Пистолеты для двоих (сборник)

Хейер Джорджетт

Мисс из Бата

 

 

1

– Папа совершенно убежден, что вы не станете возражать, – сказала мисс Мэссингэм, – в противном случае, уж поверьте, я не решилась бы обратиться к вам, дорогой Чарльз, потому что вам, вероятно, не совсем по душе эта просьба.

Она замолчала и с сомнением взглянула на «дорогого Чарльза», чье красивое лицо не выражало ровно никакого восторга по поводу необходимости оказать услугу старинному знакомому его матери. Тем не менее он вежливо поклонился. Мисс Мэссингэм напомнила себе, что этот элегантный широкоплечий джентльмен в превосходном синем сюртуке, со стройными ногами в обтягивающих панталонах и начищенных до блеска ботфортах – то самое непоседливое дитя, которому тридцать лет назад она подарила коралловую погремушку.

– Вы стали таким величественным, что я, признаться, вас даже побаиваюсь, – кокетливо произнесла она.

Скука на лице сэра Чарльза Уэйнфлита проявилась еще отчетливее.

– Не иначе вы теперь известный денди! – добавила мисс Мэссингэм, рассчитывая польстить собеседнику.

– Поверьте, мадам, вы сильно преувеличиваете, – ответил сэр Чарльз.

Ему на помощь пришла третья присутствующая в комнате особа – таков уж был ее долг.

– Нет, Луиза! – возразила она. – Совсем не денди! Денди думают только о костюмах, а у Чарльза в голове чего только нет: и бокс, и петушиные бои, и прочие чудовищные вещи! Он – прожигатель жизни!

– Спасибо, мама, только давай не будем касаться этой темы, а лучше выясним, против чего, по мнению генерала, у меня не найдется ни единого возражения.

– Очень любезно с вашей стороны! – Ободренная его словами, мисс Мэссингэм пустилась в объяснения: – Папе пришла эта мысль, когда я упомянула, что ваша мама на следующей неделе собирается в Бат, а вы намерены ее сопровождать. «Тогда, – заявил он, – Анну может привезти домой Чарльз!» Я, конечно, возразила. «Вздор! – рявкнул папа (вы ведь помните его солдафонские манеры). – Если он считает себя слишком важной персоной, чтобы сопровождать мою внучку, пусть придет и сам мне об этом скажет!» Только я вас очень прошу: не делайте этого, Чарльз! Последнее время его вконец замучила подагра.

– Не волнуйтесь, мадам, я не посмею, – сказал сэр Чарльз; выражение усталости на его лице внезапно сменилось совершенно очаровательной улыбкой.

– О, Чарльз, какой же вы!.. Видите ли, дело в том, что после того ужасного нападения на почтовый дилижанс в Хаунслоу в прошлом месяце мы просто ума не приложим, как доставить Нэн домой! Вы, верно, знаете, что весь этот год она была пансионеркой в семинарии мисс Титтерстоун на Куин-сквер. Мы обещали забрать ее домой на Рождество, но зимой папа заболел, и ничего не вышло. Теперь мы в растерянности: нам доверено единственное дитя моего бедного брата, убитого на этом ужасном полуострове… Разве можно подвергнуть ее опасностям, отправив в путь одну, без сопровождения какого-нибудь джентльмена? Уверяю, она не доставит вам хлопот, Чарльз, – серьезно добавила мисс Мэссингэм, – потому что мы пошлем за ней в Бат ее старую няньку. Вам нужно лишь не упускать из виду их карету, тогда мы будем спокойны.

Если сэр Чарльз и удивился, почему генерал Джеймс Мэссингэм счел, что его присутствие в пределах видимости кареты обеспечит лучшую защиту его внучки от разбойников, чем вооруженный эскорт, то не подал виду. Как не выдал и своего нежелания принимать на себя ответственность за неизвестную мисс из Бата. Возражения выдвинула леди Уэйнфлит.

– Я рассчитывала, что на Рождество Чарльз останется со мной! – сказала она. – Сегодня ко мне приезжала Алмерия и заверила, что несколько недель проведет в Бате. Она остановится в Кэмден-плейс у тетушки. Стауэрбридж, ее брат, доставит ее всего через несколько дней после нашего отъезда.

Мисс Мэссингэм приуныла. Заметка о том, что сэр Чарльз Уэйнфлит, самый богатый из баронетов, наконец осуществил мечту разорившегося графа Элфорда и сделал предложение Алмерии Сполдинг, старшей дочери этого обнищавшего пэра, появилась несколькими неделями ранее в «Газетт», и она признала, что в этом случае предпочтение должно быть отдано Алмерии, а не ее племяннице.

Аккурат в этот миг с лица сэра Чарльза исчезло безучастное выражение.

– Алмерия едет в Бат? – переспросил он.

– Да. Разве не чудесное совпадение? Я как раз собиралась тебя обрадовать, когда сообщили о визите Луизы.

– Напротив! Об этом обстоятельстве меня следовало уведомить заранее. Я уже назначил встречи, которые не могу отменить. Не в моей власти, мадам, задержаться в Бате долее, чем на пару ночей.

– Ты ведь не хочешь сказать, что уедешь из Бата, не дождавшись Алмерии? Это невежливо! – воскликнула его мать – Боже мой, ты можешь встретиться с ней в дороге!

– Если отложить отъезд до ее появления, – поспешно ответил сэр Чарльз, – то, боюсь, я уже никуда не уеду. К тому же меня замучает совесть, если я откажу в просьбе такому старинному другу, как генерал. Буду счастлив, мисс Мэссингэм, обеспечить вашей племяннице любую защиту, на которую я способен.

Леди Уэйнфлит сочла невозможным продолжать спор, поскольку мисс Мэссингэм тотчас принялась выражать сэру Чарльзу свою бесконечную признательность. Она сказала, что, сколько бы ни благодарила его, все будет недостаточно, и продолжала рассыпаться в комплиментах, пока сэр Чарльз провожал ее до кареты. Когда он снова вошел в гостиную, леди Уэйнфлит начала было просить сына отказаться от мысли так быстро уехать из Бата.

– Раз туда собирается Алмерия…

– Именно это обстоятельство все и решило, – перебил ее сэр Чарльз. – Через несколько месяцев я буду обязан проводить все свое время в компании Алмерии. Позволь мне насладиться остатками свободы!

– Чарльз! – Голос матери дрогнул. – О, дорогой! Если б я знала, как ненавистен тебе этот брак, то никогда бы… Не в моей власти заставлять тебя жениться против воли. Но в течение стольких лет это было делом решенным, и вроде бы ты не испытывал tendre к другой женщине, да и тебе уже за тридцать, так что…

– Да, да, мадам! – нетерпеливо оборвал он. – Знаю, пора остепениться. Несомненно, Алмерия делает мне большое одолжение. И, конечно, мы созданы друг для друга. Но в Бате на Рождество я не останусь!

 

2

Восемь дней спустя, прежде чем познакомиться со своей юной подопечной, сэру Чарльзу пришлось побеседовать с двумя благообразными старыми девами в чепцах и перчатках, заметно взволнованными появлением в приемной высокого джентльмена подозрительно красивой внешности, одетого в дорожное пальто с не менее чем шестнадцатью пелеринами. Здесь же стояла застенчивая школьница в скромной мантилье и шапочке, почти полностью скрывающей заплетенные волосы. Она не проронила ни слова, пока мисс Титтерстоун заверяла сэра Чарльза, что дорогая Анна не причинит ему неудобств. Одобрив это заявление, мисс Мария с довольно странной тревогой в голосе добавила, что Анна, по ее мнению, будет вести себя как положено. Обе леди будто находили утешение в присутствии миссис Фиттон, которая все это время нежно улыбалась своей воспитаннице.

Сэр Чарльз с изумлением подумал, уж не подозревают ли его благородные леди в дурных намерениях по отношению к девушке в нелепой шапочке и мантилье. Их очевидная обеспокоенность показалась ему абсурдной.

После прощальных напутствий путешественники вышли на Куин-сквер, где их ожидали два экипажа: запряженная парой почтовая карета и элегантная коляска. Мисс Мэссингэм большими серыми глазами внимательно осмотрела последнюю, но ничего не сказала. И только когда сэр Чарльз усадил ее в карету, спросила:

– Не будете ли вы столь любезны, сэр, чтобы остановиться на несколько минут в магазине мадам Люсиль на Милсом-стрит?

– Конечно. Я распоряжусь, чтобы ваш форейтор туда заехал, – ответил он.

По прибытии на Милсом-стрит сэру Чарльзу оказалось достаточно бросить взгляд на заведение мадам Люсиль, чтобы понять: мисс Мэссингэм собралась к портному верхней одежды. Заверив его, что долго ждать не придется, она скрылась в дверях в сопровождении миссис Фиттон, чья улыбка, как заметил сэр Чарльз, уступила место выражению мучительного беспокойства.

Время шло. Сэр Чарльз достал часы и нахмурился. Комнаты для ночевки были заказаны в Спинхэмленде, до которого целых пятьдесят пять миль, а путешествие и без того началось с опозданием из-за неумеренной разговорчивости мисс Титтерстоун. Лошади беспокойно топтались. Сэр Чарльз провел их до конца улицы и обратно. Когда он повторил это упражнение еще несколько раз, глаза его засверкали, и кучер возрадовался, что ждать сэра Чарльза заставляет не он, а юная леди.

Еще через двадцать минут из магазина выпорхнул некто, в ком сэр Чарльз с трудом признал мисс Анну Мэссингэм. И дело было даже не в бархатной мантилье малинового цвета, а в слишком уж фасонистой шляпке с отделанными присборенным шелком широкими полями и высокой тульей, украшенной страусиными перьями. Этот предмет дамского туалета крепился на голове при помощи широких атласных лент, завязанных под ухом изящным бантом, и демонстрировал в выгодном свете волнистые темные волосы мисс Мэссингэм, которые теперь легкомысленно развевались на ветру. Модный образ дополняли меховая горжетка и муфта. На руках у девушки, свесив передние лапы, сидел щенок неизвестного происхождения со скрученным в колечко хвостом. Данное обстоятельство не сразу привлекло внимание сэра Чарльза, поскольку взгляд его был прикован к несуразной шляпе.

– Боже правый! – не сдержался он. – Дорогое дитя, уж не собираетесь ли вы ехать в Лондон в этом головном уборе?

– Собираюсь, – заявила мисс Мэссингэм. – Это самый писк моды!

– Он мало подходит для путешествия и еще меньше для девушки вашего возраста, – мрачно заметил сэр Чарльз.

– Чепуха! – сказала мисс Мэссингэм. – Я больше не школьница, а если бы не болезнь дедушки, то закончила бы учиться еще год назад. Мне уже девятнадцать, и несколько месяцев я копила деньги, чтобы купить такую шляпку. Не настолько же вы жестоки, чтобы запретить мне ее носить!

Сэр Чарльз посмотрел в полное мольбы лицо девушки. Кучер с равнодушным видом уставился вдаль.

– Чем вы думали, когда позволили вашей хозяйке купить такую шляпу? – накинулся сэр Чарльз на несчастную миссис Фиттон.

– Ой, только не ругайте бедную Фиттон! – воскликнула мисс Мэссингэм. – Она заклинала меня этого не делать, честно!

Сэр Чарльз обнаружил, что больше не в силах выдержать молящего взгляда огромных глаз. Однако шляпка внезапно отошла на задний план: на руках у мисс Мэссингэм заскулил щенок.

– А это откуда? – сурово спросил сэр Чарльз.

– Миленький песик, правда? Он выбежал в магазин, и мадам Люсиль рассказала, что у ее мопсихи родились шесть таких же щеночков. Мадам продала его мне совсем задешево, потому что ей срочно нужно их всех пристроить.

– Могу себе представить, – буркнул сэр Чарльз, неодобрительно косясь на щенка. – Впрочем, это меня не касается. У нас осталось совсем мало времени. Если мы хотим добраться до Спинхэмленда к ужину, следует поспешить.

– О да! – беспечно отозвалась мисс Мэссингэм. – А можно мне поехать с вами, сэр Чарльз?

Прочитав в его взгляде запрет, она тут же добавила:

– Хотя бы немножко, можно? А ваш кучер пусть едет с Фиттон в карете.

Сэр Чарльз в очередной раз оказался не в состоянии вынести ее умоляющий взгляд.

– Ладно, – сказал он. – Если думаете, что не замерзнете, можете сесть рядом со мной.

 

3

К тому времени, как экипаж достиг Бат-Истона, мисс Мэссингэм упросила сэра Чарльза называть ее Нэн, потому что так к ней обращались все. А сэр Чарльз сделал ей замечание, когда она рассказала, будто подружки ей очень завидовали, узнав, что в Лондон она поедет в сопровождении известнейшего светского льва.

– В сопровождении кого? – переспросил сэр Чарльз.

– Ну, так вас назвал брат Присциллы Греттон, когда ей не понравился узел на его шейном платке, – пояснила Нэн. – Он сказал, что вы завязываете шейные платки именно так и что вы – известнейший светский лев.

– Я признателен мистеру Греттону за столь высокую оценку, но осмелюсь заявить, что если он не будет мне подражать и прекратит учить школьниц жаргонным словечкам, то, возможно, достигнет успеха.

– Понятно, – кивнула Нэн, выслушав его. – Мне не стоило использовать это выражение. «Верхом совершенства» вас тоже нельзя называть, сэр?

Он рассмеялся.

– Называйте, если хотите. Но почему мы все обо мне? Расскажите лучше о себе.

Она выразила сомнение, что столь скучная тема его заинтересует, однако, будучи натурой доверчивой, вскоре радостно пустилась в откровения. Когда меняли лошадей, сэр Чарльз уже знал о ней почти все; на его взгляд, в ней удивительным образом сочетались простодушие и житейская мудрость, и он ничуть не пожалел, когда Нэн решительно отвергла предложение пересесть обратно в карету. Она заявила, что вовсе не замерзла, и даже спросила, нельзя ли ей попробовать править лошадьми.

– Разумеется, нет! – решительно возразил сэр Чарльз.

– Всем известно, как умело вы обращаетесь с лошадьми, сэр, и вам ничего не стоит научить меня, – попыталась убедить его мисс Мэссингэм.

– Я люблю править сам.

– О! – Мисс Мэссингэм погрустнела. – Не хочу вам докучать, только мне было бы так приятно хвастаться этим перед подружками.

Он не удержался и захохотал.

– Что за бред!.. Ну ладно. Полчаса, не дольше.

– Спасибо! – поблагодарила мисс Мэссингэм, и печаль моментально исчезла с ее лица.

Когда Нэн наконец поддалась уговорам отдать вожжи наставнику, придорожный трактир в Бэкхэмптоне был позади, а карета давно исчезла из виду. Сэр Чарльз подхлестнул лошадей и, без сомнения, ее догнал бы, если бы его попутчица неожиданно не заявила, что голодна. Взглянув на часы, он обнаружил, что уже начало второго.

– Вместо того чтобы передавать вам вожжи, следовало остановиться и накормить вас, – уныло произнес он.

– А разве мы не можем остановиться сейчас, сэр? – с надеждой спросила мисс Мэссингэм.

– Если только на несколько минут, – предупредил сэр Чарльз.

Она охотно согласилась. На подъезде к Мальборо он свернул к гостинице «Замок» и распорядился как можно быстрее принести холодного мяса и фруктов. Мисс Мэссингэм со щенком, которого она окрестила Герцогом (в честь его светлости герцога Веллингтона, хотя это был сомнительный комплимент), с аппетитом поели. Пока сэр Чарльз рассчитывался, мисс Мэссингэм решила выгулять своего питомца, привязав его к позаимствованному в буфетной шнуру от занавески, за который сэра Чарльза также попросили заплатить. Она сказала, что пойдет по центральной улице деревни, а он пусть догоняет ее в своей коляске. Десять минут спустя сэр Чарльз обнаружил девушку в магазине любителя птиц, в центре толпы, разделившейся на сторонников и противников, и после небольшого расследования выяснил, что мисс Мэссингэм не только открыла несколько клеток и выпустила томившихся в них невольников, но и устроила скандал, обвинив хозяина магазина в жестокости. Сэру Чарльзу пришлось выложить сумму, много превышающую стоимость птиц, и воспользоваться своим влиятельным положением, чтобы вызволить подопечную из этой неприятной ситуации. В ответ она даже не соизволила его поблагодарить, а только отчитала за то, что он дал торговцу деньги вместо того, чтобы как следует его вздуть.

– Убеждена, что вы вполне могли это сделать. По словам брата Присциллы, вы превосходный спортсмен, – строго произнесла она.

– Буду крайне признателен, – резко ответил сэр Чарльз, – если вы прекратите повторять глупые ремарки брата этой вашей Присциллы!

– Ну вот, теперь вы на меня злитесь! – сказала Нэн.

– Да, за ваше скверное поведение! – сурово бросил сэр Чарльз.

– Я не хотела вас расстраивать, – пролепетала мисс Мэссингэм.

Несколько минут сэр Чарльз упорно молчал, а потом вдруг заметил, как Нэн, судя по всему, потерявшая где-то носовой платок, затянутым в перчатку пальчиком смахивает с лица крупные слезы. Только этого не хватало!.. Сэр Чарльз остановил лошадей, достал свой носовой платок, за подбородок приподнял лицо Нэн и собственноручно вытер разводы от слез.

– Так-то лучше! Не плачьте, дитя! Ну-ка, улыбнитесь мне!

Она заставила себя подчиниться. Сэру Чарльзу вдруг захотелось поцеловать это личико, но он сдержался. Остаток пути до Спинхэмленда прошел бы гладко, если бы проголодавшийся Герцог не проснулся и не выразил желание немедленно покинуть коляску.

 

4

Остановив лошадей за рощей, сэр Чарльз высадил пассажиров и наказал мисс Мэссингэм не отпускать далеко непослушного питомца. К сожалению, на этот раз она забыла привязать поводок, и, едва оказавшись на земле, щенок с радостным лаем припустил в заросли. Девушка побежала за ним и вскоре исчезла из виду. Сэр Чарльз принялся изучать небо, постепенно приобретавшее свинцовый оттенок, что ему совсем не понравилось. Спустя четверть часа, когда терпение было уже на исходе, он спрыгнул на землю, отвел лошадей в рощу, привязал к молодому дереву и отправился на поиски пропавших.

Сперва на сердитый зов никто не отвечал, но неожиданно совсем рядом раздался подозрительно тихий вскрик. Взволнованный сэр Чарльз пошел на звук, обогнул заросли и обнаружил мисс Мэссингэм. Она пыталась встать на ноги, а неподалеку, высунув язык, сидел Герцог.

– Ну а теперь-то что случилось? – раздраженно спросил сэр Чарльз и лишь затем обратил внимание на белое как полотно лицо девушки.

Тогда он подбежал к ней, опустился на одно колено и произнес совершенно другим тоном:

– Дитя мое! Вам больно?

Мисс Мэссингэм благодарно оперлась на протянутую ей руку и промолвила:

– Простите, пожалуйста, сэр! Я не заметила кроличьей норы, споткнулась и, наверное, повредила лодыжку: когда я попробовала встать на ноги, мне было так больно, что я потеряла сознание. Честное слово, я не хотела вновь доставить вам хлопоты.

– Что вы, никаких хлопот! – мягко ответил он. – Обнимите меня за шею, я отнесу вас в коляску. Посмотрим, что можно сделать.

Уже в коляске одного взгляда на ее лодыжку сэру Чарльзу оказалось вполне достаточно, чтобы понять: перво-наперво нужно снять ботинок. Второй взгляд – на ее лицо – столь же явно подсказал ему, что от этого Нэн будет еще больнее, и она опять лишится чувств. Отвязав лошадей, он вывел их обратно на дорогу и сообщил Нэн, что повезет ее в Хангерфорд.

– Герцог… – с мольбой произнесла она.

Сэр Чарльз нетерпеливо огляделся, обнаружил Герцога у своих ног, схватил его за загривок и вручил хозяйке.

Короткое расстояние до Хангерфорда они преодолели в рекордное время. Мужество, с каким мисс Мэссингэм перенесла дорогу, тронуло ее сопровождающего и даже побудило проявить галантность и проронить несколько ласковых слов.

– Ничего, дитя мое! – сказал он, поднимая девушку, чтобы на руках отнести в гостиницу «Медведь». – Скоро вам будет легче, обещаю. Вы такая храбрая девочка!

В пустой буфетной, пока официант бегал за хозяйкой, сэр Чарльз уложил Нэн на скамью и снял ботинок с быстро распухающей стопы. Как он и опасался, девушка снова потеряла сознание. Пришла в себя она уже в отдельной комнате и обнаружила, что лежит на софе, а рядом стоит дородная женщина и машет у нее перед носом жжеными перьями. Две горничные тем временем прикладывали к ее лодыжке влажные компрессы.

– Вот! Так-то лучше! – подбадривающим тоном произнес сэр Чарльз. – Давайте-ка, дитя мое…

Мисс Мэссингэм почувствовала, как ее голову приподнимают. Она послушно открыла рот и прошла неприятную процедуру: ей дали выпить неразбавленного бренди. Она поперхнулась и всхлипнула.

– Ну, ну! – Сэр Чарльз утешительно похлопал ее по руке. – Не плачьте! Вы быстро поправитесь.

Будучи девушкой стойкой, мисс Мэссингэм вскоре ожила. Местный лекарь, приведенный после довольно продолжительных поисков одним из конюхов, долго испытывал ее терпение осмотром. Впрочем, выслушав заключение, что, несмотря на сильный вывих, кости не повреждены, она воспрянула духом и даже выразила готовность ехать до Спинхэмленда.

Однако теперь это было невозможно. Не только из-за того, что ее состояние не позволяло преодолеть тринадцать миль в открытом экипаже, но и потому, что короткий зимний день закончился, да к тому же пошел снег. Сэру Чарльзу ничего не оставалось, как сообщить своей подопечной, что придется заночевать в «Медведе».

– Сказать по правде, я очень рада, – призналась Нэн. – Мне уже гораздо лучше, уверяю вас, но я охотно бы ненадолго прервала путешествие.

– Как и я, – усмехнулся сэр Чарльз. – Поскольку миссис Фиттон, скорее всего, всполошится, когда уже будет поздно поворачивать назад и искать вас, то я решил сказать здесь, что вы моя младшая сестра.

– Замечательно, сэр! – воскликнула мисс Мэссингэм, проявив одновременно и наивность, и житейскую мудрость. – По крайней мере, это говорит о том, что я уже взрослая леди.

– Вот что, – строго промолвил сэр Чарльз. – Если бы вы не купили эту возмутительную шляпу, то мне не пришлось бы идти на уловки. Никогда в жизни я не встречал столь капризное дитя, как вы, Нэн!

– Я причинила вам много беспокойства, сэр? – раскаивающимся тоном спросила Нэн. – Вы на меня очень сердитесь?

Он рассмеялся.

– Нет. Но вы все испортите, если будете в гостинице называть меня «сэром». Помните, что я ваш брат, и зовите Чарльзом!

 

5

Ночной отдых ощутимо улучшил состояние мисс Мэссингэм и вернул ей хорошее расположение духа. Она с аппетитом позавтракала, выразила надежду, что Герцог, в чьей компании сэр Чарльз провел беспокойную ночь, не причинил неудобств ее сопровождающему, а затем продемонстрировала, с какой легкостью ей удается прыгать на одной ноге, опираясь на трость. Сэр Чарльз раздвинул занавески и с облегчением обнаружил, что дорогу лишь слегка припорошило снегом. Он попросил Нэн посидеть спокойно на софе, а сам отправился проверить, как запрягают лошадей. На обратном пути, войдя в гостиницу через заднюю дверь, он вдруг остановился: у парадного входа стояла красивая молодая женщина. Заметив его, она воскликнула:

– Чарльз! Ты здесь?

– Алмерия!.. – ответил ее суженый без особого восторга.

– Что это значит? – спросила она, протягивая жениху руку. – Неужели ты приехал, чтобы встретить меня? Мы ночевали в «Пеликане» – пришлось остановиться, потому что лопнула постромка, иначе мы с тобой обязательно разминулись бы. Ты совершенно напрасно проделал весь этот путь, дорогой Чарльз!

– Стыдно признаться, – ответил сэр Чарльз, покорно целуя протянутую ему руку, – но это в мои намерения не входило. Я еду в Лондон, у меня там важная встреча, которую я не могу пропустить.

Алмерию такой ответ явно не обрадовал, но едва она открыла рот, чтобы спросить, о какой важной встрече идет речь, как на лестнице появилась хозяйка с объемным валиком в руках.

– Вот что вам будет в самый раз, сэр! – громогласно заявила она. – Он давно валяется на чердаке, так что юная леди может им воспользоваться. Какая же она у вас хорошенькая! Пойду отнесу в вашу коляску.

С этими словами любезная хозяйка скрылась в дверях, ведущих на конный двор. Сэр Чарльз на мгновение страдальчески закрыл глаза, а когда открыл их снова, то обнаружил, что невеста внимательно и с прищуром его изучает.

– Юная леди? – презрительным тоном осведомилась Алмерия.

– Ну и что? Внучка старинного друга нашей семьи училась в Бате, я везу ее домой.

– Неужели? – Брови леди Алмерии взлетели вверх.

– Господи, Алмерия! Не стоит разыгрывать драму. Это всего лишь ребенок.

– У тебя новое амплуа, Чарльз? Теперь ты приглядываешь за детьми? Можно полюбопытствовать, для чего ей понадобился валик? Как я понимаю, она с младенцем?

– Она обычная непоседливая школьница, которая, к несчастью, вывихнула лодыжку!

Именно в этот неподходящий момент, прихрамывая, появилась Нэн в дорожном платье и бодро объявила, что готова продолжать путь. Крутившийся у ее ног Герцог, обнаружив, что уличные двери распахнуты, припустил на выход.

– Чарльз! Остановите его! – крикнула Нэн.

Голос, которым сэр Чарльз приказал Герцогу вернуться, заставил бедное животное инстинктивно сесть. Не успел пес прийти в себя, как был пойман и заткнут под мышку.

– Вы его напугали! – с упреком сказала Нэн.

Она вдруг заметила изучающий ледяной взгляд незнакомой женщины с презрительной улыбкой на губах и вопросительно посмотрела на сэра Чарльза.

– Значит, это и есть твоя школьница! – выдавила леди Алмерия.

Сэр Чарльз, прекрасно осознавая, какое впечатление производит шляпка мисс Мэссингэм, вздохнул и приготовился приступить к неправдоподобным (как он вынужден был признаться сам себе) объяснениям.

– Сэр Чарльз – мой брат, мадам! – услужливо пришла на помощь мисс Мэссингэм.

Губы леди Алмерии скривились.

– Милая моя, я очень хорошо знакома с сестрой сэра Чарльза, и теперь у меня нет сомнений относительно того, в каких отношениях вы с ним состоите!

– Замолчи! – рявкнул сэр Чарльз.

Он вручил Герцога мисс Мэссингэм.

– Посидите в комнате, Нэн. Я скоро вернусь, – ободряюще сказал он.

Закрыв за ней дверь, сэр Чарльз повернулся к невесте. Хотя глаза его сверкали яростью, заговорил он подчеркнуто вежливо.

– До сегодняшнего дня, Алмерия, я и не знал, что ты такая грубиянка.

Эти слова окончательно вывели леди Алмерию из себя. Посреди ссоры, которая за этим последовала, в гостиницу вошел ее брат. Соображал он туго и лишь через несколько минут понял, почему его сестра, чей несносный характер оттолкнул многих достойных кавалеров, решила совершить столь ужасный поступок – порвать с женихом, о богатстве которого не смеет мечтать даже самый алчный человек. Он стоял как вкопанный, не зная, что сказать.

Сэр Чарльз, приободрившись табаком, захлопнул табакерку и произнес:

– Означенная леди, Стауэрбридж, как я уже уведомил Алмерию, всего лишь школьница, которую я сопровождаю в Лондон.

– В таком случае, Алмерия… – с облегчением выдохнул его светлость.

– Не будь идиотом! – возопила Алмерия. – Я видела эту мерзавку.

– Прости за резкость, – обратился к ней сэр Чарльз, – но если ты еще раз назовешь ее подобным словом, я за себя не отвечаю.

– Ты, наверное, забыл, что меня есть кому защитить!

– Стауэрбридж? – усмехнулся Чарльз. – О нет, о нем я не забыл. Если он пожелает свести со мной счеты, я всегда к его услугам!

Сойтись врукопашную с сэром Чарльзом лорду Стауэрбриджу хотелось ничуть не больше, чем подставлять свою дородную персону под дуло пистолета этого господина, известного своей исключительной меткостью, поэтому он предпринял попытку урезонить сестру. Однако та взглядом заставила его замолчать.

– Значит так, сэр Чарльз: нашей помолвке конец! Буду признательна, если вы дадите соответствующее объявление в «Газетт».

Сэр Чарльз поклонился и вызывающе произнес:

– С превеликим удовольствием!

 

6

Вернувшись в комнату, он обнаружил мучимую угрызениями совести мисс Мэссингэм.

– Кто эта леди, сэр? – с тревогой в голосе спросила она. – Почему она такая сердитая?

– Это леди Алмерия Сполдинг, дитя мое. Если вы готовы ехать…

– Леди Алмерия? Вы… вы ведь с ней помолвлены?

– Был помолвлен.

– О! – воскликнула Нэн. – Что я наделала! Из-за меня она отказалась выходить за вас замуж?

– Мы с ней совершенно не подходим друг другу, так что здесь вас не в чем упрекнуть. А вот всучить мне отвратительную псину, проскулившую добрую половину ночи, – это совсем другое дело. Что же до вашего поведения в Мальборо…

– Разве вы не переживаете из-за того, что помолвка разорвана?

– Ничуть!

– Может, она все хорошенько обдумает и простит вас? – задумчиво предположила Нэн.

– Благодарю за предупреждение. Как только мы прибудем в Лондон, первым делом побегу в «Газетт» давать объявление, что брак не состоится, – весело ответил сэр Чарльз.

– Все это ужасно, но знаете, почему-то мне совсем не жаль, что так вышло.

– Я рад, – сказал он, улыбаясь.

– Мне показалось, что она не та женщина, на которой вы хотели бы жениться.

– Не могу даже представить, кто менее, чем она, подходит на эту роль!

Нэн вопросительно посмотрела на собеседника, однако тот лишь рассмеялся.

– Едемте! Нужно быстрее доставить вас к дедушке, пока он не решил, что мы сгинули…

– Думаете, он рассердится, когда обо всем узнает? – испуганно спросила девушка.

– Боюсь, его гнев обрушится на мою голову. Скажет, что я плохо за вами присматривал, – и будет совершенно прав! Впрочем, когда он услышит всю правду о вашем скверном поведении, то поймет, что доверять мне можно, ведь мне всего лишь не хватило опыта. И отправит меня его набираться.

– Знаю, вы надо мной смеетесь, – сказала Нэн. – Только не пойму, к чему вы клоните, сэр!

– Когда-нибудь я вам об этом расскажу, – пообещал сэр Чарльз. – А сейчас нам пора отправляться в Лондон. Идемте!

Она послушно последовала за ним к экипажу, но когда он усадил ее и подложил под больную лодыжку валик, вздохнула и смущенно произнесла:

– Увижу ли я вас вновь, когда поселюсь на Брук-стрит?

– Мы будем видеться часто! – Сэр Чарльз сел в коляску и взял в руки вожжи.

Мисс Мэссингэм облегченно вздохнула.

– Я очень рада! – простодушно сказала девушка. – У меня такое чувство, что вряд ли я встречу кого-то, кто понравился бы мне так, как вы.

– Именно это чувство, – ответил сэр Чарльз, бросая монетку конюху, – я и намерен превратить в полную уверенность, мое дорогое и невыносимое дитя!