В бумагах Евстасия Шевиота не обнаружилось ничего, что могло бы надолго занять умы обоих душеприказчиков, и вскоре они решили: первым шагом на пути к продаже поместья должно стать точное установление его долговых обязательств. Эту задачу стряпчий взял на себя; тяжко вздохнув и уныло опустив уголки губ, он выразил опасение по поводу того, что добрая половина таковых им попросту неизвестна. Стряпчий с явным неодобрением внимательно изучил завещание Шевиота, цокая языком и разочарованно покачивая головой, но потом все-таки признал, что написано оно вполне удовлетворительно и своей цели послужит.

– Но, милорд, – строго добавил он, – меня ни в коем случае не следует понимать таким образом, будто сей документ составлен в тех выражениях, кои я бы использовал сам, если бы меня позвали исполнить последнюю волю моего покойного клиента. Однако оно выглядит вполне законным, и я немедленно обращусь с просьбой официально утвердить его.

Затем стряпчий перевязал тесьмой ту стопку бумаг, которую намеревался унести с собой; он вежливо отказался от любезного предложения остаться в Холле на ночь под предлогом, что уже снял комнату в гостинице в Уисборо-Грин, заверил Карлайона, что непременно будет присутствовать на дознании следующим утром, и засим откланялся.

Не прошло и десяти минут после его ухода, как дверь в кабинет лорда вновь отворилась и в комнату вошел его брат Джон, потирая руки и громко жалуясь на ненастную погоду.

– Мой дорогой Джон! – сказал Карлайон. – Я ожидал увидеть тебя не раньше завтрашнего дня!

– Видишь ли, я решил, что могу и опоздать, если отложу поездку, и посему попросил Сидмута предоставить мне отпуск немедленно. Он пребывал в хорошем расположении духа, и вот я здесь, – отозвался Джон, подходя к огню и склоняясь над ним, чтобы согреть озябшие руки.

– Я очень рад видеть тебя. Ты прибыл с почтовым дилижансом?

– Нет, я приехал в собственном экипаже и правил сам. По такой-то холодине! У тебя появились новости после моего отъезда? А где Никки?

– Никки отлеживается в Хайнунз с дырой в плече, – ответил Карлайон, подходя к столу, на который дворецкий опустил поднос с графином и несколькими бокалами. – Шерри, Джон?

– Никки что? – требовательно спросил Джон, резко выпрямившись.

– Рана нетяжелая, – сказал Карлайон, наливая шерри в два бокала.

– Боже милостивый, Нед, неужели Никки не может прожить и двух дней, чтобы не попасть в беду?

– Очевидно, не может, но в случившемся нет его вины. Присаживайся, и я расскажу тебе все: полагаю, тебе это будет интересно.

Джон, опустившись в глубокое кресло подле камина, ядовито заметил:

– Можешь не говорить мне, что ты его не винишь! Ну, во что он вляпался на сей раз?

Но, выслушав сухой отчет Карлайона о событиях в Хайнунз, Джон отбросил в сторону свой скептицизм и уставился на брата, недовольно хмурясь и сведя брови в ниточку над переносицей.

– Боже милостивый! – протянул он. – Однако… – Он умолк, погрузившись в глубокие размышления. – Боже милостивый! – вновь повторил он, поднявшись, чтобы подлить себе еще шерри. На несколько мгновений он замер, держа бокал в руке, после чего вернулся к креслу у камина. – Евстасий Шевиот? – проговорил он с таким видом, словно не верил своим ушам. – Каким же идиотом надо быть, чтобы привлечь алкоголика к такой работе? Нет, я в это не верю!

– Да и мне это представляется маловероятным, – согласился Карлайон, протирая свой лорнет и поднося его к свету, чтобы полюбоваться достигнутым результатом. – Но должен признать, у него всегда была склонность к интригам. Однако подобные подозрения зародились в моей голове только после того, как ты давеча обмолвился об утечке информации. Однако я был бы счастлив узнать, что мои измышления по этому поводу представляются тебе лишенными оснований и притянутыми за уши. – При этих словах он вопросительно взглянул на Джона, но тот по-прежнему хмурился, явно пребывая в глубокой задумчивости. – А что ты знаешь о Луи де Кастре?

– Ничего. Насколько мне известно, он вне подозрений. Однако было бы бессмысленно отрицать, что иногда и подобные ему высокородные люди оказывались замешанными… Это надо выяснить, Нед!

Карлайон кивнул. Джон принялся яростно ворошить поленья в камине кочергой.

– Дьявол! Ах, как бы я хотел… Но теперь нет смысла жалеть об этом! Если во всем этом есть хоть капля правды, Нед, то скандал разгорится нешуточный. Признаюсь тебе откровенно, мне не хотелось бы иметь к нему какое-либо отношение. В бумагах Евстасия ты нашел что-нибудь?

– Нет, ничего.

– И Никки не знает, кто стрелял в него?

– Нет. Но сам факт того, что незнакомец проник в дом, воспользовавшись потайной лестницей, исключает вероятность того, будто это обычный вор. Более того, библиотека вряд ли привлекла бы внимание какого-то воришки, так что следует признать, что ночной гость прекрасно знал расположение комнат. По всей видимости, войдя в особняк, он не колебался ни минуты, а сразу же направился в библиотеку.

Джон фыркнул в знак согласия, продолжая яростно ворошить поленья в камине.

– И что ты намерен делать?

– Ждать дальнейшего развития событий.

Джон метнул на брата быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей.

– Ты думаешь, это тот самый меморандум, о котором я тебе говорил, не так ли? – прямо спросил он. – Если так, то его следует найти!

– Разумеется, но не менее важно установить и того, кто продал его де Кастру.

– Клянусь богом, конечно! Однако, Нед, здесь я не вполне согласен с тобой! Люди Бони многое отдали бы за то, чтобы завладеть меморандумом, но сам факт его кражи означает, что планы Веллингтона уже стали известны!

– Скоро лето. Как ты думаешь, Веллингтон успеет внести коррективы в свою стратегию?

Джон ошеломленно уставился на брата.

– Откуда мне знать? Хотя, думаю, нет, не успеет. Переброска… – спохватившись, он оборвал себя на полуслове. – Проклятье, Нед, я не верю в это! Пусть даже сейчас уже слишком поздно вносить изменения в ту диспозицию, что разработал его сиятельство, дать ему понять, будто она им известна, было бы несусветной глупостью! Для этого агенты Бони слишком хорошо знают свое дело!

– Примерно так рассуждал и я. Тем не менее здесь есть и несколько аргументов «против». Если бы у де Кастра возникли сомнения в намерениях Евстасия, он мог бы потребовать, чтобы ему предъявили меморандум. Только представь себе, какая катастрофа ожидала бы французов, ежели бы Евстасий передал им ложные сведения! Сосредоточить войска, не имея неопровержимых доказательств того, что именно в этом месте могущественный противник нанесет удар, – значило бы пойти на риск, на который, по моему разумению, не отважится ни один военачальник.

– Пожалуй, ты прав. Следовательно, полагаешь, что де Кастр пожелал сначала взглянуть на меморандум, чтобы увезти его с собой либо же снять с него копию?

– Что-то в этом роде. Ты сам говорил, что, скорее всего, документ обнаружат в какой-нибудь случайной папке. Быть может, они изначально намеревались вернуть его таким вот образом.

– Я всего лишь пошутил! Ни в какой папке он храниться не мог. Говорю тебе, это величайший секрет!

– Тем не менее должны существовать способы вернуть его на место.

– Да, полагаю, что должны, однако они не могли быть известны Евстасию Шевиоту, Нед! Ну подумай сам! Ты же знал Евстасия лучше, чем кто бы то ни было! Это решительно невозможно!

Карлайон встал, чтобы наполнить свой бокал.

– Правильно, но я никогда не думал, что Евстасий может быть кем-то значительнее обычного посредника. Если наши подозрения оправданы, то за Евстасием должна стоять куда более важная фигура. Тот, кто боится выйти на свет и потому прибегает к использованию вспомогательного орудия.

– Это решительно невозможно! – взорвался Джон. – Нед, из всех, кого я знаю, только ты способен говорить или делать совершенно возмутительные вещи, а потом представлять их самым обычным делом! Но такое предположение – это слишком даже в твоем случае, а я чересчур хорошо тебя изучил, поэтому не поверю!

– Интересно, что я же такого натворил, чтобы удостоиться подобных речей из твоих уст? – кротко осведомился Карлайон.

– Я могу перечислять это до вечера! – огрызнулся Джон. – Но достаточно будет одного-единственного примера! Ты заставил несчастную молодую женщину сочетаться браком с Евстасием, и если это не предел цинизма, то не представляю, о чем еще можно говорить! Не трудись даже объяснять мне, будто это самое обычное дело, потому что все закончится тем, что я опять поверю тебе, хотя мне прекрасно известно – это далеко не так!

Карлайон, расхохотавшись, сказал:

– Очень хорошо, не стану, но я ни за что не поверю, что ты готов столь легко отступиться от своих убеждений.

– Если Евстасий действительно продавал сведения французам, – сказал Джон, – тогда я решусь обвинить во всем Бедлингтона! Ведь кузен частенько бывал у него в Конной гвардии, и я съем собственную шляпу, если он не знал, как воспользоваться представившейся возможностью! Он никогда не был дураком, а в изворотливости и хитрости ему вообще не было равных. Уж ты-то должен об этом знать! Ничуть не удивлюсь, если выяснится, что Бедлингтон проговорился кое о чем, совершенно случайно, кстати, но Евстасию этого оказалось достаточно! Сейчас мы можем лишь гадать, как все случилось на самом деле, однако впутывать в историю кого-нибудь действительно важного – Батхерста, например! – это уже слишком!

– Но я думал вовсе не о Батхерсте, – невозмутимо возразил Карлайон.

– Спасибо и на том! – с грубой иронией заявил в ответ Джон. – Имей в виду, Нед, все это плод твоего воображения и вскоре выяснится: то, что искал де Кастр, не имеет ни малейшего отношения к государственным делам!

– Надеюсь, ты прав. На самом деле, я вовсе не горю желанием вовлечь нашу семью в скандал, как тебе, очевидно, представляется.

В эту минуту в комнату вошел дворецкий и, поклонившись, сказал:

– Прошу прощения, ваша светлость, но к вам пожаловал милорд Бедлингтон, он просит уделить ему время для личного разговора. Я пригласил его в Малиновую гостиную.

Джон, поперхнувшись своим шерри, закашлялся. После едва заметной паузы Карлайон ответил:

– Передайте его светлости, что я присоединюсь к нему сию же минуту, и принесите в Малиновую гостиную шерри и мадеру. После чего распорядитесь, чтобы миссис Рагби приготовила Голубые апартаменты, поскольку его светлость, вне всякого сомнения, пожелает остаться на ночь.

Дворецкий с поклоном удалился. Карлайон же перевел взгляд на брата.

– Ну и что ты скажешь теперь? – полюбопытствовал он.

– Будь я проклят, Нед! – откашлявшись, выдавил из себя Джон. – Это называется: «Помяни черта, он и появится»! А ты ведь наверняка был уверен, что он нанесет тебе визит!

– Да, – согласился Карлайон. – Но только после того, как получит мое письмо, уведомляющее его о смерти Евстасия.

– Что?! – вскричал Джон. – Ты же дал траурное объявление в «Газетт», и он видел его!

– Вряд ли он мог увидеть его, – парировал Карлайон, – поскольку оно будет опубликовано только завтра.

Джон, с трудом выбравшись из кресла, во все глаза уставился на брата.

– Нед! Ты хочешь сказать, Бедлингтон… Ты полагаешь, что де Кастр сообщил Бедлингтону… Это невозможно!

– Нет, я не это имел в виду, – отозвался Карлайон. – Я думал о том, кто считается близким другом де Кастра.

– Френсис Шевиот! Этот попугай, изображающий из себя денди!

– А что здесь странного? – заметил Карлайон. – В конце концов, он сын Бедлингтона, и вот, прошу вас, – ко мне пожаловал сам Бедлингтон собственной персоной, причем за сутки до того, как ему полагалось бы узнать о случившемся и отправиться в Сассекс.

– Да, понимаю, но… тип, которого волнует лишь узел его шейного платка да смесь нюхательного табака!

– Так-то оно так, – задумчиво протянул Карлайон. – Однако в прошлом я по крайней мере трижды имел возможность убедиться в том, что Френсис Шевиот обладает острым умом. Собственно говоря, мой дорогой Джон, я ни в коем случае не стал бы недооценивать его в качестве противника. Я имел несчастье отметить его… поразительную безжалостность в достижении поставленной цели.

– Никогда бы не поверил! Но ты, разумеется, знаешь его куда лучше меня. Я лично его терпеть не могу!

– Я тоже, – сказал Карлайон. – Это не ты говорил мне, что он крупно проигрался на днях?

– Да, кажется, я. Он играет по чертовски высоким ставкам – следует отдать должное даже такому типу, как Френсис Шевиот; к тому же он действительно унаследовал состояние своей матери! Хотя я сомневаюсь, что оно было достаточно велико, чтобы он… Впрочем, все это пустые разговоры, Нед!

– Совершенно с тобой согласен. А теперь идем поприветствуем нашего гостя!

В Малиновой гостиной дворецкий как раз расставлял бокалы и графины на столе, а лорд Бедлингтон нервно потирал руки перед огнем. Когда Карлайон вошел в комнату, гость, резко обернувшись, шагнул к нему со словами:

– Карлайон, что это за ужасное дело? Я приехал сразу же – хотя вы могли обойтись без моего участия! Еще никогда в жизни я не был так шокирован! И должен сказать, весьма удивлен тем, что вы сразу же не уведомили меня о случившемся! О, как поживаете, Джон?

– Я нанес визит в ваш городской особняк, однако мне не повезло – вас не оказалось дома, – ответил Карлайон, пожимая Бедлингтону руку. – Посему я написал вам письмо, которое вы, скорее всего, получите завтра. Но скажите мне, откуда вы узнали о смерти Евстасия?

Маленькие круглые глазки Бедлингтона, пребывавшего в замешательстве, уставились на Карлайона. Последовала долгая пауза, после чего Бедлингтон раздраженно заявил:

– Разве можно в таких случаях назвать источник распространения подобных слухов?

– Я, во всяком случае, не могу. Так от кого вы все-таки узнали о случившемся, сэр?

– Камердинер моего бедного племянника рассказал обо всем моему слуге. Сейчас об этом наверняка говорит уже весь город! Но как это стряслось? Что за несчастный случай произошел с Евстасием? Ходят слухи о некой пьяной ссоре в придорожной гостинице! Я пришел к вам, чтобы услышать правду!

– И вы услышите ее, однако правда эта будет весьма болезненной как для меня, когда я расскажу вам о ней, так и для вас, когда вы узнаете ее. Евстасий встретил свою смерть от руки моего брата Николаса.

– Карлайон! – ахнул Бедлингтон, отступив на шаг и схватившись за спинку стула, чтобы не упасть. – Боже мой, неужели дело дошло до этого?

– До чего, позвольте узнать? – ощетинившись, спросил Джон.

Подобная реакция молодого человека заставила его светлость поспешно укрыться за носовым платком и, запинаясь, пробормотать, что он никогда бы не поверил, будто такое возможно.

– Во что бы вы никогда не поверили? – продолжал наступать Джон, прибегнув к тактике прямого силового давления.

– Я просил бы тебя немного поумерить свой пыл, Джон! – сказал Карлайон. – Будьте любезны, сэр, присаживайтесь! Можно не говорить, что это досадное недоразумение было несчастным случаем. Если бы все вышло так, как рассчитывал Евстасий, то смерть постигла бы Никки, что, с сожалением сообщаю вам, являлось бы чистейшим предумышленным убийством.

– А, вы всегда были несправедливы к бедному мальчику! Мне следовало бы знать, что вы станете защищать и оправдывать своего брата!

– Разумеется, но, к счастью, эта история зиждется не на моих свидетельских показаниях. Короче говоря, Бедлингтон, Евстасий был, по своему обыкновению, изрядно пьян и в подобном состоянии повел себя чрезвычайно неумно, опрокинув Никки на пол. После чего схватил большой нож для разделки мяса и попытался убить моего брата. В ходе борьбы, в которой Никки удалось вырвать у него нож, он, очевидно, неловко споткнулся и упал прямо на острие. Кузен умер несколькими часами позже. Я сожалею о случившемся ничуть не меньше остальных, но при этом уверен, что Никки ни в чем не виноват.

– Как и все остальные! – грубо заявил Джон.

Бедлингтон, который, похоже, лишился дара речи, разразился только невнятными восклицаниями, доносящимися из-под платка. Карлайон, налив вина и подав ему бокал, сказал:

– Успокойтесь, сэр! Я ценю вашу заботу, но буду с вами откровенен: эта ужасная история случилась как раз вовремя, иначе Евстасий мог бы оказаться замешан в скандале, который грозил всем нам крупными неприятностями.

Бедлингтон выглянул из-под носового платка и дрожащим голосом осведомился:

– Что вы имеете в виду? Некоторая распущенность… издержки молодости… да-да, неизбежные издержки у молодого человека, чьим воспитанием занимался такой… Но я умолкаю! Вам лучше знать, что это вы виновны в излишествах, кои совершал бедный мальчик!

– Клянусь богом, это уже слишком! – взорвался Джон, и лицо его потемнело от гнева.

– Прошу тебя, не усугубляй положение, Джон. Неужели у вас не возникало подозрений, сэр, что эти издержки перешли пределы того, что готовы были извинить даже вы?

Бедлингтон, побагровев, воскликнул:

– Это грязная клевета! Вы никогда не любили Евстасия! Я не стану вас слушать! Не знаю, на что вы намекаете, но сын моего брата… Нет, нет, я не стану вас слушать!

Карлайон слегка поклонился и начал ждать, пока его светлость несколькими большими глотками не осушит свой бокал. Похоже, вино позволило Бедлингтону вернуть утраченное присутствие духа. Его светлость позволил Джону вновь наполнить свой бокал и резко поинтересовался:

– Как вышло, что он женился на молодой женщине, которую я обнаружил в Хайнунз? Да, я уже побывал там, и должен сказать, не помню, когда в последний раз был настолько ошеломлен! Кто она такая, и как подобный брак мог состояться? Не понимаю, почему Евстасий ни слова не сказал мне об этом!

– Она – дочь Рочдейла из Фелденхолла, – ответил Карлайон.

Голубые глазки вновь уставились на лорда в невероятном изумлении.

– Что?! Того самого, который застрелился, оставив в нищете вдову и свое семейство? – спросил Бедлингтон.

Карлайон поклонился в знак согласия.

– Вот как! – произнес Бедлингтон, выпятив губы. – Если это действительно так, тогда я понимаю, почему он предпочел ничего не говорить мне! Я недоволен подобным альянсом и сделал бы все от меня зависящее, дабы предотвратить его. Нет, это поистине уму непостижимо! И вы устроили такой брак? У меня просто нет слов! Она сообщила мне, что он все оставил ей!

Карлайон вновь поклонился.

– Чудесно! – сказал Бедлингтон, качая головой. – Вы – странный человек, Карлайон! Вас не поймешь!

– Вы мне льстите, сэр. Если бы вы смогли заставить себя поверить в то, что я никогда не хотел унаследовать Хайнунз, то, пожалуй, не считали бы меня столь непостижимым для понимания.

– Что ж, Карлайон, должен признать, я ошибался на ваш счет! – со вздохом заключил Бедлингтон. – Но эта трагедия очень огорчила меня, поэтому я просто не знаю, что сказать!

– Это вполне естественно, – согласился Карлайон. – Полагаю, вы хотите остаться в одиночестве. Позвольте сопроводить вас в комнаты, которые я распорядился приготовить для вас! Ужин будет подан через час.

– Вы очень добры. Признаюсь, я был бы рад немного отдохнуть и поразмыслить на досуге, – заявил Бедлингтон, со стоном поднимаясь на ноги, и засеменил вслед за хозяином к двери.

Джон остался в гостиной, с нетерпением ожидая возвращения брата. Но прошло еще немало времени, прежде чем Карлайон присоединился к нему и сказал:

– Право слово, Джон, иногда ты бываешь ничуть не умнее Никки! Неужели обязательно нужно набрасываться на него с кулаками?

– Ничего страшного! – отмахнулся Джон. – Просто мне осточертели его ужимки! Ну, что ты о нем думаешь?

– Не слишком много.

– Клянусь богом, я не поверил твоим словам, но теперь собственными глазами убедился, что этот человек пребывает в большой растерянности и беспокойстве! И еще я очень удивлен тому, что ты открытым текстом намекнул ему на свои подозрения!

– Мне хотелось посмотреть, какой эффект это произведет на него, но не могу сказать, что узнал очень уж много.

– Мне показалось, он здорово испугался.

– Весьма вероятно. Однако от него не убудет. Если сам он подобных подозрений не вынашивает, я ему ничего не сказал; а вот если, как мне представляется, у него есть причины полагать, будто Френсис Шевиот задумал что-то нехорошее, то я надеюсь, что своими словами подтолкнул его к действию. Я был бы рад, если бы он взял дело в свои руки, избавив меня от необходимости улаживать все самому!

– Ты поверил в его сказку о том, что он узнал о смерти Евстасия от своего камердинера?

Карлайон, пожав плечами, ответил:

– Все может быть. Но нет, я не поверил.

Джон явно остался неудовлетворенным.

– Ладно! Что он сказал тебе наверху? – спросил молодой человек. – Ты отсутствовал достаточно долго!

– Он надоедал мне воспоминаниями о дяде Лайонеле. Могу добавить, что они совершенно не сообразуются с моими собственными, но оставим это. Он хотел бы получить обратно те письма, которые писал ему. Но поскольку я не нашел ни одного, то ничем не смог ему помочь.

– Нед, а может, он пытался выяснить, не наткнулся ли ты в бумагах Евстасия на этот проклятый меморандум? – спросил Джон.

– Мой дорогой брат, Бедлингтон, может быть, и старый дурак, но он не зря проработал столько времени в правительстве и научился не выдавать себя! Если я позволю подозрениям взять верх над собой, то прочту в его расспросах именно желание уйти от ответственности; если же, с другой стороны, не стану ничего предполагать заранее, то увижу в них всего лишь естественное желание любящего дядюшки узнать побольше о глупостях и обязательствах, взятых на себя его племянником. Я был с ним вполне откровенен.

– Вполне откровенен? – недоуменным эхом откликнулся Джон.

– Да, я дал ему понять, что не нашел ничего, кроме счетов, расписок и некоторой любительской корреспонденции, которую предполагаю сжечь, – невозмутимо ответил Карлайон.

Джон расхохотался.

– Нет, ты все-таки неподражаем! – заявил он. – Однако ты не рассказал ему о последнем приключении Никки?

– Напротив, я сообщил ему, что миссис Шевиот ужасно опечалена тем, что в дом сумел пробраться вор.

– И что же он на это ответил?

– Он выразил надежду, что ничего ценного украдено не было.

– Вот как? А потом?

– А я ответил, что, насколько мы смогли убедиться, не было украдено вообще ничего, – сказал Карлайон.

– Хотел бы я знать, что он намерен делать дальше! – отозвался Джон.

– Он сообщил мне, что утром должен вернуться в Лондон, но вновь приедет в Сассекс на похороны. По такому случаю, – добавил Карлайон и аккуратно взял понюшку табаку, – Бедлингтон остановится на ночлег в Хайнунз.

– Боже милостивый, Нед, я начинаю думать, что ты можешь быть прав!

– Да, я тебя вполне понимаю, – согласился Карлайон. – Зато сам уже подозреваю, что крупно ошибался!