетита и передает вам жареных цыплят, тушеного кролика, запеканку из риса и картофеля с овощами и потрохами, творожный пудинг и оладьи с яблоками, а еще просит, чтобы ваша светлость сообщили, не желаете ли вы на десерт пирог с мясом, который мама приготовила на ужин себе и нам с Уиллом. – Донесшееся из коридора невнятное шипение, очевидно, послужило ей сигналом, поскольку она поспешно поправилась: – Мы будем счастливы предложить вашей светлости и его тоже! Его осталось еще очень много, и он вкусный, – по секрету добавила девушка.

– Благодарю вас, я в этом не сомневался, – ответил герцог. – Однако не думаю, что он нам понадобится.

– Мы с удовольствием угостим вас, если вы передумаете, – сообщила мисс Скелинг, сгружая блюда с подноса на стол. – И не беспокойтесь о том, что на завтра ничего не останется, потому что на завтрак у вас будет вареный индюк. С утра пораньше я первым делом сверну ему шею, а потом он прямиком отправится в кастрюлю, после того, разумеется, как его ощиплют и выпотрошат. Тогда он не успеет набить желудок, – пояснила она. – Вообще-то мы не собирались убивать его, но мама говорит, что герцоги важнее индюков, пусть даже он молодой и сильный. А потом мы заберем у мистера Шепа его поросенка, и у нас будут свиные ножки и яблочко, а еще филейная часть, свиные рубцы и все остальное, ваша честь! Нет, ваша светлость! Я все время забываю, как правильно! – сказала она, одарив герцога ослепительной извиняющейся улыбкой.

– Не имеет никакого значения, как ты меня называешь, но, пожалуйста, не надо ради меня сворачивать шею вашему индюку! – попросил его светлость, метнув убийственный взгляд на Фебу, которая едва сдерживала смех.

– Подумаешь, какой-то индюк! – в приливе великодушия воскликнула мисс Скелинг. – Мы найдем себе еще, а вот живые герцоги на дороге не валяются, как сказала мама.

С важным видом сообщив им эту житейскую мудрость, девушка удалилась, громко захлопнув за собой дверь, чем заглушила неожиданный взрыв звонкого смеха, коим разразилась Феба.

– Всему виной выражение вашего лица, когда она заявила, что герцог важнее индюка! – пояснила Феба, утирая слезы с глаз. – Вам кто-нибудь уже говорил нечто подобное?

– Нет, никогда. Но я принимаю ее слова за комплимент. Однако она не должна убивать своего индюка ради меня.

– Вам достаточно лишь дать ей денег на другую пташку, и хозяйка останется вполне довольна!

– Но зато ничто не заставит меня съесть птицу, которую еще теплой сунули в кастрюлю! – запротестовал Сильвестр. – А что такое рубцы?

– В общем, это внутренности свиньи, – сказала Феба, вновь разражаясь смехом.

– Боже милостивый! Будем надеяться, снег закончится раньше, чем мы дойдем до этого! А пока кто возьмет на себя труд разрезать этих цыплят, вы или я?

– О нет, только не я! Сделайте это сами, прошу вас! – ответила она, усаживаясь за стол. – Вы не представляете, как я проголодалась!

– Отчего же? Я и сам очень голоден. Интересно, куда подевалась половина этой птицы? А-а, понял! Наверное, ее отдали Орде! Как он там, кстати?

– Что ж, он, похоже, идет на поправку, вот только доктор говорит, что еще целую неделю ему нельзя вставать. Не знаю, как сумею удержать его в постели, потому что он умрет со скуки.

Сильвестр согласился с Фебой, решив, что не одному Тому неделя, проведенная в этой гостинице, покажется смертной скукой.

Впрочем, разговор за ужином не клеился. Герцог очень устал, а Феба старательно избегала любых тем, кои могли спровоцировать «неудобные» вопросы. В результате все обошлось и молодой человек ни о чем не расспрашивал девушку, хотя ее приключения интересовали его куда сильнее, чем она полагала. Сильный снегопад и сломанная нога Тома могли вполне приковать их к «Синему вепрю» не только на неделю, но и дольше. Сильвестр по собственному разумению предпринял кое-какие меры, чтобы положение Фебы выглядело как можно благопристойнее, но у него не было никаких сомнений в том, что человек, умудренный некоторым жизненным опытом, должен сделать все от него зависящее, дабы помешать тайному побегу под венец. Деревенский девятнадцатилетний мальчишка мог, конечно, и не подозревать, сколь пагубные последствия возымеет эта безумная тайная эскапада, а вот Сильвестр, будучи много старше Тома не только на те восемь лет, что разделяли их по возрасту, полностью отдавал себе в этом отчет. Он решил: самое малое, что должен сделать, – это обратить на них внимание Тома. При этом не имел ни малейших намерений обсуждать сложившееся положение с Фебой. Подобная задача представлялась затруднительной и щекотливой в любых обстоятельствах, а в случае Фебы могла вообще оказаться бесполезной, поскольку отсутствие смятения и замешательства, вполне естественного у девушки, оказавшейся вовлеченной в крайне неподобающую историю, чего она не могла не сознавать, означало, что нрав у нее беспардонный и распущенный.

Сразу же по окончании ужина она отправилась в комнату Тома; как выяснилось, юноша раздумывал над тем нелицеприятным положением, в котором она оказалась. И тут ему в голову пришло одно важное, на его взгляд, соображение, и он не преминул обратить на него внимание девушки:

– Помнишь, о чем мы говорили, когда Кигли принес для меня ужин? О том, что герцог не собирался делать тебе предложение? Видишь ли, если это действительно так, Феба, то теперь тебе совершенно необязательно ехать в Лондон! Ну и тупицы же мы с тобой, если не подумали об этом раньше! А я еще ломал голову над тем, что предпринять, чтобы ты все-таки добралась до столицы!

– Я тоже думала об этом, – ответила Феба. – Но даже если герцог больше и не представляет для меня опасности, я все равно намерена уехать к бабушке. И дело не только в том, что я боюсь мамы, – хотя стоит мне только подумать, как она злится на меня за то, что я убежала, признаюсь тебе, меня начинает тошнить от ужаса! – просто… Словом, однажды сбежав, я не могу – и не вернусь – обратно! Понимаешь, даже отец не слишком сильно меня любит. Во всяком случае, недостаточно сильно для того, чтобы поддержать меня в тот момент, когда я умоляла его о помощи. Знаешь, он заявил мне, что, если я не соглашусь выйти замуж за Солфорда, он обо всем расскажет маме, поэтому я почувствовала себя свободной ото всех обязательств.

– Но ведь это не так, Феба, – возразил Том. – Ты еще несовершеннолетняя, а он был и остается твоим отцом. Твоя бабушка не сможет оставить тебя у себя против его воли.

– О нет! Пожалуй, если бы он действительно желал моего возвращения, я бы охотно отправилась обратно. Но он этого не хочет. Думаю, если мне удастся убедить бабушку приютить меня, то папа будет рад ничуть не меньше мамы избавиться от меня. Во всяком случае, ему будет все равно, в Остерби я или нет, разве что капельку пожалеет о моем отсутствии, обнаружив, сколь ненадежен Соули теперь, когда больше некому присматривать за конюшнями.

Том не нашелся с ответом. Поначалу решение Фебы убежать из дома показалось ему вполне разумным, учитывая, что ей (по ее же словам) грозило нежеланное замужество; но ее упрямство теперь, когда выяснилось, что главная причина заключалась в том, что дома она несчастлива, изрядно потрясло его. Подобного поведения он одобрить не мог. С другой стороны, Том прекрасно представлял себе, с какими унижениями придется столкнуться Фебе, если после подобной выходки силой вернуть ее в Остерби, а он был слишком привязан к девушке, чтобы отказать ей в помощи, когда таковая требовалась. Посему, после долгих размышлений, юноша лишь поинтересовался:

– Что я могу для тебя сделать, Феба? Правда, я и так все испортил, но если могу чем-либо помочь тебе, то обещаю, что сделаю все возможное.

Она, одарив его ласковой улыбкой, сказала:

– Ничего ты не испортил: это все тот злосчастный ослик! Быть может, если нас не найдут до того, как ты поправишься, я все-таки поеду в Лондон на почтовом дилижансе, а ты купишь мне билет. Но сейчас говорить об этом слишком рано.

– Да, по крайней мере пока не закончится снегопад. И в любом случае…

– В любом случае, я надеюсь, ты не думаешь, будто я брошу тебя здесь одного! Я не настолько бессовестная! Нет-нет, не терзайся понапрасну, Том, я что-нибудь придумаю, вот увидишь! Пожалуй, когда герцог наконец уедет, – на его месте я бы удрала отсюда при первой же возможности, а ты? – он согласится отвезти мое письмо к бабушке.

– Феба, он ничего не говорил? Я имею в виду, о твоем побеге? – внезапно поинтересовался Том.

– Нет, ни слова! Очень кстати, верно? – ответила она.

– Не знаю. Сдается мне… Словом, вся эта история должна показаться ему дьявольски странной! Что произошло в Остерби, когда там обнаружили, что ты сбежала? Неужели он не рассказал тебе даже об этом?

– Нет, но я и не расспрашивала его.

– Господи Иисусе! Надеюсь, он не подумает… Феба, он, случайно, не обмолвился, что собирается подняться ко мне в комнату?

– Нет, а разве ты хочешь поговорить с ним? – спросила она. – Быть может, прислать его к тебе? То есть если он еще не ушел в конюшню, чтобы осмотреть Трасти вместо меня. Он пообещал сделать это и поставить свежую примочку, если в том возникнет надобность.

– Феба! – взорвался юноша. – Если ты заставила его сделать подобную вещь, то это просто неслыханно! Ты обращаешься с ним как с лакеем!

Она, невольно хихикнув, сказала:

– Нет, правда? Знаешь, это пойдет ему на пользу, но я не просила его ходить на конюшню, чтобы заняться лошадьми. Он сам предложил, чем, признаюсь, изрядно удивил меня. А почему ты хочешь, чтобы он навестил тебя?

– Это мое дело. Кигли еще зайдет ко мне, прежде чем отправится спать, и я попрошу его передать вежливое приглашение герцогу. А ты больше не спустишься вниз, Феба. Понятно?

– Да, я иду спать, – ответила она. – У меня уже глаза слипаются. Но что ты думаешь? Этот ужасный человек вынудил Алису Скелинг отдать свою спальню Кигли, а в моей установить раскладную кровать, на которой она будет спать! И даже не спросил моего согласия, а все потому, что он слишком гордый, чтобы позволить Кигли переночевать в его собственной комнате! Он сказал, что боится заразиться от него простудой, но я-то знаю, в чем причина!

– И я тоже! – откликнулся Том. – Господи, какая же ты гусыня! Ладно, ступай в постель! И помни, Феба: будь вежлива с герцогом, когда встретишься с ним снова!

Такая возможность представилась ей раньше, чем ожидал юноша, потому что в этот самый момент в комнате появился Сильвестр, сказав:

– Я могу войти? Как поживаете, Орде? По-моему, выглядите намного лучше.

– Да, прошу вас, входите! – сказала Феба, прежде чем Том успел открыть рот. – Он как раз хотел пригласить вас. Вы уже были в конюшне?

– Да, мадам, и вы можете со спокойной душой отправляться в постель. Трасти не выказывает никаких намерений избавиться от примочки. Коленное сухожилие его напарника все еще воспалено, но и там я не вижу особых причин для беспокойства.

– Благодарю вас! Я вам очень признательна! – сказала она.

– И я тоже, сэр, крайне признателен вам! – подхватил Том. – Это чертовски любезно с вашей стороны – взвалить на себя столько подобных хлопот! Не знаю, как и благодарить вас.

– Но ведь я уже поблагодарила его, – вмешалась Феба, явно полагая, что дальнейшее выражение благодарности было бы излишним.

– Да, в общем, иди и ложись спать! – сказал Том, устремив на нее выразительный взгляд. – Его светлость извинит тебя, поэтому пожелай ему покойной ночи и можешь отправляться!

– Хорошо, дедуля! – ответила неисправимая Феба. – Доброй ночи, милорд герцог!

– Приятных снов, Воробышек! – отозвался Сильвестр, распахивая перед ней дверь.

К облегчению Тома, она вышла без дальнейших препирательств. Когда Сильвестр закрыл дверь, юноша, глубоко вздохнув, начал:

– Я вполне отдаю себе отчет в том, милорд герцог, что объяснение…

– Зовите меня Солфорд, – перебил его Сильвестр. – Костоправ не истязал вас больше? Полагаю, нет: мне он сообщил, что Кигли все сделал правильно.

– Нет-нет, он лишь сменил повязку после того, как смазал рану бальзамом! – заверил его Том. – Что, кстати, напомнило мне кое о чем. Мне очень жаль, что вам пришлось выезжать в такую погоду, дабы привезти его, сэр! Я был буквально шокирован, когда узнал об этом! О, и вы наверняка заплатили ему гонорар, потому как я не делал этого! Если вы соблаговолите назвать мне сумму…

– Я представлю вам полный отчет, – пообещал Сильвестр, придвигая к кровати стул и опускаясь на него. – На то коленное сухожилие, кстати говоря, придется ставить примочку еще день-другой, но рана пустяковая, и она должна благополучно зажить в самом скором времени. Прекрасная пара, насколько я мог судить при свете лампы.

– Отец приобрел их в прошлом году – чистокровные жеребцы отменных статей! – сказал Том. – Я бы с радостью отдал тысячу фунтов, лишь бы с ними не случилось ничего подобного!

– Охотно верю. Родитель у вас строгий?

– Нет-нет, лучшего и желать нельзя, однако…

– Я понимаю, – сочувственно сообщил юноше Сильвестр. – И мой тоже был таким, но…

Том ответил ему с широкой улыбкой:

– Вы наверняка полагаете меня криворуким наездником! Если бы только тот проклятый осел не начал кричать… Однако горевать о случившемся бесполезно: мой отец непременно скажет, что я сам все испортил, и самое обидное, он будет прав! А о том, что со мной бы сталось, сэр, если бы вы не пришли на помощь, я и думать не хочу!

– Коль вы считаете нужным выразить кому-то свою благодарность, поблагодарите Кигли! – посоветовал юноше Сильвестр. – Я ведь не смог бы правильно соединить вам сломанную кость.

– Нет, но это вы привезли Упсалла, что было крайне любезно с вашей стороны. Однако это еще не все. – Том заколебался, застенчиво глядя на Сильвестра, и даже слегка порозовел. – Феба не понимает… Она не отдает себе отчета в истинном положении дел, но я-то понимаю и потому очень вам признателен за все, что вы сделали для нее. Имею в виду, отправили ночевать к ней в комнату девчонку-служанку. Не знаю, сэр, поможет ли это или… Словом, сэр, теперь, раз мы оказались в столь неловком положении, как вы полагаете, должен ли я на ней жениться или нет?

Сильвестр разглядывал его с дружеским изумлением, однако такой наивный вопрос заставил его озадаченно нахмуриться.

– Но разве изначально не было таковым ваше намерение? – осведомился герцог.

– Нет… О боже, нет! Я хочу сказать, что не вынашивал подобных намерений (хотя и предлагал ей свою руку!) до тех пор, пока мы не опрокинулись и не слетели в канаву. Но теперь, раз уж мы оказались взаперти здесь, под одной крышей, я пожалуй, обязан, как человек чести… Однако ставлю десять против одного, она откажется выйти за меня замуж, и что тогда прикажете делать?

– Если вы не убегаете, чтобы обвенчаться тайком, что же вы тогда делаете? – пожелал узнать Сильвестр.

– Так я и знал, что именно это вы и подумаете, сэр, – сказал юноша.

– Очень может быть. Притом я не единственный, кто думает так! – заявил герцог. – Когда я уезжал из Остерби, Марлоу уже бросился за вами в погоню к границе!

– Нет! – вырвалось у Тома. – Каков болван! Если он счел, что Феба сбежала со мной, то почему же у него не хватило мозгов справиться обо мне в Маноре? Моя мать сообщила бы ему, что со мной все в полном порядке!

– Могу лишь сказать – у меня сложилось впечатление, будто она и сама не была в этом уверена, – сухо ответил Сильвестр. – Так уж получилось, что это она пожаловала в Остерби с письмом, которое вы ей написали. Юный вы идиот, уж не знаю в точности, что именно вы ей сообщили, однако это отнюдь не убедило ее в том, что все обстоит хорошо! Увы, ваше послание вызвало у нее одну лишь тревогу и озабоченность, а ее заявление леди Марлоу я навсегда постараюсь сохранить в памяти и считаю, мне повезло, раз я смог услышать такое!

– Ага, она устроила мачехе Фебы грандиозную выволочку, да? – с надеждой в голосе осведомился Том. – Но она не должна была подумать, будто я сбежал с Фебой, чтобы тайком обвенчаться! Я же специально подчеркнул – ей совершенно не о чем беспокоиться! Лорд Марлоу еще мог бы встревожиться, но только не мама!

– Совсем напротив! Лорд Марлоу с презрением отверг это предположение. Переубедить его смогли только свидетельские показания одной из его младших дочерей. Не помню, как ее зовут: лицемерная маленькая ханжа, чья почтительность к родителям показалась мне тошнотворной.

– Элиза, – моментально заявил Том. – Но ведь она ничего не знала о наших планах! Если только не подслушивала у замочной скважины, а ежели и подслушивала, то должна была понять – мы вовсе не собирались ехать в сторону границы!

– Именно так, но при этом она настаивала, что совершенно отчетливо расслышала, как вы сказали, что направитесь в Гретна-Грин.

Том нахмурился, припоминая.

– Пожалуй, я действительно мог сказать такое: в тот момент я не видел другого выхода. Но Феба придумала план получше, с которым, не стану скрывать, я согласился с превеликой радостью! Я питаю к ней привязанность – мы дружим с самого детства, и она мне как сестра! – но будь я проклят, если хотел жениться на ней! Все дело в том, что я пообещал помочь Фебе и другого способа в тот момент просто не видел.

– Помочь ей в чем? – перебил юношу Сильвестр, окончательно сбитый с толку.

– Сбежать из Остерби. Поэтому…

– Что ж, не стану никого винить за подобное желание, но какого дьявола она выбрала именно этот момент? Вы что же, не знали, что вот-вот должен был начаться сильный снегопад?

– Да знал, разумеется, но у меня не было выбора! Дело оказалось срочное – во всяком случае, Феба полагала именно так! Если бы я не вызвался подвезти ее, она готова была отправиться в Лондон одна, в почтовом дилижансе!

– Почему?

Том заколебался, нерешительно глядя на Сильвестра, а тот ободряюще заметил:

– Ну же, я вас не выдам!

Улыбка герцога, похоже, развеяла все сомнения Тома, и он доверчиво признался:

– В общем, теперь-то мы знаем, что вся эта история с самого начала была сплошным недоразумением, но леди Марлоу сообщила Фебе, что вы едете в Остерби с целью сделать ей предложение! Должен признаться, мне это сразу показалось выдумкой, однако, очевидно, лорд Марлоу придерживался того же мнения, поэтому не стоит винить Фебу за то, что она поверила и буквально впала в отчаяние!

– То есть, – осведомился Сильвестр, – на мое предложение руки и сердца, если бы таковое последовало, она ответила бы отказом?

– О да! – сказал Том. – Она заявила: ничто не заставит ее выйти за вас замуж! Но вы, пожалуй, уже и сами заметили, как у нее обстоят дела дома. Если бы вы вознамерились сделать ей предложение, то леди Марлоу вынудила бы ее ответить согласием. Так что единственным выходом для Фебы был побег. – Том умолк, с беспокойством сообразив, что сказал намного больше, чем следовало. В глазах Сильвестра появилось странное выражение, истолковать которое он не мог, но оно встревожило юношу. – Вы же знаете, какие они, женщины, сэр! – добавил Том, пытаясь сгладить неловкость. – Разумеется, все это полная ерунда, поскольку она ведь даже не была толком знакома с вами. Я надеюсь… Я имею в виду… Быть может, мне не следовало говорить вам об этом?

– Ну отчего же? – с беззаботной улыбкой откликнулся Сильвестр.