Мы удачно прислушались к моему предчувствию, выйдя в море той ночью: погода благоприятствовала, а луна светила до того ярко, что берег было видно даже через несколько часов после отплытия.

Позже, когда земля скрылась за горизонтом, волна хоть и поднялась, но плеск оставался равномерным. Выяснилось, что если ориентировать судно не бортом, а носом к волне, то управлять шлюпкой не так уж и сложно. Изрядно помаявшись, мы сумели поднять парус и выяснили, как изловчиться, чтобы двигаться против ветра. Время от времени Кип бросал взгляды в сторону скрывшегося берега, но, похоже, моя уверенность его успокаивала. Примерно за час до рассвета я велела немного притормозить.

— Тут недалеко подводные скалы. — Я почувствовала их, как ресничку, попавшую в глаз, как камушек в обуви: мелочь, на которую невозможно не обратить внимание. — Мы же не хотим сесть на мель.

Даже под ярким лунным светом нам приходилось вертеть головами в разные стороны, одновременно пытаясь сохранить направление. И тут я крикнула, чтобы Кип до упора перекинул штурвал влево и держал курс правее, а сама бросилась что есть сил загребать веслом. Как только шлюпка свернула, мы увидели несколько скал — темные оттенки в черной воде — чуть ли не в полуметре от борта. Их поглотил набежавший бурун, но как только он откатился, нам снова открылся зубчатый силуэт.

После этого Кип перестал спрашивать, сколько нам еще плыть, и дал мне сосредоточиться. Весь день мы старательно берегли пресную воду, время от времени позволяя себе лишь несколько скудных глотков. Наступившие сумерки подарили передышку от палящего солнца, хотя море в темноте казалось бесконечным. Вода закончилась, но по крайней мере луна светила достаточно ярко. Когда забрезжил рассвет и качка немного унялась, мы попытались по очереди поспать. Мне выпало отдохнуть первой, но сон, даже прерываемый кошмарами, не шел. Хотелось надеяться, что удастся заменить сном еду и питье, но, закрыв глаза, я ощутила страшную сухость во рту, а язык, казалось, распух до огромных размеров.

Сменившему мня Кипу уснуть удалось ничуть не лучше: он постоянно ворочался на дне лодки, где пытался вытянуться во весь рост.

— Даже на самых топких болотах и твердых камнях за все время после побега так не мотало. Я с трудом держу глаза открытыми, но уснуть тоже не получается. Подвинься. — Кип опять устроился рядом, и мы снова налегли на весла под восходящими лучами солнца, лизавшими нам спину.

На второй день хорошо после полудня мои губы оросили соленые брызги — мы приблизились к рифу. Все соответствовало моим видениям, но я даже не представляла, как сложно будет причалить к Острову: в разделявшем нас обширном пространстве водной глади там и сям торчали неумолимые скалы. Некоторые возвышались на два метра, другие скрывались под водной гладью или обнажались каменными зубьями по воле волн. Риф тянулся, насколько хватало глаз, напоминая о бесплодной каменистой пустоши, окружавшей домик Алисы и все селение.

Ветер стих, сделав рулевое управление сложным, а парус бесполезным, и нам пришлось его спустить и стараться лавировать с помощью весел. Часто проходы между скалами оказывались до того узкими, что приходилось убирать весла к бортам. Если я теряла сосредоточенность, дно лодки тут же задевало зазубренные камни. Спустя пару часов мы увидели Остров: острый, как обнажившаяся скала из рифовой гряды, но конический и высокий. В какой-то мере созерцание Острова сделало наше путешествие еще более неприятным, поскольку причалить не удавалось. Мы следовали длинным путем в обход скал, прикидывая мудреный маршрут, который то приближал, то отдалял нас от цели.

После нескольких часов я потеряла ориентацию. Камни под дном суденышка чувствовались, но путеводная нить, казалось, ускользнула. Я лежала на баке, окунув одну руку за борт, и мысленно ощупывала формы в воде.

Мы дрейфовали около часа. Кип нервно отталкивался веслом от небольших валунов, пронизывающих поверхность океана. Царапающий звук со дна, напоминающий зубовный скрежет, раздавался практически непрерывно. Деревянное днище лодки в несколько сантиметров толщиной представлялось хрупкой мембраной, державшей оборону от нападок страшного мира темной воды и острых скал.

Я попыталась опять напрячь сознание, но отвлекали потребности тела. Солнце палило нещадно, головная боль пульсировала будто в такт качке. Губы высохли и растрескались до крови, которая ничуть не утоляла жажду.

Нас отбросило высокой волной, швырнув лодку носом на едва выступающий камень. Бак приподнялся, корма ушла вниз. Мгновенно вскочивший Кип оказался по голень в воде, которая прибывала с каждой волной. Когда он рванул ко мне, раздался жалобный скрежет — лодка терлась днищем о камень. Мы оба отчаянно отталкивались веслами, чтобы отплыть от глыбы, но когда у нас получилось, шлюпку затопило уже наполовину, а каждая волна прибивала ее обратно к опасным скалам.

Я постаралась сосредоточиться, не обращая внимания на воду, облизывающую мои икры, и скрежет камня по корпусу лодки. Вспоминая, как умело закрывала разум в камерах сохранения, когда меня допрашивала Исповедница, я представила мидию и нож в руках у матери совсем как много лет назад. Вообразила, что мой разум — лезвие. У меня получилось: снова открылся путь, извивающийся между ловушками рифа. Схватившись за весло, чтобы направить лодку, я услышала, как Кип с облегчением выдохнул и принялся вычерпывать воду ведром.

Даже проникнув в сердце рифа, мы так и не поняли, как приблизиться к Острову, возвышающемуся в океане громадой отвесных черных скал. Мы не заметили никаких признаков жилья, ни намека на безопасную бухту или пляж, к которому мы могли хотя бы подплыть, не говоря уж о причале.

Примерно час я напрягала извилины, огибая скалы с запада, чтобы подойти к Острову чуть ближе, и наконец заметила расселину в крутых склонах метрах в пяти от нас. Но проплыв в тени отвесной гряды, мы поняли, что проход расширяется в небольшую гавань, где покачиваются несколько разномастных лодок.

Над узким галечным пляжем просматривалась приземистая округлая башня из серого камня. На деревянном пирсе под послеполуденным солнцем играли двое ребятишек.

Кип повернулся ко мне — загорелая кожа пестрела белыми пятнами соли, оставшимися от морских брызг, губы растрескались. Он сам на себя не походил, пока не улыбнулся:

— Он существует!

Путешествие далось мне нелегко, но я знала, что в конце нас ждет Остров. А вот Кип просто верил. Верил в Остров, верил в меня. Окинув взором гавань, я посмотрела на упирающийся в небо пик, и подхватила улыбку Кипа, а затем мы вместе на всю округу разразились хриплым смехом. Наши просоленные голосовые связки звучали подобно набату, но мы больше не опасались преследователей. Впервые с нашего побега из Уиндхема меня не волновало, услышит ли нас кто-нибудь или нет.

Мы распугали чаек, восседавших на мачтах пришвартованных судов, а дети повернулись к морю. Мне показалось, что с ними что-то не так — когда мы с Кипом подгребли к причалу, они буквально замерли, прилипнув друг к другу и безмолвно глядя на нас. Меня поразили не их уродства, очевидные, но не редкие. Маленький мальчик был карликом с короткими по сравнению с сильным туловищем конечностями. Пальцы девочки, удерживающие леску, соединялись кожистыми перепонками, на пальцах босых ног наблюдалась аналогичная картина — такие уродства я видела не раз. Что же встревожило меня в их внешности? И лишь когда мы, привязав лодку к пирсу, поднялись по металлической лестнице, а девочка подняла руку к лицу, чтобы отогнать назойливую муху, я поняла, что у детей отсутствовали клейма. Удовольствие от осознания чистоты их кожи отодвинуло мою жажду на второй план. Глянув на Кипа, я увидела, что он, разглядывая детей, тоже заметил, что у них нет меток — его рука бессознательно коснулась собственного заклейменного чела.

— Вы чужаки? — спросил мальчик.

Кип присел перед ним на корточки и ответил, по-заговорщицки кивнув на меня:

— Я, похоже, немного чужак, а вот она скорее чудачка.

Девочка рассмеялась, но мальчик остался серьезным:

— Если вы чужаки, мне следует рассказать про вас Оуэну.

— Правильно, — ответила я. — А может, лучше нас к нему отведешь?

Дети повели нас по крутой тропе вверх от пляжа, но не успели мы сделать и десяти шагов, как увидели трех человек в синих одеждах, стремительно спускавшихся к нам от башни. Кип поднял ладонь в знак приветствия, но я с тревогой заметила, что они даже не притормозили, а в руках у них мечи. Кип обернулся ко мне.

— Нам некуда бежать, — произнесла я, устав так, что не нашла сил даже разреветься.

Так мы и замерли: Кип все еще не опустил руку, но это походило уже не на приветствие, а на капитуляцию.