– Спасибо за звонок в «Американские Авиалинии». Все наши кассовые операторы сейчас заняты, но если вы будете столь любезны подождать…

Оливия вздохнула, услышав приторно любезный, записанный на магнитофон голос.

– Да, да, – пробормотала она, прижав трубку плечом к уху. Конечно, она подождет. Что еще ей остается, если она должна лететь на Багамы? Хотя как раз сейчас она стала задумываться, как все это осуществится. Девушка провела у телефона все утро, обзванивая одну авиакомпанию за другой, но до сих пор не получила билета, хотя даже попробовала заказать место в первом классе.

– Сейчас у нас самый пик сезона, мадам, – сказал ей последний оператор с ноткой снисходительности, пробившейся сквозь профессиональную любезность. – Боюсь, что мы продали все билеты до конца этого месяца, но я могу зарезервировать для вас место на первой неделе следующего. Погода на островах будет такая же хорошая, но цены гораздо ниже.

Оливия чуть не рассмеялась. Неужто ее беспокоили погода или цены? Она не собиралась насладиться отпуском, это была вынужденная поездка. Путешествие должно положить конец неизвестности, а возможно, и отношениям с Риа, которые когда-то так много значили для них.

Поездка не доставит ей удовольствия, но, по крайней мере, положит конец тем ночным кошмарам, которые мучили ее все последние недели. Все встанет на свои места, и она сможет вернуться к прошлой жизни, без Эдварда Арчера, перевернувшего вверх дном ее устоявшийся было мир.

Дни и ночи, в которые она пыталась спрятаться от репортеров, страх ответить на телефонный звонок, тревога за то, как долго она сможет удержать в своих руках «Мечту Оливии», прежде чем кредиторы разорят ее, – все обрушилось на нее сразу, убив уверенность в себе, сделав беззащитной перед Арчером.

Воспоминания терзали ее душу словно острые осколки стекла, невидимые в песке пляжа, но всегда готовые нанести болезненную рану. В голове Оливии раскаленным гвоздем пылала унизительная мысль о том, что она была готова отдаться Эдварду, отвергнувшему ее. Хорошо еще, что она не предстала перед ним полной дурочкой, в беспамятстве лепечущей слова любви. Девушка горько усмехнулась. Можно только представить, с какой иронией думал о ней Эдвард.

– Благодарю вас за ожидание. Наши кассовые операторы все еще заняты. Если вы будете так любезны подождать еще…

Все это уже не имело никакого значения. Да, она играла в игру Эдварда, делала стойку по его команде. Да, она должна будет отыскать Риа, но сделает это для себя и сама. Она не настолько наивна, чтобы полагать, что, найдя Риа, сразу решит все свои проблемы.

«Чаттербокс», даже опубликовав правду, не посвятит ей и десятую часть места, отведенного для раздувания этой грязной истории.

Она должна разыскать Риа и бросить ей обвинение в вероломстве. Риа ввергла свою подругу в пучину лжи, даже не спросив, умеет ли она плавать. Она украла покой и подорвала репутацию Оливии, а может статься, станет и причиной того, что девушка потеряет свой магазин, который был ей так дорог.

И еще один человек использовал ее в своих целях, Эдвард Арчер, он…

Нет, черт возьми, нет! Ей не следует даже думать о нем. Все ее мысли должна занимать Риа: как найти то идиллическое местечко, изображенное на лежащей у нее на коленях почтовой открытке с загнутым уголком? Со вчерашнего дня, когда неожиданно вспомнила про первые рождественские каникулы, которые они провели порознь, и про эту глянцевую открытку, которую Риа прислала ей, она была уверена в том, что Риа находится именно там.

Оливия снова взглянула на фотографию, хотя уже наизусть помнила почти каждую запечатленную на ней пальму, каждую хижину под соломенной крышей. Сделанная прихотливыми буквами надпись гласила: «Вид с террасы отеля «Дорадо», Багамы». Найти открытку оказалось не слишком трудно, она лежала там, где и следовало: среди вороха всяких памятных бумажек на дне старой коробки из-под сигар, которая в детстве служила Оливии шкатулкой для ее «сокровищ».

Но вот попасть на Багамы оказалось неожиданно трудным делом. Она и не подозревала об этом еще вчера, когда, возвращаясь на такси в Манхэттен, разработала свой план. Эдвард порывался было отвезти ее домой сам, но она скорее бы пошла в Нью-Йорк пешком, чем снова села рядом с ним в этот проклятый изящный автомобиль.

– Я привез вас сюда, и я отвезу вас домой, – сказал он коротко, несмотря на ее требование позволить ей позвонить по телефону и вызвать такси.

Не было никакого смысла спорить с ним. Достаточно взглянуть на его замкнутое, высокомерное лицо. «Лицо мужчины, – гневно подумала она, – привыкшего идти по жизни напролом».

Девушка подчинилась силе, но он недостаточно хорошо знал ее. Оливия, как он и приказал, села в машину. Когда они доехали до деревни, она обернулась к нему.

– Здесь есть аптека? – спросила она с холодной вежливостью.

Эдвард даже не взглянул на нее:

– А в чем дело?

– У меня разболелась голова, и я хочу купить аспирин. Разве на это требуется ваше разрешение?

У него вздулись желваки на скулах, но он промолчал и подъехал к кромке тротуара.

– Я куплю его для вас.

Но Оливия уже распахнула дверцу со своей стороны и вышла на тротуар.

– Я это сделаю сама.

Проделать все остальное уже не составляло большого труда. Она влетела в дверь аптеки и – слава Богу! – в ней оказался задний выход. За ним открывался служебный дворик, выходящий в лабиринт узких улочек. Она долго бродила по ним, пока не натолкнулась на будку с телефоном-автоматом. Отсюда Оливия и вызвала такси. Возвращение домой обошлось в целое состояние – ей даже пришлось просить водителя обождать, пока она получила наличные из банкомата на углу, чтобы расплатиться. Но расходы стоили того удовольствия, которое она получала от мысли, что ей не пришлось ехать домой в машине рядом с Эдвардом и что он должен был почувствовать, когда понял, что она улизнула…

– «Американские Авиалинии», с вами говорит Кэрол. Чем я могу быть вам полезна?

Оливия не тратила времени на вежливое предисловие.

– Когда у вас первый рейс на Багамы?

– Очень сожалею, мадам, но у меня ничего нет до конца…

– Это очень важно. Должно же у вас хоть что-нибудь остаться…

– Подождите, я посмотрю… – В трубке слышались какой-то треск и щелчки. – Я нашла аннулированный заказ.

– Чудесно!

– До вылета остается всего полтора часа.

Оливия бросила взгляд на часы.

– Я успею, – сказала она с большей уверенностью, чем ощущала на самом деле. Но проблемы и в самом деле не будет, если она не станет тратить время на упаковку чемодана, если сумеет поймать такси, если на улицах не будет пробок, если…

– Место в первом классе, – сказала операторша и назвала цену, от которой Оливия побледнела. И все же она не колебалась.

– Беру!

Она расплатилась с помощью кредитной карточки, и за отель тоже, когда служащий в бюро обслуживания туристов международного аэропорта Нассау с трудом отыскал для нее, должно быть, единственный незанятый номер на островах. По дороге в отель она стала было в уме подсчитывать свои расходы, но от цифр у нее пошла голова кругом, и она бросила это занятие. Назавтра ей предстояли еще расходы: купить вещи и одежду, которые потребуются в предстоящие дни, – но стоило ли теперь переживать? В любом случае, когда придут счета, она уже будет банкротом.

Думать следовало о другом: как разыскать Риа.

У Оливии был определенный план, очень простой, – именно такой и был ей нужен. В конце концов, у нее есть фотография с названием отеля, служившим для нее словно указателем, ведущим к Риа.

Первая осечка в этом плане произошла на следующее утро, когда в ресторане отеля Оливия пила кофе и листала брошюру для туристов. Одна фраза из нее чуть не заставила ее подпрыгнуть:

«Багамский архипелаг образуют семьсот островов».

Она смотрела на эту цифру, отказываясь верить своим глазам.

– Семьсот островов?! – в ужасе переспросила она обслуживающего стол официанта.

Тот улыбнулся.

– И все они прекрасны, мисс, – сказал он красивым, певучим голосом, каким обладали все местные уроженцы.

Выяснилось, правда, что не все острова обитаемы. Но это не слишком облегчало задачу, потому что туристы селились по крайней мере на двух дюжинах из них. «Две дюжины! – подумала она с приглушенным стоном. – Две дюжины!» Хорошо еще, что у нее есть фото и название отеля. Оливия раскрыла телефонный справочник и стала его пролистывать.

«Отель «Дорадо», – повторяла она про себя, – отель «Дорадо»…»

Но не было никакого отеля «Дорадо». Ни на Нью-Провиденс-Айленд, ни на Гранд-Багама, ни на Элеутере. Нашелся один на Грэйт-Абакс, и она потратила целый день и целую кучу денег на поездку туда. Но обнаруженный ею здесь отель «Дорадо» ничуть не походил на тот, что был изображен на открытке. Оливия спросила управляющего, не был ли перестроен этот отель, но тот заверил ее, что, по крайней мере, последние два года никаких переделок не производилось.

К концу дня она почувствовала, что у нее отваливаются ноги, и признала свое поражение. Какой же дурой надо быть, чтобы думать, что изображенный на старой фотографии отель все еще существует. А если даже он и цел, нет никакой гарантии, что сохранил то же название. На улице, где располагался «Интерьер от Пьера», был маленький магазинчик, который меньше чем за два года сменил трех владельцев и четыре названия.

Подавленная и расстроенная, Оливия села на корабль, следовавший на Нью-Провиденс. Не смешиваясь с другими пассажирами, она стояла, опираясь на перила руками и тупо глядя в воду.

– Извините, мисс, с вами все в порядке? – раздался приятный мужской голос. Оливия подняла глаза, побледнела, и сердце ее едва не выскочило из груди. Ей показалось, что перед ней стоял Эдвард.

Однако это был не он, а человек с такими же темными волосами и темными глазами. Когда Оливия обрела дар речи, она поблагодарила его за внимание и вновь тупо уставилась на море.

Эту ночь она спала плохо, ворочалась с боку на бок, пока совершенно не сбила простыни. Когда удавалось ненадолго заснуть, ей снился Эдвард, но его образ был расплывчат и неопределенен, и каждый раз она просыпалась со слезами на глазах и комком в горле.

Это была ненависть, вот что такое это было. Оливия ненавидела Эдварда, она была просто снедаема ненавистью к нему. Она лежала в постели, вглядываясь в темноту, и мысленно повторяла то, что она должна была сказать ему в той спальне в Хэмптоне и что надо непременно сказать ему, если, не дай Бог, ей когда-либо придется снова встретиться с Эдвардом. Когда она проснулась, ее глаза были мокрыми, а в сердце – пустота.

Должно быть, ей снилась и Риа, и то, как она предала их дружбу.

Что еще могло наполнить ее такой безысходной печалью?

Быстро улетали дни. Она перебралась из отеля в крохотный гостевой домик, подсчитала остатки своих скудных средств и прикинула, как можно ими распорядиться.

Она снова обратилась к телефонному справочнику, наугад выбрала частного детектива и отправилась к нему.

– Мне надо найти это место, – сказала она, вручая ему пожелтевшую фотографию.

– Сколько этой открытке? – спросил он, осторожно держа бумажный прямоугольник.

– Десять.

Он кивнул.

– У вас есть какое-нибудь предположение, на каком острове может быть расположен отель?

Оливия покачала головой:

– Никакого.

Он снова кивнул и откинулся в кресле.

– Ладно, я постараюсь выяснить, что смогу. Должны быть старые вырезки, газеты, буклеты… – Он поднял голову и пожал плечами. – Может, что-нибудь и подвернется.

– А если нет?

Он снова пожал плечами.

– Я могу нанять вертолет, самолет, чтобы сделать аэрофотосъемку. Все зависит от того, насколько важно для вас найти это место и сколько денег вы можете потратить.

Он ухмыльнулся и кивнул на открытку, лежавшую на столе перед ним.

– Что, сбежал муженек, и вы полагаете, что он здесь приземлился?

Оливия отрицательно покачала головой.

– Сколько могут стоить поиски? Со всем тем, что вы только что упомянули?

Он задумчиво потеребил пальцем губу и назвал сумму, от которой она беспомощно откинулась на спинку кресла.

– Вы должны сами решать, – сказал детектив, – такие вещи никогда не обходятся дешево. Подумайте, стоят ли того поиски этого места?

На закате, сидя на берегу тихой бухты за своим домиком, прислонившись спиной к грубой коре ствола кокосовой пальмы, Оливия размышляла о разговоре с детективом. Не о том, нанимать его или нет, и не о запрошенной им цене, а о его вопросе, который привел ее в замешательство. Стоили поиски Риа таких затрат? Времени? Мучений? Оливия набрала пригоршню песка и медленно пропустила его сквозь пальцы. Раздутая, грязная история о ней и Райте уже потеряла свою новизну. Пройдет неделя, две, и кто вспомнит о ней? Ньюйоркцы поглощали сплетни вместе с гренками за завтраком, и вспомнит ли кто-нибудь из них о придуманной бульварными писаками истории?

Оливия вновь набрала горсть мелкого песка и смотрела, как он просыпается между ее пальцами. Может быть, ей лучше вернуться домой и потратить последние деньги на «Мечту Оливии»? Она позвонит Дольчи и скажет, что настала пора вновь приняться за работу. Она может дать объявление, что студия вновь открывается после короткого перерыва. Ведь некоторые магазины на Пятой авеню, находившиеся на грани банкротства, проделывали такие вещи, словно временно закрывались для того, чтобы дать сотрудникам отдохнуть. Она может сменить название магазина – это тоже было бы в порядке вещей.

Оливия утомленно закрыла глаза. Чего ради примчалась она сюда? Выяснить отношения с Риа? Но разве на этом все закончится?

«Риа, – скажет она, – ты предала нашу дружбу». Но, Господи, ведь Риа и так знала это! Сможет ли Оливия убедить ее прояснить истину на страницах «Чаттербокса»? Оливия вздохнула. Это было бы прекрасно, но Риа никогда не пойдет на это – в глубине души девушка с самого начала отчетливо понимала это. Зачем, в таком случае, она заявилась сюда? Ее надежды были столь же эфемерны, как дымок от сигареты.

Оливия уселась поудобнее и, охватив руками колени, уставилась на море. Вдали виднелось суденышко, в сумеречном свете оно казалось плывущим не по воде, а по небу.

Оливия вздохнула. Нет, жизнь должна быть не такой, когда ты смотришь на одно, а видишь другое. Так и Эдвард воспринимал ее совсем; иной, чем она была в действительности. Пока она не найдет Риа и не заставит ее рассказать правду, он не поверит, что это Риа, а не она, Оливия, была любовницей его отчима.

Сердце девушки затрепетало. Неужели она приехала сюда только ради того, чтобы представить Эдварду доказательство своей невиновности?

Оливия встала и медленно пошла вдоль берега, по самой кромке воды; нежные волны медленно накатывали на ее босые ноги. Нет, это невозможно. Она ненавидела Эдварда. Она презирала его. Она не хотела больше его видеть. Но, если когда-нибудь им суждено будет встретиться, она должна сказать ему, что он самый жестокий, самый бесчувственный негодяй, какого она когда-либо знала, и отвесить ему пощечину.

У Оливии сжалось в горле. Ведь этого никогда не случится. Он не станет искать ее, он не вспоминает о ней, не мечтает о ней, не…

– Оливия!

Легкий бриз донес до девушки ее имя, и она застыла на месте как вкопанная. Сердце ее замерло, а потом бешено заколотилось.

Это не мог быть Эдвард, просто у нее разыгралось воображение. Она сделала глубокий-глубокий вдох и прижала руку к груди, чтобы унять сердцебиение. Солнце уже коснулось горизонта, отбрасывая сверкающие лучи в надвигающуюся темноту, и мужчина, окликнувший ее, озаренный этим потоком расплавленного золотого света, казался богом, спустившимся с Олимпа.

Это был Эдвард.

Они стояли и смотрели друг на друга, а солнце тем временем медленно погружалось в море. Гнев, обуревавший ее всего несколько мгновений назад, испарился, голова ее кружилась от невероятного счастья. Он приехал за ней! Потом по ее телу пробежал озноб. Она просто сошла с ума. Разумеется, он должен был здесь появиться. Он должен был прийти, чтобы получить то, что хотел – Риа и акции «Джемини».

Оливия стояла, застыв в напряжении, пока он шел к ней, и, хотя сердце по-прежнему учащенно билось в груди, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно и холодно.

– Как вы нашли меня?

– Не думаешь ли ты, что и в самом деле можешь спрятаться от меня?

Эдвард говорил низким голосом, медленно подбирая слова, и она внезапно поняла, что он находится в состоянии крайнего напряжения и в любой момент может взорваться. «Гнев, – подумала она, – гнев и ярость двигают им точно так же, как и мною».

– Я прячусь от вас? – Оливия заставила себя улыбнуться. – Ну и воображение у вас, Эдвард.

У него скривился рот.

– Ты хочешь, чтобы я подумал, что ты прибыла сюда на каникулы?

– Меня меньше всего волнует, что вы подумаете, – сказала она и пошла от него. Но не успела девушка сделать несколько шагов, как Эдвард догнал ее и схватил за руку.

– Ты не воспользовалась своим шансом, Оливия, – почти прокричал он ей в лицо, – когда убежала от меня в тот вечер…

– Вам следовало прислушаться, когда я сказала, что хочу сама вернуться в город.

Он издал короткий, отрывистый смешок.

– Я должен был бы прислушаться ко множеству вещей.

– Все это бессмысленно. Вы зря потратили время, приехав сюда.

Его рука сжимала по-прежнему ее запястье.

– Почему ты в этом так уверена?

– Вы не найдете то, ради чего приехали.

Он подошел к ней ближе, настолько близко, что ей пришлось закинуть голову, чтобы видеть его лицо. Может быть, поэтому у нее вдруг закружилась голова?

– Не найду? – тихо спросил он.

– Нет, я не собираюсь помогать вам в поисках Риа. Я вообще не желаю больше заниматься этими делами.

– Я не просил тебя помогать мне.

– Еще нет, но собираетесь попросить. Я только что…

– Мои люди перевернули вверх ногами весь город, – оборвал он ее. Эдвард протянул к ней руку, схватил за плечо и развернул к себе так, что она ощутила на лице его дыхание. – Сначала я думал, что ты прячешься от меня в Нью-Йорке…

– Перестаньте произносить это слово. Почему вы решили, что я…

– …Но тебя там не оказалось. – Он прижал ее руку к своей груди: Оливия ощущала ладонью, как бьется его сердце. – Никто не видел тебя – ни твой адвокат, ни эта маленькая девушка, которая работала в «Мечте Оливии»…

– Дольчи? Вы добрались и до нее? – Она попыталась освободить руку. – Вы не должны были делать этого. Она ничего не знает о Риа.

– Я не хочу говорить о Риа! Неужели ты этого еще не поняла, черт побери?

Голос его звучал сурово и гневно, но прикосновение его руки к ее щеке, к растрепанным ветром волосам было мягким и ласковым. Неожиданно им показалось, что они находятся на совсем другом пляже, на тысячу миль севернее, где их видят только небо и океан.

У Оливии перехватило дыхание, когда Эдвард взял ее лицо в ладони и повернул его к себе.

– Посмотри на меня, – прошептал он, и медленно, очень медленно она разомкнула веки и встретилась с ним взглядом. – Ты знаешь, черт возьми, что мне пришлось пережить из-за тебя?

Девушке хотелось бросить ему в лицо резкие слова, сказать, что если он считает, что она должна принести извинения, то ему придется долго ждать. Но как могла она сделать это сейчас, когда он так смотрел на нее, когда его пальцы нежно гладили ее кожу?

– Я боялся, что с тобой случилось что-то страшное. – Он покачал головой. – Я все думал, что она, черт побери, такая упрямая девушка…

– Вовсе нет, – возразила Оливия, по-прежнему напряженно стоя в его объятиях.

Эдвард тихо рассмеялся:

– И независимая. Слишком независимая на свою беду, черт возьми.

Он уткнулся лицом в ее волосы.

– Я испытал настоящее облегчение, когда мои люди выяснили наконец, что ты отправилась на эти острова.

– Вы не имели права следить за мной, – сказала Оливия. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали гневно или по крайней мере обвиняюще, но у нее это не получилось. Голос девушки не слушался ее. Оливию била дрожь. Она чувствовала, что силы изменяют ей и она вот-вот может упасть.

– Лучше оставьте меня, Эдвард. Я… я не чувствую…

У нее пересохло в горле, когда он обнял ее и привлек к себе.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – шепнул он, – ты чувствуешь себя, как… летний закат, когда в мире прекрасно и тепло, а твои волосы пахнут сиренью…

Боже, о Боже, ну почему она позволяет ему так обращаться с собой? Все повторяется точно так же, как в последний раз, когда они были вместе. Он прикасался к Оливии, целовал ее, отбрасывал назад ее волосы и шептал на ухо нежные слова, прижимался губами к ее коже, – и все это завершится точно так же, как было и раньше, градом обвинений и яростью.

Она не должна больше переносить все это. Достаточно! Оливия почувствовала, как на глазах ее выступают слезы. Неужто она проделала весь этот путь только для того, чтобы снова оказаться в его руках?

– Эдвард…

– Да, дорогая?

Его голос был ласков, так же ласков, как бриз, дующий над дюнами и несущий аромат тропической ночи.

– Эдвард… Я умоляю тебя… – Она вскрикнула, когда он расстегнул первые несколько пуговиц на ее платье и сунул за отворот свои ладони. – Не делай… не делай этого… – Она застонала, когда его пальцы начали гладить ее груди. – Эдвард, я не хочу, я не…

– Любимая, – прошептал он.

Ее голова бессильно откинулась назад, когда он нагнулся и горячими губами стал целовать ее, продолжая ласкать ее груди. Оливия вскрикнула, когда их тела соприкоснулись, и поняла, что не сможет долго противиться тому, чего так страстно желает сама. Ее руки сами взметнулись и крепко обняли его шею, из его гортани вырвался какой-то крик, и он прижал ее к себе еще сильнее и целовал, целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что теряет голову от желания.

– Я не могу больше ждать, – прошептал Эдвард. Его руки скользнули к талии девушки, подняли юбку и собрали ткань сзади, на спине. Потом он подцепил большими пальцами края шелковых трусиков и спустил их к ее ногам. Он опустился перед Оливией на колени, охватил рукой ее ноги, потом, поочередно поднимая ее ступни, снял с нее трусики.

Затем Эдвард погрузил свое лицо в хлопчатобумажную юбку и так сильно прижал к ней свой рот, что она почувствовала жар его поцелуя сквозь ткань. Его руки уже блуждали по ее коже, по ее горячей плоти; они дотрагивались до таких мест тела Оливии, к которым никто еще никогда не прикасался. Когда девушка почувствовала прикосновение его пальцев к внутренней поверхности бедер, она вскрикнула.

Они опустились на песок, охватив руками друг друга и слившись в жадном поцелуе. Эдвард стянул платье с ее плеч, она почувствовала его теплое дыхание на своей коже, а потом обжигающий жар его рта. Ее руки теснее сомкнулись вокруг него, и вся она подалась ему навстречу.

Оливия твердила себе, что то, что она испытывает к нему, всего лишь чувственное влечение, но это была ложь. Желание может кружить голову, полыхать в крови, но оно не может заставить биться сердце в груди так сильно, что вот-вот оно разорвется. Оно не может порождать стремление отвечать поцелуем на поцелуй, прикосновением на прикосновение, оно не может вызывать слезы на глазах и дрожь ресниц.

Сделать это способно лишь одно чувство, то, в котором она отказывалась признаться. С дыханием с ее губ слетело слово, которое она тщетно пыталась удержать.

– Я люблю тебя, о Эдвард! Я…

Ее надломленный шепот смолк в его объятиях. Было поздно вернуть сорвавшиеся с уст слова; она еще ждала, что он оттолкнет ее от себя, рассмеется и использует ее невольное признание для того, чтобы в очередной раз унизить ее.

Но он взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал, потом встал и поднял девушку на ноги. Медленно, не отрывая глаз от нее, Эдвард застегнул пуговицы на ее платье и снова поцеловал ее.

– Пойдем со мной, – мягко сказал он.

Он вел ее по песку к тому месту, где стояла его машина с раскрытой дверцей, помог ей сесть и, прежде чем обойти вокруг автомобиля и занять свое место за рулем, еще раз крепко поцеловал Оливию. Двигатель заработал, и тут она неожиданно вспомнила: она была нагой под платьем.

Девушка вспыхнула и прошептала:

– Эдвард!

Он взглянул на нее. В сгустившейся темноте его лицо казалось загадочным, жестким и чувственным.

– Да?

Она дотронулась кончиком языка до пересохших губ.

– Мои… мои трусики.

Его рука скользнула ей под юбку и замерла, достигнув бедер.

– Они не нужны тебе…

– Но… но я не могу… не могу…

Он перегнулся к ней через руль, откинул волосы, запрокинул голову и крепко поцеловал в губы.

– Я не собираюсь трогать тебя, – с нажимом прошептал он, – по крайней мере, пока мы находимся в машине. Ты понимаешь меня, Оливия? Я хочу думать о тебе и хочу, чтобы ты думала обо мне и о том, что произойдет тогда, когда мы будем принадлежать друг другу.

У нее пересохло в горле. Девушка хотела сказать ему, что не могла даже мечтать о том, что происходит сейчас между ними, но не успела.

Его нога с силой надавила на газ, и, выбросив из-под колес град камешков, машина сорвалась вперед, в ночь.