Пятью минутами позже мисс Уичвуд вошла в гостиную, задержавшись на мгновение перед высоким зеркалом в коридоре, дабы окинуть себя критическим взором и убедиться, что она выглядит безупречно для того, чтобы предстать перед дядей Лусиллы. Увиденным она осталась довольна. Платье из светло-серого шелка с полушлейфом и маленьким кружевным воротником было именно таким, как подобает зрелой и самостоятельной леди; но она не заметила, поскольку никогда не обращала на это внимания, что приглушенный тон платья лишь подчеркивает ее красоту. Она полагала серый цветом среднего возраста, и если бы ей пришло в голову, что золотистые кудри вряд ли могут принадлежать женщине, чья лучшая пора уже давно миновала, то она немедленно бы перерыла свой гардероб в поисках капора, чтобы прикрыть их. Впрочем, никакой чепец не смог бы приглушить блеск ее глаз, но и это прошло мимо ее внимания, поскольку близкое знакомство с собственной красотой породило привычку не замечать ее. Она предпочла бы родиться брюнеткой, а собственную роскошную золотую шевелюру полагала чересчур яркой и безвкусной.

Войдя в гостиную, она приостановилась на пороге, оглядывая своего визитера.

Он стоял перед камином – крупный мужчина атлетического сложения с темными волосами и смуглым лицом. Брови у него были густыми и прямыми, и притаившиеся под ними жесткие серые глаза смотрели на мисс Уичвуд с удивлением, смешанным с неодобрением. К негодованию Эннис, он поднес к глазам лорнет, словно для того, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.

Ее собственные брови приподнялись; она шагнула вперед и с холодным высокомерием проговорила:

– Мистер Карлетон, полагаю?

Он кивнул, выпустив из рук лорнет, и коротко ответил:

– Да. А вы и есть мисс Уичвуд?

Она наклонила голову ровно настолько, чтобы привести его в замешательство.

– Боже правый! – только и сказал он.

Это было так неожиданно, что она невольно рассмеялась. Быстро уняв неуместную веселость, Эннис предприняла еще одну попытку вывести его из себя, протянув ему руку и заговорив ледяным тоном:

– Как поживаете? Вы хотите увидеть свою племянницу, разумеется. К сожалению, сейчас ее нет дома.

– Нет, я не хочу ее видеть, но, смею предположить, мне придется это сделать, – ответил он, обмениваясь с нею коротким рукопожатием. – Я приехал повидаться с вами, мисс Уичвуд – если вы действительно мисс Уичвуд!

Она с изумлением взглянула на него.

– Разумеется, я и есть мисс Уичвуд. Вы должны простить меня, если я спрошу, почему вы в этом сомневаетесь?

Уж если это не заставит вас извиниться за грубость, значит, на вас не подействует ничто! – подумала она, застыв в ожидании.

– Потому что вы слишком молоды, вот почему! – резко ответил он, изрядно разочаровав ее. – Я приехал, ожидая увидеть пожилую леди или, по крайней мере, особу зрелого возраста.

– Позвольте заверить вас, сэр, что, хотя я не считаю себя пожилой, возраст мой вполне зрелый.

– Ерунда! – отрезал он. – Вы совсем еще ребенок!

– Вне всякого сомнения, я должна быть вам благодарна за комплимент, сколь бы неуклюже он ни был сделан.

– Я не собирался говорить вам комплименты.

– Ах да! Как глупо с моей стороны! Припоминаю теперь, когда вы так невежливо заставили меня напрячь память, что брат говорил мне, будто своей грубостью вы снискали себе дурную славу.

– В самом деле? А кто он, ваш брат?

– Сэр Джеффри Уичвуд, – сухо ответила она.

Он сосредоточенно нахмурился, припоминая, и спустя несколько мгновений произнес:

– Ах да! Кажется, я его знаю. У него поместья в Уилтшире, не так ли? Этот дом тоже принадлежит ему?

– Нет, мне! Хотя почему вас это занимает…

– Вы хотите сказать, что живете здесь одна? – перебил он ее. – Если ваш брат – тот самый человек, что я предполагаю, то меня удивляет, как он допустил такое!

– Вне всякого сомнения, он не допустил бы этого, будь я действительно «совсем еще ребенком», – съязвила она. – Но так уж получилось, что вот уже много лет я сама себе хозяйка.

Он сардонически улыбнулся, но глаза его, как ни странно, смягчились.

– Ну, это вы хватили! – возразил он. – Много лет, мадам? Пять, в лучшем случае.

– Вы ошибаетесь, мистер Карлетон! Мне двадцать девять лет!

Он вновь поднес к глазам лорнет и окинул ее критическим взором, прежде чем ответить.

– Да, очевидно, я ошибся, в чем повинна ваша юная внешность. Вы выглядите, как девушка, хотя ваша уверенная манера держать себя юности несвойственна. Но позвольте заметить, что двадцать девять лет не делают вас опекуншей моей племянницы.

– И вновь вы ошибаетесь, мистер Карлетон! Я не являюсь опекуншей Лусиллы и не намерена сменять миссис Эмбер на этом посту. Из ваших слов я делаю вывод, что вы прибыли сюда из Чартли-Плейс, где, без сомнения, выслушали…

– А вот здесь уже вы ошибаетесь, мисс Уичвуд! Какого дьявола я забыл в Чартли-Плейс? Я приехал из Лондона, и это было чертовски утомительное путешествие! – Он впился пронзительным взором в ее лицо и добавил: – Ага! Значит, мы с вами на ножах? Что я такого сказал, отчего вы завелись?

– Я не привыкла выслушивать такие выражения, к которым вы прибегаете, сэр! – ледяным тоном отрезала Эннис.

– Ах вот оно в чем дело? Тысяча извинений, мадам! Но ведь ваш брат предупреждал вас, не так ли?

– Да, и добавил, что вы без колебаний унижаете людей, которых полагаете ниже себя! – выпалила она.

На лице его отразилось удивление.

– О нет! Только тех, кто мне прискучил. Или вы полагаете, будто я пытался унизить вас? Ничуть не бывало! Вы вывели меня из себя, но с вами мне не скучно.

– Чрезвычайно вам признательна! – с иронией откликнулась она. – Вы прямо сняли камень с моей души. Быть может, вы, в своей неизреченной доброте, поясните заодно, чем я сподобилась вывести вас из себя? Это ставит меня в тупик, должна признаться. Я полагала, что вы прибыли в Бат, дабы поблагодарить меня за то, что я проявила к Лусилле дружеское участие, а не упрекать меня.

– Нет, это вообще ни в какие ворота не лезет! – воскликнул он. – За что это я должен благодарить вас, мадам, черт вас подери? За то, что помогли моей племяннице сделать себя притчей во языцех? За то, что впутали в это дело меня? За то…

– Ничего подобного! – с негодованием ответила она. – Я сделала все, что в моих силах, дабы предотвратить скандал, который мог разразиться, после того как она сбежала из Чартли; а что до впутывания вас в это дело, то позвольте заверить, что это категорически не соответствует ни моим намерениям, ни моему желанию.

– Вам наверняка было известно, что эта идиотка… что Клара Эмбер напишет мне и потребует, чтобы я применил свою власть к Лусилле.

– Да, Ниниан Элмор сказал нам, что она так и сделала, – с деланной любезностью согласилась Эннис. – Но поскольку ничто из того, что рассказала о вас Лусилла, не дало мне оснований полагать, будто вы питаете к ней привязанность или проявляете хотя бы малейший интерес, я не ожидала вашего визита. Говоря по правде, сэр, первым моим чувством после того, как мне доложили о вашем приходе, было приятное удивление. Но это было до того, как я имела весьма сомнительное удовольствие свести с вами знакомство.

Эта прямая и откровенная речь произвела совсем не тот эффект, на который она рассчитывала, потому что, вместо того чтобы оскорбиться, он рассмеялся и одобрительно заметил:

– Стерли меня в порошок, а?

– Очень на это надеюсь!

– Вы своего добились. Но от меня так просто не отделаться, поэтому я зайду с другой стороны. А теперь, вместо того чтобы препираться со мной, быть может, вы будете так добры, что объясните мне, почему не вернули Лусиллу ее тетке, а оставили здесь, потворствуя ее прокля… вульгарному и неподобающему поведению?

Неприятное эхо слов, сказанных ей сэром Джеффри, зажгло легкий румянец на щеках Эннис. Она промолчала и, подняв голову, заметила, что он с вызовом смотрит на нее, а губы его кривятся в сардонической усмешке, и только тогда ответила со всей откровенностью:

– Мой брат уже задавал этот вопрос. Подобно вам, он не одобряет моего поступка. Вы оба можете быть правы, но его мнение для меня столь же безразлично, как и ваше. Приглашая Лусиллу остаться здесь, я сделала то, что полагала тогда правильным и полагаю правильным и сейчас.

– Вздор! – грубо сказал он. – Единственным оправданием может послужить то, что у вас сложилось ложное впечатление, будто тетка дурно обращалась с ней, и если она вам так сказала, значит, она бессовестная маленькая лгунья! Клара Эмбер пылинки с нее сдувала с тех самых пор, как стала опекать ее.

– Нет, она не говорила ничего подобного, но то, что рассказала, заставило меня пожалеть ее от всего сердца. Как бы пренебрежительно вы к этому ни относились, мистер Карлетон, существует куда худшая тирания, чем жестокое обращение. Это тирания слез, обмороков, взывания к чувствам любви, привязанности и благодарности. Девушка с менее стойким характером наверняка поддалась бы ей, но Лусилла крепка духом, и, сколь бы дурно она ни поступила, сбежав из дома, я не могу не восхищаться ее мужеством.

Он презрительно заметил:

– В столь драматической демонстрации своей силы духа не было решительно никакой необходимости. Я достаточно хорошо знаком с миссис Эмбер, чтобы быть уверенным в том, что она не стала бы прибегать к слезам и обморокам, если бы Лусилла не дала ей для этого веского повода. Я делаю вывод, что несносная девчонка вновь попыталась воспользоваться добродушием и мягкостью своей тетки. Миссис Эмбер часто жаловалась мне на ее своеволие и упрямство, но чего еще она ожидала от девушки, которую баловали с пеленок? Я с самого начала знал, что так оно и будет.

– В таком случае меня удивляет, что вы поручили свою подопечную ее заботам! – пылко воскликнула мисс Уичвуд. – Можно было бы надеяться, что, прояви вы хоть каплю заботы… – Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что позволила негодованию завести себя неприлично далеко, и сказала:

– Прошу прощения! Я, разумеется, не имею никакого права подвергать критике ни ваше поведение, ни поведение миссис Эмбер.

– Да, – согласился мистер Карлетон.

Она недоуменно подняла на него глаза, в которых читался невысказанный вопрос, поскольку столь краткая реплика привела ее в замешательство.

– Да, совершенно никакого права, – дал он более развернутый ответ.

Мгновение она балансировала на грани срыва, но тут на помощь ей пришло чувство юмора, и, вместо того чтобы выйти из себя, она неожиданно рассмеялась:

– Как это невежливо с вашей стороны – так осадить меня, когда я уже попросила у вас прощения!

– Как несправедливо с вашей стороны обвинять меня в том, будто я осадил вас, когда я всего лишь согласился с вами! – парировал он.

– Смею надеяться, – с чувством произнесла мисс Уичвуд, – что мы с вами не будем видеться слишком часто, мистер Карлетон. Вы пробуждаете во мне почти непреодолимое желание устроить вам такую выволочку, какой вы еще в жизни не видывали.

Ее смех отразился в выражении его глаз.

– Вы поступите очень неумно, если поддадитесь ему, – сказала он. – Не забывайте, что я пользуюсь репутацией невежи и грубияна. Так что я немедленно отвечу вам тем же, а поскольку я – дурно воспитанный мужчина, а вы – утонченная женщина, то наша стычка закончится явно не в вашу пользу.

– Охотно верю! Тем не менее, сэр, я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы заставить вас вспомнить о своих обязательствах перед этой девочкой. Можно извинить то, что вы спихнули ее на миссис Эмбер, когда она была совсем еще ребенком, но с тех пор она выросла и…

– Позвольте мне поправить вас, мадам! – перебил он ее. – Я, вне всякого сомнения, спихнул бы ее на миссис Эмбер, будь я назначен ее единственным опекуном, но так получилось, что в этом вопросе у меня не было выбора. Мой брат захотел, чтобы Эмбер разделила со мной опекунство, а его супруга выразила желание, чтобы, в случае ее смерти, опеку над Лусиллой приняла на себя ее сестра.

– Понимаю, – сказала Энннис, переваривая услышанное. – А вы делегировали ей и власть над будущим Лусиллы? Хотели бы вы, чтобы ее силой вынудили вступить в ненавистный ей брак?

– Нет, естественно! – с раздражением ответил он. – Но, поскольку о замужестве речи не идет, не понимаю, к чему…

– Совсем напротив! – воскликнула она, изрядно удивленная. – Ведь именно поэтому она и убежала из Чартли! Неужели вы этого не знали? А я полагала, что происходящее творится с вашего ведома.

Мистер Карлетон хмуро уставился на нее из-под насупленных бровей.

– Что вы имеете в виду? – пожелал узнать он.

– Боже милосердный! – пробормотала она. – Значит, она ничего вам не сказала? О, как это… как бесчестно с ее стороны! Это лишний раз убеждает меня в том, что я поступила правильно, удержав Лусиллу при себе.

– Я очень рад за вас, мадам! А теперь прошу вас, сделайте одолжение и просветите меня, о чем, черт возьми, вы говорите!

– Непременно расскажу, поэтому перестаньте перебивать меня, – бросила она. – И присядьте же, ради всего святого! Не понимаю, почему мы с вами стоим друг напротив друга, как истуканы!

– Ах, вы не понимаете? Или вы полагали, что я усядусь, прежде чем вы мне предложите это сделать? Вы и впрямь полагаете меня беспардонным грубияном, ведь так?

– Нет, не полагаю. Я совсем вас не знаю! – раздраженно ответила она.

– Кроме того что я снискал себе дурную славу своей грубостью.

Она не выдержала и рассмеялась, после чего, усаживаясь, с обезоруживающей прямотой призналась:

– Боюсь, я повела себя невежливо. Прошу вас, присаживайтесь, мистер Карлетон.

– Благодарю вас! – вежливо ответил он и опустился в кресло напротив. – А теперь будьте так добры, растолкуйте мне смысл всей этой ерунды, что вы тут нагородили о Лусилле.

– Это совсем не ерунда, хотя, признаю, и кажется таковой. Полагаю, вы не знаете, с какой целью миссис Эмбер взяла ее с собой в Чартли-Плейс, куда она направилась с визитом?

– Я не знал, что она отвезла ее туда, пока не получил бессвязное и закапанное слезами письмо от нее из Чартли-Плейс. Что до причины, то, по-моему, она ее не упомянула. Мне это показалось вполне естественным: поместье Лусиллы находится неподалеку, и вплоть до смерти своей матери она проводила у Айверли едва ли не больше времени, чем в родном доме. Очевидно, она подружилась и с его детьми, в особенности, если мне не изменяет память, с сыном Айверли, который ей почти ровесник.

– Вы уверены, что она ничего не сообщала вам о плане, который составила вместе с Айверли? – осведомилась Эннис, не веря своим ушам.

– Нет, – ответил он. – Я не уверен, что она мне ничего не сообщала, но мне удалось расшифровать только первую страницу, и то с величайшим трудом, поскольку она заляпала ее своими слезами. Вторая же страница повергла меня в недоумение: она не только рыдала над нею в три ручья, но и несколько раз зачеркнула написанное, намереваясь, без сомнения, милостиво уберечь меня от перенапряжения.

Слушая Карлетона, Эннис не переставала удивляться его безразличию, которое, впрочем, изрядно забавляло ее. Голос ее подрагивал от сдерживаемого смеха, когда она сказала:

– Что за странный вы человек, мистер Карлетон! Получив письмо от тетки вашей подопечной, явно написанное в сильнейшем волнении, вы даже не дали себе труда ни разобрать вторую страницу, ни – если размытые пятна и впрямь повергли вас в недоумение – отправиться в Чартли, дабы узнать, что там происходит!

– Да, я тоже поначалу решил, что мне предстоит столь тягостная необходимость, – согласился он. – К счастью, следующий день принес мне письмо от Айверли, каковое, следует отдать ему должное, оказалось кратким и вполне разборчивым. Он сообщил мне, что Лусилла пребывает в Бате, что ее тетка лежит в полной прострации и что если я хочу спасти свою подопечную из лап коварной, как он опасается, интриганки, именующей себя мисс Уичвуд, я должен немедленно отправиться в Бат.

– Нет, это уже никуда не годится! – гневно вскричала она. – «Именующей себя мисс Уичвуд» – это надо же! И какие же интриги я плету в отношении Лусиллы, позвольте спросить?

– Об этом он умолчал.

– Если он знал, что Лусилла остановилась у меня, то должен был написать вам уже после того, как Ниниан вернулся в Чартли, иначе он никак не мог узнать, куда она направилась или как меня зовут. Да и явно после того как Ниниан передал миссис Эмбер написанное мною письмо, в котором я изложила обстоятельства своей встречи с Лусиллой и попросила ее разрешить бедному ребенку погостить у меня несколько недель. Мне бы очень хотелось знать, почему, если он счел меня коварной интриганкой, она отправила ко мне сундуки с вещами Лусиллы? Она, похоже, окончательно выжила из ума! Но Айверли тоже хорош! Как он смел написать обо мне такие грязные измышления? Если он и с Нинианом разговаривал в таком же духе, то я ничуть не удивляюсь, что тот так разозлился на него!

– Ваши речи, мадам, очень напоминают мне письмо Клары Эмбер! – съязвил мистер Карлетон. – Оба мне совершенно непонятны. Какое отношение к этой идиотской истории имеет Ниниан?

– Самое прямое! Миссис Эмбер и Айверли намерены женить его на Лусилле. Именно поэтому она и сбежала от них.

– Женить его на Лусилле? – переспросил он. – Какая чушь! Вы хотите сказать, что мальчишка влюбился в нее? Я этому не верю!

– Нет, этого я вам сказать не хочу! Как и она, он ничуть не желает этого брака, но не осмеливается сказать об этом отцу из страха вызвать у того сердечный приступ, которым Айверли терроризирует свое семейство, заставляя их исполнять любую свою прихоть. Полагаю, вы не имеете представления о положении дел в Чартли?

– Ни малейшего. Я не бывал там после смерти своей невестки. Мы с Айверли не ладим, да и никогда не ладили.

– В таком случае, я расскажу вам! – пообещала мисс Уичвуд и незамедлительно принялась живописать ему обстоятельства, каковые подвигли Лусиллу на столь отчаянный поступок, как бегство.

Он слушал ее в полном молчании, но выражение его лица было явно обескураживающим и, когда она закончила свое повествование, он был настолько далек от того, чтобы преисполниться сочувствием или пониманием, что раздраженно воскликнул:

– Ради всего святого, мадам! Избавьте меня от этих челтенхемских трагедий! Столько шума из-за того, что можно уладить в мгновение ока!

– Мистер Карлетон, – сказала она, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Я отдаю себе отчет в том, что, будучи мужчиной, вам трудно осознать всю глубину дилеммы, перед которой оказалась Лусилла. Но, уверяю вас, девушке, только что закончившей пансион, должно было казаться, будто она попала в ловушку, из которой есть только один выход – бегство! Если бы Ниниан набрался мужества и заявил отцу, что не намеревается делать ей предложение, все было бы по-другому. К несчастью, сыновняя любовь в сочетании с внушенной ему матерью (в этом я нисколько не сомневаюсь) уверенностью, что малейшее неповиновение равнозначно убийству, подавили те крохи решительности, которые у него еще оставались. Насколько мне удалось выяснить, он собирался обручиться с Лусиллой, а потом положиться на судьбу и провидение в том, что они не допустят этого брака. Единственным светлым пятном во всей этой эскападе стало то, что Ниниан, вернувшись в Чартли и обнаружив, что отец впал в бешенство без малейшего вреда для своего здоровья, начал понимать, что слабое сердце Айверли – всего лишь предлог для того, чтобы добиться беспрекословного повиновения членов его семейства.

– Ниниан, как и любой другой молокосос, мне совершенно неинтересен! – резко бросил мистер Карлетон. – Я принимаю как данность – с ваших слов, мисс! – что давление, оказываемое на Лусиллу, было нелегко вынести. Но вот чего я не понимаю, мадам, так это почему она решила, что единственное ее спасение заключается в бегстве? Какого дьявола маленькая глупышка не написала мне?

Эннис уставилась на него, приоткрыв от удивления рот, и прошла добрая минута, прежде чем она в достаточной мере овладела собой, чтобы ответить.

– Как мне представляется, сэр, предыдущий опыт обращения к вам за поддержкой не дал ей оснований надеяться получить иной ответ, кроме того, что она должна поступать так, как полагает нужным ее тетка, – сказала она.

Девушка с удовлетворением отметила, что ей, по крайней мере, удалось смутить его. Карлетон покраснел и голосом, в котором слышалась неприкрытая досада, заявил:

– Поскольку все просьбы, кои я получал от Лусиллы, касались вопросов, выходящих за пределы моей компетенции…

– Даже просьба купить ей собственную лошадь? – быстро вставила Эннис. – Это тоже выходит за пределы вашей компетенции, мистер Карлетон?

В глазах его мелькнула тень сомнения.

– Она действительно просила меня об этом? Я не помню.

Теперь уже она оказалась в замешательстве, поскольку не помнила точно, был ли отказ разрешить ей иметь собственную лошадь одним из обвинений, выдвинутых Лусиллой против него, или очередным запретом, исходящим от миссис Эмбер, в борьбе с которым она не сочла возможным прибегнуть к помощи дяди. К счастью, ей не пришлось ни идти на попятный, ни увиливать от ответа, потому что он заговорил сам:

– Если она и обращалась ко мне с подобной просьбой, то, пожалуй, я действительно запретил ей обзаводиться собственным выездом. Что за дурацкая мысль – держать в городе лошадь и грума, которые обходятся дьявольски дорого?

Поскольку в этом она убедилась на собственном опыте, то отрицать справедливость его слов не могла. Поэтому она благоразумно оставила этот вопрос в покое и вернулась к первоначальным обвинениям, заявив:

– Но разве я не права в том, что у вас в обычае переадресовывать все просьбы Лусиллы миссис Эмбер, предоставляя той решать их по собственному усмотрению?

– Да, разумеется, вы правы, – нетерпеливо ответил он. – Что я могу знать о том, как надо воспитывать девочек в пансионах?

– Что за жалкая увертка, чтобы успокоить свою совесть! – сказала она.

– Моя совесть не нуждается в увертках, мадам! – отрезал он. – Я могу быть официальным опекуном Лусиллы, но от меня никогда не требовалось вмешательства в тонкости ее воспитания. А если бы мне это предложили, я без колебаний отверг бы подобную обязанность. Я не умею и не желаю нянчиться с младенцами!

– Даже если это единственный ребенок вашего брата? – спросила она. – Неужели вы не испытываете к ней вообще никаких чувств?

– Да, никаких, – ответил он. – Откуда им взяться? Я почти не знаю ее. Бесполезно ожидать, что я проникнусь к ней слезливой сентиментальностью только потому, что она дочь моего брата. О нем самом мне известно немногим больше, чем о Лусилле, да и то, что я знаю, мне не слишком нравилось. Не хочу сказать, что от него было много вреда, напротив, в нем наверняка было много хорошего, но он был начисто лишен здравого смысла, зато чувствительности и эмоциональности, на мой взгляд, у него было с избытком. Он всегда казался мне нестерпимо скучным.

– Что ж, мой брат тоже представляется мне нестерпимо скучным, – откровенно призналась она, – но, какими бы разными мы ни были, между нами всегда существовала искренняя привязанность друг к другу. Думаю, у братьев с сестрами это должно быть в порядке вещей.

– Возможно, вы знаете своего брата лучше, чем я знал своего. Он был старше меня всего на три года, и, хотя для взрослых такая разница в возрасте – сущий пустяк, в школьные годы она казалась мне настоящей пропастью. В Хэрроу у него завязалась тесная и, на мой взгляд, совершенно идиотская, слезливо-сентиментальная дружба с молодым Элмором. Оба бредили военной службой и по окончании Хэрроу поступили в один и тот же полк. С того времени мы с ним виделись лишь урывками. Он женился на смазливой маленькой клуше; впрочем, она оказалась не такой дурой, как ее сестра, но хитрости у нее было больше, чем мозгов; к тому же она без конца извергала потоки всякой ерунды, которую я терпеть не мог. Я знал, разумеется, когда он покупал поместье Чартли, что его дружба с Элмором оставалась все такой же крепкой, и мне следовало бы догадаться, что эта парочка мечтателей состряпает сумасшедший план по установлению еще более тесных связей, женив наследника Элмора на дочери Чарльза. Хотя для меня остается загадкой, почему Элмор – или Айверли, кем он стал к тому времени – вздумал настаивать на своем драгоценном плане после смерти Чарльза? Разве что для полного счастья ему не хватает только поместья Лусиллы.

– Видите ли, поначалу и я заподозрила нечто подобное, – согласно кивнула мисс Уичвуд, – но теперь считаю своим долгом сообщить вам, что Ниниан опровергает эти домыслы. Он говорит, что у его отца никогда не было корыстных умыслов.

– В конечном счете, – мистер Карлетон скривился от отвращения, – я был бы о нем лучшего мнения, если бы он руководствовался именно корыстными мотивами. А эта сопливо-сентиментальная идея выдать Лусиллу замуж за своего сына только потому, что они с его папашей были закадычными дружками, приводит меня в содрогание. Меня от нее тошнит! Откровенно говоря, он никогда мне не нравился.

В глазах Эннис заплясали смешинки. Но она постаралась сохранить серьезное выражение лица, сказав:

– В общем, я подозревала нечто в этом роде. А есть ли кто-нибудь, кто вам нравится, мистер Карлетон?

– Да, есть. Вы! – без обиняков признался он.

– Я?.. – растерянно пролепетала она.

Он кивнул и тут же добавил:

– Да, но против моей воли!

Эннис не выдержала и рассмеялась. Вытирая слезы, она сказала:

– Вы совершенно невыносимы! Что, во имя всего святого, я сказала или сделала такого, чтобы понравиться вам? Ничего более нелепого я в жизни не слыхала!

– О нет! Я никогда не говорю пустые комплименты. Вы мне нравитесь, но будь я проклят, если знаю почему! Ваша красота тут ни при чем, хотя она выдающаяся, и уж, конечно, дело не в том, что вы сказали или сделали. Пожалуй, это ваше достоинство или, если хотите, порода – есть в вас что-то этакое!

– Мне представляется, – убежденно сказала мисс Уичвуд, – что у вас положительно не все дома.

Он рассмеялся.

– Совсем напротив! Но не обманывайте себя, думая, что если вы мне нравитесь, то это делает вас подходящей персоной для того, чтобы взять на себя заботу о моей племяннице.

– Я этого не переживу! – парировала она. – И что вы намерены делать, сэр?

– Передать девчонку обратно под опеку ее тетки, разумеется!

– Как, вы хотите отвезти ее обратно в Чартли-Плейс?! Какие, однако, глупости вы вбили себе в голову! С таким же успехом вы, не мудрствуя лукаво, можете попросту благословить ее на замужество с Нинианом.

– Нет, я не о Чартли-Плейс. В Челтенхем, конечно!

Она покачала головой.

– Не думаю, что это вам удастся. Как нам стало известно, бедная миссис Эмбер лежит в полной прострации и к ней приставлен доктор леди Айверли. И поскольку, по словам Лусиллы, ее тете обыкновенно требуется несколько недель, чтобы оправиться от этих… истерических припадков, я очень сомневаюсь, что в ближайшее время она сможет вернуться к себе домой. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, дама заявила, что более не желает видеть Лусиллу, и хотя я не придаю этому особого значения, все же полагаю, вам не стоит рассчитывать, что она передумает, по крайней мере, до того момента, когда полностью выздоровеет.

– Я помогу ей выздороветь поскорее! – с угрозой пообещал он.

– Вздор! Вы лишь ввергнете ее в новые конвульсии. И даже если вам это удастся, придется иметь дело с Лусиллой.

– Уж здесь-то никаких трудностей не возникнет, обещаю вам!

– О, я не сомневаюсь в том, что вы угрозами можете заставить ее вернуться вместе с вами в Челтенхем, – откликнулась она с приветливостью, доводящей его до исступления. – А вот ваша способность убедить ее остаться там вызывает у меня большие сомнения.

Он злобно уставился на нее горящими глазами.

– Я не стану прибегать к угрозам, мадам.

– Знаете, это будет очень мудро с вашей стороны, – с одобрением отозвалась Эннис. – Она обладает присутствием духа, и любая попытка с вашей стороны принудить ее к чему-либо лишь вызовет ее ожесточенное сопротивление. Она вновь сбежит, но не может же она провести в бегах последующие четыре года! Ее первый побег не причинил ей особого вреда, но если она обзаведется подобной привычкой…

– Да замолчите же вы, наконец! – перебил он ее, обуреваемый сложной смесью отчаяния и изумления. – Как вы меня назвали? Невыносимым, не так ли? Что хорошо для одного, то годится и для другого, мадам.

– Вы опять платите мне той же монетой, не так ли? – с невозмутимой сердечностью осведомилась она.

Уголки его губ предательски дрогнули; он встретил ее насмешливый взгляд и неожиданно рассмеялся.

– Мисс Уичвуд, – сказал он, – я солгал, когда говорил, что вы мне нравитесь. Вы мне совсем не нравитесь. Более того, вы вызываете у меня сильнейшую неприязнь.

– Что я могу на это сказать, дорогой сэр? Только то, что я испытываю к вам схожие чувства, – ответила она.

Мистер Карлетон одобрительно улыбнулся.

– Наверное, никто и никогда не брал над вами верх в словесном поединке? – осведомился он.

– Нет, но до сегодняшнего дня у меня не было возможности попробовать свои силы в словесной дуэли. Тех джентльменов, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело, отличали хорошие манеры и воспитание.

– Должно быть, они были смертельно скучны, – заметил он.

Помимо воли, Эннис подумала о том, что уж в этом его самого обвинить невозможно, но не стала говорить этого вслух. Она холодно предложила прекратить препирательства и перейти к куда более важным вопросам.

– Если вы имеете в виду, что нам делать с Лусиллой… – Он оборвал себя на полуслове и умолк.

– Да, именно это я имею в виду. Везти ее к миссис Эмбер бесполезно, даже если она согласится принять ее назад. Пожалуй, вы самый подходящий человек, чтобы взять на себя ответственность за нее…

– О боже, только не это! – воскликнул он.

– Да, – согласилась она. – Это было бы неуместно. Вам придется нанять какую-нибудь благовоспитанную леди, которая опекала бы девочку, но я очень сомневаюсь, что вам удастся подыскать подходящую кандидатуру. С одной стороны, она должна обладать достаточной силой характера, чтобы влиять на Лусиллу и держать ее под контролем, с другой – быть достаточно кроткой, дабы сносить ваше высокомерие и беспрекословно выполнять даже самые идиотские ваши указания. – Она ласково улыбнулась ему и добавила: – Боюсь, сочетание просто невероятное, мистер Карлетон!

– Вот и славно! Если вы нарисовали столь неприятную картину для того, чтобы убедить меня оставить свою племянницу на вашем попечении…

– Вовсе нет! Я с радостью присмотрю за ней, пока вы не устроите ее судьбу более подходящим образом, но у меня нет ни малейших намерений опекать ее на постоянной основе. На мой взгляд, вашей первой и самой важной задачей будет ввести ее в общество. Я поражена тем, что вы пренебрегли столь очевидным долгом.

– Неужели, мадам? В таком случае позвольте сообщить вам, что у меня существует договоренность с моей кузиной, леди Тревизиан, которая представит ее обществу в будущем году.

– Что вы, это никуда не годится! – быстро сказала она. – Теперь, когда она вкусила столь невинных развлечений, какие может предложить Бат в эту пору, не станете же вы ожидать от нее, что она опять погрузится в школьную рутину, а ведь именно это и случится, если вы заставите миссис Эмбер возобновить свое опекунство.

– Собственно говоря, мадам, – язвительным тоном сообщил он, – это вы вселили в нее чувство неудовлетворенности, что лишний раз доказывает, насколько вы не годитесь для того, чтобы хотя бы на время принять опеку над любой девушкой ее возраста! – Он заметил, что при этих словах на щеках мисс Уичвуд выступил легкий румянец, и ему даже показалось, что в глазах ее промелькнули боль и обида. Тень этих чувств мелькнула и пропала, и он продолжил уже более мягким тоном: – Смею надеяться, вы хотели как лучше, но в результате ваших действий мы оказались в крайне неприятном положении.

– Прошу вас, не стесняйтесь в выражениях, сэр, и не прячьте коготки. Вы ведь совсем не думаете, что я хотела сделать как лучше. Вы чуть ли не открытым текстом обвинили меня в том, что я посеяла раздор в вашем семействе, и меня это возмущает до глубины души.

– Я не имел в виду ничего подобного! Но даже если и так, то мои слова и вполовину не так оскорбительны, как ваши инсинуации, что я, дескать, способен навязать свою волю миссис Эмбер.

Эннис фыркнула, и мистер Карлетон улыбнулся одними глазами.

– Что вы за непредсказуемое создание! – сказал он. – То вы кажетесь светской леди, а в следующий миг превращаетесь в осу. Нет, не надо хмуриться. У меня нет никакого желания ссориться с вами.

– Тогда не провоцируйте меня! – сердито заявила она. – Почему бы вам не попросить свою кузину представить Лусиллу обществу в этом году?

– Потому что я не желаю оказаться в безвыходном положении! Она не может сделать этого: ее старшая дочь в мае выходит замуж, и сейчас у нее и так хватает воз… забот с подготовкой к свадьбе. Так что ни уговорить ее, ни заставить силой представить Лусиллу в этом году я не могу.

– Святые угодники! – воскликнула она, сердито глядя на него. – Прекратите вы придираться ко мне или нет?

– Увы! – скорбно ответил он. – Искушение позлить вас слишком велико, чтобы я мог перед ним устоять. Похоже, вы не осознаете, как этот румянец гнева на щеках и огонь в глазах подчеркивают вашу красоту.

Она сердито поджала губы, и плечи его содрогнулись от беззвучного смеха.

– Что, проиграли дважды, мисс Уичвуд? – поддразнил он ее.

– О нет, мне есть что сказать, но, будучи воспитана – в отличие от вас! – в строгих правилах приличия и этикета, я, к несчастью, не могу позволить себе произнести те слова, что вертятся у меня на языке.

– Забудьте о приличиях! – посоветовал ей он. – Лучше подумайте о том, в каком невыгодном положении вы оказываетесь, соблюдая их, тогда как я не обращаю на них ни малейшего внимания.

– Будь у вас хоть капля… добропорядочности, вы бы тоже соблюдали их, – без обиняков заявила Эннис. – Вы ведете себя, как настоящий… распутник. Как сказал бы мой брат, – поспешно добавила она.

Глаза его смеялись, но в голосе прозвучала укоризна, когда он сказал:

– Вы меня шокировали, мадам! Что за недостойное выражение в устах благовоспитанной леди?

– Очень может быть! Но я почему-то уверена, что шокировать вас не может ничто на свете.

– Как хорошо вы меня понимаете! – удовлетворенно отметил Карлетон.

– Нет, вы положительно невыносимы! – заявила Эннис и, помимо воли, рассмеялась. – Прошу вас, не вынуждайте меня быть столь же невежливой и сварливой, как вы, и давайте лучше подумаем о том, что делать с Лусиллой. Я прекрасно понимаю, в каком крайне неудобном положении окажется ваша кузина, если сейчас взвалить на нее еще и вашу племянницу, но неужели у вас нет других родственников, кто мог бы вывести ее в свет?

– Нет, никого, – ответил он. – Тем более что я не вижу особой срочности в организации ее дебюта. Ей едва едва исполнилось семнадцать, а когда мне последний раз случилось оказаться у «Олмакса», то там было не протолкнуться от еще не оперившихся мисс, только что выскочивших из пансиона, и я не желаю, чтобы моя подопечная пополнила их ряды.

– Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она. – Девочки, вышвырнутые в высший свет и не имеющие понятия, как себя вести. Их выдает страстное желание не казаться такими невинными, какие они есть на самом деле, и они начинают жеманничать, самодовольно и глупо улыбаться и… да вам наверняка не хуже меня известна эта игривость, которую демонстрируют многие юные девушки. Вот почему я поставила себе задачу представить Лусиллу обществу Бата. Я полагаю исключительно важным, чтобы девушка знала, как следует вести себя в свете, перед тем как быть ему представленным. Но вы можете не опасаться, что Лусилла опозорит вас. Она не страдает ни излишней застенчивостью, ни развязностью: ее манеры очень милы и естественны, за что следует воздать должное миссис Эмбер. Если вы мне не верите, приходите и взгляните сами. Я устраиваю в четверг небольшой прием в ее честь и буду рада принять вас у себя. То есть, если вы к тому времени еще будете в Бате. Но, быть может, вы не намерены задерживаться здесь?

– Вне всякого сомнения, я должен буду задержаться в Бате до тех пор, пока не улажу дела Лусиллы, так что на вашу вечеринку я приду непременно. Примите мою искреннюю благодарность, сударыня!

В голосе ее прозвучало лукавство, когда она сказала:

– Предупреждаю вас, сэр, вечеринка будет невыносимо скучной! Я пригласила всех своих знакомых молодых людей, а также тех родителей, кто не позволяет своим дочерям появляться без сопровождения. Смею предположить, что вам еще никогда не доводилось бывать на столь унылой и пресной вечеринке.

– Рискну высказать догадку, мисс Уичвуд, что вам еще никогда не доводилось устраивать столь унылую и пресную вечеринку.

– Да, вы правы! – призналась она. – Откровенно говоря, я смеялась до слез, когда прочла список приглашенных гостей. Однако я устраиваю ее не для собственного удовольствия, а чтобы представить Лусиллу обществу Бата. Я уверена в том, что она произведет фурор. Именно так и случилось, когда давеча мы с ней побывали на одном неофициальном приеме.

– Итак, я полагаю, в самом ближайшем будущем мне предстоит крайне неблагодарная задача: отгонять от Лусиллы или влюбленных щенков, или охотников за приданым!

– Ну что вы! – любезно откликнулась она. – Среди моих знакомых нет охотников за приданым. Но, насколько я могу судить по некоторым ее обмолвкам и чрезвычайно дорогому гардеробу, она действительно обладает внушительным состоянием?

– О да! Она настолько богата, что может купить Вестминстерское аббатство, если пожелает.

– Что ж, в таком случае ей необходима хорошая горничная.

– Мне казалась, таковая у нее имеется. Нет, я даже уверен в этом, потому что последние три года платил ей жалованье. Что с нею сталось?

– Она поссорилась с миссис Эмбер после того, как вскрылось бегство Лусиллы, и в гневе покинула дом, – ответила она.

– Женщины! – протянул он с невыразимым презрением. – Бесполезно ожидать, что я найду ей служанку: в таких вещах я совершенно не разбираюсь. А вот поскольку вы узурпировали место миссис Эмбер, то и подыскивать ей горничную придется именно вам.

– Безусловно! – невозмутимо ответила Эннис.

– А где Лусилла? – неожиданно поинтересовался Карлетон.

– Она отправилась на верховую прогулку к замку Фарли в компании своих юных друзей, и я жду ее возвращения лишь через несколько часов.

По его лицу промелькнула тень недовольства, но, прежде чем он успел открыть рот, случилась досадная помеха в лице мисс Фарлоу, которая вошла в комнату в шляпке набекрень, и слова горохом посыпались у нее с языка.

– Такая неприятность, дорогая Эннис! Я обошла весь город в попытке найти шелковую тафту в тон вот этой, но, вы не поверите, даже у Торна мне не смогли предложить ничего похожего! А тут еще этот ужасный ветер, который буквально сбивает с ног, и… – Она оборвала себя на полуслове, внезапно заметив присутствие незнакомца. – О, прошу прощения! Я не знала! Как это неприлично с моей стороны – врываться к вам вот так, чего я бы, конечно, никогда себе не позволила, если бы Джеймс сообщил мне, что у вас посетитель! Но он ни словом об этом не обмолвился – просто забрал у меня свертки, понимаете ли, потому что это он открыл мне дверь, а не наш славный Лимбури, который, смею предположить, занят сейчас в кладовой, и я попросила его передать самый большой пакет миссис Уордлоу, а остальные отнести ко мне в спальню, что он мне пообещал, а потом мы обменялись несколькими словами о том, как ветер завывает на каждом углу, и о том, что подъем ужасно крутой, особенно когда вы нагружены свертками, как я, отчего я совершенно запыхалась, а прическа моя безнадежно растрепалась.

Мисс Уичвуд, со злорадным удовлетворением наблюдавшая за действием, которое оказала на мистера Карлетона эта бессвязная скороговорка, сочла за лучшее вмешаться и сказала:

– От меня вы сочувствия не дождетесь, Мария! Это достойное наказание за вашу глупость отправиться домой пешком, вместо того чтобы взять карету. Что до вашего «вторжения», как вы выразились, то я рада ему, поскольку хочу познакомить вас с мистером Карлетоном, дядей Лусиллы. Мистер Карлетон, мисс Фарлоу – моя кузина, которая оказала мне любезность жить со мной под одной крышей.

Он удостоил мисс Фарлоу короткого кивка, но обратился к хозяйке, одарив ее ехидной улыбкой:

– Придает вам респектабельности, сударыня?

– Именно так! – ответила она, не поддаваясь на провокацию.

– Вы меня поражаете! Я и не подозревал, что леди столь преклонных лет, как ваши, может понадобиться дуэнья! Вас зовут Эннис? Полагаю, искаженное от Агнессы, но ваше имя мне нравится. Оно вам идет.

– Однако! – вскричала мисс Фарлоу, моментально вставая на защиту своей патронессы, – Не понимаю, почему оно должно вам нравиться, хотя и не хочу сказать, будто имя некрасивое, поскольку мне оно представляется очень милым, но если здесь замешано искажение, то оно не может иметь никакого касательства к дорогой мисс Уичвуд, которая ничуть не испорчена, смею вас уверить!

– Благодарю вас, Мария, – сказала мисс Уичвуд, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. – Я знала, что могу положиться на вас и что вы не дадите меня в обиду.

– Даже не сомневайтесь, дорогая Эннис! – провозгласила мисс Фарлоу, тронутая до глубины души. На глаза у нее навернулись слезы умиления, но она одарила мистера Карлетона гневным взглядом и добавила с безрассудной смелостью:

– Позволю себе заметить, сэр, что настоящий джентльмен не позволил бы себе возвести хулу на мисс Уичвуд!

– Нет-нет, Мария! – сдерживаясь уже из последних сил, сказала мисс Уичвуд. – Вы ошибаетесь! Не думаю, что он хотел возвести на меня хулу, хотя, признаюсь, я бы не поставила последний пенни на такую вероятность.

– Оса! – одобрительно высказался мистер Карлетон.

Она подмигнула ему и добилась того, что он неохотно улыбнулся ей одними глазами.

– А теперь оставим в покое мой характер. Вы прибыли в Бат, причинив себе огромные неудобства, дабы повидаться с племянницей, которой, к несчастью, сейчас нет дома. Ну и что мы будем делать? Не станете же вы сидеть здесь и грызть ногти в ожидании ее появления?

– Нет, конечно! Боже упаси! Разве что вы попросите меня остаться.

– Ни за что! Вы будете изрядно мешать мне. Пожалуй, будет лучше, если вы придете к нам вечером на ужин.

– Нет, – решительно отказался он. – Вы очень добры, мадам, но будет лучше, если вы приведете ее в гостиницу «Йорк-хаус», чтобы отужинать со мной. Я остановился у них, и там, кажется, сносно готовят. Жду вас обеих в семь вечера, или вы предпочитаете более поздний час?

– О нет! Но не рассчитывайте, что я присоединюсь к вам! Моя горничная проводит Лусиллу до гостиницы, и я уверена, что могу положиться на вас в том, что вы доставите ее обратно.

– Так не пойдет! – сказал он. – Ваше присутствие крайне желательно и даже необходимо во время обсуждения будущего Лусиллы, поверьте. Так что я рассчитываю, что вы присоединитесь ко мне. И не вздумайте подвести меня!

С этими словами он откланялся, коротко кивнув мисс Фарлоу, а мисс Уичвуд пожал руку, одарив ее скупой улыбкой на прощание.