После бала особняк Эйвона был засыпан приглашениями. Дамы наперебой просили миледи Фанни извинить, что не могли предупредить ее заблаговременно, но не окажет ли она им честь своим присутствием в такой-то день на балу, на рауте, на карточном вечере. Фанни внимательно изучала стопку карточек и ликовала.

– Милый Джастин! – вскричала она. – Мы вряд ли и три вечера останемся дома, даю слово! Вот приглашение мадам Дюдеффан на суаре в следующем месяце. А это от графини де Мейли – на бал. И от милейшей мадам де Фолимартен на субботу! Еще…

– Пощади нас, Фанни! – сказал его светлость. – Принимай или отказывайся, как сочтешь нужным, но избавь нас от перечислений. Малютка, что это?

В комнату, пританцовывая, влетела Леони с букетом, к которому была прикреплена карточка.

– Монсеньор, они такие красивые, правда? От принца де Конде. По-моему, он так любезен!

Фанни поглядела на брата.

– Итак, мы начали, – сказала она. – Хотелось бы мне знать, как мы кончим?

– Я кончу в долговой тюрьме, не сомневайся! – отозвался Руперт из глубины кресла. – Двести гиней вчера вечером, и…

– Руперт, это безрассудство! – воскликнул Марлинг. – Зачем играть на такие высокие ставки?

Руперт не снизошел до ответа на столь нелепый вопрос, и паузу прервал Хью.

– Мне кажется, это родовое, – сказал он, – хотя, конечно, Руперт – вертопрах.

– Нет! – возразила Леони. – Он очень глупый, но он не вертопрах! Монсеньор, скажите, что мне надеть завтра для Версаля? Мадам говорит – голубое, а я хочу опять надеть мое белое.

– Нет, малютка. Явиться дважды подряд в одном туалете – это значит вызвать скандал. Наденешь золотой и тускло-жёлтый туалет. С сапфирами, которые я тебе когда-то подарил. И не будешь пудрить волос.

– О? – сказала миледи. – Почему, Джастин?

Хью отошел к камину.

– Не потому ли, Джастин, что ты всегда питал страсть к тициановским волосам?

– Вот именно. – Герцог поклонился. – Какая у тебя превосходная память, мой милый!

– Ничего не понимаю! – пожаловалась Фанни. – О чем вы?

– Мне самому неясно, – сказал Эйвон. – Спроси Хью. Он всезнающ.

– Нет, ты несносен! – Фанни надула губы. – Тускло-желтое? Да, это будет хорошо. Леони, любовь моя, нам необходимо заказать юбку с золотой сеткой у Сериз. Это последний крик, как я слышала. – И она принялась обсуждать наимоднейшие фасоны.

* * *

Она сопровождала Леони в Версаль вместе с Эйвоном и Рупертом. Марлинг разделял с Даве-нантом отвращение к придворной жизни: они отказались присоединиться к остальным, предпочитая провести тихий вечер за пикетом и последним номером «Адвенчурера», который в этот день был доставлен с лондонской почтой.

А потому Леони и ее эскорт оставили их развлекаться на свой лад, а сами покатили в легкой карете по версальской дороге. На Леони тотчас нахлынули воспоминания. Она сидела рядом с леди Фанни и через ее пышные юбки заговорила с герцогом.

– Монсеньор, а вы помните, как мы ехали в Версаль перед тем, как вы подарили мне эту цепь? – И она потрогала сапфиры, сверкавшие на ее белой шейке.

– Помню, малютка. И помню, как на обратном пути ты уснула и не желала просыпаться.

– Правда. – Она кивнула. – И как странно ехать ко двору еще раз вот так! – Она кивнула на свои юбки и развернула веер. – Принц был вчера на вечере у мадам де Кашерон, монсеньор.

– Да, я слышал, – ответил Эйвон, который там не присутствовал.

– И танцевал с девочкой два раза! – заметила миледи. – Просто забыв о приличиях!

– Верно! – согласился Руперт. – Если хотите знать мое мнение, то он туда приехал только ради Леони.

– Да, – простодушно сказала Леони. – Он сам так говорил. Мне он нравится. Руперт строго на нее посмотрел.

– Тебе не следовало сидеть с ним, болтая Бог весть о чем, – заявил он назидательно. – Когда я хотел потанцевать с тобой, то не сумел тебя найти.

Леони состроила гримаску.

– Ты говоришь так потому, что надел свой самый лучший костюм, – сообщила она ему. – И заважничал, уж я-то знаю!

Руперт расхохотался.

– Черт побери, недурно сказано! Но не стану отрицать, что это дьявольски модный кафтан. – И он с нежностью посмотрел на свой винно-красный рукав.

– Только он не такой… такой distinguй, как розовый с серым монсеньора, – сказала Леони. – А кого я увижу сегодня, монсеньор?

– Как так, дитя? А я думала, у тебя назначен десяток встреч! – заметила миледи.

– Да, мадам, но я говорю про незнакомых.

– Она ненасытна! – съехидничал Руперт. – К концу месяца она соберет целую коллекцию сердец, помяните мое слово!

– Ты увидишь короля, малютка, и королеву, и, может быть, дофина, – сказал его светлость.

– И мадам Помпадур. Я хочу ее увидеть, потому что, говорят, она очень красива.

– Очень, – согласился герцог. – Кроме того, ты увидишь ее фаворита де Стэнвиля, и графа д'О, и герцога Орлеанского.

– Tiens! – сказала Леони.

Наконец они приехали в Версаль, и следом за леди Фанни она поднялась по мраморной лестнице в Зеркальную галерею, огляделась и глубоко вздохнула.

– Как я хорошо все помню!

– Ради всего святого, деточка, не говори так! – просительно сказала Фанни. – Ты никогда здесь прежде не бывала. Чтобы я больше не слышала от тебя никаких воспоминаний!

– Да, мадам, – смущенно ответила Леони. – О, вон мосье де Лавале!

Де Лавале подошел к ним, с любопытством искоса поглядывая на ненапудренные волосы Леони, Руперт скрылся в толпе, ища кого-нибудь из приятелей, и исчез надолго.

Очень многие теперь оглядывались на Леони.

– Dis donc, – сказал де Стэнвиль, – кто эта огненная головка? Я ее не узнаю.

Его приятель де Салли взял понюшку табака.

– Неужели ты не слышал? – спросил он. —

Новейшая красавица! Воспитанница Эйвона.

– О-о! Про нее я слышал, – кивнул де Стэнвиль. – Новая игрушка Конде, э?

– Нет, нет, друг мой! – Де Салли энергично потряс головой. – Новая богиня Конде!

Леони делала реверанс герцогине де ла Рок, и тут де Стэнвиль увидел леди Фанни.

– А, так Аластейр привез свою очаровательную сестрицу! Madame, votre serviteur!

Фанни обернулась.

– А, это вы, мосье! – Она протянула руку. – Сколько лет мы не виделись!

– Мадам, когда я гляжу на вас, протекшие годы исчезают, – сказал де Стэнвиль, целуя ей руку. – Но тогда это ведь был «Этьен», а не холодное «мосье»?

Миледи закрылась веером.

– Право, не помню! – сказала она. – Без сомнения, я была очень глупенькой… в то давнее время!

Де Стэнвиль отвел ее в сторону, и они стали перебирать прошлое. Заметив, как занята его сестра, Эйвон извлек Леони из непрерывно растущего кольца поклонников и повел представить графу д'О, который приближался к ним по галерее. Вскоре подошла Фанни, расставшись с де Стэнвилем. Граф учтиво ей поклонился.

– Мадам, могу ли я выразить вам, как я восхищен вашей питомицей? – Он указал сверкающей перстнями рукой туда, где Леони вступила в разговор с застенчивой девушкой, только еще начавшей выезжать, с которой познакомилась на своем балу.

Фанни кивнула.

– Она вам понравилась, мосье?

– Но как могло быть иначе, мадам? Она йclatante! Эти волосы и эти глаза! Я предсказываю succиs йnorme. – Он поклонился и отошел с приятелем.

Леони вернулась к Эйвону.

– Монсеньор, по-моему, молодые люди очень глупы, – сказала она категорично.

– Несомненно, малютка. Но кто тот несчастный, кто навлек на себя твое неудовольствие?

– Мосье де Танквилль, монсеньор. Он говорит, что я жестока! Но это же не так, правда?

– Разумеется, так, дитя, – возразила миледи. – Барышням положено быть жестокими. Это de rigueur!

– А, ба! – сказала Леони. – А где король, монсеньор?

– У камина, малютка. Фанни, отведи ее к королю.

Миледи сложила веер.

– Но ты испросил позволения, Джастин?

– Конечно, моя дорогая. Вас ожидают.

И Фанни повела Леони в глубь галереи и низко присела перед его величеством, который соизволил обойтись с ней очень милостиво. За королем с герцогом Орлеанским и двумя-тремя придворными стоял Конде. Леони перехватила его взгляд, и на ее щеках заиграли ямочки. Его величество сказал леди Фанни несколько благосклонных слов о мадемуазель де Боннар, королева похвалила ее красоту, и миледи проследовала с ней дальше, уступив место другим искателям августейшего внимания.

– Bon! – сказала Леони. – Вот я и побеседовала с королем. – Она обернулась к Эйвону. – Монсеньор, а что я говорила? Он совсем такой, как на монетах.

К ней подошел Конде, и леди Фанни тактично удалилась.

– А, сказочная принцесса, сегодня вы пылаете в наших сердцах!

Леони прикоснулась к своим кудрям.

– Но это неучтиво – говорить со мной о моих рыжих волосах! – заявила она.

– Рыжих? – вскричал Конде. – Это цвет меди, принцесса, а глаза у вас точно фиалки, приколотые к вашему корсажу. Вы очаровали меня, как белая роза, а теперь совсем околдовали, как золотая роза.

– Мосье, – строго сказала Леони. – Так разговаривает мосье де Танквилль. Мне это совсем не

нравится.

– Мадемуазель, я у ваших ног! Скажите, что мне сделать, чтобы вернуть ваше расположение? Леони посмотрела на него, что-то обдумывая.

Он засмеялся.

– О-ла-ла! Какой-нибудь рыцарский подвиг, enfin? У нее заблестели глаза.

– Мне очень хочется пить, мосье, – сказала она жалобно.

Кавалер, стоявший в нескольких шагах от них, посмотрел на нее с изумлением и обернулся к приятелю.

– Mon Dieu, ты слышал, Луи? Кто эта красотка, у которой хватает дерзости послать Конде принести ей напиться?!

– Как, ты не знаешь? – воскликнул тот. – Это мадемуазель де Боннар, воспитанница английского герцога! Она большая оригиналка, и Конде пленяют ее необычные манеры.

Тем временем Конде предложил Леони руку, и они вместе отправились в соседний салон, где он предложил ей бокал миндального напитка. Четверть часа спустя их там нашла Фанни. Они были очень веселы, и Конде с помощью лорнета объяснял Леони фехтовальный прием.

– Боже, душечка, как можно! – сказала миледи и сделала Конде низкий реверанс. – Мосье, не позволяйте ей утомлять вас, умоляю.

– Но я вовсе его не утомляю, мадам, даю слово! – сказала Леони. – Его тоже мучила жажда! А, вот и Руперт!

В салон вошел Руперт с шевалье д'Анво. Увидев Леони, шевалье наморщил лоб.

– Кто? Кто? Кто? M'sieur, on vous demande.

Конде жестом отстранил его.

– Мадемуазель, а обещанная мне награда?

Леони с милой улыбкой отколола фиалки с корсажа и отдала ему. Конде поцеловал ей руку, потом букетик и пошел к дверям галереи, вложив цветы в петлицу кафтана.

– Ну-у! – сказал Руперт. – Черт меня побери!

– Идем, Руперт, – скомандовала Леони. – Проводи меня к мадам Помпадур.

– Нет, провалиться мне, и не подумаю, – учтиво сказал милорд. – Я только-только сбежал оттуда с д'Анво. Тут такая скучища, чтобы ее черт взял!

– Деточка, пойдем со мной, – сказала Фанни, отвела ее в галерею, где оставила на попечение своей дражайшей подруги мадам де Воваллон, а сама отправилась на поиски Эйвона.

В конце концов ей удалось его отыскать под круглым окном, в обществе Ришелье и герцога Нойля. Он сразу же подошел к ней.

– Ну, Фанни, где малютка?

– С Клотильдой де Воваллон, – ответила Она. – Джастин, она дала Конде свой букетик, а он приколол его к груди! Куда это приведет?

– Никуда, дорогая моя, – безмятежно ответил

герцог.

– Но, Джастин, особ королевской крови нельзя так завлекать! Излишняя милость грозит бедой не меньше ее отсутствия!

– Прошу, не расстраивайся, дорогая. Конде не влюблен в малютку, и она в него не влюблена.

– Влюблена! Только этого не хватало бы! Но все это кокетство…

– Фанни, иногда ты бываешь совсем слепой. Конде забавляется, и только.

– Пусть так! – Миледи пожала плечами. – Что теперь?

Его светлость поднес к глазам лорнет и оглядел галерею.

– Теперь, моя дорогая, я хочу, чтобы ты вернулась за Леони и представила ее мадам де Сен-Вир.

– Зачем? – спросила сестра, вглядываясь в его лицо.

– Ну, я думаю, это может быть ей интересно, – ответил его светлость и улыбнулся.

Когда леди Фанни подвела Леони к мадам де Сен-Вир, та судорожно сжала веер, и даже румяна не скрыли, как она побледнела.

– Мадам! – Фанни заметила стиснутую руку и расслышала быстрый вздох. – Мы так давно не виделись! Надеюсь, я нахожу вас в добром здравии?

– Да, мадам. А вы с… с вашим братом… в Париже? – Каждое слово давалось графине с трудом,

– Да. Вывожу эту девочку в свет, – сказала Фанни. – Не забавно ли? Как летят годы! Могу ли я представить вам воспитанницу моего брата? Мадемуазель де Боннар, мадам де Сен-Вир! – Она отступила на шаг.

Графиня невольно протянула руку.

– Дитя… – произнесла она дрожащим голосом, – прошу вас, посидите со мной немного. – Она обернулась к Фанни. – Мадам, оставьте ее со мной. Мне хотелось бы с ней поговорить.

– Но, разумеется! – ответила Фанни и тотчас ушла.

А Леони осталась, глядя в лицо своей матери. Графиня взяла ее руку и принялась ласково поглаживать.

– Пойдемте, моя крошка! – сказала она слабым голосом. – Вон у стены свободная кушетка, Вы побудете со мной… две-три минуты?

– Да, мадам, – сказала Леони вежливо, удивляясь про себя, почему эта увядшая дама так взволнована. Ей вовсе не нравилось, что ее оставили с женой Сен-Вира, но она послушно пошла с ней к кушетке и села подле нее.

Графиня словно растерялась. Она по-прежнему сжимала руку Леони, не спуская, с девушки жаждущих глаз.

– Скажите мне, cherie, – выговорила она наконец, – вы… вы счастливы?

Леони удивилась.

– О да, мадам, конечно, я счастлива!

– Этот человек… – Графиня прижала платок к губам. – Этот человек… добр с вами?

– Вы спрашиваете о монсеньере, моем опекуне, мадам? – сдержанно произнесла Леони.

– Да, petite, да, о нем. – Рука графини дрожала.

– Naturellement, он добр со мной, – ответила Леони.

– Вы обиделись, но, право же, право… Дитя, вы так молоды! Я… могла бы быть вашей матерью! – Она засмеялась вымученным смехом. – А потому вы простите то, что я скажу вам, не правда ли? Он… ваш опекун… не очень хороший человек, а вы… вы…

– Мадам! – Леони отдернула руку. – Я не хочу быть с вами грубой, вы понимаете, но я не позволю вам говорить подобное о монсеньоре.

– Вы так к нему привязаны?

– Да, мадам, я люблю его de tout mon coeur.

– О, mon Dieu! – прошептала графиня. – А он… любит вас?

– Нет-нет, – сказала Леони. – То есть я не знаю, мадам. Он просто очень добр со мной;

Глаза графини впились в ее лицо.

– Это хорошо, – сказала она со вздохом. – Дитя, вы давно живете у него?

– О!.. э… depuis longtemps, – неопределенно ответила Леони.

– Дитя, не смейтесь надо мной! Я… я сохраню ваши слова в тайне. Где герцог нашел вас?

– Простите, мадам, но я забыла.

– Он велел вам забыть! – быстро сказала графиня. – Не правда ли?

Кто-то подошел к кушетке, графиня вздрогнула и умолкла.

– Какая удачная встреча, мадемуазель! – сказал Сен-Вир. – Надеюсь, я вижу вас в добром здравии.

Леони вздернула подбородок.

– Мосье? – произнесла она с недоумением. – Ah, je me souviens! Мосье де Сен-Вир! – Она обернулась к графине. – Я познакомилась с мосье… peste… забыла! Ах да! В Леденье, под Гавром, мадам.

Сен-Вир нахмурился.

– У вас прекрасная память, мадемуазель.

Леони посмотрела ему между глаз.

– Да, мосье. Я не забываю людей. Никогда!

Шагах в десяти от них стоял Арман Сен-Вир, словно приросший к полу.

– Nom d'un nom d'un nom d'un nom! – ахнул он.

– Это выражение, – произнес у него за спиной мягкий голос, – мне никогда не нравилось. Оно лишено… э… образности и силы.

Арман резко обернулся к герцогу.

– Мой друг, теперь ты мне скажешь, кто такая мадемуазель де Боннар!

– Сомневаюсь. – Герцог взял понюшку табака.

– Но посмотри на нее! – потребовал Арман. – Она же вылитый Анри! Да, Анри! Теперь, когда я увидел их рядом…

– Ты так считаешь? – переспросил его светлость. – Мне она кажется гораздо красивее дражайшего графа и несравненно утонченней.

Арман потряс его за плечо.

– Кто она?

– Дорогой Арман, у меня нет ни малейшего намерения сообщать тебе это, а потому, молю тебя, не стискивай мое плечо так сильно! – Он отвел руку Армана и разгладил атлас. – Вот так. Ты поступишь разумно, мой друг, если будешь слеп и глух ко всему, что касается моей воспитанницы.

– Ах, так?! – Арман прожег его взглядом. – Хотел бы я знать, какую игру ты ведешь. Она его дочь, Джастин! Хоть поклянусь!

– Будет лучше, мой милый, если ты воздержишься от этого. Позволь мне доиграть эту игру до конца. И ты не будешь разочарован.

– Но я не понимаю! Даже вообразить не могу, что ты намерен сделать с…

– В таком случае, прошу, и не пытайся, Арман. Я же сказал, что разочарован ты не будешь.

– Так мне онеметь? Хотя весь Париж вскоре заговорит об этом!

– Вот и я так думаю, – согласился его светлость.

– Анри это не понравится, – задумчиво произнес Арман. – Но не вижу, как это может ему повредить. Так почему же ты…

– Мой милый, игра много сложнее, чем тебе кажется. И тебе лучше в нее не вступать, уверяю тебя.

– Что же! – Арман прикусил палец. – Полагаю, я могу предоставить тебе разделаться с Анри. Ты любишь его столь же горячо, как я, э?

– Даже еще горячее, – ответил его светлость и неторопливо направился к кушетке, где сидела Леони. Он поклонился мадам де Сен-Вир. – Ваш слуга, мадам. Вновь мы встречаемся среди этих нестерпимых сквозняков. Дражайший граф! – Он поклонился Сен-Виру. – Вы возобновили знакомство с моей воспитанницей?

– Как видите, герцог.

Леони поднялась с кушетки и встала рядом с его светлостью. Он взял ее за руку и насмешливо посмотрел на графиню.

– Я имел счастье повстречать моего дражайшего друга всего месяц тому назад в самом неожиданном месте, – сказал он ей. – Мы оба, насколько помню, разыскивали… э… пропавшую собственность. Любопытное совпадение, не правда ли? По-видимому, в вашей восхитительной стране встречаются редкостные негодяи. – Он достал табакерку и увидел, что граф побагровел.

Тут к ним подошел виконт де Вальме, пряча зевок за широкой ладонью.

– Ваш очаровательный сын! – промурлыкал Эйвон.

Графиня торопливо встала, и палочка веера переломилась в ее судорожно сжатых пальцах. Губы ее беззвучно шевелились, но муж посмотрел на нее, и она промолчала.

Виконт поклонился герцогу и с восхищением поглядел на Леони.

– Ваш слуга, герцог! – Он повернулся к Сен-Виру. – Вы не представите меня, сударь?

– Мой сын, мадемуазель де Боннар! – отрывисто сказал граф.

Леони сделала реверанс, внимательно всматриваясь в виконта.

– Вы, как обычно, ennuyй, виконт? – Эйвон убрал табакерку. – Томитесь по сельской жизни и… э… ферме, если не ошибаюсь?

Виконт улыбнулся.

– О, мосье, не надо говорить о моем глупом желании! Оно удручает моих родителей.

– Но ведь это весьма и весьма… э… похвальное стремление? – протянул герцог. – Будем надеяться, что настанет день, когда вы его осуществите! – Он слегка поклонился, предложил руку Леони и удалился с ней по длинной галерее.

Пальцы Леони вцепились в его рукав.

– Монсеньор, я вспомнила! Сейчас сообразила!

– Что именно, моя малютка?

– Да этот молодой человек, монсеньор. Мы ведь уже встречались с ним, когда я была пажом, и я все не могла понять, кого он мне напоминает. А сейчас меня осенило: он же вылитый Жан! Так глупо, правда?

– Очень глупо, ma fille. Я не хочу, чтобы ты это кому-нибудь повторила.

– Конечно нет, монсеньор. Я теперь, вы знаете, очень сдержанна.

Эйвон увидел в отдалении Конде с букетиком фиалок в петлице и чуть-чуть улыбнулся.

– Нет, я этого не знал, малютка, и никаких намеков на сдержанность в тебе не замечаю, но это в сторону. Где Фанни, хотел бы я знать.

– Разговаривает с мосье де Пентиевром, монсеньор. По-моему, она ему нравится. Очень-очень! А, она идет сюда, и вид у нее ужасно довольный. Наверное, мосье де Пентиевр сказал ей, что она так же красива, как была в девятнадцать лет.

Эйвон поднес лорнет к глазам.

– Дитя, ты становишься проницательной! Ты так хорошо знаешь мою сестру?

– Я ее очень люблю, монсеньор, – поспешила добавить Леони.

– Не сомневаюсь, mа fille. – Он посмотрел в сторону Фанни, которая остановилась поговорить с Раулем де Фонтенем. – Тем не менее это весьма удивительно.

– Она так добра ко мне, монсеньор. Конечно, иногда она бывает очень гл… – Леони осеклась и неуверенно взглянула на герцога.

– Совершенно с тобой согласен, малютка. Очень глупой, – невозмутимо договорил за нее его светлость. – Ну, Фанни, мы можем уехать?

– Именно это я хотела спросить у тебя! – сказала миледи. – Такая толпа! Ах, Джастин, де Пентиевр был так щедр на комплименты! Право, я краснела! Чему вы улыбаетесь? Душечка, что тебе сказала мадам де Сен-Вир?

– Она сумасшедшая, – убежденно сказала Леони. – У нее был такой вид, будто она вот-вот заплачет, и мне это совсем не нравилось. А, вот Руперт! Руперт, куда ты пропал?

– Черт! – Руперт ухмыльнулся. – Вздремнул вон в той малой гостиной. Что? Мы наконец уезжаем? Слава Богу!

– Ты спал? Ах, Руперт! – вскричала Леони. – Было ведь fort amusant! Монсеньор, кто эта красивая дама вон там?

– Т-с-с, деточка! Это мадам Помпадур! – прошептала Фанни. – Джастин, ты представишь ей девочку?

– Нет, Фанни, не представлю, – мягко ответил герцог.

– Вот это гордость! – заметил Руперт. – Ради всего святого, уйдем, – пока эти щенки опять не окружили Леони.

– Джастин, но… – сказала миледи. – Вдруг она оскорбится?

– Я не французский придворный, – ответил герцог, – и потому не стану представлять мою воспитанницу королевской фаворитке. Полагаю, ни улыбка этой дамы, ни ее нахмуренные брови Леони касаться не должны.

– Монсеньор, мне бы очень…

– Малютка, полагаю, ты не собираешься мне возражать?

– Как бы не так! – произнес Руперт sotto vосе.

– Да, монсеньор, но мне так хотелось…

– Довольно, дитя мое. – Эйвон повел ее к двери. – Удовлетворись тем, что ты была представлена их величествам. Возможно, они не столь могущественны, как Помпадур, но зато бесконечно выше происхождением.

– Бога ради, Джастин! – ахнула миледи. – Тебя могут услышать!

– Подумай о нас! – умоляюще сказал Руперт. – Мы все угодим за решетку, если ты не поостережешься, или нас вышвырнут вон из Франции!

Эйвон посмотрел на него.

– Если бы мне пригрезилось, что есть хоть малейший шанс отправить тебя за решетку, дитя, я бы постарался, чтобы мои слова услышали все в этом заполненном людьми помещении, – сказал он.

– По-моему, вы в недобром настроении, монсеньор, – с упреком сказала Леони. – Почему меня нельзя представить Помпадур?

– Потому что, малютка, – ответил его светлость, – она не… э… вполне респектабельна.