На следующее утро мисс Уичвуд заявила, что чувствует себя намного лучше. Джарби позволила себе не согласиться, поскольку, на ее взгляд, хозяйка выглядела просто ужасно, и отчаянно воспротивилась ее желанию встать с постели.

– Я должна это сделать! – раздраженно возразила мисс Уичвуд. – Как я могу вновь стать самой собой, если ты намерена держать меня в постели, что мне уже смертельно прискучило? Кроме того, сегодня утром навестить меня придет брат, и я не позволю ему застать себя изнемогающей в кровати, словно уже лежу на смертном одре.

– Посмотрим, что скажет доктор, – заявила Джарби.

Но когда доктор Тидмарш пришел осмотреть свою пациентку, причем в тот самый момент, когда от нее уносили почти нетронутый завтрак, он вызвал нешуточное раздражение Джарби тем, что сказал, что мисс Уичвуд вполне может на часок-другой покинуть постель, перебравшись на софу, и что это пойдет ей на пользу.

– Не думаю, что ей стоит наряжаться по такому случаю, но пульс у нее нормальный еще со вчерашнего дня, так что не будет вреда, если она накинет пеньюар и немного посидит.

– Да благословит вас Господь, доктор! – провозгласила мисс Уичвуд.

– Ага, вот это уже больше похоже на вас, сударыня! – смеясь, ответил тот.

– Прошу прощения, сэр, – возразила Джарби. – Мисс Уичвуд ничуть не похожа на себя. И я считаю своим долгом сообщить вам, что вчера за ужином она проглотила всего три ложки свиного холодца, а сегодня на завтрак выпила только чай с гренкой.

– Что ж, в таком случае мы должны раздразнить ее аппетит, правильно? Я не стану возражать, если она съест кусочек курицы или кусочек вареной баранины, если захочет.

– Но мне совершенно ничего не хочется, – призналась Эннис. – Я полностью потеряла аппетит. Но кусочек курицы я съесть все-таки попытаюсь, обещаю вам.

– Вот это правильно! – одобрительно отозвался он. – Я слышу голос разумной женщины, коей всегда вас полагал, сударыня.

Мисс Уичвуд могла быть разумной женщиной, но болезнь заставила ее почувствовать себя одной из тех глупых, плаксивых созданий, коих она презирала всей душой. Они постоянно валялись на диванах, сжимая в ослабевших ладонях флакончики с нюхательными солями, и вечно нуждались в какой-нибудь сильной натуре, которая давала бы им советы и наставляла их. Она слышала, что инфлюэнца часто повергает своих жертв в глубокое уныние, и теперь она знала, что это правда. Еще никогда она не погружалась в депрессию, сожалея о том, что вообще родилась на свет, и не имела сил стряхнуть с себя черную меланхолию. Она говорила себе, что это гнетущее состояние вызвано болезнью и что, лежа в постели и жалея себя, она лишь дает пищу своему унынию. Поэтому она решила не поддаваться соблазну остаться в кровати, заставила себя встать и обнаружила, что ноги странным образом не держат ее. «Словно из них вынули кости», как сказала она Джарби, пытаясь скрыть за неловким смехом страх, и с благодарностью оперлась на сильную руку горничной, неверной походкой направляясь к туалетному столику. Взгляд, брошенный ею в зеркало, отнюдь не улучшил ее настроения.

– Господи помилуй, Джарби! – ахнула она. – На кого я похожа! Пожалуй, надо срочно посылать тебя за баночкой румян.

– Я не стану покупать для вас ничего подобного, мисс Эннис. И ни на кого вы не похожи. Просто осунулись, чего вполне следовало ожидать после тех злоключений, что выпали на вашу долю. Когда я вас хорошенько расчешу и заколю волосы под тем кружевным чепчиком, который вы купили на прошлой неделе, вы сами себя не узнаете.

– Я и сейчас себя не узнаю, – отозвалась мисс Уичвуд. – Ну хорошо! Не думаю, что мой вид имеет какое-либо значение. Сэр Джеффри никогда не замечает, как выглядят женщины – хорошо или плохо, но я жалею о том, что не попросила тебя накрутить мне волосы на папильотки вчера вечером.

– Знаете, мисс, то, как выглядят ваши волосы, тоже не имеет значения, потому что я все равно заправлю их под чепец, – ответила ее бессердечная горничная. – Сейчас так тепло, что вы вполне можете облачиться в тот пеньюар, что сшили сами и который надевали всего два или три раза, – тот самый, атласный, расшитый голубыми цветами и кружевными оборками. В нем вы будете чувствовать себя прежней, не правда ли?

– Очень на это надеюсь, но сильно сомневаюсь, – откликнулась мисс Уичвуд.

Однако, надев дорогой пеньюар и завязав под подбородком ленты чепчика, она вынуждена была признать, что выглядит не так уж и плохо.

Сэра Джеффри допустили к ней вскоре после того, как часы пробили одиннадцать пополудни, и он не только отметил, что выглядит сестра далеко не лучшим образом, но и был настолько шокирован ее бледностью и темными кругами под глазами, что позабыл все данные ему предписания и воскликнул:

– Боже милосердный, Эннис! Будь я проклят, если когда-нибудь видел тебя такой утомленной и измученной! Бедная ты моя старушка, как же нелегко тебе пришлось! А когда я думаю о том, что во всем виновата эта несносная балаболка, то готов собственными руками… Ну да ладно, не будем об этом! – добавил он, с опозданием вспомнив о полученных наставлениях. – Не стоит заводиться из-за этого. А теперь послушай, чего мы с Амабель более всего хотим от тебя: ты должна приехать в Твинхем сразу же, как только сможешь перенести дорогу, и пожить у нас хотя бы некоторое время. Как ты на это смотришь?

– Положительно. Большое спасибо вам обоим! Но скажи мне, что ты думаешь о Томе?

Брата никогда не нужно было упрашивать, когда речь заходила о его детях, и остаток визита прошел в безобидных разговорах. Поднявшись, чтобы уйти, сэр Джеффри поцеловал ее в щеку, ободряюще похлопал по плечу и сказал:

– Ну вот, никто не сможет обвинить меня в том, что я проторчал у тебя слишком долго или заговорил до смерти, верно?

– Нет, конечно! Мне очень приятно, что я смогла поболтать с тобой, и надеюсь, что попозже ты еще заглянешь ко мне.

– Да, можешь не сомневаться. А, это вы, Джарби? Пришли выпроводить меня вон, не так ли? Прямо как настоящий цербер! Ну, Эннис, будь хорошей девочкой и постарайся побыстрее выздороветь. А сейчас я, пожалуй, приглашу Амабель подышать свежим воздухом: мы пройдемся немного, а потом, по возвращении, я еще раз загляну к тебе.

С этими словами он удалился, а Джарби забрала одну из подушек, на которые опиралась ее госпожа, и посоветовала немного вздремнуть, перед тем как ей подадут полдник.

Леди Уичвуд, с большой неохотой передавшая дочку на руки нянечке, пребывала как раз в том расположении духа, что требуется для неспешной прогулки с сэром Джеффри, поэтому ничуть не расстроилась, когда Лусилла отказалась составить им компанию. Они медленно направились в сторону Лондон-роуд, и Амабель, опираясь на руку супруга, сказала:

– Как хорошо, что мы снова вместе, дорогой! Теперь мы можем спокойно поболтать и побыть вдвоем, не боясь, что нам помешает бедная Мария.

– Да, я тоже об этом подумал, когда приглашал тебя немного пройтись, – согласился он. – Это было чертовски умно с моей стороны, ты не находишь?

Но он, пожалуй, в корне изменил бы мнение о собственной находчивости, если бы знал о том, что через десять минут после их ухода на пороге дома мисс Уичвуд появился мистер Карлетон.

Лимбури, открывший ему дверь, заявил, что мисс Уичвуд никого не принимает. По его словам, хозяйке нездоровится и она еще не выходила из своей комнаты.

– Да, мне уже сообщили об этом, – сказал мистер Карлетон. – Передайте ей мою визитку, будьте любезны.

Лимбури принял у него визитную карточку и с поклоном сказал:

– Я распоряжусь, чтобы ее отнесли в комнату мисс Уичвуд, сэр.

– Ну так не заставляйте меня торчать на пороге! – нетерпеливо бросил мистер Карлетон.

Лимбури, прекрасный дворецкий, растерялся, поскольку ему еще никогда не доводилось иметь дело с утренними визитерами калибра мистера Карлетона. Он не умел управляться с вульгарными особами: никто из друзей мисс Уичвуд не потребовал бы впустить его в дом, если бы ему сказали, что хозяйка никого не принимает; а сэр Джеффри, которому, как прекрасно знал Лимбури, очень не нравился мистер Карлетон, наверняка пожелал бы, чтобы его вообще не пускали на порог.

– Сожалею, сэр, но вы не можете увидеться с мисс Уичвуд. Сегодня первый день, когда она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы посидеть часок-другой, и ее горничная говорила мне, что у нее едва достало сил пройти от кровати до софы. Поэтому я не сомневаюсь, что вы понимаете, почему вам нельзя увидеться с ней сейчас.

– Нет, не понимаю, – сказал мистер Карлетон, грубо отталкивая его в сторону и входя в холл. – Закройте дверь! А теперь немедленно отнесите мою карточку своей хозяйке и передайте ей, что я хочу ее видеть!

Лимбури был до глубины души возмущен бесцеремонным вторжением мистера Карлетона и выполнять столь безапелляционные распоряжения не собирался. Он уже вознамерился дать незваному гостю достойный отпор, когда в голову ему закралось подозрение, которое позже он описывал его миссис Уордлоу как «внезапное озарение», что имеет дело с безумно влюбленным мужчиной. Джентльмену в таком состоянии многое можно простить, и посему он обратился к мистеру Карлетону тем же отеческим тоном, с каким разговаривал с мастером Томом:

– Вы же понимаете, что я не могу этого сделать, сэр! Я передам мисс Уичвуд, что вы заходили, но не рассчитываете же вы увидеться с нею, когда она только-только встала с кровати!

– Я не только рассчитываю, но и непременно увижусь с нею, – ответил мистер Карлетон.

К счастью для Лимбури, неловкая ситуация разрешилась с появлением Джарби, которая спустилась по лестнице, присела в намеке на реверанс и осведомилась:

– Вы желаете видеть мисс Уичвуд, сэр?

– Не только желаю, но и намереваюсь! Вы ее горничная?

– Да, сэр, именно так.

– Отлично! Я слышал от нее о вас и думаю, что зовут вас Джарби и вы прожили с мисс Уичвуд много лет. Я прав?

– Я служу ей еще с тех пор, как она была ребенком, сэр.

– Отлично! Значит, вы должны хорошо ее знать и можете сказать мне, повредит ли ей встреча со мной.

– Не думаю, что повредит, сэр, но я не могу взять на себя ответственность и заявить, что она согласится принять вас.

– Так спросите у нее!

Она несколько мгновений бесстрастно разглядывала его, после чего ответила:

– Безусловно, сэр. Если вы соблаговолите подождать в гостиной, я непременно сделаю это.

Она повернулась и величественно поднялась по ступенькам, а Лимбури, оправившись от шока, вызванного тем, что самая неумолимая из домочадцев беспрекословно повиновалась возмутительному распоряжению мистера Карлетона, сопроводил того в гостиную. Столь беспрецедентная ситуация чрезвычайно его заинтересовала, и он наслаждался ею, уже не опасаясь гнева сэра Джеффри, потому что теперь, если тот все-таки рассердится на него, он сможет свалить вину за вторжение мистера Карлетона на Джарби.

Мистеру Карлетону не пришлось ждать долго. В гостиную вернулась Джарби и сообщила:

– Мисс Эннис будет счастлива видеть вас, сэр. Прошу вас следовать за мной.

Она провела его на второй этаж, остановилась на лестничной площадке и сказала:

– Должна предупредить вас, сэр, что мисс Эннис по-прежнему чувствует себя неважно. Лихорадка утомила ее, как вы сами увидите, и я надеюсь, что вы не станете волновать ее.

– Я тоже надеюсь на это, – ответил он.

Похоже, она удовлетворилась его ответом, поскольку распахнула дверь в спальню мисс Уичвуд и пригласила его войти, сообщив голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций:

– Мистер Карлетон, мисс.

Она задержалась на мгновение, держа дверь открытой нараспашку, поскольку всего несколько минут назад, когда она доложила своей хозяйке о приходе мистера Карлетона, мисс Уичвуд пришла в чрезвычайное волнение и, кажется, не могла решить, хочет она его видеть или нет. Она полулежала на софе, а тут попыталась вскочить на ноги, растерянно бормоча:

– Мистер Карлетон? О нет, я не могу… Джарби, ты, должно быть, шутишь надо мной? Он и в самом деле здесь? О, ну почему он вернулся в тот момент, когда я измучена и выгляжу как не знаю кто? Я не приму его! Он невыносимый… О, что же мне делать?

– Что ж, мисс, если вы желаете, чтобы я отослала его прочь, я попробую сделать это, но, судя по его виду, уж скорее это он велит мне не путаться под ногами и взбежит по лестнице. Не успеете вы опомниться, как он постучит в вашу дверь, если вообще не войдет без стука, что меня ничуть не удивит.

Мисс Уичвуд неуверенно рассмеялась.

– Невозможный человек! Забери сейчас же эту ужасную шаль! Если уж я должна принять его, то, по крайней мере, не лежа на софе, как умирающая.

Итак, когда мистер Карлетон вошел, он увидел мисс Уичвуд сидящей на софе. Шлейф платья мягкими складками лежал у ее ног, а роскошные золотистые волосы были убраны под кружевной чепчик. Ей достало самообладания произнести недрогнувшим голосом:

– Как поживаете? Вы должны простить меня за то, что я принимаю вас в таком виде: полагаю, Джарби сообщила вам, что мне нездоровилось и что мне еще не разрешается выходить из своей комнаты.

С этими словами она попыталась было встать, но колени у нее дрожали так сильно, что ей пришлось ухватиться за подлокотник софы, чтобы не упасть. Пока она сражалась с собой, мистер Карлетон, в два шага пересекший комнату, подхватил ее на руки, прижал к себе и страстно поцеловал.

– О! – ахнула мисс Уичвуд, предпринимая слабую попытку оттолкнуть его. – Как вы смеете? Отпустите меня немедленно!

– Вы упадете, если я это сделаю, – ответил он и вновь поцеловал ее.

– Нет-нет, прекратите немедленно! О, вы просто невыносимы! Лучше бы я никогда не встречала вас! – заявила мисс Уичвуд, оставив бесплодные попытки освободиться, и покорно прижалась к его груди, оросив ее слезами.

В это мгновение Джарби, мрачно улыбнувшись, вышла из комнаты, сочтя, очевидно, что мистер Карлетон вполне способен справиться с мисс Уичвуд и без ее помощи.

– Не плачьте, моя милая гусыня! – сказал мистер Карлетон, в третий раз целуя мисс Уичвуд, на сей раз в шею – единственное доступное ему место, поскольку она по-прежнему прятала лицо у него на груди.

Сдавленный смешок подсказал, что чувство юмора мисс Уичвуд пережило даже приступ инфлюэнцы.

– Я не гусыня!

– Я этому не поверю, пока вы не перестанете лить слезы, – строго заявил он. Он подхватил ее на руки и усадил на софу, сам присел рядом, взял ее руки в свои и поцеловал в розовые ладошки. – Бедная моя! – сказал он. – Вам пришлось нелегко, не правда ли?

– Да, и с вашей стороны очень невежливо называть меня «бедной»! – сказала она, вновь пытаясь обрести насмешливый тон. – Вы сейчас дали мне понять, что я превратилась в свою противоположность. Совсем недавно зеркало уже показало мне, что я сама на себя не похожа, так что ваши слова не стали для меня потрясением.

– Ваше зеркало лжет. Я не заметил в вас никаких перемен, разве что вы выглядите чуточку бледнее, что мне не очень-то нравится, и носите чепчик, чего я за вами ранее не замечал. – Он окинул ее критическим взором и с одобрением сказал: – Он вам очень идет! Но я предпочитаю видеть ваши золотистые кудри. Вы сочтете обязательным носить чепчик, когда мы поженимся?

– Но… разве мы собираемся пожениться? – осведомилась она.

– Разумеется, собираемся! Неужели вы полагаете, что я готов предложить вам carte blanche?

Она рассмеялась.

– Я бы ничуть не удивилась, потому что вы положительно невыносимы, вы знаете об этом?

– Ничуть не удивились бы? – повторил он.

Она опустила глаза и, встретившись с его жестким взглядом, заметила:

– Не надо столь гневно смотреть на меня! Я всего лишь пошутила. Разумеется, я бы удивилась, и даже очень.

– Это совсем не смешно! Или вы боитесь, что я буду вам неверен? И поэтому вы спросили: «Разве мы собираемся пожениться?», словно до сих пор сомневаетесь в этом?

– Нет, этого я не боюсь. В конце концов, если вы вдруг продемонстрируете неверность, винить в этом я должна буду только себя, не так ли?

Выражение его глаз смягчилось, и он улыбнулся.

– Не думаю, что найдется много людей, которые согласятся с тем, что в моих грехах повинны вы.

– Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, согласится со мной, потому что, если вы обзаведетесь любовницей, это будет означать, что я вам прискучила.

– Что ж, в таком случае нам не о чем беспокоиться. Но все-таки сомнения у вас еще остаются, верно?

– Только не тогда, когда вы рядом со мной, – застенчиво призналась она. – А вот когда я остаюсь одна и думаю обо всех сложностях – о том, какой это будет большой и важный шаг и как это не понравится моему брату, я спрашиваю себя, не будет ли замужество за вами ошибкой. Но потом я думаю, что еще большей ошибкой будет не выйти за вас замуж, и все заканчивается тем, что я не знаю, чего хочу. Мистер Карлетон, вы уверены, что хотите жениться на мне и что я… не очередное ваше мимолетное увлечение?

– Вы хотите спросить у меня, уверен ли я в том, что мы будем счастливы?

– Да, пожалуй, именно это я и имею в виду, – вздохнула она.

– Мне нечего вам ответить. Как я могу быть уверенным в том, что мы будем счастливы, когда ни у кого из нас нет опыта семейной жизни? Я могу лишь сказать, что совершенно уверен в своем желании жениться на вас и не сомневаюсь в том, что вы не «очередное мимолетное увлечение»… и вообще, что за дурацкие вопросы вы мне задаете? Если бы я оказался настолько тупым, что предложил одной из своих пассий выйти за меня замуж, то сейчас я уже не был бы холостяком. Есть и еще кое-что, в чем я совершенно уверен. Ни одна из тех милашек, с кем сводила меня судьба, не вызывала у меня таких чувств, какие вызываете вы, и никогда в жизни я ничего так не хотел, как того, чтобы вы стали моей, дабы любить, преклоняться и оберегать вас. Эннис, черт возьми, ну как мне убедить вас в том, что я люблю вас всей душой? – Он вдруг умолк и резко поинтересовался: – Что я сказал такого, что вы плачете? Отвечайте!

– Ничего! Я сама не знаю, отчего плачу. Должно быть, это потому, что я так счастлива, а до этого чувствовала себя совершенно несчастной, – ответила она, вытирая слезы и пытаясь улыбнуться.

Мистер Карлетон вновь заключил ее в свои объятия.

– Ты совсем запуталась, родная моя. Черт бы побрал эту дамочку, которая заразила тебя инфлюэнцей! Поцелуй меня.

– Ни за что! – ответила мисс Уичвуд, улыбаясь сквозь слезы. – С моей стороны это был бы крайне неприличный поступок, а ты не имеешь никакого права приказывать мне, словно я одна из твоих пассией, и я не потерплю, чтобы со мной обращались столь бесцеремонно.

– Оса! – пробормотал мистер Карлетон и положил конец дальнейшей дискуссии, прильнув к ее губам.

Ни один из прежних ее кавалеров не осмеливался даже обнять ее за талию, потому что, хотя она и не отказывалась от легкого флирта, никогда не давала повода своим ухажерам надеяться на более близкие отношения. Себе она говорила, что, наверное, такова ее натура – холодная и целомудренная, поскольку одна только мысль о том, что ее может поцеловать и, по ее выражению, неумело терзать какой-либо джентльмен, приводила ее в содрогание. Однажды она призналась в этом Амабель, после чего втайне сочла реакцию невестки на свои слова глупой, сентиментальной и не заслуживающей ни малейшего внимания. Амабель сказала ей:

– Когда ты полюбишь, дорогая, то это отнюдь не покажется тебе отвратительным, обещаю.

И милая, но глупая Амабель оказалась права! Когда мистер Карлетон сжал мисс Уичвуд в объятиях и безжалостно поцеловал, это вовсе не показалось ей отвратительным, а когда он повторил свою попытку, то она сочла вполне естественным ответить на его ласку. Он ощутил дрожь возбуждения, пробежавшую по ее телу, и крепче прижал ее к себе, но в это мгновение раздался стук в дверь. Мисс Уичвуд поспешно отпрянула от него, воскликнув:

– Осторожнее! Это вполне может быть моя сестра или Мария.

Она ошиблась. Вошла самая юная из трех служанок, держа в руках поднос, на котором стояли кувшин и стакан. Увидев мистера Карлетона, девушка замерла на пороге и уставилась на него, как кролик на удава.

– Какого дьявола вам нужно? – пожелал узнать мистер Карлетон, раздраженный сверх всякой меры, что, впрочем, было вполне простительно.

– Прошу прощения, сэр, но мне ничего не нужно! – пролепетала служанка, дрожа от страха. – Я не знала, что мисс принимает посетителя. Миссис Уордлоу велела мне отнести мисс свежий ячменный отвар, поскольку Бетти больна.

– Ячменный отвар? – с отвращением переспросил мистер Карлетон. – Боже милосердный! Неудивительно, что ты пребываешь в столь подавленном расположении духа, если они пичкают тебя такой гадостью!

– Он с лимоном, сэр, – поспешила заверить его служанка.

– Тем хуже! Унесите его и скажите Лимбури, чтобы прислал бургундского. Это я приказываю!

– Да, сэр, н-но что мне сказать миссис Уордлоу, п-прошу прощения?

Мисс Уичвуд почла за благо вмешаться.

– Тебе не нужно ничего ей говорить, Лиззи. Просто поставь ячменный отвар на стол, а Лимбури передай, чтобы он прислал бутылку бургундского для мистера Карлетона. А когда его принесут, пить его ты будешь сам, – заявила она своему гостю, после того как Лиззи поспешно выскочила за дверь. – Мне оно не нужно!

– Ты можешь думать, как тебе угодно, но вино – именно то, что тебе сейчас требуется, – парировал он. – Этак они в следующий раз принесут тебе тарелку жидкой овсяной каши.

– О нет! – с наигранной серьезностью отозвалась мисс Уичвуд. – Доктор Тидмарш сказал, что теперь, раз мне стало лучше, я могу съесть немного курятины. Или даже кусочек вареной баранины.

– Какой соблазн! – с сарказмом заметил он.

Она улыбнулась.

– Говоря по правде, у меня совершенно нет аппетита, так что какая разница, что мне принесут?

– О, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас оказалась под моей крышей!

– Чтобы вы силой заставили меня съесть ужин, мистер Карлетон? Это мне совсем не нравится, – заявила она, качая головой.

– Если ты не прекратишь величать меня «мистером Карлетоном», мы поссоримся!

– Ой, как страшно! Пожалуй, лучше послушаться… Оливер! Если мы поругаемся, это будет просто отвратительно!

Он улыбнулся и поднес ее руку к своим губам.

– И впрямь отвратительно. Небывалый случай!

– Это очень мило с твоей стороны – целовать мне руку, – строго заявила мисс Уичвуд, – но ты должен пообещать, что больше никогда не будешь ссориться со мной. Но поскольку после знакомства с тобой я уже успела убедиться, что ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как следует вести себя с женщиной, то, полагаю, с моей стороны было бы глупо ожидать этого от тебя.

– Еще как! Я никогда не обещаю того, что не в состоянии исполнить.

– Ты невыносим!

Он широко улыбнулся.

– А что, я бы не был таким, если бы осыпал тебя лживыми обещаниями? Разумеется, мы будем ссориться, потому что у меня отвратительный характер, а ты, слава богу, не из тех покорных женщин, которые на все отвечают «да» и «аминь»! Вот, кстати, хорошо, что вспомнил: я решил проблему с Лусиллой и очень надеюсь, что ты ответишь «да» и «аминь».

– Но когда мы поженимся, она, естественно, будет жить с нами!

– О нет, не будет! – сказал он. – Если ты полагаешь, любимая, что я готов смиренно стоять в сторонке, пока моя супруга самозабвенно отдает всю себя моей племяннице, то можешь забыть об этой идиотской идее. Ты только подумай! Неужели ты действительно хочешь, что в нашем доме оказался третий лишний, причем особа, которую непременно надо сопровождать всюду, куда бы она ни направилась? А если ты этого все-таки хочешь, то я категорически против! Мне нужна жена, а не дуэнья для племянницы! – Он бережно взял ее руки в свои. – Товарищ и спутник, Эннис! Тот, кто сможет сказать, когда я предложу съездить в Париж, что не имеет ни малейшего намерения ехать туда, а не ответит: «Но как же я могу оставить Лусиллу одну?» Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Разумеется, понимаю, дорогой мой! Мне тоже не хочется, чтобы рядом с нами появился кто-то третий, и я должна признать, что, как бы ни нравилась мне Лусилла, задача опекать ее оказалась куда тяжелее, чем я полагала изначально. Но как это будет жестоко – отправить ее жить к кому-то постороннему, причем только потому что ее присутствие доставляет нам неудобства. Другое дело, если бы она знала и любила кого-либо из своих теток или кузин, но чего нет, того нет, а благодаря этой ее злосчастной миссис Эмбер у бедной девочки есть только те друзья, которыми она обзавелась здесь, в Бате.

– Да, именно так. Что ты скажешь насчет того, чтобы передать ее под опеку миссис Стинчкомб, пока ей не придет время совершить свой первый выход в свет?

Мисс Уичвуд едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Оливер! Разумеется, это то, что надо для нее, и я уверена, что она будет в восторге. Но вот согласится ли миссис Стинчкомб взять ее к себе?

– Согласится, и с радостью! Собственно говоря, сегодня утром мы договорились с ней обо всем. Я пришел к тебе прямо с Лаура-Плейс. Это ведь миссис Стинчкомб сообщила мне, что ты больна и… о господи, что еще на этот раз?

Робкий стук в дверь возвестил о повторном появлении Лиззи; девушка вошла в комнату с серебряным подносом, на котором стоял графин, два лучших фужера уотерфодского стекла из коллекции мисс Уичвуд и деревянная корзинка для печенья с серебряной крышкой. Мистер Карлетон, заметив, что графину грозит неминуемое падение, поскольку тот уже заскользил по подносу, быстро поднялся на ноги и забрал у служанки ее ношу, заметив:

– Вот хорошая девочка! А теперь беги.

– Да, сэр! Благодарю вас, сэр! – пролепетала Лиззи и выскользнула из комнаты с такой поспешностью, словно спасалась бегством из клетки с тигром.

Мисс Уичвуд, с некоторым удивлением глядя на драгоценные фужеры уотерфордского стекла, сказала:

– Хотела бы я знать, с чего это Лимбури решил прислать мои лучшие бокалы? Я достаю их только для вечеринок. Полагаю, ты напугал его до полусмерти, точно так же, как бедную Лиззи.

– Ничего подобного! – отозвался мистер Карлетон, наливая бургундское в один из бокалов. – Лимбури очень верно оценил положение. Хорошие дворецкие нюхом чуют, когда речь заходит о сватовстве. Держи, любовь моя, и посмотрим, подбодрит ли тебя мое лекарство.

Мисс Уичвуд взяла фужер, но не стала пить вино, подождав, пока к ней присоединится мистер Карлетон. Поэтому он наполнил свой фужер и уже поднял его, готовясь произнести тост, когда в комнату в страшном волнении ворвалась мисс Фарлоу, замерла на пороге как вкопанная и воскликнула:

– Ага!

От неожиданности мисс Уичвуд расплескала вино. Поставив фужер на стол, она попыталась носовым платком оттереть пятна с подола своего платья, сердито заметив при этом:

– Мария, что за новости? Смотрите, что вы наделали! Что вам нужно?

– Я здесь для того, Эннис, чтобы уберечь вас от последствий вашего собственного безрассудства! – заявила мисс Фарлоу. – Как вы можете принимать мужчину в своей спальне, да еще в пеньюаре?! Сэр, я вынуждена просить вас немедленно удалиться!

– Вы хотите сказать мне, что это пеньюар? – перебил ее мистер Карлетон, в глазах которого засверкали опасные огоньки. – Что ж, в таком случае он самый элегантный из всех, что мне выпало счастье лицезреть, хотя, должен признать, я повидал их немало, а заплатил за них еще больше.

– Ради всего святого, Оливер! – умоляюще прошептала мисс Уичвуд.

Дрожа от возмущения при виде столь вопиющего пренебрежения приличиями, мисс Фарлоу заклеймила позором манеры мистера Карлетона, его нравственные устои и игнорирование им правил хорошего тона, коими должен руководствоваться мужчина, притязающий на то, чтобы называть себя джентльменом. С губ мистера Карлетона уже готов был сорваться язвительный ответ, но он сдержался, заметив, что мисс Уичвуд не получает ни малейшего удовольствия от стычки, и ограничился тем, что сказал:

– Что ж, мадам, теперь, когда вы убедили меня в том, что я пал настолько низко, что не заслуживаю снисхождения, могу я предложить вам удалиться из этого гнезда порока?

– Ничто, – провозгласила мисс Фарлоу, – не заставит меня покинуть эту комнату, пока вы остаетесь в ней, сэр! Уж не знаю, каким способом вы сумели сюда ворваться…

– Мария, ради бога, перестаньте нести эту несусветную чушь и уходите! – взмолилась мисс Уичвуд. – Мистер Карлетон не врывался в мою комнату. Он пришел по моему приглашению, и если мне придется и дальше выслушивать ваши напыщенные вопли, у меня будет нервный срыв.

– Сэр Джеффри поручил вас моему попечению, Эннис, и никто не посмеет упрекнуть меня в том, что я обманула его доверие! Поскольку Джарби пренебрегла своими обязанностями, что меня ничуть не удивляет, поскольку я всегда полагала, что вы предоставили ей слишком большую свободу, так что она возомнила о себе невесть что…

– Ох, да замолчите же вы, женщина! – сказал мистер Карлетон, подходя к двери и распахивая ее настежь. – Мисс Уичвуд попросила вас удалиться, и я имею намерение проследить, чтобы вы выполнили ее просьбу. Не заставляйте меня ждать!

– И оставить свою дорогую подопечную без защиты? Никогда! – героически провозгласила мисс Фарлоу.

– Ох, ради бога! – вспылил мистер Карлетон, потеряв всяческое терпение. – Что, по-вашему, я могу сделать с нею, черт бы вас побрал? Изнасиловать ее? Я даю вам тридцать секунд, чтобы убраться из этой комнаты, и если по истечении этого времени вы не окажетесь по другую сторону двери, я выставлю вас силой!

– Мужлан! – заверещала мисс Фарлоу и разрыдалась. – Угрожаете насилием беззащитной женщине! Ну подождите, об этом узнает сэр Джеффри!

Он не обращал на ее вопли внимания, многозначительно глядя на часы. Мисс Фарлоу заколебалась, разрываясь между страхом и геройскими намерениями. Он защелкнул крышку часов, опустил их в карман и решительно шагнул к ней. Мужество изменило мисс Фарлоу. Пронзительно взвизгнув, женщина выбежала из комнаты.

Мистер Карлетон закрыл за ней дверь и посвятил себя куда более благодарной задаче, принявшись успокаивать расшатанные нервы мисс Уичвуд, в чем и преуспел настолько, что вскоре ее учащенный пульс вернулся к нормальному ритму и она не только допила бургундское, что еще оставалось в ее фужере, но и отщипнула кусочек печенья.

Состояние же мисс Фарлоу было куда менее благостным. Джарби, топтавшаяся на лестничной площадке, сообщила ей, что мисс Уичвуд принимает посетителя и не желает, чтобы ее беспокоили, и это пробудило в кузине жгучую ревность. Она заявила Джарби, что та не имела никакого права пускать визитера в комнату мисс Уичвуд, и неблагоразумно добавила:

– Прежде чем сделать это, вам следовало спросить разрешения у меня или ее светлости. Кто этот посетитель?

– Тот, кто принесет ей куда больше пользы, чем вы, мисс! – злорадно ответствовала Джарби. – Это мистер Карлетон!

Поначалу мисс Фарлоу не поверила своим ушам, а потом ужаснулась до глубины души. По ее целомудренному разумению, каждый мужчина, за исключением, разумеется, докторов, отцов и братьев, нес в себе потенциальную угрозу девичьей добродетели. Даже если бы лорд Бекенхем заперся с мисс Уичвуд в ее комнате, она сочла бы своим святым долгом указать ему на неуместность посещения леди в ее спальне, да еще когда та одета лишь в пеньюар поверх ночной рубашки. Но лорд Бекенхем – истинный джентльмен! – никогда бы не позволил себе скомпрометировать женщину столь скандальным образом. Что до Эннис, которая не только терпела, но и поощряла мистера Карлетона в его нечестивом поведении, то можно было лишь предположить, что ее бедная кузина лишилась рассудка. Поскольку ей, беззащитной женщине, не удалось заставить этого мужлана покинуть комнату мисс Уичвуд, то у нее оставался только один выход: немедленно довести всю эту прискорбную историю до сведения сэра Джеффри, как только он вернется с прогулки вместе с леди Уичвуд. С этим намерением она и устремилась вниз по лестнице, мысленно репетируя свою роль в предстоящей драме и доводя себя до истерического исступления. Она накинулась на сэра Джеффри в тот момент, когда тот собирался войти в гостиную.

Несколькими минутами ранее он вернулся с прогулки с леди Уичвуд. К счастью для его супруги, она немедленно удалилась в детскую, дабы удостовериться, что Том ничуть не пострадал во время своей первой после болезни экскурсии в сад, и была избавлена от необходимости выслушивать ужасные новости, которые с нетерпением готова была пересказать ей мисс Фарлоу.

А вот сэру Джеффри повезло куда меньше. Освежившись бокалом шерри, он поднялся по лестнице на второй этаж, где его тут же атаковала мисс Фарлоу, которая нетвердой походкой спустилась по лестнице и с надрывом возопила:

– Кузен Джеффри! О, кузен Джеффри! Слава богу, вы пришли!

Сэр Джеффри с неудовольствием уставился на нее. Он как-то не привык иметь дело с женщинами, чье душевное здоровье пребывало в состоянии расстройства, и уже успел проникнуться стойкой неприязнью к мисс Фарлоу. Не скрывая раздражения, он проворчал:

– Что, черт возьми, с вами происходит, Мария?

– О, ничего, ровным счетом ничего, если не считать того, что еще никогда в жизни я не была настолько шокирована! Это Эннис! Вы должны немедленно подняться к ней в комнату!

– Вот как? – удивленно пробормотал сэр Джеффри. – Эннис? А что с ней стряслось?

– Не знаю, как и сказать вам об этом! Если бы я не считала это своим священным долгом, то не смогла бы заставить себя рассказать вам о том, отчего у вас волосы встанут дыбом! – выпалила мисс Фарлоу, наслаждаясь каждым мгновением разворачивающейся драмы.

Терпение у сэра Джеффри наконец лопнуло, и он вспылил:

– Ради бога, Мария, прекратите вести себя так, словно разыгрываете дешевую роль в челтенхемской трагедии, и скажите мне, что привело вас в такое возбуждение! Волосы встанут дыбом – надо же такое придумать! А теперь не разводите истерику и отвечайте. Что случилось с моей сестрой?

– Все! – коротко заявила мисс Фарлоу, не желая расставаться с самой главной ролью в своей жизни.

– Вздор! – заявил сэр Джеффри. – У меня складывается впечатление, будто у вас не все в порядке с головой, Мария! И оставьте в покое мои волосы! Что стряслось с моей сестрой?

– Этот мужчина, – разоблачительным тоном начала мисс Фарлоу, – заперся с нею с тех самых пор, как вы и дорогая леди Уичвуд ушли из дома! И он по-прежнему там! Знай я о том, что он ворвется в дом и что Джарби настолько забудет о своих обязанностях, что пропустит его в спальню Эннис – нет сомнения, он подкупил ее! – я призвала бы на помощь Джеймса, чтобы он вышвырнул его за порог! Но я была с Томом в саду и ничего не знала до тех пор, пока не вернулась домой, и уже собралась заглянуть в спальню Эннис, когда Джарби остановила меня, заявив, что Эннис занята. «Занята?» – спросила я. «У нее посетитель, и она не желает, чтобы ее беспокоили», – ответила Джарби. Можете не сомневаться, что я тут же настояла на том, чтобы она сказала мне, кто этот визитер, что посмел навестить Эннис, не испросив у вас позволения. И тогда Джарби сказала мне, что это тот мужчина!

– Какой мужчина? – пожелал узнать сэр Джеффри.

– Мистер Карлетон! – с содроганием ответила мисс Фарлоу.

– Карлетон? Какого дьявола он делает в комнате моей сестры?

– Бражничает! – выпалила мисс Фарлоу, желая поразить сэра Джеффри в самое сердце.

И ничего не случилось. Сэр Джеффри раздраженно заявил:

– Перестаньте молоть чушь, Мария! Не то вы заявите, что и моя сестра предается пьянству!

– Увы, так оно и есть!

– Мне почему-то кажется, что это вы хватили лишнего, – сурово заявил сэр Джеффри. – Вам лучше пойти к себе и проспаться.

С этими словами он стал подниматься по лестнице на третий этаж, не обращая внимания на ее протесты и уверения, что она никогда не прикасалась к крепкому алкоголю, равно как и обращенные к нему пламенные призывы выслушать ее.

Он без всяких церемоний вошел в комнату мисс Уичвуд, и глазам его предстала немая сцена: его сестра сидела на софе рядом с мистером Карлетоном, опираясь на его руку и положив голову ему на плечо.

– Клянусь честью! – голосом, не предвещающим ничего доброго, воскликнул сэр Джеффри. – Что, черт меня побери, все это значит?

– О, прошу тебя, не кричи! – сказала мисс Уичвуд и выпрямилась.

Мистер Карлетон поднялся на ноги.

– Как поживаете, Уичвуд? Я ждал вас. Полагаю, вы знаете, что здесь, черт побери, происходит, но, прежде чем мы начнем говорить об этом, я хочу знать, для чего вы подсунули эту отвратительную и вздорную особу своей сестре? Еще никогда в жизни я не встречал никого, кто нес бы столь откровенную чушь, не имея при этом ни малейшего представления о том, как нужно ухаживать за больными! Она ворвалась сюда в тот самый момент, когда я уговорил Эннис выпить бокал бургундского, которое, да будет мне позволено заметить, принесет ей куда больше пользы, нежели ячменный отвар. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы она и на ужин выпила бокал, хорошо? Эта особа имела наглость заявить, что ничто на свете не заставит ее покинуть комнату, пока в ней остаюсь я! Я могу лишь предполагать, что она думала, будто Эннис грозит опасность быть изнасилованной. Если бы я не пригрозил вышвырнуть ее вон, она бы торчала тут до сих пор, расстраивая Эннис своей безумной болтовней и причитаниями, но я не позволю ей или кому-либо еще причинить Эннис вред.

Сэр Джеффри откровенно недолюбливал Карлетона, но тут вдруг обнаружил, что проникся к нему таким сочувствием, что, вместо того чтобы с холодным достоинством попросить его покинуть дом, как он намеревался сделать изначально, сказал:

– Я не подсовывал ее Эннис! Я всего лишь высказал Эннис предположение, что она может стать для нее подходящей компаньонкой.

– Подходящей?! – с нескрываемым презрением осведомился мистер Карлетон.

Сэр Джеффри в ярости уставился на него, но, будучи человеком справедливым, счел себя обязанным отметить:

– Нет, разумеется, она не подходит Эннис по всем статьям, но ведь тогда я не знал, что она бестолковая балаболка, а вплоть до сегодняшнего дня не подозревал и о том, что у нее не все дома. Я непременно позабочусь о том, чтобы она не приближалась к Эннис ни на шаг, хотя какое право вмешиваться в это дело есть у вас, я совершенно не понимаю! Более того, я полагаю, что вы должны предоставить мне позаботиться о своей сестре!

– Что, – заявил мистер Карлетон, – возвращает нас к началу нашего разговора. Ваша сестра, Уичвуд, оказала мне честь принять мое предложение руки и сердца. Вот что все это значит, а заодно и объясняет, по какому праву я забочусь о ее благополучии.

– Я этого не допущу! – заявил сэр Джеффри. – Я решительно отказываюсь дать согласие на брак, который не одобряю категорически!

– Ох, Джеффри, перестань! Прошу тебя, не будем ссориться! – взмолилась мисс Уичвуд, прижимая пальцы к пульсирующим от боли вискам. – Из-за вас обоих у меня опять разболелась голова! Мне очень не хочется разочаровывать тебя, Джеффри, но я уже давно не глупая выпускница пансиона, и я решила выйти замуж за Оливера осознанно, а не повинуясь минутному порыву. Что до твоего согласия, то оно вовсе не требуется. Я уже совершеннолетняя, а не твоя подопечная, коей никогда и не была, так что ты не сможешь помешать моему браку с Оливером.

– Это мы еще посмотрим! – с угрозой процедил он. – Позволь мне объяснить тебе кое-что…

– Не нужно этого делать! – вмешался мистер Карлетон. – Она слишком утомлена, чтобы вести долгие разговоры. Лучше объясните все мне. Давайте пройдем с вами в библиотеку и там обсудим этот вопрос в приватном порядке. Без вмешательства женщин сделать это будет гораздо легче, не правда ли?

Его слова заставили мисс Уичвуд поднять голову и, оторвав пальцы от висков, она с негодованием заявила:

– Это не имеет никакого отношения к Джеффри! А если ты думаешь, что я покорно останусь здесь, пока вы там будете…

– Тише, тише! – сказал мистер Карлетон. – Где же твоя благопристойность? Твой брат, как того требуют правила приличия, желает узнать, каковы мои обстоятельства и какие условия брачного соглашения я намерен тебе предложить…

– Ничего подобного! – гневно прервал его сэр Джеффри. – Всем известно, что вы буквально купаетесь в деньгах, и брачное соглашение тут совершенно ни при чем, потому что, если мое слово хоть что-нибудь значит, никакого брака не будет!

– Твое мнение ничего не значит, Джеффри, и у тебя нет никакого права вмешиваться в мои дела.

– Нет, это зашло слишком далеко! – сказал мистер Карлетон. – Может, у него и нет права вмешиваться, зато он имеет полное право попытаться разубедить тебя не совершать, по его мнению, роковой ошибки и не выходить за меня замуж. Что же он за брат, если не предпримет подобной попытки!

Сбитый с толку, сэр Джеффри, растерянно моргая, уставился на него.

– Что ж… я рад уже хотя бы тому, что вы понимаете это, – запинаясь, пробормотал он.

– Зато я ничего не понимаю! – вставила мисс Уичвуд.

– Ну разумеется! – успокаивающе сказал мистер Карлетон. – Сейчас ты скажешь, что твое замужество не касается и меня, моя любимая гусыня! Поэтому давайте отложим этот разговор до завтра. О нет! Не смотри на меня так! Я никогда не спорю и не ссорюсь с женщинами, которые настолько плохо себя чувствуют, что не могут составить мне конкуренцию.

Мисс Уичвуд поперхнулась смехом.

– Нет, ты положительно невыносим! – вздохнула она.

– Вот это уже больше похоже на тебя, – одобрительно заметил мистер Карлетон. Склонившись над ней, он поцеловал ее. – Ты устала, и тебе лучше прилечь, моя сладкая. Пообещай мне, что не встанешь с постели до завтра!

– Сомневаюсь, что способна на это, даже если очень захочу, – с горечью призналась она. – Но если вы с Джеффри намерены повздорить из-за меня…

– Для ссоры нужны двое участников. Не могу говорить за Уичвуда, но у меня нет намерения ссориться с ним, так что ты можешь быть спокойна на этот счет.

– Спокойна? Когда ты всю свою жизнь ссоришься и оскорбляешь людей без всяких на то причин?! Я просто не могу успокоиться!

– Оса! – пробормотал он и вышел из комнаты, подталкивая перед собой сэра Джеффри. – Я не очень высокого мнения о вашей стратегии, Уичвуд, – сказал он, когда они стали спускаться по лестнице. – Оскорбляя меня, вы ничего не добьетесь – она лишь разозлится на вас.

Сэр Джеффри чопорно ответил:

– Считаю своим долгом заявить вам, Карлетон: сама мысль о том, что моя сестра намерена выйти замуж за человека вашего пошиба… вызывает у меня отвращение!

– Вы уже говорили об этом.

– Я не хочу оскорблять вас, но не считаю вас подходящим мужем для своей сестры.

– О, вы меня ничуть не оскорбляете! Я очень вам сочувствую, и на вашем месте я испытывал бы те же самые чувства.

– Нет, клянусь честью! – ахнул сэр Джеффри. – Вы самый необычный малый из всех, что я встречал в своей жизни!

– В самом деле? – ответствовал мистер Карлетон, с улыбкой глядя на него. – Только потому, что я согласен с вами?

– Если вы согласны со мной, то меня удивляет, почему вы сделали предложение Эннис.

– А-а, но это же совсем другое дело!

– Что ж, считаю своим долгом предостеречь вас, хотя полагаю неприятным говорить на эту тему с женщинами тонкой душевной организации, что намерен сообщить Эннис, почему я полагаю вас неподходящим кандидатом на роль ее супруга.

Мистер Карлетон коротко рассмеялся.

– Господи, Уичвуд, не будьте идиотом! – сказал он. – Ей прекрасно известна моя репутация! Говорите ей все, что хотите, только не сегодня, договорились? Я не хочу, чтобы она расстраивалась, а это случится непременно, если вы начнете надоедать ей своими разговорами. Прощайте! Мои наилучшие пожелания леди Уичвуд!

Кивнув на прощание, он исчез, оставив сэра Джеффри теряться в догадках относительно того, что же он все-таки за человек. В подавленном настроении тот направился в гостиную и, когда немного погодя к нему присоединилась леди Уичвуд, сообщил ей, что она оказалась права в своих предсказаниях, с тяжелым вздохом добавив, что не знает, как помешать этому союзу.

– Боюсь, что здесь уже ничего нельзя сделать, дорогой. Я понимаю, что тебе это не нравится. И это совсем не то, чего хотела бы для нее я, но я же вижу произошедшие в ней перемены! Я только что была у нее, и она, хотя очень устала, выглядит намного лучше. Она так счастлива, что я поняла: бесполезно и даже неправильно убеждать ее отказаться от этого брака. Поэтому мы должны смириться и надеться на то, что Карлетон не будет продолжать… вести свой нынешний образ жизни.

Сэр Джеффри покачал головой.

– Мужчина не меняет так легко своих привычек, – сказал он. – Я не верю в исправившихся ловеласов, Амабель.

– Я не намерена противопоставлять свое мнение твоему, потому что ты, разумеется, разбираешься в этом лучше меня, но тебе никогда не приходило в голову, дорогой, что, хотя мы много слышали о его любовницах и о том, как он выставляет их напоказ и осыпает деньгами, мы никогда не слышали, чтобы он испытывал привязанность к какой-либо достойной леди? Знаешь, я думаю, что Эннис – единственная, кому он сделал предложение руки и сердца, хотя поймать его в свои сети пытались многие, потому что даже самые ярые поборники нравственности полагают, что ради его состояния ему можно простить многое, если не все. Поэтому не кажется ли тебе, Джеффри, что, быть может, он никого по-настоящему не любил, пока не встретил Эннис? А это заставляет меня думать, что они созданы друг для друга, потому что и с ней происходит то же самое. То есть не буквально то же самое, но вспомни, какие предложения она получала и от каких отказывалась! А ведь среди них были и поистине блестящие! И она никого не любила, пока не встретила мистера Карлетона. Даже лорда Седжели, хотя со стороны казалось, что он – именно тот, кто ей нужен! Можешь называть меня фантазеркой, но мне представляется, будто… будто оба они долгие годы ждали друг друга, а когда встретились, то… полюбили, словно это было предначертано свыше!

Сэр Джеффри в угрюмом молчании выслушал ее речь, которая произвела на него большое впечатление. Но, не желая признаваться в этом даже самому себе, он ограничился тем, что сказал:

– Что ж, быть может, ты и права, любовь моя, но я и впрямь считаю тебя большой выдумщицей. И вот что я тебе скажу: если ты права, то я от всей души сожалею о том, что они встретились.

– Это вполне естественно с твоей стороны, – заявила его верная супруга. – Но давай не будем больше говорить об этом до тех пор, пока ты все хорошенько не обдумаешь. Миссис Уордлоу спрашивала меня сегодня утром, не следует ли ей распорядиться, чтобы повар приготовил яичницу на полдник, и, зная, как ты ее любишь, я ответила, что это то, что надо. Так что идем-ка в столовую, пока яичница не остыла.

Сэр Джеффри поднялся на ноги и направился к двери, но, не дойдя до нее нескольких шагов, вдруг замер как вкопанный и сказал:

– Мария там? Потому что если это так, то ничто на свете не заставит меня…

– Нет-нет, дорогой! – поспешила уверить его леди Уичвуд. – Мы с миссис Уордлоу уложили ее в постель, и я заставила ее выпить лауданума с водой, чтобы она успокоилась, как ты понимаешь. С нею случился обморок, когда ты поднялся наверх, к Эннис, и я не представляю, что ты ей сказал, чтобы вызвать такую реакцию. Но ты же не мог обвинить ее в том, что она навеселе, хотя именно это она и утверждает. К сожалению, когда с Марией случается истерика, ни в коем случае нельзя полагаться на то, что она говорит. Она, например, заявила, что мистер Карлетон угрожал ей насилием!

– Да неужели? – воскликнул сэр Джеффри, настроение которого стремительно улучшалось. – Черт возьми, да он, похоже, и вполовину не так страшен, как его малюют! Но имей в виду, Амабель! Быть может, и не в моей власти помешать ему жениться на моей сестре, но если он рассчитывает спихнуть на нас Марию, то очень скоро поймет, как сильно ошибается. Я так и скажу ему!

– Да, дорогой, – покорно согласилась леди Уичвуд, ловко подталкивая его к двери. – Ты, разумеется, поступишь так, как считаешь нужным, но, умоляю тебя, идем поскорее, пока твоя яичница не остыла.