Когда Торкил покинул свое убежище и присоединился к обществу, вид у него был измученный, а настроение – подавленное. Кейт была потрясена до глубины души и безо всяких напоминаний со стороны леди Брум поняла, что должна постараться вывести его из этого состояния. Она даже рискнула сказать тете, что для Торкила было бы лучше всего сменить обстановку.

Однако леди Брум отвергла ее идею. Она начала разглагольствовать, что Торкил легко возбуждается и раздражается, и заявила, что сейчас для него самое лучшее – верховая прогулка шагом. Кейт не могла отрицать, что Торкил чрезмерно возбудим и подвержен резким перепадам настроения, однако стоило ей только намекнуть леди Брум, что, по ее мнению, причиной этому служит скука и постоянная опека, как она тут же получила резкий выговор.

– Моя дорогая Кейт, – сказала ее светлость, – я не сомневаюсь, что ты желаешь Торкилу только добра, но уж поверь мне, я лучше тебя знаю, что ему надо! Ты, кажется, иногда забываешь, что я его мать!

После этого Кейт поняла, что с леди Брум лучше не спорить. Она попросила прощения, впрочем, довольно сухо, и отправилась на поиски Торкила с намерением сообщить ему, что ее миссия потерпела крах. Кейт обратилась к леди Брум по просьбе Торкила, поскольку он верил, что она имеет определенное влияние на его мать, поэтому Кейт совсем не удивилась, когда Торкил, выслушав ее, снова пришел в ярость.

– Теперь я понимаю, чего она хочет! – воскликнул он, сжимая и разжимая кулаки. – Меня будут держать здесь всю мою жизнь!

– Нет, не будут, – в сердцах заявила Кейт. – Через два года вы станете совершеннолетним и сможете делать все, что вам захочется!

– Вы не знаете мою мать! – с горечью возразил Торкил. – Она никогда никуда меня не отпустит! Никогда!

– Нет, отпустит. Даже если ей и захочется держать вас при себе, она не сможет этого сделать!

– Я ее ненавижу! – прошептал Торкил. – О Боже, как я ее ненавижу!

Кейт пришла в ужас от этих слов, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие. Не показывая своих чувств, она произнесла:

– Нехорошо так говорить, Торкил! Вы знаете, что это неправда. Как можно ненавидеть свою мать? Возможно, она чрезмерно вас опекает, но можете не сомневаться, что делает это для вашего же блага!

– Отнюдь! Единственное, что ее волнует, – это продолжение рода Брумов, – произнес Торкил жестким тоном. – Да, я – урожденный Брум, а она – нет, но мне наплевать на мое происхождение! Иногда мне хочется убежать отсюда, но у меня нет денег. Едва обнаружив мой побег, она тут же вернет меня назад! Она доведет меня до того, что я покончу счеты с жизнью!

Последняя фраза показалась Кейт настолько мелодраматичной, что она еле сдержалась, чтобы не наговорить Торкилу разных колкостей, и ответила довольно резко:

– Когда вы так говорите, Торкил, мне трудно сохранить свою симпатию к вам! И что более существенно – ваше поведение часто подтверждает правоту слов вашей матери!

– А что она обо мне говорит? – спросил Торкил, с жадным любопытством уставившись в глаза Кейт.

– Что вы слишком легко возбудимы. И это правда, вы же сами знаете! Вы то витаете в небесах, то вдруг погружаетесь в черную меланхолию. Если вы хотите, чтобы к вам относились как ко взрослому человеку, постарайтесь научиться владеть своими чувствами. Не впадайте… не впадайте в ярость по любому пустяку! Покажите своей матери, что научились управлять своим настроением, и я уверена, что она не будет держать вас здесь против вашей воли. – Кейт прикрыла ладонью сцепленные пальцы Торкила и ласково произнесла: – Вы же знаете, Торкил, что ваше здоровье не столь крепкое, как того хотелось бы вашей матери, и ей хорошо известно также, если вы сами об этом не догадываетесь, как любой пустяк способен вывести вас из строя.

Торкил внимательно посмотрел на нее.

– Какая вы красивая! И какая добрая! Вы мне так нравитесь, Кейт!

– Я очень признательна вам за эти слова, хотя и не понимаю, чем они вызваны. Мы говорили совсем не об этом!..

– Я думал, что хочу жениться на Долли, – продолжал Торкил, не обращая внимания на слова Кейт. – Но теперь понял, что мне лучше жениться на вас.

– Неужели? Но вы же не можете на мне жениться!

– Почему это?

– По многим причинам! – едко ответила Кейт. – Причина первая – я намного старше вас; причина вторая – мы с вами совсем не подходим друг другу, а третья причина заключается в том, что я не хочу выходить за вас замуж! И не забивайте себе голову всякими глупостями! Я к вам очень по-доброму отношусь, но если вы вообразили, что влюбились в меня, мое отношение к вам сменится антипатией, поскольку ваша любовь – лишь плод вашего воображения, Торкил!

Но Торкил снова пропустил мимо ушей слова Кейт и неожиданно произнес:

– Хотите, я прочитаю вам одно из своих стихотворений?

– Конечно! Я охотно послушаю, – с искренним интересом ответила Кейт.

Несколько мгновений Торкил сидел, уставившись взглядом прямо перед собой, но потом вдруг ударил себя кулаком по колену и с обидой воскликнул:

– Нет, не буду! Вы его не поймете!

– Да, скорее всего не пойму. Давайте лучше прогуляемся.

– Я не хочу гулять. Где мой кузен?

– Не знаю. Наверное, у сэра Тимоти.

– А, подлизывается к моему папаше! – произнес Торкил, и глаза его загорелись недобрым огнем.

– Вы не правы! – возмущенно воскликнула Кейт. – Он никогда ни к кому не подлизывается. Просто он любит сэра Тимоти, а вот вы, Торкил, нет!

– А почему это я должен его любить? – спросил Торкил. – Он всегда, всегда уступает маме! Или Филиппу. О да, конечно же Филиппу. А вы можете быть уверены, что Филипп посоветует ему никуда не отпускать меня отсюда.

Кейт молчала, не зная, что сказать. Она вспомнила, как спросила Филиппа, не думает ли он, что Торкилу надо предоставить побольше свободы, и как он покачал головой и решительно ответил: «Нет, я так не думаю!»

Пораженная его словами, Кейт сказала: «Не могу понять, чего ради вы поддерживаете мою тетушку в ее стремлении держать бедного мальчика взаперти!»

«Я не преследую какой-либо выгоды, кроме одного преимущества! – тут Филипп осекся и язвительно добавил: – Но это вас совершенно не касается!» Заметив, что щеки Кейт вспыхнули, а глаза загорелись от гнева, Филипп понял, что обидел ее, и, рассмеявшись, сказал: «Не заводитесь, кузина Кейт! То преимущество, которое я имею в виду, тоже никак меня не касается!»

Возмущенная до глубины души, Кейт резко повернулась и ушла. Но сколько она ни думала над словами Филиппа, она так и не смогла понять, что он имел в виду. Кейт не допускала и мысли о том, что Филипп вынашивает планы убийства Торкила, да впрочем, если бы он и задумал какое-нибудь злодейство, ему вряд ли удалось бы его осуществить, поскольку Торкил никогда не покидал Стейплвуд и его бдительно охраняли.

Кейт размышляла над тогдашней беседой с Филиппом, когда голос Торкила вернул ее к действительности.

– Я угадал, кузина? – спросил он с язвительной усмешкой. – Вы говорили с Филиппом на эту тему? Какая же вы простушка! Я вижу по вашему лицу, что он вам сказал. – Торкил вскочил, и лицо его запылало гневом. – Я же говорил вам, что со всех сторон окружен врагами! – яростно выкрикнул он.

– Разве? – вежливо спросила Кейт. – Надеюсь, вы не причисляете к ним меня?

– Откуда я знаю, враг вы мне или нет? Иногда я думаю… нет! Я не считаю вас врагом! Только не вас! Но все остальные: Мэтью, Филипп, Баджер, Уолли, моя мать и даже мой отец! Все они сговорились против меня!

– Боже, какая чушь! – воскликнула Кейт, потеряв терпение. – Что за мысли у вас в голове, Торкил! Я же вам тысячу раз говорила, что это не производит на меня никакого впечатления!

Торкил в сердцах что-то пробормотал. Кейт не расслышала его слов, но догадалась, что он выругался, поскольку лицо его пылало от гнева. Неожиданно он сорвался с места и бросился прямо через лужайку к озеру. Кейт не пыталась его остановить, она осталась сидеть на скамье из грубо отесанного камня у подножия террасы, думая о том, что те, кто считает Торкила легковозбудимым и поэтому его не следует слишком заводить, наверное, правы.

В эту минуту к ней подошел Филипп Брум. Он спускался по ступенькам террасы и, заметив Кейт, подошел к ней.

– А как же ваша кожа? – с улыбкой спросил он. – Вы не боитесь загореть, кузина Кейт?

– А, моя кожа давно уже огрубела, еще когда я жила на Пиренейском полуострове! – беспечно ответила Кейт.

– Ну, тут вы глубоко ошибаетесь, – заявил Филипп, садясь рядом с ней. – Нет, не уходите, прошу вас! Я хочу поговорить с вами!

– Правда? Почему? – с удивлением спросила Кейт.

– Потому что вы меня заинтересовали и я хочу знать о вас как можно больше.

– Ну, мне почти нечего вам рассказать. А если бы и было, то это вас совершенно не касается! – ответила Кейт, наслаждаясь, что смогла отплатить ему той же монетой.

В глазах Филиппа сверкнул веселый огонек.

– Решили отплатить мне, кузина?

Кейт не выдержала и рассмеялась:

– Я не смогла удержаться, сэр! Прошу прощения, если мои слова показались вам дерзостью, но вы сами говорили со мной очень резко!

– У меня это вышло случайно. Вы сказали, что не можете понять, почему я поддерживаю Минерву…

– А вы заявили, что это меня не касается!

– Примите мои извинения! Я хочу вам сказать, что стремлюсь только к одному – чтобы у моего дядюшки было поменьше огорчений, а если это возможно, то и горя. Он стар и немощен, в его жизни и так было слишком много несчастий. Он безумно любил свою первую жену, но у нее было слабое здоровье. Двое их детей родились мертвыми, а трое других умерли в младенчестве. Можете себе представить, как он хотел иметь сына, – ведь каждый мужчина мечтает о наследнике! Вот почему он женился на Минерве. Впрочем, она сама приложила к этому немало усилий. Минерва была очень красивой, но бедной девушкой. Я в то время был еще ребенком, но – не сердитесь на меня, прошу вас! – люди говорили, что, хотя все ею восхищались, ни один аристократ не сделал ей предложения. Поэтому она вышла замуж за моего дядюшку и преподнесла ему Торкила.

Кейт выслушала Филиппа с напряженным вниманием, постоянно вспоминая слова отца о тете Минерве. Какое-то время она молчала, а потом неуверенно произнесла:

– Конечно, я понимаю, что Торкил не оправдал надежд своего отца. И трудно его винить в этом, поскольку, как я понимаю, ни одному мужчине не понравится, если его сыну всю жизнь будут нужны няньки или… или у его сына будет неустойчивая психика. Но ведь Торкил может измениться к лучшему… Тетя говорит, что Торкил уже стал лучше! Вы, наверное, полагаете, что, если Торкилу дать побольше свободы, он может впасть в какую-нибудь крайность, и это расстроит сэра Тимоти?

– Я думаю, – начал было Филипп, но сразу же умолк, а потом отрывисто добавил: – Впрочем, это не важно! Сколько вам лет, Кейт?

– Двадцать четыре, но неприлично задавать подобные вопросы женщине, чья юность уже позади!

– Да, из того, что вы рассказывали о себе, я сделал правильный вывод о вашем возрасте. Но, когда я впервые вас увидел, я подумал, что вы, наверное, только что окончили школу.

– Ну что ж, в этом была доля правды, только я была не ученицей, а учительницей. И я всем сердцем желала бы выглядеть постарше! Поскольку, куда бы я не обращалась в поисках работы, мне везде отказывали под одним предлогом – я слишком молода!

– Представляю, как вас это огорчало, – сочувственно сказал Филипп. – Я знаю, что ваш отец умер, а где же ваша мать?

– Я сирота, сэр.

– Понимаю, но у вас ведь остались родственники?

– Только тетя Минерва. Впрочем, я знаю, что у меня есть много других родственников, но я их никогда не видела, да и не хочу видеть! Они подло обошлись с моей матерью – отказались от нее, когда она убежала из дому с моим отцом!

– Но у вас же есть друзья?

Кейт вздохнула:

– Все мои друзья остались на Пиренейском полуострове, а обстоятельства сложились так, что новых я завести не смогла. Впрочем, у меня есть моя старая няня. И, конечно же, моя тетушка. – Тут Кейт пришла в голову мысль, что Филипп может подумать, будто она жалуется, и уже веселым тоном продолжала: – Знаете, она оказалась самым лучшим моим другом! Вы ее не любите, но, когда она приехала в Лондон, чтобы увезти меня в Стейплвуд, я была на грани отчаяния и уже подумывала о том, чтобы устроиться в какой-нибудь дом горничной.

Только Сара об этом и слышать не хотела, поэтому она и написала моей тетушке. И хотя тетя Минерва очень высокого мнения о своих способностях… то есть, – поспешно поправилась Кейт, – я хочу сказать, что может создаться впечатление, будто она глядит на других немного свысока, но она была так добра ко мне, что я всегда буду у нее в долгу.

– Итак, вы совершенно одиноки в этом мире, – сказал Филипп. – Я начинаю вас понимать, ведь для девушки это очень невыгодное положение.

– Но я же не беспомощная девочка, – возразила Кейт. – Когда я сказала, что была на грани отчаяния, вы, наверное, решили, что я совершенно беспомощна, но уверяю вас, это не так! Я уже однажды говорила вам, что вовсе не собираюсь жить за счет тети, но вы, как мне показалось, не поверили мне.

– Да, тогда я вам не поверил, но теперь вижу, что был не прав. Или, вернее, теперь я не могу винить вас в том, что вы поддались искушению приехать сюда. При сложившихся обстоятельствах, когда человеку приходится самому зарабатывать на хлеб, а работу найти не удается, конечно же, трудно отказаться от предложения обрести дом.

– Да, – честно призналась Кейт, – это было трудно. Впрочем, моя тетушка все обставила таким образом, что отказаться было просто невозможно. Она сказала, что я проведу лето в Стейплвуде, а потом сама решу, как мне жить дальше. Отказаться от такого предложения было бы глупо, особенно после того, как она сказала, что постарается использовать свои связи, чтобы найти мне приличное место. Поэтому я и приехала сюда, надеясь, что буду делать что-нибудь полезное. Но тетя дает мне пустячные поручения, осыпает меня подарками, а когда я начинаю протестовать, она говорит, что всегда мечтала о дочери и если я хочу сделать ей приятное, то должна принять их.

– Какая чушь! – воскликнул Филипп. – Простите, если я обидел вас, но по-другому я сказать не могу. Минерва никогда не хотела иметь дочь!

– Может быть, и не хотела, но согласитесь, что говорила она так по своей доброте, чтобы я не чувствовала себя неловко.

– Кейт, неужели вам никогда не приходило в голову, что она хочет сделать вас своей должницей?

– О да, конечно же приходило, именно это-то меня и убивает! – честно призналась Кейт. – Если бы только я могла заняться чем-нибудь существенным! Я не хочу расставлять цветы по вазам, развлекать сэра Тимоти и составлять компанию Торкилу, я хочу заниматься настоящим делом! Чем-нибудь жизненно важным для леди Брум или… или даже связанным с определенными жертвами. Но я ничего не могу придумать.

Последовала пауза, во время которой Филипп, нахмурившись, рассматривал свои тщательно ухоженные ногти. Наконец он медленно произнес:

– А если тетя потребует, чтобы вы пожертвовали собой, вы готовы пойти на это?

– Да, конечно же готова! По крайней мере, надеюсь, что это так! – Сказав это, Кейт внимательно посмотрела на Филиппа. – А вам что-нибудь известно? Умоляю вас, расскажите мне!

Снова наступила пауза, было ясно, что Филипп колеблется. Наконец он заговорил:

– Нет, я не могу вам этого рассказать, Кейт. Я подозреваю, что тетушка чего-то от вас хочет, но пока это всего лишь мои догадки, и я лучше промолчу. Но вот что я вам скажу – не думайте, что у вас нет друзей. Я – ваш друг, и вы можете ко мне обратиться за помощью в любое время. Можете на меня полагаться!

Кейт рассмеялась:

– Значит ли это, что вы безоговорочно встанете на мою защиту? Впрочем, судя по вашему поведению, я убеждена, что так и будет! Вы смело… смело выйдете на ринг – я правильно сказала? – и с удовольствием нокаутируете своего противника. Я не извиняюсь за то, что использую боксерский жаргон, ведь вы не забыли, что я вращалась в армейской среде?

– Нет, – ответил Филипп, и глаза его потеплели, – я помню об этом. Говорил ли вам кто-нибудь, кузина Кейт, сколько в вас очарования?

– Раз вы спрашиваете об этом, сэр, – спокойно ответила Кейт, – то скажу вам – да, говорили, и не раз.

– И при этом вы все еще не замужем!

– Увы! Я понимаю, что это ужасно унизительно для женщины, – сказала Кейт, с притворной грустью качая головой.

– Ах вы проказница, Кейт!

– И это тоже унизительно, – добавила Кейт. Она повернулась к Филиппу и, внимательно посмотрев на него, неохотно спросила: – Может быть, вы объясните мне, сэр, почему Торкил вас так ненавидит? Почему он думает, что вы покушались на его жизнь? Он уверен, что вы жаждете получить наследство сэра Тимоти, но ведь это ложь, не так ли?

– Да, это ложь, я вовсе не хочу получить это наследство! У меня есть поместье в Ратландшире, его купил мой отец, и я не променяю его на все сокровища Стейплвуда. – Голос Филиппа потеплел: – Надеюсь, что когда-нибудь я смогу показать вам его, Кейт! Я думаю, нет, я уверен, оно вам понравится! Мой отец, предвидя будущее, снес старый дом и построил на его месте симпатичный, уютный особнячок, в котором я и живу вот уже почти десять лет, с тех пор как мой отец вышел в отставку. Мы с ним задумали облагородить поместье. Но отец умер, так и не увидев плодов своего труда. Моя мама пережила его меньше чем на год, и с тех пор я живу там один, но мне некогда скучать. Я обрабатываю землю и охочусь вместе с Котсморами. Мы гордимся своими гончими! Они, может быть, и не такие быстроногие, зато прекрасно преследуют дичь. С ними может охотиться только очень хороший охотник, поскольку в наших краях местность пересеченная. Впрочем, о гончих и охоте я могу говорить часами, а на вас, наверное, это навевает скуку.

– Нет-нет, мне совсем не скучно. Я сама охотилась и в Испании, и в Португалии. Разумеется, не в свите герцога, но у некоторых наших офицеров были свои гончие, и они иногда разрешали мне отправиться с ними на охоту. Многие считают, что Испанию никак нельзя сравнивать с центральными графствами Англии, но равнинной страной ее все-таки не назовешь!

– Конечно не назовешь! Вы, должно быть, прекрасная наездница, Кейт!

– Ну, начинающей себя не считаю, но должна признаться, что и мне приходилось не раз падать с лошади! – весело произнесла Кейт. – А вы охотитесь здесь, в Стейплвуде?

– Да, вместе с Пичли. Вернее, охотился, когда был помоложе. Пока мой отец служил за границей, Стейплвуд был моим домом. Сэр Тимоти научил меня ездить сначала на пони, а потом я с его помощью постигал различные тонкости охоты. В бытность мою неуклюжим мальчишкой он, не жалея времени, носился со мной по полям. Ему, наверное, было безумно скучно со мной, но он и виду не подавал.

– Вы к нему очень сильно привязаны? – мягко спросила Кейт.

– Да, очень сильно, он стал мне вторым отцом.

– И вам, наверное, очень тяжело видеть, как он стареет и как слабеет его здоровье.

– Да, тяжело. Когда я вспоминаю, каким он был раньше… Впрочем, лучше не вспоминать! Он давно уже отказался от борьбы, и ему пришлось примириться с тем, что бразды правления поместьем и семьей оказались в руках Минервы.

Кейт не могла не согласиться с этим, поэтому минуту-другую помолчала, а потом сменила тему:

– А Торкил знает, что Стейплвуд не перейдет к вам в случае его смерти? – спросила она.

– Да, когда разум его берет верх над чувствами, – ответил Филипп. – В такие минуты он, по крайней мере, не ненавидит меня. И мне даже кажется, что он по-своему любит меня, насколько он вообще способен любить.

– Тогда почему… Может быть, он ревнует вас к отцу? Завидует, что сэр Тимоти вас любит? Или, может быть, он думает, что сэр Тимоти хотел бы видеть вас своим наследником?

– Мой дядя не хочет этого.

– Но ведь Торкил может об этом и не знать, правда?

Филипп пожал плечами:

– Конечно. – Он огляделся. – Кстати, а где Торкил? Я думал, что он с вами.

– Да, он был здесь, но я пошутила над ним, и он в ярости убежал. Думаю, он где-нибудь в лесу или в бельведере.

– Будьте с ним поосторожней! – предупредил ее Филипп. – Торкил может быть очень жестоким!

– О да, я это хорошо знаю, – ответила Кейт. – Он часто напоминает мне одного из моих воспитанников. Тот был сущим демоном и приходил в ярость, если ему в чем-то перечили. Однако я умела справляться с ним, и, хотя вы не верите в это, я знаю, что смогу справиться и с Торкилом. По крайней мере, еще не было случая, чтобы он не послушался меня! – Кейт встала. – А теперь мне пора идти, может быть, тетушка разыскивает меня, чтобы дать какое-нибудь поручение.

Филипп тоже встал и взял ее за руку.

– Хорошо, но не забывайте о том, что я вам сказал! Если вам потребуется помощь – рассчитывайте на меня!

– Спасибо, я очень тронута вашим предложением, но не могу представить себе, с чего это вдруг мне может понадобиться ваша помощь. Кроме того, вы ведь живете далеко, правда?

– Всего лишь в тридцати милях отсюда. Мое поместье расположено рядом с Оукхэмом, но я не собираюсь в ближайшее время туда возвращаться. После Стейплвуда я остановлюсь на несколько дней у Темплкома. Да, кстати, я совсем забыл, что обедаю у него сегодня. Надо сказать об этом Минерве.

Леди Брум восприняла это известие с холодным равнодушием, но позже призналась Кейт, что ей не нравится, как Филипп ведет себя в Стейплвуде – словно в своем собственном доме.

– Когда он уедет, я буду просто счастлива, – заявила она. – Не понимаю, как ему это удается, но он всегда ставит всех в неловкое положение. Как он обидел Торкила!

– Боюсь, что Торкила обидела я, мэм, – виновато произнесла Кейт. – Я сказала ему, что он говорит ерунду, а он вне себя от ярости убежал.

– Так вот в чем дело! Конечно, я согласна, что он вел себя неподобающим образом, но молодые мужчины, дорогая моя, очень не любят выслушивать упреки в свой адрес, и особенно от молодых женщин! Научись держать язык за зубами!

Чувствуя, что второй выговор, полученный сегодня от леди Брум, был совершенно незаслуженным, Кейт тем не менее решила не спорить и ограничилась тем, что бесцветным голосом произнесла:

– Да, мэм, попытаюсь научиться!

– Глупое дитя! – воскликнула леди Брум, ущипнув ее за подбородок. – Уж нельзя и слова сказать поперек, сразу дуешься. Мне что, извиниться перед тобой?

– Нет, что вы, тетя Минерва, нет! – с раскаянием в голосе воскликнула Кейт. – Это я должна извиняться перед вами!

Но еще большее раскаяние охватило Кейт, когда она услышала, как леди Брум спрашивала Пеннимора, не вернулся ли Торкил. Кейт потихоньку выскользнула из дому и отправилась на поиски кузена. Ей казалось, что, найдя его, она загладит перед ним свою вину. Проходя через парк, Кейт заметила изящный двухколесный экипаж, в котором мистер Филипп Брум ехал по аллее, отправляясь в гости. Кони мистера Брума привели ее в восхищение, но экипаж вскоре скрылся за деревьями. Кейт позавидовала Филиппу, который в любое время мог уехать из Стейплвуда, но, устыдившись своей зависти, выбросила из головы эти мысли и быстро пошла по лужайке в сторону бельведера.

Дойдя до него, Кейт обнаружила, что там никого нет. Она спустилась к мостику и остановилась около него, раздумывая, идти ли дальше или вернуться домой. Не приняв никакого решения, она крикнула:

– Торкил! Торкил!

Но не успела она произнести его имя еще раз, как где-то в лесу за озером раздался крик, полный невыразимой боли, – от ужаса кровь застыла в жилах Кейт. Ей показалось, что кричал человек, и какое-то мгновение она не могла от страха сдвинуться с места. Очнувшись, она подхватила юбки и бросилась бежать, но не к дому, а туда, откуда донесся этот крик, громко окликая при этом:

– Торкил! Торкил, где вы? Торкил!

Никто не отвечал ей, но и леденящий душу крик тоже не повторился. Она остановилась, напряженно вслушиваясь в тишину и пытаясь вспомнить, откуда он донесся. Но вокруг было тихо – ни щебетания птиц, ни жужжания насекомых в траве. Кейт испуганно всхлипнула, но, подавив в себе страх, пошла дальше, с ужасом думая, что это кричал Торкил, который, наверное, лежит теперь недвижимый где-нибудь в лесу. Кейт не переставала звать его, но на зов никто не откликался. Она уже собиралась было вернуться домой и позвать кого-нибудь на помощь, как вдруг увидела зверски убитого кролика. Кейт чуть не наступила на него. Вскрикнув от отвращения, она отпрянула назад и замерла на месте. Кролик был мертв, но кровь все еще продолжала струиться из его ран. Кролик угодил в капкан, но кто-то выдернул капкан из земли, и он валялся неподалеку. Кейт не могла двинуться с места, к горлу подступила тошнота, но тут она услышала торопливые шаги, и внезапно из зарослей вышел, задыхаясь от быстрого бега, доктор Делаболь.

– Мисс Молверн, – крикнул он, – где вы? Мисс… а, вот вы где! Мне… мне показалось, что вы звали на помощь. – Увидев, что Кейт не в силах отвести взгляд от кролика, он продолжал: – Ну, ну, успокойтесь! Это ужасно и дико! Но это всего лишь кролик! Не смотрите на него!

Кейт повернулась к доктору и уставилась на него.

– Я слышала крик, – сказала она, и по ее телу пробежала дрожь. – Это кричал человек!

– Да, да, они кричат совсем как люди! – сочувственно произнес доктор и, взяв ее под руку, повел прочь. – Нет сомнения, что на этого бедного кролика напал дикий кот, или лисица, или ласка!

– Доктор Делаболь, этот кролик угодил в капкан! Я… я видела этот капкан своими глазами!

– А, тогда все ясно! Должен признаться, что я сам не одобряю применения капканов, но за садовниками и лесниками не уследишь! В девяти случаях из десяти кролики, попавшие в капкан, погибают сразу же – от удушения, но иногда они остаются в живых и начинают кричать, а их крики привлекают хищников…

– А разве дикий кот, лисица или ласка могут вытащить кролика из капкана и… и оторвать ему голову? – дрожащим от волнения голосом спросила Кейт.

– Конечно же, они этого сделать не могут, но лисица могла откусить ему голову, пока он был еще в капкане.

– Капкан выдернули из земли. Я это видела своими собственными глазами.

– Неужели? Должен признаться, что я этого не заметил, но все может быть! Лисица, а может быть и собака, пыталась вытащить кролика из капкана и выдернула кол…

– А потом распутала проволоку? Доктор Делаболь, не считайте меня дурочкой! Ни одно животное не способно на такую… такую дикость!

– Да, боюсь, что вы правы, – согласился доктор, – наверное, вы спугнули деревенских мальчишек, которые решили помучить бедное животное. Вы знаете, мальчишки иногда бывают необыкновенно жестокими. Но как вы оказались в лесу, мисс Молверн?

– Я искала Торкила, – ответила Кейт. – Я думала, что он в бельведере, и уже собиралась вернуться домой, когда услышала раздирающий душу крик.

– Вы искали Торкила? – изумленно спросил Делаболь. – Моя дорогая юная леди, но Торкил сидит в своей комнате!

– Но я слышала, как тетушка спрашивала Пеннимора, вернулся Торкил или нет!

– Неужели? – Доктор заколебался, смущенно глядя на Кейт. – Ну… э… она меня тоже об этом спрашивала, и боюсь, что я… э… покривил душой. Между нами говоря, мисс Молверн, ее светлость любит помучить Торкила! Вы ведь знаете, как резко меняется у него настроение: то он мрачен как туча, то щебечет как птичка. Он явился домой злой и заперся в своей комнате, а когда я попытался сказать ему что-то, он прорычал, что не хочет ни с кем разговаривать. Поэтому я… э… обманул ее светлость. Надеюсь, вы не скажете ей об этом, иначе она устроит мне разнос!

– Можете на меня положиться, сэр!

– Да, я уже убедился в вашей порядочности. Кстати, на вашем месте я бы никому не рассказывал и об этом ужасном происшествии в лесу. Подобные вещи лучше побыстрее забыть, хотя прискорбно, конечно, что они случаются!

– Не думаю, что смогу когда-нибудь забыть это, сэр, но, разумеется, не буду об этом болтать. От одного воспоминания мне становится дурно!

– Я вас прекрасно понимаю! Зрелище было не для юной леди!

– Подобное зрелище невыносимо для любого нормального человека! – с горячностью заявила Кейт.

– Очень верно замечено! Мне самому стало не по себе, когда я увидел этого кролика. Благодарю Бога, что Торкил этого не видел, его бы просто вывернуло наизнанку, ведь он так подвержен тошноте, вы знаете, так подвержен!

Тем временем они уже миновали мостик, и Кейт почувствовала, что общество доктора начинает ее утомлять. Она с удовольствием избавилась бы от своего спутника, но доктор настоял на том, чтобы проводить ее до дому, и, если она не отказалась со всей решительностью, на какую была способна, он бы еще и принес ей в комнату нюхательную соль. Доктор посоветовал ей прилечь до обеда и пообещал извиниться перед тетушкой в случае, если она спросит, где Кейт. Кейт поблагодарила его, хотя в душе она не испытывала к доктору никакой благодарности.