Как только Елизавета стала королевой, за ней сразу закрепилась репутация «пробивной» женщины. Агент Филиппа II граф Ферия докладывал о ее властности, а имперский посланник презрительно заявлял: «Подобно крестьянину, получившему титул барона, она, взойдя на трон, начала лопаться от гордости и возомнила, что не имеет себе равных»1 . Она была заправительницей всех дел, подобно торговке рыбой, отчасти благодаря тому, что ей приелось утверждать свою власть над скептически настроенными мужчинами, и отчасти потому, что у нее было чувство собственного предназначения. В личном молитвеннике, составленном около 1579 года, Елизавета отзывалась о себе как о наместнице Бога, призванной возродить Евангелие, как о матери английской церкви и защитнице пострадавших за веру. В своих молитвах она действительно старалась видеть себя такой, какой должен был видеть ее Бог. Созданный ею самой имидж предполагал в ней покровительницу Евангелия, и к своим религиозным обязанностям она относилась со всей серьезностью.

Среди историков принято было считать, что Елизавета на самом деле мало заботилась о религии и использовала ее только в качестве политического Орудия для поддержания порядка. Это не совсем верно. Она была реалисткой, но это не означает ее равнодушия к делам религиозным: она стояла за праведную религию, но не стала бы глупо рисковать ради своих убеждений. Факты свидетельствуют о ее личных обязательствах перед религией, и она, конечно, несла маску благочестия. В 1544 году она провела около четырех месяцев за переводом и созданием точной копии «Mirror of a sinful soul» («Зерцало грешной души») Маргариты Наваррской, книги, написанной в мягком протестантском духе, а в юности будущая королева создала себе при дворе имидж религиозной аскетки. Став королевой, она начала каждое утро посещать службу в своей часовне, и свидетели этого сразу разнесли слух о ее благочестии. Личный требник Елизаветы представлял из себя сборник молитв на английском, французском, итальянском, латинском и греческом языках. Сборник украшали миниатюры кисти Хиллиарда, изображавшие саму королеву и ее поклонника Алансона. Ее молитвы свидетельствуют о том, что она находилась под воздействием чувства собственного греха, равно как и о ее понимании своей зависимости от Бога. Она обращалась к Святому Духу с молитвой оказать ей поддержку для исполнения Божьей воли: «Да будет твое королевство пребывать в мире; да будет твоя церковь наделена мощью; да будет твое Евангелие печататься с рвением; да будет процветать мое правление; да будет моя жизнь исполнена счастьем и да будут вечными я и твое благое расположение»2 .

Трудно сомневаться в том, что Елизавета исповедовала протестантизм. Ее молитвы были протестантскими и содержали пореформенный взгляд на спасение через служение Христу и оправдание единственно через веру. Она сознавала, что исповедует религию, отличную от религии ее собратьев по трону, и благодарила Бога, что он «с детства оградил…» ее «…от бездонной пропасти невежества и проклятого язычества: «..Так, что я могу наслаждаться сиянием праведной религии, чьи лучи несут с собой вечную жизнь и спасение, в то время как еще многие короли, принцы и принцессы живут в невежестве, находясь во власти сатаны». Во время правления Марии ей, правда, пришлось приспосабливаться к требованиям католической религии, но ее явная приверженность католицизму проявлялась лишь в то время, когда она находилась под особенным подозрением. Свой уклон в сторону католицизма в 1561 году она, возможно, рассматривала как подспорье, чтобы выйти замуж за Дадли. Если так, то вскоре она от этой идеи отказалась. Елизавета претендовала на роль идеалистки, ставящей истинную религию выше политических расчетов. В 1576 году она обратилась к парламенту с вопросом: «Если бы политика была важнее правды, как вы думаете, стала бы я, даже в самом начале своего правления, менять коренным образом положение дел и бросаться в круговорот противостояния и войн?» Через 10 лет она заявила парламентской делегации, что была последовательной реформисткой: «Как только я взяла в руку скипетр, мое новое положение потребовало от меня не забывать того, чьей милостью он был мне дан, и поэтому я начала с введения той религии, в которой была рождена, воспитана и в которой, я надеюсь, умру»3 .

Общественная молва отождествляла королеву Елизавету с протестантским движением. Вскоре после ее восшествия на престол шотландский реформатор Александр Алезиус приветствовал ее как протестантскую героиню и преемницу Анны Болейн, основательницы протестантского движения в Англии. Приверженица протестантизма герцогиня Суффолкская писала с энтузиазмом: «Если израильтяне восторженно воспринимают свою Дебору, то с еще большей восторженностью мы, англичане, относимся к нашей Елизавете»4 . В балладах ее приход к власти изображался в виде триумфа Евангелия и возрождения изгнанного благочестия. Эти темы получили дальнейшее развитие у Джона Фокса в 1563 году. Протестантская литература сразу начала выходить с посвящением новой королеве: женевское издание псалмов в 1559 году, женевская Библия в 1560 году и сборники благочестивых деяний за время правления. Протестантские авторы поверили в преданность Елизаветы их курсу, потому что сама королева способствовала этому. В 1558 году она с видом хозяйки покинула христианскую мессу, освободив себя от обязанности на ней присутствовать, а на открытии парламента в 1559 году высмеяла шествие монахов. В 1572 году она приказала сэру Фрэнсису Ноуллзу сообщить Палате Общин, что, «так как ее называют защитницей веры, она станет защитницей истинного протестантизма». Елизавета целенаправленно создавала имидж протестантки. В 1581 году сэр Уолтер Майлдмей отзывался о ней как о «принцессе, известной своим долгим опытом покровительства Евангелию, добродетельной, мудрой, преданной и справедливой»5 .

Частично это являлось политическим позерством с целью обеспечения религиозной преданности, но позерством довольно эффективным, потому что оно было недалеко от реальности. Елизавета считала, что ей пришлось идти на большой риск, когда в 1559 году она ввела Евангелие. Хотя эта мысль была внушена ей в самом начале правления сторонниками реформы, даже они советовали действовать осторожно. Автор «Механизма смены религии» предупреждал ее, что в случае повторного установления официального протестантизма папа отлучит ее от церкви, французы захватят Англию, ирландцы поднимут восстание, а английские католики станут причиной серьезных бедствий. Ричард Гудрич и сэр Николас Трокмортон предостерегали ее от поспешных действий. Армагил Ваад напомнил королеве, «какой опасной может быть смена религии, особенно в начале правления»6 . Но несмотря на позднейшие внешние колебания, Елизавета была протестанткой и ее ближайшее окружение было протестантским. Она добилась популярности путем злобных выпадов в адрес своей сестры и претензии на то, что открывает собой новую эру. Если она хотела порвать с прошлым, ей следовало распустить советников Марии и ее епископов, заменив их протестантами Эдуарда. Жребий был брошен: первую официальную проповедь с начала правления Елизаветы прочитал Вильям Билл, известный протестант; кафедры при дворе и входившие в округ Св. Павла были монополизированы протестантами, а Ричард Кокс, возвращенный изгнанник, читал проповедь на открытии парламента. Елизавета избрала свое будущее — она собиралась утвердить протестантскую английскую (англиканскую) церковь.

Но, как свидетельствует Норман Джонс7 , путь создания протестантской церкви оказался тернистым. Сначала все шло хорошо. В феврале 1559 года Тайный совет направил в Палату Общин билль с требованием восстановления королевской власти над церковью и два билля с требованием возродить протестантские службы времен Эдуарда. К 21 февраля эти три документа были объединены в Билль о реформации, одобренный Палатой Общин. Но в Палате Лордов билль встретил сопротивление: из него было исключено требование о восстановлении Книги общих молитв, хотя и в таком исправленном виде Билль позволял королеве быть во главе церкви при ее желании. Оппозицию возглавили католические епископы, которые пользовались столь мощной поддержкой светских пэров, что стали угрозой для официальной политики. Протестантским советникам удалось перехватить инициативу через сочетание политической силы и политической удачи: развернувшиеся на религиозной почве споры выставляли католических священников мракобесами и консерваторами, двое из них были арестованы, а сила остальных была сломлена болезнями и смертью.

После Пасхи правительство сыграло наверняка, направив в Палату Общин два билля: один с требованием верховенства, а другой по вопросу литургии. Содержание биллей было менее обидным для консерваторов, и оба они проняли через Палату Общин. Билль о верховенстве делал королеву главой церкви и отменял законы о ереси. Билль был утвержден Палатой Лордов, несмотря на возникшую оппозицию со стороны католических священников, частично благодаря тому, что пыл консервативных пэров был охлажден спорным вопросом о церковных землях. Билль о единообразии прошел более сложный путь: в Палате Лордов он был принят с перевесом всего в три голоса, встретив оппозицию со стороны всех епископов, двух тайных советников и еще семерых пэров. Сила консерваторов при голосовании была ослаблена арестами, а также уступками, предпринятыми королевой, чтобы сделать молитвенник менее обидным для них. Были изменены слова обряда причастия, которые приводились в соответствие с католической верой о наличии тела и крови Христа в хлебе и вине; одежды священнослужителей и украшения церкви были заимствованы из католической мессы; из литании были исключены бранные слова папы, а во время церковных служб священнослужители должны были стоять там, где обычно предписывалось стоять католическим священникам. Эти улучшения свидетельствовали о преемственности связи с католическим прошлым. Из-за сопротивления консерваторов в Палате Лордов королева сочла нужным пойти на компромисс.

Одно время существовала точка зрения, что причиной компромисса стало сопротивление радикалов в Палате Общин. Сэр Джон Нил выдвинул предположение, что Елизавета хотела сделать церковь еще более «католической», но в связи с тем, что консервативные епископы отказались принять королевское верховенство над церковью, ей пришлось пойти на уступки протестантам и предпринять более радикальные изменения8 . Это предположение едва ли верно. Нил придает особое значение мирным переговорам в Като-Камбрези. Он полагает, что Елизавета была вынуждена проводить консервативную политику по крайней мере до тех пор, пока был подписан мирный договор и Англия благополучно вышла из войны. Но Елизавета сама задерживала подписание мирного договора, выдвинув невыполнимые требования о возвращении Кале, и переговоры не определяли ее парламентской стратегии. Не будет выглядеть фантастическим и предположение о том, что Елизавета целенаправленно затягивала заключение мира, чтобы ослабить сопротивление пэров-консерваторов ее предложениям о религии. Нил, кроме того, преувеличивает политический вес протестантских радикалов в Палате Общин. Только 19 изгнанников времен Марии были выбраны в парламент в 1559 году, и многие из них вернулись слишком поздно для того, чтобы играть сколько-нибудь заметную роль. Радикалы не составили фракции, которая могла бы оказать давление в Палате, контролировавшейся Советом и его агентами. Тактика королевы была направлена на то, чтобы сдерживать консервативную оппозицию в Палате Лордов, а не давление радикалов в Палате Общин. Помимо всего прочего, версия Нила относительно 1559 года просто не стыкуется с нашими знаниями о религии королевы и ее советников. Даже если не принимать во внимание деятельность королевы как политика, то навряд ли можно предположить, что Вильям Сесил, Николас Бэкон, Фрэнсис Ноуллз и граф Бедфорд стали бы возглавлять какой-либо иной режим, кроме протестантского. Елизавета и ее окружение хотели установления протестантской церкви в Англии и всеми силами стремились к этому.

Их желаниям не суждено было полностью осуществиться, потому что Елизавета была сильно напугана столкновением с лордами. Проблему представляли не решительные речи католических священников, а голоса католической знати. Девять голосов светских лиц против Билля о единообразии создавали значительное препятствие, особенно принимая во внимание то, что двое из них были членами Тайного совета. Опасность еще более усиливалась тем, что некоторые голоса принадлежали могущественным региональным магнатам. Королева медлила с оформлением окончательного варианта Книги общих молитв и искала дальнейшие пути примирения с консерваторами. Только самые радикальные католические епископы были исключены из епископата, те же, кто признал авторитет англиканской церкви при Эдуарде VI, были временно оставлены на своих должностях в надежде на то, что вновь пойдут на уступки и придадут целостность епископату. Некоторые наиболее радикально настроенные протестантские священники, предложенные Елизавете для возглавления епархий, — Бикон, Ливер, Ноуэлл и Сэмпсон — были оставлены без внимания. Личным королевским приказом Елизавета внесла дальнейшие изменения в литургию, которые делали не таким явным отход от католического прошлого: престол должен был находиться там, где раньше стоял алтарь, и разрешалось использование во время причастия облаток. В 1560 году вышедшее на латинском языке издание Книги общих молитв, предназначенное для использования в молитвенных собраниях, дозволяло сохранение некоторых элементов причастия для больных и заупокойное католическое богослужение. В 1561 году в новом издании церковного календаря были восстановлены отмененные дни пятидесяти девяти святых.

Когда даже эти умеренные изменения встретили сопротивление со стороны церковных приходов, королева Елизавета начала все больше переходить на консервативные позиции, но тем самым она отдалила от себя протестантских сподвижников. В октябре 1559 года она вернула на алтарь своей часовни распятие и свечи и, судя по всему, решила сама сделать то же самое с огромными распятиями, вывешиваемыми в алтарях церковных приходов. Новые протестантские епископы, грозя уходом в отставку, написали совместное послание королеве, в котором говорилось, что изображение святых противоречит второй заповеди. Тогда Елизавета пошла на скрытый компромисс: епископов больше не принуждали к размещению распятий в своих епархиях, но свой крест королева сохранила (фанатики дважды свергали его, в 1562 и 1567 годах, но после каждого случая он вновь восстанавливался). Елизавета пыталась навязать католические одеяния для священников, но многие протестантские священники посчитали, что даже стихарь надевается в нарушение религиозных норм. И вновь королева пошла на компромисс. В «Предписаниях епископам», вышедших в 1560 году, ризу приказано было надевать только во время причастия, а остальные детали одежды просто опускались. Впрочем, даже ношение ризы строго не контролировалось.

Возможно, именно эти уступки епископам стали причиной возникших подозрений в поддержке королевой «испанской стратегии» Дадли в 1561 году. Распространились слухи, что уклон в католичество с целью получения поддержки Испании был направлен на то, чтобы привести протестантов к послушанию. Если так, то попытка не удалась. Летом 1561 года королева, вероятно, намеревалась запретить браки священнослужителей (явный след воззрений консервативных прихожан и королевы-девственницы), но против этого решения выступили Сесил и архиепископ Паркер. Тогда вместо этого Елизавета в августе 1561 года отвела душу на протестантском верховном духовенстве, выведя жен и детей пастырей из общины и запретив им находиться в соборной ограде (клоузе). После серии поражений в 1559–1661 годах она одержала ряд незначительных побед над епископами в 1563 году. Она саморучно исправила несколько религиозных догматов уже после того, как они были приняты епископами. К двадцатому догмату она сделала добавление по поводу авторитета церкви, которое закрепляло се право вносить изменения в литургию (таким образом сохранялась возможность дальнейших уступок католикам), и она отменила двадцать девятый догмат, который касался присутствия грешников на обряде причастия, что и следовало рассматривать как ее нападки на существующую доктрину. С 1563 по 1571 год (в это время епископы восстановили двадцать девятый догмат) Елизавета определила для английской церкви тридцать восемь (а не тридцать девять) догматов. Постоянные вмешательства привели к тому, что королева отклонилась от первоначально намеченного ею курса протестантизма. Она делала уступки по всем церковным вопросам, которые были наиболее заметны светским людям — одежда и обрядовые действия священников, браки священнослужителей, расположение алтаря — и в которые их вера была особенно сильной — реальное присутствие Христа при евхаристии. Поступая таким образом, она укрепляла надежды консерваторов. Распространялись настойчивые слухи о дальнейших религиозных изменениях — в Лондоне и Ковентри в 1561 году, в Кумбрии в 1562 году, в Ланкашире и других местах в 1565 году. Католики пришли к выводу, что смогут окончательно привлечь королеву на свою сторону, и в 1564–1565 годы страну наводнили католические книги, посвященные Елизавете. Их печатали изгнанники в Антверпене. Но уступки Елизаветы католикам привели к столкновению с протестантами, которые потребовали дальнейших реформ. В своей проповеди на открытии парламента в 1571 году епископ Сандз потребовал очищения церкви от «иудейских и языческих обрядов». Принятие королевой протестантизма, казавшееся неоспоримым фактом в 1559 году, стало вызывать сомнения. Возникло подозрение, о котором было доложено в Палате Общин в 1571 году, что королева на самом деле «исповедует другую религию, а не ту, о которой официально заявляет». Росли слухи о возвращении к католицизму, особенно усилившиеся в 1579–1580 годах, когда велись переговоры с Алансоном. Не было определенности в том, что же представляет из себя религия Англии и что ожидает ее в будущем. В 1567 году, перед тем как отправиться в качестве посланника в Священную Римскую империю, граф Суссекс поставил вопрос прямо: «Что касается религии, ему хотелось бы перед отъездом четко определиться в этом вопросе, потому что, хотя он и является коренным англичанином и, как и все остальные, находится в курсе происходящих в стране событий, вопрос об определении существующей здесь религии ставит его в тупик»9 .

Решения по религиозным делам, предпринимаемые королевой в 1559–1563 годах, казалось, были лишены логики, и «установки Елизаветы» ничего на самом деле не устанавливали. Но, к удивлению всех, за исключением королевы, нелегкий компромисс удавалось поддерживать, и Елизавета старалась сохранить церковь в той форме, которую она приняла к 1563 году. Елизавета по существу была единственной решительной «англиканкой» в Англии. В 1565 году она говорила в Палате Общин: «В начале моего правления, найдя церковь такой, какой она и является по сей день, благодаря моим заботам в течение двадцати семи лет, я надеюсь, что с Божьей помощью буду и дальше сохранять ее в таком виде и такой же оставлю после смерти». Она не стала предпринимать дальнейших реформ, которые протестанты считали насущной необходимостью. В 1566 и 1571 годах королева подверглась в парламенте давлению со стороны коалиции советников, епископов и членов парламента — протестантов, которыми руководили «дельцы» из числа членов Совета. Но Елизавета запретила обсуждение некоторых законопроектов (сославшись на нарушение прерогативы) и наложила вето на ряд других. Более радикальные предложения были сделаны воинствующим меньшинством на заседаниях парламента в 1584–1585 и в 1586–1587 годах. Как и ранее, королева запретила дебаты, объявив эти программы «вредными для установленной религии, короны, королевского правительства и подданных». Она еще раз наглядно продемонстрировала свою решительность в послании Палате Общин в 1585 году: «Она окончательно решила не предпринимать никаких изменений, ничего не менять в обрядах или законах религии, чтобы англиканская церковь оставалась такой, какой она сформировалась к настоящему дню»10 .

Отказ королевы от дальнейших реформ не был на руку протестантам, но еще хуже было то, что она собиралась придерживаться абсурдных решений 1559 года. Протестантское духовенство считало, что Елизавета собирается в своей решимости сделать их похожими на католических священников, в связи с чем она требует ношения соответствующих одежд. В январе 1565 года королева писала архиепископу Паркеру о необходимости «единства, спокойствия и согласия как среди священников, находящихся под нашей властью, так и среди людей, которыми они правят наравне с нами»11 . Здесь же она приказывала установить единообразие религиозных церемоний и доктрин. Паркер и его епископы осознавали сложность выполнения всех правил 1559 года и вместо этого старались заставить священников хотя бы надевать стихарь во время причастия (ризы требовались только в соборах и при молитвенных собраниях). В результате этих уступок Елизавета отказалась подписать «извещения» по вопросу об одежде в 1566 году и оставила на усмотрение епископов снятие с должностей некоторых неподчинившихся правилам. Последующее вмешательство королевы в 1566 году заставило епископов перейти к более решительным действиям: во время встречи с Паркером и его сторонниками в марте она приказала епископу Гриндалу продолжить преследование нонконформистов в Лондоне. Гриндал организовал собрание своего духовенства, на котором священнослужителям был продемонстрирован манекен, одетый в церковные одежды. Тридцать семь из них, отказавшихся от новой формы одежды, Гриндал отстранил от должности.

Столкновения по поводу церковных одежд и церковных церемоний продолжались до восьмидесятых годов XVI века. Елизавета специально назначила на должность архиепископа Кентерберийского Джона Витгифта, который, по ее мнению, смог бы ввести оспариваемые обряды. Во время проповеди в соборе Св. Павла в день принятия должности в 1583 году Витгифт объявил начало борьбы с нонконформистами. Против них была организована кампания, пользовавшаяся искренней поддержкой королевы, в результате которой Витгифт заставил священнослужителей подписаться под догматами, требующими послушного проведения литургии, и снял с должности тех, кто отказался это сделать. Такая решительность стала причиной конфликта архиепископа с некоторыми членами Тайного совета — протестантами, выразившими явный протест против политики Витгифта на парламентских заседаниях в 1584–1585 годах. Среди сторонников режима развернулась жестокая борьба, которая вынудила Елизавету попытаться силой примирить своих советников. В тщательно продуманной речи перед собранием епископов и советников в 1585 году королева поборола протестантскую критику самодовольства епископов. После этого она приказала епископам продолжить борьбу с нонконформистами, угрожая распустить тех советников, которые будут вызывать парламентские волнения, и направила в Палату Общин послание, которым запрещала дальнейшие нападки на религию.

Трудно догадаться, почему Елизавета пошла на такие трудности из-за каких-то элементов церковной одежды и нескольких спорных обрядов. Возможно, она была сторонницей некоторых обрядов религиозной службы, хотя ее поведение в 1558–1559 годах свидетельствует об обратном. Она не терпела неподчинения своим законам и не любила посягательств на то, что считала своей прерогативой в религии. Вильям Хаугор считает12 , что Елизавета не хотела ослаблять свой авторитет согласием на изменение литургических стандартов, установленных в 1559 году. Исключительно важно то, что она отказалась формально поддержать «извещения» в 1566 году и каноны в 1571 году, которые содержали уступки чувствам протестантов. Но если ее прерогативы оказывались под угрозой, она сохраняла их, внося изменения в правила, не провоцируя оппозицию навязыванием невыполнимого. Ее решимость стала причиной нескончаемой борьбы, и не только с радикалами в Палате Общин, как считает сэр Джон Нил, но и со многими советниками и епископами. Она наносила обиды благочестивым священникам и благочестивым светским подданным, тем, на поддержку которых явно опиралась в начале своего правления. Объяснение этому следует искать в проводимой ею политике сглаживания гнева консерваторов. Елизавета I мягко обходилась с католиками.

Благочестивые сподвижники постоянно жаловались на то, что «их» королева не может окончательно принять их курса. Они считали, что возможной причиной этого является ее отношение к консерваторам. Сэр Фрэнсис Ноуллз заявил в 1571 году в Палате Общин:

«Как можно заставить Ее Величество не уклоняться от истинного пути и не становиться на сторону тех, кто только кажется искренним? Возможно, это происходит из-за того, что она надеется в должное время должным образом склонить их на свою сторону, или, может быть, тому есть другие причины, известные только королевам, а нам не известные» 13 .

Елизавета не допускала мысли о том, что боится католиков, и ее поведение заставляло некоторых советников думать, что она, наоборот, недостаточно их остерегается. Многое из того, что Елизавета предпринимала в политике, делалось с ориентацией па мнение католиков (и возможно, Испании). Консерватизм королевы в отношении литургии, се требования церковного единообразия, ее нежелание поддерживать восстания протестантов за границей, ограничение протестантских проповедей, ее умеренность в преследовании католиков — все свидетельствует о решимости не вызывать католической оппозиций. Этим же объясняется и случай с сожжением двух голландских анабаптистов в Смитфилдс в 1575 году: королева сама подписала распоряжение о взятии их под стражу и определила место казни, продемонстрировав таким образом свое личное неприятие ереси.

Елизавета хотела быть королевой Англии, а не королевой протестантов, и она делала все возможное, чтобы примирить консерваторов со своим режимом. В 1558 году она оставила на бывших должностях наиболее умеренных (правда, и наиболее могущественных) католических советников Марии: Винчестера, Арундела, Дерби и Шрузберн. Сэр Джеймс Крофт был назначен советником в 1566, граф Вустер — в 1601 году: оба они были католиками, согласными признать королевское верховенство над церковью. В 1579 году распространился слух, что королева подбирает для своего Совета кандидатов из числа католиков, которые смогут поддержать ее брак с Алансоном. В 1581–1582 годах при дворе образовалась фракция католиков во главе с графом Оксфордом, лордом Генри Говардом, Фрэнсисом Саутвеллом и Чарльзом Арунделом. Фракция пользовалась сомнительной репутацией. Во время летних поездок по стране Елизавета посещала католическую знать: ее шестидневное пребывание у лорда Монтегью в 1591 году означало признание его беспрекословной верности королеве и вызвало слезы у его жены. Елизавета пыталась сделать католиков частью своего народа, а когда приходилось подвергать их наказаниям, подчеркивала, что причина тому — их неверность народу и королеве. Елизавета почти гордилась своими верными католическими подданными. Путешествуя по стране в 1568 году, она просияла, когда услышала выкрик случайного наблюдателя: «Виват, регина!», и сказала одному из сопровождавших, испанскому послу: «Этот добрый старик — священнослужитель старой религии»14 .

Многие объясняли политику терпимости, проводимую Елизаветой по отношению к католикам, ее желанием постепенно подчинить их англиканской церкви. Конечно, беспристрастное отношение к протестантским и католическим отступникам обладало притягательной силой. Лорд-хранитель Бэкон заявил в парламенте в конце 1559 года, что законы должны исполняться «как слишком быстрыми, так и слишком медлительными: я имею в виду тех, кто действует раньше закона или вне закона, и тех, кто не собирается ему следовать вовсе». Эту же точку зрения высказала Елизавета в разговоре с архиепископом Паркером в 1571 году: никто не должен «страдать из-за отклонения вправо или влево от линии, намеченной нашими авторитетными законами»15 . Хотя протестанты боялись того, чтобы на них смотрели как на опасность, равную папистам, Елизавета заявила парламенту в 1585 году, что она не собирается ни «воодушевлять католиков», ни «терпеть новомодных обращенцев». Терпимость мнений обладала не менее притягательной силой. В прокламации, изданной в 1570 году, было обещано, что не будет никаких выяснений религиозных верований тех, чье поведение «не является открыто враждебным и не противоречит законам королевства». Лорд-хранитель объявил судьям, что Елизавета не желает никому «досаждать расследованиями и взысканиями на почве религии» в случае, если ее подданные не пренебрегают законом16 .

Хорошо известна точка зрения Фрэнсиса Бэкона на подобную политику: «Ее Величество, не желая лезть в души и мысли людей, если только их поведение не превратится в открытую демонстрацию недовольства, смягчает закон так, чтобы он распространялся только на проявление непослушания и намеренного неподчинения верховной власти ее величества». Его суждения о том, что Елизавета защищала католическую веру, являются отчасти справедливыми. Когда в 1563 году был издан законодательный акт, предусматривавший наказание за вторичный отказ от верховной клятвы, королева приказала своему архиепископу убедить всех в том, что ни от кого не требуется приносить клятву дважды. В 1571 году Палатой Общин и Палатой Лордов при поддержке епископов и советников был принят законопроект о наказании за уклонение от причастия, но королева наложила на него вето и отклонила повторные предложения по его принятию в 1572–1576 и 1581 годах. Но терпимость Елизаветы была сильно ограничена. Она требовала, как, например, в 1591 году, чтобы католики подвергались наказанию только за государственную измену, а не за «религиозные взгляды»17 . Если она сама в это верила, то только потому, что позволяла себя обманывать чиновникам, ложно обвинявшим католиков, и потому что в понятие государственной измены входили действия, которых католики едва ли могли избежать. Мужчины и женщины могли исповедовать отличные от Елизаветы религиозные взгляды при условии, что они ничего не предпринимали против королевской религии и держали свое мнение при себе. Эта политика была направлена не на сохранение католицизма, а на подавление с надеждой на его вымирание в последующих поколениях.

Елизавета оправдывала вторжение в Нидерланды в 1589 году тем, что хотела защитить голландцев от инквизиции, но все это было дымовой завесой. На самом деле она преследовала национальные интересы Англии. Она не хотела навязывать англичанам религиозные взгляды, но сдерживала себя не ради принципов, а ради политиков. Она была терпимой, когда нетерпимость была опасной, и нетерпимой, когда опасной была терпимость. В шестидесятых-семидесятых годах XVI века, когда у королевы были основания предполагать, что католицизм погибнет, если не спровоцировать военное сопротивление, проводилась политика религиозной терпимости: даже внешнее проявление нонконформизма наказывалось только во время политических смут, как, например, в случае с восстанием северных графов и публикацией папской буллы о свержении. Ограниченная терпимость католиков была свидетельством тонкого политического чувства: репрессии могли вызвать административные осложнения, особенно при наличии такого большого количества консерваторов среди судей и духовенства, а возможно даже, привести к обратным последствиям. Елизавете удалось политическую необходимость превратить в видимость терпимой добродетели. Но вскоре баланс был нарушен.

С притоком большого количества новых священников-семинаристов в 1574 году и прибытием иезуитов в 1580 году усилилось сопротивление католиков. С пополнением своих рядов старая религия уже не собиралась умирать, ее пришлось бы уничтожать. Елизавета медленно приспосабливалась к обстоятельствам. Она всегда неохотно меняла выбранный политический курс. Возможно, она была ответственной за смягчение наказаний для нонконформистов, предусматривавшихся законопроектом в 1581 и 1582 годах. Лестер возопил: «Ничто не огорчает меня больше, чем наблюдать, как наша королева искренне верит в то, что увеличение числа папистов в ее королевстве не представляет для нее никакой опасности»18 . Но, наконец, она сдалась. В 1582 году была издана прокламация, по которой все семинаристы и иезуиты являлись изменниками, так что само это звание приравнивалось к преступлению. Определение приняло силу закона в 1585 году. С 1583 года выявление нонконформистов было поручено специальным комиссиям и усилилось давление на аполитичных католиков. Сохранялась свобода вероисповедания, но католики подвергались штрафам, заключению в тюрьмы и даже казни за то, на что раньше власти закрывали глаза. До 1582 года Елизавета боялась преследовать католиков, позже она боялась этого не делать.

Но, по крайней мере, в первый период царствования, Елизавета старалась избегать ненужных нападок на католиков. Этим объясняются ее конфликты с благочестивыми протестантами — она стремилась обходить те аспекты протестантизма, которые могли вызвать недовольство консерваторов. В этом свете следует рассматривать ее столкновение с архиепископом Гриндалом по поводу толкований Священного предания, потому что по вопросу проповеди, как и по некоторым другим вопросам, попытки Елизаветы умиротворить католиков оскорбляли убежденных протестантов. Толкования были регулярными местными собраниями, на которых священники интерпретировали библейские тексты, а их руководители это комментировали; это были дополнительные занятия, чтобы усовершенствовать качество проповедей, а так как миряне тоже иногда присутствовали, собрания были средством обращения в религию. Толкования подчеркивали протестантизм англиканской церкви, стремились сделать ее миссионерской церковью, а так как часто приходили мировые судьи, они, казалось, связывали государство с миссионерской деятельностью. Должно быть, все эти аспекты обеспокоили королеву относительно реакции католиков, и в 1574 г. Елизавета приказала епископу Сандзу прекратить толкования в Лондоне. Сандз возразил, что собрания хорошо организованы и полезны, и промедлил. Когда архиепископ Паркер распространил то же самое запрещение на епархию Нориджа, епископ Паркхерст заручился поддержкой членов Тайного совета, поскольку пришлось предпринять действия против собраний. В 1575 г. Елизавета приказала епископу Линкольна покончить с толкованиями в его епархии, но он тоже медлил, заручившись поддержкой местных мировых судей, и действовал лишь с крайней неохотой. В 1576 г., во время поездки по центральным графствам, Елизавета услышала, что толкования очень популярны в Саутгеме, и приказала епископу Личфилда покончить с ними.

До сих пор королевская кампания против толкований была половинчатой; королева обращала внимание только на конкретные собрания. Но в 1576 г. она дала указание архиепископу Гриндалу покончить с такой деятельностью и сократить количество официальных проповедников до трех или четырех на каждую епархию: она была решительно настроена на сокращение проповеднической деятельности англиканской церкви. Гриндал дважды получал устные приказы от королевы, но не подчинился. Во-первых, он разослал указания своим епископам, чтобы заручиться полным одобрением толкований от десяти из пятнадцати адресатов, и потом написал королеве, отказываясь выполнить ее приказ. Гриндал представил решительную защиту необходимости проповедей и фактически сказал Елизавете, чтобы она занималась государственными делами и оставила религию епископам. Верховная правительница церкви была в ярости: Гриндала отстранили от должности, и в мае 1577 г. сама Елизавета приказала епископам прекратить толкования (хотя, что очень важно, теперь она опустила требование о сокращении проповедей, вероятно, из-за отсутствия поддержки со стороны своего Совета; неповиновение Гриндала по меньшей мере сузило проблему до толкований). Затем последовали мучительные маневры, во время которых королева время от времени пыталась форсировать конфронтацию со своим архиепископом, а ведущие советники старались защитить Гриндала от ее гнева и выработать компромисс. Шесть лет, до смерти Гриндала в 1583 г., у церкви не было активного архиепископа Кентерберийского.

Почему же Елизавета зашла так далеко и пошла на скандал с отстранением архиепископа? Тайный совет обвинял «крупные группировки и секты, которые все возрастали по причине этой деятельности» (толкований), подрывая единство доктрины и литургии. Но это объяснение было предложено потому, что Совет хотел ограничить вопрос толкованиями и достигнуть соглашения, запретив только самые бурные собрания или исключив мирян. Казалось, Елизавета возражала против увеличения протестантских проповедей в англиканской церкви, что не нравилось конформистам-консерваторам и часто вело к расколу в приходах. В марте 1576 г. ей представили парламентскую петицию о религиозной реформе, в которой высказывались сожаления о сокращении проповедей, «единственного обычного средства спасения душ и возможности научить подданных Вашего Величества истинному послушанию»19 . Елизавета пообещала реформу или посредством конвокации, или своими прямыми действиями, и конвокация предложила новые правила по подготовке духовенства. Но королева не имела намерения расширять проповеди; скорее, как показала ее стычка с Гриндалом, она хотела их сократить. На встрече со своими епископами и советниками в 1585 г. Елизавета покритиковала епископов за то, что они допускали разнообразие в проповедях и ритуалах. Когда лорд Берли попытался видоизменить ее замечания в атаке на епископов за посвящение невежественных священников, архиепископ Уитгифт ответил, что невозможно было обеспечить образованными священниками 13000 английских церквей. «Боже, тринадцать тысяч? — воскликнула королева. — Невозможно пытаться это сделать. Я не хочу сказать, что вы должны выбирать священников только из обученных, ибо их нет, но из честных, трезвых и мудрых людей, таких, которые смогут хорошо читать людям писание и наставления»20 . «Хорошо читать писание и наставления» — это то, чего хотела Елизавета, и это очень далеко не соответствовало требованиям благочестивых мирян, советников, епископов, священников и простых людей, которым нужны были образованные, проповедующие, распространяющие протестантство священники.

Елизавета взошла на престол как королева протестантов, но вскоре она вступила с ними в конфликт. Насчет композиции Книги общих молитв — ее отказ изменить его, навязывание конформизма, ее осторожность в подавлении католиков, ограничение проповедей — все это вызывало неприятие протестантских лидеров и протестантского общественного мнения. Таким образом, ее правление представляется, как сказал Нил, долгосрочной битвой с «пуританами», так как она боролась за сдерживание движущих сил радикального протестантизма21 . Но «пуритане» стали проблемой в основном потому, что Елизавета так далеко зашла в примирении с католиками. Своими уступками в первые годы и последующим их продолжением Елизавета сдержала проблему консерватизма, но за этот счет она создала проблему «радикализма». И это была странная форма радикализма, которая поддерживалась ведущими членами Тайного совета и большинством епископов. Елизавета сместила церковный центр тяжести, и, сделав это, она толкнула своих религиозных советников и должностных лиц к противоположной роли. До тех пор, пока ей удалось назначить поколение епископов, которые принимали англиканскую церковь, образованную в 1570 г., и которые достигли зрелости в ее лоне, защита королевой своего «урегулирования» поставила ее в конфронтацию с епископами и многими из ее советников. Все шагали не в ногу, кроме королевы.

Несмотря на ее личный протестантизм, страх Елизаветы перед католиками привел ее к тому, что она смотрела на религию с точки зрения политической целесообразности. В глупой героической проповеди в феврале 1570 г. Эдуард Диринг заявил ей в лицо, что она предает веру ради узкосветских интересов. Он перечислил все, что мешало церкви проводить эффективную евангелическую работу, и повернулся к королеве: «И все же Вы, пока творятся все эти ереси, Вы, кому Господь препоручил заботу о церкви, Вы сидите спокойно и остаетесь беззаботной. Пусть люди делают, что хотят. Возможно, это не затрагивает Ваше управление, и поэтому Вы довольны, оставляя все на своих местах». Политические приоритеты Елизаветы ставили ее епископов, особенно первое поколение, в затруднительное положение. Королева навязывала им свои требования по ведению обрядов и одежде, что им не нравилось, да еще при этом лишала их общественной поддержки и ожидала, что они станут послушно нести груз повиновения. Она приказала им бороться с нонконформистами, но ее советники препятствовали этому и защищали не-подчинившихся. Она надеялась на то, что они будут ей беспрекословно подчиняться, и презирала за промахи, но при этом подрывала их статус и ослабляла их власть, постоянно присваивая принадлежавшую им собственность. В 1575 году архиепископ Паркер жаловался: «Ее Величество назначила меня верховным церковным правителем, но как можно управлять, когда все настолько хитро запутано?»22 .

Королева заставляла своих епископов выполнять трудную и иногда неприятную работу, но при этом лишала их возможности выполнять ее достойно. Церковные пожертвования, которые должны были поддерживать престиж епископов и финансировать более эффективную их работу, на самом деле шли на реализацию политических целей. Официальное отношение к епископальной собственности стало очевидным в самом начале правления Елизаветы. Акт 1559 года об обмене давал королеве право заменять церковные десятины, передаваемые во владение светским лицам, епископальными землями, которые временно остались без пастыря. Возможно, этот акт был рассчитан на быструю выгоду для королевской власти после лишения бенефиций епископов Марии. Решительное противостояние протестантских епископов смягчило удар, вызванный актом, и замены были произведены только в одиннадцати епархиях, так что потери были скорее незначительными, чем разрушительными. Гораздо больший урон принесли дополнительные положения акта. Сдача в аренду епископальных земель была ограничена сроком до двадцати лет, если арендатором выступала не королева. Это вынуждало епископов сдавать земли в долгосрочную аренду Елизавете, которая затем раздавала их в качестве наград своим советникам, придворным и аристократии.

Первоначально Елизавета не злоупотребляла этой хитрой уловкой. С 1559 по 1573 год ею было принято только четыре долгосрочных аренды, две из которых перешли впоследствии к Вильяму Сесилу, а остальные две — к членам Тайного кабинета. Но уже с 1574 по 1603 год состоялось пятьдесят семь аренд, сроком от 40 до 120 лет. Подобные аренды стали условием назначения епископов. В 1584 году, по уверениям Рэли, Годвин получил епархии в Бате и Уэльсе в обмен на сдачу в аренду Вивелискомба сроком на девяносто девять лет.

После назначения Скэмблера епископом Нориджа, он в 1588 году сдал в аренду сроком на восемьдесят лет шестьдесят одно поместье, которые впоследствии перешли к сэру Томасу Хиниджу. Иногда возникали протесты. Так, Хаттон, лишившись в 1594 году возможности получить епархию Йорка, подверг сомнению моральную сторону действий королевы. Роберт Сесил предупредил его, что «такие тонкости не следует принимать в расчет, когда речь идет о приказе столь высокопоставленной особы». Когда Билсон получил Винчестер, ему пришлось отдать сэру Фрэнсису Керью аренду стоимостью в две тысячи марок. В 1596 году Елизавета прямо писала ему: «Нам необходимо вознаградить его за долгую службу быстрой арендой, которая не составила бы значительной потери для епархии». Но для жадных придворных это второе условие не всегда имело силу. В 1592 году Елизавета потребовала от епископа Солсберийскйго сдать Шерборн в аренду Рэли, но последний грубыми запугиваниями заставил следующего епископа продлить аренду до 1599 года. Не удивительно, что Харингтон однажды высказался по поводу того, что придворные больше привыкли «жить за счет церкви, чем молиться в церкви»23 .

Елизавета запугивала епископов, лишала их доходов и истощала их силы. Право назначать епископов давало ей контроль над честолюбивым духовенством. Когда Ричард Флетчер потребовал в 1589 году бристольскую епархию, ему пришлось сдать часть собственности, принадлежавшей уже плохо обеспечиваемой епархии. Вскоре ему удалось стать одним из любимых священников королевы, отчасти благодаря проповедям, отчасти — лести. Харингтон докладывал, что тот знает о том, чем может доставить радость королеве, и будет пользоваться этим, несмотря на обиды окружающих». Но в 1595 году Флетчеру пришлось поплатиться так же, как и другим. Когда ему было заявлено, что перевод из Вустера в Лондон будет стоить ему сдачи в аренду земли сэру Эдуарду Денни сроком на девяносто девять лет, он стал возражать против «скандалов, к которым приводят подобные условия получения церковного сана». Но его желание стать епископом Лондона было настолько сильным, что через две недели он принес унизительные извинения, пообещал аренду и воздал хвалу «Ее Величеству за самую внимательную заботу о сохранении церковных пожертвований!»24 Подобные лицемерные заявления и две тысячи фунтов стерлингов, выплаченных им придворным, на которых указала Елизавета, вернули ему милость королевы. Но только временно. Возможно, с целью возместить свои убытки Флетчер женился на богатой лондонской вдове. Елизавета была в бешенстве. Это была вторая женитьба епископа. Если иметь одну жену считалось несчастьем, то вторая была уже свидетельством легкомыслия. Флетчер был отдален от двора и на какое-то время отстранен от должности епископа. Вскоре он умер, как говорили, от королевской немилости и злоупотребления табаком. Только одному епископу удалось сохранять расположение Елизаветы в течение всей жизни. Это был Джон Уит-гифт, архиепископ Кентерберийский с 1583 по 1604 год, ее «маленький черный муж». Архиепископ Йоркский отмечал, что «она всегда выказывала ему особое расположение»25 . Она поддерживала Уитгифта в борьбе с Советом в 1584 году, когда предпринимались попытки пресечь его конформизм, и в 1586 году сделала его советником. Когда королева была на смертном ложе (1603), она призвала к себе Уитгифта и умерла, крепко сжимая его руку. Но даже Уитгифт не имел полной свободы действий. В 1595 году он попытался разрешить религиозный спор в Кембридже, введя девять догматов о предопределении как оплоте православия. Но в планы королевы не входило способствовать дальнейшему разделу церкви. Елизавета заставила Уитгифта отменить догматы. Возможно, при этом она угрожала ему «судебным» преследованием за посягательство на ее суверенитет. Она позволила ему читать себе наставления по поводу необходимости сохранения собственности церкви, но не могла допустить того, чтобы его критика мешала ей понемногу присваивать эту собственность.

Елизавете было выгодно обладать правом на доходы от епархий, не имевших епископов, и некоторые из них целенаправленно оставались пустующими в течение долгого времени. Пять лет она оставляла епархии Глостера и Солсбери без епископов, Чичестера — семь лет, Бристоля — четырнадцать и Или — девятнадцать лет. При этом обанкротившийся граф Оксфорд получал от королевы пенсию из доходов илийской епархии. Епархия Оксфорда оставалась без епископа с 1568 по 1589 и с 1592 по 1603 год. Когда же он был назначен в 1589 году, ему пришлось отдать короне все имения, которые затем перешли к графу Эссексу. Даже в конце своего правления, когда королева создала епископат по своему вкусу, готовый исполнять любые ее приказания, она все равно продолжала злоупотреблять своей властью верховного правителя. Церковная собственность находилась во власти финансовых нужд двора и требований придворных, а религия стояла на службе политических расчетов королевы. При всем своем искреннем протестантизме королева использовала церковь как орудие политики. Возможно, она и была орудием Бога, но англиканская церковь была ее собственным орудием.

ПРИМЕЧАНИЯ И ССЫЛКИ

1. Erickson С 1983 The First Elizabeth. Macmillan, p. 181

2. Haugaard W P 1981 Elizabeth Tudor’s Book of Devotions, Sixteenth Century Journal 12: 103

3. Haugaard W P 1981: 93; Neale J E 1953 Elizabeth I and her Parliaments, 1559–1581. Cape, p. 365; Neale J E 1957 Elizabeth I and her Parliaments, 1584–1601. Cape, p. 128

4. Calendar of State Papers Foreign, 1558-59. p. 101

5. Hartley T E (ed.) 1981 Proceedings in the Parliaments of Elizabeth I, 1558–1581. Leicester, pp. 379, 507

6. Neale J E 1953 p. 37

7. Jones N L 1982 Faith by Statute: parliament and the settlement of religion, 1559. Royal Historical Society, summarised in Jones N L 1984 Elizabeth’s first year, in Haigh C A (ed.) 1984 The Reign of Elizabeth I. Macmillan

8. Neale J E 1953 pp. 51-84

9. Sandys E 1842 Sermons Ayre J (ed.). Parker Society, p. 43; Hartley T E (ed.) 1981 p. 216; Calendar of State Papers Spanish, 1558-67, pp. 636-7

10. Neale J E 1957 pp. 75, 74

11. Parker M 1853 Correspondence Bruce J, Perow-ne T T (eds). Parker Society, p. 224

12. Haugaard W P 1968 Elizabeth and the English Reformation. Cambridge, pp. 216-17

13. Hartley T E (ed.) 1981 p. 220

14. Calendar of State Papers Spanish, 1568-69, pp. 50-1

15. Hartley T E (ed.) 1981 p. 51; Cardwell E 1844 Documentary Annals (2 vols). Oxford, vol. 1 p. 368

16. Neale J E 1957 p. 100; Read С 1955 Mr Secretary Cecil and Queen Elizabeth, Cape, p. 466; MacCaffrey W T 1981 Queen Elizabeth and the Making of Policy. Princeton, p. 125

17. Haugaard W P 1968 pp. 329-30, 327

18. Neale J E 1957 p. 13

19. Grindal E 1843 Remains Nicholson W (ed.). Parker Society, p. 471; Hartley T E (ed.) 1981 p. 446

20. Neale J E 1957 p. 71

21. The struggle provides the unifying theme of Neale J E 1953, 1957

22. Collinson Р 1983 Godly People. Hambledon, р. 305; Parker М 1853 р. 479

23. Hill С 1971 The Economic Problems of the Church. Panther edn, p. 17; Williams N 1967 Elizabeth, Queen of England. Weidenfeld & Nlcolson, p. 91; Harington J 1804 Nugae Anti-quae (2 vols), Park T (ed.). Vernon & Hood, vol. 2, p. 42

24. Collinson P 1982 The Religion of Protestants. Oxford, p. 27; Stone L 1965 The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. Oxford, p. 407

25. Collinson P 1982 p. 6