Леди Денвилл все же не зашла к своему блудному сыну до завтрака; впрочем, исключительно вследствие того, что вняла просьбам Кита не тревожить его глубокий сон, вызванный, с одной стороны, усталостью, а с другой – поссетом, рецепт приготовления которого няня Пиннер хранила в тайне.

Кит наведался к матушке, когда она еще была одета в свой воздушный пеньюар. Величественная мисс Римптон тщательно укладывала ее локоны в прическу «а-ля Тит». При виде сына графини камеристка сделала неглубокий реверанс, тем самым давая понять, что признает его право вторгаться к матери во время ее утреннего туалета, однако хмурые складки на лбу выдавали глубоко скрытое недовольство. Леди Денвилл, вероятно, и согласна была сердечно приветствовать его светлость, однако, по мнению самой мисс Римптон, ни один джентльмен, каким бы близким родственником он ни был, не имел права лицезреть ее госпожу до тех пор, пока она не закончит утренний туалет своей графини.

– Одну минуточку, миледи, будьте любезны, – непреклонным тоном заявила она и с такой неторопливостью продолжила закалывать волосы хозяйки, что это наверняка должно было поставить Кита на место.

Мисс Римптон достигла цели.

Как только камеристка удалилась, попросив ее светлость позвонить в колокольчик, когда графине понадобятся ее дальнейшие услуги, Кит воскликнул:

– Знаешь, матушка, эта женщина пугает меня до смерти!

– Иногда она бывает несносной, – согласилась леди Денвилл, – однако в своем деле ей нет равных. Что ты хотел мне сказать, дорогой? Только не говори, будто случилось что-нибудь ужасное!

– Ни в коей мере, маменька, – загадочно улыбаясь, произнес Кит. – Догадайтесь.

– Скверный мальчишка! Как я могу… Кит! Неужели? Эвелин объявился?

Сын утвердительно кивнул головой. Графиня вскочила со стула.

– Слава богу! Где он? Когда приехал?

– Ночью, после того как мы все разошлись по спальням. У него был ключ Пинни. Он хотел вас разбудить, но я не позволил ему.

– Кит! Как ты мог? Тебе следовало знать – я была бы только рада, если бы меня разбудили.

– Конечно, я знал, но боялся, что, если бы Эвелин разбудил вас, понадобилась бы уйма времени, прежде чем я смог бы отправить его спать. Брат не в самой лучшей форме, поэтому сон ему не помешает. Не волнуйтесь, мама! У него перевернулся фаэтон. Он сломал плечо, пару ребер и, кажется, получил довольно сильное сотрясение мозга.

– Бедненький! – воскликнула графиня. – Где он? Скажи мне сейчас же, Кит!

– Он в домике у Пинни. В предрассветный час я отвел его туда и помог ему раздеться. Заверяю вас, маменька, он получает там первостатейный уход и заботу.

– Да, разумеется, она позаботится о моем мальчике, но я тотчас же пойду к нему. Позвони в колокольчик. Мне нужна Римптон. Извинись перед тетей вместо меня. Скажи, что у меня разболелась голова и я все еще не вставала с постели… Да… а еще эти перепелки… Долиш заказал их в Брайтоне, потому что Бонами обожает перепелиное мясо… Пожалуй, Эвелин тоже не откажется от перепелок, даже если у него неважный аппетит. Скажи Долишу, чтобы положил в корзину две птицы, немножко спаржи и…

На этом Кит весьма любезно, однако твердо остановил словоизлияния матушки и доходчиво объяснил ей: во-первых, местопребывание Эвелина следует держать в большом секрете, во-вторых, подобного рода приказы неизбежно приведут к его обнаружению, в-третьих, Долиш все равно не поверит в то, что перепелки и спаржа предназначены в подарок старушке Пиннер, в-четвертых, кормилица очень просила, чтобы Эвелина не тревожили до тех пор, пока он хорошенько не выспится.

– А посему, дражайшая маменька, садитесь и позвольте мне рассказать, что приключилось с Эвелином, – подытожил свою речь Кит. – Вы сможете пробыть с ним гораздо дольше, если выйдете из дома после завтрака, сказав тете, что хотите зайти к Пинни, так как старушке нездоровится. Ни у кого не возникнет и тени подозрения. Помимо этого, насколько я знаю Эвелина, он предпочел бы предстать пред вами побритым. Час назад я послал к нему Фимбера вместе с кое-какими его вещичками. Уверен, вдвоем с няней они и позаботятся об Эвелине, и призовут его к порядку. С ними он точно не пропадет.

– Я нужна, чтобы защитить его, – рассмеявшись, произнесла графиня.

Тем не менее она снова села на стул, а Кит принялся, тщательно подбирая слова, пересказывать несколько смягченную версию похождений его брата, умалчивая о нежелательных подробностях. Ночью Эвелин уговаривал его: «Ты сможешь рассказать ей куда лучше, чем я, Кестер».

Кит оправдал возложенные на него надежды. Мистер Фенкот, будучи по призванию дипломатом, ловко опустил все упоминания о Танбридж-Уэллсе, обойдя странное поведение Эвелина, который ни с того ни с сего избавился от общества своего преданного конюха. Молодой человек столь искусно подогревал интерес леди Денвилл, что его матери и в голову не пришло удивиться, с какой стати Эвелин предпочел окольный путь в Лондон вместо того, чтобы ехать напрямую по почтовому тракту, на который следовало свернуть после визита к кучеру Джону: Эвелину всего-то надо было вернуться назад на несколько миль в сторону Натли. Задолго до того как Кит отважился упомянуть имя мисс Пейшенс, графиня преисполнилась такой признательности по отношению к миссис Аскхем, нежно позаботившейся о ее Эвелине, что вполне вероятным казалось, будто, поддавшись сильнейшему душевному порыву, матушка поедет в Вудленд-Хауз даже прежде, чем свидится с сыном.

– Я не в силах сдерживать себя, – с блестящими от слез глазами заявила ее светлость. – Смогу ли когда-нибудь отблагодарить ее? Она, должно быть, самое благородное создание на земле! Если бы не ее забота, мой сын мог бы умереть.

Хотя Кит и не придерживался столь крайних взглядов по поводу постигшей Эвелина неприятности, он с радостью укрепил матушку в этом ее заблуждении, после чего ввернул пару слов насчет того, сколь почтенна родословная мистера Аскхема и каким культурным человеком является сей достойный джентльмен. Графиня со своей стороны высказала мнение, что нисколько не сомневается в том, что супруги Аскхем – замечательные люди.

Матушку ничуть не озадачило то обстоятельство, что Эвелин забыл проверить наличие карточек в собственной визитнице. По ее словам, такая неудача может случиться со всяким, причем в самый неподходящий момент. Также ее отнюдь не удивило, что сын назвался Эвелином, а не Денвиллом.

– Дорогой! Многие называют его по имени, запросто – Эвелин. Таков уж у него характер. А вот его отца никто бы не посмел называть Уильямом. Ты же помнишь, что до смерти отца только самые далекие знакомые называли Эвелина Мартинхоу? Жаль, конечно, что Аскхемы вовремя не узнали, что он лорд Денвилл. В таком случае они уведомили бы меня и тебе не пришлось бы выдавать себя за брата, ведь никто бы не надеялся на появление Эвелина на званом обеде. Все бы знали, что он лежит без сознания. Ах, Кит, я хотела как лучше, но сам видишь, что из этого вышло. Я очень старалась, однако теперь отнюдь не уверена, что Кресси не обнаружит разницу между вами. Даже если мне удастся придумать объяснение, почему рука Эвелина забинтована, ничего не выйдет. Вместо того чтобы выручить сына, я ему только навредила…

Храбро перейдя к самой тяжкой части своего задания, Кит сказал:

– Нет, матушка, ничего непоправимого не произошло. Я как раз хотел сказать вам, что Эвелин больше не намерен брать себе в жены Кресси. Дело в том…

Графиня резко оборвала его тоном, в котором слышалась нешуточная обеспокоенность:

– Кто она?

– Мисс Аскхем, мама. Эвелин без памяти влюбился в нее и твердо намерен сочетаться с ней браком. Он должен был бы сам сказать тебе об этом, но, похоже, девушка – само совершенство.

– Только не это, Кит! – умоляюще промолвила графиня. – Он уже сделал предложение Кресси. Послушай, я не ищу недостатков в моих детях! Никто лучше меня не понимает, какие вы оба безупречные. Я всегда жалею несчастных родителей, чьи сыновья не столь совершенны, как вы. Однако меня ужасно огорчает, что Эвелин такой влюбчивый, а объекты его страсти постоянно оказываются неподходящими во всех отношениях.

– Да, маменька, – взирая на графиню с чувством нежного удивления, произнес Кит, – но весьма трудно найти девушку, которая была бы достойна стать частью нашей семьи.

– Теперь твои слова – совершеннейший абсурд, – с большим достоинством промолвила ее светлость.

Кит рассмеялся.

– Откуда вам известно, маменька? Ладно, если начистоту, то я испытываю сильнейшее предчувствие касательно серьезности этого романа. Он совсем не похож на все предыдущие его ухаживания. Я верю, это прочная привязанность, и, переговорив с Эвелином, вы тоже, полагаю, убедитесь в этом. Из рассказа брата ясно, что мисс Аскхем абсолютно не похожа на его прежних подружек. У нее напрочь отсутствуют те черты характера и поведения, которые до сих пор привлекали Эвелина в девушках. Он сказал мне, что мисс Аскхем не отличается внешней эффектностью и остроумием, однако мысль о том, что со временем эта девушка может наскучить, кажется ему нелепой. Если начистоту, то мне нравятся девушки иного склада ума, однако, слушая Эвелина, я подумал о том, что, пожалуй, мисс Аскхем – именно то, что ему нужно. Я больше ничего не скажу в защиту моего мнения. Вы сами решите, прав ли я. С точки зрения света, этот брак не является комильфо, главным образом из-за того, что его воспримут как мезальянс. Впрочем, Эвелину не придется краснеть ни за мисс Аскхем, ни за ее семью. Они небогаты, не занимают высокого положения в обществе, однако Аскхемы, бесспорно, весьма достойные люди.

Леди Денвилл внимательно слушала сына. На лице ее застыло выражение недоверия.

– Кит! – с беспокойством в голосе произнесла графиня. – Ты не думаешь, что эти люди с самого начала знали, кто такой Эвелин, и заманили его?

– Нет, маменька, – решительно возразил сын. – Признáюсь, эта мысль сразу пришла мне в голову, однако, если они изначально намеревались окрутить Эвелина, то выбрали весьма странный способ воплощения в жизнь своих планов. Миссис Аскхем ни на минуту не позволяла своей дочери оставаться наедине с Эвелином после того, как он пришел в себя… а еще мне кажется, мистеру Аскхему не больше по душе этот брак, чем моему дяде Генри… когда он, конечно, узнает… Эвелин чистосердечно рассказал отцу девушки обо всех существующих на его пути трудностях. Мистер Аскхем не станет препятствовать, чтобы он бывал в их доме, однако категорически запретил просить руки его дочери, пока дела Эвелина находятся в таком запутанном состоянии.

– Это свидетельствует в его пользу, – молвила ее светлость. – Хотя мне не нравится то обстоятельство, что твой брат собирается взять себе в жены девушку, стоящую гораздо ниже его на социальной лестнице, трагедии из этого я, во всяком случае, делать не собираюсь. Что же до вашего дяди Генри, то вопрос брака моего сына его никоим образом не касается. Я с ним переговорю. Посмотрим, будет ли он возражать против такого союза, если я предварительно одобрю его. Единственное, что меня… – Запнувшись, графиня немного поколебалась, насупила брови, бросила на сына вопросительный взгляд, в котором читалась надежда, и спросила: – Дорогой! Как ты относишься к тому, чтобы самому жениться на Кресси? Как я полагаю, будет правильно, ежели кто-нибудь из вас все-таки возьмет девочку себе в жены. Она, бедное дитя, попала в ужасно неловкое положение.

Кит расхохотался.

– Я не собираюсь никого навязывать тебе, – поспешно заявила ее светлость. – Просто мне в последнее время неоднократно приходило на ум, что вы хорошо поладите.

– Маменька! Эта мысль посещала и нас, – борясь со смехом, произнес Кит. – Я хочу сочетаться с Кресси законным браком и, поскольку она не против, надеюсь, это произойдет в ближайшее время. Я как раз собирался сказать вам о нашем решении.

– Значит, Кресси уже знает! Скверный мальчишка! Почему ты не сообщил мне раньше? – с просиявшим лицом воскликнула ее светлость. – Дорогой! Ничто на свете не могло бы обрадовать меня сильнее! Она именно та девушка, которую я прочила бы тебе в жены. Мне с самого начала следовало припасти Кресси для тебя. С моей стороны было ужасно глупо предположить, что девочка сможет стать Эвелину хорошей женой. Слава богу! Ситуацию еще можно исправить. Я верила, что произойдет нечто такое, что расставит все на свои места. Дорогой Кит, желаю тебе большого счастья!

Молодой человек поблагодарил матушку, однако осмелился подчеркнуть, что ее поздравления несколько преждевременны, ибо кое-какие трудности все еще препятствуют счастливому исходу всей этой авантюры.

Графиня признала правоту его слов, но тем не менее беззаботно заметила:

– Оно, безусловно, так, однако, полагаю, не следует терзаться разными пустяками. Первым делом мы должны открыться леди Стейвли. Не думаю, что старуха слишком разозлится на вас. Конечно, можно скрыть от нее данное обстоятельство, но, как мне кажется, это будет неправильно.

– Да, маменька, совершенно с вами согласен, – сказал Кит.

Графиня кивнула.

– Я была уверена, что ты так и скажешь. Коль Эвелин серьезно вознамерился жениться на мисс Аскхем, леди Стейвли будет вне себя от бешенства, особенно ежели узнает о его помолвке из «Газетт», все еще оставаясь в заблуждении по поводу намерений твоего брата заключить брак с Кресси. Лорду Стейвли такой поворот событий не слишком понравится, но ты можешь вполне положиться на то, что это зловредное создание Альбиния Гиллифут позаботится о том, чтобы он дал свое согласие на ваш брак.

– Весьма вероятно, маменька, однако перед нами стоит еще более сложное препятствие, – тактично заметил Кит. – Когда вы говорите, что наш дядюшка не имеет никакого отношения к женитьбе Эвелина, вы забываете о тех обстоятельствах, которые побудили его сделать предложение Кресси.

Графиня уставилась на сына. Выражение замешательства на ее лице постепенно сменилось испугом. На мгновение она вся сжалась, но тотчас же овладела собой, как только сын с чувством раскаяния протянул ей руку. Леди Денвилл слегка ее сжала и благодарно улыбнулась.

– Ты вспомнил о моих противных долгах… Дорогой! Вам следует о них забыть так, словно их нет. Как будто я могу вести себя подобно жестокому чудовищу, разрушая счастье моих сыновей в угоду столь меркантильным соображениям! Я уже долгие годы живу в долг и посему давно к этому привыкла. Сама как-нибудь разберусь… Да, конечно, я выпутаюсь. Я и прежде со всем справлялась, даже когда положение было безнадежным. – Погладив сына по руке, графиня разжала пальцы. – Теперь, когда все уладилось самым чудесным образом, ты должен меня покинуть, родной. Сейчас, пожалуй, десять часов, а я не одета к завтраку.

Мистер Фенкот, в привычку которого не входило попусту тратить время на бесполезные споры, оставил все попытки открыть дорогой родительнице глаза на всю чудовищность и размер трудностей, нависших над ними. Нежно обняв матушку, он на всякий случай сказал ей о том, что сильно-сильно любит ее, и оставил заботам мисс Римптон.

Клиффов и Кресси Кит застал в небольшой столовой, в которой обычно подавались завтраки. Что ни говори, а длительное пребывание в среде дипломатов дало свои плоды. Даже Кресси не заподозрила его в том, что, с неизменными интересом и любезностью отвечая на вопросы своих родственников, Кит одновременно пытается найти ответ на два мучавших его вопроса. Первый, более неотложный, заключался в получении доступа к лорду Сильвердейлу. Кажется, он нашел вполне обстоятельное решение… А вот вторая проблема казалась ему неразрешимой.

К ним спустилась леди Денвилл. Пожелав всем доброго утра, графиня в свойственной ей медово-жалостливой манере выразила надежду, что ее невестке хорошо спалось. Затем, садясь за стол, она обратилась к мисс Стейвли:

– Дорогая Кресси! Сегодня нам надо уединиться и поболтать кое о чем.

Поскольку эти слова сопровождались лукавым и выразительным блеском глаз, Кит решил за благо вмешаться, спросив на правах хозяина, заботящегося о досуге гостей, чем же они намерены заниматься утром.

Как и ожидалось, все внимание перешло от леди Денвилл к нему. Полученные ответы, впрочем, должны были разочаровать заботливого хозяина, роль которого он на время взял на себя. К счастью, единственным желанием Кита было расстроить намечающийся между матушкой и Кресси тет-а-тет. В этом отношении план его чудесно удался… Кузен Фенкота уныло сказал, что не знает. Козмо, которого вполне устраивала размеренная жизнь за городом, заявил: пока не привезут почту, он что-нибудь почитает либо примется писать письма. Кресси, с большим трудом сдерживая рвущийся из груди смех, сидела с опущенными глазами и помалкивала. Миссис Клифф, с нешуточной тревогой наблюдавшая за своим сыном, не ответила на вопрос Кита, однако, внезапно встрепенувшись, заявила: Эмброуз может говорить все, что ему заблагорассудится, но она уверена – у сына на шее вскоре выскочит фурункул. Глаза всех собравшихся невольно обратились в сторону молодого человека. Эмброуз, покраснев до корней волос, бросил пылающий яростью взгляд на мать и гневно сказал: «Ничего подобного!» А затем сообщил, что у него болит голова.

– Бедный мальчик, – промолвила леди Денвилл, сочувственно улыбаясь племяннику. – Я полагаю, если ты немного погуляешь, то боль пройдет быстрее.

– Амабель, прошу вас! Не надо советовать Эмброузу выходить из дома, – сказала миссис Клифф. – На дворе поднялся сильный ветер. Я уверена, он дует с востока. Для здоровья Эмброуза смертельно опасно покидать стены дома, поскольку он уже и так заболел. С его слабым организмом, вы же знаете, любое недомогание может уложить беднягу в постель на две недели.

– Да неужели? – удивилась леди Денвилл, взирая на своего племянника с выражением человека, лицезрящего редкую диковинку. – Бедненький… Как ужасно, должно быть, сидеть дома, когда дует восточный ветер, ибо ветер этот – частый гость в наших краях.

– Ладно… ладно… Не стоит делать из мухи слона, – раздраженно заявил Козмо. – Я не отрицаю, что здоровье у него слабое, однако…

– Ерунда, Козмо! Как ты можешь так говорить? – воскликнула его сестра. – Я уверена, он не болен, даже если у мальчика немного болит голова.

Графиня одобряюще улыбнулась Эмброузу, совершенно не отдавая себе отчета, что умудрилась обидеть всех троих Клиффов. Эмброуз хоть и смутился, когда матушка упомянула о фурункуле, в то же время испытывал гордость по поводу своих частых головных болей, ибо они привлекали к нему всеобщее внимание. Козмо, который долгие годы находился под влиянием жены, усматривал в болезненности сына оправдание того, что Эмброуз не проявлял никакого интереса к мужественным видам спорта. Что же до Эммы, то она любое предположение о том, что ее единственный ребенок не находится в крайне плачевном состоянии, рассматривала почти как оскорбление.

– Боюсь, – обронил Козмо, – Эмброуз не может похвастаться таким крепким здоровьем, как его кузены.

– Твоя сестра, дорогой, не понимает, что значит слабый организм, – сказала Эмма. – Уверена, ее сыновья никогда в жизни не болели.

– Пожалуй, так и есть, – с оттенком гордости в голосе согласилась леди Денвилл. – У них весьма крепкое здоровье. Конечно, они переболели корью и коклюшем, но я не могу припомнить, чтобы сыновья болели еще. Когда у них был коклюш, один из них… это был ты, кажется… полез в каминную трубу за гнездом скворца.

– Нет, то был Кит, – сказал мистер Фенкот.

– Ага… понятно, – подмигивая ему, заметила графиня.

– Как ужасно! – воскликнула Эмма.

– Почему? Вниз он спустился похожий на мавра. Он принес в комнату столько сажи, что, кажется, она покрыла там все. По-моему, я никогда в жизни так заразительно не смеялась.

– Смеялись? – от изумления у Эммы перехватило дух. – Как можно было смеяться, когда один из ваших сыновей находился в смертельной опасности? Он мог упасть и сломать себе шею.

– Ну, не думаю, хотя переломать себе ноги либо застрять в трубе – вполне может быть. Помню, мы еще пребывали в растерянности, как его оттуда вытаскивать, если мальчик все же застрянет. Однако беспокойство за сыновей заняло бы у меня уйму времени. Они, помнится, то и дело падали с деревьев, либо в озеро, либо со своих пони, и ничего страшного с ними так и не происходило, – невозмутимо сообщила леди Денвилл.

Миссис Клифф непроизвольно вздрагивала при виде столь вопиющего бессердечия. В это время Эмброуз, следя за матерью, ошибочно принял ее реакцию на свой счет, ибо он никогда не отличался особой мужественностью и тягой к приключениям и поэтому окончательно пал духом.

Леди Денвилл, разделавшись со своим чаем и бутербродом с маслом, что и составляло завтрак графини, извинившись, встала из-за стола.

– А теперь мне придется покинуть вас, потому что кормилица Пиннер чувствует себя неважно. С моей стороны было бы весьма невежливо не навестить ее. Надо будет отнести старушке что-нибудь вкусненькое, чтобы усилить ее аппетит.

– Лучше фруктов! – торопливо бросил Кит.

Графиня хихикнула и сказала, не удержавшись от толики ехидства в голосе:

– Да, дорогой! Никаких перепелок.

– Как так перепелок? – воскликнул безмерно шокированный Козмо. – Амабель! Ты собиралась приказать приготовить перепелок для старой кормилицы?

– Нет, Эвелин считает, что фрукты гораздо лучше.

– Полагаю, было бы лучше угостить ее аррорутом либо наваристым бульоном, – сказала Эмма.

Глаза ее неисправимой золовки шаловливо поблескивали.

– Нет. Уверена, такое угощение ей не понравится. Особенно аррорут. Она его терпеть не может. Дорогая Эмма, конечно, невежливо с моей стороны внезапно покидать вас, однако меня призывает насущная необходимость. Впрочем, уверена, вы меня прекрасно понимаете. – Графиня, с прелестной улыбкой взглянув на своего не находящего себе места младшего сына, добавила: – Дорогой! Я оставляю наших гостей на твое попечение. Ой! Полагаю, бутылка портвейна – то, что надо! Это намного питательнее бараньего бульона. Так что, ежели ты…

– Маменька, не беспокойтесь! – оборвал ее излияния Кит, приоткрыв дверь, ведущую из столовой. – Я обо всем позабочусь.

– Безусловно… Я уверена, ты устроишь все наилучшим образом, – промолвила графиня, не обращая ни малейшего внимания на его убийственный взгляд. – Ты сам знаешь, что будет полезнее.

– Иногда мне начинает казаться, – недовольно произнес Козмо, когда Кит прикрыл дверь за ее светлостью, – что ваша мать утрачивает связь с реальностью, граф.

Своевольное поведение матушки и так уже распалило гнев Кита, поэтому любая, пусть даже невинная, критика со стороны дяди не могла не вызвать у него вспышки ярости.

– Вы и впрямь так считаете, сэр? – с угрожающей любезностью промолвил он. – Тогда мне доставит невероятное удовольствие успокоить все ваши опасения.

Мистер Клифф не мог похвастаться особой сообразительностью, однако лишь полный болван не заметил бы вызова, таящегося за дружелюбной улыбкой, сопровождающей эти слова.

– Сдается мне, – краснея, произнес он, – что высказывать свое мнение касательно особы, являющейся моей родной сестрой, совсем не предосудительно.

– Вы так полагаете? – спросил Кит с еще большей любезностью в голосе.

Мистер Клифф поднялся на ноги и величаво направился к двери, вслух выразив уверенность в том, что его здравый смысл не позволит пойти на поводу вспыльчивости племянника, который, подобно множеству плохо воспитанных молодых людей его поколения, всегда готов нагрубить и вызвать ненужную ссору. После этого дядя степенно удалился.

Вспомнив о своих обязанностях хозяина дома, Кит, повернувшись к тете, вежливо осведомился, чем она желает развлечься сегодня утром. Эмма с легким апломбом заявила: весь день будет заниматься накладыванием лимонных корок на лоб больного сына, потчевать его жженым сахаром, а если головная боль не пройдет, поставит ему на ноги горячие влажные компрессы. Кит с серьезным видом выслушал не внушающий и капли оптимизма план тети Эммы, а затем с глубокой озабоченностью в голосе, вызвавшей у мисс Стейвли явное недоумение, а у Эмброуза – взгляд, полный ярости, заявил: в критических ситуациях компресс на лоб совершенно необходим. По-видимому, посчитав свои обязанности радушного хозяина дома выполненными, он пригласил мисс Стейвли прогуляться вместе с ним по аллее, обсаженной кустами. Мисс Стейвли, чопорно избегая смотреть ему в глаза, с невозмутимым видом сказала, что она с радостью прогуляется. При этом внезапная мысль посетила его голову: Кресси весьма подходит на роль жены посла, учитывая, с какой выдержкой она не поддается переполняющему ее желанию расхохотаться. Девушка крепилась до тех пор, пока они не покинули дом. Только тогда смех сорвался с ее уст, а вслед за Кресси расхохотался ее измученный спутник. Мистер Фенкот, первым оправившись после приступа веселья, сказал:

– Я понимаю, Кресси, но, учитывая все обстоятельства дéла, нам сейчас не до смеха. Как предполагаю, ты уже догадалась, что мой несносный братец наконец-то объявился?

– Конечно, – выдавила из себя Кресси. – К-как только к-крестная б-бросила на тебя загадочный взгляд и с-сказала: «Никаких перепелок».

Мистер Фенкот улыбнулся, однако выразил недоумение, почему никто до сих пор не убил его любимую матушку. Мисс Стейвли, услышав столь незаслуженное и возмутительное высказывание, вознегодовала. Историю похождений Эвелина девушка выслушала с довольно невозмутимым видом. Впрочем, Кресси слегка обиделась, когда Кит весьма деликатно уведомил ее о том, что благородный кавалер, еще недавно претендовавший на ее руку, выразил облегчение, узнав, что его освобождают от взятых им обязательств. Мисс Стейвли быстро поняла все трудности запутанной ситуации, в которой они оказались, включая появление у его светлости новой невесты, брак с которой строгий педант вроде его дяди, без сомнения, ни за что не одобрит.

– Милый! – огорченно произнесла она. – Какая неприятность! Что можно предпринять?

– Понятия не имею, – честно признался Кит. – Дорогая! Не могла бы ты подумать, что можно сделать, а то мои мысли заняты тем, как вернуть эту злополучную брошь?

Кресси кивнула.

– Да. По-моему, это не терпит отлагательства. Я лично не знакома с лордом Сильвердейлом, но из того, что о нем слышала, могу заключить – твой брат, боюсь, совершенно прав: лорд отличается изрядной злокозненностью. Папа говорит, он весьма жадный. При этом всегда готов пожертвовать обильным и вкусным завтраком ради последней скандальной светской сплетни. Если он сейчас в гостях у принца-регента, как тебе добиться личной встречи с Сильвердейлом?

– Понятия не имею, – довольно беззаботно ответил Кит. – Однако я, похоже, знаю, кто может мне помочь.

– Сэр Бонами, – после минутной паузы догадалась Кресси.

– Точно, – подтвердил Кит, а потом с гордостью добавил: – Не зря же я сын моей матери. Иногда и мне в голову приходят блестящие мысли.