Чаяния леди Денвилл до некоторой степени воплотились в жизнь. То ли оттого, что миссис Клифф оказалась дальней родственницей почтенной вдовствующей особы, то ли она почувствовала в этой безропотной леди отличную замену дочери Клары, однако старуха удостоила ее своего милостивого внимания и, не теряя времени даром, сделала миссис Клифф компаньонкой. К некоторому удивлению леди Денвилл, бедную Эмму нисколько не тяготило общество леди Стейвли. Впрочем, компания эта не являлась столь тягостной, как можно было опасаться, ибо вдовствующая особа никому, за исключением своей служанки, не позволяла переступать порог собственной спальни, откуда имела обыкновение выходить не раньше полудня. За два часа до ужина она вновь поднималась к себе наверх, а вечера проводила за игрой в вист, пикет либо триктрак с теми, кого считала достойными противниками. Миссис Клифф среди достойных не числилась, поэтому в течение трех дней, пока сэр Бонами Риппл не присоединился к обществу, четвертое место за карточным столом пришлось занимать Киту. Он был хорошим, если не сказать умелым, игроком, и после того, как мнимый лорд понял разницу между долгим вистом, который предпочитала вдовствующая особа, и коротким, к которому, будучи представителем молодого поколения, привык Кит, у нее не осталось серьезных причин придираться к его игре. Но поскольку в игре известное мастерство леди Денвилл соседствовало со странными промахами, вызванными, по ее словам, погружением в собственные мысли, вскоре с молчаливого согласия играющие разбились на две постоянные пары, где леди Стейвли и Козмо Клифф выступали против леди Денвилл и ее сына.

Новые обязанности Эммы состояли в том, чтобы составлять общество вдовствующей особе в ее свободное от других занятий время, а также сопровождать почтенную матрону в хорошую погоду во время послеобеденных поездок, способствующих сну. Подобный образ жизни соответствовал нраву миссис Клифф, так что никому не пришло в голову сочувствовать ей.

Эмброуз, все еще не похоронивший надежды стать первоклассным стрелком, каждое утро проводил в обществе главного егеря. В приватной обстановке кроткий наставник сообщил Киту, что ежели он научит мистера Эмброуза попадать в дверь амбара с расстояния двенадцать ярдов, то и это станет большим достижением.

Козмо либо проводил бóльшую часть дня в библиотеке за чтением присланных из Лондона газет, либо рыскал по имению, засыпая дотошными вопросами управляющего и местных крестьян, после чего сообщал Киту замеченные им признаки расточительства. А мистеру Фенкоту оставалось лишь развлекать мисс Стейвли. В ясные дни они выезжали верхом на прогулки или играли в волан. Если же шел дождь, занимали себя настольными играми либо беседовали, усевшись в каком-нибудь уютном уголке.

Однажды по просьбе девушки Кит проводил ее в длинную картинную галерею, развлекая занятными историями о своих предках, портретами коих были увешены стены. Его спутница решила отплатить Киту той же монетой, выслушав хвастливый рассказ о дальнем родственнике Денвилла, неком священнике, который отличался весьма взбалмошным характером. Она упомянула о том, что один из Стейвли настолько сильно запутался в долгах, что, вместо долговой тюрьмы, предпочел запятнать родовой герб, выйдя на большую дорогу. Признав превосходство ее истории, Кит поинтересовался, преуспел ли ее предприимчивый предок на стезе разбоя. Мисс Стейвли посчитала его реплику неуместной, ибо занимательный во всех отношениях пращур девушки, как рассказывали, нашел свой конец на плахе палача, оставшись в народной памяти под именем Джентльмен Дик.

– Замечательная история, – признал Кит. – А теперь посмотрите на того старого джентльмена с рыжими бакенбардами. Это мой троюродный дедушка. Говорят, он убил свою первую жену. А вот ее портрет рядом с ним.

Мисс Стейвли с задумчивой внимательностью оглядела чахлое, унылое лицо женщины на портрете.

– Ничего удивительного в его поступке нет. Сразу видно, что эта особа вечно плакала, жаловалась на свою судьбу, страдала от глупых фантазий и легко впадала в истерику. К тому же, как я склонна думать, рыжеволосые люди обладают весьма вспыльчивым характером.

Однако самый большой интерес девушки вызвал портрет близнецов Фенкотов, написанный Хоппнером в пору их отрочества.

– До чего вы похожи, – заметила Кресси, разглядывая один из лучших портретов, когда-либо написанных Хоппнером, с излишним, по мнению Кита, вниманием. – Но, если присмотреться, видны отличия… У вас волосы чуть светлее, а ваш брат чуточку выше… А еще в выражении ваших лиц…

– Вы так считаете? Полагаю, разница воображаемая. Все зависит от того, кто где стоит. Что же касается выражения лиц, то этот портрет нельзя отнести к удачным творениям кисти Хоппнера, – сказал Кит, бессовестно возводя на покойного художника напраслину. – Пройдемте дальше и посмотрим на портрет моей матери кисти Лоренса.

Мисс Стейвли позволила увлечь себя дальше, однако, прежде чем покинуть галерею, девушка бросила еще один взгляд на портрет, а затем окинула профиль Кита испытующим взглядом. Впрочем, мисс Стейвли ничего не сказала ни тогда, ни позже, когда бабушка заявила ей, что лорд Брамби был явно несправедлив к своему племяннику.

– С течением лет он превратился в сущего зануду, – понося его светлость, высказала свое мнение почтенная вдова. – Со старыми холостяками, Кресси, такое часто бывает. Он слишком сильно любит младшего и посему предвзято относится к старшему.

– Он не сказал папе ни слова, порочащего репутацию лорда Денвилла, мадам, – осмелилась поспорить с бабушкой Кресси. – Лорд Брамби лишь заявил папе, что, хотя молодой человек чересчур необуздан в своем поведении, подходящая жена сможет его…

– Чепуха! – сверкнув глазками, воскликнула леди Стейвли. – Генри Брамби – старая баба, вот что я тебе скажу! Мальчик не распутник и никогда им не был! Полагаю, амурные похождения у него были, но в этом я не вижу ничего плохого. Я родилась на свет гораздо раньше лорда Брамби, и, ежели он думает, что я не в состоянии отличить распутника и повесу от джентльмена, он глубоко ошибается. Ничего подобного я в этом молодом человеке не заметила. Можешь положиться на мое чутье, девочка. Мне он нравится. А тебе?

Прямота вопроса слегка обескуражила Кресси, но девушка, чуть покраснев, ответила:

– Да… гораздо больше, чем он мне понравился при первом нашем объяснении… Однако…

– Что однако? – спросила почтенная вдова, когда ее внучка замешкалась с продолжением.

Кресси отрицательно покачала головой.

– Ничего, мадам, сущая ерунда… Не обращайте внимания.

Леди Стейвли пристально поглядела на нее, а затем изрекла:

– Пока еще рано говорить об этом. Я не буду ни на чем настаивать. Ты не из тех пустоголовых мисс, что не в состоянии по достоинству оценить все преимущества этого брака. Денвилл – один из главных призов на рынке завидных женихов. Прежде я этому придавала гораздо больше внимания, чем теперь. Таким был и его отец. Маленькой глупышке Амабель Клифф очень повезло, когда она поймала его в свои сети.

Старуха, присев, задумалась, а потом резко изменила тему разговора:

– Я слышала, Бонами Риппл собирается приехать сюда завтра. Не человек, а толстенный пудинг. Впрочем, буду рада видеть его, так как он великолепно играет в вист и в курсе последних светских сплетен. – Сделав небольшую паузу, она нехотя добавила: – Что до Амабель, то суметь вытащить Риппла из Брайтона в разгар сезона многого стоит.

Однако на следующий день, когда сэр Бонами с помощью двух дюжих лакеев выбрался из своего дорожного экипажа, никто по выражению его лица не смог бы предположить, что ему трудно было покинуть Павильон и приехать в эту тихую деревенскую глушь. Излучая добродушие, сэр Бонами схватил руку Кита своей пухлой ладонью с короткими толстыми пальцами и сообщил молодому человеку: это местечко что-то с чем-то. Он справлялся с одышкой, вызванной усилиями, потраченными на вылезание из коляски, и представлял собой довольно нелепое зрелище. Сельский гардероб сэра Бонами отличался изысканной щеголеватостью. На его плечи было накинуто огромное тускло-коричневое пальто свободного покроя. Ворсистая касторовая шляпа с низкой тульей лихо сидела набекрень на завитых и напомаженных волосах престарелого денди.

– Очень мило! Отсюда открывается прекрасный вид! – возвестил сэр Бонами. – Знаете, прежде мне никогда не доводилось бывать здесь летом. Великолепно! Я уже ощущаю на себе благотворное влияние природы… чувствую себя свежим, как букет цветов.

В глазах Кита мелькнул проказливый огонек.

– Рад вас видеть у себя, сэр! – сказал он.

Маленькие круглые глазки сэра Бонами на секунду впились в мнимого графа.

– Премного обязан за столь радушный прием, – ответил гость.

Кит, наконец припомнив, что его брат с великим трудом выносил общество самого преданного обожателя их матери, небрежным тоном произнес:

– Однако я обязан предупредить вас, сэр, что реалии деревенской жизни, быть может, не придутся вам по вкусу. Мы ужинаем в шесть вечера.

– Предупреждать меня – излишний труд, – ответил сэр Бонами, медленно поднимаясь по невысоким ступеням. – Я знаю деревенский распорядок дня. К тому же у вас замечательный повар. Ежели хорошенько подкрепиться в полдник, то вполне можно ждать до шести часов, а после ужина на сон грядущий поесть еще немного.

– Мы предложим вам нечто более существенное, чем легкая закуска, – пообещал Кит. – Вам наверняка придется подкреплять свои силы после вечерней игры в вист со вдовствующей леди Стейвли.

Тяжело дыша, сэр Бонами замер на верхней ступеньке. Вся его огромная туша содрогнулась от беззвучного смеха.

– Вот оно что! – воскликнул он. – Теперь я понимаю, почему вы столь счастливы меня видеть. Мило… весьма мило… Вы, как я понимаю, собираетесь предоставить пожилую леди моему обществу… Ах!

Последнее восклицание джентльмена было вызвано появлением хозяйки дома, которая протянула в его сторону обе свои руки и сказала с обворожительной улыбкой на губах:

– Дорогой Бонами! Я знала, что могу полностью положиться на вас! Мне весьма неудобно, что я вынуждена пригласить вас, когда в доме собралась такая ужасная компания, но без вас никак не обойтись.

Целуя ее руки и удерживая в своих, сэр Бонами промолвил:

– Душа моя! Вам известно, как я рад слышать столь лестные слова из ваших уст. И вы прекрасно осведомлены, что я не могу считать общество, которое украшаете вы, ужасным. Буду рад услужить вам. Эвелин только что сказал мне о том, что занимать Корнелию Стейвли буду я.

– Знаю, я должна была быть с вами полностью откровенна, – призналась ее светлость, – но я очень боялась, что вы не приедете, если узнаете, с кем вам придется общаться.

– Полноте! – отпуская одну ее руку лишь для того, чтобы иметь возможность погладить другую, произнес сэр Бонами. – Ничто не могло помешать мне приехать, даже если бы вы пригласили сюда самого скучного человека в стране.

– Я уже преуспела в этом, – искренне призналась графиня. – Я пригласила Козмо.

– Вашего брата Козмо? – переспросил сэр Бонами.

– С женой и сыном, – сбрасывая груз с души, произнесла леди Денвилл.

– Ну, с ними я не знаком, однако, полагаю, Клифф меня особенно беспокоить не будет… – вполне толерантно выразился гость. – Скучный малый, что ни говори, но обращать внимание на его занудства не стоит.

– Я знала, что могу положиться на вас, – сказала леди Денвилл, высвобождая свою ручку из ладони сэра Бонами и беря его под руку. – А теперь мы пройдем в гостиную и вы подкрепитесь бокалом вина. Пока ваш слуга будет выкладывать вещи из дорожных сундуков, вы расскажете мне последние сплетни о любовных похождениях в свете.

Кит, понимая, что его присутствие нежелательно, вышел с намерением разыскать мисс Стейвли. После долгих поисков он обнаружил ее в Длинной гостиной. Девушка расставляла свежие цветы в две вазы на подставках, привезенные леди Денвилл. Кит тотчас же спросил, кто дал ей такое поручение.

– Никто, – ответила Кресси, раздумывая, куда сунуть лилию на длинном стебле. – Я спросила у вашей матушки, и она мне позволила… Так что я в чужие дела не вмешиваюсь и не покушаюсь на чужую собственность…

– Я не о том. Вам не стоит перетруждаться. Маменька уверяла меня, что нет ничего более утомительного, чем это.

Девушка рассмеялась.

– Она мне тоже говорила, но я считаю такое занятие весьма приятным, особенно здесь, где растет столько разнообразных цветов. Утром я с превеликим удовольствием отбирала их.

– Рад слышать, однако не могли бы вы оставить эту работу одной из служанок?

– С какой стати?

– Чтобы поехать со мной кататься верхом, – принялся упрашивать девушку Кит. – Сегодня уже не так жарко, а мамина кобыла застоялась в стойле.

– Предложение весьма заманчивое, – вздохнув, произнесла Кресси, – но не могу. Из Брайтона доставили пригласительные карточки, и я должна помочь леди Денвилл разослать их, так как ваша матушка назначила прием на следующую неделю и нельзя терять время даром.

Кит едва не предложил свои услуги, но вовремя вспомнил, что его почерк очень сильно отличается от каракулей Эвелина. Осознав всю глубину грозящей ему опасности, молодой человек едва не поперхнулся собственными словами. Рано или поздно, подумал Кит, один из гостей попросит его франкировать письмо. Он еще сможет нацарапать фамилию Денвилл, имитируя почерк Эвелина, но написать полное имя и адрес будет выше его сил. Их покойный родитель, человек весьма дотошный, всегда лично писал на конвертах. Кит в точности не знал, все ли пэры и члены парламента столь пунктуально придерживались буквы закона. Молодой человек подозревал, что большинство из них достаточно вольно обращается со своим правом на франкировку. С другой стороны, Кит смутно помнил, что читал в какой-то газете, будто бы чиновники почтового управления скрупулезно проверяют почерк, ища случаи злоупотреблений этой привилегией. Мистер Фенкот надеялся, что подпись Эвелина еще не очень хорошо известна местным почтмейстерам, но решил в случае необходимости, сославшись на неразборчивый почерк, предложить просителю самому написать на конверте, чтобы письмо наверняка дошло до адресата.

Кресси отступила назад, желая оценить свою работу.

– Надеюсь, леди Денвилл понравится это, – сказала она. – По-моему, неплохо вышло.

– Сойдет, – мрачно изрек Кит.

Девушка рассмеялась.

– Позвольте мне немного привести себя в порядок перед поездкой.

– Конечно… пожалуйста… Вы бы предпочли покататься верхом или, быть может, погулять в саду?

Девушка взглянула на часы, стоящие на каминной полке, и взяла свою простенькую «пастушью» шляпку из соломки.

– С удовольствием… На полчаса…

Кит кивнул.

Они вышли вместе, спустились по ступеням террасы на лужайку, пересекли ее и оказались у ряда пологих уступов, обрамленных с одной стороны широкими цветочными клумбами, а с другой – невысоким каменным парапетом.

– Как жаль, что моя крестная не любит природу, – вздохнув, произнесла Кресси. – Здесь так прекрасно.

– Мама умирает от скуки, если дом не наполнен гостями, – сказал молодой джентльмен и после небольшой паузы спросил: – А вам нравится жить в деревне, Кресси?

Девушка задумалась, очаровательно наморщив при этом лобик, а затем, улыбнувшись, произнесла:

– Вопрос с подвохом… Когда я здесь в такую чудесную погоду, то диву даюсь, как вообще могу жить в Лондоне, однако в глубине души подозреваю, что au fond, как это ни печально звучит, я типичная городская жительница… – Лукаво изогнув брови, Кресси окинула джентльмена взглядом. – Это вас огорчило? Помнится, при первом нашем разговоре вы заметили, что если станете полноправным хозяином, то, за исключением весны, все время собираетесь проводить в Рейвенхерсте либо у себя в Лестершире. Не тревожьтесь. Я не стану надоедать вам своими жалобами.

Кит молча застыл, осознавая, что услышанное им многое объясняет. Эвелин всегда любил охоту гораздо больше всего прочего. Рейвенхерст брат предпочитал именно вследствие всех тех развлечений, которые могло предоставить ему поместье. А еще из-за природной тяги брат имел склонность к образу жизни богатого землевладельца, что вполне естественно, ведь рано или поздно он должен был унаследовать Рейвенхерст. Еще с детства он куда больше Кита интересовался проблемами имений отца… Беда в том, что вспыльчивый, властный характер не давал Эвелину хладнокровно выносить унизительное, с его точки зрения, положение, в котором он лишь на словах являлся владельцем наследства родителя. Похоже, именно поэтому он пустился во все тяжкие, превратившись в заправского франта и волокиту с Бонд-стрит. Конечно, Кит осознавал, что все это глупости, но в то же время прекрасно понимал – ни критиковать, ни пытаться разуверить брата нет смысла, а посему следует принимать все как данность. Следует во что бы то ни стало помочь брату, положив конец попечительству. Вот только мисс Стейвли не должна стать орудием в достижении вполне приземленных целей брата. Эта мысль зародилась в голове Кита пару дней назад и с того времени прочно укоренилась в его мозгу.

Наблюдая за ним, Кресси вежливо осведомилась:

– Вы сердитесь, сэр?

Мрачный взгляд джентльмена остановился на ее личике. Кит улыбнулся.

– Отнюдь нет.

– Тогда вы чем-то обеспокоены.

– Немного, – признал он, – однако я пока что не могу открыть вам причину своего беспокойства. Прошу вас быть ко мне снисходительной.

– Хорошо! – Она молча пошла рядом с ним, а потом спросила: – Вы хотели мне что-нибудь сообщить, когда попросили пойти с вами в сад?

– Нет… Мне следует рассказать вам о многом, но не сейчас…

Молодой человек умолк, с особой очевидностью осознав всю шаткость своего положения. Он был в сильнейшем замешательстве, испытывая желание раскрыть Кресси правду, но делать это при теперешнем положении вещей и не будучи уверенным в ее намерениях означало бы рисковать не только собственной репутацией, но и интересами Эвелина.

От внимания Кита не укрылось то, что мисс Стейвли явно предпочитает его брату. Молодой человек отличался изрядной долей самокритичности, поэтому считал, что Эвелин в большей степени обладает всеми свойствами натуры, столь милыми сердцу юных леди, не говоря уж о том, что богатство и занимаемое им положение в обществе делают лорда Денвилла просто неотразимым. Вот только Кресси была равнодушна к чарам Эвелина. Это стало понятно с того рокового дня, когда Кит опрометчиво согласился занять его место. Ни при каких других обстоятельствах он не прибегнул бы к подобному обману, но перемена в отношении к жениху со стороны Кресси делала их положение еще более зыбким. Мисс Стейвли, пойдя на брак по расчету, согласилась на то, что высший свет считал этот союз блестящей партией. С точки зрения Кита, ее решение было вполне благоразумным. В этом несовершенном мире нельзя иметь все и сразу. Если уж наилучшее тебе недоступно, то глупо отказываться от того, что обещает в будущем безбедную жизнь и высокое положение в обществе.

Чувствуя сильнейшую симпатию к мисс Стейвли, Кит считал маловероятным, чтобы девушка, судя по всему, нечувствительная к шарму Эвелина, влюбилась в него. Впрочем, несмотря на всю свою симпатию, Кресси точно испытает отвращение к нему, если узнает об этом чудовищном обмане. Недавно ему пришло в голову, что ни в коем случае не следует рассказывать девушке правду. Прежде Кит собирался с разрешения Эвелина открыться ей при первой удобной возможности. В любом случае Кресси к тому времени должна покинуть Рейвенхерст. Он и сам относился к этому обману с отвращением, а уж мисс Крессида вряд ли сочтет его действия не предосудительными. Кит ничуть не удивился бы, если бы она, узнав обо всем, стряхнула пыль Рейвенхерста со своих ног сразу же после того, как поставила бы свою бабушку в известность. Последствия такого опрометчивого шага будут одинаково пагубными как для него самого, так и для Эвелина, решил Кит. Внезапный отъезд гостей, без сомнения, развяжет языки и вызовет домыслы. Маловероятным представлялось, чтобы кто-нибудь из семейства Стейвли проболтался, однако на сохранение тайны слугами большой надежды нет. Если бы хоть один человек в Рейвенхерсте заподозрил истину, скандальная история, возможно, искаженная до неузнаваемости, распространилась бы по Лондону со скоростью лесного пожара. Лучше было бы предоставить брату самому придумывать извинения и выпутываться из сложившейся ситуации, чем спешить ему на помощь. Теперь же Эвелину предстоит выбираться из еще большей, куда более рискованной и плохо выглядящей со стороны истории. Кит не имел намерения зариться на руку и сердце Кресси, но преданность брату не распространялась столь далеко, чтобы помогать тому вступить в выгодный брак с девушкой, в которую мистер Фенкот влюбился сам. Эвелин и не стал бы требовать этого от него, однако он всецело мог положиться на то, что Кит всегда подставит ему плечо в трудном положении.

Голос Кресси вывел его из задумчивости. Девушка сообщила: прибывшие с утренней почтой вчерашние лондонские газеты поколебали душевное равновесие одного из гостей. Голос ее прозвучал вполне серьезно, однако ей не удалось ввести Кита в заблуждение.

– Ну, говорите же! – потребовал он. – Не томите меня неизвестностью. Лучше уж самая страшная правда!

Рот Кресси слегка скривился.

– Дело плохо. Предупреждаю вас. Ваш дядя увидел в «Газетт» и «Морнинг пост» заметки о том, что ваша маменька покинула Лондон и поехала в Рейвенхерст-Парк. Содержание этих заметок выбило его из колеи.

Кит знал, что его мать послала сообщение для публикации в эти две газеты. Она поступила так для того, чтобы заметки попались на глаза Эвелину. Но почему сообщения в газетах могли вывести Козмо из себя, мнимый лорд не имел ни малейшего представления. Кресси встретила недоуменное выражение на его лице решительным блеском глаз.

– Крестная сочла уместным упомянуть: она пригласила в Рейвенхерст гостей, среди коих достопочтенный Козмо Клифф, его супруга и Эмброуз Клифф, что, как намекал автор, не стало слишком большой радостью для хозяина поместья… Вероятно, ваш дядя полагает, что тон заметки следовало бы изменить.

Кит, рассмеявшись, ответил:

– Полагаю, вы правы. Он почувствовал себя несколько уязвленным. Но почему это должно быть столь важно для него? Прежде я не замечал в нем склонности обижаться на всякие мелочи.

– Рискну предположить, это из-за того, что он младший сын в семье.

– Нет, не в том дело! – немного обиженно воскликнул Кит.

Девушка задумчиво взглянула на него.

– Младший сын ревнует старшего к занимаемому им положению в обществе, в то время как тот ничего собой не представляет, – пояснила свою мысль Кресси.

– Нет, всему виной взбалмошный характер и чересчур высокое самомнение, – чуть поостыв, спокойно произнес Кит.

Девушка ответила, что он излишне суров к своему дяде, после чего весьма умело повернула разговор на другую тему. Они оживленно беседовали о разных пустяках, пока Кресси не услышала, как часы, установленные на мансарде конюшни, пробили час дня. Она вспомнила, что обещала помочь своей крестной, и почувствовала себя неуютно, потому что заставила леди Денвилл впустую прождать по крайней мере двадцать минут. С точки зрения мисс Стейвли, подобное поведение было свидетельством полнейшего отсутствия с ее стороны хороших манер. На легкомысленное замечание Кита о том, что его маменька почти наверняка забыла о своем намерении разослать пригласительные сегодня, не говоря уж о том, что пенять на свою крестную дочь она в любом случае не будет, девушка ответила: им все равно надо возвращаться в дом.

По дороге Кит едва не побился с ней об заклад, что леди Денвилл в гостиной не окажется. Он ошибся, хотя маменька, как оказалось, мыслями сейчас была далеко от каких-либо поздравительных карточек. Графиня стояла перед зеркалом в позолоченной раме, висящим над камином, и с явным неодобрением разглядывала собственное отражение. Разбросанная по полу оберточная бумага и открытая картонная коробка на столе, рядом с которой лежало ожерелье из превосходнейших топазов в филигранной оправе, свидетельствовали, что недавно графиня получила из Лондона ценную посылку. Ее могли переслать за умеренную плату идущей из Ньюхейвена почтовой каретой, передав посылку в ближайшее приемное отделение, расположенное в Натли, но Кит подозревал, что ожерелье привез сюда специальный курьер, а значит, его доставка обошлась графине в кругленькую сумму.

Вот только выражать недовольство своим внешним видом у леди Денвилл не было решительно никаких оснований. Домашнее платье темно-золотого цвета прекрасно гармонировало с ее волосами. Поверх него графиня набросила тунику из светлой кисеи. Все это весьма ей шло. Впрочем, миледи не заставила их долго ждать в недоумении.

– Какая досада! – воскликнула она. – Вы когда-нибудь видели столь вульгарное сочетание? Я купила эти страшные бусы лишь потому, что мне показалось, будто они подходят к этому платью… Я даже приказала нанизать их заново на нить точно такой длины, которая мне нужна, а теперь они меня совершенно разочаровали. Что за ужасная безделица!

– Полноте! Какой красивый янтарь! – возразила Кресси. – Вам не следует называть эти прелестные бусы из чистого янтаря ужасными. Вы выглядите просто очаровательно.

– Нет, Кресси! Очаровательно я не выгляжу, – с твердым убеждением в голосе произнесла леди Денвилл. – Я не знаю, в чем тут дело, но, как бы дороги они ни были, есть в них нечто от подделки, попытки скрыть приближение нищеты. Если я надену их, даже Эмма решит, что я покупаю себе готовое платье на аллее Кренбурн.

Звучало это смехотворно, но ни Кит, ни Кресси не рискнули высказать свое мнение вслух. Кит, взяв ожерелье из топазов, спросил с трепетом в сердце, приобрела ли она его одновременно с янтарными бусами.

– Дорогой, я купила их давно, – на пару секунд приободряя сына, а затем вновь низвергая его дух в пучину беспокойства, сказала графиня, – несколько недель назад. Я как раз подбирала шелк к этому платью, но оказалось, что топазы такого оттенка выглядят безвкусно, если их сочетать с желтой тканью. Однако ожерелье мне очень понравилось, поэтому я все же не устояла и купила его. Если сделать под заказ серьги к нему, то его вполне можно носить с моим бледно-желтым вечерним платьем, но эти бусы я ни за что не стану на себя надевать.

– Лучше отослать их обратно ювелиру, – предложил Кит.

Маменька на минуту задумалась, однако затем отвергла предложение сына:

– Нет, у меня есть предложение получше. Я подарю бусы кузине Кейт. Не думаю, что ты ее помнишь. Она вторая дочь Бейверстока. Бедняжка никогда ничего красивого не носила. И все из-за того, что эта скупердяйка тетушка Амелия даже четвертака лишнего не потратит до тех пор, пока не найдет мужа для своей Мэри… Как будто такая дурнушка сможет найти себе жениха! Мэри уже третий сезон выезжает в Лондон, и все без толку! – Леди Денвилл, расстегнув застежку, отложила бусы в сторону и лучезарно улыбнулась сыну и мисс Стейвли. – Все в конце концов оказалось к лучшему… А теперь, пожалуй, я их надену… пока не отыщу нечто более подходящее… У вас ко мне какое-то дело?

– Что я вам говорил? – улыбаясь, сказал Кит девушке. – Нет, матушка. Кресси думала, вы хотите, чтобы она помогла вам подписывать приглашения.

– Я знала, что должна что-то сделать сегодня утром, но только не помнила, что именно, – ответила ее светлость, совсем не огорченная своей рассеянностью. – Какая же это скукотища, мальчик мой! Не понимаю, почему я не привезла с собой миссис Вудбери… Конечно, здесь ее пребывание вызвало бы массу неудобств. Нельзя же отправлять миссис Вудбери трапезничать вместе с дворецким и его супругой… Однако она замечательная женщина, пишет все приглашения и отвечает на письма. Она никогда не забывает напомнить мне о том, что я должна сделать.

– Не беспокойтесь, мадам! – сверкая глазами, произнесла Кресси. – Только скажите, кому писать, и я буду исполнять при вас обязанности секретаря. Вы уже составили список тех, кого хотите пригласить?

– Да, но не могу сказать, что горю желанием лицезреть всех этих людей. Открытые приемы – это самое утомительное занятие на свете! Однако было бы очень невежливо ничего подобного не устроить, а посему придется потерпеть и провести прием на высшем уровне. Дорогая Кресси! Как замечательно: ты напомнила мне, что я уже составила тот список! Надо будет теперь только вспомнить, куда я могла сунуть его… Тогда все будет проще простого… Только не думай, будто я позволю тебе взвалить всю работу на себя. Ты будешь лишь помогать мне… Куда я могла его положить? Хоть бы в надежное место, иначе его не отыщешь. Дорогой К… Эвелин! – не моргнув глазом, на ходу поправила себя она. – Если у тебя найдется свободный часик, надеюсь, ты сможешь нам помочь?

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, родная, – произнес он, думая о том, когда же невнимательная родительница выдаст его с головой. – Однако вы прекрасно знаете, что, во-первых, я занят, а во-вторых, только вы и Кит способны разобрать мой почерк.