Мисс Чаринг не получила поздравлений и пожеланий всяческих благ, на которые может рассчитывать любая молодая леди при известии о своей помолвке с человеком богатым, занимающим видное место в обществе. Радовался один лишь лорд Долфинтон, да и то вскоре стало понятно: радость графа коренится в осознании того обстоятельства, что его дражайшая родительница теперь не сможет требовать от своего чада, чтобы оно женилось на девушке, обрученной с другим. Так что поздравления лорда Долфинтона немногого стоили.

Досада лорда Бидендена проявилась, когда он отрывистым голосом вымолвил несколько коротких фраз. Джентльмен тяжело дышал. Злость его в равной мере распределялась между Фредди, который, не будучи сам в тяжелом материальном положении, увел богатую невесту из-под носа у своего кузена, и Хью, который не приложил достаточно стараний склонить Китти к согласию.

Что же до гнева и обиды, бушевавших в душе преподобного Хью, то священник постарался скрыть их от окружающих, когда повернулся к Китти и рассудительным тоном заметил:

– Я был о вас иного мнения. Прошу хорошенько подумать над своим поведением, прежде чем вы сделаете сей необратимый шаг. Больше мне сказать нечего. Джордж, я пошел спать. И вам, Фостер, тоже следовало бы отправляться к себе в опочивальню.

Но лорд Долфинтон, почуяв союзника в лице кузена Фредди, проявил строптивость. Он заявил, что решит сам, когда ему придет время ложиться спать, и в своем упрямстве дошел до того, что пожелал выпить за здоровье счастливых возлюбленных. Так как чуть раньше преподобный Хью настоятельно не рекомендовал графу наливать себе второй стакан бренди с водой, такое заявление было сродни декларации независимости североамериканских штатов и напугало самого лорда Долфинтона не меньше, чем удивило тех, кто знал, сколько богобоязненного ужаса граф питает к своему кузену-священнику. Сцены, однако, за этим не последовало. Преподобный Хью покинул место так и не состоявшегося боя, одарив вероотступника осуждающим взглядом и на прощание пожелав всем спокойной ночи.

Успех невероятно окрылил лорда Долфинтона, поэтому он пустился в пустопорожние словесные излияния, проявляя при этом такое ослиное упрямство, что лорд Биденден счел за лучшее последовать примеру брата.

– Не нравится ему, что я поставил Хью на место, – удовлетворенно заметил Долфинтон. – Глупец! Не понимаю, зачем он сюда приехал.

Поскольку его сиятельство выказывал желание кутить до поздней ночи, Фредди, которому была не по душе перспектива и дальше играть роль обрученного, использовал все свое влияние для того, чтобы отправить графа спать. Но не успел мистер Станден расслабиться, как в гостиную вошла мисс Фишгард, влекомая сентиментальностью, любопытством и твердой решимостью встать горой за интересы своей воспитанницы.

У гувернантки была весьма своеобразная манера входить в помещения, где, по ее мнению, может происходить тет-а-тет. Женщина с лукавой улыбкой заглядывала в приоткрытую дверь и спрашивала: «Я не помешала?» Не дожидаясь ответа, мисс Фишгард на цыпочках, словно боясь потревожить больного, входила в комнату. Эта привычка выработалась частично вследствие природной застенчивости леди, частично из-за желания никогда не злоупотреблять своим положением в доме. Такая манера мисс Фишгард раздражала всех ее работодателей. Впрочем, прекрасно понимая, сколь незавидно и унизительно положение гувернантки, Китти подавила зарождающуюся в душе досаду, приветливо улыбнулась и объявила о своей помолвке.

Поскольку по дому быстро разнеслась весть, что его светлость Фредди прибыл в столь поздний час и настоял на встрече с мисс Чаринг, а она встала с постели, оделась и немедленно вышла в гостиную, новость эта не оказалась очень уж неожиданной. Мисс Фишгард, однако, от нее пришла в восторг. Поздний визит мистера Стандена и его удачное сватовство показались ей столь романтическими, что гувернантка не удержалась и процитировала одного из своих любимых поэтов. Дрожа от радостного возбуждения, женщина сделала реверанс Фредди и произнесла:

– Ах, мистер Фредерик! Это напомнило мне строки:

Он лесами скакал, мимо гор, мимо скал, Реку он переплыл, брода он не искал [9] .

– Э-э-э, – только и смог выдавить из себя джентльмен.

– Мистер Фредерик, вы должны помнить эти бессмертные строки:

Соперник трусливый с душою пустой Взял невесту твою, Лохинвар молодой!

– Да неужели? – пробормотал мистер Станден, не понимая, к чему бы это.

Мисс Чаринг, более осведомленная по части поэзии, уже готова была задать наставнице вопрос, имеет ли та в виду преподобного Хью Ретрея или лорда Долфинтона, однако женщина в возвышенном порыве продолжала:

– «И отхлынуло чувство, как вспененный вал…»

Мистер Станден, напрасно бросавший в сторону девушки самые многозначительные взгляды, счел нужным заметить:

– Да, мэм.

– Ой! – воскликнула мисс Фишгард, прижимая руки к своей пышной груди и заливаясь краской смущенного вдохновения. – В жизни все так же, как и в поэме, мистер Фредерик!

И вот они в танце дошли до дверей. Он сжал ее руку, шепнул ей: «Скорей!» Конь стоял у крыльца, лорд ее подсадил И в седло, словно ветром подхвачен, вскочил.

А потом, вы знаете, идет описание безумной скачки с прекрасной Эллен, а затем:

Но куда там вернуть – и догнать не смогли! В любви ты так дерзок, В сраженье – герой. Кто сравнится с тобой, Лохинвар молодой?

– По-моему, бред, – наконец неодобрительно произнес Фредди.

Мисс Фишгард слова джентльмена весьма озадачили, но в разговор, желая сгладить неловкую ситуацию, вмешалась Китти:

– Это «Мармион», Фредди!

– Ах, «Мармион», понятно, – произнес мистер Станден с видимым облегчением, а затем все испортил, поинтересовавшись: – А кто он такой?

– Моя дражайшая Китти, позволь той, которая всегда искренне желала тебе всего наилучшего в жизни, поздравить тебя и сердечно пожелать счастья, – сказала мисс Фишгард, нежно обнимая свою воспитанницу.

Женщина вынуждена была поискать носовой платок в ридикюле, который висел у нее на руке, и промокнуть выступившие из глаз от переизбытка чувств слезы. После этого, приложив платок к кончику носа, мисс Фишгард продолжила:

– Я не хочу сейчас делиться теми опасениями, которые тревожили мое сердце с тех пор, как я узнала о намерениях твоего достойного опекуна. Деликатность намертво скрепила печатью мои уста, но один вопрос неотступно преследовал меня. Словами поэта, которого мы обе так высоко ценим, этот вопрос можно выразить следующим образом: «Что ее в грядущем ждет, замуж за кого пойдет?» Не буду скрывать, я несказанно рада тому, что выбор пал на мистера Фредерика, «сильного духом и с твердой рукой». Мне не хотелось бы подвергать критике остальных, не столь удачливых претендентов, но должна все же заметить, что вы, мистер Фредерик, превосходите их. Желаю вам всего наилучшего, мистер Фредерик! Вы заполучили руку той, что была воспитана в «цвету уединенья и тиши». Уверяю вас, вы никогда не станете сожалеть о своем выборе. Вы доживете до счастливого времени, когда сможете вслед за поэтом сказать: «Очаг домашний, ты благословен!» Я переполнена эмоциями, милая Китти!

Мисс Чаринг постаралась успокоить гувернантку, погладив ее рукой по плечу и сказав:

– Право же, дорогая мисс Фишгард! Прошу вас, осушите свои слезы. Уверяю, нет ни малейшего повода огорчаться.

Немолодая женщина вытерла увядшие щеки, еще раз промокнула нос платком, скривила губы в слабом подобии улыбки и крепко сжала руку подопечной.

– Вослед слезе улыбка к нам приходит… – произнесла она.

И вот тут мистер Станден, который со все большим беспокойством вслушивался в речи гувернантки своей «невесты», решил, что лучше откланяться. Обычно он не ложился спать в столь ранний, по его мнению, час, но дальнейшее общение с мисс Фишгард грозило превратиться в нескончаемую череду цитат из «пишущей братии», как он сам порою их называл. В сравнении с подобным испытанием даже отойти ко сну раньше одиннадцати часов было предпочтительнее.

Фредди поцеловал Китти руку, а потом, под выжидающим взглядом гувернантки, чмокнул девушку в щеку, а та восприняла возникшее неловкое положение с почти полным безразличием и лишь воспользовалась удобным моментом, чтобы шепнуть ему на ухо:

– После завтрака. Нет смысла идти к опекуну, прежде чем мы обо всем не договоримся.

Можно было сомневаться в способности мистера Стандена потрясти мир своей эрудицией, но едва ли кто-то мог отказать ему в знании света и утонченности. В его поклоне Китти прочла полное согласие с ней, а мисс Фишгард – глубокое почтение. Этот элегантный поклон произвел на гувернантку настолько сильное впечатление, что, стоило закрыться двери за мистером Станденом, женщина тотчас же запела дифирамбы изысканной вежливости джентльмена:

– Какая обходительность, моя милая, какое почтение к той, кто здесь «хоть никем не замечаема», надеется «ценимой быть на небесах».

Мисс Чаринг согласилась со своей наставницей, а затем, заметив, что огонь в камине уже почти догорел, заявила: пожалуй, она и сама собирается ложиться спать. Мисс Фишгард выразила желание сопровождать ее наверх до дверей спальни. Женщина явно намеревалась продолжить прерванный разговор. Девушке пришлось напомнить наставнице о необходимости взять с собой теплый плед. Прогрессирующая скупость мистера Пениквика дошла до того, что в доме, за исключением спальни самого хозяина, камины почти не топились.

Вследствие этого прискорбного обстоятельства мисс Фишгард направилась к себе за шалью, а Китти, страдая в своей спальне едва ли не от зимней стужи, быстро сбросила с себя платье и залезла под одеяла в широкую старомодную кровать с пологом на четырех столбиках. К счастью, служанка уже нагрела ее для Китти с помощью металлической грелки с помещенными внутрь раскаленными углями.

В комнату вошла мисс Фишгард, плотно завернувшись в довольно поношенную шаль неопределенной расцветки. Гувернантка зашла как раз вовремя, чтобы лицезреть, как Китти забирается под одеяло в незашнурованной ночной сорочке и с ночным чепчиком в руке. Слабый протест со стороны мисс Фишгард был проигнорирован. Нахлобучив чепец на голову, мисс Чаринг преспокойно завязала тесемки под подбородком. И впрямь, словам гувернантки недоставало уверенности.

Обернув плечи стеганым одеялом, Китти уселась, опершись спиной на подушки, и сказала:

– Вы и впрямь решили остаться, мисс Фишгард? Вы же окоченеете здесь от холода. Если бы я была хозяйкой собственного дома, я во всех комнатах приказала бы разводить большой огонь, не жалея дров.

От услышанного гувернантка как-то странно вздрогнула и проговорила:

– Если… Но, дорогая…

– Знаете, сначала все кажется таким странным, – опомнившись, поправила себя Китти.

Понять это мисс Фишгард как раз могла. Женщина пожала руку своей воспитаннице.

– Грядут перемены в твоей жизни, милая, но они, слава богу, вполне соотносимы с естественным порядком вещей.

Китти невольно хмыкнула.

– Ну, признаться, мне не кажется столь уж естественным то обстоятельство, что я стала невестой Фредди, – откровенно призналась она.

Гувернантка воздержалась от того, чтобы осудить этот порыв искренности, а лишь заметила:

– Ваш союз обещает стать вполне плодотворным. У вашего избранника весьма изысканные манеры и множество добродетелей, приятных для глаза. Он настоящий джентльмен. Однако, моя дорогая, когда Стобхил намекнул мне о далеко идущих последствиях неожиданного визита мистера Фредерика – трудно его слишком сильно осуждать за несдержанность, ибо он действовал из лучших побуждений, – я едва не лишилась чувств… Уверяю вас, дорогая… Простите за прямоту, Китти, но до этого я и помыслить не могла о вероятности подобного поворота. Прежде мне казалось, что мистер Фредерик не проявляет к вам повышенного интереса романтического свойства.

– Пожалуй, – согласилась Китти, думая о том, что из всех родственников мистера Пениквика мистер Станден был самым нечастым гостем в Арнсайд-хаус, поэтому у мисс Фишгард есть все основания удивляться столь неожиданным переменам.

– Если бы дело касалось кого-нибудь другого, – призналась мисс Фишгард, – я могла бы заподозрить его в несколько меркантильных, недостойных джентльмена помыслах, но, уверяю вас, милая Китти, по отношению к мистеру Фредерику следует отбросить подобного рода подозрения. У него слишком возвышенная натура, доброе сердце и утонченное воспитание, чтобы опускаться до таких соображений. – Сделав паузу, гувернантка добавила: – К тому же он наследует весьма значительное состояние.

– Надеюсь, не только вы, но и другие станут придерживаться того же мнения, – задумчиво произнесла Китти. – Бедный Фредди опасается, что его как раз заподозрят в том, будто он сделал мне предложение исключительно из желания заполучить деньги моего опекуна.

– Никто не уличит его в столь низменных намерениях! – воскликнула мисс Фишгард.

– Я и сама не могу заподозрить, – сказала Китти, обняв руками колени. Выбившийся из-под ночного чепчика локон подрагивал у нее под подбородком, придавая девушке совсем юный, почти детский вид. – Но он боится, что люди станут судачить о нем… Ладно… Фредди не особенно умен, поэтому может ошибаться… – Заметив, как изменилось выражение лица гувернантки, Китти поспешно добавила: – Я хотела сказать, иногда ему приходят в голову весьма странные мысли…

– Китти! – воскликнула мисс Фишгард упавшим голосом. Румянец крайнего волнения окрасил щеки немолодой женщины. – Не ошиблись ли вы в своем сердце?

Китти подтвердила, что не ошиблась.

Гувернантка, нервно перебирая ткань пальцами, устремила взгляд вверх и сказала дрогнувшим голосом:

– Позвольте той, чьи девичьи надежды были погублены честолюбием моего родителя, заверить вас: «любовь превыше внешних благ». Дорогая Китти! Молю вас не допустить увлечь себя внешним блеском светскости и славы!

– Обещаю, – сказала девушка. – О каких «девичьих надеждах» вы только что упомянули, дорогая мисс Фишгард?

– Эх! – вздохнула гувернантка. – Его положение в обществе было ниже нашего, хотя в помыслах своих он был весьма благородным молодым человеком. Мне ничего не оставалось, как смириться с волей моего дражайшего родителя. – Заметив вопросительный взгляд мисс Чаринг, она понурила голову и проговорила приглушенным голосом: – Он работал помощником аптекаря… Красивый молодой человек, внешне напоминал настоящего джентльмена. Я помню, как он готовил пилюли, которые мой бедный отец вынужден был принимать, когда его мучили боли, вызванные несварением желудка. Ничего не получилось из этого сватанья…

– Понимаю, – сказала Китти, мысленно представляя себе душевные терзания мисс Фишгард, влюбившейся в помощника аптекаря.

– Мой отец был священником… как мистер Ретрей…

При упоминании преподобного Хью Китти вздрогнула и весьма эмоционально произнесла:

– Прошу вас больше никогда не говорить со мной о Хью. Подумать только, мисс Фишгард, он пытался уверить меня, что делает мне предложение из чувства жалости ко мне!

Мисс Фишгард, которая несколько опасалась преподобного, будучи недовольна его стараниями убедить мистера Пениквика заменить ее на гувернантку, способную обучить Китти итальянскому языку, прищелкнула языком, покачала головой и заявила: она давно подозревает за мистером Ретреем грех притворства и неискренности.

– Не знаю почему, моя дорогая, – многозначительно сказала мисс Фишгард, – хотя у него благопристойная внешность и манеры, я никогда не могла заставить себя полностью доверять ему. Надеюсь, он честный человек, но разве не случалось, что внешняя благопристойность служила прикрытием низменных поступков… Вспомни хотя бы Шедони, моя милая девочка…

Сравнение Хью Ретрея с монахом-злодеем из популярного романа Анны Рэдклиф рассмешило девушку. Мисс Фишгард сочла смешки своей воспитанницы крайне обидными. Ее с трудом удалось успокоить. Пожалуй, не последнюю роль в этом сыграло страстное любопытство гувернантки, возжелавшей узнать, как же так вышло, что мистер Фредерик все же сделал Китти предложение. Понимая, что ничего лучше сказанного ею в гостиной, когда она хотела обвести вокруг пальца двух других претендентов на ее руку, не придумать, Китти повторила свой незамысловатый рассказ. Мисс Фишгард тотчас же была очарована теми страданиями, которые, по ее мнению, испытал мистер Фредерик, так долго скрывавший свою романтическую страсть к мисс Чаринг. Она столь увлеклась беседой о героях ее любимых литературных произведений, что выпустила из виду еще одного возможного претендента. Однако, вспомнив о мистере Веструтере, женщина тотчас же поинтересовалась, не слышно ли о нем.

– Нет, – порывисто ответила Китти. – Я и не думала, будто он соизволит приехать в Арнсайд-хаус ради такого повода.

Мисс Фишгард тяжело вздохнула.

– Как часто мы обманываемся в ближнем своем, – изрекла она. – Когда мистер Пениквик любезно сообщил мне о своих намерениях, я, признаюсь, подумала, что Джек первым примчится в Арнсайд-хаус.

– А я придерживаюсь иного мнения, – заявила Китти. – Это очень даже хорошо, что он не приехал.

Мисс Фишгард взглянула на свою воспитанницу с легким упреком, так как в голосе девушки прозвучала неподобающая злость. Заметив опасные огоньки в больших глазах Китти, гувернантка огорчилась еще больше.

– Я иногда думала, дорогая… – сказала она.

– Что вы думали, мисс Фишгард? – притворно ласково поинтересовалась Китти.

– Ну… Он весьма привлекательный молодой человек… – нерешительно начала мисс Фишгард, – весьма обходительный и учтивый… Не могу припомнить кого-то, кто столь часто заезжал в Арнсайд-хаус.

– Ничего удивительного. Он ведь любимчик моего опекуна, – быстро ответила Китти. – В остальном же, я думаю, этот малый не промах, как сказал бы мой Фредди. Милая мисс Фишгард! Разве в числе прочих он не покорил своей обходительностью и ваше сердце? Я подозреваю, что он является одним из самых прожженных волокит из числа столичных денди. Общение с ним доставляет удовольствие, но, мне кажется, женщину, имеющую несчастье серьезно воспринять его ухаживания, ждет большое разочарование. Ладно, хватит болтать о всяком вздоре! Фредди желает поскорее представить меня своим родителям и хочет немедленно увезти в Лондон.

– Но, Китти, – удивилась гувернантка, – вы уже знакомы с леди Леджервуд и ее супругом. Лорд приезжал в Арнсайд-хаус по случаю…

– Да, однако с тех пор прошло более года, – возразила девушка. – К тому же у лорда Леджервуда много родственников, полагаю, со многими я вообще не знакома. Помимо этого, мне надо заказать свадебный наряд и… вы же понимаете, мисс Фишгард, лучше навестить Леджервудов прямо сейчас…

Гувернантка согласилась с этим, но все же поинтересовалась у Китти, кто во время лондонской поездки будет выполнять ее обязанности в Арнсайд-хаус.

– Вы, – с лучезарной улыбкой ответила Китти.

Мисс Фишгард, которая до этого старалась не думать о тех неизбежных мытарствах, что выпадут на ее долю в случае замужества воспитанницы, немного приободрилась. Искать себе новое место в столь почтенном возрасте казалось ей делом почти безнадежным. В глубине души женщина даже корила себя за желание подольше остаться при Китти в роли ее наставницы, но мысль стать экономкой в Арнсайд-хаус не обрадовала ее.

– Я буду исполнять роль домоправительницы мистера Пениквика? – едва не перейдя на крик, изумилась она. – Это невозможно, Китти! Вы же прекрасно знаете, как он меня недолюбливает.

– Ерунда, – возразила девушка. – Он любит важничать и хмуро глядит на собеседницу, но, поверьте мне, мистер Пениквик ужасно рассердится, если вы вздумаете уехать из Арнсайд-хаус. Нужно быть твердой в своих намерениях. Мой опекун терпеть не может иметь дело с незнакомыми ему людьми. Если он опять придет в ярость и станет в вас чем-то швырять, вы должны сказать ему, что немедленно уедете из дому, и он тут же образумится. Уверяю вас, этого будет довольно. – Заметив, что лицо мисс Фишгард все еще выражает сомнение, мисс Чаринг добавила уже просительным тоном: – Умоляю вас, милая мисс Фишгард! Он никогда меня не отпустит, если вы тоже уедете из Арнсайд-хаус. Это ненадолго… всего-то на месяц…

Растроганная мисс Фишгард пустила слезу и заявила, что ни при каких обстоятельствах не обманет доверия, оказанного ей милой Китти. Впрочем, вытирая покрасневшие глаза, женщина сочла за лучшее предупредить свою воспитанницу о том, что помолвка с мистером Фредди вряд ли найдет поддержку у мистера Пениквика.

– Дорогая моя, мне необходимо предостеречь вас, – подавляя всхлипы, заявила мисс Фишгард. – Мне кажется, ваш опекун предполагал, что вы выйдете замуж за мистера Джека. От вас же не ускользнуло, как мистер Пениквик разозлился, когда мистер Джек не приехал, поэтому-то и отложил на день исполнение намеченного. Спидл сказал мне сегодня вечером – не то чтобы я обсуждала это со слугами, но они вечно болтают о всяких глупостях, – что мистер Пениквик ужасно беспокоится и не может взять в толк, почему мистер Джек так и не приехал. Боюсь, вы с мистером Фредериком натолкнетесь на возражения со стороны дяди и вряд ли он отпустит вас в Лондон.

Утром следующего дня, когда Китти и Фредди, повинуясь распоряжению мистера Пениквика, предстали пред очи хозяина дома в его гардеробной комнате, старик встретил их вполне приветливо. Спидл, конечно же, не сообщил счастливой паре, в каком настроении хозяин вчера принял эту новость, любезно сообщенную ему слугой. За ночь старик немного поостыл и решил предпочесть лобовой атаке политику в стиле Макиавелли. Утренний визит преподобного Хью Ретрея и последующий за ним разговор невероятно разозлили мистера Пениквика, поэтому он возблагодарил Господа за то, что Китти, по крайней мере, не связала свою судьбу с этим несносным занудой. Кроме того, старику жутко надоели все его родственнички и он горел желанием побыстрее от них избавиться, повелев преподобному Хью передать брату и лорду Долфинтону, что они могут ехать, не утруждая себя формальностями.

Ко времени, когда Китти и мистер Станден, не любивший рано вставать по утрам, пришли в покои мистера Пениквика, старик уже подкрепил свои силы легким завтраком и сидел в деревянном кресле у камина. Одна шаль прикрывала его колени, другая была накинута на плечи. Всем своим измученным, изможденным видом и безвольно висящей «парализованной» рукой мистер Пениквик давал понять, что сегодня он счел за лучшее разыгрывать роль дряхлого старца. Вот только в колючем взгляде его очей не было и тени старческой немощи.

– Ну, дорогая, – произнес мистер Пениквик, – мне сказали, что я должен пожелать тебе счастья в семейной жизни.

– Если на то будет ваша воля, – отозвалась Китти, почтительно наклоняясь и целуя опекуна в щеку.

– Я желаю вам счастья, – довольно твердым голосом произнес старик. Он устремил грозный взгляд на Фредди, но вдруг зажмурился, черты его лица исказились, возможно, от боли, вызванной приступом подагры. – Поздравляю вас, Фредерик, – выдавил он из себя.

Приоткрыв веки, мистер Пениквик воззрился на счастливого избранника, а затем отвел взгляд, содрогнувшись всем телом. Это было весьма бестактно, учитывая, что мистер Станден тем утром потратил массу времени и усилий на то, чтобы завязать свой галстук особо трудным, но весьма элегантно выглядевшим узлом trône d’amour. Все, кто хоть сколько-нибудь интересуется последней модой, были бы рады изучить этот способ, а некоторые особенно утонченные модники наверняка пожелали бы узнать имя гения, кроившего жилет для Фредди. К сожалению, мистер Пениквик мало чем походил на людей такого сорта.

Старик дрожащей рукой потянулся к табакерке, достал оттуда понюшку «Нат Браун», зычно расчихался, с шумом захлопнул крышку табакерки и только тогда изрек:

– Очень хорошо. Благословляю вас.

Китти выжидающе посмотрела на «суженого», но Фредди, сбитый с толку взглядом мистера Пениквика, совершенно забыл свою роль и лишь произнес нечто насчет того, что он весьма признателен оказанной ему чести. Китти, сообразив, что помощи от него сейчас не дождешься, решила действовать самостоятельно.

– Благодарю вас, сэр, – молвила она. – Фредди желает, чтобы я поехала вместе с ним на Маунт-стрит. Он хочет формально представить меня своим родителям… если вы, конечно, не возражаете, сэр.

Мистер Станден быстро пришел в себя и поспешил на помощь мисс Чаринг.

– Они наверняка забыли ее, – пробормотал он. – Мы им напомним.

– Идиот, – едва слышно пробурчал себе под нос мистер Пениквик.

Старик вновь задумчиво уставился на Китти. Возникла напряженная пауза.

– Значит, в Лондон собрались, – наконец проскрипел он. – Что ты намерена там делать, мисс?

Сердце Китти учащенно забилось в груди.

– Если… – начала она, – если леди Леджервуд окажется настолько любезна, что пригласит меня, я буду действовать согласно ее воле…

– Вздор! – воскликнул мистер Пениквик. – Ты собираешься мотаться по городу! – Старик посмотрел Фредди в глаза. – Насколько я знаю, Эмма, ваша матушка, – частая гостья во всех этих шикарных заведениях? На балах в клубе «Альмак»… в опере… на приемах в Чарльстонском дворце… В прошлый раз, когда я ее видел, она была разодета так, словно собиралась на королевский бал. Уверен, ее наряды обошлись мужу в добрых пятьдесят фунтов. Впрочем, это не моя забота, если ваш отец позволяет ей тратить сумасшедшие деньги на всякий вздор.

– Не ваша, – твердым голосом произнес Фредди.

– Что такое? – переведя взгляд на молодого человека, спросил мистер Пениквик.

– Не ваша забота, – сохраняя невозмутимый вид, произнес Фредди. – К тому же платье моей дражайшей маменьки обошлось моему отцу в гораздо бо́льшую сумму, чем пятьдесят фунтов стерлингов. О шляпке, перчатках и всем прочем я уж молчу. К вашему сведению, сэр, моя матушка не покупает готовое платье в переулке Кранбурн. И помыслить о таком не могу!

Мистер Пениквик схватился за свою трость из черного дерева. Лицо его при этом приняло столь угрожающее выражение, что Китти взволновалась, как бы ее «женишок» не сбежал, но, к счастью, мистер Станден в этот момент увидел пушинку на лацкане своего сюртука и стал осторожно снимать ее, так что не обратил внимания на гнев старика. Когда Фредди с честью справился со своей задачей и снова взглянул на мистера Пениквика, тот уже немного успокоился.

– У вашего отца тугой кошелек, – произнес старик.

– Да.

Мистер Пениквик смотрел на Фредди, прищурившись.

– Допустим, я разрешу Китти поехать в Лондон. Ваша мама будет возить ее на модные балы? – спросил он.

– Скорее всего, да, – задумчиво ответил Фредди, – но только туда, куда сама пожелает поехать.

Хмыкнув, старик потянулся за табакеркой, а затем, неожиданно засмеявшись, обратился к Китти:

– Ну и хитрюга же ты… Ладно, так уж и быть, получишь мое дозволение. – Смех оборвался. На лице мистера Пениквика появилось страдальческое выражение. – Но ведь ты станешь транжирить мои деньги на разные дорогие наряды.

– Нет, – сжимая руки, пообещала Китти, – разве что совсем немножечко!

– Я не могу этого себе позволить, – в мгновение ока прикидываясь немощным старцем, прошамкал мистер Пениквик. – Ты меня разоришь.

– Но вы же говорили, что выдадите мне сто фунтов на свадебные наряды, – впадая в отчаяние, напомнила ему девушка.

Старик, печально покачав головой, заметил:

– Тебе понадобится больше. Ты захочешь пустить пыль в глаза.

– Не захочу, – возразила Китти. – Мне это совсем не нужно.

– Вечером мы договаривались не о том, – не вовремя подал голос мистер Станден.

– Прошу, Фредди! Попридержи язык! – осекла его Китти.

Но джентльмен уже оседлал своего любимого конька:

– Позвольте! На сто фунтов в столице можно купить лишь какое-нибудь поношенное старье. Не думаю, что их хватит на один приличный наряд, разве что я доплачу.

– Что?! – заорал мистер Пениквик.

– Ну, возможно, хватит на один или два, но уж слишком скромненьких, – подумав, пошел на попятную мистер Станден.

– Прошу вас, не слушайте его! – взмолилась Китти.

Поняв, что он зацепил за живое больного, престарелого родственника, Фредди добродушно произнес:

– Вам не стоит так близко принимать к сердцу денежный вопрос, сэр. Моя маменька купит Китти все необходимое. Она по натуре очень щедрый человек.

Реплика возымела чудесное действие. Сколь бы сильно мистер Пениквик не горевал над каждым потраченным пенни, выглядеть в глазах родни бедняком он не желал. Высоко подняв голову, старик приосанился и отчитал родственничка за его неуместное предложение. Затем мистер Пениквик, вновь на глазах одряхлев, издал приглушенный стон и попросил Китти подать ему шкатулку, стоявшую на полке в шкафчике у кровати. Когда воспитанница справилась с поручением, старик извлек из кармана ключ, отпер шкатулку и принялся рыться внутри, стараясь, чтобы никто не видел ее содержимого. Наконец мистер Пениквик извлек несколько ассигнаций, перевязанных ленточкой, печально взглянул на них в последний раз и, отвернувшись, протянул бумажки Китти.

– Обращайся с деньгами бережно, девочка моя! – сказал он. – Господи, не могу больше на это смотреть! Только подумать, куда пойдут мои сбережения!

Девушка сунула деньги в карман, боясь, как бы опекун не передумал. Она попыталась подобающим образом выразить ему свою благодарность, но старик лишь отмахнулся, сказав, что теперь никто не вправе обвинять его в скаредности. Однако, порешив с одним, мистер Пениквик столкнулся с еще бо́льшим кошмаром, грозящим погубить в зародыше все их планы. Каким образом, спрашивается, Китти сможет доехать до Лондона? Возможность поездки в почтовой карете опекун резко отклонил – поскольку у девушки не было горничной, сопровождать юную леди в поездке было просто некому. И если Китти рассчитывала, что ради нее он наймет экипаж, то глубоко ошибалась. Мисс Чаринг смогла унять неожиданный порыв злости опекуна, лишь заверив его в том, что никогда и не помышляла о таком. Тогда Китти предложила отпустить вместе с ней в столицу одну из служанок, однако мысль о связанных с этим неизбежных расходах вызвала очередной припадок гнева старого скупердяя. Еще одно предложение Китти заплатить за наем кареты из денег, выданных ей опекуном, показалось мистеру Пениквику настолько чудовищным, что он едва сдержался, чтобы не отобрать у девчонки ассигнации и не вернуть их обратно в шкатулку. После этого опекун принялся вслух перечислять все дополнительные издержки, связанные с оплатой труда кучеров и конюхов, а также всяческие непредвиденные траты в пути.

Бурчание старика настолько надоело Фредди, что он предложил вполне здравое решение проблемы:

– А давайте мы поедем в Лондон вместе.

Это великодушное предложение, освобождающее мистера Пениквика от всех расходов на переезд воспитанницы, подействовало на него столь благоприятно, что он одарил Фредди одобрительным взглядом. А вот Китти такой поворот дела явно смутил. Внутреннее чутье подсказывало девушке, что леди Леджервуд едва ли понравится неожиданный визит, хотя бы и связанный с помолвкой ее старшего сына, но мужчины сочли ее доводы неубедительными. Мистера Пениквика разозлило одно лишь предположение, будто его племянница может плохо принять его воспитанницу, а Фредди счел, что лучше как раз застигнуть родителей врасплох, чем дать им время все хорошенько обдумать и выстроить план действий.

При этих словах мистера Стандена старик вновь испытующе глянул в глаза молодого джентльмена, но ничего не сказал, а лишь понюхал табак, бросая косые взгляды в сторону Китти. Девушку аргументы мужчин не переубедили, тогда опекун торжественно заявил: либо она отправляется в путь в экипаже вместе со своим суженым, либо вообще никуда не поедет. Пришлось соглашаться.

Мистер Пениквик снова впал в глубокую задумчивость, но когда молодые люди, переглянувшись, готовы были выйти из комнаты, он поднял глаза от пола и произнес:

– Незачем пока давать объявления в газеты.

Мистер Станден, и сам ничего подобного не планировавший, вздохнул с облегчением, ни в чем не заподозрив старика, а вот Китти, натура более проницательная, пронзив опекуна взглядом, поинтересовалась:

– Почему не давать объявлений?

– Какое это имеет значение? – вспылил мистер Пениквик. – Боже правый, малышка! Да неужели ты считаешь меня круглым дураком? Думаешь, я не вижу, для чего ты все это затеяла?

Старик с видимым удовольствием наблюдал, как краснеет его воспитанница.

– Хорошая девочка, – хихикнув, произнес он. – Если красиво принарядить, то из тебя получится ничего еще, скажу я тебе… Ладно… Пустое… Но помни, что дольше месяца я с этой Фишгард в одном доме на останусь!

Произнеся такую речь, мистер Пениквик отпустил Китти и Фредди, сказав им на прощание, чтобы поторапливались, ибо он и так поиздержался, поэтому кормить обедом мистера Стандена сегодня не намерен.

Когда их уже никто не мог слышать, Китти схватила молодого человека за руку и в порыве признательности произнесла:

– О, Фредди! Как мне вас отблагодарить? Надеюсь, этот разговор не был вам слишком неприятен?

– Нисколько, – ответил джентльмен со своей обычной любезностью. – Впрочем, возблагодарим Господа, что мы теперь сможем уехать подальше от этого сквалыги. Никогда прежде не общался с подобным скупердяем.