Когда перестают звучать трубы, мечи возвращаются в ножны.

Саксонская эпитафия

В Лондоне шел снег, тонкие сосульки свисали с крыш. В аббатстве было так холодно, что люди плотнее кутались в мантии и пытались дыханием согреть свои онемевшие пальцы. Руки архиепископа Йоркского слегка дрожали, он волновался и вел службу тихим, неверным голосом, думая о том, что герцог отказался от Стиганда, архиепископа Кентерберийского. А потом вдруг, по мере того как близилось завершение торжественной церемонии, вспомнил Гарольда, которого Стиганд короновал в аббатстве менее года назад. Теперь все настолько изменилось, что казалось, это происходило в какой-то другой жизни, но архиепископ не мог позабыть, как свет весеннего солнца сиял на золотых кудрях Гарольда. «Как странно, — думал он, — теперь возлагать корону Англии на темноголового Вильгельма».

Герцог выбрал для коронации Рождество. Аббатство Святого Петра в Вестминстере было полно народа. Тут хватало и саксов и нормандцев, а снаружи нормандские войска охраняли герцога от любого возможного покушения со стороны населения. Было, правда, маловероятно, что такое произойдет. Конечно, Лондон выдержал длительную осаду, но в конце концов, после переговоров, глубокомысленных обсуждений, снования между сторонами посредника Энсгарда, условия сдачи были согласованы. Герцог был очень терпелив, но его огромная армия кольцом окружила город, отрезав его от остального мира, поэтому, хотя Вильгельм и беседовал вежливо с посредником и старался не совершать прямого нападения, но Лондон знал, что его держат в кулаке и этот кулак сожмется в случае неподчинения.

Наконец ворота открылись, и Вильгельму передали Этелинга. Эдгару было всего десять лет, поэтому он очень боялся, когда Альдред Йорк и Вульфстен Ворчестер вели его к герцогу, и крепко уцепился за руку архиепископа. Но Вильгельм обнял мальчика, расцеловал его и немного поговорил с ним о его нормандских кузенах, Роберте, Ричарде и Вильгельме, так что малыш скоро перестал трусить и ушел с Фицосборном совершенно счастливый, обменяв корону на обещанные ему леденцы и компанию сыновей герцога.

Эрлы Эдвин и Моркер первыми принесли Вильгельму торжественную клятву верности. За ними пришел Стиганд, произнося льстивые слова, но герцога купить на них было невозможно. Он выгнал архиепископа и выбрал для своей коронации Альдреда.

На стороне Вильгельма находился его преосвященство Папа Римский, и Альдред старался всегда помнить об этом. Будучи священником, он поддерживал притязания герцога, но саксонская кровь всегда напоминала, что перед ним нормандец, захватчик.

Рядом с Вильгельмом стоял граф Роберт Ю. Когда он теперь прислушивался к латинским фразам архиепископа, ему казалось, будто и не было всех этих лет и он снова вдыхает дымный воздух зала Фале, глядя на младенца, крепко сжимающего крошечными ручонками рукоять меча. До него донеслось отдаленное эхо произнесенных в тот день слов: «Вильгельм Завоеватель!» — так сказал граф Роберт Нормандский, но кто-то одновременно прошептал: «Король Вильгельм!» Должно быть, это была Герлева, размышляющая о своем странном видении. «И древо распространит свои ветви и над Англией, и над Нормандией, которые скроются в его тени…» Граф позабыл, что там было дальше, и подумал, видит ли ее душа сегодняшнее торжество, когда ее пророчество сбылось. Но ведь, помнится, кто-то еще бросил: «Вильгельм Бастард»… Он попытался припомнить, кто бы это мог такое сказать, и вдруг вспомнилось лицо старого лорда Белесма и его проклятия. Бастард, Воин, Король — так Вильгельма называли еще в колыбели. Теперь граф Ю припомнил, как все тогда смеялись, и он, и Эдвард, который тоже был королем, и Альфред, убитый эрлом Годвином. Как давно все это было! Он начинал чувствовать себя стариком, вспоминая далекое прошлое. «Странно, — подумал граф, — что все смеялись, но ведь тогда никто не знал по-настоящему, каким станет этот младенец Вильгельм, он считался тогда просто незаконнорожденным щенком, уцепившимся за меч».

Архиепископ обратился к саксонцам на их родном языке, и граф Роберт моментально вернулся мыслями в настоящее. Альдред вопрошал, хочет ли народ иметь своим королем Вильгельма. И народ закричал: «Да!» «Это прозвучало достаточно естественно», — подумал старый Хью де Гурне, переминаясь с ноги на ногу. Он размышлял, сколько пройдет времени, прежде чем вся страна покорится Вильгельму, и ждут ли их впереди новые битвы. Хью посмотрел на герцога и с одобрением отметил, что тот держится чрезвычайно прямо и спокойно глядит вдаль. «Конечно, — подумал де Гурне, — может быть, он и бастард, но королем будет хорошим».

Вперед вышел епископ Кутанса и тоже обратился к подданным Вильгельма. Он спросил, хотят ли они, чтобы их герцог принял корону. Ответ был таким же, как у саксонцев.

«Действительно ли и я хочу этого?» — подумал Рауль, когда слова согласия слетали у него с уст. О том ведал только Бог. Он заметил, как помрачнел Вильгельм Мале, потому что не хотел этого, но, конечно, тоже дал свое согласие. Фицосборн просто сиял от восторга, Жиффар казался умиротворенным, и Тессон тоже. Нель Гранмениль выглядел несколько недовольным, наверное, припомнилась уродка в Сен-Жаке и слова шута Гале.

И вот уже произнесены торжественные молитвы. Архиепископ, взяв золотую корону, поднял ее над головой герцога, и собравшиеся тут же разразились ликующими возгласами.

Епископ Лондонский держал в руках елей. Он направился к Альдреду, но неожиданно остановился и в изумлении посмотрел на входные двери.

Там что-то происходило. Были слышны крики, клацанье стали и сигнал к сбору. Чей-то голос воскликнул: «Боже мой, предательство!», и люди ринулись к дверям.

Герцог в этот момент стоял на коленях. Только внезапная бледность и быстрый взгляд, брошенный на проход, выдавали его испуг.

«Первый раз за двадцать лет, — подумал Рауль, — я вижу, как он боится». Сам он тоже испугался, но не двинулся с места. Рыцарь подумал об Эльфриде, которая поселилась за пределами Сити, и стал усиленно решать самую важную для него задачу: «Если против нас поднялся Лондон, как быстрее добраться до нее?»

Шум становился все сильнее, и в аббатство проник запах горящего дерева.

— Бог мой, да мы в ловушке! — пробормотал граф Мортен на ухо Раулю.

Герцог упрямо сжал губы, архиепископ прервал церемонию на половине и стоял побледневший и дрожащий.

Люди пытались выбраться из аббатства, чтобы отбить предполагаемое нападение. У алтаря остались лишь Фицосборн, Роберт Ю, де Гурне, Мортен и Рауль, и никого из саксонцев, лишь маленькая группка нормандцев-прихожан.

Епископ Байе, невольно тоже было двинувшийся к дверям, встретился взглядом с герцогом и тотчас пришел в себя. Он что-то прошептал архиепископу. Альдред облизал губы и принял елей от Вильгельма Лондонского.

Вильгельм был помазан в опустевшем аббатстве под звуки доносящейся извне схватки. Он протянул руку, чтобы взять Евангелие. Альдред дрожащими руками протянул ему распятие. Герцог, стоя на коленях, поцеловал его и звонким спокойным голосом произнес слова присяги. На его голову возложили корону, а в руки дали скипетр. Вильгельм встал, его тяжелые одежды доставали до самого каменного пола.

Фицосборн воскликнул:

— Приветствуем тебя, Вильгельм, король Англии!

Эти слова гулким эхом прокатились по пустой церкви.

Герцог поймал взгляд Рауля и подал ему едва заметный сигнал, кивнув в сторону дверей и подняв брови в немом вопросе.

Рауль, выскользнув за дверь, сразу увидел, как невдалеке пылают несколько домов, а площадь перед церковью заполнена людьми, однако заварушка уже почти кончилась.

Рауль протиснулся к Ральфу де Тоени.

— Бога ради, скажи, что это было? — настойчиво спрашивал он.

Де Тоени оглянулся.

— Чепуха! Мне кажется, лондонцы собирались на нас напасть, ты так не считаешь? Но этого не случилось. Наши люди просто ошиблись, и ничего особенного не произошло: всего несколько убитых, не больше пары десятков. Как я понял, стража, услышав шум приветственных криков, подумала, что саксы внутри аббатства напали на Вильгельма, поэтому она тут же подожгла окружающие дома и напала на собравшихся на площади людей. Тессон и Нель прекратили заварушку. Господь всемогущий, знаешь, Рауль, я ужасно перепугался! Слушай, а Вильгельм уже ушел из аббатства? Где он сейчас?

— Он коронован, — ответил Рауль.

— Коронован! И никто из нас этого не видел! — Де Тоени стал проталкиваться через беспокойную толпу, выкрикивая новость.

Рауль вернулся в аббатство. Герцог был погружен в молитву, но тотчас же встал, и между ними произошел обмен взглядами: был задан вопрос и получен ответ.

Снаружи слышался ликующий шум. С возгласом «Да здравствует король!» в двери вошел лорд Сангели, а стоящие вокруг Вильгельма бароны подхватили приветствие.

Воспоминание промелькнуло в голове графа Роберта Ю. Ему казалось, что он слышит голос графа Роберта, произносящего: «Он пока еще мал, но будет расти». Как странно, что эти слова запали в память, ведь Роберт, в конце концов, тогда просто пошутил.

Граф снова посмотрел на Вильгельма, размышляя, о чем тот может сейчас думать. Но ответить на этот вопрос было невозможно, потому что король глядел прямо перед собой, лицо его было непроницаемо, а руки крепко держали скипетр Англии.