* * *

 

 

Глава 1

В третьем часу ночи наемный экипаж выкатил на Хилл-стрит. Ночной сторож, совершающий обход площади Беркли, в этот момент в очередной раз прокричал «Все спокойно!». Полная луна на безоблачном небе делала свет газовых фонарей почти незаметным. Сидевший в карете одинокий путешественник отметил про себя это обстоятельство, обратив внимание и на то, что на улице Пэлл-Мэлл газовое освещение уже успело заменить старомодные масляные светильники. Свет, льющийся из широко распахнутых дверей, факельщики и застывшие на мостовой кареты на восточной стороне площади Беркли подсказали путнику – далеко не все высшее общество покинуло Лондон, несмотря на то обстоятельство, что в конце июня сезон подходил к концу. Впрочем, как и предполагал молодой джентльмен, Хилл-стрит была на удивление пустынной. Если бы на двери одного приметного особняка на северной стороне улицы не оказалось дверного молотка, путника это не удивило бы; однако, стоило экипажу остановиться, беглого осмотра хватило, чтобы понять: городская резиденция графа Денвилла пока еще не покинута на лето ее обитателями.

Пассажир, молодой человек в украшенном кисточками и шнуровкой польском сюртуке и касторовой шляпе с низкой тульей, выбрался из кареты, вытащил объемистый дорожный саквояж, поставил его на ступеньку крыльца перед парадным входом и достал кошелек. Расплатившись с кучером, джентльмен подхватил саквояж, поднялся по ступеням к парадной двери и дернул за шнурок железного колокольчика.

Стук копыт и грохот колес уезжающей кареты постепенно стих, однако никто, похоже, открывать не собирался. Путник дернул колокольчик еще раз, причем значительно решительнее. Откуда-то донеслось позвякивание. Джентльмен прислушался. Прошло несколько минут, и ему пришлось признать, что все его старания оказались напрасными: никто из слуг милорда так и не проснулся. Молодой человек стоял обдумывая создавшееся положение. Возможно, хотя и маловероятно, хозяева дома покинули Лондон, не сняв с двери молоток или не закрыв окна ставнями. Желая удостовериться в этом, джентльмен отошел на тротуар и принялся внимательно разглядывать особняк. Запертых ставен он нигде не обнаружил, более того, одно из окон первого этажа на поверку оказалось слегка приоткрытым. Молодому человеку хорошо было известно, что через это окно можно проникнуть в столовую. Пробраться в дом таким образом не составляло для него решительно никакого труда. Скинув с себя сюртук и убедившись, что ночного сторожа нигде поблизости нет, джентльмен продемонстрировал безучастной луне, что у полковника Дэна Маккиннона из Колдстримского гвардейского полка есть ловкий соперник, способный на самые отчаянные акробатические сумасбродства.

Впрочем, если начистоту, достопочтенный Кристофер Фенкот не был лично знаком с полковником, а свое стремление добраться до подоконника не счел рискованным и весьма затруднительным предприятием. Без видимого напряжения достигнув нижней оконной рамы, молодой человек проник в дом. Спустя пару минут он очутился в вестибюле, где на столике с мраморной столешницей обнаружил слабо горящую масляную лампу, подле которой стоял серебряный подсвечник с водруженной в него незажженной свечой. Заметив это, не лишенный сообразительности мистер Фенкот сделал вывод: знатный владелец дома приказал своим слугам не ждать его прихода и ложиться спать. Парадная дверь оказалась не запертой на засов, что лишь упрочило его в такой догадке.

Молодой человек открыл дверь, намереваясь занести свой саквояж с крыльца в дом, и улыбнулся, вообразив, как его светлость озадачится, придя домой и обнаружив у себя в кровати того, кому там уж никак быть не полагалось. Наверняка граф решит, что выпил лишнего. Проказливая улыбка не сходила с губ джентльмена, пока он, зажегши свечу от огня лампы, не направился к лестнице, ведущей наверх.

Мягко ступая, молодой человек тихо стал подниматься по лестнице, держа в одной руке подсвечник, а в другой – саквояж. Сюртук он накинул себе на плечи. Ни одна ступенька не скрипнула под его ногами, но когда он миновал второй пролет, дверь этажом выше открылась.

– Это ты, Эвелин? – раздался встревоженный голос.

Джентльмен поднял голову и посмотрел вверх. В слабом свете свечи, горящей в подсвечнике, зажатом в хрупкой женской ручке, виднелась фигурка, окруженная облаком кружев, стянутых лентами из бледно-зеленого атласа. Из-под ночного чепчика очаровательного покроя выбилось несколько локонов цвета зрелого пшеничного колоса.

– Что за чудесный чепец! – непринужденно заметил молодой человек.

Облегченно вздохнув, женщина рассмеялась.

– Глупости! Ой, Эвелин! Я весьма рада тому обстоятельству, что ты наконец вернулся, но что, ради всего святого, тебя задержало? Я места себе не находила от тревоги!

В глазах джентльмена сверкнул дурашливый огонек, однако он произнес с игривым укором:

– Полноте, маменька!

– Тебе легко говорить: «Полноте, маменька!» – возразила она. – Ты же обещал не задерживаться ни дня…

Внезапно умолкнув, леди окинула его пытливым взглядом. Оставив саквояж, молодой человек сбросил сюртук с плеч, сорвал с головы шляпу и в два прыжка преодолел оставшиеся ступеньки.

– Хватит, маменька! Как вы можете быть столь жестокосердны? – с наигранным возмущением произнес он.

– Кит! – воскликнула женщина. – Сыночек мой дорогой!

Обняв свою вдовствующую мамашу, мистер Фенкот, смеясь, произнес:

– Насколько мне известно, я не являюсь вашим самым дорогим сыночком.

Чтобы поцеловать его в щеку, матери пришлось привстать на цыпочки. При этом воск со свечи имел несчастье капнуть на рукав его сюртука. Затем леди Денвилл с подобающим случаю достоинством ответила, что она никогда не отдавала ни малейшего предпочтения ни одному из ее сыновей-близнецов.

– Само собой, маменька, ибо вы не могли отличить нас друг от друга, – предусмотрительно забирая у нее из руки подсвечник, вымолвил мистер Фенкот.

– Отнюдь нет! – возразила леди. – Если бы я ожидала тебя здесь застать, то сразу узнала бы. Понимаешь, я полагала, что ты до сих пор в Вене.

– А я вот взял и приехал, – с улыбкой сказал молодой человек. – Стюарт дал мне отпуск. Вы довольны?

– Вполне! – Схватив сына под руку, мать увлекла его в свои покои. – Дай только получше тебя рассмотреть, негодник ты эдакий! Нет, темновато! Зажги все свечи, дорогой. Тогда здесь сразу станет уютнее. Никогда бы не подумала, что мы тратим на свечи такую уйму денег! На днях Динтинг показала мне счет от торговца свечами. Лучше бы она этого не делала! Какой толк знать, сколько они стоят? В конце концов, без них уж никак не обойтись. Даже твой папа никогда не советовал мне покупать сальные свечи.

– Наверное, нужно использовать их экономнее, – произнес Кит, по очереди зажигая от своей тоненькой свечки полдюжины других, стоявших в двух подсвечниках на туалетном столике.

– Нет ничего более печального, чем плохо освещенная комната… Зажги-ка и те на камине, мой дорогой… Так, пожалуй, значительно лучше. А теперь подойди ко мне и обо всем расскажи.

Присев на элегантную кушетку, миледи слегка похлопала по свободному месту рядом с собой. Кит не спешил воспользоваться ее приглашением. Он встал напротив нее и с интересом оглядел комнату.

– Как так произошло, маменька, что прежнюю жизнь в розарии вы променяли на обитание в этом морском чертоге? – спросил молодой человек.

Поскольку именно такую цель преследовала вдовствующая графиня, не пожалев никаких денег для того, чтобы сменить обои в своем будуаре на ткань различных оттенков зеленого, она лишь самодовольно улыбнулась.

– Совершенно верно! Я больше не могла довольствоваться банальными розами, особенно после того, как бедный мистер Бруммель как-то сказал мне, что я отношусь к категории тех немногих женщин, кому зеленый цвет решительно идет.

– Определенно, так оно и есть, – согласился сын. Взгляд его привлекла кровать. Глаза слегка сузились, когда молодой человек понял, что полог пошит из газовой материи. – Несколько вызывающе, я бы сказал, – заметил мистер Фенкот.

Графиня, рассмеявшись, ответила:

– Пустое! Разве комната не очаровательна?

Сын присел рядом и поцеловал ее руку.

– Прелестна и сумасбродна, как вы, маменька.

– Ты тоже хорош, – парировала она.

– Как же так, маменька? – отпуская ее ладонь, в притворном отчаянии воскликнул мистер Фенкот.

– Всегда сумасброден и столь же прелестен, – произнесла она, думая о том, что, пожалуй, будет совсем непросто отыскать двух таких же красивых молодых людей, как ее сыновья.

Представители высшего света, к которому они принадлежали, соглашались, хотя и несколько сдержанно, что братья Фенкоты красивы, вот только красота эта была не такой утонченной, как у их дражайшего родителя. Близнецы не унаследовали классической правильности черт его лица. Скорее уж они были похожи на мать. В свете ее признавали писаной красавицей, однако более беспристрастные люди сходились во мнении, что успех миледи зиждется на живости характера и обаянии, а не на особом изяществе лица. Поклонники постарше сравнивали шарм леди Денвилл с очарованием первой супруги пятого герцога Девоншира. Герцогиня также души не чаяла в своих детях, а в собственной расточительности порой доходила до крайностей.

Что же касается Кита Фенкота, то в свои двадцать четыре года он был хорошо сложенным молодым человеком, немного выше среднего роста, с широкими плечами и стройными ногами, красоту которых подчеркивали обтягивающие модные панталоны. Волосы он имел более темные, чем у матери. Его блестящие локоны можно было назвать скорее каштановыми, нежели золотистыми. В очертаниях губ молодого человека читалась твердость характера, совершенно несвойственная его дражайшей родительнице. А вот глаза Кит уж точно унаследовал от нее. Они отличались живостью, имели уникальный серо-голубоватый оттенок и редко не искрились добродушным весельем. Джентльмен столь очаровательно улыбался, что просто не мог не стать всеобщим любимцем.

Они были похожи с братом, как два четырехпенсовика, и лишь очень близкие знакомые смогли бы отличить одного близнеца от другого. Лицом и фигурой братья почти не отличались. Лишь когда оказывались рядом, становилось заметным, что Кит чуть выше Эвелина, а волосы старшего брата отливают багрянцем. Только весьма проницательный человек способен был обнаружить различие в выражении лиц близнецов, ибо в глазах Кита читалась доброта, а очи старшего брата светились безудержным весельем. Оба они тем не менее в одинаковой мере обладали душевной предрасположенностью к веселости и не любили хмуриться. Лишь опытный наблюдатель понимал, что Кит мог печалиться из-за сущих пустяков, которые Эвелин просто не замечал. С другой стороны, Эвелин способен был внезапно перейти от безудержного веселья к совершеннейшему отчаянию, тогда как Кит с его более ровным характером не знал столь внезапных перемен настроения. В детстве они могли ссориться из-за сущей безделицы, но тотчас же объединялись против любого, кто пытался навязать им свою волю. В годы отрочества именно Эвелин становился заводилой наиболее вопиющих «подвигов», а Киту приходилось придумывать, как из этих проблем выпутываться. Возмужав, каждый из братьев выбрал собственный жизненный путь. Обстоятельства могли надолго разлучить их, но ничто – ни огромные расстояния, ни существенные различия в складе ума – не ослабило связи между ними. Братья вовсе не страдали от разлуки, так как у каждого были свои интересы, однако, встретившись после долгих месяцев расставания, вели себя так, словно не виделись всего лишь неделю.

По возвращении из Оксфорда Фенкоты встречались редко. В семье существовал обычай, согласно которому младший сын избирал политическую карьеру. Кит решил отдать предпочтение стезе дипломата и поступил учиться на эту специальность, пользуясь покровительством своего дяди, сэра Генри Фенкота, недавно удостоенного титула баронета за выдающиеся заслуги на данном поприще. Кита послали сначала в Константинополь. Его назначение на должность младшего секретаря посольства совпало с довольно спокойным периодом в истории Турции. Это прискорбное обстоятельство вызвало в душе юного Кита живейшее сожаление о том, что он так и не попытался переубедить своего дражайшего родителя купить ему офицерский патент. Молодой человек, со всем оптимизмом юноши, пока не достигшего совершеннолетия, предавался грезам, мечтая переубедить отца в том, что он совершил ошибку, выбрав не ту жизненную стезю для сына.

Европа тем временем бурлила, и патриотично настроенному юному джентльмену было просто нестерпимо прозябать в тихой заводи вдали от судьбоносных событий. К счастью, покойный граф отличался железной непреклонностью характера, поэтому Кита перевели в Санкт-Петербург, прежде чем нестерпимая скука не довела молодого человека до открытого бунта. Если началу собственной дипломатической карьеры он был обязан своему дяде, то отец способствовал этому решающему повороту. Что ни говори, непреклонность характера лорда Денвилла никогда не перерастала в душевную черствость. К сыну он испытывал искреннюю любовь. Поскольку в последние годы здоровье графа оставляло желать лучшего, он не принимал активного участия в политической жизни страны, сохраняя, впрочем, дружеские отношения с несколькими видными деятелями в правительстве.

В конце 1813 года Кита послали в штаб генерала Кэткарта. После этого ни времени, ни желания жаловаться на скуку у него просто не оставалось. Будучи посланником при царе, генерал Кэткарт являлся также британским военным комиссаром, прикомандированным к русской армии. В его свите Киту довелось провести бóльшую часть успешной кампании 1814 года. Что касается самого генерала, то на первых порах он принял молодого человека прохладно и уделял бы его особе не больше внимания, чем любому из своих секретарей, если бы не крепкая дружба, возникшая между Китом и его собственным сыном. Джордж Кэткарт, молодой лейтенант шестого гвардейского драгунского полка, служил при своем отце в качестве адъютанта. Юноша много времени проводил доставляя депеши прикомандированным к разным частям офицерам английской армии, однако всякий раз, вернувшись в главную ставку, Джордж Кэткарт сразу же разыскивал единственного своего сверстника среди посольских. Кит, таким образом, неминуемо попадал на глаза его светлости и вскоре снискал расположение генерала. Тот счел Фенкота хорошо воспитанным, приятным в обращении, смышленым молодым человеком, как раз таким, без которого уж никак не обойтись загруженному множеством дел пожилому дипломату, в силу своего положения просто обязанному устраивать пышные светские приемы. Кит обладал тактом, был обходительным, а свойственная ему легкость в общении никогда не переходила границ светских приличий.

Когда генералу пришлось ехать в Вену на конгресс, он взял с собой Кита. Там молодой человек и остался. Благодаря дяде приняв Фенкота весьма радушно, лорд Каслри представил его вновь назначенному послу, который, кроме прочего, оказался дальним родственником молодого человека. Кит понравился лорду Стюарту. На конгрессе недоброжелатели за глаза называли этого дипломата лордом Пумперникелем. Разлука с генералом несколько опечалила молодого человека, но он был рад возможности не возвращаться после окончания военных действий в Санкт-Петербург. К тому же Кита мучила белая зависть в связи с тем, что фортуна улыбнулась Джорджу Кэткарту: молодого офицера назначили в штаб Веллингтона, когда тот находился при Ватерлоо. Кит настолько увлекся запутанными интригами тех, кто собирался подарить Европе вечный мир, что Санкт-Петербург казался ему не менее захолустной дырой, чем Константинополь.

В последние два года он дважды виделся с Эвелином за границей, а в Англию приехал лишь раз в связи с похоронами скоропостижно скончавшегося отца, которые состоялись ранней осенью 1816 года. С тех пор минуло уже без малого пятнадцать месяцев.

Леди Денвилл заметила, что ее младший сын ничуть не изменился, но затем, передумав, сказала:

– Глупости! Конечно, ты возмужал… Просто я помню, как ты выглядел раньше. Эвелин тоже повзрослел, и я к этому привыкла. Ты по-прежнему очень похож на брата. Расскажи, дорогой, как получилось, что тебе удалось столь внезапно приехать. Ты привез депешу? Ты вынужден возить депеши, как это делают некоторые офицеры?

– Нет, боюсь, что нет, – с серьезным видом произнес сын. – Для этого имеются королевские дипломатические курьеры. Я приехал, чтобы заняться неотложными личными делами.

– Господи, Кит! Не знала, что у тебя здесь есть дела! – воскликнула вдовствующая графиня. – Ты ведь не пытаешься подшутить надо мной?

– Нет, у меня и впрямь есть дела в Англии, – возразил молодой человек. – Теперь я стал вполне состоятельным человеком. Обычно таких называют толстосумами.

– Фи! Как вульгарно! К тому же твои слова не соответствуют истине.

– Почему вы столь категоричны, маменька? Мой крестный был так любезен, что оставил мне свое состояние, – укоризненно произнес молодой человек.

– А-а-а… это… Однако отнюдь не состояние, Кит. Мне бы весьма хотелось, чтобы твой крестный оставил тебе состояние, но… Я и сама думала, что ты унаследуешь от него хорошие деньги. Мистер Бембридж то и дело говорил о своем богатстве, однако на поверку оказалось – он обладал лишь тем, что Адлстроп, ужаснейший человек, называет достатком. Впрочем, в том не его вина. Нехорошо нам упрекать за это крестного.

– Я и не упрекаю. На мой взгляд, достаток тоже неплохо, маменька.

– Ты выражаешься в точности как Адлстроп. Я не хочу этого слышать, сын мой! – возмутилась леди Денвилл.

Кит и прежде знал, что поверенный в делах семьи не пользуется симпатией графини, но столь явная враждебность по отношению к этому человеку требовала дальнейших пояснений.

– Что такого сделал Адлстроп, чтобы вызвать вашу немилость, маменька?

– Лучше не будем о нем. Этот скаредный и мелочный человек не заслуживает нашего внимания. Я упомянула его лишь потому, что после кончины мистера Бембриджа он сказал мне, что тебе незачем приезжать домой, ибо нет никакой недвижимости, о праве передачи которой пришлось бы хлопотать лично. Есть лишь эти отвратительные ценные бумаги… Ума не приложу, что в них может быть ценного… Только не надо начинать нести всякие нелепицы об их прибыльности! Как я поняла, толку от бумаг никакого! Продать их нельзя! И не спорь со мной! Я вполне отдаю себе отчет в том, что они священны, однако на его месте ни в коем случае не вложила бы деньги во что-нибудь столь глупое!

– Конечно, маменька, но, смею заметить, деньги никогда подолгу не задерживались в вашем кошельке, поэтому о вкладывании их в дело и речи идти не может.

– Ты прав, – задумавшись, тяжело вздохнула графиня. – Весьма неприятно осознавать такие вещи. Я несколько раз принималась экономить, однако, право слово, это просто невозможно. Все Клиффы таковы! И самое несносное – это то, Кит, что любые старания сэкономить ведут лишь к еще бóльшим тратам.

Молодой человек рассмеялся.

– Так оно и есть, – с серьезным видом продолжала маменька. – Однажды я купила себе дешевое платье, ибо твой папенька впал в раздражительность при виде одного счета от Селесты. Оно оказалось настолько ужасным, что мне пришлось отдать его Римптон, так ни разу и не надев. В другой раз я распорядилась приготовить обед из дешевых продуктов. Помню, твой папенька встал из-за стола и отправился трапезничать прямиком в «Кларендон». Это самый дорогой отель в Лондоне. Ты можешь, если угодно, смеяться, но у тебя нет опыта в подобных делах. Уверяю, как только ты решишься экономить, то, к удивлению своему, обнаружишь, что тратишь намного больше, чем прежде. Волей-неволей будешь вынужден отказаться от столь расточительного образа жизни, как экономия.

– М-м-м… Пожалуй, я прямо сейчас распродам все ценные бумаги и начну сорить деньгами.

– Чепуха! Я прекрасно знаю, что ты не за этим вернулся в Англию. Что тебя привело сюда, дорогой? То, что ты приехал не из-за каких-то глупейших бумаг, я уверена. Не пытайся меня обмануть.

– Не совсем, – признался Кит. Слегка покраснев, молодой человек поколебался, а затем сказал, отвечая на ее вопросительный взгляд: – Ну, у меня в голове засела мысль… предчувствие, возможно, глупое, что у Эвелина какие-то неприятности, быть может, и не слишком серьезные… во всяком случае, не исключено, что я ему могу здесь понадобиться. Вот я и сослался на хлопоты, связанные с наследством, ради того, чтобы выпросить для себя отпуск. Теперь, маменька, скажите мне, что фантазия моя не знает пределов и с братом все в порядке.

– У вас все еще такое бывает? – удивленно произнесла графиня. – Предчувствия! Как будто мало мне своих собственных забот!

– Это не пустые фантазии, маменька. Я уверен. Рассказывайте… Что стряслось?

– Ничего, Кит… Ну, еще ничего. Если Эвелин вернется завтра, то все будет в порядке. Пока ты ничем не можешь помочь.

– И где брат сейчас?

– Не знаю, – призналась леди Денвилл. – Никто не знает.

Молодой человек смотрел на нее удивленным, несколько испуганным взглядом. Затем Кит вспомнил, что, когда она увидела его и приняла за Эвелина, в голосе ее светлости звучало странное облегчение. Леди Денвилл никогда не была излишне нервической матерью. В детстве они с братом порой сбегали от гувернера, и маменька ни разу не выказывала беспокойства из-за этого. Когда они выросли и не возвращались вовремя домой ночью, графиня всякий раз убеждала себя в том, что попросту позабыла… у нее из головы напрочь вылетело… Видите ли, ее сын накануне говорил, что задержится на пару деньков, поэтому для тревоги нет решительно никакого повода…

– Сбежал тайком? – в шутливой манере предположил Кит. – С какой стати вам волноваться, маменька? Вы же хорошо знаете нашего Эвелина.

– В другое время я, пожалуй, и не заметила бы, но твой брат, уезжая из Лондона, сказал, что вернется через неделю, а минуло уже десять дней…

– Ну и что?

– Ты не понимаешь, Кит! От его возвращения зависит многое. Завтра Эвелин приглашен на званый обед на Маунт-стрит. Там его представят престарелой леди Стейвли. Старуха специально ради этого прибыла в столицу из Беркшира. Подумай только, как будет ужасно, если Эвелин не придет! Мы окажемся в весьма незавидном положении. По словам лорда Стейвли, ей вся эта затея и без того не нравится. Старуха уже и так настроена против моего мальчика.

– С какой стати он ей должен нравиться? – озадаченно промолвил Кит. – Кто она такая и почему жаждет свести знакомство с Эвелином?

– Дорогой! Неужели он тебе не написал? Видимо, письмо могло не дойти до тебя, ведь ты уехал в Англию. Дело в том, что Эвелин сделал предложение мисс Стейвли. Ее родитель пришел от этого в восторг, Кресси смотрит на брак с твоим братом вполне благосклонно, теперь все зависит от решения почтенной матроны. Ты должен знать, мой мальчик, что лорд Стейвли испытывает нелепый страх перед своей матерью и может отказать Эвелину, если только старухе этот брак придется не по душе. Лорд до смерти боится, что мать, ежели он невзначай обидит ее, оставит свое состояние его брату. Признáюсь, Кит, я почти рада тому обстоятельству, что у меня нет никакого состояния. Как я могла бы вынести то, что моих дорогих сыновей бросало бы в трепет от одной мысли обо мне?

На устах молодого человека появилась легкая улыбка.

– Не думаю, будто мы стали бы вас бояться. Но эта помолвка… Почему Эвелин и словом не обмолвился о ней? Я не помню, чтобы он упоминал имя мисс Стейвли в одном из своих писем. Вы тоже, кстати, маменька… Насколько могу судить, это было весьма скоропалительным решением… Не так ли? Держу пари, Эвелин и не думал о женитьбе, когда писал свое последнее письмо, а с этого времени минуло не больше месяца. Неужели мисс Стейвли настолько обворожительна, что братец влюбился в нее с первого взгляда?

– Нет… Ну, я имею в виду, Эвелин знаком с ней уже долгое время… года три, как мне кажется.

– И лишь сейчас решился? Не похоже на брата. Не помню, чтобы он имел склонность к сильным чувствам. Если у него и случались увлечения, то это была, что называется, любовь с первого взгляда. Не хотите же вы, маменька, сказать мне, будто он в течение трех лет добивался внимания одной девушки? Я хорошо знаю брата, поэтому и мысли такой не могу допустить.

– Нет, конечно… Ты просто ничего не понимаешь, Кит. К флирту это не имеет никакого отношения. – Заметив смешинки, играющие во взгляде сына, леди Денвилл постаралась сохранить серьезное выражение лица, но не преуспела в этом. Глаза ее заискрились проказливой веселостью, однако голос оставался суровым. – Ничего подобного! Эвелин уже перерос все эти глупости.

– Серьезно? – вежливо осведомился сын.

– Ну… во всяком случае, твой брат решил взяться за ум. Теперь, когда он глава нашего дома, пришло время подумать о наследнике.

– Ах, вот оно что! – воскликнул ошеломленный Кит. – Какой же я простофиля! Как же мог забыть, что, если с ним произойдет несчастный случай, я унаследую его состояние? Какой кошмар! Эвелин, само собой разумеется, из кожи вон лезет, чтобы не дать мне ни единого шанса заполучить его денежки. Что же мне это раньше в голову-то не пришло?

– Кит! Почему ты такой несносный? Ты очень хорошо знаешь… – Запнувшись, леди умолкла.

– Вот именно, маменька, – произнес Кит. – Будьте любезны, расскажите мне, что стряслось на самом деле.

 

Глава 2

Наступила пауза. Встретив взгляд сына, вдовствующая графиня тяжело вздохнула.

– Во всем повинны твой дядюшка Генри, папа и я, – невесело произнесла леди Денвилл. – Несмотря на все мои старания, отрицать это я не в силах. Кит! Прежде я полагала, что смогу после смерти супруга выплатить все мои долги, и была спокойна на сей счет до тех пор, пока не узнала, какова же доля моего наследства. Дорогой! Ты понятия не имеешь, как на самом деле обстоят мои дела. Меня надули. Я ничего не подозревала, но один из кредиторов открыл мне на это глаза, – страстно заверила сына графиня. – Никак не могу уразуметь, зачем эти люди вбили себе в головы, будто сейчас – самое подходящее время просить у меня денег. После кончины твоего папеньки они ведут себя куда более беспардонно, смею тебя уверить. Это весьма непредусмотрительно с их стороны, а кроме того, жестоко…

Повзрослев, Кит не особо много времени проводил в отчем доме, однако слова матери не стали для него откровением. Насколько он помнил, финансовые трудности бедной маменьки всегда вызывали нешуточное беспокойство их семьи. Все это выливалось в мучительные сцены, причинявшие леди Денвилл большие душевные страдания. Следствием такого рода выяснения отношений были холодность, отчуждение и все более растущая скрытность графини.

Граф являлся человеком принципов, при этом его никто бы не назвал добряком. Излишней отзывчивостью покойный не страдал, а ум имел косный, лишенный гибкости. Будучи на пятнадцать лет старше своей супруги, он как по темпераменту, так и по воспитанию принадлежал к поколению людей, привыкших блюсти строгий этикет. Лишь один раз граф позволил своим чувствам одержать верх над холодным рассудком, когда, поддавшись обаянию прелестной леди Амабель Клифф, недавно выпорхнувшей из школьных стен лишь для того, чтобы эпатировать своими сумасбродствами свет, сделал ей предложение руки и сердца. Ее родитель, граф Бейверсток, владелец оскудевших имений и многочисленного потомства, с радостью согласился на брак дочери.

Вот только те самые качества, столь притягательные в юной девушке на выданье, сильно раздражали лорда Денвилла в жене. Граф вознамерился искоренить их. Все его старания на поверку оказались тщетными и лишь вызывали страх женщины впасть в еще бóльшую немилость своего супруга. Графиня оставалась все тем же беззаботным, очаровательным созданием, в которое он когда-то влюбился. Она души не чаяла в своих сыновьях и всячески скрывала последствия их неразумных, опрометчивых поступков. Сыновья в свою очередь горячо любили ее. Неспособные разглядеть под непреклонностью отца подлинную, хотя и тщательно скрываемую любовь, они еще в раннем детстве приняли сторону матери. Она играла, смеялась, горевала вместе с ними, прощала их невинные проказы и помогала им, если с мальчиками случались разные неприятности. Сыновья не замечали ее недостатков. Возмужав, они защищали маменьку от нападок сурового супруга.

Мистера Фенкота не удивило наличие у графини долгов. Тем более он не был шокирован.

– Совсем плохо, маменька? – спросил Кит. – Сколько?

– Я не знаю. Дорогой! Как можно запомнить, сколько и у кого занимаешь год за годом?

Слова ее светлости немного удивили его.

– Год за годом… Но, маменька! Три года назад вам пришлось открыться папе насчет своего тяжелого материального положения… Три года назад, если я не ошибаюсь… Тогда он выяснил общую сумму ваших долгов и пообещал, что все будет уплачено…

– Да, так оно и было, – подтвердила миледи. – Беда в том, что я рассказала ему не обо всем. Я не помнила, а если бы даже и помнила, то все равно не открылась бы. Не могу объяснить тебе это, Кит. Если хочешь сказать, что мне следовало поступить иначе, лучше молчи. Я смалодушничала. Сама понимаю. Только когда Адлстроп записал все, что я сказала…

– Что? – воскликнул молодой человек. – Он присутствовал при объяснениях?

– Да. Твой отец всецело доверял ему. Адлстроп всегда стоял на страже его интересов.

– Довольно странно со стороны человека, столь привязанного к условностям этикета, – сверкнув глазами, произнес молодой человек, – позволить поверенному присутствовать при таком разговоре… это…

– Мне самой было неловко, но, полагаю, графу пришлось так поступить. Адлстроп все же ведет дела нашей семьи и прекрасно осведомлен о том, какой доход могут принести поместья.

– Адлстроп – порядочный человек и блюдет интересы нашей семьи, в этом я не сомневаюсь, вот только он тот еще сквалыга. Отцу следовало подумать об этом! Хоть один фартинг истрать попусту – он всегда вел себя так, словно мы все вот-вот отправимся с торбами по миру.

– Эвелин говорит то же самое, – согласилась маменька. – Быть может, я бы все рассказала папе, если бы он не пригласил Адлстропа… Я вообще плохо понимала тогда, что происходит… Право же, я ничего от него преднамеренно не скрывала… У меня есть свои маленькие слабости, но я не желаю вводить тебя в заблуждение, Кит. Не думаю, будто смогла бы полностью быть откровенной с твоим отцом. Ты сам помнишь, что бывало всякий раз, когда он на кого-то сильно сердился… Если бы я только знала, что мои долги лягут на плечи Эвелина, то, пожалуй, собралась бы с духом и все рассказала бы графу, все, что я помнила…

– Если бы вы знали, к чему это приведет, – продолжал гнуть свою линию Кит.

– Да… а еще – ежели решилась бы вверить все мои дела Адлстропу.

– Господи! Это должно было оставаться между вами и графом. Но я не вижу никаких причин для уныния. То, что ваши долги теперь будет оплачивать Эвелин, не кажется мне особо досадной неприятностью. Брат всегда принимал живейшее участие в вашей жизни. Какая разница, кто оплатит долги – он либо наш отец?

– Ошибаешься, – возразила маменька. – Большая разница. Эвелин не в состоянии платить.

– Чепуха! – воскликнул сын. – Брат столь же расточителен, как вы, маменька, но я ни за что на свете не поверю, будто за год он умудрился промотать все наследство. Это немыслимо!

– Конечно же нет! Он не смог бы, даже если бы захотел… Нет, твой брат не таков, вот только отец считал Эвелина несколько… легкомысленным. Если бы не считал, он ни за что на такое не пошел бы. Кит! Должна сказать тебе: я полагаю, подобное очень несправедливо со стороны папы. Он оставил наши дела в весьма подвешенном состоянии, убедив твоего дядю Генри в том, что Эвелин столь же легкомысленный, как и я. Хорошо еще, что граф не был осведомлен о двух самых скандальных переделках в жизни твоего брата. Слава богу, ты вытащил Эвелина из ловушки, в которую мальчика заманила эта ужасная гарпия, вонзившая в него свои когти вскоре после того, как вы вернулись из Оксфорда. Как тебе удалось это? Хотелось бы мне знать. А я вынуждена была оплатить картежные долги сына, когда его затащили в какой-то притон в Пэлл-Мэлл. Он был тогда слишком зеленым, чтобы отдавать отчет своим поступкам. Я продала мое бриллиантовое колье, и граф ничего не узнал об этом. С какой стати ему в таком случае говорить твоему дяде…

– Продала? – прервал ее Кит, содрогнувшись всем телом.

Матушка лучезарно улыбнулась в ответ.

– Конечно, я распорядилась сделать мне точно такое. Не настолько я наивна, чтобы не подумать об этом. Какая разница – фальшивые бриллианты или нет? Главное – колье как две капли воды похоже на настоящее. Мой сын оказался в беде, вот я его и выручила.

– Но ведь это фамильная драгоценность!

– Понятия не имею, почему носятся с этими самыми фамильными драгоценностями, – простодушно изрекла ее светлость. – Если ты хочешь сказать, что колье по праву принадлежит Эвелину, то я это прекрасно знаю. Какая польза от подобной безделушки для бедного мальчика, если все, что ему было тогда нужно, – раздобыть где-то денег для оплаты картежных долгов? Потом я рассказала обо всем Эвелину. Он не возражал.

– А как насчет его наследников? – поинтересовался Кит.

– Глупости! Как его сын может быть чем-то недоволен, если он ничего не будет знать об этом?

– А что с другими фамильными драгоценностями, вы их тоже продали? – спросил молодой человек, глядя на мать с невольным изумлением и страхом.

– Пожалуй, нет… Но у меня плохая память. В любом случае это пустое, ибо что сделано, то сделано. К тому же у меня есть более важные дела, чем отвратительные фамильные драгоценности, и об этих делах мне и следует беспокоиться. Дорогой, умоляю тебя, не будь легкомысленным!

– Я и не думаю быть легкомысленным, – тихо ответил сын.

– В таком случае не задавай мне глупых вопросов о фамильных драгоценностях и не говори вздор, будто для Эвелина заплатить мои долги столь же легко, как для вашего папы. Ты должен был прочитать это ужасное завещание. Бедный Эвелин не более властен распоряжаться состоянием папы, нежели ты. Все оставлено на усмотрение вашего дяди Генри.

Кит нахмурился.

– Помнится, папа придумал что-то наподобие попечительства, но, полагаю, оно не распространяется на доходы с недвижимости. Дядя не имеет права ни распоряжаться этими средствами, ни подвергать сомнению расходы брата. Насколько я знаю, Эвелину запрещено без согласия дяди тратить свой основной капитал до достижения тридцатилетнего возраста. Раньше срока возможно, но лишь в том случае, если дядя Генри сочтет, что его племянник перерос свое… легкомыслие. Не обижайтесь на меня, маменька. Тогда попечительству придет конец и брат станет полновластным владельцем папиного наследства. Не стоило отцу выбирать тридцать лет в качестве времени передачи всех полномочных прав. Двадцать лет было бы намного более разумно. Эвелин, конечно, был оскорблен. А кто бы остался равнодушным? Впрочем, это пустое. Вы сами мне только что сказали – у брата нет намерения транжирить свое состояние. Годовой доход у него изрядный. К тому же, помнится, дядя Генри говорил, будто готов продать некоторые ценные бумаги, особенно облигации, выплачиваемые после смерти владельца, чтобы погасить долги Эвелина, какими большими они бы ни оказались, ибо несправедливо будет, если его доходы до уплаты долгов сведутся к мелкому денежному вспомоществованию.

– Меня это саму удивило, Кит. Обычно твой дядюшка щедростью не отличается.

– Он не скупердяй, мама, просто дяде Генри свойственна чрезмерная экономность. При этом ему совершенно не хотелось, чтобы Эвелин получил наследство, обремененное долгами. Если вы сейчас откроетесь ему, он, я уверен, оплатит все ваши долги вместе с остальными.

Мать устремила на сына недоверчивый взгляд.

– Ты, наверное, в уме повредился, Кит! Стоит мне подумать о том, как он то и дело порицательно высказывается обо мне, а Эвелина называет распутником и транжирой, хотя его долги ничто по сравнению с моими… Нет уж! Лучше я погибну, чем отдамся на его милость. Он, чего доброго, навяжет мне самые невыносимые условия. Я до конца моих дней вынуждена буду прожить в этом ужасном Дауэр-Хауз в Рейвенхерсте, а то еще хуже…

Несколько секунд Фенкот хранил молчание. Ему было известно – дядя Генри, лорд Брамби, считает свою прелестную невестку неисправимой. Молодой человек осознавал, что в словах матери есть доля истины.

– Какого черта Эвелин не расскажет ему обо всем? – помрачнев, промолвил Кит. – Ему было бы намного легче договориться с дядей, чем вам, маменька.

– Ты так полагаешь? – с явным недоверием в голосе произнесла графиня. – Весьма сомневаюсь. К тому же я никогда не говорила ему об истинном положении дел. Я и помыслить об этом не могла. Как я могла предположить, что каждый, кому я должна денег, вдруг настойчиво начнет требовать уплаты долга? Некоторые из моих кредиторов ведут себя, признáюсь, весьма вызывающе. Я не хотела надоедать Эвелину своими неприятностями в то время, как сын и сам в натянутых отношениях с сэром Генри. Надеюсь, ты меня хорошо знаешь и не сочтешь, будто я способна быть столь эгоистичной!

Кривая улыбка тронула его губы.

– А теперь, матушка, скажите мне, как вы собирались устраивать свои дела, если ничего не хотели рассказывать Эвелину.

– Ну, мне тогда казалось, что и без этого все уладится само собой, – призналась леди Денвилл. – Я хочу сказать, что прежде мне никогда не приходилось оплачивать мои счета, разве что изредка, если меня уж слишком просили, а потом, представь мое изумление, когда мистер Чайльд, хотя и в вежливой манере, отказался одолжить мне три тысячи фунтов стерлингов, с помощью которых я смогла бы расплатиться с текущими долгами. А еще он просил меня не превышать кредит ни на одну гинею, как будто я не платила проценты сполна. Мне пришлось дать ему обещание.

Сбитый с толку, Кит спросил:

– Но с какой стати вы заговорили о Чайльде? Отец никогда не держал денег в его банке.

– Нет, конечно, однако мой отец держал у него свои деньги. Теперь же, когда твой дедушка отошел в мир иной, с Чайльдом ведет дела дядя Бейверсток. Я знакома с мистером Чайльдом уже давно. Замечательный человек, и прежде он был сама любезность. Именно поэтому я решила открыть счет в его банке.

На голове мистера Фенкота зашевелились волосы. Надо было узнать побольше об этом самом счете в банке Чайльда. Как понял из запутанных объяснений Кит, он возник вследствие крупной ссуды, предоставленной графине введенным в заблуждение мистером Чайльдом. Сын слушал ее со все возрастающим душевным смятением. Видя его замешательство, матушка умолкла и положила свою руку поверх ладони Кита.

– Ты наверняка знаешь, как это бывает, если кто-то оказывается, по выражению Эвелина, в затруднительном положении, – успокаивающим тоном произнесла мать. – Мне это всегда напоминало петушиные бои. Та же вульгарность и жестокость! Кит! Ты когда-нибудь оказывался в долгах?

Молодой человек отрицательно покачал головой. В глазах его вспыхнула жалость.

– Боюсь, что нет.

– Никогда? – воскликнула леди Денвилл.

– Да, ни одного долга, который я не смог бы тотчас же выплатить. Я могу одалживать немного здесь и там, но… Только не смотрите на меня такими глазами, маменька. Меня, слово чести, не подкинули вам в детском возрасте эльфы.

– Это столь необычно, что я не знаю… По-моему, у тебя просто не было возможности влезть в долги, пока ты почти все время жил за границей, – снисходительно заметила она.

У молодого человека перехватило дыхание, но он все же выдавил из себя:

– Да уж, мама…

А затем Кит безудержно расхохотался, запустив растопыренные пальцы в свои каштановые кудри. Графиню его поведение ничуть не обидело. Она вторила ему своим смехом.

– Теперь ты вновь стал таким, каким я тебя помню. На секунду, всего лишь на миг, ты напомнил мне своего отца. Даже представить себе не можешь, что я при этом ощутила!

Подняв голову, Кит принялся вытирать слезящиеся от смеха глаза.

– Полноте! Неужели все так плохо? Обещаю больше не походить на моего папеньку. Вот только… Когда Чайльд предоставил вам кредит, вы, надеюсь, поставили Эвелина в известность?

– Нет, хотя, пожалуй, следовало бы это сделать… Как-то посреди ночи мне пришло в голову, что я могу обратиться за ссудой к Эджбастону. Не удивительно ли то, дорогой, что самые важные решения приходят ночью?

– И вы решили обратиться к лорду Эджбастону? – повысил голос мистер Фенкот.

– Да. Он согласился одолжить мне пять тысяч фунтов стерлингов… под проценты, разумеется. Таким образом у меня вновь появились деньги. Не хмурься, Кит. Думаешь, было бы лучше, если бы я обратилась за помощью к Бонами Рипплу? Впрочем, я бы и не смогла. Он как раз в то время уехал в Париж, а дело было довольно срочным.

Насколько мог вспомнить Кит, этот самый сэр Бонами был пожилым и чрезвычайно богатым денди, часто посещающим их дом. Кит вместе с братом нередко подшучивал над ним, а вот отец относился к нему с полнейшим безразличием. В прошлом сэр Бонами принадлежал к числу многочисленных поклонников их маменьки, а когда она вышла замуж, превратился в самого верного ее чичисбея. Многие считали, что он остался холостяком, сохраняя верность своей первой любви. Поскольку фигурой сэр Бонами напоминал переспелую грушу, обрюзгшие щеки покрывали крупинки нюхательного табака, а на лице застыло выражение бессмысленного дружелюбия, даже самые злостные сплетники не могли обнаружить в его поведении ничего, за исключением пищи для множества шуток и каламбуров. Близнецы, привыкшие к частым визитам сэра Бонами на Хилл-стрит, воспринимали его с той же высокомерной терпимостью, какую выражали при виде маминой любимицы – растолстевшей комнатной собачонки. И хотя Кит расхохотался бы, если бы ему сказали, что в отношении сэра Бонами к его матери есть хоть что-то предосудительное, мысль, будто леди Денвилл обратилась бы к нему за помощью в решении ее финансовых проблем, молодому человеку очень не понравилась. Он не преминул вслух выразить свою точку зрения.

– Боже правый, Кит! Как будто я не делала этого прежде! Много раз! – воскликнула миледи. – Это весьма удобно! Бонами невероятно богат, поэтому его не беспокоит, сколько моих векселей у него накопилось. Он ни разу не требовал у меня уплатить проценты. Уверена, мысль об уплате мной долгов даже не приходила ему в голову. Манеры сэра Бонами, возможно, смешны, а с каждым прожитым годом его фигура становится все толще, но он – тот человек, на кого я привыкла полностью полагаться все это время. Я поручила ему продать мои драгоценности, предварительно заказав их точные копии. А еще… – Она внезапно умолкла. – Не стоило мне говорить о нем. Я никак не могу выбросить это из головы. Именно потому Эвелин вынужден был уехать из Лондона.

– Из-за Риппла? – очень удивившись, спросил Кит.

– Нет, из-за лорда Сильвердейла, – ответила леди Денвилл.

– Ради бога, мама! – воскликнул молодой человек. – О чем ты говоришь? Какое отношение имеет к этому Сильвердейл?

– У него моя брошь, – внезапно впадая в уныние, промолвила графиня. – Когда он не поверил мне на слово, я поставила ее на кон… Хотелось продолжить игру. Интуиция подсказывала мне, что фортуна вот-вот улыбнется. Так бы и вышло, но Сильвердейл встал из-за карточного стола. Потеря самой броши меня не тревожит. Никак не пойму, зачем я в свое время купила ее. Должно быть, что-то мне в ней понравилось, однако сейчас не помню, что именно…

– И Эвелин отправился выкупать эту брошь? – прервал ее сын. – Где сейчас лорд Сильвердейл?

– В Брайтоне. Эвелин сказал, что у него мало времени на это, посему он решил поехать в своем фаэтоне с новой упряжкой серых лошадей. Твой брат сказал, будто сначала намерен заехать в Рейвенхерст, что он и сделал…

– Минутку, мама! – нахмурившись, прервал ее рассказ Кит. – С какой стати Эвелину ехать в Брайтон? Полагаю, брошь следует выкупить… Думаю, лорд Сильвердейл ожидает от вас именно этого… Не будет ли проще написать ему письмо, приложив к нему вексель на сумму, равную стоимости вашего украшения?

Леди Денвилл воззрилась на сына глазами, полными несказанного удивления.

– Ты понятия не имеешь, что на самом деле случилось, дорогой мой сынок. Никак не пойму, что на меня нашло, когда я поставила брошь на кон. Это одна из вещиц, которые я заменила фальшивкой. Как по мне, прощелыга получил по заслугам: не стоило ему сомневаться в моем честном слове. Но Эвелин счел за лучшее вернуть вещицу прежде, чем лорд обнаружит, что ему всучили подделку.

Мистер Фенкот тяжело вздохнул.

– Полностью с ним согласен.

– Это весьма недальновидно! – без тени иронии в голосе воскликнула ее светлость. – Я поставила брошь вместо пяти сотен фунтов. Такова была стоимость настоящего украшения. Но фальшивка не стоит и сотой доли этой суммы. Весьма расточительно со стороны Эвелина тратить такие большие деньги на дешевую подделку.

В голове мистера Фенкота на секунду мелькнула мысль объяснить своей сумасбродной матушке, что она, мягко говоря, во всем не права… но лишь на секунду… Он был вполне разумным человеком, поэтому понимал – в любом случае ничего путного не добьется. Дар речи наконец вернулся к нему, и молодой человек ограничился лишь тем, что сказал:

– Полноте! Не стоит так волноваться из-за этого. Когда, кстати, уехал Эвелин?

– Дорогой! Как можно быть таким невнимательным? Я же сказала тебе: десять дней тому назад!

– Если бы лорд Сильвердейл оставался в Брайтоне, дело не заняло бы десяти дней. Должно быть, Эвелин узнал, куда тот уехал, и решил последовать за ним.

Лицо графини просияло.

– Думаешь, дело в этом? Меня терзают дурные предчувствия. Если лорд Сильвердейл уехал к себе в Йоркшир, то становится понятным, почему Эвелин еще не вернулся. – Она умолкла, обдумывая слова сына, но затем с сомнением покачала головой. – Нет, Эвелин не поехал в Йоркшир. Он переночевал в Рейвенхерсте, как собирался сделать, а затем отправился в Брайтон. Об этом я знаю от его конюха, потому что тот отвозил твоего брата в город. Нашел ли он там лорда Сильвердейла, мне неизвестно, ведь Челлоу ничего об этом деле не знает. Эвелин вернулся в Рейвенхерст в тот же день и остался там на ночь. Еще в Лондоне он поведал мне, что задержится в поместье на несколько дней, быть может, на неделю, так как ему надо решить кое-какие личные дела, однако на следующий день, рано утром, Эвелин покинул Рейвенхерст при весьма странных обстоятельствах.

– Почему странных, маменька?

– Твой брат отослал Челлоу обратно в Лондон, отдав ему свои вещи, а себе оставил только сумку с постельными принадлежностями и прочей мелочью, заявив, что больше в его услугах не нуждается.

Возглас удивления вырвался из груди Кита, впрочем, выражение лица джентльмена скорее можно было назвать задумчивым, нежели удивленным.

– Он сказал Челлоу, куда направляется?

– Нет, и это весьма беспокоит меня.

– О! – весело сверкнув глазами, промолвил Кит. – Не стоит волноваться из-за этого. А как насчет камердинера? Эвелин также отправил его в Лондон? Полагаю, Фимбер все еще с братом?

– Как раз наоборот! И это не дает мне покоя. Эвелин не взял Фимбера с собой в Суссекс. Он сказал, что для него в фаэтоне нет свободного места. Конечно, это не лишено здравого смысла, но Фимбер весьма огорчился. Лучше бы Эвелин все же отыскал для него местечко. Должна признать, я бы в таком случае чувствовала себя значительно спокойнее. Фимбер ни за что не допустил бы, чтобы с моим мальчиком случилось что-нибудь плохое. Челлоу тоже преданный, но до Фимбера ему далеко. Я абсолютно не теряю присутствия духа, когда Эвелин отправляется в путь вместе с ними.

– Так оно и есть, – спокойным тоном промолвил Кит.

– В том-то и дело, что не есть! – повысила голос графиня. – Никого из его верных слуг как раз сейчас рядом с ним нет. Кит, это не смешно! Я уверена, что с ним случилась какая-нибудь оказия либо несчастный случай. Как ты можешь сейчас смеяться?

– Я бы не смеялся, маменька, если бы полагал, что все настолько серьезно. Забудьте свои тревоги! Никогда бы не подумал, что вы окажетесь столь наивны. Что, по-вашему, могло произойти с Эвелином?

– Быть может, он повидался в тот день с лордом Сильвердейлом, между ними вспыхнула ссора, а на следующий день Эвелин уехал, чтобы встретиться с ним наедине, без слуг.

– А вместо секунданта мой брат предпочел прихватить с собой сумку с постельными принадлежностями, да? Господи, не мучьте себя пустыми фантазиями, маменька! Насколько я знаю Эвелина, он уехал по личному делу. Просто он не хотел рассказывать вам о своих планах. Возьми он с собой Фимбера и Челлоу, все тотчас бы открылось. Присутствие рядом с ним слуг – вам утешение, а ему лишние хлопоты и обуза. Что же до несчастных случаев, то все это чепуха. Если бы произошло что-нибудь плохое, мы немедленно узнали бы об этом. Эвелин не отправился бы к лорду Сильвердейлу без своей визитницы.

– И то верно, – согласилась мать. – Мне не пришло это в голову. – У нее тут же улучшилось настроение, но через пару секунд оно снова испортилось. Ее прекрасные глаза затуманились. – В такой неподходящий момент, Кит! – молвила графиня. – Когда так много зависит от успеха завтрашнего званого обеда на Маунт-стрит. Не мог же он пуститься в очередное приключение?

– Кто знает, – изрек мистер Фенкот. – Хотелось бы мне узнать больше об этой его помолвке, маменька. Вы сказали, что у брата просто не было времени написать мне о ней, но, боюсь, это не вполне соответствует истине. Возможно, последнее отправленное им письмо, содержащее весть о помолвке, не дошло до меня, однако Эвелин ни словом не обмолвился о ней ни в одном из своих посланий, не говоря уже о том, чтобы намекнуть о скорой женитьбе. Право слово, такое поведение совсем не свойственно моему братцу. Коль скоро я услышал новость от вас, маменька, то готов в нее поверить, в противном случае счел бы ее не более заслуживающей доверия, чем сплетня, подслушанная на рынке Банбери. Откровенно говоря, я знаю лишь одну причину, способную заставить Эвелина скрывать от меня что-то. – Сказав это, Кит сощурил глаза так, словно пытался разглядеть что-то вдали. – Если бы он попал в какое-нибудь затруднительное положение, из которого я все равно не смог бы его выручить… или если бы он был вынужден совершить нечто предосудительное…

– Нет, нет и еще раз нет! – повысив голос, заявила леди Денвилл. – Ничего предосудительного в этом нет! Эвелин обсуждал все со мной самым обстоятельным образом, говорил, что коль уж он решился на брак, то будет лучше заключить брачный контракт, так, чтобы не оскорбить ничьих чувств. Что ни говори, а на сей раз Эвелин оказался совершенно прав, ибо девицы, в которых он имеет склонность влюбляться, никогда ему не подходят. Более того, Эвелин так часто увлекается, бедняжка, что в качестве жены ему нужна благоразумная, хорошо воспитанная девушка из порядочной семьи. Она не разобьет ему сердце и не станет устраивать скандалы всякий раз, когда обнаружит, что у него появилась очередная chère amiе.

– Это важно, но отнюдь не для Эвелина! – воскликнул Кит. – Безразлична к пассиям и хорошо воспитана! А если лицо девушки покрыто оспинами либо она косит…

– Ничего подобного, сынок! Во внешности невесты ничто не должно внушать ему неприязнь. Будет весьма приятно, ежели со временем они смогут преисполниться нежными чувствами друг к другу.

– Боже мой! – подскочив на месте, воскликнул Кит. Теперь его глаза уже не светились от веселья. – Ваш брак с отцом был как раз таким! И подобного будущего вы желаете для Эвелина?

Маменька ответила не сразу. Когда она заговорила, голос ее прозвучал немного сдавленно:

– Мой брак отнюдь не был таким, Кит. Твой отец полюбил меня по-настоящему. Фенкоты говорили, что его околдовали, но никто не мог поколебать его в намерении взять меня в жены. Тогда мне исполнилось всего семнадцать, а твой отец был красив, полностью отвечал мечтаниям любой школьницы такого возраста. Однако члены его семьи были правы: мы плохо подходили друг другу.

– Я не знал, – уже другим тоном произнес Кит. – Извините, маменька! Не стоило мне говорить в таком тоне, однако вы не рассказываете всей правды. Что за ерунда! С какой стати Эвелин решил остепениться и обзавестись семьей так, словно ему тридцать четыре года, а не двадцать четыре? Вздор!

– Я говорю правду! – возмутилась графиня, но, прочтя недоверие на лице сына, добавила: – Может, не всю…

Молодой человек, не сдержавшись, улыбнулся.

– А теперь скажите всю. Чуть раньше вы, маменька, заявили, что вина лежит на дядюшке Генри… и вас. Каким образом ваши действия могли принудить Эвелина заключить брак по расчету? Дядя не имеет власти над средствами, выделяемыми брату. Эвелин не обязан отчитываться перед ним в том, какой образ жизни ведет. Единственная власть, которой дядя Генри обладает над Эвелином, заключается в праве отказать своему племяннику распоряжаться его основным капиталом.

– Однако мой мальчик именно это и хочет сделать, – заявила маменька. – Ну, возможно, я ошибаюсь, но в любом случае Эвелин жаждет поскорее избавиться от всех хлопот и неприятностей, связанных с моими долгами.

– Что ж, если вы о долгах, то… А разве за мисс Стейвли дают богатое приданое? Не думаю, будто Эвелин настолько наивен, чтобы считать, что ему позволят распоряжаться ее имуществом по своему усмотрению. Весьма сомневаюсь.

– Эвелин ни за что на такое не пойдет, даже если ему предоставят все необходимые права. Мой мальчик хочет оплатить мои долги из личного состояния. Он говорит… Ты тоже мне говорил… Ну, он полагает, папа должен был давно погасить все счета. Теперь это его долг перед отцом. Эвелин против того, чтобы ставить вашего дядю в известность… Вот он и поехал повидаться с сэром Генри, хотел убедить его закончить срок попечительства раньше времени. Он говорил, что уже совершеннолетний, а такое обращение, словно со школьником, ему претит. И это правда, Кит!

– Знаю, мама. И что дядя ответил на это?

– Ну, разговорчивостью он не отличается. Сэр Генри сказал только, что ему и самому хотелось бы отделаться от столь двусмысленной обязанности. Как только Эвелин остепенится и заживет размеренной жизнью, дядя с радостью оформит свой отказ надлежащим образом. После этого сэр Генри нанес мне визит. Надо отдать ему должное: он вел себя куда менее чопорно и строго, чем обычно, вполне доброжелательно отзывался об Эвелине, говорил, что у него много достойных качеств; несмотря на излишнюю беззаботность и беспорядочность в отношениях с женщинами, твой брат не позволял себе по-настоящему дурных поступков и не связывался с компаниями сомнительной репутации, что становится сущим наказанием, когда имеешь дело с современной молодежью. Потом дядя сообщил: он был бы рад увидеть его женатым на девушке с добродетельным характером, так как уверен, что женитьба помогла бы ему остепениться и стать более ответственным… хотя, вероятно, и не таким образцовым, как ты, мой мальчик.

– Премного благодарен, маменька. Что побудило его сказать подобную чушь? Вы, случайно, не рассердились на него за это?

Графиня рассмеялась.

– Нет. Мне даже захотелось обнять сэра Генри за то, что он столь высоко отозвался о тебе. К тому же его слова соответствуют истине… Я не считаю тебя образцом добродетели, но это не повод выглядеть таким…

– Занудой? – подсказал матери неблагодарный сын.

– Несносный мальчишка! Все, что я и твой дядя хотим сказать: ты более надежен, чем Эвелин. На тебя всегда можно было рассчитывать. И перестань все время шутить! Дело серьезное! – Она смотрела на сына, доброжелательно улыбаясь. – Я знаю, что легкомысленна, но отнюдь не в тех случаях, когда что-то касается моих сыновей. Заверяю тебя в этом. Я готова на любую жертву… Вот думаю… Не стоит ли вновь поменять обои в комнате? Можно сделать ее голубой либо розовой… или бледно-желтой… Не важно. Говорят, зеленый цвет приносит несчастья. В последние месяцы мне удивительно не везет, и это самым плачевным образом отражается на бедном Эвелине. Я полагала, что, если бы смогла выиграть целое состояние, всем его неприятностям пришел бы конец. Вот только фортуна ни разу не приняла мою сторону. Сей факт заставил меня призадуматься. Часто можно слышать о людях, проигравших целое состояние, но я ни разу не слышала, чтобы кто-то выиграл его в карты. Это весьма удивительно. Куда деваются проигранные состояния?

– Уж точно не переходят к вам, маменька. Об этом я осведомлен как нельзя лучше. Пожалуйста, не стоит менять здесь обои! Ремонт обойдется в кругленькую сумму.

– Я не пожалею ни единого потраченного пенни, – честно призналась графиня, а затем уже более жестко добавила: – Никак не пойму, с какой стати поднимать из-за этого столько шума.

– Ничего, матушка, – с трудом сохраняя спокойствие, произнес Кит. – Только ничем больше не жертвуйте ради Эвелина. Я уверен, ваши жертвы не помогут ему.

– Меня тревожит другое. Все это не так просто. Когда я говорю тебе, что дело серьезное, то не думаю о деньгах и моих долгах. По правде сказать, не вполне понимаю, как мы опустились до столь низменных материй. Кит! Я ничего не стала открывать твоему дяде Генри, но от тебя у меня секретов нет. Ты полагаешь, что мной движет корыстолюбие, когда я ратую за этот брак? Ни в коем случае! Я лишь желаю моему сыну душевного спокойствия. Сэр Генри заявил, что его попечительству настанет конец после благополучного заключения такого союза. Это как раз то, в чем Эвелин сейчас крайне нуждается. Лично я не нахожу в том никакого корыстолюбия. Сэр Генри заверил меня, что с самого начала сомневался в правоте брата по поводу этой самой опеки, но счел волю моего покойного мужа священной, поэтому принял на себя обязательства. Не подлежит сомнению, что Эвелин считает весьма важным для себя иметь право в полной мере распоряжаться собственным наследством, но это не имело бы слишком большого значения для меня, если бы я не понимала всей правоты слов твоего дяди. Честно говоря, я даже не задумывалась об этом прежде. – Графиня на пару секунд умолкла, а меж ее бровей пролегла складка. – Никто так хорошо не понимает Эвелина, как ты, Кит, вот только ты столь долго отсутствовал в Англии, ездил по заграницам, что, пожалуй, не вполне в курсе дел… О, дорогой, так трудно все объяснить!

Взгляд молодого человека стал серьезным и внимательным. Теперь он не сводил глаз с лица матери. Кит вновь присел рядом и сжал ей руку.

– Как раз я все понимаю. Но не могу объяснить то чувство, которое у меня появилось уже давно… Мне показалось, дома не все ладно. Я так и не понял, что же это может быть, поэтому решил, что ничего непоправимого не произошло.

– Твой брат такой неугомонный и беспокойный, – затараторила вдова. – Нет, я не совсем правильно выразилась. Эвелин говорит, что любит шумное веселье, но я-то полагаю, что все его проделки проистекают от безумной скуки, оттого, что он никак не найдет себе занятия по душе. Когда сэр Генри заговорил о том, будто Эвелин остепенится и станет наконец ответственным джентльменом, я сразу поняла – твой дядя совершенно прав. Полагаю, если сын женится и сможет самостоятельно управлять своим имением… Не говоря уже о собственных детях, хотя мысль о том, чтобы стать бабушкой в столь раннем возрасте, для меня отнюдь не является особо приятной… Ну, короче говоря, мне кажется, в этом случае Эвелин будет вполне доволен жизнью и перестанет чудить. У него появятся дела, которые займут его, ты ведь знаешь, каков твой брат, Кит. Он никогда не будет доволен жизнью, коль скоро не найдет себе занятия по душе. А при теперешнем положении всю свою жизненную силу Эвелин тратит на мелкие проказы. Я отношусь к этому совершенно безразлично, лишь бы только он не особо сильно хандрил… Не думаю, что надолго… А ты как полагаешь, Кит?

– Нет… Но я не вполне уверен, что правильно вас понял, маменька.

Миледи мягко сжала руку Кита.

– Я уверена, ты меня поймешь… Когда сэр Генри заговорил о благотворном влиянии женитьбы на Эвелина, ведь она будет способствовать его взрослению, я, поразмыслив, сразу же подумала о Кресси.

– Кресси?

– О Крессиде… мисс Стейвли… По всем статьям она подходит Эвелину как нельзя лучше. Молодая женщина, а не глупенькая школьница, полная романтических иллюзий. У нее ясный ум, как выразился бы по этому поводу сэр Генри, хотя при том, уверяю тебя, назвать Кресси синим чулком никак нельзя. Говорить, что она писаная красавица, я бы не стала, но девушка, без сомнения, весьма миловидна, хорошо сложена и к тому же обладает утонченным эстетическим вкусом. На роль супруги Кресси подойдет куда лучше, чем в свое время подошла я. Она никогда не даст Эвелину повода стыдиться ее.

– А как же произошло, что столь идеальное творение природы осталось лежать на полке невостребованным? – с явным недоверием в голосе спросил Кит.

– Я бы о ней так не отзывалась. Конечно, Кресси уже перевалило за двадцать, из-за чего у тебя может сложиться превратное впечатление, будто бы никто никогда не делал ей достойного предложения руки и сердца. Не впадай в заблуждение. Когда бабушка начала вывозить ее в свет, несколько вполне респектабельных джентльменов предлагали ей замужество, но Кресси отказала всем, потому что считала своим долгом оставаться с отцом. Она говорила, будто не встретила ни одного джентльмена, столь же достойного, как ее отец, но правда заключается в том, что Кресси – единственная дочь в семье и все домашнее хозяйство держится на ней с шестнадцати лет. К тому же ее родитель души не чает в дочери.

– И что вызвало охлаждение его чувств к ней?

– Полагаю, чувства лорда Стейвли остались неизменными. Вот только отец боится, что тот образ жизни, который он сейчас ведет, самым негативным образом повлияет на его дочь. А что еще ему следовало делать, если, несмотря на довольно солидный возраст, когда, казалось бы, всякие чудачества позади, лорд Стейвли связывает свою жизнь с женщиной не намного старше его дочери. Зачем было жениться на ней? Не понимаю… Я никогда не была слишком высокого мнения о его умственных способностях. Когда меня только вывезли в свет, он воспылал ко мне страстью и вел себя как сущий безумец. А я-то думала, что с годами он возмужал и набрался благоразумия… Но позволить Альбинии Гиллифут окрутить себя… Я серьезно начинаю сомневаться в его здравомыслии. Она заставит его ежечасно плясать под свою дудку. Уверена, очень скоро лорд Стейвли пожалеет о своем сумасбродном решении. Альбиния ревнива, словно кошка, ревнует даже к бедняжке Кресси.

– Как я понимаю, вследствие этого обстоятельства девушка с радостью восприняла сватанье Эвелина?

– Разумеется. Для нее это произошло очень вовремя… подарок фортуны…

– Надеюсь, она придерживается того же мнения.

– Так, по крайней мере, думаем мы с твоим дядей. Когда я упомянула имя Кресси, он, можно сказать, одобрил мой выбор. – Глаза миледи сверкнули весельем. – Он сказал, что никогда не подозревал во мне столько здравомыслия. Сэр Генри заявил – у девушки безупречный и весьма сильный характер.

– А что по этому поводу думает Эвелин? – с вежливым интересом в голосе спросил Кит.

– Твой брат заверил, что она как раз та кандидатка, о которой он и сам подумывал. Не считай, будто я настаивала на этом браке, Кит. Я даже сказала, чтобы он не делал мисс Стейвли предложение, если она ему не по душе. Эвелин не особо хорошо с ней знаком, хотя она довольно часто наносила мне визиты и я время от времени сопровождала Кресси на балы. Ведь я все-таки ее крестная. Покойная мать Крессиды была моей близкой подругой… Почему-то Эвелин никогда не уделял Кресси особого внимания.

– Совсем не похоже на моего братца.

– Если ты полагаешь, что она не из тех девушек, в которых Эвелин легко влюбляется и которых столь же легко бросает, то тем лучше! Твой брат думает, что они прекрасно поладят друг с другом. Я придерживаюсь того же мнения. Он не хочет чувствовать себя связанным по рукам и ногам, а Кресси, уверяю тебя, не будет устраивать скандал, если у мужа появятся небольшие увлечения на стороне. В некотором роде она уже морально готова к этому. Я могу назвать тебе имена по крайней мере трех любовниц лорда Стейвли, и, будь уверен, Кресси хорошо осведомлена о том, что ее отец является тем еще волокитой. Возможно, это тебе и не придется по душе, но, Кит, я уверена: Эвелин принялся за дело со всей серьезностью. Мне не нужно говорить тебе – ничто на свете не в состоянии заставить твоего брата отказаться от намеченной цели, когда на его лице появляется то самое особое выражение. Не знаю, какие между ними были объяснения, однако после Эвелин заверил меня, что считает себя везунчиком. Я уверена в том, что твой брат ни за что бы не отказался от своих планов… Помню, Эвелин сказал: он вернется из Рейвенхерста заблаговременно, чтобы привести себя в порядок для знакомства со старой леди Стейвли. Если он не вернется завтра, его песня будет спета. Старуха воспримет это как преднамеренное оскорбление, и я, признаться, пойму ее. Только подумай, какая это будет вопиющая бестактность с его стороны! В таком случае Эвелину придется брать себе в жены девушку не столь подходящую ему во всех отношениях, а потом всю оставшуюся жизнь страдать от последствий. Кит! Что же мне делать? Если с ним ничего плохого не приключилось, боюсь, наш Эвелин попросту забыл о предстоящем званом обеде на Маунт-стрит. Такое и прежде случалось. Этого ты не можешь отрицать.

Поскольку на ум мистера Фенкота уже некоторое время назад пришло подобное объяснение странного поведения брата, он ничего не стал отрицать, а лишь добросердечным тоном промолвил:

– Если брат вовремя не вернется, следует сообщить лорду Стейвли, что Эвелин внезапно заболел.

– Я уже и сама подумывала об этом, но ничего у нас не получится. Коль Эвелин смог уведомить меня, то почему, господи прости, он не смог бы уведомить свою будущую родню на Маунт-стрит?

– Слишком разболелся и не в состоянии был написать. Послал с известием своего слугу, – быстро сообразил Кит.

– Из всех советов самый недальновидный, – возразила графиня. – Случись такое и вправду, я тотчас же приказала бы закладывать карету, но, честное слово, никуда сломя голову мчаться не собираюсь. К тому же вдруг скажу это, а Эвелин появится на следующий день вполне здоровый… Что мне тогда делать, когда он, не сообщив мне о своих намерениях, будет наносить визиты полдюжине своих знакомых, если не больше?

Молодой человек улыбнулся.

– И такое возможно… Тогда ваша маленькая выдумка лишь послужит причиной фиаско.

– Не шути так, Кит! Я пребываю в сильнейшем расстройстве чувств.

Сын обнял мать.

– Не огорчайтесь, матушка. Если он не приедет, я всегда смогу заменить брата…

 

Глава 3

Необдуманные слова, произнесенные с единственной целью – стереть горестное выражение с лица маменьки, имели неожиданные и далеко идущие последствия. Прежде безвольно повисшее в объятиях сына тело женщины внезапно напряглось. Леди Денвилл оторвала голову от плеча Кита и уставилась на него широко открытыми глазами.

– Кит! Это то, что нужно! – выдохнула она.

Слова матери встревожили молодого человека.

– Я ведь только пошутил, маменька!

Миледи, пропустив эту фразу мимо ушей, горячо обняла его.

– Мне следовало знать, что ты придешь на помощь! Как я сама не додумалась? Родной мой!

Мистер Фенкот слишком поздно понял, что допустил чудовищную ошибку, и поспешно бросился исправлять положение:

– Ерунда! Я всего лишь пошутил. Как я смогу заменить Эвелина?

– Сможешь, Кит! В прошлом вы только тем и занимались!

– Тогда мы были всего лишь несносными мальчишками, падкими на всяческие проказы. Мама! Вы не можете не видеть, что сейчас дела обстоят немного иначе. Даже если оставить в стороне все другие аргументы, как я могу выдать себя за Эвелина при столь многолюдном собрании?

– Легче легкого, – не согласилась с ним графиня.

– Маменька! Молю вас быть благоразумной! Полагаю, на этом званом обеде будут все члены их семьи. Лорда Стейвли я, пожалуй, узнаю, но как быть с другими? Я уж из скромности умолчу, что в глаза не видел девушки, с которой помолвлен Эвелин.

Матери доводы сына показались неубедительными.

– Ты узнаешь Кресси, поскольку она будет встречать тебя вместе с отцом и его новой супругой. Что же касается остальных, то Эвелин тоже им не представлен.

– А мисс Стейвли? Неужели она не заметит подмены?

– Уверена, что нет, – жизнерадостно ответила сыну графиня. – Девушка не слишком близко знакома с Эвелином. Единственный раз они виделись наедине, когда он делал ей предложение. К тому же Кресси не предполагает встретить тебя в Лондоне. Это очень важно!

– Конечно, не предполагает, но…

– Нет… Ты не понимаешь, дорогой. Никому не придет в голову, что перед ним ты, а не Эвелин, так как никто не знает, что ты вернулся в Англию. Наша затея была бы гораздо более сложной, если бы ты постоянно жил в Лондоне. Тогда люди всякий раз задумывались бы, с кем из братьев они сейчас беседуют. Надеюсь, ты помнишь, как обстояли дела до твоего отъезда на континент. Люди, которые знали вас с колыбели, спрашивали, когда кто-нибудь из вас входил в комнату: «А это который из них?» Тогда всегда был шанс ошибиться. Все постоянно присматривались к вам, стараясь заранее определить, кто же это на самом деле. Но со времени твоего отъезда прошло три года. Теперь никто не задумывается над тем, действительно ли перед ним Эвелин. Ты сейчас должен быть в Вене, поэтому все решат, что перед ними – твой брат. Сам Всевышний, должно быть, сподобил тебя приехать в столь немыслимый час, никого не ставя в известность. Ни одна живая душа не заподозрит, что ты прибыл в Англию.

Мистер Фенкот был склонен полагать, что не Всевышний, а злой дух повинен в этом, но оставил такую мысль при себе, решив вместо этого приложить все старания для того, чтобы изложить своей дорогой родительнице всевозможные причины, делающие подобного рода авантюру неосуществимой. Однако его усилия пошли прахом. Чем дольше леди Денвилл рассуждала на эту тему, тем все больше ей нравилось задуманное. Реплика Кита по поводу того, что подобная затея сродни безумию, была встречена жарким восклицанием:

– Как раз наоборот! Именно это и есть наилучшим во всей истории. Никто не заподозрит нас в столь экстравагантном обмане!

– Не экстравагантном, а наглом!

Графиня настороженно посмотрела на сына.

– Кит! Меня с самого начала мучили сомнения, когда ты поступил на дипломатическую службу. Я терзалась страхами, что ты сможешь стать похожим на сэра Генри. Что ж… Мои опасения оказались не лишены оснований. Дорогой! Мне неприятно говорить тебе такие вещи, но я буду ужасно страдать, если ты станешь чопорным и черствым.

– Маменька! – воскликнул огорченный Кит. – Разве я чопорный? Разве у меня сухой, черствый характер?

– Нет, дорогой, – гладя его по руке, ответила она. – Однако я считаю своим материнским долгом вовремя тебя предупредить, ибо начинаю замечать в твоем характере эти пагубные склонности. Пока ты еще не похож на своего дядюшку, но когда с твоих уст слетело это словечко «наглый», ты до ужаса напомнил мне сэра Генри. Прежде, до тех пор, пока ты еще не выбрал себе карьеру дипломата, подобными глупостями ты не страдал. Всегда охотно брался за всякие наглые розыгрыши. И никаких возражений!

– Я был тогда на три года моложе, маменька.

– Эвелин тоже, но он ничуть не изменился. На твоем месте он бы ни секунды не сомневался, не думал бы о светских приличиях, не побоялся бы пойти на риск. Что с тобой случилось, сынок?

– Тому виной дипломатическая служба и нехватка мужества. Вы родили на свет весьма неуверенного в себе сына, чье сердце не тверже пудинга.

– Не верю! – заявила графиня.

– Благодарю за высокое мнение обо мне. Весьма неловко вас разочаровывать, но, когда я думаю о званом обеде в доме лорда Стейвли, где я должен появиться в личине Эвелина, то начинаю дрожать, как бланманже.

Матушка рассмеялась.

– Нет, Кит! Это просто невозможно! Ты никогда не был трусом. Пожалуй, ошибочно принял свою осторожность за страх… – Графиня прикоснулась рукой к щеке сына, заставив его повернуть голову так, чтобы у нее была возможность смотреть ему прямо в глаза. – Не обманывай меня, непослушный мальчишка! Говори правду. Ты боишься, что не осилишь задачу?

Он помедлил с ответом.

– Пожалуй, я справлюсь, если это только на один вечер, а люди, с которыми мне предстоит общаться, не знакомы с Эвелином близко, не знают всех особенностей поведения брата… Да, без сомнения, справлюсь… И я не превратился в чопорного педанта, поэтому смогу получить толику удовольствия от такого необычного розыгрыша.

– Замечательно! – победно воскликнула графиня. – Я знала, что мой сын не мог настолько сильно измениться!

– Нет, конечно, но одно дело, маменька, устраивать веселые розыгрыши в кентерберийском духе людей, которые не обидятся, даже если все станет явным, но обуть чужие башмаки с совершенно определенной целью и пытаться разыграть людей посторонних… Только представьте, как оскорбительно это будет по отношению к мисс Стейвли!

– Отнюдь. Во-первых, она ничего не узнает, а во-вторых, девушка почувствует себя по-настоящему оскорбленной, если ты не заменишь Эвелина. Подумай, сколь унизительно объяснять всем своим родственникам, которые приглашены на званый обед, что ее жених просто не соизволил почтить их собственным присутствием. Окажись на ее месте, я была бы рада и счастлива, что Эвелину нашлась замена. – Сжав руку сына, графиня добавила: – Кит, сделай это ради Эвелина! Он бы выручил тебя, если бы ты попал в подобную ситуацию.

Сомневаться в том не приходилось. Эвелин еще бы от души повеселился, изображая Кита. При этой мысли Кит улыбнулся.

– Только на один день, – продолжала уговаривать его леди Денвилл.

– Если бы можно было надеяться, что лишь на один день… А что, ежели наш маскарад затянется? Долго под маской Эвелина я не продержусь. Всегда есть вероятность наткнуться на закадычных приятелей брата. С некоторыми я просто не знаком.

– Если Эвелин не вернется через пару дней, мы всегда сможем сказать, что тебе нездоровится либо ты вынужден уехать из города по делам. Но он приедет, Кит! Слово чести, у меня сильное предчувствие, что он вернется уже завтра.

– Дай-то Бог! – пылко воскликнул Кит.

– Как бы то ни было, мы должны быть готовы к любым неприятным неожиданностям, дорогой. Я вот сейчас подумала, что, пожалуй, это даже лучше, если на званый обед поедешь ты, а не он. Я очень боюсь, что старая леди Стейвли наслушалась россказней о его похождениях. Она может подумать, будто Эвелин – весьма взбалмошный молодой человек, настоящий повеса и дебошир, что, конечно, не соответствует истине. Слухи обычно многократно преувеличивают действительность. Эвелин знает, как следует себя вести с леди Стейвли, но полагаю, ты гораздо лучше справишься с этой задачей, ибо ты дипломат и знаешь, как надо говорить и держаться на официальных приемах. У Эвелина твоего опыта нет. Не буду скрывать от тебя, Кит, – все тетушки, дядюшки, двоюродные братья и сестры Кресси могут оказаться теми еще занудами. У каждого в семье полным-полно зануд. Я опасаюсь, как бы Эвелин, чего доброго, кого-то из них невзначай не обидел либо в какой-то момент, потеряв терпение, не улизнул от них пораньше. Это будет иметь фатальные последствия для его планов.

– Если Эвелин не вернется завтра, я сверну ему шею, коль скоро он появится, – хмуро произнес Кит. – Если же он вернется, то ни брат, ни вы, моя дорогая маменька, не уговорите меня пойти вместо него. Лишь крайняя необходимость может склонить меня к столь небезопасной авантюре.

– Сынок, будем надеяться, что такая необходимость не возникнет! – вполне жизнерадостно ответила маменька. – Но в случае, ежели необходимость все-таки возникнет, ты же не откажешься ненадолго стать Эвелином? До приезда брата. Каким бы рассеянным он ни был, а дорогу домой Эвелин помнит. Считаю, крайне неразумно вводить слуг в курс дела.

– Боже правый, матушка! Не думаете ли вы, что они меня не узнают?

– Горничные и лакеи наверняка не узнают. Бригг тоже не узнает, ведь в последние годы он стал совсем близоруким и глухим. Нам следовало бы давно нанять молодого дворецкого, но когда Эвелин только намекнул старику, что он должен уйти, Бригг, несмотря на то что ему положили неплохое вспомоществование, впал в черную тоску и уныние. Эвелин пожалел его и был вынужден оставить все как есть.

– А как насчет миссис Динтинг? – спросил Кит.

– А с какой стати ей что-нибудь подозревать? Если ты встретишь ее, поздоровайся, как сделал бы Эвелин… небрежно… ну, ты знаешь. Будь уверен! Экономке и в голову не придет, что перед ней не Эвелин. Она ни за что не поверит, что после стольких месяцев разлуки Кит первым делом не зашел бы к ней узнать местные сплетни. Ей скажут, что Эвелин дома. С какой стати миссис Динтинг сомневаться в правдивости этих слов?

– Кто ей скажет? Вы, маменька?

– Нет, глупенький мой! Слуги увидят, что свеча, оставленная в вестибюле на столике, взята. Утром, когда ты проснешься, все будут знать, что хозяин вернулся.

– И даже Фимбер? Вы думаете, и он меня не узнает? Не витайте в облаках, маменька. Человека, который служит у нас камердинером с тех времен, как мы были мальчишками, вокруг пальца нам не обвести.

– Вовсе я не витаю в облаках! – возмутилась графиня. – Я как раз хотела сказать, что мы должны посвятить Фимбера в наш план.

– А еще сказать Челлоу, второму кучеру и всем прочим конюхам…

– Ерунда, Кит! Челлоу сказать можно, но другим-то зачем?

– А затем, что фаэтон и четыре лошади со счета сбрасывать не стоит.

Пару секунд графиня обдумывала слова сына.

– И то верно. Мы должны открыться Челлоу. Полагаешь, он не сможет придумать что-нибудь правдоподобное? Помнишь, как убедительно он врал, когда папа пытался узнать у него, что ты делал во время своих самовольных отлучек из дома?

– Мама! Я хочу спать, – сказал Кит. – Не думайте, будто вы сумели меня переубедить, но, если я продолжу спорить с вами, у меня, боюсь, приключится сильнейшая мигрень.

– Бедный мальчик! Ты, должно быть, смертельно устал! – воскликнула графиня. – Ничто так не утомляет, как длительное путешествие. Все из-за огромного количества невзгод, которые выпадают на долю путешественника. Иди в постель, Кит. Когда ты проснешься, то почувствуешь себя гораздо лучше.

– Проснусь полным жизненных сил и жажды приключений. – Рассмеявшись, молодой человек чмокнул мать в щеку и поднялся со своего места. – Луна, похоже, подействовала на вашу рассудительность губительнейшим образом, но это не значит, что я не люблю вас всем сердцем, дорогая маменька.

Графиня улыбнулась сыну с самым безмятежным видом, а он отправился собирать оставленные на лестничной площадке вещи, чтобы отнести их в спальню брата.

Кит невероятно устал, поэтому, вместо того чтобы обдумать сложившееся положение, весьма щекотливое, кстати, заснул спустя пять минут после того, как задул свечу.

Через несколько часов его разбудил звук раздвигаемых штор. Кит приподнялся на локте, пытаясь понять, где он находится. Затем все вспомнил и снова откинулся на подушку, ожидая, какие еще неприятности готовит ему грядущий день.

Полог его кровати, поддерживаемый четырьмя столбиками, был отдернут с такой бесцеремонностью, что Кит понял: он, вернее, Эвелин уж точно впал в немилость своего камердинера.

– Доброе утро, Фимбер! Который час? – зевнув, промолвил молодой джентльмен.

– Доброе утро, милорд, – холодно ответил Фимбер. – Уже одиннадцатый час дня, однако, учитывая то обстоятельство, что вы, как я понимаю, вернулись поздно ночью, я решил не будить вас рано.

– Да уж… поздно приехал, – согласился Кит.

– Мне известно, милорд. Я просидел до полуночи, ожидая, не понадобятся ли вам мои услуги.

– Глупо. Следовало идти спать, – произнес джентльмен, сквозь полуопущенные ресницы наблюдая за камердинером.

Выражение холодности на лице слуги сменилось арктической стужей. Фимбер ответил, тщательно подбирая слова:

– Быть может, вашей светлости неведомо, что ваше длительное отсутствие вызвало беспокойство?

– Господи, нет. А должно было?

Беспечный ответ превратил лед в огонь.

– Милорд, где вы были? – осведомился Фимбер, отбросив в сторону свою язвительную официальность.

– А вам интересно?

– Нет, милорд, мне все равно, однако я полагаю, вы бы не отослали меня от себя, если бы дело, которым занимались, было таким безобидным, как вы пытались уверить меня. И вы не отослали бы потом Челлоу… Вам следует стыдиться того обстоятельства, что вы вовремя не послали весточку ее светлости. Ваша маменька совсем извелась неизвестностью. Из всего происходящего можно было предположить, что вас уже нет с нами на этом свете. А теперь, ваша светлость, прошу вас передо мной открыться. У вас неприятности? Только не пытайтесь меня надуть. Это у вас никогда не получалось.

– Не знаю, надеюсь, что нет, – честно ответил Кит.

– Всякое возможно, милорд. Главное, если дело серьезное, – откройтесь сейчас, и я постараюсь сделать все, что в моих силах.

– Я не могу вам сказать того, о чем и сам понятия не имею, Фимбер.

– Серьезно, милорд? – угрюмо промолвил камердинер. – Я рассчитывал, что ваша светлость знает – мне можно довериться во всем. По-видимому, я заблуждался.

Оскорбленный до глубины души, Фимбер, развернувшись, направился через всю спальню к тому месту, где Кит накануне бросил свой дорожный саквояж. Поздно ночью хозяин извлек оттуда лишь ночную сорочку и колпак, приведя содержимое в полный беспорядок. Неодобрительно бормоча что-то себе под нос, камердинер нагнулся, намереваясь распаковать вещи. Взяв в руки жилет, старый слуга быстро взглянул на Кита. Пару секунд он неодобрительно смотрел на молодого человека, а затем ойкнул.

– Мистер Кристофер!

Рассмеявшись, Кит стянул с головы ночной колпак.

– Думаю, вы единственный, кого я ни при каких уловках не смог бы обмануть. Как поживаете, Фимбер?

– Здоровье крепкое, сэр. Спасибо за беспокойство. Вы и впрямь не смогли бы долго водить меня за нос. Вы приехали, никого не предупредив! Какой замечательный сюрприз! Миледи уже знает?

– Да. Она услышала, как я поднимаюсь по лестнице, и встала, надеясь, что это мой брат.

– Ничего удивительного. Впрочем, ее светлость очень рада вашему приезду… я тоже…

Камердинер с заметным недовольством оглядел жилет, который все еще держал в руках, и фыркнул.

– Вы ни разу не заказывали себе ничего подобного, когда жили в Лондоне, мистер Кристофер. Не думаю, будто станете носить это здесь. А остальной багаж? Его привезет тот иностранец?

– Нет. Он будет доставлен конторой по перевозкам багажа. Франца я с собой не взял. Я знал, что смогу во всех своих нуждах положиться на вас. – Не получив немедленного ответа, молодой джентльмен озадаченно произнес: – Неужели вы хотите мне сказать, что я ошибся в своих надеждах, Фимбер?

Камердинер, казалось, очнулся от глубокой задумчивости.

– Прошу прощения, сэр! Я задумался. Конечно, я позабочусь о ваших потребностях, сэр. – Отложив забракованный жилет в сторону, Фимбер взял переброшенный через спинку стула сюртук молодого джентльмена. – Между прочим, польские сюртуки этого покроя давно вышли из моды, мистер Кристофер. И еще… Шляпы с низкой тульей уже никто не носит. Теперь все предпочитают высокие.

– Забудьте на время о моих старомодных обносках, – ответил Кит. – Во что вляпался мой братец?

– Я знаю не больше вашего, сэр. От всего происходящего меня бросает в дрожь. Не исключено, что это очередная причуда милорда, но я, признаться, весьма в том сомневаюсь. Миледи сказала вам, что он намерен остепениться, женившись?

– Матушка мне говорила, а вот брат в письме ни словом не обмолвился, – мрачнея, сказал Кит. – Что-то во всем этом сватании не дает мне покоя. Ну, надеюсь, вы не будете отнекиваться и расскажете все как на духу. Брат опять влез в долги?

– Нет, готов поклясться, что ничего подобного, – ответил Фимбер. – Никто лучше меня не знает, на что милорд способен, когда не в духе, однако на сей раз, уверяю, ничего такого. В загул он пуститься никак не мог, особенно сейчас, когда сделал предложение юной леди. Он говорил чистую правду мне и ее светлости, обещая вернуться через неделю. Милорд перед отъездом приказал мне пригласить на сегодня парикмахера. Он будет здесь в полдень, сэр.

– И какое отношение парикмахер имеет ко мне? – проказливо стрельнув глазами, осведомился Кит.

– Полагаю, волосы у вас излишне длинны, сэр. Его светлость предпочитает более коринфскую стрижку.

– Ладно. Перестаньте прикидываться. Лучше скажите: смогу ли я сойти за своего брата на сегодняшнем званом обеде?

– Ну, сэр, – не совсем уверенно произнес Фимбер, – эта мысль уже приходила мне в голову. Похоже, никто из наших не заметил, что вы вернулись. Иностранца вы с собой не привезли. О багаже можете не беспокоиться. Я обо всем позабочусь. О подобающем наряде тоже не стоит тревожиться. У его светлости одежды предостаточно. Что-нибудь модное найти не составит труда. Да и не впервой вам подменять его.

– Обстоятельства были другими. Я уже говорил об этом матушке.

Фимбер обратил возмущенный взгляд на Кита.

– Никогда бы не подумал, что доживу до того дня, когда вы откажете ее светлости и не придете на помощь брату. Вы всегда готовы были помочь, мистер Кристофер! Его светлость тоже. Ни разу за все годы, что я служу у вас, вы не задумывались о трудностях и последствиях.

– Я осведомлен об этом и ни минутки не колебался бы, сколь бы опрометчивым этот поступок ни казался мне при здравом размышлении, вот только не вполне уверен, что брат ожидает от меня именно такой помощи. У меня возникло сильнейшее подозрение, Фимбер, что меньше всего на свете он хочет жениться на мисс Стейвли. Если это так, то с моей стороны будет куда лучше попытаться расстроить предстоящий брак.

– Не надо, сэр. С какой стати в таком случае он сделал ей предложение? Вы же не считаете, что он мог намеренно обмануть бедную юную леди? Милорд никогда бы так не поступил. Признáюсь, иногда своими выходками он ставит окружающих в трудное положение, но милорд ни разу за все те годы, что я знаком с ним, не позволил себе поступить неблагородно.

– Пожалуй, меня больше интересует, как бы уговорить мисс Стейвли самой разорвать их помолвку. Будьте со мной предельно откровенны. Не пытайтесь убедить меня в том, что сложившееся положение вещей его не тяготит. Тяготит. Я уверен.

– Ладно, сэр, если уж вы взываете к моей откровенности, то полагаю, милорд не показался мне таким уж огорченным, когда я видел его в последний раз, хотя, после того как…

– После того как… Продолжайте! – нетерпеливо промолвил Кит.

Камердинер начал с преувеличенной аккуратностью складывать раскритикованный прежде жилет. Ответ его был довольно уклончив:

– Мне не следует, мистер Кристофер, обсуждать обстоятельства, которые, судя по всему, побудили его светлость сделать предложение мисс Стейвли, но вам, сэр, следует знать, что его решение не было вызвано сиюминутным всплеском эмоций, как вы могли бы выразиться… Отнюдь нет… Не воображайте себе, будто его светлость поддался внезапному капризу, а впоследствии мог пожалеть о содеянном, ибо это не так. Не могу утверждать, что это был его выбор, ведь его светлость в прошлом часто говорил мне, что не желает на всю жизнь с кем-то связывать себя узами брака, так как еще не встречал женщины, которая не наскучила бы ему до смерти после одного-двух месяцев близкого знакомства. Вначале я не особо обращал внимание на его слова, ведь считал, что с возрастом он станет более степенным, как вы, сэр. – Сделав паузу, камердинер бросил нерешительный взгляд на Кита, а потом все же продолжил: – Мистер Кристофер! Я еще никому не говорил этого, только вам сейчас скажу: меня беспокоит состояние духа его светлости. Дело в том, что в последнее время его светлость ведет себя еще более бесшабашно, чем в прежние времена, когда он заслужил репутацию первого шутника и любителя женского пола. Теперь он стал, как это называют, прожигателем жизни… И это меня отнюдь не радует…

Кивнув, Кит хмуро изрек:

– Когда брат скучает, он всегда впадает в дурное расположение духа, что приводит к всяческим эксцессам. Из-за чего все это?

– Не знаю, сэр. Быть может, он чувствует себя одиноким.

– Как так? У него же множество друзей!

– Конечно, их можно так называть, сэр, однако ни с кем из них его светлость не сошелся накоротке, никому из них он не станет изливать душу, как прежде бывало между вами. После вашего отъезда за границу его светлость стал другим. Никто этого не заметит, за исключением людей, очень хорошо знающих его. В чем эта перемена, право же, мне трудно объяснить на словах. Рискну предположить, разгадка в том, что вы близнецы. Его светлость ни с кем больше не откровенничал… Уверен, он не сыщет себе другого такого конфидента, как вы, чтобы излить душу, разве что найдет себе друга в своей жене… Не знаю, что чувствуете вы, сэр…

– Примерно то же самое, – тихо произнес молодой джентльмен. – Я и сам об этом задумывался, но, видите ли, у меня слишком много дел, чтобы хандрить, а брат томится от безделья.

– Так и есть, мистер Кристофер! В этом-то вся беда, и ее светлость вам обо всем подробно расскажет…

– Уже рассказала, однако я весьма сомневаюсь в том, будто его хандру способна излечить женитьба, особенно если учесть, что свою невесту он нисколько не любит.

– Согласен с вами, сэр, но если его светлость продолжит и дальше кутить в том же духе, то он до старости рискует остаться холостяком. Более того, если лорд Брамби узнает, с какой компанией водится его светлость, он, боюсь, не прекратит попечительство и на день раньше положенного срока. Простите, что говорю начистоту, сэр… Ваш отец действовал из лучших побуждений, однако он оказал вашему брату медвежью услугу, когда так обошелся с ним…

– Брат принял завещание отца слишком близко к сердцу… Как раз в то время он перестал со мной откровенничать, почти ничего важного не сообщал… Боюсь, завещание очень мучило его.

– Так оно и есть, сэр. Бесполезно было пытаться убеждать его, что следует доказать лорду Брамби собственную способность вполне рачительно управлять делами. Вы знаете, каков его светлость, когда горячится, а потом обижается. Он редко ездит к себе в поместья и совсем не интересуется происходящим, потому что ничего сделать без дозволения дяди не может. Я вижу, как это обстоятельство терзает его самолюбие.

– Неужели все настолько плохо? Черт побери! Лучше бы я остался дома! Не исключено, что мне удалось бы примирить его с дядей. Они никогда друг друга не любили, но мой дядя, думаю, разрешил бы Эвелину свободно распоряжаться в своих владениях, если бы брат захотел.

– Этого было бы недостаточно. Его светлости подавай или все, или ничего.

После паузы Кит заметил:

– И ради полного права распоряжаться своим наследством брат задумал этот брак без любви…

– Вы можете считать как угодно, сэр, но многие из таких союзов оказывались вполне удачными. Мне говорили, что мисс Стейвли – очень достойная молодая леди, без ветрености в голове. Меня не удивит, если его светлость со временем полюбит ее.

– Дай-то Бог.

– Вот именно, сэр. Я сейчас пойду за вашим завтраком. Мне кажется, не надо рисковать. Вам, сэр, не следует показываться внизу, пока мистер Клент не придаст вашим волосам новый вид. Очень удачно, что не придется подгонять верхнюю одежду его светлости под вашу фигуру, ведь это было бы весьма сложно, учитывая, как мало времени у нас осталось.

– Очень удачно для брата, но отнюдь не для меня, – пробурчал в ответ Кит.

 

Глава 4

Незадолго до восьми часов вечера городская карета лорда Денвилла, элегантного вида экипаж с дверцей, украшенной гербом его светлости, выехала на Маунт-стрит, чтобы высадить на ней своего одинокого, настроенного до крайности хмуро пассажира.

По внешнему спокойствию его лица посторонний человек ни за что не догадался бы, каких усилий стоило матери и камердинеру уговорить молодого джентльмена согласиться на этот, как он выразился, возмутительный маскарад.

Фимбер и мистер Клент потрудились на славу. Мистер Клент, настоящий мастер своего дела, придал волосам мистера Фенкота модную коринфскую стрижку, сделав вид, что верит, будто бы изрядная длина блестящих локонов его светлости – следствие длительного отсутствия в Лондоне. Целый час Фимбер показывал Киту, как следует завязывать галстук на излюбленный его братом манер. Между делом камердинер сообщил, что столь замысловатый способ завязывания галстука называется Тronе d’amour. Раздосадованный мистер Фенкот едко заметил, что при данных обстоятельствах это по меньшей мере неуместно. Также он неуважительно высказался насчет довольно скромного по размерам, но ужасно тугого накрахмаленного воротничка, ехидно заявив, что его брат превратился в отпетого денди. Камердинер в свою очередь со всем почтением и терпеливостью описал во всех красках высоту и жесткость наимоднейших в Лондоне воротничков. Мистер Фенкот, внутренне содрогнувшись, уступил, испытывая благодарность, что его еще не заставляют надевать на себя эти «шоры». По ходу дела молодой джентльмен сообщил, что знай он, в какой костюм ему придется переодеваться, словно он собрался на бал, а не на семейный обед, то никакие силы не заставили бы его уступить уговорам маменьки. Леди Денвилл прожужжала ему все уши, пытаясь объяснить, как важно произвести на пожилую миледи самое благоприятное впечатление, ибо эта почтенная особа склонна проникнуться неприязнью к любому молодому джентльмену, рискнувшему появиться на приеме в коротких штанах неподходящего фасона. Слова леди Денвилл, разумеется, не улучшили его расположения духа.

Наконец камердинер, рассудив, что пора положить край пререканиям, решительно низвел мистера Фенкота до положения школьника, стоящего перед суровым учителем. Фимбер строго заявил: довольно всей этой чепухи, пускай сэр лучше исполняет то, что ему говорят. Последним гвоздем в гроб сопротивления Кита стало утверждение – мистеру Кристоферу не стоит вести себя так, словно ему по долгу службы не приходится пять дней в неделю из семи быть при полном параде на официальных приемах. Помимо этого, ни он, ни миледи не желают слушать дальнейшие пререкания насчет того, что мистер Кристофер желает идти на Маунт-стрит пешком. Мистер Кристофер поедет в своем экипаже, как и подобает человеку его положения.

Вследствие всех этих треволнений, когда Кит, приехав с приличествующей графу пышностью на Маунт-стрит, вошел в особняк лорда Стейвли, он выглядел безукоризненно. Мало того, что на нем были надеты рубашка с пышным жабо, фрак с длиннейшими фалдами, бриджи до колен и шелковые чулки, что являло собой модный костюм всякого джентльмена, частого гостя балов, устраиваемых в «Олмаксе», Кит в дополнение ко всему нес под мышкой сложенную треуголку. В последний момент Фимбер сунул ему в карман фрака одну из табакерок брата, напомнив, что его светлость слывет большим любителем нюхательного табака.

Отдав треуголку лакею, мистер Фенкот поднялся вверх по лестнице и вошел в гостиную вслед за дворецким дородной комплекции, который громогласно возвестил о прибытии джентльмена. Сначала Киту показалось, что никак не меньше полусотни пар глаз пристально уставились на него. Впоследствии, правда, он понял, что немного завысил число гостей. Хозяин дома, единственный человек, которого он здесь знал, беседовал, стоя в кругу нескольких господ. При виде гостя лорд Стейвли направился в его сторону, желая поприветствовать будущего зятя. Кит заметил также двух юных леди, последовавших примеру милорда. Мистер Фенкот осознал, что его недостаточно проинструктировали: он не мог понять, кому же из двух этих особ его брат сделал предложение. На секунду Кит оробел, но затем заметил, что леди чуть выше ростом, модно одетая, с тщательно уложенными в замысловатую прическу светлыми волосами, находится в интересном положении. Черты ее лица хоть и отличались изрядной заостренностью, в то же время имели особую красоту. Едва сдержав вздох несказанного облегчения, Кит слегка поклонился ей и пожал руку с холодной уверенностью, которую, впрочем, вовсе не испытывал. Затем, повернувшись к ее спутнице, улыбнулся и поднес к губам протянутую для поцелуя руку. Кит полагал, что Эвелин, будучи опытным кавалером и тем еще волокитой, поступил бы именно так, но, поцеловав девушке руку, он столкнулся с новой проблемой… Как, черт побери, к ней обращаться? Называет ли брат свою невесту Кресси, или у них до сих пор более официальные отношения? Задержав на юной леди взгляд чуть дольше, молодой человек заметил, что она ведет себя немного скованно, должно быть, вследствие смущения. Кресси не красавица, однако премиленькая. Серые глаза. Пышные каштановые волосы. Хорошо сложена. Вот только всего этого недостаточно, чтобы привлечь к себе внимание Эвелина. Совсем не тот тип женщин, которые нравятся брату. Кит отпустил руку мисс Стейвли.

Пожилая старая дева, наблюдавшая за ними с алчным интересом, сообщила дородной матроне отнюдь не шепотом, а довольно громким голосом:

– Красавец, ничего не скажешь…

Удивившись и отнюдь не пылая при этом признательностью, Кит посмотрел в сторону старой девы, однако невольно встретился взглядом с мисс Стейвли. В глубине глаз девушки таилось едва скрываемое восхищение. Кит тотчас же решил, что мисс Стейвли, пожалуй, симпатичнее, чем ему представлялось вначале. Он улыбнулся, но лорд Стейвли не дал ему возможности заговорить.

– Идите за мной, молодой человек, – сказал хозяин дома. – Моя матушка очень желает с вами познакомиться.

Лорд Стейвли направился через просторную комнату к тому месту, где в большом кресле восседала вдовствующая леди Стейвли, с мрачным видом наблюдавшая за их приближением. Наслушавшись от маменьки панических излияний по поводу грозной и ужасной матроны, Кит в своем воображении представлял себе полную леди с крючковатым носом и бюстом внушительного объема. Богатое воображение сыграло с ним злую шутку. Вдовствующая особа оказалась тщедушной старушкой небольшого росточка с прямым носом и плоской грудью. Пальцы пожилой леди были скрючены подагрой, да и во всей ее внешности чувствовалась обманчивая хрупкость. На лице старухи не читалось и тени желания свести знакомство с лордом Денвиллом.

Когда лорд Стейвли представил ей своего будущего зятя, старуха лишь неопределенно хмыкнула, окинула молодого человека критическим взглядом с ног до макушки головы и только после этого нехотя протянула ему руку. Такое поведение вызвало у Кита всплеск врожденной веселости. Проказливые огоньки запрыгали у него в глазах.

– Большая честь с вами познакомиться, мадам, – скромно промолвил он и вежливо склонился над рукой старухи.

– Чушь говорите, юноша, – проворчала леди Стейвли. – Вы сын Уильяма Денвилла, как я понимаю… Вы не столь красивы, как ваш отец.

Лорд Стейвли нервно кашлянул. Излишне суетливая леди бесцветной наружности и неопределенного возраста, стоявшая подле кресла вдовствующей особы, умоляюще взглянула на Кита, издав слабый смешок. Кит видел, как напряглись окружающие. Это лишь позабавило молодого человека.

– Конечно, но мой родитель обладал исключительной красотой, мадам, – произнес он.

Окинув Кита испытующим взглядом, пожилая леди вновь попыталась вывести его из душевного равновесия:

– Мне говорили, что и в благопристойности вы ему тоже не ровня…

– Граф был исключительно благонравным джентльменом, – согласился с ней Кит.

Из-за спины послышался приглушенный смешок.

Бесцветная леди, изменившись в лице, произнесла голосом, в котором звучали нотки надвигающейся ссоры:

– Прошу, мама…

– Чего просишь? – резким тоном поинтересовалась вдовствующая леди Стейвли.

Ее сын, выведенный из ступора легким толчком локтя супруги, бросился на защиту образовавшейся в крепостной стене бреши:

– Граф! Я должен представить вас моей сестре Кларе. Кажется, вы раньше не встречались, хотя, полагаю, вы знакомы с леди Эбчестер, моей старшей сестрой.

Быстро окинув собравшихся взглядом, Кит увидел, что одна из стоящих чуть в стороне леди средних лет одарила его слабой улыбкой и слегка склонила голову, на которой красовался тюрбан.

– Да, – поспешно промолвил Кит и поклонился той, кого принял за Клару. – Я не имел удовольствия быть представленным. К вашим услугам, мадам!

– А это мой брат, – сказал лорд Стейвли, уводя Кита под руку подальше от своей язвительной матери. – Позвольте представить вам мистера Чарльза Стейвли.

– Это лишнее, Джордж, – тихим голосом довольно ворчливо произнес джентльмен. – Я знаком с лордом Денвиллом с тех пор, как он начал выезжать в свет.

Протянув Фенкоту два пальца для рукопожатия, Чарльз Стейвли сказал, что давно не встречал его в клубе. Похоже, чересчур легкомысленные уверения маменьки по поводу того, что никто на званом обеде не знаком с его братом, никто, за исключением отца невесты, оказались ложными. Теперь следовало действовать с еще большей осторожностью. Кит ответил, что в последнее время отсутствовал в городе. Лорд Стейвли представил его двум леди. Одна из дам заметила, что они прежде встречались, но, без сомнения, он запамятовал. Как и любой джентльмен, привыкший к балам, раутам и официальным приемам, Кит с честью вышел из затруднительного положения. Слава богу, неожиданное появление леди Эбчестер избавило его от дальнейших церемоний. Дама крепко пожала ему руку, а затем иронично попросила своего брата не издеваться над молодым человеком, знакомя с каждым членом их семейства.

– Все знают, кто твой гость, – съязвила леди Эбчестер. – Если же ему не известно, кто мы такие, то тем лучше. Знала бы я, что ты намерен пригласить всю нашу семейку, клянусь, ни за что бы не приехала… лорд Денвилл, уверена, тоже… Только законченному тупице невдомек, что такое столпотворение лишь рассердит маму. – Затем, отмахнувшись от брата, она обратилась непосредственно к Киту: – Не стоит бояться. Не знаю, какая блажь пришла в голову моему братцу, но, полагаю, вы никогда больше не встретитесь с доброй половиной этих старых перечниц. Как здоровье вашей маменьки?

– Превосходно, мадам. Она просила передать вам привет.

– Очень мило с ее стороны… с вашей тоже, – сказала леди. – Наше знакомство никогда не было особо близким… Итак, вы, молодой человек, собираетесь взять в жены мою племянницу. Желаю вам счастья. Если будете несчастливы, то не по ее вине.

– Мы будем счастливы, мадам, ибо моей вины, я убежден, тоже не будет.

– Вы за словом в карман не лезете, молодой человек, – заметила леди Эбчестер, имея в виду пикировку, случившуюся между ним и старой леди Стейвли. – Вижу, молодой Лактон хочет вам что-то сказать. Бог знает, что он здесь делает. Если он нам и родственник, то очень дальний. Как бы там ни было, полагаю, вам приятно увидеть среди незнакомых людей одно знакомое лицо.

Кивнув на прощание, леди отошла в сторону.

Обернувшись, Кит имел удовольствие лицезреть перед собой молодого человека, одетого словно денди. Незнакомец нерешительно топтался в нескольких шагах от него. На его устах засияла лучезарная улыбка. Мистер Лактон оттащил Кита в сторону.

– Я предупреждал тебя, Ден. Чертовщина какая-то! – затараторил он. – Сегодня утром почти уехал в Брайтон. Почему не уехал, до сих пор не пойму.

– Не решился? – предположил Кит.

– Не в том дело. Старая леди мной не интересуется. Я хотел переброситься с тобой парой слов. Ты не забыл то маленькое дельце, которое мы обсуждали?

– Нет, но, честное слово, я был слишком занят, чтобы думать еще и об этом.

– Что ты за человек! – возмутился мистер Лактон. – Не хочу на тебя давить, однако ты говорил, что дашь ответ через день.

– Что? – повысил голос Кит, впервые в жизни благодарный Богу за то, что его брат славится своей забывчивостью. – Мне пришлось срочно уехать, и все вылетело у меня из головы.

– Я так и думал. Я решил ничего не предпринимать. Не стану на тебя давить, Ден, но хочу знать ответ… Да или нет?

– Да, но не сейчас же, – возразил Кит. – Не подходящее место и не тот повод.

– Согласен, – с явным недовольством буркнул мистер Лактон. – Я нанесу тебе визит утром, хотя должен…

Звук обеденного гонга оборвал его речь на полуслове. К ним приблизилась леди Стейвли, завладела Китом и увела его от мистера Лактона.

За обеденным столом Фенкота усадили между хозяйкой дома и мисс Крессидой Стейвли. Он с облегчением заметил, что старуха сидит далеко от него, почти на противоположном конце стола. Было бы еще лучше, если бы и Крессиду усадили куда-нибудь рядом с бабушкой.

Первые десять минут его внимание полностью поглотила леди Стейвли, забавлявшая гостя оживленной светской беседой. Это не представляло собой опасности, потому что хозяйка дома не давала Киту и рта раскрыть. Иногда она, впрочем, задавала вопросы, но самые банальные, ответить на которые было проще простого. Мнение гостя ее, в принципе, не интересовало, она просто старалась произвести на жениха нужное впечатление. После непродолжительной беседы Кит понял, что имеет дело с человеком суетным и пустым. Ее постоянное хихиканье не на шутку начало раздражать его. Когда леди, отвернувшись, принялась болтать с мистером Чарльзом Стейвли, Кит почувствовал большое облегчение.

Рано или поздно ему из соображений приличия следовало побеседовать с Крессидой. Молодой человек счел за благо переговорить с ней за обедом. Может, тогда ему удастся избежать рискованных объяснений наедине. Кит взглянул на девушку. Слушая, что говорит ей сосед, сидящий по другую сторону, мисс Крессида слегка повернула к нему голову. Во всей осанке юной леди и выражении лица чувствовалось то, чего так не хватало ее мачехе, – спокойная уверенность. Леди Стейвли слишком уж фальшиво играла свою роль светской хозяйки. Чересчур долгое время пребывая в положении девушки на выданье, она просто не в состоянии была быстро вжиться в новую для себя роль. Нетрудно понять, почему мачеха ревнует к своей падчерице, которая благодаря своему спокойному нраву без труда справлялась с хозяйством в доме отца и легко умела развлечь его гостей.

Казалось, Крессида полностью поглощена разговором с соседом, но, заметив, что мачеха перенесла внимание на деверя, девушка ловко закончила разговор и, мило улыбнувшись, повернула головку к Киту.

– Жаль, что этот званый обед столь скучен. Он, должно быть, смертельно надоел вам.

– Отнюдь, – возразил Кит.

Девушка насмешливо посмотрела на него.

– Большое удовольствие, в самом деле?

– Я бы так не сказал, – вынужден был признаться Кит, – но по-настоящему скучные приемы – это официальные мероприятия, на которых вам приходится быть любезным с теми, с кем вообще не хотелось бы разговаривать.

Его слова удивили мисс Крессиду.

– Я полагала, вы никогда не посещаете подобного рода приемы.

– Не посещаю, чтобы избежать всей этой скукотищи, – постарался выпутаться из ловушки, в которую сам себя загнал по неосторожности, Кит.

– Обычно вы весьма успешно их избегаете, а когда вам это не удается, то, не желая умереть со скуки, приходите поздно, а уйти стараетесь как можно раньше, – задумчиво промолвила девушка.

– Злобные происки и клевета.

Девушка рассмеялась.

– Не думаете же вы, что, хотя мне редко доводится посещать подобного рода мероприятия, я не знаю и той репутации, которая закрепилась за вами? Вы являетесь сущим наказанием для хозяйки вечера.

– Не следует слушать злостных сплетников.

Улыбнувшись, мисс Стейвли покачала головой.

– На сей раз вы сможете с легкой душой уйти раньше. Бабушка не имеет обыкновения засиживаться допоздна. Однако, боюсь, она снова захочет побеседовать с вами. Вы сможете выдержать еще одну беседу в том же роде?

– С легкостью. Мне кажется, ее оговаривают. Признáюсь, ваша бабушка – леди весьма колкая, но отнюдь не горгона Медуза, всех вокруг превращающая в камень.

– Никогда я такого о бабушке не говорила, – поспешно сказала девушка.

Мистер Фенкот, чья храбрость была подкреплена чудесной едой и напитками, спокойно ответил:

– Возможно, не буквально, но, исходя из ваших слов, вывод напрашивался сам собой.

– Что вы за странный человек, милорд! – воскликнула юная леди. – Не хотите ли сказать, что насчет сегодняшнего званого обеда у вас не было самых дурных предчувствий? Вы, помнится, как-то обмолвились: одна мысль о том, что придется пройти сквозь строй моей расчудесной семейки, вселяет в вас трепет.

– Все из-за того, что мне на вашу семью наговорили, – не церемонясь, заявил Кит.

Мисс Крессида улыбнулась, однако меж ее бровей при этом пролегла складка.

– Но вы, я заметила, не дрожали даже перед тем, как решили, что вас ввели в заблуждение своими россказнями об ужасной леди Стейвли. Я полагала, бабушке удастся привести вас в трепет, но не тут-то было.

– По правде говоря, ей почти удалось смутить меня, однако я решил, что будет весьма некстати, если ваша бабушка заметит это.

– И то верно. Она презирает тех, кого смогла запугать. Теперь бабушка вполне может проникнуться к вам определенной симпатией.

– А вас она тоже может запугать? – поинтересовался Кит.

– Нет. Пожалуй, я также не спасовала бы, если что, но удобного случая проверить это не выпадало. Бабушка всегда ко мне очень добра…

На несколько секунд девушка умолкла, а когда заговорила вновь, тон ее стал более официальным. Видно было, что она тщательно подбирает слова.

– Лорд Денвилл! Когда вы оказали мне честь, предложив выйти за вас замуж, у нас был откровенный разговор, однако нас прервали… С тех пор нам так и не удалось продолжить прерванную беседу, – сказала мисс Крессида, взглянув на джентльмена. – Мне бы хотелось все разложить по полочкам до того, как я приму окончательное решение.

Молодой человек взирал на невесту брата поверх ободка своего бокала, но, заслышав эти слова, поставил его на стол и вопреки своей воле произнес:

– Я думал, вы уже приняли окончательное решение! Что-то не так?

– Боюсь, я ввела вас в заблуждение, – извинилась мисс Крессида. – В тот раз мне казалось, что да, но я не успела объяснить всех тонкостей. У меня была надежда, что я смогу увидеть вас перед званым обедом, однако вы уехали за город, а Альбиния… леди Стейвли разослала приглашения, не поставив меня в известность.

Бросив взгляд на Альбинию, Кит убедился, что женщина увлечена беседой со своим деверем, поэтому спросил напрямик:

– Идете на попятную, мисс Стейвли?

Нахмурившись, девушка задумалась.

– Вы сочтете меня глупой гусыней, однако, по правде говоря, я не знаю. Если бы Альбиния не появилась тогда так не вовремя…

– И не к месту, – хмыкнул Кит.

– Совершенно верно. Глупо вышло. Если бы она только знала, бедняжка… Пожалуй, между нами еще оставалась кое-какая неловкость, но мне показалось, что мы уже нашли взаимопонимание… впрочем, между нами пока много недомолвок. Когда вошла Альбиния, вы мне сказали, что следует оговорить одно важное условие, но не успели… Что вы имели в виду?

– Боже! Неужели я допустил такую бестактность? – удивился пораженный до глубины души Кит.

– Нет, никакой бестактности не было. Я же сама попросила вас вести себя со мной без церемоний… предельно откровенно…

– Похоже, я сполна злоупотребил предоставленной мне свободой, ибо даже в таком деле заговорил об условиях.

– Ну, помнится, вы употребили именно это слово, хотя я могу и ошибаться.

– Пожалуй, так оно и есть. Лично я ни о каких условиях не помню.

– Однако вы просто не могли напрочь позабыть обо всем, – возразила сбитая с толку девушка.

Кит засмеялся.

– Но я позабыл, следовательно, ничего важного сказать вам в тот день не собирался. Если бы нас не прервали, вы услышали бы из моих уст какую-нибудь банальность.

– Однако мне кажется, прерванный разговор оставил всех нас в неопределенности. Не могли бы вы заехать ко мне завтра в начале двенадцатого? Альбиния больше не помешает нам. Сразу после завтрака она намерена вместе со своей матерью ехать по магазинам. Что же до бабушки, то раньше полудня из своих покоев она никогда не выходит. – Решив, что ее жених медлит с ответом из-за нерешительности, девушка, слегка покраснев, добавила: – Вероятно, мне не следует об этом упоминать, но ситуация несколько затруднительная. Надеюсь, никто не сочтет дурным тоном, если я в моем возрасте и положении приму вас наедине?

– Ни в коем случае, – заверил ее Кит. – Я нанесу визит ровно в четверть двенадцатого. А если замечу перед парадным входом экипаж, ожидающий леди Стейвли, то спрячусь за фонарным столбом и затаюсь.

– Это уже напоминает интрижку, – рассмеявшись, произнесла девушка. – Не стоит так относиться к утреннему визиту.

А затем внимание мисс Крессиды привлек двоюродный брат, сидевший по другую сторону от нее. Девушка повернулась к нему. Спустя минуту хозяйка вновь принялась болтать с гостем.

Когда дамы удалились, слуги убрали со стола скатерть. Лорд Стейвли подсел к Киту и таким образом невольно спас его от поползновений мистера Лактона. Беседа стала общей. Поскольку застенчивость мистера Лактона помешала ему влезть в разговор старших, а мистер Чарльз Стейвли, которому уже давно перевалило за сорок, был лишь шапочно знаком с молодым лордом Денвиллом, Кит чувствовал себя вполне уверенно. Он с радостью задержался бы в столовой и подольше, однако лорд Стейвли, не желая, чтобы джентльмены слишком сильно налегали на вина, распорядился вскоре, чтобы гости присоединились к дамам.

В гостиной мнимый лорд Денвилл, естественно, стал предметом оживленной беседы. Мнения разделились. Одна компания под предводительством леди Стейвли пела дифирамбы его внешности и манере держать себя в обществе. Другая предостерегала Кресси от опрометчивого поступка, ибо выходить замуж за человека, имеющего репутацию заправского ловеласа, не дальновидно. Третья во главе с леди Эбчестер утверждала, что граф – весьма выгодная партия и Кресси в ее двадцать лет и с приданым в размере двадцати пяти тысяч фунтов стерлингов на большее рассчитывать не приходится.

Это вызвало яростные нападки на леди Эбчестер со стороны вдовствующей матроны. Сидя в своем кресле и опираясь на палку из черного дерева, старуха всем своим видом напоминала традиционную иллюстрацию ведьмы. Глаза старой леди Стейвли сверкнули, когда, сверля взглядом свою дочь, она язвительным тоном промолвила:

– Двадцать пять – это не считая того, что я ей могу оставить по завещанию.

Услышанное застало леди Эбчестер врасплох.

– Но… маменька, конечно, вы имеете полное право распоряжаться своими деньгами по собственному усмотрению, однако я сомневаюсь, что вы оставите большую сумму Кресси, когда у вас есть сыновья, которые надеются на вашу заботу. А еще у вас есть дочери. Лично я ни на что не рассчитываю… Элиза, полагаю, тоже, а вот Каролина и бедняжка Клара…

– Не надо, Августа, прошу! – со слезами на глазах взмолилась мисс Клара Стейвли. – Твои слова могут обидеть милую Кресси!

– Не плачьте, тетя, – беззаботно молвила Кресси. – Если бабушка оставит свое состояние мне, то я торжественно клянусь вернуть все деньги семье.

Вдовствующая леди хмыкнула.

– Не хочешь ли ты, часом, начать в семье гражданскую войну, девочка моя?

– И в мыслях не держу… А если тетя Августа не знает, что ничего подобного просто не может случиться, то я-то знаю, – подмигнув бабушке, бойко изрекла Кресси.

И вот в этот момент совсем некстати глуховатая кузина, имеющая весьма поверхностное впечатление о содержании беседы, кивнула девушке и произнесла тоном, в котором звучала решимость отстаивать собственное мнение:

– Я и сейчас говорю, и прежде говорила: он очень красив.

Пока произносилась эта реплика, двери распахнулись и Кит в сопровождении хозяина дома первым появился на пороге. Ему удалось сохранить безучастное выражение лица, но, встретившись взглядом с мисс Крессидой, молодой человек чуть плотнее сжал губы. Кресси отошла в дальний угол комнаты. При этом ее плечи странно подрагивали. Вдовствующая леди без обиняков сообщила глухой кузине, что та ужасно глупа, а затем властным тоном приказала Киту подойти и сесть подле нее. Мнимый лорд беспрекословно повиновался. Ему пришлось поближе придвинуть к пожилой леди одно из свободных кресел. Старуха резким тоном попросила Клару не вертеться у нее перед глазами, а остальным посоветовала продолжать беседу без нее. Верно рассудив, что это запрет вмешиваться в ее разговор с почетным гостем, родственники покорно отошли в сторону и, разбившись на небольшие группки, удалились в дальние углы просторной комнаты.

– Все они те еще сплетницы, – язвительно заметила вдовствующая леди, наблюдая за их тщетными усилиями возобновить прерванную светскую беседу. Затем старуха перевела взгляд на Кита. – Ну, молодой человек! Что интересного вы хотите рассказать о себе?

– Я предпочел бы ничего о себе не рассказывать, мадам, а не то, чего доброго, вы меня тоже сочтете сплетником, если я начну болтать о самом себе, – ответил Кит.

– Чепуха, – возразила старуха. – Вы, я вижу, за словом в карман никогда не лезете.

Кит, улыбнувшись, ответил:

– Ладно. Что вы желаете обо мне знать, мадам? Не думаете ли вы, что я сейчас зачитаю полный перечень моих пороков? Что касается достоинств, то вы, полагаю, не будете обо мне очень высокого мнения, если я теперь выложу их все перед вами.

– А у вас есть достоинства? – спросила старуха.

– Да, несколько достоинств и множество благих намерений.

– Ваш дядя Брамби примерно так и выразился в беседе с моим сыном. Вот только у меня очень хорошая память. Припоминаю, что милорд как-то сказал, будто бы ваш брат стóит дюжины таких, как вы.

Если бы Кит услышал это до обеда, он не смог бы, пожалуй, сдержаться, но теперь в достаточной мере набрался опыта, поэтому и ответил с непринужденной веселостью:

– Да, мой дядюшка очень привязан к моему брату. Знаете ли, мадам, Кит является его протеже.

Казалось, ответ молодого джентльмена вполне удовлетворил старуху, по крайней мере, она оставила эту тему и после непродолжительной паузы, окинув Кита пытливым взглядом, заметила:

– Я привыкла всегда выражаться предельно ясно, поэтому скажу вам прямо в глаза: я не в восторге от брака Кресси с вами. Лично к вам я не испытываю неприязни. На поверку вы оказались лучше, чем я думала, но на роль мужа моей внучки вы не совсем подходите.

Зная Эвелина, Кит вполне соглашался с мнением пожилой леди. Если уж начистоту, он мог бы прибавить, что мисс Стейвли не относится к той категории девушек, которые обычно заслуживают переменчивое внимание брата.

– Смею лишь надеяться, что смогу доказать – вы заблуждаетесь. Обещаю, я приложу к этому все мои силы, мадам.

– Вот что я скажу, – сухо произнесла вдовствующая леди. – Вы необыкновенно владеете собой, молодой человек. Для людей моего поколения это свидетельствует в вашу пользу. Я терпеть не могу ужаснейшее поведение, свойственное кое-кому из представителей теперешней молодежи. Лорд Брамби сказал моему сыну, что у вас нет таких изъянов, которые нельзя было бы исправить подходящим браком, но вы, мне передавали, излишне ветрены в своих привязанностях. Я не склонна судить вас чересчур строго, однако, если не вдаваться во всевозможные экивоки, выходит, вы, молодой человек, имеете склонность вести себя довольно распущенно.

– Я о себе такое не сказал бы, мадам, – нахмурившись, произнес Кит. – Как по мне, эта характеристика не соответствует действительности.

– Не стоит принимать мои слова близко к сердцу, – молвила пожилая леди. – Я не особо обращаю внимание на сплетни подобного рода. Сколько вам лет? Двадцать четыре, как мне помнится… Господи! Что станет с миром, если молодые люди вашего возраста не смогут позволить себе маленькие приключения на амурном поприще, а многочисленные злословы при этом не запишут всех их в заправские развратники? Лично мне претит подобного рода ханжество.

Мистер Фенкот, рассмеявшись, заметил:

– Премного благодарен вам, мадам.

Вдовствующая леди пристально изучала выражение лица джентльмена.

– Все хорошо, молодой человек, однако, если вы возьмете в жены мою внучку, вам придется отказаться от этих ваших амурных приключений. Она разумная и хорошо воспитанная девушка. Уверена, Крессида спокойно воспримет небольшие интрижки, но приятно от этого ей на душе не станет… А я не хочу, чтобы она испытывала хоть какие-нибудь негативные эмоции. Это вам, надеюсь, понятно?

– И мне бы этого не хотелось, мадам. Можете вполне положиться на меня, – ответил Кит, стараясь унять растущий в душе гнев.

Должно быть, в последние годы брат уж слишком «расшалился», поступая неосмотрительно и легкомысленно. Часто Эвелин забывал о том, что забывать не стоило, но бесчувственным его никто не назвал бы. Кит готов был поклясться: если бы брат женился на мисс Стейвли, он ни за что не позволил бы преднамеренно ранить ее самолюбие, в открытую заведя себе любовницу. Что же касалось верности вообще, то тут оставались большие сомнения. В любом случае свои похождения он будет скрывать, а действовать станет крайне осторожно. В свою очередь, мисс Стейвли, девушка разумная, давно вышедшая из школьного, романтичного возраста, согласилась на этот брак по расчету, вполне отдавая себе отчет в том, что ей придется закрывать глаза на маленькие интрижки мужа, главное, чтобы он соблюдал видимость светских приличий.

Вдовствующая леди благосклонно восприняла вспышку гнева, отразившуюся на лице Кита.

– Легче сказать, чем сделать, – все же заметила она. Немного помолчав, старуха добавила, глядя Киту прямо в глаза: – Когда я была юной, браки устраивали исключительно родители молодых. Я могла бы назвать вам дюжину имен женщин, которые до венчания были едва знакомы со своими женихами. Не уверена, что это хорошо… Если вы надеялись на то, что я благословлю ваш союз только потому, что у вас бойкий язык и галантные манеры, то вы глубоко ошибаетесь. Прежде мне следует узнать вас получше. И Кресси не помешало бы с вами пообщаться больше… А сейчас я устала. Скажите Кларе, что я готова идти спать. Передайте вашей матушке, чтобы навестила меня как-нибудь с утра. Спокойной всем ночи!

 

Глава 5

Мистер Фенкот возвратился на Хилл-стрит пешком. Время клонилось к полуночи. Киту посчастливилось иметь удовольствие лицезреть прибытие своей дорогой маменьки. Слуги несли ее светлость по улице в портшезе. Ее сопровождали три поклонника средних лет и один молоденький джентльмен, быстро шагавший вплотную к портшезу и всем видом походивший на человека, раздираемого любовью и ревностью.

Мистер Фенкот ожидал приближение своеобразного кортежа у настежь распахнутых дверей. Что ни говори, а зрелище было впечатляющим. Миледи несли два здоровяка, облаченные в опрятные ливреи. В свете уличного фонаря можно было залюбоваться элегантностью обитого бледно-зеленым бархатом кресла. Поклонники матери были одеты по последней моде. Когда слуги поставили портшез на мостовую, один из джентльменов приоткрыл дверцу, второй галантно помог графине выбраться, а третий стоял наготове, желая предложить руку, чтобы леди смогла преодолеть несколько ступенек, ведущих к парадному входу. Молоденького воздыхателя довольно бесцеремонно оттерли в сторону, когда тот постарался первым протиснуться к двери. Теперь он униженно взирал издали на свое недоступное божество.

Замерев у нижней ступеньки, графиня оглянулась назад и воскликнула своим мелодичным голосом:

– Мой веер! Должно быть, я уронила его в портшезе. Мистер Хорнинг! Вас не затруднит проверить, там ли он?

Просьба ее светлости окрылила впавшего в черную меланхолию юношу. Мистер Хорнинг тотчас же кинулся к портшезу, нырнул внутрь, нашел веер и с низким поклоном протянул вещицу ее светлости. При этом на его лице застыла довольно-таки глупая, по мнению Кита, улыбка. Графиня любезно поблагодарила его и позволила поцеловать свою руку.

– А теперь, джентльмены, ступайте по домам, – заявила она. – Здесь меня ждет сын. Нам есть что обсудить. Вам ведь известно, граф только недавно вернулся в город.

Кит узнал двух из старших по возрасту поклонников матери и обменялся с ними приветствиями.

Маменька представила сыну третьего:

– Лорд Чейсли спрашивал у меня, почему тебя не было в «Эскоте». Как же так? Ты же должен был там сегодня быть, негодник эдакий!

Кит хлопнул себя ладонью по лбу.

– Господи! Я позабыл написать вам письмо и объяснить причину моего отсутствия. Прошу прощения, сэр!

– Ну вы и оригинал, молодой человек! – рассмеялся лорд Чейсли. – Вы и про помолвку свою забудете?

– Ни в коем случае! – запротестовал Кит.

– Чейсли! Неужели вы полагаете, что такое на самом деле возможно? – спросил другой джентльмен.

К добродушному подтруниванию присоединился третий. Видно было, что никто из них не подозревает – подшучивая над Эвелином, они обращаются к его брату Киту.

Когда двери закрылись, леди Денвилл восторженно воскликнула:

– Вот видишь, Кит! Я же говорила тебе, что все удастся! Ньюлин и сэр Джон Стритли знают тебя с братом еще с тех пор, как вы носили короткие штанишки, и то они не заподозрили, что разговаривают с тобой, а не с братом. Ты можешь быть совершенно спокоен: никто тебя не узнает.

– Что-то не дает мне сохранять хладнокровие, – ответил сын. – Признаться, я удивлен, что вы при посторонних назвали меня негодником. Вы, маменька, право слово, неисправимы в своем легкомыслии. Скажите, ради бога, что за простофилю вы поработили и сделали своим верным пажом?

Графиня разразилась игривым смехом.

– Не правда ли, этот бедняжка так смешон? Но будь с ним полюбезнее. Как-никак он поэт.

– Что ж, это все объясняет, – насмешливо заметил Кит. – А вы, полагаю, его муза?

– На данный момент – я, – признала графиня, – но это ненадолго. Думаю, очень скоро он по уши влюбится в какую-нибудь девчонку, причем наверняка выберет ту, которая ему уж никак не подходит… и напрочь забудет о моем существовании… С одной стороны, это станет огромнейшим облегчением, так как ужасно скучно быть обязанной каждый раз выслушивать стихотворения, пусть даже они написаны в твою честь, а с другой… Кит! Ты вряд ли способен меня понять, но… Мне сейчас уже сорок три года, а я в состоянии влюблять в себя глупых мальчишек. Как же это приятно!

– Маменька, не стоит произносить это вслух! Никто не поверит, что вам больше тридцати трех лет.

Слова сына были близки к истине, но леди Денвилл, немного поразмыслив, сказала:

– Оно-то так, но любой, у кого голова на плечах, сообразит, что я ни на день не могу быть моложе своих сорока трех лет, поскольку каждый член лондонского света осведомлен, что Эвелину уже стукнуло двадцать четыре года. Вот в чем загвоздка, но не будем о пустяках. Как ты съездил на Маунт-стрит? Я так разволновалась сегодня, что даже покинула званый ужин раньше обычного.

– Ясно… Признаться, меня поразило, когда я увидел столь роскошный портшез на нашей улице… еще до полуночи… Не подумал, что он может принадлежать вам, маменька.

– Никогда прежде я не уезжала домой так рано, особенно когда осталась в выигрыше, – простодушно заверила сына графиня.

– В выигрыше? Признаться, я все больше и больше теряюсь, маменька. А где же ваш самый верный и прекрасный cavaliere servente? Как так получилось, что он позволил другому, вернее, четверым другим сопровождать вас домой? Только не говорите мне, что его страсть остыла.

Она, вновь мелодично рассмеявшись, сказала:

– Бедняжка Бонами! Как у тебя хватило душевной черствости предложить ему тащиться к нам с самой Альбемарл-стрит? Рискни он, и на полпути уже пал бы замертво, сраженный апоплексическим ударом. Что же касается его страсти, то у меня в душе зреют черные подозрения, будто моей более счастливой соперницей стала его кухарка. Весь вечер Бонами надоедал мне описанием того, как следует подавать к столу дикую утку под соусом пуаврад. Ладно. Довольно с нас шуток. Как прошел вечер?

– Обед весьма неплох, а общество, скажу так… верх светскости… Не совсем в моем вкусе, пожалуй, но все состоялось на высшем уровне.

– Я предупреждала тебя, что они излишне старомодны, – сочувственно произнесла графиня.

– Вы, дражайшая маменька, не предупредили меня о том, что двое из гостей хорошо знают Эвелина.

– Ой! Кто там был, Кит?

– Мистер Чарльз Стейвли, который, судя по всему…

– А-а-а… – перебила сына мать. – Возможно, они и были представлены друг другу когда-то, однако тревожиться из-за этого не следует.

– Оно, быть может, и так, но, ежели Эвелин не вернется вовремя, чтобы спасти меня из лап мистера Лактона, плохи мои дела. Он что, считается близким приятелем брата?

– Молодой Лактон! Только не это! Не хочешь ли ты сказать, что и его пригласили на званый обед?

– В том-то и беда, маменька. Более того, судя по всему, между ним и Эвелином существует какое-то дельце, о котором я не имею не малейшего понятия. Не исключено, что вы, маменька, окажетесь более осведомлены, какое у мистера Лактона может быть к Эвелину дело.

– Ничего не знаю, – отрицательно покачав головой, произнесла графиня. – Какая незадача!

– И я придерживаюсь того же мнения, – согласился с ней Кит. – Завтра он собирается нанести мне визит и узнать мое окончательное решение. Это все равно что попасть на ужин к волку.

– Какая незадача! – довольно беспечно промолвила графиня. – Но для беспокойства нет решительно никакого повода. К тому времени в город может вернуться Эвелин, а возможно, Фимбер знает, что взбрело в голову этому пустопорожнему субъекту. На худой конец, Бригг скажет, будто хозяина дома нет. Не вижу трудностей в том, чтобы отделаться от него, если он станет докучать.

– Я с вами полностью согласен, дорогая маменька, но даже мой рассеянный братец никогда бы не позволил себе пообещать человеку встретиться, если у них есть общие дела, а потом уйти из дома раньше его прихода.

– Не глупи, – укоризненно сказала графиня. – Тебе в любом случае придется избавиться от него.

– Я бы так, пожалуй, и сделал, если бы мистер Лактон сегодня не заявил мне в глаза, что я скверно с ним поступаю, заставляя ждать уже в течение десяти дней… Ладно, как-нибудь улажу это дельце… Знаете, маменька, я значительно больше озабочен тем, что мисс Стейвли попросила меня нанести ей завтра визит для того, чтобы закончить разговор, который им помешали завершить в тот день, когда Эвелин попросил ее руки.

– Проблема, – встревожилась графиня.

– Я бы употребил куда более крепкое выражение, маменька. Одно дело на один вечер натянуть на себя личину брата, и совсем другое – говорить на интимные темы с мисс Стейвли под видом ее жениха.

– Понимаю, – нахмурившись, произнесла графиня, – но думаю, ты зря волнуешься. Я бы очень удивилась, если бы оказалось, что Кресси собирается открыть Эвелину что-то важное либо тайное. Девушка не настолько хорошо его знает, к тому же отличается довольно сдержанным характером. Поверь мне: ты не услышишь ничего такого, что могло бы смутить тебя или поставить в щекотливое положение… Да, чем больше я об этом размышляю, тем сильнее убеждаюсь в своем мнении… Если бы они говорили о чем-то серьезно, то Эвелин наверняка рассказал бы мне об этом… Скорее всего, какая-то банальность. Не думаю, что, если бы Кресси собиралась сообщить ему что-нибудь важное, Эвелин уехал бы из Лондона, предварительно не переговорив с ней.

– Кресси показалось, что он как раз и собирался сказать ей нечто важное, возможно выдвинуть определенное условие.

– Какое, ради всего святого, еще может быть условие? Он, пожалуй, совсем лишился здравого смысла, ежели только… – Леди Денвилл умолкла. Глаза ее расширились. – Я, кажется, догадываюсь, что Эвелин хотел сказать ей. Я ему говорила, чтобы он ни в коем случае не заговаривал с Кресси об этом… Твой брат вбил себе в голову, что после свадьбы мы должны жить под одной крышей. Лично я против. Еще ни разу не слышала, чтобы подобное приводило к добру. Мне, признáюсь, повезло – родители моего мужа отошли в мир иной еще до того, как он взял меня в жены. Если Кресси поднимет этот вопрос, скажи, что передумал, позабыл или она просто-напросто недопоняла тебя.

– Сомневаюсь, будто речь пойдет об этом, маменька, – возразил Кит. – Тут дело иное.

– Ошибаешься, – пылко возразила графиня. – Когда Эвелин вернется, я выскажу ему все, что о нем думаю… А если ты, Кит, будешь смотреть на меня такими глазами, то и тебе достанется. Расскажи лучше о старой леди Стейвли. Она тебя напугала?

– Пыталась, но, встретив с моей стороны вежливый отпор, успокоилась.

– Кит, какой ты отважный! – испытав благоговейный трепет, воскликнула графиня.

– А как же! Вы же меня знаете, маменька! Храбрец из храбрецов!

Леди Денвилл рассмеялась.

– Я ни разу и слова поперек ей сказать не осмелилась.

– Вам следует попробовать, маменька. Эта пожилая особа будет к вам придираться до тех пор, пока вы не дадите ей отпор.

– Я уж лучше постараюсь держаться от нее как можно подальше, – беспечно заметила ее светлость. – Старая леди Стейвли приехала в Лондон лишь для того, чтобы свести знакомство с Эвелином. Полагаю, через день или два она начнет собираться обратно в Беркшир.

– Вы не правы, маменька, – хитро улыбаясь, молвил Кит. – Она остается в Лондоне, по крайней мере до следующего месяца. Чуть погодя, если не ошибаюсь, почтенная вдова намеревается, как уведомила меня леди Эбчестер, поехать на лето в Уэртинг, а Кресси взять с собой. Старуха попросила меня пригласить вас нанести ей как-нибудь на днях утренний визит.

– Нет! – вырвался из груди графини вскрик неподдельного страха. – Кит, скажи лучше, что ты решил надо мной подшутить!

– Нисколько. Я в точности передаю вам ее слова.

– Несносный мальчишка! Почему ты не сказал ей, что я заболела, уехала за город? Почему не придумал что-нибудь правдоподобное? Она никогда меня не любила. Стейвли ухаживал за мной, и его мать была готова на любые крайности, лишь бы помешать ему сделать мне предложение. И это при том, что решительно никакой надобности в подобном не было: ваш дедушка ни за что бы не согласился на такой брак, учитывая, сколь много других, куда более блестящих женихов увивалось вокруг меня в то время. Кит, как ты мог обречь свою мать на подобную пытку? Она меня погубит!

– Ни в коей мере, маменька! Помните, что Эвелин – завидная партия для любой девушки на выданье, и это придаст вам сил и чувство превосходства.

Хотя леди Денвилл признавала, что для невесты ее сын представляет определенную ценность, спокойной при этом она не казалась. Графиня поведала сыну, что, коль скоро грозная пожилая леди знает кого-то чуть ли не с пеленок, подобного рода соображения имеют для нее не первоочередное значение.

– Вполне заслуживающие доверия особы передали мне, что старая леди Стейвли отзывается обо мне как о хорошенькой пустышке, – трагическим тоном сообщила сыну графиня, приподнимая спадающую складками блестящую ткань накидки, прежде чем ступить на лестницу. – Когда же она на меня так пристально смотрит своими маленькими глазками, я и впрямь ощущаю себя полной глупышкой.

– В любом случае вы хорошенькая, – сказал сын.

– Да, но ее светлости до этого нет никакого дела, – дойдя до середины лестничного пролета, сказала графиня. – И не стоит тыкать ей под нос более высокое положение в обществе, которое я занимаю, ибо и до этого ей нет ни малейшего дела.

С такими горькими для себя словами леди возобновила свой подъем. Сын нагнал ее уже на втором этаже и с нотками насмешливой капризности в голосе заявил: ежели маменька не поцелует его в лоб на ночь, он не сможет сомкнуть глаз до самого утра. Графиня тихо рассмеялась. Тогда Кит сказал: трудности, ожидающие ее впереди, – ничто по сравнению с тем, что он только что перенес.

– Бедный мой мальчик! – окончательно оттаяв душой, произнесла леди Денвилл. – Можешь полностью положиться на меня. Я сделаю все, что в моих силах, ради любого из моих сыновей.

Обняв матушку с необыкновенной сердечностью, Кит поцеловал ее в щеку, поблагодарил без тени иронии в голосе и удалился в свои покои, очень довольный как ею, так и собой.

Фимбер поджидал своего хозяина в его спальне. Помогая ему освободиться от фрака милорда, камердинер спросил тоном человека, которому заранее известен ответ, узнал ли его кто-нибудь среди приглашенных. Услышав «нет», камердинер сказал:

– Так и должно было случиться, сэр. Сегодня, закончив одевать вас к выходу, я поймал себя на мысли, что теперь никак не смог бы отличить вас от графа. Вы, как говорится, два сапога пара, мистер Кристофер. – На вопрос о мистере Лактоне Фимбер строго заметил: – Все у этого молодого джентльмена показное, сэр. Ничего настоящего у него нет.

– Можно и так выразиться, – сказал Кит, освобождая шею от тугого галстука. – Но меня сейчас больше интересует, что за дела у него были с моим братом, какого свойства предложение мистер Лактон сделал и какой ответ он ожидал получить от меня завтра.

Нахмурившись, Фимбер помог молодому джентльмену стянуть с себя жилет, а потом заметил:

– Нет, сэр, его светлость ничего не говорил мне на сей счет. Однако из того, что я знаю о мистере Лактоне, отважусь предположить, что он предложил продать милорду одну из своих охотничьих собак.

– Кто будет покупать охотничьих собак в это время года? – скептически отнесся к словам камердинера Кит. – Мой брат уж точно не станет.

– Так-то оно так, однако его светлость славится своим добродушием. Ему крайне неловко отказать человеку в просьбе. Мистера Лактона сейчас со всех сторон обсели кредиторы. Мы узнаем, что может быть известно об этом дельце Челлоу, когда завтра утром он зайдет к вам за поручениями. Должен уведомить вас, мистер Кристофер: я решил, что правильнее будет сообщить Челлоу об истинном положении вещей. Я подумал, вы сочтете это вполне уместным.

– А если не сочту, разве это что-то изменит? – хмыкнул Кит. – Надеюсь, он больше знает о том, какие дела у мистера Лактона с моим братом. В противном случае я окажусь в незавидном положении.

Появившийся на следующее утро Челлоу вполне оправдал чаяния встревоженного брата своего хозяина. Это был коренастый мужчина с подернутыми сединой волосами и несколько кривоватыми ногами человека, с раннего детства приученного к седлу. Именно Челлоу обучал братьев-близнецов верховой езде на низкорослых пони. Именно он выручал мальчиков из всевозможных неприятных ситуаций, являвшихся следствием их проказ, но в то же время Челлоу решительно пресекал все их поползновения затеять что-нибудь по-настоящему опасное. При посторонних конюх обращался к братьям с предельным почтением, но наедине часто вел себя так, словно они до сих пор оставались школьниками.

Кита он приветствовал широкой улыбкой. На предложение «показать пять» Челлоу протянул ему свою ручищу.

– Полноте, мастер Кит! Я вам столько раз говорил, что не следует выражаться по-простецки. Будет неудобно, если ее светлость услышит, как вы разговариваете. А кого станут за это винить, скажите на милость?

– Вас… По крайней мере, так вы нам все время твердили, хотя весьма сомневаюсь, чтобы маме или папе когда-нибудь пришло в голову обвинять вас в том, как мы говорим. Челлоу! Я попал в ужасную переделку.

– Ничего страшного, сэр. Вы всегда прежде выпутывались из любой трудной ситуации, – беззаботно заявил конюх. – Конечно, теперь вы попали в редкую путаницу, но нет ни малейшего основания падать духом. Готов поспорить на собственную жизнь, что вам удастся легко справиться со всем. Вы всегда твердо стоите на обеих ногах. И на сей раз точно справитесь, ведь и теперь действуете наверняка. Если бы Фимбер мне не сказал, что вы – это вы, я бы ни за что не догадался, что вы не его светлость, по крайней мере сначала…

– Хотел бы я знать, что стряслось с братом?

– Мне не меньше вашего хотелось бы это знать, мастер Кит. Раньше я сильно беспокоился, воображая себе всяческие ужасы, но потом пришел к выводу, что его светлость похож на кота: что бы ни произошло, он всегда встанет на ноги. Вижу, сэр, вы пребываете в уравновешенном состоянии духа. Вот и замечательно! Готов дать письменное показание под присягой, что с милордом ничего плохого не случилось. – Скосив на Кита свои светящиеся умом глаза, конюх вдруг рассмеялся. – Господи, сэр! Вы, чего доброго, сочтете меня полным болваном! А я-то знал вас с милордом еще в те времена, когда вас водили на помочах. Если у его светлости настоящие неприятности или… как мне вот сейчас пришло на ум, что-нибудь похуже, вы-то в любом случае узнали бы… Я прав, сэр?

Кит кивнул.

– Да… Маменьке я ничего не сказал, но могу поклясться, что около недели назад с братом произошел несчастный случай. Именно поэтому я в спешке вернулся в Англию… Я и так сюда собирался… У меня были нехорошие предчувствия… Впрочем, не важно. Мне кажется, с ним все-таки что-то произошло, но это не представляет опасности для его жизни. Я уверен. Если бы брат погиб или пребывал в безнадежном состоянии, я бы почувствовал это.

– Я тоже так полагаю, – согласился Челлоу. – Его светлость не погиб. Скорее всего, милорд угодил в очередную историю. Ох! Не следовало бы мне позволять ему ехать одному, но милорд обвел меня вокруг пальца, мастер Кит. Я-то понадеялся, что его светлость не отправится искать приключения на свою голову сразу же после того, как дал себя захомутать… Нам ничего не остается, только ждать, пока он приедет, и тогда все станет на свои места. Другого выхода нет… Если вам сегодня надобно выезжать, то у меня есть превосходная пегая кобыла, которая подойдет как нельзя лучше. Коль желаете в экипаже, могу запрячь в бричку пару замечательных лошадей с изумительно ровной поступью. На таких прокатиться по Гайд-парку – одно удовольствие. А еще могу предложить тильбюри его светлости. На эти тильбюри сейчас большая мода в Лондоне.

Однако Киту пришлось огорчить старого конюха: как оказалось, в намерения хозяина отнюдь не входил выезд в Гайд-парк и прочие публичные места. Вежливо отклонив все предложения, молодой джентльмен поинтересовался, не известно ли Челлоу что-либо о таинственном дельце мистера Лактона.

– А-а-а… – презрительно протянул конюх. – Он пытался всучить его светлости коня, которого тот не хочет покупать. Такой кляче не место в наших конюшнях.

– Ну, если его светлость не хотел его приобретать, так почему сразу же не отказал мистеру Лактону?

– Вы же его знаете, сэр! Конь стóит не больше половины денег, которые за него просят. К сожалению, мистер Лактон не такой человек, которому можно легко отказать. У него мертвая хватка в подобных делах. Он помахал нам в Гайд-парке. Его светлость приказал остановиться. Тогда мистер Лактон принялся расхваливать своего тощего гнедого, на котором ездил на охоту в прошлом сезоне, и убеждать его светлость, будто бы эта кляча – то, без чего наши конюшни никак не обойдутся. Не говоря уж о том, что никто не захочет покупать лошадь, на которой ездил мистер Лактон, он к тому же запросил раза в два дороже, чем жеребец стоит. «Он превосходно берет препятствия», – сказал этот джентльмен милорду, а я подумал, что хотел бы взглянуть на подобный цирк, и незаметно толкнул милорда локтем. Тогда его светлость сказал мистеру Лактону, что подумает и на следующий день даст ему знать. После милорд заявил мне, что собирается написать мистеру Лактону письмо с отказом. Полагаю, у него просто вылетело из головы, ведь на следующий день мы поспешно выехали в Рейвенхерст… Так что нет повода тревожиться, мастер Кит.

– Да неужели? Мистер Лактон придет завтра за ответом. Думаю, я вынужден купить коня. За сколько его продают?

– Полагаю, не следует, мастер Кит. Он сказал его светлости, что лошадь стоит сто шестьдесят фунтов, но кляча, как по мне, тянет фунтов на восемьдесят, не больше.

– Я предложу ему сто, а если он будет против, тем лучше. Не смогу прямо отказать ему после того, как человек прождал почти две недели. Придется выписать ему вексель… Черт! У меня ведь нет такого права! Ладно… Челлоу! Съездите в банк и привезите деньги в банкнотах. Сейчас я выпишу вам чек… Лучше на двести фунтов. Мне и самому понадобятся средства. Будьте осторожны, глядите, чтобы вас не ограбили.

– Это не меня, а вас собираются ограбить, сэр, – с явным недовольством произнес Челлоу.

– Не меня, а брата. Я покупаю коня ему, так что оказываю тем самым услугу Эвелину, – сказал Кит.

Чуть позже мистер Фенкот, облачившись в модный костюм для прогулок по городу, отправился на Маунт-стрит. Сюртук из тончайшего темно-синего сукна Эвелин совсем недавно сшил под заказ у Уэстона и еще ни разу не надевал. Новенькие короткие штаны были связаны из тончайшей шерсти цвета голубиного крыла. Батистовая рубашка, согласно моде, была строгой, без кружевной гофрировки и застегивалась на три простенькие пуговицы. В жилете пышность сочеталась со скромностью, а тщательно вычищенный щеткой головной убор с высокой конусообразной тульей, сидевший на кудрях слегка набекрень, разительно отличался от низкой касторовой шляпы, которую Фимбер категорически забраковал. Только высокие гессенские сапоги на мистере Фенкоте были его собственные. Потратив десять минут на безуспешные попытки натянуть башмаки или сапоги Эвелина, Кит строго приказал Фимберу распаковать обувь из привезенного багажа. Тот, питая сильное предубеждение против венского камердинера Кита, с величайшим пристрастием оглядел гессенские ботфорты хозяина, но не нашел ни малейшего изъяна ни в фасоне, ни в идеальном глянце зеркального блеска поверхности. Накрахмаленные уголки воротничка рубашки были умеренной высоты, а галстук Кит повязал с математической точностью. Туалет мистера Фенкота дополняли перчатки из собачьей кожи, элегантная цепочка для карманных часов, тросточка из ротанга. При виде сына маменька воскликнула, что он одет выше всяческих похвал. Вооружившись таким образом, Кит отправился на свидание с мисс Стейвли.

На полдороге к Джон-стрит самоуверенность молодого человека поколебала встреча с незнакомцем, возмущенно осведомившимся, почему он его не замечает. Киту пришлось сослаться на свою невнимательность, мол, задумался… С кем не бывает? Он понятия не имел, что это за субъект, а тем более не представлял, к чему все эти полунамеки на какие-то светские скандалы, о фигурантах которых мистер Фенкот решительно ничего не знал. Разговор с франтоватым представителем лондонского высшего света потребовал от Кита недюжинного самообладания, а также изрядной изворотливости. Под конец незнакомец принялся настоятельно приглашать его присоединиться к их закадычной компании, которая вечером вознамерилась собраться в ресторане гостиницы Лиммера. Кит отказался, сославшись на то, что вечером непременно обязан сопровождать свою мать на светский прием. Расставшись с беззаботным джентльменом, он мысленно твердо пообещал себе, не теряя драгоценного времени, найти прибежище в Рейвенхерсте. Дальнейшее пребывание в столице показалось ему излишне утомительным и рисковало привести к неизбежному фиаско.

В особняке Стейвли его встретил дворецкий, который позволил себе заговорщически подмигнуть, ухитрившись при этом, как ни странно, не нарушить представлений о светских приличиях, а затем проводил молодого джентльмена в небольшую гостиную в задней части дома. Там его ожидала мисс Стейвли, со вкусом одетая в домашнее платье из муслина и жаконэ, с высоким, под горло, воротником, застегнутыми на запястьях рукавами и подолом, украшенным широкой вышитой тесьмой. Когда Кит церемонно склонился к ее ручке, дворецкий, наблюдавший за происходящим с видом растроганного родителя, издал громкий сентиментальный вздох и удалился, тихо притворив за собой двери. В манерах девушки чувствовалась определенная принужденность, однако вздох дворецкого зажег в ее глазах озорной огонек.

– Господи! Бедный Дарсли уверен, что он присутствует при романтическом свидании, – сорвалось с ее уст. – Не тревожьтесь! Дело в том, что он, впрочем, как и вся старшая прислуга, к несчастью, решил, что ему следует бороться за то, что они считают моими интересами.

– Почему к несчастью? – удивился молодой человек.

– Я была бы неблагодарным чудовищем, если бы мое сердце не тронула их преданность, но мне искренне хочется убедить слуг принять Альбинию в качестве моей преемницы на роль хозяйки дома. Вы вряд ли способны уразуметь, как неприятно все это для нас обеих. Слуги до сих пор обращаются ко мне за распоряжениями, а получив приказ от Альбинии, идут ко мне за подтверждением. Мне действительно жаль ее. Положение у моей мачехи незавидное.

– А ваше? Не считаете ли вы его также невыносимым? – поинтересовался мнимый граф.

– Да уж, – криво улыбнувшись, подтвердила Кресси. – Именно вследствие этого я и приняла ваше предложение, милорд. Вы об этом хорошо осведомлены.

– По крайней мере, вы со мной предельно откровенны, – сказал Кит.

Девушка улыбнулась.

– Мы оба уже пришли к выводу, что лишь предельная честность может сделать наш союз – если нашим планам вообще суждено воплотиться в жизнь – сносным для обеих сторон. Ваше желание получить независимость от воли вашего дяди мне вполне понятно. Я же ощущаю потребность поскорее съехать из этого дома, точнее, жить вне пределов любого из домов, принадлежащих моему отцу.

– Познакомившись с вашей мачехой… более основательно, – быстро исправил свою оговорку Кит, – я лучше стал понимать движущие вами мотивы… Я вам сочувствую.

– Вы неправильно меня поняли, – поспешно заявила девушка. – При данных обстоятельствах скорее следует посочувствовать Альбинии. Ей, должно быть, воистину тяжко жить в доме, которым годами управляла ее падчерица, которая не намного ее младше. А еще после смерти матери я стала для отца самым близким человеком. Такие духовные связи порвать непросто. Альбиния чувствует себя обязанной делить папу со мной.

– Ну а вы?

– Я тоже не в восторге, – откровенно призналась мисс Стейвли. – Моя обида столь же, если не более, сильная, и это является для меня неприятным открытием. Никогда раньше не думала, что я такая злюка. Папа страдает, разрываясь между нами. Я недолюбливаю Альбинию не меньше, чем она – меня… И, если начистоту, мне совсем не нравится играть вторую скрипку в доме, где я привыкла быть хозяйкой. – Сказав это, девушка несколько насмешливо добавила: – Вы должны правильно понимать сложившееся положение. В последнее время я узнала о себе кое-что такое, о чем прежде не имела ни малейшего подозрения. Как ни трудно это признать, оказывается, я довольно властная особа, привыкшая повелевать всем вокруг.

Кит в ответ лишь улыбнулся.

– Вы нисколько меня не испугали. Но, уж если мы решили быть предельно откровенны друг с другом, я должен спросить у вас: не будете ли вы возражать против сосуществования в одном доме с моей маменькой?

Девушка удивленно взглянула на молодого человека, а затем ее осенила догадка.

– Вот, значит, какое условие вы хотели со мной обсудить! – воскликнула мисс Стейвли. – Господи! Как вы могли столь сильно заблуждаться? Вы подумали, что я буду настаивать на том, чтобы ваша маменька съехала? За кого вы меня принимаете? Я обожаю мою дорогую крестную! Моей сокровенной надеждой есть желание быть принятой в ее доме с той же любезностью и добротой, которые она всегда проявляла ко мне.

– Спасибо, – тепло поблагодарил Кит девушку. – Но должен вас предупредить, что маменька строго-настрого запретила мне упоминать при вас о возможности подобного рода. Она считает, что ничего путного из затей такого рода не выходит. Маменька, по ее словам, всегда считала большой удачей то, что родители ее мужа отошли в свет иной до того, как она вышла замуж.

Глаза Кресси сверкнули.

– Могу представить себе, как крестная говорит это… Она точно не шутила, – с признательностью в голосе произнесла мисс Стейвли. – Прошу вас, убедите ее в том, что я ни при каких обстоятельствах не стану легкомысленно относиться к ее смерти.

– Не смогу, ибо не осмелюсь признаться, что нарушил ее запрет. Она пообещала мне ужасную взбучку, если я проговорюсь.

– Не удивлена тому, что вы так боитесь. Люди обычно боятся того, о чем не имеют ни малейшего представления, чего никогда на себе не испытали, – пошутила мисс Стейвли.

Кит рассмеялся.

– Откуда вы можете знать, что я не имею об этом ни малейшего представления, мисс Стейвли?

– Не скажу, что обладаю острым умом, но зубы мудрости у меня уже прорезались, – ответила девушка, а затем добавила, окинув молодого человека пристальным взглядом: – Могу я узнать, почему вновь стала для вас мисс Стейвли? Вы звали меня Кресси, когда делали мне предложение… Быть может, вновь запамятовали?

– Нет, – поспешно ответил Кит. – Просто ваше обыкновение обращаться ко мне «милорд» зародило в моей душе опасение, что я перехожу границы приличия.

– Неправда! – возразила девушка. – Помню, вчера вечером бабушка заявила мне, что вы за словом в карман не лезете.

– Надеюсь, это было сказано в качестве комплимента?

– С бабушкой никогда нельзя ни в чем быть полностью уверенным, но вчера она еще сказала, что вы ее приятно удивили.

– Это успокаивает… Могу я надеяться, что она не возражает против нашего брака?

– Не знаю. Я спрашивала ее, она же лишь ответила в том смысле, что хотела бы вас получше узнать.

– А для вас, Кресси, мнение бабушки имеет значение?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Нет. У меня свое собственное мнение. – Подумав пару секунд, мисс Стейвли с лукавством в голосе добавила: – Ее мнение может послужить для меня неплохой отговоркой.

– Не считаю, что вы так поступите со мной. Вы совсем не похожи на обманщицу, – довольно холодно произнес молодой человек.

– Откуда такая уверенность? – поинтересовалась девушка, устремив на джентльмена пытливый взгляд.

Кит улыбнулся.

– Для подобного вывода не нужно обладать выдающимися способностями. Сразу видно, что у вас прямолинейный склад ума. В вашей речи нет цветистых банальностей, и вы всегда стремитесь говорить по существу дела. – Сделав паузу, Кит добавил: – Ладно. Так и быть! Прошу сказать мне, зачем вы меня сюда позвали. Уверен, не для того, чтобы выяснить, в чем состоит мое условие.

– Нет, – покраснев, признала девушка и с некоторым смущением промолвила: – Я и сама не вполне знаю, зачем пригласила вас. Пожалуй, я не столь прямолинейна, как вам кажется. Знаете… Когда вы сделали мне предложение, я как раз поссорилась с Альбинией. Ужасная, весьма вульгарная женская склока. Тогда больше всего на свете я желала очутиться как можно дальше от всего этого. Дело не только в том, что я весьма сильно рассердилась на мачеху, просто поняла, что дальше так продолжаться не может. Альбиния мечтает избавиться от меня. Я не вправе осуждать ее за это. В последнее время определенно превращаюсь в одну из тех склочных особ, которые то и дело вспоминают старые обиды и готовы выйти из себя при малейшем поводе. А совсем недавно я поймала себя на мысли, что желаю, чтобы ребенок Альбинии оказался не мальчиком, а девочкой. Она уверена, будто родит мальчика, а мне хочется, чтоб она попала в незавидное положение… утереть ей нос… Мне следует бежать отсюда со всех ног… – Девушка прижала ладошки к своим пылающим краской стыда щекам. – Столь предосудительно, – сдавленным голосом добавила она.

– Но это вполне естественно, – не согласился с ней Кит. – Рождение сына спутает вам все карты, как я понимаю.

Мисс Стейвли кивнула.

– Оно, конечно, верно, но это не оправдывает меня. Я в порыве раздражения учинила несусветный скандал на пустом месте.

– Мне кажется, это делает вам честь, что вы не высказали свое желание в присутствии вашей мачехи.

Она напряженно улыбнулась.

– Я не столь прямолинейна, как вам кажется.

– Можно выразиться и так, однако я заметил, что вы не из тех, кто нуждается в руководстве.

– Спасибо. Вы очень добры ко мне.

– Нет, я говорю чистую правду. Скажите, ведь вы испытывали раздражение в тот день, когда я делал вам предложение? Признáюсь, я ни о чем не догадался.

– Нет, но я была полна решимости положить край этому ужасному для нас обеих положению, вот только никак не могла придумать, как бы добиться цели. – Поколебавшись, она продолжила, но не столь уверенно: – Я не предполагала, что после того, как отец женится во второй раз, мне придется остаться в этом доме. Я думала… надеялась, бабушка пригласит меня жить с ней, однако я ошиблась… Вы, наверное, понимаете, что я ничего у нее не просила.

– Понимаю… Следовательно, поскольку бабушка вовремя не пришла вам на помощь, я был послан самим Провидением?

– Так и есть, – честно призналась мисс Стейвли. – Но не считайте, что я согласилась бы на любое предложение. Хотя мы не особо близко знакомы, вы мне нравитесь, к тому же леди Денвилл говорит, что вы очень добросердечный, благожелательный и…

– Позвольте! – прервал ее Кит. – Дорогая! Как могли вы позволить ввести себя в столь чудовищное заблуждение? Если вы согласились на брак со мной, исходя только из благосклонной характеристики, данной мне матушкой, то, боюсь, впоследствии вас ждет горькое разочарование. Из всех, кого я знаю, моя маменька в наибольшей мере ослеплена своей любовью и не в состоянии заметить ни единого недостатка в своих сыновьях.

Девушка рассмеялась.

– Я отдаю себе отчет в этом. А вы, кстати, слепо обожаете свою матушку и настолько с ней обходительны, что у нее просто нет причин замечать ваши изъяны. Мне это в вас тоже весьма отрадно видеть. Я бы, признáюсь, не думала о замужестве, пригласи меня бабушка к себе, хотя и понимаю, насколько это трудно. Четыре года я управляла делами в доме отца и теперь прекрасно осознаю, что не смогу стать всего лишь молодой леди, полностью зависящей от воли старших. Я очень долго веду хозяйство, поэтому уже успела позабыть, как это – быть в подчиненном положении… Когда вы сделали мне предложение, я подумала: нужно быть воистину блаженной, чтоб отказать вам из-за такой малости, как то обстоятельство, что мы не влюблены друг в друга. Вы мне симпатичны, а к вашей маме я искренне привязана. А еще вы не только предложили мне стать вашей женой. Обвенчавшись с вами, я займу то положение, к которому привыкла. – Задумавшись, она сделала паузу, а затем добавила: – Если честно, то за последнее время я наслушалась насмешек касательно моего возраста. Вы мой последний шанс. Помимо прочего, я льщу себя мыслью, что сорвала самый большой приз на ярмарке женихов.

Кит сокрушенно покачал головой.

– Не особо красиво.

– Пожалуй, что так, но вполне естественно.

В ответ на смешинки в его взгляде девушка сверкнула глазами.

– Никогда не считал себя очень выгодным женихом. Вы мне явно льстите, – сказал мистер Фенкот.

– Вздор! – воскликнула мисс Стейвли. – Вам об этом должно быть отлично известно. Впрочем, все это пустое… После вашего отъезда в тот день я осталась одна, и у меня было время поразмыслить, – она пристально уставилась в лицо Кита и наморщила лоб. – Не знаю почему, но, когда вы пришли сюда вчера, я почти решилась сказать вам, что ничего у нас не получится. У меня не было возможности повидаться с вами наедине, а наш разговор тогда показался мне излишне натянутым и несколько неловким… Потом я имела достаточно времени все хорошо обдумать и вот что скажу: у меня тогда возникло неприятное предчувствие, будто мы не подходим друг другу и все это какая-то странная причуда, а не обдуманное решение… Вчера же, когда я вновь вас увидела… – Девушка умолкла. Еще более глубокие складки прорезали ее лоб. Кит терпеливо ждал. Кресси одарила его своим ясным взором. – Вы мне понравились больше, чем прежде.

Он промолчал, не зная, что ответить. В голове проносилась бесконечная вереница мыслей. Эвелину повезло больше, чем он прежде думал… Его маскарад на поверку стал еще более отвратительным, чем казалось раньше… Надо как можно быстрее распрощаться с этой девушкой… Когда мисс Стейвли вновь увидится с настоящим Эвелином, не исключено, что она оценит его качества более высоко.

– А ныне я пребываю в растерянности, – призналась девушка. – Я никогда прежде не попадала в подобного рода щекотливую и запутанную ситуацию. Это звучит ужасно глупо… Почему я не могу разобраться в собственных чувствах? Со мной такого прежде никогда не случалось. Обычно я всегда знаю, что со мной происходит…

– Охотно верю. Вы кажетесь мне весьма решительным человеком. Смею предположить, что, приняв какое-либо решение, вы от него не отступаете.

– Похоже, так оно и есть, – вполне серьезно ответила ему Кресси. – Надеюсь только, что со временем не стану такой же надменной особой, как моя бедная бабушка.

– Полагаю, бояться этого вам не стоит, – развеселившись, ответил Кит.

– Надеюсь, вы правы. Жаль, что я дала вам повод думать, будто бы у меня в голове сплошной кавардак, – шутливым тоном произнесла девушка. – Но вы сами в какой-то мере виноваты. Мне кажется, вы подвержены частым сменам настроения. В один день я думаю, что сумела составить верное впечатление о вас, а при следующей нашей встрече оказывается, что почти ничего о вас не знаю. Это приводит меня в совершеннейшее замешательство.

– Прошу великодушно простить меня.

– Бабушка абсолютно права, когда говорит, что я должна получше узнать вас, прежде чем приведу в порядок свои мысли и приму окончательное решение…

Мисс Крессида говорила потупив взгляд. При этом она старательно крутила свободной рукой кольцо на одном из своих пальчиков. Вдруг девушка приподняла голову и посмотрела Киту прямо в глаза.

– Дадите ли вы мне еще немного времени для принятия окончательного решения? Нам надо лучше узнать друг друга. Я полагаю, вы вскоре отправитесь в Брайтон? В это время года в Лондоне мало кто остается. Я права?

– Да. Мы постоянно ездим туда с мамой, но в этом году кое-какие дела заставляют меня отправиться в Рейвенхерст. Не знаю, надолго ли. Возможно, маменька тоже ко мне присоединится.

– Хорошо. Насколько я знаю, Рейвенхерст расположен совсем недалеко от Уэртинга. На следующей неделе я уезжаю туда вместе с бабушкой… Проведу там все лето. Полагаю, вы изредка сможете приезжать к нам в гости.

– Чтобы мы смогли лучше узнать друг друга? Обещаю наведаться к вам, как только смогу. Надеюсь, вы не станете скучать в Уэртинге среди всех старых, почтенных леди. На их фоне даже мое общество покажется вам вполне терпимым.

– Не исключено, – состроив милую гримаску, ответила Кресси. – Но я уже успела привыкнуть. Я езжу в Уэртинг каждое лето.

– Могу вас заверить, что после нашей свадьбы вам больше никогда не придется туда ездить…

Сказав эту фразу, Кит невольно рассмеялся, потому что представил себе Эвелина, разгуливающего по столь респектабельному курорту.

 

Глава 6

Мистер Фенкот прибыл к подъезду особняка брата как раз в тот момент, когда дворецкий Бригг открывал дверь перед покидающим дом юным воздыхателем леди Денвилл. Мистер Хорнинг был одет с тщательно продуманной небрежностью, что включало в себя ненакрахмаленные уголки воротничка и неаккуратно повязанный шейный платок.

– Милорд! – заметив Кита, воскликнул гость.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Кит. Он бегло осмотрел каждую деталь туалета поэта. От внимания мнимого лорда не укрылась легкая враждебность в выражении лица мистера Хорнинга. По-видимому, с Эвелином у них сложились не самые дружеские отношения. Скорее всего, брату отнюдь не нравилась юношеская влюбленность этого франта в их мать. – Вы приходили навестить меня? Чем могу служить? – с величайшей любезностью осведомился Кит.

Застигнутый врасплох, мистер Хорнинг смело посмотрел ему в лицо и произнес:

– Я нанес визит леди Денвилл, милорд!

– Очень мило с вашей стороны!

– Мило? – безучастно переспросил мистер Хорнинг.

– Если, конечно, ваш визит не был слишком утомительным для ее слабого здоровья. В матушкином возрасте и с ее больным желудком…

– Полагаю, милорд, у вас имеются какие-то возражения против моих визитов? – не совсем вежливо перебив его, осведомился мистер Хорнинг, не сводя с мнимого лорда взгляда своих холодных глаз.

– Отнюдь нет, – сердечно заверил его Кит. – Вы ей читаете вслух, и это очень здорово! В ее возрасте надо давать предпочтение спокойным, а не суетным развлечениям. Вы знаете, что…

– Лорд Денвилл! Я полагаю, ее светлость подобна ангелу, – благоговейно промолвил мистер Хорнинг.

– Полноте! Вы слишком пессимистично настроены по отношению к ее заболеванию, – заверил его Кит. – Уверен, если маменька будет следить за своим здоровьем подобающим образом, то проживет еще много лет.

После этих жизнеутверждающих слов мистер Фенкот улыбнулся вконец сбитому с толку поэту и вошел в дом.

Вознамерившись повеселить матушку рассказом о состоявшемся только что разговоре, Кит, прежде чем идти наверх, решил заглянуть в гостиную. Графиня встретила его в изумительном платье из шелка с желтовато-бежевым рисунком. Шею ее обрамлял тройной воротник из кружев. На голову был надет украшенный букетом искусственных цветов восхитительный чепец из французских кружев, исключительно красиво выглядевший на фоне ее золотистых локонов. Леди Денвилл казалась элегантной, грациозной и куда моложе своих лет.

– Я только что повстречал вашего теленка, маменька, – невольно хихикнув, произнес Кит. – Боюсь, в следующий раз, когда он придет к вам с визитом, то принесет не стихи, а компресс.

– С какой стати? – удивилась женщина.

– Чтобы лечить ваши заболевания, маменька, – с озорством произнес Кит. – Я сказал, что вы намерены еще пожить на земле… Это после того, как ваш гость назвал вас ангелом. Менее подходящую метафору, боюсь, трудно себе представить.

Графиня рассмеялась.

– Что за несносный мальчишка! Да входи же, Эвелин! Мы с Бонами только что о тебе говорили.

Войдя в комнату и прикрыв за собой дверь, Кит увидел, что его матушка не одна. Тучное тело сэра Бонами Риппла занимало почти весь диван напротив кресла хозяйки дома. Молодой человек бросил полный тревоги взгляд на мать. Хотя Кит не особо высоко оценивал умственные способности сэра Бонами, ему все же казалось маловероятным, чтобы человек, знавший его с братом чуть ли не с пеленок, не сумел их различить, но леди Денвилл всем своим видом излучала невозмутимость. Она лучезарно улыбнулась сыну.

– Дорогой! Бонами только что сообщил мне, что твоя предполагаемая помолвка с Крессидой Стейвли стала одной из наиболее пикантных сплетен в обществе.

– Кумушки уже принялись за дело? – спросил Кит, пожимая руку гостю.

– Само собой разумеется, – ответил сэр Бонами зычным голосом, который хорошо сочетался с его объемистой фигурой. – Как поживаете? Слыхал, вы ездили за город. Я не видел вас на скачках в Эскоте. – Окинув лицо Кита взглядом, пожилой мужчина добавил: – А вы сейчас выглядите значительно здоровее, чем при нашей прошлой встрече. Я тогда вам не зря советовал отдохнуть подальше от города. Теперь, полагаю, вы уже почти женаты? Желаю вам счастья, мальчик мой!

– Благодарю вас, сэр, но вы немного опережаете развитие событий. Дело еще не до конца решено. А кто, кстати, распространяет такие слухи?

– Леди Стейвли! Кто же еще? – заметила графиня. – Эта пустоголовая дурочка любит вмешиваться не в свои дела… питает надежду, что сможет чего-то добиться своими интрижками.

Высокие и жесткие уголки воротничка, а также пышность складок восточного галстука сэра Бонами не позволили ему ни покачать, ни кивнуть головой. Когда пожилой джентльмен хотел молча выразить свое согласие, ему приходилось исполненным достоинства движением слегка наклонять всю верхнюю часть тела, что временами приводило в замешательство его собеседника, подавленного изрядными размерами и не меньшей величавостью сэра Бонами. Пожилой джентльмен и теперь проделал это, но, поскольку окружающие давно его знали, странное движение гостя не вызвало ни малейшей тени смущения.

Вместо этого леди Денвилл воскликнула:

– Бонами! Вы издаете такой несносный скрипящий звук, совсем как регент!

Гость выглядел столь удрученным, что Кит, желая выручить его, поинтересовался, как он съездил в Эскот на ипподром. Впрочем, несмотря на огорчение из-за чересчур прямолинейных слов хозяйки дома, он совсем не обиделся.

– Так себе, – ответил сэр Бонами, а затем признался графине, что дело в новом корсете, который на нем надет.

Как оказалось, этот корсет точь-в-точь похож на тот, что носит регент, только, пожалуй, он чуть больше.

– Признаться, я немного растолстел, – без тени иронии в голосе заявил гость.

Глаза леди Денвилл весело поблескивали.

– Да что вы говорите? Я вам скажу следующее: вы должны полностью перейти на сухое печенье и содовую воду. Ходят слухи, будто лорд Байрон так и поступил.

Пожилой джентльмен побледнел, но ответил со всей полагающейся галантностью:

– Ах, моя милая! Коль я мог бы надеяться завоевать ваше сердце, я согласился бы даже на это.

– Если сейчас произойдет объяснение и предложение руки и сердца, то я должен вас оставить, – произнес Кит.

– Она меня не любит, – мрачно изрек сэр Бонами. Он передвинул свое грузное тело на диване так, чтобы можно было видеть Кита, находившегося вне поля его зрения. – Но вот что я вам скажу, Эвелин! Вы счастливчик, ежели вам удастся заполучить руку дочери лорда Стейвли. Говорят, она весьма симпатична и добродушна. Конечно, она и свечу вашей матери держать не достойна, однако я, признаться, еще не встречал женщины, которая выдержала бы сравнение с леди Денвилл. Именно поэтому я так и не женился… И никогда не женюсь. И вот теперь я одинок как перст и никто не позаботится обо мне.

Поскольку сэр Бонами являл собой яркий образец жизнелюба и гедониста, Кит не знал, что ему ответить. Однако леди Денвилл смутить так просто не удалось. Ею руководил порыв, который ее не особо почтительный сын охарактеризовал как отсутствие пристойности.

– Ерунда! – воскликнула она. – Как будто я не наслышана о всех тех… райских птичках, которых вы брали под свое крылышко на протяжении прошедших двадцати пяти лет! Некоторые из них, насколько помню, были куртизанками высокого полета и куда более красивыми, чем я.

– Ни одной столь же прекрасной, как вы, на свете больше нет, дорогая, – без тени смущения ответил сэр Бонами.

Он издал глубокий вздох. Камберлендский корсет тревожно скрипнул. Но спустя пару секунд сэр Бонами, разительно повеселев, принялся излагать Киту цель своего визита на Хилл-стрит. Он собирается просить Эвелина сопроводить леди Денвилл на небольшой званый ужин, который намерен устроить в отеле «Кларендон» перед своим отъездом в Брайтон на все лето.

– Там готовят карпа даже вкуснее, чем это делает мой Альфонс, – с энтузиазмом сообщил пожилой мужчина. – Вы режете филе рыбы на большие тонкие куски, кладете в сотейник, растапливаете сливочное масло, потом добавляете резаный лук-шалот, тмин, петрушку, грибы, черный перец и соль. Всем это известно, но в «Кларендоне» в этом блюде есть еще один ингредиент, я не знаю что, однако выходит очень вкусно. Это не щавель. Я уже поручил Альфонсу добавить его в кушанье, получилось совсем не то. Я вот подумываю о щепотке кервеля и, быть может, о листике или двух тархуна. – Повернувшись, сэр Бонами улыбнулся леди Денвилл. – Возможно, по вкусу вы поймете, что это такое. Я прикажу подать карпа вместе с телячьим филе. А еще у нас будут куропатки, это само собой разумеется, и молодые утки… Пикальное мясо, а также мясной пирог из дрожжевого теста. На второе подадут молодого гуся с цветной капустой, фасолью и горошком… Я знаю, что вы не любите излишне сытных трапез, поэтому намерен ограничиться омаром под шубой, желе и несколькими кремами… Ну, может, еще корзинку с печеньем, чтобы вам было что погрызть. – Окинув слушателей лучезарной улыбкой, он заключил: – Вполне скромный ужин, не правда ли?

– Восхитительно, сэр, вот только… – начал Кит.

– Знаю, что вы хотите мне возразить, мальчик мой! – прервал его сэр Бонами. – Для большого общества этого недостаточно, но я намерен пригласить еще только троих, то есть вместе за столом нас окажется ровно шестеро. А будет также и антре. Подадут заднюю ногу оленя и, возможно, тушеную ветчину… Или блюдо телячьих отбивных… Я потом решу, что подходит лучше. – В голосе сэра Бонами слышалась легкая досада. – Мне кажется, это время года не годится для того, чтобы давать по-настоящему отличные званые обеды. Конечно, свежесрезанная спаржа хороша, не говоря уж о корзинке клубники, которую, моя красавица, я непременно для вас доставлю, но куда изысканнее было бы украсить стол жирными серыми куропатками и парочкой тушеных фазанов.

– Все это так, сэр, однако я имею в виду совсем другое. Ничто не принесло бы мне большего удовольствия, чем сопроводить матушку на ваш званый ужин, но обстоятельства складываются таким образом, что я вынужден немедленно вернуться в Рейвенхерст.

– Зачем? Что вы там собираетесь делать? – удивился сэр Бонами. От изумления его маленькие глазки округлились.

– Очень многое, уж поверьте мне, – беззаботно ответил Кит. – Если мисс Стейвли окажет мне честь, став моей женой, дядя – полагаю, мама вам рассказала – намерен снять попечительство. Надо будет отдать множество поручений и переделать массу дел прежде, чем я посмею привезти мою невесту в Рейвенхерст.

– Неужели вы не собираетесь ехать этим летом в Брайтон? – удивленно спросил сэр Бонами. – А мне говорили, что вы купили тот дом на Стейне, который снимали в прошлом году.

– Да, конечно… Он в мамином распоряжении… Со временем я к ней присоединюсь. Не знаю, что думает на сей счет моя маменька, но я уверен в том, что в моем сопровождении на ваш званый ужин она не нуждается. Ее поэт будет просто счастлив занять мое место.

– Если вы имеете в виду того безголового, желторотого галчонка, которого я спровадил отсюда минут десять до вашего прихода, Эвелин, то я не желаю видеть его на ужине в качестве гостя, – невольно выходя из себя, заявил сэр Бонами. – Этот мальчишка имеет наглость наносить леди визит, одевшись как попало! На шее у него вместо галстука намотан какой-то носовой платок! И что вы думаете он делал, когда я вошел? Читал стихи! Что за простофиля! В мое время, молодой человек, мы бы выбрали кое-что поинтереснее, чем доводить прекрасную женщину разной скукотой фактически до дремы!

– Я не заснула! – запротестовала графиня. – Ни одной леди моего возраста не могут прискучить стихи, написанные в ее честь, особенно если поэт сравнивает ее с нарциссом. – Заметив недовольство, внезапно появившееся на лицах обоих мужчин, ее светлость довольным голосом процитировала: – Подобно струящейся нимфе в зефире.

Она рассмеялась. Мужчины обменялись многозначительными взглядами.

– Признайте, Бонами: вы ни разу не говорили мне таких красивых слов!

– Щенок, – сверкнув глазами, хмыкнул сэр Бонами. – Нарцисс… Боже правый! Я и впрямь не написал в жизни ни единой строчки, ибо это не мое. Однако, если бы я решил сочинять поэзию, ни за что не уподобил бы вас ничтожному нарциссу. Я бы сравнил вас с желтой розой… Золотистая сердцевина и сладчайший аромат!

Сэр Бонами явно воодушевился.

– Чепуха! – резко оборвала его графиня. – Скорей уж вы уподобили бы меня пухленькой куропатке либо испанскому пончику. Что же до задуманного вами маленького праздника, то я бы с удовольствием, но Эвелин с какой-то стати вознамерился снова ехать в Рейвенхерст. Естественно, мне придется составить ему компанию. Там одному ужасно скучно… Не то чтобы я когда-нибудь приезжала туда одна, но уверена, случись такое, я впала бы в черную тоску. Если хотите, заезжайте к нам на обед из Брайтона. Обещаю подавать к столу молодых уток, а вот с перепелками, пожалуй, не заладится, зато могу приказать приготовить омаров и спаржу.

Столь скорое согласие матушки с его решением искать пристанища в Рейвенхерсте поразило Кита. Только когда сэр Бонами откланялся, он узнал причину сговорчивости леди Денвилл.

– Милый! Ты уже знаешь? – задала она ему вопрос, когда Кит вернулся, проводив и подсадив гостя в карету.

– О чем, маменька?

– Твой дядя Генри приезжает в Лондон по делам. Бонами сказал мне, что слышал, как кто-то говорил о его приезде. Он собирается пригласить его на свой званый ужин. Бонами не мог вспомнить, от кого именно узнал это, но подобного рода кульбит вполне в духе сэра Генри. Когда все думают, что он сидит в своем Ноттингемшире… Или в Нортгемптоншире? Впрочем, это не важно. Отойдя от дел, он приобрел поместье в этой глуши… Родной мой! Я знаю, что ты испытываешь к нему добрые чувства, но ваша встреча ничего хорошего нам не предвещает. Не уверена, что он тебя не узнает.

– Вот именно! – воскликнул Кит. – Дядя узнает меня через пять минут после того, как я окажусь в поле его зрения. Когда он приезжает в Лондон?

– Не раньше чем на следующей неделе, – заверила сына графиня. – Для паники нет никакой причины.

– Если я смогу вовремя улизнуть из города, то никакой, – глядя на родительницу со смешанным чувством удивления и досады, произнес Кит. – Мама, вы не отдаете себе полного отчета в том, насколько много опасностей подстерегает нас! Я встретил по дороге к Маунт-стрит какого-то знакомого Эвелина и с величайшим трудом сумел выйти сухим из воды. Всевышний свидетель, я понятия не имею, кто это был! Я выкручивался как мог, сказал, что воспарил мечтами в облака, и он, кажется, поверил. А что бы случилось, догадайся он, что я не Эвелин? Что бы тогда началось?

– Как бы там ни было, а он не догадался. Уверена, никто не догадается, за исключением твоего дяди либо кого-нибудь из близких друзей, но встречи с ними можно легко избежать. Впрочем, ты абсолютно прав в своем намерении удалиться подальше от Лондона. Должно быть, утомительно все время опасаться встречи с друзьями Эвелина. Но поверь: нет почти никакой вероятности в том, что тебя изобличат. Возьмем, к примеру, Бонами. Я опасалась, что он может узнать тебя, поэтому специально позволила тебе войти в комнату, желая проверить, узнает или нет. Если бы даже так и произошло, ничего страшного ровным счетом не случилось бы. Уверена, Бонами, сознайся мы во всем, ни слова никому не рассказал бы… ни единой живой душе… – Она поглядела на сына, пытаясь прочесть его мысли, затем протянула к нему руку. Кит с печальной улыбкой на губах взял ее в свою ладонь. – Сынок, почему ты так на меня смотришь? – вопросительно произнесла маменька. – Тебе весь этот маскарад совсем не приносит удовольствия? Ни капельки?

– Совсем не приносит, – с делающей ему честь сдержанностью ответил Кит.

– Дорогой, – тяжело вздохнув, сказала она. – Мне казалось, ты будешь доволен. Тебе и Эвелину всегда нравилось разыгрывать людей. Иногда вас изобличали, но всякий раз именно он совершал оплошность, а не ты.

Он сжал ее руку.

– Будьте рассудительны, – взмолился Кит. – Прежде мы просто проказничали, занимались невинными розыгрышами, но ни разу не использовали наш маскарад для серьезных целей. Представьте, что было бы, если бы тот джентльмен, которого я сегодня встретил на улице, узнал меня. Вы можете довериться сэру Рипплу, но как могу я рассказать правду первому встречному, который и с Эвелином, возможно, имеет лишь весьма поверхностное знакомство? Вскоре об этом будет знать полгорода. И подумайте только, что испытает мисс Стейвли, когда узнает правду.

Выслушав сына, графиня кивнула.

– Ты прав. Было бы весьма трудно придумать устраивающее всех объяснение. А Кресси, случайно, не догадывается?

Кит отрицательно покачал головой.

– Нет. Она не настолько близко знает Эвелина, чтобы что-то заподозрить, но она отнюдь не дура, поэтому, если дать Кресси шанс получше узнать меня, то с появлением настоящего жениха, боюсь, она тотчас же поймет, что ее обвели вокруг пальца.

– Да, но у нее не будет такого шанса. Ты немедленно уезжаешь в Рейвенхерст. Если Эвелин не вернется, хотя, я уверена, он вернется… короче говоря, если он не вернется, через неделю я приеду к тебе. Было бы весьма странно срочно уехать из Лондона.

– Конечно, не стоит приезжать в спешке… Вернее, вообще не стоит вам приезжать в Рейвенхерст. Вы там от скуки умрете, маменька.

– Кит! Неужели ты столь низкого мнения обо мне? – возмутилась графиня. – Ведь именно по моей вине ты вынужден спасаться бегством в деревню, и наименьшее, что я могу сделать, – это составить тебе компанию. Если бы у тебя в Англии была chère amie… Это было бы куда приятнее, но боюсь, ты все равно не смог бы взять ее с собой в Рейвенхерст.

– У меня нет здесь подружки, и никого я туда не повезу… – произнес он несколько нерешительно, а затем вся серьезность исчезла и молодой человек заразительно рассмеялся: – Маменька! Я уже и не знаю, что вы скажете в следующий раз! Сначала корсет Риппла, теперь chère amie… Где ваша деликатность, сударыня?

– Ерунда, Кит! Я не настолько наивна, чтобы полагать, будто ты не бываешь в обществе представительниц прекрасного пола. Конечно, до Эвелина, смею надеяться, тебе далеко, чему лично я несказанно рада… Кит! Что все-таки могло случиться с Эвелином? Где он?

Кит перестал смеяться и обнял мать, стараясь ее успокоить.

– Не волнуйтесь, маменька! Я знаю о нем не больше вашего, но вполне уверен, что он цел и невредим. Что касается его местопребывания, то, поскольку последний раз брата видели в Рейвенхерсте, я надеюсь найти ключи к тайне именно там. Не стоит унывать, пожалуйста! Обещаете?

Она, нежно улыбаясь, погладила его по щеке.

– С тобой в доме мне было куда спокойнее, мой мальчик. Я постараюсь не унывать, но когда ты уедешь, сделать это будет гораздо сложнее. Когда же вспоминаю, что должна нанести визит старой леди Стейвли, на душе становится совсем гадко.

 

Глава 7

Распорядившись, чтобы Фимбер следовал за ним с той частью гардероба милорда, без которой, по мнению камердинера, обойтись никак нельзя, Кит вместе с Челлоу направился в Суссекс в бричке Эвелина. Конюх, не теряя времени даром, раскритиковал несколько планов, связанных с поиском молодого графа, которые успел составить Кит. На правах старого преданного слуги дома Челлоу, не стесняясь в выражениях, называл все задумки хозяина глупыми, строго добавляя, что, за исключением его светлости, он еще не встречал человека с такими нелепейшими идеями, как у мастера Кита.

– Поскольку вы сейчас его светлость, то решительно ничего не сможете предпринять, чтобы найти его. Миленькое дельце – разъезжать по округе и спрашивать, где это я.

Уже привыкнув к выходкам преданного слуги, Кит спокойно произнес:

– Я не собираюсь возносить себя до небес, но и не так наивен, как вам кажется. Знаю, что если начну расспрашивать о брате, то все испорчу. Однако…

– Да, сэр, испортите. Ежели вы полагаете, что я могу выведать все вместо вас, так это тоже не выйдет. Не думаете же вы, сэр, будто люди не заподозрят неладное, если я буду бегать справляться о моем хозяине, когда все вокруг знают, что он сейчас сидит в Рейвенхерсте? Нет уж. Только последние дурачки не поймут, что тут дело нечисто. И не льстите себя надеждами, будто никто этого не узнает, мастер Кит. Ежели в Рейвенхерсте что-то происходит, об этом сразу же становится известно по всей округе. А еще вам следует время от времени выезжать, а то люди подумают, что вы от кого-то прячетесь.

– Да, верно, – согласился Кит. – А как насчет дорожных застав и почтовых станций?

– Ну, сэр, не буду врать… Я сам об этом размышлял, – признался Челлоу, – но, по-моему, пока не стоит этого делать. Задавать вопросы на заставах столь же рискованно, как и в других местах. Подумайте только, сэр! Я знаю лишь то, что его светлость выехал из поместья через главные ворота, но куда он свернул после, понятия не имею. Если мне даже удастся выведать какой-нибудь хитростью кое-что у привратника Тагби, это мало что нам даст. Ежели он повернул налево, то, по всей вероятности, выехал на Лондонскую дорогу, что маловероятно, так как я проехал по ней спустя пару часов. Смотритель на заставе, который в тот день поднимал перед моим экипажем шлагбаум, – мой старый знакомый. Если бы он видел его светлость, то непременно сообщил бы мне об этом. Думаю, милорд свернул направо, но от этого нам тоже не легче. Вы, полагаю, помните, что через пять миль на дороге стоит застава, а от нее до деревни рукой подать. Если я начну наводить там справки, то поползут ненужные слухи. Когда милорд вернется и об этом проведает, он очень осерчает.

– На дороге есть другие почтовые станции и заставы, – возразил Кит.

– Конечно, сэр, – согласился Челлоу. – Весьма оживленная дорога. Думаете послать меня вдоль тракта на все дальние заставы и станции, где никто его светлость не знает? Ничего путного из этого не выйдет, мастер Кит. Кто сможет вспомнить фаэтон, проехавший по дороге больше полумесяца назад? И даже если, сэр, мне кто-то скажет, что видел его светлость, я никак не смогу быть уверен в том, что мастер Эвелин не свернул с почтового тракта на одной из развилок. Это ничего нам не даст. Милорд может быть где угодно.

– Я сам все прекрасно понимаю, – не сводя взгляда с дороги перед собой, сказал Кит. – Я не знаю, где его искать… То, что выдаю себя за брата, не играет решающей роли. Дело в том, что я не знаю привычек и тех людей, с которыми он бывает. А вы, Челлоу? Что знаете вы?

Конюх промолчал. Взглянув на него, Кит заметил, что Челлоу хмурится.

– Ну, господин хороший, я жду, – в голосе джентльмена проскользнули командные нотки. – Уверен, брат не хотел бы, чтобы от меня что-либо утаивали.

– Не в том дело, мастер Кит, – покачав головой, промолвил Челлоу. – Я и вправду не знаю… У меня и Фимбера есть на сей счет подозрения, однако милорд ни разу не брал нас с собой, когда отправлялся в одну из своих увеселительных поездок, никогда ничего нам не рассказывал о том, куда едет. Не представляю, с какой стати такая таинственность, ведь мы все равно не в силах были воспрепятствовать ему в совершении любых безумств.

Кит не ответил. Он не усматривал необычного в том, что Эвелин предпочитал помалкивать в присутствии своих излишне заботливых опекунов, когда отправлялся на поиски приключений, которые каждый из слуг решительно и громогласно осудил бы.

Высказывать свое мнение не имело смысла, поэтому Кит лишь заметил:

– Он мог ничего не говорить, но я готов поставить гинею против ягоды крыжовника, что вы кое-что знаете.

– Кое-что, сэр. Этого я не отрицаю. У меня есть основания полагать, что в Брайтоне у него имеется дама сердца, в Танбридж-Уэллс, полагаю, еще одна. Когда он один так внезапно уехал из Рейвенхерста, мне пришло на ум, что это как-то связано с теми девицами. Его светлость вовремя не вернулся в Лондон, и ваша матушка ужасно всполошилась из-за званого обеда у лорда Стейвли, поэтому я решил съездить на почтовую станцию и в Танбридж-Уэллс, попытаться узнать что-нибудь о милорде. Я ничего не сказал ни вам, ни ее светлости, ибо могу поклясться, что милорда в тех краях не было. Его не видели ни в «Суссексе», ни в «Кентийце», ни в «Новой таверне». Это бесспорно. Я разговаривал с конюхами на постоялых дворах. Где бы милорд ни остановился, на его серых лошадей непременно обратили бы внимание. Вы их еще не видели, но поверьте на слово: верх совершенства без малейшего изъяна. Поступь выше всяких похвал. Лучшая четверня из всех, что вам доводилось видеть, сэр…

– А как насчет платных конюшен? – прервал его излияния Кит.

– Нет, сэр, их не было ни в одной из тех, в которые его светлость рискнул бы поставить свою четверку. Я уже раньше подумал о том, что милорд мог остановиться не на постоялом дворе, а лошадей оставить в платной конюшне. – Кашлянув, Челлоу добавил извиняющимся тоном: – Не слишком ли я вольно с вами веду себя, мастер Кит?

Пропустив последнюю реплику мимо ушей, молодой джентльмен хмуро произнес:

– Мой брат не стал бы выкидывать одно из своих коленец при той ситуации, в которую попала семья.

– И я с вами полностью согласен, сэр, – произнес Челлоу. – Если уж он собрался добровольно полезть в мышеловку законного брака, то на такое не пошел бы. Я уж умолчу обо всех неприятностях, которые поджидают милорда, если помолвка расстроится… В Танбридж-Уэллсе, кстати, я видел с полдюжины людей, хорошо знакомых его светлости.

Кивнув головой, Кит погрузился в раздумья. Загадка исчезновения его сумасбродного брата-близнеца казалась почти неразрешимой. Единственное правдоподобное объяснение, пришедшее ему на ум, состояло в том, что Эвелин отправился выкупать брошь, проигранную их матушкой, но, не застав лорда Сильвердейла в Брайтоне, решил поехать вслед за ним в йоркширское поместье последнего. Однако не успела эта мысль полностью вызреть в его голове, как Кит понял всю ее нелепость. У брата времени было в обрез, что Кит отчетливо понимал, поэтому предпринимать столь дальнее путешествие в фаэтоне не имело решительно никакого смысла. Также непонятно было, зачем Эвелин отослал от себя камердинера. А еще брату следовало поставить маменьку в известность о своих намерениях. Разумеется, можно было отправиться в Лондон и оттуда на почтовой карете – дальше, однако в таком случае было бы логичнее взять с собой Челлоу… Впрочем, отсутствие в конюшне четверки серых лошадей доказывало, что ни в какой Лондон брат не поехал.

Челлоу вывел его из задумчивости:

– Прошу прощения, мастер Кит, но позвольте поинтересоваться… Что вы собираетесь делать в Рейвенхерсте?

– Что делать? – повторил за ним Кит, единственной мыслью которого до сих пор было побыстрее выбраться из столь опасного для него места, каким стал Лондон. – Не знаю… Может, пойду на рыбалку или подстрелю парочку диких голубей либо кроликов…

– Ох! – тяжело вздохнул Челлоу тоном человека, заранее знающего ответ. – Сэр! Мне бы не хотелось мешать вашим развлечениям, но ежели вы хотите, чтобы окружающие поверили, будто вы его светлость, то не ходите на рыбалку. Милорд терпеть не может это времяпровождение, не считает его спортивным.

Кит, который позабыл о нелюбви Эвелина к рыбалке, испытал сильнейшее желание нелицеприятно высказаться в адрес собственного брата. Подавив секундный порыв, он с брюзгливой ноткой в голосе произнес:

– Теперь, чтобы окончательно меня добить, надо сказать, что, поскольку я не такой хороший стрелок, как мой брат, мне вообще не следует брать в руки ружье, а предпочтительнее сидеть сиднем дома. Лучше избавьте меня от подобного рода откровений. И сам знаю. Ладно… Скажите тогда, чем мне в таком случае занять себя.

– Ну, ну, – примирительно промолвил Челлоу. – Вам незачем так сердиться, мастер Кит! Я просто хотел сказать, что если вы все же решитесь отправиться на охоту, то не следует никого с собой брать – ни заряжающего, ни мистера Уилли. Это новый лесничий милорда… Вы его прежде никогда не встречали. Уверен, что мистер Уилли не отличит вас от милорда, ежели, конечно, не увидит, как вы стреляете.

– Спасибо! – произнес Кит, натянуто улыбаясь и попытавшись согнать со лба сердитые морщины. – А теперь проявите-ка снисходительность к моему самолюбию и лучше скажите, кто в Рейвенхерсте может узнать меня.

– Я об этом думал, сэр, и считаю, что никто, за исключением миссис Пиннер, но она живет в своем домике у Западных ворот. Думаю, вы легко сможете избегать ее.

Сказано это было без особой уверенности, а вот Кит нисколько не сомневался в том, что его старая няня в любом случае найдет повод с ним встретиться.

– И не подумаю избегать Пинни! Если нельзя полностью довериться ей, то я вообще никому здесь не могу верить, даже своей матери!

– И то правда, – согласился Челлоу. – Никто не заподозрит, что вы не его светлость. Новый дворецкий, которого милорд нанял год назад, когда старому мистеру Бриггу стало невмоготу ездить из Лондона, никогда прежде не видел вас. Его светлость он знает не особо близко. Если не считать тех двух ночей, что милорд провел в Рейвенхерсте полмесяца назад, в последний раз его светлость наведывался в эти края в ноябре. Тогда он приезжал сюда с целым обществом, пострелять дичь… Ну так вот, даже если новый дворецкий окажется сообразительнее, чем я представляю, он все равно ничего не заподозрит, так как и я, и Фимбер, и миссис Пиннер будем делать вид, что вы – это его светлость. С какой стати ему в чем-то сомневаться? Мастер Кит! Никому, кто не знает вас так близко, как мы, не придет в голову, что вы на такое вообще способны.

Кит приоткрыл было рот, желая возмутиться, так как не считал себя таким уж серьезным, но тут же вспомнил, что своим ветреным высказыванием навел леди Денвилл на эту мысль.

Видя, что выражение лица собеседника становится все более мрачным, Челлоу одобряюще сказал:

– Не стоит горевать, сэр, только из-за того, что я предупредил вас о возможных неприятностях. Вы будете осторожнее, и ничего дурного не произойдет.

Когда они добрались до Рейвенхерста, все оказалось так, как и предвидел кучер.

Заблаговременно о приезде хозяина никому не сообщили, поэтому ворота усадьбы были запертыми. Тагби, которого Кит знал всю свою жизнь, вышел из сторожки привратника, ошалело пялясь на Челлоу, пронзительно дувшего в свой жестяной рожок, но как только заприметил Кита, бросился открывать ворота.

– Милорд! Какая неожиданность! – воскликнул он.

– Не думал увидеть меня снова так скоро, да? – рассмеявшись, спросил Кит.

– Не думал, милорд! Но я весьма рад, что вы вернулись. В последние годы вы сюда редко заезжаете…

Тагби широко распахнул одну створку и поспешил проделать то же самое с другой.

– А вы получали известия от мистера Кристофера, милорд? Надеюсь, он в крепком здравии? – глядя на Кита, поинтересовался старый слуга.

– Он в отличном здравии, просил меня передать приветы всем своим старым друзьям.

– Хотелось бы, чтобы он смог как-нибудь к нам приехать, – сказал Тагби. – А то вы приехали, а его нет. Негоже как-то получается.

Пока экипаж катился вдоль ухоженной аллеи к хозяйскому дому, Кит размышлял о том, что в словах старого слуги есть доля правды. В Рейвенхерсте прошло его детство. Он любил это место, но все воспоминания, связанные с ним, так или иначе ассоциировались с братом, поэтому без Эвелина здесь было одиноко и даже… поместье казалось малознакомым.

Поймав себя на том, что впадает в граничащую с меланхолией сентиментальность, Кит попытался стряхнуть с себя непрошеные мысли, едва не заставившие его впасть в уныние, и решил утешиться тем обстоятельством, что, хотя со времени смерти отца сюда нечасто наведывались, поместье содержалось в идеальном порядке. Впрочем, переступив порог дома, мистер Фенкот вновь ощутил, как гнетущая волна зияющей пустоты накатывает на него, и пожалел о том, что приехал в поместье один. А еще молодой человек понял, что дело отнюдь не только в Эвелине. Когда семья постоянно жила в Рейвенхерсте, в доме работало не менее двадцати слуг. Едва ли выпадал денек, чтобы здесь не принимали гостей. Слуги всегда знали, в какое время ожидать прибытия хозяев, поэтому прежде он ни разу не видел в гостиных и залах Рейвенхерста укутанной в чехлы мебели. Кит подумал, что одно это зрелище может повергнуть в жуткое уныние даже самого веселого человека, и задумался о том, как долго он будет вынужден прозябать здесь. Он улыбнулся при мысли, сколько же дней сможет его маменька выносить столь гнетущую атмосферу. Графиня не любила деревенскую жизнь. Единственное, что могло помочь ей смириться с Рейвенхерстом, – вереница гостей и близость поместья к Брайтону.

Неожиданный приезд милорда вызвал небольшой переполох среди поредевшей прислуги, однако ни у нового дворецкого, ни у его жены не возникло ни малейших сомнений насчет того, кто перед ними. В беззаботной манере, свойственной Эвелину, Кит заявил: он, вероятно, позабыл предупредить их о своем намерении вернуться через несколько дней, а также уведомил слуг о том, что ее светлость собирается приехать в Рейвенхерст на следующей неделе. Эта весть выбила дворецкого из колеи, а вот миссис Нортон с жаждой деятельности в глазах тотчас же принялась строить планы касательно приема миледи. Женщина засы́пала Кита вопросами о количестве слуг, которых графиня намерена привезти с собой из Лондона. Вскоре Кит счел за лучшее сбежать из дома и отправился прогуляться через парк к домику своей старой няни.

Как только он с ней заговорил, старушка сразу же узнала его. Миссис Пиннер, несказанно обрадовавшись приезду мистера Фенкота, задала ему несколько вопросов о его здоровье, вспоминая при этом перенесенные Китом в детстве хвори, о которых бывший больной давным-давно благополучно забыл. Услышав, что он выдает себя за Эвелина, няня лишь неодобрительно покачала головой и щелкнула языком. Впрочем, узнав, какие обстоятельства привели молодого человека к этому вынужденному маскараду, и задав ему массу вопросов, миссис Пиннер проявила гораздо больше участия, чем любой из трех других заговорщиков.

– Никогда не встречала столь непоседливого и непослушного мальчишки! – воскликнула она. – Ничего, мастер Кит! Я задам ему хорошую трепку, коль скоро его увижу. Надо же – в его возрасте выкидывать такие коленца, когда вот-вот собрался жениться! Не волнуйтесь! Никто вас не узнает. Что же до его светлости, то о нем тоже не стоит беспокоиться. Если что плохое с ним и случилось, то, попомните мои слова, он выйдет сухим из воды и вернется домой. Благослови его, Господи!

Кита не удивило то, что старой няне известны планы Эвелина по поводу женитьбы, но, когда он в спальне западного крыла, где брат останавливался во время последнего своего приезда в Рейвенхерст, застал Фимбера за распаковыванием вещей из дорожного саквояжа и узнал от него, что и остальным слугам все известно, молодой джентльмен засомневался, сможет ли он вообще что-либо утаить в этом доме, особенно если его тайна такая важная. Фимбера же сомнения, казалось, не тревожили, но, укладывая щетки на туалетный столик, камердинер сказал: он уже размышлял на сей счет и пришел к определенным выводам.

Бросив на камердинера недоверчивый взгляд, Кит спросил:

– И какие же это выводы?

– Дело в том, сэр, – промолвил Фимбер, – что не следует забывать: милорд нечасто приезжает в Рейвенхерст. Сегодняшний ваш внезапный приезд вызовет множество пересудов. При обычных обстоятельствах, смею вас заверить, я тотчас же сделал бы Нортонам строгое внушение, но в нашем случае, пожалуй, следовало намекнуть…

– Намекнуть на что? – с еще бóльшим недоверием в голосе поинтересовался Кит.

– На близящееся бракосочетание, сэр, вернее, свадьбу его светлости, – осторожно кладя стопку мужских рубашек на одну из полок платяного шкафа, промолвил Фимбер. – Правда, слухи уже успели дойти до поместья, но я пока ничего официально не подтвердил.

– Серьезно?

– Да, сэр, – невозмутимо сказал Фимбер. – Не в моих привычках выходить за пределы обычной вежливости в разговоре с Нортонами. Считаю их весьма приличными людьми, но здесь они новички. Я предвидел, что они попытаются выведать у меня причины вашего приезда в Рейвенхерст. Поэтому решил изобразить удивление, пожалуй, даже недоверие, мистер Кристофер.

– И что, черт возьми, вы им сказали?

– То, что вы захотели посмотреть, как обстоят дела в поместье, сэр. Мы уже это обсуждали перед отъездом из столицы. Всем известно, что бразды правления находятся в руках дядюшки милорда, и посему его светлость не особо интересуется тем, чем не может распоряжаться. В связи с этим мне пришлось намекнуть мистеру Нортону, что в ближайшее время Рейвенхерст ожидают большие перемены.

– И Нортоны поверили?

– Да, сэр. Они очень обрадовались и выразили надежду, что юная миледи полюбит Рейвенхерст и сможет уговорить милорда открыть все комнаты, как это было при жизни его отца. Хотя, если начистоту, сами они знают о том лишь по слухам. Надеюсь, мой совет не сочтут бестактностью, сэр, однако вам следует сказать миссис Нортон, чтобы она приготовила покои ее светлости для вашего внимательного осмотра. Надо сделать вид, будто вы намерены заново меблировать их.

Кит не имел ни малейшего возражения на сей счет, но смотрел на камердинера с подозрением, отлично понимая, что излишняя вычурность речи и деревянная невозмутимость его лица не предвещают ничего приятного.

– Я все сделаю, однако прежде расскажите мне, что у вас на уме, – сказал Кит. – Немедленно!

– Прошу прощения, сэр.

– Зубы мне заговаривать не стоит, – более сурово произнес джентльмен. – Выкладывайте то, что там у вас на уме… да поживее…

– Совершенно не понимаю, о чем вы, сэр. Мне просто пришло в голову, что будет нелишним послать за управляющим, чтобы обсудить с ним все касательно поместья. Но, полагаю, сэр, вы уже об этом подумали.

– Ничего подобного! – решительно возразил Кит. – Послать за Гудли, который управляющий, но управляющий не моим поместьем, для того, чтобы обсуждать дела моего брата! Покорнейше благодарю! Это уж перебор!

– Значит, мистер Кристофер, вы с таким же успехом можете прямо сейчас пойти на попятную. Никто не поверит, что вы приехали сюда разобраться в хозяйстве, если вы не станете вникать в суть дела, – возразил Фимбер, возвращаясь к своей обычной манере общения. – Люди будут в растерянности и станут задавать неудобные вопросы. Не стоило в таком случае соглашаться с самого начала… Почему бы вам не поговорить с мистером Гудли о делах поместья? Отчего бы не прокатиться с ним верхом по вашим землям? Если вы хотите сказать мне, что его светлость обидится, когда, вернувшись, узнает обо всем, то вам и самому прекрасно известно, что милорд одобрит любые ваши действия, лишь бы они были во благо.

– Да, верно, однако…

– Вы хандрите, мистер Кристофер, – прервал его бодрым голосом Фимбер. – В том-то и дело! Я отнюдь не удивлен, сэр. Дом похож на могилу. Мне кажется, вам не хватает общества его светлости. Вы приободритесь, стоит вам отужинать. Когда милорд приезжал в Рейвенхерст, то пользовался исключительно комнатами, находящимися в этом крыле, так что я сказал Нортонам, что вы собираетесь поступить таким же образом и на сей раз. Библиотека для вас приготовлена, и ужин будет подан в зеленой столовой. Ни о чем не волнуйтесь, сэр.

Легкий вкусный ужин приподнял настроение Кита, однако это не прибавило ему желания разбираться в записях управляющего имением, ибо сей поступок со стороны выглядел весьма некрасиво. Кит не понимал причины своей сильнейшей антипатии, так как ничего хорошего не добился бы излишней щепетильностью и не хуже камердинера понимал, что Эвелин не только не будет против его действий, но, скорее всего, узнав о колебаниях брата, несказанно удивится. Однако ощущение неудовольствия не исчезало, и, если бы не крайняя необходимость, Кит ни за что бы не встречался с управляющим.

На следующее утро этот достойный человек явился в поместье прежде, чем Кит закончил завтракать. Когда мнимый работодатель присоединился к мистеру Гудли в библиотеке, сей джентльмен приветствовал его добродушной улыбкой, извинившись за то, что не смог посетить Рейвенхерст во время прошлого приезда милорда. Управляющий сказал: в прошлый раз он предоставил лорду Брамби ежеквартальный отчет, милорд же доверительно сообщил мистеру Гудли, что вскоре надеется отказаться от попечительства, и поручил ему ввести лорда Денвилла в курс дел управления его имением в Суссексе. Глядя с лучезарной улыбкой на Кита, управляющий добавил, что если бы он знал заранее, то непременно нанес бы ему визит еще в прошлый приезд.

– Коль мне будет позволено высказать свое мнение, ваша светлость, мы, все те, кто работает в Рейвенхерсте, с нетерпением ожидаем того дня, когда вы возьмете бразды правления в свои руки. При этом я ни в коей мере не хочу умалить заслуг лорда Брамби. Трудно найти джентльмена более педантичного в исполнении своих обязанностей, чем мистер Генри… вернее, лорд Брамби… Извините меня за оговорку! Дело в другом, сэр. Вы и мистер Кит росли на наших глазах. Мы знаем вас, что называется, с самой колыбели… Как поживает мистер Кит?

Молодой человек, смирившись с неизбежным, сказал, что у его брата все хорошо, принял поздравления по случаю предстоящей женитьбы и выразил желание вторую половину солнечного летнего утра потратить на штудирование толстенных гроссбухов, которые принес для него управляющий. К счастью, Гудли, кажется, так и не догадался, что «милорда» больше интересует имущество, отошедшее по завещанию покойного графа его младшему сыну, чем свое собственное громадное наследство.

В течение двух последующих дней скуку Кита развеяли ознакомительные поездки верхом по землям поместья в сопровождении управляющего и официальный визит приходского священника. На третий день немногочисленные слуги поместья пришли в состояние, граничащее с паникой, а сам Кит ощутил приближение неизбежной опасности, когда из Лондона приехали два экипажа с младшей прислугой, экономом, ливрейными лакеями милорда, ливрейными лакеями миледи и нанятым за непомерные деньги величественным мистером, управлявшим кухней в городском доме милорда на Хилл-стрит. Вслед за экипажами подкатил фургон, в котором на дорожных сундуках восседали горничные, два официанта, два младших лакея, а еще громоздилась та мебель, без которой ее светлость уж никак не могла обойтись. Вскоре к главному входу приблизилась элегантная карета. Подножка была опущена, из экипажа на землю сошла величественного вида женщина, наружностью типичная почтенная вдова из высших слоев общества. На самом деле это была не кто иная, как мисс Римптон, напыщенная камеристка ее светлости. Вслед за ней из кареты выбралась графиня, отнюдь не величественная, однако невероятно очаровательная в шелковом платье изумрудного цвета, выигрышно подчеркивающем стройность ее фигуры. На головке леди Денвилл красовалась шляпка наимоднейшего фасона, представляющая собой изысканное изделие с высокой тульей, широкими, выступающими вперед полями, изумрудными лентами и пучком изогнутых страусовых перьев того же оттенка.

Мистер Фенкот, появившийся как раз вовремя, чтобы помочь маменьке сойти с подножки кареты на землю, тотчас же услышал произнесенную полушепотом грозную весть:

– Сынок! Произошло самое ужасное, – обняв Кита, сказала ему на ухо матушка. – Мне ничего не оставалось, как немедля приказать укладывать вещи и ехать тебе на помощь. И прошу тебя, не ставь мне сие в вину, ибо я понятия не имела, что дело обернется таким образом. Я сама пребываю в совершенной растерянности.

 

Глава 8

Прошло немало времени, прежде чем Киту удалось избавить свою матушку от общества старших слуг, выстроившихся перед графиней для получения приказаний либо одобрения собственных поступков. Когда Кит все же смог отделаться от всех, он провел матушку в библиотеку.

Закрыв двери с целью оградить себя от шныряющей поблизости мисс Римптон, мнимый граф нервно рассмеялся:

– Ради бога, скажите, мама, что же такое самое ужасное стряслось! Я больше не в силах терпеть неизвестность. Что за неотложное дело привело вас на пять дней раньше намеченного срока? К чему столько багажа и слуг?

– Мой мальчик! Позволь мне сначала освободиться от этой шляпки, прежде чем забрасывать меня вопросами! – взмолилась она, развязывая ленты под подбородком. – У меня в этой шляпке немилосердно разболелась голова. Какая досада! Она совсем новая и весьма дорогая. Коль она не была бы мне к лицу, я ни за что не купила бы ее. Если ты должна модистке уйму денег, то лучшее, что можно сделать, – заказать у нее еще несколько шляпок. Кроме того, я приобрела наипрелестнейший кружевной чепчик из всех, какие только можно себе вообразить. Вечером обязательно надену его. Если он мне не идет, то не церемонься, так и говори… – Сняв с головы шляпку, леди Денвилл со скептическим видом оглядела ее. – Она мне идет… кажется, – сказала графиня. – Очень миленькая. Кит! Как раз то, что вы с Эвелином назвали бы прелестной вещицей. Но от нее у меня ужасно разболелась голова. – Тяжело вздохнув, графиня печально добавила: – Мои неприятности никак не кончаются. То одно, то другое. Столько всего навалилось, что я в совершенном расстройстве чувств.

Принимая происходящее с полнейшей покорностью судьбе, Кит сочувственно произнес:

– Я знаю, маменька. Неприятности приходят не по одному пикинёру, а целым батальоном.

– Это звучит словно цитата, – недоверчиво произнесла графиня. – Я тебя честно предупреждаю, Кит, ежели ты намерен декламировать тут стихотворения, чего я терпеть не могу даже в наилучшем моем расположении духа, то обещаю, что у меня случится припадок, вне зависимости от того, хороши ли стихи или нет… Странно, право слово, – отвлекаясь, произнесла она, – леди часто говорят, что с ними вот-вот случится припадок, но я ни разу не видела ни одной, с кем он на самом деле приключился бы. А ты видел?

– Слава богу, нет.

– И я тоже, но думаю, с некоторыми детьми такое случается. С моими ничего столь ужасного не происходило. По крайней мере, насколько я помню. Надо будет спросить у Пиннер.

– Да, мама, – согласился Кит, взяв шляпку у нее из рук и осторожно положив ее на стол. – Однако я сомневаюсь, что столь прекрасная шляпка повинна в вашей головной боли. Не может ли всему виной быть долгая дорога? Вам, маменька, помнится, никогда не нравилось ездить в закрытой почтовой карете.

– И то верно, – согласилась графиня, на которую слова сына произвели должное впечатление. – Пожалуй, ты прав. Она ведь красивая?

– Само очарование, – заверил матушку Кит. – Вы, как понимаю, приобрели ее ради того, чтобы вознаградить себя за все те неприятности, с которыми столкнулись? Кстати, почему вы столь поспешно прибыли сюда?

– Кит! – молвила ее светлость. – Эта ужасная старуха намеревается приехать к нам на следующей неделе и привезти с собой Кресси. – Графиня ждала, что сын ответит, однако, поскольку Кит был, судя по всему, не на шутку ошеломлен и стоял глядя на нее широко открытыми глазами, леди присела на стул и продолжила: – У меня было дурное предчувствие, когда мне пришлось к ней ехать. Я чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но действительность превзошла все мои самые худшие ожидания. Знай я наперед, во что это выльется, я бы сказала, что собираюсь задержаться в Бейверстоке, даже на самом деле там задержалась бы, хотя и не питаю к твоей тете особой симпатии. Но я уже сообщила ей, что еду сюда, так что нельзя было ничего исправить. Как я могла после этого отказаться от собственных слов? Ты должен понять – это было решительно невозможно.

– Мама! – прервал ее излияния Кит, снова обретя дар речи. – Неужто леди Стейвли собирается заехать к нам по дороге в Уэртинг?

– Нет. Чем мог бы помешать нам кратковременный визит вежливости? Она и Кресси намерены провести в Рейвенхерсте одну, а может, две недели.

– Неделю или две! Но это немыслимо! Этого никак нельзя допустить! Боже мой! Как вы могли согласиться на такое? Это же не вы предложили, как я понимаю?

– Конечно не я, – ответила графиня. – Леди Стейвли сама напросилась.

– Как же ей удалось это?

– Боже правый! Сынок! Пяти минут, по-моему, достаточно, чтобы понять, что она всегда добивается того, чего хочет. К тому же старуха заманила меня в ловушку. Она самая гадкая и злая старая ведьма на свете и постоянно берет надо мной верх. Это началось еще с тех пор, как я была ребенком. Я всегда ее побаивалась. До чего же она скверная! Только представь себе! Она на меня посмотрела и сказала, что я крашу волосы. Я была шокирована ее словами, тем более в них нет ни капли правды. Если волосы немного выгорают, а потом ты восстанавливаешь их цвет, – это не значит, что ты их красишь. Я ей возразила, но она только ужасно неприятно расхохоталась. Я едва не упала в обморок. Можешь себе представить?

– Не могу, – с необычным для него бессердечием заявил Кит. – С чего это вы принимаете близко к сердцу то, что говорит старая леди Стейвли? Мне это кажется несколько странным.

Красивые глаза его маменьки вспыхнули.

– Серьезно? – язвительно изрекла графиня. – Не понимаю, как ты можешь вести себя столь бесчувственно. Словно уже позабыл, как твоя двоюродная бабушка Августа за две минуты могла довести до душевного трепета и тебя, и Эвелина!

Вспомнив свою внушавшую оторопь родственницу, которая, к счастью, уже отошла в мир иной, мистер Фенкот решил сменить суровый тон на более мягкий.

– И меньше времени хватало, – признал он. – Извините, маменька! Так что там стряслось?

Наградив сына всепрощающей, очаровательной улыбкой, леди Денвилл промолвила:

– Эта особа заставляет меня чувствовать себя глупенькой девчонкой. Уверяю тебя, Кит! Я никогда не была такой. Старуха внезапно стала сама любезность и начала расхваливать тебя, чего я, право слово, не ожидала от нее. Это еще раз свидетельствует о том, какая она коварная особа. Полагаю, леди Стейвли прекрасно знает, что, хотя она и заставляет меня чувствовать себя полной дурочкой, скажи она хоть одно дурное слово о моих сыновьях, я… я убью ее и выйду как ни в чем не бывало из комнаты.

Широко усмехаясь, мистер Фенкот произнес:

– Браво!

Леди Денвилл восприняла реакцию сына с подобающей скромностью.

– Да, милый, я бы очень рассердилась, ведь больше всего на свете меня бесит несправедливость. Возможно, я несколько легкомысленна, но не настолько наивна, чтобы не понимать – ни у кого не было двоих столь чудесных сыновей, как мои. Однако леди Стейвли ничего неприятного о тебе не сказала. А затем миледи подчеркнула: она вполне отдает себе отчет в том, что Эвелин – завидный жених, но она давно пришла к мнению, что брак между молодыми людьми, знакомыми друг с другом недостаточно, ни к чему хорошему не приводит. После этого леди Стейвли вполне любезно, хотя и не совсем безукоризненно с точки зрения светских приличий, заявила, будто уверена, что я придерживаюсь того же мнения. Кит, я согласилась с ней. Затем старуха призналась мне: она после женитьбы лорда Стейвли на Альбинии Гиллифут подумывала о том, чтобы пригласить Кресси перебраться к ней… Кит! Она недолюбливает Альбинию даже больше моего. Мы вволю о ней позлословили… Леди Стейвли не решилась забрать девушку, потому что считает себя слишком старой для того, чтобы выводить Кресси в свет. Когда она умрет, какая судьба ожидает мисс Крессиду? Она сказала, что тогда бедняжке придется перебираться к Кларе Стейвли и со временем девушка превратится в старую деву. Именно поэтому она хочет, чтобы Кресси удачно вышла замуж. Затем леди Стейвли заметила: несмотря на все мои недостатки, я воистину предана детям и потому в не меньшей мере, чем она, понимаю, что прежде, чем принять окончательное решение, Эвелину и Кресси нужно лучше узнать друг друга. Дорогой! Что мне еще оставалось? Только согласиться, особенно когда старуха заявила, что мне следует в большей мере, чем кому-либо другому, стремиться сделать моего сына счастливым, ибо мой собственный брак особенно удачным не назовешь. Признáюсь, такая забота о твоем счастье тронула меня.

Молодой человек не сводил взгляда серых глаз со своей матушки. В них читалось с трудом сдерживаемое веселье.

– Маменька, а вы часто чувствуете себя несчастной? – спросил он.

– Часто! – молвила она. – Иногда на меня накатывают волны черной меланхолии. Если бы я имела обыкновение поддаваться им, то давно бы, пожалуй, увяла под тяжестью выпадающих на мою долю испытаний. Но долго пребывать в таком душевном состоянии мне не приходится, так как обязательно происходит что-нибудь, что веселит меня. Ты можешь считать меня излишне легкомысленной, однако, как по мне, тебе следовало бы испытывать благодарность по этому поводу, ибо нет ничего несноснее женщин, у которых глаза на мокром месте и которые по малейшему поводу готовы лить слезы, не говоря уже о том, что они вечно в прескверном расположении духа. Как бы то ни было, я отнюдь не похожа на этих созданий. И вот, стоило мне согласиться, что для Эвелина и Кресси будет лучше поближе узнать друг друга, как леди Стейвли сразила меня наповал, заявив: поскольку я собираюсь поехать к тебе в Рейвенхерст, было бы просто замечательно, если бы она вместе с Кресси навестила нас. Надеюсь, выражение моего лица не выдало меня, однако, боюсь, что все же выдало, ведь леди Стейвли спросила в свойственной ей довольно резкой манере: имею ли я какие-нибудь возражения на сей счет? Дорогой Кит! Что мне оставалось делать, как не заверить ее – это весьма разумный план и я удивляюсь, как мне самой такое не пришло в голову? Возможно, я легкомысленна, однако отнюдь не глупа!

– Можете ли вы придумать какие-нибудь извинения? Уверен, маменька, – что-нибудь вы точно придумаете!

– Мне приходило кое-что в голову, но ничего путного. Я чуть было не сказала, что одна из служанок здесь заболела ветрянкой, однако вовремя смекнула – в таком случае ты бы сам сюда не приехал. Потом я решила, что можно сказать, будто бы ветрянкой заболел ты, однако вообразила, как невыносимо для тебя будет неделями сидеть взаперти. К тому же Эвелин может появиться в любое время. Ты знаешь, какой у него характер. Мы никогда не убедим его занять твое место больного ветрянкой.

– Мама, ради всего святого! Почему обязательно ветрянка? Скарлатина в деревне подошла бы значительно лучше, если уж вы избрали болезнь в качестве повода отказать леди Стейвли.

– Да, но тогда мне в голову не пришла иная хворь, кроме свинки, а леди Стейвли и Кресси, вероятно, уже переболели ею.

Нахмурившись, Кит принялся мерить шагами комнату. По прошествии непродолжительной паузы он сказал:

– Я уеду обратно в Вену. Мне вскоре пора уже будет возвращаться.

– Уедешь! – воскликнула графиня в сильнейшем расстройстве чувств. – Ты не можешь так со мной поступить! Они приезжают специально ради встречи с тобой. Это было бы слишком!

– Можно придумать правдоподобное объяснение: я сам тяжело заболел или со мной произошел несчастный случай. Никто не удивится тому обстоятельству, что Эвелин немедленно отправился ко мне.

– Идея просто замечательная в своей наивности! Думаешь, никого не удивит тот факт, что я останусь в Англии при таких обстоятельствах?

– Поедемте со мной, – лукаво предложил Кит.

В ответ на слова сына лицо графини осветилось озорством.

– Занятно получится, – произнесла она, однако затем отрицательно покачала головой. – Нет, ничего не выйдет, Кит. Только представь, что начнется, когда объявится Эвелин. Он не будет знать, куда я запропастилась, и примется повсюду искать меня. Дорогой! Ничего не остается, как выбрать наименьшее из всех зол, и я уже приняла решение.

– Никак не возможно, матушка! Мы с Кресси невольно окажемся в таком положении, что это неизбежно приведет к нашему сближению, чего при любом раскладе следует избегать. Господи! Ведь именно вследствие этого я уехал из Лондона. Девушке не следует близко знакомиться со мной.

– Да, я прекрасно осознаю, сколь тяжко тебе стараться следить за каждым сказанным словом, но не все столь уж плохо, как тебе кажется. Удача улыбнулась мне: вернувшись от леди Стейвли, я застала на Хилл-стрит ждущего меня Козмо.

– Козмо, – без особых эмоций повторил вслед за матерью Кит.

– Да, Кит, Козмо, – произнесла ее светлость с терпеливой непреклонностью. – Мой брат Козмо… твой дядя Козмо… Дорогой! Чего ты стоишь словно столб? Ты никак его не мог позабыть.

– Нет конечно, я его помню, но не могу понять, почему ты считаешь, будто бы его появление на Хилл-стрит является для нас удачей.

– Сдается мне, ты куда легкомысленнее, чем я, – с торжеством возвестила графиня. – Козмо – это как раз тот человек, без которого нам никак не обойтись. И Эмма нам тоже, разумеется, пригодится. Сынок! Он, должно быть, послан нам самим Провидением. Такое нередко случается, как я заметила, когда попадаешь в весьма затруднительное положение. Например, когда я считала, что окончательно пропала, я вспомнила, что могу попросить денег взаймы у Эджбастона… Пока ехала домой с Маунт-стрит, никак не могла придумать, каким образом в это время года собрать в поместье общество. Я пеклась о твоих интересах, Кит, желала оградить тебя от слишком тесного общения с Кресси. Ни о ком, за исключением бедняги Бонами, я не подумала. Дело даже не в том, что мне не хватило бы времени. Ты же понимаешь, нельзя просто так приглашать людей в деревенскую глушь посреди лета. Если это не твои близкие друзья либо родня, никто не захочет тащиться сюда. Бывают, правда, люди, обожающие путешествовать по дикой природе, лицезреть горы, ущелья и прочие красоты, но, как по мне, это весьма скучно и утомительно. Уверяю тебя, Кит! Я не смогу описать должным образом все те страдания, которые мне пришлось испытать на себе, когда твой папа однажды настоял, чтобы я сопровождала его в поездке по Шотландии. Все бы ничего, но днями трястись по колдобинам ужаснейшей дороги, а потом ночевать на кошмарном постоялом дворе без каких-либо удобств, а затем долгие мили пройти пешком ради пейзажей, которые меня ничуть не тронули…

– Ясно, матушка, – упавшим голосом произнес Кит. – Я так понимаю, вы пригласили Козмо и мою тетушку приехать сюда и пожить здесь немного?

– Конечно пригласила, – с лучезарной улыбкой заверила сына графиня. – И мое приглашение полностью соответствовало его тайным чаяниям. Я уверена, Козмо намеревался выпросить у меня приглашение приехать к нам в Брайтон в гости, но ты, Кит, и сам знаешь, какой он скряга. Если сможет пожить где-нибудь за чужой счет на всем готовом, любое предложение для него вполне сносно. Обычно на лето он ездит к твоей тетушке Бейверсток, однако на сей раз она явно не собирается принимать его там. Это, конечно, весьма невежливо с моей стороны, но я ни в коей мере не могу ее осудить. Представь лишь, сколь тяжко неделями терпеть его и несчастную Эмму, снующих по дому. Я всегда сама старалась не приглашать их, хотя не столь грубо, как Амелия. Но в данном случае их приезд будет как нельзя кстати! Только подумай, дорогой! Мы крайне редко видимся с ними, так что они наверняка не отличают тебя от Эвелина. К тому же они играют в вист… по маленькой ставке, разумеется, а это вполне подходит леди Стейвли… Ну так вот, я их пригласила, и Козмо приедет с Эммой… А еще мы будем иметь удовольствие видеть Эмброуза. Это не лишнее. Пусть развлекает Кресси.

– Я вполне допускаю, что приезд дяди и тети будет нам сейчас на руку. Я не против. Это хорошая мысль. Вот только у меня есть сильнейшие сомнения относительно кузена Эмброуза. Когда я в последний раз видел его, юнец представлял собой отвратный образчик хвастуна и шалопая. Таких редко встретишь, – с отвращением вымолвил Кит.

– Ничего страшного, – беззаботно заверила сына ее светлость. – Тогда он был еще школьником. Полагаю, он мог исправиться. Как бы там ни было, а нам придется принимать и его. Козмо твердо решил присматривать за ним в течение всех летних каникул, пока сын в октябре не уедет обратно в Оксфорд. Брат говорит, что Эмброуз влез в Оксфорде в громадные долги. Учитывая характер Козмо, удивлюсь, если сумма превышает пару сотен фунтов. В конце прошлого триместра мальчика отстранили от занятий в университете, но, кажется, он уже исправился. Я не знаю, почему это произошло… Козмо будто воды в рот набрал, однако, полагаю, без представительниц прекрасного пола здесь не обошлось. Однажды, помнится, тебя с братом также отстраняли от занятий в конце зимнего триместра. Даже ваш папа отнесся к этому как к забавной шутке.

Мистер Фенкот, глядевший на мать словно зачарованный, тяжело вздохнул.

– Нет, маменька, весьма сомневаюсь, что он встал на праведный путь. Наоборот, из того, что я услышал, у меня создалось впечатление, будто он окончательно отбился от рук. И должен уведомить вас, что, когда меня и Эвелина исключили из университета, это случилось не из-за прекрасного пола. Виной тому послужил один из наших розыгрышей, самый лучший из всех, кстати говоря.

– Это все пустое, – небрежно ответила графиня. – Ты так говоришь, значит, так оно и было. Я просто подумала: ежели он влез в долги, это свидетельствует о том, что юноша в большей мере пошел в наш род Клиффов, чем мой брат Козмо. Братец такой скряга, что можно подумать, будто его в детстве подменили. Впрочем, это неважно. Надеюсь, Эмброуз не слишком исправился, потому что окажется некстати, если Кресси проникнется к нему нежными чувствами. Все вполне нормально, Кит… Ведь правда?

– Разумеется, матушка! – с подозрительным пылом заверил ее молодой человек. – Вы устроили все самым чудесным образом. Теперь нам остается только верить, что леди Стейвли посчитает моих дядю и тетю нестерпимо надоедливыми и захочет как можно скорее прервать свой визит к нам.

Поднявшись, графиня взяла шляпку со стола. Пощекотав подбородок Кита перьями, заявила:

– Успокаиваться еще рановато. Впереди у нас много дел, которыми, я уверена, заниматься ты не станешь. Ужасное же ты создание, скажу я тебе. Насчет Козмо и Эммы ты совершенно прав. Леди Стейвли сочтет их скучнейшими особами, а вот с Бонами, не сомневаюсь, она поладит. Она давно с ним знакома, и Бонами превосходно играет в вист.

Кит приоткрыл рот от удивления.

– Боже правый! Надеюсь, вы пошутили, маменька? Не хотите ли сказать, что вам и впрямь удалось уговорить сэра Риппла покинуть Брайтон ради сельских красот, которые он любит не больше вашего, и, приехав к нам в поместье, играть в вист по маленькой ставке с мрачной, словно дуэнья, леди Стейвли?

– Неужели вы подумали, что мне пришлось его уговаривать, мистер Грубиян? – игриво приподняв брови, воскликнула леди Денвилл.

– Прошу прощения, матушка. Сэр Бонами, как известно, действительно предан вам.

Она рассмеялась.

– Да, у него весьма добродушный характер, к тому же за долгие годы Бонами преуспел в самовнушении, поэтому теперь считает, что любит меня даже больше, чем обед. Конечно, обед для него куда милее, но я ни за что не дам Бонами понять, будто знаю его тайну. Придется позаботиться о том, чтобы его любимые блюда всегда вовремя появлялись на столе. Надо поговорить с поваром. Каждый день нужно будет посылать слугу в Брайтон за свежей рыбой. Поскольку мы уже в Рейвенхерсте, полагаю, следует организовать приемный день для широкой публики. В прошлом году из-за траура мы не смогли, а сейчас будет в самый раз. У нас множество дел. Не удивлюсь, если силы покинут меня к тому моменту, как они приедут.

В течение следующих нескольких дней все обитатели Рейвенхерста пребывали в сильнейшем возбуждении, сбиваясь с ног. Роль миледи, впрочем, сводилась к тому, что она отдавала множество противоречащих друг другу приказов, разрабатывала невыполнимые с самого начала планы по встрече и развлечению гостей, затем отменяла их. Графиня то и дело посылала младших слуг с поручениями, которые впоследствии оказывались ненужными. Люди падали от усталости, но никто не злился на миледи, ведь ее светлость отдавала приказы весьма вежливо и каждый раз благодарила за оказанную услугу либо выполненное поручение. Вместо того чтобы обвинять миледи, лондонские и местные слуги принялись во всех промахах и просчетах винить друг друга. В комнатах и залах поместья разворачивалась ожесточенная партизанская война. Это безобразие продолжалось до тех пор, пока Кит твердо не приказал старшим слугам больше не допускать в доме никаких склок и жалоб.

Из всех лишь два человека в поместье избежали всеобщего безумия – мисс Римптон, которая надменно держалась в стороне от того, что непосредственно не касалось гардероба миледи и ее собственной изысканной особы, а также повар, который, вежливо выслушивая многочисленные приказы и поручения графини, продолжал править своим королевством по собственной воле.

В этот, к счастью, оказавшийся кратким период нервической напряженности Киту посчастливилось лицезреть расточительность дражайшей родительницы куда отчетливее, чем когда-либо прежде. Она приехала в небольшом новом ландо, которое он увидел на подъездной аллее; молодой человек был весьма удивлен, узнав, что оно стало одним из последних приобретений матушки. Коляску тащила пара великолепных гнедых. Кучер, дернув за поводья, прикоснулся к шляпе и сообщил мнимому лорду – он только что возвратился после ежедневного выгула лошадей. Изумленный Кит оценил выезд в три сотни фунтов стерлингов, если не больше. Его удивление усиливалось благодаря тому, что он знал: у матушки есть еще одно ландо, даже более великолепное, на котором она разъезжала по Лондону, а в каретном сарае поместья Рейвенхерст стоит несколько экипажей, в том числе удобный ландонет. Позже Челлоу объяснил Киту, что, поскольку ландонеты вышли из моды, ее светлость ни в коем случае не хочет совершать поездки в немодном экипаже, даже вдали от столицы.

А когда Кит рискнул сказать матери, что приобретение второго дорогостоящего средства передвижения лишь ради нечастых и непродолжительных визитов в Рейвенхерст является расточительством, графиня заверила сына: он заблуждается, и, к своему вящему удовольствию, принялась доказывать, что куда рачительнее иметь в поместье запасное ландо, пару лошадей и второго кучера, чем утруждать себя и тратиться на переправку городского экипажа в Суссекс.

Перед самым отъездом с Хилл-стрит с леди Денвилл приключился один из ее, к величайшему счастью, редких припадков хозяйственности. Миссис Нортон и мистер Долиш, весьма почитаемый повар ее светлости, были неприятно удивлены прибытием возничего, сгрузившего из своего громоздкого фургона ошеломляющее количество ящиков. Помимо прочих вещей, слуги графини уложили в них сорок восемь фунтов восковых свечей, два бочонка настоящего спермацетового масла от фирмы «Баррет», закупленные на улице Хеймаркет, близ Сент-Джеймсского дворца, два вестфальских окорока, несколько фунтов китайского зеленого чая сорта «Хайсон», ванилин высшего сорта, сахар-рафинад тройной очистки от Пьера ле Муана с Кинг-стрит в зеленой фирменной жестяной банке, огромное количество вафель от Гантера, полдюжины странных предметов мебели, на которые, по словам леди Денвилл, ставят цветы. Графиня сказала: она узрела сие чудо во время одной из своих поездок по магазинам и решила, что его обязательно следует приобрести для Рейвенхерста. Закупку свечей и всяческой бакалеи матушка объяснила, по ее мнению, вполне разумно: как она могла быть уверенной, что миссис Нортон, совсем недавно взявшая бразды правления в Рейвенхерсте, сделала достаточные запасы всего необходимого?

Леди Денвилл воспитывалась в священной вере, что истинная экономия состоит в покупке всего самого лучшего. Также графиня считала, что самое лучшее можно купить лишь в Лондоне и Париже. Именно вследствие этого житейский здравый смысл подсказал ей забить буфеты и кладовые миссис Нортон столичными товарами. Поскольку та весьма гордилась своей рачительностью и предусмотрительностью, ее чувства были задеты за живое. Впрочем, леди Денвилл растопила сердце экономки, с благодушной улыбкой заявив: бакалею заказала лишь потому, что знает, как иногда бывает обидно, если невозможно что-нибудь достать для гостей именно в тот момент, когда появляется необходимость, и поэтому она постаралась избавить миссис Нортон от ненужных хлопот и огорчений. Мистер Долиш, знавший миледи куда лучше, принял ее извинения с вежливым поклоном, однако сказал, что предпочтет сам готовить вафли, впрочем, вафли от Гантера будут съедены во время открытого приема. Если ее светлость окажет ему любезность и назовет адрес фирмы, у которой она заказала черепаху, то он быстро отменит заказ, так как уже условился о доставке отличнейшего черепахового мяса в Рейвенхерст. А еще повар лично перед отъездом из Лондона выбрал один йоркский и один вестфальский окорока, которые полностью удовлетворяют всем его требованиям.

– Что ее светлость вознамерилась делать со всем этим спермацетовым маслом? – не находила себе места миссис Нортон. – В доме нет масляных ламп. Только одна висит на кухне. Мы там используем обычное масло, не спермацетовое. Оно обходится в семь шиллингов и пять пенсов за галлон.

Уладив множество возникающих недоразумений, мистер Фенкот столкнулся с трудной задачей переубедить маменьку в том, чтобы она не посылала одного из конюхов в Лондон на Хилл-стрит, где сей господин должен был попросить миссис Динтинг или Бригга достать пару сотен карточек, которые графиня забыла взять с собой в Рейвенхерст. Их можно отыскать во втором ящике ее стола либо в одном из пяти укромных «тайничков» ее светлости. Поездка стоила бы куда дороже, чем заказ новых пригласительных у торговца канцелярскими принадлежностями в Брайтоне. Киту это удалось, но не без труда, ибо леди Денвилл обидело то, что сын не смог по достоинству оценить ее бережливость.

После этого Кит, воспользовавшись тем, что ее светлость, подоткнув под бока украшенные кружевами подушки, поглощала в своей спальне легкий завтрак, весьма тактично попросил дворецкого: прежде чем исполнять быстро и небрежно написанные рукой миледи распоряжения, следует нести их к нему на одобрение. Вскоре мистер Долиш начал подавать Киту меню на утверждение. Этот мастер своего дела, сообразив, что вследствие предстоящей женитьбы милорд изменил своей всегдашней беспечности, немедля извлек выгоду из данного обстоятельства. Никто не был столь предан ее светлости. Никто лучше его не знал, какие блюда понравятся графине. Никто больше мистера Долиша не трудился в поте лица, отстаивая интересы миледи. Впрочем, в минуту откровенности он однажды признался миссис Нортон, что, когда составляет меню на обильный обед, ему куда проще обратиться за одобрением к милорду. Граф не перевернет все вверх тормашками, не станет требовать вместо парочки нежных индюшат дичи, которую в это время года просто негде достать, а, бегло ознакомившись с содержанием меню, одобрит его и все подпишет. Также повар утешил миссис Нортон, сказав: поскольку он давно знает миледи, им не стоит особенно тревожиться. Ее рвение на стезе хозяйки дома через пару дней сойдет на нет.

Так и вышло. К тому времени, когда во вторник прибыли первые гости, графиня вновь была сама собой. Бурная деятельность утихла, и теперь ее светлость спокойно прогуливалась среди цветочных клумб, прикрываясь от солнечных лучей небольшим зонтиком и указывая главному садовнику на цветы, которые ей хотелось бы разместить в вазах на шести новых подставках. Садовник был знатоком аранжировки, и посему миледи не сомневалась в том, что все будет выполнено как следует, но, не торопясь уходить, она стояла неподалеку, время от времени советуя что-то либо, протягивая цветок из корзинки, которую держал наготове помощник садовника. Ближе к полудню графиня вполне серьезно уверовала, что все сделала сама, а садовник лишь немного помогал ей.

Первыми прибыли достопочтенный Козмо вместе с миссис Клифф и мистером Эмброузом Клиффом, единственным оставшимся в живых из отпрысков семейства. Приехали они на старой дорожной колымаге.

При виде такого раритета графиня воскликнула:

– Господи, Козмо! Вы взяли эту коляску напрокат или она ваша собственная? Кто-нибудь из знакомых видел вас в этом готическом антиквариате?

Мистер Клифф, высокий сухопарый джентльмен несколькими годами старше своей сестры, ответил, безропотно целуя графиню в щеку, что почтовые издержки были бы непосильны для его тощего кошелька.

– Не ко всем фортуна столь благосклонна, как к вам, моя дорогая Амабель, – заявил он.

– Чепуха! – возразила ее светлость. – Полагаю, ваш кошелек толще моего, ибо вы никогда и четырех пенсов зря не потратите. Просто ужасно, что бедняжка Эмма тряслась в этой жуткой старой коляске. Помнится, у нашего деда была такая же. Бабушку в ней всегда укачивало до тошноты. Дорогая Эмма, мне вас жаль! Как я рада видеть вас! Вам, похоже, немного нездоровится. Я проведу вас сейчас же в вашу спальню и хочу, чтобы вы полежали в постели и немного отдохнули перед ужином.

Миссис Клифф, увядшая женщина с близорукими голубыми глазами и лицом болезненного цвета, ответила с неопределенной улыбкой безжизненным голосом: несмотря на легкую головную боль, во всем остальном она чувствует себя хорошо.

– Я бы не удивилась, услышав, что каждый дюйм вашего тела страдает от немилосердной боли, – провожая гостью в дом, сказала графиня.

– Ничего страшного… О нет… Главное, чтобы Эмброуз не простудился.

– Дорогая Эмма! Как можно простудиться в такой день?

– У него очень уязвимое здоровье, – печально вздохнув, поведала графине миссис Клифф. – Он сидел спереди, и там его постоянно обдувало ветром. Надо будет дать бедняжке несколько капель камфорного масла. У меня в несессере…

– Я бы на вашем месте не занималась самолечением, – искренне выразила свое мнение леди Денвилл.

– Да, но ваши сыновья куда крепче, – произнесла миссис Клифф, глядя на графиню с робкой надеждой на сочувствие.

Однако хозяйка не относилась к тем женщинам, которые считают уязвимое здоровье сына интересной темой для светской беседы, поэтому сочувствия с ее стороны миссис Клифф не дождалась.

– Слава Всевышнему! – жизнерадостно заявила графиня. – Сейчас они почти никогда не болеют, хотя в детстве мои сыновья перенесли корь и коклюш. Кажется, у них еще и ветрянка была, но точно сказать не могу… Не припоминаю…

Миссис Клифф искренне любила свою красивую золовку, однако не могла про себя не отметить, что графиня, должно быть, бессердечная мать, если могла забыть о хворях, выпавших на долю ее сыновей. Неужели Козмо прав и Амабель, как он часто говорит, ничего, помимо всяких светских глупостей, в жизни не интересует?

Но когда леди Денвилл удобно устроила ее на кушетке, набросив на ноги шаль, смочила носовой платок очень дорогой кельнской водой и приказала прислуге плотно завесить окна шторами, чтобы свет не беспокоил гостью, миссис Клифф решила, что столь заботливая и добрая леди никак не может быть бессердечной, пусть даже и одевается она легкомысленно.

А тем временем Кит провел дядю и кузена в небольшую гостиную на первом этаже, где их ожидали различные освежающие напитки тонизирующего свойства. Хотя взлелеянная годами скаредность заставляла Козмо держать в своем винном погребе питье не особо высокого качества, потребление плохого вина не испортило его вкус столь сильно, чтобы он не смог отличить хороший алкоголь от дрянной бурды. Сначала понюхав, а затем сделав пробный глоток, дядя кивнул племяннику, издав одобрительный возглас.

– Отменный херес, кузен, – стараясь не ударить в грязь лицом, сказал Эмброуз.

– Больно много ты в этом понимаешь, – насмешливо произнес его отец. – Впрочем, это и впрямь херес, точнее, горная малага, которую твой дядя заложил в погребок… Дай-ка вспомнить… Да… тринадцать, может, четырнадцать лет тому назад. Через годик-два оно достигнет своего наилучшего послевкусия, ибо чем дольше выдерживать испанские горные вина, тем вкуснее они становятся. Что за прелесть этот напиток! Как ни печально, то, что сейчас продают, выдавая за малагу, – лишь жалкая пародия на вина, которые мы пивали, будучи молодыми. – Сделав еще один глоток, мистер Клифф одарил племянника улыбкой. – Я полагаю, мой дорогой мальчик, что вскоре буду иметь удовольствие выразить вам мои искренние поздравления. Это хорошо. Это верно. Ныне я живу вдали от волнений света, но прекрасно понимаю, что мисс Стейвли – замечательная девушка. С нетерпением жду возможности познакомиться с ней. Ваша дорогая матушка сказала мне, что брак одобрен лордом Брамби, поэтому рискну предположить, приданое мисс Стейвли довольно значительное.

– К сожалению, сэр, ничего не могу вам сообщить по этому поводу, поскольку не имею решительно никакого представления о ее приданом, – недружелюбно глядя на дядю, промолвил Кит.

От изумления Козмо запнулся, подумал немного, а потом произнес:

– Однако, поскольку ваш дядя Брамби положительно отнесся к этому браку, можно предположить, что ее приданое маленьким никак быть не может. Разумеется, вы владеете значительным состоянием, лорд Денвилл, но для поддержания на должном уровне дома в Лондоне, не говоря уж о небольшом поместье, которое у вас есть в Лестершире, требуется изрядное количество средств… весьма много денег. Помимо этого, ваш отец, насколько я слышал, щедро обеспечил также вашего брата, что существенным образом уменьшает ваши доходы.

– Как будто и без того денежек у Денвилла куры не клюют, – едва слышно пробубнил себе в бокал молодой мистер Клифф.

К счастью, Козмо не расслышал слов сына. Мистер Клифф, судя по всему, в не меньшей степени интересовался финансовыми делами племянника, чем своими собственными. Выпив один за другим три бокала малаги, джентльмен между глотками углубился в размышления о предполагаемом доходе с поместья милорда, о числе слуг, необходимых для поддержания в порядке столь большого особняка, о стоимости ухода за такими обширными цветниками и о непомерной арендной плате за дома в лондонском районе Мейфэйр. Надо отдать должное мистеру Клиффу: его интерес и высказываемые вслух энергичные предложения по поводу уменьшения расходов племянника были продиктованы чистым альтруизмом. От своих советов мистер Клифф ничего не выигрывал, просто разрабатывать планы касательно экономии чужих денег было для этого человека почти столь же отрадно, как сберегать свои собственные средства. Племянник слушал его вежливо, а вот на лице сына застыло выражение сердитого смущения. Как только отец вышел из комнаты, молодой мистер Клифф не нашел ничего лучше, чем посоветовать Киту не обращать на дядю внимания.

– Он всегда так говорит. Дома это еще терпимо, но в гостях…

Кит испытывал к юноше определенное сочувствие. Для девятнадцатилетнего молодого человека, не совсем уверенного в себе, но при этом стремящегося казаться опытным малым, такой отец, как Козмо, – весьма тяжкое испытание в жизни. Как бы там ни было, разговор показался ему не совсем приличным, и мнимый лорд поспешил сменить тему, однако тщетно. Эмброуз продолжал сетовать на своего отца, подробно описывая его скаредность, пока Кит, окончательно потеряв терпение, не сказал ему напрямик, что все эти жалобы не делают ему чести.

– Неудивительно, что мой дядя осуждает ваше поведение. Боже правый! Неужели, будучи в Оксфорде, вы не нашли ничего лучшего, чем посещать публичные дома? Что касается отстранения от занятий в университете, молодой человек, то ни… – Кит запнулся, едва не произнеся имя брата, – ни я, ни Кит не были отстранены вследствие скандала, связанного с женщинами. В наше время таким бахвалились только полные простофили. По поводу хвастовства, будто некая пташка заснула у вас на плече…

– Я не хвастаюсь этим! – заявил молодой мистер Клифф, краснея от смущения до корней волос. – Я просто сказал…

– Уже слышал, – мрачно изрек Кит. – На вашем месте я бы обо всем помалкивал, молодой человек.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Эмброуз пробормотал:

– Но вы ведь тоже не святой, сэр. Все это знают.

– Не святой, но и не Странный Наб, в которого вы рискуете превратиться, если продолжите в том же духе, – произнес Кит с веселой грубостью, а затем внезапно рассмеялся. – Ладно уж, Эмброуз! Вас так легко разыграть! Вы почти заставили меня забыть, что вы мой гость.

– Учитывая, что в Оксфорде до сих пор обсуждают ваши с Китом проделки, поучать меня, кажется, не стоит, – все еще обиженно произнес Эмброуз.

– До сих пор! Изумительно! – сверкая смеющимися глазами, воскликнул Кит. – Но я уверен, никто не скажет, что мы зря потратили время, волочась за белыми передниками.

 

Глава 9

Во второй половине следующего дня, ближе к вечеру, в Рейвенхерст прибыла вдовствующая леди Стейвли. Ее дорожная коляска оказалась даже более старомодной и неуклюжей, чем у мистера Клиффа. Помимо почтенной матроны, в экипаже приехали ее внучка, камеристка и личный лакей. Мистер Фенкот, несмотря на огромнейшее желание оказаться за много-много миль от любого из членов семьи Стейвли, приветствовал их появление с почти беспредельным радушием. Единственным ограничением был страх, что, забывшись, он может себя выдать. В нервическом состоянии, в коем пребывал, Кит винил родственников со стороны матери, в обществе которых ему пришлось провести уже почти сутки.

Тому, что леди Денвилл, кривя душой, назвала милой беседой ради того, чтобы скоротать вечерок, предшествовал скучный, временами изматывающий день. Козмо, сам будучи владельцем скромного поместья, на вопрос, как бы он предпочел провести день, выказал желание объехать верхом акры земель своего племянника. Во время этой поездки, в которой Кит счел себя обязанным сопровождать гостя, Козмо задал ему множество вопросов; мнимый лорд, будучи младшим сыном в семье и никогда особо не интересуясь делами имения и доходами с недвижимости отца, отвечал весьма невпопад. Киту пришлось стерпеть от дяди наставительные увещевания, а также сетования насчет того, что слухи о том, будто шестой лорд Денвилл – весьма легкомысленный молодой человек, ничем помимо всяких пустяков не интересующийся, соответствуют действительности. К счастью для репутации отсутствующего Эвелина, после очень плотного полдника мистер Клифф уединился в библиотеке и, прикрыв лицо носовым платком, погрузился в глубокий, сопровождающийся похрапыванием сон.

Теперь Киту предстояло развлекать лишь своего кузена, что оказалось не такой уж легкой задачей, потому что единственным желанием молодого мистера Клиффа было, как он сам выразился, прошвырнуться в Брайтон. На вопрос, что они там будут делать, юноша туманно изрек: они могут совершить променад или хотя бы заглянуть в бильярдную. Однако, поскольку Кит при текущем положении вещей твердо решил обходить этот фешенебельный курорт десятой дорогой, не говоря уже о том, что у него не было никакого желания появляться в обществе с этим несостоявшимся денди, который, по пристрастному мнению Кита, больше походил на недалекого деревенского щеголя, предложение Эмброуза было решительно отвергнуто. Мнимый лорд ответил, что ему следует находиться поблизости, когда приедут Стейвли, а если Эмброузу охота поиграть на бильярде в разгар лета, то в Рейвенхерсте имеется отличный бильярдный стол. В конце концов кузен признался, что ему не особо хочется играть в бильярд. Тогда Кит проводил его наверх, чтобы кузен сменил плотно облегающий сюртук, короткие штаны цвета голубиного крыла и жилет венецианского покроя на одежду, в большей мере подходящую для жизни в деревне, а затем отправился вместе с ним стрелять кроликов.

Эмброуз пошел, испытывая откровенное нежелание, с нервным смешком заявив: он не такой знатный стрелок, как его кузен; однако, после того как ему твердо, но вежливо отсоветовали нести свое легкое дробовое ружье под крайне опасным для окружающих углом, показали, как заряжать его и как стрелять, юноша немного успокоился, расслабился и начал получать удовольствие от происходящего. Молодого мистера Клиффа весьма обрадовало доброжелательное обращение с ним его светлости, ибо он втайне побаивался Эвелина. В свой прошлый приезд в Рейвенхерст, когда Эмброуз еще учился в школе, Эвелин, не обнаружив в юнце ни склонности, ни стремления заняться каким-либо подобающим джентльмену спортом, обошелся с ним не совсем вежливо, а затем вообще перестал обращать на него внимание. Эмброузу показалось, что за прошедшее время характер молодого графа значительно улучшился, поэтому, робея, он осмелился признаться, что хотел бы научиться хорошо стрелять.

– Но дело в том… видите ли… У меня просто нет возможности учиться, потому что мой отец этого… не любит.

Впервые задумавшись о том, что его кузен вырос отнюдь не в благожелательной обстановке, Кит предложил, чтобы Эмброуз, находясь в Рейвенхерсте, препоручил себя опеке главного егеря, который, без сомнения, будет рад заполучить ученика. Предложение пришлось молодому человеку по душе. Вскоре после этого он выстрелил в сторону нескольких ничего не подозревающих кролей и, как ни странно, попал в одного. В Рейвенхерст он вернулся в весьма приподнятом расположении духа, свято веря, что убитый им кролик именно тот, в которого он целился, и очень скоро, без сомнения, ему удастся стать заправским стрелком.

Спустя полчаса после их возвращения, которых, к счастью хватило на то, чтобы сменить сюртук из грубой ткани, бриджи и высокие краги на более светское одеяние, внушительная коляска вдовствующей леди Стейвли подкатила к входу. Нортон вместе с лакеем миледи и еще двумя слугами из местных бросились помогать пожилой леди сойти на землю. Кит явился как раз вовремя, чтобы услышать, как она язвительно отчитывала прислугу. Из этого молодой человек заключил, что старуха пребывает в дурном расположении духа. Поэтому Кита отнюдь не удивило, что вместо приветствия леди Стейвли принялась вычитывать его за состояние дороги, ведущей от почтового тракта к воротам поместья.

– Как бы там ни было, а это местечко мне нравится, – снизойдя, сообщила ему почтенная матрона. – Я здесь прежде никогда не бывала. Очень рада, что решилась сюда выбраться. – Своими сохранившими остроту зрения глазками леди Стейвли окинула пестрый, в пятнах заплат свежей штукатурки фасад дома. – Ну, великолепным я это место не назвала бы, однако оно вполне приличное, несмотря ни на что. Следует выкорчевать все эти рододендроны вдоль подъездной аллеи. Мрачные кусты, что ни говори… Терпеть их не могу.

– Но представьте себе, как они прекрасны, когда цветут, мадам, – молвила Кресси, спускаясь из коляски вслед за бабушкой.

– Когда они цветут, все, за исключением самых бедных джентльменов, остаются в Лондоне. Какая польза от их цветения? – тотчас же возразила старуха. Завидя, как хозяйка дома спускается по широким низким каменным ступеням крыльца, леди Стейвли кивнула ей, сказав: – Здравствуйте! Я только что говорила лорду Денвиллу, что надо приказать вырубить те рододендроны на аллее. От них ужасная тень.

– Действительно, – согласилась леди Денвилл. – Как будто спускаешься в царство теней, но после, как только выедешь на свободное пространство, открывается такой чудесный вид! Позвольте мне провести вас в дом, мадам. Солнце сегодня печет немилосердно.

Вдовствующая леди издала возглас удивления.

– Вы озабочены цветом своего лица? Проживите с мое, и вам до этого дела не будет. В прошлом девушки использовали клубничное пюре, чтобы уберечь кожу от загара. А еще накладывали тонкие ломтики сырой телятины… от морщин… Лично я таким никогда не занималась. Липко и грязно! Полагаю, вы мажетесь всеми этими новомодными лосьонами, но толку от них не больше, чем от всех прежних наших старинных рецептов.

Леди Денвилл, которая, чтобы сохранить цвет лица, каждый раз перед сном делала примочки из дистиллированной воды, настоянной на зеленых ананасах, а днем наносила на кожу крем «Божественная роса», ответила глазом не моргнув: это совершенно верно, а затем, подведя свою гостью к ступенькам крыльца, предложила леди Стейвли опереться на ее руку. Предложение было встречено без должной благожелательности. Вдовствующая особа заявила: она предпочитает услуги своего лакея. Тогда леди Денвилл сказала старухе, что ей следует подняться в отведенную специально для нее опочивальню, на что леди Стейвли заявила: она слишком стара, чтобы вновь тащиться вверх по лестнице. Сперва ей надо немного отдохнуть и восстановить дыхание.

– В таком случае не угодно ли вам пройти в Голубую гостиную, мадам? – предложила леди Денвилл со своим всегдашним добродушием. – Я прикажу подать чай. Он придаст вам сил.

– Нет, не хочу чаю, – возразила леди Стейвли. – Обычно я выпиваю чашку чая только после обеда, но в это время дня… Нет уж, увольте! Вот чего бы мне на самом деле хотелось, так это стаканчик негуса, однако, ежели у вас нет негуса, я не обижусь…

– Ой! Как же я сама не догадалась? – воскликнула леди Денвилл, устремив на дворецкого взгляд, полный вопрошающей муки.

– Одно мгновение, миледи, – произнес тот, оказавшись на высоте.

Кресси, до сих пор стоявшая у подножия ступенек крыльца, с печальной улыбкой взглянула на Кита и тихо произнесла:

– Бабушка устала, а когда она устает, то всегда такая. Мне очень неловко из-за ее поведения. Когда она отдохнет – немного успокоится.

Кит, улыбнувшись, ответил:

– Уверен, где-нибудь в одном из чуланчиков завалялось инвалидное кресло, которым пользовался мой дед, если у него случались приступы подагры. Возможно, ваша бабушка…

– Ни в коем случае, – хихикнув, отвергла его предложение Кресси. – Пожалуй, бабушка сочтет это оскорблением. Лучше предоставьте ее заботам вашей мамы. Я не сомневаюсь, леди Денвилл выведет ее из скверного расположения духа. Полагаю, она даже самых брюзгливых людей смогла бы развеселить. Моя бабушка не такая.

– Понятное дело. Весьма грозная пожилая леди, которая, впрочем, завоевала мое уважение. Чем хотите заняться? Быть может, оставить вас на попечение миссис Нортон? Она проведет вас к отведенным вам покоям… Или желаете пройти со мной на террасу?

– Спасибо! Я предпочла бы последнее. По дороге я увидела что-то вроде озера. Хотелось бы все разглядеть получше.

– С террасы открывается чудный вид на него, – сказал Кит, протягивая девушке руку. – Жаль, что вы не видели этот водоем, когда рододендроны в цвету. Даже ваша бабушка, узрев это великолепие, отраженное в воде в ясный, солнечный день, не рискнула бы говорить, что они мрачные.

– Вы плохо ее знаете, лорд Денвилл! Ничто не может поколебать ее мнения. – Повернув головку, девушка несколько застенчиво взглянула на молодого человека и добавила: – Наш визит вам нежелателен? Скажите, молю вас, правду.

– Как он может быть нежелателен? – тотчас же ответил вопросом на вопрос Кит.

– Может… С моей стороны весьма глупо спрашивать. Вы просто обязаны быть учтивым. У меня есть сильнейшее подозрение, что моя бабушка вынудила леди Денвилл пригласить нас в гости.

– Скорее уж она навела маменьку на эту мысль, но могу заверить вас: моя дражайшая родительница в полном восторге от вашего приезда. Неужели вы сомневаетесь в том, что я разделяю ее чувства?

– Сомневаюсь, – неожиданно ответила мисс Крессида. – Меня терзает сомнение, что, не дав вам окончательного ответа, я в то же время не спросила, есть ли у вас какие-нибудь опасения насчет предстоящего брака. Когда вы уехали из Лондона, мне пришло в голову… Запутанно все, право слово… Господи! О чем только я говорю! Понимаю, возникшее положение весьма щекотливо… Если вам что-нибудь не по душе, может, вы уже сожалеете о своем необдуманном шаге… Короче говоря, если вы сомневаетесь, скажите мне, а я знаю, как все уладить. Я сделаю все как надо, без малейшего шума и суеты.

Кит положил свою ладонь поверх ее ладошки, лежащей у него на сгибе локтя.

– Очень мило и предусмотрительно с вашей стороны, – вполне серьезно сказал он.

– Я понимаю, сколь тяжко джентльмену отказаться от своего слова, – молвила девушка. – Я всегда считала это ужасно несправедливым. Мужчины так же легко могут заблуждаться, как и мы, женщины.

– Совершенно верно. Лично я об этом прежде не задумывался, но чувствую вашу правоту.

– Давайте без пустой болтовни, – улыбнувшись, вымолвила Кресси. – Сказано премило, но я прошу вас не миндальничать со мной. Говорите все как есть. Не бойтесь меня обидеть.

– А правда без всяких прикрас, мисс Стейвли, заключается в том, что, чем ближе я вас узнаю, тем больше убеждаюсь – вы достойны лучшего мужа, чем я.

– Это вежливый намек на то, что вы предпочли бы взять ваше слово обратно? – нахмурившись, спросила девушка.

– Нет. Я просто хочу сказать, что вы чудесная девушка, – ответил он, поднеся руку Кресси к своим губам и целуя ее.

Эти слова вырвались у Кита помимо его воли и прозвучали с такой искренностью, что вызвали краску смущения на щеках юной леди. Отпустив ее ручку, молодой человек подумал: «Надо быть осторожнее. Никогда не встречал такой девушки».

– Если вы не боитесь пройтись в ваших тонких туфельках по траве, я с радостью покажу вам наш розарий, – вслух произнес он. – В это время года там особенно красиво. К тому же я как раз увидел вдалеке фигуру моего юного кузена. Ежели мы не поторопимся, то он наверняка к нам присоединится, а мне бы никак не хотелось подвергать вас столь чудовищному испытанию, особенно сейчас, когда вы еще не отдохнули после долгого пути.

Непрошеный румянец схлынул. Девушка засмеялась и позволила увести себя.

– Устала, – сказала она. – Мы тридцать миль проехали… А ваш кузен и впрямь столь ужасен?

– Да уж… Наполовину глупец, наполовину взбалмошный юноша, – промолвил Кит, помогая мисс Крессиде спуститься по выщербленным ступенькам на подстриженный дерн. – Мы с братом привыкли считать его неисправимым позером и полнейшим ничтожеством. В те редкие моменты, когда нас сводила вместе жизнь, мы обходились с кузеном довольно грубо.

– Думаю, вы продолжаете его третировать.

– Отнюдь нет. Я сегодня брал его пострелять кроликов, препоручив, так сказать, свою жизнь в руки кузена. Говоря начистоту – он надоедливый юнец. Если бы я разговаривал с джентльменом, а не представительницей прекрасного пола, я охарактеризовал бы его как позера и мелкого пакостника.

Кресси была явно признательна молодому человеку за откровенность.

– Но я не джентльмен. Мне бы вы его как описали?

– Как излишне самоуверенного трепача и зубоскала. Впрочем, теперь я подозреваю, что далеко не вся вина за безобразное поведение лежит на нем. Знакомы ли вы с его отцом, моим дядей Козмо?

Девушка отрицательно покачала головой.

– В таком случае вы получите от общения с ним незабываемое впечатление. Козмо – один из матушкиных братьев, но она подозревает, что в детстве его подменили в колыбельке. Не удивляйтесь, если он спросит вас, сколько стоит ваше платье, а затем объяснит, где вы смогли бы сшить его гораздо дешевле.

Услышанное слегка развеселило ее.

– Ничего страшного. Вы не представляете, какое облегчение я только что испытала, когда узнала, что у вас тоже есть родственники, которых вы стесняетесь. Я краснею, вспоминая тот кошмарный званый обед на Маунт-стрит, на котором бедная кузина Мария привела вас в замешательство, когда громогласным шепотом, чтобы, похоже, весь Лондон знал, объявила, как вы красивы. А еще этот гадкий Остин Лактон постоянно пытался, ухватив вас за пуговицу, отвести в сторонку. Мой отец был до смерти оскорблен, узнав, что Остин все же всучил вам своего коня. Говорят, он беспороден. Папа сказал, Остин совсем не разбирается в лошадях.

– Не беспороден, разве что слегка низковат в холке, – возразил Кит. – Вы сами сможете убедиться в этом. Я привез его с собой из Лондона и уже выезжал на нем.

– Не думаю, что у вас в Лестершире этому коню место. С какой стати вы решили купить его? Боюсь, вашей репутации знатока буден нанесен серьезный ущерб.

Молодой человек тихо рассмеялся.

– Как бы не так! Моя репутация непоколебима. – Прочтя немой вопрос в глазах девушки, Кит добавил: – Не в том дело. Мне пришлось купить это животное, поскольку я заставил вашего кузена слишком долго ждать моего решения. Кресси! Вы любите ездить на охоту?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Боюсь, не особо. Пару раз ездила с папой, но не в Центральных графствах. Папа говорит, вы заядлый охотник на лис. Надеюсь, не потребуете, чтобы я во всем подражала вам. Уверена, я просто не справлюсь. Я люблю кататься верхом, но участвовать в скачках с препятствиями – это не мое. По правде говоря, робею, когда приходится прыгать через живую изгородь, забор или ров с водой.

– Вот и чудесно! – жизнерадостно заявил Кит. – Что до меня, то я недолюбливаю амазонок. В последние годы мне редко доводилось… – Вовремя поймав себя на оговорке, мнимый лорд исправил ошибку: – Встречать среди женщин хороших охотниц. – Кит посторонился, пропуская мисс Стейвли через арку, увитую стеблями алой вьющейся розы. – Вот наш знаменитый розарий! Он вам нравится?

– Какая красота! Просто замечательно! – воскликнула Кресси, замерев на минутку на месте, а затем стремительно направилась туда, где заметила недавно расцветший новый сорт.

– Скажите это Ньюбиггину, нашему главному садовнику, и вы приобретете преданного раба на всю жизнь. Однако хочу вас предупредить, что моя дорогая маменька считает все это великолепие делом своих и только своих рук. Впрочем, вся задумка и впрямь принадлежит ей. Она вынашивала планы, уже когда я отправился в Константинополь…

– В Константинополь? – резко повернувшись в его сторону, удивилась девушка.

– В гости к брату, – быстро вышел из положения Кит.

– Вы, оказывается, там бывали! Как я вам завидую!

– Вам нравится путешествовать за границу?

– Я никуда не ездила, только в книгах читала, – ответила Кресси. – Ужасно хочу повидать мир, однако папенька терпеть не может иностранцев. Мне не удалось уговорить его съездить даже в Париж. Вы ведь посещали брата в Вене? С интересом послушала бы рассказ о вашей поездке.

С этим у Кита не было никаких трудностей. Они мирно прогуливались по тропинкам, проложенным между клумбами роз, а он все говорил и говорил. Вскоре молодой джентльмен убедился в том, что Кресси о многом узнала из книг. Она внимательно слушала его, временами задавая уместные вопросы, а ее спутник иногда останавливался и срывал особенно прелестный цветок, чтобы подарить ей. Когда они уходили из розария, в руках девушки уже был небольшой букет.

– Если я сейчас встречу вашего садовника, он станет моим врагом, а не преданным рабом, – мучаясь угрызениями совести, промолвила она. – Скажите: ваш отец до войны ездил в Европу? Тогда, я знаю, считалось, что для завершения образования молодому джентльмену просто необходимо попутешествовать по загранице, узнать, как живут в других странах, выучить иностранные языки.

– Ежели случай с отцом типичен, то в те времена молодые люди отправлялись в Европу в весьма юном возрасте, в сопровождении своих учителей и наставников. Слушая рассказы отца, я сделал вывод, что ему приходилось переезжать из одного большого европейского города в другой, предварительно запасшись рекомендательными письмами, а время тратить на занятия с учителем, балы и рауты. То же самое он мог с таким же успехом делать в Лондоне.

– У меня давно уже возникло печальное подозрение, что наши отцы, а тем более деды ничтожно мало внимания обращали на красоты природы, тем паче на нравы других народов, – задумчиво произнесла она. – Мой дед вел дневник во время поездки по Европе. Записи касаются почти исключительно известных имен и светских увеселений, в которых ему довелось принять участие. Я была весьма разочарована, когда папа дал мне его прочесть, ведь дедушка побывал в самых живописных уголках Европы.

– А в дневнике вашего деда есть запись о том, что на перевале в Альпах следует надевать на голое тело белье из овечьей шерсти?

Мисс Крессида, рассмеявшись, ответила:

– Само собой! Господи! Как прискорбно осознавать, что у наших предков были такие шикарные возможности, а они столь бездарно ими воспользовались.

Они подошли к лестнице, ведущей на террасу.

– Кресси, вы теперь вместо мисс Клары Стейвли ухаживаете за вашей бабушкой? – поднимаясь по ступеням, спросил Кит. – Моя маменька до конца так и не была уверена, будет ли вас сопровождать в поездке ваша тетя.

– Извините. Мне следовало заранее предупредить крестную. Мы всегда в конце бального сезона едем вместе с бабушкой в Уэртинг, а Клара остается. У нас в семье это называется отправить в отпуск. На самом деле Клара сразу едет к моей тетушке Каролине, а там, если я хоть немного знаю мою тетушку, ей обязательно поручают присматривать за детьми, – улыбнувшись, сказала Кресси. – Не смотрите на меня с таким видом. Моя тетя Элизабет, добрейшей души женщина, считает, подобно вам, как я погляжу, что сложившееся положение вещей не нормально. Из Клары делают не то приживалку, не то служанку. Однажды она пригласила Клару к себе на лето в Хартфордшир, заверяя, что та будет отдыхать там с полнейшим комфортом и на всем готовом. И действительно, Клара там ничего не делала, только отдыхала и развлекалась, что, как она мне позже сказала, почти довело ее до глубокой меланхолии. От хандры ее спасла тетя Каролина, попросив безотлагательно приехать помочь. Видите ли, один ее ребенок покрылся с ног до головы сыпью, а старший из сыновей, мой кузен Генри, упал с лошади и сломал себе руку. К прочим бедам эконому пришлось срочно увольняться, так как его мать разбил паралич и за ней требовался постоянный уход. Тетя Элизабет рассказывала мне, что Клара в мгновение ока собрала все свои пожитки в дорожные сундуки и отправилась в Линкольн, несмотря на мольбы тетушки, а также просьбы детей еще немного погостить в Стоборо-Холле. Полагаю, дел у нее в Линкольне теперь предостаточно. Тетя Каролина бывает весьма требовательна, однако я уверена: когда Клара снова займет свое место при бабушке, она будет чувствовать себя вполне отдохнувшей.

Молодой человек улыбнулся, выслушав эту жизнерадостную историю, но затем, слегка нахмурившись, с серьезным видом сказал:

– У меня тоже, представьте себе, есть тетушка, которая, по словам моей матери, получает ни с чем не сравнимое удовольствие, преподнося огромные жертвы на алтарь семейных интересов, но вы, полагаю, не станете утверждать, что хоть в чем-то похожи на нее?

– Ни в коей мере, – заявила Кресси. – Приносить себя в жертву я не собираюсь. Наихудшее, что готова терпеть, сопровождая бабушку в Уэртинг, – так это скука. Впрочем, с ее острым языком долго не заскучаешь.

Кит приоткрыл перед девушкой дверь, ведущую с террасы в дом. Кресси, остановившись перед порогом, промолвила:

– Благодарю за розы. Здесь, в Рейвенхерсте, вы ведь соблюдаете деревенский распорядок дня, да? Прикажите, пожалуйста, одному из слуг провести меня в отведенную мне комнату. Уже пора переодеваться к ужину.

– Лучше найдем мою маменьку, – ответил Кит. – Не сомневаюсь, она захочет сопроводить вас туда лично.

Искать леди Денвилл не пришлось, потому что, когда Кит провел Кресси в главный вестибюль Рейвенхерста, графиня как раз решила спуститься по лестнице им навстречу. Она выглядела немного обеспокоенной, но, завидев Кресси, просияла и поспешила вниз по ступенькам заключить крестницу в объятия.

– Дитя мое! А я не знала, куда ты подевалась. Мы с тобой и парой слов не перекинулись.

– Прошу прощения, мадам! Денвилл повел меня показывать ваш розарий и был столь любезен, что нарвал мне этот замечательный букет. Розарий великолепный! У нас в Стейвли нет ничего похожего на него.

– Да, чудесный розарий, – согласилась леди Денвилл. – Так много пришлось поработать над этим… Кресси! Я должна тебя заранее предупредить, что общество здесь собралось прескучнейшее. Меня, признáюсь, гложет сожаление, что приходится подвергать тебя столь тяжкому испытанию. Мой брат уже всем надоел своими морализаторскими проповедями и предложениями… Эмма с каждым прожитым годом становится все скучнее и бесцветнее. Она бубнит что-то себе под нос, словно мышь, пролезшая в сыр… Об Эмброузе я уж молчу! Со стороны его можно принять за провинциального простака…

– Вы тут ни при чем, крестная, – рассмеявшись, прервала ее излияния Кресси. – Я прекрасно понимаю, что мой приезд сюда вам навязали. Уверена, любое общество, в котором присутствуете вы, скучным быть уж никак не может!

– Оно, конечно, так, но я ужасно устала… совсем без сил, – призналась ее светлость. – Мне пришлось приказать Нортону подавать ужин сегодня пораньше, потому что твоя бабушка заявила, что не собирается засиживаться и хочет пораньше лечь спать. Нам придется сесть за ужин в шесть часов. Не понимаю, почему следует ужинать при дневном свете лишь потому, что ты в деревне. Впрочем, ничего страшного. Я приказала подать настоящий ужин в одиннадцать. К тому времени, надеюсь, леди Стейвли уже отойдет ко сну.

– Вы не можете сказать, Кресси, будто я утаил от вас то прискорбное обстоятельство, что и в нашей семье имеются родственники, которые заставляют меня краснеть от стыда, – заметил Кит.

– Господи! – воскликнула леди Денвилл. – Ну вы же видите, какие треволнения мне довелось пережить! Впрочем, Кресси доподлинно известно, что ее бабушка может посеять в моей душе невероятное смятение.

– Конечно известно, – сказала мисс Крессида, глядя на крестную удивленными глазами. – А что, бабушка сильно не в духе? Не сердитесь на меня за то, что я оставила ее на ваше попечение. Я просто подумала, что без меня под боком бабушка успокоится значительно раньше. Как она? Утихла?

– Не сказала бы, хотя пару минут назад, когда мне все же удалось проводить ее в опочивальню, твоя бабушка уже не казалась мне такой желчной и готовой раздражаться из-за пустяков, – немного подумав, сказала леди Денвилл. – К счастью, она заметила, что материя на шторах в Голубой гостиной выгорела… Никогда бы не подумала, что буду благодарна Всевышнему за это, К… Эвелин. Когда-то я выписала эту ткань специально из Лиона, и твой отец, узнав, сколько это стоит, был вне себя от раздражения. На самом деле я огорчилась, увидев, как сильно выгорели шторы, но в каждом несчастье можно найти что-нибудь хорошее. Леди Стейвли весьма приободрилась и принялась вычитывать меня за ту глупость, которую я, видите ли, учинила. Дорогая Кресси! Полагаю, мне следует тотчас же отвести тебя в твою комнату. Нельзя ни в коем случае заставлять твою бабушку ожидать ужина. Мне сказали, что с вами не приехала твоя горничная. Я пришлю к тебе Римптон. Только не позволяй ей важничать. Порой я удивляюсь, почему терплю ее причуды, но как камеристке ей нет равных.

Хотя мисс Стейвли нисколько не сомневалась в мастерстве мисс Римптон, она отклонила предложение крестной, сказав, что Джейн, бабушкина прислуга, сделает все необходимое. Было бы странно растрачивать таланты камеристки, скорее напоминающей компаньонку при своей хозяйке, на простейшую задачу подать юной леди платье из оранжевого крепа, которое Кресси очень подходило… Поэтому сказанное воплотили в жизнь в покоях леди Стейвли под ее неусыпным оком. Старушка снизошла до сдержанного одобрения наряда, однако заметила, что юбка излишне узка, добавив свою коронную фразу: она не знает, во что превратится мир, если женщины станут выглядеть словно жерди. Пренебрегая модой на завышенную талию и облегающие юбки, леди Стейвли облачилась в верхнее платье из черного шелка с юбкой на китовом усе поверх вышитого серебряной нитью нижнего платья. Волосы ее покрывал накрахмаленный чепец из черных кружев. На руках были перчатки. В правой старуха держала веер. В отличие от внучки, которая носила легчайшие шелковые туфельки, леди Стейвли выбрала из своей обширной коллекции старомодной обуви пару башмаков с высокими каблуками и пряжками, украшенными драгоценными каменьями.

Кресси в порыве озорства сказала, что ей не хватает только мушки на щеке.

– Мушки вышли из моды еще до твоего рождения, – отрезала почтенная вдова. – Джейн! Теперь можешь ступать… Погоди! Подай-ка мне трость… из черного дерева… Да, эту… И скажи Уильяму, чтобы он тотчас же явился. На этих скользких ступенях меня обязательно надо поддерживать. – Стоило безмятежной служанке прикрыть за собой дверь, леди Стейвли повернула голову к Кресси и требовательным голосом спросила: – И где ты пропадала столько времени, мисс?

– Гуляла по розарию с лордом Денвиллом, мадам, – ответила внучка, нисколько не смутившись от резкости слов бабушки.

– Гм-м…

Пожилая леди, внимательно разглядывая в зеркале свое изборожденное морщинами лицо, взяла скрюченными пальцами пуховку и нанесла на дряблые щеки последний слой пудры.

– Даже не поинтересовалась, нужна ли ты мне…

– Я знала, что не нужна, бабушка, – бесстрашно глядя на старуху, ответила Кресси. – Вы мне сказали, чтобы я не вертелась у вас перед глазами, ибо это может довести вас до мигрени, вот я и решила не докучать вам. Кроме того, бабушка, коль скоро леди Денвилл печется о вашем удобстве, мне рядом, полагаю, делать нечего.

– Амабель Денвилл – всего лишь симпатичная глупышка, – без обиняков заявила вдова, – всегда была и навсегда такой останется. – Взглянув на свое отражение в зеркале, старуха задумчиво подвигала челюстью. – Настанет день, и она превратится в такой же мешок с костями, как и я. Однако, девочка моя, если бы хоть одна из моих дочерей обладала десятой долей ее очарования, я бы непрестанно благодарила Бога за его милость. Помоги мне подняться из этого кресла. Мне сейчас следовало бы лежать в постели с тарелкой жидкой овсянки на подносе, но я спущусь вниз и даже поиграю с Козмо Клиффом в триктрак, если, конечно, хватит сил… Боюсь только, мне не преодолеть этих крутых ступенек… Слишком я стара, чтобы трястись по деревенским дорогам. Могу лишь надеяться, что ты не забыла – все это ради тебя…

Ворчание старухи ничего хорошего не предвещало. Ее настроение продолжало портиться до тех пор, пока они не спустились к ужину. Внезапному смягчению нрава пожилой леди способствовало кулинарное искусство мистера Долиша. Не зря он запросил за свои услуги столь высокую плату: этот искусник не только знал, что следует предложить почтенной матроне, но и сумел на высшем уровне сервировать грандиозный ужин из двух полных перемен, включающих полдюжины блюд, не считая трех десятков антре и салатов. Вдовствующая леди, приободрившись после супа из свежего зеленого горошка, позволила уговорить себя испробовать кусочек палтуса и несколько ломтиков мяса молодого оленя, зажаренного целиком и поданного к столу с соусом шеврей. Напоследок леди Стейвли отведала спаржи, срезанной и принесенной в кухню огородником за десять минут до того, как мистер Долиш готов был ее приготовить. Спаржа казалась настолько сочной, что пожилая леди не преминула сделать Киту комплимент за искусство его повара. В своей весьма прямолинейной манере она сообщила собравшимся за столом, что слишком объелась и, наверное, ночью не сможет сомкнуть глаз. Впрочем, видно было, что когда почтенная вдова покидала столовую, то смогла обойтись без посторонней помощи и выглядела не столь измученной и дряхлой, как прежде.

Хотя Кит вполне допускал, что дядя Козмо смог бы развлечь гостью игрой в карты, он весьма сомневался, отнесется ли леди Стейвли с благосклонностью к бесцветной личности его тети. Велико же было изумление молодого человека, когда, войдя чуть позже вслед за своим дядюшкой и кузеном в гостиную, он обнаружил этих дам сидящими рядом на диванчике и ведущими оживленную беседу. Впрочем, на удивление, длилось это недолго, поскольку леди Денвилл уже приказала приготовить все необходимое на карточном столе, стоящем в дальнем от двух матрон уголке гостиной, и тотчас же вовлекла пришедших мужчин в столь легкомысленное времяпровождение. Только вечером, зайдя перед сном к матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Кит узнал причину этой внезапно возникшей у леди Стейвли симпатии. Оказалось, все дело в счастливом стечении обстоятельств. Бедная Эмма принялась рассказывать старушке какую-то скучнейшую историю из жизни, упомянув имя особы, с которой леди Стейвли водила знакомство. Миледи навострила уши. После поверхностного обсуждения родственных связей доброй половины титулованных фамилий страны, а также значительной части представителей мелкопоместного дворянства, к взаимному удовлетворению обеих дам, было установлено, что они в некоторой степени родственницы.

– Но умоляю тебя, сынок, не спрашивай меня, насколько близкие, – попросила леди Денвилл. – Я не смогла запомнить всех тех кузенов, браки и просто знакомства, которые были ими раскопаны. Все это невероятно скучно. По крайней мере, такой поворот событий привел к тому, что теперь ужасная старуха пронялась к Эмме симпатией, и я надеюсь, нам удастся препоручить леди Стейвли заботам твоей тетушки.

 

Глава 10

Чаяния леди Денвилл до некоторой степени воплотились в жизнь. То ли оттого, что миссис Клифф оказалась дальней родственницей почтенной вдовствующей особы, то ли она почувствовала в этой безропотной леди отличную замену дочери Клары, однако старуха удостоила ее своего милостивого внимания и, не теряя времени даром, сделала миссис Клифф компаньонкой. К некоторому удивлению леди Денвилл, бедную Эмму нисколько не тяготило общество леди Стейвли. Впрочем, компания эта не являлась столь тягостной, как можно было опасаться, ибо вдовствующая особа никому, за исключением своей служанки, не позволяла переступать порог собственной спальни, откуда имела обыкновение выходить не раньше полудня. За два часа до ужина она вновь поднималась к себе наверх, а вечера проводила за игрой в вист, пикет либо триктрак с теми, кого считала достойными противниками. Миссис Клифф среди достойных не числилась, поэтому в течение трех дней, пока сэр Бонами Риппл не присоединился к обществу, четвертое место за карточным столом пришлось занимать Киту. Он был хорошим, если не сказать умелым, игроком, и после того, как мнимый лорд понял разницу между долгим вистом, который предпочитала вдовствующая особа, и коротким, к которому, будучи представителем молодого поколения, привык Кит, у нее не осталось серьезных причин придираться к его игре. Но поскольку в игре известное мастерство леди Денвилл соседствовало со странными промахами, вызванными, по ее словам, погружением в собственные мысли, вскоре с молчаливого согласия играющие разбились на две постоянные пары, где леди Стейвли и Козмо Клифф выступали против леди Денвилл и ее сына.

Новые обязанности Эммы состояли в том, чтобы составлять общество вдовствующей особе в ее свободное от других занятий время, а также сопровождать почтенную матрону в хорошую погоду во время послеобеденных поездок, способствующих сну. Подобный образ жизни соответствовал нраву миссис Клифф, так что никому не пришло в голову сочувствовать ей.

Эмброуз, все еще не похоронивший надежды стать первоклассным стрелком, каждое утро проводил в обществе главного егеря. В приватной обстановке кроткий наставник сообщил Киту, что ежели он научит мистера Эмброуза попадать в дверь амбара с расстояния двенадцать ярдов, то и это станет большим достижением.

Козмо либо проводил бóльшую часть дня в библиотеке за чтением присланных из Лондона газет, либо рыскал по имению, засыпая дотошными вопросами управляющего и местных крестьян, после чего сообщал Киту замеченные им признаки расточительства. А мистеру Фенкоту оставалось лишь развлекать мисс Стейвли. В ясные дни они выезжали верхом на прогулки или играли в волан. Если же шел дождь, занимали себя настольными играми либо беседовали, усевшись в каком-нибудь уютном уголке.

Однажды по просьбе девушки Кит проводил ее в длинную картинную галерею, развлекая занятными историями о своих предках, портретами коих были увешены стены. Его спутница решила отплатить Киту той же монетой, выслушав хвастливый рассказ о дальнем родственнике Денвилла, неком священнике, который отличался весьма взбалмошным характером. Она упомянула о том, что один из Стейвли настолько сильно запутался в долгах, что, вместо долговой тюрьмы, предпочел запятнать родовой герб, выйдя на большую дорогу. Признав превосходство ее истории, Кит поинтересовался, преуспел ли ее предприимчивый предок на стезе разбоя. Мисс Стейвли посчитала его реплику неуместной, ибо занимательный во всех отношениях пращур девушки, как рассказывали, нашел свой конец на плахе палача, оставшись в народной памяти под именем Джентльмен Дик.

– Замечательная история, – признал Кит. – А теперь посмотрите на того старого джентльмена с рыжими бакенбардами. Это мой троюродный дедушка. Говорят, он убил свою первую жену. А вот ее портрет рядом с ним.

Мисс Стейвли с задумчивой внимательностью оглядела чахлое, унылое лицо женщины на портрете.

– Ничего удивительного в его поступке нет. Сразу видно, что эта особа вечно плакала, жаловалась на свою судьбу, страдала от глупых фантазий и легко впадала в истерику. К тому же, как я склонна думать, рыжеволосые люди обладают весьма вспыльчивым характером.

Однако самый большой интерес девушки вызвал портрет близнецов Фенкотов, написанный Хоппнером в пору их отрочества.

– До чего вы похожи, – заметила Кресси, разглядывая один из лучших портретов, когда-либо написанных Хоппнером, с излишним, по мнению Кита, вниманием. – Но, если присмотреться, видны отличия… У вас волосы чуть светлее, а ваш брат чуточку выше… А еще в выражении ваших лиц…

– Вы так считаете? Полагаю, разница воображаемая. Все зависит от того, кто где стоит. Что же касается выражения лиц, то этот портрет нельзя отнести к удачным творениям кисти Хоппнера, – сказал Кит, бессовестно возводя на покойного художника напраслину. – Пройдемте дальше и посмотрим на портрет моей матери кисти Лоренса.

Мисс Стейвли позволила увлечь себя дальше, однако, прежде чем покинуть галерею, девушка бросила еще один взгляд на портрет, а затем окинула профиль Кита испытующим взглядом. Впрочем, мисс Стейвли ничего не сказала ни тогда, ни позже, когда бабушка заявила ей, что лорд Брамби был явно несправедлив к своему племяннику.

– С течением лет он превратился в сущего зануду, – понося его светлость, высказала свое мнение почтенная вдова. – Со старыми холостяками, Кресси, такое часто бывает. Он слишком сильно любит младшего и посему предвзято относится к старшему.

– Он не сказал папе ни слова, порочащего репутацию лорда Денвилла, мадам, – осмелилась поспорить с бабушкой Кресси. – Лорд Брамби лишь заявил папе, что, хотя молодой человек чересчур необуздан в своем поведении, подходящая жена сможет его…

– Чепуха! – сверкнув глазками, воскликнула леди Стейвли. – Генри Брамби – старая баба, вот что я тебе скажу! Мальчик не распутник и никогда им не был! Полагаю, амурные похождения у него были, но в этом я не вижу ничего плохого. Я родилась на свет гораздо раньше лорда Брамби, и, ежели он думает, что я не в состоянии отличить распутника и повесу от джентльмена, он глубоко ошибается. Ничего подобного я в этом молодом человеке не заметила. Можешь положиться на мое чутье, девочка. Мне он нравится. А тебе?

Прямота вопроса слегка обескуражила Кресси, но девушка, чуть покраснев, ответила:

– Да… гораздо больше, чем он мне понравился при первом нашем объяснении… Однако…

– Что однако? – спросила почтенная вдова, когда ее внучка замешкалась с продолжением.

Кресси отрицательно покачала головой.

– Ничего, мадам, сущая ерунда… Не обращайте внимания.

Леди Стейвли пристально поглядела на нее, а затем изрекла:

– Пока еще рано говорить об этом. Я не буду ни на чем настаивать. Ты не из тех пустоголовых мисс, что не в состоянии по достоинству оценить все преимущества этого брака. Денвилл – один из главных призов на рынке завидных женихов. Прежде я этому придавала гораздо больше внимания, чем теперь. Таким был и его отец. Маленькой глупышке Амабель Клифф очень повезло, когда она поймала его в свои сети.

Старуха, присев, задумалась, а потом резко изменила тему разговора:

– Я слышала, Бонами Риппл собирается приехать сюда завтра. Не человек, а толстенный пудинг. Впрочем, буду рада видеть его, так как он великолепно играет в вист и в курсе последних светских сплетен. – Сделав небольшую паузу, она нехотя добавила: – Что до Амабель, то суметь вытащить Риппла из Брайтона в разгар сезона многого стоит.

Однако на следующий день, когда сэр Бонами с помощью двух дюжих лакеев выбрался из своего дорожного экипажа, никто по выражению его лица не смог бы предположить, что ему трудно было покинуть Павильон и приехать в эту тихую деревенскую глушь. Излучая добродушие, сэр Бонами схватил руку Кита своей пухлой ладонью с короткими толстыми пальцами и сообщил молодому человеку: это местечко что-то с чем-то. Он справлялся с одышкой, вызванной усилиями, потраченными на вылезание из коляски, и представлял собой довольно нелепое зрелище. Сельский гардероб сэра Бонами отличался изысканной щеголеватостью. На его плечи было накинуто огромное тускло-коричневое пальто свободного покроя. Ворсистая касторовая шляпа с низкой тульей лихо сидела набекрень на завитых и напомаженных волосах престарелого денди.

– Очень мило! Отсюда открывается прекрасный вид! – возвестил сэр Бонами. – Знаете, прежде мне никогда не доводилось бывать здесь летом. Великолепно! Я уже ощущаю на себе благотворное влияние природы… чувствую себя свежим, как букет цветов.

В глазах Кита мелькнул проказливый огонек.

– Рад вас видеть у себя, сэр! – сказал он.

Маленькие круглые глазки сэра Бонами на секунду впились в мнимого графа.

– Премного обязан за столь радушный прием, – ответил гость.

Кит, наконец припомнив, что его брат с великим трудом выносил общество самого преданного обожателя их матери, небрежным тоном произнес:

– Однако я обязан предупредить вас, сэр, что реалии деревенской жизни, быть может, не придутся вам по вкусу. Мы ужинаем в шесть вечера.

– Предупреждать меня – излишний труд, – ответил сэр Бонами, медленно поднимаясь по невысоким ступеням. – Я знаю деревенский распорядок дня. К тому же у вас замечательный повар. Ежели хорошенько подкрепиться в полдник, то вполне можно ждать до шести часов, а после ужина на сон грядущий поесть еще немного.

– Мы предложим вам нечто более существенное, чем легкая закуска, – пообещал Кит. – Вам наверняка придется подкреплять свои силы после вечерней игры в вист со вдовствующей леди Стейвли.

Тяжело дыша, сэр Бонами замер на верхней ступеньке. Вся его огромная туша содрогнулась от беззвучного смеха.

– Вот оно что! – воскликнул он. – Теперь я понимаю, почему вы столь счастливы меня видеть. Мило… весьма мило… Вы, как я понимаю, собираетесь предоставить пожилую леди моему обществу… Ах!

Последнее восклицание джентльмена было вызвано появлением хозяйки дома, которая протянула в его сторону обе свои руки и сказала с обворожительной улыбкой на губах:

– Дорогой Бонами! Я знала, что могу полностью положиться на вас! Мне весьма неудобно, что я вынуждена пригласить вас, когда в доме собралась такая ужасная компания, но без вас никак не обойтись.

Целуя ее руки и удерживая в своих, сэр Бонами промолвил:

– Душа моя! Вам известно, как я рад слышать столь лестные слова из ваших уст. И вы прекрасно осведомлены, что я не могу считать общество, которое украшаете вы, ужасным. Буду рад услужить вам. Эвелин только что сказал мне о том, что занимать Корнелию Стейвли буду я.

– Знаю, я должна была быть с вами полностью откровенна, – призналась ее светлость, – но я очень боялась, что вы не приедете, если узнаете, с кем вам придется общаться.

– Полноте! – отпуская одну ее руку лишь для того, чтобы иметь возможность погладить другую, произнес сэр Бонами. – Ничто не могло помешать мне приехать, даже если бы вы пригласили сюда самого скучного человека в стране.

– Я уже преуспела в этом, – искренне призналась графиня. – Я пригласила Козмо.

– Вашего брата Козмо? – переспросил сэр Бонами.

– С женой и сыном, – сбрасывая груз с души, произнесла леди Денвилл.

– Ну, с ними я не знаком, однако, полагаю, Клифф меня особенно беспокоить не будет… – вполне толерантно выразился гость. – Скучный малый, что ни говори, но обращать внимание на его занудства не стоит.

– Я знала, что могу положиться на вас, – сказала леди Денвилл, высвобождая свою ручку из ладони сэра Бонами и беря его под руку. – А теперь мы пройдем в гостиную и вы подкрепитесь бокалом вина. Пока ваш слуга будет выкладывать вещи из дорожных сундуков, вы расскажете мне последние сплетни о любовных похождениях в свете.

Кит, понимая, что его присутствие нежелательно, вышел с намерением разыскать мисс Стейвли. После долгих поисков он обнаружил ее в Длинной гостиной. Девушка расставляла свежие цветы в две вазы на подставках, привезенные леди Денвилл. Кит тотчас же спросил, кто дал ей такое поручение.

– Никто, – ответила Кресси, раздумывая, куда сунуть лилию на длинном стебле. – Я спросила у вашей матушки, и она мне позволила… Так что я в чужие дела не вмешиваюсь и не покушаюсь на чужую собственность…

– Я не о том. Вам не стоит перетруждаться. Маменька уверяла меня, что нет ничего более утомительного, чем это.

Девушка рассмеялась.

– Она мне тоже говорила, но я считаю такое занятие весьма приятным, особенно здесь, где растет столько разнообразных цветов. Утром я с превеликим удовольствием отбирала их.

– Рад слышать, однако не могли бы вы оставить эту работу одной из служанок?

– С какой стати?

– Чтобы поехать со мной кататься верхом, – принялся упрашивать девушку Кит. – Сегодня уже не так жарко, а мамина кобыла застоялась в стойле.

– Предложение весьма заманчивое, – вздохнув, произнесла Кресси, – но не могу. Из Брайтона доставили пригласительные карточки, и я должна помочь леди Денвилл разослать их, так как ваша матушка назначила прием на следующую неделю и нельзя терять время даром.

Кит едва не предложил свои услуги, но вовремя вспомнил, что его почерк очень сильно отличается от каракулей Эвелина. Осознав всю глубину грозящей ему опасности, молодой человек едва не поперхнулся собственными словами. Рано или поздно, подумал Кит, один из гостей попросит его франкировать письмо. Он еще сможет нацарапать фамилию Денвилл, имитируя почерк Эвелина, но написать полное имя и адрес будет выше его сил. Их покойный родитель, человек весьма дотошный, всегда лично писал на конвертах. Кит в точности не знал, все ли пэры и члены парламента столь пунктуально придерживались буквы закона. Молодой человек подозревал, что большинство из них достаточно вольно обращается со своим правом на франкировку. С другой стороны, Кит смутно помнил, что читал в какой-то газете, будто бы чиновники почтового управления скрупулезно проверяют почерк, ища случаи злоупотреблений этой привилегией. Мистер Фенкот надеялся, что подпись Эвелина еще не очень хорошо известна местным почтмейстерам, но решил в случае необходимости, сославшись на неразборчивый почерк, предложить просителю самому написать на конверте, чтобы письмо наверняка дошло до адресата.

Кресси отступила назад, желая оценить свою работу.

– Надеюсь, леди Денвилл понравится это, – сказала она. – По-моему, неплохо вышло.

– Сойдет, – мрачно изрек Кит.

Девушка рассмеялась.

– Позвольте мне немного привести себя в порядок перед поездкой.

– Конечно… пожалуйста… Вы бы предпочли покататься верхом или, быть может, погулять в саду?

Девушка взглянула на часы, стоящие на каминной полке, и взяла свою простенькую «пастушью» шляпку из соломки.

– С удовольствием… На полчаса…

Кит кивнул.

Они вышли вместе, спустились по ступеням террасы на лужайку, пересекли ее и оказались у ряда пологих уступов, обрамленных с одной стороны широкими цветочными клумбами, а с другой – невысоким каменным парапетом.

– Как жаль, что моя крестная не любит природу, – вздохнув, произнесла Кресси. – Здесь так прекрасно.

– Мама умирает от скуки, если дом не наполнен гостями, – сказал молодой джентльмен и после небольшой паузы спросил: – А вам нравится жить в деревне, Кресси?

Девушка задумалась, очаровательно наморщив при этом лобик, а затем, улыбнувшись, произнесла:

– Вопрос с подвохом… Когда я здесь в такую чудесную погоду, то диву даюсь, как вообще могу жить в Лондоне, однако в глубине души подозреваю, что au fond, как это ни печально звучит, я типичная городская жительница… – Лукаво изогнув брови, Кресси окинула джентльмена взглядом. – Это вас огорчило? Помнится, при первом нашем разговоре вы заметили, что если станете полноправным хозяином, то, за исключением весны, все время собираетесь проводить в Рейвенхерсте либо у себя в Лестершире. Не тревожьтесь. Я не стану надоедать вам своими жалобами.

Кит молча застыл, осознавая, что услышанное им многое объясняет. Эвелин всегда любил охоту гораздо больше всего прочего. Рейвенхерст брат предпочитал именно вследствие всех тех развлечений, которые могло предоставить ему поместье. А еще из-за природной тяги брат имел склонность к образу жизни богатого землевладельца, что вполне естественно, ведь рано или поздно он должен был унаследовать Рейвенхерст. Еще с детства он куда больше Кита интересовался проблемами имений отца… Беда в том, что вспыльчивый, властный характер не давал Эвелину хладнокровно выносить унизительное, с его точки зрения, положение, в котором он лишь на словах являлся владельцем наследства родителя. Похоже, именно поэтому он пустился во все тяжкие, превратившись в заправского франта и волокиту с Бонд-стрит. Конечно, Кит осознавал, что все это глупости, но в то же время прекрасно понимал – ни критиковать, ни пытаться разуверить брата нет смысла, а посему следует принимать все как данность. Следует во что бы то ни стало помочь брату, положив конец попечительству. Вот только мисс Стейвли не должна стать орудием в достижении вполне приземленных целей брата. Эта мысль зародилась в голове Кита пару дней назад и с того времени прочно укоренилась в его мозгу.

Наблюдая за ним, Кресси вежливо осведомилась:

– Вы сердитесь, сэр?

Мрачный взгляд джентльмена остановился на ее личике. Кит улыбнулся.

– Отнюдь нет.

– Тогда вы чем-то обеспокоены.

– Немного, – признал он, – однако я пока что не могу открыть вам причину своего беспокойства. Прошу вас быть ко мне снисходительной.

– Хорошо! – Она молча пошла рядом с ним, а потом спросила: – Вы хотели мне что-нибудь сообщить, когда попросили пойти с вами в сад?

– Нет… Мне следует рассказать вам о многом, но не сейчас…

Молодой человек умолк, с особой очевидностью осознав всю шаткость своего положения. Он был в сильнейшем замешательстве, испытывая желание раскрыть Кресси правду, но делать это при теперешнем положении вещей и не будучи уверенным в ее намерениях означало бы рисковать не только собственной репутацией, но и интересами Эвелина.

От внимания Кита не укрылось то, что мисс Стейвли явно предпочитает его брату. Молодой человек отличался изрядной долей самокритичности, поэтому считал, что Эвелин в большей степени обладает всеми свойствами натуры, столь милыми сердцу юных леди, не говоря уж о том, что богатство и занимаемое им положение в обществе делают лорда Денвилла просто неотразимым. Вот только Кресси была равнодушна к чарам Эвелина. Это стало понятно с того рокового дня, когда Кит опрометчиво согласился занять его место. Ни при каких других обстоятельствах он не прибегнул бы к подобному обману, но перемена в отношении к жениху со стороны Кресси делала их положение еще более зыбким. Мисс Стейвли, пойдя на брак по расчету, согласилась на то, что высший свет считал этот союз блестящей партией. С точки зрения Кита, ее решение было вполне благоразумным. В этом несовершенном мире нельзя иметь все и сразу. Если уж наилучшее тебе недоступно, то глупо отказываться от того, что обещает в будущем безбедную жизнь и высокое положение в обществе.

Чувствуя сильнейшую симпатию к мисс Стейвли, Кит считал маловероятным, чтобы девушка, судя по всему, нечувствительная к шарму Эвелина, влюбилась в него. Впрочем, несмотря на всю свою симпатию, Кресси точно испытает отвращение к нему, если узнает об этом чудовищном обмане. Недавно ему пришло в голову, что ни в коем случае не следует рассказывать девушке правду. Прежде Кит собирался с разрешения Эвелина открыться ей при первой удобной возможности. В любом случае Кресси к тому времени должна покинуть Рейвенхерст. Он и сам относился к этому обману с отвращением, а уж мисс Крессида вряд ли сочтет его действия не предосудительными. Кит ничуть не удивился бы, если бы она, узнав обо всем, стряхнула пыль Рейвенхерста со своих ног сразу же после того, как поставила бы свою бабушку в известность. Последствия такого опрометчивого шага будут одинаково пагубными как для него самого, так и для Эвелина, решил Кит. Внезапный отъезд гостей, без сомнения, развяжет языки и вызовет домыслы. Маловероятным представлялось, чтобы кто-нибудь из семейства Стейвли проболтался, однако на сохранение тайны слугами большой надежды нет. Если бы хоть один человек в Рейвенхерсте заподозрил истину, скандальная история, возможно, искаженная до неузнаваемости, распространилась бы по Лондону со скоростью лесного пожара. Лучше было бы предоставить брату самому придумывать извинения и выпутываться из сложившейся ситуации, чем спешить ему на помощь. Теперь же Эвелину предстоит выбираться из еще большей, куда более рискованной и плохо выглядящей со стороны истории. Кит не имел намерения зариться на руку и сердце Кресси, но преданность брату не распространялась столь далеко, чтобы помогать тому вступить в выгодный брак с девушкой, в которую мистер Фенкот влюбился сам. Эвелин и не стал бы требовать этого от него, однако он всецело мог положиться на то, что Кит всегда подставит ему плечо в трудном положении.

Голос Кресси вывел его из задумчивости. Девушка сообщила: прибывшие с утренней почтой вчерашние лондонские газеты поколебали душевное равновесие одного из гостей. Голос ее прозвучал вполне серьезно, однако ей не удалось ввести Кита в заблуждение.

– Ну, говорите же! – потребовал он. – Не томите меня неизвестностью. Лучше уж самая страшная правда!

Рот Кресси слегка скривился.

– Дело плохо. Предупреждаю вас. Ваш дядя увидел в «Газетт» и «Морнинг пост» заметки о том, что ваша маменька покинула Лондон и поехала в Рейвенхерст-Парк. Содержание этих заметок выбило его из колеи.

Кит знал, что его мать послала сообщение для публикации в эти две газеты. Она поступила так для того, чтобы заметки попались на глаза Эвелину. Но почему сообщения в газетах могли вывести Козмо из себя, мнимый лорд не имел ни малейшего представления. Кресси встретила недоуменное выражение на его лице решительным блеском глаз.

– Крестная сочла уместным упомянуть: она пригласила в Рейвенхерст гостей, среди коих достопочтенный Козмо Клифф, его супруга и Эмброуз Клифф, что, как намекал автор, не стало слишком большой радостью для хозяина поместья… Вероятно, ваш дядя полагает, что тон заметки следовало бы изменить.

Кит, рассмеявшись, ответил:

– Полагаю, вы правы. Он почувствовал себя несколько уязвленным. Но почему это должно быть столь важно для него? Прежде я не замечал в нем склонности обижаться на всякие мелочи.

– Рискну предположить, это из-за того, что он младший сын в семье.

– Нет, не в том дело! – немного обиженно воскликнул Кит.

Девушка задумчиво взглянула на него.

– Младший сын ревнует старшего к занимаемому им положению в обществе, в то время как тот ничего собой не представляет, – пояснила свою мысль Кресси.

– Нет, всему виной взбалмошный характер и чересчур высокое самомнение, – чуть поостыв, спокойно произнес Кит.

Девушка ответила, что он излишне суров к своему дяде, после чего весьма умело повернула разговор на другую тему. Они оживленно беседовали о разных пустяках, пока Кресси не услышала, как часы, установленные на мансарде конюшни, пробили час дня. Она вспомнила, что обещала помочь своей крестной, и почувствовала себя неуютно, потому что заставила леди Денвилл впустую прождать по крайней мере двадцать минут. С точки зрения мисс Стейвли, подобное поведение было свидетельством полнейшего отсутствия с ее стороны хороших манер. На легкомысленное замечание Кита о том, что его маменька почти наверняка забыла о своем намерении разослать пригласительные сегодня, не говоря уж о том, что пенять на свою крестную дочь она в любом случае не будет, девушка ответила: им все равно надо возвращаться в дом.

По дороге Кит едва не побился с ней об заклад, что леди Денвилл в гостиной не окажется. Он ошибся, хотя маменька, как оказалось, мыслями сейчас была далеко от каких-либо поздравительных карточек. Графиня стояла перед зеркалом в позолоченной раме, висящим над камином, и с явным неодобрением разглядывала собственное отражение. Разбросанная по полу оберточная бумага и открытая картонная коробка на столе, рядом с которой лежало ожерелье из превосходнейших топазов в филигранной оправе, свидетельствовали, что недавно графиня получила из Лондона ценную посылку. Ее могли переслать за умеренную плату идущей из Ньюхейвена почтовой каретой, передав посылку в ближайшее приемное отделение, расположенное в Натли, но Кит подозревал, что ожерелье привез сюда специальный курьер, а значит, его доставка обошлась графине в кругленькую сумму.

Вот только выражать недовольство своим внешним видом у леди Денвилл не было решительно никаких оснований. Домашнее платье темно-золотого цвета прекрасно гармонировало с ее волосами. Поверх него графиня набросила тунику из светлой кисеи. Все это весьма ей шло. Впрочем, миледи не заставила их долго ждать в недоумении.

– Какая досада! – воскликнула она. – Вы когда-нибудь видели столь вульгарное сочетание? Я купила эти страшные бусы лишь потому, что мне показалось, будто они подходят к этому платью… Я даже приказала нанизать их заново на нить точно такой длины, которая мне нужна, а теперь они меня совершенно разочаровали. Что за ужасная безделица!

– Полноте! Какой красивый янтарь! – возразила Кресси. – Вам не следует называть эти прелестные бусы из чистого янтаря ужасными. Вы выглядите просто очаровательно.

– Нет, Кресси! Очаровательно я не выгляжу, – с твердым убеждением в голосе произнесла леди Денвилл. – Я не знаю, в чем тут дело, но, как бы дороги они ни были, есть в них нечто от подделки, попытки скрыть приближение нищеты. Если я надену их, даже Эмма решит, что я покупаю себе готовое платье на аллее Кренбурн.

Звучало это смехотворно, но ни Кит, ни Кресси не рискнули высказать свое мнение вслух. Кит, взяв ожерелье из топазов, спросил с трепетом в сердце, приобрела ли она его одновременно с янтарными бусами.

– Дорогой, я купила их давно, – на пару секунд приободряя сына, а затем вновь низвергая его дух в пучину беспокойства, сказала графиня, – несколько недель назад. Я как раз подбирала шелк к этому платью, но оказалось, что топазы такого оттенка выглядят безвкусно, если их сочетать с желтой тканью. Однако ожерелье мне очень понравилось, поэтому я все же не устояла и купила его. Если сделать под заказ серьги к нему, то его вполне можно носить с моим бледно-желтым вечерним платьем, но эти бусы я ни за что не стану на себя надевать.

– Лучше отослать их обратно ювелиру, – предложил Кит.

Маменька на минуту задумалась, однако затем отвергла предложение сына:

– Нет, у меня есть предложение получше. Я подарю бусы кузине Кейт. Не думаю, что ты ее помнишь. Она вторая дочь Бейверстока. Бедняжка никогда ничего красивого не носила. И все из-за того, что эта скупердяйка тетушка Амелия даже четвертака лишнего не потратит до тех пор, пока не найдет мужа для своей Мэри… Как будто такая дурнушка сможет найти себе жениха! Мэри уже третий сезон выезжает в Лондон, и все без толку! – Леди Денвилл, расстегнув застежку, отложила бусы в сторону и лучезарно улыбнулась сыну и мисс Стейвли. – Все в конце концов оказалось к лучшему… А теперь, пожалуй, я их надену… пока не отыщу нечто более подходящее… У вас ко мне какое-то дело?

– Что я вам говорил? – улыбаясь, сказал Кит девушке. – Нет, матушка. Кресси думала, вы хотите, чтобы она помогла вам подписывать приглашения.

– Я знала, что должна что-то сделать сегодня утром, но только не помнила, что именно, – ответила ее светлость, совсем не огорченная своей рассеянностью. – Какая же это скукотища, мальчик мой! Не понимаю, почему я не привезла с собой миссис Вудбери… Конечно, здесь ее пребывание вызвало бы массу неудобств. Нельзя же отправлять миссис Вудбери трапезничать вместе с дворецким и его супругой… Однако она замечательная женщина, пишет все приглашения и отвечает на письма. Она никогда не забывает напомнить мне о том, что я должна сделать.

– Не беспокойтесь, мадам! – сверкая глазами, произнесла Кресси. – Только скажите, кому писать, и я буду исполнять при вас обязанности секретаря. Вы уже составили список тех, кого хотите пригласить?

– Да, но не могу сказать, что горю желанием лицезреть всех этих людей. Открытые приемы – это самое утомительное занятие на свете! Однако было бы очень невежливо ничего подобного не устроить, а посему придется потерпеть и провести прием на высшем уровне. Дорогая Кресси! Как замечательно: ты напомнила мне, что я уже составила тот список! Надо будет теперь только вспомнить, куда я могла сунуть его… Тогда все будет проще простого… Только не думай, будто я позволю тебе взвалить всю работу на себя. Ты будешь лишь помогать мне… Куда я могла его положить? Хоть бы в надежное место, иначе его не отыщешь. Дорогой К… Эвелин! – не моргнув глазом, на ходу поправила себя она. – Если у тебя найдется свободный часик, надеюсь, ты сможешь нам помочь?

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, родная, – произнес он, думая о том, когда же невнимательная родительница выдаст его с головой. – Однако вы прекрасно знаете, что, во-первых, я занят, а во-вторых, только вы и Кит способны разобрать мой почерк.

 

Глава 11

Остаток дня прошел без неприятных недоразумений. Кресси, которой время от времени помогала леди Денвилл, подписывала пригласительные карточки. Сэр Бонами и Козмо, хорошенько перекусив, остаток дня проспали в библиотеке, накрыв лица носовыми платками. Вдовствующая леди по обыкновению поехала вместе с миссис Клифф на прогулку. Кит, найдя своего кузена скучающим в одной из гостиных, не прислушиваясь к возражениям, безжалостно потащил его за собой пройтись к конюшням, а затем через поля – к племенной ферме, где у одной из кобыл вчера родился многообещающий жеребенок.

Вечер выдался не таким уж скучным благодаря приезду сквайра, сэра Джона Тэтчема, его супруги и двоих детей. Мистер Эдвард Тэтчем только что завершил свой второй год обучения в Кембридже, а мисс Энн, весьма жизнерадостная девушка, не подведя своих доброжелателей, после первого же сезона в Лондоне вернулась, сделав себе весьма удачную партию.

Можно было опасаться того, что званый ужин в столь неоднородной компании, помимо прочих, включающей вдовствующую миледи, сэра Джона, леди Тэтчем и сэра Бонами Риппла, заранее обречен превратиться в сущий кошмар, ибо леди Стейвли, злоупотребляя своей прерогативой пожилых людей оставаться в той мере вежливой, в какой ей заблагорассудится, почти наверняка должна была наговорить разных гадостей Тэтчемам. Что же до сэра Бонами, то его щегольство вряд ли имело шанс получить одобрение со стороны сэра Джона. Однако, как впоследствии с большим уважением в голосе заметила Кресси, леди Денвилл оказалась на высоте, и званый ужин прошел на высоком уровне.

Один лишь Козмо остался недоволен, узнав, что сестра не включила его в число игроков в вист. Стол был разложен в Малом салоне, соседствующем с Длинной гостиной. Узнав, что Тэтчемы весьма охочи до виста, но предпочитают играть в паре, леди Денвилл усадила их за стол вместе с вдовствующей леди и сэром Бонами. По дружелюбию и непринужденности последнего никто не догадался бы, что сей джентльмен предпочитает играть в вист в компании герцога Йоркского, у которого дают по пять фунтов за очко и по двадцать пять за роббер, ибо в противном случае игра просто не имеет смысла.

Остальные члены общества, за исключением Козмо, заявившего, что он слишком стар для подобного рода времяпрепровождения, собрались за большим столом в Длинной гостиной, чтобы играть в различные настольные игры, которые трое младших членов, будь на то их воля, вслух назвали бы ребячеством, приличествующим лишь школьникам. Леди Денвилл в свойственной ей легкой манере сумела убедить гостей в том, что она получает истинное удовольствие, участвуя в их незамысловатых забавах, состоящих из игры в фанты, вопросы и ответы и даже бирюльки. Время бежало весело и незаметно. Когда же дело дошло до спекуляции, Эмброуз поразил всех неожиданной нетривиальностью своего ума, продемонстрировав нешуточные способности к этой игре. Он так увлекся, что начисто позабыл сохранять на лице выражение томной пресыщенности, приличествующее, как он думал, молодому джентльмену его лет. Козмо, не в силах перенести то, насколько неосмотрительно играет его супруга, придвинул свой стул поближе к столу, чтобы иметь возможность давать ей советы.

К десяти часам вечера почтенная вдова, успевшая благодаря живости, неожиданной для особы столь преклонных лет, выиграть несколько шиллингов и устроить сэру Бонами выговор за якобы допущенные в игре оплошности, внезапно заявила: она устала и хочет идти спать. Как только леди Стейвли появилась в Длинной гостиной, опираясь на руку сэра Бонами, леди Денвилл, вскочив из-за стола, подошла к ней.

– Желаете лечь спать, мадам? – мелодичным голосом спросила хозяйка дома. – Надеюсь, мы своим шумом не вынудили вас прекратить игру раньше времени?

– Нет. Вечер оказался вполне приятным, – доброжелательно ответила вдовствующая особа. – Не стоит из-за меня прекращать игру! – Кивнув Кресси, она добавила: – Оставайся здесь. Вижу, тебе нравится, дитя мое. Мне ты сегодня больше не понадобишься.

– Ни в коей мере не нравится, бабушка! Я оказалась между двух акул. Меня совершенно разорили. То, что не смог отобрать у меня мистер Эмброуз Клифф, досталось лорду Денвиллу. Не понимаю, как вы можете бросить меня на растерзание двум этим безжалостным людям! – жизнерадостно возмутилась Кресси.

– Думаю, без меня обойдетесь, – сказала вдовствующая особа. Она позволила леди Денвилл занять место сэра Бонами и на прощание кивнула собравшимся. – Спокойной ночи! Очень рада была свести с вами знакомство, леди Тэтчем. Вы неплохо играете в карты… на самом деле, весьма недурно…

И она удалилась. В скрюченных пальцах одной ее руки была зажата трость из черного дерева, другой же старуха вцепилась в леди Денвилл. Вдовствующая особа смилостивилась до такой степени, что Киту, услужливо распахнувшему перед ней двери, в шутливой манере приказано было не разорять ее внучку, лишая, что называется, даже последнего гвоздя в подкове. Но, когда они вместе с леди Денвилл медленно шли по широкому коридору, старуха вдруг недовольно выразилась насчет того, с какой стати та беспокоит себя, провожая ее в спальню.

– Никакого беспокойства вы мне не приносите, – ответила леди Денвилл. – Я хочу лично удостовериться, что у вас все в порядке. Никогда нельзя быть точно уверенной в том, что прислуга не подаст горячее молоко с этой ужаснейшей пенкой либо не нагреет постель слишком рано.

– Боже правый, Амабель! Моя служанка со всем прекрасно справится, – слегка презрительно сказала почтенная матрона, а затем недовольным тоном добавила: – Все же вы весьма добрая особа. Этого у вас не отнять. – Некоторое время леди Стейвли хранила молчание, а когда они взошли по лестнице на второй этаж, она промолвила: – Хорошо придумали, что посадили молодых людей играть в эти глупые игры. Нечасто я видела мою девочку в таком веселом расположении духа. У нее дома немного поводов для веселья.

– Жаль, вы не слышали, как она шутит… Милая Кресси! Она всех нас заразила своим весельем, даже моего мрачного племянника…

Леди Стейвли хмыкнула.

– Терпеть не могу ничтожеств, изображающих из себя заправских щеголей… – Почтенная матрона остановилась у двери своей спальни. – Однако, Амабель, ваш сын мне определенно по душе.

– Спасибо, – блеснув глазами, на которых выступили слезы, сказала леди Денвилл. – Ни у кого нет таких сыновей, как у меня!

– Не глупите, – жестко заметила вдовствующая леди. – Не понимаю, с чего тут плакать. Я буду рада, если девочка привяжется к Эвелину и согласится выйти за него. Он будет мужем, о котором большинство из нас грезит и которого немногим удается заполучить. А теперь ступайте. Не знаю, как остальные, а сэр Риппл точно сейчас думает о том, как бы подкрепиться.

Какие бы тайные стремления ни лелеял сэр Бонами, джентльмен был слишком хорошо воспитан, чтобы дать посторонним о чем-нибудь догадаться. Леди Денвилл застала его за светской беседой с леди Тэтчем. Последняя под влиянием благодушия сэра Бонами вскоре пришла к мнению, что презрение ее супруга по отношению к сэру Рипплу и прочему окружению принца-регента, зачастую высказываемое вслух, не вполне справедливо.

Игра в спекуляцию подошла к завершению. Кресси, благодаря советам Козмо, вернула часть своего проигрыша. Тот, обойдя стол, уселся подле нее. Хотя ставки были смехотворно малы, мистер Клифф не смог спокойно смотреть, как мисс Стейвли пускает на ветер фишки из-за недостатка, как он выразился, расчетливости. Его непочтительный племянник, впрочем, впоследствии отозвался об этом порыве своего дяди как об инстинкте лавочника.

Непринужденность царила и за вторым поздним ужином. Обильное угощение вкупе с семью милями дороги, отделяющими Рейвенхерст от дома Тэтчемов, помогли хозяйке уговорить их остаться на ночь. Что же до обилия блюд, созданных кулинарным гением мистера Долиша, начиная от омаров и заканчивая разнообразными пирожными, желе и кремами, которые младшие члены компании поглощали с нескрываемой прожорливостью, то здесь никого уговаривать не пришлось. Первыми ко сну отошли Тэтчемы. Мистер Эдвард Тэтчем, глядя на хозяйку с юношеским обожанием, заявил, что он провел чудеснейший вечер, и галантно поцеловал ее руку. Леди Денвилл проводила свою невестку и Кресси до их спален. Киту же пришлось возвратиться к заставленному недоеденными блюдами столу, за которым восседали оставшиеся джентльмены. Эмброуз пребывал в хмуром расположении духа – отец отчитал его за то, что тот выпил рюмку крепкого, выдержанного коньяка, предложенного ему хозяином дома. После этого Козмо принялся произносить себе под нос речь, предназначавшуюся сэру Бонами, а тот, пропуская слова зануды мимо ушей, наслаждался букетом своего бренди, изредка кивая головой для того, чтобы мистер Клифф поверил, будто он внимательно слушает его.

При появлении Кита сэр Бонами устремил взгляд своих маленьких глазок в его сторону и произнес:

– Отличный ужин и весьма приятный вечер.

– Спасибо, сэр, но это целиком и полностью заслуга моей матушки, – сказал Кит.

– Совершенно верно! Абсолютно точно! Изумительная женщина! Равной ей на свете просто не существует, – произнес сэр Бонами. Толстяк слегка приподнялся в своем кресле, стараясь дотянуться до кармана, в котором лежала его табакерка. – К тому же столь же прекрасна, как и в тот первый день, когда я увидел ее… Нисколько не постарела… Вас тогда и на свете еще не было…

Вспомнив, что ему советовал Фимбер, Кит выудил из кармана табакерку, заблаговременно припасенную для такого случая, открыл крышку и протянул ее сэру Бонами.

– Не угодно ли попробовать моего табака, сэр? – спросил молодой человек.

Кит тотчас же понял, что допустил какую-то оплошность. На несколько секунд ничего не выражающий взгляд джентльмена остановился на табакерке и только после этого переместился на лицо человека, протягивающего ее.

– Красивая табакерка… Сдается, вы купили ее в Париже, когда ездили навестить брата? – произнес сэр Бонами.

– Сдается, да, – согласился Кит.

Ни один мускул на его лице не дрогнул. Сэр Бонами взял понюшку табака.

– Работа Бернье, – со знанием дела произнес он. – Вы показывали мне ее после возвращения.

Кит промолчал.

Когда чуть позже сэр Бонами навестил Кита в огромной комнате, традиционно служившей спальней графам Денвиллам, тревога молодого человека лишь усилилась. Фимбер как раз снимал с него сюртук, а толстяк к этому времени уже успел освободиться от железных объятий своего корсета и жестко накрахмаленного воротничка, облачившись в халат из плотной парчи столь богатой расцветки и столь оригинального фасона, что его объемистая фигура вследствие этого стала еще более импозантной и величественной.

– Хочу перекинуться с вами парой слов, – заявил он.

Фимбер с бесстрастным выражением лица удалился в гардеробную.

– Чего изволите, сэр? Что-нибудь не в порядке? – чувствуя, как теряет почву под ногами, произнес Кит.

– Табак пересушен, – хмуро взирая на молодого человека, промолвил сэр Бонами.

– Господи! Неужели пересушен? Прошу простить меня за эту оплошность.

– Хочу, чтобы вы вняли моим предостережениям, мальчик мой, – игнорируя реплику Кита, произнес сэр Бонами. – Не знаю, что за проказу вы затеяли (это не мое дело), но коль намереваетесь и впредь дурачить людей, притворяясь лордом Денвиллом, то не предлагайте пересушенный табак и не открывайте табакерку двумя руками.

– Вот оно что, – хмыкнул Кит. – Я понял, что выдал себя, но не знал, каким образом.

– Черт возьми, Кит! Эвелин освоил трюк, изобретенный Бруммелем. Крышку табакерки он открывает большим пальцем той руки, в которой держит ее. Хорошенько запомните это.

– Запомню, сэр, – пообещал Кит. – Благодарю вас… Мне кажется, вы ждете от меня объяснений…

Сэр Бонами остановил его взмахом руки.

– Нет, не жду, – произнес он поспешно. – Я уже говорил, что не собираюсь лезть в чужие дела, тем более, уверен, эта затея весьма сомнительного свойства.

– Не столь сомнительна, как может показаться непосвященному, – возразил Кит.

– Если она даже вполовину столь сомнительна, я все равно не желаю иметь ничего общего с ней, – без обиняков ответил сэр Бонами. – Я вас с Эвелином хорошо знаю… и сюда приехал не для того, чтобы валять дурака. Коль Эвелину не удалось отвадить меня из вашего дома за все прошедшие годы… а он не раз пытался сделать это, то уж вам и подавно не удастся.

– У меня и в помыслах нет подобного, сэр, – мягким тоном произнес Кит.

– Теперь я припоминаю, что вы никогда не строили при моем появлении такую гримасу на лице, словно вам сунули под нос перец, в отличие от вашего развеселого братца, так что, думаю, вы вполне искренни со мной. Если начистоту, именно это вызвало у меня подозрение. Вам не следовало вести себя так, словно вы рады видеть меня. Юный лорд Денвилл достаточно хорошо воспитан, но иногда позволяет себе лишнее.

– Неужели? Обещаю перевоспитать его, – улыбнувшись, промолвил Кит. – В любом случае я просто не мог себя так вести… И еще… я весьма вам признателен за то, что вы приехали и поддержали нас… Я и прежде знал, что мне нечего опасаться, даже если вы обо всем узнаете.

– Нечего опасаться, – заверил его сэр Бонами. – Однако я уже не столь молод, Кит, и посему не надо думать, что, ежели вы прыгнули в омут, я последую за вами. Нет уж, увольте… Ничего мне не говорите. Коль ваша матушка посчитает нужным, она все расскажет сама… Благослови ее Господь… – Помедлив, он с беспокойством в голосе добавил: – Не нужно ставить ее в известность и побуждать к откровенности.

Когда Кит заверил его в том, что и в мыслях ничего подобного не имеет, сэр Бонами удалился с чувством человека, сделавшего для своего юного друга так много, как только возможно ожидать от джентльмена его возраста и положения в обществе.

На следующее утро, узнав об этом разговоре, леди Денвилл залилась безудержным смехом, а затем проявила заслуживающее всякого порицания озорство, желая втянуть своего несчастного обожателя в путаницу, которую с гордостью считала делом собственных рук.

– Нет, маменька, – твердо заявил Кит. – Не стоит! Мы весьма обязаны этому старому придворному оригиналу. Мне бы не хотелось ставить его в затруднительное положение. Никто не вправе осуждать его за то, что он хочет держаться подальше от нашей авантюры. Если мы сможем выпутаться из скандала, никому больше не открываясь, я буду весьма признателен судьбе.

– Я не стану предпринимать ничего против твоей воли, сынок, но к чему впадать в хандру? – заявила леди Денвилл.

– Я не впадаю в хандру, просто мне боязно…

– Нет, Кит, – возразила графиня, огорченная таким признанием. – Не надо! С какой стати тебе бояться? Я признаю́, что впереди нас ожидают трудности, возможно, весьма серьезные, но мы обязательно справимся.

– Откуда такая уверенность, маменька? – с нежным упреком поинтересовался Кит.

– Выход всегда находится, в особенности если катастрофа кажется неизбежной. Я уже сбилась со счета, сколько раз попадала, как говорят, в безнадежное положение, но всегда находила путь, какой бы запутанной ни казалась ситуация… Почему ты смеешься? Это чистая правда! Нет ни малейшего смысла тревожиться о том, чего нельзя исправить. Надейся на лучшее. Что-то хорошее обязательно случится, либо мне в голову придет какая-нибудь блестящая мысль и мы благополучно выкрутимся. Мне часто приходят такие мысли, действительно весьма стоящие мысли…

– Я не знал. Прошу сразу же уведомлять меня при каждом таком озарении, – промолвил Кит.

– Дорогой мальчик! Ну нельзя же быть столь наивным! Я обязательно уведомлю тебя, если придумаю что-нибудь умное, так как в моем плане тебе будет отведено свое место.

– Именно этого я и опасаюсь, – чистосердечно признался Кит.

– Кажется, я понимаю, в чем дело, – заявила леди Денвилл. – Это все из-за омара. Среди ночи я и сама почувствовала легкое недомогание. К счастью, у меня есть чудодейственный порошок, прописанный мне доктором Эйнсли. Я его приняла, и недомогание прошло. Идем ко мне в спальню. Размешаю тебе с водой…

– Нет, маменька. Омар тут ни при чем.

– Ладно, Кит, не буду тебе надоедать, но порошок, заверяю тебя, на вкус совсем не противный. Не волнуйся ни о чем… Договорились? Когда Эвелин найдется, все будет в порядке.

– Маменька! Мы только на это и надеемся с самого начала нашего маскарада. Одному Богу известно, как я этого жажду, но, мама, неужели вы не видите – когда Эвелин объявится, мы окажемся в еще более сложном положении?

– Вижу, все же без омара здесь не обошлось! – воскликнула ее светлость.

– Молю, маменька, одумайтесь! – рассмеявшись, произнес Кит. – Если бы Эвелин вернулся сегодня, что мы стали бы делать? Я, положим, исчезаю, брат занимает мое место, но даже Эмброузу, не говоря уже о леди Стейвли, хватило бы полчаса, чтобы догадаться обо всем. Одно дело дурачить людей в течение званого обеда, совсем другое – делать это столь долго, как приходится мне. В самом начале никто из них не знал меня хорошо, а леди Стейвли я вообще никогда не был представлен. Но теперь-то они достаточно меня изучили. Если они повстречаются со мной за завтраком, а с Эвелином – за обедом, обман будет тотчас же раскрыт.

– И то правда! Как неловко! – воскликнула пораженная леди Денвилл. – Я удивляюсь, почему это прежде не приходило мне в голову. Однако нет смысла строить догадки… О, знаю! Эвелин должен притвориться тобой!

Сказав матери, что он назначил встречу с арендатором, мистер Фенкот удалился, по дороге строя планы касательно сегодняшних развлечений для своих гостей мужского пола. Подобно вдовствующей леди Стейвли сэр Бонами никогда, за исключением крайней необходимости, не покидал свою спальню раньше полудня. От Нортона мнимый граф узнал, что мистер Клифф вместе со своим сыном отправился посмотреть, каких же успехов младший представитель рода добился под руководством егеря. После этого мысли Кита обратились к дамам. Его поиски тетушки нельзя было назвать даже поверхностными, а вот касательно мисс Стейвли Киту несказанно повезло. Он как раз стоял посреди вестибюля и размышлял, где бы сейчас могла находиться Кресси, когда девушка появилась на широкой лестнице, ведущей вниз. Мисс Стейвли была облачена в очаровательное простое закрытое платье с высоким воротом из французского муслина. Молодой человек уже собирался отпустить ей комплимент, когда заметил складку меж ее бровей и встревоженное выражение глаз.

– Что случилось, Кресси? – поспешно спросил он. – Что вас огорчило?

Девушка замерла на месте, глядя на Кита сверху вниз, внезапно озабоченное выражение исчезло с ее лица, она, улыбнувшись, спустилась к джентльмену.

– Пожалуй, что огорчена, но не столь сильно, как бабушка, – промолвила юная леди. – Боюсь, она сейчас в бешенстве, но мне удалось убедить ее, что глупо обвинять мою крестную либо папу. Никто из них на такое не пошел бы. Уверена, это одна из глупых выходок Альбинии. Вполне в ее характере таким образом навязывать другим свою волю… Полагаю, вы еще не видели лондонскую прессу?

Кит отрицательно покачал головой. Тогда мисс Стейвли протянула ему газету, которую принесла с собой. Взяв ее в руки, Кит увидел, что она открыта на странице, посвященной в основном объявлениям и светским сплетням. Нахмурившись, он бросил на девушку пытливый взгляд. Мисс Стейвли презрительно наморщила носик и указала на параграф, к которому хотела привлечь его внимание. Там после перечисления различных светских знаменитостей, которых можно встретить в Уэртинге, было написано, что вдовствующая леди Стейвли, широко известная своими регулярными поездками на сей модный курорт, этим летом изменила издавна установленному порядку и вместе со своей внучкой, достопочтенной Крессидой Стейвли, отправилась в Рейвенхерст-Парк, главную резиденцию лорда Денвилла, где их приветствовали родовитый хозяин поместья и его матушка, вдовствующая графиня. В конце автор прозрачно намекнул: вскоре следует ждать весьма интересных последствий этого визита.

– Маменька ничего такого в газеты не посылала, – краснея от досады, произнес Кит. – Уверяю вас, она ни за что не дала бы пищу для подобного рода сплетен.

– Нет, разумеется, нет. Я совершенно не сомневаюсь в том, что это дело рук Альбинии. Мачеха пытается навязать мне свою волю. К тому же, – задумавшись, произнесла девушка, – я нисколько не удивлюсь, если Альбиния приложила немало усилий для того, чтобы убедить отца поместить в газетах объявление о моей помолвке с графом Денвиллом. Все же у нее одна глупость в голове! Ей следовало лучше разбираться в людях. Можете себе представить, сколь сильно это рассердило бабушку? – рассмеявшись, произнесла мисс Стейвли. – Не знаю, что сильнее разъярило ее: наглые инсинуации либо то обстоятельство, что Альбиния считает себя вправе сообщать в «Пост» сведения о ее поездках.

Глаза Кита вспыхнули гневом.

– Неужели она подумала, что моя маменька способна…

Кресси прервала его на полуслове, положив ладонь ему на руку.

– Не впадайте в праведный гнев! Прошу вас, – тихо рассмеявшись, произнесла девушка. – Даже в приступе ярости бабушка отдала вашей маменьке должное, сказав, что никогда бы о ней такого не подумала… Я уж из скромности умолчу о том, что она заявила по поводу моего бедного папы, когда заподозрила, что за статьей в газете стоит он. Короче говоря, бабушка сказала, что это вполне в его духе, хотя на самом деле папенька на такое не способен.

Сердитое выражение исчезло с лица Кита, но, когда молодой человек опять взглянул на злополучный абзац в газете, уголки его губ презрительно искривились.

– Какая гадость! Вашей мачехе следовало бы свернуть шею, а заодно тому поганому бумагомарателю, который сочинил этот шедевр двусмысленности… – тряхнув газетой, заявил Кит. – Заметьте, он не написал ничего такого, за что я мог бы заставить его извиниться либо напечатать опровержение… – Его лицо смягчилось, когда он, повернув голову, посмотрел на девушку. – Не понимаю, с какой стати я так разнервничался. В конце концов, это вы жертва всей затеи. Бедная! Могу легко представить, в какое замешательство повергла вас такая статейка. Не следует допускать, чтобы эта несуразица нарушила ваш душевный покой либо повлияла на принятие вашего решения, да?

На мгновение в ее глазах промелькнули озорные искорки.

– Я не намерена придавать этому ни малейшего значения. Что же до Альбинии, то пусть уж бабушка ей пишет. Поверьте, в письме она станет метать громы и молнии. Полагаю, мачеха скорее позволила бы свернуть себе шею, чем получить такое послание. По правде говоря, мне почти жаль Альбинию, ведь мой отец будет вне себя от злости. Обычно он весьма снисходителен к чужим ошибкам, но, если кому-либо удастся задеть его за живое, ярость отца страшнее гнева бабушки. Подобного рода безосновательная инсинуация придется папе весьма не по вкусу. Мне бы не хотелось, чтобы это привело к серьезной ссоре с Альбинией.

– Что касается меня, то я не настолько снисходителен.

– Просто она ужасно глупа, – пояснила Кресси. – Не следует относиться к ней излишне строго из-за ее глупости и… пожалуй, ревности. Альбинии скорее нужно посочувствовать или, по крайней мере, постараться посочувствовать, ведь у нее и без того бед хватает…

Однако леди Денвилл, прочитав злополучную статейку, была далека от благодушного настроения Кресси и чрезвычайно разгневалась. Лицо ее покрылось румянцем ярости. Глаза сверкали. Повернувшись к сыну, она дрожащим голосом произнесла:

– Как они посмели? Кто стоит за этой вульгарной выходкой?

– Кресси полагает, это ее мачеха. Я не меньше вас возмущен, маменька, но лучше всего будет никак не реагировать.

– Эта женщина! – воскликнула леди Денвилл. – Мне следовало бы самой догадаться! Что за наглость! Ты заметил, меня здесь именуют вдовствующей графиней! Вдовствующей!

Кит сперва не понял.

– Ну… А что…

– Я знаю, в чем тут дело! – продолжала неистовствовать ее светлость. – Эта ревнивая, злокозненная жаба узнала, что когда-то Стейвли делал мне предложение и до сих пор питает ко мне нежные чувства! Хотела бы я поставить ее на место! Какое несказанное удовольствие я от этого получила бы! Она должна была бы понимать, что ежели я не обращала ровным счетом никакого внимания на Стейвли, когда он был молод и хорош собой, то сейчас мне и подавно нет до него дела. Она обзавелась мужем, который, как только ее чары перестанут действовать, тотчас же увлечется любой сговорчивой ветреницей.

Несколько обеспокоенный злостью матери, Кит сделал тщетную попытку смягчить ее гнев, но графиня оборвала его речь, попросив не выводить ее из терпения. Зажав в руке газету с оскорбительным для нее содержанием, леди Денвилл устремилась к спальне леди Стейвли и, остановившись у закрытой двери, раздраженно постучала. Поскольку ничто так не выводило из себя вдовствующую особу, как неожиданные визиты до того часа, когда она пожелает покинуть место своего уединения, Кит боялся, что разразится чудовищный скандал, но ничего плохого, как ни странно, не случилось. Дамы оставались в закрытой комнате целый час, отводя душу колкими замечаниями насчет Альбинии Стейвли. Единственная нота диссонанса была внесена леди Стейвли, которая, не заботясь о чувствах Амабель, заявила своей красивой хозяйке: как бы это ни претило ей, она действительно вдовствующая графиня и было бы благоразумным привыкать к такому титулу.

– Я не смогу, Кит, – с трагическими нотками в голосе чуть позже заявила леди Денвилл. – Всем известно, как стойко я привыкла сносить напраслину, но это уже слишком.

Что касается родственников матери, то с ними Кит не церемонился, действуя быстро и решительно. Тетушке Клифф, которая сообщила племяннику, что она в первый же день поняла, чем здесь пахнет, мнимый лорд ответил: если его матушка могла бы предвидеть, к каким кривотолкам приведет визит ее любимой крестницы, она никогда не пригласила бы ее в Рейвенхерст.

Когда же дядя Козмо, пребывая в ипохондрическом расположении духа, принялся вычитывать племянника за то, что о его предстоящем бракосочетании он узнаёт из газет, Кит с прохладной, уничижительной вежливостью положил конец дальнейшим жалобам родственника:

– Если я соберусь жениться, сэр, то сочту за честь лично поставить вас в известность.

От Эмброуза, которого злой гений подталкивал задавать своему кузену всевозможные вопросы, Кит отделался, не церемонясь. А перекинувшись наедине парой слов с Кресси, он попросил девушку больше не тратить попусту время на досаду и самобичевание.

– Подозреваю, мы уже об этом не услышим, – сказал мистер Фенкот.

 

Глава 12

В столь благодушном расположении духа он пребывал не более суток. На следующее утро шел сильный дождь. Кит и Кресси играли в бильярд, когда в комнату вошел мистер Нортон и бесцветным голосом поинтересовался, не может ли милорд уделить ему минуту своего времени.

– Да. Что такое? – спросил Кит.

Кашлянув, Нортон многозначительно взглянул на него. К несчастью, Кит как раз наблюдал за Кресси, которая с кием в руках хмуро разглядывала шары на столе. Их расположение внушало мало надежд.

– Какая неудачная позиция, – пожаловалась девушка. – Ничего у меня не выйдет.

– Попробуйте карамболь через борт, – посоветовал Кит.

Мистер Нортон вновь кашлянул.

– Что вам угодно? – нетерпеливо спросил Фенкот.

– Могу ли я поговорить с вашей светлостью? – повторил вопрос мистер Нортон.

Кит бросил на пришедшего мрачный взгляд.

– Вы сейчас мешаете мне играть.

– Прошу прощения, ваша светлость, – сверкнув глазами, произнес дворецкий. – Один человек желает видеть вашу светлость.

– Замечательно. Скажите ему, что сейчас я занят. Пусть изложит вам суть дела.

Оторвав взгляд от бильярдного стола, девушка взглянула на дворецкого и промолвила:

– Ладно, ступайте, Денвилл. Я охотно признаю́ свое поражение. Я уже и так проиграла. – Мисс Стейвли улыбнулась Нортону. – Вижу, дело безотлагательное.

– Да, мисс, – с благодарностью произнес дворецкий.

Теперь Кит наконец взглянул на Нортона внимательно и понял, что тот хочет сообщить ему нечто важное. Поскольку Фимбер заверил его – дворецкий ни о чем не догадывается, Кит не мог представить, что же надо от него Нортону. Поставив кий на место и попросив прощения у Кресси, молодой человек вышел из бильярдной. Дворецкий последовал за ним.

– Ну? Кто это? – спросил Фенкот, стоило дворецкому прикрыть за собой дверь. – Какое у него ко мне дело?

– Не знаю, милорд. Эта особа не пожелала ничего мне говорить… – Встретив с бесстрастным видом вопросительный взгляд Кита, Нортон все же изрек: – Мне следует упомянуть, милорд, что эта особа не является мужчиной.

Мнимый лорд и бровью не повел.

– Как ее зовут? – спросил Кит.

– Она назвалась Алпертон, милорд, – ответил мистер Нортон, как бы снимая с себя всякую ответственность и тоном подчеркивая социальный статус посетительницы. – Миссис Алпертон немолода, милорд… – Дворецкий смотрел куда-то поверх плеча Кита, пока тщательно подбирал слова. – Полагаю, будет благоразумнее проводить ее в Голубую гостиную, милорд. Сэр Бонами и мистер Клифф, как обычно в это время, сидят в библиотеке. Эта особа не удовлетворилась моими заверениями, что вы сейчас не принимаете гостей, и заявила о желании ждать до тех пор, пока вы не сочтете возможным выслушать ее.

Теперь Кит понял, что ему придется иметь дело с противником, вооруженным орудиями неизвестного, но явно большого калибра. Первоначальное подозрение, будто ему предстоит встретиться лицом к лицу с какой-то из жриц любви, взятой Эвелином под свое крыло и теперь набравшейся наглости и решившей появиться в его доме, тотчас же рассеялось, стоило дворецкому сообщить: миссис Алпертон немолода. Кит почувствовал при этом немалое облегчение. Встреча с девицей, очень близко знакомой с его братом, отнюдь не радовала мистера Фенкота.

– Хорошо. Я приму ее там, – сохраняя хладнокровие, кивнул головой Кит.

Нортон поклонился.

– Да, милорд. Желаете, чтобы я велел кучеру обождать?

– Кучеру?

– Наемный экипаж, милорд… Запряжен парой лошадей.

– Прикажите, чтобы он следовал к конюшням. Там за ними присмотрят.

Еще раз поклонившись, Нортон через вестибюль и широкий коридор направился к дверям, ведущим в Голубую гостиную. Дворецкий открыл их перед мнимым лордом, и Кит вошел в комнату с бесстрастным выражением лица, отнюдь не соответствующим его внутреннему встревоженному состоянию духа.

Посетительница сидела на маленьком диванчике. Женщина встретила его взглядом василиска.

– Ну наконец-то! – промолвила она с чудовищной иронией в голосе. – Все же вы дома, милорд!

Кит медленно прошел на середину комнаты.

«Старая проститутка! Точно не во вкусе Эвелина», – промелькнуло у него в голове.

А затем до сознания Кита дошло очень простое объяснение: эта женщина всем своим видом напоминала представительницу не особо почтенного сестринства немолодых особ, на жаргоне называемых аббатисами. Вся ее одежда и манера держать себя кричали об этом. Обычно Кит не обращал должного внимания на женские туалеты. Если бы ему предложили описать, как была одета сегодня утром его маменька, он вряд ли сумел бы это сделать. Но даже столь неискушенный в вопросах моды человек, как он, тотчас же понял: такой пестрый, крикливый наряд не могла бы надеть ни одна респектабельная женщина средних лет, не говоря уже об истинной леди из высшего света. Несмотря на волны искусно завитых волос золотистого с металлическим оттенком цвета, выбивающихся из-под белого атласного чепчика, на шляпу с высокой куполообразной тульей, лихо заломленной кверху и украшенной страусовым пером, изогнутым и касающимся лба, Кит сразу же определил, что ей никак не может быть меньше пятидесяти лет. На самом деле, как оказалось впоследствии, эта женщина была лишь на несколько лет старше леди Денвилл. Пожалуй, в юности она была по-настоящему красива. Следы былой красоты еще угадывались в ее лице, но злоупотребление косметикой в придачу к чрезмерному пристрастию к горячительным напиткам пагубно отразилось на его цвете. Люди придирчивые сочли бы ее большие глубокие глаза излишне жадными, но лишь поклонники худых женщин могли бы придраться к ее сильно затянутой в корсет пышной фигуре.

Независимо от весьма нелицеприятного мнения относительно особы миссис Алпертон, приходилось признать, что туалет ее был продуман со всей тщательностью для визита в усадьбу знатного человека. Наверняка она надела свое лучшее платье и плащ-накидку. Кит мог лишь надеяться, что он успеет выпроводить ее до того, как она попадется на глаза кому-либо из гостей. Что ни говори, а сиреневая накидка, разукрашенная шнуром и эполетами, накинутая на сильно декольтированное платье из розового атласа, производила ужасающее впечатление. Розовые полусапожки из лайки и перчатки, сиреневый шелковый зонтик и несколько прочих крикливых аксессуаров дополняли ее наряд. А еще миссис Алпертон щедро обрызгалась духами, и теперь от нее несло сильнейшим амбровым запахом.

Кит остановился у стола посреди комнаты, пристально глядя на женщину сверху вниз.

– Итак, мадам! Могу я узнать, что привело вас сюда?

Ее грудь взволнованно поднялась.

– Можете ли вы узнать? Хотите сказать, будто ничего не понимаете? Ни малейшего понятия… Стоите тут, гордый, как фармацевт, и задираете нос перед той, что водила компанию с джентльменами рангом повыше! А еще, милорд, у меня бывали более важные слуги, чем этот ваш надменный дворецкий, которые служили мне, как рабы своей госпоже! Я здесь, чтобы сказать вам: вы не имеете права разбивать невинные женские сердца! Вам придется заплатить за все!

– Чье сердце я разбил? – поинтересовался Кит. – Ваше, мадам?

– Что за вздор! – воскликнула она. – Если оно не разбилось из-за маркиза, который обращался со мной словно с принцессой, никогда не упрекнул меня ни в чем, не пожалел на меня ни единого потраченного четырехпенсовика, не говоря уже о тех щедрых подарках, которые он сделал при расставании… Он понимал, что достойно леди… – Потеряв нить повествования, женщина умолкла. – О чем это я?

– Вы рассказываете мне о том, как маркиз не разбил вам сердце, – пришел ей на помощь Кит.

– Нет, оно не разбилось, и маловероятно, чтобы его разбил юнец, который еще недавно бегал в коротких штанишках, даже если бы я была на десять лет моложе! – заявила миссис Алпертон, явно преуменьшая свой возраст. – Вы разбили не мое сердце! Вы разбили сердце Клары! Не скажу, чтобы и мое сердце не истекало кровью при виде всех тех обид, которые вы чините по отношению к ней. Именно поэтому я здесь, милорд! Не думаете же вы, что для меня огромное удовольствие трястись по кочкам и ухабам в этой желтой колымаге? Мне, привыкшей выезжать в собственном экипаже, обитом бархатом и запряженном четверкой лошадей… с форейторами… Только поруганные материнские чувства заставили меня унизиться до того, чтобы прибыть сюда…

Эти последние слова заглушили желание Кита выяснить, кто же был тем маркизом, так шикарно в прошлом содержавшим миссис Алпертон. До того он надеялся, что дело не настолько серьезно, но теперь понимал, что был излишне оптимистичным. Когда миссис Алпертон, сунув руку в карман своего плаща-накидки, выудила оттуда газетную вырезку и протянула Киту, он сразу понял, в чем дело. На один миг в его голове промелькнула страшная мысль, будто Эвелин в своем безрассудстве сделал некой Кларе предложение руки и сердца и теперь брату грозит судебный иск за нарушение данного им слова.

– Вы змей-искуситель! – воскликнула миссис Алпертон, укрепляя джентльмена в его подозрениях. – Вероломный, непостоянный обманщик, который соблазнил бедную, невинную девушку лживыми обещаниями!

– Чепуха! – возразил Кит, стараясь внешне сохранить самообладание.

– Ах, чепуха! Вы еще скажите, что теперь не избегаете общества Клары!

Кит не колебался с ответом, ибо, какую бы глупость Эвелин ни совершил, нельзя было поверить в то, что он мог растлить невинную барышню, а уж дочь миссис Алпертон явно не могла быть невинным ягненком.

– Именно это я и имею в виду, – твердо произнес Фенкот.

– Когда вы приняли мою Клару под свое покровительство, милорд, вы обещали, что будете заботиться о ней.

– Ну?

Краска гнева залила щеки женщины, придав коже цвет, весьма сходный с цветом ткани ее накидки. Впрочем, избыток румян, к которым миссис Алпертон питала слабость, не давал в полной мере лицезреть столь захватывающую метаморфозу. Глаза ее сузились.

– Не пытайтесь меня одурачить, – сурово заявила она. – Не стоит поступать таким образом, милостивый сэр! Предупреждаю вас! Вам удалось вскружить голову этой милой невинной овечке, но я давно не семилетняя девочка, и меня такими хитростями не проведешь.

– Я в этом не сомневаюсь, – слегка улыбнувшись, ответил Кит.

Апоплексический румянец на ее лице уже вызывал тревогу, однако после нескольких секунд молчания женщина овладела собой и перешла от театрально-драматического тона к сугубо деловому.

– Поговорим без обиняков, если уж на то пошло, – заявила она. – Вы не уделяли Кларе должного внимания без малого месяц. Девочка вам писала, а в ответ не получала ни слова. Видит Бог! Ее начали терзать самые дурные предчувствия. Клара стала опасаться, что вы заболели или пали жертвой несчастного случая. Вы не снизошли хотя бы до того, чтобы парой слов избавить ее сердце от удара, вызванного этой мерзкой статьей в газете. С моей дочерью тотчас же приключилась сильнейшая истерика. Помните, что вы когда-то наговорили ей? Вы поступили с бедной девочкой не так, как полагается джентльмену.

Из слов миссис Алпертон выходило, что она уж точно не собирается заполучить Эвелина в качестве мужа своей дочери, поэтому Кит немного успокоился.

– Эти сплетни, мадам, ничего не стоят. Статья опубликована без моего ведома. – Он чуть не добавил, что сплетни к тому же не имеют ни малейшего основания, но вовремя прикусил язык, не будучи вполне уверенным в том, каково будет решение Кресси, и поэтому не осмеливаясь говорить что-либо определенное. – Клара наверняка знает – я не силен в чистописании. Впрочем, написать ей следует… надо ее успокоить, раз уж я не смог сделать это лично. Обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось отменить свой визит к ней…

– Да каждый понимает, что это за обстоятельства, – прервала его миссис Алпертон. – Чего уж там! Даже ребенок не поверил бы подобной чуши! Вы пытаетесь избавиться от нее, не заплатив деньжат, а сами живете тут словно жеребец из королевской конюшни…

– Вы ошибаетесь. Не могли бы вы сказать Кларе…

– Нет уж! – отрезала миссис Алпертон ледяным тоном. – Зря норовите меня одурачить, милорд! Никогда не поверю, будто в ваших карманах гуляет ветер. Вы не заставите меня пойти на попятную. Ваш папочка жил себе в радость, ни в чем не нуждаясь, и я готова поспорить, что после себя он много чего оставил по завещанию. В прошлом я знавала вашего батюшку. Большинство этих толстосумов раньше ничего не имели против того, чтобы воспользоваться моим гостеприимством. Будьте уверены! – с тщеславием в голосе заявила женщина. – Было это еще до того, как я ушла на покой. Мои званые обеды считались первостатейными. У меня был повар-француз. Маркиз на расходы не скупился. Он всегда говорил, чтобы я покупала себе самое лучшее. В погребе постоянно держал изрядный запас отменных вин…

Прервав поток ее воспоминаний, Кит промолвил:

– Вы находитесь под впечатлением недоразумения, мадам. У меня не было ни малейшего желания ни от кого избавляться, как вы изволили выразиться. Ежели я вознамерюсь жениться, то лично поставлю в известность Клару.

– Она обо всем и так уже знает! – негодующе воскликнула миссис Алпертон. – Она все узнала из газеты! Только бесчувственный человек способен на такое!

– Я уже сказал вам, что написанное в газете – сущая чепуха.

– Прошу, милорд! Потрудитесь зря не растрачивать ваше красноречие, – все больше сердилась непрошеная гостья. – Не будете же вы утверждать, будто пребывание мисс Стейвли в этом доме также чепуха?

– Мисс Стейвли, мадам, является крестницей моей матери, и она живет здесь в качестве таковой, а не как моя гостья.

– А как же! Разумеется, она бы сюда не приехала, если бы ваша мать не пригласила ее. Девчонка воображает себе, что ей сказочно повезло. Ей уже за двадцать, а лорд Стейвли не из тех, кто раскошелится на ее приданое. Насколько помню, он всегда был прижимист, когда дело касалось деньжат. А что, ежели она узнает, как вы обошлись с моей Кларой – словно с парой стоптанных башмаков, а? Будет ли она и впредь думать, что ей сказочно повезло?

Внутренне Кит весь напрягся. По блеску злорадно улыбающихся глаз миссис Алпертон молодой человек понимал, что это не пустые упреки и угрозы. Целью ее приезда в Рейвенхерст был шантаж. Это ставило Фенкота в крайне рискованное положение. Разоблачение его мнимого вероломства могло бы расстроить финал, на который миссис Алпертон рассчитывала, однако Кит прекрасно понимал: коль правда откроется, эта особа, и так плохо собой владеющая, и вовсе выйдет из себя. Если он не поддастся ее шантажу, женщина не колеблясь приведет свои угрозы в действие. Вполне вероятным казалось то, что, получив отказ, миссис Алпертон начнет кричать, и Кресси, очень может быть, станет не единственной свидетельницей скандала. Как избавиться от посетительницы, не дав ей возможности устроить сцену? Ответа на вопрос не было. При всем своем желании он все равно не сможет заткнуть ей рот суммой, которую эта особа сочтет достаточной компенсацией. Также он не в состоянии выписать чек ни на свое собственное имя, ни на имя Эвелина. Завещание отца не давало ему сделать это. Не было никакой возможности узнать размер обязательств Эвелина перед Кларой, ежели таковые вообще имели место быть. К тому же Кит не знал, действует ли миссис Алпертон сама или совместно со своей дочерью. Джентльмен подозревал, что ни пенса из денег, которые он может сейчас передать ей, никогда не попадет в руки Клары. А еще Кит подозревал, что, каковы бы ни были денежные отношения между Кларой и Эвелином, миссис Алпертон к ним не имеет никакого отношения. Не в привычках брата общаться с матерью его очередной Аспазии. От внимания Кита не укрылось то, что за все время их разговора женщина ничего подобного не утверждала. В любом случае он не собирался давать поспешных обещаний, за которые придется расплачиваться Эвелину.

Должно быть, такие мысли отразились на его лице, поскольку миссис Алпертон, пристально следившая за ним, чуть повысив голос, сказала:

– Она обо всем узнает. Уверяю вас, милорд!

– Послушайте, миссис Алпертон! – с легкой насмешкой в голосе произнес Кит. – Неужели я должен поверить, будто вы говорите от имени Клары? Это совсем на нее не похоже.

Он сказал это наугад, потому что понятия не имел, унаследовала ли Клара характер своей матери или нет. Однако по выражению лица миссис Алпертон молодой человек понял, что попал в десятку.

Бросив на него злой взгляд, она ответила почти без заминки:

– Нет конечно! Вы и сами прекрасно знаете, сколь сильно вас любит это нежное, невинное создание. Вследствие своей чистой любви она готова скорее быть втоптанной вами в грязь, нежели позволить своим поведением хоть чем-то помешать вам. Ради вас Клара способна даже расстаться со своей жизнью, что, боюсь, может произойти со дня на день. Никогда прежде я не видела девочку в таком расстройстве чувств и подобной телесной слабости. Она рыдает без перерыва и с трудом может оторвать свою головку от подушки. Не удивлюсь, если бедняжка совсем зачахнет.

Кит сокрушенно покачал головой.

– Вы потрясли все мое мироощущение, мадам. Прежде я не догадывался, насколько у Клары сентиментальный характер.

Кит вновь обрел твердую почву под ногами. При всем своем воображении он не мог поверить, что Эвелин способен сойтись со столь романтичной гусыней. По-видимому, он опять попал в яблочко, ибо миссис Алпертон с еле сдерживаемой яростью заявила ему: милорд не имеет ни малейшего представления о том, насколько сильны страдания Клары и какого труда ей стоило сохранять на своих устах улыбку всякий раз, когда он к ним приезжал.

– Если дело обстоит таким образом, то вы будете лишь счастливы избавиться от меня, – заявил Кит, не сумев сдержать смешок. Заметив, что миссис Алпертон вновь готова разразиться тирадой очередных обвинений, джентльмен раздраженно махнул рукой. – Довольно, мадам! Вы своего добились! Мне прискорбно слышать о душевных страданиях Клары, и я молю вас вернуться к ее постели как можно быстрее. Передайте ей мои глубочайшие извинения за то, что я стал невольной причиной ее недомогания. Как только выпадет свободная минута, я обязательно нанесу ей визит.

Пару мгновений было неясно, чья возьмет, но миссис Алпертон оказалась весьма бойкой женщиной и посему, забыв все фальшивые волнения относительно разбитого сердца дочери, она довольно грубо выкрикнула:

– Не раньше чем вы раскошелитесь. Знаю я подобных вам! Вы обыкновенный светский щеголь! Вот вы кто! Вам не удастся надуть мою дочь! Нет, не удастся, пока я жива и в состоянии защитить ее интересы!

– Миссис Алпертон, – холодно произнес Кит, – вы глубоко ошибаетесь. Конечно, я не беден, но становиться чьим-либо кошельком не собираюсь. Я буду щедр с Кларой, но моя щедрость коснется ее, а не вас.

– Так я вам и поверю! – рассердилась миссис Алпертон. – Если это окончательное слово, лорд Самонадеянность, то я не покину ваш дом до тех пор, пока не выложу все мисс Стейвли. Ну, попробуйте выдворить меня отсюда, если посмеете! И не говорите мне, что она уехала и ее не будет до ночи, потому что, если даже это так, я намерена сидеть здесь хоть до полуночи, а может, и дольше!

И в тот самый момент неожиданно послышался голос:

– К счастью, я никуда не уехала. Вы хотели мне что-то сообщить, мадам?

Поскольку Кит стоял спиной к двери, загораживая женщине вид, то ни он, ни миссис Алпертон не заметили, как дверь тихо приоткрылась и в гостиную проскользнула мисс Стейвли. Миссис Алпертон вскочила со своего места. При этом ее зонтик упал на пол. Кит стремительно обернулся. Безразличие сползло с его лица, сменившись ужасом.

Широко улыбаясь ему, Кресси вошла в комнату. Он невольно поднял руку, желая помешать ей, но девушка, не обратив на его жест ни малейшего внимания, прошла к креслу и уселась напротив миссис Алпертон у остывшего камина.

– Прошу великодушно простить, что я прерываю вас, – невозмутимо промолвила она, – однако вы, мадам, говорили столь громко, что я невольно расслышала кое-что. Как я поняла, вы собираетесь мне что-то сообщить…

– Нет! – вырвалось у Кита.

Краска схлынула с лица миссис Алпертон. Вопросительно взглянув на мнимого лорда, женщина перевела изучающий взгляд на Кресси. В глазах непрошеной гостьи читалась растерянность. Она явно не была уверена, принесет ли ей внезапное появление мисс Стейвли хоть какую-нибудь материальную выгоду либо данное обстоятельство означает полнейшее фиаско.

– Вы, как я понимаю, дочь лорда Стейвли, – медленно произнося слова, чтобы выиграть время, промолвила миссис Алпертон. – Вы не слишком на него похожи, насколько я его помню…

С невозмутимым видом восприняв подобную непочтительность, Кресси ответила:

– Полагаю, я пошла в маменьку… Итак, что же вы намеревались сообщить мне?

– Что до меня, то я не желаю этого. Мне бы не хотелось сообщать вам ничего дурного либо такого, что может причинить вам какой-нибудь вред. – Женщина перевела взор на Кита и спросила: – Может, вы предпочли бы, чтобы я помалкивала, милорд?

– Не надо, – вмешалась Кресси.

Не обращая на ее слова ни малейшего внимания, миссис Алпертон продолжала злобно сверлить Кита глазами. Взгляд его стал жестким.

– Я бы предпочел такой поворот событий, миссис Алпертон, – произнес он, – однако, как вы уже слышали, – не намерен становиться ничьим кошельком. Будьте осмотрительны, мадам. Не рубите сук, на котором сидите, иначе рискуете остаться за бортом.

– Но вначале я выведу вас на чистую воду, – со злобой в голосе произнесла гостья, – и сделаю это с превеликим удовольствием, ибо я сама мать. Сердце мое сжимается в груди при виде обманутой девушки, столь же невинной, как моя бедняжка Клара! Дорогуша! Вы представить себе не можете, что за коварный обманщик опутал вас сетью сладких речей!

Смирившись с положением, в которое попал, Кит прислонился спиной к стене и скрестил на груди руки.

– Да неужели? – воскликнула Кресси. – А Клара, значит, ваша дочь?

– Моя, – подтвердила миссис Алпертон дрогнувшим голосом. – Этот коварный злодей соблазнил ее и бросил умирать с голоду, даже не попрощавшись напоследок.

– Какой ужас! – воскликнула Кресси. – Признáюсь, я неприятно удивлена! Я бы никогда не подумала, что он способен вести себя столь низко.

Миссис Алпертон явно не была готова к подобному повороту. Кит, признаться, тоже. Джентльмен надеялся, что Кресси не поверит в бóльшую часть услышанного, ибо сказанное миссис Алпертон отнюдь не полагалось слушать благовоспитанным молодым леди. Кит даже боялся, что девушка испытает сильнейшее потрясение и не будет знать, куда деваться от стыда. Вот только ни он, ни его гостья не учли специфические условия, в коих протекали ее юные годы, а также великое множество амурных приключений ее отца.

– И впрямь весьма дурно, – продолжила тем временем Кресси. – Мне искренне жаль ее и… вас, мадам, ибо ничто, по моему мнению, не может быть досаднее, чем необходимость напоминать лорду Денвиллу о его обязательствах.

– Да, – промолвила сбитая с толку миссис Алпертон, – да уж…

– Впрочем, надеюсь, произошла досадная ошибка, – с надеждой в голосе произнесла Кресси. – Видите ли, он ужасно забывчив… Вы же знаете? А теперь, когда ему напомнили, мадам, я уверена, он неукоснительно исполнит то, что полагается. Ведь так, сэр?

– Да, так и будет, – подтвердил Кит.

– Да уж, – едва не задохнулась от переизбытка чувств миссис Алпертон. – Я никогда прежде такого не делала, но… Этот джентльмен – распутник, мисс.

– Да… Однако… Почему вы решили сообщить мне об этом, мадам? – застенчиво спросила Кресси. – Я понимаю, с какой стати вы говорите об этом ему, но при чем здесь я? Данное обстоятельство меня отнюдь не касается… Хотя мне искренне жаль вашу дочь…

– Я предвидела такой поворот, – жестко произнесла миссис Алпертон. – Я бы не удивилась, если бы, окажись милорд убийцей, это обстоятельство также не имело бы ни малейшего значения. О, греховный, бездушный мир! Стоило мне прожить на свете так долго для того, чтобы услышать из уст незамужней леди благородного происхождения и воспитания столь дерзкие и бесстыдные слова! Ладно… В прошлом девушки ничего такого себе не позволяли, вне зависимости от того, что они там себе думали… по крайней мере те, что считали себя настоящими аристократками… и правильно делали, что помалкивали… – в порыве искренности произнесла женщина; казалось, она и дальше собирается продолжать в том же духе, но вдруг передумала, вернувшись к своему первоначальному стилю поведения. – А я-то по собственной наивности тряслась в дороге ради того, чтобы предупредить. Мое сердце разрывалось при мысли, что невинная девушка может выйти замуж за подобного проходимца… Вы еще будете раскаиваться в том, девочка, что отдали ему свою руку, польстившись на богатство и громкий титул.

– Боже милостивый! И я должна все это выслушивать? – воскликнула Кресси. – С какой стати мне выходить замуж за лорда Денвилла? Я даже не думала об этом!

Миссис Алпертон стремительно утрачивала все, что только могла утратить, однако храбро пыталась спасти все, что только можно.

– Не приходило? – растерянно спросила она. – В таком случае, мисс Стейвли, не будет ли вам угодно объяснить, что же все это означает?

Девушка часто заморгала глазами, притворяясь человеком, впервые видящим что-то… Затем морщинки на ее лбу разгладились, и Кресси жизнерадостно рассмеялась, глядя на газетную вырезку.

– Теперь я поняла, в чем дело! – сказала мисс Стейвли. – А я-то недоумевала, с какой стати вы захотели со мной объясниться. Это было весьма необычным желанием. Но теперь все прояснилось. Вы, значит, прочитали бессмыслицу в «Морнинг пост» и подняли шумиху… Однако все это сущая чепуха и вздор, – произнесла девушка, всеми силами стараясь казаться вполне серьезной. – Какая незадача! Прошу простить меня, мадам. Как дурно с моей стороны смеяться, когда пачкотня, написанная каким-то бессовестным щелкопером, причинила вам столько боли и неудобств. Как мило с вашей стороны приехать сюда ради меня! В самом деле, я весьма вам обязана и просто поражена самой мыслью о том, что вы безвозмездно взяли на себя столь неприятную миссию.

– Так вы не выходите за милорда замуж? – недоверчиво произнесла миссис Алпертон.

Женщина переводила взгляд с Кресси на Кита и обратно. Заметив смешинки во взгляде джентльмена, она обратила свой взор на девушку.

– Притворство! – довольно грубо заявила миссис Алпертон. – Я вижу – он от вас без ума.

– О нет! По крайней мере, искренне надеюсь, что не без ума, поскольку уверена – мы друг другу не подойдем.

– Ерунда! – произнесла миссис Алпертон, презрительно хмыкнув. – Но вы меня не одурачите. Каждому понятно…

– Умоляю! Больше не надо! – взмолилась Кресси, на которую неожиданно напал приступ девичьей застенчивости. – О браке с лордом Денвиллом не может идти речи. Вы все поймете, если узнаете, что я… Мадам! Мои нежные чувства подарены другому.

Повисла гробовая тишина. Миссис Алпертон на глазах стушевалась.

Кит отвел взгляд от лица Кресси и тихо вышел из комнаты, понимая, что девушка не нуждается в его поддержке. Следовало, не теряя времени даром, вызвать экипаж миссис Алпертон к главному входу. Он поручил это лакею, приказав попутно найти и прислать к нему Челлоу.

Являясь человеком бывалым, конюх прибыл без задержек, а на вопрос Кита ответил весьма солидно:

– Знаю, сэр, откуда она приехала. Мне ее кучер рассказал. Карету она наняла в Танбридж-Уэллсе. Он, конечно, тот еще нахал, но лгать этому малому нет никакого смысла. Кроме того, по его словам, мастер Кит, особа, нанявшая карету, поругалась с Нортоном, ибо тот не хотел впускать ее в дом. Она кричала, что его светлость до конца своих дней будет жалеть, если вовремя с ней не повидается. Парень много чего рассказывал. Я лично навострил уши. Эта вздорная старая жеманница совсем не похожа на пассий его светлости… Прошу прощения, мастер Кит, если я излишне откровенен.

– К нам пожаловала не сама пассия, а ее мать, – нахмурившись, промолвил джентльмен.

– Да неужто! – удивился Челлоу. – Что ей здесь понадобилось, сэр?

– Кажется, его светлость не приезжал в гости к ее дочери где-то около месяца. Ей показалось, что он собирается бросить ее. Я надеялся, что, возможно… Нет, если она приехала из Уэллса, это нам ничего не дает. Мы и до того знали, что там нет смысла искать моего брата.

– Готов биться об заклад, так оно и есть, – согласился Челлоу. – Будет весьма даже неплохо, если он расстанется с этой его… В любом случае, мастер Кит, сдается мне, вы вновь угодили в бочку с солеными огурцами, как говорится в народе, если ее мамаша хоть наполовину такая стерва, как мне рассказывал тот малый. Как по мне, то вам следует бросить эти ваши затеи и ничего больше не предпринимать.

Лоб Кита разгладился, а в его глазах промелькнули веселые искорки.

– Как по мне, сравнение с бочкой соленых огурчиков очень даже удачное, – сказал он. – Признаться, я уж подумывал, будто моя песенка спета, но получил помощь в самый решающий момент, и теперь эта сварливая женщина собирается уезжать, потерпев полное фиаско…

 

Глава 13

Вернувшись в Голубую гостиную, Кит из обрывков услышанных фраз догадался, что миссис Алпертон в присутствии Кресси предается ностальгическим воспоминаниям о своей былой славе. Впрочем, выражение сочувствия на безмятежном лице мисс Стейвли породило в его сердце надежду, что столь часто декларируемая миссис Алпертон забота о благе невинных девушек побудила даму держать при себе некоторые из самых ярких эпизодов собственной карьеры, а также обстоятельства своего довольно близкого знакомства с лордом Стейвли. Он не ошибся. Миссис Алпертон пару раз прерывала рассказ извинениями по поводу того, что позволила себе слишком увлечься. Кроме того, она заверила Кресси, что, хотя неоднократно принимала лорда Стейвли на устраиваемых ею приемах, их отношения не выходили за рамки так называемого «светского знакомства». Когда Кит вошел в гостиную, миссис Алпертон как раз описывала эти званые приемы, на которые приходили джентльмены самого высокого происхождения, если им хотелось немного развлечься. Кресси действовала на ее нервы успокаивающе, однако при виде Кита женщина вновь вспомнила о нанесенных ей обидах. Умолкнув, она бросила на мнимого графа хмурый взгляд.

– Лорд Денвилл! Как вы понимаете, миссис Алпертон горит желанием поскорее вернуться к своей дочери, – сказала Кресси, прежде чем гостья продолжила бы прерванный скандал. – Она мне сообщила также, что ей весьма накладно нести все эти дорожные расходы, и я взяла на себя смелость заверить ее: вы сочтете возможным снять с нее сие бремя, поскольку издержки и хлопоты, с которыми ей пришлось столкнуться, были вызваны лишь вашей необыкновенной забывчивостью.

– Хорошо, – согласился Кит. – Я уже распорядился, чтобы экипаж подали к парадному подъезду. Мадам! Вы окажете мне честь проводить вас к нему?

Миссис Алпертон, поднявшись с дивана, величественно кивнула головой. Видно было, что такая компенсация воспринимается ею как должное, нечто само собой разумеющееся, то, на что гостья и так вправе была рассчитывать. Любезно попрощавшись с Кресси, миссис Алпертон довольно громко хмыкнула, глянув на Кита, приоткрывшего перед ней створку двери, а затем покинула гостиную.

Он проводил ее из дома, вполне галантно помог подняться по подножке в экипаж и на прощание попросил сообщить огорченной Кларе о том, что она не забыта и голодать не будет. Однако миссис Алпертон, вконец измученная всеми этими треволнениями и потраченными впустую усилиями, потеряла всяческий интерес к горестям своей дочери и, перед тем как забиться в угол экипажа и прикрыть глаза, молча одарила Кита испепеляющим взглядом.

Вернувшись в Голубую гостиную, Кит застал там Кресси. Девушка стояла на том же месте, где он ее оставил, спиной к остывшему камину.

Завидя молодого человека, она вполне серьезно заметила:

– Вам следовало бы предложить ей чего-нибудь освежающего. Мне пришло это на ум, но я, признáюсь, побоялась, так как в любой момент сюда могла заглянуть леди Денвилл или, к примеру, миссис Клифф.

– Не думаю, что моя мама была бы больше смущена этим визитом, чем вы, однако боже упаси, чтобы мой дядя узнал о случившемся.

Кит закрыл дверь и остановился на пороге, глядя на мисс Стейвли.

– Кресси, что вы имели в виду, когда сказали этой старой карге, что ваше сердце принадлежит другому?

Щеки мисс Крессиды вспыхнули легким румянцем, однако девушка непринужденно заметила:

– Она, словно героиня плохой пьесы, наговорила столько вздора, что я и сама увлеклась. К тому же я должна была что-нибудь сказать, чтобы эта дама поверила мне. Вы же видели – эта особа не поверила, когда я сказала ей, что не собираюсь выходить замуж… за вашего брата.

Издав протяжный вздох, Кит подошел к Кресси и обнял девушку за плечи.

– Вы не представляете, как я хотел рассказать вам всю правду! Дорогая Кресси! Простите меня! Я вел себя с вами весьма дурно, но я вас очень люблю.

Мисс Стейвли, которая до этого вдруг заинтересовалась верхней пуговкой у себя на груди, приподняла голову и застенчиво посмотрела на мужчину.

– Правда, Кит? – спросила она.

Мистер Фенкот, предпочитая словам действия, ничего не ответил, а лишь решительно обнял ее и поцеловал. Мисс Стейвли, прежде считавшая его излишне мягким и вежливым, теперь поняла, что заблуждалась. В крепких объятиях мужчины не было и следа мягкости или вежливости. Его поведение, нежелание обращать внимание на ее слабые протесты явно не имело ничего общего с пристойностью. Девушка не привыкла к подобному обращению. Кресси подозревала, что бабушка осудила бы ее за безропотное подчинение, однако, поскольку мистер Фенкот был слеп ко всем правилам хорошего тона, спорить с ним казалось бесполезной затеей.

Пару минут спустя, сидя в объятиях Кита на диване, на том самом месте, где прежде сидела миссис Алпертон, девушка произнесла:

– Зачем ты пошел на это? Признáюсь, твой поступок весьма экстравагантен.

– А еще он нечестен. Я прошу прощения, хоть и не сожалею о том, как все обернулось. Если бы той ночью я не вернулся домой, мы никогда не познакомились бы или впервые встретились бы уже после того, как ты стала бы женой Эвелина.

Эта страшная мысль заставила его непроизвольно крепче сжать ее в своих объятиях. Кресси утешила его, нежно поцеловав в щеку.

– Не уверена, что я вышла бы за него, – переведя дух, произнесла девушка. – До нашего знакомства я уже почти передумала выходить замуж за лорда Денвилла. Затем, когда встретила тебя, решила, что, пожалуй, выйду… К чему такой замысловатый обман?

– Я хотел помочь Эвелину выпутаться из затруднительного положения, – признался Кит. – Никто, кроме матушки, Фимбера и Челлоу, не знает, что я здесь, а не в Вене. В старые добрые времена мы были теми еще сорванцами, часто выдавали себя друг за друга, и только близкие люди, хорошо знающие нас, могли раскрыть наше притворство. Я был уверен в том, что у меня все получится. Когда мне пришлось приехать вместо брата на тот званый обед, мы думали, что продолжения не будет. Если бы я знал, что обман затянется, ничто на свете не заставило бы меня поддаться на мамины уговоры.

– Я так и поняла, что крестная уговорила тебя, – сказала Кресси, глаза которой заблестели.

– Однако эту мысль посеял в ее голове я, – честно признался Кит. – Я в шутку сказал, что, если Эвелин опоздает на встречу, я всегда смогу поехать вместо него. Я сказал это просто так. Видишь ли, маменька пребывала в расстроенных чувствах. Эвелин должен был со дня на день вернуться, но припозднился. Мне казалось, он опаздывает из-за чего-то несерьезного, поэтому я согласен был сыграть эту комедию, хотя она с самого начала была мне не по душе. Ты понимаешь, Кресси? Если бы Эвелин не явился, его выходку могли бы воспринять как оскорбление, а это никому не помогло бы.

– Все хорошо, – ответила девушка. – Я на тебя ни капли не в обиде. И даже благодарна тебе за то, что ты уберег меня от такого унижения. А что помешало Эвелину приехать?

– Не знаю.

Крессида сидела, прижавшись к его плечу, но, услышав эти слова, отстранилась.

– Как не знаешь? А где же Эвелин сейчас?

– И этого я не знаю. В том-то вся беда, – откровенно признался Кит. – Сначала я полагал, что он, не забыв про обед на Маунт-стрит, просто перепутал день…

– Не исключено, – согласилась Кресси. – Твой брат часто страдает рассеянностью. Он стал героем множества анекдотов. Я знаю одну леди, которая взяла себе за правило присылать ему записочку с напоминанием именно в день своих званых обедов.

Печальная улыбка скользнула по губам Кита и отразилась в его глазах.

– Но не на сей раз. Уж слишком долго он отсутствует. Боюсь, с ним случилось что-то неприятное. Вот поэтому я в такой спешке приехал в Англию. Не знаю, как это объяснить… Каждый из нас чувствует, если другой попадает в серьезную переделку. Эвелин год назад ощутил сильнейшее беспокойство, когда я сломал ногу… Он не знал, что случилось, но почувствовал, что мне больно. Хорошо еще, что письмо, посланное срочным курьером, застало его на месте, а то брат уже собирался выезжать в Дувр, чтобы сесть на ближайший по расписанию пакетбот.

– Помню, крестная говорила, что в этом заключается неудобство иметь брата-близнеца. И ты также ощущаешь подобное?

– Да, – слегка нахмурившись, произнес Кит, – так оно и есть. Несколько дней я… Но теперь это чувство прошло, окончательно и без последствий. Я даже заподозрил, будто у меня просто разыгралось воображение. Подозреваю, что брат стал жертвой несчастного случая, однако ничего страшного с ним не произошло, и теперь это его больше не беспокоит.

– Вроде того несчастного случая, когда он, набравшись храбрости, сделал мне предложение? – спросила Кресси, не в силах устоять перед соблазном подразнить Кита. – Учитывая, сколь ничтожно малы были мои шансы на обретение мужа, мне следовало бы удивиться его великодушию.

– Полноте, любимая, – произнес мистер Фенкот, не желая продолжать разговор в подобном тоне. – Не стоит быть такой злюкой.

– И мегерой к тому же, – произнесла Кресси и нахмурилась. – Однако я не понимаю: с какой стати, решившись на столь ответственный шаг, твой брат в последний момент вдруг исчезает бог знает куда?

– Насколько нам стало известно, – осторожно подбирая слова, промолвил Кит, – Эвелин отправился в Брайтон ради того, чтобы выкупить у лорда Сильвердейла брошь, которую моя мама недавно проиграла лорду.

– Ну… да… – с сомнением в голосе протянула Кресси, – тогда понятно…

– Наверное, следует все объяснить, – мягким тоном произнес Кит. – Когда маменька поставила брошь против пятисот фунтов, она совершенно выпустила из головы, что это всего лишь ничего не стоящая копия той броши, которую она продала несколько лет назад. Только не думай, будто Эвелин отправился в Брайтон по ее повелению. Это весьма далеко от истины. Она считала несусветной глупостью выкупать за пятьсот фунтов то, что не стоит и пары гиней.

Кресси старалась изо всех сил сдержаться, но все же разразилась смехом.

– Само собой разумеется! Я даже могу представить себе, каким тоном она произнесла это. Где еще на свете найдешь столь неразумное и очаровательное существо, как моя крестная?

– Позвольте мне заметить, мисс Стейвли, – без тени веселья в голосе произнес Кит, – что это не шутки. Ты когда-нибудь бываешь серьезной?

– У себя дома, но отнюдь не в то время, когда приходится иметь дело с Фенкотами. Бьюсь об заклад, никто бы не смог. С тех пор как я приехала в Рейвенхерст, мне то и дело хочется расхохотаться. Ты не представляешь, как это здорово! Крестная как-то сказала мне, что из двоих ее детей ты являешься образцом здравомыслия, однако, учитывая этот безумный маскарад…

– Маменька совершенно права, – промолвил Кит. – Именно я отличаюсь изрядной долей здравомыслия. Она часто жалуется, что со временем я рискую стать таким же чопорным и занудным, как дядя Брамби. Мое участие в этой авантюре вызвано исключительно желанием помочь Эвелину выбраться из затруднительного положения. Мне ничего иного просто не оставалось.

Во взгляде девушки появилась нежность.

– Разумеется… Тебе пришлось, – уже без тени веселья в голосе сказала она. – А брошь ему удалось выкупить?

– Неизвестно. Ясно только, что он поехал в Брайтон и вернулся сюда переночевать. На следующее утро брат отослал Челлоу на Хилл-стрит со всеми вещами, за исключением спальных принадлежностей, сказав ему, что вернется через день, максимум два. Он уехал из Рейвенхерста невесть куда и сам правил лошадьми в своем фаэтоне. Это последнее, что мы знаем о нем.

– Господи! – воскликнула пораженная мисс Стейвли. – Что же могло с ним приключиться? Вы так и не узнали, куда он направился?

– Я даже не пытался. Сюда я приехал с намерением найти брата, однако, как не преминул мне подсказать Челлоу, мои руки связаны… Не только мои, но и остальных тоже. Как можно искать Эвелина, если Эвелин – это я?

– Знаешь, я об этом как-то не подумала. Неужели ничего нельзя предпринять?

– У меня нет никаких идей на сей счет. Я надеялся, что смогу выведать что-нибудь у миссис Алпертон, однако этот след оказался ложным, так как не ведет в Танбридж-Уэллс. Челлоу наведывался в тот городок в поисках моего брата. Его там не было… Кресси! Я весьма признателен тебе за то, что ты спасла меня от мерзкой гарпии. Не знаю, как бы я выкручивался, если бы ты не появилась, хотя, признáюсь, мне неприятно, что ты стала свидетельницей этой сцены… Почему ты вошла?

– Ну… Я услышала, как она кричит на тебя. Честно говоря, у меня закрались определенные подозрения, когда Нортон настаивал, что ему необходимо поговорить с тобой наедине. При этом у него был столь многозначительный вид…

– Да неужели? – удивился джентльмен.

Девушка, слабо улыбнувшись, заметила:

– Я не столь наивна, как может показаться. Не говорю, что вожу знакомства с особами того круга, откуда появилась эта миссис Алпертон, однако разок жизнь свела меня с леди… неустойчивой добродетели… Виной всему случайность, и папенька ни о чем не догадывается. После кончины моей мамы отец, любя меня всем сердцем, не позволил ни одной из моих тетушек взять меня к себе на воспитание. Мы всегда были лучшими друзьями. Я жила на Маунт-стрит под присмотром мисс Джейт, моей гувернантки, женщины чудесной во всех отношениях. В шестнадцать лет, окончив школьный курс, я начала управлять семейными делами и заботиться о папином комфорте. Я развлекала его, когда папа бывал дома, а также старалась поднять его настроение, ведь после смерти маменьки у него часто случались приступы хандры. Вследствие этого я очень рано узнала о тех вещах, о которых обычно девушки не догадываются… – Внезапно Кресси рассмеялась. – Я была бы полной тупицей, если бы не сообразила по завуалированным предостережениям моих тетушек, что папин образ жизни не особенно респектабельный. Они искренне опасались, что папенька может в любую минуту поселить у нас в доме одну из своих пассий. Бабушка в таких делах разбирается лучше… А еще она весьма прямолинейна в своих высказываниях. Она мне обо всем рассказала и предупредила, что даже достойные джентльмены из благородных семейств иногда пускаются во все тяжкие. Она объяснила, как настоящая леди должна держать себя при любых обстоятельствах. Теперь я понимаю, – задумчиво произнесла девушка, – почему маменька столь часто впадала в уныние. Конечно, я очень люблю папу, но предпочла бы иметь мужем джентльмена, не предрасположенного к волокитству.

– Твое поведение спутало мне все карты, – мрачно изрек Кит.

– Боюсь, я способна на такое, – насмешливо прищурив глаза, сказала Кресси. – Видел бы ты свое лицо, когда я вошла в гостиную. Ты и впрямь полагал, что я могу упасть в обморок из-за всякого пустяка?

– Конечно нет, – улыбнувшись, ответил Кит, – однако я думал, тебе следовало бы изобразить более сильное удивление.

– С чего бы это? Я знала, что лорд Денвилл, как в таком случае говорит папенька, любитель по женской части. Будь это он, все бы устроилось и без меня, однако я сочла рискованным оставлять тебя на растерзание той особе.

– Так оно и было, – согласился Кит.

– И мне ничего не оставалось, как спасти тебя, – улыбнулась мисс Стейвли, повторив его же слова.

Кит, поцеловав руку девушки, сказал:

– Кресси, ты такая прелесть! Не думай слишком плохо о моем брате. Он может показаться страшным греховодником и негодяем, но, поверь мне на слово, это не так.

– Само собой, я тебе верю. Ты же не считаешь, что я всерьез восприняла весь тот вздор, который наговорила мне миссис Алпертон о бедной девочке, покинутой умирать в нищете с голоду? Что же до соблазнения, то я почти уверена в том, что это не Эвелин соблазнил Клару, а как раз наоборот. Кит! Я понимаю, что это не совсем удобно, но все же… Кто такой этот маркиз?

– Дорогая! Понятия не имею. Мне следовало спросить, но я не решился. Понял только, что он нанимал форейторов для ее выездов, а также поставлял вино из собственного подвала.

– А карету тянули лошади кремовой масти… Я спросила, но твоя гостья ответила, что теперь маркиз уже носит титул герцога, стал весьма респектабельным и поскольку она сохранила о нем самые приятные воспоминания, то называть его имя не собирается.

– Какая жалость! Боюсь, мы теперь никогда этого не узнаем… – Нахмурившись на несколько секунд, джентльмен промолвил: – Я думаю, не поехал ли Эвелин к лорду Сильвердейлу? У него есть поместье где-то на севере… Хотя вряд ли… Он бы поставил в известность матушку…

– Конечно не поехал. Вчера сэр Бонами, рассказывая мистеру Клиффу о Брайтоне и гостях Павильона, упомянул имя лорда. Я это точно помню. Кит! Неужели больше нет никого, к кому Эвелин мог поехать? Мне кажется, тебе следует постараться выяснить, что с ним произошло. Нельзя же продолжать этот обман до бесконечности.

– Безусловно следует… Но он вернется. Я, вероятно, должен был бы пребывать в ужасном отчаянии, учитывая, что могло бы с ним произойти, однако, обдумав и откинув в сторону все эти ужасы, я проникся уверенностью, что брат жив и серьезно не пострадал. Случись такое, я бы это почувствовал. Когда он вернется… Боже! Это ничуть нас не спасает, Кресси! Мы все равно будем находиться в весьма затруднительном положении.

– Почему же? Конечно, будет несколько неловко, но больших трудностей я не вижу. Официально о нашей помолвке не объявлено, а эта мерзкая статейка в газете в равной мере могла намекать как на лорда Денвилла, так и на тебя. Надо будет переговорить с родственниками. Пускай о том, что Эвелин когда-либо делал мне предложение, никто за пределами нашей семьи не узнает… Хотя нет… Совсем позабыла о том злосчастном званом обеде! В любом случае моим тетушкам и дядюшкам отнюдь не обязательно знать, что ты разыграл их таким непочтительным образом… Можно сказать правду: я тебя повстречала и сочла, что из тебя получится лучший супруг для меня.

Слегка улыбнувшись, Кит отрицательно покачал головой.

– Дело не только в этом. Боюсь, предстоящих нам трудностей куда больше, чем тебе кажется, дорогая. Даже в случае, если твой отец согласится…

– Он согласится. Альбиния все устроит. Положись на меня.

– Не смею даже рассчитывать на такое. Мне кажется, он сочтет меня неподходящей заменой Эвелину. У меня нет ни титула, ни богатства моего брата. Он богат, мое же наследство можно назвать лишь относительно солидным.

– Не думаю, что папа будет из-за этого против. Мое приданое также богатым не назовешь. Несомненно, папенька может испытать легкое разочарование, когда узнает, что я не стану графиней, так что нам следует заранее решать, какой титул ты возьмешь, когда получишь звание пэра, как твой дядя! Это, полагаю, утешит отца.

– Честно говоря, – извиняющимся тоном промолвил Кит, – я опасаюсь, как бы твой дражайший родитель не усомнился в том, что я смогу подняться столь высоко и заслужить такое звание.

– Папенька – весьма проницательный человек и отнюдь не сноб. Пусть ты и не столь богат, как лорд Денвилл, однако у меня нет и тени сомнения в том, что ты способен со временем достичь в жизни куда большего, чем он. Не скрою, что, предпочтя тебя ему, я отчасти иду на поводу собственного честолюбия. Вскоре ты станешь государственным секретарем по иностранным делам…

– Через годик, может, два, – обронил Кит.

Заслышав насмешку, девушка скривила губы, однако продолжила:

– И в будущем обо мне станут говорить как о леди, в чьей гостиной вершилась история.

– Это уже более близко к реальности… Могла бы ты на минутку побыть серьезной, малышка моя?

Мисс Крессида чопорно сложила на коленях руки.

– Я постараюсь, сэр, – вымолвила она. Взглянув на молодого человека, Кресси заметила, что за его улыбкой явно скрывается неподдельное беспокойство. Сразу же посерьезнев, она взяла его руку в свои ладони и слегка сжала. – Рассказывай.

Он положил свои длинные пальцы на ее ладонь, но немедленного ответа не последовало. А потом прозвучали вопросы, показавшиеся Кресси весьма нелепыми:

– Что говорил тебе Эвелин? Ты рассказывала, что брат был с тобой откровенен. Насколько?

– Полагаю, предельно. Мне это пришлось весьма по душе. Он не притворялся, будто влюблен. Впрочем, я и сама видела, что это не так. Твой брат повел себя весьма любезно. Впрочем, ты знаешь, сколь любезным он может быть, когда захочет. Он пояснил мне – обстоятельства сложились очень неудачно и лорд Брамби откажется от попечительства, если племянник найдет себе подходящую жену и остепенится. Вполне понятно, что сложившееся положение должно казаться твоему брату весьма тягостным.

– И это все?

– Да… А что, есть иная причина?

– Есть… Бесспорно, дядино попечительство очень тяготит Эвелина… Пожалуй, оно тяготит его больше, чем мне казалось раньше. Но я знаю его, Кресси, столь же хорошо, как и самого себя. Я уверен, Эвелин никогда бы не решился на холодный брак по расчету даже ради того, чтобы избавиться от источника сильнейшего раздражения. Нет. Насколько понимаю, брат был вынужден пойти на это из-за насущной необходимости обрести право распоряжаться основным капиталом.

– Неужели граф оказался в долгах? – неподдельное изумление отразилось на лице девушки. – Я уверена, ты ошибаешься. Папа говорит, что у твоего брата весьма солидный доход. Не мог же он за столь краткое время так глубоко влезть в долги, чтобы ему понадобилось расплачиваться из основного капитала?

Кит отрицательно покачал головой.

– Нет, не Эвелин, а мама.

Кресси ахнула.

– Бедная леди Денвилл! Понимаю… теперь понимаю… Мне следовало бы сразу же догадаться. Извини… но я слышала кое-какие сплетни. Раньше я не придавала им особого значения. Надо знать этих сплетниц так же хорошо, как знаю их я, чтобы не очень-то и верить им… Мерзкие создания… Мне известно, что крестная немного побаивалась покойного лорда Денвилла. А еще она ведет невообразимо дорогостоящий образ жизни. Однажды она мне заявила: так сильно запуталась в долгах, что ей уже самостоятельно не выпутаться, но сказано это было очень странно, поэтому я подумала, что твоя маменька просто шутит. Когда же ваш отец отошел в мир иной, я предположила, сама не знаю почему, будто ее дела пришли в порядок.

– Нет, не пришли… Следует отдать отцу должное: он, судя по всему, даже не догадывался о том, каково истинное положение дел. Матушка так и не отважилась все ему откровенно выложить. И это уж его вина…

– Пожалуй, ты прав, – мягким тоном произнесла девушка. – Прошу, расскажи все как есть. Ты можешь полностью довериться мне. Я тоже очень люблю свою крестную. Неужели ее дела столь плохи?

– Думаешь, если бы я тебе не доверял, то завел бы разговор на эту тему? Я тебе всецело верю, но не смогу сказать, насколько плохо обстоят дела, до тех пор, пока не переговорю с Эвелином. Было бы бесполезной тратой времени пытаться что-то выведать у маменьки, ибо она, я уверен, и сама не имеет ни малейшего представления о размере собственного долга. Боюсь, окончательная сумма окажется выше всех наших предположений.

– Не сможет ли лорд Брамби покрыть ее долги? – робко поинтересовалась девушка.

– Он бы, безусловно, мог, однако… – нахмурившись, произнес Кит. – Эта мысль и мне приходила в голову. Матушка, конечно, к лорду Брамби не обратится, но Эвелин вполне мог бы… Однако матушка считает, что наш дядя ее не любит, поэтому ни Эвелин, ни я с ним на такую тему вести беседу не станем… В противном случае это можно счесть за предательство… – Молодой человек, взглянув на девушку, криво улыбнулся. – Понимаешь, мы не можем этого сделать. Она никогда не совершила бы по отношению к своим сыновьям то, что мы могли бы счесть предательством… И мы ее тоже очень любим… Теперь ты понимаешь, в какое затруднительное положение мы попали?

Кресси кивнула.

– Понимаю… Весьма неприятная история. Пока я даже и не представляю, что следует предпринять… Не мог бы твой брат сделать предложение другой девушке из хорошей семьи?

– Это единственное решение, которое приходит мне на ум, – сказал Кит. – К несчастью, моя дорогая, в глазах нашего дяди ты являешься самой желанной кандидаткой на роль супруги моего брата. Без сомнения, он осведомлен о том, что Эвелин намеревался просить у тебя руки. Вполне возможно, сам Эвелин либо наша мама сказали ему, что предложение почти принято и окончательное решение зависит от одобрения твоей бабушки. Каково бы ни было дядино мнение об Эвелине, он в достаточной мере чопорный и самонадеянный, чтобы вообразить себе, будто бы твоя бабушка способна не одобрить твой брак с главой его рода. Если брак не состоится, дядюшка уверует еще больше, что Эвелин неисправим в своем легкомыслии и ему ни в коем случае нельзя давать право распоряжаться основным капиталом. И даже если его можно переубедить… Нет, я не могу заставить брата вступить в брак по расчету. Если бы я не знал, что он уже обручился с тобой, то первым же делом принялся бы отговаривать его. Итак, дорогая, к чему мы пришли? Мы оказались в тупике…

Снова кивнув, Кресси погрузилась в тяжкую задумчивость, а затем подняла на него глаза.

– Значит, до тех пор, пока не объявится Эвелин, ничего предпринимать не следует… Это я понимаю. А потом?

– Ну, между собой мы как-нибудь договоримся. Если бы я только знал, сколько задолжала маменька… Но даже в этом случае поднимать хвост мне все равно не стоит. Только подумай, какой разразился бы скандал, ежели я внезапно объявил бы, что все это время водил стольких людей за нос! Наперед могу представить реакцию твоей бабушки. Моя репутация в ее глазах станет такой же безнадежно разрушенной, как и репутация Эвелина.

– Вполне возможно, – признала его правоту Кресси. – Никогда не знаешь, что бабушке придет на ум в следующий раз. Ты ей понравился, и посему не исключено, что она сочтет это удачной шуткой. В конце концов, рано или поздно ей придется узнать правду.

– Да, однако не раньше чем Эвелин приедет и объяснит, что заставило его – я убежден, именно заставило – вести себя столь отвратительно.

Девушка задумалась.

– Нет. Я бы предпочла ничего не выдумывать, однако, если нам не придет на ум толковая мысль, боюсь, мы окажемся в весьма щекотливом положении. У меня есть предчувствие, что будет гораздо лучше, ежели Клиффы не узнают, что их обвели вокруг пальца.

– Да, намного лучше. Следует отделаться от них… и чем раньше, тем лучше. Это представляет собой непростую задачу. У меня есть досадное подозрение, что они намерены задержаться в Рейвенхерсте до конца лета.

Кресси рассмеялась.

– Оно, быть может, и так, однако, я предчувствую, крестная не допустит подобного недоразумения. Кит! Сколько человек знают правду?

– Помимо тех, о ком я уже сказал, – моя старая няня и сэр Риппл. Но как ты догадалась? Что меня выдало? Сэр Риппл, который знаком со мной всю жизнь, и то не догадался бы, если бы только я не совершил кое-что, чего от Эвелина никак ожидать не приходилось.

– Нет. Ты ничем особенным себя не выдал. Я и сама в точности не помню, как это произошло… Во-первых, ты не совсем похож на брата, хотя все вокруг считают иначе. А еще характер… Когда я впервые встретила тебя, то подумала, что, должно быть, у лорда Денвилла весьма переменчивый нрав. Я бы все равно ни о чем не догадалась, если бы не увидела тот портрет, а еще твоя матушка чуть было не назвала тебя Китом.

– А мне-то показалось, что ты не заметила. Конечно, я люблю матушку всей душой, но более рассеянного и недальновидного существа во всем мире еще не встречал и, надеюсь, не встречу. Скажу тебе, любовь моя: последняя блестящая идея моей мамы, драгоценный камень в кладезе мудрости, состоит в том, что, если Эвелин все же объявится, он должен выдать себя за меня.

Слова джентльмена вызвали у девушки очередной приступ смеха.

– Она просто великолепна! Ты собираешься рассказать ей о случившемся? Мне кажется, это следует сделать.

– Ни в коем случае! – категорически заявил Кит, заключая девушку в объятия. – Мы будем хранить это в тайне до возвращения Эвелина.

 

Глава 14

Следующий день не относился к разряду самых счастливых в жизни мистера Фенкота. Леди Денвилл устроила пикник ради увеселения Кресси, Эмброуза, молодых Тэтчемов, старшей дочери викария и самого Кита. Мероприятие это, и без того не блещущее весельем, было испорчено письмом от лорда Брамби.

Послание адресовалось Эвелину, и его содержание отнюдь не вселяло надежд на скорое разрешение проблемы. Это лишило Кита сна на бóльшую часть ночи. Тон послания был вполне дружелюбным, однако сердце Фенкота упало. Лорд Брамби читал треклятую заметку в «Морнинг пост» и, хотя безжалостно выразился насчет неуместности подобных инсинуаций, тем не менее был доволен тем обстоятельством, что дела его племянника продвигаются в нужном направлении. От своего старинного приятеля Стейвли он получил весьма лестный отчет об отличном впечатлении, которое Эвелин произвел на Маунт-стрит. Лорд Стейвли выражал уверенность в том, что первое благоприятное впечатление только укрепится во время пребывания мисс Стейвли в Рейвенхерсте. Возможно, его поздравления преждевременны, писал дядя, однако он уверен, что все будет хорошо. Его дорогой Денвилл, который, без сомнения, обладает даром быть весьма обходительным, если пожелает (эту фразу дядюшка подчеркнул), сумеет покорить сердце леди, которая уже проявила к нему благоволение.

Прочитав такие слова, Кит усмехнулся, однако следующая страница, вполне приемлемая, если бы дядя писал ее при иных обстоятельствах, ввергла Кита в еще большее уныние. Лорд Брамби всячески восхвалял мисс Стейвли. По мнению дядюшки, лучшей невесты для Эвелина быть не могло. Ее приданое, по мнению лорда, было хотя и не большим, но вполне достаточным. Родословная девушки безупречна. Из всего увиденного и услышанного лордом Брамби выходило, что мисс Стейвли весьма достойна будущего положения в обществе. Его светлость осторожно предсказывал своему племяннику тихое семейное счастье, не нарушаемое теми грехами молодости, за которые он в прошлом порицал Эвелина.

Письмо заканчивалось небольшим абзацем, который при иных обстоятельствах вселил бы нешуточный оптимизм в душу мистера Фенкота: «Не могу не уведомить вас, дорогой Денвилл, что получил от Стюарта весьма высокий отзыв о вашем брате. Сей джентльмен говорит о нем в столь хвалебных выражениях, которые, уверен, доставят и вам несказанное удовольствие».

Прочтя эти строки, мистер Фенкот погрузился в еще более унылое расположение духа и отложил письмо дяди, а после отправился проверять, все ли готово к увеселительной поездке в Эшдаунский лес.

Все с самого начала пошло из рук вон плохо. Не обошлось и без ливня, полностью испортившего запланированные на природе развлечения. К немалой досаде Кита, дочь викария не умела ездить верхом. Девушку усадили в ландо рядом с корзинами, наполненными провизией. Мисс Стейвли, весьма сведущая в устроении пикников, спасла ситуацию. Сей акт самоотречения, узнай о нем лорд Брамби, упрочил бы и без того высокое мнение о нравственных качествах Кресси, однако сам мистер Фенкот петь ей энкомии не собирался.

Ужин, последовавший вскоре после возвращения их с увеселительной поездки, окончательно измучил Кита, и он лег спать в состоянии полнейшего упадка сил. Следуя заслуживающему всяческих похвал стремлению сделать визит вдовствующей леди Стейвли в Рейвенхерст как можно более приятным, леди Денвилл пригласила лорда и леди Дерсингхем. О них она отозвалась как о старомодной, несколько чудаковатой супружеской паре одного круга с леди Стейвли. На поверку их приглашение оказалось не такой уж блестящей идеей. Сэр Бонами, как только узнал о приглашении супружеской четы Дерсингхемов, тотчас же выразил свои живейшие сомнения.

– Мария Дерсингхем! – воскликнул жизнерадостный гедонист, округляя от удивления глаза. – Только не это, дорогая! Вы, наверное, шутите! Они уже лет двенадцать, не меньше, пребывают в ссоре.

Справедливость его слов подтвердилась минут через пять после приезда Дерсингхемов. Ничто не могло сравниться в медоточивости с приветствиями, которыми две пожилые леди из высшего света обменялись при встрече, и ничто не могло привести гостей в большее содрогание, чем реплики, которыми старушки обменивались в течение всего вечера. Лишь миссис Клифф оставалась глуха к происходящему, ибо пребывала в твердой уверенности, что ее единственный отпрыск скоро умрет от воспаления легких, которое подхватил в Эшдаунском лесу, попав под ливень. Удовольствие от происходящего получали исключительно две пожилые леди, проявляя нездоровое увлечение словесной дуэлью и приходя в сильное волнение после каждой особенно удачной колкости.

Кит, находясь в состоянии, близком к прострации, как он сообщил Кресси, улучив момент, когда их никто не мог подслушать, ушел спать вскоре после одиннадцати часов. Он слишком устал, чтобы ломать голову над стоящими перед ними неразрешимыми проблемами. Как только Фимбер задернул полог на четырех столбиках вокруг его огромной кровати и вышел из спальни, молодой человек тотчас же погрузился в сон.

Часом позже Кита выдернули из глубокого сна. Чья-то рука, схватив Фенкота за плечо, судорожно трясла его.

– Проснись, Кестер! Проснись!

Только один человек на свете называл его этим прозвищем.

Еще до конца не очнувшись, Кит вымолвил:

– Эвелин…

– Проснись, простофиля!

Кит приоткрыл глаза и в мерцающем свете свечи увидел перед собой смеющееся лицо брата. Несколько секунд он лежал глядя на Эвелина, а затем, слабо улыбнувшись, протянул в его сторону руку.

– Я знал, что ты не из тех, кто легко расстается с жизнью, – чуть хрипловато произнес Кит. Он крепко сжал пальцы на левой руке брата.

– Я и не сомневался, что знаешь, – произнес Эвелин. – Что привело тебя домой? Ты почувствовал, что я чуть не отправился в мир иной?

– Да, я ощутил, что ты в беде.

Рукопожатие стало крепче.

– Я надеялся, ты не особо встревожишься… Кестер! Очень рад тебя видеть!

– Я тоже, – произнес Кит, и его сонное лицо растянулось в широкой улыбке. – Черт тебя побери за все!

– Я бы тебе сообщил, если бы не потерял сознание… – виновато принялся оправдываться Эвелин.

Стряхнув с себя остатки сна, Кит обратил внимание на определенную неуклюжесть в рукопожатии брата. Только сейчас он осознал, что держит левую руку Эвелина, а правая висит на перевязи.

– Значит, все же несчастный случай, – заключил Кит. – Руку сломал?

– Нет, однако повредил себе плечо и сломал пару ребер. Ничего страшного.

– Как это произошло?

– Слишком быстро ехал, и на повороте фаэтон перевернулся.

– Лихач, – приподнимаясь в постели, произнес Кит. Потом он отпустил руку Эвелина, зевнул, потянулся, скинул ночной колпак, почесал затылок, а затем, явно окончательно проснувшись, сказал: – Так-то лучше.

Кит свесил ноги с кровати. Эвелин, зажигая свечи, которыми леди Денвилл, не скупясь, уставила спальни в доме, заметил:

– Вечер, похоже, выдался у вас шумным. Мне минут пять понадобилось, чтобы разбудить тебя.

– Если бы ты знал, что за вечерок у меня сегодня был, если бы только имел представление, через что мне довелось пройти ради того, чтобы выручить тебя, негодник ты эдакий, ты бы не рисковал меня сердить, – сказал Кит, натягивая элегантный домашний халат. – Когда я думаю, в какую неразбериху я по твоей вине попал и что вынес ради этого сумасшедшего, по которому веревка плачет…

– Если на то пошло, – возмутился Эвелин, – то в этой неразберихе я не виноват. Я никого ни к чему не принуждал. Более того, я на тебе заметил мой новый халат, а это как-никак воровство.

– Ну, ежели это тебя столь сильно волнует, то единственное из твоего, что я не ношу, – сапоги, – ответил Кит. Отпуская замечания подобного рода, он завязал пояс халата, сунул ноги в марокканские шлепанцы без задников, подошел к брату, схватил его за левое здоровое плечо и повернул к свету, исходящему от свечей, что стояли в подсвечнике на туалетном столике. – Дай мне посмотреть на тебя, – довольно грубо промолвил Кит. Его глаза внимательно изучали лицо брата. – Ты попал в историю? Все еще не пришел в норму? Полагаю, дело не в сломанных костях… Эй! Быть может, расскажешь, что тебя беспокоит?

Брат снял руку Кита со своего плеча и сказал, криво улыбаясь:

– Это тебя не касается, Кестер. Мама тебе говорила?

– Конечно говорила. А с какой стати это меня не касается? И…

– Как она? – перебил его Эвелин.

– Такая, как всегда.

– Благослови ее Господь! По крайней мере, как я понял, она обо мне не волнуется.

– Она не волнуется, так как я убедил ее в том, что ты жив. Но когда я приехал в Лондон, маменька была в совершеннейшем расстройстве чувств, – с суровыми нотками в голосе произнес Кит.

Насмешливо приподняв брови, Эвелин ответил:

– Да неужели? Что-то новенькое. Как я понимаю, это вследствие неопределенности. Полагаю, слишком сильно сказано, Кестер. Не помню, чтобы маменька пребывала в тревоге более десяти минут подряд.

– Оно-то так, – признал Кит, – однако эта была из ряда вон выходящая ситуация. Какого черта ты не уведомил маму?

– Не смог. Несколько дней я провалялся без сознания. Когда же очнулся, то был не в том состоянии, чтобы думать о письмах. Если бы у тебя когда-нибудь случилось сотрясение мозга, ты бы знал, что я тогда чувствовал.

– Вот, значит, как. Садись. Нам не помешает немного бренди. Я пойду и принесу графин.

– Я уже прихватил с собой графинчик и пару стаканов, – сказал Эвелин, кивнув в сторону комода, стоящего у стены. – Вижу, ты такой же, как в старые добрые времена. Теперь все в порядке?

– Да, за исключением того чертова положения, в котором мы оказались, – промолвил Кит, щедро наливая в стаканы две порции отменного бренди. Он протянул Эвелину один из стаканов и присел на кушетке напротив стула, на котором сидел брат. – Откуда ты появился? И чего тайком пробрался в дом?

– Пинни до сих пор владеет ключом от детского крыла. Она дала мне его. Я вышел из ее домика, как только стало безопасно. Приехал, когда стемнело. Никто меня не видел.

– Откуда приехал? – требовательным тоном поинтересовался Кит.

Эвелин наклонил стакан, играя бликами света, отражающимися в стекле.

– Из Вудленд-Хауз. Ты не знаешь это местечко. Дом стоит в нескольких милях к югу от Кроуборо. Принадлежит мистеру и миссис Аскхем.

– Кроуборо? – переспросил Кит. – Хочешь сказать, что все это время ты находился в десяти милях от Рейвенхерста?

Эвелин кивнул и бросил на брата взгляд исподлобья, причем в его глазах чувство вины соседствовало с озорством.

– Да, но я же говорил, что сильно ударился головой.

– Наслышан, – мрачно произнес Кит. – А сегодня утром ты спрыгнул с кровати и отправился домой, такой же жизнерадостный, как всегда. С каких пор ты стал лукавить со мной, Эв?

– Нет, я с тобой не лукавлю! Просто это длинная история и я не знаю, с чего начинать…

– Ладно, начни с того, как из всех захолустий ты выбрал Кроуборо.

– Я не в Кроуборо направлялся, а в Нетворт. Помнишь, Кестер, ту деревню неподалеку от Натли, где живет Джон-кучер со своей замужней дочерью, после того как наш батенька отправил его на покой? Когда я был здесь, Гудли сказал мне, что старик становится все слабее и часто спрашивает о нас… Ну, короче, я отправился повидать бедолагу. Господи, Кестер! Помнишь, он оставлял одну из карет посреди двора, сажал нас на козлы и учил пользоваться кнутом?

– Конечно помню, но от Челлоу ты отделался явно не ради того, чтобы поехать повидаться со стариком Джоном.

– Без сомнений! Это просто было по пути. Я направлялся в Танбридж-Уэллс, полагал, что от Акфилда легко смогу свернуть на почтовый тракт…

– Клара? – перебил его Кит.

– Да, верно, однако откуда, разрази меня гром, тебе стало известно? Если насплетничал Челлоу, то, клянусь, он у меня долго не задержится. То, как он и Фимбер кудахчут надо мной, словно две наседки над цыпленком, и так сводит меня с ума.

– Понимаю, но о Кларе я узнал не от него. Кучер знает, что у тебя в Танбридж-Уэллсе есть райская птичка, однако кто она и как ее зовут… увы! Впрочем, так даже лучше. Представляю, как бы он огорчился, узнав, что девица слегла в постель из-за разбитого сердца.

Эвелин расхохотался.

– Клара! Хотел бы я на это посмотреть! Она и слезинки не прольет ни надо мной, ни над кем-либо другим.

– Как раз наоборот! Девушка не прекращает лить горькие слезы с момента твоего невероятного вероломства. Сначала она впала в истерику, а затем…

– Перестань пичкать меня ерундой. Мне несподручно смеяться – еще больно будет. Клара – одна из самых веселых и жизнерадостных райских птичек из всех, кого я знаю. Она ежеминутно прыскает от смеха и глубоко безразлично относится ко всем, помимо собственной персоны. Что же до разбитого сердца, то готов поставить на кон сколько угодно – девочка уже нашла того, кто заполнит пустоту ее сердца. Я даже, по-моему, знаю его имя. Кто наговорил тебе всю эту чепуху?

– Ее любящая родительница… И за эту встречу должен тебя сердечно поблагодарить, братец!

– Что? – Эвелин опрометчиво дернулся, а потом скривился от боли. – Ты хочешь сказать, что эта старая авантюристка, из которой уже песок сыплется, примчалась сюда разыскивать меня? Кестер! Надеюсь, ты не дал себя в обиду?

– Только оплатил дорожные расходы.

– Ладно. И слава богу! Господи! Если Клара об этом узнает, она ей все патлы вырвет. Я с той каргой виделся лишь разок, и одного раза, думаю, предостаточно.

– С меня тоже довольно, – согласился с ним Кит.

– Бедолага, – с состраданием в голосе произнес Эвелин, хотя в его глазах плясали чертики. – Предполагаю, у тебя выдался весьма неприятный разговор с ней. Я бы не пожалел полтысячи фунтов за то, чтобы только присутствовать при этом. Она не забыла просветить тебя о временах своей славы?

– А как же! Кстати, кто был тем маркизом, который содержал ее на широкую ногу?

– Не знаю. Судя по тому, что я от нее услышал, это может быть буквально любой… маркиз. Тебе трудно поверить, что в прошлом она слыла птицей высокого полета? Не сомневайся: так оно и было. Старина Фликстон рассказал мне, что в молодости она являлась первостатейной куртизанкой. Характер вспыльчивый, но такая же хохотушка, как и Клара. Ее погубила бутылка. Сейчас она на мели, хотя, по словам Клары, на покой ушла вполне обеспеченной женщиной. Клара не живет с матерью, однако заботится о ней… Я направлялся в Танбридж-Уэллс, но так и не доехал туда. Я кое-чем обязан Кларе за то приятное время, которое мы провели вместе. Теперь всему пришел конец. Полагаю, малышка и сама догадывается, но мне хотелось попрощаться с ней… – Из груди Эвелина вырвался смешок. – Что за веселая белочка! Лучше и не пожелаешь! Она мне писала, чтобы в случае моей кончины я послал ей уведомление, и тогда она по всем правилам облачится в траур… – Допив остатки бренди, Эвелин поставил пустой стакан на пол возле стула, на котором сидел. – О чем это я, черт побери? Ты меня Кларой совсем с толку сбил.

– Ты свернул к Нетворту, чтобы навестить кучера Джона.

– Ага. Я правил твердой, как мне казалось рукой, а затем свернул у Паудгейта на дорогу, ведущую к почтовому тракту. Как раз там я и перевернулся, не доехав до Паудгейта, ярдах в пятидесяти от Вудленд-Хауз. Миссис Аскхем как раз выходила за ворота. Она была свидетельницей несчастного случая и велела занести меня в дом, где я и находился все это время. – Бросив на брата преисполненный доброты взгляд, Эвелин продолжил: – Они не смогли бы сделать для меня больше, даже если бы я был одним из их сыновей, Кестер. Не могу выразить словами, насколько добры и приветливы эти люди. Тогда я не знал, но потом… Мистер Аскхем сам поехал верхом за врачом. Он приказал завести моих серых к себе на конюшню, и за ними ухаживали самым тщательным образом. Слава богу, ноги я не переломал… И без шрамов обошлось, спасибо мистеру Аскхему!

– Ладно, хорошо то, что хорошо кончается… Однако почему он не сообщил о несчастном случае в Рейвенхерст? Твой спаситель должен был понимать, как мы все тут тревожимся.

– Оно, конечно, так, однако мистер Аскхем не ведал, с кем имеет дело. Я потерял сознание. Миссис Аскхем пребывала в сильнейшей тревоге, представляя, что она испытывала бы, окажись на моем месте ее Джеффри или Филипп. Это старшие сыновья в семье. С Джеффри я не виделся. Знаю лишь то, что он пастор. А вот Филиппа повидать довелось. Добрый малый. Он сейчас учится в Кембридже. А еще есть Нед. Пока он получает образование в Регби и грезит о карьере военного. А в детской…

– Однако мне никак не приходит на ум, почему эти замечательные люди не удосужились заглянуть в твою коробку для визитных карточек, – самым безжалостным образом прервал поток восторженной словоохотливости брата Кит. – Если ты направлялся на встречу с лордом Сильвердейлом… Да, я об этом уже разузнал… ты не мог не взять ее с собой.

– Да, взял, – произнес Эвелин. Он снова бросил виноватый взгляд на брата, но в глубине его глаз искрился смех. – Но так получилось, что карточек там не оказалось. Не стоит на меня пенять, Кестер. Я очень торопился и, убедившись, что визитница в кармане, не стал заглядывать внутрь… Не думай даже читать мне морали! Как-никак я твой старший брат, глава нашего дома, так что держи свои замечания при себе.

– Храни Господь эту семью от всех рассеянных и пустоголовых, – глядя на брата смеющимися глазами, произнес Кит. – А у тебя с собой ничего не оказалось такого, что могло помочь Аскхемам установить, кто их таинственный больной?

– Нет. А что у меня могло такого оказаться? У меня с собой были только спальные принадлежности. Неужели ты думаешь, что моя коляска, в которой я разъезжаю по окрестностям, украшена фамильным гербом?

– Нет, но когда ты пришел в себя, они должны были поинтересоваться, с кем имеют дело.

– Да… Когда я очнулся в первый раз, миссис Аскхем спросила. К сожалению, я ничего не помню. Мне сказали, что я вновь начал погружаться в забытье. Миссис Аскхем спросила, как меня зовут. Я не ответил. Тогда она повторила вопрос несколько раз. Наконец я ответил, что меня зовут Эвелин. Думаю, мне показалось, что я до сих пор в Харроу и меня обучают катехизису. Не помню, но, когда я очнулся, все вокруг называли меня мистер Эвелин. Вначале я не обратил на это ни малейшего внимания, однако затем, когда окончательно пришел в себя, осознал, сколько времени прошло, а также то, что я подвел Стейвли, но было уже поздно и бессмысленно предпринимать что-либо. Знаешь, Кестер, я испытывал невероятную слабость, а окружающие каждый раз просили меня поменьше разговаривать. Доктор Элстед предупредил их, что для меня это вредно… А позже мне просто не хотелось им ничего говорить… – Эвелин умолк, внимательно рассматривая свою руку на перевязи. Тень загадочной улыбки играла в уголках его губ. Кит ждал, теряя терпение. Спустя минуту Эвелин приподнял голову и впервые в жизни посмотрел на своего брата взглядом, в котором читалась застенчивость. – Кестер! Когда я очнулся во второй раз и осмотрелся, не понимая, где, черт подери, нахожусь, я увидел ангела.

– Кого?

– Она сидела в кресле и смотрела на меня, – восторженно продолжал Эвелин, – глазами небесной голубизны, такими ясными, что я не берусь их описать. Они сверкали. А мягкие, нежные губки! А золотистые волосы, подобные ореолу! А потом она встала с кресла и сказала своим нежным звонким голоском: «Вам уже лучше!» При этом на ее губах трепетала кроткая улыбка, достойная ангела…

– Да неужели? – промолвил Кит, начиная понимать, в чем тут дело. – Как будто у нас забот других нет! Ну и что дальше, братец?

– Ничего. Она исчезла, – просто ответил Эвелин.

Это было уже слишком даже для более преданного и почтительного брата, чем Кит.

– Если ты не прекратишь нести всякую ерунду так, словно у тебя протекает крыша, я завтра же отправлюсь в Вену и оставлю тебя самого распутывать то, что ты успел натворить.

– Кестер! – воскликнул Эвелин с упреком в голосе.

Губы Кита скривились, и он твердо произнес:

– Хватит городить чепуху!

Эвелин рассмеялся.

– Ну, мне тогда почудилось, что она исчезла. Девушка вышла из комнаты, чтобы позвать миссис Аскхем. Она была около меня, пока сиделка обедала, а миссис Аскхем занималась своими делами. После этого случая я видел Пейшенс лишь мельком, когда она приносила мне стакан молока или оказывала другую помощь. Всякий раз при этом кто-то находился рядом. Миссис Аскхем весьма строго следует правилам приличия. А потом этот чертов костоправ… впрочем, он неплохой парень… позволил мне подниматься с постели. Джеймс, слуга миссис Аскхем, обычно помогал мне одеваться и поддерживал меня, пока я спускался вниз. Я ослабел, словно новорожденный котенок, ничего не мог делать, только лежал на диванчике, который выносили для меня в сад, и наблюдал за игрой детей.

– И еще болтал с ангелом, как я понимаю? – сухо произнес Кит. – Она дочь Аскхемов?

– Старшая из дочерей. Я имел счастье беседовать с ней, однако всегда в присутствии миссис Аскхем, либо сиделки, либо кого-нибудь из детей. Впрочем, это и понятно. Они вправе охранять покой Пейшенс. Как только я увидел ее, тотчас же понял, что пропал… Впрочем, столь невинная, небесная девушка… Кестер! Я не мог предположить, будто она чувствует то же, что и я. Они могли бы преспокойно оставить нас наедине на многие часы. Я бы ни словом не смутил ее. Пейшенс подобна застенчивой маленькой птичке… Впрочем, она не застенчивая, скорее уж девушка… естественная… даже доверчивая и…

– Невинная, – подсказал Кит, поскольку его околдованный брат не находил подходящих выражений.

– Да, – согласился Эвелин. – Кестер! Встречал ли ты когда-нибудь девушку, которая заставляла тебя ощущать, будто единственное твое предназначение в жизни – служить для нее щитом от всяческих невзгод и опасностей этого мира?

– Нет, – ответил Кит и тактично добавил: – Пока что нет.

– Надеюсь, ты встретишь, – искренне пожелал ему брат. Но в следующий миг Эвелин, нахмурившись, покачал головой. – Нет, не встретишь. Не тот у тебя характер.

– А как по мне, столь пылкая восторженность и не в твоем характере, братец, – ответил Кит.

Губы брата расплылись в лучезарной улыбке.

– Я тоже так думал, пока не познакомился с Пейшенс. Ничего удивительного! Я никогда прежде не сталкивался с девушкой, хотя бы отдаленно похожей на нее.

На это возразить было нечего, поэтому Кит спросил:

– Аскхемы до сих пор пребывают в заблуждении, думая, что имеют дело с мистером Эвелином?

– Уже нет. Перед тем как уехать, я чистосердечно рассказал все мистеру Аскхему. Я поведал ему об этом глупейшем попечительстве и о том, каким образом намеревался выйти из-под опеки дяди, многое рассказал, но не все, конечно. Я умолчал обо всем, что касается мамы. Тебе может показаться несколько странным мое поведение, но ты бы не удивился, если бы встретил его. Он человек строгих принципов и весьма гордится этим. При этом ему не занимать ни добросердечия, ни здравого смысла. С ним можно говорить так, словно он твой родной отец, хотя как раз с нашим отцом мы не могли поговорить ни о чем важном, разве что о всяких пустяках. Мистер Аскхем сначала весьма опешил от услышанного. Ему, если начистоту, мой рассказ не особо понравился. Он запретил мне что-либо открывать Пейшенс до тех пор, пока я не улажу все свои дела здесь. А еще он заявил, что, хотя они с миссис Аскхем никогда не желали бы Пейшенс неравного брака… Что за чушь! Так вот, под конец нашего разговора ее отец все же разрешил мне появляться в их доме. Он не будет нам препятствовать, если я всерьез влюбился в Пейшенс и если он убедится, что она чувствует что-то подобное в отношении меня. На большее я и надеяться не смел. Полагаю, миссис Аскхем сохранила ко мне благосклонность, хотя перед расставанием очень осуждала меня за мою скрытность. Я хотел покинуть Вудленд-Хауз как можно скорее, чтобы переговорить с тобой, но миссис Аскхем и слышать об этом не желала, потому что врач сказал ей, что я должен отдохнуть еще день, а лучше два.

– Значит, ты знал, где я?

– Господи, Кестер! – воскликнул Эвелин. – Возможно, ты умнее меня, но ведь не думаешь, что все мозги в семье достались только тебе? Я обо всем догадался, когда увидел заметку в «Морнинг пост». Если старая леди Стейвли и Крессида уехали в Рейвенхерст к лорду Денвиллу, то яснее ясного, что ты приехал домой и влез в мою шкуру! – Внезапно его голос изменился, а заодно и настроение. – Я знаю, почему ты так поступил. Ты хотел мне помочь. Видит Бог! Лучше бы ты этого не делал. И до того мои дела дурно пахли, но я, по крайней мере, мог прийти к Кресси и честно во всем признаться. У нас прежде не было недомолвок либо обмана. У этой девушки достаточно здравого смысла в голове. Она не из тех, кто падает в обморок по пустякам. А теперь вот она приехала в Рейвенхерст, а та проклятая газетенка, небось, у всех на слуху. Даже если бы этого не случилось, все равно остаются мамины долги. Кестер! Что мне делать?

– Не знаю, – откровенно признался Кит. – Но могу тебя успокоить. Из меня получился неважный Эвелин, и я намерен взять Кресси в жены.

Брат, до этого опиравшийся лбом о свою сжатую в кулак руку, резко поднял голову и уставился на Кита, словно не верил собственным ушам.

– Ты собираешься… Следовательно, она знает, что ты – это не я?

– Да, знает. Она меня раскусила куда раньше, чем я надеялся. И позвольте мне заверить вас, милорд, что, когда я появился на званом обеде, от которого вы изволили увильнуть, мисс Стейвли, несмотря на весь ваш шарм и обходительность, уже подумывала о том, чтобы отказать вам. Вы и представить себе не можете, до каких чудовищных высот выросло мое самомнение, когда я узнал, что меня предпочли моему обаятельному брату.

– Могу лишь сказать, что у девушки хватает рассудительности, – рассмеявшись, ответил Эвелин. – Я мог бы поведать тебе и о других девицах, разделяющих точку зрения мисс Стейвли, но не буду, ведь ты и без того раздулся от гордости, словно индюк. Однако, Кестер! Перестань дурачиться. Ты не шутишь?

– Конечно не шучу, недоверчивый ты наш…

Подумав немного, Эвелин произнес, медленно выговаривая слова:

– Да, полагаю, Кресси в твоем вкусе. Дорогой братец! Я желаю вам всего наилучшего. Вижу, вы подходите друг другу. Она милая девушка. Мне самому она по душе, хотя, признáюсь, я и не в состоянии представить, как ты мог влюбиться в нее.

Кит открыл было рот, собираясь дать достойный ответ, но счел за благо промолчать. Раньше он без раздумий рассказывал брату обо всем. Теперь же их отношения подверглись неуловимым изменениям. Связь между ними оставалась такой же прочной, как и прежде, но некоторые мысли следовало держать при себе, а не высказывать.

– Не все так просто, – вслух произнес он. – Не впадай в эйфорию, Эв. Один узел в этом клубке распутан, однако найдутся и другие. Я так понимаю, ты не сделал бы Кресси предложение, если бы не обстоятельства. Вот только не знаю, насколько все плохо. Какую сумму задолжала мама?

Лицо Эвелина вновь помрачнело.

– Около двадцати тысяч фунтов, по крайней мере по моим сведениям.

Повисла гнетущая тишина. Затем Кит встал и потянулся за графином.

– Думаю, Эв, самое время добавить немного хорошего бренди, – осторожно произнес он.

 

Глава 15

Эвелин поднял свой стакан.

– Полагаю, тебе это не помешает даже больше, чем мне. Не следовало сразу огорошивать тебя столь значительной цифрой.

– Давно знаешь?

– Порядочно… Однако не все сразу… У меня нет полной уверенности, что это вся сумма, но, полагаю, я довольно точен.

– А сколько из этого маменька задолжала торговцам?

– Меньшую часть, хотя ее долг перед «Ранделом и Бриджем» довольно значительный. Не представляю, сколько матушка должна своей модистке. «Рандел и Бридж» не настаивают на уплате долга. Они для этого слишком умны. Насколько я помню, графы Денвиллы пользовались услугами ювелиров этой фирмы с самого момента ее основания. Пожалуй, они думают, что если маменька сейчас не покроет свои долги, то со временем я уж точно все оплачу. Этого я не могу сказать о Селесте. Кестер! Бедная мама просто не понимает. Деньги текут у нее сквозь пальцы. Она не знает, куда они деваются, и будь я проклят, ежели сам понимаю. Никогда не предугадаешь, что она сделает в следующий раз. Мы всегда знали, что она живет в долг, но только после смерти отца я обнаружил, насколько близко она подошла к тому, чтобы оказаться в долговой тюрьме. Она на протяжении долгих лет брала деньги взаймы. – Невесело рассмеявшись, Эвелин продолжал: – Бедняжка! Если завтра дать матушке сотню фунтов стерлингов, потому что она пребывает в совершеннейшем расстройстве чувств, ибо эта мерзкая гарпия, у которой маменька заказывает свои шляпки, требует у нее деньги в уплату, то, бьюсь об заклад, эта затея закончится тем, что мама подарит сотню одной из своих нуждающихся подруг. Когда же маменька выплачивает самые неотложные долги деньгами, которые одалживает у других, она даже не понимает, что отнюдь не отделывается от долгового бремени, а лишь сильнее запутывает ситуацию. Ты наверняка не знал об этом. Я уж точно ни о чем не догадывался еще два года назад. Никому на свете, кроме тебя, я не мог бы рассказать такого.

– Ясно, – промолвил Кит. Он стоял и хмуро смотрел на стакан, зажатый в его руках. – Я не знал, но, оказавшись в твоей шкуре, за последнее время многое понял. Кстати, Эв, у меня ноги явно больше, чем твои туфли, так что влезть в них мне никак не удается.

– Ну и слава богу!

По губам Кита скользнула рассеянная улыбка.

– Не кажется ли тебе, что папе следовало… – после непродолжительной паузы произнес он.

– Нет!

Слово хлестнуло Кита. Он бросил на брата пытливый взгляд. В глазах Эвелина читалась неукротимая ненависть, которая до глубины души потрясла Кита.

– Ладно, не сердись на меня, – примирительно промолвил младший брат. – Я только хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать. Ты бы так не подумал, если бы, как я, выслушал рассказ матушки, когда это впервые свалилось на мою голову. Ей исполнилось всего-то семнадцать, и отец взял ее себе в жены. Она была столь же чистой и невинной девушкой, как Пейшенс, но не окруженной заботой, подобно ей. Маменька многое мне порассказала о своем воспитании. Единственное, о чем беспокоилась бабушка Бейверсток, – привить своим дочерям утонченные, изысканные манеры для того, чтобы они смогли удачно выйти замуж. Что же до экономности, то Козмо – единственный из всех Клиффов, кто знает в ней толк. Наш отец, намного ее старше, вдруг вообразил, что влюблен. Любовь… Он был очарован ее пригожим личиком и утонченными манерами, а влюбился не больше, чем я в Крессиду Стейвли. Его увлечение вскоре прошло. Все, что прежде пленяло его в ней, теперь отцу не нравилось. Будучи по натуре человеком холодным и эгоистичным, он оттолкнул от себя нашу маму, всякий раз напуская на себя чопорный вид, если она со свойственной ей импульсивностью выражала свою душевную привязанность. Леди Денвилл не пристало, как он считал, давать повод окружающим думать, что у нее есть сердце. Неудивительно, что маменька от него отдалилась, втянулась… Впрочем, не важно. Ты не понимаешь этого, Кестер, но я уверен: какие бы оплошности и глупости ни совершала мама, вина за это во многом лежит на отце.

– Не стоит горячиться, – посоветовал Кит. – Я полностью согласен с тобой в том, что часть вины лежит на отце, однако, как бы сильно я ни любил маму, понимаю, насколько она должна была раздражать человека его принципов. Полагаешь, отец смог бы научить ее вести домашнее хозяйство? Весьма сомневаюсь. Только не стоит из-за этого сердиться на меня. Сейчас то, что я говорю, не имеет ровным счетом никакого значения. Прошлого не исправишь. Теперь нам просто следует придумать способ помочь маме выпутаться. Я знаю, что она задолжала Эджбастону и Чайльду. Кому-нибудь еще?

– Есть, кроме них, несколько людей, включая Риппла.

– Ну, по крайней мере, с возвращением долгов он торопить не станет, – задумчиво произнес Кит.

Почти утихший гнев Эвелина разгорелся с новой силой.

– Какая разница в том, будет торопить или нет? Неужели ты считаешь, что я допущу, чтобы матушка оставалась должна ему либо кому-нибудь другому? Ты согласился бы на моем месте закрыть глаза на подобное положение вещей?

– Нет, – признал правоту брата Кит. – Разумеется, долги надо оплатить, но не все сразу. Это дьявольски большая сумма, Эв.

– Ерунда! Я со всем рассчитался бы в мгновение ока, лишь бы убедить дядю снять попечительство.

Кит недоверчиво покачал головой.

– Ты знаешь, что он не снимет. Ему не понравится эта твоя новая невеста.

– Отнюдь! Как раз напротив! С того дня, как умер отец, он только и делает, что увещевает и склоняет меня к умеренности. Если я стану менее ветреным человеком, дядюшка с радостью откажется от попечительства. Коль дядя не притворяется (а я убежден, что нет), он только поприветствует мой брак с такой девушкой, как Пейшенс.

– К сожалению, – скривившись, промолвил Кит, – в настоящее время дядюшка в восторге от твоей помолвки с Кресси. Сегодня утром от него пришло письмо. Я дам его тебе почитать.

– Не хочу. Не думает же он, что мой брак с Кресси сделает меня менее ветреным, когда мое сердце всецело принадлежит Пейшенс?

Кит озадаченно посмотрел на брата.

– Он решит, Эв, что ты не изменился. Такой же легкомысленный, как всегда. Вскоре ты увлечешься другой леди…

– Если дядюшка так подумает, то он заблуждается. Я не отрицаю, что не меньше дюжины раз воображал себя влюбленным. Даже самые серьезные из моих романов не длились дольше нескольких недель, во время которых я волочился за предметом моей страсти. По правде говоря, к тому времени, как я сделал Кресси предложение, я уже и сам поверил в то, что являюсь весьма легкомысленным человеком. Помимо Клары у меня были и другие кисейные барышни. А потом я встретил Пейшенс и понял, что никогда прежде не влюблялся по-настоящему. Она совсем не ослепительная красавица, не такая эффектная, жизнерадостная и остроумная, как кое-кто из моих знакомых. Ты, пожалуй, скажешь, что Пейшенс не такая уж и красавица. Но я все свое время проводил в ее обществе, и даже мысль, будто могу ею когда-нибудь пресытиться, кажется мне абсурдной… Я не в состоянии объяснить тебе это, Кестер.

– Послушай, Эв, – сказал Кит. – Тебе не нужно мне ничего объяснять. Я тебя понимаю, а если бы и не понимал, то все равно. Единственное, что имеет первостепенное значение, – в каком свете преподнести случившееся дядюшке. Между нами никогда не было недомолвок, и потому я буду предельно откровенен: дядя согласится с мистером Аскхемом в том, что это весьма неравный брак. Из того, что ты мне рассказал, рискну заключить – так оно и есть с общепринятой точки зрения.

– Черт с ним, Кестер! Я влюбился не в дочь мещанина или выскочки. Она, быть может, не самого аристократического происхождения, но из уважаемой семьи, не менее уважаемой, чем наша. Аскхемы далеки от светских развлечений, однако они имеют родственные связи в высшем свете, так что ежели ты представляешь себе их семьей старомодных мелких провинциалов, то весьма ошибаешься. Мистер Аскхем – достаточно образованный человек, а его супруга – замечательная женщина. Пейшенс для меня недосягаема, словно звезда на небе. Относительно приданого – сам дядя высказывался, что это неважно.

Кит, прекрасно понимая, что его брат излишне вольно интерпретировал слова лорда Брамби, без обиняков спросил:

– А оно у нее есть?

Эвелин покраснел.

– Нет, по крайней мере, ничего такого, что дядя счел бы достойным упоминания. Мистера Аскхема нельзя назвать влиятельным человеком. Можно сказать, что у него умеренный доход. Он вполне обеспечен, однако у него большая семья. Аскхем без утайки сказал: приданое, которое он может дать за Пейшенс, покажется мне не заслуживающим ни малейшего внимания. Я так же честно заявил ему, что не гоняюсь за приданым и буду счастлив взять в жены Пейшенс, пусть даже у нее и фартинга за душой нет.

– Я тебе верю, однако, ежели ты полагаешь, что, рассказав обо всем начистоту дядюшке, заручишься его поддержкой, у тебя, братец, приступ безумия. Господи правый! Его представления о том, что приемлемо, столь же напыщенны и надменны, как у нашего родителя… да и твердолобости, пожалуй, тоже не занимать…

– К черту его представления о том, что приемлемо! Если бы речь не шла о снятии опеки с моего состояния, я бы плевать хотел на его мнение! Вот только никак не получается…

– Поэтому я подумал, – промолвил Кит, – у тебя же нет собственных долгов, да?

– Разумеется нет. Я, конечно, легкомысленный, но не до такой же степени, – фыркнул Эвелин.

– Тогда проблема заключается лишь в долгах мамы, и мне кажется… – Кит умолк, прерванный внезапным смехом брата.

– Мне нравится слово лишь, – пояснил свое поведение Эвелин.

– И думаю, – повторил Кит, – лучше будет мне оплатить мамины долги.

Прошло с полминуты, прежде чем Эвелин, совладав с изумлением, произнес:

– Ты в уме повредился, Кестер? После пары стаканов бренди, во всяком случае, так не пьянеют.

– С ума я не сходил и трезв к тому же… Это пришло мне в голову только минуту назад. Уверен, ты тоже до такого не додумался. Мы забыли о моем наследстве. Послушай, Эв! – Кит пересек комнату, поставил стакан, а затем вернулся к кушетке. – Пока у меня не было времени пообщаться со стряпчими, однако, полагаю, ценные бумаги можно реализовать за общую сумму приблизительно двадцать тысяч фунтов стерлингов. Я ничем не ограничен в своих правах…

– Просто великолепно! И это, по-твоему, делает наши дела хоть на йоту проще, чем бараний рог? Удивительно, что я до сих пор не додумался до столь гениального плана! Мы назовем сие мероприятие, скажем, свадебным подарком…

Кит усмехнулся.

– Не будь простаком, братец! Если ты…

– Это я-то простак? – воскликнул Эвелин. – Да ты превзошел все мои ожидания по наивности…

– Перестань. Я тоже имею право помогать матушке.

– Не имеешь, и тебе это известно не хуже меня. Обязательства перешли ко мне с наследством отца. Попытайся провернуть что-нибудь такое с другим, а не со своим родным братом, бессовестный обманщик!

– Назовем это ссудой, – предложил Кит. – Мне эти деньги словно с неба свалились. Отец и так обеспечил меня приличным содержанием, поэтому в наследстве я не нуждаюсь. В конце концов, ты всегда сможешь вернуть мне всю сумму, когда тебе исполнится тридцать.

– Перестань нести чушь, Кестер, – взмолился Эвелин. – Что бы ты ни говорил, не найдется в мире силы, способной заставить меня согласиться на предложенный тобой план. А ты бы, окажись на моем месте, пошел бы на такое?

– Пожалуй, нет, – честно признался Кит.

– Я и без того знаю, что не согласился бы, – поднимаясь со своего места, промолвил Эвелин. – Мне надо идти, не то бедняжка Пинни глаз не сомкнет. Она ждет, когда я вернусь, чтобы помочь мне раздеться. Кестер! Не мог бы ты завтра прислать ко мне Челлоу? Я хочу, чтобы он отвез меня в Брайтон. Я так и не смог повидаться с лордом Сильвердейлом. А мне следует непременно встретиться с ним. У него излишне острый язык. Если он узнает правду о броши – через неделю об этом будет известно всему Лондону.

– Ты так с ним и не встретился? А я-то надеялся, что хотя бы это дело улажено.

– Я не успел. Мне сообщили, что милорд уехал к регенту. Это оказалось непредвиденным препятствием. За всю жизнь я не обменялся и дюжиной слов с регентом. Помнишь, как во время каникул отец водил нас на прием к принцу-регенту? Не знаю, можно ли считать, что мы знакомы. По возрасту он годится мне в отцы, а наш родитель никогда не был на короткой ноге с принцем. Сначала я полагал, что уведомить лорда Сильвердейла о моем приезде не представит труда, но ошибся. Особенно неловко стало, когда в визитнице не оказалось визиток. Не удивлюсь, если меня сочли самозванцем. Так или иначе, мне объявили, что его светлость уехал за город. Не знаю, правду ли мне сказали, но спорить все равно не имело смысла, поэтому я с надменным видом – впрочем, мой надменный вид ничто по сравнению с надменным видом тех швейцаров – попросил их сообщить его светлости: мне весьма жаль, что не застал его дома, и я надеюсь иметь счастье увидеться с ним, когда через неделю вернусь в Брайтон. Оставаться в городе я не мог. Мне еще хотелось до возвращения в Лондон повидаться с Кларой. Времени было в обрез. Кестер! Пришли ко мне завтра Фимбера. Мне нужна одежда, нюхательный табак и визитки. Он поможет мне одеться.

– Я сделаю это, но тебе не понадобятся ни твои визитки, ни Челлоу. И в Брайтон ты не поедешь. Во-первых, мы не можем позволить себе двух лордов Денвиллов, у одного из которых к тому же рука на перевязи. Во-вторых, тебе вредно трястись в экипаже. Поеду я, если ты мне сообщишь, что именно хочешь сказать лорду Сильвердейлу и каким образом следует выкупить брошь. Ежели через банк, то выпиши чек.

– Я обдумывал это и пришел к выводу, что через банк не стоит. Я действую от имени матушки, поэтому наличные деньги будут предпочтительнее. Надо создать иллюзию, будто она сама выкупает брошь. У меня в поклаже есть пачка банкнот. Завтра Фимбер доставит их тебе. Кестер! Ты поможешь мне? Мне следовало бы самому озаботиться этим дельцем, но сейчас в Брайтоне наверняка полным-полно наших общих знакомых. Не следует лорду Денвиллу быть в двух разных местах одновременно. А еще мое бедное плечо… Об этом не стоит забывать. – Задумавшись, он добавил: – Думаю, ты быстрее меня сумеешь проникнуть в королевскую резиденцию.

– Для меня королевские резиденции – дело привычное, – согласился с братом Кит. – Садись и подожди немного. Мне надо переодеться. Я проведу тебя к домику Пинни и прослежу, чтобы ты благополучно лег спать. Заодно заберу деньги.

– Лучше ложись спать, – посоветовал Эвелин, присев на подлокотник кресла. – Ты и сам прекрасно знаешь, что я справлюсь. Впрочем, для меня предпочтительнее твоя помощь, нежели услуги Пинни. По дороге мы сможем обсудить много важного.

– Лучше отложить все обсуждения на потом, – возразил Кит, швыряя халат на кровать. – Уже поздно, да ты к тому же устал, Эв.

– Не устал, просто еще не пришел в прежнюю форму… Может, я разбужу маму?

– Не стоит, а то вы рискуете проболтать до утра. Я ей скажу при первой возможности. Полагаю, еще до завтрака она отправится навестить тебя у Пинни.

– Не получится, Кестер. Матушка выходит из спальни только после завтрака.

– Она выходит пораньше, когда с нами завтракает тетя Эмма, – улыбаясь, произнес Кит, натягивая на ноги бриджи. – Моя тетя любит вставать ни свет ни заря. Разве Пинни не сообщила тебе, что мы имеем редкое удовольствие принимать у себя тетушку Эмму, дядю и нашего разлюбезного кузена?

– Сообщила… А еще этот Риппл приехал! С какой стати ты пригласил в Рейвенхерст этот пудинг на ножках? – призвал к ответу брата Эвелин.

– Пригласил не я, а мама. Однако я не возражал. Пожалуй, он не столь глуп, как мы прежде считали, братец. Он и Кресси, помимо Фимбера и Челлоу, разумеется, единственные, кто вывел меня на чистую воду. Тебе не мешало бы научить своего брата правильно открывать табакерку. На этом я и прогорел. К тому же у меня там оказался сухой табак.

– Стыд и позор! – воскликнул Эвелин.

Достав свою табакерку, граф щелчком открыл ее.

– Весьма проворно, особенно если учесть, что левой рукой, – одобрил его ловкость Кит.

– Боже милосердный, братец, я никогда для этого не пользуюсь правой рукой, – возмутился Эвелин.

Кит рассмеялся, повязывая шейный платок.

– С какой стати ты недолюбливаешь этого старого чудака? Я помню, прежде мы считали его полным болваном, однако ничего дурного в его характере не заметил. Надо признать, сэр Бонами вполне добродушный и незлобивый джентльмен.

– Рядом с ним мама выглядит комично, – с возмущением в голосе произнес Эвелин.

– Не думаю. Возможно, его живот чем-то и напоминает бочонок, однако сэр Бонами – первостатейный щеголь. Если задуматься о том высоком общественном положении, которое он занимает, о его огромном богатстве, которое с годами, по-моему, только увеличилось, я начинаю подозревать, что для матушки весьма лестно, что она все эти годы заставляла оного джентльмена ходить за ней хвостиком, – весело сказал Кит. – Я вот что тебе скажу, Эв. Для меня предпочтительнее в качестве ухажера нашей матушки сэр Бонами, чем один из этих придворных хлыщей, коих я имел сомнительное удовольствие лицезреть на Маунт-стрит. Возьмем, к примеру, Лоута. Если я его когда-нибудь встречу, то готов задать ему хорошую трепку.

– Я бы тоже поучаствовал, но дело в том, что между ними ничего не было, по крайней мере уже давно не было, – быстро заверил брата Эвелин. – Мы тогда еще были совсем детьми. Мама призналась мне, что чувствовала себя ужасно несчастной и одинокой. Она просила не судить ее строго. Как будто я могу ее строго судить!

Кит вопросительно посмотрел на брата.

– А Мэтлок?

– Да. А ты знаешь?

Кит покачал головой.

– Нет. Мне это прямо сейчас пришло в голову. Я вспомнил кое-что из прошлого и задался вопросом… Бедная маменька… Как мы можем ее судить, ведь она любит нас всем сердцем? А дяде известно?

– А ты сомневаешься? – отрезал Эвелин.

– Пожалуй, нет… Это многое объясняет… Надо все уладить, не ставя дядюшку в известность.

– Я с тобой полностью согласен, Кестер, но… – Эвелин внезапно умолк, бросив на брата полный сожаления взгляд. – Мне не следовало открывать тебе правду. Не могу понять, зачем я тебе рассказал. Ты же все время был в отъезде, после того как мы вернулись из Оксфорда. Все не так, как кажется на первый взгляд. Лучше забудь то, что я сейчас наговорил. Ты сможешь. Я знаю… – Выражение раскаяния исчезло с лица Эвелина, а губы растянулись в неизменной улыбке. – Она сделала то, что сделала. Разумеется, если вдруг случайно сказать матушке об этом, она вспомнит, а так пускай прошлое остается в прошлом. В конце концов, дорогой, – произнес он, весьма натурально подражая манере общения их горячо любимой родительницы, – это произошло столь давно, что плакать над молоком, пролитым много лет назад, нет ни малейшего смысла.

 

Глава 16

Леди Денвилл все же не зашла к своему блудному сыну до завтрака; впрочем, исключительно вследствие того, что вняла просьбам Кита не тревожить его глубокий сон, вызванный, с одной стороны, усталостью, а с другой – поссетом, рецепт приготовления которого няня Пиннер хранила в тайне.

Кит наведался к матушке, когда она еще была одета в свой воздушный пеньюар. Величественная мисс Римптон тщательно укладывала ее локоны в прическу «а-ля Тит». При виде сына графини камеристка сделала неглубокий реверанс, тем самым давая понять, что признает его право вторгаться к матери во время ее утреннего туалета, однако хмурые складки на лбу выдавали глубоко скрытое недовольство. Леди Денвилл, вероятно, и согласна была сердечно приветствовать его светлость, однако, по мнению самой мисс Римптон, ни один джентльмен, каким бы близким родственником он ни был, не имел права лицезреть ее госпожу до тех пор, пока она не закончит утренний туалет своей графини.

– Одну минуточку, миледи, будьте любезны, – непреклонным тоном заявила она и с такой неторопливостью продолжила закалывать волосы хозяйки, что это наверняка должно было поставить Кита на место.

Мисс Римптон достигла цели.

Как только камеристка удалилась, попросив ее светлость позвонить в колокольчик, когда графине понадобятся ее дальнейшие услуги, Кит воскликнул:

– Знаешь, матушка, эта женщина пугает меня до смерти!

– Иногда она бывает несносной, – согласилась леди Денвилл, – однако в своем деле ей нет равных. Что ты хотел мне сказать, дорогой? Только не говори, будто случилось что-нибудь ужасное!

– Ни в коей мере, маменька, – загадочно улыбаясь, произнес Кит. – Догадайтесь.

– Скверный мальчишка! Как я могу… Кит! Неужели? Эвелин объявился?

Сын утвердительно кивнул головой. Графиня вскочила со стула.

– Слава богу! Где он? Когда приехал?

– Ночью, после того как мы все разошлись по спальням. У него был ключ Пинни. Он хотел вас разбудить, но я не позволил ему.

– Кит! Как ты мог? Тебе следовало знать – я была бы только рада, если бы меня разбудили.

– Конечно, я знал, но боялся, что, если бы Эвелин разбудил вас, понадобилась бы уйма времени, прежде чем я смог бы отправить его спать. Брат не в самой лучшей форме, поэтому сон ему не помешает. Не волнуйтесь, мама! У него перевернулся фаэтон. Он сломал плечо, пару ребер и, кажется, получил довольно сильное сотрясение мозга.

– Бедненький! – воскликнула графиня. – Где он? Скажи мне сейчас же, Кит!

– Он в домике у Пинни. В предрассветный час я отвел его туда и помог ему раздеться. Заверяю вас, маменька, он получает там первостатейный уход и заботу.

– Да, разумеется, она позаботится о моем мальчике, но я тотчас же пойду к нему. Позвони в колокольчик. Мне нужна Римптон. Извинись перед тетей вместо меня. Скажи, что у меня разболелась голова и я все еще не вставала с постели… Да… а еще эти перепелки… Долиш заказал их в Брайтоне, потому что Бонами обожает перепелиное мясо… Пожалуй, Эвелин тоже не откажется от перепелок, даже если у него неважный аппетит. Скажи Долишу, чтобы положил в корзину две птицы, немножко спаржи и…

На этом Кит весьма любезно, однако твердо остановил словоизлияния матушки и доходчиво объяснил ей: во-первых, местопребывание Эвелина следует держать в большом секрете, во-вторых, подобного рода приказы неизбежно приведут к его обнаружению, в-третьих, Долиш все равно не поверит в то, что перепелки и спаржа предназначены в подарок старушке Пиннер, в-четвертых, кормилица очень просила, чтобы Эвелина не тревожили до тех пор, пока он хорошенько не выспится.

– А посему, дражайшая маменька, садитесь и позвольте мне рассказать, что приключилось с Эвелином, – подытожил свою речь Кит. – Вы сможете пробыть с ним гораздо дольше, если выйдете из дома после завтрака, сказав тете, что хотите зайти к Пинни, так как старушке нездоровится. Ни у кого не возникнет и тени подозрения. Помимо этого, насколько я знаю Эвелина, он предпочел бы предстать пред вами побритым. Час назад я послал к нему Фимбера вместе с кое-какими его вещичками. Уверен, вдвоем с няней они и позаботятся об Эвелине, и призовут его к порядку. С ними он точно не пропадет.

– Я нужна, чтобы защитить его, – рассмеявшись, произнесла графиня.

Тем не менее она снова села на стул, а Кит принялся, тщательно подбирая слова, пересказывать несколько смягченную версию похождений его брата, умалчивая о нежелательных подробностях. Ночью Эвелин уговаривал его: «Ты сможешь рассказать ей куда лучше, чем я, Кестер».

Кит оправдал возложенные на него надежды. Мистер Фенкот, будучи по призванию дипломатом, ловко опустил все упоминания о Танбридж-Уэллсе, обойдя странное поведение Эвелина, который ни с того ни с сего избавился от общества своего преданного конюха. Молодой человек столь искусно подогревал интерес леди Денвилл, что его матери и в голову не пришло удивиться, с какой стати Эвелин предпочел окольный путь в Лондон вместо того, чтобы ехать напрямую по почтовому тракту, на который следовало свернуть после визита к кучеру Джону: Эвелину всего-то надо было вернуться назад на несколько миль в сторону Натли. Задолго до того как Кит отважился упомянуть имя мисс Пейшенс, графиня преисполнилась такой признательности по отношению к миссис Аскхем, нежно позаботившейся о ее Эвелине, что вполне вероятным казалось, будто, поддавшись сильнейшему душевному порыву, матушка поедет в Вудленд-Хауз даже прежде, чем свидится с сыном.

– Я не в силах сдерживать себя, – с блестящими от слез глазами заявила ее светлость. – Смогу ли когда-нибудь отблагодарить ее? Она, должно быть, самое благородное создание на земле! Если бы не ее забота, мой сын мог бы умереть.

Хотя Кит и не придерживался столь крайних взглядов по поводу постигшей Эвелина неприятности, он с радостью укрепил матушку в этом ее заблуждении, после чего ввернул пару слов насчет того, сколь почтенна родословная мистера Аскхема и каким культурным человеком является сей достойный джентльмен. Графиня со своей стороны высказала мнение, что нисколько не сомневается в том, что супруги Аскхем – замечательные люди.

Матушку ничуть не озадачило то обстоятельство, что Эвелин забыл проверить наличие карточек в собственной визитнице. По ее словам, такая неудача может случиться со всяким, причем в самый неподходящий момент. Также ее отнюдь не удивило, что сын назвался Эвелином, а не Денвиллом.

– Дорогой! Многие называют его по имени, запросто – Эвелин. Таков уж у него характер. А вот его отца никто бы не посмел называть Уильямом. Ты же помнишь, что до смерти отца только самые далекие знакомые называли Эвелина Мартинхоу? Жаль, конечно, что Аскхемы вовремя не узнали, что он лорд Денвилл. В таком случае они уведомили бы меня и тебе не пришлось бы выдавать себя за брата, ведь никто бы не надеялся на появление Эвелина на званом обеде. Все бы знали, что он лежит без сознания. Ах, Кит, я хотела как лучше, но сам видишь, что из этого вышло. Я очень старалась, однако теперь отнюдь не уверена, что Кресси не обнаружит разницу между вами. Даже если мне удастся придумать объяснение, почему рука Эвелина забинтована, ничего не выйдет. Вместо того чтобы выручить сына, я ему только навредила…

Храбро перейдя к самой тяжкой части своего задания, Кит сказал:

– Нет, матушка, ничего непоправимого не произошло. Я как раз хотел сказать вам, что Эвелин больше не намерен брать себе в жены Кресси. Дело в том…

Графиня резко оборвала его тоном, в котором слышалась нешуточная обеспокоенность:

– Кто она?

– Мисс Аскхем, мама. Эвелин без памяти влюбился в нее и твердо намерен сочетаться с ней браком. Он должен был бы сам сказать тебе об этом, но, похоже, девушка – само совершенство.

– Только не это, Кит! – умоляюще промолвила графиня. – Он уже сделал предложение Кресси. Послушай, я не ищу недостатков в моих детях! Никто лучше меня не понимает, какие вы оба безупречные. Я всегда жалею несчастных родителей, чьи сыновья не столь совершенны, как вы. Однако меня ужасно огорчает, что Эвелин такой влюбчивый, а объекты его страсти постоянно оказываются неподходящими во всех отношениях.

– Да, маменька, – взирая на графиню с чувством нежного удивления, произнес Кит, – но весьма трудно найти девушку, которая была бы достойна стать частью нашей семьи.

– Теперь твои слова – совершеннейший абсурд, – с большим достоинством промолвила ее светлость.

Кит рассмеялся.

– Откуда вам известно, маменька? Ладно, если начистоту, то я испытываю сильнейшее предчувствие касательно серьезности этого романа. Он совсем не похож на все предыдущие его ухаживания. Я верю, это прочная привязанность, и, переговорив с Эвелином, вы тоже, полагаю, убедитесь в этом. Из рассказа брата ясно, что мисс Аскхем абсолютно не похожа на его прежних подружек. У нее напрочь отсутствуют те черты характера и поведения, которые до сих пор привлекали Эвелина в девушках. Он сказал мне, что мисс Аскхем не отличается внешней эффектностью и остроумием, однако мысль о том, что со временем эта девушка может наскучить, кажется ему нелепой. Если начистоту, то мне нравятся девушки иного склада ума, однако, слушая Эвелина, я подумал о том, что, пожалуй, мисс Аскхем – именно то, что ему нужно. Я больше ничего не скажу в защиту моего мнения. Вы сами решите, прав ли я. С точки зрения света, этот брак не является комильфо, главным образом из-за того, что его воспримут как мезальянс. Впрочем, Эвелину не придется краснеть ни за мисс Аскхем, ни за ее семью. Они небогаты, не занимают высокого положения в обществе, однако Аскхемы, бесспорно, весьма достойные люди.

Леди Денвилл внимательно слушала сына. На лице ее застыло выражение недоверия.

– Кит! – с беспокойством в голосе произнесла графиня. – Ты не думаешь, что эти люди с самого начала знали, кто такой Эвелин, и заманили его?

– Нет, маменька, – решительно возразил сын. – Признáюсь, эта мысль сразу пришла мне в голову, однако, если они изначально намеревались окрутить Эвелина, то выбрали весьма странный способ воплощения в жизнь своих планов. Миссис Аскхем ни на минуту не позволяла своей дочери оставаться наедине с Эвелином после того, как он пришел в себя… а еще мне кажется, мистеру Аскхему не больше по душе этот брак, чем моему дяде Генри… когда он, конечно, узнает… Эвелин чистосердечно рассказал отцу девушки обо всех существующих на его пути трудностях. Мистер Аскхем не станет препятствовать, чтобы он бывал в их доме, однако категорически запретил просить руки его дочери, пока дела Эвелина находятся в таком запутанном состоянии.

– Это свидетельствует в его пользу, – молвила ее светлость. – Хотя мне не нравится то обстоятельство, что твой брат собирается взять себе в жены девушку, стоящую гораздо ниже его на социальной лестнице, трагедии из этого я, во всяком случае, делать не собираюсь. Что же до вашего дяди Генри, то вопрос брака моего сына его никоим образом не касается. Я с ним переговорю. Посмотрим, будет ли он возражать против такого союза, если я предварительно одобрю его. Единственное, что меня… – Запнувшись, графиня немного поколебалась, насупила брови, бросила на сына вопросительный взгляд, в котором читалась надежда, и спросила: – Дорогой! Как ты относишься к тому, чтобы самому жениться на Кресси? Как я полагаю, будет правильно, ежели кто-нибудь из вас все-таки возьмет девочку себе в жены. Она, бедное дитя, попала в ужасно неловкое положение.

Кит расхохотался.

– Я не собираюсь никого навязывать тебе, – поспешно заявила ее светлость. – Просто мне в последнее время неоднократно приходило на ум, что вы хорошо поладите.

– Маменька! Эта мысль посещала и нас, – борясь со смехом, произнес Кит. – Я хочу сочетаться с Кресси законным браком и, поскольку она не против, надеюсь, это произойдет в ближайшее время. Я как раз собирался сказать вам о нашем решении.

– Значит, Кресси уже знает! Скверный мальчишка! Почему ты не сообщил мне раньше? – с просиявшим лицом воскликнула ее светлость. – Дорогой! Ничто на свете не могло бы обрадовать меня сильнее! Она именно та девушка, которую я прочила бы тебе в жены. Мне с самого начала следовало припасти Кресси для тебя. С моей стороны было ужасно глупо предположить, что девочка сможет стать Эвелину хорошей женой. Слава богу! Ситуацию еще можно исправить. Я верила, что произойдет нечто такое, что расставит все на свои места. Дорогой Кит, желаю тебе большого счастья!

Молодой человек поблагодарил матушку, однако осмелился подчеркнуть, что ее поздравления несколько преждевременны, ибо кое-какие трудности все еще препятствуют счастливому исходу всей этой авантюры.

Графиня признала правоту его слов, но тем не менее беззаботно заметила:

– Оно, безусловно, так, однако, полагаю, не следует терзаться разными пустяками. Первым делом мы должны открыться леди Стейвли. Не думаю, что старуха слишком разозлится на вас. Конечно, можно скрыть от нее данное обстоятельство, но, как мне кажется, это будет неправильно.

– Да, маменька, совершенно с вами согласен, – сказал Кит.

Графиня кивнула.

– Я была уверена, что ты так и скажешь. Коль Эвелин серьезно вознамерился жениться на мисс Аскхем, леди Стейвли будет вне себя от бешенства, особенно ежели узнает о его помолвке из «Газетт», все еще оставаясь в заблуждении по поводу намерений твоего брата заключить брак с Кресси. Лорду Стейвли такой поворот событий не слишком понравится, но ты можешь вполне положиться на то, что это зловредное создание Альбиния Гиллифут позаботится о том, чтобы он дал свое согласие на ваш брак.

– Весьма вероятно, маменька, однако перед нами стоит еще более сложное препятствие, – тактично заметил Кит. – Когда вы говорите, что наш дядюшка не имеет никакого отношения к женитьбе Эвелина, вы забываете о тех обстоятельствах, которые побудили его сделать предложение Кресси.

Графиня уставилась на сына. Выражение замешательства на ее лице постепенно сменилось испугом. На мгновение она вся сжалась, но тотчас же овладела собой, как только сын с чувством раскаяния протянул ей руку. Леди Денвилл слегка ее сжала и благодарно улыбнулась.

– Ты вспомнил о моих противных долгах… Дорогой! Вам следует о них забыть так, словно их нет. Как будто я могу вести себя подобно жестокому чудовищу, разрушая счастье моих сыновей в угоду столь меркантильным соображениям! Я уже долгие годы живу в долг и посему давно к этому привыкла. Сама как-нибудь разберусь… Да, конечно, я выпутаюсь. Я и прежде со всем справлялась, даже когда положение было безнадежным. – Погладив сына по руке, графиня разжала пальцы. – Теперь, когда все уладилось самым чудесным образом, ты должен меня покинуть, родной. Сейчас, пожалуй, десять часов, а я не одета к завтраку.

Мистер Фенкот, в привычку которого не входило попусту тратить время на бесполезные споры, оставил все попытки открыть дорогой родительнице глаза на всю чудовищность и размер трудностей, нависших над ними. Нежно обняв матушку, он на всякий случай сказал ей о том, что сильно-сильно любит ее, и оставил заботам мисс Римптон.

Клиффов и Кресси Кит застал в небольшой столовой, в которой обычно подавались завтраки. Что ни говори, а длительное пребывание в среде дипломатов дало свои плоды. Даже Кресси не заподозрила его в том, что, с неизменными интересом и любезностью отвечая на вопросы своих родственников, Кит одновременно пытается найти ответ на два мучавших его вопроса. Первый, более неотложный, заключался в получении доступа к лорду Сильвердейлу. Кажется, он нашел вполне обстоятельное решение… А вот вторая проблема казалась ему неразрешимой.

К ним спустилась леди Денвилл. Пожелав всем доброго утра, графиня в свойственной ей медово-жалостливой манере выразила надежду, что ее невестке хорошо спалось. Затем, садясь за стол, она обратилась к мисс Стейвли:

– Дорогая Кресси! Сегодня нам надо уединиться и поболтать кое о чем.

Поскольку эти слова сопровождались лукавым и выразительным блеском глаз, Кит решил за благо вмешаться, спросив на правах хозяина, заботящегося о досуге гостей, чем же они намерены заниматься утром.

Как и ожидалось, все внимание перешло от леди Денвилл к нему. Полученные ответы, впрочем, должны были разочаровать заботливого хозяина, роль которого он на время взял на себя. К счастью, единственным желанием Кита было расстроить намечающийся между матушкой и Кресси тет-а-тет. В этом отношении план его чудесно удался… Кузен Фенкота уныло сказал, что не знает. Козмо, которого вполне устраивала размеренная жизнь за городом, заявил: пока не привезут почту, он что-нибудь почитает либо примется писать письма. Кресси, с большим трудом сдерживая рвущийся из груди смех, сидела с опущенными глазами и помалкивала. Миссис Клифф, с нешуточной тревогой наблюдавшая за своим сыном, не ответила на вопрос Кита, однако, внезапно встрепенувшись, заявила: Эмброуз может говорить все, что ему заблагорассудится, но она уверена – у сына на шее вскоре выскочит фурункул. Глаза всех собравшихся невольно обратились в сторону молодого человека. Эмброуз, покраснев до корней волос, бросил пылающий яростью взгляд на мать и гневно сказал: «Ничего подобного!» А затем сообщил, что у него болит голова.

– Бедный мальчик, – промолвила леди Денвилл, сочувственно улыбаясь племяннику. – Я полагаю, если ты немного погуляешь, то боль пройдет быстрее.

– Амабель, прошу вас! Не надо советовать Эмброузу выходить из дома, – сказала миссис Клифф. – На дворе поднялся сильный ветер. Я уверена, он дует с востока. Для здоровья Эмброуза смертельно опасно покидать стены дома, поскольку он уже и так заболел. С его слабым организмом, вы же знаете, любое недомогание может уложить беднягу в постель на две недели.

– Да неужели? – удивилась леди Денвилл, взирая на своего племянника с выражением человека, лицезрящего редкую диковинку. – Бедненький… Как ужасно, должно быть, сидеть дома, когда дует восточный ветер, ибо ветер этот – частый гость в наших краях.

– Ладно… ладно… Не стоит делать из мухи слона, – раздраженно заявил Козмо. – Я не отрицаю, что здоровье у него слабое, однако…

– Ерунда, Козмо! Как ты можешь так говорить? – воскликнула его сестра. – Я уверена, он не болен, даже если у мальчика немного болит голова.

Графиня одобряюще улыбнулась Эмброузу, совершенно не отдавая себе отчета, что умудрилась обидеть всех троих Клиффов. Эмброуз хоть и смутился, когда матушка упомянула о фурункуле, в то же время испытывал гордость по поводу своих частых головных болей, ибо они привлекали к нему всеобщее внимание. Козмо, который долгие годы находился под влиянием жены, усматривал в болезненности сына оправдание того, что Эмброуз не проявлял никакого интереса к мужественным видам спорта. Что же до Эммы, то она любое предположение о том, что ее единственный ребенок не находится в крайне плачевном состоянии, рассматривала почти как оскорбление.

– Боюсь, – обронил Козмо, – Эмброуз не может похвастаться таким крепким здоровьем, как его кузены.

– Твоя сестра, дорогой, не понимает, что значит слабый организм, – сказала Эмма. – Уверена, ее сыновья никогда в жизни не болели.

– Пожалуй, так и есть, – с оттенком гордости в голосе согласилась леди Денвилл. – У них весьма крепкое здоровье. Конечно, они переболели корью и коклюшем, но я не могу припомнить, чтобы сыновья болели еще. Когда у них был коклюш, один из них… это был ты, кажется… полез в каминную трубу за гнездом скворца.

– Нет, то был Кит, – сказал мистер Фенкот.

– Ага… понятно, – подмигивая ему, заметила графиня.

– Как ужасно! – воскликнула Эмма.

– Почему? Вниз он спустился похожий на мавра. Он принес в комнату столько сажи, что, кажется, она покрыла там все. По-моему, я никогда в жизни так заразительно не смеялась.

– Смеялись? – от изумления у Эммы перехватило дух. – Как можно было смеяться, когда один из ваших сыновей находился в смертельной опасности? Он мог упасть и сломать себе шею.

– Ну, не думаю, хотя переломать себе ноги либо застрять в трубе – вполне может быть. Помню, мы еще пребывали в растерянности, как его оттуда вытаскивать, если мальчик все же застрянет. Однако беспокойство за сыновей заняло бы у меня уйму времени. Они, помнится, то и дело падали с деревьев, либо в озеро, либо со своих пони, и ничего страшного с ними так и не происходило, – невозмутимо сообщила леди Денвилл.

Миссис Клифф непроизвольно вздрагивала при виде столь вопиющего бессердечия. В это время Эмброуз, следя за матерью, ошибочно принял ее реакцию на свой счет, ибо он никогда не отличался особой мужественностью и тягой к приключениям и поэтому окончательно пал духом.

Леди Денвилл, разделавшись со своим чаем и бутербродом с маслом, что и составляло завтрак графини, извинившись, встала из-за стола.

– А теперь мне придется покинуть вас, потому что кормилица Пиннер чувствует себя неважно. С моей стороны было бы весьма невежливо не навестить ее. Надо будет отнести старушке что-нибудь вкусненькое, чтобы усилить ее аппетит.

– Лучше фруктов! – торопливо бросил Кит.

Графиня хихикнула и сказала, не удержавшись от толики ехидства в голосе:

– Да, дорогой! Никаких перепелок.

– Как так перепелок? – воскликнул безмерно шокированный Козмо. – Амабель! Ты собиралась приказать приготовить перепелок для старой кормилицы?

– Нет, Эвелин считает, что фрукты гораздо лучше.

– Полагаю, было бы лучше угостить ее аррорутом либо наваристым бульоном, – сказала Эмма.

Глаза ее неисправимой золовки шаловливо поблескивали.

– Нет. Уверена, такое угощение ей не понравится. Особенно аррорут. Она его терпеть не может. Дорогая Эмма, конечно, невежливо с моей стороны внезапно покидать вас, однако меня призывает насущная необходимость. Впрочем, уверена, вы меня прекрасно понимаете. – Графиня, с прелестной улыбкой взглянув на своего не находящего себе места младшего сына, добавила: – Дорогой! Я оставляю наших гостей на твое попечение. Ой! Полагаю, бутылка портвейна – то, что надо! Это намного питательнее бараньего бульона. Так что, ежели ты…

– Маменька, не беспокойтесь! – оборвал ее излияния Кит, приоткрыв дверь, ведущую из столовой. – Я обо всем позабочусь.

– Безусловно… Я уверена, ты устроишь все наилучшим образом, – промолвила графиня, не обращая ни малейшего внимания на его убийственный взгляд. – Ты сам знаешь, что будет полезнее.

– Иногда мне начинает казаться, – недовольно произнес Козмо, когда Кит прикрыл дверь за ее светлостью, – что ваша мать утрачивает связь с реальностью, граф.

Своевольное поведение матушки и так уже распалило гнев Кита, поэтому любая, пусть даже невинная, критика со стороны дяди не могла не вызвать у него вспышки ярости.

– Вы и впрямь так считаете, сэр? – с угрожающей любезностью промолвил он. – Тогда мне доставит невероятное удовольствие успокоить все ваши опасения.

Мистер Клифф не мог похвастаться особой сообразительностью, однако лишь полный болван не заметил бы вызова, таящегося за дружелюбной улыбкой, сопровождающей эти слова.

– Сдается мне, – краснея, произнес он, – что высказывать свое мнение касательно особы, являющейся моей родной сестрой, совсем не предосудительно.

– Вы так полагаете? – спросил Кит с еще большей любезностью в голосе.

Мистер Клифф поднялся на ноги и величаво направился к двери, вслух выразив уверенность в том, что его здравый смысл не позволит пойти на поводу вспыльчивости племянника, который, подобно множеству плохо воспитанных молодых людей его поколения, всегда готов нагрубить и вызвать ненужную ссору. После этого дядя степенно удалился.

Вспомнив о своих обязанностях хозяина дома, Кит, повернувшись к тете, вежливо осведомился, чем она желает развлечься сегодня утром. Эмма с легким апломбом заявила: весь день будет заниматься накладыванием лимонных корок на лоб больного сына, потчевать его жженым сахаром, а если головная боль не пройдет, поставит ему на ноги горячие влажные компрессы. Кит с серьезным видом выслушал не внушающий и капли оптимизма план тети Эммы, а затем с глубокой озабоченностью в голосе, вызвавшей у мисс Стейвли явное недоумение, а у Эмброуза – взгляд, полный ярости, заявил: в критических ситуациях компресс на лоб совершенно необходим. По-видимому, посчитав свои обязанности радушного хозяина дома выполненными, он пригласил мисс Стейвли прогуляться вместе с ним по аллее, обсаженной кустами. Мисс Стейвли, чопорно избегая смотреть ему в глаза, с невозмутимым видом сказала, что она с радостью прогуляется. При этом внезапная мысль посетила его голову: Кресси весьма подходит на роль жены посла, учитывая, с какой выдержкой она не поддается переполняющему ее желанию расхохотаться. Девушка крепилась до тех пор, пока они не покинули дом. Только тогда смех сорвался с ее уст, а вслед за Кресси расхохотался ее измученный спутник. Мистер Фенкот, первым оправившись после приступа веселья, сказал:

– Я понимаю, Кресси, но, учитывая все обстоятельства дéла, нам сейчас не до смеха. Как предполагаю, ты уже догадалась, что мой несносный братец наконец-то объявился?

– Конечно, – выдавила из себя Кресси. – К-как только к-крестная б-бросила на тебя загадочный взгляд и с-сказала: «Никаких перепелок».

Мистер Фенкот улыбнулся, однако выразил недоумение, почему никто до сих пор не убил его любимую матушку. Мисс Стейвли, услышав столь незаслуженное и возмутительное высказывание, вознегодовала. Историю похождений Эвелина девушка выслушала с довольно невозмутимым видом. Впрочем, Кресси слегка обиделась, когда Кит весьма деликатно уведомил ее о том, что благородный кавалер, еще недавно претендовавший на ее руку, выразил облегчение, узнав, что его освобождают от взятых им обязательств. Мисс Стейвли быстро поняла все трудности запутанной ситуации, в которой они оказались, включая появление у его светлости новой невесты, брак с которой строгий педант вроде его дяди, без сомнения, ни за что не одобрит.

– Милый! – огорченно произнесла она. – Какая неприятность! Что можно предпринять?

– Понятия не имею, – честно признался Кит. – Дорогая! Не могла бы ты подумать, что можно сделать, а то мои мысли заняты тем, как вернуть эту злополучную брошь?

Кресси кивнула.

– Да. По-моему, это не терпит отлагательства. Я лично не знакома с лордом Сильвердейлом, но из того, что о нем слышала, могу заключить – твой брат, боюсь, совершенно прав: лорд отличается изрядной злокозненностью. Папа говорит, он весьма жадный. При этом всегда готов пожертвовать обильным и вкусным завтраком ради последней скандальной светской сплетни. Если он сейчас в гостях у принца-регента, как тебе добиться личной встречи с Сильвердейлом?

– Понятия не имею, – довольно беззаботно ответил Кит. – Однако я, похоже, знаю, кто может мне помочь.

– Сэр Бонами, – после минутной паузы догадалась Кресси.

– Точно, – подтвердил Кит, а потом с гордостью добавил: – Не зря же я сын моей матери. Иногда и мне в голову приходят блестящие мысли.

 

Глава 17

Второй завтрак, который состоял из холодных мясных блюд, кексов, варенья и фруктов, всегда подавали в полдень в комнате под названием Малая обеденная столовая. Кит собирался подождать, когда сэр Бонами выйдет из своей спальни. Он надеялся по пути в столовую перекинуться с ним парой слов, прежде чем они присоединятся к другим гостям внизу. Однако время летело столь стремительно, что мистер Фенкот и мисс Стейвли, заслышав, как часы на конюшнях бьют полдень, не могли в это поверить, ибо им казалось, будто они прогуляли в зарослях кустарника никак не больше часа. Одного взгляда на циферблат карманных часов Кита, впрочем, хватило, чтобы поспешить обратно в дом. Там они застали общество в полном составе, за исключением вдовствующей особы. Поглощая пищу, гости вели оживленную беседу. Хотя впоследствии мистер и миссис Клифф отметили, что современные девицы позволяют себе такие вольности, которые были немыслимы во времена их молодости, никто ничего не сказал по поводу опоздания Кита и Кресси, одновременно возникших в дверном проеме. Леди Денвилл лишь улыбнулась сыну.

Эмброуз позволил своей матери уговорить его немного поесть, чтобы поддержать ослабевший организм. Вдовствующая особа через горничную передала извинения и сообщила, что спустится вниз чуть позже.

– Не стоит волноваться, – успокоила Кресси леди Денвилл. – Горничная сказала, что твоя бабушка провела бессонную ночь, поэтому сегодня чувствует себя неотдохнувшей.

– Полагаю, так оно и есть, – молвил сэр Бонами, поднося к глазам лорнет, чтобы лучше рассмотреть принесенный к столу пирог с курятиной. – Прошлой ночью уж слишком много было пикировки. – Повернувшись в сторону графини, джентльмен слегка покачал головой и с мягким упреком заметил: – Вам не следовало приглашать Марию Дерсингхем, миледи.

– Мне весьма жаль, Кресси! – сказала леди Денвилл.

Однако мисс Стейвли с беспечностью, которую миссис Клифф сочла весьма непристойной для любящей внучки, заверила крестную: хотя волнение, вызванное встречей с прежней союзницей, а теперь неприятелем, имело немного нежелательные последствия для самочувствия ее светлости, леди Стейвли осталась весьма довольна вечером.

– Так оно и есть, – кивнув головой, согласился сэр Бонами. – Помнится, к тому времени, как подали телячьи уши, никто не сумел добиться решающего перевеса. И тогда леди Стейвли удалось перехватить инициативу. Надо признать, у вашей бабушки хорошая память, мисс Стейвли. – Его живот затрясся от громогласного хохота. – Несмотря на всю свою бдительность, Мария Дерсингхем угодила-таки в расставленную для нее ловушку… Между прочим, миледи, ваш повар подавал к телячьим ушам отменный итальянский соус.

Леди Денвилл выразила всеобщее любопытство, откровенно поинтересовавшись:

– А что такое было сказано, когда подавали телячьи уши, Бонами?

– Я не из тех, кто любит позлословить, миледи, – отрицательно покачав головой, ответил джентльмен. – Лорд Денвилл! Пожалуй, я возьму еще кусочек пирога и ломтик ветчины.

Весьма вольно интерпретируя просьбу гостя, Кит положил ему в тарелку большой кусок пирога и полдюжины ломтей ветчины. Миссис Клифф, которая не уставала удивляться аппетиту сэра Бонами, изумленно посмотрела на свою золовку. Ее светлость строго заметила, что фрукты и бисквит (ежели он сильно проголодался) – вполне достойная трапеза среди дня. Под конец леди Денвилл сообщила, что днем вообще крайне редко полдничает.

– Однако вам не обязательно идти на столь сильные жертвы, – произнес сэр Бонами, бледнея при мысли, на какие лишения обрекает себя его старинная приятельница.

– Если бы вы не объедались долгие годы, то для поддержания сил вам необходима была бы такая же малость, как и мне, – ответила графиня.

Ее брат, с большим осуждением слушавший столь откровенную беседу на щекотливую тему, бросил хмурый взгляд на сестру и круто сменил направление разговора, выразив надежду, что хворь кормилицы Пиннер не особо серьезная.

– Надеюсь, ничего заразного?

– Легкое недомогание, – ответила графиня.

– Как вы можете быть уверенной, что болезнь не заразна? – воскликнула миссис Клифф. – С вашей стороны очень опрометчиво навещать больную! Лучше бы вы этого не делали!

– Ерунда, Эмма! У старушки просто живот разболелся.

Казалось, услышанное несколько уняло страхи миссис Клифф.

Лицо же графини приобрело выражение легкой мечтательности. При виде этого недобрые предчувствия посетили ее сына. Кит хорошо знал, что его матушка никогда не бывает столь безмятежной, как в минуты измышления очередного коварного плана. Внутренне он весь сжался. Кит хотел заглянуть ей в глаза, однако маменька пристально взирала на Кресси, которая, закончив есть, спокойно сидела, сложив руки на коленях.

– Дорогое дитя! – обратилась к мисс Стейвли крестная. – Знаю, тебе не терпится подняться наверх проведать свою бабушку. Мы здесь не придерживаемся излишних условностей. Можешь идти. Передай ей мои сердечные пожелания и скажи, что я хотела бы переговорить с ней, а затем зайди в мою гостиную… разумеется, если леди Стейвли не нужна твоя помощь. – Подождав, пока Кресси выйдет из комнаты, графиня обратилась к Киту: – Дорогой, твой дядя спросил меня, заразна ли хворь Пинни, и вот что мне пришло в голову… Нет, нужно и Эмброузу сказать это, если уж на то пошло… Я решила не говорить в присутствии Кресси. Не потому, что мои слова могут испугать ее, ведь она весьма здравомыслящая девица, а потому, что я опасаюсь, как бы она не проболталась своей бабушке. Я бы ни в коем случае не желала еще больше волновать леди Стейвли. Быть может, все это полнейшая ерунда, но мне бы хотелось, чтобы никто из вас в ближайшее время не ездил в деревню. Если там все же распространилась эпидемия, кто-нибудь из слуг может подхватить и разнести болезнь по всему дому. Однако…

Но тут ее прервала миссис Клифф, дрожащим голосом промолвив:

– Что за хворь? Ради всего святого, Амабель, скажите, в чем дело!

– Нет никакой болезни, Эмма, – смеясь, ответила ее светлость. – Просто очередная побасенка от Пинни. То, что у нескольких селянок болит горло, еще не означает, будто они подхватили скарлатину. Детский лепет, как по мне…

– Скарлатину!

– О, моя дорогая Эмма! Ни у кого из нас нет ни малейшего повода для тревоги, – не думая шутить, заявила леди Денвилл. – Пинни полагает, что ежели у человека нечто посерьезнее сильного насморка, то бедолага смертельно болен. Однажды она заявила, будто в деревне свирепствует тиф… – Внезапно умолкнув, графиня наморщила лоб. – Ну… теперь я припоминаю, что в тот раз старушка оказалась права, но не в том дело… Я прошу сохранять спокойствие.

Она сказала достаточно для того, чтобы миссис Клифф, мертвенно-бледная от испуга, в смятении заявила: никакая сила на свете не заставит ее задержаться еще хотя бы на час в этом пораженном эпидемией месте. Амабель может, коль пожелает, считать ее трусихой и недостаточно хорошо воспитанной особой, однако графиня должна понять, что ее главная забота – уберечь единственного сына от смертельной опасности.

Леди Денвилл, к немалому восхищению Кита, сумела уговорить миссис Клифф не покидать Рейвенхерст тотчас же, при этом ни на йоту не умерив ее тревоги. А Козмо, когда супруга принялась взывать к нему, не нашелся с ответом. Эмброуз, которого против воли притащили в Рейвенхерст и который, судя по всему, едва переступив порог дома, возжелал оказаться где угодно, только не здесь, воспользовался представившимся ему удобным случаем и выразил полную поддержку матери. Оказывается, он давно сомневается, что воздух Рейвенхерста полезен для здоровья. Хотя раньше он об этом помалкивал, но вот уже несколько дней, как чувствует себя неважно. Прозрачный намек на то, что несколько недель, проведенных в Брайтоне, могут оказать целебное влияние на его пошатнувшееся здоровье, был с пониманием воспринят миссис Клифф, однако натолкнулся на вето со стороны Козмо, которому явно не понравилась даже мысль о том, что придется отдыхать на столь дорогом курорте. В конце концов после длительных препирательств они решили поехать в Уэртинг, где, как утверждала миссис Клифф со слов леди Стейвли, есть несколько превосходных пансионов, в которых за относительно умеренную плату можно устроиться с максимальным удобством. Там, защищенный холмами Даунса от прохладных северных и восточных ветров, Эмброуз сможет принимать морские ванны либо скакать верхом, не опасаясь подхватить воспаление легких. Кроме того, в Уэртинге есть три пользующиеся заслуженным уважением библиотеки, две из которых регулярно утром и вечером получают свежие газеты и номера журналов. А еще там принимает один врач, и о нем вдовствующая леди отзывалась весьма высоко, что редко бывало с ней.

Если было бы возможно, Козмо предпочел бы вернуться вместе с супругой и сыном в свой дом, однако, учитывая то обстоятельство, что он из чувства великодушия сдал особняк внаем своему двоюродному брату, человеку небогатому, путь назад был отрезан. Кузен несказанно радовался тому, что заполучил на лето, можно сказать, бесплатно этот расположенный в деревне домик, достаточно просторный, чтобы вместить всех его многочисленных отпрысков. Правда, ему пришлось оплатить работу прислуги мистера Клиффа, однако все это мелочи. Как бы то ни было, сделанного не воротишь. Козмо не проявил особого желания перебираться на новое место, однако его супруга заявила: если он хочет, то может оставаться в Рейвенхерсте и рисковать заразиться скарлатиной, но ничто на свете не заставит ее подвергать такой опасности своего сына. Тогда мистер Клифф согласился в тот же день переехать в одну из гостиниц Уэртинга, однако при условии, что по прибытии в столь элегантное и дорогое место они без промедления найдут себе куда более дешевое пристанище.

Трудно было надеяться на то, что мистер Эмброуз Клифф, скучающий по забавам, предоставляемым Брайтоном, будет по-настоящему рад провести летние месяцы в тихом местечке, облюбованном главным образом пожилыми людьми, ненавидящими суетную жизнь Брайтона. Однако, не питая особой надежды на то, что ему удастся переубедить отца снять что-либо в Брайтоне, и понимая, что Уэртинг находится всего лишь в десяти, быть может, в одиннадцати милях от Брайтона, сын особо возражать не стал.

Оживленный спор нарушала леди Денвилл, вставляя премилые и в то же время до глубины души неискренние реплики, якобы призванные уговорить родственников не уезжать из Рейвенхерста, невзирая на слухи, которые она лично считала совершенно необоснованными. Сэр Бонами тем временем с несокрушимой безмятежностью поглощал разнообразные блюда, стоявшие на столе. Только когда миссис Клифф, спешившая заняться приготовлениями к скорому отъезду, прощаясь перед расставанием, обратилась к нему, джентльмен привстал со своего стула, отнюдь не проявляя ни малейшего любопытства по поводу того, о чем тут болтает хозяйка дома. Леди Денвилл вызвалась помочь дорогой Эмме в непростой задаче укладывания вещей в ее дорожный сундук. Во главе тройки Клиффов она вышла из столовой, однако тотчас же вернулась, заявив, что забыла ридикюль. На самом деле графиня заскочила лишь с целью сообщить сыну и своему чичисбею, что все это ерунда и она просто решила спровадить Клиффов из дома.

– Да-да, моя красавица. Я уже догадался, – благожелательно произнес Бонами. – Я так и предполагал, что дольше недели вы не выдержите общества этого вашего братца. Я же говорил вам, он ужасно скучный субъект.

– Конечно, он зануда, однако не в том дело. Я пригласила его ради того, чтобы Киту было спокойнее, но теперь, когда вернулся Эвелин, все оказалось как раз наоборот. Сейчас у меня нет времени для объяснений. Пусть лучше Кит расскажет обо всем.

Сказав это, графиня упорхнула вслед за миссис Клифф, а сэр Бонами, опустившись на свой стул, пододвинул к себе блюдо с персиками и нектаринами. Прежде чем приступить к тщательному выбору самого лучшего из плодов, джентльмен заявил, что нет нужды что-то объяснять ему.

– Не объясняли, и не надо, мальчик мой. Меня это не касается, – сказал сэр Бонами, наконец остановив свой выбор на одном из персиков.

– Хорошо, не буду, – ответил Кит. – Хотя мне хотелось бы с вами кое о чем поговорить, сэр. Я уверен, вы бы могли быть для меня весьма полезны.

Сэр Бонами одарил своего собеседника взглядом, излучающим сильнейшее недоверие.

– Не думаю… Отнюдь не думаю… ежели это касается той проказы сомнительного свойства, которую вы затеяли.

– Не в том дело, – успокаивающе заверил его Кит. – Просто у меня возникла кое-какая сложность светского свойства, в разрешении которой я хотел бы просить у вас совета.

– Ну, если дело лишь в этом… – с облегчением сказал сэр Бонами. – Весьма рад буду оказаться вам полезен, мальчик мой. – Взяв в руку нож для фруктов, джентльмен добавил с простотой, которая сполна извиняла самоуверенность его слов: – Вы обратились именно по адресу.

– Это точно, – согласился Кит. – Дельце пустяковое, однако оно ставит меня в тупик. Если бы вы были в моей шкуре, сэр, точнее, в шкуре моего брата и хотели нанести визит кому-то, кто остановился в Павильоне, то как бы вы это устроили?

Джентльмен оторвал взгляд от персика, который он уже принялся очищать от кожицы, и пронзительно уставился на Кита.

– К кому? – спросил он.

– К одному из гостей принца-регента, сэр, – уклончиво ответил Кит.

– Я бы не стал, – вернувшись к разделке персика, сказал сэр Бонами. – Вы же не хотите вмешивать меня в это дело. Впрочем, вы и не сможете, даже если захотите. Насколько мне известно, я единственный из друзей Принни, с которым водит знакомство лорд Денвилл. Зачем ему понадобился кто-то из гостей принца?

– Одно пустяковое, не особо обременительное дельце.

– Ну, коль хотите услышать мой совет, то рекомендую подождать, пока этот человек покинет Павильон, – сказал сэр Бонами, усердно нарезая персик ломтиками.

– К сожалению, сэр, дело это не терпит отлагательства.

– Серьезно? Сдается мне, ваш брат угодил в весьма затруднительное положение. Скажите, не играл ли он в карты с одним из друзей принца?

– Нет… Если бы он проигрался, то вы бы узнали об этом раньше меня, – с невольной холодностью в голосе произнес Кит.

Сэр Бонами утвердительно кивнул, отправляя в рот четвертинку очищенного фрукта.

– Я придерживаюсь того же мнения, однако никогда не знаешь, что эти молодые петушки устроят в следующий раз. Они гораздо бесшабашнее людей нашего поколения. Ладно… Не стоит на меня серчать. С кем же вам нужно встретиться в Павильоне? Я не смогу помочь, если не узнаю.

– С лордом Сильвердейлом… по деловому вопросу, как я уже говорил…

Сэр Бонами медленно прожевал еще одну дольку персика.

– Ну, на вашем месте, Кит, я бы посоветовал Эвелину не иметь никаких дел с лордом Сильвердейлом. Полагаю, не стоит объяснять, что среди окружения Принни встречаются весьма странные оригиналы. Вот Сильвердейл – один из них. Ужасный сквалыга! За душой ни гроша, а язык – гаже не бывает. За вечер он успевает перемыть косточки большему числу людей, чем я за год.

– Как бы там ни было, сэр, а мне крайне необходимо увидеться с ним.

Сэр Бонами вновь уставился немигающим взглядом на Кита.

– А теперь выслушайте меня внимательно, мальчик мой. Если ваше дело имеет что-то общее с рубиновой брошью, которую ему проиграла ваша матушка, то лучше оставьте эту затею. И передайте мои слова вашему брату.

– Получается, вы обо всем знаете, сэр?

– Да, конечно же знаю, – промолвил сэр Бонами. – Я присутствовал при этом, видел, как она сделала ставку и все за сим последовавшее. Признáюсь, это было весьма неразумно с ее стороны, ибо все говорило о том, что фортуна окончательно покинула ее… Однако я не вижу решительно никакого повода для беспокойства со стороны Эвелина. Игра была честной. Помнится, все подшучивали над вашей маменькой, говоря, что совершенно в ее духе ставить драгоценности, когда кончаются гинеи. Даже сам Сильвердейл не сумел придать рассказу об игре и тени чего-либо скандального. Забудьте о случившемся, Кит, и передайте мои слова Эвелину.

– Я не могу забыть, сэр, впрочем, как и Эвелин. Брошь обязательно следует выкупить.

– Я бы не стал этого делать, – молвил сэр Бонами, возвращая на блюдо нектарин, который он до того вертел в руке.

– Но вы должны понять…

– Я и так все понимаю… Если вас интересует мое мнение, то я скажу: весьма отрадно, что ваша матушка проиграла брошь. Она не в ее стиле… Вы, пожалуй, и сами это заметили. Признаться, ума не приложу, что она нашла в той вещице. Обычно у вашей маменьки весьма утонченный вкус и подобного рода ошибок она не совершает. Она не должна носить рубины, все, что душа пожелает, но не рубины или гранаты. Не пытайтесь выкупить брошь. Скажите Эвелину, чтобы приобрел ей другую. Можно с сапфирами или с изумрудами. Ей это понравится не меньше.

– По всей вероятности, даже больше, – улыбаясь, согласился с ним Кит.

– Я о том же, – молвил сэр Бонами. – Черт побери, Кит! У вас же давно прорезались зубы мудрости, насколько я знаю. Какой смысл толочь муку в ступе? Не тратьте время попусту. Это недальновидно. Уверен, прошло не меньше двух недель с тех пор, как Сильвердейл продал брошь.

– Я убежден в обратном, – возразил Кит.

– Вы ни о чем не догадываетесь. Его денежные дела идут из рук вон плохо, а эта брошь стоит пятьсот фунтов, сколь бы безвкусной она ни была.

Прежде чем ответить, Кит выдержал недолгую паузу:

– Полагаю, я могу быть с вами предельно откровенным, сэр. Брошь стоит не больше двадцати пяти фунтов стерлингов, если не меньше. Это же подделка, искусно сделанная копия настоящего украшения.

– Ерунда! – раздраженно заявил сэр Бонами.

– Хотел бы я, чтобы так оно и было, однако боюсь…

– Разумеется, ерунда. Боже правый! Не считаете же вы лорда Сильвердейла простаком? Он совсем не дурак.

– Мне кажется, ему просто не пришло в голову, что маменька может поставить на кон фальшивку…

– Не в том дело, – перебил его сэр Бонами. – Я уже говорил о том, что был там. Неужели вы думаете, что я позволил бы ей играть на фальшивку? Если вы так считаете, то люди не правы, когда столь лестно отзываются о вашем уме. От человека, наделенного мозгами, такой глупости ожидать я просто не могу. Единственный мой совет: скажите молодому Денвиллу, чтобы он не поднимал пыль и шум.

Сэр Бонами, бросив на Кита сердитый взгляд, обнаружил, что молодой человек пристально смотрит на него.

– Матушка говорила мне, что продала эту брошь, сэр, – промолвил Кит. – Сейчас я припоминаю, что она также упомянула о том, что несколько раз вы помогали ей распродавать ее драгоценности.

– Эту брошь я не продавал.

– А другие драгоценности, сэр?

– А теперь выслушайте меня внимательно, Кит. Мне, признаться, немного надоело, что вы пытаетесь вынюхать то, что вас, по существу, не касается, – промолвил сэр Бонами рокочущим голосом. – Будь я проклят, если вы не становитесь столь же несносным молодым человеком, каким является ваш брат! Ладно, с меня довольно. Признáюсь: стоило мне увидеть ваши ничего не выражающие лица, когда вы еще только-только лежали рядом в одной люльке, я сразу заподозрил, что со временем из вас вырастут весьма дерзкие молодые люди. Никак не могу понять, что такого необыкновенного видит в вас ваша матушка!

Кит, не удержавшись, рассмеялся.

– Все это, конечно, весьма любопытно, сэр, однако дело не в том, – сказал он. – Вы и сами должны понимать. Происходящее никак не может считаться чем-то, не касающимся нас с братом.

Сэр Бонами, выглядевший немного раздраженным и утомленным, полез за табакеркой и побаловал свой нос изрядной порцией табака.

– А теперь выслушайте меня, молодой человек, – произнес он. – У вас нет никакой причины вмешиваться в мои дела – ни у вас лично, ни у вашего брата. Никто ничего не знает, и никто ничего не узнает. Если вы опасаетесь, что кому-то станет известно нечто и начнется скандал…

– Поверьте мне, сэр, я нисколько этого не боюсь, Эвелин, пожалуй, тоже.

– Ради всего святого, Кит! Не стоит рассказывать об этом Эвелину! – встревожившись, попросил сэр Бонами. – Мне и без того не сладко из-за вашего излишнего любопытства, а теперь, чего доброго, ваш не особо вежливый братец будет кружиться вокруг меня, как надоедливый шершень. Я был представлен вашей матушке задолго до вашего рождения. Скажу больше: если бы не лорд Денвилл, именно я, вероятнее всего, был бы вашим родителем. Признáюсь, теперь я рад, что этого не произошло. Из всех излишне самонадеянных, ветреных и надменных молодых людей вы, пожалуй, самые-самые…

– Не исключено, что так оно и есть, – смиренно произнес Кит, – однако вы не можете ожидать от нас, что мы позволим нашей матушке быть вашим должником.

Сэр Бонами устремил на него взгляд своих колючих маленьких глазок. Щеки пожилого джентльмена приняли багровый оттенок.

– Как так не можете позволить? Дерзите, молодой человек! В следующий раз вы, пожалуй, потребуете, чтобы я предъявил вам счет. Ладно… Здесь мне придется немного разочаровать вас, ибо ничего подобного я делать не намерен… И, пожалуйста, не терзайте вашу матушку расспросами, потому что она, благослови Господь ее сердце, ничего о моих делах не знает.

– Сэр, мы не вправе все это оставить так!

– Значит, вам придется учиться жизни на собственных ошибках. Можете передать Эвелину, что это не его дело, так как произошло до смерти вашего отца. И не предлагайте заплатить мне за эту проклятую брошь! Я денег не возьму! Боже правый, молодой человек! На кой черт мне какие-то жалкие пятьсот фунтов стерлингов?

– Если это вы выкупили фамильное колье Денвиллов, сэр, то мама должна вам несколько тысяч фунтов.

– Для меня это сущая безделица. Полагаю, вам известно.

– Все знают, что вы богаты, словно Золотой Шар, но дело не в том…

– Отнюдь, – сердито заявил сэр Бонами. – Вы не имеете права запрещать мне тратить мои деньги по собственному желанию. Заявляю, что решительно не потерплю этого.

– Сэр, прошу вас…

– Нет! Уж позвольте мне договорить, Кит! У вас так хорошо подвешен язык, что вы можете заговорить кого-нибудь до смерти. Вы своими разговорами только запутываете положение дел. Предупреждаю вас об этом. Эвелин не виноват, что ваша матушка оказалась в весьма затруднительном материальном положении. При всем желании он ничего не смог бы тогда сделать. Она слишком приблизилась к полному разорению. К сожалению, далеко не всегда я мог помочь ей, ведь она даже пенни у меня брала лишь в крайнем случае. Мне пришлось предложить ей деньги под проценты.

– Возврата которых вы не ждете…

– Разумеется нет, однако я отнюдь не уверен, что мне следовало так поступать, – задумчиво произнес сэр Бонами. – У нее не больше деловой хватки, чем у котенка, но при этом ваша маменька терпеть не может быть кому-то чем-либо обязанной. Это волнует ее в куда большей степени, чем вам кажется… – Джентльмен издал тихий смешок. – Благослови ее Господь! Ей кажется, что ничего страшного нет, если она может платить проценты. Со мной она бывала не намного откровеннее, чем с покойным графом. У меня есть сильнейшее подозрение, что, помимо меня, ваша матушка занимала деньги и у других… Ладно, я не подозреваю, а уверен в этом, что меня ужасно смущает. С одной стороны, она не примет от меня денег в уплату тех долгов, а с другой – мне несподручно самому их оплатить, потому что в таком случае выйдет конфуз. Она вбила себе в голову, что нет ничего дурного в том, чтобы брать взаймы деньги у тех, кто без зазрения совести будет требовать у нее уплаты всех процентов. Это мне совершенно не нравится. Ваша маменька предпочитает обращаться к ростовщикам, а не ко мне. Спорить с ней бесполезно. Я уже наслушался всяческой несуразицы насчет того, что она не желает обременять меня своими заботами. А когда говорю ей, что ради нее готов на что угодно, ваша матушка заверяет: это ей хорошо известно, но от того делается лишь хуже… – Сэр Бонами вздохнул. – Вам такое, пожалуй, не понравится… да, определенно не понравится, однако я должен это сказать: я ее боготворю, боготворил и буду боготворить до конца жизни… боготворю, но не понимаю…

– По-моему, мне ясно, что у нее на уме. Матушка просто не хочет ни в чем зависеть от вас… И еще… вы ошибаетесь, полагая, будто нам не нравится ваше отношение к маменьке. В прошлом мы, не спорю, ревновали. Но тогда ведь еще были безмозглыми юнцами. После того, что я узнал сегодня, у нас не останется других чувств, кроме глубокой благодарности за вашу помощь.

Сэр Бонами явно обрадовался, услышав уверения Кита, однако вслух произнес довольно резко:

– Вы говорите от своего лица, мальчик мой! Не стоит заявлять это от имени Эвелина. Если полагаете, что он думает так же, как вы, значит, заблуждаетесь.

– Я знаю его не хуже самого себя, – возразил Кит. – Поэтому могу говорить от его лица. Я не утверждаю, что брат будет в восторге. Ни я, ни он не в восторге от этого, особенно он. Боже милостивый, сэр! Как мы можем безмятежно взирать на текущее положение дел? Оплатить все траты нашей матушки было долгом отца. Он с этим не справился, и теперь обязательства отца перешли к Эвелину, как его наследнику.

– Я буду весьма признателен вашему брату, если он не станет вмешиваться в мои дела, – заявил сэр Бонами. – Не желаю, чтобы меня донимали всей этой пустопорожней болтовней. К тому же это все равно бесполезно, ибо, в сущности, он унаследовал состояние покойного графа лишь номинально. Насколько я осведомлен, лорд Брамби вряд ли согласится снять попечительство хотя бы на день раньше положенного срока. И еще, Кит: когда ваш брат станет настоящим хозяином своего наследства, у него окажется предостаточно забот, связанных с выплатой всех долгов вашей матушки, так что о деньгах, одолженных у меня, можно будет позабыть.

 

Глава 18

Больше Фенкот ничего не смог добиться от сэра Бонами, ибо тот удалился, сославшись на желание как обычно насладиться дневной дремой в библиотеке. Уходя, джентльмен выразил радость, что ему больше не придется делить одну комнату с этим неугомонным Клиффом. Кит не стал его задерживать. Конечно, все существо молодого джентльмена негодовало при мысли, что матушка находится в долгу перед человеком, который не принадлежит к членам их семьи и, следовательно, не имеет на это никакого права, однако Кит не видел способа вынудить сэра Бонами назвать сумму долга. Даже если пожилой джентльмен уступит, ничто не заставит его принять деньги от Кита либо Эвелина.

Клиффы уехали спустя час после второго завтрака. Кит, проводив их, отправился через парк к домику кормилицы Пиннер.

Молодой человек нашел Фимбера, которого чуть раньше послал туда с двумя бутылками вина, более враждебно настроенным против кормилицы, чем обычно. Причиной тому было то обстоятельство, что благородный объект его ревности впервые с момента ухода няни Пиннер на покой очутился под ее любящей и деспотичной опекой. Фимбер немного отыгрался на том, что вместо кормилицы помог милорду одеться, но затем вынужден был спасовать, ибо пришлось признать полное превосходство Пиннер в накладывании повязок. Вследствие этого Фимбер вынужден был молча сносить ее резкие, не терпящие прекословий распоряжения, переходящие в приказы, когда он снимал с милорда сюртук и рубашку. Камердинеру довелось подавить рвущуюся из груди ярость, когда милорд отказался выставить старушку из крошечной спальни на то время, пока Фимбер одевал его. Она постоянно суетилась, выбегая и вбегая в комнату, во все вмешивалась и обхаживала своего воспитанника с той же нежностью, что и в далеком детстве. Камердинеру ничего не оставалось, как разыгрывать при старушке вежливую услужливость по отношению к молодому графу, в то время как на самом деле ему хотелось хорошенько его вычитать и обо всем расспросить.

Стоило Киту войти в небольшую гостиную, Фимбер поклонился ему и тотчас же уведомил, что милорд находится в саду. Затем, чуть понизив голос и придав тону конфиденциальность, значение которой могли понять лишь он и Кит, камердинер сообщил: его светлость немного нервничает.

– Боже милосердный! А чего еще мне следовало ожидать? – неодобрительно воскликнула кормилица. – Вы идете к нему, мастер Кит? Если мастер Эвелин отправится вечером в дом, чтобы повидаться с ее светлостью, как ей хочется, то проведите его обратно. Впрочем, в этом нет никакой нужды. Я смогу, если надо, помочь ему снять сюртук не хуже Фимбера либо вас. Нет… мне бы не хотелось, чтобы Фимбер слонялся здесь среди ночи. Он так шумно чистит щеткой одежду, так грохочет, что мастер Эвелин, не ровен час, до утра глаз не сомкнет.

– Ладно, поговорим об этом чуть позже, Пинни, – пообещал Кит умиротворяюще, а затем, бросив взгляд на рассерженного камердинера, обратился к нему: – Фимбер! Вам лучше тотчас же отправиться обратно. Не хочу, чтобы Нортон недоумевал, что же с вами приключилось.

Затем Кит спасся бегством в маленький, огороженный садик, находящийся позади домика, где обнаружил Эвелина. Брат в задумчивом расположении духа бродил по узким тропкам, проложенным между грядками овощей и кустами смородины. Кормилица вынесла наружу стул и поставила его в тени яблоневого дерева. Открытая книга лежала на траве рядом со стулом. Неподалеку были разложены газеты и несколько журналов.

– Я бы ни за что не хотел попасть в твое положение, братец! – непринужденным голосом заявил Кит. – В гостиной этого дома сейчас идет настоящая баталия.

Эвелин рассмеялся, не утратив при этом задумчивого выражения лица.

– Меня данное обстоятельство отнюдь не тревожит. Они начали боевые действия, как только прибыл посланный тобой Фимбер. Дело в том, что всякий раз, когда он начинает меня отчитывать, в комнату входит Пинни и Фимберу приходится умолкать на полуслове, поскольку, слава Всевышнему, он не устраивает мне головомойки при посторонних. Не знаю, что его останавливает, но я весьма этому рад. Матушке удалось спровадить Клиффов? Она сказала, что собирается их выпроводить, если только придумает как. Придумала?

– А у тебя было хоть малейшее сомнение на сей счет? Я только что пожелал родственничкам счастливого пути.

– Матушка – само чудо! Каким образом она умудрилась отвязаться от них?

– Сказала, что в деревне нет эпидемии скарлатины. Когда она упомянула о болезни, я испугался, что матушка выберет ветряную оспу. Это было бы уж слишком театрально. Если ты вечером к нам придешь, заходи через детское крыло. Я встречу тебя там и проверю, нет ли кого. Леди Стейвли обычно ложится спать в десять часов вечера. После того как чайный поднос уносят, слуги в гостиную не заходят.

Эвелин кивнул.

– Ладно, Кестер, я все понял. Думаю, завтра съезжу в Танбридж-Уэллс. Есть одно небольшое дельце, которое следует уладить. Если я еще немного просижу здесь без дела, то, не ровен час, поврежусь в рассудке.

– Не исключено, – промолвил Кит, – однако ехать в Танбридж-Уэллс тебе нельзя ни в коем случае.

– Ради бога, Кестер! Вот только не надо причитаний по поводу моего сломанного плеча! – рассердившись, заявил Эвелин.

– Дело не в плече. Беда в том, Эв, что тебе нельзя никуда выезжать до тех пор, пока я не исчезну. Как ты туда доберешься? Челлоу не сможет повезти тебя в Танбридж-Уэллс в бричке: во-первых, не исключено, что увидит тебя и узнает, а во-вторых, конюх не запряжет бричку без того, чтобы это не стало известно посторонним.

– Но ты ведь можешь приказать запрячь лошадей как бы для себя и приехать на ней сюда, – заметил Эвелин, озорно поблескивая глазами. – Затем, дорогой братец, ты займешь мое место здесь, я же отправлюсь в Танбридж-Уэллс.

– А я, значит, предоставлю гостей самим себе… Нет уж! Я бы согласился на это лишь в случае крайней необходимости, но пока не вижу никакой нужды.

Эвелин тяжело вздохнул.

– Вполне возможно, так оно и есть, однако тебе придется меня послушать, если ты собираешься отправиться в Брайтон вместо меня.

– Не собираюсь. Я как раз намеревался поговорить с тобой об этом, – сказал Кит. – Давай присядем.

Младший брат перетащил стул поближе к деревянной скамейке и уселся на нее.

– Тебе это не придется по душе, – предупредил Кит, – но ты должен знать. – Он вытащил из кармана скрученные трубочкой ассигнации и передал деньги Эвелину. – Забирай обратно свои денежки. Они не понадобились. Брошь настоящая. Весьма сомневаюсь, что среди маминых драгоценностей есть фальшивки. Уверен, и фамильное колье, которое она якобы продала, никто не подменял.

Эвелин, слегка краснея, нахмурился.

– О чем это ты, черт побери? Мама сама сказала мне, что продала брошь и заказала сделать с нее точную копию.

– Да, она мне тоже об этом рассказывала, вот только матушка вскользь упомянула, что делала это при посредничестве сэра Риппла. Полагаю, она тебе не сообщала об этом?

– Конечно! Впервые от тебя слышу.

– Короче говоря, Эв, ничего сэр Риппл не продавал. Он просто отдал драгоценность обратно, добавил к ней столько денег, сколько мог бы выручить от ее продажи, и сказал, что это искусная фальшивка.

Эвелин весь напрягся. Пальцы его руки сомкнулись на ассигнациях с такой силой, что костяшки побелели. На миг глаза молодого графа сверкнули. Он опустил голову вниз, взглянул на сжатый кулак, а затем разжал пальцы.

– Почему ты не отдал ему деньги?

Улыбнувшись, Кит пожал плечами.

– Хотел бы я посмотреть, как бы тебе удалось провернуть это на моем месте.

– Кестер! Он не имел права!

– Не имел.

– Это недопустимо! – срывающимся голосом воскликнул граф. – Сколько матушка должна ему?

– Понятия не имею. Он мне так и не признался.

– Мне он все расскажет!

– Нет, не расскажет, Эв, никому не расскажет. Думаю, будет лучше, если я перескажу наш разговор.

Эвелин кивнул головой. Губы его плотно сжались.

Когда Кит почти закончил рассказ, который брат слушал, не перебивая, злое выражение исчезло с его лица. Он еще супился, однако свирепый блеск в глазах потух. Эвелин не спешил выражать свою мысль, а некоторое время стоял горько улыбаясь.

– Мой отец, помимо всего прочего, завещал мне унижение. Я не избавлюсь от него до тех пор, пока не расплачусь с Рипплом.

– Ты не сможешь с ним расплатиться, братец.

– Пока что нет, однако расплачусь, когда мне исполнится тридцать либо еще раньше. Мне нужно переговорить с ним.

– Оно-то так, однако сэр Риппл попросил передать тебе вот что: это произошло еще тогда, когда жив был наш отец, а посему нас эти дела не касаются, ибо в то время мы все равно не могли бы выручить маму. И кроме того, – подмигнув, промолвил Кит, – он не желает, чтобы ты, братец, кружил вокруг него подобно шершню.

Эвелин грустно рассмеялся.

– Нет… Ну как такое сравнение пришло ему в голову?

– Похоже, для него не тайна, что ты недолюбливаешь его. Сэр Риппл добавил также, что, несмотря на все старания, за эти годы тебе так и не удалось отвадить его от дома, поэтому не имеет решительно никакого смысла продолжать в том же духе.

Эвелин скривился.

– В конце концов, он совсем не дурак. Признаю́, время от времени я пускал в разговоре с ним холодок, однако скорее не из-за неприязни к нему… Если бы этот субъект не волочился за маменькой, не называл ее своей красавицей и все такое прочее, я бы, пожалуй, относился к нему вполне сносно. Вот он все время твердит, что обожает нашу маму, а даже ей известно, сколько у него любовниц. Честно говоря, я не особо доверял его словам, полагал, что все это в нем напускное, что он притворяется, будто влюблен в нее. Просто Рипплу льстило играть в свете роль ее чичисбея.

– Я тоже придерживался этой точки зрения, – согласился с братом Кит, – однако, похоже, сэр Риппл по-своему предан ей. Нельзя не отдать должного его добродушию и щедрости души, хотя, как он выразился, несколько тысяч больше или меньше для него не имеют особого значения.

– Все-таки я обязан повидаться с ним! – раздраженно произнес Эвелин. – Он поставил меня в такое положение, что я перед ним в долгу. Конечно, мне это не по душе. Я должен обсудить все с ним и донести до сведения Риппла: теперь я занял место отца, следовательно, несу ответственность за долги моей матушки.

– Делай так, как считаешь нужным, – спокойным тоном промолвил Кит. – Нам, кстати, – тебе, мне и маме – надо еще подумать, куда бы ты отправился на то время, пока я буду в Англии. Нельзя все время сидеть в четырех стенах! Пока леди Стейвли гостит в Рейвенхерсте, ты не можешь поехать ни в Лондон, ни в Брайтон.

– Жаль, что вместо плеча я не сломал себе шею. Это решило бы все наши проблемы, – съязвил Эвелин, а затем, повернув голову в сторону Кита, произнес: – Нет, я просто пошутил, Кестер.

– Не слишком веселая шутка, – заметил Кит. – Однако я понимаю, что ты не в меня целил.

– Знаю… знаю… Не добивай меня, пожалуйста, – извиняющимся тоном сказал Эвелин. – Дело в том, что я в полнейшем тупике.

– Понимаю, – согласно закивал головой Кит. – Мы оба попали в весьма затруднительное положение, однако найдем выход. Хоть раз бывало, чтобы мы не выпутывались?

Эвелин улыбнулся.

– И то верно… Ладно, не будем говорить о моих делах. Я укроюсь в Лестершире. Лучше поговорим о тебе. Полагаю, объявлять о вашей с Кресси помолвке в ближайшее время не следует, однако ты должен повидаться с лордом Стейвли и получить его согласие на брак до того, как вернешься в Вену. Я думал об этом. Мне кажется, нам надо вдвоем пойти на Маунт-стрит и со всем разобраться.

– Сомневаюсь, что к нему следует ехать вдвоем, однако с лордом Стейвли необходимо увидеться как можно скорее… Ладно. Все это пустое, Эв. Мои проблемы ничто по сравнению с твоими. Обсуждать их нет смысла.

– Мои тоже. Разговорами делу не поможешь, – сказал Эвелин. – У меня была уйма времени все обдумать. Кажется, мои дела почти безнадежны. Помнишь, вчера вечером ты мне так и сказал?

– Я этого не говорил и так не думаю.

– Ну, ты сказал, что дядюшка будет против моей женитьбы на Пейшенс Аскхем, а это, в сущности, одно и то же. Мне казалось, он может отнестись к такому известию благосклонно, но потом я понял, что ошибаюсь. Как я могу просить Пейшенс ждать долгие шесть лет? Если бы и был уверен в любви девушки… Я не старался привлечь ее внимание, учитывая, в каком положении нахожусь… Даже если отец Пейшенс разрешит мне объясниться ей в любви, я не имею морального права так повести себя с ней…

– Не узнаю родного брата! – дурашливо воскликнул Кит. – То ты впадаешь в эйфорию, то погружаешься в черную меланхолию! – Он похлопал брата по колену. – Чудак! Не все так плохо, как кажется. Я повидаюсь с дядей до отбытия из Англии… Еще не знаю, что скажу ему, но в моем рассказе ты предстанешь эдаким ангелочком… почти святым.

– Ежели ты начнешь привирать, наш дядюшка быстро почувствует неладное, – невольно рассмеявшись, заметил Эвелин.

– Вовсе нет. Я скажу ему, что ты пожертвовал своими интересами ради моих. В это дядя поверит. Нет смысла сейчас говорить с ним насчет мисс Аскхем, я и не буду. Ты должен подождать немного, затихнуть, но не слишком надолго. Главное, чтобы ты перестал совершать то, что наш дядюшка называет экстравагантными поступками. Лучше больше времени проводи здесь, брат, вникай в дела поместья. Чем сильнее вникнешь, тем легче наш дядя согласится передать все права тебе. Настаивай на нововведениях, засыпь его просьбами сообщить те или иные сведения, короче, надоедай ему. Напусти на себя вид разочаровавшегося во всем меланхолика, пресыщенного светскими радостями. Ставлю десять против одного, дядю твое поведение очень озадачит и встревожит, поэтому он с облегчением встретит известие о твоей помолвке с мисс Аскхем.

Кит говорил с такой жизнеутверждающей уверенностью в голосе, что на время вывел брата из хандры, придав ему веру в успех всего предприятия. Вот только сам он не был так уж уверен в удаче. Фенкот достаточно хорошо знал неуступчивый характер дяди Генри, чтобы надеяться легко переубедить старика. Также плохо верилось, что дядя одобрит брак Эвелина с девушкой, которая, по мнению старика, ничего собой не представляет. Отлично изучив характер брата, Кит не питал особых иллюзий насчет того, что Эвелин сможет хоть сколько-нибудь продолжительное время вести себя так, как он ему посоветовал. Старший брат обладал слишком порывистым, деятельным характером, не позволяющим ему долго быть пассивным. Вслед за ничегонеделаньем последуют скука и раздражение, которые приведут к отчаянию. Облегчение могут принести шумное веселье, кутежи и попойки.

Находясь в состоянии легкого волнения, Кит покинул брата и медленно побрел обратно в господский дом, ломая голову над тем, как преодолеть трудности, казавшиеся непреодолимыми. Ему передалась меланхолия Эвелина. Весть о том, что мисс Стейвли уехала кататься со своей бабушкой, переданная Нортоном, стоило Киту переступить порог особняка, отнюдь не улучшила настроения молодого человека. Чтобы он взбодрился, мистер Нортон протянул ему газету, недавно присланную с почтовой оказией. Для Эвелина писем не было, леди Денвилл получила довольно обширную корреспонденцию, а от лорда Стейвли пришло послание матери и дочери во франкированном конверте.

Держа в руке полученное письмо, Кресси вошла в гостиную леди Денвилл, прикрыла за собой дверь и сказала:

– Крестная! Я только что получила хорошие вести от папы. Во вторник Альбиния слегла в постель и произвела на свет сына. Папа на вершине блаженства! Не вдаваясь в подробности, он сообщил только то, что ребеночек – само очарование, Альбиния же, несмотря на тяжелые роды, быстро идет на поправку…

Девушка внезапно умолкла, заметив, что леди Денвилл плачет. Она быстро подошла к графине и опустилась на колени рядом с креслом ее светлости.

– В чем дело? – спросила Кресси. – Что стряслось, дорогая крестная?

Леди Денвилл предприняла огромное усилие, пытаясь взять себя в руки, и жалко улыбнулась.

– Ничего страшного, дитя мое! Что ты сказала? У твоего отца родился сын? Хорошо… замечательно… По крайней мере, так полагается говорить, хотя, если уж на то пошло, у лорда Стейвли есть чудесная дочь, которой он вправе гордиться. Ежели что, его титул могут унаследовать братья. По правде говоря, боюсь, что из сына Альбинии Гиллифут ничего путного не выйдет.

Кресси, невольно хихикнув, ответила:

– Не стоит тревожиться. Только скажите мне, что вас так сильно огорчило, мадам! – Взгляд девушки метнулся на исписанный мелким почерком листок бумаги, лежащий на столике возле локтя леди Денвилл. – Неприятные вести, мадам? Надеюсь, дело не идет о скоропостижной кончине кого-нибудь из ваших братьев либо сестер?

– Ничего подобного, – заверила девушку леди Денвилл. – Все гораздо хуже… Я, конечно, погоревала бы о смерти любого из них, но рыдать при этом не стала бы. Я редко с ними вижусь, а Бейверсток и Амелия, признаться, мне решительно не по душе. Говоря по правде, я очень огорчилась, когда сегодня утром повидалась с Эвелином. И это после того, как Кит так порадовал меня! Дорогая Кресси! Я, разумеется, весьма довольна. Ты самая подходящая жена для моего дорогого Кита. Я всю прошлую неделю только об этом и думала.

Освободившись от объятий благоухающей духами графини, Кресси слегка покраснела, а затем, рассмеявшись, сказала:

– Благодарю вас, мадам! Надеюсь, оправдаю ваши надежды. Я знаю только то, что он самый подходящий для меня муж. Однако почему встреча с Эвелином вызвала у вас такое сильное огорчение? Вы опасаетесь, что его травма серьезнее, чем полагает Кит?

– О нет, я так не думаю… Безусловно, Эвелин выглядит неважно, бедный ягненок, но ничего страшного… Кресси! Кит рассказал тебе о мисс Аскхем?

– Конечно рассказал. Я так понимаю… она красивая и весьма милая девушка…

– Да… возможно, – с сомнением в голосе произнесла леди Денвилл. – Однако ее зовут Пейшенс.

– Как мило! – одобряющим тоном воскликнула Кресси. – Вероятно, имя излишне квакерское, но уж точно необычное.

– Ты так считаешь? – с еще бóльшим сомнением в голосе произнесла леди Денвилл. – Я как раз опасаюсь того, что девушка на самом деле из квакеров. Кресси! Поставь себя на мое место. Разве ты не видишь, что она не подходит Эвелину? Знаешь, дорогая… теперь я могу быть с тобой предельно откровенной… так вот, все девушки, в которых он прежде влюблялся, были достаточно бойкими и жизнерадостными.

Кресси улыбнулась.

– Но ведь Эвелин очень быстро охладевал к ним… Правда же, мадам? Мне кажется, поскольку он сам весьма бойкий и щеголеватый джентльмен, тихая, добрая девушка будет ему как раз подходящей женой. Думаю, такое часто бывает.

– Да… Мне Кит говорил то же самое. Он полагает, что на сей раз Эвелин влюбился по-настоящему и надолго. Безусловно, Кит знает его лучше, чем кто-либо другой. Однако, ежели ему нужна тихая девушка, почему Эвелин не влюбился в тебя, дорогая? С его стороны это похоже на какой-то каприз. Не подумай, будто я злюсь из-за того, что ты предпочла Эвелину Кита. Что бы Кит ни говорил, его брат не является моим любимчиком. Я одинаково люблю их, и Кит в глубине души это знает. Дело в том, что с Эвелином у меня более тесная душевная связь, чем с Китом, поскольку мы живем под одной крышей. На Кита можно во всем положиться. Он всегда был моим утешением и опорой во всем. И я уверена, – задумчиво добавила она, – что из него выйдет замечательный муж.

– Да, и я так считаю, – согласилась с ней Кресси. Глаза девушки светились радостным оживлением. Пальцы сжали руку леди Денвилл. – Мне кажется, из мисс Аскхем тоже получится замечательная жена, – осмелилась высказать свое мнение мисс Крессида.

– Нет, – решительно заявила миледи, – не замечательная, а хорошая, Кресси. Я полагаю… даже уверена… Из-за этого, кстати, мне не по себе. По-моему, она весьма пресная девица.

Кресси погладила руку крестной.

– О нет! Не сомневаюсь, со временем вы измените свое мнение о ней. Наверное, девушка просто застенчива.

Леди Денвилл взглянула на крестницу с благоговейным страхом.

– Кресси! Ее воспитали в соответствии с самыми строгими правилами благопристойности. Ее матушка – само воплощение праведности. Эвелин говорит, что все члены семьи – люди добрые, приличные, почти святые, а Пейшенс он описывает словно ангела. Нет, дорогая, я не отрицаю, что такое описание весьма милое, однако в обществе святых чувствую себя не особенно уверенно. Я не могу жить рядом с ангелом.

– Но разве обязательно жить под одной крышей, мадам?

– Нет… и не собираюсь. Я об этом сказала Эвелину, когда он еще сделал предложение тебе. Ни разу такое общежитие не доводило до добра! А потом я начала размышлять, как жить отдельно… Кресси! Полагаешь, я смогу позволить себе это? Мне придется купить дом. Не думаю, что захочу жить в арендованном. Я не смогу обитать в каком-нибудь захудалом, гадком районе города либо перебраться за сотни миль от мало-мальски цивилизованного места, куда-то вроде того же Верхнего Гросвенора, где теперь поселилась бедняжка Августа Сэндхейз после того, как Сэндхейзы потеряли кучу денег на биржевых спекуляциях. Болтают, что они себе даже слуг позволить не могут. Я вот тут сижу и думаю о расходах на прислугу, экипажи и все такое прочее, на что прежде никогда ничего не тратила. – Ее глаза наполнились слезами, но графиня продолжала: – Вот что мне сейчас пришло в голову: как я смогу жить без долгов, если никогда не жила так даже тогда, когда ни за что это не платила?

Ответить на такой вопрос было непросто. Кресси выпрямилась и поднялась на ноги. В глазах ее застыла задумчивость. Девушка молчала. Справедливость слов леди Денвилл задела ее за живое. Прежде мисс Крессида не задумывалась об этом. Впрочем, она достаточно хорошо знала свою крестную, чтобы понимать: даже самая щедрая вдовья часть наследства не сможет поддерживать тот уровень мотовства, к которому привыкла графиня. Обладая изрядной долей здравого смысла, Кресси также осознавала, что не имеет смысла надеяться на то, будто крестная сократит свои расходы.

Словно прочитав ее мысли, леди Денвилл промолвила:

– Бесполезно говорить мне, что следует экономить, так как я просто не умею этого делать. Всякий раз, когда в прошлом я старалась сэкономить, это впоследствии приводило только к еще более крупным расходам. Так вот, сестра мужа, в высшей степени неприятная женщина, ужасная скупердяйка, а это куда хуже любой расточительности… В присутствии записных скупердяев ты чувствуешь себя ужасно неудобно… Помню, она экономила на втором лакее и устраивала кошмарные званые обеды… В общем, она то и дело донимала меня своими советами насчет экономности. Благодаря ей я окончательно убедилась в том, что никогда не смогу стать рачительной хозяйкой. Не скрою, что почувствовала нешуточное облегчение, когда она отдала Богу душу. Она ни разу со мной не встретилась без того, чтобы не поинтересоваться ценой моего платья, а разузнав все, начинала рассказывать, где можно было бы заказать себе похожее в полцены. Знаю, мне следовало бы попробовать, но я не смогла себя заставить. Видишь ли, Кресси… Со времени моего первого выхода в свет меня считают самой красиво одетой женщиной в Лондоне. Всякий раз, когда я выезжаю на приемы, в гости, меня разглядывают, какое на мне платье, каким образом уложены волосы в прическу, а затем… подражают мне. Я была и до сих пор остаюсь законодательницей мод. Я не осмелюсь появиться на званом обеде одетая словно провинциалка. Не думай, что я тщеславна, по крайней мере, мне кажется, дело не в том… Ладно, я не могу тебе объяснить это. Боюсь, ты просто меня не поймешь, хотя всегда одеваешься весьма изысканно, дорогуша.

– Я вас понимаю, – ответила Кресси. – Я бы и сама не согласилась, чтобы вам пришлось выглядеть хоть немного менее элегантно, чем сейчас. Уверена, Эвелин и Кит думают так же. Крестная! Вам не следует никуда переезжать. Даже если у вас будет достаточно денег для того, чтобы позволить себе это, на новом месте, уверяю вас, вам не понравится. Подумайте, как сильно вам будет недоставать джентльмена, который оказывал бы вам галантные знаки внимания и сопровождал на различные приемы.

– Ну, этого не произойдет, – искренне выразила свою точку зрения ее светлость. – Вокруг меня всегда будет увиваться куча джентльменов. Без сопровождающих я, по крайней мере, не останусь.

– Но у вас не будет хозяина дома, что весьма затрудняет устроительство собственных званых увеселений, – возразила Кресси.

– И то верно, – согласилась леди Денвилл. – Это самое ужасное во вдовьей судьбе… Однако во всем остальном быть вдовой не так уж плохо. На самом деле быть вдовой намного приятнее, чем быть женой… для меня, дорогая, но отнюдь не для тебя… – поспешно добавила она последнюю фразу.

Графиня умолкла, премило улыбаясь. Внезапно улыбка на ее губах увяла. Теперь леди Денвилл показалась Кресси постаревшей и усталой.

– Я забываюсь… – молвила ее светлость. – Видишь, все безнадежно… – Две большие слезинки затрепетали на кончиках ее ресниц. Сорвавшись, они скатились по щекам. – Я была плохой матерью, – грустно сказала она, – но я так сильно люблю их обоих.

Кресси рассмеялась.

– Крестная! Извините меня, ради бога, однако это полнейшая чепуха! Ведь и сыновья в вас души не чают.

Леди Денвилл осторожно вытерла слезы.

– Я знаю, они меня любят, однако не понимаю, за что. Я, конечно, не разрушила жизнь Кита, но когда сегодня увидела Эвелина, то поняла, что за никчемная из меня мать.

– Он так не считает.

– Конечно, не считает, дорогая, однако Эвелин попросил у меня прощения за то, что я оказалась в таком затруднительном положении, за то, что ничем не может мне помочь. Его слова почти разбили мне сердце. Я ведь знаю: не будь у меня таких ужасных долгов, он мог бы хоть завтра взять себе в жены Пейшенс. Я умоляла его не думать обо мне, но, хоть он и подшучивал над сложившейся ситуацией, я-то прекрасно поняла, что о моих долгах он не забудет. Еще долгие годы он не сможет обвенчаться с той девушкой, если вообще сможет… Было бы глупо предполагать, что его дядюшка Брамби одобрит этот неравный брак. А затем он постарался меня приободрить, сказал, что моей вины в случившемся нет, что отцу следовало больше ему доверять, а не считать излишне ветреным… Этого я уже не могла вынести, Кресси. Только когда Эвелин увидел, насколько я огорчилась, он начал утешать меня, весьма мило, как умеет. Сказал, что и он, и я сейчас находимся в меланхолическом настроении, однако дела не так уж плохи, как может показаться. В настоящее время не в его власти оплатить все мои долги, но он, по крайней мере, сможет провести переговоры с кредиторами и все такое прочее. Короче говоря, нет никакого резона беспокоиться. Ну… я понимаю, что глупо с моей стороны уверовать в это… но, когда Эвелин принялся меня убеждать… Он, если захочет, может быть весьма жизнерадостным и убедительным. Невозможно было с ним не согласиться… Я на самом деле поверила сыну, поверила, будто что-то можно сделать, будто мои кредиторы удовлетворятся тем, что им заплатят, когда Эвелину исполнится тридцать лет. От сына я ушла в довольно приподнятом настроении. А затем привезли почту и с ней это гадкое письмо… – Графиня вновь расплакалась и принялась прикладывать платочек к глазам. – Мистер… Не важно, как его зовут. Ты его все равно не знаешь. Он ссудил мне весьма крупную сумму денег несколько лет назад, когда я почти с ума сошла от безысходности. Я свято верила, что смогу вернуть деньги в следующем квартале, когда получу причитающееся мне вдовье содержание, но вышло не так, как я думала. Это оказалось решительно невозможно. Мне пришлось откровенно поговорить с тем джентльменом. Я уговорила его согласиться на то, что буду выплачивать проценты. А еще пригласила его дочь на один из праздников, устроенных мной, дважды взяла в поездки в моем экипаже в Гайд-парк и познакомила со множеством влиятельных людей. Что еще я могла сделать? А теперь я получаю от него длиннейшее письмо, в котором сей джентльмен пишет, что, несмотря на всю свою признательность, он не может больше ждать, поскольку на него свалились большие расходы, которые легли неподъемным бременем на его кошелек. В конце он выразился в том духе, что, сколь бы ни лежала к этому его душа, он все же настоятельно просит меня выплатить всю сумму, которую одолжил мне когда-то. Но что вывело меня из душевного равновесия и довело до ужасной хандры, так это его невоспитанность. Сей джентльмен даже не потрудился оплатить доставку письма. Мне пришлось отдать два шиллинга… Точнее, не мне, а кому-то другому… Я не знаю, возможно, Нортон заплатил… В любом случае и на сей раз платить в конечном счете пришлось бедняжке Эвелину. Ведь это из его кармана погашают все счета по ведению домашнего хозяйства.

Голос Кресси лишь слегка дрогнул, когда девушка с полной серьезностью произнесла:

– Весьма бестактно со стороны того джентльмена, мадам.

– Разумеется, однако в целом он весьма воспитанный господин, – вздохнув, промолвила ее светлость. – Мне придется вернуть ему долг, но Эвелин ничего не должен знать – ни он, ни Кит. Кресси! Я уверена, что ты не проболтаешься.

– Хорошо, мадам, однако… Вы сможете выплатить всю сумму?

– Да, – ответила леди Денвилл. – Все мои долги, все без исключения. – Она поднялась, подобрала ненавистное письмо, подошла к затейливо украшенному резьбой письменному столу и сунула послание в один из выдвижных ящиков. – Я уже со всем смирилась, – сдавленным голосом произнесла графиня. – Мне следовало так поступить, как только умер супруг, но я не смогла… Однако теперь я решилась и воплощу это в жизнь… Какой бы плохой матерью я ни была, нет такой жертвы на свете, на которую я не пошла бы ради моих дорогих сыновей. Молю тебя, Кресси, не говори Киту, что я всплакнула.

Кресси, поднявшись, выпрямилась и промолвила:

– Я ничего не скажу такого, о чем вы не хотели бы ставить в известность Кита, крестная, но… Не откроете ли вы мне, каким образом намереваетесь оплатить все долги? Почему вы впали в столь сильное огорчение?

– Ну, ежели начистоту, дорогуша, то желания жить за границей в обществе покладистой компаньонки у меня особого нет… не лежит душа к этому; впрочем, пожалуй, со временем я ко всему привыкну, – сказала ее светлость, вежливо улыбаясь.

– Но зачем ехать за границу? – изумленно спросила Кресси.

– Генри будет настаивать на этом. Я убеждена. Однажды, когда мальчики были еще малы, он и его сестра Луиза пытались убедить графа, что, лишь спровадив меня за границу… На то имелись свои причины, однако мне так и не довелось отправиться на континент. Случилось это довольно давно. На континенте жить в то время из-за Наполеона считалось не вполне безопасно. Именно вследствие этого обстоятельства я не испытываю к нему такой сильной антипатии, как остальные. Однако теперь война осталась в прошлом, и люди, которым приходится спасаться от кредиторов бегством, подобно бедолаге Бруммелю, уезжают туда, где нет ни балов, ни карточной игры, ни скачек на ипподроме, никого из знакомых, и живут в ужасных, дешевых меблированных комнатах.

– Но лорд Брамби не может быть столь бесчеловечным! – возмущенно воскликнула Кресси.

– Может… может, – возразила ее светлость. – Либо заграница, либо «вдовий дом» в Англии. Пожалуй, он предпочтет заграницу. Из нашего «вдовьего дома» рукой подать до Брайтона, а когда мои долги будут оплачены, ничто не помешает мне делать выезды в Лондон.

– Я уверена, что ни Эвелин, ни Кит такого не потерпят, – сверкнув глазами, заявила Кресси.

– Конечно не потерпят, если узнают, – согласилась ее светлость, – но для меня эта мысль не особо утешительна. Нет… Я скажу, что после женитьбы Эвелина хочу поехать на некоторое время за рубеж. Вполне возможно, мне удастся приехать к тебе и Киту в гости, что не так уж плохо.

Немного помолчав, Кресси медленно произнесла:

– Мне кажется, это будет не очень-то здорово. Это вовсе не для вас, крестная. Жизнь с респектабельной компаньонкой покажется вам ужасно скучной.

– Знаю, что так и произойдет, – вздохнув, сказала леди Денвилл. – А если компаньонкой станет моя сестра Гарриет, будет гораздо хуже, чем просто скучно.

– О нет! Зачем вообще куда-то ехать? – решительно заявила Кресси. Девушка взглянула в глаза ее светлости и едва заметно улыбнулась. – Ни с какой компаньонкой вам, мадам, жить нет решительно никакой нужды. Вы всю жизнь прожили бок о бок с джентльменом. Я на своем собственном горьком опыте могу подтвердить: ужиться в одном доме с женщиной – совсем непросто. Именно поэтому приняла предложение Эвелина, хотя и не была в него влюблена.

– Да… однако… – молвила леди Денвилл с застывшим взглядом.

Наблюдая за крестной, Кресси увидела озорной огонек, мелькнувший в ее глазах. Внезапно графиня хихикнула тонким голоском, обернулась и порывисто обняла крестницу.

– Дорогая! Ты навела меня на одну мыслишку… Нет, это, конечно, абсурдно, однако я вовсе не уверена… хотя… Ладно, я должна все хорошо обдумать… А теперь ступай, дитя мое. И никому ничего не говори о том, что сейчас услышала.

– Я обещаю, что никому ничего не скажу, – заверила ее Кресси. – Мы с бабушкой собираемся выехать на прогулку… на часок… где-то. Папино письмо произвело на нее чудесное действие. Она aux anges. Собирается даже простить Альбинию за то, что та вышла замуж за ее сына. У меня сильнейшее предчувствие, что сейчас настало идеальное время, чтобы сообщить ей: Кит – это Кит, а не Эвелин. Если она пробудет достаточно долго в столь приподнятом настроении, я обязательно все расскажу.

 

Глава 19

Проснувшись после дневного сна, сэр Бонами зевнул, вздохнул и подкрепил свои телесные силы доброй понюшкой табака. Потом он взял номер «Морнинг пост», который Нортон, осторожно ступая на цыпочках, чуть раньше занес в комнату и положил на стол, стоявший под рукой сэра Бонами. Джентльмен бегло пробежал взглядом колонки газеты. Единственным предметом его интереса стала страница светской хроники, однако, поскольку в июле Лондон пустел, в газете был напечатан совершеннейший вздор, вроде того обстоятельства, что леди X. со своими тремя дочерьми приехали в Скарборо, а герцогиня Б. принимает ванны в Танбридж-Уэллсе. Бóльшую часть светской хроники занимали известия из Брайтона. С ностальгической грустью сэр Бонами прочел о том, что его королевское высочество принц-регент давал в Павильоне обед для избранного общества, после которого состоялся блестящий музыкальный вечер. Не то чтобы сэр Бонами разделял пылкую любовь своего венценосного приятеля к музыке, однако обед, куда его, без сомнения, пригласили бы, доставил бы ему несказанное удовольствие. Он прочитал о том, что в конце недели ожидается приезд в Павильон его королевского высочества герцога Йоркского, и, впав в еще более глубокую ностальгическую меланхолию, твердо решил: в конце этой недели обязательно произойдет триумфальное возвращение сэра Риппла в Павильон.

Ранее Бонами без колебаний принял приглашение леди Денвилл. Оно ему несказанно льстило. Сэр Риппл с радостью готов был исполнять любой каприз графини. Он предвкушал приятный тет-а-тет с хозяйкой поместья, знал, что ее повар уступает разве что его собственному, и питал надежду, будто остальное общество составят близкие ему по духу люди, с которыми можно будет каждый вечер играть в вист по-крупному. Сердечная привязанность к ее светлости глубоко укоренилась в его натуре. Сэр Бонами не отклонил бы предложение даже в том случае, если бы точно знал, что в гостях у графини будут люди, далекие от высшего света, не имеющие с ним ничего общего. Однако джентльмена неприятно удивила столь небольшая и скучная компания, собравшаяся в доме одной из самых блестящих леди Лондона.

Сэр Бонами не принадлежал к поклонникам пасторальных сцен. Обычно его знакомство с сельской местностью ограничивалось несколькими неделями, проведенными зимой в различных огромных поместьях, где можно было встретить людей его круга и спокойно наслаждаться утехами, достойными чрезмерно растолстевшего пожилого денди, ведущего исключительно сидячий образ жизни. Нескольких дней, проведенных в Рейвенхерсте, хватило ему для того, чтобы всерьез заскучать по радостям Брайтона. Шансов поволочиться за леди Денвилл почти не выпадало, а играть, бросая на кон цыплячьи ставки, было несказанно скучно. Обнаружив, что невольно стал участником маскарада, сэр Бонами почувствовал себя чрезвычайно неловко. Он понятия не имел, во что ввязались близнецы Фенкоты. Пожилого джентльмена невольно бросало в нервную дрожь при мысли о скандале, который вот-вот может разразиться.

Отложив в сторону «Морнинг пост», сэр Бонами задумался над тем, какое бы оправдание выдумать для леди Денвилл, только бы поскорее положить конец своему пребыванию в Рейвенхерсте.

Дверь приоткрылась, и в библиотеку заглянула графиня. Увидев, что ее чичисбей проснулся, леди Денвилл улыбнулась.

– Дорогой Бонами! Давайте немного прогуляемся! – предложила ее светлость. – С того дня, как вы приехали, каюсь, мне ни разу не удалось больше пяти минут побыть с вами наедине.

Пока сэр Бонами поднимался со своего кресла, леди Денвилл мягкой, грациозной поступью пересекла комнату и встала рядом. При этом она показалась ему настолько молодой и чарующей, что пожилой денди не удержался от замечания:

– Честное слово, Амабель! Вы выглядите ни на день не старше, чем тогда, когда я вас впервые увидел.

Рассмеявшись, она немного мечтательно ответила:

– Вы всегда говорите мне такие приятные глупости, Бонами, однако, боюсь, на сей раз вы платите мне испанской монетой.

– Отнюдь нет, – заверил миледи джентльмен, целуя ее ручку. – В лести нет ни малейшей необходимости. Вы и впрямь не постарели ни на час.

– Я старше на много лет, – вздохнув, произнесла графиня. – Мне страшно сосчитать все прошедшие с тех пор годы. Вы не против пойти со мной в сад? Кресси уехала на прогулку вместе со своей бабушкой, так что наконец-то я вольна выбирать, чем заниматься. Дорогой! Каким ужасным занудой стал Козмо! Я весьма признательна вам, что вы с таким благородством сносили его общество. Не знаю, что бы я без вас делала.

– Ничего страшного… пустое, – сказал сэр Риппл, нежно улыбаясь графине. – Для меня всегда было несказанной радостью служить вам. Что же касается Козмо, то я весьма признателен за то, что вы избавили меня от его общества. – Сэр Бонами рассмеялся. – Скарлатина, значит, проказница эдакая! Я опасался, что вы слегка переигрываете, но, господи, оказывается, он самый глупый человек на свете, а еще воображает себе, будто умнее всех. – Взяв графиню под руку, сэр Бонами нежно погладил ее ручку. – Если бы ваш брат знал вас так же хорошо, как я, вы попали бы впросак, моя дорогая.

– Но не попала же, – заметила она. – Никто лучше вас меня не знает.

Сэр Бонами испытал столь бурный прилив благодарности, что издал красноречивый вздох, крепче сжал ее ладошку и даже слегка покраснел. Леди Денвилл вывела его из дома и освободила руку, чтобы открыть свой легкомысленный зонтик от солнца. Затем она снова взяла джентльмена под руку и медленно направилась к пологим ступеням, ведущим с террасы.

– Как замечательно! – промолвила графиня. – Я из-за всего происходящего очень вымоталась, мой дорогой друг. К счастью, беседа с вами постоянно приподнимает мне настроение.

– А мне всегда приятно на вас смотреть, моя милая, – учтиво ответил сэр Бонами, однако в его глазах мелькнуло легкое беспокойство.

– Дорогой Бонами! – тихо молвила леди Денвилл. – Мне ужасно стыдно за то, что я пригласила вас, когда у меня в доме собралось столь бледное общество. Я знала, что вы меня не подведете, однако весьма нехорошо с моей стороны злоупотреблять вашей добротой. Прошу меня простить.

– Все это пустое. Я рад был оказать вам помощь, – совершенно поддавшись ее очарованию, заверил сэр Бонами.

– Полагаю, вы с нетерпением ожидаете, когда сможете вернуться в Брайтон, – вздохнув, произнесла графиня. – Меня это не удивляет… Хотелось бы тоже направиться в Брайтон, ибо к сельским прелестям я отношусь весьма прохладно, разве что ненадолго приехать в поместье, а так…

– Не огорчайтесь, Амабель! – принялся утешать ее джентльмен. – Со временем вы тоже поедете в Брайтон. Помнится, вы сами говорили мне, что Эвелин приобрел на Стейне тот дом, в котором вы жили в прошлом году.

– Да, и это весьма небережливо. Эвелин не сможет туда поехать до тех пор, пока не заживет его плечо… С ним приключился несчастный случай. Вы же знаете! Именно вследствие этого Киту пришлось занять место брата. Эвелин говорит, что поедет пожить в Лестершир, в Кроум-Лодж. Бедный мальчик! Как подумаю, насколько там тоскливо в это время года, сердце кровью обливается! Помимо всего прочего, Эвелин пребывает в меланхолии… Впрочем, мне бы не хотелось обременять вас своими проблемами.

– Вы нисколько меня не обременяете. Нет ничего такого на свете, на что я не согласился бы ради вас, Амабель, однако, боюсь, Эвелину не понравится, если я стану вмешиваться в его дела. Лучше не рассказывайте мне, какая оказия с ним стряслась. Вы же знаете, он меня недолюбливает. Убежден, если Эвелин узнает, что вы взяли меня в свои конфиденты, то весьма сильно обидится, – с полной уверенностью в правоте собственных слов промолвил сэр Бонами.

– Боюсь, даже вам не удалось бы ему помочь, – снова вздохнув, согласилась его спутница.

– Я уверен, мне ничего не удастся. Лучше предоставить все Киту, моя дорогая. У него довольно здравого смысла, – поддавшись внезапному порыву, искренне заявил джентльмен. – Удивляюсь, каким же проницательным он со временем стал. Мне прежде казалось, что ваши сыновья один другого стоят, но я не удивлюсь, если из Кита выйдет весьма респектабельный человек.

На языке ее светлости уже вертелась горячая речь в защиту своего любимого старшего сына, но в последний момент графиня сдержалась. Вслух она кротко ответила, что из двух ее сыновей Кит всегда был более надежным. К этому времени они пересекли лужайку и добрались до садовой скамейки в тени большого кедра. Здесь можно было сидеть, укрывшись от солнечных лучей. Сэр Бонами с радостью принял предложение графини, ибо уже томился от солнечного зноя. А еще джентльмен опасался, как бы при такой жаре не обвисли жесткие уголки его накрахмаленного воротничка. Тяжело опустившись на скамью подле ее светлости, Бонами стер пот со лба. Леди Денвилл, выглядевшая обворожительно, закрыла зонтик и откинулась назад, опершись о спинку, а затем заметила, что нет ничего более утомительного, чем прогулка в летний зной. После этого она умолкла и, судя по выражению лица, впала в меланхолическую грусть. Сэра Бонами несколько встревожило такое настроение графини. После долгой паузы он, положив свои пухлые руки на ее ладони, промолвил:

– Ну, ну, моя красавица! Вам не стоит так грустить… Заверяю вас, Кит со всем справится…

Графиня слегка вздрогнула, повернула голову и улыбнулась ему.

– Я думала не об этом. Я… вспомнила… Вы когда-нибудь оглядываетесь назад на прожитые годы, Бонами? Из-за этого мне становится грустно. Сколько же минуло лет! Сколько совершено за эти годы ошибок! Сколько несчастий! Однако есть и приятные воспоминания… Помните нашу первую встречу?

– Так же ясно, словно это было вчера. Я буду помнить тот день до конца моей жизни. Вы были вся в белом, моя красавица, с вашими роскошными, сверкающими золотыми волосами, слегка притрушенными пудрой. Ваши глаза блестели, как сапфиры. Я влюбился в вас с первого взгляда и дал клятву, что добьюсь вашей руки либо навсегда останусь холостяком. Я сдержал данное себе слово. Более того: ни разу не поддался искушению нарушить обещание. Никто никогда вас так не любил, как я, – вполне серьезно заявил сэр Бонами, благоразумно позабыв о нескольких предметах недобродетельной страсти, содержание которых в разное время обошлось ему совсем недешево. – Ни к одной другой женщине на свете не питал я столь нежных чувств.

Леди Денвилл, припомнив одну инкогнито и по меньшей мере трех куртизанок высокого полета, сдавленно хихикнула и простодушно заявила:

– А папа выдал меня замуж за графа Денвилла. Помнится, мы с ним танцевали и на следующий день он прислал мне букет из белых и желтых роз. Их было так много, что я не смогла сосчитать. Мне следовало бы относиться к этому как к приятному воспоминанию, но почему-то хочется плакать… Однако плакать я, разумеется, не стану, – добавила она, с озорством сверкнув глазами. – Нет ничего более утомительного, чем женщина, то и дело заливающаяся слезами. Я никогда не впадаю в излишнюю сентиментальность.

– Никогда, – засвидетельствовал сэр Бонами, поднося ее ручку к своим губам.

– Ладно… Надеюсь, во время Страшного суда это запишут в мою пользу… Пожалуй, так наверняка и будет, ибо мою жизнь счастливой никак не назовешь. Не пристало плохо отзываться о покойниках. Я понимаю, что бедный Денвилл вытерпел столько же, сколько и я… ну, почти столько же… Горькая правда состоит в том, что ни он, ни я не оправдали надежд, возлагаемых друг на друга. Если начистоту, нам вообще не следовало жениться, – нахмурившись, промолвила графиня. – Я часто задаю себе вопрос, почему графу пришла в голову блажь уверовать, будто он в меня влюблен. Он то и дело выражал свое недовольство мною, был ужасно холоден и официален. Даже сейчас, как вспомню, меня бросает в дрожь.

– Бедняжка! – взволнованно воскликнул сэр Бонами. – Если бы вы отдали предпочтение мне, уверяю вас, ваша жизнь сложилась бы куда счастливее!

В глазах женщины запрыгали озорные чертики.

– Не исключено, что, став вашей супругой, я бы раздражала вас не меньше, чем моего графа. Подумайте о том, что мне не хватает хозяйственности, я кошмарно расточительна, люблю играть в азартные игры и легко влезаю в огромные долги.

Сэр Бонами резко взмахнул рукой.

– Что за ерунда! Ваши долги! Ну и что? Миндальный орешек для попугая! Разрешите мне уладить это ваше дельце. Сколько раз говорил я вам, что могу позволить больше сумасбродных трат, чем все, на которые вы пускались за эти годы, моя красавица! И не думайте, будто бы я бахвалюсь, словно какой-нибудь разбогатевший лавочник либо куриный набоб. Я вообще не набоб. И состояние свое унаследовал. Его размеры не известны мне доподлинно, впрочем, это и не важно. Даже вы при всем желании не смогли бы истратить и половины тех денег.

– Боже милосердный! Бонами! Вы и впрямь, должно быть, весьма состоятельный джентльмен, – заметила его спутница.

– Да, – без ложной скромности подтвердил сэр Бонами. – Самый богатый человек в королевстве, ибо, как мне кажется, я все же имею больше денег, чем Золотой Шар. Не скажу, впрочем, что данное обстоятельство принесло мне много счастья. Я вполне согласился бы променять свое богатство на умеренный достаток, поскольку мне не на кого тратить деньги, Амабель. Они не помогли мне завоевать то единственное, ради чего стоило бы жить. Впрочем, вы вполне можете заявить, что это не имеет никакого существенного значения…

Леди Денвилл не собиралась оспаривать его заявление, так как прекрасно знала о том, что сэр Бонами владеет, помимо особняка на площади Гросвенор в Лондоне, домами в Брайтоне, Ньюмаркете, Йорке и Бате. В последний, вышедший из моды курорт немолодой уже джентльмен изредка ездил, когда чувствовал, что пришло время поправить здоровье. Кроме прочего, у сэра Бонами насчитывалось несколько конюшен с первостатейными лошадьми, расположенных неподалеку от пяти основных почтовых трактов страны. В игральном клубе у Вотье и в Оутлендсе, резиденции своего расточительного друга герцога Йоркского, сэр Бонами делал умопомрачительно высокие ставки.

Между тем, когда графиня ответила, ее губы предательски дрогнули, а голос прозвучал немного приглушенно:

– Не стану… Как же все это грустно, мой друг… Как пуста была ваша жизнь… Как вам, должно быть, одиноко…

– Да, – не стал возражать сэр Бонами, впервые за много лет осознавший, что его жизнь и впрямь пуста и одинока.

Джентльмен вновь взял руку леди Денвилл и, сжав ее своей теплой и слегка влажной ладонью, серьезно промолвил:

– Единственная польза от моего богатства, дорогая, заключается в том, что я могу тратить его на вас. Вам надо только сказать, и все будет исполнено… Позвольте снять с ваших хрупких плеч бремя долгов. Позвольте…

– Бонами! – перебила собеседника леди Денвилл. Взглянув на него своими прекрасными глазами, она спросила: – После стольких лет вы просите меня выйти за вас замуж?

Наступила долгая пауза. Округлившиеся глаза сэра Бонами взирали на миледи сверху вниз. Они никогда не отличались выразительностью, но сейчас казались еще более пустыми, чем обычно. Его обвислые, прежде пылавшие румянцем щеки заметно побледнели. Двадцать шесть лет тому назад сэр Бонами делал ей предложение. На протяжении всего замужества Амабель он был ее постоянным и преданным cavaliere servente. Все эти годы они поддерживали вполне дружеские, душевные отношения. Она и впрямь была единственной женщиной в его жизни, которую он хотел бы назвать своей супругой. Несмотря на сильное разочарование, испытанное им, когда покойный лорд Бейверсток предпочел ему графа Денвилла, понадобилось не так уж много времени, чтобы его разбитое сердце позволило ему не только оценить все преимущества своего холостяцкого положения, но и вступить в интимную связь с очаровательной, хотя и несколько алчной особой, общепризнанной куртизанкой самого высокого полета. Тем не менее на протяжении всей этой сомнительной связи, за которой последовали другие, сэр Бонами оставался преданным поклонником обворожительной графини Денвилл. Со временем он заслужил зависть со стороны своих менее удачливых соперников, а потом не вполне заслуженную репутацию джентльмена, который, отдав сердце одной женщине, никогда больше не предложит его, вместе с огромным состоянием, другой. Очень скоро даже самая настойчивая матрона с дочерями на выданье считала пустой тратой времени любую попытку завладеть им. На его легкий флирт и комплименты теперь взирали без всякой надежды либо ревности.

Такое положение дел вполне соответствовало благодушному, склонному к гедонизму нраву Риппла. Он вжился в роль богатого холостяка, наслаждающегося всей той роскошью, какую только может дать ему огромное состояние. Со временем сэр Бонами стал близким приятелем принца Уэльского и его не менее расточительного брата – герцога Йоркского. Он перестал бороться с наступающей тучностью. Безупречная родословная, располагающие к себе манеры, щедрое гостеприимство, гений его портного, а также благосклонность самой обворожительной женщины страны сделали сэра Бонами законодателем моды и гостем, желанным в салоне даже наиболее честолюбивой хозяйки.

Свято уверовав в созданную им же и поддержанную обществом легенду о неумирающей страсти к первой возлюбленной, сэр Бонами и не помышлял о том, чтобы обратиться к своему сердцу. Если бы он попытался разобраться в собственных чувствах, то, к своему удивлению, понял бы, что прежняя влюбленность со временем превратилась в непритязательную нежность, не более… Впрочем, скажи ему такое, сэр Бонами почувствовал бы себя оскорбленным до глубины души. Теперь же, глядя на красивое лицо леди Денвилл, он вспоминал не менее прекрасный калейдоскоп картинок из своего уютного, никем и ничем не стесняемого существования.

Легкий смешок леди Денвилл вернул его от грез к действительности.

– О, Бонами! – с нежным упреком воскликнула она. – Что же вы за малый! Не будьте ханжой… Или вы уже не хотите взять меня в жены?

Собравшись с силами, джентльмен горячо заверил ее в обратном:

– Хочу всем своим сердцем!

– А по вам и не скажешь. Признавайтесь-ка! Все эти годы вы просто-напросто делали вид, что влюблены в меня?

Сэр Бонами с жаром отверг это шутливое обвинение:

– Нет, конечно же нет! Как вы можете такое говорить, Амабель? Разве я не оставался холост все это время из-за вас?

В уголках ее губ мелькнула дразнящая улыбка. Казалось, женщина обдумывает что-то.

– Это лишь слова, но уверены ли вы в том, что жили холостяком из-за меня, дорогой вы мой милый негодник?

Высказанное ею сомнение в его преданности столь возмутило джентльмена, что кровь вновь прихлынула к его лицу. Теперь он смотрел на леди почти сердито.

– Нет… ну да… Я имел в виду… Амабель! Разве я когда-либо выказывал расположение к какой-нибудь женщине, помимо вас? Я…

– Часто, – дружелюбно возразила графиня. – Вначале вы приютили то премиленькое существо с ясным взором и черными вьющимися волосами. Она, помнится, любила разъезжать по Гайд-парку в ландонете, запряженном парой вороных лошадей. Ценители говорили, что они подобраны с большим вкусом и обладают замечательной поступью. Утверждали, что лошади стоят целое состояние… Потом была томная красавица с волосами соломенного цвета. И ее повадки тоже оказались разорительными для вашего кошелька… А потом…

– Помилосердствуйте! – взмолился сэр Бонами, неприятно пораженный столь долгой памятью и точными сведениями. – Такова холостяцкая жизнь! Господи, Амабель! Вы же понимаете, что эти легкомысленные, мимолетные связи ничего серьезного для меня не значили. Даже ваш отец… Впрочем, не стоит об этом…

Глаза графини блеснули весельем.

– И Денвилл тоже… – отвернувшись, тихо произнесла она. – Разве ничего не значит? Лично для меня это всегда очень многое значило. Какой же я была дурой!

– Амабель! – воскликнул сэр Бонами, с большим трудом сохраняя спокойствие. – Я никогда не позволял себе говорить в вашем присутствии ни слова порицания о графе Денвилле. Мой язык и сейчас не повернется… Однако, если бы вы отдали предпочтение мне, даже самой ослепительной райской птичке не удалось бы обольстить меня…

– Слишком поздно, – печально произнесла она. – Вы впустую истратили пыл вашего сердца, бедный Бонами! Я читаю это по выражению вашего лица. Впрочем, неудивительно.

– Ничего подобного, – решительно заявил джентльмен. – Вы неправильно меня поняли. Я смирился с мыслью, что мое положение безнадежно. Почему же в таком случае удивляетесь, что я столь изумлен? Мое сердце замерло в груди. «Неужели моя заветная мечта имеет шанс воплотиться в жизнь?» – невольно задал я себе вопрос. За мигом восторга последовало падение в бездну отчаяния, ибо в моем возрасте, как это ни печально, глупо надеяться, что я смогу завоевать ту, которую не смог завоевать в молодости… Тогда я не был настолько… неказист.

– Вы излишне строги к себе. Уже тогда вы весьма модно одевались, а вскоре стали первым лондонским модником.

– Полноте, – сказал сэр Бонами, явно польщенный. – Я всегда стремился к тому, чтобы меня окружало только самое лучшее, но, увы, как вы уже знаете, утонченный вкус вырабатывается с годами… Однако вместе с изысканным вкусом я старел и, боюсь, теперь стал слишком стар для вас…

– Ерунда! – порывисто возразила ее светлость. – Вам пятьдесят три года. Всего лишь на десять лет меня старше. Вполне подходящий возраст.

– Но за прошедшие годы я немного растолстел. Я больше не езжу верхом, как вы знаете, а еще слишком быстро устаю. На сквозняке я уже чувствую себя весьма неуютно. У меня учащенное сердцебиение, и посему в любой момент я могу отдать Богу душу.

– Да, пожалуй, вы излишне плотно питаетесь, – кивнув, согласилась графиня. – Бедный мой Бонами! Наверное, давно пора позаботиться о вашем благополучии. Мне всегда казалось, что у вас железное здоровье, иначе вы ни за что не выдержали бы всех этих чрезмерных излияний. Похоже, я права, так как вы, в отличие от графа Денвилла, не страдаете подагрой, хотя пьете в два, а то и в три раза больше.

– Нет… нет… – слабо запротестовал сэр Бонами. – В три раза – это уж преувеличение, Амабель. Признаю́, что ем я больше графа, но не забывайте, он был худощавым. Сейчас у меня крупное телосложение, и посему я должен поддерживать силы организма.

– Как скажете, – молвила ее светлость, взирая на него с ангельской улыбкой. – Однако не переусердствуйте, чтобы не случился апоплексический удар.

С затаенным страхом глядя ей в глаза, сэр Бонами использовал своего последнего туза:

– А как же Эвелин? Вы забыли о сыне, моя прелесть… А еще есть Кит, хотя, признáюсь, он, судя по всему, не испытывает ко мне антипатии, в отличие от брата. Но вы должны понимать, что Эвелин не стерпит подобного поворота событий. Каждый раз при виде меня его лицо желтеет. Я знаю, что вы души не чаете в своем сыне, и не посмею послужить причиной вашего разлада с ним.

Однако столь явная самоотрешенность и жертвенность со стороны сэра Бонами не произвела должного впечатления на леди Денвилл.

– Не стоит беспокоиться, – возразила она. – К тому же вскоре он собирается жениться.

– Что? – потеряв самообладание, удивился джентльмен. – Но ведь ясно как божий день, что девчонка по уши влюбилась в Кита!

– Да. Разве можно желать чего-нибудь лучшего? Милая Кресси! Она просто создана Господом для Кита! Эвелин влюблен в другую девушку. Он уверен, что на сей раз дело вполне серьезное. Кит тоже так считает. Увы, мне кажется, девчонка из квакеров. Она дочь простого провинциального джентльмена, весьма достойная особа, однако могу представить, что скажет лорд Брамби, когда узнает о выборе Эвелина. Она из тех бесцветных девиц, почти святош, воспитанных в самых строгих правилах.

– Вы, наверное, шутите? – с трудом выдавил из себя сэр Бонами, потрясенный до глубины души.

– Нет, слово чести, – твердо заявила графиня. На ее загнутых ресницах блеснули слезы. Женщина поспешно смахнула их. – Эвелин думает, что я полюблю ее, однако меня терзают печальные сомнения. Я убеждена в обратном, Бонами. И более того, подозреваю, она тоже не воспылает любовью ко мне.

– Пожалуй, что нет, если она из квакеров, – искренне ответил джентльмен. – Вы не сможете подружиться.

– Совершенно верно! Я предвидела, что вы меня поймете. Эвелин просит, чтобы я после свадьбы продолжала жить на Хилл-стрит, словно ничего не случилось, но я еще раньше, когда он собирался взять себе в жены Кресси, твердо решила не делать этого. Я уже все обдумала. Мне придется перебраться в другой дом и вести жизнь простой вдовы… А потом вы, мой дорогой друг, приехали сюда, вняв моей просьбе, хотя я прекрасно понимаю, как вам не хотелось покидать Брайтон… И вот меня как молнией поразило: вы всегда были преданы мне и ни разу не получили, даже не пытались получить, хоть какое-то вознаграждение за все ваши старания, за всю вашу доброту и великодушие.

– Я понял, в чем дело! – воскликнул он. – Кит все же разболтал вам, что я не заказывал ювелиру сделать копию вашей броши! Весьма глупо с его стороны! Лучше забудьте об этом, моя дорогая. Вы вообразили, будто обязаны принести себя в жертву, но я не позволю вам наделать глупостей.

Изумленно уставившись на спутника округлившимися глазами, ее светлость перебила его:

– Вы, значит, меня обманули? Я проиграла лорду Сильвердейлу настоящую брошь? А вы, значит, дали мне пятьсот фунтов стерлингов, сказав, что продали ее… Бонами! Вы хоть что-либо из моих драгоценностей продали? Кит мне вообще ничего не говорил. Бонами!

– Нет, конечно же, я ничего не продавал, – взволнованно произнес он. – А теперь, пожалуй, я позволю вам продавать ваши драгоценности и заменять их фальшивками. Амабель! Для меня это ровным счетом сущие пустяки. Если Кит вам ничего не говорил, то, прошу вас, забудьте. Этим вы меня весьма обяжете.

– О, Бонами! – воскликнула графиня, порывисто протягивая к нему руки. – Какой же вы великодушный! Какой добрый!

Мужчина действовал инстинктивно, подчиняясь внезапному душевному порыву. Секунду спустя он уже прижимал к своей широкой груди благоухающую леди Денвилл. Миледи пришлось проявить известную сообразительность, чтобы поудобнее прильнуть к нему. Она приглашающе приподняла личико. Чувства сэра Бонами пребывали в смятении. Он крепче сжал объятия и поцеловал ее в губы. В глубине души он подумал, что со временем пожалеет о своей слабости. А еще сэр Бонами опасался, что утонченные развлечения его жизни, достойные истинного сибарита, находятся под смертельной угрозой, однако никогда прежде он не отваживался на большее чем поцелуй ее ручки, изредка щечки, и теперь чувствовал себя словно пьяный.

С небес на грешную землю сэра Бонами спустил голос леди Денвилл, которая, нежно высвободившись из его объятий, промолвила:

– Как приятно осознавать, что никому из нас не доведется проводить нашу старость в одиночестве. Лично меня подобные мысли всегда угнетали.

По выражению лица джентльмена нельзя было сказать, чтобы слова графини уж очень его порадовали, однако, взяв себя в руки, он мужественно изрек:

– Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле, моя красавица.

Миледи рассмеялась тем необузданным смехом, который унаследовали от нее сыновья.

– Нет. Скорее уж я вижу, что вы вновь впали в уныние. Ничего страшного. Я сделаю вашу жизнь вполне счастливой. Только подумайте, насколько у нас похожие вкусы и как хорошо мы знаем друг друга! Безусловно, вначале это покажется несколько непривычным, ибо вы уж слишком привыкли к образу жизни холостяка… По правде говоря, прежде и я не думала, что снова выйду замуж, поскольку мне нравится быть вдовой. Но теперь убеждаюсь, что брак пойдет нам на пользу… всем нам, в особенности Эвелину.

– Надеюсь, он разделяет ваше мнение, – мрачно изрек сэр Бонами.

– Его мнение не имеет решительно никакого значения, потому что так на самом деле будет лучше для всех нас. Впрочем, теперь, когда его помыслы целиком и полностью поглощены этим ангелочком Пейшенс, полагаю, сын и слова против не скажет. В любом случае он сейчас находится в затруднительном положении вследствие моих больших долгов. Эвелин собирается их оплатить, однако, если он возьмет себе в жены ту девчонку, лорду Брамби наверняка это не придется по вкусу и попечительство над имуществом останется в силе до тридцатилетия Эвелина. Но, если сын не будет связан по рукам и ногам моими долгами, он может не особо считаться с мнением дяди. Эвелин взял с меня обещание, что я впредь не буду брать у вас в долг, однако, коль мы поженимся, у него не останется ни малейшей причины не позволить вам платить за меня. Я права?

– Ну, даже если захочет, ничего у него не выйдет, – ответил сэр Бонами, без особого негодования принимая столь меркантильную подоплеку предстоящего между ним и леди Денвилл брака. Впрочем, он не удержался от несколько циничной реплики: – Мне следовало раньше догадаться, что в этом деле без ваших молодых шалопаев не обошлось.

– Да, но какое счастье, Бонами, что мои дела оказались в столь плачевном положении, поэтому мне и пришлось подумать о пользе, которую принесет наш брак. Если бы не обстоятельства, я бы ни за что об этом не задумалась. Теперь-то понимаю, насколько удобной станет моя жизнь, если я выйду за вас замуж. Сейчас быть вдовой прекрасно, однако я подумала о том, что же случится, когда я состарюсь. Мне придется прикрывать шею, ведь она, чего доброго, станет к тому времени похожа на шею ощипанной курицы. Флиртовать уж точно не выйдет. Какая жалость! А затем, разумеется, я подумала о вас, мой бедный Бонами, и мое сердце сжалось в груди. У меня, по крайней мере, есть два моих любимых сына и наверняка будут еще внуки, хотя, признáюсь, при мысли о том, что я стану бабушкой, мне становится дурно… Но вы, друг мой, что останется у вас, когда исчезнут ваши друзья?

– А-а-а… – только и смог выдавить из себя удивленный сэр Бонами.

– Или они умрут, – неумолимо продолжала гнуть свою линию ее светлость. – Тогда вы останетесь один, совсем один. Никому до вас не будет дела, за исключением ваших несносных кузенов, которые, весьма вероятно, начнут всеми силами толкать вас в могилу. И вся ваша жизнь будет прожита понапрасну! Дорогой Бонами! Мысль об этом просто нестерпима!

– Разумеется, так оно и есть, – горячо заверил графиню сэр Риппл.

Ее светлость улыбнулась.

– Ну, теперь вы и сами видите, что так будет для вас же лучше.

– Да, – согласился сэр Бонами, ужаснувшись нарисованной ею картиной. – Господь видит, так оно и есть!

 

Глава 20

Потребовалось всего несколько минут, чтобы Кресси, которая, выполняя свой долг благовоспитанной внучки, сопровождала вдовствующую леди Стейвли во время ее прогулки перед дневным сном, поняла: открытый экипаж – место отнюдь не подходящее для ведения конфиденциальных бесед. Бабушка, не обращая ни малейшего внимания на кучера и лакея, сидевших к ней спиной на козлах, без тени сдержанности, приличествующей столь интимной теме, завела разговор о рождении наследника барона. В свое время леди Стейвли произвела на свет с полдюжины детей без каких-либо сложностей и лишнего ажиотажа, поэтому теперь принялась с шокирующей откровенностью порицать избалованных современных молодых женщин, которые воображают себе схватки задолго до срока, а затем трудно рожают при поперечном положении плода и других осложнениях. Лично она такие чудачества и глупости ни за что не потерпела бы в своем доме.

Хотя почтенная вдова выразила надежду, что наследник не пойдет характером в свою мать, было очевидно, что, несмотря на трудные роды, репутация Альбинии значительно выросла в глазах свекрови. Первую жену для сына леди Стейвли выбрала сама. Всю свою жизнь она высоко отзывалась о ее добродетели и кротости, однако не смогла простить невестке то, что она так и не воспроизвела на свет наследника. На Альбинии сын женился, не спрашивая согласия матери, однако новая супруга родила (если верить восторженному письму отца) крепкого, здоровенького, пригожего мальчика весом девять фунтов. Этот подвиг, несмотря на то что роды совершенно лишили Альбинию сил, значительно упрочил ее репутацию в глазах вдовствующей особы. Впрочем, леди Стейвли не преминула заметить: мать должна сама кормить своих детей грудью. То, что у Альбинии нет молока, не служит достойным оправданием. Подобное мнение сложилось у почтенной матроны достаточно давно. В те времена для кормления ее второго сына, ныне, к несчастью, уже отошедшего в мир иной, была нанята одна женщина, со временем уличенная в пагубном пристрастии к спиртным напиткам. Бабушка не терпящим возражений тоном сообщила внучке, что уже написала письмо, в котором советовала давать Альбинии подогретый эль, добавляя в него корешки имбиря.

Кресси с завидной невозмутимостью слушала миледи, но, когда старуха перешла от темы правильного питания достопочтенного Эдварда Джона Френсиса Стейвли к предстоящему переезду внучки с Маунт-стрит в связи с тем, что появление в доме юного джентльмена делало ее дальнейшее пребывание там крайне нежелательным, девушка многозначительно положила руку на колено излишне словоохотливой бабушки, а затем выразительно кивнула в сторону спин одетых в ливреи слуг, сидящих на козлах ландонета.

Леди Стейвли, по-видимому, сочла уместным поведение внучки, так как изрекла:

– Терпеть не могу открытые экипажи. Кучер! Езжай-ка обратно в Рейвенхерст.

Старуха подкрепила приказ тем, что ткнула кучера в спину своей тростью. Столь неуважительное обращение, впрочем, было воспринято с изрядной долей равнодушия. По правде сказать, он уже давно решил, что пожилая леди Стейвли представляет собой довольно редкое явление отважной и полной живости старой перечницы.

– Я хочу поговорить с тобой, Кресси, – помрачнев, сказала бабушка. – Тебе давно пора открыть свои карты. Значит так: мы приезжаем, ты вместе со мной поднимаешься ко мне в комнату и там рассказываешь обо всем до того, как я вздремну.

– Да, мадам, – сдержанно улыбаясь, ответила Кресси.

Вдовствующая леди бросила на нее испытующий взгляд, но воздержалась от замечаний. Остаток пути пожилая дама строила излишне радужные планы касательно судьбы будущего лорда Стейвли, а Кресси с ней во всем соглашалась. Это привело бабушку в благодушное настроение, но как только внучка сняла с головы свою украшенную соболиным мехом дамскую шляпку и уселась на стул с гнутыми ножками, предусмотрительно оставленный в покоях леди Стейвли по распоряжению хозяйки дома, старуха суровым тоном приказала девушке выкладывать все начистоту, не прибегая к уверткам и недомолвкам.

– И перестань жеманиться и так глупо улыбаться, девочка, – резковато добавила леди Стейвли. – Ты же знаешь, я этого терпеть не могу.

– Полноте, бабушка! С вашей стороны несправедливо говорить мне такое, – промолвила Кресси, задетая за живое. – Кем-кем, а глупой жеманницей я никогда не была, несмотря на все мои многочисленные недостатки.

– Да, верно, – признала почтенная вдова, всегда высоко ценившая бесстрашие во время споров. – Ты не такая. Иди сюда, дитя мое.

Кресси повиновалась. Она села у ног бабушки, с притворной кротостью сложив руки у себя на коленях, и светлым взором уставилась в лицо своей грозной родственницы.

– Да, мадам, – с невинным видом промолвила девушка.

– Негодница, – сказала вдовствующая леди, нисколько не обманутая ее притворной кротостью, но смягчая грубость своего замечания тем, что потрепала внучку по щеке. – А теперь внимательно меня выслушай, детка. Вскоре ты убедишься, что этот сын Альбинии весьма навредил твоему положению в доме. Коль прислушаешься к моему совету, то прекратишь все свои игры и примешь предложение лорда Денвилла. Я обещала не давить на тебя и намерена сдержать свое слово. Однако я хорошо знаю Альбинию. Если вам прежде было трудно ладить под одной крышей, то после родов Альбиния так высоко задерет свой нос, что станет совсем несносной. Она точно не успокоится до тех пор, пока не выживет тебя из дома. Не забывай об этом. Как бы отец ни любил тебя, на твою сторону он не станет. У него слабый характер. У всех моих сыновей слабые характеры. Все они, к сожалению, пошли в своего родителя. Хитрость и поиск компромиссов – все, на что они способны.

– Ну, я и не желаю, чтобы папа становился на мою сторону, мадам… Я бы даже сказала, не стоит побуждать его к этому.

– А ничего бы у тебя и не вышло. Если я не ошибаюсь, то Альбиния – воплощение кротости.

– Не может быть! – рассмеявшись, молвила Кресси.

Глаза старухи сердито сверкнули.

– Дерзости я от тебя не потерплю, – заявила она. – Я редко ошибаюсь. И не дожила бы до столь преклонных лет, если бы не узнала чуточку больше, чем дьявол, как говорят в таких случаях люди. – Ее взгляд смягчился, и бабушка взглянула в лицо внучки. – Ладно, пустое. Я люблю тебя сильнее, чем кого бы то ни было другого, дитя мое, и хочу видеть тебя счастливо пристроенной. Я с самого начала говорила тебе, что меня не волнуют состояние лорда Денвилла и его положение в обществе. Не важно, что он легкомысленный молодой человек, как утверждает лорд Брамби. В любом случае он завидный жених. С тех пор как Денвилл появился в свете, все девицы на выданье только и делают, что вьются вокруг него. Я прожила достаточно долго на этом свете, чтобы понимать, как трудно поймать на удочку большую рыбу. Поэтому не намерена и словом тебя порицать, Кресси, если ты остановишь свой выбор на джентльмене куда более скромного достатка. Главное, он должен иметь соответствующую нам родословную и занимать достойное место в обществе.

– Бабушка! А он вам нравится? – спросила Кресси.

– Да… Впрочем, это не важно. Эвелин – благородный джентльмен, говорю я тебе… Он знает, что к чему в жизни, не боится прямо смотреть человеку в лицо и, если что, за словом в карман не полезет, – с сухим смешком ответила почтенная матрона. – Невзирая на всю благовоспитанность его манер, молодому человеку не занимать мужества. Но вот что я хочу у тебя спросить, девочка моя: он тебе нравится?

– О да! По-моему, он всем нравится, – ответила Кресси. – Он весьма мил!

– Мне и самой так показалось, – с долей иронии заметила вдовствующая леди.

– Да, однако я пока что плохо его знаю, – меланхолично сказала Кресси.

– Что за блажь? – нахмурившись, заявила почтенная вдова. – Господи! Насколько лучше тебе необходимо узнать его, мисс?

– Намного лучше, мадам. Но самое главное… не важно, как хорошо я знаю Эвелина, выходить за него замуж я не собираюсь.

– Честное слово, – сурово сверкнув глазами, произнесла бабушка, – у тебя, девочка, что, здравого смысла в голове не хватает или ты просто кокетничаешь? Ты больше двух недель живешь тут, бок о бок с ним, гуляешь на природе, вдыхая апрельский, нет, майский воздух. Я видела, что вам эти прогулки весьма приятны. Сначала я не особенно благоволила к такому браку, видела, что и ты сомневаешься, Кресси. Именно поэтому и привезла тебя сюда. Скажи-ка мне, будь любезна… Сперва ты почти готова была принять его предложение, а теперь передумала. Что, ради всего святого, ты ищешь в своем будущем муже, дурочка? Красивый молодой человек, из тех, на ком останавливается взгляд. Вполне зрелая личность. Манеры, каким могут позавидовать куда более зрелые люди. Весьма прозорлив и остроумен. Улыбка такая, что даже мне не удалось бы устоять, будь я молодой девицей. А ты сейчас несешь всякий вздор! Боже всемогущий! У тебя что, в голове не мозги, а ветряки? Ты говорила мне, что согласна на mariage de convenance. Если не видишь, что он без ума от тебя, то ты наверняка не в себе. В таком случае я умываю руки!

Кресси с радостным и виноватым выражением лица взяла руку пожилой леди в свои ладони и прижалась к ней щекой.

– Я вовсе не сумасшедшая, бабушка, – произнесла она, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. – Более того, я сказала вам правду. Я и впрямь полагала, что лучше будет дать согласие на этот брак, чем остаться на Маунт-стрит. Лорд Денвилл с самого начала не притворялся, будто питает ко мне более нежные чувства, чем я. А что касается его страсти, то ее никогда не было и никогда не будет, чему я, признаться, весьма рада, ведь безумно влюбилась в его брата и собираюсь выйти за него замуж. И мне безразлично, что по этому поводу скажет папа.

Почтенная вдова стиснула своей скрюченной рукой ладонь Кресси, словно зажала ее в тиски.

– К чему тут брат Денвилла? – призвала она внучку к ответу.

Кресси уставилась сверкающими глазами на леди Стейвли.

– Да, его брат, бабушка. Вы никогда прежде не видели лорда Денвилла. Кит столь на него похож, что сначала даже я ошиблась. Но они на самом деле совсем разные. Я… я почувствовала это, когда он приехал на Маунт-стрит вместо брата. Именно поэтому я согласилась отправиться сюда с вами. – Девушка поднесла скрюченную руку бабушки к своим губам и поцеловала ее. – Вы и сами ощутите разницу, потому что вы такая мудрая, мадам, и проницательная. Я очень счастлива, что вы столь высоко отзываетесь о Ките.

– Прочь! – хрипло воскликнула вдовствующая леди, отдергивая руку. – Наглец! Значит, он решил посмеяться надо мной? В жизни не слышала о таком чудовищном надувательстве!

Кресси ласково улыбнулась.

– И Кит того же мнения, мадам… он думает так же, как и вы. Мистер Фенкот участвует в этом против своей воли. Он бы давным-давно вышел из дела, да вы предложили приехать сюда к леди Денвилл. Я должна постараться объяснить вам сложившиеся обстоятельства… Духовная связь, которая у него есть с лордом Денвиллом… К сожалению, я полагаю, что человек, у которого нет близнеца, этого просто не поймет… не поймет, насколько прочна такая связь.

– Я уж точно уяснила, что он бессовестный обманщик, который обвел тебя вокруг пальца, дурочка! – ответила почтенная матрона, нисколько не успокоившись.

– Нет, Кит ничего такого делать не собирался, впрочем, если бы захотел, то, уверена, смог бы легко меня окрутить, – без тени смущения в голосе призналась Кресси. – Я не лучше вас, бабушка, знаю, что такое иметь близнеца, однако понимаю: ежели они столь близки, как Кит и Эвелин, то каждый из них ощущает, когда другой попадает в беду либо испытывает телесные страдания после ранения, и, не колеблясь даже секунды, мчится на помощь, чего бы ему это ни стоило. Кажется, – нахмурившись и медленно выговаривая каждое слово, произнесла девушка, – они просто не могут иначе.

– Да неужели? – фыркнула пожилая леди. – Ладно. А теперь, будь добра, объясни мне, что же за напасть стряслась с Денвиллом? Из-за чего брату пришлось разыгрывать эту отвратительную комедию?

– Да, разумеется, я вам все разъясню, мадам, – с обезоруживающей искренностью молвила Кресси, а затем хихикнула. – Это совершенно невероятная история! Не знаю, как вы, бабушка, но я ни о чем таком в жизни не слыхала. Только один из Фенкотов мог пуститься на столь безрассудную авантюру, и только Кит мог исполнить это на столь высоком уровне. Мужества ему не занимать, бабушка, это уж точно.

– Перестань меня умасливать! – начальственным тоном сказала почтенная вдова. – Я хочу узнать все подробно и от начала до конца.

То, что рассказала Кресси, удобно устроившись на коленях близ сидящей бабушки, нельзя было в полной мере назвать «подробным рассказом от начала до конца», так как девушка ловко опускала неудобные моменты, не унижаясь, впрочем, до откровенной лжи. Почтенная вдова слушала ее в полном молчании. Нельзя сказать, что выражение лица пожилой леди смягчилось. Несколько раз ее одрябшая щека дергалась от легкого тика. Кресси, зная бабушкину любовь к разного рода пикантным историям, отважилась описать случай с миссис Алпертон. Леди Стейвли едва не расхохоталась, но затем, бросив сердитый взгляд на внучку, заявила – это был астматический приступ. По окончании рассказа почтенная вдова сказала, что ничего более непристойного она никогда прежде не слышала, и ворчливо добавила:

– Я заметила, что в твоем рассказе ты умолчала об этой симпатичной балбеске, которую ты склонна называть «моя дорогая крестная». Не пытайся меня одурачить. Лучше обойдись без своих штучек, Кресси! Я не дура и никогда ею не была. Если ты сейчас скажешь, что она к этому не причастна, то лучше молчи.

– Разумеется, она во всем участвовала с самого начала, – не стала перечить бабушке Кресси, глядя на нее большими невинными глазами. – Это крестная предложила, чтобы Кит на один вечер заменил Эвелина, спасая его репутацию. Кажется, я вам уже говорила…

– Ах, говорила, – язвительно промолвила леди Стейвли. – А вот ты так и не просветила меня, с какой такой стати для Денвилла столь важно избавиться от попечительства!

– А чего вас удивляет данное обстоятельство, бабушка? Лишь подумайте, насколько это, должно быть, досадно для молодого графа.

– Вот только не пытайся запудрить мне мозги, девочка! – рассердилась почтенная вдова. – Я из верных источников знаю, что его доходы составляют ни на пенни меньше шестнадцати тысяч в год. Генри Брамби говорил мне, что после смерти старого графа все его долги были оплачены благодаря доходам, полученным с его недвижимого имущества. – Глаза старухи сузились. – Его мать в долгах? Можешь не стараться отрицать это. Все знают, что почти дюжину лет она сидит на мели. Эвелин собирается их выплатить? Ладно… Из-за этого я о нем хуже думать не стану, однако не представляю, чем дурочка, мотовка и вертихвостка заслужила столь преданную любовь своих сыновей… даже если сто лет проживу, все равно не пойму. – Скрюченные пальцы почтенной вдовы перебирали складки шелковой юбки. Кресси молча ждала. Через некоторое время старуха бросила испытующий взгляд на девушку. – Хорошее дельце вы устроили, нечего сказать, – язвительно молвила леди Стейвли. – Пойми меня, мисс! Я не желаю, чтобы мое имя имело хоть какое-то отношение к этому скандальному происшествию. Боже всемогущий! Все уже наверняка убеждены в том, что ты вот-вот официально обручишься с Денвиллом. Ты не задумывалась над тем, что скажет твой отец, когда узнает о ваших кульбитах?

– Он будет дожидаться вашего решения, бабушка, – безмятежно сказала Кресси. – Вам известно это не хуже меня. Надеюсь, ваш ответ будет в мою пользу, то есть в пользу Кита, потому что я люблю вас обоих, и, коль мне придется выйти замуж без вашего одобрения, данный факт весьма омрачит мое счастье. – Подняв глаза, девушка смело посмотрела в лицо пожилой леди. – И года не пройдет, как я достигну возраста, когда ни вы, ни папа не сможете помешать мне выйти замуж за Кита.

– Если бы я когда-нибудь отважилась так разговаривать с моей бабушкой, – нарушив тяжелое молчание, изрекла почтенная вдова, – меня бы выпороли и на неделю заперли в спальне, посадив на хлеб и воду.

Суровость исчезла с лица Кресси.

– Неужели, мадам? – спросила она. – Ваши родители, должно быть, отличались изрядной храбростью.

– Дерзкая девчонка! – молвила вдовствующая особа, поднося руку ко рту для того, чтобы скрыть, как дрожат ее губы. – Не думаешь же ты, что можешь так вызывающе разговаривать со мной? Позвони в колокольчик! Я теряю с тобой терпение. Ты меня до смерти утомишь. Посмотри, который час! Я уже полчаса как должна была спать. Осталось меньше часа на сон, а потом мне придется вставать и готовиться к ужину, а из-за тебя, неблагодарной, жестокосердной, несдержанной и легкомысленной, я, чего доброго, и на минуту не смогу сомкнуть глаз. Уходи прочь! И не льсти себя несбыточной надеждой, что ты получишь мое одобрение, ибо не тут-то было.

Благоразумно покинув спальню бабушки, Кресси прикрыла глаза, испытав минутное облегчение, а затем сбежала вниз по лестнице, намереваясь найти мистера Фенкота. Хотя девушка и не спешила это признавать, разговор с почтенной вдовой дался ей совсем непросто, вызвав нешуточный душевный трепет и волнение. Впрочем, на данный момент поведение леди Стейвли после услышанного ею откровения внучки оказалось более обнадеживающим, чем Кресси сперва ожидала. С самого начала надеяться на то, что бабушка, особа весьма тиранического склада характера, сразу согласится на этот брак, представлялось маловероятным. Во-первых, данное замужество не было столь блестящим, как союз с графом Денвиллом, уже одобренный ею. Во-вторых, случившееся имело все признаки скандала, столь неприятного для высокородной пожилой леди. Кресси всерьез опасалась, что бабушка, впав в ничем не сдерживаемое раздражение и сильно рассердившись, пожелает в тот же день уехать вместе с внучкой в Уэртинг, чтобы глаза ее никого здесь не видели. Старуха определенно, впрочем вполне оправданно, обиделась, однако своим опытным глазом Кресси видела, что мысль о крайностях так и не пришла ей в голову. К величайшему облегчению девушки, пожилая леди не потребовала тотчас же к себе хозяйку дома для объяснений по поводу столь бесстыдного вероломства. Это даже важнее.

Вместо того бабушка капризным тоном, более подобающим рассерженной и сбитой с толку старой леди, чем разъяренному домашнему деспоту, обругала свою внучку не за то, что та позволила впутать себя в скандальный маскарад, а за то, что вследствие их разговора она потеряла полчаса дневного сна. Бабушке, подумала Кресси, нужно время для того, чтобы все хорошенько обдумать. Одно это – повод для робкого оптимизма. Битва, бесспорно, выиграна, хотя с бабушкой еще придется повозиться… От внимания Кресси не укрылось то, что леди Стейвли позабавили некоторые эпизоды рассказанной ею в целом возмутительной истории. А еще не оставляло сомнений то, что бабушка прониклась сильной симпатией к мистеру Кристоферу Фенкоту. По мнению Кресси, все теперь зависело от того, найдет ли этот находчивый и сообразительный джентльмен благопристойный выход из ситуации, которая, по всей вероятности, предоставит высшему свету замечательный повод для нескончаемых сплетен и догадок сомнительного рода.

Девушка так спешила, что не заметила присутствия постороннего. Влетев в дверь библиотеки, Кресси позвала Фенкота по имени и лишь тогда заметила сэра Бонами. Застигнутая врасплох, она пробормотала слова извинения.

Кит стоял опираясь одной рукой о спинку кресла. Напротив него на диване со смиренным выражением лица, аккуратно сложив руки на коленях, сидел сэр Бонами.

Быстро повернув голову к источнику шума, Кит довольно странным голосом произнес:

– Не уходи, Кресси! Сэр Бонами знает правду о нас и, полагаю, не будет возражать, если я раскрою тебе неожиданную новость, которую он только что поведал мне…

– Конечно, я не против, – сказал сэр Бонами и подался вперед, готовясь подняться с дивана. – У меня нет возражений. Запомните мои слова: не успеет кошка полизать себе лапку, как об этом будут судачить во всех гостиных.

– Пожалуйста, не вставайте, сэр! – молвила Кресси, пересекая комнату и успокаивающе кладя ладонь поверх руки грузного джентльмена. – Что за новость? Не мучь меня, Кит. Я вижу, известие это из приятных.

Мистер Фенкот вдруг подозрительно прищурился и ровным голосом произнес:

– Сэр Бонами сообщил мне, что моя матушка приняла его предложение выйти за него замуж.

– Ух ты! – воскликнула Кресси. – Да неужели? Дорогой сэр! Позвольте мне первой поздравить вас!

– Весьма признателен. У меня голова идет крýгом… думаю, мне не надо говорить вам о том, что я самый счастливый человек на земле. Это, – с упрямым видом заявил сэр Бонами, – и так яснее ясного.

– Разумеется. Мне ваша история напоминает волшебную сказку.

– А-а-а… ну да… Нечто такое, о чем ты не думаешь, а оно случается… Я имею в виду, – поспешно поправил он себя, – что давно уже потерял всякую надежду.

Кит показался Кресси излишне мрачным. Она бросила украдкой взгляд на молодого человека и с облегчением обнаружила, что при виде впавшего в хандру счастливого поклонника его матери мистер Фенкот, обладающий хорошим чувством юмора, немного приободрился. В глазах его заиграли смешинки, а суровые складки у рта разгладились. Однако то, что он сказал, прозвучало вполне серьезно:

– Вам, должно быть, трудно осознавать всю глубину вашего счастья, сэр?

– Да… разумеется, – согласился с ним сэр Бонами. – В моем возрасте с подобными переменами свыкнуться нелегко. Да… и вот еще что… Задаюсь мыслью, будет ли ваша маменька счастлива, выйдя за меня замуж. Скажите-ка мне, Кит, что вы думаете на сей счет… Не пожалеет ли она со временем?

– Не пожалеет, – заверил его молодой человек. – Я совершенно уверен, сэр, что ни она, ни вы не будете сожалеть об этом решении.

– Ладно… Должен сказать, Кит, это очень благородно с вашей стороны, весьма благородно, – произнес явно удивленный сэр Бонами. – Конечно, я ни в коей мере не буду сокрушаться, но черт меня побери, если мог предположить, что услышу нечто подобное от вас! По правде говоря, я считал, что вы рассердитесь.

– Я не мог бы пожелать более добросердечного и снисходительного мужа для своей матушки, – улыбнувшись, произнес Кит. – Вы до смерти ее забалуете.

– Ну… да… А вы не хотели бы видеть в ее мужьях другого джентльмена?

– Нет, никого другого, только того, кто ее любит, того, кому можно без боязни препоручить заботу о ее будущем. Чего я точно не хочу, так это чтобы маменька сама вела хозяйство… и запутала дела так, что господи упаси!

– Это уж точно, ей-богу! – воскликнул сэр Бонами. – Я не думал об этом, но вы совершенно правы, мой мальчик. Такого допустить никак нельзя. В любом случае ей не придется беспокоиться на сей счет.

– Ни о чем не следует тревожиться, – заверила его Кресси. – Не сочтите мои слова за дерзость, однако я скажу, что никогда еще ни один рыцарь не был столь достойным дамы своего сердца, как вы, дорогой сэр.

– Не надо, – заволновался смущенный сэр Бонами. – Ерунда все это. Весьма признателен за столь высокое мнение обо мне, однако оно не соответствует действительности. Если уж на то пошло, я баронет.

– Мне вы всегда напоминали рыцаря древних времен, – избегая смотреть в глаза Киту, заверила сэра Бонами девушка.

– Одного из тех молодчиков, которые разъезжали верхом на коне в поисках драконов? С чего вам пришла в голову столь нелепая мысль, моя дорогая девочка? Да еще весь в доспехах! От одной мысли об этом меня бросает в жар. Уверяю вас: это совсем на меня не похоже и не подходит мне.

– Вы неправильно поняли. Я не о драконах, а о преданности моей крестной. Все эти годы вы были ее верным рыцарем.

– Баронетом, – вставил Кит.

– Раньше я часто размышляла о том, как вам, должно быть, одиноко, – продолжала Кресси, сделав вид, что не расслышала колкости Кита. – Жить в вашем огромном доме совершенно одному… без какой-либо надежды на перемены в будущем…

– Оно, конечно, так, но со временем человек ко всему привыкает, к тому же я живу там не совсем один.

– Безусловно, у вас есть слуги, однако разве они что-нибудь значат в вашей жизни?

Сэр Бонами, нанимавший к себе в услужение огромный штат прислуги, в том числе и трех поваров, без которых не мыслил своей жизни, считал, что они многое значат для его телесного и душевного комфорта, но он благоразумно решил воздержаться от подобных заявлений.

– Однако теперь ваша жизнь изменится.

– Это уж точно, – глубоко вздохнув, согласился сэр Бонами.

– Вам станут все завидовать, – поспешно меняя тактику, заверила его Кресси. – Все разочарованные и отвергнутые поклонники крестной будут готовы убить вас. Я не могу удержаться от смеха, воображая себе горечь, которую испытает кое-кто из них, когда узнает, что вы увели столь прекрасную леди у него из-под носа.

Как оказалось, подобного рода соображения никогда прежде не приходили в голову сэра Бонами. Обдумывая слова девушки, он слегка надул щеки. Так он поступал всякий раз, когда услышанное льстило ему.

– Клянусь Юпитером, так оно и произойдет! – заявил сэр Бонами. – Они и впрямь будут готовы убить меня. Самая очаровательная леди высшего света, у которой множество поклонников, выбирает меня. Триумф, что ни говори. Господи! Готов заплатить пятьсот фунтов, чтобы только увидеть, как вытянется лицо Лоута, когда он прочтет об этом официальное объявление в газете. Вполне возможно, он и впрямь захочет меня убить. – А затем в его голове промелькнула не столь приятная мысль и джентльмен более мрачным тоном произнес: – Но я знаю одного человека, который уж точно пожелает вырезать мою печенку. И это молодой Денвилл. Я совсем позабыл о нем. Кит! Если наш брак приведет к возникновению напряженности в отношениях между ним и вашей мамой, это разобьет ей сердце. Я скорее откажусь от всей затеи, чем допущу подобное.

– Не тревожьтесь, сэр! Этого не случится, – ответил Кит. – Я не могу обещать, что Эвелин будет рад такому браку, но бояться решительно нечего. Брат примирится с этим и ни за что не станет ссориться с мамой. Будьте уверены!

– Пожалуй, вам виднее, – приняв неизбежное, молвил сэр Бонами и тяжело поднялся на ноги. – Пора идти к себе переодеваться.

– Сегодня лучше не переодевайтесь, сэр. Час назад приехал генерал Оукеншоу засвидетельствовать свое почтение матушке, а она уговорила его остаться с нами поужинать.

– Да неужто! А я-то думал, старый паук уже несколько лет как отошел на покой! – воскликнул сэр Бонами. – Ну и денек сегодня выдался! Один сюрприз за другим! Переодеваться в вечерний наряд я, пожалуй, не стану, но сюртук все же сменю. А еще мне просто необходимо отдохнуть перед трапезой, чтобы набраться немного сил.

– Как насчет стаканчика кордиала? – предложил Кит.

– Нет-нет, кордиала не хочу. Дело в том, что за сегодня я слишком переволновался. К таким потрясениям я вообще-то не привык и посему чувствую себя немного уставшим. Непродолжительный сон вновь вернет мне бодрость духа.

– Как вам угодно, сэр, – сказал Кит, приоткрыв дверь перед выходящим из библиотеки мистером Рипплом.

На прощание он слегка поклонился престарелому джентльмену. Затворив дверь, Кит обернулся и увидел, что Кресси рухнула в кресло, содрогаясь от хохота.

– О Кит! О Кит! – немного успокоившись, промолвила девушка между двумя приступами хохота. – Я думала, что умру со смеху! Бедный сэр Бонами!

– А ты-то со своим рыцарем тоже хороша, – сказал Кит.

Это вызвало у Кресси очередной приступ безудержного хохота.

– Баронет! – простонала она. – Какой же ты негодник! Нет, не могу больше… Не смеши меня снова… Мне уже смеяться больно… – Вытерев глаза от слез, девушка продолжила: – Но это будет счастливый брак, когда он свыкнется. Ты со мной согласен?

– Думаю, так оно и произойдет, если его, конечно, удастся подвести к алтарю. Меня, любовь моя, больше интересует, чья это задумка – твоя или мамина? Говори начистоту.

– Кит! Неужели ты полагаешь, что я отважилась бы советовать крестной выходить замуж за сэра Бонами либо другого джентльмена?

– Не полагаю, но подозреваю, что именно ты подсказала ей столь здравую мысль. Я прав?

Девушка перестала смеяться.

– Не совсем, однако, не стану отрицать, эта мысль пришла крестной на ум, когда она беседовала со мной. Ты на меня сердишься?

– Не знаю еще… Нет, конечно, не сержусь, но… Кресси! Она старается ради Эвелина?

– Не только ради него, полагаю, но и в равной степени ради себя. Я не могу открыть тебе предмет нашего разговора, ведь крестная взяла с меня честное слово, что я сохраню все в тайне. Скажу лишь, что застала ее в совершенном расстройстве чувств. От нее я узнала, что она собирается… пойти на огромную жертву ради Эвелина, но после разговора со мной крестная удалилась с видом проказницы, измыслившей нечто эдакое… Кит! Я на самом деле верю в то, что она будет счастлива. Ты знаешь, твоя матушка весьма привязана к сэру Бонами. Ей всегда уютно в его обществе, а жить одной крестная просто не сможет. Ты и сам говорил мне это. Ты вот обеспокоен ее ужасным мотовством, меня же больше волнует, как бы, избрав жизнь отшельницы, она не стала глубоко несчастной.

– Да, я тоже так считаю… А сэр Риппл? Я бы не сказал, что он светится от радости.

Девушка рассмеялась.

– Быть может, и не светится… Только не надо меня смешить, а то я, чего доброго, взорвусь. Дело в том, что сэр Бонами долгие годы наслаждался своей жизнью и вдруг осознал… ну, мне так кажется… осознал, что у него нет особого желания менять что-либо. Для него это, должно быть, оказалось ужасным потрясением, но скоро он свыкнется с такой мыслью… Как бы там ни было, сэр Бонами на самом деле любит ее. Он будет весьма гордиться своей женой и упиваться восторгом, наблюдая за тем, как она тратит на себя огромные суммы его денег… Ой, дорогой! Посмотри, который час! Надо поспешить, а то я опоздаю к ужину! Кит! Что за генерала твоя матушка пригласила к нам на ужин? Жаль, что она сделала это, потому что я должна еще кое о чем рассказать. Я сказала бабушке, что ты не Денвилл.

– Боже милостивый! Зачем ты это сделала? Я думал, мы договорились, что рассказывать буду я.

Девушка покачала головой.

– Поверь мне, Кит, ты бы не смог умаслить ее.

Молодой человек вопросительно приподнял брови.

– Неужели? Как я понимаю, твои усилия завершились успехом?

– Ну, я точно не знаю… Появление этого генерала спутало мне все карты, – серьезным тоном произнесла юная леди. – Бабушке придется весь вечер держать язык за зубами, и посему настроение у нее будет плохое и она наверняка решит выместить раздражение на тебе. Однако нельзя отрицать, что ты определенно симпатичен ей. Надеюсь, она смягчится, если тебе удастся измыслить, как бы всем нам выпутаться из этой скандальной истории, чтобы никто не догадался о том, что же произошло на самом деле.

– Пожалуй, ты права.

Кресси вопросительно посмотрела на Кита.

– Должна признаться, это кажется мне сложной задачей, но думаю, у тебя в голове уже зародилась какая-нибудь мыслишка. Я права?

– Честно говоря, пока нет, любимая.

– Ах, – слегка разочарованно вздохнула Кресси. – По правде сказать, это несколько сбило меня с толку, потому что я надеялась, ты уже придумал, как ловко выйти из этого положения.

– Понимаю, – промолвил Кит, разглядывая девушку с выражением виноватого удивления на лице. – Поверь, дорогая, очень неохотно мне приходится рушить твои иллюзии на мой счет, столь лестные для меня. Полагаю, лучше будет тотчас же очистить свою душу. Кресси, любимая! Если ты собираешься стать супругой блестящего дипломата, то от этой пагубной привычки тебе придется отказаться… Короче говоря, я также пребываю в полнейшей растерянности насчет того, как это сделать.

Ее серьезность уступила место веселью.

– Ох, Кит! Какой же ты бука! – засмеялась Кресси. – Ты что, и впрямь считаешь меня настолько глупой, чтобы тешить себя несбыточными надеждами? Я просто уверена в том, что ты сможешь найти выход, который устроит всех.

Мистер Фенкот, должным образом восприняв трогательную убежденность любимой в его сообразительности, по-прежнему держа ее в объятиях, учтиво произнес:

– Разумеется, я найду. В конце концов, у меня еще в запасе двадцать минут на размышления, прежде чем я выйду в столовую к ужину. Что же касается предстоящего бракосочетания нашей матушки, то, полагаю, мне и двадцати секунд хватит для того, чтобы убедить брата не только со всем согласиться, но и принять предстоящее вполне любезно и одобрительно.

Мисс Стейвли громко расхохоталась, но в ее глазах светилось неподдельное восхищение.

– Более чем достаточно… Мой дорогой, мой любимый…

 

Глава 21

Ужин в Рейвенхерсте в тот вечер нельзя было отнести к числу наиболее удачных приемов леди Денвилл. Впрочем, хозяйку дома утешала мысль о том, что никто из представителей света, с чьим мнением она считалась, все равно ничего не узнает. Графиня блистала своим всегдашним великолепием. Мисс Стейвли сидела как на иголках. Почтенная вдова была женщиной достаточно мудрой, чтобы в присутствии постороннего, имевшего к тому же репутацию неисправимого бродяги, пускаться в откровения, особенно если он сидит рядом с ней во главе стола. Сложившееся положение вещей не на шутку раздражало леди Стейвли. Она вся кипела от злости, и, стоило кому-либо заговорить с ней, ответная реплика старухи сочилась язвительной желчью. Генерал Оукеншоу в свою очередь с раздражением выявил, что его старый соперник, которого он за глаза клеймил столь нелицеприятными метафорами, как «губошлеп», «брюхо-пудинг», «посмешище», «колодка для париков», «недотепа», «жирный варфоломеевский карапуз» и прочие, является почетным гостем в Рейвенхерсте и, по-видимому, состоит в близких отношениях с хозяйкой.

Единственным человеком, который получал удовольствие от происходящего, был сэр Бонами Риппл. Он присоединился к остальному обществу, не ожидая от предстоящего ужина ничего хорошего. Целительный сон, на который сэр Бонами возлагал большие надежды, так его и не посетил. Он не смог сомкнуть глаз даже на секунду. С неудобной кушетки пожилой джентльмен поднялся, находясь в прескверном расположении духа. В голове зародилась мыслишка, что недолго ему уже осталось жить на этом свете. Однако, стоило сэру Бонами войти в просторную гостиную, где к тому времени собрались другие, настроение у него немного улучшилось. Леди Денвилл была само очарование в своем золотистом атласном платье.

Хозяйка дома, пленяя сэра Риппла своей обаятельной улыбкой, направилась к нему и, протянув обе руки, произнесла:

– Мой дорогой Бонами!

– Амабель! – с придыханием выговорил он. – Честное слово, вы просто восхитительны! Обворожительны!

– Серьезно? Весьма признательна вам. Никто, кроме вас, не может быть лучшим судьей того, что касается моды.

Сэра Бонами охватило столь сильное чувство восторга, что у него просто не хватило слов, чтобы выразить свою мысль. Он лишь поцеловал обе протянутые к нему руки. Когда сэр Бонами выпрямился, его камберлендский корсет мерзко заскрипел. От внимания пожилого джентльмена не укрылось то, что генерал Оукеншоу наблюдает за ними с явным отвращением. Это доставило ему несказанное удовольствие. С того момента сэру Бонами стало ясно, что вечер обещает выдаться весьма славным. Поднеся к глазам лорнет, он воскликнул:

– Господи! Благослови мою душу! Оукеншоу собственной персоной! – Затем, уронив лорнет, он ринулся к генералу и, протянув руку, произнес добродушным тоном, который никого все равно не смог бы обмануть: – Дорогой сэр! Прошу извинения за то, что я не сразу узнал вас. Вам ведь известно: когда человек входит в преклонные года, его память ослабевает. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз имел удовольствие пожимать вашу руку? Ну… лучше не будем углубляться в столь щекотливый вопрос.

– У меня память не ослабела, – произнес генерал. – Я узнал вас, стоило вам войти в комнату. Вижу, вы такой же толстый, как и в прежние времена.

– Нет, мой дорогой старинный друг! – с невозмутимой веселостью в голосе заявил сэр Бонами. – Это вы сказали по доброте своего сердца, но я стал намного толще, чем был в то время. Но вы ни на йоту не изменились… Теперь, когда я могу разглядеть вас вблизи, вижу, что вы такой же старый… Как там вас называли? Ворчун… Нет. О чем это я болтаю… Не то… А-а-а… Старый скряга… Точно! Как я мог позабыть? Старый скряга!

Этот своеобразный обмен любезностями, весьма порадовавший сэра Бонами, никому не доставил удовольствия, за исключением, пожалуй, вдовствующей особы. Время от времени старуха разражалась резким смехом, однако было неясно, что является его причиной – неподдельная веселость либо злое желание сорвать свою досаду на ком угодно – будь то знакомый либо тот, кого она впервые видела.

К моменту окончания ужина даже леди Денвилл, которая все время сохраняла завидную невозмутимость и дружелюбие, поняла: чем быстрее ее галантный старый поклонник покинет их, тем лучше будет для всех. Именно вследствие этого графиня тихим голосом приказала Нортону принести поднос с чайным сервизом не позднее половины девятого. Поскольку у Кресси не было времени предупредить крестную о том, что старой леди Стейвли известна ее нелицеприятная тайна, ничто не смогло подготовить леди Денвилл к потоку порицания со стороны вдовствующей особы, излившемуся, когда двери Длинной гостиной затворились за спиной восьмидесятилетнего старика, имевшего чересчур сварливый характер. Амабель даже не попыталась оправдаться. Она лишь поникла, опустив голову, и смиренно промолвила:

– Понимаю… признаю́, однако я не желала никому ничего плохого. Это моя вина. Говорите что хотите, мадам, но молю вас не винить в том Кита…

При сложившейся ситуации робость и покорность сослужили леди Денвилл хорошую службу. Кресси, которая уже намеревалась броситься на выручку крестной, сразу же поняла это.

– Ради всего святого! Амабель! Не начинайте плакать, – раздраженно сказала престарелая леди. – Вы никогда не отличались светлым умом. Какой были, такой и остались. Что же относительно вашего драгоценного Кита, то пусть он теперь выкручивается сам. У него достаточно наглости, чтобы выйти победителем даже из этой баталии.

Со слов почтенной вдовы Кресси, на протяжении ужина всеми силами пытавшаяся развлекать генерала, пока леди Стейвли обменивалась элегантными колкостями с Китом, заключила: ее будущий жених не окончательно пал в глазах бабушки.

– Я должна вам кое-что сказать, молодой человек, – тихим, но от этого не менее грозным голосом произнесла вдовствующая леди.

– Догадываюсь, о чем, мадам, – молвил Кит. – Признаться, мне очень жаль, что не могу придумать ничего лучше, чем сказать: простите.

– А я погляжу, – пристально глядя на молодого джентльмена, сказала старуха, – вы вообразили себе, что стоит вам улыбнуться, и вы уже обвели меня вокруг пальца.

– С чего вы так решили? Отнюдь, – удивившись, возразил Кит.

– Полноте… Вам еще, пожалуй, хватит дерзости заявлять, что вы сожалеете о своем поведении?

– Нет, мадам. Вы достаточно долго пожили на свете, чтобы поверить в такое. Разве можно сожалеть о том, как повернулись дела?

– Я бы вам с удовольствием надрала уши, мистер Нахал! – сказала ему почтенная вдова.

На этом их перепалке пришел конец. Напоследок почтенная матрона одарила Кита столь убийственным взглядом, что у мистера Фенкота не должно было остаться никаких сомнений: она ни на йоту не оттаяла… Однако чуть позже, когда джентльмен вернулся в Длинную гостиную, было видно, что ее взгляд, задерживаясь на статной фигуре наглеца, немного смягчался.

Генерал не проявил желания злоупотреблять гостеприимством хозяев дома. Сославшись на то, что ему еще предстоит проехать пятнадцать миль до своего дома, он удалился, как только допил одну чашку чая. Кит сопроводил его вниз по лестнице к поданному экипажу и уже собирался сказать Нортону, чтобы тот прислал к нему Фимбера, когда увидел, что верный, хотя и несколько деспотичный оруженосец ожидает хозяина на площадке лестницы, в том месте, где ступени расходятся направо и налево.

– Замечательно! Вот вы мне как раз и нужны, – негромко сказал мистер Фенкот, быстро поднявшись по ступеням и хватая камердинера за руку. – Фимбер! Мне надо срочно переговорить с братом. Прежде я назначал ему на десять, но ее светлость приказала подавать чай раньше, поэтому через полчаса все будет спокойно. Ступайте в домик и приведите его светлость в мою спальню.

– Мистер Кристофер! – сказал Фимбер. – Я как раз пришел сообщить вам, что его светлость уже сидит сейчас в вашей, точнее, в своей спальне. – Изрекши все это словно порицание, камердинер выпрямился и тихо добавил: – Я предупреждал его светлость, что подобный поступок является весьма неосмотрительным, однако вы знаете его характер, сэр. К тому же миссис Пиннер нянчится с его светлостью словно с дитем малым, которое из пеленок только-только переодели в платьице. Она то и дело читает ему нотации, чем весьма действует его светлости на нервы. Невероятно глупое поведение, скажу я вам.

– Ну, это что-то новенькое, – промолвил Кит. – Дайте мне знать, когда Нортон унесет чайный поднос, вы, старый интриган.

Брата он застал в мрачном расположении духа. Эвелин задумчиво листал страницы последнего номера журнала «Джентльменз мэгэзин». Затем приподнял голову. Хмурое выражение тут же озарилось улыбкой.

– Только не брани меня, Кестер! С меня и Фимбера вполне хватит. Мне довелось мужественно сносить длиннейшие, скучнейшие нравоучения, однако, стоило делу дойти до стакана горячего молока перед принудительным отходом ко сну в восемь часов вечера, мне ничего не оставалось, как спасаться от Пинни бегством, – говорил Эвелин, нервно расхаживая по комнате. – Я долго думал, пока у меня чуть мозги не расплавились. Кестер! Наши дела безнадежны.

– Отнюдь, – возразил Кит. – Произошло кое-что такое, что всецело меняет ситуацию. Скажи-ка мне, Эв: ежели бы тебя не обременяли долги нашей любимой родительницы, ты решился бы взять себе в жены мисс Аскхем, а потом терпеливо ожидать, пока наш дядя, убедившись, что ты способен вести свои дела сам, не согласился бы отказаться от попечительства?

– Пожалуй, да, однако, учитывая, что я все же обременен…

– Больше нет, брат, – прервал его Кит.

– Что за вздор? – сверкнув глазами, воскликнул Эвелин. – Я уже говорил, Кестер, что ни при каких обстоятельствах не разрешу тебе посягать на то, что является моей ответственностью. Это мои обязательства, и только мои!

– Я не намерен посягать на твои обязательства, так что успокойся. Выслушай меня, Эв! Я принес новость, которая, уверен, тебе не особо понравится, однако с ней придется смириться. Маменька приняла предложение сэра Риппла и выходит за него замуж.

– Что?! – воскликнул как громом пораженный Эвелин. – Не может быть!

– Ты бы воспринял эту весть с еще бóльшим недоверием, доведись тебе присутствовать при том, как сэр Бонами сообщал мне сие известие. Господи всемогущий! Эв! Жаль, что ты этого не видел! Даже после оглашения смертного приговора, клянусь, он просто не смог бы пребывать в более подавленном состоянии духа. Я почти уверен: не он, а она сделала ему предложение.

– Господи! Только не это! – содрогнувшись, воскликнул Эвелин. – Как она могла на такое решиться? Как ты можешь думать, Кестер, что я позволю ей принести себя в жертву? Не думал, что ты считаешь меня столь презренным ничтожеством! Перестань щадить мои чувства!

– И не собираюсь. Вот только прекрати вести себя словно трагический актер на сцене, – молвил Кит. – Ради бога, братец! Охлади свой пыл! Я также не в восторге от этой новости, но тут уж ничего не поделать. Я, конечно, не прожил вместе с мамой под одной крышей столь же долго, как ты, но даже мне понятно: матушка приспособлена к самостоятельному принятию решений не более, чем грудничок. Мне известно, что ты бы предпочел, чтобы она жила вместе с тобой, однако должен тебя огорчить: мама ни за что не согласится… А теперь представь себе, что же произойдет, если она начнет вести хозяйство сама.

– Знаю, знаю, Кестер, но…

– Верю, что ты все прекрасно понимаешь… Поэтому вообрази себе, как она заживет, если станет женой сэра Риппла…

Взгляды братьев встретились, пронзая разделяющее их пространство. Эвелин пристально уставился на Кита, а тот безмятежно встретил его взор и первым нарушил молчание:

– Мы привыкли считать его полным болваном, Эв, однако, болван он или нет, сэр Бонами является самым преданным из маминых друзей. Сейчас он уже не влюблен в матушку, но Кресси совершенно права, утверждая, что он обожает ее. Мало есть такого на свете, что он не в состоянии ей дать. Уверен, чем расточительнее маменька будет по отношению к его деньжатам, тем большее удовольствие принесет ему ее взбалмошность. А еще я убежден: замужество избавит маму от всяких повес вроде Лоута.

Воцарилась долгая пауза.

– Если бы я полагал, что она будет счастлива… – нарушил молчание Эвелин. – Нет, Кестер, нет! Маменька просто хочет мне помочь! Я в этом уверен!

– Согласен, – сдержанно заверил его Кит, – однако ежели ты думаешь, что она приносит себя в жертву, то глубоко ошибаешься. Жертва в нашем случае – это сэр Риппл. Матушка же получает все, на что рассчитывает. Эв! Я вполне серьезен, когда утверждаю: коль ты расположен ставить маме палки в колеса, то окажешь ей весьма и весьма дурную услугу.

– Кестер! Ты ведь знаешь, что я не стану… – начал Эвелин, но дверь приоткрылась, и в комнату вошел Фимбер.

– В чем дело?

– Чайный поднос убран, сэр, – сообщил слуга, подчеркнуто обращаясь к Киту. – Я взял на себя смелость сказать Нортону, что… мистер Кристофер пожелал, чтобы в библиотеку принесли бренди. Теперь у него не будет повода появляться сегодня вечером в Длинной гостиной. А еще он мне сказал – пожалуй, это важно, сэр, – что леди Стейвли пока не отошла ко сну. Она сейчас играет в пикет с сэром Бонами. Я буду ждать поблизости, чтобы потом провести его светлость в домик миссис Пиннер.

– Ну вот, – с горечью в голосе произнес Эвелин, когда за Фимбером закрылась дверь. – Сам видишь, что мне приходится выносить. И что же делать, Кестер?

– Ты, – молвил Кит, – ты должен встретиться с леди Стейвли… Да поможет тебе Господь! И к тому же пожелай счастья в личной жизни бедолаге Рипплу. Ну а в-третьих, нам надо придумать какой-нибудь хитроумный план, чтобы никто из нашего круга ни о чем таком скандальном даже не помыслил.

– Мне кажется, ничего не выйдет.

– Должно выйти, – твердо сказал Кит. – От этого зависит мое личное счастье.

– Тогда лучше всем займись сам, – заявил ему Эвелин. – В конце концов, из нас двоих умным считают тебя, Кестер. А что собой представляет пожилая леди? Как с ней себя вести?

– Бесстрашно, потому что она сущая мегера.

– Господи! Лучше бы я вообще не возвращался домой, – простонал Эвелин. – Не смей бросать меня один на один с ней. Я уже и так дрожу как листок на ветру.

– Мужайся, брат, – посоветовал Кит, распахивая дверь, ведущую в Длинную гостиную.

Вместе они переступили порог и застыли на секунду в дверном проеме.

Почтенная вдова, только что взявшая в руки розданные сэром Бонами карты, отложила их в сторону и в изумлении уставилась на братьев-близнецов. Старуха и словом не обмолвилась, но по блеску, промелькнувшему в ее глазах, внучка леди Стейвли поняла, что внезапное появление братьев Фенкотов произвело на пожилую леди неизгладимое впечатление.

Каждый из них мог по праву считаться весьма симпатичным, статным молодым человеком. Но вместе, при свете свечей, бросавших блики на их гладко выбритые лица, они произвели на почтенную вдову сильнейшее впечатление. Как многие до нее, пожилая леди пришла к мысли, что это парочка, вполне возможно, самых красивых джентльменов из всех, с кем сводила ее судьба.

– Эвелин! Мой дорогой! – радостно воскликнула леди Денвилл.

Вскочив с дивана, графиня грациозной походкой устремилась навстречу своим сыновьям, широко раскрыв материнские объятия.

Эвелин левой рукой взял ладонь матери, осторожно поцеловал ее и с озорством заметил:

– Вы сегодня особенно изящны, маменька. Нарядились, словно рождественская елка.

Графиня, хихикнув, хотела было последовать за ними, но сын мягко отстранил ее и направился по гостиной туда, где сидела вдовствующая особа. Если Эвелин и боялся, внешне он никак не проявил своих чувств. Молодой человек поклонился почтенной матроне. Его улыбка была столь же обезоруживающей, как и улыбка брата.

– Я должен попросить у вас прощения, леди Стейвли, однако, если рассудить здраво, моей вины в случившемся нет.

Против воли губы старухи скривились в подобии улыбки, и она протянула ему руку.

– Значит, это вы, граф Денвилл… – произнесла почтенная вдова. – Вам бы, молодой человек, следовало просить прощения не у меня, а у моей внучки.

– А-а-а… ну да, – сказал Эвелин. В его глазах сверкнуло перешедшее ему от матери озорство. Повернувшись к юной леди, он протянул ей руку. – Прошу прощения, Кресси… Впрочем, как я слышал, вы уже избавились от меня…

Поднявшись на ноги, девушка рассмеялась и подала ему руку, которую молодой человек поцеловал… а затем приложился губами к ее щеке.

– Я желаю вам счастья, моя дорогая, – сказал он.

– Премного благодарна. Позвольте и вам пожелать того же, – сдержанно ответила Кресси.

Озорные огоньки, вспыхнувшие в глазах Эвелина, свидетельствовали о том, что он прекрасно понял намек, однако с невозмутимым видом ответил:

– Я весьма польщен иметь такую достойную сестру, как вы. – Повернув голову, Эвелин позвал брата: – Кестер!

Кит, не сводя с Кресси благодарного взгляда, подошел ближе.

– Если я имел какие-либо права на эту руку, – продолжил Эвелин, – то позволено ли мне будет передать их моему брату? Мисс Стейвли! Он куда достойнее меня, впрочем, вы наверняка уже это знаете.

– Спасибо, брат! – промолвил Кит, беря Кресси за руки и крепко их сжимая. – Все будет хорошо.

Рассмеявшись, Эвелин повернулся к сэру Бонами. При виде пожилого джентльмена он умолк, а губы его вытянулись в натянутой улыбке.

– Кит сообщил мне, сэр, что я могу выразить вам свои поздравления.

Сэр Бонами взирал на него с таким видом, словно имел дело с коброй.

– Да… да… Весьма вам признателен, лорд Денвилл. Значит… вы не против?

– Что? – воскликнула вдовствующая особа. Взгляд ее метнулся от сэра Бонами к леди Денвилл. – Вот оно, значит, как! Ну и дела!

– Да, мадам, – светясь добродушием, заявила графиня. – Так оно и есть. Сэр Бонами оказал мне честь, предложив свою руку и сердце. Я приняла его предложение.

– Вы, значит, приняли его предложение… Ну и ну… – язвительно пробурчала почтенная вдова. – Если так оно и есть, это ваш единственный разумный поступок, о котором мне известно, Амабель.

Сэр Бонами, не обращая внимания на колкое замечание старухи, воспользовался моментом, чтобы вставить слово:

– Возможно, это не совсем придется вам по вкусу, лорд Денвилл, – тихим голосом поспешно произнес он. – Конечно, я всем сердцем этого желал, однако мне бы не хотелось обижать вас. Вам следует все откровенно сказать мне. Ни за что на свете я не желаю становиться между вами и вашей матушкой.

На миг злорадные взгляды братьев встретились поверх опущенной головы бедолаги. Эвелин не меньше своего брата был падок на все комичное, поэтому суровость сошла с его лица. Граф вытащил из кармана табакерку, одним движением пальца ловко откинул крышку и протянул ее сэру Бонами.

– Не желаете ли понюшку? – предложил он. – Да полноте… Попробуйте мой табак, сэр.

– Это не вполне то, что мне сейчас нужно… однако спасибо, мой мальчик… Я часто задумывался, что у вас за смесь… немножечко старого гаврского, я полагаю… и совсем-совсем кроха французского призового… конечно, а еще…

– Верно. Такая смесь не покажется вам излишне пересушенной.

Взяв понюшку, сэр Бонами вдруг затрясся всем телом в приступе раскатистого хохота.

– И на этом я как раз поймал Кита. Он ведь вам рассказал, полагаю? А еще он не умеет так ловко открывать табакерку.

– Брат никогда не научится этому, – сказал Эвелин. – Он предпочитает сигары.

– Только не это! – воскликнул изумленный до глубины души сэр Бонами.

Однако почтенная вдова прервала их непринужденную беседу.

– А теперь послушайте-ка меня! – нетерпеливо приказала она, властным жестом погружая кончик своей трости в ворс ковра. – Вы тут премило беседуете, однако ежели кто-то из вас вообразил себе, что я дам согласие на эту авантюру сомнительного свойства, то он глубоко ошибается.

– Бабушка! – взмолилась Кресси, отпуская руку Кита и садясь рядом со старухой. – Вы же много раз говорили мне, что Кит вам по душе. Сегодня вы мне сказали, что он весьма достойный человек, и едва не съели меня за то, что вам показалось, будто бы я не хочу выходить за него замуж. Вы сказали, я буду просто сумасшедшей, если откажусь…

– Попридержи свой язычок, девчонка! Я должна уведомить вас, что никогда прежде имя Стейвли не было замешано ни в одном скандале. Я не собираюсь помогать вам опорочить наше честное имя, впутав его в столь изящно проделанную авантюру.

– Ну, пожалуй, это несколько… неловко получилось, – согласилась с ней леди Денвилл, – но я полагаю, скоро все позабудут данный инцидент.

– Столь легкомысленное высказывание простительно для такой недалекой особы, как вы, Амабель, – заявила почтенная вдова, бросив на графиню испепеляющий взгляд.

Нахлынувшая кровь окрасила худое лицо Эвелина, но прежде чем он открыл рот, вмешался сэр Бонами.

– Совершенно верно, – произнес он, уставившись на вдовствующую леди Стейвли своими невыразительными глазами. – Еще ни разу я не слышал о скандале, который благополучно не забывался бы при появлении другого, не менее интересного. Более того, – промолвил он, выставив в ее сторону свой короткий пухлый палец и слегка помахав им, – если бы не эта дурацкая заметка в «Морнинг пост», ни одна живая душа внимания не обратила бы на то, что здесь происходит.

– Истинная правда! – вставил Эвелин. – Кто стоит за этой заметкой? Не вы же, маменька?

– Разумеется, не я, – возмущенно ответила леди Денвилл. – Возможно, я и недалекая особа, но никто никогда не обвинял меня в вульгарности.

– Никто этого и не говорит, – раздраженно произнесла почтенная вдова, возможно, впервые в жизни немного смутившись. – Все уже знают, что за сообщение в газете несет ответственность Альбиния. Конечно, ее вина пока не доказана, но я не из тех, кто не замечает того, что яснее ясного. Это ее затея. Нет ни малейшего сомнения. Я сразу же направила ей письмо, в котором уведомила интриганку, что обо всем знаю. Она даже не посмела написать мне в ответ хоть слово в свое оправдание. И ежели воображает, что, родив наследника лорду Стейвли, больше не услышит упрека с моей стороны, то очень скоро поймет, сколь глубоко ошибается. Однако, – продолжала почтенная вдова, вновь принимая вид светской дамы, – я была бы весьма вам обязана, если бы вы потрудились вспомнить: все приглашенные члены нашей семьи знают, что именно графа Денвилла они видели в доме моего сына и что именно граф Денвилл сделал предложение Кресси.

– Ну и что? – промолвил сэр Бонами, продолжая действовать старухе на нервы своим ничего не выражающим взглядом. – Я не думаю, что они проболтаются посторонним насчет того, как их обманули. Они будут поступать так, как вы им скажете, миледи.

– Не все, – неожиданно ответила старуха. – Стейвли решил пригласить к себе всю родню со всеми их отпрысками. Кое-кого из молодого поколения я вообще ни разу дотоле не видела… не видела и не желаю видеть впредь.

– Совершенно верно, – промолвила леди Денвилл. – Особенно несносен был тот надоедливый молодой человек, который приставал к Киту с предложением купить у него лошадь. Насколько мне известно, бедный Эвелин приобретать ее не собирался.

– Лактон! – воскликнул Эвелин. – Кестер! Неужели ты согласился?

Кит, сидевший в отдалении от остальных, ответил:

– Ничего не оставалось, как покупать.

– Простак! – сказал Эвелин. – Жалкая кляча, а не конь! Почему ты не посоветовался с Челлоу?

Ответа не последовало. Кит, нахмурившись, задумался о чем-то. Он не принял никакого участия в последовавшем оживленном обсуждении, однако, чтобы не казаться совсем равнодушным к спору, пару раз поднимал голову, отрывая взгляд от созерцания своих сложенных вместе рук и глядя на лица собравшихся… Несмотря на все выказанное Китом «вероломство», почтенная вдова была бы не против видеть свою внучку замужем за ним, однако соображения высшего порядка и светские приличия не давали ей тотчас же дать согласие. К мнению света лично она оставалась равнодушна, однако и пятнать доброе имя семьи почтенная матрона никому бы не позволила. Леди Денвилл была твердо убеждена в том, что следует как-то скрыть от общества подоплеку происходящего. Вот только графиня не знала как. Эвелин, понимая, что огласка может самым роковым образом повлиять на дипломатическую карьеру Кита, с тяжелым сердцем и видимой неохотой встал на сторону почтенной вдовы и несказанно удивил сэра Бонами, усомнившись в утверждении столь опытного знатока высшего общества по поводу того, что свет воспримет их авантюру как не более чем милый, ничего плохого собой не представляющий розыгрыш.

– Но вы и прежде разыгрывали людей, – возразила Кресси. – Неужели свет будет так уж сильно шокирован?

– К сожалению, будет, – резко ответил Эвелин. – Господи правый, Кресси! Я был куда лучшего мнения относительно вашей сообразительности! Прежде мы такое делали исключительно ради развлечения. Розыгрыш – это одно, а тут дело серьезное.

– Милый мальчик! Именно об этом говорит Кит, – с несколько виноватым видом заявила леди Денвилл. – Мне с самого начала не следовало просить его о помощи. Это моя вина… Я только думала, что, случись такое, ты бы ради брата тоже пошел на обман.

Быстрая перемена в выражении его лица выдала разницу, существующую между взрывоопасным характером Эвелина и более уравновешенным Кита. Складки озабоченности, прежде пересекавшие его лоб, разгладились. В глазах затанцевали бунтарские огоньки. Лицо приняло бесшабашное, веселое и дерзкое выражение. Граф рассмеялся.

– Вы не ошиблись, дорогая, – сказал он матери. – Я бы поступил так же, не раздумывая! – Бросив полный дерзости взгляд в сторону почтенной вдовы, Эвелин обратился к ней: – С таким же успехом, мадам, вы могли бы порицать моего брата за то, что он дышит. Кестер просто не мог поступить иначе, не мог не прийти мне на помощь. На его месте я сделал бы то же самое. Однако, насколько я его знаю, брат с великой неохотой занял в тот вечер мое место, подчиняясь лишь крайней необходимости. Случись мне влезть в его шкуру, ни малейшей неловкости я не испытал бы. Не знаю, смог бы проделать все столь же искусно, как это, видать, удалось Кестеру, но я, безусловно, получил бы несказанное удовольствие от такой проказы, а ему приключение не доставило никакой радости.

– Без сомнения, – отрезала леди Стейвли. – Ваш дядя Брамби мог бы не рассказывать мне о том, что ваш брат стоит дюжины таких, как вы, молодой человек. У меня самой есть глаза.

– О, всякий подтвердит правоту его слов, мадам! – весело заверил ее Эвелин. – Я знаю только двух людей, которые стали бы отрицать столь очевидную истину: это сам Кестер и моя матушка, для которой мы оба вне критики. Конечно, мы не столь совершенны, как кажется маменьке, однако, поверьте, леди Стейвли, ни он, ни я не пошли бы на подмену, знай мы, что это когда-нибудь выплывет на поверхность или обман придется поддерживать столь долго. Мой брат отправился в тот вечер к вам, свято веря, что либо я забыл о званом обеде, либо случилось нечто непредвиденное, что задержало меня, и я обязательно объявлюсь в самое ближайшее время. Со мной действительно стряслась неприятность: вследствие несчастного случая я потерял сознание и пролежал так несколько дней. Когда же пришел в себя и понял, что назначенный день давным-давно минул, я решил, что снова все испортил, впрочем, по правде говоря, я был слишком слаб, страдал после падения, так что это особо не заботило меня. Если бы я знал, что мой брат сейчас в Англии и отчаянно борется, спасая мою честь, то поспешил бы, но я ничего не знал до тех пор, пока не увидел ту заметку в газете. К тому времени Кестер преуспел в своем маскараде, ибо, раз вступив на эту дорогу, он уже не смог с нее свернуть. А еще брат понял, что раскрой он правду сейчас, и последствия для меня будут еще хуже, чем если бы он вообще не пытался мне помочь… К тому же он влюбился в Кресси, а она – в него. Но я хочу, чтобы вы поняли, мадам: он всего лишь желал спасти мою честь.

– И мою, – вставила девушка. – Я об этом уже думала… И крестная так считает… Что бы ни случилось дальше, я должна быть весьма признательна им за то, что они избавили меня от унижений, которые ожидали бы меня, если бы никто в тот день не приехал.

– Очень благородно, – признала вдовствующая особа, а затем жалобным тоном пожилой леди, вот-вот готовой свалиться с ног от полного телесного истощения, добавила: – Я не желаю больше слушать эту несусветную чушь. Найдите выход из затруднительного положения, в котором мы оказались, а не болтайте об одном и том же. Ежели вам это удастся, вы получите мое благословение. Пускай Кресси выходит замуж за вашего брата. Это мое последнее слово!

– Ну, коль так, то надо – значит надо, – сказал Эвелин. – Однако я пока считаю, что Кестеру следует продолжать быть мной, а я стану им.

Вдовствующая леди бросила на графа пренебрежительный взгляд. Кресси рассмеялась. Сэр Бонами не обратил на его слова никакого внимания. А вот леди Денвилл с серьезным видом произнесла:

– Нет, дорогой, об этом и речи идти не может! Представь только, как трудно тебе будет в Вене! Выдавать себя за Кита! Ты же, дорогой, ничего не знаешь о внешней политике, даже не ведаешь, кто есть кто в ней.

– Святые небеса! Не будьте столь наивной! – вспылила почтенная вдова, вновь рассердившись. – Ежели вы, лорд Денвилл, ничего не можете придумать умнее, чем отпускать дурацкие шутки…

– Вовсе не шутки, – упрямо настаивал на своем Эвелин. – Кестер смог бы без особого труда играть свою роль. А мама отнюдь не наивна. Она сразу же поняла слабое место в моем плане: я ничего не смыслю в политике.

– А я ничего не смыслю в управлении имением, – вставая, промолвил Кит. Подойдя к пожилой леди Стейвли, он обратился к ней: – Можно кое-что предложить вам, мадам? Я понимаю, вы весьма, должно быть, устали, но мне кажется, выход есть.

– Ох! – выдохнула Кресси, поднимая на молодого человека глаза, светящиеся доверием. – Я была уверена, что вы найдете выход… Ох! Дорогой!

 

Глава 22

– Ладно… будем надеяться, что так оно и есть, – сердито промолвила почтенная вдова.

– Конечно, он все придумал наилучшим образом, – произнес Эвелин, ошеломленный отсутствием веры в изобретательность своего брата. – Продолжай, Кестер. Рассказывай.

Кит не смог сдержать смешок и при этом слегка покраснел.

– Я расскажу, но боюсь, пока что мой план несколько сыроват. Мне кажется, так можно преодолеть все трудности, стоящие перед нами, хотя я, вполне возможно, выпустил что-то из виду. Как ни печально, но все у нас уж слишком запутанно. – Оглядев собравшихся, он продолжил: – Ну, думаю, прежде всего надо вернуть Эвелина на его место. В Рейвенхерсте это сделать не удастся, однако я не вижу причины, зачем ему обязательно хоронить себя в Лестершире. Ему нет никакой необходимости ехать дальше Хилл-стрит. Бригг ничего не заподозрит, потому что он весьма близорук. Полагаю, это касается и Динтинг. Я, когда жил на Хилл-стрит, старался держаться от нее подальше.

– А как насчет моего плеча? – перебил его Эвелин.

– Каким образом лондонские слуги могли узнать, когда и как ты его себе повредил? Это местные слуги могут догадаться, поэтому завтра по дороге в Лондон нужно перевернуть твой фаэтон, что объяснит, почему ты приехал на Хилл-стрит в наемном экипаже.

– Погоди минуточку, Кестер! – молвил Эвелин. – Какого черта мне ехать в Лондон, если все знают, что я здесь принимаю гостей? Господи! Даже мой дядя не поверит, что я настолько сумасброден.

– Ты поедешь в Лондон встретиться со мной, братец. Завтра я пошлю Челлоу, чтобы он забрал корреспонденцию с почтовой станции, и он привезет мне письмо, которое я пошлю самому себе. Матушка будет в восторге, а я, постаравшись должным образом действовать в соответствии с твоей всем известной импульсивностью, помчусь в Лондон в твоем фаэтоне, взяв с собой Челлоу. По дороге мы заедем в домик Пинни. Там ты займешь его место, и будем надеяться, Господь нам поможет и до Ист-Гринстеда мы не повстречаем никого, кто мог бы узнать тебя.

– Я надвину шляпу низко на глаза, а шарфом закутаю себе подбородок, – пообещал Эвелин. – А почему именно до Ист-Гринстеда?

– Насколько я знаю, там ты никогда не останавливаешься для смены лошадей?

– Ист-Гринстед в шести, может, семи милях отсюда. Какой смысл менять лошадей?

– На заставе тебя, разумеется, знают, а вот на почтовой станции, уверен, – никто. Я предлагаю оставить фаэтон на одной из ближайших почтовых станций и дальше ехать в наемном экипаже. Как только начнет темнеть, Челлоу пойдет пешком в Ист-Гринстед, а завтра доставит фаэтон в Лондон. Фимбер поедет за нами с твоим багажом. Здесь все довольно просто. Надо будет не забыть, кстати, спросить у него, куда он подевал мой собственный багаж. Когда мы доедем до Лондона, вы высадите меня, а сами поедете на Хилл-стрит. Я появлюсь там же, но чуть позднее, в наемном экипаже. Как будто по какой-то неведомой причине я решил приехать с побережья в дилижансе.

– Не в дилижансе, а лучше в почтовой карете, – предложила Кресси.

– Да, гораздо лучше, – согласился Кит. – Спасибо, любимая!

– А что потом? – поинтересовалась девушка.

– Я должен буду встретиться с твоим отцом и открыть ему правду. Если смогу уговорить его простить мне этот невольный обман и дать свое согласие на наш брак, то мне кажется, я смогу превратить наши отношения во вполне безупречный роман с точки зрения света. Если же… – Запнувшись, он продолжил: – Я не знаю, Кресси, не могу даже представить, что будет, если нет…

– Ничего страшного, – промолвила почтенная вдова, которая внимательно их слушала. – Он даст согласие, ежели узнает, что я не против.

– Могу ли я передать ему ваши слова, мадам?

– Я сказала, что одобрю ваш с Кресси брак, если вы сможете найти выход из этого щекотливого положения без того, чтобы о нас начали сплетничать. Я женщина, которая всегда держит свое слово. Как вы намерены добиться этого?

Кит улыбнулся.

– Не знаю, мадам. Такая задачка мне не по плечу.

– Всякому не по плечу, мальчик мой, – заявил сэр Бонами. – Об этой истории в любом случае будут судачить, чего никак не избежать.

– Отнюдь, сэр. Единственное, что следует предпринять, – закинуть свету приманку, прошу прощения, мадам, за мой цинизм… поместить в разделе светской хроники какую-нибудь небылицу, которая придется по сердцу светским сплетницам, но при этом ни капли не повредит нашей репутации.

– Очередной ваш обман… Так я и думала, – сказала почтенная вдова. При этом взгляд ее выражал хмурое уважение по отношению к молодому человеку.

– Последний обман. Обещаю вам, – сказал Кит. – И лишь с вашего одобрения, мадам.

– Вы такой же дерзкий молодой человек, как ваш брат, – сказала леди Стейвли. – Что ж, я вас слушаю.

– Да, мадам. Хотя, возможно, мало кому из вас это известно, но я уже давно влюблен в Кресси. Я познакомился с ней во время моего последнего приезда в Англию и воспылал сильнейшей страстью, хотя до поры до времени хранил чувства глубоко в своем сердце.

– Но почему? – удивленно поинтересовалась Кресси.

– Я считал, что мое положение безнадежно. Ваш отец должен был одобрить мои ухаживания, в чем я весьма сомневался. Помимо этого, у меня были опасения, что я не смогу обеспечить вам то положение в обществе и стиль жизни, к которому вы привыкли.

– Ты повел себя излишне скромно, – предположил Эвелин.

– Не скромно, а благородно. Или ты так не считаешь?

– Нет, – откровенно ответил Эвелин. – Подобным образом ведут себя только глупцы.

– Дорогой! Эвелин абсолютно прав, – молвила леди Денвилл. – Ты не мог быть настолько глуп. Уверяю тебя, всем в свете хорошо известно, что, когда ваш отец умер, ты получил довольно приличную долю в наследстве.

– Оставьте мальчика в покое! – приказала вдовствующая особа. – Стейвли решил бы, что его денег недостаточно. С сыном я переговорю. Продолжайте.

– Очень вам признателен, мадам! Ну… значит, я уехал, так и не поняв, что мое чувство было взаимным, и тем самым обратил в пыль все надежды Кресси.

– Только не это, Кит! – взмолилась девушка. – Только не говорите, что мне не хватило ума и смелости хоть разок намекнуть вам о своих чувствах.

– Нет, – сказал молодой человек. – Ваша девичья скромность и гордость не позволили вам открыться. Вы решили забыть меня.

– Нет… Я решила, что, быть может, Эвелин вполне способен заменить вас. В конце концов, вы с братом очень похожи.

– Это даже лучше, – одобрительно заявил Кит. – А теперь мы приближаемся к той части легенды, которая основывается на вполне непреложных для света обстоятельствах. Умер мой крестный. Он оставил мне все свое состояние. Я построил всю историю на основе этого обстоятельства. Полный надежд я возвращаюсь домой и узнаю, что вы помолвлены с моим братом. Мы встречаемся. Наши чувства переполняют нас и вырываются наружу. Теперь на выбор, Эв: либо ты застаешь нас в объятиях друг друга, либо мы сами открываемся тебе, поведав о щекотливом положении, в котором оказались… Как бы то ни было, в порыве благородства Эвелин великодушно отказывается от руки Кресси.

– Такое возможно, лишь если я из гордости не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о моей тайне, – заметил Эвелин. – Даже ради тебя, Кестер, я не стану разыгрывать из себя человека с разбитым сердцем.

Сэр Бонами, который с живейшим интересом слушал эту сказочку, промолвил:

– Ну и ну! Я и не подозревал, что у вас такой талант рассказчика, Кит! Почему бы вам не написать книгу или не сочинить пьесу… что-нибудь в этом роде… – То, что Кресси захихикала, кажется, несколько удивило пожилого денди. – Должен сказать, – заметил он, – я не вижу в моих словах ничего смешного. По моему мнению, вы придумали ужасно трогательную историю, молодой человек. Знаете, Амабель, я начинаю подозревать, что он многого достигнет в жизни.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – гордо ответила графиня. – Я давно вам говорила, что Кит на все горазд. Трудно найти ему равного.

Заслышав похвалу из уст маменьки, молодой человек едва заметно улыбнулся. При этом его взгляд неотрывно следил за реакцией почтенной вдовы.

– Годится, мадам? – спросил он.

Старуха погрузилась в собственные мысли и ничего не ответила. Он ждал… После непродолжительной паузы вдовствующая особа изрекла:

– Я напишу Стейвли. Не стоит рассчитывать на благосклонность фортуны. Вы отдадите ему мое письмо и позаботитесь о том, чтобы он непременно прочитал его. Никогда в своей жизни я еще не слышала более глупого и менее правдоподобного рассказа, но после всего того, что я насмотрелась, после всего, что вы натворили, я уверена – если не одобрю вашего плана, вы додумаетесь до чего-нибудь еще более безумного. Кресси! Подай мне руку. Я иду спать… До смерти уморилась.

Почтенная вдова мимоходом пожелала всей честнóй компании спокойной ночи, но Киту, который услужливо приоткрыл перед ней дверь, посоветовала постараться не попасть на эшафот раньше, чем она умрет. Весьма стыдно иметь в родственниках висельника, сказала старуха. Затем позволила ему поцеловать ей руку и, тяжело опираясь на Кресси, удалилась.

– Кестер! Если ты и впрямь собираешься сделать эту побасенку достоянием света, надо будет придать ей немного иной оттенок. Ни я, ни ты не можем рассказывать ее в таком варианте, в каком ты ее сочинил. Любой, кто знает нас, догадается, что его пытаются надуть.

– Всемилостивый Господь! Мы и не собираемся ничего никому рассказывать, – заверил брата Кит. – Мы бы не обронили ни слова, если бы это оказалось правдой. Не следует ничего приукрашать. Надо в общих чертах поведать нашу версию случившегося Фимберу и Челлоу. Пусть потом сами подбирают нужные слова. Пускай Челлоу с полчасика потолкается среди своих приятелей в «Бегущем скороходе». Готов поспорить с тобой на твоих условиях, что через день по городу начнет гулять с дюжину различных вариаций на тему его рассказа. Господи! Вспомни, сколько раз Челлоу приносил тебе оттуда последние сплетни. Если лорд Стейвли даст свое согласие на мой брак с Кресси, то он будет лишь рад поверить этому. Я не собираюсь советовать матушке, каким образом следует преподнести нашу историю.

– И то верно, – согласилась леди Денвилл. – Мне понятно, что я стану говорить, если кто-нибудь начнет задавать вопросы после публикации в газете объявления о вашей помолвке. Конечно, на такое могут решиться лишь мои близкие друзья и подруги. В одном я точно уверена: ежели никто больше не поинтересуется, ничего страшного.

– Что до меня, то я не болтлив, – твердо заверил ее Риппл.

– Как раз то, что нужно, сэр, – улыбаясь, сказал Кит. – В случае чего вы сумеете остановить нежелательные расспросы.

– Да, но не кажется ли вам, что у людей может возникнуть превратное мнение о случившемся? – встревожилась леди Денвилл. – Можно хотя бы сказать, что это был такой вот… трогательный роман?

– Можно, – немного подумав, согласился сэр Бонами.

– Кит! А что следует говорить Эвелину? – несколько обеспокоенно поинтересовалась ее светлость.

– А ничего не нужно, – ответил он.

– Как же мне повезло, – хмыкнул его брат.

– Все, что должен делать Эвелин, – сказал Кит, отвечая на немой вопрос в глазах ее светлости, – вести себя так, как ему полагалось бы, будь это правдой. Светскость, сдержанность и немного высокомерия не помешают. Вы же, маменька, знаете, каким он бывает, если что-нибудь идет вопреки его желаниям.

– А как ты, самонадеянный кукловод, собираешься отвечать на расспросы любопытных? – спросил Эвелин.

– Угодно это знать вашей светлости или не угодно, – ответил Кит, – но к тому времени, как эта новость разлетится по свету, я уже буду в Вене, так что отвечать мне ни на какие вопросы не придется… Только не жури меня за это. Прежде чем я буду спасаться бегством, собираюсь донести мой апокриф человеку, ради которого он был, если уж на то пошло, выдуман. И ежели ты воображаешь себе, Эв…

Дверь приоткрылась. Умолкнув, Кит быстро обернулся. Но это была Кресси. Девушка, пожелав ему спокойной ночи, заметила, что ее бабушка хихикала, когда они расставались.

– Я сказала, что придуманная тобой история наделает шума в свете, и это окончательно развеселило ее. Бабушка заявила, что у нее на сей счет нет ни малейшего сомнения. От смеха у нее случился приступ удушья. Я даже испугалась, как бы он ей серьезно не повредил. Кит! Только один из братьев Фенкотов мог придумать такую замечательную историю! – Она сжала руками его руки. Тонкие пальчики напряглись. – Когда я снова тебя увижу? – глядя Киту в лицо, спросила Кресси.

– Завтра, любовь моя, – нежно улыбаясь, ответил он.

– Да… А потом?

– Я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее. Мне еще с твоим отцом надо будет поговорить обо всем. Вашу несносную Альбинию можно умаслить тем, что она теперь сможет обдумывать путешествие за границу… Но мы не должны слишком сильно уповать на это. Уверен, Стюарт опять даст мне отпуск в августе.

– Не так уж долго ждать, – доверчиво улыбаясь, промолвила девушка. – Мы почти сразу уедем в Уэртинг. Наверное, ты не сможешь… Конечно же нет…

Кит отрицательно покачал головой.

– У меня еще остались кое-какие дела, любимая. Я и так уже задержался слишком долго.

– Кресси, дорогая! Прости, но я должна бежать, – вмешалась в их разговор леди Денвилл. – Я сейчас вспомнила кое-что весьма важное. Надо переговорить с Эвелином до того, как он вернется к Пинни.

Эвелин правильно понял намек матушки, пожелавшей оставить Кита наедине с его будущей невестой. Без промедления он покинул комнату. Сэр Бонами оказался немного недогадливым. Пожилому денди понадобилось некоторое время, прежде чем он заметил, что ее светлость делает ему какие-то знаки. После этого на сэра Бонами снизошло озарение.

– Ох, – выдохнул он, поднимаясь на ноги, – да, моя красавица. Конечно. Спокойной ночи, дорогая мисс Стейвли! Трудный выдался день, знаете ли, весьма утомительный.

– И то верно, – сказал Кит, догадавшись, что его любимая вновь оказалась в затруднительном положении. – Эв! Подожди меня!

– Конечно, Кестер, подожду! Одним часиком больше, одним меньше. Ничего страшного. Если я засну, не стесняйся, буди меня, – ответил брат, удаляясь вслед за сэром Бонами и прикрывая за собой дверь.

Впрочем, спустя всего несколько минут Кит уже присоединился к нему.

– Чертовски трудно, – сказал мистер Фенкот без тени раздражения в голосе. – Эв! Я много думал, как бы ускорить твое дельце, но ничего не приходит на ум. Единственный верный способ добиться желаемого заключается в том, чтобы Кресси вышла за меня замуж до того, как наш дядюшка узнает о существовании мисс Аскхем.

– Я так и предполагал, что получу от тебя удар в спину, – мрачно изрек Эвелин. – Сначала ты пытался занять мое место в обществе, а затем похитил мою невесту… Кестер! Вспомни, что у меня повреждено плечо… Я все же являюсь главой семьи, а ты ведешь себя как жуткий варвар.

– Когда ты научишься быть серьезным? – рассердился Кит.

– Клянусь, лишь тогда, когда ты перестанешь нести всякую чушь. Господи всемогущий! Ты просто зануда. Пока все мои отношения сводятся к тому, чтобы пробудить в Пейшенс интерес к моей особе.

– Это я знаю так же хорошо, как и твой характер, братец. Однако здесь все равно по-другому не выйдет. Если ты с мамой переберешься в Брайтон, то оттуда тебе будет вполне удобно время от времени наносить визиты Аскхемам.

– Нет, Кестер, не получится… Ладно, не стоит забивать себе этим голову. Давай лучше займемся твоими делами. У меня на душе неспокойно из-за того, что ты уже давным-давно должен был вернуться в Вену. Или я ошибаюсь?

– Ты прав, – признался Кит. – Однако не думаю, что Стюарт будет особенно сердиться из-за того, что я задержусь немного. Кончина крестного послужила мне вполне подходящим предлогом просить отпуск на родину. Лучшего повода и придумать нельзя. Стюарт настоятельно советовал мне продлить мое пребывание в Англии до тех пор, пока все мои дела не будут улажены. Поскольку, уезжая из Лондона, я не имел ни малейшего представления, где ты и сколько времени еще задержишься, то написал в Вену, что нашел мои дела в полнейшем беспорядке. Но все это вздор! До того как Кресси вошла в комнату, я собирался сказать тебе, что как только улажу все с лордом Стейвли, то сразу же отправлюсь к дяде и расскажу ему трогательную историю моей любви. После этого все устроится наилучшим образом.

– Устроится? Да ты все испортишь!

– Ничего подобного, – весело возразил Кит. – Ты полагаешь, что, поскольку не умеешь ладить с нашим дядей, никто не сможет сделать это. Ошибаешься! Положись на меня, но, ради бога, не позабудь об отведенной тебе роли в нашем эпическом представлении. Быть может, лучше все записать для тебя?

– Пожалуй, так и впрямь будет лучше, – согласился с братом Эвелин. – Послушай! Это явно не шаги Фимбера…

Когда в дверь постучали, граф привстал и приготовился в случае необходимости спрятаться за пологом кровати. Подойдя к двери, Кит приоткрыл ее. На пороге стоял сэр Бонами, успевший уже нахлобучить на голову ночной колпак. Его освобожденные от корсета телеса были облачены в роскошный домашний халат.

– А, это вы, сэр! – воскликнул Кит. – Входите. Что-нибудь случилось?

– Нет, я бы так не сказал, – ответил сэр Бонами. – Дело в том… – Он умолк, когда взгляд его остановился на Эвелине. – Я полагал, вы один, – сказал сэр Бонами Киту. – Ладно, это неважно… Пустяки.

Эвелин, на которого фигура дородного джентльмена в en déshabillé произвела чудовищное впечатление, слабым голосом произнес:

– Не обращайте на меня внимания, сэр… Или мне лучше уйти?

– Нет… нет… У меня нет от вас никаких секретов. Вы, возможно, сочтете, что это вздор, однако порой на ночь в мою голову лезут разные глупые мысли… Иногда бывает даже хуже того… Черт! Лучше бы я вечером так плотно не наедался. Прошлой ночью я видел сон, точнее, кошмар. Никогда в жизни я не видел ничего худшего… Кит! Прежде чем вы отправитесь в Вену, я бы хотел переговорить с вами… Ну… вы были столь любезны… любезны и дружелюбны со мной, а еще вы имеете большое влияние на вашу матушку. Короче говоря, коль шепнете ей на ухо пару слов, я буду вам весьма признателен. Понимаете, я не против сочетаться с ней браком, во многом эта мысль мне приятна, однако… ежели она собирается потчевать меня сухим печеньем и содовой водой…

– А маменька настаивает? – дрогнувшим голосом поинтересовался Эвелин.

– Конечно нет, – заверил его Кит.

– Я бы так не сказал, – промолвил сэр Бонами. – Неужели вы не помните, что она советовала мне питаться печеньем, запивая его содовой водой?

– Не могу такого припомнить, сэр, однако ежели маменька сказала, то она наверняка просто пошутила. Уверяю вас в этом.

– Оно, пожалуй, и так, однако никогда не знаешь, что женщины могут вбить себе в голову. Помимо того, они всегда поступают так, как им заблагорассудится. Спросите у Эвелина, если не верите мне. Насколько я понимаю, вы не большой знаток женщин.

– Не большой, сэр, – признался Кит, – однако я прекрасно вас понимаю и обязательно поговорю на сей счет с матушкой.

Весьма тронутый, сэр Бонами тепло пожал ему руку и поблагодарил с сердечной искренностью, сказав, что после ночного кошмара не может думать о сне без содрогания. Дородный джентльмен ступил из комнаты как раз в тот миг, когда леди Денвилл, в пеньюаре из нескольких слоев полупрозрачной ткани всех оттенков зеленого, делающем ее похожей на водную нимфу, появилась из своих покоев. Сэр Бонами инстинктивно весь сжался.

– Святые небеса! – отпрянув, воскликнула графиня. – Бонами!

Преодолевая смущение, джентльмен, храбрясь, промолвил:

– Я без корсета. Вы мне сами сказали, что корсеты вам не по душе.

Придя в себя, леди Денвилл грациозно приблизилась к нему, положила свою изящную ручку поверх его руки и сказала:

– Дорогой друг! Вы, должно быть, ослышались. Как я могла говорить такое?

– Да, должно быть, – согласился сэр Бонами, пристально глядя ей в глаза. – Вы говорили, чтобы я не так туго затягивался шнуровкой.

– Похоже, я сошла с ума, – пролепетала ее светлость.

– А еще вы говорили, что я скриплю, – светясь надеждой, продолжал сэр Бонами.

– Ну… да, припоминаю, – признала ее светлость. – Но я особо не обращаю на это внимания, ведь уже привыкла к вашему камберлендскому корсету. Прошу вас, не отказывайтесь от него.

– Знаете, красавица моя, – молвил сэр Бонами, сгоняя со лба последние признаки тревоги, – вы сбросили груз с моей души. Черт! Я счастливейший человек на свете! Благослови вас Господь, моя любимая!

Леди Денвилл, освободившись из его медвежьих объятий такой же опрятной, какой и была до того, весьма любезно отослала сэра Бонами в выделенную ему спальню, а затем, вернувшись к сыновьям, сказала:

– Бедный Бонами! Я никогда прежде не задумывалась, насколько он нуждается во мне. Но теперь я стану о нем заботиться.

– Полагаю, он пока еще не готов это осознать, маменька, – заметил Кит.

– Пока еще нет, но обещаю, что этот день настанет. Конечно, случившееся стало для него чудовищным ударом, но, вижу, Бонами уже повеселел.

Оба ее сына, окончательно ошарашенные, застыли возле двух изящно украшенных витиеватой резьбой столбиков, поддерживающих полог кровати. Матушка постаралась вернуть их на землю:

– Негодники! Плохие мальчишки! Вы не должны потешаться над ним!

– Только позвольте мне, маменька, перед отъездом успокоить сэра Бонами насчет того, что вы не намерены потчевать его одним сухим печеньем и содовой водой, – сказал Кит.

При этих словах графиня прыснула и разразилась своим очаровательным смехом.

– Бедный ягненок! Разве я могу быть столь жестокой? От такой диеты, чего доброго, он и умереть может. Передай ему, что я не собираюсь ни во что вмешиваться… Нет, конечно, я буду, однако Бонами ни за что об этом не узнает, а посему, не кривя душой, успокой его, дорогой.

Больше всех хохотал Эвелин, но внезапно он оборвал смех и решительным тоном произнес:

– Не надо, маменька. Не делайте этого. Вам совершенно не следует так поступать.

– Когда я решилась на сей шаг, я рассуждала примерно так же, – серьезным тоном ответила графиня. – Но знаешь, мой мальчик, чем дольше я размышляла по поводу предстоящего замужества с Бонами, тем больше склонялась к мысли, что буду с ним счастлива. Я как раз пришла к вам, желая развеять ваши тревоги. Вижу, мое решение вам не по душе, а с того времени, как все закрутилось, у меня просто не было возможности остаться с вами наедине. Мне вот недавно пришло в голову, что после венчания я уже не буду вдовствующей леди. Это большое облегчение для меня. – Графиня пригнула к себе голову Эвелина и поцеловала его. – Ну а теперь, дорогой мой мальчик, скажи Фимберу, чтобы он отвел тебя обратно к Пинни. Ни о чем не тревожься, ведь уже не о чем тревожиться. Кит пришел тебе на помощь… Он всегда вовремя делает это… – Голос ее слегка дрогнул. Ее светлость стремительно повернулась и заключила в объятия своего младшего сына. – Дорогой! Весьма тебе обязана за все, что ты сделал. Я больше ничего говорить не буду, а то заплачу, а когда плачу, я выгляжу гадко. Спокойной ночи, дорогие мои!

Братья остались одни, стоя напротив друг друга.

– И ты привыкнешь к новому положению вещей, Эв, – слегка улыбнувшись, сказал Кит. – Матушке понравится замужем за ним.

– И то верно, – признал правоту его слов Эвелин. Он поднял голову, и отражение улыбки Кита заплясало в зрачках его глаз. – Я не собираюсь смущать тебя, Кестер, развивая мысль нашей дорогой маменьки, точнее, не стану вслух произносить то, о чем она умолчала.

– Ну и слава богу! – сказал Кит.

– Вот именно! Надеюсь, мы больше не будем говорить с тобой на эту тему.

– А какого черта нам вообще говорить об этом?

– Понятия не имею… Позвони в колокольчик, Кестер. Я хочу спать. Как сказал наш будущий отчим: это был весьма утомительный день.

– Чертовски утомительный, – согласился с ним Кит.