В полицейском участке влюбленную парочку допросил Ханнасайд. Молодые люди были готовы помочь, но их показания были туманные и даже путаные, так что в серьезные свидетели они явно не годились. Как только девушка, младшая горничная, у которой был свободный вечер, поняла, что полиция всерьез заинтересовалась человеком в вечернем костюме, она принялась фантазировать и утверждать, что заметила больше, чем рассказала попервоначалу.

– Он показался мне странным, – сообщила она Ханнасайду. – О, подумала я, да ты выглядишь очень странно! Знаете: чудно.

– В каком смысле чудно? – спросил Ханнасайд.

– Ну, я не знаю! То есть я не могу это точно сказать, но было в нем что-то такое – понимаете, ну как он шагал, ужасно быстро. Он показался мне гангстером.

– Ну да! – вмешался ее ухажер. – Еще чего!

– Но правда, Сид, честно. Я так подумала.

– Ничего такого ты мне не говорила.

– Да, но у меня было такое чувство, – загадочно объяснила мисс Дженкинс.

– Какое еще чувство!

– Скажите мне вот что, – вмешался Ханнасайд. – Этот человек был брюнет или блондин?

Мисс Дженкинс отказалась утверждать что-либо определенное. Под нажимом она призналась, что было слишком темно и нельзя было ничего разглядеть. Мистер Сидни Портер снисходительно заметил:

– Да ты ничего и не видела. Все было так, сэр: мы с моей дамой, что называется, беседовали. Поэтому мы никого не заметили. Я хочу сказать, никого наверняка.

– Вы видели человека в вечернем костюме?

– Нет, не могу припомнить, – осторожно сказал мистер Портер. – Было – прошло два-три человека, но я на них не обращал внимания. Понимаете, вроде бы на той стороне прошел какой-то пижон, но поклясться не могу.

– Да, и больше того, он должен был встретить полицейского, – вставила мисс Дженкинс. – Этак через минуту после того, как он прошел, я увидела полицейского. Подумать только, он проделал это, можно сказать, под носом у полицейского. О-о, бывают же люди совсем без нервов? Я прямо знаю, это был гангстер.

– Не дури! Полицейский прошел за сто лет до него, – ласково проговорил мистер Портер. – Подумай получше! Ты же ничего не видела.

Его мнение полностью разделял сержант Хемингуэй; когда парочка удалилась, он сказал с отвращением:

– Ничего себе свидетели! Если они весь вечер были заняты друг другом так, как когда я на них наткнулся, чудо, что они вообще кого-то видели. Черт знает что вытворяли. Не понять, как это они могут такое выдерживать целыми часами. А девице захотелось увидеть свой портрет в газетах. Знаем мы таких. И Портер не многим лучше. Да оба они хороши.

– Разве что девушка видела мужчину в вечернем костюме, что подтверждает слова владельца киоска. Посмотрим, что скажет нам полицейский. Если девушка говорила правду, что он прошел сразу после человека в вечернем костюме, это может нам что-то дать.

Но констебль Мэзер, очень серьезный веснушчатый юноша, с сожалением заявил, что, проходя по Барнсли-стрит, он не встретил никакого человека в вечернем костюме.

– Пожалуйста! – рассердился сержант Хемингуэй. – Что я вам говорил? Эта дурочка просто рассказывала сказку.

– Когда вы проходили мимо дома 43, не заметили вы, был свет в полуподвале? – спросил молодого полисмена Ханнасайд.

– Это у миссис Прим, – сказал Мэзер. – Простите, сэр, мне надо минутку подумать.

Сержант по-птичьи искоса взглянул на него и сказал:

– Или вы знаете, или вы не знаете. Серьезные серые глаза остановились на нем.

– Мне надо пройти этот путь, сэр. Я сейчас мысленно это делаю – пожалуйста, подождите минуточку. Передо мной встает вся картина.

– Продолжайте, – сказал Ханнасайд, суровым взглядом угомонив скептически настроенного сержанта.

« Воцарилось молчание, в котором констебль Мэзер, очевидно, в мыслях вернулся на Барнсли-стрит. Наконец он решительно доложил:

– Да, сэр, свет там был. В доме 39 – это у миссис Дадгейл – было раскрыто окно, но у них в рамах решетки, так что это не страшно. Затем следующий дом – дом 41 – был весь темный, а потом шел дом со светом в полуподвале. Это был дом 43.

– Понятно, – сказал Ханнасайд. – Вы в этом уверены?

– Да, сэр.

– Вы не слышали никаких звуков из полуподвала и не видели ничего необычного?

– Нет, сэр. Ставни были закрыты, и я ничего не слышал.

– Если там горел свет, убийца, должно быть, находился там, – сказал сержант. – Вообще, наверно, он уже прикончил Карпентера и ждал, когда вы пройдете, чтобы убраться самому.

– Да, сэр. – Констебль был явно огорчен. – Я очень сожалею.

– Вашей вины тут нет, – сказал Ханнасайд и отпустил его.

– Веселенькое дельце, а? – сказал сержант. – Для полного счастья нам только не хватает, чтобы таксист не рассмотрел его лица.

Вышло так, как он ожидал. Через некоторое время, когда они с Ханнасайдом были уже в Скотленд-Ярде, пришло сообщение, что некий Генри Смит, водитель такси, ожидавшего на стоянке на Глассмир-роуд, взял пассажира, джентльмена в вечернем костюме, отвез его к отелю «Пикадилли». Он не может сказать, вошел ли его пассажир в отель. Он не рассматривал джентльмена, но у него сохранилось впечатление, что это был человек среднего роста и телосложения. Он не может вспомнить его лица, это был обыкновенный человек приятной внешности.

– По крайности, значит, это не Бадд, – заметил сержант, – никто в здравом уме не сказал бы, что у него приятная внешность. И с отпечатками пальцев ничего не вышло, шеф. Этот тип был в перчатках.

– И ни следа орудия убийства, – хмурясь, проговорил Ханнасайд. – Удар тяжелым тупым предметом, нанесенный со значительной силой. То же самое орудие, каким был убит Флетчер.

– По крайности, будем знать, что в «Грейстоунз» мы его не прозевали, – утешил его сержант. – Наверно, убийца незаметно уносит его с собой. Вы что-нибудь выудили из бумаг Карпентера?

– Ничего особо полезного. Разве вот это. Сержант развернул сложенный ветхий листок. При взгляде на подпись он не удержался:

– Энджела! Ну и ну!

Письмо без даты было не очень длинное. Написанное неустоявшимся школьным почерком, оно начиналось с места в карьер:

«Чарли! Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет по нашему старому адресу. Я думаю, тебе это все равно, но я не хочу так поступать, не сказав тебе, потому что, несмотря ни на что, и на беду, в которую ты попал, дорогой Чарли, и скверных дружков и все такое, я все равно никогда не забуду старые времена. Но теперь я знаю, что это было ненастоящее, потому что я нашла настоящее и на все смотрю по-другому. Я не скажу тебе его имя, потому что я знаю тебя, Чарли, ты бессовестный и можешь наделать дел. Не думай, что это потому, что у тебя сейчас неприятности, я ухожу от тебя потому, что теперь я знаю, что любовь сильна, как смерть, и если бы у нас было настоящее, меня было бы не оторвать от тебя, потому что большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Так нас учили, а дальше шло про церковь, но теперь я все понимаю».

Возвращая послание Ханнасайду, сержант заметил:

– с Ну и в историйку она влипла! Вообразите, что кто-то мог так втрескаться в покойного Эрнеста! Похоже, она писала это, когда Чарли находился в отсидке. Так сказать, подтверждение имеющихся данных. Она, очевидно, покончила с собой из любви к покойному Эрнесту, а Чарли был мелким гаденышем, который всегда старался измарать ближнего, если мог. Ну, и что это нам дает? Разве из этого следует, что Карпентер видел убийство покойного Эрнеста?

– Если он видел, возникает два альтернативных вопроса, – ответил Ханнасайд. – Предположим, убийца видел Карпентера – узнал ли он его? Или, может, Карпентер узнал убийцу и пытался его шантажировать?

– Послушайте, шеф, мы предназначили на эту роль Норта или полагаем, что убийца – совершенно новый, ни в чем не заподозренный тип, которого мы еще в глаза не видели?

– Почем знать? Я соГлассн, почти все указывает на Норта. Хотя не вполне. В пользу этой теории говорит неожиданное возвращение Норта в Англию, его неизвестные нам передвижения в вечер убийства, странное поведение миссис Норт и сегодняшнее появление на Барнсли-стрит человека, смутно напоминающего Норта. Против этого, на мой взгляд, первым делом свидетельствует сам характер Норта. Его свояченица заявляет, что он не дурак, и нет оснований ей не верить. Действительно, что может быть бездарнее и глупее, чем убить второго человека тем же самым способом, что и первого?

– Ну, это как сказать, – перебил его сержант. – Если подумать, оно-то и смущает, правда же? Если он такой умник, как вы говорите, ему может показаться в высшей степени остроумным приканчивать свои жертвы как можно нелепей. И вообще, все не так глупо, как кажется. Он не оставляет отпечатков пальцев и прячет орудие убийства ловчее, чем любой фокусник.

– Да, я об этом подумал, – согласился Ханнасайд. – Но есть и другие моменты. Где и когда человек его положения входит в контакт с Карпентером?

– В «Грейстоунз» в вечер убийства покойного Эрнеста, – не задумываясь ответил сержант. – Послушайте, супер! А если мы на минутку забудем вторую версию миссис Норт.

Допустим, Карпентер скрывался в саду все время, что она была с покойным Эрнестом…

– Чего ради он будет прятаться, если пришел шантажировать Флетчера?

Сержант на минуту задумался.

– Но ведь мог же он прятаться по той же причине, что и миссис Норт? Скажем, он пошел По дорожке и вдруг услышал, как она открывает сзади него калитку…

– Невозможно. Если бы дело было так, он бы столкнулся с Бадцом, а этого не было.

– Хорошо. – Голос сержанта звучал страдальчески. – Допустим, он сидел там все время. Вошел, когда у покойного Эрнеста был Бадд. Когда Бадд ушел, он вылез из укрытия не сразу, подождал, пока путь расчистится. Тут в сад вошла миссис Норт, и он остался на месте. Когда она вышла от покойного Эрнеста, Норт вошел в калитку. Она спряталась, как она и говорила, узнала своего мужа и удрала… Нет, не удрала! Почтальон же видел, как она вышла через парадную дверь сразу после 22. 00! Погодите! Я понял! Норт убил покойного Эрнеста в промежутке между 21. 45 и 22. 00 и ушел через калитку, и это видели миссис Норт и наш друг Чарли. Не подозревая о присутствии Чарли, миссис Норт скользнула в кабинет, чтобы посмотреть, в какие игры там играли, обнаружила покойного Эрнеста, запаниковала и удрала через дом. Тем временем Карпентер вышел через калитку – было 22. 02, когда его увидел Ихавод, – и рванул в том же направлении, что и Норт. Он нагнал Норта и последовал за ним. – Куда?

– Надо полагать, до города. Наверно, он дошел за ним до его квартиры, чтобы установить, кто он. После этого он попробовал шантажировать Норта, и Норту, естественно, пришлось устранить его. Как вам это нравится?

– Не слишком, – сказал Ханнасайд.

– Если говорить честно, мне самому не так чтобы… – признался сержант. – Беда в том, что, как ни повернешь, история мадам Норт путает все карты. Нам приходится верить, что она в то или иное время пряталась за кустом, потому что мы нашли ее следы. Равно как приходится верить, что она вернулась в дом, из-за показаний почтальона.

– Совершенно верно, – сказал Ханнасайд. – И по вашей новой теории, она вернулась в кабинет, когда Флетчер был уже мертв. Снимки его вы видели. Неужели вы серьезно думаете, что женщина на пределе нервного напряжения, увидев то, что она увидела через стекло, все же с какой-то целью вошла бы в кабинет?

– Никогда не знаешь, чего ждать от женщины, когда ей что-то нужно до зарезу, шеф. А ей ведь были нужны ее расписки.

– Так не пойдет, Хемингуэй. Она не могла бы выдвинуть ящик стола, не потревожив убитого Флётчера. И «она должна была это понимать прежде, чем ступила в комнату. Мы можем утверждать, что она вошла не для того, чтобы оказать первую помощь, потому что тогда она закричала бы, а не выбралась бы из дома, не сказав никому ни слова.

– Она могла поступить так, если знала, что убийца – ее муж.

– Если бы она это знала, она вряд ли бы вообще вошла в кабинет. Если только он и она не действуют сообща, – а это предположение противоречит всем нашим данным, – я не верю, что она видела убийство.

– Минутку, супер! Я все понял! – сказал сержант. – Она же из-за куста не видела, что происходит в кабинете, так?

– Так.

– Порядок! Норт уходит в 22.02. Это его видел Ихавод. Миссис Норт, не зная, что произошло, заглядывает в кабинет через окно. Резонно?

– Пока да, – согласился Ханнасайд. – А где Карпентер? Все еще в засаде?

– Да, да. Так вот вы говорите, что миссис Норт не пошла бы через кабинет! Ей пришлось пойти!

– Какая причина?

– Ихавод! – торжествующе провозгласил сержант. – К тому моменту, как ей нужно было исчезать, он должен был подойти к калитке. Теперь, когда покойный Эрнест лежит мертвый в кабинете, ей слишком опасно прятаться в саду. Ей надо как-то убраться, и единственный шанс – через дом.

Ханнасайд смотрел на него с напряженным вниманием.

– Боже мой, Шкипер, может быть, вы и правы! Но что тогда с Карпентером?

– Если он прятался за кустом у дорожки, он мог выскользнуть из калитки, как только мимо него к кабинету прошел Ихавод. Не мог, а должен был.

– Да, возможно, но, учитывая, что другой мужчина вышел из сада в 22. 02 и быстро зашагал к Арден-роуд и Гласс видел, как он завернул за угол, – как тогда Карпентер ухитрился а) догадаться, в каком направлении он ушел, и б) догнать его?

– Ну, мне сказать нечего, – признался сержант. – Или ему. ужасно везло, или этого не было вообще.

– Тогда как, по-вашему, он узнал, кто такой Норт? До сих пор о Нортах в газетах не было ничего. – Он помолчал и побарабанил карандашом по столу. – Чего-то нам недостает, Хемингуэй, – сказал он наконец.

– Хотел бы я знать, чего! – ответил сержант.

– Нам необходимо это знать. Может быть, мне это скажет сам Норт, но я в этом сильно сомневаюсь. Скорее, он будет держаться своей линии и молчать.

– Ему придется отчитаться в своих передвижениях вчера вечером и в вечер убийства покойного Эрнеста.

– Да. Однако я буду не в лучшем положении, чем сейчас, если он предоставит мне алиби, которого он не сможет подтвердить, а я – проверить. Если я не могу обнаружить связь между ним и Карпентером или доказать, что вчера вечером он был на Барнсли-стрит, у меня нет ничего против него. Если я только не заставлю говорить его жену – или его с ее помощью, – добавил он.

– Но можно предположить, что Норт ел в том ресторане, где работал наш друг Чарли, – с сомнением в голосе сказал сержант.

– Думаю, что это в высшей степени маловероятно, – ответил Ханнасайд. – Норт весьма богатый человек, и я буду вам крайне благодарен, если вы объясните мне, что могло привести его в засиженный мухами ресторанчик у Фулем-рейд. Вы заходили туда вместе со мной: можете вы себе представить там Норта?

– Нет, но я не могу представить его и в забегаловках в Сохо, – сказал сержант. – Меж тем наверняка он обедал в большинстве из них.

– Сохо – другое дело. – Ханнасайд собрал разбросанные по столу бумаги и сложил их в ящик. – Пора нам домой, Шкипер. Пока мы не повидаем Норта, делать нам нечего. Я собираюсь нанести ему визит с утра пораньше – пока он не ушел из дома. Вы остаетесь здесь распутывать этот конец дела. На инквест идти вам необязательно. Постарайтесь что-нибудь раскопать в прошлом Карпентера. К Нортам я возьму с собой Гласса, на случай если мне понадобится помощник.

– С ним вам будет повеселее, – заметил сержант. – Жаль, что мне не придется послушать его на инквесте. Наверняка это будет недурно.

На следующее утро суперинтендант Ханнасайд приехал в Марли в половине девятого, но он был не первым посетителем «Честнатс». Без двадцати девять, когда мисс Дру в одиночестве уселась за завтрак, слегка озадаченный дворецкий ввел в комнату стройного молодого человека в потрепанных серых фланелевых брюках, твидовом пиджаке с кожаными заплатами и с приспущенным галстуком.

– Привет! – сказала Салли. – Чего тебе?

– Завтрак. Я пришел посмотреть, может, у вас лучше, чем у нас. Если да, я остаюсь. Если нет – нет. Дома рыба с рисом! И в такое утро!

– Ты собираешься на инквест? – спросила Салли, наблюдая, как Невил обследует содержимое кастрюль на плите.

– Нет, милая, но я уверен, что ты пойдешь. Сельдь, почки и бекон и к тому же ветчина! Класс! Тогда я начну с начала и продолжу до конца. Нет возражений? По-моему, человек, со смаком вкушающий завтрак, – тошнотворное зрелище. Не находишь?

– Я, что называется, любительница поесть, – ответила Салли. – Булочку или тост? И чего тебе, чаю, или кофе, или, может, к этой еде тебе лучше всего подойдет чашечка шоколада?

– Какие богатые бездельники! – вздохнул Невил, присаживаясь к столу. – Просто кофе, милая.

– Теперь ты сам – богатый бездельник, – напомнила ему Салли. – Достаточно богатый, чтобы завести приличный костюм и к тому же постричься.

– Думаю, я женюсь, – сказал Невил задумчиво.

– Женишься? – воскликнула Салли. – Зачем?

– Тетя говорит, нужно, чтобы кто-то за мной присматривал.

– Нужно, чтобы кто-то тебя чистил, – ответила Салли. – Что до того, чтобы кто-то за тобой присматривал, то я сделала тонкое наблюдение, что по-своему, по-бесхребетному, вы, мистер Невил Флетчер, в совершенстве владеете искусством всегда поступать как вам заблагорассудится.

Он оторвался от тарелки со своей обычной застенчивой, сонной улыбкой.

– Я так живу. Никакого искусства. Что, Хелен – свидетельница?

На мгновение она растерялась.

– Ах, на инквесте! Нет, пока ее не вызывали. Что означает только то, что полиция попросит отсрочки.

– Я думаю, она рада, – сказал Невил. – Но для меня это ужасное разочарование. Одна из загадок жизни до сих пор не разгадана. Какую бы версию она повторила?

– Не знаю, но Бога молю, чтобы она наконец рассказала Джону всю правду. Ты не представляешь себе, в какой обстановке недомолвок и тайн мы живем. Каждый раз, когда в голову что-то приходит, прежде, чем говорить, надо задуматься.

– Да, это тебе должно быть нелегко, – сказал Невил. – Кстати, где они?

– Должно быть, в постели. Джон вчера вернулся очень поздно, а Хелен почти всегда спускается после завтрака. Мисс Флетчер, я полагаю, пойдет на инквест?

– Вот тут-то ты и ошибаешься, любовь моя.

– Неужели? Весьма разумно, но я была уверена, что она хочет пойти.

– Она бы и захотела, если бы знала, что он назначен на сегодня, – согласился он.

– Ты что, скрыл это от нее? – Она посмотрела на него с любопытством.

– Без труда, – ответил он. – Поразительно женственная женщина моя тетя. Верит всему, что ей говорит мужчина.

– Но газеты! Разве она их не читает?

– О да! Первый и средний листы «Тайм-са». Все дешевые газетенки бдительный племянник конфискует и употребляет в самых низменных целях.

– Правильно, Невил, – прямо сказала Салли. – По отношению к мисс Флетчер ты просто молодец.

– Что за слово? – зарычал он. – В жизни не был молодцом! Не привешивай мне эти отвратительные ярлыки.

В комнату вошла Хелен. Веки ее отяжелели, как от недосыпания, при виде Невила она вздрогнула, выдав свое нервное состояние.

– Ах! Ты! – выдохнула она.

– Понятия не имею, что на это полагается отвечать, – заметил Невил. – Наверно, что-нибудь столь же драматическое, но я не могу быть драматичным за завтраком. Сядь же!

– Что вы здесь делаете?

– Едим, – ответил Невил. – И зачем ты только пришла. Я вижу, ты собираешься нарушить священный покой, в котором должна проходить первая трапеза дня.

– Разве я не у себя дома?

Салли протянула сестре чашку с блюдцем.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она. – Зачем ты встала?

– Не могу лежать! – с подавленным чувством ответила Хелен.

– Это от ночного голодания, – вздохнул Невил.

Хелен бросила на него возмущенный взгляд, но, прежде чем успела ответить, в комнату вошел дворецкий и сурово произнес:

– Прошу прощения, сударыня, но суперинтендант Ханнасайд желает видеть хозяина. Я сообщил ему, что мистер Норт еще не спускался. Прикажете разбудить хозяина или я попрошу суперинтенданта подождать?

– Суперинтендант? – машинально повторила она. – Да-да, конечно, скажите хозяину. Проведите суперинтенданта в библиотеку. Я сейчас приду.

– Зачем? – спросила Салли, когда дворецкий удалился. – Он же пришел не к тебе.

– Неважно. Я должна его видеть. Я должна знать, чего он хочет. О Боже, если бы я только могла подумать!

– А ты не можешь? – заботливо спросил Невил.

– Бога ради, выпей чаю и успокойся! – сказала Салли. – На твоем месте я бы позволила Джону сыграть самому.

Хелен с грохотом опустила чашку с блюдцем.

– Джон не твой муж! – яростно выдохнула она и вышла из комнаты.

– Теперь мы можем предаться спокойствию, – облегченно вздохнул Невил.

– Я не могу, – ответила Салли, торопливо допивая кофе. – Я должна быть там, а то она наделает глупостей.

– Люблю людей, которые поддерживают дохлое дело, – сказал Невил. – Ты тоже вступила в Лигу Белой Розы?

Салли не стала отвечать и решительным шагом вышла из комнаты. Ее появление в библиотеке совпало с приходом дворецкого, который сообщил Ханнасайду, что мистер Норт бреется и спустится через несколько минут.

Хелен, хмурясь, взглянула на сестру:

– У меня все в порядке, Салли. Я в тебе не нуждаюсь.

– Это тебе так кажется, – сказала Салли. – Доброе утро, суперинтендант. Да это Малахия! Как это мило! Теперь нам не хватает фисгармонии.

– Сердце развращенное будет удалено от меня, – угрожающе сказал Гласс. – Я не желаю знать нечестивых.

Хелен, видевшая констебля впервые, была озадачена, но Салли весело ответила ему:

– И правильно. Дурные знакомства портят хорошие манеры.

– Помолчите Гласс, – властно сказал Ханнасайд. – Вы спрашиваете, миссис Норт, зачем мне ваш муж, и я откровенно отвечу вам, что хочу, чтобы он рассказал мне о своих передвижениях в вечер смерти Эрнеста Флетчера.

– По-моему, справедливое желание, – сказала Салли.

– Но мой муж вам уже рассказал! Вы конечно же помните. Прекрасно помните! Он провел тот вечер в своей квартире.

– Так он мне сказал, миссис Норт. К сожалению, это неправда.

Салли увлеченно протирала монокль, но это замечание, упавшее, как камень в тихую заводь, заставило ее распрямиться.

– Блеф! – бросила она. – Не пройдет.

– Это не блеф, мисс Дру. У меня есть доказательства, что между 21. 00 и 23. 45 после полудня мистера Норта в его квартире не было.

Хелен нервно облизнула губы.

– Это абсурдно. Конечно, он там был. У него нет никакой причины говорить неправду.

– Вы же не думаете, что я этому поверю, миссис Норт, – тихо сказал Ханнасайд.

– Очевидно, нет. – Салли потянулась к сигаретнице. – Согласно вашей идее, мой зять мог в это время быть в «Грейстоунз».

– Совершенно верно, – кивнул Ханнасайд.

Глаза Хелен гневно вспыхнули.

– Помолчи, Салли! Как ты смеешь высказывать такую мысль?

– Спокойно. Я не высказала ничего, чего уже не было бы в мыслях суперинтенданта. Давай-ка лучше взглянем на вещи здраво.

– Лучше уйди! Я сказала, что я в тебе не нуждаюсь!

– Я знаю, ты хочешь, чтобы я ушла, – невозмутимо ответила Салли. – Суперинтендант тоже хочет этого. За милю видно, что он хочет запугать тебя и заставить говорить. Если бы у тебя была крупица здравого смысла, ты бы помалкивала и позволила выговориться Джону.

– Все это весьма разумно, мисс Дру, – вступил в разговор Ханнасайд. – Но ваши слова показывают, что вашей сестре опасно говорить со мной откровенно.

Салли закурила сигарету, сделала глубокий вдох и выпустила дым из ноздрей.

– Очень удачное замечание. К сожалению, я знаю почти так же мало, как и вы. Я в лучшем положении, потому что достаточно хорошо изучила мою сестру и ее мужа. Давайте говорить честно! Младенцу ясно, что все свидетельствует против моего зятя. У него, очевидно, есть мотив для убийства Эрнеста Флетчера; его неожиданное возвращение из Берлина выглядит подозрительно, а теперь у вас, по-видимому, есть доказательства, что его алиби на 17 июня ложно. Мой совет сестре – помалкивать. Если бы ее адвокат был здесь, он сказал бы ей то же самое. Потому что, мистер суперинтендант Ханнасайд, вы по-крупному блефуете. Если бы у вас были какие-то доказательства вины моего зятя, вы бы не тратили время на разговоры с моей сестрой.

– Вы очень проницательны, мисс Дру; но, по-моему, вы упускаете из виду одно обстоятельство.

– Не думаю. Какое именно?

– Вы поглощены идеей возможной вины мистера Норта. Естественно, вы не думаете о чрезвычайно двусмысленном положении вашей сестры.

Она презрительно рассмеялась.

– Не думаете же вы всерьез, что она имеет какое-то отношение к убийству!

– Возможно, не думаю. Но я могу предполагать, что она знает намного больше, чем рассказала мне. Вы хотите, чтобы я говорил откровенно, и я скажу вам, что показания миссис Норт не совпадают с доказанными фактами.

Хелен жестом призвала сестру к молчанию:

– Да, вы мне сказали это, когда приходили сюда в прошлый раз. Я согласна с мисс Дру: пора говорить откровенно, суперинтендант. Вы полагаете, что человек, которого я видела, бьет мой муж и что я узнала его. Верно?

– Скажем, я считаю это возможным, миссис Норт.

– А я скажу вам, что это не так!

– Вот это я и собираюсь узнать, – сказал Ханнасайд. – Вы дали мне две разные версии ваших передвижений вечером 17-го. Первую – до того, как ваш муж прибыл сюда наутро после убийства; вторую – после приезда вашего мужа, очевидно, для того, чтобы убедить меня, а) что Флетчер сам выпроводил загадочного человека, которого вы видели, и б) что Флетчер был жив в 22. 00. Согласитесь, это дает мне пишу для очень серьезных размышлений. Кроме того, я обнаружил, что мистер Норт ушел из своей квартиры вечером 17-го в 21. 00 и вернулся только в 23. 45.

Косметика не могла скрыть, как побледнела Хелен, заговорила же она совершенно спокойно:

– Я понимаю вас, суперинтендант. Но вы ошибаетесь, полагая что мой муж замешан в этом убийстве. Несомненно, вы вправе так думать, раз у вас есть доказательства, что вечером 17-го его не было в квартире. Об этом я ничего не знаю. Но что я действительно знаю, так это то, что он не участвовал в убийстве Эрни Флетчера.

– Да, миссис Норт? Не подождать ли его и не послушать ли, что скажет он сам?

– Это не имеет смысла. Насколько я знаю, вечером 17-го он не приближался к «Грейстоунз». Весьма возможно, что он будет уверять вас в обратном, ибо он из тех мужчин, суперинтендант, которые стараются защитить свою жену, какой бы… какой бы плохой женой она ни была.

Голос ее задрожал, но лицо выражало непреклонность. Салли набрала полные легкие дыма и беспомощно закашлялась.

– Это так? – очень тихо спросил Ханнасайд.

– Да. – Хелен прямо смотрела ему в глаза. – Это я убила его.

Ханнасайд ничего не сказал. Не сводивший глаз с Хелен Гласс серьезно произнес:

– Написано: говорите истину каждый ближнему своему. В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть.

– Только не этой птицы, – борясь с кашлем, выговорила Салли. – Хелен, не валяй дурака! Не теряй голову!

Слабая улыбка заиграла на губах Хелен. По-прежнему не сводя глаз с Ханнасайда, она сказала:

– Начало моих показаний – чистая правда. Эрни Флетчер действительно выпроводил незнакомого человека из сада, а я возвратилась в кабинет и стала искать расписки. Неправда, что я ушла из комнаты до того, как он вернулся. Я не ушла. Он увидел меня. Он уселся за стол. Он смеялся надо мной. Оскорблял меня. Я поняла, что умолять его нет смысла. Наверно… Наверно, я сошла с ума. Я убила его.

Оправившаяся от кашля Салли сказала с уничтожающим презрением:

– Своим маленьким топориком. Дурочка, ты не понимаешь, что это не нажать спуск револьвера? Кто бы ни убил Эрни, убили его с применением физической силы. Если бы ты стукнула его по голове, не спорю, ему было бы больно, но у тебя нет сил, чтобы проломить ему череп.

– Я застигла его врасплох. Должно быть, первый удар ошеломил его. В тог миг я была… я была вне себя от бешенства, я хотела убить его. Я била, и била, и била… – Она содрогнулась, голос ее прервался, и она поднесла к губам носовой платок.

– В высшей степени неубедительно, – заключила Салли. – Если ты будешь продолжать эту тошнотворную историю, тебя вырвет.

Просто немыслимо вообразить, что ты пробиваешь кому-то голову!

– Не надо, не надо! – прошептала Хелен. – Я говорю вам, я была сама не своя!

– Миссис Норт, – вступил Ханнасайд, – кажется, я должен предупредить вас, что недостаточно просто заявить, что вы убили человека. Чтобы я вам поверил, вы должны доказать это.

– Разве не ваше дело доказывать? – сказала она. – Почему я сама должна доказывать свою вину?

– Не глупи! – сказала Салли. – Ты призналась в убийстве, стало быть, ты хочешь, чтобы твою вину признали. Хорошо, рассказывай дальше! Как ты это сделала? Почему на твоем платье не было крови? Если подумать, ты должна бы быть в крови с головы до ног.

Мертвенно-бледная Хелен нащупала рукой стул и опустилась на него.

– Перестань, ради Бога! Я, этого не вынесу!

Стоявший в дверях, как аллегория осуждения, Гласс неожиданно воскликнул:

– Женщина, не отступай от правды!

– Замолчите! – взорвался Ханнасайд. Прозрачно-голубые глаза констебля ответили на оклик презрением, он повернулся к Хелен, уставившейся на него со страхом и замешательством, и продолжил несколько мягче:

– Коварство в сердце злоумышленников. Боязнь пред людьми ставит сеть, а надеющийся на Господа будет безопасен.

Ханнасайд рассердился:

– Еще одно слово, и я…

– Продолжайте, – перебила его Салли. – Я на его стороне. То, что он говорит, совершенно верно.

– Может быть, может быть, – ответил Ханнасайд. – И тем не менее его дело молчать! Миссис Норт, если вы убили Эрнеста Флетчера, может быть, вы скажете, к какому орудию вы прибегли и что с ним потом сделали?

Наступило молчание. Хелен переводила взгляд с одной скептической мины на другую. Всерьез разговор их нарушил появившийся в это мгновение в окне мистер Невил Флетчер с чашкой и блюдцем в одной руке и тостом в другой.

– Не обращайте на меня внимали. – Он ласково улыбнулся. – Я слышал ваши последние, весьма многозначительные слова, суперинтендант, и горю нетерпением услышать ответ. Боже, да это Малахия! – он помахал тостом никак не отреагировавшему констеблю и уселся на низенький подоконник. – Продолжай же! – обратился он к Хелен.

Обдумывая положение, Ханнасайд посмотрел на него, а потом вновь повернулся к Хелен:

– Да, продолжайте, миссис Норт. Что это было за орудие и что вы с ним сделали?

– Я скажу все. – Хелен задыхалась. – Вы видели… это орудие. Тяжелое бронзовое пресс-папье с фигуркой. Оно стояло на столе мистера Флетчера. Я схватила его и ударила несколько раз. Потом я выбежала через парадную дверь, как я и говорила. Пресс-папье было у меня под плащом. Дома я вымыла его, а потом… потом, когда пришел мистер Невил Флетчер, я… я отдала пресс-папье, и он, как вам известно, поставил его на место!

Она бросила умоляющий взгляд на Невила, который от изумления разинул рот. Затем он проморгался, шагнул и еле слышно проговорил:

– Дайте слово Малахии! Он скажет куда лучше, чем я. Что-нибудь о том, как грехи человека изобличают человека. А теперь я не могу даже проглотить этот тост. Боже, дай мне силы!

Салли обрела дар речи:

– Хелен? Как ты можешь! Господи, ты же пытаешься изобразить Невила сообщником! Это чересчур!

– Спасибо тебе, милая, – с трудом выговорил Невил. – Возьмите у меня чашку с блюдцем. Моя рука трепещет, как тростник. О, женщины!

– Итак, мистер Флетчер, – сказал Ханнасайд. – Что вы можете сказать на обвинение миссис Норт?

– Можете не волноваться! – сказал Невил. – Рыцарство никогда не казалось мне привлекательным. Это низкая ложь. Я достал это пресс-папье для забавы. Полагаю, мисс Дру рассказала об этом своей сестре. Вот и все.

– Да, рассказала, – заявила Салли. – Прости меня, Невил. Я не предполагала, что Хелен использует эту историю таким образом!

– Безжалостность так называемого слабого пола! – сказал он. – Но я могу все доказать. Пресс-папье не стояло на столе Эрни. Оно из бильярдной. Спросите кого угодно из прислуги. Можете даже спросить мою тетю.

– Это правда! – напряженным, неестественным голосом выговорила Хелен. – Невил не имеет никакого отношения к убийству, но он по моей просьбе вернул пресс-папье на место. Невил, никто тебя не подозревает в убийстве Эрни! Положить пресс-папье на место – в этом нет ничего ужасного, можно и признаться!

– Ничего не выйдет! – твердо сказал Невил. – Тебе кажется, в качестве жертвы я буду выглядеть благородно, но я никогда не стремился выглядеть благородно и никто меня не заставит…

– Невил…

– Не трать силы на споры со мной, – попросил он. – Я знаю, что должен из кожи вон лезть, чтобы избавить твоего мужа от ареста, но, как ни странно, я этого не сделаю. Уж лучше пусть его арестуют как убийцу, чем меня как сообщника.

– И никто вас за это не осудит, – раздался спокойный голос от двери. – Но нельзя ли узнать, на каком основании меня надо арестовать как убийцу?