Дальше последовал отменный поток брани, я едва разбирала, что он кричит. Матео полностью потерял над собой контроль. Он скрючился на земле: кричал, ругался, вопил, вся ярость, скопившаяся в нем, выплеснулась наружу. Его лицо было красным, кожа покрылась каплями пота, на лице отражались гнев и боль... и я почувствовала, как гнев одерживает верх.

Вскоре прибежала полноватая женщина со стянутыми на затылке волосами и засуетилась над нами. Это, кажется, была школьная медсестра. Подошел Джерри и присел рядом, он заговорил так быстро, что я толком ничего не разобрала. Это только потом я поняла, что он говорил по-испански. Это естественно, но меня поразило его хладнокровие.

Я почувствовала, как Клаудия оттащила меня в сторону от Матео. Это же еще не трагедия - просто больное колено, но все можно исправить. Не так ли?

Я уже собралась, когда Матео потянулся ко мне и схватил за ногу.

- Пожалуйста, - сказал он приглушенным голосом, в котором слышалось отчаяние. - Останься.

 Я смотрела на него сверху вниз, чувствуя, как мое сердце отбивает твист, и кивнула. Клаудия отпустила меня, а Джерри велел всем собраться и поехать с Питером обратно на базу. Я слышала, как Лорен говорит: «Ну, и кто выиграл?», как будто это было частью игры.

Джерри повернулся к Матео и похлопал его по плечу. - Испанцы выиграли. Не беспокойся, Матео, ты получишь свой ужин.

Матео не оценил шутку. Он смотрел на Джерри, стиснув зубы от боли, и часто бормоча какие-то ругательства.

- Что случилось? - спросила я Джерри, не желая беспокоить Матео. Медсестра ушла, предположительно за лекарствами.

- Еще когда он играл за Атлетико, у него были проблемы с мениском, - сказал Джерри. - Я полагаю, сейчас то же самое. Большая нагрузка на ногу. Это та же нога, если мне память не изменяет. Я просто надеюсь, что это несерьезно. - Он посмотрел на Матео, который закрыл глаза. - Даже слабый удар причиняет невыносимую боль.

- Ты много знаешь про его травмы, - заметила я.

Он улыбнулся. - Я ирландец, - сказал он так, словно это все объясняло. - Мы любим футбол, хотя я и болею за Ливерпуль. Я участвовал в отборочных играх по выходным и очень близко подошел к лиге. Матео был одним из лучших в своей команде. Меня охватывал восторг от его игры, я был не очень хорошим рефери. Он играл жестко, слишком жестко.

- Иди на хрен, - выругался Матео. - Я играл так, как должен был, как я всегда играю. - Он практически выплюнул эти слова. Он закрыл глаза и зарычал, а потом снова стал кричать.

- Что он говорит? - спросила я Джерри.

В его глазах стояло сожаление. - Он злится. И он ненавидит себя. В остальном он очень творчески подошел к мату.

Время тянулось бесконечно, но медсестра в конечном итоге вернулась, приведя с собой мужчину, возможно учителя физкультуры. Они опустились рядом с ним, и мне пришлось отойти. Матео бросил на меня умоляющий взгляд, но я просто кивнула, чтобы он знал, что я никуда не собираюсь. Я стояла рядом с Джерри и смотрела, как они помогли Матео сесть и начали задавать вопросы, обследовать колено. Потом они дали ему какую-то таблетку запить. Это продолжалось какое-то время, затем они наложили тугую повязку на колено, которое сильно опухло, и достали лед. После, с помощью Джерри, они помогли Матео подняться. Он смог выстоять на левой ноге около минуты, прежде чем сморщился. Вместе они проводили его к стоянке, где нас уже ждал Питер, который успел вернуться.

Завязался спор относительно того, что делать дальше. Блондинка продолжала что-то говорить, но Матео твердил: «Нет, нет, нет» и качал головой, отмахиваясь от нее. Наконец она сунула пузырек с таблетками в руку Джерри и закатила глаза. Затем она и тот другой вернулись на поле, чтобы забрать вещи.

- Что происходит? - спросила я Джерри, в то время как Питер помогал Матео усесться на заднее сиденье.

Джерри посмотрел на них через плечо. - Он не хочет ехать в больницу в Саламанке. Он собирается позвонить своему врачу в Мадриде и назначить прием на этой неделе.

- Встреча в Мадриде? - спросила я, чувствуя, как мое сердце уходит в пятки. Он уезжает?

Он покачал головой. - Нет, в Саламанке. Это не слишком далеко. Я сказал, что его отвезет Питер. Спортсмены зачастую бывают переборчивы в том, что касается лечения травм. Кроме того, он - Матео Казаллес. Его поход к врачу может стать общественным достоянием. Для него будет унизительно, если узнают, что он получил травму, как он сказал... здесь.

Я нахмурилась. Я знала, что он был прав. Получить снова травму, играя с англичанами на детском поле, это подмочит его репутацию. Все будет по-прежнему, пока он не уедет. Мне кажется смешным, что совсем недавно я избегала встреч с ним. Я почувствовала облегчение, когда узнала, что он продлил свое пребывание здесь еще на неделю.

Джерри сел с Матео, а мне пришлось сесть на пассажирское сиденье, хотя я очень хотела быть с ним рядом, положить его голову на колени. К счастью, мы довольно быстро добрались до базы, и вскоре уже помогали ему выйти из фургона перед толпой взволнованных англичан и испанцев.

- Может, вы с Питером отведете его в номер? Мне еще нужно закончить кое-какие дела, - сказал мне Джерри на фоне обеспокоенного бормотания. - Миньонам необходим вожак.

Он такой придурок.

Но, конечно же, я согласилась, тем более, я сама это планировала. Матео хотел, чтобы я осталась, и я останусь до тех пор, пока он сам не велит мне уйти.

Джерри вложил мне в руки таблетки, затем развернулся, чтобы разобраться со своими «приспешниками», а я взвалила на себя Матео с правой стороны, Питер - с левой. Мы еще никогда не были настолько физически близки, как сейчас. Даже после футбольного матча от него по-прежнему хорошо пахло: запах океана в сочетании с его потом опьянял. В другой ситуации я бы по-другому реагировала.

Квартира Матео находилась на первом этаже, что облегчило нам задачу. Он пробовал идти самостоятельно. Сделал пару шагов, чему я порадовалась, но потом пришла боль, и его начало трясти.

Мы с Питером подвели его к кушетке и заставили лечь. Питер схватил подушку и подложил ему под колено, говоря нам, что медсестра велела держать его приподнятым, много не двигаться, приложить лед и принять обезболивающее. Он сказал, что должен идти помочь с ужином, но обязательно еще вернется.

И он вышел, закрыв за собой дверь. Мы с Матео остались наедине, и тут я поняла, что никогда не была в его квартире. Хотя он и делил ее с американцем из Калифорнии, кажется, его Марком зовут, или Марти, или что-то в этом духе, здесь чувствовалась неповторимая аура Матео - изысканность, спокойствие. Я стояла рядом с диваном и оглядывалась, подмечая все, что могло принадлежать Матео: пара серебряных запонок на журнальном столике, рядом с журналом «Нэшнл Географик», белый халат в ванной и полупустая бутылка виски на кухне.

- Ты будешь моей медсестрой, Эстрелла? - Спросил Матео, глядя мне в глаза. Улыбка у него вышла чуток кривая, но так хорошо было его снова видеть, чувствовать аромат его духов.

- Любимая фантазия мужчин, конечно же, - сказала я, садясь в кресло напротив него.

- Ты, да, - сказал он, все еще улыбаясь.

Мой желудок несколько раз перевернулся, хотя я не была уверена, что он знает, о чем говорит. Я вытащила таблетки из кармана. - Оксикодон и ацетоминафен, - прочла я вслух. - Я принимала их в старшей школе, чтобы словить кайф. Мама пьет перкоцет от мигрени. - Я улыбнулась ему. Матео поднял бровь.

- Школьная медсестра является торговцем наркотиками, да уж, - сказал он с напускной серьезностью. - Бедные дети.

Вот так сидя с ним рядом, можно было забыть, что совсем недавно он корчился от боли. Я поддалась вперед в своем кресле. - Я могу для тебя что-нибудь сделать? Воды? Почитать? Или тебе нужно... позвонить? Врачу, возможно, жене...

- Нет, - тихо сказал он, облизывая губы. - Я просто хочу, чтобы ты осталась здесь со мной.

Я кивнула, чувствуя, что млею от его голоса, искренности его слов. - Я останусь.

- Ты пропустишь ужин.

- Я могу сходить за ним, уверена, они позволят мне принести его сюда. Ты пропустишь ужин, - сказала я ему, чувствуя разочарование. - Вы, ребята, выиграли игру. Джерри сказал, что принимает испанцев сегодня вечером.

Он нахмурил брови и посмотрел на меня, слегка прищурившись. - Не смотри на меня так.

Я вскинула подбородок и снова выпрямилась. - Как так?

- Как ты делаешь это прямо сейчас. С жалостью.

Я с опаской сглотнула. - Извини. Просто... очевидно, я неважно себя чувствую.

Он закрыл глаза и отвернулся от меня. - Ты не обязана. Это была моя вина. Я хотел доказать, что могу сделать это, что все еще могу играть. Понимаешь? Я хотел быть таким... как раньше. И я думаю, что очень хотел произвести на тебя впечатление.

- Произвести на меня впечатление? - Это похоже на сон, он произносит слова, которые я и не надеялась от него услышать. - Почему ты хочешь произвести на меня впечатление?

Я и не думала, что наберусь наглости спросить его об этом. Может, я в шоке.

Хотя его глаза все еще были закрыты, он улыбался уголками губ. - Потому что ты моя, Эстрелла.

Я не знала, что сказать. То, как он произносит «моя», заставляет меня чувствовать такие вещи, которые я бы не хотела чувствовать. Что-то повисло между нами, то, чего не было раньше, может, всему виной лекарства или это был только вопрос времени. Я не знала.

Он, казалось, не замечал этого и после минуты молчания открыл глаза, чтобы посмотреть на меня. Сейчас в них был оттенок грусти. - Я могу задать тебе вопрос, давно хотел спросить? - Его голос стал низким, немного хриплым.

Ох, люди. Вновь вопросы. Но теперь я не была пьяна, чего нельзя сказать о нем.

- Конечно, - сказала я, стараясь не выдать внутреннего напряжения.

- Ты счастлива?

Я выдохнула. Это вовсе не то, что я ожидала. - Счастлива ли я?

- Да. Вера Майлз счастлива?

- Здесь и сейчас или...?

- По жизни.

Мне нужно было подумать. Это непростой вопрос. Счастлива ли я? Я вспомнила свою жизнь, мои надежды и мечты или их отсутствие.

Мне трудно было признаться, потому что я хотела, чтобы люди думали, что я счастливый человек, который встает каждое утро полный надежд. Но я не стала врать.

- Нет, - сказала я, глядя ему в глаза. - Я не счастлива.

- Почему? - тихо спросил он.

- Потому что... - я опустила глаза и обвела мою новую татуировку по контуру. - Я одинока.

Я никогда не признавалась в этом даже себе. Это было странное чувство. Сюрреалистично. Будто очнулась от долгого сна.

- Но ты говорила, что тебе нравится быть одной.

Я кивнула. - Так и есть. Я предпочитаю быть одна. Но это не значит, что я не хочу, чтобы меня кто-то любил. - Глаза начало щипать, будто слезы готовы пролиться. Я закусила губу, не решаясь сказать больше. - Это не значит, что я не могу кого-то полюбить.

- Почему у тебя никого нет? - спросил он живо.

Я пожала плечами. – Так не легче. Так безопаснее. Я долгое время встречалась с парнем в школе. Знаю, это было давно, но... я была в него влюблена, так мне казалось. Он злился на меня. Часто. Совершал надо мной эмоциональное насилие и заставлял думать, что я заслужила все, что он со мной делал. Он трахал меня. Трахал, пока не сломал. Достаточно, что мне пришлось обратиться к психологу. - Я села и сделала глубокий вдох. Глаза продолжало щипать. - Я знаю, это был мой выбор, и почти каждая девушка проходит через это в средней школе, но... боль меня испугала. Я уже чувствовала себя одинокой, когда мои родители и сестра предали меня. Это заставило меня думать, что никто меня не любит, и я никого больше не полюблю.

Мои слова звучали все тише. Я чувствовала, что обнажила душу. Никогда раньше я этого не чувствовала, даже голая и в неудобном положении. Я никогда не была так честна с самой собой.

- Ты не права, знаешь, - сказал Матео, наконец.

- В чем?

- Что ты никогда не любила, - сказал он, медленно и размеренно, - и что никто не хотел бы, чтобы ты любила его.

Я почувствовала тяжесть в желудке. То, как он смотрел на меня, слова, которые говорил... часть меня хотела убежать. Другая часть хотела принять его внутрь, заснуть в его объятиях, почувствовать тепло. Вместо этого я прокашлялась и спросила. - А ты счастлив, Матео?

- Нет, - сказал он с деликатной улыбкой. - Я не счастлив.

Я была и удивлена и не удивлена этим признанием. - Но у тебя все есть. У тебя есть карьера, жена, ребенок. Деньги.

- И все же я не счастлив.

- Я не понимаю.

- И надеюсь, что никогда не поймешь. – Он вздохнул и уставился в потолок. - Я люблю Хлою Энн - она яркая звезда в моей вселенной. Я люблю Изабель, но... не так, как должен. Иногда я задаюсь вопросом, почему так, и от этого я постоянно чувствую вину. Подумать только, все эти годы… я спрашиваю себя об этом? Я стараюсь не зацикливаться. Мне не нравится моя работа, но я ничего не могу с этим поделать. Я слишком стар, в смысле, посмотри на меня и мое гребаное колено, слишком стар, чтобы снова вернуться в игру. - Он поджал губы. – Все, что я знаю - это то, что надо что-то менять. Что-то нужно делать.

- Что? - прошептала я, заметив, что наклонилась еще ближе к нему.

Наши глаза встретились. - Создать новую вселенную. - Он снова облизал губы. - Ты можешь сделать то же самое.

Мое сердце замерло. Я открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но тут же закрыла.

- Страшно, не правда ли? - спросил он.

Я кивнула. Когда снова обрела дар речи, сказала. - Я уже говорила тебе, что боюсь открытого космоса.

Он усмехнулся. - А я говорил тебе, что для меня это слишком. Но с тобой, Вера, мне кажется, я могу дотянуться до звезд.

- Это глупо, - сказала я, пытаясь вернуть нам здравомыслие. Реальность обрушилась на меня.

- Да. Но это правда. - Он выдохнул. - И теперь, когда мы сумели загнать друг друга в депрессию, я обещаю, больше никаких вопросов, по крайней мере, сегодня.

Я никуда не ушла. Но скоро всему этому придет конец, напомнила я себе.

- Но мне нравятся твои вопросы, даже самые трудные.

Мне нравится, что ты ищешь меня, что у тебя есть повод поговорить со мной, закончила я мысль про себя.

- Тогда, возможно, у меня получится тебя удивить еще раз. Но сейчас, мне кажется, стоит отдохнуть. Ты не возражаешь?

Я посмотрела на часы на микроволновке. - Ужин через час.

- Тогда ложись со мной спать до ужина.

Я подняла бровь. - Ты знаешь, как это звучит?

Он кивнул. - Конечно, я же это сказал.

Но где мне спать? Не могу же я спать на диване. Я бы прижалась к нему, такому беспомощному. Я не смею к нему приближаться. Я не доверяла себе.

Я поднялась на ноги. - Это не то же самое, когда мы спали под деревом, - сказала я ему. - Мне нужно еще принять душ и переодеться. Я вернусь с ужином.

- Так скоро меня покидаешь, - сказал он резко.

Я рассмеялась и пошла к двери. - Hasta la vista, baby.(До встречи, малыш.)

- Никакого испанского, - пробормотал он, не вставая с дивана.

Я вышла на улицу и захлопнула за собой дверь. И только сейчас вздохнула полной грудью. Я простояла так несколько минут, набирая в грудь побольше воздуха. Затем отправилась к своему коттеджу, потирая плечи, как если бы вдруг внезапно упала температура. Конечно, дело было в другом.

***

Вечером того же дня я вернулась к Матео с ужином, вся на нервах. Я не знала, что происходит между нами и что делать, если он все еще в эмоциональном возбуждении.

Или я все это напридумывала.

Но мне не нужно было об этом беспокоиться. Когда я вернулась с едой, у Матео уже сидели Джерри и Марк (или Марти), они разговаривали. Матео настоял, чтобы я осталась у него на ужин - я так и сделала, но Джерри принялся расспрашивать его о времени в Атлетико, и я решила оставить их.

Матео спросил меня, когда я уходила, смогу ли я поехать с ним к врачу в Саламанке, и прежде чем я успела сказать «да» или «нет», встрял Джерри, напомнив ему, что мне предстоит работа и что Питер будет рад отвезти его.

Все решили за меня.