Ужин в Рейвенхерсте в тот вечер нельзя было отнести к числу наиболее удачных приемов леди Денвилл. Впрочем, хозяйку дома утешала мысль о том, что никто из представителей света, с чьим мнением она считалась, все равно ничего не узнает. Графиня блистала своим всегдашним великолепием. Мисс Стейвли сидела как на иголках. Почтенная вдова была женщиной достаточно мудрой, чтобы в присутствии постороннего, имевшего к тому же репутацию неисправимого бродяги, пускаться в откровения, особенно если он сидит рядом с ней во главе стола. Сложившееся положение вещей не на шутку раздражало леди Стейвли. Она вся кипела от злости, и, стоило кому-либо заговорить с ней, ответная реплика старухи сочилась язвительной желчью. Генерал Оукеншоу в свою очередь с раздражением выявил, что его старый соперник, которого он за глаза клеймил столь нелицеприятными метафорами, как «губошлеп», «брюхо-пудинг», «посмешище», «колодка для париков», «недотепа», «жирный варфоломеевский карапуз» и прочие, является почетным гостем в Рейвенхерсте и, по-видимому, состоит в близких отношениях с хозяйкой.

Единственным человеком, который получал удовольствие от происходящего, был сэр Бонами Риппл. Он присоединился к остальному обществу, не ожидая от предстоящего ужина ничего хорошего. Целительный сон, на который сэр Бонами возлагал большие надежды, так его и не посетил. Он не смог сомкнуть глаз даже на секунду. С неудобной кушетки пожилой джентльмен поднялся, находясь в прескверном расположении духа. В голове зародилась мыслишка, что недолго ему уже осталось жить на этом свете. Однако, стоило сэру Бонами войти в просторную гостиную, где к тому времени собрались другие, настроение у него немного улучшилось. Леди Денвилл была само очарование в своем золотистом атласном платье.

Хозяйка дома, пленяя сэра Риппла своей обаятельной улыбкой, направилась к нему и, протянув обе руки, произнесла:

– Мой дорогой Бонами!

– Амабель! – с придыханием выговорил он. – Честное слово, вы просто восхитительны! Обворожительны!

– Серьезно? Весьма признательна вам. Никто, кроме вас, не может быть лучшим судьей того, что касается моды.

Сэра Бонами охватило столь сильное чувство восторга, что у него просто не хватило слов, чтобы выразить свою мысль. Он лишь поцеловал обе протянутые к нему руки. Когда сэр Бонами выпрямился, его камберлендский корсет мерзко заскрипел. От внимания пожилого джентльмена не укрылось то, что генерал Оукеншоу наблюдает за ними с явным отвращением. Это доставило ему несказанное удовольствие. С того момента сэру Бонами стало ясно, что вечер обещает выдаться весьма славным. Поднеся к глазам лорнет, он воскликнул:

– Господи! Благослови мою душу! Оукеншоу собственной персоной! – Затем, уронив лорнет, он ринулся к генералу и, протянув руку, произнес добродушным тоном, который никого все равно не смог бы обмануть: – Дорогой сэр! Прошу извинения за то, что я не сразу узнал вас. Вам ведь известно: когда человек входит в преклонные года, его память ослабевает. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз имел удовольствие пожимать вашу руку? Ну… лучше не будем углубляться в столь щекотливый вопрос.

– У меня память не ослабела, – произнес генерал. – Я узнал вас, стоило вам войти в комнату. Вижу, вы такой же толстый, как и в прежние времена.

– Нет, мой дорогой старинный друг! – с невозмутимой веселостью в голосе заявил сэр Бонами. – Это вы сказали по доброте своего сердца, но я стал намного толще, чем был в то время. Но вы ни на йоту не изменились… Теперь, когда я могу разглядеть вас вблизи, вижу, что вы такой же старый… Как там вас называли? Ворчун… Нет. О чем это я болтаю… Не то… А-а-а… Старый скряга… Точно! Как я мог позабыть? Старый скряга!

Этот своеобразный обмен любезностями, весьма порадовавший сэра Бонами, никому не доставил удовольствия, за исключением, пожалуй, вдовствующей особы. Время от времени старуха разражалась резким смехом, однако было неясно, что является его причиной – неподдельная веселость либо злое желание сорвать свою досаду на ком угодно – будь то знакомый либо тот, кого она впервые видела.

К моменту окончания ужина даже леди Денвилл, которая все время сохраняла завидную невозмутимость и дружелюбие, поняла: чем быстрее ее галантный старый поклонник покинет их, тем лучше будет для всех. Именно вследствие этого графиня тихим голосом приказала Нортону принести поднос с чайным сервизом не позднее половины девятого. Поскольку у Кресси не было времени предупредить крестную о том, что старой леди Стейвли известна ее нелицеприятная тайна, ничто не смогло подготовить леди Денвилл к потоку порицания со стороны вдовствующей особы, излившемуся, когда двери Длинной гостиной затворились за спиной восьмидесятилетнего старика, имевшего чересчур сварливый характер. Амабель даже не попыталась оправдаться. Она лишь поникла, опустив голову, и смиренно промолвила:

– Понимаю… признаю́, однако я не желала никому ничего плохого. Это моя вина. Говорите что хотите, мадам, но молю вас не винить в том Кита…

При сложившейся ситуации робость и покорность сослужили леди Денвилл хорошую службу. Кресси, которая уже намеревалась броситься на выручку крестной, сразу же поняла это.

– Ради всего святого! Амабель! Не начинайте плакать, – раздраженно сказала престарелая леди. – Вы никогда не отличались светлым умом. Какой были, такой и остались. Что же относительно вашего драгоценного Кита, то пусть он теперь выкручивается сам. У него достаточно наглости, чтобы выйти победителем даже из этой баталии.

Со слов почтенной вдовы Кресси, на протяжении ужина всеми силами пытавшаяся развлекать генерала, пока леди Стейвли обменивалась элегантными колкостями с Китом, заключила: ее будущий жених не окончательно пал в глазах бабушки.

– Я должна вам кое-что сказать, молодой человек, – тихим, но от этого не менее грозным голосом произнесла вдовствующая леди.

– Догадываюсь, о чем, мадам, – молвил Кит. – Признаться, мне очень жаль, что не могу придумать ничего лучше, чем сказать: простите.

– А я погляжу, – пристально глядя на молодого джентльмена, сказала старуха, – вы вообразили себе, что стоит вам улыбнуться, и вы уже обвели меня вокруг пальца.

– С чего вы так решили? Отнюдь, – удивившись, возразил Кит.

– Полноте… Вам еще, пожалуй, хватит дерзости заявлять, что вы сожалеете о своем поведении?

– Нет, мадам. Вы достаточно долго пожили на свете, чтобы поверить в такое. Разве можно сожалеть о том, как повернулись дела?

– Я бы вам с удовольствием надрала уши, мистер Нахал! – сказала ему почтенная вдова.

На этом их перепалке пришел конец. Напоследок почтенная матрона одарила Кита столь убийственным взглядом, что у мистера Фенкота не должно было остаться никаких сомнений: она ни на йоту не оттаяла… Однако чуть позже, когда джентльмен вернулся в Длинную гостиную, было видно, что ее взгляд, задерживаясь на статной фигуре наглеца, немного смягчался.

Генерал не проявил желания злоупотреблять гостеприимством хозяев дома. Сославшись на то, что ему еще предстоит проехать пятнадцать миль до своего дома, он удалился, как только допил одну чашку чая. Кит сопроводил его вниз по лестнице к поданному экипажу и уже собирался сказать Нортону, чтобы тот прислал к нему Фимбера, когда увидел, что верный, хотя и несколько деспотичный оруженосец ожидает хозяина на площадке лестницы, в том месте, где ступени расходятся направо и налево.

– Замечательно! Вот вы мне как раз и нужны, – негромко сказал мистер Фенкот, быстро поднявшись по ступеням и хватая камердинера за руку. – Фимбер! Мне надо срочно переговорить с братом. Прежде я назначал ему на десять, но ее светлость приказала подавать чай раньше, поэтому через полчаса все будет спокойно. Ступайте в домик и приведите его светлость в мою спальню.

– Мистер Кристофер! – сказал Фимбер. – Я как раз пришел сообщить вам, что его светлость уже сидит сейчас в вашей, точнее, в своей спальне. – Изрекши все это словно порицание, камердинер выпрямился и тихо добавил: – Я предупреждал его светлость, что подобный поступок является весьма неосмотрительным, однако вы знаете его характер, сэр. К тому же миссис Пиннер нянчится с его светлостью словно с дитем малым, которое из пеленок только-только переодели в платьице. Она то и дело читает ему нотации, чем весьма действует его светлости на нервы. Невероятно глупое поведение, скажу я вам.

– Ну, это что-то новенькое, – промолвил Кит. – Дайте мне знать, когда Нортон унесет чайный поднос, вы, старый интриган.

Брата он застал в мрачном расположении духа. Эвелин задумчиво листал страницы последнего номера журнала «Джентльменз мэгэзин». Затем приподнял голову. Хмурое выражение тут же озарилось улыбкой.

– Только не брани меня, Кестер! С меня и Фимбера вполне хватит. Мне довелось мужественно сносить длиннейшие, скучнейшие нравоучения, однако, стоило делу дойти до стакана горячего молока перед принудительным отходом ко сну в восемь часов вечера, мне ничего не оставалось, как спасаться от Пинни бегством, – говорил Эвелин, нервно расхаживая по комнате. – Я долго думал, пока у меня чуть мозги не расплавились. Кестер! Наши дела безнадежны.

– Отнюдь, – возразил Кит. – Произошло кое-что такое, что всецело меняет ситуацию. Скажи-ка мне, Эв: ежели бы тебя не обременяли долги нашей любимой родительницы, ты решился бы взять себе в жены мисс Аскхем, а потом терпеливо ожидать, пока наш дядя, убедившись, что ты способен вести свои дела сам, не согласился бы отказаться от попечительства?

– Пожалуй, да, однако, учитывая, что я все же обременен…

– Больше нет, брат, – прервал его Кит.

– Что за вздор? – сверкнув глазами, воскликнул Эвелин. – Я уже говорил, Кестер, что ни при каких обстоятельствах не разрешу тебе посягать на то, что является моей ответственностью. Это мои обязательства, и только мои!

– Я не намерен посягать на твои обязательства, так что успокойся. Выслушай меня, Эв! Я принес новость, которая, уверен, тебе не особо понравится, однако с ней придется смириться. Маменька приняла предложение сэра Риппла и выходит за него замуж.

– Что?! – воскликнул как громом пораженный Эвелин. – Не может быть!

– Ты бы воспринял эту весть с еще бóльшим недоверием, доведись тебе присутствовать при том, как сэр Бонами сообщал мне сие известие. Господи всемогущий! Эв! Жаль, что ты этого не видел! Даже после оглашения смертного приговора, клянусь, он просто не смог бы пребывать в более подавленном состоянии духа. Я почти уверен: не он, а она сделала ему предложение.

– Господи! Только не это! – содрогнувшись, воскликнул Эвелин. – Как она могла на такое решиться? Как ты можешь думать, Кестер, что я позволю ей принести себя в жертву? Не думал, что ты считаешь меня столь презренным ничтожеством! Перестань щадить мои чувства!

– И не собираюсь. Вот только прекрати вести себя словно трагический актер на сцене, – молвил Кит. – Ради бога, братец! Охлади свой пыл! Я также не в восторге от этой новости, но тут уж ничего не поделать. Я, конечно, не прожил вместе с мамой под одной крышей столь же долго, как ты, но даже мне понятно: матушка приспособлена к самостоятельному принятию решений не более, чем грудничок. Мне известно, что ты бы предпочел, чтобы она жила вместе с тобой, однако должен тебя огорчить: мама ни за что не согласится… А теперь представь себе, что же произойдет, если она начнет вести хозяйство сама.

– Знаю, знаю, Кестер, но…

– Верю, что ты все прекрасно понимаешь… Поэтому вообрази себе, как она заживет, если станет женой сэра Риппла…

Взгляды братьев встретились, пронзая разделяющее их пространство. Эвелин пристально уставился на Кита, а тот безмятежно встретил его взор и первым нарушил молчание:

– Мы привыкли считать его полным болваном, Эв, однако, болван он или нет, сэр Бонами является самым преданным из маминых друзей. Сейчас он уже не влюблен в матушку, но Кресси совершенно права, утверждая, что он обожает ее. Мало есть такого на свете, что он не в состоянии ей дать. Уверен, чем расточительнее маменька будет по отношению к его деньжатам, тем большее удовольствие принесет ему ее взбалмошность. А еще я убежден: замужество избавит маму от всяких повес вроде Лоута.

Воцарилась долгая пауза.

– Если бы я полагал, что она будет счастлива… – нарушил молчание Эвелин. – Нет, Кестер, нет! Маменька просто хочет мне помочь! Я в этом уверен!

– Согласен, – сдержанно заверил его Кит, – однако ежели ты думаешь, что она приносит себя в жертву, то глубоко ошибаешься. Жертва в нашем случае – это сэр Риппл. Матушка же получает все, на что рассчитывает. Эв! Я вполне серьезен, когда утверждаю: коль ты расположен ставить маме палки в колеса, то окажешь ей весьма и весьма дурную услугу.

– Кестер! Ты ведь знаешь, что я не стану… – начал Эвелин, но дверь приоткрылась, и в комнату вошел Фимбер.

– В чем дело?

– Чайный поднос убран, сэр, – сообщил слуга, подчеркнуто обращаясь к Киту. – Я взял на себя смелость сказать Нортону, что… мистер Кристофер пожелал, чтобы в библиотеку принесли бренди. Теперь у него не будет повода появляться сегодня вечером в Длинной гостиной. А еще он мне сказал – пожалуй, это важно, сэр, – что леди Стейвли пока не отошла ко сну. Она сейчас играет в пикет с сэром Бонами. Я буду ждать поблизости, чтобы потом провести его светлость в домик миссис Пиннер.

– Ну вот, – с горечью в голосе произнес Эвелин, когда за Фимбером закрылась дверь. – Сам видишь, что мне приходится выносить. И что же делать, Кестер?

– Ты, – молвил Кит, – ты должен встретиться с леди Стейвли… Да поможет тебе Господь! И к тому же пожелай счастья в личной жизни бедолаге Рипплу. Ну а в-третьих, нам надо придумать какой-нибудь хитроумный план, чтобы никто из нашего круга ни о чем таком скандальном даже не помыслил.

– Мне кажется, ничего не выйдет.

– Должно выйти, – твердо сказал Кит. – От этого зависит мое личное счастье.

– Тогда лучше всем займись сам, – заявил ему Эвелин. – В конце концов, из нас двоих умным считают тебя, Кестер. А что собой представляет пожилая леди? Как с ней себя вести?

– Бесстрашно, потому что она сущая мегера.

– Господи! Лучше бы я вообще не возвращался домой, – простонал Эвелин. – Не смей бросать меня один на один с ней. Я уже и так дрожу как листок на ветру.

– Мужайся, брат, – посоветовал Кит, распахивая дверь, ведущую в Длинную гостиную.

Вместе они переступили порог и застыли на секунду в дверном проеме.

Почтенная вдова, только что взявшая в руки розданные сэром Бонами карты, отложила их в сторону и в изумлении уставилась на братьев-близнецов. Старуха и словом не обмолвилась, но по блеску, промелькнувшему в ее глазах, внучка леди Стейвли поняла, что внезапное появление братьев Фенкотов произвело на пожилую леди неизгладимое впечатление.

Каждый из них мог по праву считаться весьма симпатичным, статным молодым человеком. Но вместе, при свете свечей, бросавших блики на их гладко выбритые лица, они произвели на почтенную вдову сильнейшее впечатление. Как многие до нее, пожилая леди пришла к мысли, что это парочка, вполне возможно, самых красивых джентльменов из всех, с кем сводила ее судьба.

– Эвелин! Мой дорогой! – радостно воскликнула леди Денвилл.

Вскочив с дивана, графиня грациозной походкой устремилась навстречу своим сыновьям, широко раскрыв материнские объятия.

Эвелин левой рукой взял ладонь матери, осторожно поцеловал ее и с озорством заметил:

– Вы сегодня особенно изящны, маменька. Нарядились, словно рождественская елка.

Графиня, хихикнув, хотела было последовать за ними, но сын мягко отстранил ее и направился по гостиной туда, где сидела вдовствующая особа. Если Эвелин и боялся, внешне он никак не проявил своих чувств. Молодой человек поклонился почтенной матроне. Его улыбка была столь же обезоруживающей, как и улыбка брата.

– Я должен попросить у вас прощения, леди Стейвли, однако, если рассудить здраво, моей вины в случившемся нет.

Против воли губы старухи скривились в подобии улыбки, и она протянула ему руку.

– Значит, это вы, граф Денвилл… – произнесла почтенная вдова. – Вам бы, молодой человек, следовало просить прощения не у меня, а у моей внучки.

– А-а-а… ну да, – сказал Эвелин. В его глазах сверкнуло перешедшее ему от матери озорство. Повернувшись к юной леди, он протянул ей руку. – Прошу прощения, Кресси… Впрочем, как я слышал, вы уже избавились от меня…

Поднявшись на ноги, девушка рассмеялась и подала ему руку, которую молодой человек поцеловал… а затем приложился губами к ее щеке.

– Я желаю вам счастья, моя дорогая, – сказал он.

– Премного благодарна. Позвольте и вам пожелать того же, – сдержанно ответила Кресси.

Озорные огоньки, вспыхнувшие в глазах Эвелина, свидетельствовали о том, что он прекрасно понял намек, однако с невозмутимым видом ответил:

– Я весьма польщен иметь такую достойную сестру, как вы. – Повернув голову, Эвелин позвал брата: – Кестер!

Кит, не сводя с Кресси благодарного взгляда, подошел ближе.

– Если я имел какие-либо права на эту руку, – продолжил Эвелин, – то позволено ли мне будет передать их моему брату? Мисс Стейвли! Он куда достойнее меня, впрочем, вы наверняка уже это знаете.

– Спасибо, брат! – промолвил Кит, беря Кресси за руки и крепко их сжимая. – Все будет хорошо.

Рассмеявшись, Эвелин повернулся к сэру Бонами. При виде пожилого джентльмена он умолк, а губы его вытянулись в натянутой улыбке.

– Кит сообщил мне, сэр, что я могу выразить вам свои поздравления.

Сэр Бонами взирал на него с таким видом, словно имел дело с коброй.

– Да… да… Весьма вам признателен, лорд Денвилл. Значит… вы не против?

– Что? – воскликнула вдовствующая особа. Взгляд ее метнулся от сэра Бонами к леди Денвилл. – Вот оно, значит, как! Ну и дела!

– Да, мадам, – светясь добродушием, заявила графиня. – Так оно и есть. Сэр Бонами оказал мне честь, предложив свою руку и сердце. Я приняла его предложение.

– Вы, значит, приняли его предложение… Ну и ну… – язвительно пробурчала почтенная вдова. – Если так оно и есть, это ваш единственный разумный поступок, о котором мне известно, Амабель.

Сэр Бонами, не обращая внимания на колкое замечание старухи, воспользовался моментом, чтобы вставить слово:

– Возможно, это не совсем придется вам по вкусу, лорд Денвилл, – тихим голосом поспешно произнес он. – Конечно, я всем сердцем этого желал, однако мне бы не хотелось обижать вас. Вам следует все откровенно сказать мне. Ни за что на свете я не желаю становиться между вами и вашей матушкой.

На миг злорадные взгляды братьев встретились поверх опущенной головы бедолаги. Эвелин не меньше своего брата был падок на все комичное, поэтому суровость сошла с его лица. Граф вытащил из кармана табакерку, одним движением пальца ловко откинул крышку и протянул ее сэру Бонами.

– Не желаете ли понюшку? – предложил он. – Да полноте… Попробуйте мой табак, сэр.

– Это не вполне то, что мне сейчас нужно… однако спасибо, мой мальчик… Я часто задумывался, что у вас за смесь… немножечко старого гаврского, я полагаю… и совсем-совсем кроха французского призового… конечно, а еще…

– Верно. Такая смесь не покажется вам излишне пересушенной.

Взяв понюшку, сэр Бонами вдруг затрясся всем телом в приступе раскатистого хохота.

– И на этом я как раз поймал Кита. Он ведь вам рассказал, полагаю? А еще он не умеет так ловко открывать табакерку.

– Брат никогда не научится этому, – сказал Эвелин. – Он предпочитает сигары.

– Только не это! – воскликнул изумленный до глубины души сэр Бонами.

Однако почтенная вдова прервала их непринужденную беседу.

– А теперь послушайте-ка меня! – нетерпеливо приказала она, властным жестом погружая кончик своей трости в ворс ковра. – Вы тут премило беседуете, однако ежели кто-то из вас вообразил себе, что я дам согласие на эту авантюру сомнительного свойства, то он глубоко ошибается.

– Бабушка! – взмолилась Кресси, отпуская руку Кита и садясь рядом со старухой. – Вы же много раз говорили мне, что Кит вам по душе. Сегодня вы мне сказали, что он весьма достойный человек, и едва не съели меня за то, что вам показалось, будто бы я не хочу выходить за него замуж. Вы сказали, я буду просто сумасшедшей, если откажусь…

– Попридержи свой язычок, девчонка! Я должна уведомить вас, что никогда прежде имя Стейвли не было замешано ни в одном скандале. Я не собираюсь помогать вам опорочить наше честное имя, впутав его в столь изящно проделанную авантюру.

– Ну, пожалуй, это несколько… неловко получилось, – согласилась с ней леди Денвилл, – но я полагаю, скоро все позабудут данный инцидент.

– Столь легкомысленное высказывание простительно для такой недалекой особы, как вы, Амабель, – заявила почтенная вдова, бросив на графиню испепеляющий взгляд.

Нахлынувшая кровь окрасила худое лицо Эвелина, но прежде чем он открыл рот, вмешался сэр Бонами.

– Совершенно верно, – произнес он, уставившись на вдовствующую леди Стейвли своими невыразительными глазами. – Еще ни разу я не слышал о скандале, который благополучно не забывался бы при появлении другого, не менее интересного. Более того, – промолвил он, выставив в ее сторону свой короткий пухлый палец и слегка помахав им, – если бы не эта дурацкая заметка в «Морнинг пост», ни одна живая душа внимания не обратила бы на то, что здесь происходит.

– Истинная правда! – вставил Эвелин. – Кто стоит за этой заметкой? Не вы же, маменька?

– Разумеется, не я, – возмущенно ответила леди Денвилл. – Возможно, я и недалекая особа, но никто никогда не обвинял меня в вульгарности.

– Никто этого и не говорит, – раздраженно произнесла почтенная вдова, возможно, впервые в жизни немного смутившись. – Все уже знают, что за сообщение в газете несет ответственность Альбиния. Конечно, ее вина пока не доказана, но я не из тех, кто не замечает того, что яснее ясного. Это ее затея. Нет ни малейшего сомнения. Я сразу же направила ей письмо, в котором уведомила интриганку, что обо всем знаю. Она даже не посмела написать мне в ответ хоть слово в свое оправдание. И ежели воображает, что, родив наследника лорду Стейвли, больше не услышит упрека с моей стороны, то очень скоро поймет, сколь глубоко ошибается. Однако, – продолжала почтенная вдова, вновь принимая вид светской дамы, – я была бы весьма вам обязана, если бы вы потрудились вспомнить: все приглашенные члены нашей семьи знают, что именно графа Денвилла они видели в доме моего сына и что именно граф Денвилл сделал предложение Кресси.

– Ну и что? – промолвил сэр Бонами, продолжая действовать старухе на нервы своим ничего не выражающим взглядом. – Я не думаю, что они проболтаются посторонним насчет того, как их обманули. Они будут поступать так, как вы им скажете, миледи.

– Не все, – неожиданно ответила старуха. – Стейвли решил пригласить к себе всю родню со всеми их отпрысками. Кое-кого из молодого поколения я вообще ни разу дотоле не видела… не видела и не желаю видеть впредь.

– Совершенно верно, – промолвила леди Денвилл. – Особенно несносен был тот надоедливый молодой человек, который приставал к Киту с предложением купить у него лошадь. Насколько мне известно, бедный Эвелин приобретать ее не собирался.

– Лактон! – воскликнул Эвелин. – Кестер! Неужели ты согласился?

Кит, сидевший в отдалении от остальных, ответил:

– Ничего не оставалось, как покупать.

– Простак! – сказал Эвелин. – Жалкая кляча, а не конь! Почему ты не посоветовался с Челлоу?

Ответа не последовало. Кит, нахмурившись, задумался о чем-то. Он не принял никакого участия в последовавшем оживленном обсуждении, однако, чтобы не казаться совсем равнодушным к спору, пару раз поднимал голову, отрывая взгляд от созерцания своих сложенных вместе рук и глядя на лица собравшихся… Несмотря на все выказанное Китом «вероломство», почтенная вдова была бы не против видеть свою внучку замужем за ним, однако соображения высшего порядка и светские приличия не давали ей тотчас же дать согласие. К мнению света лично она оставалась равнодушна, однако и пятнать доброе имя семьи почтенная матрона никому бы не позволила. Леди Денвилл была твердо убеждена в том, что следует как-то скрыть от общества подоплеку происходящего. Вот только графиня не знала как. Эвелин, понимая, что огласка может самым роковым образом повлиять на дипломатическую карьеру Кита, с тяжелым сердцем и видимой неохотой встал на сторону почтенной вдовы и несказанно удивил сэра Бонами, усомнившись в утверждении столь опытного знатока высшего общества по поводу того, что свет воспримет их авантюру как не более чем милый, ничего плохого собой не представляющий розыгрыш.

– Но вы и прежде разыгрывали людей, – возразила Кресси. – Неужели свет будет так уж сильно шокирован?

– К сожалению, будет, – резко ответил Эвелин. – Господи правый, Кресси! Я был куда лучшего мнения относительно вашей сообразительности! Прежде мы такое делали исключительно ради развлечения. Розыгрыш – это одно, а тут дело серьезное.

– Милый мальчик! Именно об этом говорит Кит, – с несколько виноватым видом заявила леди Денвилл. – Мне с самого начала не следовало просить его о помощи. Это моя вина… Я только думала, что, случись такое, ты бы ради брата тоже пошел на обман.

Быстрая перемена в выражении его лица выдала разницу, существующую между взрывоопасным характером Эвелина и более уравновешенным Кита. Складки озабоченности, прежде пересекавшие его лоб, разгладились. В глазах затанцевали бунтарские огоньки. Лицо приняло бесшабашное, веселое и дерзкое выражение. Граф рассмеялся.

– Вы не ошиблись, дорогая, – сказал он матери. – Я бы поступил так же, не раздумывая! – Бросив полный дерзости взгляд в сторону почтенной вдовы, Эвелин обратился к ней: – С таким же успехом, мадам, вы могли бы порицать моего брата за то, что он дышит. Кестер просто не мог поступить иначе, не мог не прийти мне на помощь. На его месте я сделал бы то же самое. Однако, насколько я его знаю, брат с великой неохотой занял в тот вечер мое место, подчиняясь лишь крайней необходимости. Случись мне влезть в его шкуру, ни малейшей неловкости я не испытал бы. Не знаю, смог бы проделать все столь же искусно, как это, видать, удалось Кестеру, но я, безусловно, получил бы несказанное удовольствие от такой проказы, а ему приключение не доставило никакой радости.

– Без сомнения, – отрезала леди Стейвли. – Ваш дядя Брамби мог бы не рассказывать мне о том, что ваш брат стоит дюжины таких, как вы, молодой человек. У меня самой есть глаза.

– О, всякий подтвердит правоту его слов, мадам! – весело заверил ее Эвелин. – Я знаю только двух людей, которые стали бы отрицать столь очевидную истину: это сам Кестер и моя матушка, для которой мы оба вне критики. Конечно, мы не столь совершенны, как кажется маменьке, однако, поверьте, леди Стейвли, ни он, ни я не пошли бы на подмену, знай мы, что это когда-нибудь выплывет на поверхность или обман придется поддерживать столь долго. Мой брат отправился в тот вечер к вам, свято веря, что либо я забыл о званом обеде, либо случилось нечто непредвиденное, что задержало меня, и я обязательно объявлюсь в самое ближайшее время. Со мной действительно стряслась неприятность: вследствие несчастного случая я потерял сознание и пролежал так несколько дней. Когда же пришел в себя и понял, что назначенный день давным-давно минул, я решил, что снова все испортил, впрочем, по правде говоря, я был слишком слаб, страдал после падения, так что это особо не заботило меня. Если бы я знал, что мой брат сейчас в Англии и отчаянно борется, спасая мою честь, то поспешил бы, но я ничего не знал до тех пор, пока не увидел ту заметку в газете. К тому времени Кестер преуспел в своем маскараде, ибо, раз вступив на эту дорогу, он уже не смог с нее свернуть. А еще брат понял, что раскрой он правду сейчас, и последствия для меня будут еще хуже, чем если бы он вообще не пытался мне помочь… К тому же он влюбился в Кресси, а она – в него. Но я хочу, чтобы вы поняли, мадам: он всего лишь желал спасти мою честь.

– И мою, – вставила девушка. – Я об этом уже думала… И крестная так считает… Что бы ни случилось дальше, я должна быть весьма признательна им за то, что они избавили меня от унижений, которые ожидали бы меня, если бы никто в тот день не приехал.

– Очень благородно, – признала вдовствующая особа, а затем жалобным тоном пожилой леди, вот-вот готовой свалиться с ног от полного телесного истощения, добавила: – Я не желаю больше слушать эту несусветную чушь. Найдите выход из затруднительного положения, в котором мы оказались, а не болтайте об одном и том же. Ежели вам это удастся, вы получите мое благословение. Пускай Кресси выходит замуж за вашего брата. Это мое последнее слово!

– Ну, коль так, то надо – значит надо, – сказал Эвелин. – Однако я пока считаю, что Кестеру следует продолжать быть мной, а я стану им.

Вдовствующая леди бросила на графа пренебрежительный взгляд. Кресси рассмеялась. Сэр Бонами не обратил на его слова никакого внимания. А вот леди Денвилл с серьезным видом произнесла:

– Нет, дорогой, об этом и речи идти не может! Представь только, как трудно тебе будет в Вене! Выдавать себя за Кита! Ты же, дорогой, ничего не знаешь о внешней политике, даже не ведаешь, кто есть кто в ней.

– Святые небеса! Не будьте столь наивной! – вспылила почтенная вдова, вновь рассердившись. – Ежели вы, лорд Денвилл, ничего не можете придумать умнее, чем отпускать дурацкие шутки…

– Вовсе не шутки, – упрямо настаивал на своем Эвелин. – Кестер смог бы без особого труда играть свою роль. А мама отнюдь не наивна. Она сразу же поняла слабое место в моем плане: я ничего не смыслю в политике.

– А я ничего не смыслю в управлении имением, – вставая, промолвил Кит. Подойдя к пожилой леди Стейвли, он обратился к ней: – Можно кое-что предложить вам, мадам? Я понимаю, вы весьма, должно быть, устали, но мне кажется, выход есть.

– Ох! – выдохнула Кресси, поднимая на молодого человека глаза, светящиеся доверием. – Я была уверена, что вы найдете выход… Ох! Дорогой!