Верная своему слову, миледи Лоуестофт увезла своих гостей в Ричмонд и устроила там большой бал, дабы никто не посчитал подозрительным ее уединение.
На бал собрался весь Лондон, включая лорда Бэрхема, великолепного, в серебряной парче и весьма благосклонно настроенного. Сэр Энтони Фэншо тоже был там. Он несколько раз танцевал с мисс Мерриот, и мистер Молиньюкс сделал вывод, что дело идет к свадьбе. Его мнение разделяло немалое число людей. Прюденс сказала, что она начинает ревновать.
Вечером у них с большим джентльменом произошла небольшая стычка характеров: он должен был навестить свою сестру и хотел взять с собою Прюденс. Она не собиралась ехать; у нее тоже был сильный характер, и ее «нет» могло быть не менее твердым, чем его.
Дело в том, что у нее не было ни малейшего желания предстать перед леди Эндерби в своем теперешнем виде. Сэр Энтони догадывался об этом и нарисовал ей успокоительный портрет сестры. По его словам, она была очень покладистым человеком, мало считающимся с условностями. Но Прюденс все равно не согласилась. Ехать в Гемпшир вместе с сэром Энтони означало бы, что она должна немедленно выйти за него замуж; она же хотела вначале дождаться решения по делу виконта Бэрхема. Нужно было оберегать сэра Энтони от него самого.
Бороться с ним ей стоило немалых сил. Несмотря на свое спокойствие, Прюденс встревожилась и казалась потерянной, когда сэр Энтони не оставил свои уговоры. Пару раз она уже видела это выражение на его лице. Она припомнила, что когда-то, в самом начале их истории, сказала Робину, что едва ли захотела бы перечить Фэншо. Так оно и оказалось. Но у каждого должна быть гордость. В самом деле, хороша любовь, которая заставляет благородного человека жениться на авантюристке. Наверное, у этой его сестры есть и собственные взгляды на его женитьбу, о которых он и не подозревает. Дочь милорда Бэрхема – это одно, но дочь мошенника – это ужасно.
Прю молча стояла перед Фэншо – стройная фигура в голубовато-сером бархате, глаза устремлены на него, рука теребит черную ленточку лорнета. Сэр Энтони, хоть и сердился на ее упрямство, не мог не любоваться четкой линией ее губ и красиво очерченным решительным подбородком. Каков характер у этой девушки в мужском костюме! И какова храбрость! И как приятны эти ее спокойные манеры. Ни истерик, ни сентиментальности, ни неверности в ней не найдешь. Смелость!.. Он думал о ней с восхищением. Прю не тяготилась этим маскарадом; она верила в себя, и, несмотря на всю свою сдержанность и даже медлительность, она была сообразительна, полна решимости и невероятно изобретательна. Она умела обыграть шулера за карточным столом, броситься со шпагой на нескольких хулиганов или хладнокровно ждать, пока ее брат сражался в жестоком поединке. Даже дуэли она ожидала, не поведя и бровью.
Лицо сэра Энтони невольно смягчилось.
– Дорогая, мне так не хочется оставлять вас здесь, – проговорил он.
В серых глазах появилась улыбка.
– А я боялась, что вы рассердились на меня, Тони.
– Сердился, – ответил он. – Но вы меня обезоруживаете. Так поедете со мной?
К чему этому джентльмену знать, как трудно дается ей этот отказ. Прю покачала головой.
– Не просите. Я должна выполнить свое обещание. Если притязания моего отца окажутся справедливыми...
Его губы на мгновение сжались.
– Если бы этот докучливый старый джентльмен не был вашим отцом, Прю...
В ее глазах запрыгали чертики.
– О, я знаю, сэр! Вы бы послали его к черту. Мы частенько это делаем.
Он засмеялся.
– Вот непочтительная парочка! Я думаю, что я отложу свою поездку в Гемпшир.
– Если хотите сделать мне приятное, Тони, поступите, как собирались.
– Чтобы вы исчезли, покуда меня нет?
– Вы верите моему слову? – Он кивнул. – Я не исчезну. Но мне лучше было бы, если бы вы уехали.
– Если вы просите, я уеду на неделю. Но почему вы этого хотите?
У нее даже не было в запасе хоть каких-то женских хитростей.
– Сказать по правде, сэр, вы расшатываете мою решимость.
Сонного вида как не бывало, он умоляюще взглянул на нее.
– Верните мне мое обещание!
Она покачала головой и слегка улыбнулась.
– Нет.
Больше сказать было нечего. Он поклонился.
– Я повинуюсь вам – сейчас. Учитесь у меня.
Она чувствовала, как слабеет ее воля. Боже, она ничего так не хотела, как быть во всем ему послушной. Фэншо не следует видеть это.
Прюденс легко ответила:
– О, если вы женитесь на мне в конце концов, сэр, обещаю быть послушной женой. – Она опустила глаза. – Что же касается ваших опасений за меня, они излишни, Тони. Со мной ничего плохого не случится.
Она не знала, как точно мисс Летти, без всякого умысла, описала ее служителям закона.
Она и не подозревала, что против нее выступил враг. Она совсем забыла о мистере Ренсли, восставшем с ложа немощи. Мистер Ренсли, которому уже было позволено сидеть в постели, узнал о смерти Мэркхема позднее всех прочих от своего хирурга. Он был потрясен и даже огорчен. Между ним и Мэркхемом существовало охлаждение, но эта новость выбила его из колеи. Он проявил живой интерес; хирург любил поговорить; вскоре мистер Ренсли узнал от него все подробности. Ренсли особенно стремился выяснить, как это Мерриоты ухитрились появиться на этой дороге в столь поздний и, как оказалось, весьма подходящий час. Для того, кто знал о вражде между мистером Мерриотом и Мэркхемом, это обстоятельство имело особое значение. Когда хирург ушел, Ренсли провел некоторое время в усиленных размышлениях. Молодой Мерриот часто бывал в доме у наследницы; вполне возможно, более того – вероятно, что ссора возникла на почве ревности.
После часового раздумья мистер Ренсли велел своему встревоженному не на шутку слуге вызвать портшез, ибо он намеревался выйти из дома.
Слуга пытался отговорить его, но тщетно. Мистер Ренсли несколько бледный и не совсем твердо стоящий на ногах, вышел и отсутствовал чуть ли не половину дня. Когда он возвратился, он показался очень усталым, но его камердинеру пришлось признать, что физические упражнения, скорее, улучшили его состояние, нежели наоборот. В самом деле, мистер Ренсли вернулся домой с приятным ощущением исполненного долга, как если бы отдал старому другу взятые взаймы деньги.
То, что он поведал властям, показалось им интересным, но не вызвало особого удивления. Подозрения пали на мистера Мерриота еще до появления Ренсли; его сообщение только укрепило подозрения. Закон действовал медленно, но верно. Вновь была допрошена мисс Летти, а она стояла на своем – показывая на мужчину среднего роста, с каштановыми волосами, который выглядел как джентльмен. Теперь мистер Мерриот казался всем тайным ухажером, и все улики, подтверждающие это, были собраны воедино. Власти посовещались и решили, что пора действовать.
Во вторник на следующей неделе две кареты покатились по дороге в Ричмонд. Одна была щегольским экипажем с гербом на дверях, в котором ехал в Гемпшир багаж сэра Энтони Фэншо; вторая была скромным фаэтоном, содержащим в себе двух старомодных джентльменов с приказом об аресте мистера Мерриота. Этот экипаж отправился в путь часа в четыре дня. Фаэтон сэра Энтони выехал чуть позднее, так как миледи, сочувствуя влюбленному, уговорила его сделать остановку в Ричмонде и переночевать в ее доме. Сэр Энтони принял это приглашение, хотя Ричмонд был ему совсем не по пути. Его экипаж отправился заблаговременно; сам сэр Энтони верхом вслед.
В Уайтсе на Сент-Джеймс-стрит лорд Бэрхем, играя в фараон, весело заметил милорду Марчу, что он надеется в конце этой недели представить этим кляузникам стряпчим все доказательства своей личности.
В большом доме на Гровенор-сквер мистер Ренсли лечил свою рану и размышлял о результатах встречи, которая должна была состояться в этой самой комнате через несколько дней.
В Ричмонде Робин поехал вместе с миледи пить чай, который он, кстати, терпеть не мог, чтобы Прюденс могла остаться одна и принять сэра Энтони, когда он приедет.
Прю сидела в библиотеке с окнами на речку и пыталась читать книгу. Но ей никак не удавалось сосредоточиться, она то и дело прислушивалась, не раздается ли звук колес.
Наконец он послышался. Она все-таки была женщиной и потому бросила взгляд в большое зеркало над камином. В зеркале был виден красивый молодой джентльмен в пудреном парике; пришлось поправить немного сбившийся галстук; Прюденс снова опустила глаза в книгу.
Лакей открыл дверь; лицо его было испуганным, не без примеси любопытства. Прю заложила страницу; она насторожилась, но полностью владела собой.
– Сэр... двое мужчин! – Казалось, лакей не знал, что еще сказать.
Прюденс перевела глаза и вопросительно посмотрела на двух скромно одетых мужчин, вошедших в комнату.
Девушка непринужденно положила ногу на ногу; на ней были сапоги для верховой езды. В голове закипала лихорадочная работа, но лицо оставалось безмятежным.
Она знала, зачем приехали эти посетители; они могли бы и не показывать ей ордера на арест. Она слегка подняла брови и перевела взгляд на вошедших. Казалось, она позабавлена и вместе с тем недоумевает.
– Что, во имя всего святого, все это значит?
– Ордер на арест, – кратко ответил один из мужчин. – Подозрение в убийстве Грегори Мэркхема, эсквайра, проживавшего на Пойнтер-стрит, дом пять.
Серые глаза удивленно расширились. Второй мужчина, казалось, был смущен своей ролью.
– По долгу службы, – сказал он, уставился в потолок и кашлянул.
Прюденс думала о том, где мог быть сейчас Джон. Очевидно, ее должны были отвезти в город под стражей; нужно было каким-то образом освободить ее, притом как можно скорее. Вот так да! Но кто бы мог подумать? Похоже, дело идет к тому, чтобы сбросить маску, но что будет с ней потом? Господи, старый джентльмен что-то напутал! Или она сама что-то испортила? Следует признать честно: ее присутствие на дуэли не входило в его планы. И если еще немного подумать, они не должны были сами доставлять мисс Летти домой. Вот, значит, что получилось, когда они хоть на волосок отклонились от его приказов. Что же ей делать теперь? Если бы Джон видел этих вестников беды, он бы немедленно помчался к милорду, и в самом деле, только в нем вся их надежда!
– Должен ли я понимать, что меня подозревают в убийстве мистера Мэркхема? – спросила она.
Старший из двоих молча указал на ордер. Им не полагалось распутывать эти тайны.
– Боже мой! – промолвила Прюденс. – Ну что будем делать теперь, джентльмены?
– Если вы прикажете, мы принесем вам плащ и шляпу, сэр. Мы едем в Лондон, – сказал старший.
– Должны выполнять свой долг, – хрипло добавил его товарищ. – Как ни прискорбно.
– Разумеется, джентльмены, – согласилась Прюденс. – Она повернулась к застывшему словно изваяние лакею. – Принесите шляпу и плащ, Стивен. И сообщите миледи и мисс Мерриот, когда они вернутся, об этой нелепой ошибке. Вы скажете мисс Мерриот, чтобы она не беспокоилась обо мне. Конечно, я сразу же вернусь обратно.
Лакей вышел. Смущенный джентльмен почтительно прошептал слово «шпага»! Уверенный джентльмен кивнул:
– Не сочтите за обиду, ваша честь, но шпагу брать нельзя.
– У меня ее нет.
Они убедились, что это действительно так.
– Благодарим вас, сэр. И конечно, пистолеты...
Прюденс поднялась с места.
– Вы можете обыскать меня. У меня нет привычки носить пистолеты с собой.
Ее заверили, что ни в коем случае не стремятся оскорбить молодого джентльмена, и весьма поверхностно похлопали ее по карманам: наконец официальные лица выразили свое полное удовлетворение, хриплый слуга закона снова извинился и возобновил изучение потолка.
Прюденс осталась стоять у кресла, ожидая, пока принесут шляпу и плащ, а служители Фемиды выстроились по обеим сторонам двери, на манер часовых. Прюденс рассеянно смотрела в окно, выходящее в сад и на реку.
Она перевела глаза на своих стражей, в груди ее всколыхнулась радость, ибо она увидела Джона.
Вернулся лакей, который нес шляпу, плащ и трость, украшенную костяной инкрустацией. Уголком глаза Прюденс заметила, что Джон исчез. Она неторопливо повторила лакею, что он должен сказать Робину, и перекинула плащ через руку. Поправила, встряхнув, кружевные манжеты, надела треуголку и сказала, что готова ехать. Ее вывели в холл, мимо подглядывавших во все щелки слуг, и наружу, к ожидавшей их карете. Девушка забралась в карету и уселась в дальнем углу, с совершенно непринужденным видом. Оба ее спутника сели вслед за ней, один – рядом, второй – напротив. Подняли подножки, захлопнули дверцы. Карета тяжело тронулась с места. Господи, только бы Робин не сделал ничего сгоряча...
В конюшне миледи Джон в отчаянной спешке седлал прекрасную гнедую кобылку. Ее взнуздали так быстро, что конюхи миледи только ахнули. Кобылку вывели во двор. Вышедший из кладовки со сбруей грум уставился на старого слугу, пожевывая соломинку, и осведомился, далеко ли он собрался. Джон кратко ответил, что у него есть поручение, и ускакал, прежде чем грум успел задать следующий вопрос. Этот флегматичный индивидуум остался стоять посреди двора разинув рот. Вот только что Джон был здесь, а вот его и нет. Всадник исчез за воротами в одно мгновение. Грум подумал, что Джон, видать, торопится, и вновь с глубокомысленным видом занялся своей соломинкой.