Быть может, вечер, проведенный на Ассамблее «Олмакса», понравился Геро, зато он не доставил никакого удовольствия ее сопровождающему, а кое для кого так и вовсе стал источником несомненного раздражения. При виде одного из своих самых пылких обожателей, входящего в комнату под ручку с Геро, мисс Милбурн испытала нечто весьма похожее на шок. Еще никогда прежде ей не доводилось видеть Джорджа, ухаживающего за кем-нибудь, кроме нее самой! Он приходил в «Олмакс» только для того, чтобы стать одним из тех, кто не отходил от нее ни на шаг; а когда она танцевала не с ним, у него была отрадная привычка, привалившись плечом к стене, не сводить с Несравненной глаз вместо того, чтобы пригласить кого-нибудь еще. Теперь же, после самой ожесточенной ссоры, когда-либо между ними случавшейся, лорд Ротем выглядел совершенно счастливым и даже смеялся чему-то, что говорила ему Геро, слегка склонив к ней свой симпатичный профиль, чтобы лучше слышать.

Геро, кстати, тоже выглядела просто потрясающе: собственно говоря, мисс Милбурн до сего момента даже не подозревала, что ее подруга способна на подобные метаморфозы. Разумеется, ей очень далеко до Несравненной, но мисс Милбурн была вовсе не глупа и была вынуждена признать, что в улыбке новобрачной и лукавом блеске ее глаз было нечто неотразимо притягательное. Наблюдая за Джорджем, она с неохотой сказала себе: он попросту очарован своей спутницей. Заметив же свою обожаемую Изабеллу, Ротем удостоил ее всего лишь вежливого поклона, и тогда ей стало понятно: весь вечер он намерен посвятить исключительно Геро.

Мисс Милбурн, не задумываясь, смогла бы назвать дюжину причин, объясняющих, почему он вызвался сопровождать леди Шерингем на бал, но ни одна из них ее не удовлетворяла; равным образом, как и безраздельное внимание, уделяемое Изабелле ее сиятельным поклонником, не могло повысить девушке настроения. Она даже позволила себе быть раздражительной с Северном, и это обстоятельство впоследствии навлекло на нее язвительные упреки матушки, понятия не имевшей о двойной игре дочери со столь блестящим претендентом на ее руку.

Правда же заключалась в том, что мисс Милбурн оказалась в неловком и неприятном положении молодой леди, которой вскружили голову как амбиции ее родительницы, так и восхищение, вызываемое ею самой с первого появления в высшем обществе. Ее воспитывали в ожидании, что она составит блестящую партию, и до тех пор, пока на орбиту Красавицы не ворвался пылкий и сумасбродный лорд Ротем, она и помыслить не могла о каком-либо неповиновении своей матушке.

Но появление лорда Ротема разрушило эту стройную картину, и вскоре строгая покорность и упорядоченные стремления Несравненной вступили в явное противоречие со смутными порывами ее сердца. Ведь никто, пребывая в здравом уме и твердой памяти, не взялся бы утверждать, что для любой девушки Ротем и есть та самая блестящая партия. Происхождение молодого человека было действительно безупречным, зато все знали, что поместья его обременены огромными долгами; кроме того, в отличие от своего соперника герцога, демонстрирующего завидное постоянство натуры, он прославился несдержанным нравом.

Джордж отличался тем же вольнодумством и легкомыслием, кои мисс Милбурн так жестоко раскритиковала в Шерри: он был завзятым игроком, водил дружбу с низкорожденными личностями, такими, как профессиональные боксеры и жокеи. Друзья лорда, пребывающие в вечной тревоге из-за его вспыльчивого нрава, мрачно предсказывали, что когда-нибудь он непременно прикончит своего камердинера и будет вынужден покинуть страну.

Мисс Милбурн прекрасно понимала: одна только мысль о том, чтобы связать с ним свою судьбу, была бы верхом нелепости, поэтому старательно пыталась выбросить его из головы. В конце концов, он был не единственным из обожателей Изабеллы, кто привлекал ее. Она ни в коем случае не была невосприимчивой, например, к несомненному и беззаботному обаянию Шерри; а еще ей очень нравился некий сэр Барнабас Краули, не говоря уже о неприступном сэре Монтегю Ревесби.

В минуты откровенности Изабелла признавалась себе, что в герцоге Северне ее привлекает лишь его высокий титул; но, когда Джордж становился назойлив и невыносим более обыкновенного, убеждала себя, что будет вполне счастлива в браке с благородным вельможей, который никогда не даст ей ни малейшего повода для беспокойства и будет обращаться с ней, проявляя неизменные, пусть и унылые, вежливость и внимание. Кроме того, он был чрезвычайно богат, но, поскольку она и сама являлась наследницей внушительного состояния, то ей удалось отказаться от подобных меркантильных соображений.

Словом, воспитанная в строгих правилах мисс Милбурн была далека от того, чтобы своим браком разочаровать родителей, но, увидев, как Ротем входит в бальную залу «Олмакса» под ручку с Геро, она ощутила укол некоего чувства, очень похожего на ревность, и устыдилась собственного убожества духа, что моментально отравило ей все удовольствие от вечера. Не могла она и простить Геро того, что та столь бесстыдным образом похитила Джорджа и – словно этого было мало – умудрилась весь вечер поддерживать его прекрасное настроение.

Изабелле неизбежно пришла в голову мысль о том, что он стал уже вторым ее поклонником, которого увела у нее Геро. Конечно, можно было и дальше рассуждать о том, что Шерри женился на бедной малышке Геро в пику всем остальным; быть может, именно так все и обстояло на самом деле, но любой, кто осмелился бы утверждать, что Шерри страдал от безответной любви к Изабелле, был помешанным или обладал куда бо́льшим тщеславием, нежели мисс Милбурн. Она никак не могла отделаться от ужасного подозрения, что страсть, в которой ее поклонники клялись ей, являлась лишь недолговечной и преходящей прихотью, от которой они быстро избавлялись, поэтому Изабелла чувствовала себя униженной.

Она ждала, что Джордж немедленно устремится к ней, как только какой-нибудь мужчина освободит его от опеки над Геро. Вот Мармадюк Фейкенхем пригласил Геро на тур вальса; но Джордж, как ни в чем не бывало, направился к нескольким своим друзьям, желая поболтать с ними. Мисс Милбурн, слишком оскорбленная в своих лучших чувствах, чтобы помнить, как отказалась принять его, когда он нанес ей утренний визит, могла лишь полагать, что его страсть к ней умерла, и немедленно принялась флиртовать с ослепительным сэром Барнабасом. Немного погодя она вдруг обнаружила, что угощается лимонадом в буфетной зале рядом с Геро, и поспешила осы́пать ее комплиментами, снизойдя до демонстрации чрезвычайного благородства души, сказав, что платье девушки – самое красивое в зале, а ее новая прическа вообще сногсшибательна.

– Вижу, – заметила миссис Милбурн по дороге домой, – наша маленькая знакомая не теряет времени даром и уже обзавелась постоянным спутником! Что ж! Остается лишь пожелать ей счастья с молодым Ротемом! Мне показалось, он проникся к ней самыми нежными чувствами. Впрочем, этого следовало ожидать: как я уже неоднократно говорила, он отличается неисправимым непостоянством. Но мне очень не понравилось, что ты два раза подряд танцевала с сэром Барнабасом Краули, любовь моя. Не стану спорить, он очень элегантен и мил, однако его никак нельзя назвать состоятельным человеком. Легкий флирт – но только в рамках приличия, не забывай! – никому не причинит вреда, однако, полагаю, Северну не слишком нравится наблюдать за тем, что Краули сделал тебя объектом своих ухаживаний. Я всего лишь упоминаю об этом, дорогая, потому что уверена – мне нечего опасаться по поводу твоего здравомыслия.

– Разумеется, мама, – безжизненным голосом отозвалась мисс Милбурн.

На следующий день она сидела в ландо матери напротив магазина на Бонд-стрит, ожидая, пока миссис Милбурн совершит покупку флакона дистиллированной ананасной воды (для предотвращения морщин), когда к ней гуляющей походкой подошел Шерри. Выглядел он весьма щеголевато: на его светлых кудрях лихо сидела заломленная набок шляпа с длинными полями, а мужское пальто тускло-коричневого цвета (осеннее утро выдалось прохладным) было небрежно распахнуто, открывая нескромным взорам облегающий сюртук из тонкой шерсти, пестрый жилет, а также изящные штаны из оленьей кожи.

Остановившись рядом с ландо, виконт в своем добродушном стиле заговорил с мисс Милбурн, и в манерах его напрочь отсутствовала стесненность, которой можно было бы ожидать от молодого человека, оказавшегося наедине с леди, недавно отвергшей его предложение руки и сердца. Шерри только что побывал в боксерской школе Джексона, где, подобно всем остальным светским шалопаям, безуспешно пытался пробить защиту экс-чемпиона мира; теперь же его светлость направлялся в «Уайтс», там у него была назначена встреча с мистером Рингвудом. Он сделал мисс Милбурн несколько изысканных комплиментов, но, поскольку вслед за ними добавил, что давно ее не видел, она не могла отнестись к ним серьезно.

– Прошлым вечером вы отсутствовали в «Олмаксе», где как раз и могли увидеть меня, – заметила она.

Виконт помрачнел, потому что, хотя и не был в обиде на супругу за события вчерашнего вечера, по-прежнему злился, вспоминая о той роли, что сыграл в них Джордж.

– Да, отсутствовал, – коротко согласился Шерри.

Мисс Милбурн, моментально уловив нотки неудовлетворенности в его голосе, не была бы женщиной, если бы удержалась и не стала развивать эту тему далее. Опустив взгляд на свои лайковые перчатки лавандового цвета, она проговорила, разглаживая кожу на запястьях:

– Зато я была рада повидаться с леди Шерингем, пребывавшей в прекрасном расположении духа.

Виконт вперил в Изабеллу взгляд своих голубых глаз.

– Вот как! – сказал он. – В прекрасном расположении духа, значит?

– Она удостоилась неприкрытого восхищения, – невозмутимо продолжала мисс Милбурн. – Мне даже жаль, что вас там не было, потому что Геро выглядела несравненно!

– Я обязательно позабочусь о том, чтобы оказаться рядом с ней в следующий раз, когда она пожелает посетить это прокля… замечательное местечко! – пообещал его светлость.

– Уверена, лорд Ротем окружил ее заботой и вниманием.

– Мне остается поблагодарить его за то, что он оказался столь любезен по отношению к чужой жене! – раздраженно заявил в ответ его светлость.

Мисс Милбурн встревожилась не на шутку. Оставив в стороне формальности, она напрямик спросила виконта:

– Шерри, ты, случайно, не ревнуешь ли ее к Джорджу, а?

– Кто говорит о том, что я ревную к Джорджу? – возмутился его светлость. – Полагаю, мне нечего беспокоиться из-за того, что он сопровождает мою супругу, не спросив хотя бы разрешения, или… Впрочем, все это пустяки! Но какого дьявола ему нужно от моего Котенка, когда последние шесть месяцев он буквально танцует перед тобой на задних лапках, – вот чего я не разумею!

Мисс Милбурн предпочла пропустить мимо ушей нелестное описание привязанности лорда Ротема, сказав:

– Я уверена, у тебя нет ни малейшего повода для беспокойства. Честное слово, в его манерах не было решительно ничего, что заслуживало бы ревности с твоей стороны!

– Не приведи господь! – заявил в ответ его светлость, и глаза его засверкали.

Поговорить еще им не дали. Рядом с ландо Милбурнов остановился громоздкий ромбовидный экипаж, и вдовствующая миссис Шерингем высунулась из окошка, дабы засвидетельствовать почтение своей дорогой Изабелле. Сына же она приветствовала вздохом и печальной улыбкой, но, похоже, получила некоторое утешение от того, что он беседует с мисс Милбурн. В ее манерах, пусть и не в произнесенных словах, отчетливо звучала тема «ах, что могло бы быть», поэтому мисс Милбурн почувствовала, как краснеет, а виконт, вспомнив о неотложных делах, поспешно удалился.

– Ах, любовь моя! – пробормотала миссис Шерингем. – Если бы все было по-другому! Я живу в постоянном страхе того, что он горько пожалеет о своей поспешной женитьбе. И, увидев его рядом с твоим экипажем, я воспылала надеждой…

– Я уверена, мадам, вам можно не опасаться за его счастье! – быстро проговорила мисс Милбурн, сознавая, что кучер на облучке внимательно прислушивается к их разговору.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказалась права, – вздохнула вдовушка, питавшая надменное презрение ко всем слугам. – Должна признаться, я пришла в смятение, узнав от миссис Буррелл о том, что моя невестка – полагаю, я должна называть эту женщину именно так – вчера вечером осмелилась появиться в «Олмаксе» в сопровождении этого ужасного Ротема. Но я с самого начала знала – именно так все и будет! Как мне представляется, его постоянно видят в ее обществе.

Мисс Милбурн была избавлена от необходимости отвечать благодаря язвительным и, пожалуй, чересчур громким окрикам извозчика фиакра, дорогу которому загородил экипаж вдовы. Миссис Шерингем пришлось приказать собственному кучеру ехать дальше, оставив свою молодую подругу переваривать ее зловещие и мрачные замечания.

Тем временем лорд Ротем нечеловеческим усилием воли старательно держался в стороне от Красавицы, но не из решимости порвать с ней, как надеялись доброжелатели Джорджа, а в надежде, что подобная перемена в поведении заставит ее внимательнее отнестись к его ухаживаниям. Одна из замужних сестер лорда, которая ничего так не желала, как женить его на богатой наследнице, дала Ротему дельный совет, и, как бы пренебрежительно ни относился Джордж к рекомендациям своих сестер в целом, тут он решил: Аугуста знает, о чем говорит, когда речь заходит о капризности представительниц слабого пола.

Пока что ход событий подтверждал авторитетное мнение Аугусты: эффект, произведенный на мисс Милбурн его появлением в «Олмаксе» в сопровождении Геро, не остался незамеченным Джорджем. Сердце у него обливалось кровью, когда он ответил лишь вежливым поклоном на самую приветливую улыбку, наконец-то полученную от Красавицы впервые за много недель, но лорд не дрогнул. И если ее последующие заигрывания с сэром Барнабасом Краули причинили Ротему нешуточную боль, то у него все-таки достало ума сообразить: их целью было добиться его ревности. Он решил, что несколько дней вообще не станет показываться ей на глаза, в счастливом блаженстве обдумывая романтический жест, который должен был окончательно растопить сердце, уже начавшее оттаивать.

Однажды мисс Милбурн призналась ему, что фиалки – ее любимые цветы. Для подобного признания она выбрала момент, когда он положил к ее ногам роскошный букет роз, и этот факт внушал некоторые опасения, но он решил приберечь полученные знания до лучших времен, а сейчас использовать их себе во благо. Разыскать в эту пору в столице фиалки было, наверное, не самым легким делом, но для настойчивого влюбленного молодого человека нет ничего невозможного.

Мисс Милбурн получит букетик в элегантной упаковке вечером на балу у леди Фейкенхем. При этом она наверняка догадается, кто прислал их, но на всякий случай, чтобы избежать ошибки, он приложит к цветам свою визитную карточку с кратким посланием. И сейчас Ротем пытался сделать мучительный выбор, разрываясь между двумя вариантами: «Приколите их ради меня» и «Если вы приколете их сегодня, я буду знать, на что могу надеяться», но, так ничего и не придумав, обратился со своей дилеммой к Геро.

Эта идея, разумеется, очень ей понравилась, поэтому она заявила: ни одна женщина не откажется украсить свой туалет цветами, достать которые стоило много времени и сил. Но, обладая практическим складом ума, Геро заметила Джорджу: Изабелла вряд ли сможет приколоть на корсаж букетик цветов в обертке из филигранной папиросной бумаги. Джордж вынужден был согласиться с леди Шерингем, однако, написав на очередной визитной карточке на этот раз слова: «Держите их в руках ради меня», признал, что подобная смена акцентов пришлась ему не по душе.

– Я знаю, что написала бы на вашем месте, Джордж, – заявила Геро. – Я бы написала просто: «С любовью».

– «С благоговением!» – с придыханием поправил ее Джордж.

– Что ж, можно и так, если хотите, но мне представляется, что «любовь» звучит куда более трогательно.

– А что, если я напишу: «Возьмите вместе с ними и мое сердце»? – предложил Джордж в приступе внезапного вдохновения.

Геро, ахнув, потрясенно ответила:

– Не знаю, почему, дорогой Джордж, но… но на месте Изабеллы мне бы захотелось рассмеяться.

– В самом деле? – спросил уязвленный до глубины души Ротем.

Она кивнула.

– Не понимаю, почему вы так в этом уверены. Но, пожалуй, вы правы. Однако мне все равно хотелось бы упомянуть свое сердце. А рассмеялись бы вы, если бы я написал: «Носите их ради меня»? Проклятье, она поймет, что я имею в виду!

За неимением лучшего, ему пришлось удовлетвориться этим, и он распрощался с Геро в более-менее приемлемом расположении духа. На ступеньках Джордж столкнулся с Шерри, однако слишком спешил заняться поисками фиалок и посему обменялся с виконтом лишь коротким приветствием. Его светлость подозрительно уставился вслед другу, после чего сразу же поднялся в гостиную и поинтересовался у супруги, уж не поселился ли Джордж на Хаф-Мун-стрит?

Она невинно ответила:

– Я полагала, он живет на Райдер-стрит? Он что, переехал оттуда, Шерри? Джордж ничего мне не говорил об этом, а ведь расстался со мной каких-нибудь пять минут назад.

– Мне это прекрасно известно! – язвительно ответил его светлость. – Но я желаю знать, что он здесь делал? Полагаю, ты ответишь, будто он приходил повидаться со мной!

– О нет, не думаю, что он хотел повидаться с тобой, Шерри! Он пришел, чтобы спросить у меня совета кое в чем. Ты ведь не станешь никому говорить об этом, правда? Он собирается послать Изабелле букетик фиалок на бал у Фейкенхемов. Джордж говорит, это ее любимые цветы.

– Вот как! – сказал его светлость. – Не понимаю, зачем ему в таком случае понадобился твой совет.

– Нет, ему действительно был нужен мой совет, но, пожалуй, я не стану говорить тебе, о чем шла речь, потому что, думаю, он бы не хотел, чтобы об этом стало известно, – доверчиво сообщила мужу Геро.

– Как мне представляется, – гневно заявил Шерри, – Белла Милбурн не единственная девушка, на которую он положил глаз!

– О нет, Шерри! – преданно воскликнула Геро. – Право, ты ошибаешься! Неужели ты можешь подозревать Джорджа в том, что он положил глаз на меня? Ох, Шерри, большей глупости я в жизни не слышала! Уверяю тебя, он только и говорит, что об Изабелле!

– Ну, не знаю, – заявил в ответ его светлость, окидывая жену критическим взглядом. – Вся штука в том, что ты дьявольски похорошела с тех пор, как я женился на тебе, так что все может статься.

Геро, покраснев до корней волос, спросила:

– Правда, Шерри? Правда? Наверное, все дело в том, что я по-новому уложила волосы, и в моих шикарных платьях тоже.

– Да, очень может быть, – согласился он. – Должен признать, я и сам никогда не считал тебя красавицей, но если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то одному богу известно, чем все это кончится.

– Но, Шерри, ты ведь не возражаешь против того, что я похорошела?

– О, я ничуть не возражаю! – ответил его светлость. – Вся штука в том, что на это я не рассчитывал, только и всего, а если в доме вечно будут ошиваться типы вроде Джорджа, то это окажется чертовски хлопотно. Кстати, если подумать, Джордж – далеко не единственный! Есть еще и Джил! Самый закоренелый женоненавистник, которого я когда-либо встречал. И как же он поступает? Берет тебя с собой на Солт-Хилл на прогулку, словно всю жизнь только и делал, что катал женщин в экипаже, чего не было и в помине. Да, а что этот странный тип, с которым я застал тебя на прошлой неделе?

– Ты имеешь в виду мистера Кирби, Шерри?

– Вот, значит, как его зовут? Впрочем, это не имеет уже никакого значения, поскольку больше он здесь не появится, чтобы смотреть на тебя телячьими глазами.

Геро, захихикав, заметила:

– Должна сказать, ты обошелся с ним очень грубо и невежливо, Шерри. Мне даже страшно представить себе, что он мог подумать!

– Неужели? – угрюмо осведомился его светлость. – Что ж, он прекрасно понял, что должен подумать, смею тебя уверить! – Виконт вдруг совершенно неожиданно вновь вернулся к первоначальной теме разговора: – Ну, ладно. С каких это пор мужчине понадобился совет такой несмышленой крошки, как ты, хотел бы я знать? У тебя концы с концами не сходятся, Котенок! Чертовски не сходятся, откровенно тебе говорю!

– Однако он действительно приходил ко мне за советом, Шерри! Просто он очень надеется на то, что Изабелла смягчится, и хотел узнать мое мнение о… словом, небольшом послании, которое он намеревается вручить ей вместе с букетом цветов на балу у леди Фейкенхем. Но ты не должен никому говорить об этом, ведь я уверена – он бы не хотел, чтобы я кому-нибудь рассказывала о его просьбе!

Поскольку виконт прекрасно сознавал, что не имеет ни малейших оснований с подозрением относиться к лорду Ротему, то сделал вид, будто удовлетворен этим объяснением, и прекратил допрос. К тому же беседа с поверенным, состоявшаяся несколькими днями позже, дала ему намного более веские основания для размышлений. Мистер Стоук почел своим долгом обратить внимание его светлости на некоторые неприглядные факты. По причине того, что разговор этот состоялся после черного понедельника на «Таттерсоллзе», который оказался куда чернее обыкновенного, виконт сопровождал супругу на бал к Фейкенхемам в состоянии угрюмой неудовлетворенности. Его друг Ревесби, которому Шерри рассказал о своих неприятностях, приложил все силы, дабы развеять его тревоги, заверив виконта: удача вскоре вновь непременно повернется к нему лицом, и даже познакомил его с новым игорным притоном, расположенным на Пикеринг-Плейс.

Заведение это отличалось особой скрытностью и осмотрительностью, поэтому виконт ничуть не удивился, если перед тем, как впустить внутрь, его попросили бы назвать пароль одному подозрительному субъекту, общавшемуся с ним сквозь забранное железной решеткой оконце в массивной двери. Он играл в макао до раннего утра, но с переменным успехом; и, хотя сэр Монтегю придерживался мнения, что первоначальный проигрыш следует счесть благоприятным знаком, нельзя было отрицать очевидного – в особняк Фейкенхемов на Кэвендиш-сквер виконт пожаловал в далеко не столь солнечном настроении, как обычно.

– Обжегся, старина? – приветствовал его мистер Фейкенхем, также посетивший «Таттерсоллз» в день расчетов.

Шерри ответил ему недовольной гримасой.

– Ничего, все образуется, – подбодрил его Ферди. – Я и сам думал, что окажусь на мели, пока Брок не намекнул мне: в минувшую среду надо поставить на Быструю В Одежде.

– А я поставил на Дебютантку, – сообщил его светлость.

Ферди лишь покачал головой в ответ.

– И сделал ошибку, – сказал он. – Надо было тебе послушать Брока. Дельный малый, этот Брок. Ну, идем, пропустим по стаканчику!

Предложение это пришлось Шерри по душе, и он отправился вслед за своим кузеном, чтобы выяснить, способен ли пунш из шампанского поднять ему настроение. Они бы непременно прихватили с собой и лорда Ротема, но его светлость, темные глаза которого сверкали предвкушением и радостным восторгом, отказался покидать бальную залу.

Однако вечер, увы, не оправдал ожиданий Ротема. Мисс Милбурн, получив букетик фиалок из рук мавританского слуги своей матушки, оказалась во власти самых противоречивых эмоций. Она была тронута тем, что Ротем приложил столько усилий, чтобы раздобыть цветы, которые считал ее любимыми. Изабелла вдруг ощутила болезненный укор совести, когда вспомнила о том, как мимоходом солгала ему на сей счет, и уже готова была из чувства сострадания взять его подношение с собой на бал, отказавшись от желтых роз, кои были ей доставлены чуть ранее с наилучшими пожеланиями от его сиятельства Северна.

Однако столь благородный порыв тут же угас под влиянием нескольких обстоятельств. Во-первых, в самый последний момент Ротем передумал и приложил к букету второе послание вместо первого. «Приколите их, и я буду знать, на что могу надеяться» – гласила надпись на визитной карточке его светлости. Мисс Милбурн сочла, что он слишком уж спешит, поскольку полагала так: до тех пор, пока она не поймет сама, на что может надеяться, его светлости лучше пребывать в неведении. Она была готова пойти на легкий флирт со своими многочисленными воздыхателями, но при этом оставалась добросердечной девушкой и, не будучи готова принять предложение руки и сердца Ротема, считала, что не имеет права брать на бал цветы, к которым прилагалась столь недвусмысленная записка. Поразмыслив еще немного, Изабелла ощутила, как, кроме сострадания к несчастному возлюбленному, начинает испытывать негодование. Нет, право, это уже никуда не годится, если Джордж, в течение двух недель не обращавший на нее никакого внимания, вдруг навязывает ей букет цветов с приложенным к нему настоящим ультиматумом!

Было и еще одно соображение, из-за которого – не в последнюю очередь, кстати, – она отвергла фиалки лорда Ротема. Мисс Милбурн, чью поразительную красоту не могли испортить даже неумело подобранные тона, надела на бал новое платье из светло-коричневого атласа, к которому решительно не подходили фиалки Джорджа. Поэтому она отложила их в сторону и приколола к корсажу букетик роз Северна, решив при этом, что постарается смягчить удар для Джорджа, обращаясь с ним мягче и ласковее обычного.

Но все благие намерения Изабеллы пошли прахом! Стоило Джорджу, с нетерпением ожидавшему ее появления, заметить желтые розы, как он побледнел и стремительно покинул залу. В столь расстроенных чувствах он наверняка бы выбежал из дому, если бы не наткнулся в передней на его хозяйку. Леди Фейкенхем, знавшая Ротема с пеленок, строго поинтересовалась, куда это он направляется, и, не дав ему времени ответить, неумолимо увлекла за собой обратно в бальную залу, где и представила молодой леди, благодарно принявшей безвольную руку молодого человека в кадрили, для которой как раз выстраивались пары. К тому времени, как танец закончился, Джордж осознал всю неуместность собственного побега и вернулся на свое излюбленное место у дверей, где и застыл, скрестив руки на груди и горящим взглядом пожирая мисс Милбурн, танцующую контрданс. Но, поскольку партнером девушки был не кто иной как Северн, то долго выдержать подобное зрелище Джордж не смог и отправился искать убежища в небольшой комнатке, примыкающей к бальной зале. Она предназначалась для тех, кто предпочитал утехи спокойного виста более утомительным танцевальным экзерсисам, однако выражение лица Джорджа было настолько мрачным, что какой-то мужчина, имевший нерешительный вид, робко заглянул в комнату и, в страхе выскочив из нее, сообщил своим компаньонам, что им лучше подыскать себе другое помещение для игры.

От внимания Геро не ускользнули розы мисс Милбурн и смятение на лице Джорджа, поэтому она воспользовалась первой же возможностью, чтобы последовать за ним в его убежище. Ее доброе сердечко разрывалось от сострадания к нему. Она прекрасно знала, какую боль он сейчас испытывает. Подобные страдания были не чужды девушке, посему она сочла, что должна постараться утешить Джорджа всеми доступными ей способами.

Она обнаружила его угрюмо сидящим на небольшом диванчике с бокалом бренди в руке. Джордж поднял голову, и в глазах его вспыхнул мрачный вызов, но при виде вошедшей чело молодого человека разгладилось, и он, встав со своего места и отставив в сторону бокал, сумел даже выдавить нечто похожее на улыбку.

Геро, тепло взяв его руку в свои, сказала:

– Дорогой Джордж, не обращайте внимания! Поверьте, фиалки совершенно не подходят к этому платью!

– Она приколола розы Северна, – ответил он.

– О нет! Откуда вы знаете?

– Я собственными ушами слышал, как мисс Милбурн говорила об этом леди Каупер.

Геро пришла было в смятение, но тут же взяла себя в руки.

– Это означает лишь то, что они больше подходят к ее платью, – сказала девушка. – Присядьте же, Джордж! Полагаю, вы придаете этому чересчур большое значение.

Он позволил усадить себя на диван рядом с леди Шерингем, но, испустив горестный стон, заявил:

– Я написал ей, что если она приколет мои фиалки, то я буду знать, на что могу надеяться. И вот сейчас получил ответ, так что теперь могу без дальнейших мучений вышибить себе мозги.

– О нет, не говорите так! Знаете, Джордж, я думаю, вам не следовало присовокуплять свое послание. Быть может, оно ей не слишком понравилось. Вы уже говорили с ней?

Он, покачав головой, ответил:

– Я испугался, что не сдержусь. Кроме того, если я приближусь к этому типу, Северну, то, скорее всего, найду способ затеять с ним ссору.

– Нет-нет, даже не помышляйте! Хотите, я могу попробовать узнать, что думает Изабелла по этому поводу!

– Благодарю вас! Я уже и сам заметил – она пребывает в превосходном расположении духа! – с горечью отозвался Джордж. – Ума не приложу, как такая красавица может быть настолько бессердечной!

– А я уверена, что вы ошибаетесь! Она очень сдержанна, быть может, и не откроет душу первому встречному, но я почти убеждена: Северну не удалось покорить ее сердце.

Ротем помолчал несколько мгновений, безжалостно комкая в руках носовой платок, и было видно, что все его внимание поглощено столь бессмысленным занятием. Но вот по губам молодого человека скользнула горькая улыбка и он вынес суровый вердикт:

– Она выйдет за Северна замуж ради его состояния и титула. Это совершенно очевидно.

– О нет! Вы несправедливы к ней, Джордж! В ее сердце чувства еще не умерли!

– Когда-то я верил… – Он оборвал себя на полуслове, после чего со стоном обеими руками схватился за голову. – Это не имеет никакого значения! Простите меня! Мне не следовало докучать вам своими горестями. Но вы даже не представляете, что это такое, когда вашу любовь отвергают с презрением и попросту не замечают!

– Дорогой Джордж, не говорите так! – взмолилась Геро, гладя его по голове и распрямляя непокорные кудри. – Я знаю… О, еще как! Однако не позволяйте себе потерять надежду, что ее чувства более не оживут! Этого не может быть, потому что, если любишь по-настоящему… – Голос леди Шерингем сорвался, и она смахнула слезу со щеки.

Он по-братски обнял ее за плечи и легонько прижал к себе.

– Да, да, там, где есть сердце, его можно завоевать, и вы бесконечно правы, Котенок! Но в моем случае… Однако довольно рассуждать об этом! Я самый настоящий эгоист и бесчувственная скотина: я заставил вас плакать, а мне этого хотелось меньше всего на свете!

Геро, неуверенно рассмеявшись, сказала:

– Только ради вас, дорогой Джордж! И впрямь, я самое счастливое существо на земле… если судить вообще!

Он, повернувшись к ней, спросил:

– Правда? Надеюсь, так оно и есть, потому что вы заслуживаете счастья.

Она улыбнулась ему сквозь слезы, и, поскольку подобное в нынешних обстоятельствах представлялось вполне естественным, он наклонился и поцеловал ее.

В поступке лорда Ротема не было ничего пылкого и страстного, поэтому Геро без колебаний приняла его действия именно в том смысле, в коем они и предназначались. К несчастью, Шерри выбрал этот самый момент, чтобы войти в комнату вместе с Ферди и мистером Рингвудом. Воздав должное пуншу из шампанского в количестве достаточном, чтобы вернуть виконту обычную веселость, он, вспомнив о своих обязанностях, отправился на поиски жены, дабы оказать ей честь и потанцевать с ней. О местонахождении Геро Шерри сообщил мистер Рингвуд, но сомнительно, чтобы последний или Ферди согласились составить ему компанию, знай они, в каком положении он застанет свою молодую супругу.

Его светлость появился как раз вовремя, чтобы увидеть, как лорд Ротем, придерживая Геро одной рукой за подбородок, запечатлевает поцелуй на ее аппетитных губках. На мгновение виконт замер словно вкопанный, а потом, изрыгнув чудовищное богохульство, поспешно шагнул вперед. Мистер Рингвуд, пришедший в себя после сокрушительного потрясения, последовал его примеру, а Джордж, покраснев до корней волос, вскочил на ноги.

– Шерри! – предостерегающе воскликнул мистер Рингвуд. – Ради всего святого, мальчик мой, не забывай о том, где находишься! Ты не можешь взять и придушить Джорджа на месте!

А Джордж, скрестив руки на груди, язвительно улыбнулся. Выглядел он крайне благородно и романтично, с блеском в глазах ожидая дальнейшего развития событий. Геро, изрядно удивившись воинственному поведению своего прежде столь беззаботного супруга и не чувствуя за собой ни малейшей вины либо раскаяния, поинтересовалась:

– Шерри, что случилось? Ты искал меня?

– Да, клянусь богом, искал! – ответил Шерри, вырываясь из рук мистера Рингвуда. – Черт возьми, Джил, отпусти меня!

Ферди, глазевший на происходящее с открытым ртом, вдруг вышел из оцепенения, одним взглядом оценил положение и с поклоном предложил руку Геро.

– Позвольте мне сопроводить вас обратно в бальную залу! – провозгласил он.

– Да, но… Шерри, не думай ничего такого о том, что Джордж поцеловал меня! – заявила Геро, в смятении переводя взгляд с одного мужчины на другого. – В этом не было ни малейшего вреда или умысла, не так ли, Джордж?

– Дорогой Котенок, – отвечал Джордж, отвешивая ей еще более изысканный поклон, нежели тот, на которой сподобился Ферди, – вы доставили мне несказанное удовольствие!

Придя в ужас от столь безответственного и провокационного поведения, Ферди обменялся пораженными взглядами с мистером Рингвудом и увел Геро из комнаты.

– Разумеется, в этом не было никакого умысла! – подхватил мистер Рингвуд. – Но все равно тебе не следовало целовать жену Шерри, Джордж, а что до тебя, Шерри, то, если бы ты не выпил столько пунша из шампанского, тебе достало бы ума не поднимать сейчас шум… Проклятье, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Она столь же невинна, как новорожденный агнец!

– Она! – провозгласил виконт. Жутко скрипнув зубами, он обратил горящий взор на Ротема. – Благодарю тебя, Джил, но я не нуждаюсь в уверениях, будто моя жена невинна! А вот что до этого… повесы, этого волка в овечьей шкуре, этого… этого простолюдина…

– Эй, Шерри, черт возьми, ты не можешь назвать Джорджа простолюдином! – запротестовал мистер Рингвуд. – Чудовищная ошибка! Джордж не стал бы… ради бога, перестань корчить из себя героя, Джордж, и попроси у Шерри прощения!

– Нет! – заявил Ротем, небрежным мановением носового платка стряхивая с обшлага воображаемую пылинку, – Ни разу в жизни я не просил прощения еще ни у одного мужчины.

– Ну и что, Джордж? – сказал Ферди, только что вернувшийся в комнату. – Никогда не знаешь, что может случиться! Да вот взгляни хотя бы на меня! Я всегда клялся, будто ни за что не поставлю на лошадь с тремя белыми чулками, но все-таки поставил, и знаешь, что из этого вышло? Она выиграла забег! В общем, не зарекайся!

Виконт великолепным образом проигнорировал это вмешательство и, презрев отчаянную мольбу мистера Рингвуда, отбросил непреложный принцип, коим руководствовался все годы знакомства с лордом Ротемом.

– Назовите своих друзей, милорд! – в ярости вскричал он.

– Шерри! – едва не взвыл от отчаяния мистер Фейкенхем. – Одумайся, старина! Ты не в себе! Потерял голову! Это все шампанское! Не обращай на него внимания, Джордж!

Лорд Ротем, однако, отозвался незамедлительно:

– С превеликим удовольствием! Джил, ты не откажешься стать моим секундантом?

– Ты не можешь выбрать Джила! – с жаром возразил виконт. – Я собирался взять его себе!

– Ни за что! – парировал Джордж, мгновенно позабыв о своем образе героя. – Забирай себе Ферди.

– Я назову обоих сразу: и Ферди, и Джила, – высокомерно заявил виконт.

– Перебьешься, потому что я назвал Джила первым.

– Проклятье, что, у тебя нет других друзей, кроме Джила? – спросил Шерри.

– Есть, но если у тебя не хватает мозгов оставить это дело между нами четырьмя, то я могу назвать еще нескольких! – заявил в ответ Джордж.

– В этом что-то есть, Шерри, старина, – с умудренным видом заметил Ферди. – Не годится распространять сплетни о том, что Джордж целует твою жену. Если уж тебе приспичило вызвать его на дуэль (но, имей в виду, я не сторонник этого, потому что ты знаешь, кто он такой, и ставлю десять против одного, все дело не сто́ит выеденного яйца!), я буду твоим секундантом, и мы с Джилом устроим все наилучшим образом. А теперь послушай меня, Джордж! Если ты выберешь пистолеты, то ты не тот, за кого я тебя принимаю!

– Именно их я и выбираю, – незамедлительно ответил Джордж.

– Пусть выбирает, что хочет: мне все едино! – великодушно заявил Шерри. – Я отправлю мистера Фейкенхема обсудить все подробности схватки с вашим секундантом, милорд, но позвольте сообщить вам: я считаю подлой уловкой с вашей стороны то, что вы назвали имя Джила прежде, чем я сам успел сделать это!