На следующее утро мисс Уичвуд отправила своего грума в Твинхем-Парк с указанием доставить оттуда в Бат ее любимую кобылу. С собой он взял письмо для сэра Джеффри, в котором мисс Уичвуд сообщала брату, что у нее остановилась одна юная знакомая, которой она хочет в качестве развлечения предложить верховые прогулки по местным достопримечательностям.

Когда она впервые обосновалась на Кэмден-Плейс, то привезла с собой двух верховых лошадей в надежде, что в Бате, как и прежде в Твинхеме, сможет бесприпятственно ездить верхом. Не понадобилось много времени, чтобы эта иллюзия растаяла без следа. В Твинхеме она привыкла ездить верхом каждый день то в деревню, за помощью для кого-либо из арендаторов отца, сраженных болезнью, то к кому-либо из подруг, живущих поблизости. Но очень скоро она поняла, что жизнь в городе, особенно таком, как Бат, на крутых и мощеных булыжником улочках которого очень редко можно было встретить всадника, разительно отличается от ее деревенского уклада. В Бате вы или ходили пешком, или ездили в карете; невозможно просто так, повинуясь внезапному порыву, отправиться в конюшню и приказать конюху оседлать для вас лошадь. Следовало назначить точное время, к которому скакун будет доставлен к вашему дому; при этом вас обязательно должен сопровождать грум. Мисс Уичвуд находила подобный порядок вещей невыносимым и откровенно признавалась, что в этом заключается один из главных недостатков жизни в городе. Она также признавалась, правда, только самой себе, что этот недостаток проистекает из того, что она остается незамужней девицей не первой молодости. Но решив однажды, что преимущества жизни под собственной крышей без отцовских запретов перевешивают все недостатки, Эннис не стала предаваться пустым стенаниям и через несколько недель отправила кобылу обратно в Твинхем-Парк, где сэр Джеффри, следует отдать ему должное, содержал ее в холе и неге, дабы сестра могла прокатиться на ней, когда вздумает навестить его. При себе в Бате Эннис оставила своих упряжных лошадей и старую гнедую кобылу, продать которую у нее рука не поднималась.

Грум Сил привел кобылу обратно в Бат, но вернулся не один, а в сопровождении сэра Джеффри, преисполненного самых черных подозрений, что сестра вбила себе в упрямую голову приютить какую-то девицу, которая окажется авантюристкой чистой воды. К несчастью, прибыв на Кэмден-Плейс, он застал дома одну лишь мисс Фарлоу и, узнав от нее все обстоятельства, при которых Эннис свела знакомство с Лусиллой, убедил себя в том, что его подозрения подтвердились.

– Как ты могла оказаться такой безголовой? – пожелал узнать он у сестры часом позже. – Я и представить себе не мог, что ты можешь быть такой ослицей! Скажи мне, что тебе известно об этой женщине? Клянусь честью, Эннис…

– Господи, сколько шума из ничего! – перебила брата Эннис. – Полагаю, ты разговаривал с Марией, которая буквально умирает от зависти к бедной Лусилле. Она – Карлетон, сирота, которая после смерти матери живет с одной из теток; и поскольку состояние здоровья этой миссис Эмбер оставляет делать лучшего, девушка приехала погостить ко мне на несколько недель в качестве прелюдии к своему официальному дебюту. Сюда ее сопровождал Ниниан Элмор и…

– Элмор? Элмор… Никогда о нем не слышал! – провозгласил сэр Джеффри.

– Очень может быть; он совсем еще ребенок и только-только закончил Оксфорд, как мне представляется. Он – сын и наследник лорда Айверли, о котором, смею предположить, ты тоже ничего не слышал, потому как, насколько мне известно, он уединенно живет в своем поместье Чартли-Плейс. Семейство родом из Гемпшира и, даже если ты о них не слышал, безусловно, респектабельное, уверяю тебя!

– Вот как… – слегка обескураженный, пробормотал сэр Джеффри. Но, переварив полученные сведения, он вновь бросился в атаку: – Все это очень хорошо! Но откуда тебе знать, что девчонка – настоящая Карлетон? Хотя, даже если и так, мне это не нравится! Единственный, кого я знаю из всего семейства, – это Оливер Карлетон…

– Дядя Лусиллы, – вставила мисс Уичвуд.

– Вот что я тебе скажу, – начал сэр Джеффри. – Он чертовски неприятный тип! Начисто лишен манер. Никогда не стесняется повернуться спиной к тому, кого не любит, полагая, что рождение и состояние дают ему право высокомерно обращаться с теми, кто не уступает ему ни в первом, ни во втором; и… короче говоря, он из тех субъектов, которых я никогда не осмелился бы представить своей сестре.

– Ты имеешь в виду, что он – безнравственный распутник? – осведомилась мисс Уичвуд.

– Эннис! – возмутился он.

– Ради всего святого, Джеффри! – нетерпеливо заявила она. – Я не вчера родилась! Если ты говоришь, что не осмелился бы представить его мне, что еще ты мог иметь в виду?

Брат метнул на нее недовольный взгляд.

– Мне представляется, ты начисто лишена деликатности, – обиженно заявил он. – Мне страшно представить, что сказала бы наша бедная мать, если бы услышала, как ты изъясняешься с поразительным отсутствием женской утонченности!

– Ну так не представляй! – парировала она. – Лучше подумай о том, что сказал бы папа. Хотя, думаю, ты содрогнулся бы и при мысли об этом. Где ты научился сладкоречию, Джеффри? Что до мистера Оливера Карлетона, вы с Лусиллой вселили в меня стойкое желание познакомиться с ним поближе. Она перечислила мне все его недостатки, которые ты мне только что живописал, кроме одного, о котором она, естественно, не подозревает, но ты его добавил. Да он сущее чудовище, как я погляжу!

– Тебя всегда отличало неуместное легкомыслие, – строго заявил брат. – Позволь тебе заметить, что оно отнюдь не украшает женщину. Ты начинаешь нести всякий неприличный вздор. Стойкое желание встретиться с чудовищем – надо же!

– Но я еще ни разу в жизни не видела чудовища, – пояснила она. – Довольно! Полагаю, все это – сплошное надувательство и он такой же, как и остальные мужчины!

– Я не намерен обсуждать его с тобой. Полагаю крайне маловероятным, что ты с ним действительно встретишься, но если несчастный случай поставит его на твоем пути, то я пренебрег бы своим долгом, если бы не предостерег тебя от каких бы то ни было попыток завязать с ним знакомство, моя дорогая сестрица! Он создал себе репутацию крайне невоспитанного человека. И уж если мы заговорили о надувательствах, то почему ты так уверена, что не пала жертвой одного из них? Не стану скрывать, я вовсе не уверен в том, что эта девчонка и впрямь такая невинная, какой ты ее полагаешь. От Марии Фарлоу мне известно, что она сбежала от своего законного опекуна, причем в компании молодого человека. Это не то поведение, которое свойственно невинной девушке! Откровенно говоря, это скандал, какого я еще не видывал! И я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что она изначально намеревалась втереться к тебе в доверие.

– Знаешь, Джеффри, если бы тебя слышал кто-либо посторонний, он бы решил, что в голове у тебя нет ни капли мозгов. Только идиот может слушать то, что говорит Мария Фарлоу! Она с самого начала была уверена в том, что Лусилла стремится занять ее место в моем доме, но ты можешь быть спокоен на этот счет. Лусилла – наследница внушительного состояния, и она намного богаче меня, можешь мне поверить. Она не вступит в права наследования, пока не достигнет совершеннолетия, но уже сейчас она получает весьма неплохой доход, насколько я могу судить. Мистер Карлетон, ее опекун, выплачивает его миссис Эмбер; и мне совершенно очевидно, что сумма должна быть весьма приличной, поскольку миссис Эмбер выделяет Лусилле столько денег, которые она называет «деньгами на булавки», что любой другой девушке, не столь обеспеченной, их хватило бы на полную смену нарядов. Миссис Эмбер оплачивает все, что носит эта девочка и, хотя сама она представляется мне созданием довольно-таки глупым, вкус у нее безупречный, следует признать. Сомневаюсь, что она считает, сколько тратит на Лусиллу. Никакого тебе поплина или дешевого крашеного муслина для мисс Карлетон! – Она внезапно рассмеялась. – Джарби распаковывала ее сундук, и должна сказать тебе, Лусилла резко выросла в ее глазах. С дрожью в голосе она сообщила мне, что у мисс все только лучшего качества. Что же до того, что она убежала с Нинианом, то все было совсем не так: она сбежала из Чартли-Плейс, а Ниниан всего лишь выступил в роли сопровождающего. Ее тетка по глупости привезла девушку туда, и на Ниниана оказали сильнейшее давление с тем, чтобы вынудить его сделать ей предложение, а на нее – чтобы принять его. Очевидно, их отцы, которые были лучшими друзьями, составили этот план много лет назад. Ниниан полагает, что это единственная причина, которая заставляет его отца столь усердно добиваться их союза, но я подозреваю, что немаловажную роль здесь играет и состояние Лусиллы. Поместье, унаследованное ею от отца, располагается, насколько я понимаю, достаточно близко от Чартли, чтобы Элморы настойчиво желали присоединить его к своим владениям. Ты, конечно, скажешь, что это вполне понятно, но можешь ли ты представить себе, в наше-то время! что-либо столь же безумное, как попытка силой заставить двоих детей – поскольку они и впрямь совсем еще дети – соединиться узами брака, когда они с раннего детства относятся друг к другу как брат и сестра?

Он выслушал ее, не перебивая, но ответил не сразу. Спустя несколько мгновений, правда, он высокопарно заявил, что не является сторонником вольностей, коими руководствуется молодое поколение.

– Я уверен, что в таких вопросах родителям виднее. В силу необходимости они лучше детей разбираются в…

– Вздор! – заявила мисс Уичвуд, подводя черту под дискуссией. – Или это папа устроил твой брак с Амабель? – Заметив, что повергла его в замешательство, она добавила: – Так что не прикидывайся ханжой, Джеффри! Ты влюбился в Амабель и сделал ей предложение, когда папа еще и в глаза ее не видел. Разве не так?

Он густо покраснел, попытался выдержать ее взгляд, который она с вызовом устремила на него, отвел глаза и с глуповатой улыбкой ответил:

– В общем… да! Но, – тут же перешел он в наступление, – я знал, что папа одобрит любой мой выбор, и он так и сделал!

– Это точно, – подхватила Мисс Уичвуд. – А если бы он его не одобрил, то ты пошел бы на попятный и сделал бы предложение леди, которую папа счел бы более подходящей для тебя!

– Я бы не сделал ничего подобного! – с горячностью воскликнул сэр Джеффри.

Встретив ее насмешливый взгляд, он вскипел от возмущения, не зная, что сказать, и наконец голосом человека, доведенного до крайности, заявил:

– Черт бы тебя побрал, Эннис! Это совсем другое дело!

– Разумеется! – ответила она и похлопала его по руке. – Никто в здравом уме не стал бы возражать против твоей женитьбы на Амабель.

Он ласково сжал ее руку и проговорил с застенчивой косноязычностью влюбленного мужчины:

– Она… настоящее сокровище, Эннис… Верно?

Та согласно кивнула, запечатлела у него на лбу легкий поцелуй и сказала:

– Безусловно! Вскоре ты сам увидишь Лусиллу: Мария идет с ней и Нинианом в театр, так что мы с тобой сможем поболтать без помех.

Растерянно моргая, он уставился на нее:

– Как, молодой человек тоже здесь?!

– Да, он остановился в «Пеликане», но придет к нам на ужин.

– Ничего не понимаю! – пожаловался он.

– Да, положение складывается абсурдное, – лукаво согласилась она. – Вся ирония заключается в том, что теперь, когда никто не пытается силой заставить их обручиться, они прекрасно ладят друг с другом, если не считать мимолетных ссор. Совсем как дети, право слово!

Она оставила брата одного, уйдя сменить выходной костюм на вечернее платье, и вернулась вместе с Лусиллой. Та выглядела очень юной и милой, и, после того как она сделала реверанс и поздоровалась, одарив сэра Джеффри своей очаровательной застенчивой улыбкой, настороженное выражение исчезло с его лица, а к тому времени как в гостиной появился Ниниан, он уже оживленно беседовал с девушкой самым что ни на есть отеческим тоном. Его сестра, впрочем, ничуть не удивилась этому: будучи строгим поборником высокой морали, он неизменно привечал девушек, которых отличало хорошее воспитание и образование. Поначалу с Нинианом он повел себя несколько чопорно и сухо, но манеры юноши оказались безупречными, так что, когда они встали из-за стола, сэр Джеффри уже простил ему такие признаки зарождающего франтовства, как неудобно высокие уголки воротничка и не слишком удачная попытка завязать шейный платок узлом, известным под названием «водопад», и решил, что вреда от мальчишки не будет: он, без сомнения, перерастет свою нынешнюю склонность к щегольству, а почтение, которое он выказывал старшим, наглядно свидетельствовало о том, что получил строгое и хорошее воспитание. Сэр Джеффри с одобрением отметил, что и он, и Лусилла относились к Эннис с ласковым уважением; но когда они ушли в театр, та заметила, что брат хмурится. Выждав несколько минут, она поинтересовалась:

– Ну, что скажешь, Джеффри? Похожа она на беспутную и хитроумную девицу, которую ты ожидал увидеть?

Он ответил не сразу, а когда заговорил, то взгляд его из-под насупленных бровей был строгим:

– Мне бы очень не хотелось, чтобы ты попала в неприятную историю, Эннис!

– Каким же это образом я могу в нее попасть, хотела бы я знать? – удивилась она.

– Господи милосердный, у тебя что, в голове ветер гуляет? Эта девочка, с которой ты решила подружиться, отнюдь не сирота, которую ты подобрала на улице. Она – представительница уважаемого семейства, наследница, насколько я могу судить по тому, что она мне рассказывала, внушительного состояния, воспитанная теткой, быть может, и глупой, как ты говоришь, но которая окружила ее заботой, роскошью и вниманием. И какие чувства, спрашиваю я тебя, та сейчас испытывает? Ты ведь фактически похитила девчонку!

– Не говори ерунды, Джеффри! Я не сделала ничего подобного.

– Попробуй убедить в этом Карлетонов! – мрачно ответил он. – Они вряд ли смогут обвинить тебя в том, что ты пригласила ее в свою карету, когда обнаружила ее в безвыходном положении посреди дороги, но они непременно поставят тебе в вину – как делаю и я! – что ты не вернула ее тетке сразу же, едва только поняла, что к чему. Ты даже не сможешь оправдаться, будто полагала, что с ней дурно обращаются!

Она была потрясена, но попыталась возразить:

– Нет, конечно, не могу, но когда она рассказала мне о давлении, которое оказывает на нее миссис Эмбер, и не только она, но и Айверли, я поняла, в отличие от тебя, что она чувствовала себя загнанной в ловушку, и пожалела ее от всего сердца. Если бы у Ниниана достало мужества заявить отцу, что он не намерен жениться на Лусилле, дело могло бы повернуться совсем по-другому. Но, похоже, никто из членов семейства Айверли не осмеливается ему противоречить, потому как все боятся, что, если он впадет в ярость, то у него случится сердечный приступ и он умрет на месте. Презренная и жалкая тирания, не так ли? По-моему, это начинает осознавать и Ниниан. Когда, оставив Лусиллу на мое попечение, он вернулся домой, то застал там дым коромыслом. Никто из членов его любящего семейства не озаботился скрыть факт бегства Лусиллы от лорда Айверли или указать ему на то, что, раз с ней Ниниан, то никакая опасность девушке не грозит. Насколько я понимаю, он впал в бешенство, но не свалился с приступом, а пребывал в полном здравии и устроил Ниниану грандиозную выволочку, причем без малейшего вреда для собственного здоровья. Естественно, Ниниан вышел из себя, собрал свои вещи и вернулся в Бат, чтобы защитить Лусиллу от поползновений «совершеннейше постороннего человека»! И я не могу его винить. Бедный мальчик! Ему и так пришлось нелегко с Лусиллой, так что обвинения и упреки родителей стали для него последней каплей. Он сделал все, что мог, пытаясь убедить ее вернуться вместе с ним обратно в Чартли, но сделать это было можно, лишь прибегнув к грубой силе. Не думаю, кстати, что и это у него получилось бы, потому что она наверняка оказала бы отчаянное сопротивление, а ничто не могло бы вызвать у него большее отвращение, чем гадкая сцена на людях, которая бы за этим последовала.

– Выходит, все еще хуже, чем я предполагал… – Сэр Джеффри был шокирован. – Мало того, что ты испортила отношения с Карлетонами, ты еще и поссорила молодого Элмора с родителями! Это было дурно с твоей стороны, Эннис, очень дурно. Мне следовало бы знать, что ты непременно выкинешь что-нибудь, если я позволю тебе уехать из дому. Элмор тоже хорош! Я и представить себе не мог, что такой воспитанный юноша окажется способен на столь вопиющее нарушение правил приличия, как ссора с собственным отцом!

– Мой дорогой Джеффри, ты ошибаешься! – изумленно ответила Эннис. – Я ни с кем не портила отношений и не имею никакого касательства к ссоре Ниниана с лордом Айверли. Напротив, я старательно воздерживалась от того, чтобы посоветовать ему не быть таким послушным сыном, хотя мне очень хотелось сделать это. Сказать по правде, я была поражена, узнав, что у него лопнуло терпение, потому что, хотя он во многих отношениях превосходный молодой человек, я считаю, что ему недостает мужества. Не удивлюсь, если после случившегося лорд Айверли не только начнет уважать его, но и еще сильнее полюбит. Причем вся прелесть состоит в том, что, обвинив Ниниана, будто бы тот бросил Лусиллу на произвол «совершеннейше постороннего человека», он не может отчитать его за то, что юноша вернулся сюда защищать ее. Что до миссис Эмбер, то я написала ей вежливое письмо, в котором изложила обстоятельства своей встречи с Лусиллой и попросила ее разрешить ребенку провести у меня несколько недель. По словам Ниниана, с ней приключился продолжительный истерический припадок, сопровождавшийся судорогами, и, хотя она до сих пор не удостоила меня ответом, подтвердила свое согласие тем, что прислала сундуки с вещами Лусиллы в Бат.

Но сэр Джеффри все никак не мог успокоиться и снова и снова перечислял все неблагоприятные последствия, которые она навлекла на себя своими поспешными и необдуманными действиями. Придя в отчаяние, Эннис наконец решила сменить тему и перевела разговор на детей брата, не забыв упомянуть о предрасположенности Тома к крупу и о том, как с этим бороться. Поскольку сэр Джеффри был любящим отцом, то ей не составило особого труда переключить его внимание с малозначительных вопросов на его собственные дела, и он все еще рассказывал о детях, когда в гостиную вошли Лусилла и мисс Фарлоу. Девушка пребывала в полном восторге от пьесы, которую они смотрели. Она снова и снова благодарила Эннис за то, что та доставила ей столь незабываемое удовольствие, признавшись, что сегодня впервые побывала в настоящем взрослом театре.

– Потому что я не считаю те разы, когда папа водил меня в «Эстлиз», потому что тогда мне было всего шесть лет и я почти ничего не помню. Но этого раза я не забуду никогда! Да, там был и мистер Бекенхем, он пришел в нашу ложу и попросил служителя принести нам в антракте чай и лимонад, что с его стороны было очень любезно. Он очень милый молодой человек, не правда ли?

– Даже слишком, – сухо ответила мисс Уичвуд. – А где, кстати, Ниниан?

– Когда он посадил нас в экипаж, то сказал, что вернется в «Пеликан» пешком. По-моему, у него разболелась голова, потому что он был не в духе и, кажется, не получил и половины того удовольствия, что испытала я. Но, быть может, так на него подействовала духота в театре, – великодушно заключила девушка.

– В этом нет ничего удивительного, – подхватила мисс Фарлоу. – Жара не обошла стороной и меня, но чашечка чаю быстро вернула меня к жизни. Нет ничего более освежающего, чем чай, не так ли? Очень любезно со стороны мистера Бекенхема! Такой благовоспитанный и заботливый молодой человек!

Сэр Джеффри сдавленно фыркнул и, оставшись наедине с сестрой, строго-настрого предупредил ее, чтобы она не потворствовала Бекенхему в его ухаживаниях за Лусиллой.

– Очередной из твоих шалопаев! – сказал он. – Этот малый мне не нравится и никогда не нравился. Совершенно не похож на своего брата.

– Я, безусловно, не намерена потакать ему в том, чтобы он и дальше волочился за Лусиллой, – прохладным тоном отозвалась она. – Но я буду очень удивлена, если он не окажется первым из многих.

– От всего сердца желаю тебе окончательно не запутаться в этом деле.

– Можешь не беспокоиться, Джеффри. Обещаю тебе, что сумею о себе позаботиться.

– Ни одна женщина не может о себе позаботиться, – убежденно заявил он. – Что же касается моего беспокойства, то его источником служишь ты. И так было всегда! Ты всегда отличалась оригинальностью, и я не понимаю, как ты намерена подыскать себе мужа, если и дальше будешь такой же упрямой и непредсказуемой!

Произнеся сию, полную горечи, речь, сэр Джеффри отправился спать. Больше ему не выпала возможность остаться с сестрой наедине вплоть до самого отъезда и пришлось удовлетвориться словами, что он оставляет сестру с тяжелым сердцем, ничуть не успокоенный на ее счет. Она улыбнулась, поцеловала его в щеку на прощание, постояла на пороге, глядя, как он садится в свою карету, после чего вернулась в дом, облегченно вздохнув, что наконец-то избавилась от него.

Ее пророчество о том, что Гарри Бекенхем станет лишь первым из кавалеров Лусиллы, вскоре начало сбываться. В тот же вечер она отвела Лусиллу к миссис Стинчкомб на вечеринку, где с удовлетворением отметила, что ее подопечная произвела настоящий фурор. Она взяла с собой и Ниниана, зная, что ни одна хозяйка не станет возражать против присутствия молодого и красивого джентльмена среди своих гостей. Они с Лусиллой получили массу удовольствия, хотя Ниниан поначалу и держался с некоторой отстраненностью, сочтя, очевидно, что столь детская вечеринка недостойна его внимания. Но его высокомерие скоро улетучилось, и вечер не успел еще толком начаться, а он уже принимал участие во всех смешных играх, которые перемежались танцами, и даже заслужил дружные аплодисменты своим искусством в метании фишек.

Ниниан с явным удовольствием принял приглашение старшей мисс Стинчкомб прокатиться верхом до замка Фарли. На конную прогулку собирались отправиться около полудюжины молодых людей, которые после осмотра старинной часовни должны были позавтракать на лоне природе и не спеша вернуться в Бат.

– Это место должны посетить все гости Бата. Там находится часовня. Она славится своими реликвиями… бренности и древности, – со знанием дела сообщила ему мисс Стинчкомб.

Эффект, который она произвела своей неожиданной эрудицией, оказался смазанным благодаря вмешательству ее близкого друга, мистера Мармадьюка Гилпертона, который грубо обвинил девушку в том, что «всю эту ерунду» она почерпнула из местного справочника. Поскольку нелюбовь Корисанды к чтению была всем известна, то присутствующие рассмеялись, а Ниниан осмелел настолько, что признался, что и сам далеко не знаток древнего мира, а вот верхом прокатится с удовольствием. Затем он отвел мистера Гилпертона в сторонку и поинтересовался у него, какая из платных конюшен Бата лучшая. Но в этот момент вмешалась подошедшая к ним мисс Уичвуд, которая заявила, что даст ему собственную кобылу. Он покраснел до корней волос и, запинаясь, пробормотал:

– О, благодарю вас, мадам! Если вы доверите мне свою лошадь, я постараюсь не сбить ей спину седлом и сделаю все, чтобы она не охромела. Я чрезвычайно вам признателен! То есть… разве она не понадобится вам самой?

– Нет, на завтра у меня запланированы другие дела, а если вы присоединитесь к этой экскурсии, я смогу заняться ими со спокойной душой, – с улыбкой ответила она. – Вы ведь позаботитесь, чтобы с Лусиллой ничего не случилось, я надеюсь?

– Да, разумеется, – без колебаний ответил он. – Вы можете не волноваться за нее, мадам: она очень умелая наездница, уверяю вас!

Провожая на следующее утро кавалькаду, мисс Уичвуд сразу же поняла, что может не беспокоиться ни о Лусилле, ни о своей лошади. У девушки оказалась отличная посадка и твердая рука, так что она без труда усмирила игривую лошадку. Похоже, что и недостатка в заботливых и внимательных спутниках у нее тоже не будет, судя по тому, как мистер Гилпертон и молодой мистер Форден оттесняли друг друга, решая, кто первым подсадит ее в седло. Мисс Уичвуд смотрела, как они умчались прочь: молодежь пребывала в приподнятом настроении, явно предвкушая день, полный ничем не ограниченных удовольствий, если, разумеется, не считать ограничением Сила и Такенхея – пожилого грума миссис Стинчкомб, замыкавшего процессию. Его отправили с ними на тот случай, если в силу молодости и безрассудства им вздумается выкинуть какой-либо опасный трюк, похваляясь друг перед другом в искусстве верховой езды. Миссис Стинчкомб доверительно сообщила Эннис, что полагается на Такенхея в том, что он присмотрит за Корисандой. Эннис же, исходя из опыта собственной молодости, не сомневалась, что Сил справится с Лусиллой, если возбуждение заставит ту продемонстрировать собственное искусство выездки своим новым друзьям.

Сама же она сначала написала длинное письмо старой знакомой, что уже давно откладывала, после чего призвала к себе экономку. Она как раз осматривала постельное белье, когда наверх поднялся Лимбури и доложил, что внизу, в гостиной, ее ожидает некий мистер Карлетон.