Первые неприятные последствия этой интерлюдии Феба ощутила почти сразу же. Она заметила несколько взглядов украдкой, брошенных на нее, и поняла, что люди шепчутся за ее спиной. Ей стало крайне неуютно; когда же через несколько дней две патронессы «Олмакса» удостоили девушку едва заметных и ледяных наклонов головы, а леди Рибблтон, единственная и грозная сестра герцогини Солфорд, самым недвусмысленным образом проигнорировала ее, мисс Марлоу более не могла обманывать себя, уверяя, будто всему виной ее воображение. Она изо всех сил старалась сохранять беззаботный вид, но сердце ее сжалось.

Единственным, кто осмелился прямо спросить у нее, правду ли говорят, будто это она написала «Пропавшего наследника», была некая наивная и неопытная юная леди, впервые вышедшая в свет, и ту моментально заставила умолкнуть ее мать, вперив в дочь укоризненный и предостерегающий взгляд. Феба постаралась вложить в голос невероятное изумление, так воскликнув «Я?», что с некоторым удовлетворением отметила – подозрения хотя бы одного человека ей удалось рассеять. Миссис Ньюбери, единственная, пожалуй, кроме нее самой, кто мог бы открыто обвинить Фебу в совершении того, что она сама уже начала полагать преступлением, была вынуждена оставаться дома из-за какого-то недомогания, что давало надежду, будто она еще ничего не знает о слухах, которые становились все настойчивее.

Пожилая дама узнала о том, какой поворот приняли события, от своей невестки, коей она и доверила задачу играть роль дуэньи при Фебе. Розина обратилась к ней робко и несмело, поскольку даме казалось возмутительным, что подобные подозрения могли возникнуть в отношении Фебы, и она иногда спрашивала себя, правильно ли поняла некоторые из обращенных к ней замечаний. Никто не задавал ей прямых вопросов и не говорил ничего, что можно было бы опровергнуть открыто. Но намеки звучали постоянно.

Миледи потребовала, чтобы внучка рассказала ей правду. Узнав о разговоре, случившемся между Иантой и Фебой, миссис Ингам разгневалась, что, впрочем, было вполне простительно. Если она и понимала чувства, которые едва не подтолкнули Фебу к тому, чтобы раскрыть свою тайну, то ничем не выказала этого, нетерпеливо заметив, что никто в здравом уме не станет обращать внимания на то, как отзывается о Сильвестре Ианта. Относительно хотя бы малейшей надежды на то, что Ианта сможет удержать язык за зубами и не разболтает столь пикантные новости, миледи лишь подивилась тому, как Феба могла оказаться такой доверчивой. Простила она ее только потому, что у внучки хотя бы достало здравого смысла упорно все отрицать.

– Она не сможет утверждать, что ты призналась ей в своем авторстве, а что касается всего остального, то остается лишь одно – ты станешь говорить, будто думаешь, что тебе известно, кто является автором этого романа. В такое легко поверить! Я уверена, уже есть люди, которые говорят то же самое. Если удастся убедить свет в том, что Ианта подхватила единственную соломинку, оброненную тобой, и соорудила из нее целое гнездо при помощи собственных домыслов, то это будет прекрасно! Если же они сочтут, что преувеличила как раз ты, делая вид, будто тебе известно больше, нежели всем остальным, то и это неплохо. Да, любовь моя, понимаю, что тебе не нравится представать в таком свете, но об этом нужно было думать раньше. Не отчаивайся! Положение еще не настолько критичное, особенно если ты будешь делать так, как я скажу. – Миледи с некоторым раздражением похлопала себя веером по колену. – Мне следовало бы знать, что получится из моей просьбы к Розине позаботиться о тебе! Эта женщина – полная идиотка! Я сумела бы замять дело еще несколько дней назад! Но сделанного не воротишь! Когда должен состояться бал у Кастельро? Завтра? Хорошо! Самое начало сезона, так что ничего не может быть лучше! Я лично буду сопровождать тебя туда, дитя мое, и мы еще посмотрим, чего смогу добиться!

– Бабушка… я действительно должна идти туда? – упавшим голосом осведомилась Феба. – Я бы с гораздо большей охотой предпочла не делать этого!

– Не ходить? Боже милостивый, ты что же, хочешь подтвердить подозрения? Ты наденешь свое новое платье – то зеленое, симпатичное, расшитое жемчугом! – и постараешься – обязательно! – выглядеть беззаботной. Я же, наоборот, буду внимательно следить за происходящим, делая вид, что еще никогда в жизни так не развлекалась! Да, у нас все должно получиться! Это было бы очень и очень неплохо, – помрачнев, добавила она. – Должна признаться тебе, любовь моя, если скандал замять не удастся, то, боюсь, даже моего влияния окажется недостаточно, чтобы добыть для тебя пригласительный билет в «Олмакс». Полагаю, ты понимаешь, что это будет означать! – Заметив, как Феба окончательно сникла, она смягчилась и, подавшись вперед, похлопала внучку по руке, сказав: – Ну же! Все, я больше не буду бранить тебя! Боже мой, какая жалость, что Том не может танцевать со своей ногой! Положительно, я приглашу его с нами на бал к Кастельро, чтобы вселить в тебя хоть немного бодрости, глупая девчонка!

Пожилая дама прониклась несомненной симпатией к молодому мистеру Орде, но, в любом случае, ей было бы весьма нелегко убедить юношу явиться на бал-маскарад, где, по его собственному меткому выражению, ему пришлось бы изображать паиньку перед массой незнакомых расфуфыренных леди и джентльменов. Подобные вещи, решительно заявил он Фебе, совершенно не в его духе: еще никогда он не был так рад тому, что прихрамывает.

Итак, в тот судьбоносный вечер Том поехал на Друри-лейн, чтобы дышать вонью новых газовых рожков; Феба же, в сопровождении миледи, в самом начале одиннадцатого отправилась в особняк Кастельро.

Пожилая леди сразу заметила, насколько близко к краю социальной пропасти приблизилась Феба, и взгляд острых глаз миледи не сулил ничего хорошего дамам, осмелившимся холодно взирать на ее внучку. В самом скором времени этим леди придется пожалеть о своей высокомерной наглости: пусть она и удалилась на покой, презрев утомительные забавы высшего света, но еще сохранила в нем достаточно влияния! С удовлетворением миледи отметила, что Феба держится храбро, и испытала нешуточное облегчение оттого, что внучку пригласили на первый же контрданс.

Партнер Фебы, молодой джентльмен, наверное, впервые в жизни надел сюртук с длинными фалдами и атласные бриджи до колен, поэтому был крайне застенчив. Феба, пытаясь сделать так, чтобы он успокоился и расслабился, забыла о собственных бедах, улыбалась и болтала с ним с беззаботностью, проявить которую так требовала от нее бабушка. И только во время второго прохода она заметила Сильвестра и почувствовала, как сердце замерло у нее в груди.

Герцог разговаривал с хозяйкой, стоя в окружении нескольких человек подле самой двери. Его светлость смеялся чему-то, бросив остроумную реплику одному из своих друзей и пожав руку другому. Он в хорошем расположении духа, с надеждой подумала Феба. Вот он беглым взглядом окинул бальную залу; глаза их не встретились. Она спросила себя, а станет ли он высматривать ее, не зная, чего опасаться больше: то ли возможности того, что он ее проигнорирует, то ли необходимости взглянуть ему в лицо.

Следующим танцем был вальс. Феба не думала, что Сильвестр уже заметил ее, но, когда скрипачи сыграли первые такты, он вдруг подошел к тому месту, где она сидела вместе с миледи, и сказал:

– Как поживаете, мадам? Я должен передать вам множество приветов от моей матери. Вам будет приятно узнать, что я оставил ее в добром здравии – на удивление добром! Мисс Марлоу, вы окажете мне честь?

Поднимаясь на ноги, она мельком взглянула на него и вновь ощутила, как сердце замирает у нее в груди. Губы его улыбались, но в глазах вспыхивали прежде незнакомые ей огоньки, которые напугали ее, а ноздри его возбужденно подрагивали.

Они вышли на середину залы и начали танцевать. Она надеялась, что он не ощутит, как бешено частит у нее пульс, и заставила себя заговорить первой:

– Я не знала, что вы вернулись в город, герцог.

– Вот как? Я специально вернулся из Чанса вчера, чтобы попасть на эту вечеринку. Я рад, что вы здесь, – и восхищаюсь вашим мужеством.

Феба знала, что ее рука дрожит в ладони герцога, но все-таки попыталась успокоиться и собраться с силами.

– О, я уже далеко не такая застенчивая и робкая, какой была когда-то!

– Это совершенно очевидно. Вы должны позволить мне сделать вам комплимент и поздравить с тем, что произвели несомненный фурор.

– Не представляю, о чем вы!

– О, я думаю, вполне представляете! Вы написали роман, который поставил на уши все общество: это действительно успех! Очень умно с вашей стороны, мисс Марлоу, но неужели вы не могли подобрать мне более подходящее имя, нежели Уголино?

– Вы ошибаетесь – и очень сильно, – запинаясь, пролепетала она.

– Не лгите мне! Ваше лицо выдает вас с головой, можете мне поверить! Или вы полагали, что я ни о чем не догадаюсь? Я вовсе не дурак, да и память у меня неплохая. Или вы надеялись, что я не прочту вашу книгу? Если так, то вам не повезло. Я и впрямь мог бы не заметить ее, ежели бы моя мать настоятельно не посоветовала мне прочесть это. Она пожелала узнать – вполне естественно, – чем я заслужил подобную неприязнь и кого столь горько обидел. Ответить на первый ее вопрос я был решительно не в состоянии. Второй, должен признаться, тоже поверг меня в недоумение, пока я не прочел вашу книгу. Вот тогда уже смог бы ответить на него, если бы счел нужным, разумеется.

– Ох, простите меня, простите! – сдавленным голосом прошептала Феба.

– Не опускайте голову! Или вы хотите, чтобы все в зале догадались о том, что я вам говорю?

Она подняла взгляд на его лицо.

– Я пыталась внести изменения. Но было уже слишком поздно. Мне вообще не следовало писать книгу. Я не знала… и представить себе не могла… О, как же мне объяснить вам все? Что я могу сказать?

– О, вы многое могли бы сказать, но в этом нет ни малейшей необходимости! Впрочем, есть одна вещь, которую мне было бы любопытно узнать, потому что, сколько бы я ни напрягал память, ответа найти не могу. Что я такого сделал, мисс Марлоу, чтобы быть выставленным на посмешище?

– Ничего, ровным счетом ничего!

– Ничего? Мне известно, что вы невзлюбили меня с самой первой нашей встречи; вы сказали мне, что я не узнал вас, когда мы встретились во второй раз. Неужели этого оказалось довольно, чтобы сделать меня прообразом своего злодея из романа? Неужели из-за такого пустяка вы задали себе труд раскопать подробности о делах моей семьи, дабы явить их всему миру в своей презренной пародии?

– Нет! Если бы я знала… О, как вы можете думать, что я написала бы роман, если бы знала о том, что у вас есть племянник… что вы являетесь его опекуном? Я даже не подозревала об этом! Это было всего лишь совпадение: я выбрала вас на роль Уголино, потому что… из-за того, что у вас такие необычные брови, а еще потому, что сочла вас самодовольным и высокомерным! В то время я и мечтать не могла о том, будто моя книга будет опубликована!

– Ваши слова звучат не слишком убедительно, вы не находите? Вы же не можете всерьез полагать, что я поверю в столь невероятную историю?

Вновь подняв на него глаза, Феба увидела, что губы его по-прежнему улыбаются, хотя он и разговаривал с ней сквозь зубы. Ей все сильнее казалось, что она погружается в страшный кошмар; едва слышно девушка пролепетала:

– Можете верить во что хотите, но это правда! Когда я узнала… об Эдмунде… то готова была провалиться сквозь землю!

– Однако оказались не готовы остановить обнародование столь печального совпадения.

– Я просто не могла! Мне не позволили даже внести изменения в роман! Книгу уже переплели, герцог! Это было первым, что я попыталась сделать, добравшись до Лондона. Я немедленно отправилась к издателям – честное слово!

– И, разумеется, вам не пришло в голову, что, будучи предупрежденным, я мог бы оказаться удачливее вас в том, что остановил бы выход романа в свет, – любезно сказал его светлость.

– Нет. А вы действительно могли бы? – изумленно спросила она.

– О, вот так-то лучше! – одобрительно заметил Сильвестр, глядя на нее сверху вниз с прежним блеском в глазах. – Этот невинный взгляд просто великолепен: вам следует почаще прибегать к нему!

Она жарко покраснела.

– Прошу вас, не говорите более ничего! Не здесь… не сейчас! Я не могу ответить вам. С моей стороны это было дурно – непростительно! Я… я горько сожалею об этом.

– Что ж, могу себе представить ваше сожаление! Сколько человек уже отвернулись от вас сегодня вечером?

– Совсем не по этой причине! – пылко заявила Феба. – Вы же знаете, что я имела в виду совсем не это! Или вы полагаете, что я не отдавала себе отчета в том, какую доброту вы проявили, когда нашли нас – меня и Тома – и столько сделали для нас?

– Не обращайте внимания на такие пустяки! – молвил герцог. – Какие глупости вы говорите! Вы ничего не поняли, разумеется.

Она поморщилась, как от боли.

– Прошу вас, прекратите! Никогда в жизни я не хотела навредить вам! С таким же успехом я могла бы сделать вас прообразом своего героя!

– Я должен быть вам благодарен? Неужели вы не в состоянии уразуметь, что обнаружить себя действующим лицом романа – и уж простите великодушно, такого романа! – в любой ипостаси – оскорбление для меня? Вы могли приписать мне все известные добродетели, но я по-прежнему считал бы подобный поступок дерзкой и недопустимой выходкой!

Феба вдруг поняла, что ее начинает подташнивать, как случалось всегда, когда ее распекала приемная мать.

– Отведите меня обратно к бабушке! – взмолилась девушка. – Не понимаю, почему вы пригласили меня на танец! Неужели вы не могли выбрать другого случая, чтобы сказать мне все, что считаете нужным?

– Легко, но зачем? Я верну вас леди Ингам, когда музыка закончится, однако не раньше! Вы неблагодарны, Воробышек, и напрасно!

– Не называйте меня этим именем! – резко сказала она, задетая за живое его тоном.

– Да, оно вам не подходит, – согласился он. – А как вы хотите, чтобы я вас называл? Сойка?

– Отпустите меня! Вы можете игнорировать меня – но оскорблять необязательно!

Он больно стиснул ее руку.

– Вам стоит быть мне благодарной за то, что я не проигнорировал вас. А знаете ли вы, что случилось бы, если б я поступил так? Вы хотя бы представляете, сколько пар глаз следили за тем, как я поведу себя? Я пригласил вас на танец по той причине, что, если бы не сделал этого, все подозрения в том, что вы на самом деле являетесь автором книги, подтвердились бы и уже к завтрашнему дню вы бы обнаружили, что стали изгоем. Это был бы хороший урок для вас, и, признаюсь, я едва не поддался искушению. Но ежели опустился бы до столь жалкой мести, то счел бы себя заслуживающим презрения не меньше, чем ваш злодей конт! Вы можете быть уверены в моей поддержке, мисс Марлоу. И вы научитесь терпеливо выслушивать то, что я сочту нужным вам сказать. Завтра я заеду на Грин-стрит, чтобы пригласить вас на прогулку по Парку, что должно убедить всех сомневающихся!

Это было уже слишком. Феба вырвала у герцога свою руку, не обращая внимания ни на окружающих, ни на неизбежные последствия, и поспешила через залу к бабушке. Слезы застилали ей глаза, она натыкалась на танцующих, поэтому не видела, как все уставились сначала на нее, а потом на Сильвестра, который нелепо застыл в одиночестве посреди бальной залы. Лицо его побелело от бешенства.