Остаток дня прошел гладко. Кресси, которой иногда помогала леди Денвилл, подписывала пригласительные билеты, а сэр Бонами и Космо, после весьма внушительного полдника, проспали остаток дня в библиотеке, накрыв лицо носовыми платками. Почтенная вдова беседовала по обыкновению с миссис Клифф, а Кит, найдя скучающего кузена в одной из гостиных, безжалостно потащил его за собой погулять в окрестностях фермы и осмотреть конюшни, где накануне родился породистый жеребенок.

Вечер прошел более оживленно благодаря приезду сквайра, сэра Джона Тэтчема, его супруги и двоих детей: мистера Эдварда Тэтчема, завершившего свой второй год в Кембридже, и мисс Энн, живой привлекательной девушки, чей первый светский сезон ознаменовался несколькими очень респектабельными приглашениями.

Можно было предположить, что обед в столь разношерстной компании, включавшей вдовствующую особу, сэра Джона и леди Тэтчем, а также сэра Бонами Риппла, заранее обречен на провал, потому что вдовствующая особа, присвоившая себе привилегию пожилых людей соблюдать светский этикет лишь в той мере, в какой ей удобно, почти наверняка могла наговорить колкостей Тэтчемам. Однако благодаря несравненному искусству леди Денвилл принимать гостей, отмеченному Кресси с глубоким уважением, обед прошел весьма удачно. Один лишь Космо был не на шутку разочарован, когда обнаружил, что сестра не включила его в число игроков в вист, стол для которого был разложен, к удовольствию почтенной вдовы, в маленьком салоне, примыкавшем к длинной гостиной. Сообщив, что Тэтчемы большие любители виста, но предпочитают играть в паре, леди Денвилл поместила их за столом против вдовствующей особы и сэра Бонами. По непринужденному поведению сэра Бонами никак нельзя было сказать, что он привык играть в вист в компании герцога Йоркского по пять фунтов за очко и по двадцать пять за роббер ― ведь только тогда игра имела смысл. Остальные члены компании, кроме Космо, заявившего, что он слишком стар для подобного времяпрепровождения, собрались за большим столом в длинной гостиной, чтобы играть в различные настольные игры, которые трое младших членов компании, будь они у себя дома, сочли бы приличествующими лишь школьникам. Но леди Денвилл, применив весь свой талант, сумела убедить гостей, что она по-настоящему счастлива участвовать в их забавах, и быстро заставила всю компанию искренне увлечься такими невинными занятиями, как игра в фанты, вопросы и ответы и даже бирюльки. Время шло весело и непринужденно, и когда дело дошло до игры в предложения, Эмброуз поразил всех неожиданными способностями, делая весьма хитрые ходы и совсем забыв о том, что надо сохранять томный вид, приличествующий молодому денди, а Космо придвинул к столу свой стул, чтобы удобнее было давать советы неосмотрительно играющей жене.

В десять часов старая леди Стейвли, проявлявшая большую энергию и сообразительность, выиграв несколько шиллингов и выговорив сэру Бонами за якобы совершенные им ошибки в игре, внезапно прекратила игру и объявила, что устала и должна идти спать. Как только она появилась в дверях салона, опираясь на руку сэра Бонами, леди Денвилл встала из-за стола и подошла к ней, спрашивая своим нежным красивым голосом:

― Собираетесь идти спать, мэм? Я надеюсь, что вам не мешал наш шум!

― Нет, я провела приятный вечер, ― вежливо ответила вдовствующая особа. ― Не стоит из-за меня прекращать игру! ― Она кивнула Кресси. ― Оставайтесь на месте, дитя мое! Я вижу, ты довольна, и ты мне не нужна.

― Довольна! Ничего подобного, бабушка! Я оказалась между двух акул и из-за них лишилась состояния. То, что не отнял у меня мистер Эмброуз Клифф, перешло в руки Денвилла. Я удивляюсь, как вы можете оставить меня во власти такой въедливой парочки! ― весело отвечала Кресси.

― Я думаю, вы разберетесь без меня, ― сказала вдовствующая особа. Она позволила леди Денвилл занять место сэра Бонами и попрощалась со всеми кивком головы.

― Желаю всем вам спокойной ночи. Очень рада была с вами познакомиться, леди Тэтчем. Вы очень неплохо играете в карты, в самом деле, очень неплохо! ― С этими милостивыми словами она удалилась, одной скрюченной рукой опираясь на палку черного дерева, а другой вцепившись в руку леди Денвилл. Она снизошла до того, что шутливо посоветовала Киту, открывшему перед ней дверь, не очень обижать Кресси, но несколько раздраженно объявила леди Денвилл, когда они вышли в широкий коридор, что не понимает, почему та беспокоит себя, провожая ее в спальню.

― О каком беспокойстве речь? ― ответила леди Денвилл. ― Мне хочется пойти с вами, мэм, чтобы убедиться, что у вас все в порядке. Вдруг вам пришлют молоко с пенками или нагреют постель раньше, чем нужно?

― Боже мой, Амабел, моя служанка обо всем позаботится! ― пренебрежительно сказала леди Стейвли и добавила недовольным тоном:

― Все же вы доброе создание, и я этого никогда не отрицала!

Она некоторое время шла молча, но когда они добрались до верхнего коридора, внезапно сказала:

― Вы это хорошо придумали, заставить молодежь играть в глупые игры! Не часто мне приходилось видеть внучку в таком ударе. Дома ей несладко приходится.

― Милая Кресси! Слышали бы вы ее шутки! Она привела в восторг всех и даже увлекла моего мрачного племянника!

Почтенная вдова хмыкнула:

― Ах, этого! Я не терплю ничтожеств, особенно напыщенных. ― Она остановилась у двери своей спальни. ― Но хочу сказать вам, Амабел, мне нравится ваш сын.

― Благодарю вас! ― воскликнула леди Денвилл. Слезы навернулись ей на глаза. ― Ни у кого, ни у кого нет таких двух сыновей, как у меня!

― Ну, не будьте дурой! ― ободряюще сказала вдовствующая леди. ― Хотелось бы мне знать, из-за чего тут плакать! Я была бы рада, если бы он понравился Кресси настолько, чтобы выйти за него замуж, потому что он был бы мужем, о котором большинство из нас мечтают и которого немногим удается заполучить. А теперь идите, потому что можете понадобиться остальным, ну а Риппл не думает ни о чем, кроме еды.

Каковы бы ни были тайные помыслы сэра Бонами, он был слишком хорошо воспитан, чтобы дать им выйти наружу. Леди Денвилл нашла его за светской беседой с леди Тэтчем, которая под влиянием его добродушия быстро пришла к заключению, что мнение ее мужа о нем, как и о всяком члене свиты Регента, было несправедливым. Игра в предположения пришла к концу, и Кресси вернула часть своего проигрыша: этим она была обязана вмешательству Космо, который обошел весь стол и сел рядом с ней. Хотя ставки были ничтожными, Космо не мог вынести, чтобы она проматывала свои фишки из-за недостатка, как он выразился, здравого смысла и того, что позже его непочтительный племянник определил как торговую жилку.

Непринужденность царила и за ужином, обильная трапеза помогла хозяевам уговорить Тэтчемов, которым предстояла еще дорога в семь миль, остаться в Рейвенхерсте до утра. Представленные Долишем блюда ― от омаров до тортов, желе и кремов, которые младшие члены компании поглощали с нескрываемой прожорливостью, сделали бы честь любому официальному приему. Тэтчемы раскланялись, мистер Эдвард, глядя на хозяйку с юношеским обожанием, сообщил, что он провел восхитительный вечер и почтительно поцеловал ей руку. Леди Денвилл проводила свою невестку и Кресси до их спален, а Кит возвратился в столовую, где три оставшихся джентльмена сидели за столом, заставленным остатками блюд. Эмброуз дулся, потому что в отсутствие Кита отец успел отчитать его за выпитую рюмку выдержанного коньяка. Космо произносил монолог, адресованный сэру Бонами, а последний наслаждался букетом своего бренди и изредка поддакивал, миролюбиво желая заставить Космо поверить, что он его внимательно слушает. Он поднял свои маленькие круглые глазки на Кита и сказал:

― Отличный ужин! Очень приятный вечер!

― Спасибо, сэр! Но это целиком заслуга моей мамы, ― сказал Кит.

― Совершенно верно! Совершенно верно! Удивительная женщина! Единственная в своем роде, мой мальчик! ― сказал сэр Бонами, порывисто вздыхая. Он приподнялся в своем кресле, пытаясь достать из кармана табакерку. ― И так хороша к тому же! Выглядит точно так же, как в день нашей первой встречи, ничуть не старше! Тебя еще тогда не было!

Кит, припомнив одно из фимберовых наставлений, достал табакерку, которую тот положил в его карман, открыл ее и предложил сэру Бонами, сказав:

― Не хотите ли попробовать моего табака, сэр? Он тут же понял, что совершил какую-то ошибку. Невыразительный пристальный взгляд сэра Бонами несколько секунд не отрывался от табакерки, но сэр Бонами сказал только:

― Красивая табакерка, ты купил ее в Париже, когда ездил встречаться с братом?

― Кажется, да, ― согласился Кит, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Сэр Бонами взял понюшку.

― От Бернье, ― сказал он. ― Ты показывал мне, когда вернулся.

Он ничего не сказал больше, но когда позднее пришел к Киту в огромную комнату, традиционно служившую спальней графам Денвиллам, Кит все еще находился в некотором замешательстве. Фимбер как раз снимал с него сюртук, но сэр Бонами уже успел освободиться от крепких объятий своего корсета и от жесткого воротничка и облачиться в халат из плотной парчи такой необыкновенной расцветки и такого просторного фасона, что его фигура, и вообще-то величественная, стала просто-таки грандиозной.

― Пришел немного поговорить с тобой, ― объявил он.

Фимбер с каменным лицом удалился в гардеробную, а Кит, чувствуя, что он лишился своей последней поддержки, сказал:

― Ну, конечно, сэр! Что-нибудь не так?

― Этот твой табак слишком сух! ― сказал сэр Бонами, глядя на него тяжелым взглядом.

― Боже мой, сэр, неужели? Прошу меня простить.

― Я хочу тебя предостеречь, мой мальчик! ― сказал Бонами, игнорируя его деланное удивление. ― Я не знаю, что за представление ты затеваешь и не прошу мне рассказывать, потому что это не мое дело, но если ты хочешь одурачить людей, чтобы они поверили, что ты ― действительно молодой Денвилл, не предлагай им сухой табак и не открывай табакерку двумя руками!

― Так вот оно что! ― сказал Кит. ― Я подозревал, что выдал себя, но не понял как!

― Черт возьми, Кит. Ивлин научился обращаться с табакеркой способами Бруммелла! Одной рукой и всего одно движение большого пальца, чтобы открыть ее! Запомни это!

― Я запомню, сэр, ― обещал Кит. ― Спасибо! Вы, должно быть, считаете, что я обязан вам объяснить…

Сэр Бонами предостерегающе поднял руку.

― Нет, я не считаю! ― произнес он поспешно. ― Я уже сказал, что это не мое дело! И я доволен, что это так, потому что оно мне кажется очень сомнительным.

― Не такое сомнительное, как может показаться, ― сказал ему Кит.

― Если даже наполовину такое сомнительное, как кажется, я ничего не хочу иметь общего с ним! ― ответил сэр Бонами без обиняков. ― И насколько я знаю тебя и Ивлина, я не для этого приехал сюда, чтобы валять с тобой дурака. Если Ивлину не удалось выжить меня за все те годы, что он пытался это сделать, то уж тебе и подавно не удастся!

― Но я этого вовсе не желаю, сэр! ― произнес Кит.

― Теперь, когда я думаю об этом, ― согласился сэр Бонами, ― я вспоминаю, что ты никогда не проявлял такого недовольства при виде меня, как твой озорник братец, так что я полагаю, что ты говоришь искренне. На самом деле именно это и вызвало у меня подозрение: ты не должен был делать вид, что рад меня видеть! Тебе должно быть известно: юный Денвилл достаточно хорошо воспитан, но слегка задается.

― Неужели? Я собью с него спесь! ― сказал Кит со смехом. ― В любом случае я не должен был этого делать: я так благодарен вам, что вы приехали поддержать нас! Я знал также, что мне нечего опасаться, даже если вы меня узнаете.

― Нет, нет, вовсе нечего опасаться! ― заверил его сэр Бонами. ― Но я уже не столь молод. Кит, и не надо думать, что если ты очертя голову прыгнул в омут, я прыгну вслед за тобой, потому что я этого не буду делать! Поэтому ничего мне не говори! Если твоя мать пожелает, чтобы я знал, она мне очень скоро все расскажет сама, благослови ее Господь! ― С беспокойством он добавил:

― Нет нужды ее подталкивать, чтобы она мне рассказывала, запомни!

Кит заверил его в этом, и он ушел, чувствуя, что сделал для своего юного друга так много, как только можно ожидать от человека его возраста и положения.

Когда на следующее утро леди Денвилл узнала об этом инциденте, она не только расхохоталась, но проявила не совсем приличное озорное желание втянуть своего злополучного обожателя в неразбериху, которую с гордостью считала делом своих рук.

― Нет, мама! ― твердо сказал Кит. ― Ты этого не сделаешь! Мы весьма обязаны этому старому придворному чудаку, и я не хотел бы над ним насмехаться. Никто не может осудить его за то, что он хочет держаться подальше от этого дела: если бы нам удалось выпутаться из нашего положения, никого больше не вовлекая в этот скандал, я был бы счастлив.

― Я не сделаю ничего, что бы тебе не понравилось, мой мальчик! ― обещала она. ― Но ты не должен падать духом!

― Я не то что падаю духом, я просто стал малодушным!

― О, нет, Кит! ― возразила она, расстроенная таким признанием. ― Только не это! Кроме того, с чего это ты стал малодушным? Я признаю, что нас могут ожидать сложности, и, конечно, положение бывает крайне затруднительным, но выход найдется!

― Почему ты так уверена, мамуля? ― спросил он, глядя на нее с нежным упреком.

― Всегда находится выход, и в особенности когда кажется, что тебе уже пришел конец. Только подумай, сколько раз я попадала в неприятное положение! Я всегда придумывала, как выйти из него, даже если оно казалось безнадежным! Послушай, почему ты смеешься, проказник? Это чистая правда! Нет никакого смысла беспокоиться о том, чего нельзя поправить. Надо всегда надеяться, что что-то произойдет, или мне внезапно придет какая-нибудь идея, и мы благополучно решим наши проблемы. Мне часто приходят такие идеи ― действительно очень удачные.

― Я не знал, что часто, ― сказал он. ― Только умоляю, сразу же говори мне!

― Дорогой мальчик, нельзя же быть таким дурачком! Я буду просто вынуждена сказать тебе, потому что если я придумаю умную комбинацию, то для тебя в ней будет отведена не последняя роль!

― Именно этого я и опасаюсь! ― откровенно признался он.

― Тебе не по себе, и я знаю почему, ― объявила она. ― Это омар. Я сама почувствовала себя немного нездоровой посреди ночи, но у меня есть замечательный порошок, его мне дал доктор Эйнсли, я его тут же приняла, и моментально мне стало лучше. Пойдем со мной в спальню, бедняжка, я тебе приготовлю порцию.

― Нет, мама, это не омар!

― Ну, хорошо, Кит, дорогой, я не буду к тебе приставать, хотя я тебя уверяю, этот порошок совершенно не противный. Не беспокойся, ладно? Когда Ивлин возвращается домой, все всегда становится на свое место, вспомни!

― Ты знаешь, мама, мы это твердим с самого начала этого маскарада, и один Бог знает, как я хочу, чтобы он вернулся домой! Но разве тебе не приходит в голову, что, когда он и в самом деле вернется, мы попадем в еще более сложное положение?

― И все-таки это омар! ― воскликнула ее светлость.

Он засмеялся и сказал:

― Нет, пожалуйста, подумай, мама, милая! Если бы Ивлин вернулся сегодня, что мы стали бы делать? Я бы, допустим, исчез, но даже Эмброузу хватило бы получаса, чтобы обо всем догадаться ― точно так же, как и леди Стейвли! Одно дело обманывать людей в течение вечера, совсем другое ― делать это при наших обстоятельствах. В самом начале никто из них не знал меня хорошо, а леди Стейвли не знала вовсе. Но теперь-то все они меня знают. Они не могут встретиться со мной за завтраком, а с Ивлином за обедом и не заметить между нами разницы.

― Конечно, нет! ― сказала она испуганно. ― Это в самом деле опасно! Я удивляюсь, почему это не пришло мне в голову? Мы не должны терять времени, пытаясь строить предположения. О, я знаю, как преодолеть эту трудность! Конечно, Ивлин должен прикинуться тобой!

Объяснив, что теперь ему надо заняться счетами, мистер Фэнкот удалился, предварительно позаботившись о развлечении своих гостей мужского пола. Как и вдовствующая особа, сэр Бонами покидал свою спальню раньше полудня только в экстраординарных случаях. Так что, когда Кит узнал от Нортона, что мистер Клифф уехал вместе с Эмброузом посмотреть, каких успехов тот добился под руководством егеря, его мысли обратились к дамам. Поиски тетушки нельзя было бы назвать иначе, чем поверхностными, но ему сильно повезло: стоя посреди холла и обдумывая, где искать мисс Стейвли, он заметил, что она спускается по широкой лестнице. Она была одета в простое, но очаровательное платье с закрытым воротом из французского муслина, и как раз в тот момент, когда он отметил, как она хороша, он вдруг заметил, что лицо у нее расстроенное и брови нахмурены. Он быстро спросил:

― Что случилось, Кресси? Вы чем-то огорчены? Она остановилась, глядя на него сверху, и, прежде чем ответить, некоторое время молчала. Затем озабоченное выражение исчезло с ее лица и она, улыбнувшись, спустилась вниз и сказала:

― Пожалуй, да. Точнее сказать, огорчена, но не так сильно, как бабушка. Я боюсь, что она в бешенстве, но я ее убедила, что глупо во всем обвинять бедную крестную! Или папу! Никто из них не сделал бы такого. Конечно, это одна из выходок Албинии ― она пытается подтолкнуть события. Я полагаю, вы еще не видели лондонских газет?

Он покачал головой, и она протянула ему газету, которую держала в руке. Взглянув на нее, он обнаружил, что она раскрыта на странице, посвященной светской хронике, объявлениям и изложению сплетен. Он вопросительно взглянул на Кресси. Она только с отвращением наморщила нос и указала пальцем на одну из колонок. Там после перечисления различных персон, которых можно встретить на природе в Уэртинге, говорилось, что вдовствующая леди Стейвли, хорошо известная своим пристрастием к сему элегантному курорту, в этом сезоне изменила своим привычкам и, взяв с собой внучку, почтенную Крессиду Стейвли, отправилась в Рейвенхерст-Парк, главную резиденцию лорда Денвилла, где их принимает именитый хозяин и его мать, вдовствующая графиня. Пишущий эти строки предполагает, что в скором времени следует ожидать интересного объявления.

― Моя мама никогда не отправляла ничего подобного в газету, ― воскликнул Кит, покраснев от досады, ― и ничего такого, что могло бы дать пищу для подобных наглых сплетен.

― Нет, конечно же, нет. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что это дело рук Албинии ― она пытается навязать мне свою волю. К тому же, ― подумав, мрачно добавила Кресси, ― я бы не удивилась, если бы обнаружила, что она приложила все усилия, чтобы убедить отца напечатать в газете объявление о моей помолвке с лордом Денвиллом! Что у нее за куриные мозги! Должна была бы его лучше знать. Можете себе представить, насколько это вывело бабушку из себя? ― Она рассмеялась. ― Я не знаю, от чего она сильнее пришла в ярость: от отвратительно подлого намека или от нахальства Албинии, которая решила, что имеет право сообщать в «Пост» подробности о ее, бабушкиных поездках!

В глазах Кита запрыгали искорки:

― И она подумала, что мама, мама смогла бы…

Она прервала его, положив руку на его локоть, и быстро добавила:

― О, прошу вас, не надо бередить старые раны, Денвилл! ― Кресси негромко рассмеялась. ― Даже в приступе гнева она отдала крестной справедливость, сказав, что никогда бы о ней такого не подумала, а уж что она сказала по поводу бедного папы, когда решила, что это его рук дело! Она заявила, что это в его духе. Однако я уверяю вас: это не так.

Сердитое выражение исчезло с лица Кита, но когда он снова взглянул на сообщение в газете, его губы презрительно сжались.

― Невыносимо! Вашей мачехе следовало бы свернуть шею! И заодно тому мерзкому сплетнику, который написал этот шедевр! ― он отбросил газету в сторону. ― Заметьте, он позаботился о том, чтобы не написать ничего такого, за что я мог бы привлечь его к ответу! ― Когда он снова повернулся к ней, его лицо смягчилось. ― Я не знаю, почему я должен так возмущаться, ведь это вы жертва ― исключительно из-за вас, моя бедная девочка, я легко могу себе представить, в какое замешательство это вас привело! Не допустите, чтобы это нарушило ваш покой или повлияло на ваше решение!

На миг в ее глазах неожиданно мелькнула веселая искорка.

― Нет, я не буду обращать внимания! Что касается Албинии, я предоставлю бабушке написать ей. Можете быть уверены, что это будет грозное письмо! Я полагаю, что она скорее дала бы свернуть себе шею, чем получить такое письмо! По правде говоря, мне почти жалко ее, потому что мой отец будет ужасно рассержен, и хотя вообще он снисходителен к чужим ошибкам, но если кому-нибудь удается вывести его из себя, его гнев бывает еще страшнее, чем бабушкин! Подобная сплетня его поразит. Я бы не хотела, чтобы это привело к серьезной ссоре с Албинией!

― В самом деле? Я не такой жалостливый!

― Ну, она столь глупа! ― объяснила Кресси. ― Нельзя же ее осуждать за то, что она глупа или, быть может, ревнива. Ей скорее надо посочувствовать или, по крайней мере, попытаться посочувствовать, потому что у нее и так хватает неприятностей.

Но леди Денвилл не разделяла этого взгляда на вещи. Прочитав заметку, она просто потеряла голову. Лицо ее покраснело от гнева, глаза засверкали. Она подняла их на Кита и спросила дрожащим голосом:

― Как они посмели? Кто стоит за этой отвратительной вульгарной выходкой?

― Кресси полагает, что это ее мачеха. Я не меньше тебя возмущен этим, мама, но единственное, что мы можем сделать ― не обращать на это внимания.

― О, эта женщина! ― воскликнула леди Денвилл. ― Я должна была бы сама догадаться! Ты посмотри, как она обозвала меня! Вдовствующая графиня! Вдовствующая!

Он был захвачен врасплох.

― Ну да, но…

― И я знаю почему! ― продолжала бушевать ее светлость. ― Она ревнивая злобная жаба, и она знает, что Стейвли когда-то делал мне предложение и до сих пор испытывает ко мне нежность! Я была бы очень довольна, если бы ее поставили на место. Очень довольна. Я хочу, чтобы она знала, что если я не влюбилась в Стейвли, когда он был молод и, возможно, красив, то теперь я этого не сделала бы и подавно! Ей очень подходит муж, который готов броситься за любой юбкой, как только ему наскучат ее чары!

Несколько обеспокоенный такой необычайной злобой, Кит сделал безрезультатную попытку смягчить ее. Она прервала его, приказав не выводить ее из терпения, и удалилась прочь, смяв в руке оскорбительную газету. Подойдя к спальне вдовствующей особы, она нетерпеливо постучалась. Поскольку ничто так не раздражало леди Стейвли, как неожиданные визиты до того часа, когда она пожелает покинуть свою комнату, Кит приготовился к катастрофе. Но ее не произошло. Дамы оставались в закрытой комнате целый час, с пользой для себя обменявшись мнениями по поводу характера Албинии Стейвли. Единственная нота несогласия была внесена леди Стейвли, которая без обиняков объяснила своей любезной хозяйке, что она действительно вдовствующая графиня и разумно было бы уже привыкнуть к этому титулу.

― А я не смогу, Кит! ― заявила позже леди Денвилл трагическим тоном. ― Все знают, что я привыкла выносить напасти, но такой удар ― это уж слишком!

С материнской родней Кит разделался быстро и решительно. Своей тетушке, которая заявила, что она с самого начала поняла, как обстоят дела, он ответил, что если его маме могло лишь присниться, что визит ее любимой крестницы будет истолкован столь превратно, она никогда не пригласила бы ее в Рейвенхерст; а когда его дядя в плохом настроении начал выговаривать ему за то, что новость о его бракосочетании доходит до его родственников через прессу, он тут же положил конец дальнейшим сетованиям, сказав с холодной и уничижительной вежливостью:

― Можете быть уверены, сэр, что, когда я вознамерюсь жениться, я сочту за честь лично поставить вас в известность.

От Эмброуза, которого недостаток такта подталкивал к расспросам. Кит отделался без особой изысканности, а когда ему удалось поговорить наедине в Кресси, он сказал ей, чтобы она больше не ломала себе голову и что эта неприятность, хотя и досадная, скоро забудется.

― Я думаю, что мы об этом больше не услышим, ― заключил он.