Поскольку гардероб мисс Чаринг был невелик, сборы заняли совсем немного времени. Сразу же после полудня обрученные смогли отправиться в путь. Мисс Чаринг все еще не пришла в себя от счастья, вызванного той легкостью, с какой ей удалось убедить своего опекуна отпустить ее в Лондон. Единственным темным пятном было опасение, что леди Леджервуд отнюдь не обрадуется ее появлению на Маунт-стрит. Дополнительное беспокойство вызывала мисс Фишгард, окончательно впавшая в слезливое расположение духа. Помогая Китти собираться, она непрерывно лила слезы и объясняла мисс Чаринг, что крайне обеспокоена своим будущим и тем, как она сможет угодить капризам мистера Пениквика. Гувернантку не смогло утешить даже замечание Китти, что никому еще не удавалось удовлетворить его прихоти.

Сотрясаясь в рыданиях при мысли о месячном расставании со своей воспитанницей, мисс Фишгард продекламировала:

Китти, имея куда более практичный склад ума, нежели ее наставница, нахмурилась, вслушиваясь в слова гувернантки, и сказала:

– Сейчас за окнами стоит такая холодища, что ни о какой прелести полей и рощ даже заикаться не стоит. И к тому же с больным мистером Пениквиком ни о каком умиротворении говорить не приходится.

– Порой вы меня очень огорчаете, Китти! – придав голосу трагические нотки, произнесла мисс Фишгард. – Неужели вы не испытываете «терзанья сердца, расставаясь с другом»?

Этот вопрос посеял в душе Китти чувство вины, поэтому всю первую половину пути она пребывала в угнетенном состоянии духа, отвечая на замечания своего путника односложными репликами.

– Плохо себя чувствуете? – добросердечно осведомился мистер Станден.

– Я чувствую себя ужасно плохо, Фредди! – призналась девушка. – Бедняжка мисс Фишгард спросила меня, не горько ли мне с ней расставаться, а мне ни капельки не горько…

– Вполне естественно, – без колебаний ответил Фредди. – Мне тоже эта особа не по душе. Знаешь, что она сказала мне сегодня утром? Она спросила, хорошо ли я выспался, а когда я ответил, что со всеми этими петухами, орущими у меня под ухом, выспаться никак нельзя, мисс Фишгард заявила: звуки сельской жизни бодрят дух, и еще добавила какую-то белиберду в том же роде.

– Это из Купера, – хмуро пробормотала девушка. – «Приносят отдохновенье душе истерзанной».

– Мешок фантазий, – хмыкнул Фредди. – Я всегда предполагал, что в этой деревенской жизни есть что-то нездоровое… Часто слышал, как джентльмены говорят о том, что не мешало бы уехать куда-нибудь из города, отдохнуть на лоне природы, поправить здоровье, но, признаться, ни разу не заметил, чтобы это кому-нибудь помогло. Ничего удивительного в том нет. Если тебя все время будит петушиное кукареканье, тут не до поправки здоровья. Как бы то ни было, а с мисс Фишгард явно что-то не в порядке.

– Она просто без ума от поэзии, – попыталась объяснить Китти.

– Оно и видно, – заметил мистер Станден и перешел к другой теме, по правде говоря, интересующей его гораздо больше. – На сколько старый сквалыга раскошелился в этот раз?

– Ах, Фредди! – восторженно воскликнула Китти. – Двести пятьдесят фунтов стерлингов! Я и половины не потрачу! Чувствую, у меня выросли крылья! Я храню ассигнации в моем ридикюле, но не могу и минуты усидеть спокойно. Все время опасаюсь, как бы нас не ограбили. – Развязав тесемки дамской сумочки, мисс Чаринг протянула деньги Фредди. – Пусть они пока побудут у вас, – взволнованно попросила она.

Мистер Станден хотел вежливо отказаться, но тут ему в голову пришла мысль, что так будет даже лучше. Джентльмен знал все относительно цен на дамское платье и понимал, сколь малы эти самые пресловутые двести пятьдесят фунтов стерлингов по сравнению с издержками, на которые придется пойти молодой особе, пожелавшей дебютировать в свете. По натуре мистер Станден был добрым малым, пользующимся определенным влиянием в высшем обществе, поэтому, поразмыслив, решил помочь мисс Чаринг в ее начинаниях.

Вытащив пятидесятифунтовую ассигнацию, Фредди протянул ее Китти, сказав:

– Чудесно! Возьмите-ка себе вот это, а остальное я передам маменьке. Все счета будете посылать ей, а она уж позаботится об остальном.

Мисс Чаринг такое положение вещей в целом устраивало, ибо пятидесятифунтовая ассигнация все же казалась ей чудовищно огромной суммой, и теперь деньги лежали у нее в сумочке. А тем временем мистер Станден, спрятав оставшиеся купюры в карман сюртука, решился заговорить о том, что уже давно не давало ему покоя.

– Не хочу совать нос не в свои дела, – словно извиняясь, произнес он, – но никак не могу взять в толк, на кой ляд все это…

– Что? – скосив глаза в сторону собеседника, произнесла Китти.

Джентльмен, покраснев, извинился.

– С языка слетело, – пояснил он. – Забудьте… Я вот что хочу сказать: хорошо, конечно, иметь возможность приехать в столицу и повеселиться, но чего вы желаете добиться этим?

Мисс Чаринг, заблаговременно подготовившись к подобным вопросам, не раздумывая ответила:

– Всегда надо хватать удачу за хвост. Когда я окажусь в Лондоне, то смогу, мне кажется, рассчитывать на большее, чем в деревне. Надо будет подыскать красивый наряд. Я надеюсь, леди Леджервуд познакомит меня с кем-нибудь из своих приятелей, а там и до подходящего претендента на мою руку недалеко.

– Не уверен, что это возможно, пока вы официально считаетесь моей невестой, – возразил мистер Станден.

Девушка покраснела и с деланной озабоченностью принялась поправлять складочки на своих перчатках.

– Не думаю, что, если найдется джентльмен, который захочет взять меня в жены, это сможет остановить его, – наконец промолвила она. – Или вы так не считаете?

– Конечно, не считаю, – безапелляционно заявил Фредди.

– Ну а если у него вспыхнет нежное чувство ко мне и он узнает, что я помолвлена с другим, – произнесла девушка, весь жизненный опыт которой зиждился на романах, стоявших на книжной полке в комнате мисс Фишгард, – он будет ужасно мучиться от ревности…

– Кто он? – затаив дыхание, спросил мистер Станден.

– Ну… кто-нибудь…

– Но у вас же никого нет!

– Верно, – безрадостно призналась Китти. – Просто я так фантазировала… Лучше мне заняться поисками места для себя…

– Этому не бывать! – с несвойственной для него твердостью заявил Фредди. – Вы мне вчера весь вечер твердили о том. Не хочу вас огорчать, но мне порядком надоели все эти прожекты насчет судьбы горничной. Вы ею не станете – и точка!

– Конечно, не стану, – успокоила его Китти. – Здраво поразмыслив, я пришла к выводу, что становиться горничной мне никак нельзя… Хью ошибался, пытаясь уверить меня в том, что я не смогу быть хорошей гувернанткой. Если я буду приставлена к маленькому ребенку, то мне не обязательно знать итальянский язык и уметь рисовать акварелями.

– Тоже не пойдет.

– Почему? Какое вам до всего этого дело? – негодующе воскликнула девушка.

– Господь с вами, Китти! Как какое дело? – борясь с раздражением, произнес мистер Станден. – Я не допущу, чтобы люди говорили, будто вы предпочли стать гувернанткой, лишь бы не выходить за меня замуж. Хорошенькую же репутацию я заработаю после такого!

Мисс Чаринг прежде об этом не задумывалась, но, будучи смышленой девушкой, тотчас же пришла к выводу, что опасения Фредди не лишены оснований.

– Пожалуй, вы правы, – признала она. – Ну, если передо мной закрыты иные пути, придется возвращаться в Арнсайд-хаус. По крайней мере у меня впереди целый месяц, который я проведу в Лондоне.

– По-моему, у вас весьма странные представления о столице, – нахмурившись, произнес Фредди. – Чего вы ожидаете от своего пребывания там?

– Господи, Фредди! Всего чего угодно! Во всяком случае возможностей в столице гораздо больше, чем в Арнсайд-хаус. Этого-то вы не станете отрицать.

– Вот это меня и пугает, Китти, – не таясь, признался мистер Станден. – Чем больше я с вами общаюсь, тем сильнее сожалею о том, что вам удалось уговорить меня пуститься в эту авантюру. Я опасаюсь, что вы впутаетесь в какую-то несуразную историю, а общество будет обвинять в случившемся исключительно меня.

– Ничего подобного. Я буду во всем вас слушаться, – попыталась унять опасения спутника девушка.

– В том-то и дело, что не выйдет, – в голосе джентльмена прозвучали нотки, граничащие со страхом. – Я не леди и не особенно осведомлен в тайнах девичьего хорошего тона.

– Вы забыли о своей маменьке. Она мне поможет. Вам не стоит тревожиться обо мне.

Упоминание о матери несколько успокоило Фредди, но у него было редкое чутье на опасность.

– Скажите, у вас есть какие-нибудь планы, о которых я не знаю? – спросил он.

– Есть. – Китти с детства приучили всегда говорить только правду. Заметив тревожные, как у загнанного зверька, огоньки, сверкнувшие в глазах своего спутника, девушка ободряюще пожала ему руку. – Но в моих планах нет ничего предосудительного. Вам не следует опасаться, Фредди! Честное слово! Я ничем не наврежу вашей репутации. – Когда это заявление не произвело должного эффекта, Китти с укором добавила: – Фредди! Вы мне доверяете?

– Доверяю, вот только… – мрачно произнес мистер Станден. – Мне кажется, вы просто не знаете всех нюансов и не сможете вовремя понять, что способно навредить моей репутации, а что – нет. Господи! Теперь я жалею о своем вчерашнем порыве.

Краска прилила к лицу девушки.

– Неужели вы собираетесь отказать мне в помощи? – спросила она.

– Не собираюсь, – несколько уязвленным тоном ответил Фредди. – Я никогда в своей жизни не уклонялся от взятых на себя обязательств. Играй или расплатись и уходи. Таков мой девиз. Я только хочу сказать, что надо было вовремя выйти из игры. Хотел бы я встретиться еще раз с этим хитрым содержателем постоялого двора… Как там его?

– Плакли, – подсказала невероятно удивленная Китти.

– Ага, – мрачнея, кивнул головой Фредди. – Во всем виноват этот его пунш. Точно помню, что я его не заказывал. Не стоило его пить, а тем более угощать вас. Если бы мы тогда не захмелели, ничего такого не произошло бы…

Спорить с ним на сей счет было бесполезно, поэтому Китти сосредоточила всю силу своего убеждения на том, чтобы развеять опасения мистера Стандена.

Уже смеркалось, когда их экипаж достиг пригорода Лондона. В сгущающейся тьме девушка по-детски радовалась увиденному. Все было для нее внове. Два дюжих слуги пронесли по улице паланкин. Фонарщик взбирался на лестницу, приставленную к уличному фонарю. Продавец нес на голове поднос с горячими пирожками. Беспризорник расталкивал прохожих на улице, освобождая путь дородному джентльмену в рединготе и низком цилиндре с закрученными вверх полями. Мимо, дребезжа, тянулась нескончаемая с виду вереница всевозможных повозок, карет и прочих экипажей. В ярко освещенных витринах магазинов красовались невиданные товары. Богато разодетые лакеи бегали куда-то, выполняя поручения своих хозяев. Уличные попрошайки стояли с протянутыми руками на перекрестках и приставали ко всем прилично одетым прохожим. Когда экипаж въехал в более богатые кварталы столицы, вдоль улиц потянулись особняки. У входа во многие из них уже горели масляные светильники.

Увиденное произвело на девушку ошеломляющее впечатление, и она засыпала своего спутника вопросами, интересуясь, к примеру, что там за здание возвышается, сокрытое в полумраке, или кто этот человек в ярко-алом камзоле и голубых бриджах. Удивление Китти было столь огромным, что мистеру Стандену приходилось прилагать массу усилий, чтобы хоть отчасти удовлетворить ее любопытство. Фредди узнавал в снующей мимо толпе почтальонов, констеблей и посыльных. Он рассказывал, чем занимаются эти люди, попутно обогащая девушку разными ценными сведениями. Оказывается, почти все лондонские кучера – ирландцы. Внезапный гортанный вопль, заставивший Китти подскочить на сиденье, как выяснилось, издал возница почтового дилижанса, который таким образом предупредил пассажиров, пристроившихся на крыше экипажа, о том, чтобы те пригнули головы, когда карета проезжала под аркой ворот, ведущих в гостиницу.

К сожалению, знания мистера Стандена о величественных зданиях, мимо которых проезжал их экипаж, оставляли желать лучшего. Джентльмен объяснил своей спутнице, что не слишком хорошо знает Сити, но зато готов стать ее гидом в ознакомлении с достопримечательностями Вест-Энда. Но когда карета докатила до этой аристократической части города, уже совсем стемнело, а Китти была слишком ошеломлена шумом и суетой, царившими вокруг, так что просто молча смотрела широко раскрытыми, изумленными глазами на сонмище огоньков, танцующих в ночи.

Только когда экипаж свернул на относительно тихую и безмятежную Маунт-стрит, Фредди пришло в голову, что его родители, скорее всего, сейчас готовятся к приему гостей. Званые вечера были в их доме обычным явлением. Джентльмен удержался от того, чтобы поделиться своими опасениями со спутницей, и был вознагражден за сдержанность, не обнаружив никаких признаков предстоящего гостеприимства, когда карета остановилась возле высокого особняка. От дворецкого мистер Станден узнал, что милорд и миледи никуда сегодня не поехали и остались дома. Десятью минутами позже, оставив озябшую мисс Чаринг греть замерзшие ножки у камина в одной из гостиных нижнего этажа, Фредди выяснил причину столь явного отступления от заведенного порядка вещей.

Леди Леджервуд полулежала на диванчике в своем будуаре. Ноги дамы прикрывал теплый плед. В одной руке она держала носовой платок, смоченный ароматическим уксусом. На голове у нее не было ночного чепца, а прекрасно завитые локоны пребывали в некотором беспорядке.

Леди Леджервуд, мать Фредди, являлась единственной оставшейся в живых дочерью Шарлотты, третьей сестры мистера Пениквика. Она была милой женщиной, не писаной красавицей, но, во всяком случае, изысканной модницей. Ее большие голубые глаза, пожалуй, казались чуть навыкате, а вот подбородок для такого лица выглядел несколько мелковатым. Рождение в кратчайший срок шестерых детей в какой-то степени отяжелило формы леди Леджервуд, но в принципе не уменьшило ее природной привлекательности. Поскольку доброта в характере этой женщины счастливейшим образом сочеталась с умеренной глупостью, леди Леджервуд была всеобщей любимицей. Она беззаветно любила мужа, восхищалась детьми и притом была весьма привержена тому, что ее дядюшка, без сомнения, назвал бы «экстравагантным сумасбродством».

Неожиданное появление пред ее очами старшего сына произвело на леди Леджервуд странное действие. Женщина привстала с дивана, глаза ее расширились, а рука взметнулась вверх, словно она кого-то отталкивала от себя.

– Фредди! Она у тебя была? – воскликнула леди Леджервуд.

– А-а-а… Кто, мэм? – вздрогнул опешивший мистер Станден.

– Никак не могу вспомнить, – пояснила матушка, прижимая ладонь к разгоряченному лбу. – У Мэгги точно не была… Я это точно помню, потому как, когда она была у Чарли, мы ее отослали к бабушке. Я тогда как раз собиралась ввести ее в свет и думала, как это бывает ужасно. А сейчас лежу и никак не могу вспомнить насчет тебя, хотя, впрочем, это и не важно, поскольку ты с нами не живешь. Мне это, скажу по чести, совсем не нравится. Наверняка тебе там не так уютно, как здесь. Если бы твой папа не запретил мне… но ему виднее. Сомневаюсь только, что там достаточно часто проветривают простыни. Не думай, что я хочу привязать тебя к своей юбке…

– Что стряслось? – спросил Фредди, склонившись над матерью, чтобы запечатлеть на ее благоухающей духами щеке сыновий поцелуй.

Леди Леджервуд обняла и поцеловала его, а затем трагическим голосом произнесла:

– Корь!

– Я переболел ею в Итоне.

По щекам леди Леджервуд покатились слезы благодарности.

– А кто заболел? – ради приличия осведомился Фредди.

– Все заболели, – добавив в голос нотки драматизма, промолвила леди. – Фанни, Каролина и бедный малыш Эдмунд! Я страшно волнуюсь. Не сомневаюсь, что Фанни и Каролина вскоре поправятся, а вот Эдмунд… Он весь покрыт сыпью. Я очень тревожусь за его состояние. Всю ночь не отходила от него, вот сейчас решила прилечь здесь и отдохнуть. Ты же знаешь, дорогой, Эдмунд всегда был таким слабеньким!

Любой из старших братьев в семье мог бы оспорить это суждение. Достопочтенный Чарльз Станден, ныне студент Оксфордского университета, не преминул бы высказать мнение, что с Эдмундом слишком уж носятся с самого его рождения, но Фредди характером пошел в мать, поэтому отличался добродушием и склонностью всему верить.

– Бедный парнишка, – сокрушенно заявил он.

Леди Леджервуд, благодарно пожав ему руку, сказала:

– Он хочет, чтобы только я находилась рядом. Мне пришлось отказаться от всех визитов. Сейчас мы должны были поехать в дом к Аксбриджу, но я не жалею. Хороша бы из меня была мать, если бы я ездила по приемам, когда мои дети болеют. Однако меня распирает досада, Фредди! Ты, наверное, знаешь, что лорд Амхерст берет с собой Букхейвена в эту дурацкую дипломатическую миссию по Китаю, и вот, представь себе, пожилая леди Букхейвен хочет, чтобы Мэгги – не могу ее осуждать, ибо наша Мэгги еще та сумасбродка, – оставалась с ней в деревне, пока муж не вернется. А это целый год, может, и больше. Как подумаю, что молодой женщине из света придется год безвыездно просидеть вдалеке от столицы, у меня сердце кровью обливается. Но как я могу пригласить Мэгги сюда, в этот дом, где все болеют, если она, я точно помню, корью не болела? Кстати, между нами, осенью предстоит одно интересное событие, а ее мужа в то время в городе не будет. Какая жалость! Впрочем, твой папочка говорит, это большая честь, что выбор Амхерста пал именно на Букхейвена. Я сейчас нахожусь словно в каком-то сне. Мой Бенджамин болен… и его сестренки тоже… А моя старшая дочь… кстати, мой первый ребенок… Никогда не забуду, какое разочарование я испытала, когда узнала, что родила девочку, хотя твой папуля ничем не обнаружил своей неудовлетворенности, а спустя полтора года ты появился на свет, мой дорогой, так что все наладилось… О чем я? А-а-а… Моя старшая дочь умоляет меня спасти ее от свекрови. Леди Букхейвен, конечно, чудесная женщина, но такая строгая и чопорная, что я просто вся исстрадалась за бедняжку Мэгги. Совесть не позволяет мне принять ее сторону, когда она уверяет, что сможет прекрасно обойтись одна, живя на Беркли-сквер без мужа. Если бы Мэг согласилась, чтобы ее кузина Эмили пожила с ней, но она не согласна, и я, зная Эмили, не могу винить ее в этом. Что мне делать?

Фредди даже не попытался ответить на вопрос матери, а спросил о том, что заинтересовало его в столь бессвязном монологе:

– А с какой стати Букхейвену ехать в Китай? Что за блажь?

– Ох, Фредди, я и сама об этом тысячу раз твердила, но твой папа говорит, Мэгги должна быть счастлива, что ее мужа выбрали для этой дипломатической миссии. Только не спрашивай меня, в чем там дело, я вообще ничего не понимаю в дипломатии. Говорят, китайские мандарины допустили ужасную несправедливость по отношению к нашим купцам, но, как по мне, Букхейвену лучше было бы остаться дома при Мэгги. Они ведь женаты меньше года! Бедная Мэг! Кстати, куда ты запропастился? Ты говорил, что уезжаешь в Лестершир. Я думала, ты заранее предупредишь меня о своем приезде.

– Охота была чудесная, – сказал Фредди. – Два дня назад я вернулся, хотел заехать к вам, но пришлось отправиться в Арнсайд-хаус.

– Арнсайд-хаус! – воскликнула леди Леджервуд. – Неужели дядюшка Мэтью умер?

– Нет, он жив-живехонек, но, признаюсь, я бы не особо горевал на его могиле. Он всех нас вызвал в Арнсайд-хаус.

– Кого всех?

– Внучатых племянников. Долфинтон говорит, что за Джорджем старик не посылал. Тот сам приехал. Думаю, на сей раз Долфи прав. Мистеру Пениквику не было никакого смысла звать к себе Джорджа. Клод приехать не смог, а Джек, возможно, не захотел.

– Неужто мой дядюшка решился наконец огласить завещание? – с интересом осведомилась леди Леджервуд.

– Огласил, но завещание какое-то нелепое… Состояние унаследует Китти при условии, что выйдет замуж за кого-нибудь из нас.

– Что?

– Я так и думал, что вы удивитесь, – кивая головой, сказал Фредди. – Бедняжка не захотела выходить замуж за Долфинтона. Было бы удивительно, если б она приняла его предложение. А потом она отказала Хью. Прекрасно ее понимаю. Скучнейший педант, доложу я вам. Короче говоря, мам, она согласилась стать моей женой.

Глаза леди Леджервуд округлились от удивления.

– Фредди! – едва слышно произнесла она. – Ты сделал предложение Китти Чаринг?

Мистер Станден понял, что новость вызвала у его матери скорее изумление, нежели восторг, и вспыхнул краской смущения.

– Я полагал, вы обрадуетесь, – промолвил он. – Мне уже пора обзаводиться семьей. Вы мне об этом говорили месяц назад… даже меньше.

– Да… разумеется, но… Фредди! Ты меня разыгрываешь? Скажи, что пошутил.

Мистер Станден отрицательно покачал головой, не собираясь нарушать данное Китти обещание и рассказывать родителям правду. Леди Леджервуд откинулась на мягкие диванные подушечки и прижала ко лбу намоченный уксусом носовой платок.

– Святые небеса! – театрально выдохнула она. – Что на тебя нашло, Фредди? Только не говори мне, будто ты на это пошел из-за наследства моего дядюшки?

– Нет, но, боюсь, люди решат, что именно так и обстоит дело.

Мать не отрываясь смотрела на сына.

– Быть может, ты питаешь нежные чувства по отношению к этой девушке? – спросила она. – Вот только, как мне помнится, ты не бывал в Арнсайд-хаус и полудюжины раз с момента окончания школы. Как такое вообще возможно? Господи, у меня голова идет кругом! И что только скажет на это твой отец?

– А почему он должен быть против моего выбора, мама? Мне кажется, он будет только рад. Китти – хорошая девочка. Он всегда был о ней весьма высокого мнения.

Заслышав из уст сына этот типичный для любого влюбленного молодого человека бред, леди Леджервуд тяжело вздохнула:

– Хорошая, но…

– Вас что-то не устраивает, маменька? Вы же сами говорили мне, какая Китти чудесная девушка и как ей не повезло жить под одной крышей с вашим дядей Мэтью. Мир не видывал еще такого скряги! А кроме того, у этой ее гувернантки Фишгард явно не все дома. Живя рядом с ними, не ровен час созреть до Бедлама. Вот я и решил привезти Китти с собой в столицу.

Леди Леджервуд, резко привстав, спросила:

– Что? Ты привез ее сюда?

– Я думал, вы захотите повидаться с ней, – не совсем уверенно продолжил молодой человек. – После обручения я решил представить Китти семье и показать ей столичные достопримечательности. Куда же мне еще ее деть?

В голове у леди Леджервуд роилось множество беспокойных мыслей, но вслух она выразила только одну, самую тревожную:

– В доме корь.

– Не предвидел, – сказал Фредди. – Быть может, она уже переболела. Я спрошу у Китти.

– Но это немыслимо! – воскликнула леди Леджервуд. – Что мне, во имя всего святого, с ней делать?!

– Ну, полагаю, перво-наперво купить ей подобающий наряд. Нельзя, чтобы девушка ездила по городу одетая как чучело огородное. Надеюсь, матушка, вы мне в этом поможете.

– Я должна покупать ей одежду? – изумилась леди Леджервуд.

– Помочь выбрать, – уточнил Фредди. – Платить не надо. Старик выдал ей вполне приличную сумму на платья. Вы мне сообщайте, а я распоряжусь оплатить все ее счета.

– Чтобы дядюшка Мэтью дал приличную сумму? – удивилась леди Леджервуд. – Уму непостижимо!

– Это меня тоже удивило. А еще он сказал, что отпускает Китти в столицу на месяц.

– На месяц? Нет, Фредди, никак не получится! Я не желаю выглядеть негостеприимной и не оказать помощь девушке, с которой ты обручен, хотя, признаюсь, рассчитывала, что ты выберешь себя в жены леди, более подходящую тебе… Впрочем, неважно. Не думай, будто я плохо отношусь к Китти. Она замечательная девушка. Я была бы рада принять ее в нашем доме, но только не сейчас, когда мои дети болеют. Давай отложим это на время. Пускай Китти возвратится в Арнсайд-хаус. Уверена, она все поймет правильно и не обидится.

– Не выйдет, – твердо заявил Фредди. – Я обещал Китти, что она проведет месяц в городе. И не могу нарушить своего слова. Это было бы весьма жестоко с моей стороны. Она уже настроилась и всем сердцем желает погостить в столице.

– О, дорогой! Что же делать? – вздохнула ее светлость, поняв, что отделаться от непрошеной гостьи никак не удастся. – А где она сейчас?

– В Голубой гостиной. Я сказал, что пойду предупредить вас. Китти боится, будто вы на нее можете разгневаться… вся трясется от страха. Не захотела даже подыматься со мной наверх.

– Неудивительно! Бедная девочка! Представляю, как она хочет сбежать от этого ужасного старикана, если пошла на столь сумасбродный шаг. Пусть заночует в доме, а утром решим, что нам делать. Предупреди Китти, я сейчас спущусь. И что только скажет твой отец, когда узнает? Фредди, я даже думать об этом боюсь…

Однако вышло так, что Фредди был избавлен от неприятной необходимости сообщать лорду Леджервуду о своей помолвке. Пока сын вел переговоры с матушкой, его светлость, войдя в Голубую гостиную, обнаружил там какую-то девицу в старомодной дамской шляпке и плаще-накидке тускло-коричневого цвета. При появлении хозяина дома девушка повернула в его сторону испуганное лицо, которое ему было смутно знакомо, после чего поспешно вскочила с кресла и склонилась в неловком реверансе.

– Здравствуйте, сэр! – произнесла она, храбро стараясь совладать со своей робостью.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался его светлость.

– Вы, наверное, меня не помните, сэр, – сглотнув, произнесла Китти. – Я Китти Чаринг.

– Чудесно, – отозвался лорд Леджервуд и, подойдя ближе, пожал девушке руку. – Ваше лицо показалось мне знакомым. Какой приятный сюрприз! Вы переехали в Лондон?

– Ну… Надеюсь, что да, – покраснев, ответила Китти. – Я понимаю, вы не ждали моего приезда… Это несколько обременительно…

От его светлости не укрылось смущение девушки. В серых глазах мужчины вспыхнули живые огоньки.

– По-видимому, вы приехали пожить у нас? – спросил он.

Китти испытывала благоговейный ужас при виде этого хорошо воспитанного джентльмена, чьи идеальные манеры резко контрастировали с поведением ее опекуна. Лорд Леджервуд казался мисс Чаринг человеком, неизмеримо превосходящим ее во всех отношениях. Его светлость имел репутацию решительного, склонного к сарказму джентльмена. Вот только живые огоньки в глазах лорда убедили Китти, что бояться в сущности нечего.

Доверительно улыбнувшись, она промолвила:

– Да. Фредди сказал, что вы не будете против, хотя я склонялась к мысли, что следует предупредить вас заранее. Фредди сказал, можно и так…

– Фредди? – повторил лорд имя сына с легкой вопросительной интонацией.

Девушка смутилась:

– Да, сэр. Фредди меня привез и пошел наверх сообщить об этом леди Леджервуд.

Преисполненный понимания взгляд лорда заставил Китти вновь залиться румянцем смущения.

– Так значит, – произнес лорд Леджервуд. – Не знал, что Фредди ездил к двоюродному деду. Дорогая! Что же я все говорю, а вы стоите! Прошу вас, садитесь и по порядку расскажите, что стряслось.

Китти с готовностью уселась обратно в кресло, но ограничилась короткой репликой:

– Пожалуй, лучше Фредди вам сам обо всем расскажет, сэр.

Лорд придвинул стул и тоже присел.

– Мне так не кажется, мисс Чаринг, – ответил он. – Признаюсь, я всегда с трудом понимаю сына, когда он пытается мне что-то объяснить. Лучше уж вы.

– Ну… мне будет несколько… неудобно, сэр, – возразила Китти.

– Деликатное дело, значит. В таком случае настоятельно рекомендую вам не полагаться на Фредди.

Китти перевела дух.

– Ну, пожалуй, это действительно несправедливо взваливать все на плечи бедного Фредди, – согласилась она. – Дело в том, сэр, что ваш сын был очень любезен и сделал мне предложение.

Лорд Леджервуд вынес такое известие с достойной восхищения стойкостью и лишь слегка помедлил перед тем, как произнес:

– Я не ожидал подобного.

– Боюсь, это известие не принесет вам особой радости, – виновато заметила мисс Чаринг.

– Отнюдь, – вежливо возразил лорд. – Я слегка удивлен, но вовсе не огорчен.

Слова лорда Леджервуда приободрили Китти.

– Благодарю вас! – сказала она. – Сначала я как-то об этом не задумывалась, но пока ждала здесь возвращения Фредди, меня посетила мысль, что вам это может не понравиться. Не следовало…

Девушка смолкла.

– Что не следовало?

– Мне… нам делать это. Но в случившемся виноват исключительно мой опекун. Он придумал этот чудовищный план: оставить все свои деньги по завещанию мне, если я выйду замуж за одного из его внучатых племянников. Опекун послал за ними, хотел, чтобы они собрались в Арнсайд-хаус, а потом объявил свою волю. Он хотел, чтобы я выбрала того, кого сама пожелаю, – запнувшись, Китти добавила: – Негоже плохо отзываться о своем благодетеле, но я считаю, так поступать тоже нельзя.

– Полностью с вами согласен. Все ли претенденты откликнулись на приглашение вашего опекуна или нет?

– Все, за исключением Джека, – сказала Китти. – Причем он, кажется, знал, зачем его приглашают, поэтому я рада, что проявил столько благородства, чтобы не пойти на поводу у моего опекуна.

– Друзья должным образом оценят его поведение, – довольно сухо и туманно заметил лорд Леджервуд. – Позвольте осведомиться насчет того, все ли они знали о причине приглашения мистера Пениквика.

– Долфинтон и Хью, по-видимому, да, – ответила мисс Чаринг, – а вот Фредди даже не подозревал. Осмелюсь заметить, поскольку мистер Пениквик написал свое письмо весьма иносказательно, он, скорее всего, просто не понял, на что намекает мой опекун.

– Вполне возможно. Но, когда ему все разъяснили, полагаю, он не пас задних и предложил вам свою руку и сердце?

– Не подумайте, что он сделал мне предложение из-за наследства, – поспешила заверить лорда мисс Чаринг. – Поверьте, дело отнюдь не в этом. Вам следует знать, что сначала Фредди не думал, будто его предложение будет одобрено моим опекуном.

Лорд с минуту пристально глядел на девушку, затем взгляд его упал на табакерку, которую он держал в руке. Откинув крышку, его светлость взял щепотку нюхательного табака и поднес к носу.

– Это романтическое чувство у вас давно, полагаю? – спросил он.

– Да, – с готовностью подтвердила Китти, радуясь остроте ума лорда Леджервуда. – Мы всегда ощущали друг к другу… притяжение, сэр. Когда Фредди узнал, что мой опекун готов отдать меня тому, кто мне понравится, он решил действовать.

Его светлость вытер кончики пальцев носовым платком и убрал табакерку.

– Да, романтическая история, – промолвил он. – Не ожидал такого от Фредди. Как мало, оказывается, мы знаем своих детей…

Девушка неуверенно взглянула на мужчину, но говорить что-либо ей не пришлось, так как в гостиную вошел ее суженый с вестью о том, что его маменька вскоре спустится к гостье. Он уже приготовил красноречивую речь, которая должна была внушить Китти, насколько леди Леджервуд в восторге от ее визита, но под ироническим взглядом отца несколько стушевался.

– Ах, Фредерик! – произнес его светлость. – Я только что узнал. Можешь принять мои поздравления.

– Да… сэр… – всполошился Фредди. – Я и предполагал, что вы обрадуетесь. Пришло время обзавестись семьей. Вот, привез Китти в столицу. Думал, вы захотите с ней повидаться, прежде чем об этом напишут в газетах.

– Про обручение еще не объявлено? – любезно поинтересовался его светлость.

– Мой опекун не хочет объявлять это так сразу, сэр, – вмешалась мисс Чаринг. – Есть причины обождать пару недель, но я так и не поняла, какие именно.

– Понятно, – произнес лорд Леджервуд с таким видом, словно дело было яснее ясного.

– Корь. Старик о ней не знал, но это весьма веская причина, – заметил Фредди.

На лице Китти отразилось беспокойное непонимание, но лорду аргумент сына, судя по всему, не показался странным, и он счел его достаточным основанием для отсрочки официального объявления о помолвке. Во всяком случае, когда в Голубую гостиную вошла его супруга, вид которой свидетельствовал о крайней степени замешательства, лорд Леджервуд тотчас же заявил:

– Какая радость, дорогая! Фредерик, я знаю, уже сообщил тебе это радостное известие. Ты, я вижу, спустилась лично поздравить нашу будущую невестку.

Она бросила удивленно-вопросительный взгляд на супруга, но лорд Леджервуд всем своим видом выражал желание, чтобы Китти приняли как можно более радушно, да и доброе сердце женщины обливалось кровью при мысли, что придется обидеть девушку, поэтому леди Леджервуд заключила гостью в объятия.

– Да… конечно… – сказала она. – Извините, что кажусь немного удивленной, милочка, но я не имела ни малейшего понятия… ничего не подозревала… Сейчас вы мне все обстоятельно расскажете. Весьма прискорбно, что вы застали нас при таких стесненных обстоятельствах… Ступайте-ка за мной наверх. Снимите шляпку. Чувствуйте себя как дома. Бедное дитя! Уверена, вы ужасно продрогли и устали в пути.

Женщина перевела взгляд на мужа, ожидая дальнейших указаний, но лорд Леджервуд лишь загадочно улыбнулся, поэтому его супруге ничего не оставалось, как увести Китти за собой, бормоча себе под нос: «Господи! И чего же нам ждать в следующий раз?»

Когда женщины ушли, в гостиной воцарилась настораживающая тишина. Фредди, сбитый с толку поведением отца в не меньшей степени, чем леди Леджервуд, бросил на его светлость вопрошающий взгляд.

– У тебя, оказывается, настоящий роман, Фредерик, – доставая табакерку, произнес лорд.

– Нет, – ответил сын. Он покраснел, а потом поспешил исправить неловкость: – Я хочу сказать, не все так, как выглядит… серьезнее…

Лорд Леджервуд запустил большой и указательный пальцы в табакерку, взял понюшку табака, поднес к ноздре.

– Меня приводит в отчаяние мысль о том, что ты так страдал от мук безнадежной, как тебе казалось, любви, а я, твой отец, ничего не знал. Я, похоже, весьма плохой отец. Ты должен меня простить, Фредерик.

Смущенный сын начал заикаться:

– Да нет… что вы… не все так без-знадежно… Мне Китти всегда н-н-нравилась, конечно…

Лорд Леджервуд был джентльменом и бывалым охотником. Он никогда не добивал слабого противника и не охотился за добычей, которая того не стоила. С лязгом захлопнув крышку табакерки, его светлость хмуро уставился на сына.

– В долгах как в шелках? – уже совсем другим тоном спросил лорд.

– Нет, – ответил несчастный Фредди.

– Хватит дурака валять, парень! Когда садишься на мель, лучше обращаться к отцу за буксирным канатом, а не бегать в поисках богатых невест.

– Ничего подобного! – запротестовал обиженный до глубины души Фредди. – Как раз этого я и боялся… боялся, что все будут так думать. Я Китти так и сказал, без обиняков…

– Кажется, я допустил непростительную ошибку в ходе моих суждений, – произнес его отец. – Прими мои извинения. У меня нет желания изводить тебя всякими неловкими вопросами, но я хочу, по крайней мере, знать, как долго буду иметь удовольствие принимать в своем доме мисс Чаринг. И еще… Позволь задать вопрос: что мне с ней делать?

Если в словах отца и таился острый терновый шип, Фредди ничего такого в них не уловил. Счастливый от того, что батюшка так легко, без тени недовольства воспринял случившееся, он в порыве благодарности воскликнул:

– Весьма вам признателен, сэр! Я никогда ничего толком объяснить не умею. Китти очень надо провести месяц в Лондоне, и я ей обещал. Я думал, маменька займется ею, а тут напасть такая, корь… Все так усложнилось… – Молодой человек задумчиво почесал себе переносицу. – Придется как-нибудь выпутываться.

– Думаешь, сможешь? – спросил лорд, глядя на сына с едва скрываемым удивлением.

– Постараюсь, – ответил Фредди. – У меня все равно нет другого выхода.