Две недели спустя Леони упражнялась в придворном реверансе перед зеркалом у себя в комнате, когда вошла Фанни и объявила, что наконец-то приехал Эйвон. Леони выпрямилась, не столько грациозно, сколько порывисто.

– Монсеньор! – вскрикнула она и выбежала бы из комнаты, если бы Фанни решительно не преградила ей путь.

– Право же, Леони, так не принимают джентльмена! – сказала миледи. – Бежать вниз точно невоспитанная девочка, с растрепанными волосами, с платьем в беспорядке!..

– Да, но…

– Я настаиваю!

Леони неохотно вернулась и стояла покорно и равнодушно, пока Фанни одергивала ее бледно-розовое платье и причесывала непослушные кудри.

– Леони, противное создание! Где твоя лента?

Леони кротко принесла ее.

– Мне не нравится, как лента тянет волосы, – пожаловалась она. – Уж лучше я…

– Можешь не продолжать! – перебила Фанни сурово. – Я решила, что ты должна быть в полном авантаже. Расправь нижнюю юбку и возьми веер. И если ты посмеешь побежать, забыв про благовоспитанность, мне будет так стыдно…

– Пустите меня! Пожалуйста! Я же готова.

– Тогда следуй за мной, деточка, – вот так! – И Фанни выплыла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она давала последние наставления: – Помни! Скромный реверанс, душечка, и протяни ему руку для поцелуя.

При этих словах она открыла дверь гостиной.

– А, ба! – сказала Леони.

Его светлость стоял у окна и смотрел наружу.

– Так моя сестрица не отучила тебя восклицать «ба!», – сказал он и обернулся к ней. Почти минуту он молчал и только смотрел на свою воспитанницу. – Дитя, отлично, – медленно произнес он наконец.

Леони присела в реверансе, торопливо объясняя:

– Я должна это делать. Потому что так велела мадам, а вы сказали, чтобы я все делала, как она будет говорить. Но, монсеньор, лучше бы я просто вам поклонилась! – Она изящно выпрямилась и подошла к нему танцующим шагом. – Монсеньор! Монсеньор! Я думала, вы никогда не вернетесь! Я так рада вас видеть! – Она прижала его руку к губам. – Я была послушной и терпеливой, а теперь вы меня увезете? Ну, пожалуйста!

– Леони!

– Да… но, мадам, я так хочу, чтобы он меня увез.

Эйвон поднял лорнет.

– Угомонись, дитя. Фанни, целую твои руки и стопы. Я почти удивлен чудом, которое ты сотворила.

– Монсеньор, по-вашему, я выгляжу хорошо? – Леони прошлась перед ним на цыпочках.

– Не то слово, дитя мое. Ты больше не Леон.

Она вздохнула и покачала головой.

– А мне бы хотелось по-прежнему быть Леоном, монсеньор, а вы понимаете, что такое – ходить в юбках?

Фанни бросила на нее испепеляющий взгляд и грозно нахмурилась.

– Натурально, я этого не знаю, моя прекрасная воспитанница, – невозмутимо ответил герцог. – Но могу вообразить, что после свободы панталон юбки кажутся стеснительными.

Леони торжествующе обернулась к Фанни.

– Мадам, он это сказал! Вы слышали! Он заговорил о панталонах!

– Леони… Джастин, я не потерплю, чтобы ты поощрял ее оплакивать… ее… ее панталоны, она и без того только это и делает. И не говори, не говори «а, ба!», Леони!

– Ты от нее устала, моя дорогая? Если не ошибаюсь, я предупреждал тебя, что она немножко взбалмошна.

Фанни сразу смягчилась.

– О да, и мы ее нежно любим! Я бы желала, чтобы ты оставил ее у нас подольше.

Леони ухватилась за рукав Эйвона.

– Вы ведь меня не оставите, правда, монсеньор?

Он высвободился.

– Дитя, постарайся быть более вежливой. Можно подумать, что у леди Фанни ты чувствовала себя очень несчастной.

– Да, монсеньор, очень. Нет, не потому, что она не была со мной добра, она была очень-очень добра, но я ведь ваша.

Над ее головой Джастин бросил на сестру насмешливый взгляд.

– Это огорчало тебя, дорогая? Леони, мне кажется, ты права. Я приехал за тобой. Она немедленно расцвела в улыбке.

– Voyons, теперь я счастлива. Куда вы меня увезете, монсеньор?

– В деревню, дитя мое. А, достойнейший Эдвард! Ваш покорный слуга, Эдвард.

Тихо вошедший Марлинг сухо ответил на поклон Эйвона.

– Мне бы хотелось поговорить с вами, Аластейр, если вам будет угодно.

– Но будет ли мне угодно? – задумчиво произнес его светлость. – Без сомнения, вы хотите поговорить со мной о моей воспитаннице?

Эдвард досадливо нахмурился.

– Наедине, сударь.

– Излишне, мой дорогой Эдвард, уверяю вас, – он небрежно погладил щеку Леони одним пальцем. – Мистер Марлинг, без сомнения, предостерег тебя, что я неподходящее общество для юных и… э… невинных, дитя?

– Нет-нет! – Леони вскинула голову. – Я все про это сама знаю. Ведь я не очень невинная, как по-вашему?

– Достаточно, Леони! – поспешно вмешалась Фанни. – Ты выпьешь со мной чашечку чая, Джастин? Леони будет готова сопровождать тебя завтра. Леони, душечка, я оставила в твоей комнате носовой платок. Будь так любезна, принеси его. И Эдварду тоже можно пойти с тобой. Да-да, Эдвард, прошу тебя! – Выдворив их из комнаты, она обернулась к брату. – Что же, Джастин, я сделала то, о чем ты меня просил.

– И превосходно, дорогая моя. Ее глаза заискрились улыбкой.

– И обошлось это не очень дешево.

– Не важно, Фанни.

Она нерешительно посмотрела на него.

– И что теперь, Джастин?

– Теперь я увезу ее в Эйвон.

– С кузиной Филд?

– Можешь ли ты в этом усомниться?

– С легкостью. – Она скривила губы. – Джастин, что ты задумал? У тебя есть какой-то план, я знаю. Но я верю, что ничего дурного ты с Леони не сделаешь.

– Всегда разумнее верить обо мне самому худшему, Фанни.

– Признаюсь, я тебя не понимаю, Джастин. Это несносно!

– Наверное, – согласился он.

Она подошла поближе и сказала нежно:

– Джастин, мне бы так хотелось, чтобы ты открылся мне.

Он взял понюшку табака и звонко защелкнул табакерку.

– Моя дражайшая Фанни, тебе следует научиться укрощать свое любопытство. Тебе должно быть достаточно, что я гожусь в дедушки этому ребенку, Вполне достаточно.

– Отчасти, пожалуй, но я так хочу узнать, какой у тебя план!

– В твоем желании, Фанни, я не сомневаюсь.

– Ты такой противный! – Она обиженно надула губы и тут же улыбнулась. – Джастин, что это за новый каприз? Леони говорит о тебе как о строгом наставнике. Только и слышишь «монсеньор не хотел бы, чтобы я делала это» или «как по-вашему, монсеньор не рассердится?». Так не похоже на тебя, милый!

– Знай я меньше о путях света, то, без сомнения, был бы более снисходительным опекуном, – сказал он. – Но при настоящем положении вещей, Фанни… – Он пожал плечами и извлек из большого кармана веер.

Леони вошла в гостиную, придерживая юбку маленькой ручкой.

– Я не нашла вашего платка, мадам, – начала она, увидела веер Эйвона и нахмурилась. В синих искренних глазах мелькнуло неодобрение.

Эйвон улыбнулся.

– Ты привыкнешь к нему, дитя мое.

– Никогда! – отрезала Леони. – Мне это совсем не нравится!

– Но я им пользуюсь, – прожурчал его светлость, – не для того, чтобы угодить тебе.

– Простите, монсеньор! – произнесла она виновато и поглядела на него из-под ресниц. Неотразимая ямочка дрогнула.

«Она его подцепит, – подумала Фанни. – Слишком уж она обворожительна!»

* * *

Джастин на следующий день отвез свою подопечную в Эйвон в карете в обществе госпожи Филд, чья благодушная глуповатость не внушила Леони ни малейшего уважения. Джастин без труда отгадал впечатление, которое произвела на нее эта дама, и, едва они прибыли в Эйвон, отвел ее в сторону.

– Дом очень хороший, – бодро сказала Леони. – Мне он нравится.

– Я в восторге, что слышу это, – иронично заметил его светлость.

Леони обвела взглядом обшитый дубовыми панелями холл с резными креслами, картинами, гобеленами и галереей, куда вела лестница.

– Может быть, он немножко sombre, – сказала она затем. – А кто этот джентльмен? – добавила она, с интересом рассматривая рыцарские доспехи.

– Это вовсе не джентльмен, дитя, а шлем, латы и поножи, которые некогда носил один из моих предков.

– Vraiment? – Она отошла к лестнице и уставилась на старинный портрет. – А это тоже предок, эта глупая женщина?

– Весьма знаменитая, дорогая моя.

– У нее дурацкая улыбка, – заметила Леони. – А почему она знаменитая? Чем?

– Главным образом своими выходками. Что, кстати, напомнило мне, дитя мое, что я хочу поговорить с тобой.

– Да, монсеньор? – Леони теперь разглядывала висевший над камином щит. – «J'y serai». Это по-французски.

– Твоя сообразительность необыкновенна. Я хочу поговорить с тобой о моей кузине, госпоже Филд.

Леони посмотрела на него через плечо и наморщила нос.

– Можно я скажу, что я думаю, монсеньор?

Он сел на огромный резной стол, поигрывая лорнетом.

– Мне – да.

– Она просто дура, монсеньор.

– Без сомнения. А потому, дитя, ты должна не только терпеливо сносить ее глупости, но и постараться не доставлять ей лишних тревог.

В Леони как будто происходила внутренняя борьба.

– Обязательно, монсеньор? Джастин посмотрел на нее и узнал злокозненные искорки в ее глазах.

– Потому что я так желаю, дитя мое. Прямой носик снова наморщился.

– Ну-у… Eh bien!

– Я так и предполагал, – заметил Эйвон вполголоса. – Ты обещаешь, Леони?

– Нет, не думаю, что обещаю, – уперлась Леони. – Но я попробую. – Она подошла и встала рядом с ним. – Монсеньор, вы очень добры, что привезли меня в это чудесное место и дали мне все, словно я не сестра хозяина харчевни. Благодарю вас, благодарю!

Джастин секунду смотрел на нее, и его губы сложились в странную улыбку.

– Ты считаешь меня образцом всех добродетелей, не так ли, mа fille?

– Вовсе нет, – ответила она откровенно. – Я думаю, что такой вы только со мной. С некоторыми женщинами вы совсем другой. Я не виновата, что понимаю это, монсеньор.

– И все же, дитя мое, ты хочешь остаться со мной?

– Ну конечно! – ответила она с некоторым недоумением.

– Такое неколебимое доверие! – заметил он.

– Конечно, – повторила она.

– Это, – сказал Эйвон, разглядывая перстень на своем пальце, – нечто новое. Интересно, что сказал бы Хью.

– Ну, он опустил бы уголки рта – вот так! И покачал бы головой. По-моему, он иногда бывает не очень умным.

Герцог засмеялся и положил руку ей на плечо.

– Вот уж не думал, ma fille, что обрету воспитанницу настолько в моем вкусе. Молю тебя, постарайся не шокировать госпоясу Филд.

– Но с вами я могу говорить как хочу?

– Ты всегда говоришь только так.

– И вы останетесь здесь?

– Пока. Мне, видишь ли, надо заняться твоим воспитанием. Есть вещи, которым я могу научить тебя лучше, чем другие.

– Чему, par exemple?

– Ездить верхом.

– На лошади? Vraiment?

– Это тебе нравится?

– Да, о да! И вы научите меня драться на шпагах, монсеньор?

– Это занятие не для благородных девиц, та fille.

– Но я не хочу все время быть благородной девицей, монсеньор! Если я смогу научиться драться на шпагах, то буду очень стараться научиться всяким глупостям.

Он, улыбаясь, смерил ее взглядом.

– Мне кажется, ты хочешь заключить со мной сделку! Что, если я не стану учить тебя фехтованию?

На ее щеках заиграли ямочки.

– Ну, боюсь, тогда я окажусь очень непонятливой, когда вы будете обучать меня реверансам, монсеньор. Ах, монсеньор, скажите «да»! И пожалуйста, побыстрее! Сюда идет мадам.

– Ты меня вынуждаешь! – Он поклонился. – Я буду учить тебя, бесенок.

Госпожа Филд вошла в холл как раз вовремя, чтобы увидеть, как Леони исполнила грациозное танцевальное па. Почтенная дама сдержанно попеняла ей.