К тому времени, как мисс Трент, наконец, добралась до своей постели, она была так измучена после этого запоминающегося вечера, что почти сразу же погрузилась в глубокий, но беспокойный сон. Возвращение в Степлз кончилось для Теофании потоком слез, который еще долго не иссякал, даже после того, как ее довели до спальни. Мисс Трент, забыв на время о собственных бедах, сначала успокаивала Теофанию, затем помогла ей раздеться, а потом приступила к гораздо более трудной задаче – попыталась убедить Теофанию, пока та была послушна и более или менее восприимчива, что, хотя Кортни был резок, он говорил чистую правду. Смочив виски Теофании «водой венгерской королевы», она постаралась подсластить пилюлю. Ей казалось, что Теофания ее внимательно слушает, и ей стало жаль девушку. Конечно, она была тщеславной, эгоистичной, до невозможности надоедливой, но, в конце концов, это был всего лишь ребенок, которого баловали практически с самого рождения. Теофания впервые в жизни столкнулась с серьезным испытанием, она испугалась, растерялась; и, может быть, подумала мисс Трент, тихо задергивая занавески ее постели, этот болезненный урок пойдет ей на пользу.

К завтраку она не спустилась, но когда мисс Трент поднялась к ней, она не лежала в полумраке с влажным полотенцем на лбу и нюхательной солью, зажатой в слабой руке, как случалось раньше в подобных ситуациях, а сидела в постели, задумчиво кушая клубнику. Она посмотрела на мисс Трент немного настороженно, но когда услышала от нее сердечное приветствие, дружелюбно ответила ей.

– По-прежнему нет писем из Бридлингтона, – сказала мисс Трент, – но Нетли только что принес посылку. Я не могла понять, что это, пока не увидела наклеенную бирку, потому что ты не можешь себе представить, какой огромный пакет это был! Дорогая, эти идиоты лавочники прислали не образцы, а целый рулон шелка! Наверное, они не так поняли миссис Андерхилл – мне остается только надеяться, что материал подходит к парче! Придется везти рулон к миссис Тоттон в двуколке! Ты поедешь со мной?

– Нет, это ведь займет уйму времени, а у меня есть свои планы!

– Не слишком любезно с твоей стороны! Бросать меня одну в компании с Джеймсом, от которого только и можно услышать «Да, мисс!», «Нет, мисс!» А что это у тебя за планы?

– Я собираюсь съездить в деревню, – сказала с вызовом Теофания. Она искоса посмотрела на мисс Трент и добавила: – Я хочу зайти к пастору. Ты видела бархатную розу, которую я купила в Хэрроугейте? Я оберну ее в папиросную бумагу и подарю Пейшенс! Специально к ее воздушному бальному платью! По-моему, это замечательный подарок, ты не находишь? Она очень дорогая, и я ее совсем не носила, а вчера поняла, что она мне совсем не идет. А Пейшенс часто носит розовое и, мне кажется, она будет очень рада и благодарна мне, как ты думаешь? И пусть все увидят… А еще я приглашу ее на прогулку завтра вместе с нами – только ты, я и она!

– Это будет благородно! – с одобрением сказала мисс Трент.

– Правда ведь? – простодушно воскликнула Теофания. – Конечно, будет скучно, и Пейшенс нас утомит, бросаясь к какому-нибудь сорняку и говоря, что это какое-то редчайшее растение, но я буду терпеть, даже если она будет читать лекции о природе!

Мисс Трент не могла разделить ее энтузиазма по поводу ее планов, но вынуждена была с ними согласиться, чувствуя, что это по крайней мере шаг в нужном направлении, хоть Теофания и делает его из корыстных побуждений. Поэтому мисс Трент пошла собираться в длительную и утомительную поездку к миссис Тоттон, оставив Теофанию рисовать в своем воображении сцены, в которых ее верные поклонники, прознав про ее великодушие, терзаемые угрызениями совести из-за того, что они могли так плохо о ней подумать, соревновались друг с другом в экстравагантных попытках заслужить ее прощение.

Это были приятные картины, и поскольку она действительно чувствовала себя очень великодушной, она ехала к дому священника, совершенно не беспокоясь о том, что ее там может не ждать прием, которого, по ее мнению, она заслуживала.

Слуга пастора, пустивший ее в дом, застыл в нерешительности, когда она беззаботно спросила его о мисс Чартли, однако он все же проводил ее в гостиную и сказал, что пойдет узнать, дома ли мисс Чартли. Он вышел из комнаты, и Теофания, полюбовавшись на свое отражение в зеркале над камином и поправив локоны, выбившиеся из-под шляпки, подошла к окну.

Гостиная выходила окнами в сад, расположенный позади дома. Это был прелестный сад, полный цветов, с аллеей, усаженной кустами, аккуратно подстриженной лужайкой и несколькими милыми деревцами. Вокруг ствола одного из деревьев была сооружена каменная скамейка, и Теофания увидела, что у этой скамьи, как будто они только что с нее встали, рядом друг с другом стояли Пейшенс и Линдет. Перед ними был пастор, он держал их за руки.

Первое мгновение Теофания смотрела на эту сцену не в силах понять, что все это значит. Но когда Линдет посмотрел на Пейшенс и она подняла на него влюбленный взгляд, догадка словно молния ослепительно вспыхнула в нее в голове.

Она была настолько не готова к этому, что застыла на месте каменным изваянием. Ее завоевание – ее самый главный трофей! – украла у нее из-под носа Пейшенс Чартли?! Это невозможно! Линдет сделал предложение Пейшенс? Мысль о том, что она никогда даже на секунду не задумывалась о замужестве, неожиданно пришла ей в голову, и ей чуть не стало дурно от обиды и разочарования.

Дверь в гостиную распахнулась, она услышала у себя за спиной голос миссис Чартли и обернулась. Она не сомневалась, что миссис Чартли порадуется, заметив, в каком замешательстве она находится, поэтому усилием воли она попыталась сохранить достоинство и не показать, что Линдет ей хоть капельку небезразличен.

– Добрый день, мэм, как поживаете? – сказала она. – Я заехала подарить Пейшенс безделушку, которую я для нее купила в Хэрроугейте. Но я уже должна уезжать. Она протянула миссис Чартли бумажный сверток.

– Как это мило с твоей стороны, Фанни, – немного удивленно ответила миссис Чартли. – Пейшенс будет тебе очень благодарна!

– Пустяки! Всего лишь цветок к ее бальному платью. Ну, мне пора!

Миссис Чартли бросила неуверенный взгляд в сторону окна.

– Может быть, ты подождешь, пока я попробую ее отыскать? Я уверена, она захочет тебя отблагодарить.

– Это неважно. И потом, слуга сказал, что она, по-видимому, занята. – Теофания набрала побольше воздуха и спросила с одной из своих самых ослепительных улыбок: – Это ведь правда? Она с Линдетом? Он сделал ей предложение? Я… я давно уже этого ожидала!

– Да! Только не говори об этом никому, – сказала миссис Чартли. – Никто не должен знать, пока он не сказал своей матери. Поэтому ни звука, я тебя умоляю!

– О, конечно! Хотя, должна сказать, что все и так уже догадались! Прошу вас, передайте ей мои поздравления, мэм! Я уверена, они прекрасная пара!

С этими словами она покинула миссис Чартли, не позволив провожать ее до кареты. Сейчас она чувствовала себя приподнято, потому что была довольна своим достойным поведением, но этот подъем не мог длиться долго. К моменту возвращения в Степлз все отрицательные перспективы ее положения предстали перед ней в ярком свете. Неважно, что она достойно вела себя в доме пастора, потому что даже если миссис Чартли поверила, что ей абсолютно безразлична помолвка Линдета и Пейшенс, то остальные все равно не поверят. Ее соперницы, за исключением Лиззи, будут радоваться ее падению. Она слишком часто хвасталась, что сможет вернуть Линдета, стоит ей лишь шевельнуть пальцем. Она содрогнулась, вспомнив об этом, потому что знала: скажут, что Пейшенс Чартли отбила у нее Линдета. Люди будут смеяться у нее за спиной, говорить ей в лицо всякие гадости, и она не может даже рассчитывать, что ее поклонники поддержат ее в эту трудную минуту.

Когда она все это представила и вспомнила, что послужило причиной дезертирства ее ухажеров, ее слезы неожиданно высохли. Ее положение был слишком отчаянным. Слезами тут помочь было нельзя. Впереди она видела только унижение, а этого следовало избежать любыми путями. Она видела только один путь – немедленно покинуть Степлз и вернуться в Лондон. Но Лондон означал Портленд Плейс, и хотя она не думала, что даже такое чудовище, как ее тетушка Берфорд отошлет ее обратно, где она был так несчастна и где с ней так плохо обращались, тем не менее ей совсем не улыбалась перспектива снова сидеть в четырех стенах своей комнаты для занятий до начала следующего весеннего сезона.

Меряя шагами свою спальню и ломая голову над этой проблемой, Теофания все-таки кое-что придумала. Она вспомнила о существовании своего другого опекуна, дяди Джеймса, холостяка, который вместе со старой экономкой жил где-то в Сити. Это, конечно, был не лучший вариант, но из него, пожалуй, можно было извлечь пользу. Джеймс Берфорд за те немногие разы, когда они встречались, произвел на нее впечатление заурядного пожилого джентльмена, хихикавшего над ее выходками, щипавшего ее за ухо и называвшего ее непослушным маленьким котенком. Если он не будет счастлив принять у себя очаровательную племянницу, она быстренько обведет его вокруг пальца. И тогда либо она останется у него в доме до весны, либо он должен будет убедить тетю Берфорд в целесообразности вывезти ее в свет во время малого сезона. Еще менее вероятно, чем в случае с тетей, что он будет настаивать на ее возвращении в Степлз. Чем больше думала Теофания, тем более уверенной она становилась в том, что никто не осудит ее за побег из Степлза. Тетя Андерхилл бросила ее, даже не предложив поехать вместе с ней в Бридлингтон; Кортни с самого начала ее невзлюбил и был с ней груб, а мисс Трент, чьей единственной обязанностью было сопровождать и воспитывать ее, слишком много времени проводила с Шарлоттой, а тогда в Лидсе вообще выставила на посмешище толпе, уехала в ее карете с этой противной девчонкой, до которой ей не должно было быть никакого дела, оставила свою подопечную в гостинице, и ей пришлось добираться обратно без компаньонки в сопровождении джентльмена.

Трудность состояла в том, как этот план претворить в жизнь. На секунду забыв, что она отвела мисс Трент роль злодейки в своей пьесе, она прикинула, сможет ли уговорить эту даму немедленно отвезти ее в Лондон. Даже самое краткое размышление заставило ее отказаться от этого решения. Мисс Трент была слишком толстокожей, чтобы проникнуться ее состоянием и согласиться с необходимостью немедленного отъезда, и определенно она не станет ничего предпринимать, не проконсультировавшись предварительно с миссис Андерхилл. Возможно даже, что она посоветовала бы Теофании пережить это унижение, как будто не легче умереть, что это сделать!

Нет, мисс Трент была бы только помехой; на самом деле имело смысл улизнуть из дома до ее появления. Но как ей добраться до Лидса? Она может поехать верхом, благо в конюшне привыкли, что она часть катается одна, но она не сможет взять никакого багажа, в этом случае ей придется проделать весь путь до Лондона в ее костюме для верховой езды. Бесполезно просить кучера отвезти ее в карете, он никуда не поедет, если с ней не будет мисс Трент или горничной. И конюх тоже откажется ее везти в фаэтоне.

Менее решительная девушка в этот момент могла бы прийти в замешательство, но про мисс Вилд сложилось совершенно справедливое мнение, что если она чего-нибудь захочет, то не остановится ни перед чем. На худой конец она готова была идти в Лидс пешком. Она как раз выбирала между этим унизительным вариантом и тем, чтобы ехать верхом без багажа, когда она услышала доносящиеся со двора звуки, музыкой прозвучавшие у нее в ушах. Она подбежала к окну и увидела мистера Кальвера, въезжающего во двор на взятом напрокат экипаже.

Теофания высунулась из окна и помахала ему рукой.

– О, мистер Кальвер, добрый день, как поживаете? Вы приехали вывезти меня на прогулку? Сейчас я выйду!

Он поднял голову и снял свою шляпу.

– С удовольствием! Но можете не спешить, я должен сначала засвидетельствовать свое почтение мисс Трент!

– О, она уехала в Недерсетт, ее еще долго не будет! – ответила Теофания. – Подождите меня десять минут!

Он не был к этому готов и надеялся услышать совсем другое. Ему совсем не улыбалось сидеть рядом с Теофанией в коляске, пока та будет носиться по окрестностям. Больше не было смысла продолжать ухаживать за ней, а обучение искусству править лошадьми ему уже несколько приелось. Тем не менее, он не знал, чем еще себя занять, поэтому он не стал возражать.

Он был несколько удивлен, когда минут через двадцать она выбежала из дома в изящной длинной мантилье, в шляпе, украшенной несколькими страусовыми перьями и с большой коробкой, которую она за ленту повесила себе на руку.

– Эй! – воскликнул он. – То есть хочу сказать – что это?..

Теофания отдала ему коробку и забралась в коляску.

– Вы не представляете, как я рада, что вы приехали! – сказала она. – Я уже была просто в отчаяньи! Мне нужно в Лидс, а Анцилла забрала двуколку, а где Кортни, ума не приложу!

– В Лидс? – переспросил он. – Но…

– Вот такая неприятность! – бойко продолжала она. – Портниха прислала мне новое бальное платье, в котором я хотела быть на вечере у Систонов, и оно оказалось мне слишком узко! И как мне добраться до Лидса, когда кучера нет и некому меня сопровождать? Я ничего не могла придумать, пока вы так удачно не появились! Вы ведь отвезете меня, правда?

– Не знаю, – с сомнением в голосе произнес он. – Я не уверен, что мне следует это делать. Мне кажется, мисс Трент к этому отнесется без особого восторга.

– Что за ерунда! – рассмеялась она. – Куда я только с вами не каталась!

– Да, но…

– Если вы откажетесь меня сопровождать, я поеду одна, – предупредила она. – Я отправлюсь туда верхом, и вот это уже мисс Трент точно не понравится. Поэтому, если вы не желаете оказать мне эту услугу…

– Нет-нет! Уж лучше я вас отвезу, если вы настаиваете. В любом случае вы не можете ехать одна, – сказал он, трогаясь с места. – Только при условии, что вы не застрянете у портного на несколько часов! Дорога до Лидса и обратно займет у нас около двух часов. Вы предупредили кого-нибудь, куда вы собрались?

– О, да! – заверила она его. – Анцилла не будет волноваться, и вам тоже не следует. У миссис Уолмер я пробуду не больше получаса, обещаю вам!

Он удовлетворился этим объяснением, и, хотя ему не верилось, что она могла выйти от портнихи так быстро, но ему пришло в голову, что если они вернутся часа через три, то он наверняка сможет повидать мисс Трент.

Теофания всю дорогу развлекала его легкой болтовней. Справившись с первым препятствием, она была в хорошем настроении, ее глаза блестели, она постоянно смеялась. В своем воображении она уже была избалованной любимицей дяди Джеймса, которая уговорила его переехать из Сити в более людный район города. Унижение вчерашнего вечера, потрясение от помолвки Линдета с Пейшенс быстро тускнели в ее мозгу и будут полностью забыты, как только Йоркшир останется позади. Новые, более ослепительные перспективы и победы ждали ее впереди. В конце концов, до Линдета ей никогда не было дела, что же касается остальной ее свиты, она вряд ли когда-нибудь снова увидит эту компанию мужланов.

Когда они прибыли в Лидс, Лоуренс, который не был знаком с городом, попросил Теофания показать ему дорогу к какой-нибудь приличной почтовой станции, где можно было оставить на время коляску и накормить лошадей.

– После этого я провожу вас к портнихе. Не годится, чтобы вы разгуливали здесь в одиночку, – сказал он, с неодобрением оглядывая переполненную улицу.

Это навело Теофанию на мысль, которую она в мечтах о будущем пропустила. Раньше она путешествовала только в компании старших, которые договаривались обо всем; она не имела ни малейшего представления о том, где и каким образом нанимать почтовый дилижанс, или как получить место в пассажирской карете, и когда она отходит из Лидса в Лондон. Она украдкой бросила взгляд на Лоуренса и решила, что ей потребуется его помощь. Конечно, чтобы получить ее, Теофании придется приложить усилия, но она не сомневалась, что Лоуренс принадлежал к числу ее наиболее горячих поклонников. Кортни насмехался над ней за то, что ее водит за нос охотник за приданым, и если он был прав, думая, что элегантный мистер Кальвер ищет богатую жену, то она думала, что ей не составит труда убедить его оказать ей эту услугу. Она показала ему дорогу к «Голове Короля», заметив, что не отказалась бы от бокала лимонада и что здесь можно занять отдельный кабинет.

Лоуренс был готов напоить ее лимонадом, но занимать отдельный кабинет ему показалось необязательным и, более того, нежелательным. Однако, в виду того, что она, похоже, считала само собой разумеющимся, что он сделает именно так, он решил оставить свои возражения при себе. Но когда он поднял ее коробку, она показалась ему слишком тяжелой. Когда перед отъездом Теофания передавала ее ему, он не обратил на это внимания, засмотревшись на ее праздничный наряд, но теперь он посмотрел на Теофанию с подозрением.

– Тяжелое у вас платье, не правда ли? – спросил он.

– Там еще кое-какие вещи, – призналась она.

– Да уж надо думать! Мне кажется, происходит что-то странное, и если…

– Я все вам объясню! – поспешно сказала она. – Только наедине, пожалуйста!

Он посмотрел на нее внимательным взглядом, полный дурных предчувствий, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, она уже вошла в гостиницу, и до тех пор, пока их не провели в тот же самый кабинет, который Линдет снимал для достопамятного обеда, у Лоуренса не было возможности потребовать объяснений.

– Я солгала вам! – ослепительно улыбнувшись, просто сказала Теофания. – Это вовсе не бальное платье. Это… в общем, я еду в Лондон!

– Едете в Лондон? – тупо переспросил Лоуренс. Она посмотрела ему в глаза долгим томным взглядом.

– Вы сможете меня сопровождать?

Тщательно уложенные локоны мистера Кальвера были слишком густо напомажены, чтобы зашевелиться у него на голове, но глаза явно попытались вылезти из орбит.

– Боже милостивый, нет, конечно! Не смогу!

– Тогда я поеду одна, – печально произнесла Теофания.

– Вы что, лишились рассудка? – спросил Лоуренс.

– Вы прекрасно знаете, что нет, – вздохнула она, – я ищу защиты у моего дяди Джеймса Берфорда.

– Для чего вам это нужно? – спросил Лоуренс, на которого этот аргумент не произвел впечатления.

– Я очень несчастна, – заявила Теофания. – Моя тетя относилась ко мне не так, как должна была. И Анцилла тоже!

Мистер Кальвер не слыл в кругах своих знакомых гигантом мысли, однако он без труда смог разгадать смысл этой трагической речи.

– Линдет сделал предложение дочери пастора, не так ли? – хмуро произнес он, проявив удручающее отсутствие такта. – Так я и думал! Но ехать в Лондон бессмысленно – на него это не произведет никакого впечатления, ему наплевать!

– Мне тоже наплевать! – воскликнула Теофания, сверкая глазами. – Я решила поехать к дяде совсем не поэтому!

– Это не имеет значения, – ответил Лоуренс. – Вы не можете ехать в Лондон сегодня, это точно!

– Я могу и я поеду!

– Только без моей помощи, – отрезал Лоуренс. Никто и никогда не отвечал так Теофании на ее просьбы, и ей стоило больших усилий сдержать свой гнев.

– Я буду вам очень благодарна!

– Еще бы! – ответил он. – Но мне-то каково будет потом? Представляю, какой будет шум, если я выкину такую штуку – поеду в Лондон с юной девушкой и с картонкой в качестве багажа!

– Я не говорила, что мы должны ехать в коляске! Как вы могли подумать? В почтовом дилижансе, разумеется!

– Да, и с четверкой лошадей, конечно!

Она кивнула, удивившись, что он спрашивает такие элементарные вещи.

Ее невинный взгляд вывел Лоуренса из себя.

– Вы имеете хоть малейшее представление, сколько это может стоить? – спросил он.

– Ах, какое это имеет значение? – нетерпеливо воскликнула она. – Мой дядя заплатит столько, сколько надо!

– Очень может быть, но его здесь нет, – заметил Лоуренс.

– Он оплатит все расходы, когда я приеду в Лондон.

– Вы не приедете в Лондон. Кто будет платить первой паре кучеров? Кто будет платить за смену лошадей? Если уж на то пошло, кто будет платить за вашу еду и постель в дороге? До Лондона, между прочим, около двухсот миль, если вы, конечно, знаете это! Кроме того, вы не сможете остановиться на ночлег в гостинице, путешествуя в одиночку. Я не удивлюсь, если вас туда не пустят! Кто слышал о подобной авантюре? Послушайте, мисс Вилд, вы не сможете это сделать, поверьте мне!

– Вас волнует, что могут сказать окружающие? – презрительно спросила Теофания.

– Да, – ответил он.

– Как это мелко! Меня это ни капельки не волнует!

– Понимаю вас. Вы еще слишком молоды, чтобы понимать, о чем вы говорите. Если вы так уж хотите ехать в Лондон, попросите мисс Трент вас отвезти.

– Какой вы все-таки глупый! – горячо воскликнула Теофания. – Она откажется!

– Тогда вопрос решен, – сказал Лоуренс. – Пейте ваш лимонад, и я отвезу вас обратно в Степлз. Не будем никому говорить, где мы были, скажем, что забрались дальше, чем рассчитывали.

Поборов искушение выплеснуть лимонад ему в лицо, Теофания сказала:

– Вы не можете быть таким жестоким и не отвезете меня обратно в Степлз! Я скорее умру, чем вернусь! Поедемте со мной в Лондон! Мы можем сделать вид, что мы женаты. Тогда все будет в порядке!

– Должен признаться, – жестко сказал Лоуренс, – вам в голову приходят самые бредовые идеи, какие я когда-либо слышал! Нет, ничего не будет в порядке!

Она взглянула на него из-под опущенных ресниц.

– А что, если бы я действительно вышла за вас замуж? Возможно, я так и сделаю!

– Да, а возможно, что и нет! – ответил он. – Что за идиотские…

– Я ведь очень богата, вы знаете? Мой кузен говорит, что именно поэтому вы и волочитесь за мной!

– Да неужели? Можете передать вашему драгоценному кузену, что я не такой кретин, чтобы бегать за девушкой, которая вступит в права наследства через четыре года! – в ярости воскликнул Лоуренс. – И еще! Я бы не женился на вас, даже если бы вы были совершеннолетней! Во-первых, я не хочу жениться на вас; во-вторых, я не хочу надевать эти цепи, даже если бы у мне гроша в кармане не было!

– Не хотите жениться на мне? – сдавленным голосом повторила Теофания и вдруг разрыдалась.

– Я просто не создан для женитьбы! – с ужасом глядя на ее слезы, воскликнул Лоуренс. – О, Боже! Не плачьте, прошу вас! Да кто угодно хочет на вас жениться! Я не удивлюсь, если вы станете герцогиней! Уверяю вас, вы самая красивая девушка из всех, что я когда-либо видел!

– Никто не хочет жениться на мне! – рыдая, воскликнула Теофания.

– Миклби! Эш! Молодой Баннингхэм!

– Эти! – с гримасой отвращения произнесла она. – Кроме того, они уже тоже не хотят! Лучше бы я умерла!

– Вы созданы не для них! – с отчаянием в голосе продолжал уговаривать ее Лоуренс. – И не для меня! Вы выйдете за пэра, вот увидите! Но только, – добавил он, – если не будете делать глупостей!

– Мне все равно! Я хочу в Лондон и я поеду в Лондон! Если вы отказываетесь меня сопровождать, может, вы займете мне денег на дорогу?

– Нет! Господи, кроме всего прочего, у меня их просто нет! Да даже если бы они у меня были, я не дал бы вам! – Она почувствовала, как в нем растет раздражение. – Как вы думаете, что сказал бы мой кузен Уолдо, если бы он узнал, что я послал вас в Лондон в карете, с картонкой в руке и даже без служанки?

– Сэр Уолдо? – сказала Теофания, перестав плакать. – Вы думаете, он бы рассердился?

– Рассердился! Он разорвал бы меня на куски! Более того, – честно сказал Лоуренс, – я не смог бы за это его винить! Нет, благодарю покорно!

– Ну, что ж, – трагическим голосом сказала Теофания, – оставьте меня!

– Мне бы хотелось, – заметил Лоуренс, глядя на нее с нескрываемой неприязнью, – чтобы вы перестали нести чушь! А то можно подумать, что у вас действительно не все в порядке с головой! Оставить вас, как же! Хорошо же я буду выглядеть!

Она пожала плечами.

– Мне до этого нет дела! Если вы не хотите оказать мне эту услугу…

– Вам до этого нет дела, зато мне есть! – перебил ее Лоуренс. – У меня такое впечатление, что вам ни до чего нет дела, кроме как до себя!

– А мне кажется, что вам ни до чего нет дела, кроме как до себя! – огрызнулась Теофания. – Уходите, уходите, уходите!

Ее голос звучал все громче, она уже срывалась на крик, и Лоуренс, не на шутку перепугавшись, что окажется втянутым в скандальную сцену, пересилил себя и заговорил примирительным тоном:

– Послушайте! Вы же неглупая девушка и должны понимать, что я не могу оставить вас здесь одну! Что вы будете делать? Скажите мне! Только не надо меня убеждать, что вы поедете в Лондон, потому что с одной стороны у вас нет денег, чтобы нанять дилижанс, а с другой стороны, готов побиться об заклад, еще не родился такой почмейстер, который был бы таким идиотом, что дал бы вам экипаж! Если бы вы вздумали дать ему денег, он бы точно решил, что вы сбежали из школы или что-то в этом роде. Знаете, что бы сделал нормальный почмейстер? Он вызвал бы констебля, и тогда ваша история выплыла бы наружу! – Он заметил в ее глазах замешательство и поспешил развить тему. – Вас быстренько доставили бы в магистратуру, а если бы вы отказались назвать себя, вас бы арестовали. Вот бы вы попали в переделку!

– О, нет! – вздрогнула она. – Они не сделали бы этого… они не посмели бы!..

– Посмели, посмели! – сказал Лоуренс. – Поэтому, если вы не хотите, чтобы все узнали, что вы хотели бежать и вас вызволяли из-под ареста, вам лучше поехать домой сейчас же вместе со мной. Не бойтесь, я никому не скажу, что произошло.

Минуту или две она молча смотрела на него. Мисс Трент сразу же узнала бы это выражение ее лица; Лоуренс был меньше с ним знаком и с надеждой ждал капитуляции.

– Если я поеду на пассажирской карете, – задумчиво сказала она, – никто не будет меня останавливать. В этом я уверена, потому что некоторые девочки приезжали таким образом в школу мисс Климпинг. Я очень признательна вам за то, что вы меня предупредили! Да и почтовые кареты не останавливаются на ночь, так что мне не придется ночевать в гостинице! Вы не скажете, во сколько мне обойдется билет?

– Понятия не имею, да это и не имеет значения, потому что я не собираюсь отпускать вас в Лондон – ни в дилижансе, ни в карете.

Она встала и принялась натягивать перчатки.

– Это вы так думаете. Вы не сможете мне помешать. Я знаю, что делать, если вы решите меня задержать, – и не нужно так стоять у двери, потому что если вы ее не откроете мне сейчас же, я позову на помощь и скажу, что вы пытаетесь меня насильно увезти с собой!

– Что, в открытом экипаже? И вы свободно разгуливали во дворе, довольная и веселая как птенчик? Этот номер не пройдет!

– О, я скажу, что вы обманули меня, что я не знала о ваших замыслах до тех пор, пока вы не набросились на меня прямо здесь! – с ангельской улыбкой сказала Теофания.

Лоуренс отошел от двери. Было более чем вероятно, что она была способна исполнить свою угрозу, и, хотя он мог попытаться объяснить людям, которые прибегут на помощь, истинную подоплеку, ему претило участвовать в такой вульгарной и двусмысленной сцене; кроме того, он сильно сомневался, что ему поверят. Он сам бы не поверил, потому что более неправдоподобную историю, чем та, что происходила на самом деле, трудно было придумать. В то время, как рассказ Теофании, подкрепленный ее молодостью, ослепительной красотой и тем фактом, что они находились в отдельном кабинете, вполне мог прозвучать убедительно.

– Не надо лезть в бутылку! – сказал он мягко. – Я не останавливаю вас. Но дело в том, что билет на почтовый стоит на так уж мало, а у меня, могу поклясться, не больше пары гиней в кошельке!

– Значит, я поеду в карете, – упрямо вздернув подбородок, ответила Теофания.

– Разумеется, вы можете поехать в карете, но они движутся очень медленно. Их легко догнать! Вашему кузену доставит большое удовольствие пуститься в погоню на своем фаэтоне!

– Нет! Как он догадается, куда я поехала? Если только вы не расскажете, но вы ведь не окажетесь таким коварным предателем?

– Мне придется ему сказать! Черт возьми…

– Почему? – спросила она. – Вам ведь нет до меня дела!

– Зато мне есть дело до себя! – честно ответил Лоуренс. Теофания испытала смутное ощущение, что она встретила родственную душу. Она посмотрела на Лоуренса с неприязнью и в то же время с непроизвольной симпатией, раздраженная тем, что ему наплевать на все, кроме собственных интересов, хотя она прекрасно понимала и принимала его взгляд на вещи.

– Вас будут обвинять? Понимаю, – после некоторого раздумья медленно произнесла она. – Но вы мне поможете, если никто об этом не узнает?

– Да, но как? Они все равно должны узнать…

– Нет. Я придумала грандиозный план! – прервала его Теофания. – Вы должны сказать, что я воспользовалась вашей доверчивостью и обманула вас!

– Естественно, я так скажу. Так оно и было, – сказал Лоуренс.

– Да, и это будет почти правда. Только вы должны сказать, что я ушла к портнихе, а вы ждали, ждали, а я не вернулась и, хотя вы все обыскали вокруг, меня вы так и не нашли и не имеете ни малейшего представления, что со мной случилось!

– Поэтому я поехал в Брум Холл и заскочил в Степлз сказать мисс Трент, что потерял вас в Лидсе.

– Совершенно верно, – со счастливой улыбкой согласилась Теофания. – К этому времени я уже буду недосягаема. Я уже решила ехать почтовым и знаю, что делать с билетом: я продам свой жемчуг или, может, лучше заложить его? Я знаю все об этом, потому что, когда я училась в школе, в Бате, мой первый кавалер, Мостин Хэрроуби, хотя ему было совсем мало лет, заложил свои часы, чтобы свозить меня на праздник в Сидней Гарденз!

– Вы хотите сказать, что вас отпускали на праздники?

– О, нет, конечно! Мне пришлось подождать, пока все заснут. Мисс Климпинг так и не узнала!

Это сообщение вызвало замешательство в душе Лоуренса. Он понял, что мисс Вилд замешана на более крутом тесте, чем он вначале предполагал, и его надежды, что ему удастся ее убедить отказаться от путешествия в Лондон из-за того, что оно связано с грубым нарушением приличий, растаяли. Нелепо было говорить об этом с девушкой, которой хватило дерзости улизнуть из школы под покровом темноты, чтобы отправиться на публичные гулянья с желторотым юнцом без гроша в кармане!

– Что вы посоветуете? – спросила Теофания, снимая со своей шеи нитку жемчуга.

Он нерешительно потер подбородок, но когда она, пожав плечами, повернулась к двери, поспешно сказал:

– Давайте мне! Если уж вы должны ехать в Лондон, я заложу это ожерелье для вас.

Она остановилась, с подозрением глядя на него.

– Благодарю вас, но, пожалуй, я сделаю это сама!

– Какого черта! – разозлился он. – Не думаете же вы, что я убегу с вашим жемчугом?

– Нет, но… я не удивлюсь, если вы пулей помчитесь обратно в Степлз! Хотя, должна признаться, что если могла бы вам доверять… О, я знаю! Мы вместе пойдем в ломбард! А потом мы должны выяснить, когда почтовый дилижанс отходит из Лидса.

– Ну что ж! Пойдемте, только не вините потом меня, если мы наткнемся на кого-нибудь, кто знает вас!

Было забавно видеть, как быстро изменилось выражение ее лица.

– О, нет! – воскликнула она. – Этого же не может быть, правда?

– Легче легкого, – сказала он. – Сдается мне, что все кумушки из округи проводят большую часть времени, болтаясь по магазинам и лавкам в Лидсе. Не то, чтобы меня это сильно волновало… но я буду рад, если мы встретим жену сквайра, или миссис Баннингхэм, или…

Она протестующе замахала руками.

– Какой вы гадкий! Вы… вы бы с удовольствием меня выдали!

– Ну это уж слишком! – сказал он. – Я только предупредил вас!..

– Если вы встретите кого-нибудь из этих ужасных людей, вы ведь расскажете им! – сказала Теофания, все еще не доверяя ему.

– Даю вам слово, что ничего не скажу! – поспешно пообещал он.

Казалось, это ее удовлетворило, однако она крайне неохотно опустила нитку жемчуга в его протянутую ладонь. Он положил ее в карман и взял шляпу.

– Я пошел. Оставайтесь здесь и не беспокойтесь. Чтобы все сделать, потребуется какое-то время. Я скажу, чтобы вам прислали что-нибудь перекусить.

С этими словами он вышел и вернулся только через час, застав мисс Вилд в таком нервном напряжении, что при виде его она расплакалась. Однако, когда он вручил ей билет и сообщил, что достал место в следующем почтовом дилижансе, который идет в Лондон, слезы высохли и стрелка ее переменчивого настроения вновь установилась на «ясно». Ее, правда, немного огорчило то, что отправление ожидалось только через два часа, зато сильно порадовало возвращение жемчужного ожерелья.

– Решил, что лучше заложить мои часы, – коротко объяснил Лоуренс.

Она с благодарностью приняла ожерелье и сказала, вновь застегивая его у себя на шее:

– Я очень признательна вам! Только, если приходится столько ждать, может, стоило ехать каретой?

– Не было ни одного места! – покачав головой, ответил Лоуренс. – Кроме того, почтовый догонит карету – в этом нет сомнений! Кстати, вас высадят на дороге Святого Мартина, там вы легко остановите какой-нибудь экипаж и назовете адрес вашего дяди.

– Пожалуй, – согласилась она. – А где мне садиться на дилижанс?

– В «Золотом Льве», но об этом не волнуйтесь, я вас туда доставлю.

Ее лицо просветлело окончательно.

– Так вы не собираетесь оставить меня здесь одну? Искренне вам благодарна! Я была к вам несправедлива, мистер Кальвер!

Он бросил на нее беспокойный взгляд.

– Нет-нет! Не надо меня благодарить, я ведь с самого начала сказал вам, что не имею к этому никакого отношения!

– О, теперь все будет хорошо! – весело воскликнула она.

– Будем молить Бога, чтобы так оно и было! – сказал Лоуренс, бросая еще один беспокойный взгляд на каминные часы.