The Horus Heresy

Это легендарное время.

Галактика в огне. Грандиозные замыслы Императора о будущем человечества рухнули. Его возлюбленный сын Гор отвернулся от отцовского света и обратился к Хаосу. Армии могучих и грозных космических десантников Императора схлестнулись в безжалостной братоубийственной войне. Некогда эти непобедимые воины как братья сражались плечом к плечу во имя покорения Галактики и приведения человечества к свету Императора. Ныне их раздирает вражда. Одни остались верны Императору, другие же присоединились к Воителю. Величайшие из космических десантников, командиры многотысячных легионов — примархи. Величественные сверхчеловеческие существа, они — венец генной инженерии Императора. И теперь, когда воины сошлись в бою, никому не известно, кто станет победителем.

Миры полыхают. На Исстване V предательским ударом Гор практически уничтожил три верных Императору легиона. Так начался конфликт, ввергнувший человечество в пламя гражданской войны. На смену чести и благородству пришли измена и коварство. В тенях поджидают убийцы. Собираются армии. Каждому предстоит принять чью-либо сторону или же сгинуть навек.

Гор создает армаду, и цель его — сама Терра. Император ожидает возвращения блудного сына. Но его настоящий враг — Хаос, изначальная сила, которая жаждет подчинить человечество своим изменчивым прихотям. Крикам невинных и мольбам праведных вторит жестокий смех Темных богов. Если Император проиграет войну, человечеству уготованы страдания и вечное проклятие.

Эпоха разума и прогресса миновала. Наступила Эпоха Тьмы.

 

Действующие лица

Император

Рогал Дорн, примарх Имперских Кулаков

Джагатай-хан, примарх Белых Шрамов

Малкадор Сигиллит, регент Терры

Сангвиний, примарх Кровавых Ангелов

Константин Валдор, Кустодийская стража

Эзекиль Абаддон, Первый капитан Сынов Гора

Гор Луперкаль, примарх Сынов Гора

Странствующие рыцари

Гарвель Локен

Брор Тюрфингр

Космические Волки

Леман Русс, примарх

Бьорн Однорукий

Огвай Огвай Хельмшрот, ярл Тра

Луфвен Скупой, ярл Фор

Амлоди Скарссен Скарссенсон, ярл Фюф

Скуннр, ярл Сеск

Хварл Красный Клинок, ярл Сепп

Бальдр Видунссон, ярл Фор-Тва

Стургард Йорикссон, ярл Тра-Тра

Яурмарг Смеющийся из Тольв, предыдущий ярл Тольв

Оки Меченый, ярл Тольв

Йорин Кровавый Вой, ярл Декк-Тра

Ква, Тот-Кто-Разделен, рунический жрец

Гримнр Черная Кровь, хускарл

Фреки и Гери, волчьи братья Лемана Русса

Фит Богобой, боевой брат Бьорна

Обитатели Нижнего Мира

Король Эльфов, злобное психическое эхо

Амарок, демон-гость

Стая Брора Тюрфингра

Рагнер Слепой

Химмлик

Энрир Толстяк

Флокр Болтун

Грен Счастливчик

Механикум

Фридиш Адум Силип Кво, техноаколит

Велизарий Коул, техноаколит

Гестер Асперция Сигма-Сигма, магос домина Трисолианской тагматы

Тез-Лар, любимый сервитор Коула

Бенициан Мендоса, вице-король экстрактаториан мира-кузни Трисолиан

Сота-Нуль, эмиссар Истинного Механикума

Келбор-Хал, генерал-фабрикатор, марсианская фракция

Диорт, скитарий

 

Пролог

Первенец

– У меня кое-что есть для тебя, Гор.

Такое послание Император отправил Гору Луперкалю. И так наступил конец его одиночеству.

Вскоре Гор узнал, что у него есть брат.

Он догадался, что произойдет нечто важное. Повелитель Терры исчез по какому-то загадочному делу, о котором не сказал Своему первому сыну. Гор знал, что Император создал двадцать сыновей. Для человека с его талантами не составило труда собрать воедино детали, но когда флот Императора вышел из варпа и приблизился к его кораблям, он наверняка знал только то, что был найден первый из прочих. Тогда Гор это почувствовал. Он почувствовал его .

Император встретил Гора в кольцевой наблюдательной галерее, окружавшей купол рефекторума. Галерея была архитектурной прихотью, робкой имитацией соборов Старой Земли. Для критического взгляда Гора она была уязвимым местом корабля, и ее не стоило возводить. Примарх считал, что между практичностью и красотой должно быть более четкое разделение. Император не согласился.

Однако в этот день галерея послужила полезной цели.

Отец и сын смотрели через изогнутое бронестекло на группу дикарей, сидевших шестьюдесятью метрами ниже за столами рефекторума. Лохматые гривы, грязные шкуры, кожаные доспехи и короткие кольчуги гостей выглядели неуместно среди великолепия корабля Императора. А грубая ткань одежды под ровным искусственным освещением казалась шокирующе примитивной. Мышцы были настолько крупными, насколько возможно для смертных. Это были прирожденные воины и суровые, но в то же время простодушные люди. Их татуированная кожа была грязной, не говоря уже о волосах. Гор не мог почувствовать их запах, но внешний вид намекал на зловоние, и примарх сморщил нос, словно ощутил смрад.

Они вели себя, как дети, играясь со стеклянной посудой и лампами, украшавшими столы. Смеялись, словно дурачки, разобравшись, как включается люмен. Расхохотались, когда играясь с ним, уронили и разбили. Они с подозрительными лицами принюхивались к дорогим блюдам и тонкому вину, снова смеялись при виде блюд с изысканными деликатесами и с удовольствием изводили прислугу. Они были недостойными наглецами, насмехающимися над щедротами Императора. Гор посмотрел на отца, но Император не разделял возмущения сына. Идеальное светящееся лицо излучало только гордость.

Император не отрывал глаз от их вожака, самого величественного из всех гостей. Он был гигантом, почти таким же крупным, как сам Гор. Хотя на незнакомце были те же грубые шкуры и доспехи, что и на его спутниках, хотя его длинные, светлые волосы были так же зачесаны назад, как и у них, хотя он склонился над столом и ковырялся в царской еде грязными пальцами, игнорируя столовые приборы, было очевидно, что он не похож на своих спутников.

Он был похож на Гора. Именно его присутствие ощутил Луперкаль.

Это дикарь приходился ему братом.

Гор пристально посмотрел на варварского короля. И не ощутил никакого братского чувства. Вместо этого его переполняло смятение. У ног брата лежали два огромных зверя, один серый, настолько лоснящийся, что выглядел почти серебристым, другой – черный. Казалось, они без проблем приняли новую обстановку и беззаботно спали на полу.

– Это настоящие волки? – спросил невольно заинтригованный Гор.

– В некотором роде, – ответил Император. Он бросил на сына короткий, благосклонный взгляд. – Они напоминают зверей Старой Земли, хотя, полагаю, если бы ты увидел терранских представителей, то нашел бы их разочаровающе маленькими.

– Они выглядят как волки, – сказал Гор. Он подумал о символе собственного Легиона и волчьей неестественности своих воинов. Они казались фальшивыми и шаблонными в сравнении с людьми внизу. Те были человеческими волками, ходящими на двух ногах. – Они живут с волками? – спросил он.

– Они считают себя их родичами. Волки занимают важное место в их культуре, – пояснил Император.

– Эти люди – примитивны, – осторожно сказал Гор. Он попытался вопреки своему предубеждению разглядеть их потенциал. Они сильны, и если настолько же умелы в бою, насколько выглядели, то станут превосходными рекрутами для Легионов. В то же время мысль о том, что этих зверей выпустят к звездам, ужаснула его. Он попытался подавить эту эмоцию, но она извивалась в его ментальной хватке и не умирала. Конечно же, отец прочитал его мысли. Иначе и быть не могло.

Улыбка Императора больше ощущалась сердцем, чем воспринималась глазами.

– А банды Хтонии более цивилизованы, чем они? А техноварвары Терры, которые сражаются во имя меня?

Один из воинов постучал по графину грязным ногтем, озадаченный стеклом. Он нечаянно столкнул сосуд со стола, и тот разбился на мраморном полу, вызвав взрыв смеха у товарищей. Стекло разлетелось по всему залу. Бесценный пурпурный амасек пропитал незаменимые ковры.

– Они знают об огнестрельном оружии, – сказал Гор. – Хтонийцы знают технологии. Звезды не были загадкой для нас. У этих же людей мечи из обычной углеродистой стали.

Он едва удержался, чтобы не назвать их «дикарями».

– Ковка стали – их высочайшее ремесло, – признал Император. – Их мир деградировал до дотехнологического уровня, и если бы ты увидел его, то не удивился бы причине. Эта планета – прекрасное дикое место льда, пламени и чудовищ. Очаровательный эксперимент по воссозданию мифологии.

– Что ты имеешь в виду?

– Фенрис – пережиток времен, предшествующих Древней Ночи.

Император очень редко упоминал о прошлом, даже так уклончиво, как сейчас.

– Они годятся служить тебе, повелитель? – спросил Гор и тут же поторопился опередить ответ Императора. – Им придется пройти долгое обучение. Подумай о периоде акклиматизации. Мы уничтожали более развитые культуры, чем эта. И должны так же поступить с ними.

Это была вполне правдоподобная ложь. Причины его неприязни к этим волчьим родичам были совсем иными, и он стыдился их.

– Мы уничтожили много подобных обществ, но радушно приняли в Империум сотни схожих миров. Фенрис приведен к согласию. Очищения не будет.

Гор был опустошен. Он больше не был один. Ему не стоило беспокоиться из-за этого, но у него не выходило. Он запутался в себе.

Почувствовав недовольство сына, Император положил руку на плечо Гора. От Его прикосновения душа примарха затрепетала. Его сердца переполнила беззаветная преданность, которую он не мог отрицать, как ни старался.

– Я понимаю твое разочарование, – сказал довольный Император. – Мы много лет сражались бок о бок. Для тебя вполне естественно испытывать… – Гор грелся в хорошем настроении Императора, словно в лучах солнца, даже когда они его обжигали. – …ревность к брату. Но он мне нужен. Нам нужен. Я создал его, так же как и тебя. Он – твой брат, если хочешь. Соперничество между братьями должно поощряться, потому что оно подвигает вас на большие усилия.

Требование Императора заставило Гора посмотреть на Него.

– Я знаю, он немного грубоват. Не поверишь, но он предложил посоревноваться, кто больше съест? – Император тихо рассмеялся. – Но я не потерплю никаких распрей между вами. Вы должны научиться взаимодействовать и вести войны сообща. Я рассчитываю на твою помощь, чтобы цивилизовать его.

– Это невозможно, он же дикарь, – выпалил Гор, потеряв всякое самообладание.

– Вот тебе мой совет, Гор: не стоит недооценивать его, – сказал Император. – Он соткан из тех же генетических нитей, что и ты. Он завоевал половину мира, который в сотню раз беспощаднее Хтонии. Если бы я не нашел его и не забрал у его народа, весь Фенрис принадлежал бы ему. Несостоявшийся подвиг. – Он снова улыбнулся. – Впечатляюще. Не стоит недооценивать его, – повторил Император.

Воля Гора прогнулась под силой внимания Императора, но опасения никуда не делись. Он всмотрелся в лицо отца, что немногим было под силу. Ему не давала покоя отравляющая тревога, что он больше не уникален и этот новый воин способен совершить те же подвиги. Гор понял, что ревнует. Ему придется делить драгоценное внимание своего отца с другим. Годы, что они провели вместе, словно сократились до мига. Примарх считал, что они будут длиться вечно, а они вот так просто закончились. В этот момент все и навсегда изменилось.

– Он может пойти против тебя, – сказал Гор, подавив дрожь в голосе.

– Он не сделает этого, – заверил его Император. – Он будет таким же верным, как и ты. Когда он возглавит свой Легион, его успехи приумножат твои. Вдвоем вы будете ступать по небесам! Сегодня благоприятный день, – сказал довольный Император.

– Ты собираешься дать ему Легион? – спросил Гор. – Прости, отец, но разве это мудро?

– Я ведь передал главе хтонийских бандитов его Легион. Это было твое право по рождению, как и его.

Гор опустил глаза. От Императора исходило ощущение такой мудрости, что Гор снова устыдился своих сомнений в Нем.

– У тебя есть право на твои опасения, Гор, – сказал Император. – Но ты должен сделать это. Он всего лишь первый.

«Я – Первый», – подумал Гор прежде, чем смог сдержаться.

– Если я смог найти его и тебя, значит, в конце концов, найдутся и другие. Тебе придется привыкнуть к мысли, что ты больше не один.

Эта мысль радовала отца Гора, но не его самого.

– Если ты не можешь научиться работать сообща с братьями и возглавлять их, как первый из моих сыновей, тогда я переоценил тебя, – сказал Император.

Он сказал это мягко, но мысль о разочаровании своего отца поразила Гора паническим страхом.

– Я не подведу тебя, отец, – поклялся он. – Я подружусь с ним и помогу тебе обучить его.

Варвары насмехались и приставали к слугам, которые приносили им еду и питье. Перепуганные люди не представляли никакой угрозы для бесцеремонных дикарей. Ситуация изменилась, когда в зал вошел высокопоставленный воин VI Легиона. Гости прекратили свои шутовские выходки сразу же, как открылась дверь. Они в мгновение ока сменили паясничанье на боевую готовность.

Гор подался вперед.

– А вот это интересно, – прошептал он.

Император кивнул.

– Энох Ратвин встречается с генетическим отцом. Именно он должен первым поприветствовать его. Надеюсь, ты не в обиде, что будешь вторым.

Люди ничем не выказали страх перед подошедшим легионером. Вместо этого они выискивали в нем слабости, следили за каждым его движением, держа руки на рукоятях мечей и топоров. Хотя фенрисийцы были могучими, но в сравнении с легионером в броне казались малышами. Они не понимали значения символа головы хищной птицы и боевых почестей, указывающих, что перед ними магистр VI Легиона и выдающийся воин. И все же варвары представляли угрозу для него. Подобно волкам, которым они подражали, дикари были достаточно опасны поодиночке, но смертоносны в стае, даже для таких крупных существ, как Ратвин.

Гор скрепя сердце признал, что у его легионеров есть сходство с людьми Волчьего Короля.

Между примархом и легионером было напряжение иного рода. Они пристально смотрели друг на друга. Подобный признал подобного. Гор сдержал насмешливое фырканье. Его варварский родич и в самом деле принюхивался? Он, что, мог почувствовать запах своего геносемени в этом воине? Гор подавил свое презрение. Почему он полагал, что этот воин будет точно таким же, как и он сам?

Дикарский король обхватил Ратвина за плечи и осмотрел с ног до головы. Вокс-передатчики рефекторума не работали, и поэтому слова короля человеку, которого он, в конце концов, заменит, остались неуслышанными. Магистр VI-го кивнул и опустился на колено у ног примарха, склонив голову.

В этот раз воины не засмеялись. Они стояли как вкопанные, настороженные подобно волкам, встретившим на окраине леса медведя.

– Энох Ратвин присягнул на верность своему генетическому отцу без раздумий, – заметил Гор. – Я ожидал от этого гордеца больше противодействия.

– Твои сыновья поступили так же, когда я привел их к тебе, – сказал Император. Его золотистые глаза не отрывались от проходившей внизу встречи.

Ратвин встал. Фенрисийцы и терранец пристально смотрели друг на друга с взаимным недоверием. Затем Ратвин ушел. Только через несколько минут после его ухода, дикари расслабились, но даже после этого не вернулись в прежнее беззаботное состояние, расхаживая по залу в боевой готовности.

– Так что, Гор, встретишься со своим братом?

Гор взглянул на своего создателя и ответил: «Да».

– Тогда ступай к нему, – сказал Император, указав на зал.

Гор повернулся спиной к рефекторуму.

Его брат смотрел прямо на него, ухмыляясь подобно дикарю, каким он и был.

Примархи встретились наедине в каюте капитана. Свита короля-дикаря не изъявила желания покинуть своего повелителя, и на решение вопроса ушло некоторое время. В результате король наполовину уговорами, наполовину шутками выпроводил своих людей. Делу помогла большая бочка пива из складов корабля.

Без своих родичей новый примарх выглядел не таким первобытным. Конечно, он был одет точно так же, а волки в отличие от людей остались с ним. Но в отсутствие воинов его манера держать себя изменилась, да так, что одеяние стало выглядеть как искусно выполненный маскарадный костюм.

Когда вошел Гор, Волчий Король стоял лицом к двери.

Синие как лед глаза встретились с карими.

Гор задержался в дверях на долю секунды, чтобы продемонстрировать полную уверенность. Он смотрел на Волчьего Короля, а тот смотрел на него.

Брат Гора первым сделал шаг навстречу.

– Так значит ты первый? – Гортанное произношение повелителя Фенриса наделяло его готик смешным рычанием, напоминая зверя, который пытался говорить по-человечески. – Наш… отец? – произнес он вопросительно, словно это понятие было новым для него. – Он рассказал о тебе и других моих братьях. Сказал, что мы подружимся. Напомни, как тебя зовут?

Он улыбнулся, несомненно, зная имя Гора. Такая очевидная проверка рассердила Луперкаля.

Но он совладал со своими мелочными эмоциями. В этом человеке было нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Если его правильно приручить, он станет ценным приобретением для Великого крестового похода. Гор заставил себя увидеть это и принять.

– Я – Гор, примарх Шестнадцатого Легиона, Лунных Волков. А ты кто?

– Ты – волк? – спросил воин. Губы растянулись, обнажив острые зубы.

– Мы оба волки. Я зовусь Леманом, королем Руссов. – Русс хлопнул себя по груди, как будто этот титул много значил. – Но думаю, я нечто большее. – Он стал задумчивым. – Я всегда знавал, что я не с Фенриса.

– Знал, – поправил Гор.

– Йа, – согласился король-воин. – Извини, я выучил ваш язык всего пять дней назад.

От этих слов у Гора поднялась бровь. Такое достижение его впечатлило.

– Ты знаешь о крестовом походе? – спросил Гор. В зале было все необходимое для беседы братьев, даже удобные стулья были рассчитаны под размеры примархов. Но оба остались на ногах.

– Я знаю об этой войне. Император… – он произнес слово с некоторым сомнением, – рассказал, кто я такой и для чего создан.

– Ты согласен с Его целями? – спросил Гор.

– Империя среди звезд? Да кто бы ни согласился? – спросил Леман из Руссов. – Я бы пошел на это только ради одних приключений. Никто из Руссов не проливал кровь в Вышнеземье.

Русс осторожно держал огромными пальцами кубок, но не пил из него.

– Но у меня нет выбора. Это предначертано мне вюрдом .

Увидев на лице Гора немой вопрос, Русс подобрал подходящее значение.

– Судьбой, хотя она не передает весь смысл.

– Мы не верим в судьбу.

– Ты говоришь об Имперской Истине? Император рассказывал о ней по пути сюда. Интересная идея, – сказал он так, словно уже оценил и отверг ее. – Имперская Истина, – повторил он, изменив акцент, и выбирая, какой лучше подходит ему.

– Ты не веришь в нее? – спросил Гор.

Леман из Руссов пожал плечами.

– Когда боги сходят с небес и говорят, что они – не боги, нужно немного времени, чтобы понять, что правда, а что – нет.

– И в чем же правда?

– Я считаю глупцом того, кто отказывается от своих убеждений, когда истина его мира подтверждает их, – просто ответил он. – Неважно, что говорят боги. Мы не уделяем им много внимания, ведь они так же пьяны и глупы, как и мы.

Он осклабился.

Воин точно знал, что Гор думает о нем.

Луперкаль вспомнил слова Императора: «Не стоит недооценивать его».

– Все поменяется, – сказал Гор. – Ты поймешь, что Имперская Истина верна, а Император – человек, пусть и великий, но всего лишь человек. Он – не бог.

Русс снова пожал плечами, а затем осушил свой кубок.

– Мой народ уже нарек Его Всеотцом, они считают Его королем наших богов. Воины, что пришли со мной, думают, что они в Верхнем Мире, Вышнеземье.

– Где?

– В загробном мире, – сказал Русс с диким весельем, подзадоривая Гора отгадать, верит ли он в это сам или нет.

– Это не загробная жизнь, – пояснил Гор. – Это место так же реально, как и твой мир. Я рад приветствовать тебя, Леман, Король Руссов. Уверен, мы станем настоящими друзьями.

Он протянул руку.

Оскал Русса стал шире. Беседа забавляла его. А это раздражало Гора. Он хотел, чтобы этот неотесанный вождь проявлял больше уважения. Но Гор всегда хорошо скрывал свои чувства.

Русс крепко пожал его руку, проявив удивительную силу.

– Мы будем братьями, – сказал Волчий Король.

– Уверен, тебе многое надо обсудить с нашим отцом. Скоро увидимся. – Гор кивнул и собрался выйти, когда его окликнул король-дикарь.

– Эй, Гор из Лунных Волков! В моем мире братьям принято сражаться друг с другом. Как думаешь, мой брат, мы можем сразиться?

– Я проведу спарринг с тобой, если ты того желаешь, – сказал Гор.

– Нет! Бой! – возразил Король Руссов. Он сымитировал необычную борцовскую стойку, растопырив пальцы и обнажив зубы. – Кто победит, а?

– Мы – братья. Мы не будем сражаться.

– Да ладно тебе, – сказал Русс. – Подумай.

Его грубоватые манеры уже выводили Гора из себя, а ведь они только познакомились.

– Если мы сразимся, кто победит?

Гор холодно улыбнулся брату-найденышу.

– Я.

Леман из Руссов улыбнулся и задумчиво кивнул.

– Может и ты, – сказал он. – Может быть, однажды узнаем.

 

1

Общество волков

Из всех выживших Избранных Малкадора, отправленных на Молех, Гарвеля Локена призвали к Волчьему Королю последним. Первыми вызвали Мейсера Варрена и Проксимо Тархона. Ареса Войтека пробудили из исцеляющего сна, чтобы он предстал перед примархом Космических Волков, и даже смертная Рассуа против воли оказалась на «Храфнкеле». Ее нежелание было объяснимо. Обычному человеку была оказана столь великая честь раньше, чем Гарвелю Локену, агенту Альфа-Прайм Странствующих Рыцарей. Локена оставили на Титане, где он гадал, было ли отсутствие вызова хорошим или плохим знаком.

Локен мудро распорядился ожиданием. Ему было чем заняться. Дел хватало, в частности отвечать на бесконечные вопросы агентов Малкадора, что было вполне понятно, ведь Гарвель встречался с магистром войны, своим генетическим отцом. Так как допросы занимали только часть его времени, Локену разрешали в промежутках выполнять свои обязанности. На это уходило еще немного времени.

И его у Локена оставалось еще слишком много.

Разум легионера был достаточно восприимчив, чтобы несмотря на все занимавшие его дела в нем оставалось достаточно места для сомнений: почему его не вызвали к Руссу?

Когда вызов наконец-то пришел, Гарвель испытал облегчение, хотя понимал, что существует шанс распрощаться с жизнью на этой встрече.

Он прибыл с Титана на орбиту Терры на быстроходном корабле. Весь путь Локен провел на командной палубе, облаченный в доспех, словно направляясь в битву. Он стоял подле командного трона настолько неподвижно и сурово, что посеял беспокойство среди небольшой команды.

Корабль пересек плоскость эклиптики. Марс и Терра оказались по разные стороны. Огни кораблей, осуществлявших блокаду красной планеты, казались дюжиной планет в окружении сотен дополнительных лун.

Из станций связи раздавался непрерывный стрекот вокса. Космическое пространство Сола было переполнено звездолетами. Активность в системе достигла предела. После того как варп-шторма начали стихать, Дорн ожидал скорого вторжения Гора, и родная система человечества лихорадочно готовилась к битве.

Терра сначала появилась в виде звезды. Одинокое отраженное сияние по мере приближения корабля Локена разделилась на дюжины, затем сотни меньших световых точек. Корабли Русса были пришвартованы к зависшему на высоком якоре кольцу из заправочных станций и сухих доков, где потрепанные остатки некогда могучих флотов VI и V Легионов проходили поспешный ремонт.

После того, как были переданы и получены коды, судно, не сбавляя хода, направилось прямиком к самому большому кораблю. Чудище типа «Глориана» опеленали ремонтные каркасы, тесно переплетенные, как повязки на ранах.

«Храфнкель». Флагман Лемана Русса и один из самых могучих кораблей во всей галактике.

Они сели на посадочной палубе. Локен вышел, прежде чем двигатели завершили цикл охлаждения.

Как только рампа опустилась, внутрь ворвался шум технических работ. На Локена обрушился грохот металла, вой станков и скрежещущий визг пил, вгрызающихся в пласталь. Вонь раскаленного металла заполнила все пространство посадочной палубы, несмотря на ее огромные размеры. Подобно гейзерам били фонтаны искр. Пластековые листы высотой со знамена титанов раскачивались под потоками горячего ветра из глубин корабля. Повсюду работали слуги в тяжелых скафандрах терранских стивидоров и гильдий корабелов, им помогали дикие обликом фенрисийцы, носящие под визорами старомодные кожаные маски. Локен остановился у основания рампы, чтобы не попасть под тяжелый ремонтный агрегат, который с грохотом двигался по центральному проезду посадочной палубы. Встроенные в кабины водители-сервиторы безучастно смотрели перед собой. Следом шла группа адептов Механикума, направляя машину пультом дистанционного управления, имплантированного в грудь огромного амбала, который был соединен с бортовыми когитаторами длинным гибким кабелем, покрытым прорезиненным пластеком.

Машина пропыхтела дальше, и Локен ступил на маслянистую палубу. Вокруг было так темно, что он подумал о сбое в цепях освещения, но когда всмотрелся в напоминающее собор пространство палубы, то увидел, что каждая люменосфера в люстрах цела. Темнота была намеренной.

Когда его глаза привыкли, он увидел, насколько серьезно поврежден «Храфнкель». На посадочных площадках места штурмовых кораблей и десантных капсул занимали ремонтные бригады и тяжелое оборудование. Закричали люди. Погрузчик опрокинул металлические леса, и те рухнули на палубу с пронзительным колокольным звоном. После возвращения на Терру Русс не сидел сложа руки. Он патрулировал границы Солар за внешней оборонительной сферой. Затем отправился дальше и сражался у Предела Даверант и в битве за Ванахейм. «Если он это сделал на такой развалине, – подумал Локен, – то и в самом деле безрассуден, как о нем говорят».

Перед Локеном плелась группа докеров, топая медными ботинками по палубе. Их лицевые щитки запотели от дыхания. Когда они прошли, Локен увидел дикаря, уставившегося на него с другой стороны проезжей части посадочной палубы. До этого его там не было. Вне всякого сомнения, он был легионером, но в такой варварской одежде, что только размеры и осанка выделяли его среди смертных в шкурах и коже, работающих вместе с терранскими рабочими бригадами. С плеч незнакомца свисала волчья шкура, прикрепленная массивными серебряными застежками. Под ней все тело с головы до ног покрывал облегающий кожаный костюм цвета загорелой плоти, высушенной на нагорьях. Десятки искусно вырезанных вставок имитировали обнаженную мускулатуру освежеванного человека. Назвать броней такое облачение было бы преувеличением. Несмотря на твердость кожи, многочисленные швы и отверстия вряд ли могли обеспечить настоящую защиту от мечей, и уж совсем никакой против более совершенного оружия. Тем не менее, она производила впечатление. На гранях плясал свет пламени, отражаясь от сложного узелкового орнамента, покрывающего каждую часть костюма. Лицо воина скрывала маска в виде звериной морды. Под ней блестели глаза. Как у притаившегося в чаще зверя, прежде чем покрытая шерстью масса не пригвоздит тебя к земле, а горячее дыхание не возвестит о смерти.

Человек подошел, и Локен инстинктивно приготовился к схватке.

В рыжей бороде воина появились клыки, и он рассмеялся.

– Мой друг! – обратился воин. – Ты сегодня немного нервный. Приветствую тебя на борту «Храфнкеля», флагмана и владения Лемана Русса, Великого Волка, Волчьего Короля, Повелителя Зимы и Войны!

Локен смутился.

– Брор Тюрфингр, это ты?

– А кого ты ожидал? – Брор крепко хлопнул Локена по плечу. – Самого Всеотца?

Брор протянул руку, и Локен обхватил его предплечье. Кожаная перчатка сжала керамитовый наруч.

– Рад видеть тебя, Локен.

– Когда ты покинул Титан, я решил, что никогда не вернешься. Вижу, был прав. – Локен указал на кожаный костюм Тюрфингра. – Значит, ты уходишь от нас. Возвращаешься к своему повелителю.

– Нет, нет, мой друг, – возразил Брор. – Мой король приказал мне присоединиться к личной армии Малкадора, и там я останусь, пока меня не отзовут. Теперь я верен регенту. Он – мой ярл, – Космический Волк произнес инородное слово влажным, гортанным рыком. – Но Леман из Руссов всегда будет моим примархом. Он – мой отец. Я навестил его, чтобы возродить узы родства и верности и обсудить предстоящую атаку на магистра войны. Я вернусь к Малкадору очень скоро. Клянусь, мы снова будем биться вместе, ты и я.

Локен подозревал, что Брор вернулся, чтобы доложить о новом повелителе старому. В жажде информации Русс не уступал Малкадору. Гарвель едва не сказал об этом вслух.

– Почему ты так одет?

– Ха! – Брор хлопнул по кожаным вставкам, покрывавшим его твердый как железо живот. – Ты имеешь в виду как один из Влка Фенрюка?

– Так одеваются Космические Волки?

– Да, когда мы среди своих, – Тюрфингр поднял голову. – Мой друг, советую тебе говорить «Космические Волки» только среди нефенрисийцев.

– Прошу прощения, если я проявил неуважение, – сказал Локен.

Между разными Легионами всегда присутствовали узы братства. Космические Волки же со своей эксцентричностью всегда пренебрегали ими. Они были особенными, такими же отдаленными, как Белые Шрамы Хана, только более дикими. Локена и Тюрфингра вылепили из одинакового грубого теста, но при этом использовали совершенно разные формы.

– Если бы я счел это оскорблением, – сказал Брор, – то мне бы пришлось враждовать со всей галактикой. Просто старайся не говорить «Космический Волк» на борту этого корабля. Покажешься невежей. Свора остро реагирует на невежество, и мои братья не воспримут тебя всерьез.

Они покинули посадочную палубу через большие ворота и направились вверх по кораблю. Локен побывал на многих звездолетах типа «Глориана». Они все были одинаковы, но Космические Волки насколько могли, сделали этот корабль своим, с кровью вырывая его из хватки рациональности и переделывая по своему суеверному племенному образу. Другие Легионы предпочитали облицовывать залы шлифованным камнем, блестящим металлом и стеклом. Космические Волки покрывали металлические стены резным деревом и настолько большими костяными пластинами, что они могли принадлежать только чудовищам. Тщательно продуманный интерьер больших залов включал волчеголовые столбы и панели, украшенные изображениями зверей, чьи извивающиеся тела неизбежно заканчивались в клыкастых пастях их родичей. Даже небольшие детали, совсем неважные для общей картины, выражали характер Легиона: покрытые мхом камни в пузырящихся водоемах, свисающие с потолка связанные пучки сушеных трав, прикованное к стенам, словно пленники, примитивное оружие.

При всем его размере, у «Храфнкеля» была атмосфера чертогов вождя. Воздух пах дымом и плохо сохранившимся мясом, травами и подгоревшим жиром, влажными шкурами и горячим, мускусным смрадом животных, спящих в своих норах.

Коридоры вместо люмен-полос и биосветящихся панелей освещались мерцающими факелами. Вытяжные потоки воздуха из атмосферных рециркулирующих устройств гасили пламя в жаровнях, от чего стены за ними покрывались сажей.

– Вам нравится темнота, – заметил Локен.

– Слишком много света притупляет чувства, – пояснил Брор. – Если ты считаешь это темнотой, то возненавидел бы Этт. – Еще одно слово, которое скорее рычалось, чем произносилось. Если фенрисийский язык и имел отношение к имперскому готику, то оно было неясным.

– Что?

Тюрфингр хрипло рассмеялся.

– Клык. Они зовут его Клыком. Только не называй и это слово. Или Этт или никак.

Иллюзия владений варварского короля была бы полной, если бы не многочисленные разрушения, обнажавшие техническое оборудование. Проведенный после Алаксеса временный ремонт свели на нет недавние набеги корабля за пределы Солярного периметра. Новые шрамы наложились на старые раны, корабль получал все новые и новые повреждения. Целые секции изолировали. Там где пламя прорывалось сквозь переборки и выжигало отсеки, кучи древесного пепла перемешались с костьми смертных. В других секциях примитивное покрытие Космических Волков срывалось для получения доступа к недрам корабля. Работающие молоты сотрясали «Храфнкель» лихорадочной дрожью. Этот гигантский зверь получил почти смертельное ранение. Понадобятся десятилетия, прежде чем он восстановит полную боеготовность.

Локен слышал, что Леман Русс собирался отбыть в течение недели.

Тюрфингр вел Локена все дальше внутрь, и повреждения становились менее заметными, хотя их следы ни разу полстью не исчезли. Воины поднимались по влажным лестницам и на подъемниках, чьи механизмы боролись с деформированными шахтами. Через некоторое время два легионера добрались до спинальной магистрали, огромного, от носа до кормы, коридора, которым располагали все крупные звездолеты.

Даже здесь, под гигантскими окнами, где стремительно мчались монорельсовые поезда, а украшенные ворота вели к дворцам астротелепатии и астронавигации, управления вооружением, инжинариуму и другим огромным секторам, ощущение примитивного поселения оставалось стойким. Каждые несколько сотен метров высеченные менгиры, чьи основания все еще хранили грязь чужой земли, стояли часовыми в нишах, которые на кораблях других Легионов могли занимать статуи. Локен увидел несколько братьев Брора до того, как они добрались до спинальной магистрали, где Космических Волков было уже немало. Большинство носили маски и сегментированные кожаные костюмы. В целом они походили на одеяние Брора, но обладали отличительными особенностями, которые отражали нрав воина, который его носил. Для каждого легионера кожаный костюм был более индивидуальным, чем его лицо. Выделанные из шкур фантастические звери сверлили взглядами проходящего мимо Локена, и он чувствовал себя неуместным в своем сером боевом доспехе без отличительных знаков. Те немногие легионеры, что носили броню, были ничуть не менее странными. Их темно-серую броню украшали переплетающиеся узоры, кованые руны, веревки с нанизанными зубами и кончики волчьих хвостов, вставленные в угловатые медные украшения.

Брор завел Локена в вагон для экипажа, заполненный трэллами. Многие из них носили форму с многочисленными знаками отличия, как и у их хозяев, и Локен решил, что это были старшие по званию кэрлы Легиона. Монорельс безжалостно ускорился, превратив спинальную магистраль в размытое пятно.

Вскоре они достигли командного шпиля и направились к Волчьему Чертогу – тронному залу Лемана Русса.

Ведущий к залу длинный оборонительный коридор был облицован исключительно огромными листами из слоновой кости. Здесь находились варагюр, которых чужаки называли Волчьей гвардией. Эти отмеченные множеством наград ветераны Космических Волков стояли на страже снаружи зала, хотя Локен использовал бы подобный термин только условно, потому что они не стояли навытяжку, но собрались группами по двое-трое, громко разговаривая на грубом фенрисийском языке, словно какие-то гуляки, и на первый взгляд небрежно относясь к своему заданию. И даже эмблемы у них были разными. Общим был только знак Легиона в виде красного рычащего волка на левом наплечнике. На других заметных местах боевых доспехов Локен видел двуглавых, стоящих на задних лапах, воющих и прочих всевозможных волков.

– Мой лорд не придерживается этикета, – прошептал Брор, заметив выражение лица Локена. – Мы не проводим парадов.

– Понимаю, – сказал Локен.

– Лучше быть верными и немного грубыми, чем лощеными солдафонами с предательским нутром, не так ли? – спросил Брор.

Его слова производили впечатление прямого вызова, пока Брор не пихнул Локена и не оскалился. Локоть Космического Волка с глухим стуком ударился о пласталь. Хотя на Локене был доспех, он был рад, что его не оказалось на Броре.

– Вот эти – Волчья гвардия из эйнхериев, внутренний круг ярла. Они здесь в твою честь. Все это ради тебя, – Брор поднял руку и ухмыльнулся своему приятелю. Воин был в силовом доспехе, но без шлема, а его лицо закрывала такая же, как у Брора кожаная маска. Он кивнул в ответ.

– Это честь для меня, – сказал Локен.

– Так и должно быть, – ответил Брор.

Локен был искренен. Для него это было честью. В прошлом он бы пропустил эти слова дикаря мимо ушей, считая свой Легион намного лучшим. Это было до того, как Лунные Волки стали Сынами Гора, а Сыны Гора стали изменниками. Волки Русса, истинные волки, оказались более верными.

Они прошли через толпу воинов, принося им свои извинения. Космическим Волкам совсем не была присуща дисциплина, но Локен знал, что за этим скрывается устрашающее воинское мастерство.

Жаровни источали удушающий жар. В них использовались животные масла, которые покрывали потолок жирным налетом. В дальнем конце коридора путь преграждали огромные и круглые двери, покрытые слоновьей костью. По их периметру тянулся змей, обрамляя чешуйчатым кольцом бурное море, наполненное чудовищами и тонущими деревянными кораблями. Пасть змея крепко вцепилась в его же хвост. Локен узнал уробороса, древний символ вечности, но он никогда видел его в таком образе.

– Брор Тюрфингр! – проревел бородатый гигант. Он носил такой же, как у Брора кожаный костюм и от него разило берлогой пребывающего в спячке медведя. Воин полуобнял, полуобхватил борцовским хватом Брора. Локену пришлось сделать шаг назад, чтобы увернуться от их шумного приветствия. Воины с кряхтеньем потолкались, после чего разразились смехом и крепко обнялись.

– Вот, брат Локен, – сказал Брор, обняв за плечи воина. – Этот варагюр Кеттрил Модинссон, прозванный Угрюмым, из свиты Хварла Красного Клинка, ярла Сепп.

Кеттрил одарил Локена широкой заразительной улыбкой.

– Одинокий волк, – сказал он и протянул руку. Локен пожал ее только, чтобы очутиться в объятиях, которых предпочел бы избежать. Он набрал полный рот затхлой шерсти, прежде чем Кеттрил его отпустил.

– Познакомиться с тобой – честь, брат, как волку с волком, – сказал Кеттрил.

– У меня больше нет братьев, – ответил Локен. Эти слова заставили Кеттрила снова притянуть к себе Локена.

– Никогда так больше не говори, – прошептал фенрисиец. – Здесь мы все – волки Императора. Если ты обнаружишь, что некому прикрыть тебя, – он в шутку кивнул в сторону Брора, – можешь позвать меня. Клянусь тебе пламенем мировой кузни.

– Благодарю тебя, – только и ответил Локен, не зная точно, что говорить.

– Волчий Король созвал эйнхериев, – сказал Кеттрил Брору. – Говори четко и с гордостью, – посоветовал он Локену. – И ничего не пропускай.

Кеттрил пронзительно свистнул. Двери открылись. За панелью из слоновой кости оказались стандартные адамантиевые противовзрывные двери, толстые и величественные, как и на любом корабле. «Суть Космических Волков», – подумал Локен. – Маскировка железа под прикрытием примитивизма».

– Что ж, идите, – сказал Кеттрил. – Не заставляйте ждать Повелителя Зимы и Войны.

Зал за дверьми был огромным, но из-за количества воинов и того, что они собрались в его центре, он казался маленьким и тесным. Потолок терялся в задымленной темноте. Несколько стрельчатых окон пропускали достаточно сияния Терры, чтобы осветить резных чудовищ, притаившихся на вершинах колонн. Локен бы предпочел, чтобы они оставались невидимыми. Они напомнили ему нечистых существ, которых он видел на «Мстительном духе».

Единственным источником света были жаровни и смолистые факелы.

Крошечные люмен-индикаторы на силовых доспехах мигали в мрачном зале, перемещаясь подобно искрам, когда их носители двигались. Тюрфингр проложил дорогу через два десятка диких воинов. Здесь было много лордов, а прочие Легионес Астартес, щеголявшие примитивными костяными амулетами на силовых доспехах, явно принадлежали к знаменитым жрецам Лемана Русса. Многие из присутствующих носили странные кожаные маски Своры. У пары легионеров шлемы имели форму волчьих черепов. В мерцающем свете маски плясали, придавая залу облик преисподней, населенной забытыми богами. Только у горстки воинов лица были обнажены, но выглядели они такими же жуткими и свирепыми, как и прочие.

На костяном троне восседал Волчий Король. Брор без церемоний повел Локена к примарху. Люди входили и выходили через различные небольшие двери по бокам зала, и примарх не обратил внимания на гостя, пока его не представили.

– Мой ярл! – обратился Брор, пройдя мимо варвара в черной броне. – Он со мной, я привел последнего верного Лунного Волка!

Приближение к Волчьему Королю было сродни движению навстречу буре. Свет изменился. Воздух изменился. Ощущалось легкое давление на те редко используемые чувства, что предупреждали о грозящей беде. Это они говорили женщине, что ее сын погиб в бою, они предупреждали дитя о таящейся в темноте опасности. Мир менялся в присутствии Русса, становясь менее понятным и более первобытным. Шаг навстречу примарху означал шаг назад во времени, к человеку из далекого прошлого, когда огонь не пускал зверей в пещеру, и у каждого валуна было имя.

Русс прервал общение со своими советниками и вскочил на ноги.

– Фенрис хьолда! – выкрикнул он. – Гарвель Локен, прямиком из логова самого архипредателя. Ты не такой никчемный, как я думал, если пережил эту экспедицию! – Его насмешка сопровождалась улыбкой. – Иди ко мне, верный сын Императора.

Под пристальным вниманием Русса Локен словно оказался в эпицентре бури. Едва ли менее внушительными были огромные волки по бокам трона, один черный, другой – серебристый. Их величественность не подавалось описанию – было сложно представить, что подобные существа существуют за пределами воображения драматурга. Если бы меньший зверь, а разница с братом была крайне мала, поднялся, то его голова достала бы до плеча Локена. Волки уставились на Гарвеля прищуренными желтыми глазами. Пасть черного приоткрылась, продемонстрировав клыки, больше похожие на мечи. На его голове была проплешина узловатого розового шрама.

Локену очень хотелось, чтобы зверь не вставал.

Хотя имя его любимого, опозоренного Легиона приводило на ум подобных существ, Гарвелю не понравились эти волки.

На стене за спиной Русса висело огромное копье. Древко толщиной с антенну передатчика заканчивалось изваянием рычащего волка. Из его пасти выступало длинное как меч, листообразное лезвие из сияющего золота. По всей длине позолоченной пластали тянулись прекрасные узоры. Под телом волка был подвешен вентилируемый корпус генератора расщепляющего поля. Силовые кабели и образующие поле шипы были хитроумно скрыты украшением. Кроме того, в само лезвие было встроены более утонченные технологии. Это было пси-оружие, принадлежащее Повелителю Человечества, вышедшее из Его кузней и наполненное Его властью над наукой и варпом. Даже в дезактивированном состоянии оно излучало особенное ощущение, резонирующий отголосок присутствия Императора, который вызывал тревогу и наполнял сердца людей мрачным предчувствием.

Леман Русс ненавидел его. Каким-то образом Локен знал об этом. Примарх отклонялся в сторону от копья. И оно находилось слишком далеко от трона, чтобы он мог схватить его в случае необходимости защищаться, в то время как другое оружие – гигантский болтер и чудовищный инеистый клинок – было под рукой. Не один раз Волчий Король косился на копье, словно не верил, что оно на своем месте.

Брор Тюрфингр преклонил колено у ног своего повелителя. Это был единственный настоящий знак почтения, который Локен увидел за все время пребывания на «Храфнкеле».

– Поднимайся, Брор, – пророкотал Русс, махнув рукой. – Я не хочу, чтобы Локен после возвращения к старику описывал моих сыновей как пресмыкающихся псов. – Он свирепо ухмыльнулся Локену. – Ты ведь доложишь, не так ли? У этого старого хитрого прохвоста везде есть глаза.

– Полагаю, как и у вас, – ответил Локен.

Русс улыбнулся Брору.

– Нам в Своре нечего скрывать, не так ли, мои сыновья? Говори Малкадору все, что захочешь. Может быть, тогда он перестанет донимать меня своими вопросами.

По всему помещению раздались согласные крики и ворчание. По оценке Локена здесь присутствовало примерно сто воинов. Не только совет Русса из ярлов и жрецов, но также аналоги капелланов Легиона, десантники кузни и апотекарии. Без дисплея шлема он не был уверен. И при этом сомневался, что осмелился бы активировать его, будь на нем шлем. Волки могли слишком остро отреагировать на неуклюжий непреднамеренный звук слегка любопытного авгура.

– Кто-нибудь дайте этому человеку кресло! – приказал Русс. – И мёда!

Принесли кресло. Русс дал знак Локену присаживаться. Ему передали бронзовый питьевой рог. По настоянию Русса Локен сделал глоток. Жидкость последовательно обожгла его рот, горло и желудок. Ее вкус напоминал смесь моторного масла с кислотой. Воин сдержал кашель. Такой напиток убил бы смертного человека.

– Хорош, не правда ли? – заметил Брор. Все те Космические Волки, чьи рты мог увидеть Локен, ухмылялись его неприятным ощущениям.

– Не на мой вкус, милорд-примарх, – дипломатично ответил Локен.

– Ну же, сделай еще несколько глотков, – посоветовал Русс. Его акцент был сильнее, чем в их последнюю и единственную встречу, в гималазийском пристанище Малкадора. Примарх опустился на трон. Он делал вид, что ему безразлично, что о нем думают люди, но это был только вид. Об этом Локену сказал Малкадор. – Чем больше пьешь, тем он лучше становится. Воинам Фенриса понадобилось всего несколько лет, что изобрести жидкость, которая быстро опьяняла легионеров, но мы провели много лет над ее улучшением. Давай, – Русс снова махнул рукой. – В этот раз большой глоток. Мёд нельзя потягивать.

Локен скрыл свои опасения и сделал полный глоток. Он сдержал кашель. В этот раз напиток не так сильно обжег. Приспособившийся желудок сжался, но легионер удержал мёд внутри, и через секунду приятное тепло растеклось по внутренностям.

– Хорошо? – поинтересовался Русс, продемонстрировав оскал заостренных зубов, которые плохо сочетались с гладко выбритым лицом. Об этом редко говорили, но Русс был красавцем, хотя черты его лица отличались резкостью и носили много шрамов. Все примархи были созданы быть совершенными, но некоторые из них, в особенности Фулгрим и Сангвиний, отличались большей красотой, нежели другие. Леман Русс по-своему был хорош собой, если не обращать внимания на его шкуры и манеры. Локен задумался над тем, много ли людей так поступало.

– Что ж, ты знаешь, зачем ты здесь, – сказал Русс. – Так что приступим.

– Вы хотите услышать о нашей миссии.

– Хочу. Все о ней. Начинай с самого начала.

– С самого начала?

– Именно так я и сказал, разве нет? Видишь, Бьорн, – обратился примарх к угрюмому, темноволосому воину, стоявшему слева от трона. – Я говорил тебе, что он медленно соображает.

– Прошу прощения, милорд, но разве вы не приказывали Брору и другим рассказать, что произошло? – спросил Локен.

Русс покрутил головой, пока не затрещала шея.

– Да, да, он рассказал! И они тоже! Я приказал им всем выложить все с самого начала, и хочу точно также услышать твою версию событий. Это важно. Из всех выслушанных докладов скьялды, – он указал на смешанную группу обычных людей и легионеров, стоящих с краю зала, – создадут сказание о событиях, которое будут воспевать в сагах Легиона. Легионер Адептус Астартес может помнить лучше смертного, но все так же склонен ошибаться. Коллективная память может дать более точное описание.

Русс вытянул ноги и еще больше развалился на своем троне.

– Так что давай, рассказывай. Поведай мне о ваших приключениях.

И Локен приступил. Он рассказал, как он и Странствующие Рыцари Малкадора проникли на флагман Гора «Мстительный Дух» в разгар битвы за Молех. С тяжелым сердцем он поведал о погибших, как один за другим благородные герои расставались с жизнью, пока, наконец, выжившие не оказались в плену и не предстали перед самим Гором.

– Мы потеряли пятерых из одиннадцати, милорд, – сказал он. – Еще трое получили смертельные ранения. Если бы не Бану Рассуа, мы бы все погибли или того хуже.

Локен опустил глаза, не в состоянии выдерживать взгляд примарха.

– Нас поймали, прежде чем мы смогли составить полную схему «Мстительного духа». Я высказал свое сожаление Брору, что мы провалили поставленную вами задачу.

– Мы не провалили, – отозвался Брор. – Я говорил тебе. Много раз.

– А я сотню раз сказал тебе, мой брат, что не согласен. – Локен, извиняясь, поднял руки. Его наплечники с тихим шипением сместились назад на своих креплениях. Только благодаря воцарившейся в зале Русса тишине, где собравшиеся лорды Космических Волков слушали так внимательно, можно было расслышать настолько тихий звук. – Мне жаль, но это правда. Как мы можем назвать свои действия успехом?

Русс тяжело дышал, погрузившись в раздумья.

– Успех, не успех. Ха. Расскажи лучше о моем брате. Скажи, насколько могучим он выглядел.

Локен задумался над его словами. Он не мог полностью поверить в то, что стало с магистром войны, а его язык взбунтовался, когда Гарвель пытался выразить это словами.

– Он изменился, милорд. Абсолютно. Примарх Гор Луперкаль стал мерзостью. С ним что-то случилось. Я… я никогда не находился в присутствии такой мощи.

После такого заявления легионер замолчал, опасаясь, что Волки могли решить, будто он сохранил верность магистру войны. Не было ничего более далекого от правды.

– Ты считаешь, что моего брата подчинил какой-то злобный разум? – спросил Русс. – Я слышал донесения, что он поддался порче, и что его мысли не принадлежат ему.

«Неужели в голосе Русса была надежда? На то, что Гор Великий, непревзойденный сын Императора, не был виновен в случившемся?»

Малкадор поделился с Локеном двумя важными фактами о Волчьем Короле. Первый заключался в том, что личина варварского короля могла надеваться и сниматься так же легко, как опускаться и подниматься визор. Русс не был тем простым полководцем, каким себя изображал. Второй – то, что он сожалел о произошедшем на Просперо. Ему не давало покоя то, как он оказался вовлеченным в это. Волчьему Королю было бы легче принять, что его использовал не брат, но какое-то другое, сверхъестественное существо. Малкадор сказал, что Русс может надеяться на спасение Гора не только из-за любви к брату, но ради собственного оправдания.

Может обе причины были справедливы, может ни одна. Локен попытался прочесть истинные намерения Волчьего Короля, применив приемы наблюдения, которым его обучили агенты Малкадора, но не смог. Он видел только лицо дикаря с непостижимым взглядом жреца.

Локен подавил свое разочарование. Он был обречен всегда оставаться слепым оружием. И не ему судить примарха.

– К сожалению, нет, – ответил Локен на вопрос Русса. – Кем бы он ни стал, разум магистра войны все еще управляет его телом. Луперкалем движут его амбиции. Когда он говорил со мной, именно Гор пытался склонить меня на свою сторону, а не какая-то нерожденная тварь, хотя сейчас подобные существа и обитают на «Мстительном духе». Это Гор убил Вполуха, словно тот был пустым местом.

Локен посмотрел в пронзительные синие глаза Русса и снова поразился увиденному в них уму.

– Мы увидели столько всего, что считали невозможным. Демоны, существа варпа, вселившиеся в человеческую плоть, возможно боги, играющие жизнями людей. Но Гор жив. Его совратили на Давине тем клинком, но я узнал его, когда мы снова встретились. Он бы не стал таким, не будь у него слабостей. Гордыня. Высокомерие. Я считал примархов безупречными, но понял, что никто из вас не совершенен. Если Гор и орудие в чьих-то руках, то скорее по собственной воле, чем нет.

От слов Локена Русс беспокойно заерзал, словно волк, учуявший опасность в дуновении ветра. Он не мог отрицать истину сказанного Лунным Волком, но даже после всего этого, решил Локен, он все еще верит в непогрешимых сынов Императора.

Волчий Король расхохотался.

– Ты снова удивляешь меня. Такая честность присуща только храбрецу, Гарвель Локен. А теперь ты должен сказать мне самое важное. – Русс прищурился и подался вперед. – Могу я убить его? Могу убить магистра войны?

Прежде чем Локен смог ответить, Русс продолжил.

– Прежде, во времена крестового похода я считал, что могу победить большинство моих братьев. Возможно, не Сангвиния. В нем отлично сочетаются мастерство и ярость. Он барсарк в обличье ангела. Или Ночного Призрака, так как он обладает силой безумца. Но другие… Ангрон? Он слишком разгневан. Фулгрим? – Примарх пожал плечами. – Слишком горд. Пертурабо и Дорн слишком бесстрастны. Гиллиман слишком строг, чтобы наслаждаться битвой, поэтому я бы побил и его. Лоргара я бы одним плевком поверг в грязь, он такой слабак из-за всего этого коленопреклонения. Альфарий – презренный змей. И мы все знаем, что случилось с великим чародеем Просперо. Остальных я мог бы победить вот так. – Он щелкнул пальцами.

– А вот Гор, – Леман поморщился. – Положим один на один, я мог бы одолеть его. Это был бы тяжелый и равный бой, и улыбнись ему удача, он бы взял вверх. Но моя победа была бы близка. Так что скажи мне, Гарвель Локен, а как сейчас? Я все еще могу убить его?

Лицо Локена напрягалось. По слухам Русс был гордецом. Лунный Волк краем глаза взглянул на волчьих лордов. Гордых варваров с чрезмерно развитым чувством чести можно было легко оскорбить. Но те же слухи утверждали, что Русс не был глупцом.

Локен сделал выбор.

– Нет, – сказал он. – Вы не можете победить его. Не такого, каким он стал. Не думаю, что кто-то сможет, за исключением, возможно, Самого Императора.

Волчий Король задумчиво скривил губы, а его взгляд стал рассеянным. Он провел рукой по закрепленной на плече шкуре. Маска спала, и на миг Локен увидел человека, которого скрывал Волчий Король.

Мгновение спустя задумчивый человек исчез, сменившись улыбающимся дикарем.

– Благодарю тебя, Гарвель Локен, за твой честный ответ, но уверяю тебя, я одолею магистра войны. Мне придется.

Аудиенция закончилась. Русс встал. Его волки зевнули один за другим, второй сильнее первого, словно они соревновались, кто шире откроет пасть.

– Скажи Малкадору, я еще некоторое время придержу у себя Брора. Не беспокойся, я верну его, если только его нить не перережут, – сказал Русс.

– Да, милорд. Я сообщу регенту, затем вернусь. Когда мы отбываем?

Русс нахмурился.

– Когда мы отбываем? Мы не отбываем, Гарвель Локен. – Русс ткнул в него грязным пальцем. – Ты остаешься на Терре.

– Милорд, молю вас, – обратился Локен. Он горел желанием снова встретиться лицом к лицу со своим отцом, посмотреть ему в глаза без всяких сомнений в своем сердце. – Позвольте мне отправиться вместе с вами. Я поклялся до последнего вздоха бороться с магистром войны. Я хочу стать частью вашего плана.

Леман из Руссов покачал головой. Его светло-рыжий хвост колыхнулся в грязном воздухе корабля.

– Нет, ты остаешься! – твердо сказал он. Затем мягко добавил:

– Скажу тебе, как волк волку, это не твой бой. Мы на Фенрисе говорим: неразумно вмешиваться во вражду братьев. Она самая кровавая из всех.

Улыбка Русса снова сникла.

– Не грусти. У тебя будет достаточно возможностей встретиться со своим генетическим отцом, – сказал он. – Если ты прав, и я не могу победить его, он убьет меня, а затем явится сюда. Тогда и сразишься.

 

2

Помеченный рунами

Брор проводил Локена. Без лишних слов Космические Волки низшего звена и их смертные слуги начали выходить, оставив Русса наедине с эйнхериями. За исключением этой благородной группы остались только Брор Тюрфингр и Бьорн Однорукий. Эйнхерии понимали присутствие Брора. Он побывал на корабле Гора и служил Малкадору, правой руке Императора.

А вот присутствие Бьорна – иное дело. Русс знал, что для Волчьих лордов было загадкой, почему Бьорн так часто находился подле него. Сам примарх не был полностью уверен в ответе. В Алаксесе руны намекали на некую важную роль однорукого воина. Руны не лгали, потому-то Русс держал Бьорна рядом.

Для наказания Магнуса Русс привлек весь свой Легион. За небольшими исключениями Космические Волки продолжали действовать как единое целое и после сожжения Просперо. Сейчас на борту флагмана находились все выжившие Волчьи лорды. Ярл Тра Огвай Огвай Хельмшрот, Луфвен Скупой из Фор, Амлоди Скарссен Скарссенссон из Фиф, Скуннр из Сеск, Хварл Красный Клинок из Сепп, Бальдр Видунссон из Фор-Тва, Стургард Йорикссон из Тра-Тра, Яурмаг Смеющийся из Тольв, недавно вернувшийся в Легион из отправленной к Дорну наблюдающей стаи, и Оки Меченый, принявший бремя командования Тольв в отсутствие Яурмага. Русс до сих пор не решил, что делать с Яурмагом и Оки. Первый не подчинился ему, но был лучшим лидером, чем Оки. Решение было трудным, но оно могло подождать. Наконец, присутствовал Йорин Кровавый Вой, возглавлявший Декк-Тра.

У Великих рот Онн, Тва, Декк и Эльва не было командиров. Хольми Длинного Десятника из Тва убили на Просперо. Вили из Эльвы погиб на Даверанте. Русс подумывал, что Эльву поразил злой вюрд, так как она потеряла четверых Волчьих лордов за столько же лет. Лорд Декк Хемтал пал в Алаксесе вместе с самой большой утратой Русса – Гуннаром Гуннхильтом, ярлом Онн.

Перед гибелью лорда Гунна Русс не сошелся с ним во взглядах. Примарх все еще негодовал на ярла за неповиновение, но смерть Гунна была достойной. Они решат свои разногласия в Золотых Чертогах Верхнего Мира, когда придет время самого Русса. Если Волчий Король отправится в Золотые Чертоги.

Борьба в душе Русса была особенно горячей, когда речь заходила о религиозной вере. Он предпочитал много не размышлять над этими вопросами. Когда он разговаривал со жрецами, он верил старым преданиям. Когда беседовал с отцом, он верил Имперской Истине. Для жизни в настоящем этого было достаточно.

Он потерял нескольких своих лордов, а состояние Легиона в целом было даже худшим, чем предполагалось. «Собирать херсиров вместе опасно тем, – с горечью подумал Русс, – что они могут провалиться сквозь лед все разом». Просперо проредил их ряды. Алаксес едва не стал катастрофой. Ванахейм и Даверант собрали новую жатву. VI-й взялся за оборону Терры и нападения за ее пределами со всей свойственной ему энергией, но Волки уже многие годы не были такими слабыми.

Вместе с ярлами присутствовали высшие волчьи жрецы и другие высокопоставленные воины Влка Фенрюка. В общей сложности две дюжины или около того закаленных военачальников. Их доспехи – вершина имперского оружейного искусства, существование которых было возможно только благодаря самым совершенным из человеческих технологий – были увешены золотыми украшениями варварских королей, трофеями, рунами и шкурами. Эти воины были противоречием, облаченным в серое. И это нравилось Руссу.

Вышли последние из низших воинов и кэрлов. Бронированные двери закрылись. Жаровни погасли в изменившихся воздушных потоках. Атмосферные фильтры завыли, вытягивая дым.

– Мои воины, моя Свора, – доверительно обратился Русс. – Мои эйнхерии. Лучшие воины во всех владениях Императора.

Он оглядел их. Воины Влка Фенрюка никогда по-настоящему не замирали. Им не давала покоя жажда действия. Их боевое снаряжение и личные веще настолько отличались, что их нельзя было назвать униформой. Его командный состав был союзом королей. Они были не таким Легионом, как прочие. И это тоже нравилось Руссу.

– Внимательно выслушайте то, что я собираюсь сказать, – произнес Русс. – Я не хочу повторяться и не хочу, чтобы мои слова повторяли за стенами этого зала. Я убью любого, кто обмолвится о том, что я вам расскажу.

Его лорды заерзали и сгорбились. Альфа-вожакам бросил вызов волк, который был крупнее них. Они могли подчиниться, могли бежать, могли сражаться. Русс не угрожал таким воинам, как они, без достаточного основания. Примарх почувствовал их беспокойство

– Лунный Волк Гарвель Локен сказал правду. Я не могу победить Гора Луперкаля. Если мы атакуем сейчас, он убьет меня, а этот Легион умрет.

Русс не ожидал, что его люди благосклонно отреагируют на его заявление. Так и случилось. Их тревога смешалась с гневом. Его пульсация передалась Волчьему Королю. Русс ощутил отголосок их беспокойства, излучаемого копьем, висевшим на стене за его спиной, словно оно впитывало все плохие мысли в зале и злорадно возвращало их собравшимся. Русс не любил это копье. Он вообще не любил копья, как оружие. Примарх предпочитал благородство мечей. Их было непросто сделать и непросто сражаться ими на должном уровне. Выкованные тяжелым трудом лезвия и необходимое для владения мастерство хранили наследие королей. После мечей Русс благоволил топорам. Улыбка топора была воплощением наслаждения битвой воином. Топоры требовали силы и умения. Они были тяжелыми и медленными. В случае с топорами самым главным был расчет времени. Для неумелого бойца они были смертным приговором. Для умелого – самым мощным клинковым оружием, пробивающим броню, разрубающим плоть и ломающим кости. Топоры были инструментом убийства, бескомпромиссным в своей жесткости. Они были верным оружием, приносящим радость.

Копья были хитрыми. Они не улыбались подобно топору и не обладали величием меча. Копье было стремительным жалом, ранящим подобно злым словам ведьмы. Копье было насмешником при дворе, длинной рукой позора. Из-за копья воин находился слишком далеко от врага. Владея копьем, нельзя было ощутить запах пота испуганного человека. Нельзя было посмотреть мертвому в глаза. С тем же успехом можно было воспользоваться огнестрельным оружием.

Но Русс не любил подарок отца не по этой причине.

– Что вы говорите? – прорычал Огвай, разозленный словами примарха.

– Ты слышал, что я сказал. Гор падет не от моего меча, – ответил Русс.

– Так мы не отправляемся в путь? – спросил Оки Меченый.

– Прочисти уши, Оки! – сказал Русс. – Я сказал, что не смогу победить его, если мы отправимся немедленно. Но, мои ярлы, – обратился примарх, вставая. – Я найду способ. Нам нужно выполнить задание и мы сделаем то, ради чего нас создали. Гор умрет. Ква!

Русс вызвал своего главного рунического жреца Ква, которого также называли Тот-Кто-Разделен. Он шел, хромая, даже при поддержке силового доспеха. Пересборка Всеотцом его плоти остановила прогресс болезни, которая изводила его с самого рождения, но не смогла обратить ее вспять. Под броней его тело было скручено, как такелаж на разбитом штормом корабле. Люди за пределами Легиона считали, что прозвище он получил из-за своих увечий. Это было не так. Дух Ква был настолько силен, что более чем уравновешивал его слабое тело. Говорили, что он сильнее в Нижнем Мире, чем в Море Штормов своей родины.

На первый взгляд подобный человек не годился быть легионером, но ведь он и не должен был пережить детство на Фенрисе. То, что Ква прошел оба этих испытания, было достаточно, чтобы признать его, не говоря уже о его мудрости или вюрд-навыках. Братья просто не замечали его физические недостатки.

Варагюр отступили, давая место Ква. Самые суеверные из них плюнули на пол. Не в знак неуважения к жрецу, а из-за существ, которые кишели за пеленой мира, куда отправлялись такие чародеи, как Ква.

– Для нас, годи, перемены в Горе неудивительны, – обратился Ква к залу. – Его измененная душа сотрясает Нижний Мир. Смрад его порчи разносится по ветрам тысяч миров. Его имя слышно в мучительном вое каждого волка Асахейма. Он – чудовище, но все здесь знают, что непобедимых чудовищ не существует.

– Мы возвращаемся на Фенрис, – сказал Русс. – Там я посоветуюсь с Ква и другими годи. Дома жрецы будут защищены духом нашего мира. Там мы и узнаем о слабости Гора.

– Вы не можете сделать это здесь? – спросил Хварл. – Мы в изначальном мире. Император – величайший маг. Он защитит вас. – В словах Хварла не было никакой измены. Он нарек Императора магом искренне, как и подобало людям Фенрюки.

– Всеотец с Терры, мы – с Фенриса, – сказал Ква. – Опасную работу нужно сделать только там и нигде больше. Мы изо льда и огня. Вой Фенриса прогонит тварей, призраков и нерожденных. Там нам нет надобности ждать милости от Всеотца.

– Что ты надеешься найти? – спросил хускарл Гримнр Черная Кровь, глава личной стражи Русса.

– Я не знаю, – ответил Ква. – Вюрд человека нельзя изменить, но если он кажется безнадежным, это не значит, что нужно опустить руки. Я родился с болезнью, уже пустившей корни в мои кости. Моя правая рука была тонка, как тростинка – верный признак дурного вюрда. Старейшины моего племени были так уверены, что я не выживу, что отказались вручить мне подарок. Мой отец, подстегнутый слезами матери, настоял, чтобы его сыну, по крайней мере, дали шанс. И вот! Я схватил топор своей сильной левой рукой! – Он потряс посохом. Свисающие с волчьего черепа руны забренчали. – И не отпустил его. Говорили, что я не выживу, но я выжил. Говорили, что я ничего не добьюсь, но я добился. Когда Небесные Воины пришли в наш этт и забрали меня, они сказали, что я не пройду их испытания, и я прошел. Говорили, что я провалю сотворение плоти, а я не провалил. Как и испытание Моркаи. Вот он я. Когда все надежды кажутся утраченными, часто находится путь. И я тому живое доказательство.

– Здорово, – проворчал Амлоди Скарссен Скарссенссон. – Я пойду, куда скажет примарх, в Хель и обратно, если это нужно. Меня не переубедит такая мелочь, как смерть. Ты хочешь добыть военные хитрости в Нижнем Мире, это не добавит шансов для моей нити. Она будет перерезана в свой час. Но сначала скажи мне, двуликий, где магистр войны? Мы не сможем убить его, если не найдем.

Раздались одобрительные возгласы, создавая впечатление, что их втрое больше, чем было людей в зале.

Ква посмотрел на Русса. Примарх кивком головы дал позволение. Рунический жрец сунул руку в висевшую на боку кожаную сумку с ремешками и, вынув оттуда горсть хрупких деревянных прямоугольников, швырнул их перед собой.

Они не долетели до пола, мягко остановившись, а затем поднялись. На каждом была вырезана одна руна. Золотисто-желтые глаза Ква за кожаной маской закрылись, и от него разошлось ощущение силы, подобно ветру, наполняющему парус волчьего корабля.

Эйнхерии снова плюнули на пол.

– Брор и чемпионы Малкадора пометили «Мстительный дух» для атаки. Они вырезали футарк в его коридорах. Эти знаки направят наши абордажные партии, но не только. Благодаря ним, я и другие годи сможем найти корабль магистра войны в Море Душ.

– А если дьяволы магистра войны найдут метки? – спросил Огвай Огвай Хельмшрот. – Мы можем попасть в западню.

– Не найдут, – заверил Брор. – Мы были осторожны.

– У него много колдунов, – напомнил Хварл.

– Сила в этих метках чужда слугам магистра войны, – пояснил Ква. – Они не учуют ее.

– Он может найти некоторые, но не все, – сказал Брор. – И он примет их за то, чем они кажутся – разведывательные метки для важных локаций на борту его корабля, потому что именно этим они и являются, но и не только этим.

– Атаковать его слишком рискованно, – заметил Скуннр. – Гор в бою слишком хитер. Мы не можем атаковать предателя в лоб, нас слишком мало. Что говорят твои братья?

– Ты слишком робок, Скуннр! – выкрикнул Луфвен. – Нас ждет слава.

– Робок? И это говоришь ты, бестолочь!

Поднялись крики.

– Конечно, это рискованно, – согласился Русс, прервав назревавший спор. – Конечно, он разгадает все наши замыслы. Мы идем против архипредателя, магистра войны, величайшего генерала в человеческой истории. Это не какой-то набег. В сравнении с этим наши величайшие кампании ничто. Огненное Колесо? Ничто. Рангданский ксеноцид? Обычная дружеская драка. – Его воины вспыхнули от этих слов. Они не привыкли слышать в голосе своего повелителя язвительный подтекст. – Эта битва покажет, кто мы такие. Она определит нас. Этот подвиг увековечит имя нашего Легиона, – сказал Русс. – Я хочу, чтобы Гор узнал о наших действиях. Я хочу, чтобы он нас ждал. Хороший охотник использует местность против своей добычи. Он заставляет ее уверовать в свою силу. Я хочу, чтобы он считал нас глупцами, чтобы ответил своим ударом. Таким способом обычный человек может сразить альгра, великого остророгого лося. Вот как мы победим Гора. Он – высокомерен, и это наше величайшее оружие.

– Хвалю твою храбрость, великий ярл, – сказал Скарссенссон. – Но сначала тебе нужно найти способ убить его или же самая искусная ловушка ни к чему не приведет.

– Как всегда, Амлоди, ты прекрасно замечаешь ключевые нюансы, – сказал с ухмылкой Русс.

– Если только я их знаю, – отреагировал Скарссенссон.

– Ты узнаешь в тот же момент, что и я, – заверил его Русс. – Мои ярлы, приготовьтесь сами и приготовьте свои Великие роты. В скором времени мы вернемся на Фенрис! Радуйтесь, вы скоро увидите дом, но помните, что мы пробудем там недолго. Как только мне откроется истина, мы без промедления ударим по Гору. Фенрис хьолда! – воскликнул примарх.

– Фенрис хьолда! – ответили Волки.

 

3

Не сомневайся, не учись

Среди множества культов Механикума было немало тех, кто презирал человеческую форму. Это могла быть небольшая часть маленькой команды аванпоста или же все население облаченных в металл миров-кузниц. Они могли открыто излагать свою ненависть к плоти или же скрывать ее. Но их было несметное количество. Оппоненты возражали, что биологическую машину, отшлифованную миллионами лет эволюции сложно улучшить. Изобретатели, киберхирурги и знатоки генетики не обращали на них внимания.

В зале питания 46 станции Септа Гепталигона, главного объекта системы Трисолиан, два уроженца Марса обсуждали относительные достоинства позиций «за» и «против» forma naturalis. На этой неделе в систему прибыл магистр войны, хотя на момент их беседы прошло несколько дней.

Собеседники были техноадептами низкого ранга, возвышенными из массы рабов Механикума, но недалеко продвинувшимися в своих карьерах. Они были уроженцами Марса и приблизительно одного возраста, пройдя установку интеллектуального ядра всего пару десятилетий назад, хотя на тот момент они не знали друг друга. Их пути пересеклись вследствие назначения в систему Трисолиан. Найдя общий язык – несколько старых притонов, о которых они узнали от общих коллег – они завязали хрупкую дружбу.

Их звали Фридиш Адум Силип Кво и Велизарий Коул. По правде говоря, они во многом не соглашались, но наслаждались трениями их разногласий не меньше, чем непринужденностью сходных черт.

Когда их смены совпадали, адепты ели вместе. Они часто задерживались в зале, чтобы поспорить друг с другом. Как и в этот день. Окруженные стуком питательных кубиков о металлические подносы и постоянным гулом заряжающихся катушек плазменного элемента, их зачастую горячие споры были здесь в такой же безопасности, как и в любом другом месте.

И к лучшему, так как спор завел их на опасную территорию. Предметом обсуждения, укрытого шумом зала, была их госпожа – домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма. Канва разговора беспокоила Фридиша. По той же причине она будоражила Коула.

Где-то внутри домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма была женщиной, хотя большинство людей не увидели бы этого, потому что оболочка была настолько чуждой, что полностью скрывала ее человеческое происхождение.

– Подумай о ее внешности, – сказал Коул перед тем, как описать ее в нелестных эпитетах. – Максимальный рост домины Гестер Асперции Сигма-Сигма достигает ровно три метра. Тело, которое оно носит во благо этого мира, чудовищно, его длина за реверсивным шарнирным тазом не уступает высоте над группой механических ног. Зеркальная личина ее шлема скрывает фронтальную часть черепной аугметики, в три раза превосходящую размеры стандартной человеческой головы и в двенадцать раз ее вес. От ее затылка расходится круглый гребень из банков данных, передатчиков ближнего действия, универсальных каналов связи, групп датчиков, авгуров, вокс-анализаторов, когитаторных соединений и прочих устройств, таких же сложных, как сенсорный комплекс пустотного корабля. В знак уважения к сознательно забытым корням ее зеркальное лицо сделано в виде карнавальной маски соразмерной женщины, чья красота столь хорошо продумана в своем притворстве. Глаза и рот закрыты. На губах запечатлен намек на насмешливый нрав.

– Тебе не следует так говорить, – перебил Фридиш.

– Почему? – спросил Коул. – Это правда. Она бы сама признала ее. Эта серебряная маска настолько же человечна, как и сама домина. Она – образец киберфильного культа. За этим ироничным заявлением не осталось ничего человеческого. Если в ней и есть компоненты из плоти, они спрятаны глубоко внутри бронированной оболочки и никогда не показываются.

– Но она человек.

– Ты когда-нибудь видел ее органические элементы?

– Ну, нет…

– Ну, значит, – сказал Коул.

– Она по-прежнему является человеком, – не отступал Фридиш.

Коул покачал головой в капюшоне.

– У нее множество рук. По моему последнему подсчету – семь, но число никогда не остается надолго одним и тем же. Домина помешена на изменениях настолько, что кое-кто вознесет молитву Омниссии, но для меня это выглядит очень нездорово. – Он разболтал свой кофеиновый напиток. Он больше пах маслом, чем чем-то еще. – Ее больше нельзя называть человеком. Любое подобие на нормальную человеческую анатомию исчезло. За исключением серебряного лица, – весело заявил Коул, – которое прикреплено к этому телу, как ключевая фраза к сомнительной шутке.

Что Коул как раз сейчас и сделал. Фридиш был в шоке.

– Ты не можешь такое говорить! – воскликнул он. – Ни в коем случае.

Он говорил быстро. Они оба были скромными людьми, и Фридиш еще не мог позволить себе желанный бинарный аугмитер. В отсутствие режима общения с высоким быстродействием он для компенсации ускорял органическую речь. Откровенно говоря, эта манерность раздражала Коула, хотя он был достаточно великодушным, чтобы не показывать этого.

Так думал Коул. Фридиш прекрасно знал о раздражении Коула, и это в свою очередь раздражало его.

На первый взгляд Коул выглядел неаугментированным. Он принадлежал к числу тех, кто считал человеческую форму священной, как выражение совершенства Бога-Машины. Фридиш был из другой школы, считая тело врожденным недоразумением, которое необходимо улучшить. Не то чтобы его собственная аугментация шла по плану. Глазные улучшения не были подсоединены к его органическому телу должным образом. Кожа была болезненно-бледной вокруг покрытой пластеком стали и выглядела дряблой из-за хронической инфекции. Из-за неудачного самолечения Фридиша все время сопровождал запах биоцидного геля.

– Как кто-то может декларировать свою приверженность к кодексу Механикума и при этом так вольно менять компоненты? – сказал Коул. – Можно достигнуть идеальной точки, но она лежит на пересечении компромисса и амбиций.

Фридиш опустил оловянную кружку с питательной жидкостью.

– Это не совершенство, – сказал он. – Это застой.

– Это своего рода совершенство, – настаивал Коул. – Признавая наши изъяны, мы приближаемся к совершенству настолько близко, насколько можем. Изъяны необходимо принимать и приспосабливаться к ним. Их нельзя сглаживать.

Хмурому лицу Фридиша добавилось новые морщины. Они собрались на отекшей коже вокруг аугметики. Коул не мог не смотреть на них. Фридиш провел улучшение слишком рано, прежде чем обзавелся достаточным влиянием или деньгами, чтобы гарантировать работу высокого качества.

– Это… ересь, – произнес Фридиш.

– Вздор! – возразил Коул. – Человеческое соперничество нельзя удалить. Мы в Механикуме – люди. Человеческие знания, человеческая сила. Если мы откажемся от человеческой формы, мы откажемся от Бога-Машины. Как часто мы забываем об этом?

Фридиш не соглашался с Коулом. Его беспокоило, что случится с ним, если его поймают за высказыванием такой бессмыслицы, а, следовательно, что случится с самим Фридишем.

– Ты ходишь по тонкому льду, – сказал Фридиш. – Главный принцип нашей веры – улучшение человеческой формы через принятие технологии.

– Да! – согласился Коул, хотя в действительности он не соглашался. Это был риторический прием, которым он злоупотреблял. – И посмотри, чего добился Император, действуя в этом ключе. В Легионес Астартес, примархах, кустодиях и прочих Он подчеркивал мастерство природы. То, что Он сделал – грандиозно, но форму при этом сохранил. Бог-Машина, несомненно, должен быть доволен этими превосходными работами Омниссии?

– Если ты считаешь Его Омниссией.

– Ты узнаешь Его по творениям его, – процитировал Коул Приципиа Механикум. – Если ты не можешь принять Императора, как посланника Бога-Машины, то будешь ждать своего Омниссию очень долго.

– Существует слишком много разногласий относительно того, является ли Он Богом-Машиной, Омниссией или ни тем, ни другим, – сказал Фридиш. – Я оставлю для этого случая логическую схему исключающее ИЛИ.

– Я сделал выбор и имею право на свое мнение.

– Кем бы Он ни являлся, – сказал Фридиш. – Транслюди. Ты поймешь, что он создал средства для достижения цели.

– Ты и в самом деле так думаешь?

Фридиш искренне закивал.

– Прежде всего, Император желает сохранить человечество, а не придать ему новые формы. Они – инструменты, предназначенные для защиты исходных моделей. Они все бесплодны.

– Это не так, – возразил Коул. – Они просто репродуцируются более эффективным способом.

– Паразитическим. Разработанный генокод Легионов нуждается в носителе. Они не могут репродуцироваться сами, их должны вырастить.

– Значит, ты не считаешь их усовершенствованием человеческого генома?

– Они не таковы. А если да, то почему Совет Терры состоит из исходных людей? Если Император – Бог-Машина…

– Или его Омниссия, – вставил Коул. Он не мог сопротивляться своему желанию постоянно перебивать Фридиша.

– Или его Омниссия, почему Он не принимает машину, как это делаем мы? – Фридиш наклонился поближе. – Шторм стихает. С Терры начали прибывать сообщения. Механикум расформирован. Теперь новый генерал-фабрикатор, на Земле, не на Марсе. Они называют эту новую организацию Адептус Механикус. Другими словами это переворот, который заведет наш народ в еще большее рабство Терре.

– И? Келбор-Хал – предатель. Его действия должны повлечь последствия, – сказал Коул, пожав плечами.

– Он законно избранный посланник Бога-Машины, не Императора! – прошептал Фридиш. – Он поступил неправильно, хорошо. Пусть его судят равные ему и казнят, если будет вынесен соответствующий судебный приговор. Никто за пределами марсианской иерархии не имеет права сменить его.

– Омниссия имеет.

– Если Император – Омниссия.

– Если Он и есть, – допустил Коул.

– А Он не Омниссия, – сказал Фридиш.

Наступил короткая напряженная тишина. Рядом потрескивали генераторы. Звенели освященные маслораздаточные механизмы. Торопливо прошли трое высокопоставленных адептов, щебеча друг с другом на бинарике.

– Давай вернемся к обсуждаемому вопросу, – сказал Коул.

Фридиш устало согласился.

– Итак, ты стоишь на позиции, что Император не верит в улучшение всей человеческой расы. Он сотворил свои создания ради одной единственной цели.

– Да это очевидно, Коул!

Коул поднял палец, призывая его к тишине.

– А вот я считаю, что мы, наоборот, слишком полагаемся на насыщение человеческого тела этой грубой аугметикой. – Он намеренно указал на собственную ошибку Фридиша. – Если ты прав, я не могу сказать, у кого лучшая цель. Ты можешь честно ответить, что твои дополнения улучшили тебе жизнь?

– Ну, я… – вопрос смутил Фридиша. – Импланты были проблемными. Есть спектральное зрение нижнего диапазона. И ночное зрение. Я очень хорошо вижу в темноте. Пикт-функция переносит насыщенные данными изображения прямиком в сердечник памяти без необходимости их прохождения через шунты зрительных нервов, что высвобождает больше полос пропускания моей естественной нейрологии для…

– Но это и в самом деле тебе что-то дало? – перебил Коул. Снова. – Помимо ряда грибковых инфекций?

Он быстро и нервно улыбнулся, снисходительно продемонстрировав белые зубы и указав своей кружкой на воспаленную кожу Фридиша.

Фридиш вздохнул. Отсутствие у Коула такта сводило с ума. Как только он начинал говорить, становилось исключительно сложно вклиниться в поток данных, пока он не доносил свою точку зрения, часто несколько раз подряд.

– Нет, – ответил Фридиш. – Но даст. Эта аугметика всего лишь начало.

– Именно, – сказал Коул, соглашаясь только на словах. Снова. – А теперь давай предположим, что домина чувствовала то же самое в отношении своих первых имплантов и до сих пор испытывает то же самое? Почему, по-твоему, она постоянно себя обновляет? Чего она добилась? Ничего! – заключил он, ответив на собственный вопрос.

– Ну, ничего за исключением пятисот лет жизни, возможности управлять боевым флотом одной мыслью и большей интеллектуальной мощи, чем у любого мыслящего существа в этой системе. Совсем никакой пользы, – саркастично заметил Фридиш. – Она контролирует все военные силы Трисолиана. Я бы не сказал, что это ничего .

Коул проигнорировал его издевку, тем самым расстроив Фридиша.

– Давай даже не будем касаться того, что у нее под этими мантиями, – сказал Коул.

Они оба немного вздрогнули.

– Что ж, мой друг, – продолжил Коул. – Запомни мои слова: ты никогда не дождешься от меня подобных изменений. Я – человек. Я знаю, кто я. Есть гораздо более эффективные способы продления жизни, сила мысли и прочие бесчисленные возможности Бога-Машины вполне подходят, чтобы одарить нас без уродования изначального тела до неузнаваемости.

– Ты – еретик, Коул. Биогенез – не деяние Бога-Машины.

– А я верю в это. Даже если и нет, то что с того? Весь этот металл непродуктивен, неэффективен. Если я должен быть усовершенствован, пусть это будет сделано наукой чистых биологистов, а не генеторов-механиков. Ты никогда не убедишь меня стать таким, как домина.

Фридиша обеспокоила позиция Коула.

– Человеческое тело неэффективно. Сплав с машиной – это лучшее решение.

– А я говорю, что улучшение на основе чудес природы. Механизмы – неэффективная часть, и после подключения они совсем не освобождают, но ограничивают. Боевой доспех Легионов – лучший выход. Надевай его в случае необходимости, снимай, когда дело сделано. Меняй согласно роли и функции.

– Ты помешан на чертовых Легионах! – Фридиш попытался засмеяться, чтобы скрыть свое раздражение. Получилось натянуто.

– Мой дорогой собрат, мы – адепты Механикума. Механикуса. Неважно. Я считаю, что мы все на чем-то помешаны. О, ты закончил?

Фридиш кивнул с набитым последним куском ртом. Они вернули тарелки и стаканы фабрикаторам, где каждый фрагмент органики до последней бактерии будет изъят для повторного использования в новых питательных кубиках. Тарелки расплавят и изменят. На станции было много энергии и крайне мало воды. Повторное использование было более эффективным, чем мытье посуды.

– Тез-Лар! – произнес Коул.

Массивный сервитор отсоединился от гнезда зарядки и тяжело направился к техножрецам.

– Тебе не следует давать им имена, – посоветовал Фридиш, тем не менее, посмотрев на сервитора Коула с завистью. Он не достиг достаточного статуса или влияния, чтобы позволить себе собственного.

– Почему нет? – спросил Коул. – У тебя должно быть немного больше духа, больше индивидуальности.

– Просто так не принято, – сказал Фридиш. – Я хочу, чтобы ты иногда думал о своем будущем. Каким образом? Следуй принципу: не сомневайся, не учись. Это предупреждение.

– Это не предупреждение не сомневаться, это предупреждение, что если мы не сомневаемся, мы не учимся! – пояснил Коул.

– Но только определенным образом, Коул.

– Ты затыкаешь мне рот, Фридиш?

«Не так как ты все время затыкаешь мне», – подумал Фридиш.

– Имеются в виду оба значения, – сказал он. – Ты не понимаешь этого, и из-за этого попадешь в неприятности.

– Ах, мой друг. Однажды тебе удалят эмоции, и ты больше не будешь беспокоиться о том, что станет со мной, хотя я тронут. Кому нужна иерархия, вот что я имею в виду. – Он наклонился к Фридишу и поднял руку, что скрыть театральный шепот. – Иерархия мешает добиваться целей. Гоняйся за статусом, сколько тебе угодно. А мне оставь великие деяния!

«Заносчивый болван», – подумал Фридиш о Коуле.

«Нудный энергетический паразит», – подумал Коул о Фридише.

– В любом случае, – сказал Коул. – Тез-Лару нравится его имя, правда, Тез-Лар?

– Да, хозяин, – прогудел киборг. Голос раздавался из аугмитера, встроенного в его левое плечо. У Тез-Лара не было нижней челюсти.

– Он назван в честь легендарного повелителя Движущей Силы, великого Српскана-Мурикана, – снисходительно пояснил Коул.

Фридиш заскрипел зубами. Коул рассказывал ему об этом всего лишь дюжину раз.

– Он был эрудитом, – Коул похлопал массивного сервитора по добытому обманом плечу. – Имя Тез-Лара – это знак моего уважения к тем, кто освоил больше чем одну сферу деятельности. Это знак моих амбиций сделать то же самое.

– Нет ничего плохого в амбициях, – сказал Фридиш. – Но неправильно направленные амбиции погубят тебя – вот от чего предостерегает максима.

– Мой дорогой Фридиш, в эту ужасную эпоху тебя убьет все что угодно. Мои амбиции отвлекают меня от мысли, насколько ужасна жизнь. Тебе стоит попробовать относиться так же.

Фридиш был амбициозен! У него был заготовлен острый ответ, но он так и не последовал.

– Увидимся в последний перерыв дежурства? – спросил Коул.

– Да, – ответил Фридиш, собираясь сказать «нет». Он этого так и не сделал, потому что, вопреки самому себе, радовался компании Коула.

– Если того пожелает Бог-Машина, – ответил Коул и ушел.

Жилище, оно же рабочее место Коула, было таким же скромным, как и его чин. Оно находилось на нижних уровнях Септы, возле огромной шахты, привязывающей станцию к ее хозяйке-луне. Обитель техноадептов представляла лабиринт пересекающихся коридоров, расположенных по определяемых машинами алгоритмам, но сбивающих с толку неулучшенный человеческий разум. Узкие двери вели в маленькие комнаты. В каждой, в том числе и принадлежащей Коулу, имелось одно воздушное отверстие, для тех, кто нуждался в воздухе. Вращающаяся кровать с обратной стороны была рабочим местом, ящик с инструментами находился близко к ее изголовью. Восстановительная колыбель Тез-Лара еще больше стесняла комнату Коула. Адепт был высок, как и большинство марсиан. У уроженцев красной планеты были тонкие кости, удлинившиеся за тысячелетия жизни в условиях низкой гравитации. Но кровати рабочей станции были сделаны под усредненные физиологические размеры, взятые с сотен миров-кузней, поэтому она была слишком короткой для него. Во время работы за маленьким верстаком на складной скамье, Коул ударялся левым локтем о колыбель Тез-Лара. Механикум гордился своей ролью стража знаний, но в макромасштабе он был подвержен идиотизму грубой универсальности. Все это было так чертовски неэффективно. Коул предпочитал обходить эту проблему.

Причины, по которым Фридиш завидовал из-за Тез-Лара были ложными. Коул не сказал ему, что сам собрал сервитора из мусорных деталей. Как и колыбель, в которой тот отдыхал. Как и многие уникальные инструменты, которые загромождали его рабочий стол. В основном они были изделиями самого Коула. Ни один из них он не купил, некоторые были подарены, а для остальных большую часть деталей приобрел при сомнительных обстоятельствах.

По сути Механикум функционировал на основе принципа открытия или, проще говоря, «что нашел, то твое». Коул вложил свою жажду приобретения в индивидуальное выражение принципа, которым руководствовались все общества миров-кузней, и упрямо отказывался признавать свои приобретения кражей.

Технически Коул не должен был красть бионику Тез-Лара из свалки повторного использования Гамма-Гамма-Гамма, когда находился там. Технически, чтобы претендовать на труп бедняка, который снабдил Тез-Лара органическими компонентами, он должен был заполнить кучу разных бланков.

Что нашел, то твое. При желании это можно было назвать кражей. Коулу было виднее.

У него не было времени на разные общественные условности, вроде обычая или закона. Они только мешали. Поиск знаний был безупречным призванием, которое перевешивало любой моральный принцип, хотя жречество не отличалось моральностью.

Он искренне верил в то, что говорил Фридишу. Слишком многие из его коллег были сфокусированы на собственном успехе. Продвижение по службе было результатом прогресса человеческих знаний, обратный метод был контрпродуктивным для общих усилий Механикума.

Так часто желания одного человека подрывали общие человеческие усилия. Коул мог с легкостью сделать карьеру в жречестве. Для этого надо было выбрать специализацию, поклясться в верности одной из бесчисленных фракций Механикума и всем вытекающим из этого ограничениям. На высших уровнях его работа будет более серьезно контролироваться. Настанет час, когда ему придется продвигаться по службе. Но пока рано. Ему еще столь многому необходимо научиться. На данный момент он предпочитал действовать вне зоны действия ауспика.

Трисолиан был крупным транзитным центром Механикума. На Гепталигоне находились биологисты, астроманты, генеторы, ремесленники, магосы, логосы, трансмеханики, лексмеханики, киберисты, когитатосы… Техножрецы всевозможных видов. Коул провел последние несколько лет, обращаясь к каждому интересовавшему его специалисту. Он лестью завоевывал их доверие, узнавал у них все, что мог, после чего с огромным сожалением заявлял, что его таланты не подходят их специализации, и он должен смиренно уйти.

Затем он отправлялся к следующему и заново начинал свое обучение.

Коул был достаточно сообразителен, чтобы понимать, что его действия привлекут внимание. Некоторые техножрецы не спешили выбирать подходящий им культ, так что подобное поведение не было необычным. Если только, конечно, оно не длилось годами. Коул относился к последней категории. До поры до времени не имело значения, что его заметят. Для талантливого адепта определенная склонность к планированию была необходимым условием. Кроме того при очередном переводе по службе данные о его передвижениях часто терялись. И он к этому не имел никакого отношения. Виноватой была организационная неэффективность. Данные будут существовать вечно, но наказание на Гепталигоне последует, только если кто-то будет искать их и преуспеет в этом.

Коулу было нужно решить неотложные вопросы прежде, чем придется принять малопонятные игры за власть Механикума.

Все накопленные им данные нуждались в хранилище. Если знания давали человеку королевскую власть, хранилище было его королевством. Коул хотел быть могущественным королем, а значит, нуждался в большом королевстве.

Именно по этой причине Коул извлек свое интеллектуальное ядро из разъема в голове, и теперь оно лежало разобранным перед ним на столе.

Устройство было разделено ровно пополам. Вычислительная часть слева, запоминающее устройство – справа. Не доверяя своим пальцам, Коул работал с крошечными деталями при помощи тонких мехадендритов, которые выскочили из пазов на его кисти.

Главной особенностью его стола было массивное увеличительное устройство на креплении сбоку стола. На интегрированном с оптическим прибором дисплее бежал поток данных о состоянии. В центре сложная структура схематических графиков направляла действия Коула.

Без мысленной помощи и с головной болью из-за извлечения улучшений, Коул взялся за настолько сложную работу, которую ни один адептов более высокого ранга не доверил бы ему. Он рисковал механизмами точной памяти. Одна ошибка могла уничтожить годы заработанных тяжелым трудом навыков.

Иногда адепт подумывал, что лучше будет иметь два мозга, чем продолжать эту работу.

Дыра в его голове отдавала холодом. Асептические гели, наполнявшие ее для защиты от заражения, холодили мозг испарениями. Он не решился накрыть голову. Его капюшон мог сместить стерильную пластековую накладку, закрывающую отверстие. Подобная операция на самом деле должна была проводиться только в одной из операционных генеторов.

Коул наслаждался вызовами.

Он улыбнулся при мысли о своей смелости. Совсем чуть-чуть, так как малейшие движения могли помешать его тонкой работе.

До колокола ночной вахты Коул выполнил четырнадцать нелегальных процедур на своем мозгу. Когда прозвучал следующий после ночной вахты сигнал, означавший начало его рабочей смены, он переставлял расширение.

Адепт взглянул на хронограф, когда последняя панель со щелчком встала на место, а его механические придатки втянулись в отверстия на кистях.

Коул поднял руки и встряхнул их, после чего осторожно поднял интеллектуально ядро. Твердость рук была важна. Коула всегда удивляло, насколько тяжелым было интеллектуальное ядро. Он сунул руку в ванну с биоцидом на своем столе, удерживая ее в холодной жидкости достаточно долго, чтобы убить все живые организмы на устройстве, но вынув, прежде чем кожа начала растворяться.

Затем он наклонился вперед, чтобы зеркала, разложенные им на столе, четко отражали гнездо в его черепе. Он очень осторожно снял пластековую накладку левой рукой.

Далее быстрым и четким движением вставил интеллектуальное ядро внутрь. Было важно сделать это точно. В мозгу проскочил электрический разряд. Щелчок вставленного на место ядра отразился в кости за носом адепта.

– И вот, – сказал он. – Момент истины.

Кончиком ногтя Коул нажал кнопку перезапуска, спрятанную под черно-белым знаком «Махина опус», украшавшим верхушку ядра. Адепт либо будет вознагражден большим объемом памяти или же его мозг сварится изнутри.

По кромке ядра засветились красные диоды. Образовав круг, они мигнули и сменили цвет на зеленый.

Коул расслабился. Он даже не заметил, что был напряжен. Адепт радостно улыбнулся, когда машина снова соединилась с его мозгом, накладывая на его зрения нужные данные. Объем памяти был заполнен на двадцать пять процентов.

– Трехкратный рост, Тез-Лар! – радостно воскликнул он. А затем нахмурился.

У него не осталось времени, чтобы убрать свои инструменты. Придется понадеяться, что за время отсутствия Коула никакой любопытный адепт не заглянет в комнату.

Коул выскочил из своих комнаты, следом топал Тез-Лар.

Адепт уже опоздал.

Он оставил другой важный труд на краю стола – серебряную сферу, после завершения работы над которой, ее мощь не уступит энергии домины.

Сфере придется подождать. Коул должен был выполнить свои служебные обязанности.

 

4

Четыре брата

После встречи с Локеном прошло пять дней. Русс сидел в своем логове, рассматривая чертежи «Мстительного духа». Он разложил их по всему полу, а сам сидел посередине, сжав одной рукой подбородок. Бумаги лежали на шкурах, подпирали мебель, колыхались от источаемого жаровнями жара. Их края были прижаты костьми и пустыми деревянными чашами с остатками еды. На полу светились инфопланшеты с данными о боеспособности «Мстительного духа» и его прошлых операциях. Миниатюрный световой образ корабля Гора медленно кружился над проецирующей линзой портативного гололита. На бронзовом столе стояла метровая масштабная модель корабля, несколько ее сегментов были сняты, показывая внутреннюю планировку. На ее тщательно обработанных деталях из меди, стали и кости Русс нанес красные руны, отметив поврежденные участки со слов Брора. Светящиеся полоски липкой ленты показывали путь Странствующих Рыцарей и обозначали важные цели. В изобилии было рун повреждений. Война затянулась. У «Мстительного духа» было так же мало времени на ремонт, как и у «Храфнкеля». Это был небольшой выравнивающий фактор в пользу Русса.

Дыхание Фреки и Гери наполняло воздух успокаивающим инфразвуком, помогая концентрации примарха. Их присутствие подбадрировало его. Запах фенрисийских волков был запахом дома: горячим, животным, изначальным. Они были фрагментами свирепости родной планеты, выпущенной на волю среди звезд. Детство на Фенрисе лишило вселенную чудес. Не было другого места, настолько напичканного чудовищами. Это был мир грез, который располагался по обе стороны границы мифа. В сравнении с ним в любом другом месте было скучно.

Русс наслаждался стоявшим перед ним вызовом. Сложность атаки на вражеский флагман, защищаемый большим флотом, отвлекала от вероятного результата операции. Гор, скорее всего, убьет его. И даже если нападение будет успешным, Шестой Легион будет разбит.

Ни одна из этих вероятностей не разубеждала его. Гор не справился с ролью магистра войны Императора, но Русс не уклонится от своего долга палача.

Со стороны дверей раздался звонкий звук каринкса. Русс поднялся и выгнул спину, растягивая мышцы. Он провел слишком много времени в одной позе.

– Входи! – позвал он.

Дверь отошла в сторону. У входа стоял Гримнр Черная Кровь. Он отдал честь ударом кулака по груди.

– Мой ярл, – обратился воин. – У меня срочное сообщение от говорящих вдаль.

Гримнр протянул запечатанный цилиндр с посланием.

– Неси сюда, – приказал Русс.

Гримнр пробрался через планы, усеявшие покои примарха, что было непросто в полном боевом доспехе. Гери лениво поднял голову. Увидев вошедшего, волк снова опустил ее на пол. Через два вдоха он снова храпел.

Русс взял цилиндр и сорвал рифленые свинцовые печати. Он вынул свернутую бумагу, и когда прочитал ее, издал гортанный звук.

– Хорошие новости или плохие?

– Хорошие, – ответил Русс. – Мой брат Сангвиний вошел в Солнечную систему. После приема пройдет совет. – Он скрутил бумагу и ладонью отправил ее обратно в цилиндр. – Им не понравится то, что я скажу.

– Вы с самого начала дали понять, что собираетесь отправиться за Гором.

– Дорн считает, что я изменил решение. Он весьма упрям и не примет мой отказ.

– Может быть, вам стоит сначала отправить сообщение, обозначив свои планы. Смягчить недовольство нашим отбытием?

Русс грустно рассмеялся.

– И испортить шанс на небольшую драму? Тебе стоит рассуждать посмелее, мой сын. Подумай, каким ты войдешь в саги. Я облегчу задачу скьялдам, добавив немного напряжения в историю моей нити. Сообщи моим кузнецам и оружейникам.

– Вы отправитесь в боевом облачении?

Русс кивнул.

– Мои доспехи должны выглядеть наилучшим образом. Внешний вид имеет значение в подобных обстоятельствах.

– Сию минуту, мой ярл.

Русс принюхался и оглянулся на оружейную стойку, на которую опиралось Копье Императора.

– Мне лучше взять эту чертову штуку с собой, – сказал он. – Найди кого-нибудь, кто захочет отполировать ее. Я бы не хотел разочаровать отца, если Он решит показать Свое лицо.

Корабли Кровавых Ангелов вошли на высокую терранскую орбиту под эскортом Имперских Кулаков. Флот Дорна извергал бесконечный поток салютов, осыпая красные корабли IX Легиона вспышками света. Праздничная демонстрация плохо скрывала реальности войны. Флот Сангвиния был истерзан штормом и потрепан боями. Многие его корабли не дошли до Терры. Очень немногие из прибывших были невредимыми. Окраску портили черные отметины. Обшивку изрешетили выгоревшие полости опустошенных палуб. В этом они походили на корабли братьев Сангвиния. Все они доживали последние дни.

Весь объем повреждений скрывался от населения. Когда корабли нужно было задокументировать пиктами, их снимали с удачных ракурсов, а повреждения подправлялись видеоредакторами. Флот Сангвиния встал на якорь, наиболее поврежденные корабли пустотные буксиры завели в несколько свободных доков. С уничтожением Келбор-Халом множества юпитерианских верфей и недоступностью Железного Кольца Марса по другую сторону блокады более скромные объекты Терры были перегружены.

Пиктеры снимали спуск Сангвиния с небес и транслировали его на всю систему. Звенья красных штурмовых кораблей с ревом устремлялись сквозь смог родины человечества, пролетая строем над высохшими морями и ульями истощенных континентов. Уставшие от войны мужчины и женщины смотрели в небеса и чувствовали, как учащается пульс при виде Повелителя Ангелов в желтом небе. Пусть самый совершенный сын Император предстал только таким образом. Подобно истинному ангелу Сангвиний парил высоко над простыми смертными, не замечая их. Его нога так и не коснулась простой земли Терры. Он летел прямиком к Гималазии и Императорскому Дворцу на вершине мира.

Кровавые Ангелы приблизились к Дворцу идеальным строем. Четыре «Громовых ястреба» и «Грозовая птица» сели на посадочную платформу, протянувшуюся изнутри башни возле Небесных Врат. Остальные отделились и направились к посадочным площадкам космопорта Львиные Врата. На улицах толпились слуги тысячи организаций Дворца. Радостно звонили колокола. Над головами жужжали парящие сервочерепа и другие менее почтенные дроны. Непрерывным шумом звучали приветствия миллиона людей. В небе проносились звенья атмосферных кораблей, сбрасывающие заряды с цветным дымом. Гололиты наполнили воздух праздничными образами. Над куполами и шпилями Дворца громыхали и трещали фейерверки.

Ведущие корабли Кровавых Ангелов сели веером, с «Грозовой птицей» в центре. Их носы развернулись в сторону группы, прибывшей встретить примарха.

У открытых бронированных врат Рогал Дорн, Леман Русс, Джагатай-хан, Малкадор Сигиллит и собравшиеся командиры имперских оборонительных сил ждали вернувшегося Повелителя Ангелов. Значительно модифицированные магосы из заново созданного Адептус Механикус ждали вместе с отмеченными наградами генералами Солярной ауксилии, принцепсами титанов и огромным количеством прочих. Присутствовали те из лордов советов Терры, которым позволили их обязанности. Несколько отсутствующих прислали вместо себя высокопоставленных представителей с витиеватыми извинениями.

Открылись двери штурмовых кораблей. Из них выпрыгнули Кровавые Ангелы и разбежались по платформе.

Воины в золотом и красном построились почетной стражей для своего повелителя. Следом «Грозовая птица» опустила рампу, и из корабля вышел Сангвиний. Он быстрым шагом направился прямиком к братьям. Ветер с окружающих гор взъерошил перья его крыльев.

Рогал Дорн пожал руку примарху Кровавых Ангелов.

– Мы очень рады приветствовать тебя, наш брат.

Когда-то у Сангвиния была лучистая улыбка, чья красота пронзала сердца людей. Теперь в ней осталась только печаль. А в покрасневших глазах Ангела таилась тревога

– Мое путешествие было слишком долгим и наполненным невообразимым ужасом. Я рад, наконец, оказаться здесь. – Сангвиний оглядел толпу. – Отца нет. Где Он? Я не почувствовал Его.

– Твой отец желает, чтобы ты знал: Он счастлив твоему возвращению, – заверил его Малкадор.

– Где Император? – спросил Сангвиний. Из всех примархов он был самым прекрасным. Смертные люди рыдали, глядя на его лик. Прямая трансляция о его прибытии велась на весь Дворец. Приветственные крики сменились льстивыми стенаниями.

– Это долгая история, – сказал Хан.

– И у нее нет развязки, – насмешливо вставил Русс. – Хотя кое-кто может знать больше остальных.

Он выразительно посмотрел на Дорна и Малкадора.

– Он недоступен и трудится в Имперской Темнице, – пояснил Малкадор. – Но знай, что Он работает так же напряженно, как и все мы, чтобы покончить с мятежом Гора.

Почувствовав неладное, Сангвиний не стал настаивать. Дорн кивнул сановникам за спиной брата, и они разошлось, оставив примархов с регентом на посадочной площадке.

– Твои легионеры могут подкрепиться, – сказал Малкадор. – Но мы должны поговорить немедленно. Я приношу извинения за то, что у тебя не будет времени на отдых.

Сангвиний кивнул.

– Мы должны поговорить. Многое произошло. И это вызывает беспокойство.

– Больше беспокойства, чем мятеж Гора.

Сангвиний холодно взглянул на Русса. Это был взгляд мертвеца.

– Ты понятия не имеешь, Леман, – сказал Сангвиний. Он моргнул, и ужас в его словах унес ветер.

– С Императором все в порядке? – спросил Ангел. – Скажите, наконец. Мы думали, что Он мертв. Гиллиман, Лев и я, пока не шторм не разделился, и мы не увидели, что Астрономикон все еще горит. Я рассчитывал встретить Его здесь.

– Он жив, – заверил Дорн. – Можешь поверить, брат.

Сангвиний посмотрел на Дворец размером с город, в котором продолжались празднества по случаю его прибытия.

– А такая радость не опасна? Мы вводим людей в заблуждение. Нам далеко до победы.

Малкадор оперся на посох, его белая львиная грива развевалась за спиной.

– Для нас твое возвращение – источник искреннего счастья, – сказал он.

– Братья-примархи с возвращением Сангвиния воссоединяются на Терре. Это бессмысленное представление. С меня довольно помпезности, – сказал Великий Ангел. Он выглядел измученным, глядя на все отрешенно.

– Представление необходимо, – возразил Малкадор. – Чтобы выжечь отчаяние сердца людей должны пылать радостью.

– Отчаяние будет низвергнуто только победой, – заметил Сангвиний.

– Безусловно, – согласился Малкадор. Он убрал одну из рук с посоха и указал на ворота. – А теперь давайте поговорим.

Пятеро самых могущественных людей на Терре прошли внутрь башни. Адамантиевые врата бесшумно закрылись, отрезав шум ликующей толпы.

Они удалились в частные покои, защищаемые всеми известными человеку технологическими и мистическими способами. Безмолвные Адептус Кустодес выставили снаружи часовых. Внутри Сангвиний поведал свою историю. Он не рассказал им всего. Не смог. Как мог Ангел описать словами искушения Хаоса? Дважды его соблазняли предать отца. Дважды ему давали понять, что это он, а не Гор, был избранным сосудом для силы Хаоса. В глазах других он был ангелом, в собственных мыслях его крылья были самым верным признаком прикосновения Хаоса.

Но он не падет.

Поэтому он умолчал об искушениях Ка’Бандхи и Кайрисса на Сигнусе Прайм и попытке Мадаила на Давине сделать из него нечто более ужасное, чем магистр войны. Существование Империума Секундус он сохранил при себе. Мотивы Гиллимана создать второе царство были чистыми, но их легко могли счесть предательством, а свою собственную роль Императора этой недолговечной империи он желал забыть. У него было слишком много секретов, и хотя он бы с радостью излил душу отцу, но не был готов пойти на тот же риск с братьями и Малкадором. Он чувствовал, как могучий разум старого псайкера прощупывает его, пока он говорил, проверяя правдивость его слов, чтобы увидеть, нет ли за ними лжи. Сангвиний обладал достаточной психической мощью, чтобы дать отпор регенту, хотя одного сопротивления было более чем достаточно, чтобы вызвать подозрения у старика.

Ангел рассказал им все остальное. Тихим голосом он раскрыл им истинную мощь нерожденных и задействованных ими чар. Он рассказал о кровавых дождях и планетах в костяных клетках. Он едва верил тому, что сам говорил, хотя и видел все собственными глазами.

– В сравнении с тем, что они могут делать, – сказал Сангвиний, – самые могучие деяния Магнуса – обычные фокусы.

Он рассказал им о Теневом крестовом походе, в ходе которого Лоргар и изменившийся Ангрон опустошили десятки миров, об устроенном Конрадом Кёрзе терроре на Макрагге, о своих беседах с их безумным братом. Он поведал о своей симпатии к Ночному Призраку, ведь это было правдой. Рассказал о нападении на Фарос, об операции на Давине и адской трансформации, которой подвергся этот мир. И наконец, о том, как он, Лев и Гиллиман уничтожили место, где поддался порче Гор, и как тем самым способствовали усмирению Гибельного шторма, а обитающие в варпе ужасы явились в эту странную новую эпоху. Для всех, кроме Малкадора, Сангвиний выглядел рассеянным, словно его ум занимали более важные вопросы. Только Имперский регент понимал, насколько важнее нерассказанные Ангелом тайны, и его проницательные глаза не отрывались от лица примарха все время, пока он говорил.

К тому времени, как Сангвиний закончил свой рассказ, а братья задали свои вопросы, был уже поздний вечер. Верхние уровни атмосферного загрязнения придавали закатам Терры восхитительно красочные оттенки. Комната, в которой они беседовали, была насыщена темно-оранжевым светом.

Разговор неминуемо обратился к тому, что необходимо делать далее. Дорн активировал гололит, изображающий весь диск галактики. Сквозь него бил солнечный цвет, придавая звездам кровавый оттенок.

– Вот наша диспозиция, – сказал Преторианец. – Здесь на Терре у нас четыре Легиона. Лев проводит свою стратегию возмездия. Гиллиман, продвигаясь к Терре, изводит атаками изменников.

– Ему следовало идти прямиком сюда, – заметил Джагатай. – Скорость маневра выигрывает битвы.

– Он решил, что лучше пусть прорвется один Легион, чем никто, – пояснил Сангвиний. – Лев и Гиллиман разделили силы предателей. Когда молот Гора нанесет удар, нам будут противостоять меньше врагов. Эль’Джонсон изматывает силы магистра войны, а Гиллиман гонит его на нас. Их отвлекающие удары позволили мне добраться сюда. Наша диспозиция, наконец, позволяет диктовать ход войны. Мы можем победить.

– Мы тоже разделены, – сказал Хан. – Здесь могли быть шесть Легионов.

– Они значительно превосходят нас в численности, – возразил Сангвиний. – Разделение их сил было лучшим выбором. Им нельзя было позволить привести сюда всю свою мощь.

Дорн кивнул.

– Сангвиний прав. Кампания Льва выиграет нам время, а действия Гиллимана дадут нам драгоценную возможность выбора верного момента.

– Сколько у нас времени? – спросил Хан.

– Это неважно, сколько времени мы выиграли, – подал голос Русс. – Его недостаточно. Мы видели корабли Сангвиния и Хана. – Леман сделал большой глоток вина. – И мои. Наши флоты истощены. Марс открыто бунтует. У нас нет времени , братья. У Гора по-прежнему есть два выбора: он может атаковать нас здесь и разгромить то немногое, что осталось от наших сил или же постепенно истощать нас, пока не останется никого. В обоих случаях он выигрывает.

«Ангел и Волк больше схожи, чем кажутся, – подумал Сангвиний. – Я утончен снаружи и свиреп внутри, Русс – наоборот. Сколько подобных отражений заложил Император в Своих сыновьях? И почему?» Он подумал о Кёрзе, еще одном, темном отражении самого себя.

– Это было верно несколько недель назад, – взял слово Дорн. – Сейчас он вынужден форсировать события. Благодаря действиям наших братьев Гибельный шторм стихает. Теперь, когда мы можем сконцентрировать свои силы, он нанесет прямой удар. Он захочет осадить Терру, прежде чем Гиллиман сможет привести своих воинов из Ультрамара. Из-за Льва, опустошающего владения предателей, его собственная возможность получать подкрепления уменьшится. Войны на истощение не будет. Все решит скорость действий.

– Легион Гиллимана сохранил значительную часть своих сил, – сказал Сангвиний. – И он может задействовать всю мощь Пятисот Миров. Лоргар и Ангрон опустошили их, но царство Гиллимана велико и хорошо организованно. У него самый многочисленный Легион. Войска Гора понесли потери, многие из которых они нанесли себе сами. Не стоит переоценивать их мощь. Гор скоро выступит против нас, когда не будет того желать.

– Я не сомневаюсь в этом, – сказал Русс.– И все же у нас нет возможности пополнить наши флоты. Мы не готовы выдержать главный удар по Терре. Нападение Альфария должно было показать нам это.

Дернувшаяся мышца на линии серебристых волос Дорна выдала его раздражение заявлением Русса.

– Ты тоже прав. Нам не нужно наносить ответный удар, – сказал Дорн. – После того, как мы спровоцировали его, мы должны замедлить наступление магистра войны. Если нам улыбнется удача, мы даже сможем остановить его до того, как он доберется до Терры. Мы можем выбрать эту стратегию. И теперь магистр войны должен реагировать, а не мы.

– Битва с ним до сосредоточения наших сил будет стоить много крови, – сказал Русс.

– Где, по-твоему, мы должны дать сражение? – спросил Хан.

– У нас здесь очень много титанов, – сказал Дорн. – Мы не можем бросить их в бой на Терре. Такая война уничтожит Тронный Мир. Мой план – остановить Гора на Бета-Гармоне. – Названная система замерцала. По жесту Дорна гололит увеличил ее изображение. Примарх указал на нее мозолистой рукой ремесленника. – Здесь пересекаются семь крупных варп-маршрутов. Борьба за нее идет с самого начала войны. Если мы направим большую часть наших сил на Бета-Гармон, то сможем удержать там Гора и наших вероломных братьев.

– И раздавим их как тлеющие угли, – сказал Сангвиний. – Не вижу лучшего варианта.

Русс покачал головой.

– Это возвращает нас к войне на истощение. У них численное превосходство. Если мы не сможем быстро победить там Гора, он победит нас. Как только Бета-Гармон будет потерян, путь на Терру окажется открыт. С чем мы будем защищаться тогда?

– Эта оборонительная война – твой конек, Рогал, – сказал Хан, – но она мне не по душе. Мы рискуем оказаться там в ловушке. Есть и другие пути к Терре. Он может сковать наши силы на Бета-Гармоне и обойти нас.

– Наш брат-охотник прав, – согласился Русс. – Бета-Гармон – адская западня, которая слишком легко разделит наши силы. Мы разве не должны оставить часть сил для защиты Терры? Сражаясь с ним там, мы разделимся, дадим бой здесь, у него будет время собрать все силы. Гор переиграл нас.

– Вне всякого сомнения, любая битва на Бета-Гармон будет кровавой, – сказал Дорн. – Прогнозируемые мной потери высоки, но приемлемы, и они дадут нам больше времени для укрепления Терры. Гиллиман придет с галактического юго-востока и захлопнет ловушку на Бета-Гармоне. Если же магистр войны прорвется, то будет разбит у железной стены, которую я возвел вокруг этого мира.

Русс поставил бокал.

– Ты кое-что забыл.

– Что именно, Леман? – спросил Дорн.

– Мы предполагаем, что Гор собирается ударить всей своей мощью на Терру. А зачем ему так поступать? Будь я Гором, я бы оставил Железных Воинов прикрывать тыл. Варп, хоть и проходим, но штормит. У Гора по-прежнему есть стратегическое преимущество в скорости передвижения. Можешь быть уверен, он этим воспользуется. Ему только нужно ненадолго задержать Гиллимана, не атаковать его в лоб, и он сможет привести превосходящие силы против Бета-Гармон, затем Терры, уничтожая наши армии по частям.

– Вполне вероятно, даже возможно, но я сомневаюсь, что магистр войны предвидел уничтожение Давина, – сказал Дорн. – Подкрепления со всего Империума прибывают каждый день, и теперь, когда шторм стихает, они прибывают быстрее. У нас снова есть доступ к астротелепатической связи, и таким образом мы лучше управляем группировками лоялистов. На Бета-Гармон и Терре Гор встретит армии гораздо более сильные, чем ожидает. Он узнает об этом, будет спешить, а значит совершать ошибки. Посмотрим, кто будет раньше готов в этой гонке.

– Рассчитывать на армии, которых еще нет, то же самое, что полагаться на ветер, – сказал Джагатай. – Никогда не узнаешь, куда он подует.

– Верно, вот почему он помчится к Терре как можно быстрее, – согласился Русс. – У нас нет времени для должного укрепления обеих систем.

– Думаю, я уже говорил это. – Он налил еще вина из высокого кувшина и залпом выпил его.

– Поэтому нам нужно ослабить его, пока мы можем, Русс. Я предлагаю тебе отправиться к Аканто Мифос, где ты найдешь крупные силы Альфа-Легиона. Уверен, ты с удовольствием воспользуешься шансом снова сразиться с ними. Ты ведь хочешь отомстить им?

– Хочу, – согласился Русс. – Они ведь никогда не заплатят верегильд? – Он улыбнулся. – Поэтому должны умереть.

– Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы принять это за согласие, – сказал Дорн.

– Так и есть, – признался Русс. – Знаешь, что я думаю?

– Скажи мне, – устало спросил Дорн.

Русс подался вперед и обхватил колени. Хан с интересом наблюдал за их беседой.

– Твой план не сработает.

– Это лучший план действий. Разделить. Держаться. Укрепляться, зажать его между нашими армиями здесь и Тринадцатым Гиллимана, – настаивал Дорн.

– Если мы говорим об обороне, то может быть, – сказал Русс. – И обороняясь, мы будем близки к победе и в конечном итоге проиграем.

Дорн сжал стило.

– Тогда что ты собираешься делать?

Русс с сожалением вздохнул.

– Я не присоединюсь к запланированному тобой сбору на Бета-Гармон, мой брат. Мне нужно уладить свои дела с магистром войны, и я сделаю это лично.

Дорн свирепо взглянул на него.

– Объяснись.

– А нужно? Я сообщил о своих намерениях, когда прибыл сюда. Время пришло. Я забираю своих воинов и отбываю, – сказал Русс. – Как еще тебе объяснить, преторианец? Я – Палач Императора и исполню свой долг. Я никогда не утверждал обратное.

– Я полагал, ты одумаешься.

– И даже мысли не было.

– Ты слышал слухи о том, что стало с Гором? – сказал Дорн. – Он убьет тебя, и из-за этого мы проиграем войну.

– Он стал сильнее, мой брат, – присоединился Хан.

– Если Джагатай предостерегает тебя, то стоит прислушаться, – заметил Сангвиний. – Из всех нас он больше всего схож с тобой.

– Джагатай должен идти своим путем, а я – своим, – возразил Русс. – А мой путь ведет меня к магистру войны. Это мой вюрд и всегда был им. Ничего не изменилось.

– Все изменилось! Ты не сможешь убить его в одиночку! – воскликнул Дорн. – Ты растрачиваешь впустую свою жизнь и свой Легион. Это безумие.

Русс ударил себя в грудь рукой в перчатке.

– Моя жизнь. Мой Легион.

– Я вернусь на Фенрис, где мои жрецы расспросят дух моего мира и узнают об уязвимом месте Гора. У него есть такое, у каждого чудовища есть. Я воспользуюсь им и убью его, прежде чем он приблизиться на световой год к Терре.

Дорн фыркнул.

– Считаешь меня глупцом, брат? – спросил Русс с угрожающим простодушием.

– Я считаю тебя безрассудным. Считаю, что ты рискуешь, ступая по тому же пути, что и Магнус с Лоргаром, заигрывая с жрецами. Куда подевалось твое осуждение? Где тот волк, что выступал на Никее?

Это задело Русса, и его улыбка погасла.

– Никея была еще одной уловкой, очередной манипуляцией. Почему, по-твоему, наши враги вынудили нас отказаться от библиариуса? Почему меня обманом заставили убить Магнуса?

– Ты теперь жалеешь об этом? – удивился Дорн. – В последний раз ты хвалился этим.

– Я хвалился. Так и было. Я горжусь тем, что сделал. Когда на него напали, Магнус прибег к силам, которые никогда не должен был выпускать, и только за одно это заслужил то, что получил. Но события могли пойти иначе. Гор обманул меня, потому что он боится силы варпа. Он страшился чар Магнуса. Это и есть враг. Это и победит их.

Дорн грустно вздохнул и посмотрел на свой планшет с планами.

– И об этом говорил Магнус.

Сангвиний очнулся от мрачных размышлений.

– Ты считаешь, что ошибался на Никее, Леман?

– Возможно, – честно ответил Русс. – Но я не ошибался, призывая к наказанию Магнуса, как и не ошибался, настаивая на запрете библиариуса. Кто знает, куда привел бы путь Магнуса, оставь мы его в покое? Он мог бы выиграть войну, но не получили бы мы второго Гора или даже двух? Библиариус мог оказаться такой же отравой, как и трижды проклятые ложи.

– Великий поборник Никейского указа, который сохранил своих чародеев. У тебя много качеств, мой брат, – сказал Дорн. – Но я бы никогда не сказал, что лицемерие одно из них.

– В самом деле? Жрецы моего Легиона и грозовые пророки Джагатая отличаются от библиариев. Наши воины опираются на старые традиции. На самоограничение. Магнус не верил в ограничения. Это было его ошибкой.

– Подобные традиции были объявлены нашим отцом вне закона на каждом мире, – горячо заявил Дорн.

– Мы увидели, куда привело нас Его молчание о варпе, – усмехнулся Русс.

Сангвиний молча кивнул в знак согласия.

– Леман прав, – сказал Хан. – Наши провидцы черпают силы не прямо из варпа. Их дары опосредованы. Мы знаем пределы.

– Пределы силы? – спросил Дорн. – У силы нет пределов. Каждая частица силы порождает больше голода. Его нельзя утолить. Душа человека должна быть крепостью.

– Не пределы силы, Рогал, – пояснил Джагатай. – Я говорю о пределах человеческой мудрости. Ты ищешь просвещения не в том месте. Мудрость – тот предел, который должен соблюдаться.

– Так теперь смирение сможет укротить силы варпа, – сказал Дорн. – Это нелепо.

– Смирение – один из путей, – ответил Джагатай. – Наш отец – псайкер, как и Сангвиний, и Малкадор.

– Чем больше враги имеют дело с варпом, тем больше они страшатся его, – сказал Русс. – Мы должны воспользоваться этим, – он поднял руки, – осторожно, чтобы выиграть эту войну.

– Я по-прежнему считаю тебя лицемером. Как ты можешь поддерживать это, Джагатай? Он был против тебя на Никее.

– Это было тогда, сейчас другая ситуация. Зацикливаясь на прошлом, ничего не решить, – сказал Хан. – Мы должны сохранять единство.

Дорн покачал головой.

– Каковы бы не были твои цели на Фенрисе, они не важны в сравнении с обороной Терры. Меня беспокоит, что тебя не будет здесь, где ты нужен отцу.

– Если отцу решать, где я должен быть, а где – нет, почему Он не здесь? – Русс огляделся, словно Императора Человечества мог прятаться за шторами. – Что Он делает в Темнице?

Дорн опустил голову.

– Я не знаю.

– Думаю, ты, вероятно, можешь знать, – сказал Русс. – Именно ты. Как и ты, Малкадор, не так ли?

Регент промолчал.

– Вы не скажете нам. А знаете что, – продолжил Волчий Король, – если наш отец лично явится и прикажет мне остаться, и скажет, что принятое мной решение закончится бедой, тогда я останусь.

Русс встал, раскинул руки и закричал в потолок.

– Ты слышишь, отец? Слышишь меня? Я молю о наставлении!

Он театрально наклонил голову в бок, затем опустил руки.

– Ничего, – прошептал Русс. – Он ничего не говорит. Значит, я пойду. Простите, мои братья, мне надо подготовиться. Желаю вам удачи с вашим Великим Сбором на Бета-Гармон.

Русс взял свое копье и вышел из зала.

– Леман! – закричал Дорн. Его лицо покраснело. – Леман, вернись!

Он бросился вперед, в спешке разбросав инфопланшеты, бокалы и закуски.

Сангвиний схватил его за руку. Амулеты на его крыльях зазвенели из-за шевельнувшихся перьев.

– Оставь его. Есть много способов послужить нашему владыке в этой войне, – сказал Сангвиний.

Малкадор встал, вздохнув от хруста в суставах.

– Послушай Сангвиния, Дорн. Позволь Руссу идти своим путем, – сказал регент. Он посмотрел в спину выходящему Русс. – Они у вас разные.

                             Воссоединение братьев-примархов с возвращением на Терру Сангвиния.

 

5

Трисолиан

По пути Коулу попадались окна, из которых открывался вид на огромный молочный шар Трисолиана А-2. Кто-то когда-то очень давно нанес его на звездные карты под именем Этриан. Никто не знал точной причины, но если это имя означало холодный, маленький и непримечательный, то Коул бы не удивился.

Трисолиан был системой с тремя звездами. В центре находилась главная – Трисолиан А, большая сине-белая звезда среднего возраста, чья суммарная солнечная радиация в миллион раз превосходила показатели Сола. Две другие звезды были парой находящихся в приливном захвате красных карликов, расстояние которых до Трисолиана А в тысячу раз превышало дистанцию между Нептуном и Солом.

Хотя такое расстояние было немыслимым для обычного человеческого разума, в космических масштабах звезды находились угрожающе близко друг к другу. Четыре планеты системы двигались по безумно неустойчивым орбитам и терзались конфликтующими солнечными ветрами. Этот тип звездной системы был распространенным в галактике, но в нем редко встречались обитаемые миры, или вообще планеты. Миры вокруг таких звезд выбрасывало в космос в ходе их формирования или же разрывало на куски до рождения. Те же, что выживали, под воздействием радиации неминуемо становились безжизненными.

Трисолиан был неподходящим местом для людей, но условия, сделавшие его опасным для человеческой жизни, также сделали его полезным для человечества. Необычная комбинация гравитационного потока и агрессивных солнечных ветров превратили четыре планеты в космические кузни. Их атмосферы были богаты экзотическими тяжелыми элементами и драгоценными изотопами.

Задача Гепталигона заключалось в координации сбора этих веществ.

Каждая из четырех планет имела собственную орбитальную добывающую платформу размером с город, но Гепталигон был крупнейшей из них, включая в себя семь станций, закрепленных привязями-трубами, проходящими прямо через ледяное сердце единственной луны Этриана – Мома. Внутренняя часть луны была выдолблена и также заселена. Между привязями-трубами длинные нити макрокабелей связывали станции в сложную паутину, подвешивая вспомогательные платформы между главными и обеспечивая перемещение между всеми точками ошеломляющим числом маршрутов. Хотя сам Гепталигон и участвовал в добыче ресурсов, его главная задача заключалась в выполнении роли обрабатывающего центра для всех элементов, собираемых в системе. В холодном ядре Мома различные газообразные соединения спрессовывались в слитки диковинных металлов, затем отгружались по привязям-трубам на станцию Прима для вывоза за пределы системы.

Так как Гепталигон был ближайшей планетой, которой Трисолиан мог похвастаться цивилизованному миру, то он принял обязанности столицы, его военного командования, органов управления и так далее. Он не отличался от тысяч других подобных аванпостов по всему человеческому космосу, и в обычных обстоятельствах Трисолиан остался бы захолустьем, если бы не крупный варп-канал, который проходил через систему по пути к стратегически важной узловой системе Бета-Гармон.

Трисолиан принадлежал Механикуму. Со стороны Империума предпринимались попытки взять его под свой контроль, но Марсианский синод, не желая отказываться от потенциально важного стратегического актива, многие годы колебался и оттягивал решение. В то же время он наделял трисолианские города дополнительными функциями для увеличения их важности, пока, наконец, трисолианская четверка не была коллективно объявлена миром-кузней со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.

Расположение Трисолиана сделала его политически важным. Таким образом, система осталась в руках Марса, что бы это ни значило в эти непредсказуемые времена.

Хотя война была далеко, она влияла на каждый аспект жизни станции. Топлива было в изобилии. Воды не хватало, но ее получали из прискорбно скудного метеоритного пояса внешней системы. Пищу было сложнее заготовить, ее выращивали в огромных подземных агрофермах Трисолиана А-3. Запчасти и оборудование все еще являлись дефицитом. Трисолиан обладал избытком сокровищ, но испытывал нехватку в более простых материалах. Плоть и металл страдали вместе. Органика истощалась. Многие адепты обходились временно отремонтированной бионикой.

«Какие бы лишения им ни выпали, – говорил Коул Фридишу, – другие жили в худших условиях, и добыча должна продолжаться во благо Империума. Их работа была важна, пусть и не особенно привлекательна».

Домина Гестер Асперция Сигма-Сигма, верховный магос милитара Трисолиана была недовольна, когда Коул добрался до Центра операций по обеспечению безопасности добычи на станции Квинта.

Она резко развернулась всеми шестью шипастыми агрессивными метрами к вбежавшему в двери адепту.

– Техноаколит Велизарий Коул, – заявила она одновременно на готике, бинарике, ризанском диалекте Лингва Технис и неизвестном диалекте новабайта, чего Коул никогда не слышал из ее вокс-динамиков. – Ты опоздал. – Ноосфера вокруг нее кипела цифровой злобой. Поршни и шестерни завыли, когда дюжина техноадептов напряглись под излучаемым доминой гневом.

– Я опоздал, домина, – признался Коул, коротко поклонившись и попытавшись проскочить мимо нее на свое место. – Мне очень жаль, меня задержали мои собственные эксперименты и…

– Молчать! – выпалила она. Из нее хлынул поток такой мерзкой бинарной брани, что Тез-Лар дернулся. Домина бросилась к Коулу, ее механические стопы загремели по палубе, как снаряды стаббера, пробивающие гофрированный пласталевый лист. – Опоздание граничит с неэффективностью. Неэффективность граничит с устарелостью. Ты хочешь, чтобы я отдала приказ о списании?

– Нет, домина, – ответил Коул и распростерся ниц. Домине нравилось подобное поведение от подчиненных.

– Или ты, возможно, предпочел бы присоединиться к моим скитариям, чтобы лучше служить мне. Они, техноаколит, никогда, никогда не опаздывают !

Коул бросил косой взгляд в сторону двери, где стояла пара личных стражников домины. Великолепные в своих медно-серых цветах, они застыли, словно роботы, без единого признака самостоятельной жизни. Скитарии домины были не намного лучше технотрэллов. Ходили слухи, что она держит кору их головного мозга отключенной, все время управляя ими напрямую. Их разумы были заключены в состояние постоянного восторга, опьяненные общением с Движущей Силой. Кое-кто из машинного культа приветствовал бы подобную судьбу, но Коул внутренне задрожал от такой мысли. Независимость была всем для него.

– На место! – Домина поднялась во весь рост. Ее свободная мантия на миг разошлась, обнажив металлические контейнеры, прикрепленные к груди, словно множество поросят к свиноматке. Цилиндры, чье содержимое подпитывалось клубком проводов и трубок, лязгнули о мешанину из медных кабелей и пласталевых пластин. Асперция запахнула мантию.

– Вторая смена должна начать спуск на средние уровни и ожидает твоей помощи. Нетерпеливо ожидает.

– Еще раз приношу свои извинения, домина, – сказал Коул и отправил импульсным мыслекодом Тез-Лара на его место.

Асперция Сигма-Сигма стремительно отвернулась. Мехадендриты вокруг ее плеч колыхались, словно приготовившиеся к атаке змеи.

– Провост-аквизитор Мю-Девять-Девять, мы готовы предоставить эскорт.

На парящем пикт-экране появился адепт со стальным лицом, раскрашенный в оттенки синего и исчерченный многочисленными полосками. На станции все проекторы были подобного типа. Их проекционные элементы были сделаны из полуживых светоизлучающих диодов, чья химическая структура состояла из глубоководных бактерий. Такая форма экрана лучшего всего противостояла радиоактивным шквалам системы.

Коул узнал, как создавать подобные экраны во время краткой работы на Лексмеханик Имаджификацио. Просто удивительно, чему можно было научиться в таком месте, как Трисолиан.

Центр операций по обеспечению безопасности добычи представлял собой пятиярусную комнату с огромным полукруглым окном, обращенным на Этриан. Слева в виде сплющенного стального зеркала, отражающего сияние планеты, была видна станция Кварта Гепталигона. Привязь-труба, соединяющая ее с луной, походила на иглу света. Внизу окна притаилась поверхность Мома. Солнце заливало все белоснежным блеском, столь резким, что на него было больно смотреть.

Ярусы зала были заполнены пультами управления защитными автоматами охранения, и каждый был щедро снабжен оборудованием визуализации, которое светилось тем же безупречным светом. Коул поспешно спустился на три пролета лестницы к своему посту и скользнул в неудобное кресло. Вокруг него возникли трехмерные световые полотна. Прямо перед лицом зажегся миниатюрный гололит. Как только пульт воспринял присутствие адепта, активировались данные по состоянию трех дронов, находящихся под его командованием. Из их динамиков забубнили автомолитвы благословляющей себя машины.

Дроны выглядели как красные контурные схемы с прозрачной внешней поверхностью для демонстрации состояния субсистем под броней. Левые двигатели автоматона Один светились аварийным оранжевым.

Коул недовольно выругался. Ему сказали, что автоматон Один отремонтирован. Адепт оглянулся на домину. Он была поглощена разговором с провостом-аквизитором. Ее основные руки все еще раздраженно дергались. Сейчас было неподходящее время для доклада о проблеме.

Коул вытянул кабель связи в стальной оболочке и воткнул его в гнездо позади уха. Возвратная пружина была перекрученной, и кабель неприятно дернул голову, повернув шею в неудобную позицию.

Коул разделил свое сознание между тремя автоматами и пультом контроля полетом. При помощи улучшенного интеллектуального ядра обзор в его мысленном взоре разделился на квадранты. Верхнюю часть поля зрения занимал вид операционного зала, передаваемый через смертные глаза. Нижняя часть была разделена на три пикт-поля, каждое из которых показывало картинку от одного из авгуров автоматов. На четких изображениях увеличивался в размерах Этриан.

– Приготовиться к уборке фиксаторов! – нараспев произнесла домина. Слова сопровождал поток данных на бинарике. Квартет безглазых сервиторов затянул гимн безопасного пуска. По безмолвной команде Коула Тез-Лар присоединил к песне свой звучный голос.

Реальный мир отступил. По краю поля зрения Коула прокручивался поток данных, передняя и задняя часть между доминой и провостом-аквизитором сменилась сияющим зеленым текстом и стремительными и растущими дорожками нулей и единиц бинарика.

В сознании адепта мигнул крупный кусок текста.

<Добытчики выпущены!>сообщил он, требуя подтверждения Коула. Электрические импульсы плавно пробежались от органических путей его мозга в нано-провода, трансплантированные в нервную систему, и наружу, в мир машин, подтвердив, что он получил сообщение. Воистину, Бог-Машина творил чудеса.

Коул повернул оптическое устройство Автоматона Два вниз. Пять барж-добытчиков стремительно спускались на Трисолиан А-2. Это были крупные суда, не подлинные космолеты, но большие, похожие на плоты конструкции, управляемые адептами в массивных бронированных скафандрах. Им помогали громоздкие сервиторы и устойчивые к радиации автоматы. Носовые части барж щеголяли огромными и протяженными медными лопастями, напоминающими усы вымерших терранских китообразных. Между этими «челюстями» были протянуты тысячи километров тонкой проволоки, защищая магнитный конус, который направлял желанные газы в сепарационные установки. Оттуда урожай закачивался в округлые группы резервуаров, тянущихся вдоль корпуса судна.

В нижней части барж располагались дюжины тяжелых полусферических направляющих импеллеров. В боковой проекции гравитационные двигатели и их энергетические установки занимали большую часть корабля, подобно подводной части айсбергов, и составляли львиную долю его массы. Этриан обладал сильным притяжением.

Баржи-добытчики быстро снижались к бегущим облакам газового гиганта. Крошечные фигурки на палубах уменьшились до точек.

– Выпустить эскорт, – приказала мысленно и словами домина.

– Хвала Богу-Машине. Хвала Омниссии, его посланнику. Хвала Движущей Силе, благодаря которой он ходит среди нас, – затянули операторы дронов.

Разделенное зрение Коула покачнулось, и тройной образ изменился. Если бы адепт не сконцентрировался, конфликтующие входящие данные вызвали бы у него тошноту. Его подопечные спускались. Запустившиеся маневровые двигатели отправили их вслед за баржами. Мимо пронеслись палубы экипажа, Коул мельком увидел, как адепт в броне направляет подчиненных, затем баржи оказались выше его машин. Навстречу спешили облака.

Роботы были практически автономными. Программы спустили их в пульсирующие потоки газового гиганта без серьезного внешнего вмешательства, но условия работы в холодной метановой атмосфере Этриана были таковы, что каждое звено требовало человеческого надзора. Мозги роботов не были способны выполнять эту задачу самостоятельно.

Невероятно, но внизу были живые существа, и они не любили гостей.

Зрение Коула задрожало, когда автоматы вошли в верхние слои атмосферы Трисолиана А-2. Тряска немного уменьшилась, когда они прошли верхний облачный слой и нырнули глубже сквозь вращающийся в обратную сторону слой газа. Как только машины достигли точки назначения несколькими сотнями километров ниже, Коул активировал чувствительные стабилизаторы изображения, и картинка, наконец, отрегулировалась до нужной резкости. На экранах появились значки. Зазвенели второстепенные сигналы тревоги. Машины подвергались воздействию окружающей среды, и такая небольшая тревога была обычным явлением.

Тридцать стратосферных автоматов «Вултаракс» развернулись в полиэдральное защитное построение. Коул, чьи машины находились в самой верхней части строя, увел свое звено в сторону. Баржи спустились сквозь брешь в защитном кордоне, рассредоточились и приготовились к сбору ресурсов. Коул вернул свои автоматы на позицию. Его усовершенствованное интеллектуальное ядро давало ему семипроцентный выигрыш в эффективности над своими товарищами из облачных всадников. Он сдержал свое желание покрасоваться. Подобный поступок мог привести к разоблачению.

Операция проводилась по этому плану каждый день. Баржи принимали построение, разработанное для максимизации добычи ресурсов. Как только включились магнитные установки добытчиков, плотная атмосфера засветилась ионизацией. Волоча коронный разряд из источающих статику рулей, баржи приступили к работе.

Коул оглядел бурлящие облака. В некоторых местах вихри проделали колодцы глубиной в несколько сот километров, и адепт всмотрелся в кипучее сердце планеты через жерла закручивающихся газовых потоков, увитых прожилками молний. При пролете через эти колодцы его машины сильно трясло, но их изображения оставались пугающе неподвижными благодаря благословению технологической мудрости людей – автоматической настройке. Каждый слой атмосферы трещал от света, вызванного трением. Мокрый снегопад из замороженного этана и метана накрывал бронеобшивку дронов. По вершинам облаков плясали, словно живые существа, причудливые формы молний. Эта картина доставляла удовольствие Коулу. И все же подлинные чудеса находились внизу, в недоступном центре газового гиганта, где огромное давление сжимало метан в диковинные сверхльды, а температура замерзания верхних слоев росла в большей геометрической прогрессии, чем на поверхности звезд.

Люди не должны были жить в таком месте, но они жили. Коул гордился этим достижением человечества. И он мог добиться того же.

Во время этих периодов покоя, автоматы могли выполнять большинство своих функций без вмешательства. Коул вполглаза следил за тем, что они делают. Он не особенно интересовался священной наукой о робототехнике. Она очаровывала, но его страстью оставалась биоинженерия. Ему еще много предстояло научиться у Легио Кибернетика и их понимаю искусственного разума. Он не мог пренебрегать ни одним аспектом Арс Механика, если хотел реализовать свое стремление к полному технологическому мастерству.

Все, чего жаждал Велизарий Коул – это знаний. Отсутствие у него интереса к политике и положению в обществе уже становилось известным. Время на постоянные смены ролей заканчивалось. Он размышлял над тем, что должен сделать далее. Возможно, наступил час полностью посвятить себя роли биологиста. Как только он приобретет немного власти и какой-то статус в этом субкульте, то сможет возобновить свои широкомасштабные научные изыскания. Это было разрешено.

Его размышления внезапно прервала аварийная сигнализация.

<Мои воины, приближаются враждебные ксеноформы,> сообщила домина. Ее голос достиг речевых центров мозга Коула прямой загрузкой. <Приготовиться к перехвату>

Сетка ауспика показала несколько сотен маленьких точек, сходящихся к позиции добытчиков. Они двигались быстро, прямым курсом против ветра, приближаясь по диагонали к арьергарду флотилии.

<Большая стая,> сказала на бинарике домина. <Манипулы с седьмой по десятую разворот для атаки. Остальным закрыть сеть. Пусть баржи работают как можно дольше.>

Длинный поток данных проинформировал Коула о запросе провоста-аквизитора, бессловно отправленном Асперции Сигма-Сигма.

«Запрос об обстановке. Сегодня их много. Нам возвращаться?»

– Отрицательно, – гласил ответ домины.

Коул повернул свою манипулу автоматов, чтобы закрыть брешь, после того как девять роботов покинули строй и направились в арьергард. Защитная зона вокруг добытчиков сжалась на двадцать процентов.

Сенсоры «Вултараксов» не могли развернуться в заднем направлении, и поэтому Коул не видел, что происходило позади строя. Но ветер доносил до аудиосенсоров машин звуки стрельбы автопушек.

Рев сигнала тревоги с ближайшего пульта управления полетом быстро замолчал, обозначив потерю первого автоматона. Менее громкие сигналы говорили о тяжелых повреждениях еще двух.

Второй сигнал предупредил центр о второй гибели. Затем третьей.

– Они прорываются! – один из коллег Коула нарушил протокол и заговорил вслух.

– Три боевые единицы уничтожены! Вы заплатите за их потерю, – прорычала в ответ Асперция. – Манипулы два и шесть, на усиление.

Коул ухмыльнулся. Вторая была его манипулой. Он был одним из лучших людей Асперции и знал, что она не смогла бы удерживать его долго от схватки, неважно насколько была зла на него.

Устройства под командованием Коула по его призыву покинули защитную коробку и устремились вниз, перестроившись в сомкнутый клин. Они двигались с идеальной синхронностью, разделенные всего несколькими метрами. На экранах адепта загорелись значки, указывая позиции, к которым его направила Асперция, но Коул просчитал ситуацию и уже действовал по собственному усмотрению.

Впереди была стая ксенотических жизненных форм.

Их принципиальной особенностью был газовый пузырь. Плотность атмосферы допускала определенную причудливость формы. Они были не прозрачными существами, но хорошо защищенными охотниками.

Прочные клатраты защищали верхнюю поверхность летающего пузыря и многосуставные ноги, которые тянули за ним. Внизу располагался дряблый рот и несколько бескостных сопел, которые выбрасывали газ высокоскоростной струей, позволяя существам с поразительной эффективностью управлять своим движением. Они летали подобно стремительным птицам, даже в ветрах, чья скорость достигала тысячу километров в час.

Никто не знал, что это за существа, разумны они или просто животные, местные обитатели или пришлые. У ксеногенеторов мира-кузни руки чесались получить образец для исследования, но до сих пор это оставалось трудной задачей. После их убийства большинство падало в бушующий хаос внутренних районов планеты. Редкие образцы, пойманные баржами, распадались во время перевозки на станции. Их клатратная броня была достаточно прочной, чтобы отражать снаряды автопушек, но после смерти она быстро дестабилизировалась, следом то же происходило и с мягкими тканями. Для Империума от них не было пользы, поэтому их изучение не являлось приоритетом и интересовало только помешанных на ксеносах чудаков. Попытки собрать образцы отвлекали от разработки облаков. Все, что нужно было Механикуму Трисолиана от ксеносов – чтобы они держались подальше или соизволили умереть быстро, и поэтому ксеногенеторы оставались в неведении об их тайнах.

Облачные существа были гораздо проворнее роботов и вопреки своей внешней хрупкости наносили могучие удары конечностями. Машина Один из Девятой манипулы потеряла гондолу турбореактивного двигателя, и хотя ее пастырь отменил заложенную программу, взяв управление на себя и отключив пустотные двигатели в попытке стабилизировать ее, она вошла в штопор и рухнула в клубящиеся облака.

Коул внимательно следил за своими роботами, когда те достигли позиции ведения огня по ближайшей группе ксеносов. Небо исчертили фосфорные трассеры автопушек. Ограниченный разум машин мог с легкостью следовать этим дистанционным маркерам, и вскоре последовал залп ракетами.

Существо содрогнулось под обстрелом Коула. Клатратная броня лопнула. Ракета пронзила мягкую плоть под ней и вышла с другой стороны, прежде чем взорваться в воздухе. Смертельно раненая тварь начала падать, истекая потоком яркого газа из пробитой оболочки.

– Не позволяйте им проникнуть за оцепление, – приказала домина на многочисленных языках. – Закрыть брешь, держать строй.

Коул остановил свои автоматы и развернул их, прежде чем они приблизились слишком близко к ксеносам. Один из них отделился от роя и ударил зазубренным лезвием на конце конечности по головной машине Коула. Он заметил это и увел робота в сторону с помощью маневровых двигателей. На такой дистанции его команде понадобилось полсекунды, чтобы достигнуть машины. Эта задержка была слишком большой. Существо промахнулось на считанные сантиметры. Коул бросил быстрый взгляд на размеры роя. Их глубин всплывали тысячи тварей, их кристаллическая броня отражала блеск бесконечных молний.

– Рекомендую немедленный отход, – доложил Коул, отправив пикт-снимок поднимающегося роя своей госпоже. – Смотрите, что поднимается, домина.

Асперция потратила пикосекунду на обдумывание. За этот короткий промежуток она лично оценила тактическую ситуацию и провела анализ работы добытчиков.

<Запрещаю>ответила она бинариком, чтобы каждый услышал ее отказ на предложение Коула. <Мы не достигли ресурсного паритета для этой миссии. Отход в данный момент приведет к чистому убытку Механикума. Остаемся. Сражаемся.>

Коул снова вмешался в действия роботов, вернув их в бой. Ситуация ухудшалась с каждой секундой. Тысячи существ атаковали, выбивая защитников добытчиков и приближаясь к большим машинам, грабящим их владения. Коул сконцентрировал огонь своей манипулы на самом крупном из ксеносов – пятидесятиметровом чудовище. Снаряды автопушек вырывали куски из его брони. Верхнюю часть накрыли многочисленные разрывы ракет. Оно продолжало приближаться к баржам, когда Коул снова повернул своих роботов и отвел их на безопасную дистанцию. Механикум даже не знали, почему эти существа набрасывались на добытчиков. Не было похоже, чтобы они могли поглощать плоть или металл. Конечно, причина могла быть исключительно территориальной. Это не имело значения. Они должны умереть.

Коул отсортировал массу данных, которыми взорвались его подопечные. Добытчики были загружены на семьдесят четыре процента. Каждый мертвый автоматон означал, что это число должно быть выше. Битва была игрой экономики: сбеги они сейчас, окажутся в ресурсодефиците, но оставшись для выравнивания потерь, могут понести еще большие.

Коул собрался развернуться для очередного захода, когда на экране носового авгура загорелись десятки новых контактов.

<Больше ксеносов, заходят снизу. Они нацелились на тыловых добытчиков.> Он отправил импульс без эмоций, словно машина, как и подобало человеку его призвания. Тем не менее, его сердце колотилось от адреналина.

Асперция приказала другим роботом выйти из строя и отразить новую угрозу. Движущийся многогранник еще больше прижался к добывающим плотам. Сейчас между перекрывающимися секторами обстрела автоматов и крайними точками плотов было не больше пятидесяти метров.

– Это будет близко, – пробормотал Коул.

– Контролируй свои эмоции, – прошептал техножрец за командным пультом по соседству с Коулом. – Твое поведение недостойно. Ты позоришь всех нас.

– Заткнись, Баскен, – ответил Коул.

Его машины прошли над центральной баржей. Проблесковые огни просигналили, чтобы он сохранял дистанцию. Длинный поток данных и инфографика также сообщили ему об опасном сближении. Коул не обратил на них внимания, блокировав идиотский порыв своих роботов подчиниться инфовоплю, и продолжил сближение.

Он должен подойти ближе.

Подобно левиафану из древнего мифа, поднимающемуся из океана, гигантский образец трисолианских ксеносов выскочил из облака рядом с головным добытчиком. С клатратовой оболочки низвергались шлейфы пара и ледяного газа. Существо было огромным, достигая двухсот метров в поперечнике. Его сопровождал рой меньших родичей, размахивающих прозрачными клинковыми конечностями в качестве воплощения чуждой угрозы. Гравитационные волны репульсорных двигателей отражались от панциря гиганта, опасно раскачивая баржу. Коул беспомощно смотрел, как адепт в оранжевом костюме перевалился через перила и полетел вниз навстречу своей смерти.

<Опасность снизу!> передал Коул, пробившись через доминирующие протоколы Асперции Сигма-Сигма, чтобы связаться непосредственно с плотом, что повлекло волну электронной неприязни со стороны домины. Если она и высказала вербальное замечание, он не услышал его.

Его разум благодаря модифицированному интеллектуальному ядру ускорился до молниеносной скорости. Коул принимал и впитывал все, какие мог данные. Ограниченные разумы его «Вултараксов» приготовились задействовать свое оружие по стандартной схеме подавляющего огня против гиганта. Подобное действие дало бы такой же эффект, как выстрел из лазерного пистолета в землю. Коул вызвал мерцающую последовательность накладывающихся поверх друг друга данных, остановившись на гидроакустической карте, показывающей перепады давления в газовых капиллярах существ. Они не обладали нервной или кровеносной системами в понимании Механикума. Они были приспособлены к миру, в котором обитали, безжалостно закаленные существа изо льда и газа.

Коул подчинил собственной воле все оружие своей манипулы. Прицельные решетки трех машин наложились друг на друга. Для такой операции человек нуждался в хорошем интеллектуальном ядре, а у Коула оно было превосходным.

Он выбрал узлы давления внутри зверя, сдирая клатратовую броню сокрушительными залпами автопушек. Коул провел перекрестный обзор брони ауспиком. Она только потрескалась. Выругавшись, он перевел все двигатели машин на полный задний ход. Гондолы двигателей развернулись на сто восемьдесят градусов, и «Вултараксы» помчались назад. Коул предпочел бы, чтобы его «Вултараксы» в этих защитных миссиях отражали атаки вне досягаемости осколочных когтей трисолианских ксеносов, но времени не было.

Экстренный вызов отвлек его. Левый двигатель второго номера перегревался. На это тоже не было времени.

Он приказал автопушкам нацелиться на ослабленные секции брони. Меньшие звери накинулись на его корабль. Казалось, они почувствовали слабость номера Два, и набросились на него, цепляясь за его бронированный корпус и колотя по нему конечностями. Их вес безжалостно тянул машину вниз. Двигатель взорвался, ослепительной вспышке пламени предшествовал дым. Аварийная система машины завопила, когда та накренилась и устремилась вниз. Жалобные непанические мольбы о помощи заблеяли из кибернетической коры головного мозга, когда робот исчез в клубящихся облаках.

Коул проигнорировал мигающие индикаторы падающего давления и температуры, пока автоматон Два падал навстречу своей гибели. Адепт сконцентрировался на звере размером с остров, который атаковал плот. Заскрипев от напряжения зубами, Коул запустил пустотные двигатели «Вултараксов» и дал полный газ. Полуразумные мозги машин свелись к роли пассажиров. Управлял Коул. Он проскочил роботами сквозь мчащиеся навстречу толпы тварей и развернул их. Когда Велизарий приготовился к очередной атаке, гигантский зверь охватил прозрачными, как вода руками баржу. Когти из сильно спрессованного льда прогрызали металл. Столь тщательно собранный газ вырвался из смятых контейнеров. С наклонившейся палубы посыпались люди, киборги и автоматы. Другие вцепились в поручни, за миг от смерти, или безнадежно тыкали в левиафана электрическими баграми и крючьями.

Коул развернул свои автоматы. Быстрый расчет сказал ему о необходимости большей огневой мощи. Он столкнулся с суровым выбором. Или люди и плот будут потеряны или же он сможет что-то придумать, неизбежно раскрыв свои незаконные обновления.

Он потратил секунды на размышления. В конце концов, его ждало неминуемое разоблачение. И оказаться раскрытым при героических обстоятельствах только послужит его делу. Но если он сделает то, над чем раздумывал, тогда ему придется решительно вступить в великую игру Механикума. С этого момента он больше не сможет скрываться.

Его машины повисли в воздухе, их узурпированные разумы возмущались отсутствию действий. Своими глазами Коул видел, как роботы и ксеносы сцепились в воздушной битве.

<Коул! Что ты делаешь?> спросила Гестер Асперция Сигма-Сигма. <Сейчас же возвращайся в бой!>

Баржа тряслась в руках ксеноса. Гравитационные репульсоры вышли из строя, осыпая искрами облака. Коул не мог слышать крики экипажа, но мог представить их. Представить их ужас. Сейчас или никогда.

Один фактор подтолкнул Велизария Коула к действию.

Ему было не все равно.

Мысль, доставившая код высшего приоритета в центр операций, дала все автоматы под его прямое управление. Его поле зрения разделилось на многочисленные индивидуальные поля, заполненные по краям графиками статуса. Когитаторы и сервиторы в ответ на вторжение Коула подали сигналы тревоги. Другие техноадепты сначала растерялись, когда машины вышли из-под их контроля, а пульты отключились, затем разозлились, когда поняли, кто это сделал.

– Это Коул! – выпалил один из них скрипучим машинным голосом.

Коул осознавал порожденный им хаос только периферией своей сущности. Его соединенное с машиной сознание переполняли сложные операции по координации трех дюжин немного непокорных боевых машин. Полуорганические разумы визжали на него за коды доступа высокого уровня.

Коул усмирил их всех.

Он не мог сделать это в одиночку, даже в самых смелых фантазиях. Ему пришлось положиться на сами машины. Он быстро сформулировал эффективный боевой план, в миг отменив века информационных традиций Кибернетики.

Его дергали чьи-то руки, но он не уступал. Коул вцепился в свое место, когда его коллеги попытались стащить его с кресла, и построил машины в кружащуюся спираль, похожую на конный караколь из древности. Плотная спираль вращалась слишком быстро для ксеносов, наведенные на ослабленные точки панциря чужого создания автопушки вели беспрерывный огонь.

Кто-то безуспешно попытался схватить его за шею. К счастью для Коула техножрецы пренебрегли своими телами. Напавшие на него были слишком скромного ранга, чтобы обладать значительной аугметической силой.

Автоматы продолжали свой спиральный танец смерти, обстреливая броню ксеномонстра своими пушками. Счетчики боеприпасов приближались к нулю. Стволы орудий на схемах мигали, указывая на такой сильный перегрев, что могли в любой момент выйти из строя. Коул не останавливался.

– Остановитесь! – закричала Асперция. Коул принял это на свой счет, но последующий поток данных отправился к другим адептам, – <Отпустите Коула!>

– Он нарушает традиции! – мучительно закричал кто-то. – Он бесчестит машины!

Коула колотили слабые кулаки. Кто-то вцепился в кабель, пытаясь выдернуть его, царапая кожу вокруг входящего порта. Коула отпустил кресло и сильно ударил нападавшего, и человек с воплем отшатнулся, но другие вцепились в руку и потянули. Одновременное управление столь многими автоматами сказалось на нем. Запущенные в его разуме экраны размылись. Его интеллектуальное ядро нагрелось. Он испугался, что оно медленно сварит его мозг.

<Остановитесь!> протянула Асперция. И снова данные отправились к его товарищам. <Немедленно отпустите Коула!>

Атака прекратилась. Его оскорбленные коллеги отступили. Коул смутно слышал лязг окружающих его полностью аугментированных тел.

Радиационный пистолет скитария нацелился в его висок. Адепт практически чувствовал, как его генетический код деградирует от близости ствола. Он был уверен, что в этот момент в его коже родились раковые опухоли, но продолжал свою работу.

Коул отправил информацию по наведению в ракетные пусковые установки роботов. Он должен доверить им выполнить остальное. Адепт был близок к системному сбою.

– Скажите провосту-аквизитору отвести добытчиков, – сказал он хриплым голосом. – Двигатели на полную мощность. – Он едва говорил. Жар в его голове был невыносимым. – Он должен отвести их сейчас же!

Пусковые установки разрушитель на машинах одновременно выплюнули заряды ракет. Они вылетели из труб, как праздничные фейерверки. Десятки близко расположенные взрывов окутали существо огнем. Клатраты были ослаблены достаточно, чтобы ракеты пробили их и вошли в хрупкую плоть под ними, и взорвали газовую физиологию зверя. Он покачивался в небе, полностью охваченный пламенем, подпалив десятки меньших существ перед своим падением. Едва не вырвав от нехватки воздуха, Коул прервал соединение, отпустив автоматы самостоятельно охотиться на оставшихся чужих.

Он свалился на свой пульт. Экраны отключились. Его посетила ужасная мысль о сгорании, запах которого исходил изнутри его черепа.

Коул с трудом поднял голову. Позади двух скитариев, направивших оружие ему в голову, находилось кольцо из ужасающей плоти и механических лиц. Коул усмехнулся им, ощущая в горле вкус крови.

Извивающая и зловещая Асперция Сигма-Сигма направилась вперед, отталкивая слуг со своего пути.

– Велизарий Коул, техноаколит класса ро, отвечай или будешь уничтожен. Содеянное тобой нарушает все пятнадцать малых законов эксплуатации робототехники и является открытым богохульством против одной из главных заповедей интерфейса машинного интеллекта – ты не смеешь посягать на право Бога-Машины программировать его наиболее священные сосуды.

Она наклонила зеркальную маску к его лицу.

– Одним словом, – прошипела она прямо ему в ухо. – Мы не перепрограммируем наши автоматы в полете, техноаколит! Зачем ты сделал это? Лучше тебе быть достаточно убедительным или я сейчас же лично приведу в исполнение приговор о лоботомизации и помещении в корпус сервитора.

– Потому что… потому что… – произнес Коул. Жар в его мозге путал мысли. – Потому что это было действенно, – сумел ответить он. – И потому что я выиграл.

– Убейте его! – сказал один из его коллег. – Убейте сейчас же за его преступление против священной машины!

Домина повернула зекальную маску-лицо к говорившему. Он испуганно сжался.

– Не тебе принимать решение, Ханло То Ноль-Девять. Я не стану деактивировать его. – Она посмотрела на Коула долгим взглядом. – Думаю, нам с тобой предстоит небольшой разговор, Велизарий Коул.

Сервомоторы зажужжали, и она выпрямилась во весь рост.

– Отведите его в ремонтный отсек! Позаботьтесь о нем, а затем доставьте в мои покои.

К тому моменту, когда подошла пара сервиторов, чтобы уволочь его, Коул был без сознания.

 

6

Беглый король

– Я не могу победить, – сказал Леман Русс самому себе. – Я не могу одолеть Гора.

Занятая им тренировочная клетка не уступала размером арене. Песчаный настил был уложен поверх овальной боевой палубы с микропорами, которые пропускали пролитую кровь, но не песок. Размеры клетки вполне подходили для представления. Только отсутствие сидячих мест выдавало в ней скорее помещение для тренировки, чем для театра. Пронумерованные двери скрывали входы в машинные ямы, где ждали вызова боевые сервиторы. Гладиатор мифической Ромы здесь бы почувствовал себя, как дома.

Здесь не было ни зрителей, ни помощников, ни легионеров для спарринга. По приказу Русса его оставили наедине с машинами и его мыслями.

– Я не могу одолеть Гора, – повторил он себе, – но я должен попытаться.

Примарх кружил вокруг массивного боевого дрона и мрачно улыбался, довольный его звериной мощью. Широкие пласталевые плечи напоминали крепостную стену. Огромные руки обладали силой, способной убить хроссвалура. Такое обилие металла наводило на мысль о медлительности, но это было не так. К спине крепился форсированный многотопливный реактор, чьей мощи хватило бы для дредноута. Пласталевый корпус машины защищал быстродействующие псевдомышцы и поршни. После последней тренировки на его фронтальной броне остались шрамы. Квадратные пальцы огромных рук были ободраны в прошлых схватках с противниками. Глубоко внутри находился адаптированный человеческий мозг, запрограммированный на бой по каждому виду боевых искусств, используемых людьми. Машина была быстрой и смертоносной. И самой сильной из всех боевых сервиторов, доступных в Императорском дворце.

Дрон использовалась легионерами, недавно погребенными в дредноуты, чтобы помочь адаптировать старые навыки к новым телам. Это была необычная практика, введенная Дорном для своих воинов после предательства Гора. Русс считал ее целесообразной. В ходе Великого крестового похода «контемпторы» Легионов редко встречали достойных соперников среди машин ксеносов. Теперь бои между дредноутами были обычным явлением, что делало разумной подготовку к ним. Цвета устройства – предупреждающие полосы поверх тускло-оранжевого, который использовался на гражданских тяжелых механизмах – все, что отличало его от боевых машин.

В сравнении с дроном Русс был малышом. Каждая из рук машины могла раздавить череп примарха, а ноги растоптать его. Он приказал доставить дрона, так как тот был единственной боевой машиной, способной бросить ему вызов. Она могла убить Русса. Примарх решил сразиться с ней вдали от глаз его людей, чтобы они не могли вмешаться. Это был его момент.

– Активировать тренировочную программу, максимальная агрессия, – приказал Русс. Скрытые механизмы услышали его команду и скорректировали программирование дрона. – Отключить все предохранители. Бой до смерти.

Он неторопливо расхаживал, пока механизмы настраивали дрона. В руках Русса было длинное копье, которое он вращал на ходу. Не то копье. То было прислонено к стене, наблюдая. Часть души Русса, что прислушивалась к Имперской Истине, чувствовала себя немного глупой, принеся оружие в качестве зрителя. Большая же часть, относящаяся к фенрисийской природе, ощущала тяжелую длань вюрда, направляющую примарха. Если примарх рассматривал свои действия через подобный образ мыслей, то это не он принес копье посмотреть на схватку, оно потребовало этого. Не он решил потренироваться подобным оружием, но нечто со стороны заставило его.

Русс сплюнул на землю, не только, чтобы прочистить горло, но и защититься от малефикарума. Или же он себя убедил в этом.

Он тренировался два часа. На песке лежали фрагменты предыдущих противников. Примарх едва вспотел.

– Я размял мышцы, машина! – выкрикнул он. – Я готов!

Внутри бронекорпуса замигали индикаторы, от чего засветились внутренности дрона.

Русс издал низкий собачий смех и приготовился к битве.

Затрещал вокс, предвещая сообщение машины.

<Боевой дрон готов. Загрузка специализированной тренировочной программы, автор Леман Русс, Шестой примарх. Предохранители отсутствуют. Задействован бой до смерти. Боевые параметры не ограничены. Активация.>

Дрон дернулся, когда его реактор заработал и наполнил моторы энергией. Давление в гидравлике увеличилось, пучки псевдомышц сократились, и машина поднялась. Ее активация была неуклюжей, словно грохочущее пробуждение разбитого механизма. Затем тело содрогнулось, и все изменилось. Сервомеханизмы завыли и защелкали – машина проверяла вооружение. Двигатели заурчали. Дрон замер, излучая угрозу.

Русс улыбнулся.

Машина пошевелилась. Последовал миг неуклюжего, нескладного ускорения, которое превратилось в плавную опасность. Дрон атаковал примарха. Без колебаний. Не было оценки противника, к которой прибегло бы живое существо. Машина ничего не могла узнать из наблюдения за примархом. Она уже все знала.

Ее корпус повернулся, левая рука поднялась. Оранжевой, желтый и черный цвета размылись, когда дрон ударил кулаком Русса.

Используя копье в качестве шеста, примарх перепрыгнул через огромного сервитора. Механический кулак впечатался в землю, где стоял Русс. Песок поглотил энергию удара. Машина отступила, оставив яму в полу.

Русс ударил копьем в реактор дрона. Силовые установки были уязвимым местом всех боевых машин, включая боевой доспех легионера. Реактор дрона был хорошо защищен. Русс вонзил острие копья в вентиляционное отверстие, где решетка защищала грязные маслянисто-бурые трубки и капсулы. Машина развернулась на шарнирном основании, отбив копье одним кулаком, а вторым нанеся удар в голову Русса. Примарх пригнулся, ударив копьем по ногам машины, когда они вслед за торсом развернулись. Древко зазвенело о массивные поножи, оставив неглубокую борозду в металле. Машина немного запнулась от удара, но остановила свое падение и решительно двинулась на примарха. Русс нанес удар в ее грудь. Обесточенное острие копья ударило в пласталь. Богоподобная сила Русса вырвала кусок металла. Машина отшатнулась, снова восстановила равновесие и атаковала, размахивая размытыми дугами кулаков. Русс пригнулся раз, другой, отвечая выверенными выпадами копья. Он был грациозным воином. Ни одно движение не было лишним.

Примарх нырял под взмахи машины и перепрыгивал через них, пока не увидел брешь. Он глубоко вонзил копье между двумя пластинами брони. Из раны закапало горячее масло. Движения левой руки стали неточными. Но копье крепко застряло, и прежде чем Русс выдернул его, тренировочный дредноут ударом правой рукой сломал рукоять оружия.

Русс засмеялся и бросился на машину. Она подняла кулаки, чтобы нанести двойной удар, но примарх перехватил их и, уперевшись пятками в пол тренировочной арены, сильно толкнул. Из-под его ног выбился песок. Русс замедлился. Найдя естественную точку баланса между силой машины и своей, он надавил, вынуждая тренировочного дрона медленно отступать. Его моторы завыли от усилия. На шее Русса выступили вены. Он скорректировал схватку, изменил положение ног и с криком потянул машину вбок.

Его огромная сила давила на робота, вынудив согнуть левое колено. Заскрежетав зубами, Русс ударил ногой в правое. Он бил сбоку в сочленение снова и снова, пока оно не вывернулось в брызгах масла. Машина повалилась на пол.

Русс отпрыгнул назад, готовый к новой атаке.

– Закончить программу, – произнес голос.

Русс поднял голову. Он по-прежнему был один, но линзы встроенного в стену гололитического проектора заискрили белым светом и показали в воздухе образ опирающегося на посох старика.

– Малкадор, – обратился Русс. – Ты где прятался? Я целую неделю не получал от тебя вестей.

– Я не прятался, Леман, – ответил регент. – Ты можешь победить дредноут без оружия.

– Могу, с легкостью.

– Ты преувеличиваешь.

– Фенрисийская добродетель.

– Ты подвергаешь себя опасности. Это безрассудно.

– В том то и дело, – сказал примарх. – Я усложняю задачу для себя. Одолеть такую машину без брони и силового оружия – это вызов. А он мне нужен. Я могу победить эту штуку, но не Гора, пока еще нет. Дорн прав на этот счет.

– Лорд Дорн недоволен твоим решением, – сказал нейтрально Малкадор. Русс любил регента, но вскипел от такого тона. Старик любил говорить кратко, а молчать долго, так что собеседники могли попасть в глупое положение, заполняя паузы. Обычно примарха веселило наблюдать за этим, но ему не нравилось, когда эта тактика применялась к нему, а его настроение уже было ни к черту.

– Со мной это не проходит, – сказал Русс.

– Что именно? – спросил Малкадор. В его словах был намек на развлечение, и это разозлило Русса еще больше.

– Дорн знал о моих намерениях. Мое решение и тебя обеспокоило, старик? – прорычал Русс. – Думаешь, что я должен остаться здесь с остальными? Тогда ты не понимаешь меня. Волки охотятся, а не пятятся, чтобы защитить свои логова. У тебя своя задача, у меня – своя. Не позволяй мне отвлекать тебя от твоих обязанностей.

– Я не обеспокоен. И не отвлечен. Прежде я помогал тебе, и не поменял своего решения.

– Тогда зачем ты пришел поговорить со мной?

Образ Малкадора выпрямился.

– Потому что я должен, и потому что твой отец не может, – пояснил регент. – У меня мало времени. Навести меня. Ты знаешь, где меня найти. Увидимся через час.

Гололит с Малкадором погас.

– Откуда ты знаешь, что я приду? – спросил Русс у воздуха.

Он наклонил голову в бок, ожидая ответа на вопрос. И не дождался.

Телепат мог, как с легкостью говорить в его разуме, так и отправить призрачную проекцию своего тела Волчьему Королю. Своей психической мощью он уступал только Императору. Русс решил, что, не использовав свои умения, старик тем самым высказал свою точку зрения.

Тихо прорычав про себя, Русс схватил полотенце и обтерся им, после чего покинул арену, чтобы одеться.

Минуту спустя он вернулся и нехотя забрал Копье Императора.

Малкадор сидел в своем личном саду, возвышавшимся над изолированной долиной среди гималазийских вершин. Сверху падала вода, растекаясь по руслу реки через густые джунгли рододендронов. Между свисающих с деревьев цветков порхали насекомые, восстановленные из древних генетических архивов. Влажный воздух был насыщен кислородом и благоухал нектаром цветов и здоровым чистым запахом суглинка.

Этот образ Старой Земли был ненастоящим. Небо было покрыто бронестеклом. Поток уходил в цистерну и закачивался обратно на горный склон, откуда падал, чтобы повторить свой путь. Он никогда не достигнет возрождаемых морей. Чистый свет испускало не утомленное солнце Терры, но небольшой ядерный реактор, подвешенный над центром долины. Горы, что некогда вздымались к небесам, были застроены зданиями Императорского Дворца.

После своего обнаружения Леман Русс провел много времени подле Императора. Среди всего того, что Он рассказал Руссу, были Его планы вернуть Терру к прежней жизни. К моменту окончания Великого крестового похода Он уже возродил несколько из некогда обширных океанов. Но многое из богатой жизни прошлого Старой Земли вымерло, а документы, которые могли помочь восстановить ее, были уничтожены. Русс сомневался, что даже в случае их победы Терру можно будет заново возродить в прежнем облике. Даже если Империум переживет войну, планета будет изранена еще больше. Так много прекрасных грез сгинуло в песках Исствана V.

Малкадор ждал его в тенистой беседке, где несколько месяцев назад Леман Русс разговаривал с Гарвелем Локеном. Как и тогда на мраморе стояла доска хнефатафля.

– Надеюсь, ты сыграешь лучше, чем твой Альфа-агент, Малкадор. – Русс сел напротив престарелого псайкера.

– Ты хочешь сыграть? – спросил Малкадор.

– Ты будешь жульничать.

– Я думал, ты нуждался в вызове.

– Теперь все мы играем в эту игру, – угрюмо сказал Русс. – Король, окруженный со всех сторон многочисленными врагами.

– Какую сторону желаешь? – спросил Малкадор.

– Давай уже, возьму белых, – неохотно ответил Русс. – Мне нужно попрактиковаться.

В центре доски стоял король в кольце белых фигур. Цель игры заключалась в спасении короля от окружившей его более многочисленной темной армии. Русс взял фигуру воина и сделал ход.

– Где ты прятался? Я почти не виделся с тобой после возвращения с Ванахейма, – сказал Русс. – Для встречи Сангвиния ты нашел время.

– Ты горел желанием отправиться на войну, а я был занят, – Малкадор передвинул одну из своих фигур.

Русс посмотрел на доску и зарычал.

– Похоже на интересное начало, но это не так. Тебе не следует слишком много вкладывать в первые несколько ходов. – Он быстро сделал свой ход. – Я вижу многие из фигур моего отца в этот момент не на доске. Где кустодии? Те, кого ты вытащил для охраны башни, были первыми, которых я увидел за много месяцев.

– Они с твоим отцом, – ответил Малкадор.

– А, – произнес Русс, подняв бровь с выражением насмешливого понимания. – С моим отцом. И ты по-прежнему не скажешь мне, что Он делает.

– Он в Имперской Темнице.

– Это то, где Он, а не что Он делает, лукавый ты орм. Не пытайся отделаться от меня. Он не поговорит со мной даже сейчас? – спросил Русс.

– Он не может, – просто ответил Малкадор.

Русс взял в вилку одну из темных фигур двумя своими и забрал ее.

– Первая кровь. Мне тоже не стоит искать скрытый смысл. Мертвый разведчик – это не выигранная война.

Малкадор передвинул свою фигуру. Русс внимательно изучил ход. Его постчеловеческий мозг, не напрягаясь, просчитал огромное количество возможных ходов. Русс любил играть в хнефатафль, но он слишком легко выигрывал.

– Ты хитрый старый ублюдок, Малкадор, – заявил Русс. Он сделал ход, затем потерял одну фигуру.

– Ты наслаждаешься этой войной.

Русс поднял глаза от доски.

– Зачем ты это сказал?

– Ты находишь жизнь слишком легкой. А эта война – не такая.

– Убирайся из моей головы, – прорычал Русс.

– Так ты признаешь, что я прав.

Русс сделал ход.

– Нечего признавать, если ты можешь заглянуть сюда и прочитать мои мысли. – Он постучал пальцем по голове.

– Ты настроен встретиться с магистром войны. – Малкадор выжидательно посмотрел на него.

– Делай свой ход, – сказал Русс. Малкадор передвинул фигуру.

– Ты знаешь, что это так, – продолжил Русс. – Я ждал возвращения Локена и твоей шайки потерянных душ. Мне нужно было узнать, добились ли они успеха и что там произошло.

– А они добились?

– Ты знаешь, что да. Хватит притворяться, – сказал Русс. – Ты знаешь, что я всегда собирался покинуть Терру.

– Твои братья не рады.

– Они тоже знали. Я никому из них не лгал.

– Ты им нужен, – сказал Малкадор и сделал хорошо продуманный ход.

– Я не думал, что ты будешь пытаться убедить меня остаться.

– Я не пытаюсь, – сказал Малкадор. – Но после своего возвращения ты провел две успешные кампании. Ты здесь нужен.

Русс издал пренебрежительный звук.

– Все это бравирование на границе сегментума? Я должен делать то, что занимает мой мозг, и держаться подальше от самодовольных нотаций Дорна.

– Я думал ты ладишь с Дорном.

– Мы и ладим. Хель, да я уважаю его, и он мне нравится, но мы с ним не похожи, а его методы действуют мне на нервы после столь долгого нахождения здесь. Скучнее него только Гиллиман и Пертурабо.

Редкая улыбка коснулась тонких губ Малкадора.

– Знаешь, я говорил твоему отцу сделать вас более совместимыми друг с другом. Но Он считал, что вы все должны быть разными, чтобы соответствовать задачам, которые Он уготовил для вас, и это соперничество сильнее слепой привязанности будет толкать вас к большим свершениям.

– Это сработало, не так ли? – кисло произнес Русс. – Иногда я думаю, что Император не настолько умен, каковым себя считает.

– Очень немногие люди могут позволить себе такие слова, Леман, – предостерег Малкадор. – Не факт, что ты из их числа.

Русс не обратил внимания на его тон.

– Возможно, их должно быть больше. Иногда я думаю, что моему отцу следовало чаще прислушиваться к тебе, – сказал примарх и забрал очередную фигуру. – Но я себе нравлюсь, так что, возможно, мне стоит радоваться, что Он этого не сделал. А даже если бы и сделал, это ни черта бы не изменило. Он мог спроектировать нас любящими друг друга и скачущими, словно дети, держась за руки, но это бы не сработало. Я видел братьев из смертных семей, которые довольно часто пускали друг другу кровь по совершенно идиотским причинам. Природа и семья создали их для заботы, но они этого не делали. Даже Он не может предвидеть все.

– Не может, – согласился Малкадор. Он передвинул следующую фигуру, и Русс взял ее.

– Старайся лучше, – посоветовал примарх и сделал свой ход.

– Ты не сможешь победить его, не такого, каким он стал, – заявил регент.

– Его – это Гора.

– А кого же еще?

Русс снова сердито взглянул исподлобья.

– Ты пытаешь разубедить меня. Прекращай. Сангвиний здесь, и во мне меньше надобности.

– Я ничего не пытаюсь, – спокойно возразил Малкадор. – Но ни я, ни Император не видим, что с тобой случится. Я должен убедиться, что ты не собираешься напрасно пожертвовать собой.

– Ты говоришь из-за привязанности, Малкадор, или не хочешь потерять полезное оружие?

– А как ты думаешь?

Русс еще больше ссутулился.

– По обеим причинам. – Он прикусил нижнюю губу и покачал головой.

– Я знаю, что не могу выиграть. – Примарх выпрямился. Хотя он смотрел на Малкадора сверху вниз из-за гораздо большего роста, его слова шли от самого сердца, как у сына, ищущего совета у отца. Варварское бахвальство исчезло, убранное, как кожаные маски его воинов, обнажив человека за обличьем зверя. – Поэтому я должен найти способ победить его. Ты слышал доклад Странствующих Рыцарей. Гора не убить смертной сталью. На Фенрисе годи обращают мировой дух против вихтов и призраков. Я вынужден сделать то же самое. Я отправлюсь домой, где мои жрецы могучи, и посоветуюсь с ними. Полагаю, ты именно по этой причине вызвал меня, чтобы предостеречь или что-то в этом роде.

– Или что-то в этом роде, – сказал Малкадор. Регент сделал тяжелый взвешенный вздох. – Я хочу, чтобы ты, Леман, выслушал меня очень внимательно. Ты всегда понимал достоинство сдержанности. Вы с Ханом знаете, как важен варп, но с самого начала оба понимали какие опасности в нем таятся.

– А Дорн назвал меня за это лицемером, – припомнил Русс.

– Я был там.

– Призывал к ликвидации библиариуса, одновременно окружая себя жрецами, которые размахивают костями.

Русс улыбнулся почти заговорщицки.

– Может быть я – лицемер.

– Для тебя всегда были исключения, Леман, – сказал Малкадор.

Русс кивнул.

– Я знаю. Отец был великодушен ко мне.

– У тебя особенное предназначение, и Он рассчитывает, что ты исполнишь его. Столь многие были разочарованием, сначала те, кого мы не называем, затем Гор и остальные, но не ты. Он доверяет тебе, Леман. Мне нужно знать, что я тоже могу.

Русс поднял бровь. Он сделал ход, не глядя на доску.

– Дорн прав. Тебе следует быть осторожным. Не теряй самообладания, которое всегда демонстрировал. Не позволь гордыне завести тебя в объятья сил, которыми ты не сможешь управлять. – Малкадор закрыл глаза, обратив взор внутрь, на личные видения. Его голос обрел суровую уверенность пророчества. – В твоем рвении спасти отца и убить брата, тебя будут искушать обратить оружие врагов против Гора. Эта ошибка тысячелетиями загоняла в западню людей, и ксеносов и великих сущностей далеких времен. За Гором стоят враги гораздо опаснее. Не слушай их ложь.

Он открыл глаза и приятно улыбнулся.

– Но если ты все-таки пойдешь этим путем, то боюсь, уничтожишь себя. Смерть придет к тебе не от стремительных клыков, но медленно, через яд сомнения. В этом сила врага, с которым мы имеем дело.

Лицо Русса исказилось.

– Если отец знал, что этот враг так опасен, этот Хаос, Он должен был рассказать нам о нем. Тогда бы не случилась вся эта безумная война.

– Он скрывал это, чтобы защитить вас, – сказал Малкадор. – Если бы он рассказал правду, последствия могли быть хуже. Больше твоих братьев могли прельститься активными поисками могущества. Вспомни, что случилось с Магнусом. – Малкадор сделал ход, поставив фигуру туда, где она, казалось бы, не давала ему никакого преимущества. Русс пристально взглянул на регента.

– Что ж, тебе нет нужды беспокоиться за меня. Магнус применял колдовство, не я, – сказал Русс. Он вернул свое внимание к игре.

– Постарайся, чтобы так и оставалось. Ты говорил Дорну об ограничениях. Не забывай о них.

Русс оперся на стол.

– Почему ты думаешь, что я забуду, где проходит черта, когда я всю свою жизнь искал ее, перескакивал туда и обратно, чтобы испытать ее, но никогда не заходил слишком далеко? Никогда!

– Значит, ты не будешь пытаться обратить силу варпа против Гора?

– Честно? – Он пожал плечами. – Если мне придется, то буду, хотя мои годи будут биться со мной до конца, если я сделаю этот выбор.

Малкадор обеспокоенно посмотрел на него. Русс зарычал.

– Я найду способ почище, клянусь.

Русс передвинул своего короля в один из украшенных угловых квадратов, ловко ускользнув от фигур Малкадора.

– Волк избегает западни, – сказал примарх и опрокинул короля. Тот упал с тихим стуком, раскачиваясь, прежде чем Малкадор прижал его длинным пальцем.

– Помни, Леман, когда ты встретишься со своим братом, это ты будешь беглым королем, а не магистр войны. Не переоценивай собственную силу.

– Все мы загнанные в угол короли на твоей доске, ведь так? – спросил Русс. – Я всегда знал об этом. Я знаю, что ты за человек, Малкадор.

– Мои методы беспокоят тебя? – спросил регент с неподдельным любопытством.

– Нет, – ответил Русс. – Меня ничто не беспокоит. Мир такой, какой он есть. Человек ничего не может поделать со своим вюрдом.

Малкадор поставил короля рядом с доской. Он отсек одинокую фигуру на столе, изолированную от его воинов.

Малкадор и Русс долго смотрели друг на друга. Между ними была связь, которую ни один по-настоящему не признавал. Русс помнил, когда впервые прибыл на Терру. На первых порах он проводил больше времени с Малкадором, чем с Императором. В определенном смысле, примарху чересчур повезло с постоянно отвлекающимися отцами.

Взгляд Русса вернулся к доске хнефатафля. По всему ее периметру были расставлены многочисленные ловушки. Малкадор оставил примарху всего один выход.

«Ты все это время готовил меня к этому? Ты знал?» – подумал Русс, что в присутствии Малкадора было то же самое, что и высказаться вслух.

Лицо Малкадора наполнилось весельем. Русс ответил тонкой улыбкой.

– Спасибо за игру, старик, – сказал Русс. – Увидимся, когда я вернусь.

Русс поднялся и нежно положил руку на плечо регента, после чего оставил Малкадора в саду.

Малкадор смотрел вслед Повелителю Зимы и Войны. Взгляд регента вернулся к королю, стоящему отдельно от его армии, а затем к копью, забытому Леманом Руссом у стены.

 

7

Отбытие с Терры

Ближний космос Терры кишел кораблями.

Барки-мусорщики Механикума наводнили висевший на орбите и сотворенный из стали металлический континент. Орбитальная платформа по-прежнему выглядела как живой город. Из куполов и покрытых бронестеклом блистеров бил свет. Внешние сигнальные маяки мигали. Шпили сияли инфонадписями.

Суда-падальщики утверждали обратное.

Лемурия умирала. Этот магический трюк планеты, который балансировал на лезвии ножа, отделявшим гравитацию Терры от свободы космоса, был чудом науки. Реконструкция платформы стала заявлением о новом господстве человечества, что ярко сияло в блеске Сола. Лемурия, подобно гелиографу мерцанием передала послание о Единстве и процветании во враждебную вселенную. Внутри аркад и мегазалов находились мягкие ландшафты цивилизованных людей. Места отдыха и развлечения богачей были обещанием того, что могло случиться со всеми многочисленными миллиардами людей, как только война закончится и галактика окажется под законным управлением человечества.

Обещание не исполнилось. После тысяч лет наступил конец, и не от рук врагов. Лорд Дорн объявил огромные гражданские платформы обузой. Каждая из них находилась в процессе демонтажа. Те, что стояли на самых высоких орбитах отбуксировали, чтобы после победы снова собрать. Если победа когда-нибудь настанет. Самые маленькие передислоцировали и переоборудовали для военных целей, а их население отправили обслуживать орудийные палубы, сооруженные на месте парков и дворцов. Самые крупные нельзя было переместить, а оставлять их на месте было слишком опасно. Лемурию, Родинию и прочих убрали с небес. Предупредительное уничтожение с целью не позволить предателям сбросить их на мир внизу.

Металлические континенты умирали от рук своих хозяев, которые тем самым спасали их от захвата.

Лицо Лемана Русса отражалось в окнах погрузочного дока. Глаза настолько пронзительной синевы, несомненно, были способны видеть сквозь бронестекло, наблюдая за актом самоуничтожения, развернувшимся в небесах внизу. По обе стороны от Русса на километры протянулась стальная металлоконструкция погрузочного дока, не обладавшая изысканностью наблюдательной палубы. Окно, через которое смотрел примарх, было одним из всего лишь горстки на орбитальном доке. Оно было маленьким, протянувшись от уровня пояса до головы человека, из-за чего примарху пришлось наклониться, чтобы смотреть через него. Грязное из-за накопившейся пыли, потрескавшееся от удара орбитального обломка, окно было единственной слабостью в стене адамантия. По обе стороны от примарха длинные коридоры из решетчатой пластали вели в огромные отсеки. Внутри безостановочно урчали автопогрузчики, от перевозки грузов с дока на корабли дрожала надстройка. Беспрестанно, словно поршни, громыхали туда и обратно смутные кубические формы, переправляя снаряжение, воду, пищу, орудия и все прочие бесконечные материалы, необходимые флоту для ведения войны. Решетки открывали вид на скрученные внутренности орбитального сооружения, заросли кабелей, грубо перевязанных стальными лентами, шипящие трубы, соединительные блоки, мигающие огни и ребристые металлические органы, зазубренные, словно миниатюрные монеты.

Отовсюду сердито смотрел мрачный кибернетический череп махины опус. Это было безобразное место – грубое, утилитарное, созданное для снабжения линкоров, но оно переживет затеянное Дорном очищение небес. Оно имело военное предназначение. Великолепные небесные обители – нет. На Терре больше не было места для красоты или удобства. Все, что не служило потребностям войны – отметалось.

Над Лемурией барки исполняли свой позиционный танец, выстраиваясь с механической точностью вдоль боковых и вертикальных линий платформы, образуя крест, который разделит ее на четыре части. Бочкообразное буксирное судно приползло на позицию возле края Лемурии. Полыхнули буксирные пушки, выплюнув гарпуны, невидимые на таком расстоянии даже для глаз Волчьего Короля. Из точек попадания хлынули сверкающие потоки металла. Тросы толщиной в сотни метров сверкали, как паутина утром.

Барки скоординировано перемигивались.

От хромающих металлических шагов задрожал сходной трап. По открытой пласталевой решетке палубы мягко и осторожно постукивал посох.

– Ярл.

– Ква, – поздоровался Русс, не оборачиваясь. – Помолчи. Я думаю.

– Лорд Валдор прибыл поговорить с вами.

– Сейчас? Умеет же выбирать моменты.

– Он спешит, мой король.

– Может подождать! – прорычал примарх. – Он достаточно долго заставлял меня ждать. А теперь пришел ко мне, перед моим отбытием. Где он был шесть месяцев назад? Я хочу увидеть это. – Русс оглянулся на своего советника и поманил его. – Подойди. Посмотри на убийство Вышнеземья.

Характерные шаги Ква раздались рядом с Великим Волком. Отражение лица жреца появилось рядом с Руссовым. На Ква не было ни шлема, ни маски. Он демонстрировал свое истощенное лицо так же открыто, как и амулеты рунического жреца.

– Мой отец желал принести великолепие Верхнего Мира каждому, – сказал Русс. – И вот я наблюдаю, чем это обернулось.

Барки стремительно отошли, рассеиваясь, словно рои насекомых.

– А теперь смотри, – сказал Русс.

На огромной платформе вспыхнул желтый крест расплавленного металла в рожденном термоядерной реакцией распятии. Заработали двигатели буксиров. С терпением ледников они потянули разделенную платформу в стороны. Из разрезов посыпались фрагменты и осколки, закручиваясь в гравитационный колодец Терры и наполняя атмосферу искрами бивачного костра. По самым опасным открыли зенитный огонь.

– Не могу согласиться с этим разрушением, – тихо произнес Волк. – Я много раз видел, как такие искусственные спутники падали на миры, вокруг которых они вращались. Удар о поверхность разрушительнее любой бомбы. Это Верхний Мир падает на погибель богов, это смерть всего сущего. Конец времен. Я вижу это, и знаю: с этой мечтой покончено. Мечта о рае, сброшенном с небес.

– Это не Верхний мир, – сказал Ква. – Загробную жизнь нельзя воссоздать здесь и сейчас.

Русс одарил Ква убийственным взглядом, губа изогнулась над заостренными зубами.

– Не будь таким чертовски буквальным. Это не идет тебе. У меня поэтическое настроение, Тот-Кто-Разделен, – сказал Русс. Его слова рокотали в груди подобно низкому рыку хищника. – Позволь мне его перед тем, как я навсегда покину мир моего отца.

Барки вернулись. Казалось, их прежняя организованность исчезла. Они набросились на секторы платформы с прожорливым бешенством.

– Миссвели пируют на омываемом волнами вздувшемся трупе хроссвалура, – произнес Русс, перейдя на слог скьялдов, – искровеняя морскую стезю, и завлекая на пиршество тварей ужаснее.

– Худшие монстры уже явились, – сказал Ква.

Русс и Ква смотрели, как барки кромсают Лемурию на куски и увозят куски металла. Подобные корабли были воронами моря звезд, предвестниками рока, падальщиками пустотных полей сражений. Их было много, и они работали быстро, но огромная платформа не уступала размерами луне. Барки были комарами, пытающимися глотками осушить море.

– На это уйдут недели, – пробормотал Русс. – Им не хватит времени. Дорн укрепил систему несколько лет назад. Почему он тянул с этим?

– Дело непростое, – сказал Ква. – Вашему брату нужно чем-то заниматься.

Русс пожал плечами.

– Может быть.

Вокруг Лемурии повторялся процесс по разборке парящих континентов Терры. Внешние кольца Родинии разрезали несколько дней назад, центральный узел перевели на более высокую орбиту. Гондавана уже была разобрана и вывезена. Между Верхней Альбой с Ап-Бразилом и поверхностью планеты сновали светлячки. Вереницы кораблей эвакуировали их население, в то время как краулеры Механикума расползлись по поверхностям, подготавливая платформы к демонтажу.

Терру постепенно избавляли от ее металлического облачения, оставляя старое обнаженное тело дрожать в холоде космоса.

Издав громоподобный рык, Русс оторвался от вида обнищания планеты.

– Что ж, зови Валдора. Давай послушаем, что он должен сказать лично. Спорю на анкер мёда, что он тоже пришел предостеречь меня. Кажется, людям это нравится. Предостерегать меня. Терра – зал, полный старух, умывающих руки своими слезами.

Ква пожал плечами.

В галерею вело много дверей. У ближайших стояли стражи-близнецы Ква, облаченные в доспехи цвета кости и увешанные защитными рунами и волчьими талисманами.

Один протиснулся через дверь. Ее размеры подходили рожденным при низкой гравитации слугам, но не легионерам. Тем не менее, воин двигался предельно бесшумно, а его доспех не коснулся дверного проема.

Мгновение спустя с трудом вышел Валдор. Золотые пластины его доспеха лязгнули о края дверного проема.

– Милорд Русс, – поздоровался капитан-генерал.

– Не выглядишь довольным, – отозвался Волчий Король. В его глазах мелькнуло угрожающее веселье, словно блеск холода на инеистом клинке.

– Будь я честным, то сказал бы, что мне очень нравится твое беспокойство. Не оставь ты нас после Просперо, нас, возможно, не заперли бы в этой скитна туманности.

Валдор подошел к примарху и посмотрел в окно. Доспех кустодия был в безупречном состоянии, благоухая недавно нанесенными освященными маслами, но бледное лицо Константина говорило о том, что он видел слишком мало естественного света, а его попытки скрыть усталость не имели успеха.

– Будь я наглее, то спросил бы, почему вы решили спрятаться в этом темном месте, – парировал Валдор.

– Прячусь, в самом деле?

– Будь я наглее, – повторил Валдор.

– Я здесь, потому что хотел побыть один, – дружелюбно ответил Русс. – Мне это не очень удается.

– Вы просили о встрече со мной.

– Когда я просил о встрече, я находился на Терре. Теперь я покидаю ее. Какой мне прок видеться с тобой сейчас?

– Приношу извинения, милорд, война…

– Ты можешь загладить вину, рассказав, где ты был, – перебил Русс, – и почему мой отец не говорит со мной.

У Валдора был огорченный вид. Русс скрестил руки. Веселье неожиданно исчезло из его глаз, быстрее, чем свет из залитой лампы.

– Простите Великого Волка, он сегодня в скверном настроении, – пробормотал Ква.

– Я буду говорить, как считаю нужным, Ква. – Русс, казалось, раздался в размерах. Он не стал больше физически, но в то же самое время увеличился до огромной величины в разумах людей в пустом коридоре. Его присутствие повисло грузом на всех них, словно топор палача, застывший на высшей точке взмаха за секунду до падения, или же горячее влажное сопение медведя у входа в пещеру. Русс был страхом. Смертью за улыбающимся лицом. Чтобы выдержать подобный ужас, нужна была больше, чем отвага.

Валдору, по крайней мере, хватило такта изобразить неловкость.

– Милорд, я не могу сказать вам. У нас действующие приказы от Самого Императора не рассказывать о том, что мы делаем. Ваш отец занят. Наверняка Малкадор сообщил вам об этом.

– Сообщил, и я решил, что могу получить более прямой ответ от тебя, чем Малкадора. И в лучшие времена его язык лжив. Дорн тоже не скажет, но он и не знает. – Русс принюхался к Валдору. – Ты сражался. Все, что я могу сказать. Все вы сражались. После возвращения я видел во Дворце одновременно не более дюжины кустодиев. Где идет битва? Ты изнурен.

– Не могу сказать, милорд, – повторил Валдор. – Приношу извинения.

– Тогда, по крайней мере, скажи, вы выигрываете?

Валдор безмолвно уставился на него.

– Что ж, отлично, – Русс пожал плечами. – Мне плевать. Мы оба следуем воле Императора.

– А он – это следование воле Императора? – спросил Валдор.

– Ты говоришь о Ква? – задал встречный вопрос Русс.

– Вы знаете, что да. – Валдор посмотрел на увешанный амулетами доспех рунического жреца.

– И ты тоже зовешь меня лицемером, Валдор? – Русс угрожающе двинулся вперед. – Мне хватило этого от Дорна.

– Меня не было бы в живых, поступи я так, – ответил Валдор. Его каменное лицо даже не дернулось. – Я просто указываю на противоречие в исполнении вами Никейского указа. Вы были одним из его самых ярых сторонников. Кажется, вы называли это колдовством. Разве вы не видите, что амбициозность погубила Гора, а гордыня – Магнуса? И вы, милорд, демонстрируете и то, и другое.

– Осторожнее, – пророкотал Русс.

Ква взял слово в свою защиту.

– Капитан-генерал. Мы воюем с любимым сыном Императора. У него есть болтеры, и у нас есть. У него – пустотные корабли. И у нас. Мы располагаем титанами и легионами кибернетики, истребителями и Легионес Астартес. Как и он. У нас есть все то, что есть у него, а у него то же, что и у нас, за исключением одного оружия. Смертоносного оружия. – Ква постучал навершием своего посоха по гравированной именной планке Валдора. Костяные побрякушки глухо задребезжали. – У Гора есть магия. Настоящая магия, добытая из порочных неиссякаемых источников Нижнего Мира. Он много испил из черных вод, их сила течет в его венах. У нас есть Император, но Он занят. Так ведь вы сказали? – уточнил Ква. – Он не может быть повсюду, могущественный и всезнающий, как и подобает Всеотцу. С другой стороны, зачем Ему Его сыновья? Зачем Ему вы?

– Кое-кто назвал бы тебя колдуном, – заметил Валдор.

– То же можно сказать и про Малкадора и Всеотца. И про всех тех одаренных мужчин и женщин, которых вы используете в этой войне против врага. Они все колдуны и ведьмы, но их вы не боитесь. Вы их используете. Они не единственные, кто черпают силу Нижнего Мира без злого умысла.

– Император гарантирует чистоту их даров. За ними следят. За вами же – нет.

Ква рассмеялся.

– В этой силе нет чистоты. Вся она затронута порчей. Но сердца человека или мира может быть чистым. Мы, рунические жрецы, знаем, когда следует остановиться. Наши дары созданы изо льда и жара мировой кузни Фенриса. Мы осознаем опасность, лежащую за этими пределами.

– Так вы знаете о самоограничении? – поинтересовался Валдор. – Лучше Императора?

– Я доверяю этим людям, – сказал Русс. – Мы – палачи Императора. Наши принципы жизни и войны определяются знанием пределов и наказанием тех, кто их преступает.

– Вы не высаживали своих жрецов на Тронный мир, – отметил Валдор.

– Временами Великий Волк упрям, – ответил Ква, – но он не глупец.

Русс признательно хмыкнул Ква.

– Этот разговор закончится ничем, Константин. Так что скажи мне, ты прибыл, чтобы затащить меня на планету и осудить перед моим отцом, где бы Он ни находился, или все-таки позволишь мне заняться убийством моего братца? Самое время, чтобы кто-то это сделал.

– Я хочу, чтобы вы подумали, милорд, – сказал Валдор.

– А кто сказал, что я не думаю? – ответил Русс. Он наклонился вперед так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами Валдора, и в диком оскале продемонстрировал заостренные зубы. – Меня ведь знают, как мыслителя.

– Да, именно так, – ответил Валдор без насмешки. – Я видел ваш тонкий ум в деле. Пожалуйста, помните, милорд, что Гора не обманешь вашей варварской личиной.

Русс выпрямился.

– Я на это и не рассчитываю. А теперь скажи, зачем ты явился и проваливай. Я – занят.

– Ваш отец передает Свое сожаление, что не может быть здесь, – сказал Константин. – Он желает вам успехов в вашем предприятии.

– Он отправил тебя ради этих слов? Ха! – Русс похлопал. – Вокс-передача была бы не менее любезной. Хорошо, что я уравновешенный парень, а мог бы обидеться на это запоздалое объяснение. Передай Ему, если Он хочет мне помочь, пусть скажет все это Рогалу, чья желчь не уступает в желтизне цвету доспехов его сынов.

– Уверяю вас, ваш отец думает прежде всего о вас. О всех вас.

– Лучше от твоих слов не стало. Зачем ты на самом деле пришел?

– Я прибыл, чтобы удостовериться, что вы получили это.

Валдор по воксу вызвал пару слуг. Они неуклюже протолкнули через узкую дверь гравитележку, обшитую пурпурным бархатом. На ней лежало созданное для примарха длинное копье.

– Копье Императора. Вы забыли его у Малкадора.

При виде оружия Русс вздохнул.

– Благодарю, – сказал примарх. Он не взял его в руки. Оставив копье на Терре, Русс в последний раз испытал его. И вот вюрд проявил себя.

– К вашим услугам, милорд. Не смею вас больше беспокоить.

– То есть мешать мне прятаться? – спросил Русс.

– Если хотите, – Валдор дал знак слугам. Они поклонились примарху и вышли. Скорость их ухода выдавала смущение перед Повелителем Зимы и Войны. Валдор направился вслед за ними.

– Валдор, – обратился Русс.

– Милорд?

– Я должен сделать это. Ты понимаешь. Это моя суть. Для этого меня и создали.

Валдор поклонился и вышел.

– Он прав, Ква, – сказал примарх. – Все они правы. Скоро нам придется проверить наше взаимоотношение с варпом.

Он намеренно не стал использовать слово «Верхний Мир» из ювика, применив имперский термин. И, тем не менее, плюнул на пол для защиты от нечисти.

– Да, мой ярл, – согласился Ква. – Но не сегодня.

И после паузы добавил: «Я получил сообщение с «Храфнкеля». Погрузка завершена. Флот готов к отбытию. Мы ждем вашего приказа».

Русс хмыкнул. После ухода капитан-генерала он вернулся к созерцанию безмолвной игры разрушения, происходящей над Террой.

– Прелюдия к симфонии, – произнес Русс.

– Да, – согласился жрец. – Но самая громкая музыка еще не сыграла.

По мере стихания варп-штормов все больше кораблей прибывало на Терру. Некоторые прилетели, чтобы принять участие в решающей битве. Многие ожидали, что Тронный Мир пал и им придется сражаться за свои жизни. Их радость после ознакомления с положением была сдержанной, так как текущая ситуация в галактике была чуть лучше их худших страхов. Все они приносили рассказы о жутких перелетах через варп, об обезумевших людях, и кораблях, которых уносили из эмпиреев кошмарные создания.

Они продолжали прибывать. Десять тысяч кораблей заполнили верхние орбиты. Сотни кораблей-гробниц Коллегии Титаника и их суда снабжения ожидали на самых верхних якорных стоянках. Еще больше было транспортных судов Имперской Армии, многие спешно прибывали с галактического запада и тех частей Империума, которые избежали серьезных сражений.

Полки из систем, удаленных на тысячи световых лет от злодеяний изменников, ждали бок о бок с потрепанными остатками разбитых частей. Каждый день на Терру прибывало десятки новых судов. Вместо ожидаемого убежища и покоя их ждало разочарование. По распоряжению солярных маршалов они снова готовились к войне.

Корабли VII, IX и V Легионов пополняли запасы в преддверии грядущей битвы. Они получили приоритет в больших доках вокруг Терры, Юпитера, Сатурна и Луны. Лишившись промышленной мощи Марса, Терра испытывала проблемы в удовлетворении их требований. Корабли с войсками получали приказ отправляться в эту битву или в ту крепость, надеясь на пополнение запасов по пути.

Большинству были приказано идти к Бета-Гармону.

Хотя армада Бета-Гармон и превосходила во много раз экспедиционные флоты, она была жалким подобием неудержимой Приципиа Империалис, которая очищала звезды на ранних этапах Великого крестового похода. С тех пор минуло всего два столетия, а те дни уже казались невообразимо далекими.

Единственное утешение давало понимание, что собравшиеся на Терры корабли всего лишь предвосхищали Великий Сбор, запланированный лордом Дорном на Бета-Гармоне. Генералы и адмиралы сосредоточили свои усилия на захвате и укреплении оспариваемой системы. Не имело значения, что слухи о победах магистра войны вызывали у них сомнения в шансах на успех. Не важно, что в случае падения Бета-Гармона путь на Терру будет открыт. Места для страха не было. Единственной альтернативой победой являлось вымирание.

Прекращение Гибельного Шторма должно было дать надежду, но оно только усугубило лихорадочное приготовление. Каждый человек в системе от самого простого слуги до самих примархов понимал, что приближаются последние дни войны.

Скоро самый страшный конфликт в истории человечества завершится победой или поражением.

Среди толпившихся вокруг Терры кораблей проплывали могучие хищники. Их темно-серую окраску украшали рычащие волчьи головы, а отделка была одновременно замысловатой и примитивной. Корабли Космических Волков отделялись от основных пунктов скопления. Ядро флота составляли капитальные корабли «Ниддхоггур», «Фенрисавар» и «Руссвангум» – альфа-монстры и отцы стаи. Вокруг них плыли несколько десятков меньших судов – от гранд-крейсеров до маленьких быстроходных торпедных катеров.

А еще был «Храфнкель» – огромный флагман Лемана Русса. Другие были повелителями звездных стай, «Храфнкель» – их богом. Избитые серые скалы из пластали скользили мимо других кораблей с величавым видом айсберга, плывущего по доисторическим морям Терры. Раненый волк, некогда обладавший огневой мощью целого небольшого флота, потерял много своих зубов. Весь корпус усеивали зияющие дыры. Там, где серая окраска не была иссечена дочерна, ее испещряли повреждения, которые не исправит и сотня лет в сухом доке. Эти раны должны были вывести корабль с боевой службы. Но он удалялся от безопасности стоянки на высоком якоре, вновь намереваясь вспахивать своим носом звездные поля.

«Храфнкель» и его товарищи двигались подобно волкам через стада, собравшиеся после суровой зимы. Они были потрепаны испытаниями, но живы, их стая слажена и, вопреки ранам, по-прежнему опасна.

Астропатические сообщения расходились из Тронного мира тысячами. Заглушенные Гибельным штормом передающие шпили снова запели. Многие послания отправлялись в путь с сомнением, направленные к мирам, которые, возможно, больше не существовали.

От Лемана Русса не пришло никаких сообщений, когда он увел свой Легион. Солнечную систему покинули сорок тысяч Космических Волков. Все, что осталось в Империуме. Просперо стал могилой для многих. Алаксес забрал в пасть Моркаи тысячи. Другие истекли кровью на непрощающей земле Ванахейма или парили замерзшие на смерть в боевых доспехах среди пустотных полей обломков Даверанта.

VI-й сократился во всех отношениях. Но даже при этом, Волки оставались достаточно сильными, чтобы изменить ход любой битвы. Дорн не скрывал, что предпочел бы такую битву на Бета-Гармоне.

Последние приказы Преторианца Волку превратились в мольбы. Они осталось без ответа.

Обойдя марсианскую блокаду, флот Своры на полной скорости устремился к точке прыжка на границе Солнечной системы.

 

8

Гость домины

Коул пришел в себя с такой головной болью, что серьезно задумался о замене всего своего мозга аугметикой. Внутренности его головы будто выжгли. Не чувствуй он этого, то счел бы подобное невозможным. Мозг пульсировал с болезненной настойчивостью обожженной руки. Череп уподобился яичной скорлупе. Некоторое время адепт не шевелился из-за страха, что голова расколется, и содержимое души рассыплется по столу.

Впрочем, он и так не мог двигаться. Металлические захваты на лодыжках, талии, горле и кистях приковали его к решетчатому столу допросов, расположенному под углом двадцать градусов к вертикали. У разума были свои оковы. Охранительные коды не позволяли ему взаимодействовать с механизмами. Каждая попытка дотянуться до них натыкалась на стену визжащего бинарика, которая никак не влияла на его боль. Но глаза Коула не были закрыты, и он мог свободно оглядеться.

Стол находился в большой комнате, загроможденной разным хламом. Красный свет придавал ей кровавый древесный вид, подобно лесной почве на закате. С потолка подобно многочисленным лианам свисали связки кабелей. Вдоль каждой стены тянулись ряды машин, а другие стояли неудачно расположенными островками, подобно стволам гигантских деревьев.

Стены циферблатов тикали с регулярностью метронома. Когитаторы на время простоя бормотали фразы самодиагностики и делали чопорные заявление относительно своего оптимального функционирования. В метре от Коула находились трое сервиторов, которые вели контроль над происходящим в комнате. Он узнал их класс. Для выполнения данной задачи был нужен только мозг, но по какой-то жуткой причине их тела не были полностью заменены. У них остались головы, закрепленные, словно трофеи на стене, и даже сохранились лица, как маски из мертвой серой кожи поверх черепов. А позвоночные столбы, начиная от шеи, и отделенные остатки кровеносных систем погрузили, подобно корням растений, в стеклянные цилиндры с питательной жидкостью

По полу тянулись опасные, цепляющиеся за ноги переплетения кабелей, создавая иллюзию электрического леса. В непосредственной близости от Коула комната переходила в восьмиугольную шахту. Он решил, что находится в личных покоях домины Гестер Асперции Сигма-Сигма. Это место больше походило на механический цех, чем жилище, гараж для машин, которые не имели никакого отношения к человечеству. И по этой причине не отличалось материальным комфортом. Большую часть шахты занимала огромная сочлененная колыбель, в которой, как полагал Коул, домина отдыхала и обслуживалась, когда не носилась по соединенным станциям Гепталигона. Только эта деталь ясно указала Коулу, где он находится. В противном случае он мог быть где угодно.

Его оставили одного на целую вечность. Один час двадцать две минуты три секунды, согласно его внутреннему хронографу, хотя по человеческим ощущениям намного дольше. Он был один и отсоединен от ноосферы. Без постоянного фона вибрации машин и подключенных душ, который создавал периферию сознания техножреца, Коул оставался изолированным и одиноким. Это было жестоко.

Велизарий Коул – техноаколит. По этой причине он демонстрировал непокорность, когда домина, наконец, пришла допросить его.

Она ворвалась в комнату подобно металлическому ветру, уверенно обходя все многочисленные препятствия, созданные плохим обслуживанием помещения. Ее механические конечности угрожающе цокали по твердому покрытию пола. Когда они ступили на мягкую поверхность, шаги стали зловеще тихими, шуршанием с хищными нотками. Реликтовые животные участки мозга Коула наполнили его сознание кошмарными образами из клыков и многоногих тварей, бегущих по лесной подстилке.

Она остановилась над аколитом, и ему показалась на ее неподвижном серебряном лице насмешливая улыбка. Раскачивающиеся на груди склянки стучали друг о друга. В уединении своих покоев домина не побеспокоилась прикрыть их одеждой, вызвав у Коула неприятное ощущение интимности.

– Я просмотрела твой послужной список, – сказала она. – Ты стар для техноаколита, твой возраст означает три вероятности – отсутствие энтузиазма, некомпетентность или коварство. Первое невозможно, иначе ты не потрудился бы изучить то, что явно знаешь. Второе тоже, тогда ты не смог бы делать то, что делаешь. Логика указывает на третий вариант. – В воздухе прокрутился парящий текст, показывая генокод Коула, серийные номера усовершенствований, внешний вид, предпочтения, психологический портрет и другие ценные секреты. – Марс, Риза, Антиок, Белакан, Верика VII, Трисолиан, – перечислила она. – Шесть миров-кузней за девятнадцать лет. Ты отложил повышение, хотя твои знания таинств дает тебе право на ранг на четыре ступени выше нынешнего. В каждом мире у тебя было много господ. Я твоя третья доминус здесь. Мне интересно, ты присвоил все их знания перед тем, как отправиться дальше. Я знаю, что ты получил мои, – сказала она с тихой угрозой. – Как ты сумел перемещаться так свободно?

«Война, – подумал, но не сказал Коул, – а до этого Великий крестовый поход». Адепты путешествовали по всей галактике с заданиями по восстановлению древних данных, раскрытию секретов ксенотехнологий, прежде чем предать их огню, помощи машинам колониальных флотов, созданию технической инфраструктуры завоеванных миров и миллионам других причин. Персонала всегда не хватало, а Коул очень хорошо втирался в доверие. Переезжать с места на место оказалось удивительно легко.

Он ничего не сказал обо всем этом. Асперция терпеливо ждала, когда он заговорит. Он молча смотрел на ее зеркальную маску.

– Так вот каким путем ты хочешь пойти. Твой выбор, техноаколит.

Со стола поползли металлические щупальца, проникая в его данные и служебные разъемы. Их холодное вторжение заставило его напрячься.

Она наклонилась и задала свой первый вопрос:

– Что мне с тобой делать, Коул?

– Отпустить? – предположил адепт.

– Не дерзи мне, – предупредила домина.

Разряд мучительной электрической энергии пронесся по его нервным системам, как родной, так и трансплантированной. Ток такого высокого напряжения, такое количество тонких соединений, так много электрических тайн ютилось внутри плоти…

Это было очень больно.

Коул закричал. Асперция отключила разряд.

– Тебя поймали за преступлением несанкционированной модификации. Нарушить ритуал, значит нарушить веру! – отругала она его. – Помни Шестнадцатую Заповедь.

– Я еще немного подумаю, домина, – сказал Коул.

По телу прошел второй болезненный удар электричеством, больнее всего жаля там, где плоть соприкасалась с металлом.

– Пусть Движущая Сила накажет еретика и экспериментатора, – бесстрастно произнесла Асперция. – Я определю всю меру твоего богохульства.

Со щелчком появилась зеленая, с линиями вектора голограмма его модифицированного интеллектуального ядра. Сигма-Сигма резко повернула зеркальное лицо, чтобы взглянуть на нее.

– Ты был очень, очень своенравным мальчишкой, – сказала она. – И все же здесь заметно мастерство. Интеллект. Но было ли у тебя понимание? Ты осознавал то, что сделал с собой?

Коул, борясь с последствиями шока, кивнул головой.

– Конечно, понимал, – сердито ответил он. – Иначе, как бы я это сделал?

Его обожгло очередным мучительным для разума разрядом. Челюсть свело, от чего он едва не прокусил язык.

Пока Коул бился в судорогах на столе, Асперция Сигма-Сигма подняла одну из своих многочисленных металлических рук с когтями и повернула ее. Встроенные в ее металлические пальцы тактильные интерфейсы покрутили образ еретического устройства Коула.

– Как ты получил эти знания? Из какого кэша данных ты их украл?

Коул не мог ответить. Она равнодушно взглянула на него, намного больше интересуясь работой Коула, нежели им самим. Домина отключила электрический импульс.

– Я не крал их! – выпалил Коул. Из уголка рта повисла нить молочной слизи. – Я разработал это сам.

Она посмотрела на него долгим тяжелым взглядом.

– Это твоя собственная разработка? – Ее электронный голос был на удивление мелодичным.

Он кивнул. Отрицать было бессмысленно.

– Твое преступление гораздо хуже, чем я предполагала. Ты нарушил Закон Божественной Сложности, – сказала она – Улучшив то, что по своей сущности, как дарованное Богом-Машиной знание, неулучшаемо.

Она медленно покачала головой с серьезной и обдуманной угрозой.

– Ты понимаешь, что за это я могу тебя отправить в очищающую кислоту? – Она снова посмотрела на графическое изображение. – Зачем ты раскрыл себя, перехватив управление автоматами?

– Я мог просто позволить экипажу добытчика умереть, – сказал Коул. – Но у меня всегда была надоедливая склонность к героизму.

– Если я скажу, что ты совершил нечестивые поступки и должен быть уничтожен, что бы ты ответил?

– Я бы сказал, что вы неправы. – Он в раздражении сильно дернулся в своих оковах. – Я не сделал ничего неправедного! Я ищу знания и добываю его при помощи практики. От интеллекта через понимание к постижению! Я почитаю Бога-Машину во всем, что делаю. Я хочу возвыситься в таинствах, как никто другой в нашей вере. Поиск Знания – это все, что имеет значение во вселенной.

– Но ты проводишь эксперименты на себе, – возразила домина. – Без согласования с древними доктринами и без полного понимания. Такого рода работа должна выполняться только после получения тобой необходимых знаний из существующих источников, и только с разрешения начальства. И как у тебя хватило смелости заново открывать то, что уже известно?

– Из-за того, что это уже известно, я знал, что смогу разобраться, – прорычал он.

– Ты полагаешь себя равным мудрецам священной Эры Технологий? Плохой ответ, – сказала она почти с сожалением.

– Нет! – завопил Коул. Его прожог очередной разряд энергии.

– Этот вид кибермантии выше твоего положения. Тебе не дано право заниматься этими таинствами.

– К знанию ведут много путей, – задыхаясь, сказал Коул. Сердце билось с пугающей скоростью. Мышцы беспорядочно сокращались. Ему грозила опасность загрязнения. Когда он взглянул внутрь своего разума, экран его дополнительного мысленного взора оказался забит мучительными помехами.

– Экспериментирование – один из них. Я не сделал ничего вопреки Богу-Машине.

– Многие бы не согласились, – сказала Гестер Асперция Сигма-Сигма. – Большинство бы сказали, что твои действия – самая суть ереси. Ты полагаешься на знания, которых у тебя нет. Ты присваиваешь мудрость древних, когда у тебя нет на это права. И все же…

Коул зажмурился в ожидании очередной вспышки боли.

Но ничего не произошло. Он открыл глаза. Асперция размышляла над изменениями в его интеллектуальном ядре.

– Итак, в этой работе присутствует гениальность, как и в тебе.

Он непроизвольно выдохнул, возможно, от облегчения, возможно, от несбывшегося страха. Он боялся и не стыдился признать это.

– Правда? – спросил он, больше от желания отложить следующую вспышку боли, чем по какой-либо другой причине.

– Осторожно, Коул, – предупредила домина, погрозив ему металлическим когтем. – Гениальность – редкость, но она все же только элемент сознания, третий уровень таинств. Тебе еще многому нужно научиться.

– Учиться – это все, что я всегда стремился делать.

Она отошла и что-то сделала за пределами видимости Коула. Зонды с металлическим скрежетом вышли из конечностей Коула, подобно искусственным пиявкам, насытившимся знаниями.

Следом со звуком деактивации разомкнулись оковы. Домина, освобождая своего пленника, пробормотала молитвы за исправность оборудования.

Коул выждал минуту, после чего осторожно сел. Он чувствовал себя разъединенным с самим собой и боялся, что получил необратимые повреждения из-за захвата управлением автоматами или назначенного доминой наказания, если не по обеим причинам.

Асперция обогнула ганглионарные связки свисающих кабелей с уверенностью змеи в своей норе среди корней деревьев. Комната была достаточно большой, чтобы скрыть ее крупное тело от Коула.

– Что будет со мной? – окликнул он.

– С тобой? – отозвалась домина. Ее голос раздавался из вокс-проектора в стене над экраном с прыгающими показателями. Она вернулась мгновение спустя, прижимая сверток к контейнерам на груди. – Я милостиво оставлю тебе жизнь. С этого момента ты служишь непосредственно мне, как офицер тагматы. Можешь продолжать свою работу. Более того, я ожидаю этого.

– В самом деле? – спросил Коул.

– Ты сказал, что к знанию ведут много путей, Велизарий Коул. Почему мы должны игнорировать какой-то из них, раз уж он ведет к просвещению? Средства не имеют значения. Только конечный результат, постижение намерения Бога-Машины. Вот цель.

– Вы согласны со мной? – удивленно спросил Коул, перестав массажировать кисть и полностью забыв о боли.

– В некоторой степени. Об этом я никому не скажу. С этого дня обо всех своих открытиях будешь немедленно сообщать мне. То, что ты знаешь, буду знать и я.

– Знание – вот цена за мою жизнь, – угрюмо произнес он.

Она бросила в Коула сверток. Он поймал его. Внутри пластековой упаковки находилась одежда техножреца с вышитой символикой домины и знаками постоянного члена военных сил Механикума.

– Если бы ты потратил чуть больше времени на защиту своего положения в иерархии, то знал бы, что знание есть цена за все . Ты не можешь просто устраниться от марсианского общества, Коул. Ты – часть него, оно – часть тебя, к счастью или несчастью. Ты нарушил заповедь. Я могу защитить тебя, за плату. Или ты погибнешь.

– Тогда я буду служить вам, – согласился он.

– Хорошо, – сказала Асперция. – Хорошо.

Она потерла полудюжиной манипуляторов. Склянки на ее груди стукнулись о локти.

– Поздравляю с повышением в звании. Твои дни постоянных переездов закончены, адепт Велизарий Коул.

                                                               Велизарий Коул – техноаколит

 

9

Злой вюрд

Говорили, что Гибельный шторм стихает.

«Стихает» оказалось относительным понятием.

Влка Фенрюка летели через варп, словно в Хельской скачке. Их корабли трясло в водоворотах угасающих поперечных течений. Все воины Своры страдали от зловещих сновидений, таких частых, что многие из них тайно бодрствовали.

Свора помнила свои походы по морям Фенриса в юные годы. Источником добродушных споров на Фенрисе был вопрос: какое плавание хуже – зимнее или летнее? Путешествие через варп было летним плаванием. Гигантские волны, духота, смертоносное смещение земли и воды – эти ощущения вызывало происходящее снаружи пласталевых корпусов их убежищ. На Фенрисе Свора были хозяином своей судьбы, их воля противопоставлялась максимальным усилиям родной планеты убить их. Мастерство человека не в меньшей степени, чем его вюрд диктовало, умрет он или нет в горячих океанах лета или на твердом, как железо льду зимы. На борту пустотных кораблей они были в чужой власти. Они сидели, согнувшись, в своих закоптелых логовах, распевали в гулких залах из пластали заклинания, выученные на деревянных кораблях. Каждый порог получал новый оберег от сглаза и частокол из защитных рун. Хотя только навигаторы видели тварей, скребущих снаружи полей Геллера, каждое мыслящее существо на борту этих кораблей чувствовало их.

Коридоры дрожали. Поспешный ремонт сходил на нет из-за сильной тряски, расходящейся по всей длине кораблей. Металл визжал от напряжения. Инфразвуковой шум из перегруженных варп-двигателей прерывисто разносился через материю кораблей, ухудшая атмосферу. Генераторы полей Геллера работали на износ, а кабели, питающие поля, сыпали фонтанами искр, требуя спешную замену.

Варп предупредил их, что им не рады.

Леман Русс несмотря ни на что вел флот вперед.

Трижды за время плавания Русс пытался поговорить с Ква о том, что необходимо сделать на Фенрисе. Каждый раз Ква укорял своего примарха.

– Не сейчас, милорд! – говорил жрец. – Мы плывем по Морю Душ. Нижний Мир следит. Мы не можем говорить о подобных вещах пока не окажемся дома, где Моркаи сможет защитить наши души. Будьте терпеливы.

Каждый раз недовольный Русс рычал и уходил. Он пытался поговорить с другими руническими жрецами, но при его виде они пятились. Язык их тел говорил о покорности, но в то же время о твердости. Даже кэрлы-годи избегали его, и поэтому он отправился в свои покои и там предавался размышлениям о том, что нужно сделать, пока ему не становилось тошно от запаха каюты и ее тесноты. Он шел в Волчий Чертог, где продолжал раздумывать.

Леман Русс сидел в одиночестве в Волчьем Чертоге. Он пил вино из кубка, так как сильное опьянение, дарованное мёдом, сейчас было ему не по вкусу. Вино не могло тем же приятным образом притупить его чувства или поднять боевой дух к убийствам, но в хорошем вине была изысканность, которую он жаждал. Вкус вызывал воспоминания об ушедших летах и далеких землях. Вино было скорбным напитком. Оно дополняло его настроение.

И вот он пил напиток, который не мог подействовать на него, и лениво называл про себя химические соединения, которые его острые чувства охотника распознавали в напитке.

Попытки проанализировать свой вюрд провалились. Его руны лежали на полу в сбивающем с толку порядке. Гнев Дорна на Терре все еще не давал покоя. Замкнутое поведение Сангвиния тревожило его. И последние слова Магнуса ежедневно звучали в ушах. «Ты – меч не в тех руках. Ты перерезал невинное горло».

Он пристально оглядел зал. Один раз его обманули. Преследуя Гора, он мог снова принять неверное решение. Предпочтение фенрисийского метода прямой атаки терранской осмотрительности могло быть ошибкой. Проблема заключалась в том, что ситуация не прояснится, пока не станет слишком поздно.

Леман фыркнул. Он не был ни терранцем, ни фенрисийцем. Иногда, он не знал, кто он такой.

Примарх услышал, как сработали тихие механизмы небольшой двери в конце зала. Для его острого слуха этот звук был таким же отчетливым, как и голос глашатая. Когда дверь зашла в стену, обнаружив Ква, Русс уже не мигая смотрел туда, где без сомнений для него будет рунический жрец.

Немногие подобно Ква могли выдержать пристальный взгляд примарха, когда тот был в задумчивом настроении.

Рунический жрец не был старым по меркам Легионес Астартес, но из-за болезни выглядел таковым. Он шел по полу из черного камня с явным усилием, доспех усиливал заметные другим физические затруднения, хоть и помогал при ходьбе. Ква взглянул на разбросанные руны, стараясь не раздавить их ногами.

– Ква, – поздоровался Русс.

Фреки широко зевнул. В свете камина сверкнули похожие на боевые ножи клыки. Гери уставился на Ква, в желтых с черными зрачками глазах светился звериный разум. В пустом Волчьем Чертоге царила могильная темнота. Пламя в чашах и свечах отбрасывало колыхающие пятна на гранитный пол. По всему кораблю пронеслась дрожь, сбивая с курса и заставляя пламя плясать. Затем, когда вибрация прошла, навигаторы вернули корабли на курс к невидимой точке назначения.

– Я не могу дать нужных вам ответов, Великий Ярл, – признался Ква. – Повторяю это в четвертый раз. Вихты следят. Они явятся на малейший призыв, каким бы ненамеренным он ни был.

– Знаю, знаю, – Русс нетерпеливо махнул рукой. – Слишком опасно проводить ритуалы Нижнего Мира, пока мы в варпе.

– Я признаю свою ошибку и непременно исправлю ее, – сказал примарх, только наполовину иронично.

Ква наклонил голову в бок и внимательно посмотрел на Русса.

– Вы – примарх и ни перед кем не должны оправдывать свои действия. Мы последуем за вами куда угодно.

Русс потянулся за серебряным кувшином вина.

– Если ты позволишь мне считать себя непогрешимым, мы получим целый ворох проблем, – сказал он. – Я и так достаточно высокомерен.

Волк наклонился вперед на своем троне и поставил кубок на низкий стол из кустарника, каждый сантиметр которого покрывали резные извивающиеся звери. На нем стоял второй кубок. Русс знаком подозвал Ква, затем налил до краев вина в свой кубок, после чего передал кувшин жрецу.

– Выпей со мной, – потребовал примарх. – Я собираюсь поговорить. А ты – послушать.

Ква принюхался.

– Вино?

– Вино, – признался Русс. – Из виноградников Льва. Дружеский дар.

Он улыбнулся.

– Темное, горькое и со сложным букетом.

– Подходящее описание для ваших отношений.

Русс рассмеялся одиноким лаем.

– Да. – Он уставился на темный пол, словно мог увидеть тревожные знамения под поверхностью камня.

Возле тронного возвышения стояло кресло. Налив себе вина, Ква сел, не дожидаясь приглашения, и устало оперся на свой посох. Его состояние давало много скидок.

– Если вы хотите говорить, тогда начинайте, мой ярл, – попросил Ква.

Русс встряхнул себя.

– Говорить, – повторил он. – Это копье, – он, не поворачиваясь, ткнул большим пальцем через плечо, – мне никогда не нравилось.

– Эту истину знают все Влка, – заметил Ква.

Говорили, что у копья никогда не было другого имени, кроме как «Копье Императора». Чужак бы не обратил на это никого внимания, но знающие культуру Фенриса увидели бы в этом суеверный страх. У каждого оружия имелось имя, истинное имя, как у мужчин и женщин, имя, которое не просто описывало его, но вкладывало вюрд в металл его создания, предсказывая его применение и намекая на его конец. Оружие даровало силу воину, который его нарекал. Копье Императора приняло свое имя просто по факту того, чем являлось.

– Вы так и не дали имя подарку своего отца, – заметил Ква.

Русс кивнул и неторопливо отпил вина.

– Я хочу поведать тебе о причине. Я никогда и никому о ней не рассказывал. Ты выслушаешь и рассудишь, разделенный.

– Тогда я слушаю, – ответил Ква.

– Вот история о том, почему Леман Русс не любит Копье Императора, своего отца, – начал Русс. – Император вручил мне это оружие после Огненного Колеса.

– До моего прихода, мой ярл, – вставил Ква. – Тем не менее, я хорошо знаю саги.

– Это было очень давно, – продолжил Русс. – Тогда со мной были первые варагюр, люди, сражавшиеся подле меня до прибытия Императора. С нами также были старые терранские легионеры. Мы были смешанным Легионом, двумя племенами дикарей, которые сражались вместе, как одно целое. В то время нас знали, как Волков, Крадущихся меж Звезд, из-за той речи перед кампанией. – Он снова рассмеялся. – Ты проводишь столько времени над чертовыми речами, чтобы впечатлить летописцев и схолиастов, и пропустил самую яркую, которую все будут помнить. Волки, Крадущиеся меж Звезд. Космические Волки. – Примарх покачал головой. – Детское имя. Для себя мы всегда были Сворой. Ты знаешь, откуда взялся этот термин? – спросил Русс.

– Старое оскорбление, принятое близко к сердцу и обращенное против тех, кто бросил его. Пойманное слово-копье, которое развернули и вонзили в сердце его обладателя.

– Именно, – удовлетворенно сказал Русс. – Это одно из последних оставшихся наследий Терранского Шестого. Как бы то ни было, на тот момент я провел немного времени с Легионом. Гор с Императором решили испытать меня Элдкринглой, Огненным Колесом. Это был регион нестабильных туманностей и блуждающих звезд. Адское место, кишащее зеленокожими. Нас попросили уничтожить их, и мы это сделали.

– Такова наша природа, мой ярл.

– Да, это так, но там мы сточили наши зубы. Наш смешанный Легион уничтожил орочью империю, которая отразила все предыдущие атаки. На это ушло пять лет и стоило Шестому трети его сил.

Русс долил себе вина.

– За убийство миллиарда орков и потерю трети Своры, мне вручили два дара. Величайшим был Этт, пусть и не само имя. Эти чертовы тупицы из Палаты Кастеллянис видимо полагали, что с их стороны забавно будет назвать его Клыком. Другим даром было копье.

Провели церемонию. Всеотец умело пользуется ими. Хотя не думаю, что он любит их, если вообще что-то любит. Присутствовали Феррус с Гором. Ферруса нашли незадолго до этого, и он выглядел абсолютно суровым, как и всегда, пока Фулгрим не отсек ему голову, хотя я думаю, тогда он был просто сбит с толку происходящим. Всеотец производит подобный эффект. Парад был настолько продуманным. Шанс Всеотца продемонстрировать миру Своего третьего сына, в то время как Он восхваляет второго. Вот тогда он мне и вручил это копье, – прорычал Русс. – Копье как копье, достаточно большое, чтобы я им мог пользоваться, исключительно добротно сделанное, прекрасное, как и все дары Императора, но оно только казалось всего лишь копьем. Пока я не коснулся его.

Русс снова выпил вина, долил еще и продолжил.

– В тот момент, когда Повелитель Человечества вручил мне это оружие, я почувствовал, как его злой вюрд лег на мою душу. Улыбка почти сошла с моего лица. Я сумел удержать ее, когда принимал почесть, – он насмешливо подчеркнул это слово. – От моего отца ничего нельзя скрыть. Я ждал, что Он даст понять, что заметил мою тревогу, будет оскорблен или замешкается, но если Он и почувствовал мою заминку, то ничего не сказал. Это обеспокоило меня еще больше, чем само копье. Он должен был почувствовать мое дурное предчувствие, потому что в этом Его суть, и если Он почувствовал и ничего не сказал, значит, копье сделало то, что должно было сделать. Затем я вернулся на свое место возле Ферруса с тревогой на сердце и таким же мрачным лицом, как и у него.

Когда я вернулся в свой шатер, я не мог дождаться момента, чтобы выпустить копье из рук. В качестве дара Императора оно висело на почетном месте выше другого моего оружия, но мне не стыдно признать, что я не мог смотреть на него, как и касаться. Я ни разу не брал его в битву.

Следующие слова Русса жрец не расслышал, так как «Храфнкель» наткнулся в эмпирейской волне на твердое препятствие и подпрыгнул. Кувшин на столе покачнулся. Гери поднял голову и посмотрел на потолок. Из пары жаровен выскочили угольки. Они запрыгали по полу, распадаясь на затухающие частички, которые сверкали во тьме оранжевым светом.

Вой двигателей подскочил на несколько тонов, снизился и снова поднялся. Их звук был более жутким, чем волчий зов. Корабль успокоился. Курс выровнялся. Русс подождал минуту, пока повторные толки сотрясали корабль, прежде чем продолжить.

– Все это произошло на Серафине V. Ты когда-нибудь бывал в этой системе? – спросил Русс.

– Нет, мой ярл.

– Если окажешься там, избегай пятой планеты. Она такая же жаркая, как Фимболзоммер и менее очаровательная. Война шла за Серафину, саму систему и звезды вокруг нее. Огненное Колесо остается пустым. Никто не желал его.

Позднее в тот же день, напившись в одиночку несвежего меда в своем душном шатре, я заснул. Я мало узнал от Всеотца о том, как нас создали. Он рассказал мне, что главные функции сна в неизмененных людях заключаются в очистке спинномозговых жидкостей от вредных протеинов и объединении воспоминаний. В Его примархах эти потребности обслуживались другими процессами. Вот почему, как только я избавился от этой привычки, то стал спать редко. Но в тот день я заснул, не помышляя об этом. Это было необычно. И к тому же я видел сны.

Затем он надолго замолчал, возможно, колеблясь на пороге откровения, сравнивая достоинство своего желания поделиться с опасностью такого решения. Ква терпеливо ждал. В конце концов, примарх снова осушил свой кубок и продолжил.

– Вот, что я увидел, Ква. Ты скажешь, что это значит. Я стоял на пустынной равнине, недавно очищенной огнем. Вонь гиперкатализатора намекала на прометий, как средство уничтожения. Жар, источаемый спекшейся землей, говорил о том, что обстрел закончился всего несколько часов назад. От земли поднимался пар. Тяжелые облака дыма раскрасили небо серыми и пурпурными полосами. Солнце этого мира восходило, и его косые лучи сияли под пеленой войны. Яркое сияние заливало поле битвы, освещая снизу облака и ослепляя меня. Когда я поднял левую руку, чтобы прикрыть глаза, я заметил, что над моей головой сияет свет поярче, и, обернувшись, увидел, что держу в правой руке Копье Императора. Мир был черным. Мой доспех был перепачкан дымом и копотью. Все было грязным, но не копье. Оно было таким чистым, словно его отполировали оружейники. Отраженные от него лучи солнца сияли вдвое ярче.

Копье было единственной красивой вещью в том месте. Там не было ничего живого. Однородная сажа покрывала все кругом, поглощая золотистый свет. Степень этого контраста была сверхреалистичной. Я чувствовал, что действительно находился там, что сон был реальным, а явь – нет.

– Это было реально, – сказал Ква. – Другой уровень бытия, но не менее реальный, чем зал, в котором мы сейчас находимся.

– Я сказал себе, что Имперская Истина не может отрицать это.

– Имперская Истина – грубый инструмент, – пояснил Ква. – И иногда не верный.

Ересь жреца ничего не значила для Русса. Он всегда шел своим путем.

– От моих ног во все стороны протянулся ландшафт из обугленных костей, – продолжил Русс. – Они обуглились из-за применения какого-то ужасного оружия, распылившего их плоть. Со всех сторон меня душил запах горелого мяса, такой насыщенный, что возникла мысль, будто мне никогда не избавиться от него. Он был хуже смрада догорающего пожара Тизки после того как Обвинительное воинство покончило с ней. Деревья превратились в свои угольные контуры, тянущиеся к небесам. Это был живой мир, но все сгорело дотла.

А потом я увидел среди пепла фрагменты брони. Краска выгорела, а разрушивший керамит жар превратил его в выцветший багрянец. Лежавший неподалеку от моих ног наплечник сохранил немного краски. Я знал, что сплю и знал, что я увижу, если я подберу его, но логика снов заставила меня наклониться и поднять из грязи кусок доспеха. Я был зрителем деяний, совершенных кем-то другим.

Керамит в моей руке крошился, поэтому я повернул его очень осторожно. Как я ожидал, на обратной стороне оказалась выгоревшая почти до неузнаваемости голова рычащего волка.

Я бросил наплечник, и от удара о землю он рассыпался на куски керамита, которые унесло ветром. И, как бывает во снах, я только тогда заметил, что кости принадлежали не обычным людям, но Легионес Астартес.

Вокруг меня были сотни, если не тысячи моих мертвых воинов. Осознание этого раскрыло для меня больше деталей, и я увидел множество разбитых доспехов, и волчьи черепа на человеческих телах.

Русс говорил подавленным голосом и больше не смотрел на Ква, погрузившись в свои воспоминания.

– Я не узнавал поля битвы. Личность врага тоже была скрыта от меня. Как оказалось, это место было всего лишь сценой для того, что должны было произойти.

Солнце поднялось над уровнем облаков, и земля погрузилась во тьму. Меня охватило жуткое предчувствие. Подул черный ветер, поднимая пепел мертвых тел и швыряя его мне в лице, так что я почувствовал вкус горелого мяса. В ветре раздался зловещий вой.

– В подобном сне волчий зов может быть как добрым, так и дурным предзнаменованием, – сказал Ква.

– Это было дурное, – уверенно произнес Русс. – Более громкий и душераздирающий, чем вой самых крупных волков-одиночек. К первому присоединился второй, соединившись с ним, и они завыли хором. Это был вызов и предвестие смерти.

Из снегопада черного пепла вышел самый огромный из волков, которого я видел в своей жизни. С пылающими красными глазами и пылающей красной пастью, он не уступал размерами Имперскому Рыцарю. Зверь направился ко мне, и я понял, что он пришел убить меня. Кто еще это мог быть, кроме как Моркаи? Сам великий волк, убийца миров. Я сжал копье и приготовился к битве. Зверь не разочаровал меня.

Я бился с Моркаи целую вечность. Его дыхание было подобно грому, а зубы – молнии. Я же был яростью бури. Земля тряслась от нашей битвы, небо бурлило, а вслед за каждым моим ударом било пламя. Его глаза пылали, челюсти щелкали, но я все время ускользал от его ударов. Я двигался с невероятной скоростью, я плясал, Ква. Плясал с копьем и со смертью!

– Вы ранили его, милорд?

Русс взял кувшин и когда обнаружил, что он пуст, на его лице отразилась досада. Примарх поставил его на место.

– Много раз я попадал в него. Его тело растворялось словно дым, перед копьем. Я не причинил ему вреда. Один раз я рубанул клинком между его головами. – Примарх ударил ребром кисти по ладони. – Он восстановился и снова атаковал. Я не смог ранить его.

– Он не из плоти. Он – сущность самой смерти. Убить его нельзя, – пояснил Ква. – И как же вы победили?

– Я не говорил, что я победил, – сказал Русс.

– Единственный способ встретить Моркаи и выжить, – возразил жрец, – это одолеть его.

– Я не одолел его. Мы еще сражались, когда я проснулся, весь в поту, мои сердца стучали так громко, как кузни Хранилища молота. Я был не один. Пришел Гор поговорить со мной о моей следующей кампании. Возможно, его приход и разбудил меня. Возможно, я был бы сейчас мертв, не приди он тогда. Его развеселило, что он нашел меня спящим. А потом он сказал то, что было совершенно понятным, но в контексте сна казалось немного странным.

– Что он сказал? – спросил Ква.

– Гор посмотрел на дар Императора и сказал: «Хорошее копье».

– Понятно.

– Не думаю, что я ему когда-либо нравился, не так как некоторые из нас, – сказал Русс. – Он всегда уважал меня, всегда знал, как максимально эффективно использовать меня, но с самого начала он ревновал ко мне. Меня нашли вторым, и когда это случилось, я забрал у него свет отца.

– Проблема, с которой сталкиваются все старшие сыновья.

– Верно, – согласился Русс. – Когда мы нашли нашего третьего брата…

Корабль влетел в очередной шквал, оставшийся после рассеивания Гибельного шторма. От встряски редкая мебель заскользила по камню. Кувшин протанцевал до самого края стола. Шум заглушил слова Русса…

– …и мы познали, насколько трагичной была эта история. А затем был Феррус, потом остальные. Думаю, после меня Гор взял свои эмоции под контроль. Он никогда не вел себя с остальными так, как в первые месяцы после моего возвращения. Это странно. Между нами с Гором была эта связь, особенная для наших взаимоотношений. Я изменил его мир. – Русс покачал головой. – Он всегда был слишком гордым. А меня это никогда не заботило. Я был одним из Двадцати. Всегда следом приходили другие. Может быть, если бы я был первым, как Гор, тогда я бы понял его ревность. А может и нет. Я никогда не завидовал его положению самого любимого сына. Когда его назначили магистром войны, я не стал жаловаться, как некоторые из нас. Я делаю то, для чего был создан.

Я считал ревность Гора мелочной.

– Вы – не Гор, – сказал Ква.

Русс горько улыбнулся. «Храфнкель» согласно зарокотал.

– Что это значит, Ква? Что значит этот сон?

– Вы умрете, используя Копье Императора, – без колебаний ответил жрец. Не было никакой необходимости скрывать горькую правду или приукрашивать ложью. Влка Фенрюка так не поступали.

Русс в том же ключе принял заявление Ква.

– Я так и думал. – Впервые он повернулся и посмотрел прямо на копье. – Мне следовало выбросить его из шлюза. Если бы я избавился от него, то смог бы изменить свой вюрд.

– Не думаю, что у вас бы вышло, – сказал Ква. – Никто не может изменить свой вюрд. Даже вы.

– Ты прав, – сказал Русс, – так как при всей моей ненависти к нему и тому, что оно показало мне, оно чем-то важно. Я не могу избавиться от него. Я пытался, не очень сильно, но насколько сильно можно пытаться потерять оружие? Я потерял множество! Каждый раз, когда я где-то оставлял копье, оно возвращалось. Сомневаюсь, что, бросив его в ядро звезды, я бы добился другого результата. Я только не пробую из-за страха, что оно будет потеряно. Ты видишь противоречие. – Примарх криво улыбнулся. – Нет, мне суждено хранить его, даже если оно перережет мою собственную нить.

Русс посмотрел в глаза Ква.

– Может быть это не злой вюрд, но неверный. – Он сжал кулак. – Я не могу быть уверен. Руны ничего не показывают. Я собираюсь убить очередного брата и не знаю, правильно ли это. Скажи мне, Ква, как человеку из двух миров, который не принадлежит ни одному из них, узнать истину своего вюрда?

– Ему это не под силу, – ответил Ква. – Я знаю из собственного опыта.

Русс еще больше осел на своем троне.

– Я боялся, что ты так скажешь.

 

10

Владыка Марса

Омниспекс позеленел, и адъюдикатор просигналил в оловянную трубу.

– Проходи, – сказал Коул. – Благослови тебя Бог-Машина во всех твоих делах.

Таллакс на механических ногах вышел из проверочного отсека. Коул оставил его в сноподобном состоянии, высшие функции деактивировали согласно предпочтениям домины Гестер Асперции Сигма-Сигма. Коул равнодушно побрызгал на таллакса священными маслами из кропильницы и проследил, как тот присоединился к безмолвным рядам своих товарищей. Адепт хотел бы знать, что происходит в мозгу человека, плавающего в этой металлической оболочке и неспособного влиять на собственные действия. Для солдат Механикума было нормой оказываться время от времени под прямым управлением их магистров клад. Они ожидали этого, даже приветствовали, как шанс напрямую пообщаться с Богом-Машиной. Но уровень контроля Сигма-Сигма над ее слугами был необычным, и возможно, нездоровым.

«И теперь, – подумал Коул, – я – один из них».

Он вызвал следующего таллакса к отсеку проверки состояния. Осталось осмотреть семьсот восемьдесят восемь. Тратя в среднем на осмотр по две минуты и три секунды, он проведет на линии таллаксов минимум следующие двадцать шесть часов.

Видит Бог-Машина, работа была очень скучной, и именно по этой причине его отправили сюда надолго. Коул никогда не хотел быть навсегда привязанным к одному месту. И, похоже, это в конечном итоге с ним случилось.

Он махнул следующему таллаксу после максимально беглого осмотра. Высокая керамитовая боевая машина протопала вперед. Таллаксы, как и скитарии, были киборгами, хотя со стороны об этом нельзя было сказать. Они выглядели, как роботы. От первоначального человека оставался только мозг и позвоночник, заключенные в бронированный амниотический резервуар. Все остальное было механизмами. Коул всех их называл «он», хотя любой из таллаксов или даже все они могли быть женщинами. После того, как у человека извлекали мозг и выбрасывали все остальное, не имело значения, какое местоимение использовалось.

На искусственном экране его третьего глаза мигнул значок инфосферного цифрового сообщения. Коул мысленно открыл его.

«Коул. Немедленно явиться ко мне», – прочитал он. Ни подписи. Ни аудиозаписи и пикта. Асперция Сигма-Сигма.

К Коулу уже подходил другой адепт, чтобы сменить его. Он продвинулся дальше по пути единения с Богом-Машиной, чем Коул, и носил знаки различия на несколько рангов выше, чем у Велизария. Нижняя часть лица была заменена, как и все конечности. У адепта было не намного больше плоти, чем у таллаксов.

– Иди, – проговорил адепт. Одну строку-распоряжение на аудиобинарике.

Коул молча вручил медицинский омниспекс и кропильницу и отправился искать свою госпожу, довольный, что освободился от линии таллаксов.

Домина Гестер Асперция Сигма-Сигма находилась в центральном узле передачи информации Гепталигона на станции Триа. Линия таллаксов располагалась на Секонде, так что Коулу пришлось дважды воспользоваться сверхскоростными транзитными капсулами низкого давления, чтобы добраться до цели. К тому времени, как он пробрался через толпу адептов Механикума, собравшихся вокруг центральной гололитической ямы, он снова опоздал, и что-то очень важное уже готовилось. В помещении было темно. Все присутствующие стояли лицом к центру комнаты. Адепты молчали, и были недовольны неуклюжим продвижением Коула к его госпоже.

Толпу возглавлял повелитель мира-кузницы Трисолиан, вице-король экстрактаториан Бенициан Мендоса. Сигма-Сигма стояла рядом с ним, как и подобало ее статусу главы макро-клады тагматы. Когда Коул присоединился к ней, она отправила ему импульсом недовольный пакет данных.

В этот момент появился дрожащий образ. После занявшей некоторое время фокусировки над ямой визуализации повис техноадепт Механикума в черной мантии. Пол определить было невозможно. Адепт в своих изменениях ушел далеко от человеческого стандарта. Странные выступы под его одеждой подсказывали, что от оригинального тела осталось немного. Лица не было видно. Отражения от линз намекали на многочисленные бионические глаза под капюшоном.

В этом не было ничего необычного, в Механикуме встречались киберморфы гораздо более радикальные, чем этот адепт, но в нем что-то было не так. Хотя многие в зале были улучшены не меньше его, посланник казался по своему подлинному происхождению скорее арахнидом, чем млекопитающим, и на этом его экстраординарность не заканчивалась.

Адепт прибег к трюку, такому же циничному, как и те завораживающие фокусы, которые устраивают для обитателей диких миров флоты эксплораторов. Полосы голопроекции дрожали неестественным образом. Сильные помехи выровнялись в полноценное пикт-изображение. Технологии «сдвига рамки» делали дефекты неизбежными, их нельзя было сгладить. Это был вопрос физики. На близкой дистанции и при хороших условиях самые лучший голокаст создавал фантомную фигуру, но сейчас адепт на изображении выглядел абсолютно живым, и подобное было не под силу марсианам. Исчезло всякое ограничение гололитической технологии, словно фокусник хвастливо исполнял последовательные стадии своего трюка. Гул сменился тишиной. Обычные для голокастов дальнего действия помехи сами разгладились. Специфическая для коммуникационной сети Трисолиана синева растворилась в ярких цветах. Мерцающее искажение при наведении луча стерлось до нуля колебаний на микросекунду. Инструменты контроля гололита – в данном случае осмотрительно спрятанные в яме вокруг основания проекционной апертуры – прекратили свою тихо гудящую симфонию, от чего обслуживающие устройство адепты растерянно уставились друг на друга.

А затем наступил финал: утонченное завершение и от этого более убедительное. В этом изображении было больше, чем просто визуальная достоверность. Каким-то, неведомым для Коула образом, и судя по голосам других свидетелей этого технологического чуда, для них тоже, изображение перестало быть таковым, и стало реальностью.

Неподвижная до этого момента одежда незнакомца зашевелилась от дуновения теплого бриза, что было невозможно для изображения. Невероятно, но все почувствовали запах священных масел, смазывающих аугметику адепта, ладана, мазей эксплуатации, покрывающих механические детали. Качество звуковых частот приблизилось к качеству кабельного вокса, а затем превзошло его. Все это было невозможно.

Помещение наполнили голосовой ропот и сигналы бинарика. Адепты гадали, как это было сделано. Коул гадал. Все гадали.

А затем фигура заговорила.

– Приветствую вас всех, верных Бога-Машины, – голос был женским и пылким, удивительно эмоциональным как для такого аугментированного существа. Коул не позволил ему ввести себя в заблуждение своим проповедческим пылом. Это был ее единственный признак человечности, но, несмотря на красоту голоса, в определенных словах улавливалась бесстрастность, которая вовсе не была человеческой. – Я принесла вам послание с Марса. Я – Сота-Нуль, эмиссар нового Механикума к магистру войны Гору Луперкалю, спасителю Империума.

На ее последнее заявление отреагировали с ужасом.

– Ложный Механикум! – воскликнул вице-король экстрактаториан. – Вы раскрыли свою лояльность. Завершить этот разговор!

Техноадепты в машинной яме неуверенно потыкали в свои машины. Затем подняли лица из бледной плоти и маслянистого металла к своему господину.

– Мы не можем деактивировать проектор, милорд, – прошептал крайне напуганный адепт.

– Отключите его!

– Милорд, он уже отключен, – сказал другой, напуганный больше первого.

Обслуживающие гололит адепты начали петь. Самый высокий из них поднял бронзовый молот на цепи, поцеловал его, прошептал над ним ритуальные слова и разбил стеклянную переднюю часть ящика, прикрепленного к стене ямы, чтобы извлечь хранящийся внутри пучок ладана для непредвиденного случая. В ответ на это оскорбление сработал сигнал тревоги.

– Вы не сможете отключить этот канал связи. Только я обладаю такой силой, и вы выслушаете меня, – страстно заявила особь женского пола.

Коул считал Асперцию Сигма-Сигма ужасно пугающей. Эта Сота-Нуль была гораздо хуже.

– Мои коллеги, мои братья по вере, я – слуга истинного Механикума. Механикума Марса. Разве вы не видите, что те, за кем вы следуете, они с Терры и ненашего рода? Загрей Кейн – марионетка.

Владыка без владений. У вас нет дома, вы отрезаны от кладезя всех знаний. Мы предлагаем вам руководство и сплоченность под властью генерала-фабрикатора, который был назначен волей священного синода и действует по указанию Движущей Силы, Бога-Машины, что ступает среди нас.

Коул принюхался. Обоняние пренебрегалось людьми, которые презирали тело и искали высшей чистоты машинной жизни. Это чувство было слишком животным, слишком грубым, но адепт продолжал пользоваться своим носом и уловил им нечто отвратительное, проникшее внутрь и прилипшее подобно испорченному маслу к задней части гортани. Его машинные чувства не зарегистрировали ничего недопустимого, даже более того, они вовсе не обнаружили необычных обонятельных входных данных, но природное обоняние уловило в воздухе смрад, расходящийся от изображения, если оно действительно было таковым, и вызвавший у Коула тошноту. Гнилое мясо и кровь. Позади Сота-Нуль что-то двигалось, что-то нечистое.

– Ложь! – воскликнул вице-король экстрактаториан. – Хал отвернулся от человечества. Я не поступлю так.

– Мои собратья по поиску знаний! – взмолилась Сота-Нуль. – Можете мне не верить. У меня есть послание к вам, пожалуйста, выслушайте его. Внемлите мудрости!

Изображение размылось, словно оказавшись под водой. Когда оно очистилось, там оказался Келбор-Хал, сидящий на троне Марса. Голову жреца обрамлял бело-черный зубец Шестеренки Механикума.

– Хал! – выкрикнул экстрактаториан, обвинительно выбросив дрожащий палец. – Как ты смеешь показываться на глаза?

«Он не показывается, – подумал Коул. – Это запись».

Так и было. Несмотря на невероятное правдоподобие Келбор-Халу не хватало реализма эмиссара. Не было ни движения, ни запаха, хотя четкость изображения сама по себе была достаточно удивительной.

– Граждане Империи Марса. Я – лорд Келбор-Хал, генерал-фабрикатор и ваш законный правитель, – сделал он бессмысленное заявление. Каждый член фратернис технис, от тупых гигиенических рабов в одном проступке от превращения в сервиторов до правителей миров-кузниц знал, как выглядит Хал. – Я требую вашей верности. Отвернитесь от ложного Омниссии Терры. Откройте глаза и узрите, что вас обманули. Так называемый Император пришел к нам с ложью в Своем сердце, потребовав наши технологии и нашей подневольной службы. Мы были ослеплены Его мощью. Он – колдун, который использовал Свои способности, чтобы затуманить наши разумы, и он вор информации. Присоединяйтесь ко мне, вашему господину, и унаследуете все знания. Узрите соглашение с магистром войны. Смотрите, что нам пообещали.

Широкоформатный информационный импульс наполнил голову каждого, кто мог принять его, новым договором Марса. Открытие запрещенного хранилища Моравеца. Щедрый дар Гора – данные СШК Аврейской технократии. Пролонгация автономии Марса. Все, в чем им отказывал Император. Толпа зашумела.

– Если щедрость магистра войны к нашему народу не убеждает вас, подумайте над этим, – продолжил Хал. – Слуги ложного Омниссии Терры назначили Загрея Кейна генералом-фабрикатором. Никогда прежде внешняя сила не навязывала Марсу правителя. Механикум должен раствориться. Нашей независимости пришел конец. Этот новый Адептус Механикус навсегда подчинит права Марса терранской гегемонии. Этим актом Император завершил тайное завоевание нашей империи, которое начал два столетия назад. Он – ложный бог. Он не позволит нам добиться большего единения с истинным богом, Богом-Машиной, потому что Он завидует нашей мудрости, и потому что боится. Присоединяйтесь к нам. Присоединяйтесь к магистру войны, и низвергните империю ложного Омниссии, чтобы Марс мог возродиться!

Послание закончилось.

– Разве он не заперт на Марсе? – спросил Коул у Асперции Сигмы-Сигмы. Она взглянула на него. Неподвижные черты ее маски смогли достаточно точно передать ее презрение. Коула это не обескуражило. Он обратился громким голосом ко всем присутствующим.

– Хал в ловушке, – сказал он. – Он не кажется настолько сильным, чтобы выдвигать кому-либо требования.

Брошенный на Коула взгляд вице-короля экстрактаториана был не менее неодобрительным, чем у Асперции.

– Кто эта особа? – спросил он.

– Никто, – ответила Асперция Сигма-Сигма.

– Я – адепт Велизарий Коул, недавно принятый на службу домине Гестер Асперции Сигма-Сигма, – сказал он.

– Тогда, адепт Коул, помолчи, – приказал экстрактаториан. На гололите снова появилась Сота-Нуль. Она отгородилась манерным терпением.

Сгорбленное тело вице-короля экстрактаториана распрямилось, став выше со щелчком дополнительных сочленений, вставших на место.

– Разум диктует, Сота-Нуль, что ты требуешь нашей капитуляции. В противном случае мы будем уничтожены.

– Верно. Магистр войны – не чудовище, он предлагает мир, но если встанете у него на пути, он уничтожит вас, – сказала эмиссар.

– Мы не сдадимся, – ответил вице-король экстрактаториан.

– Тогда я предлагаю другие входящие переменные. Чтобы подчинить вас магистр войны отправляет часть своего могучего флота, но эти силы намного превосходят то, что ваш жалкий аванпост сможет противопоставить. На помощь новому Механикуму идут девять Легионов. Вас сотрут в порошок. – После паузы она продолжила. – Трисолиан, мир-кузница Механикума, хорошо подумайте, кому принадлежит ваш верность. Марсу или Терре.

Каждый зрительный сенсор в помещении повернулся к вице-королю экстрактаториану. Он щелкнул пальцами. Вперед вышел, шаркая ногами, угодливого вида младший адепт, подол его просторной одежды волочился по полу. В руках он держал накрытый предмет. Вице-король кивнул. Спрятанными в рукава руками техножрец стянул ткань со своей ноши.

В то время как все в ужасе отшатнулись, восхищенный Коул поддался вперед. Под тканью оказался магнитный сосуд из прозрачного кристалфлекса. Внутри содержалось нечто разгневанное, бьющееся о прозрачный металл и вопящее. В ее форме возникли крошечные рты, затем в один миг она превратилась в облако розоватого пара, следом в рой цифр, далее во вспышки на монтажной плате.

– Мы слышали о том, что случилось на Марсе и Калте. Думала застать нас врасплох? Как только твое послание достигло наших приемников, мы изолировали это от субстрата несущего сигнала. Вы не разрушите нашу защиту, как проделали это на Калте. Когда вы явитесь сюда, то найдете нас готовыми к вашему приходу.

– Ты – предатель Марса и Культа Механикуса, – заявила Сота-Нуль.

– Это ты – предательница. Этот скрап-код пропитан нечестивыми энергиями. Он – синтез науки и колдовства, результат глупости Моравеца! – взорвался вице-король. – Эти пути запрещены.

– Запрещены Императором.

– Нет! – выкрикнул экстрактаториан. – Запрещены принципами нашей веры! Император может и не быть Омниссией. Этот довод несущественен. Без Него Марс был умирающей империей, искушаемой копаться в том, что лучше не тревожить. Твоя демонстрация повлияла на более впечатлительных среди нас, но не на меня. Я знаю, что это этакое. Ты используешь не технологии. Это тьма. Это ты предала Бога-Машину.

Сота-Нуль засмеялась влажным скрипучим звуком, который был таким же нечеловеческим, как и ее механическое тело.

– Да будет так, слуга ложного Омниссии. Если ты желаешь уничтожения, то у магистра войны его в изобилии.

Гололит с шумом отключился. Управляющие им машины сгорели, по электрической цепи зала пронеслась обратная связь. Сервиторы застонали. Свет погас.

В воздухе повис запах серы. Мигнув, включилось аварийное освещение.

Вице-король экстрактаториан немедленно начал отдавать приказы.

– Очистить это место! Извлечь все машины, которые приняли проецируемую энергию, и уничтожить их. Ликвидировать всех сервиторов, которые помогали в обработке этого сигнала. Сигма-Сигма, если враг использовал гололит, тогда он рядом. Мы должны приготовиться к войне и защититься от проникновения. Все военные силы и средства должны быть немедленно активированы. Все операции по добыче, таким образом, приостановлены.

– Зачем приходить сюда? – спросил Коул у Сигмы-Сигмы. Он прервал ее общение с тремя присутствующими подчиненными, а также, возможно, удаленными.

– Что? – рассерженно спросила она. – Думаю, ты не понимаешь, как работают наши взаимоотношения. Я говорю, ты – молчишь.

– Нет, нет, нет, – возразил Коул. – Вы не слушаете меня. Послушайте! Зачем магистр войны идет сюда? Мы – пустое место. У нас нет ничего, что ему может понадобиться. У вас военное мышление, домина. Почему?

– Так ты стремишься вытянуть из меня мои знания, как ты проделал с предыдущими хозяевами? – спросила она.

– Я прошу просветить меня того, кто больше понимает, – ответил Коул со всем смирением, на которое был способен.

Сигма-Сигма издала металлический вздох.

– Мы предлагаем пункт пополнения запасов любым имперским силам, которые могут угрожать тылу магистра войны, – сказала она.

– Но его армии по другую сторону от нас, говоря в галактических масштабах.

Асперция Сигма-Сигма наклонилась над Коулом.

– Верно. Но, когда он направится захватывать Бета-Гармон, ситуация изменится.

Стремительно, как удар хлыстом, ее длинное змеиное тело развернулось, и домина поспешила прочь, стуча механическими конечностями. Раскидав низших техножрецов, она направилась по своему загадочному поручению.

«Или может быть, – подумал Коул, – она больше не хочет отвечать на мои вопросы».

Если бы Коул обладал крупицей неуверенности в себе, он мог подумать, что разозлил ее своим невежеством и присмирел бы. Но если Коул и был благословлен чем-то с лихвой, так это верой в себя. Он задал правильный вопрос.

Согласно трафику данных четверо из пяти высших после Сигмы-Сигмы офицеров тагматы Трисолиана находились в комнате. Так почему она ушла?

Он нашел скорость ее ухода подозрительной.

 

11

Дорога в Нижний мир

Век, день. Как долго флот Космических Волков прокладывал путь через неспокойные эмпиреи, прежде чем покинуть их? Время в варпе разжижалось, вытекая через разломы в творении, оставляя душу человека тонуть из-за нехватки минут, секунд и часов. К моменту, когда по флоту разошлось предупреждение о выходе, мог пройти год, десятилетие или тысячу лет. Влка Фенрюка не испытывали любви к полетам. Они не доверяли обратным отсчетам и предохранителям. Ревун звучал достаточно времени, чтобы они могли пробормотать заговоры против малефикарума, прежде чем корабль вырывался из эмпиреев в материальную вселенную.

Корабли плясали. Из многочисленных систем визжали сигналы тревоги. Реакторы работали с перебоями, как сердца во время приступа. Варп не желал отпускать свои игрушки. Механизмы людей возражали, разрывая пелену между где-то и нигде, и выталкивая корабли в яростное возрождение.

Варп-разлом вспыхнул сине-фиолетовым пламенем. Пространство раскололось, напоминая неровную рану на теле, вспоротую зубами хищника. Брызги застывающих огней разлетелись на тысячи километров космоса. Несвет добавил небесам злую звезду, которая слишком медленно умирала.

Подобно волчьим кораблям Фенриса, оснащенным для льда, но встретившим открытую воду, флот перешел из одного моря в другое беспорядочно, едва избегая гибели при изменении космической структуры. Реальное пространство вцепилось в их кили. Образовавшееся возмущение превратило поля Геллера в плазменные бури неестественного цвета. Синее колдовское пламя цеплялось за башню, шпиль и орудийный ствол. Двигатели гасли. Небольшие суда неуправляемо кувыркались.

Реактор "Ниддхоггура" вышел из строя после возвращения в реальное пространство. Дрейфующий огромный корабль опасно пересекал курсы своих собратьев, вынуждая их проводить маневры уклонения. Флот рассеялся, словно превзойденная числом волчья стая. Варп-разлом неохотно закрылся, оставив корабли в дрейфе посреди внезапно наступившей темноты. Волчье Око освещало злобным белым светом корпуса, обращенные к центру системы. Все остальное было скрыто резкой черной тенью, которую можно было встретить только в безвоздушной пустоте. Убийственная чернота была холоднее худшей из зим.

Влка Фенрюка оставались в дрейфе. Если бы враги наткнулись на их флот в эти беспомощные минуты, то нашли бы Волков легкой добычей.

Двигатели работали с перебоями. Корабли восстанавливали боеспособность, медленно возвращяясь в строй. Пустота не относилась к любимым охотничьим угодьям Влка Фенрюка.

Завершив построение, они направились к центру системы, где Фенрис приближался к концу своей орбитальной траектории, и наступал конец Сезона Огня.

Под килями кораблей в слепящем свете лета Великого Года вращался Фенрис.

– Домой! – приказал примарх. – Отправляемся в Этт.

На командной палубе закипела работа. Легион был рад вернуться в свое логово.

Во вселенной существовало немного гор, подобных Клыку. География провозглашала его частью горной цепи – Волда Хаммарки, Мирового Хребта. Он поднимал континент Асахейм из коры планеты так высоко, что постоянные изменения обходили стороной материк. Но Клык был больше, чем просто очередной вершиной.

Массив Мирового Хребта формировали семь гор. Раскинувшиеся предгорья нагромождались в кольцо из шести пиков, окружавших Клык. Они сами по себе были гигантами, скребущими своими вершинами подбрюшье космоса. На другом мире любой из них мог быть королем гор, но Клык принадлежал к другому классу. Коническая масса из черного гранита достигала небес, словно мечом пронзая вершиной атмосферную оболочку планеты. Меньшие горы охраняли его, подобно ветеранам Легиона, защищающим своего повелителя. Как Легионес Астартес не могли сравниться со своими примархами, так и Клык был неизмеримо больше других пиков Асахейма. Они соединялись с ним хребтами и ненадежными снежными мостами, но все их усилия охватить Клык останавливались на полпути к его вершине.

Бьорн находился на мостике со своими командирами, стараясь держаться в стороне. К его недовольству подошел Ква, внимательно глядя на воина.

– Мы возвращаемся домой, когда Фенрис на пике своей ярости, – сказал Бьорн только, чтобы что-то сказать.

– Замечательно. Время силы, – отозвался Ква. Беседа ничуть не уменьшила нервозность Бьорна от испытующего взгляда жреца. Воин вместо ответа издал неопределенный звук.

Фенрис был суровым местом, которое порождало суровых мужчин и женщин. Он славился по всему Империуму своими зимами. О коротком лете знали меньше, но оно было таким же скверным, если не хуже. Волчье Око достигало максимальных размеров на небе. Северный рассвет полностью заливал горизонт белым пламенем. Имперские астрономы полагали, что если бы перигелий Фенриса был на несколько сотен тысяч километров ближе к его солнцу или его орбитальный оборот на несколько дней дольше, то планета была бы необитаемой. Солнечный жар терзал планету, растапливая морской лед и вызывая в атмосфере катастрофические ураганы. В то время как жар Волчьего Ока выжигал поверхность, его гравитация притягивала сердце Фенриса. Вулканы пробуждались и изливали широкими реками свою расплавленную кровь. В небесах бурлили тучи сажи и пепла, пронизываемые молниями. Еще выше планету обрамляло ослепительное полярное сияние, порождаемое безжалостной силой солнечного ветра.

Земля дрожала. Острова погружались в испускающие пар моря, опускаясь в мировую кузню. Им на замену рождались новые острова из черного камня, поднимаемые на поверхность извержениями магмы. Моря кипели, от чего обжигающие туманы расстилались по титаническим волнам и приливам, заливающим высокую землю.

«Храфнкель» направился на север, над открытыми морями и равнинами.

– Мы вернулись в пору жизни, – сказал Ква. – Бодрствование Фенриса поможет нам.

Снежная белизна, скрывшая на два терранских года наземные пути, сменилась ослепительной зеленью, и хотя пожары неконтролируемо полыхали в сухих лесах, последние были слишком обширны, чтобы погибнуть. По плодородным равнинам Асахейма бродили стада в тысячи голов. Олени сбрасывали рога на бегу. Хищники жирели на похищенных детенышах.

Море окрасилось бурыми полосами, в которых питались, рождались и умирали миллиарды тонн криля. Вода бурлила чудовищами, заглатывающими огромными глотками миллионы этих крошечных существ. На земле, куда выбирались морские стада, также были существа с зубами и когтями.

– Это не продлится долго, – продолжил Ква. – Солнцестояние наступит через считанные дни и поманит короткая дорога к Хельвинтеру. Нам нужно поторопиться.

Огонь и обезумевшая жизнь опустошали поверхность планеты, и из-за этого страдали люди. В этом адском водовороте жили и умирали мужчины и женщины, соперничая друг с другом за ограниченное для поселения пространство. Когда их родные острова погружались, они отправлялись в море на змеиных и волчьих лодках. Если им удавалось пережить воду и погоду, ускользнуть от обитающих в океанах чудовищ, одолеть соперничающие племена, то они могли найти новое место для возведения своих чертогов. Они могли выжить, могли жить, но никогда не благоденствовали. Никогда.

Трудности населения мало значили для Влка Фенрюка. Зима нагревала фенрисийцев, буря – выковывала, лед Хельвинтера – остужал, закаляя их для службы в Легионе. Так было всегда. Для Небесных Воинов это был естественный ход вещей. Свора спускалась в свои высокие залы с более важными заботами на уме, нежели испытания простых людей.

Ничто на планете не оставалось непотревоженным летом, даже владения Лемана Русса. Даже дни и ночи, так как, несмотря на то, что Асахейм располагался перпендикулярно полюсу, он не мог полагаться на постоянные промежутки темноты и света. Волчье Око притягивало, вгрызаясь в землю, как волк в свою добычу, раскачивая планету на ее оси. Летняя ночь в Клыке могла длиться неделю, следующая – несколько часов. Но гора непоколебимо стояла пред ликом солнца, не поддаваясь попыткам светила разрушить ее камни и размягчить корни, обрушить и расплавить в беспокойную кору мира.

Когда Легион прибыл, одна сторона Клыка была освещена слепящим белым светом солнца. На противоположной таились черные как смоль тени. На тысячи метров ниже вершины вокруг горы мчались высокослоистые облака. Жемчужный блеск стратосферы уступал зареву рассеянных газов и измученному полярному сиянию задолго до вершины. Верх горы, за который мерцающим инеем цеплялись последние остатки атмосферы, занимала крепость Космических Волков, называемая ими Эттом, а чужаками – Клыком.

Доки для небольших боевых кораблей выступали из камней самых верхних уровней. Устремленная в пустоту часть под названием Вальгард еще не была завершена, и только половина доков действовала. После Огненного Колеса работа началась с изумительной скоростью, но война против Гора почти остановила ее. Бьорн гадал: будет ли Этт когда-нибудь завершен. С момента последнего визита немного было сделано.

Но даже наполовину завершенный Клык был величайшей крепостью, за исключением самого Императорского Дворца. Огромный замок был задуман и начат до того, как другие Легионы создали базы на собственных мирах, и был сильнее любой из них.

Небольшие корабли спускались прямо на причалы, опоясывающие Вальгард. Остальные занимали позиции на высоком якоре, их пассажиры отправлялись на планету на борту штурмовых кораблей и лихтеров, которые устремлялись в ангарные проемы, словно летучие мыши, возвращающиеся на насест.

По корпусам влетавших в ангары кораблей пробегала тонкая синяя линия атмосферных барьеров.

«Грозовая птица» Русса повернула в свой отсек, превратив свой агрессивный подлет в короткое парение, прежде чем резко сесть. Так действовала Свора. Рокритовые посадочные площадки трещали от повторяющихся жестких посадок.

С не меньшей жесткостью на фальшивый камень опустилась посадочная рампа.

Ни один кэрл не вышел поприветствовать вернувшихся господ. Нагнетаемый по вентиляционным трубам Этта воздух был слишком разряженным. Группа приветствия Лемана Русса состояла из сервиторов, чьи органические компоненты были полностью защищены от холода и нехватки кислорода. С ними был единственный Космический Волк с надетым шлемом. Он ждал появления своего господина, пока другие корабли выполняли те же маневры, наполнив этот ангар и другие поблизости ревом двигателей и грохотом жесткой посадки.

Четверо Волчьих гвардейцев в доспехах «катафракт» тяжелой поступью спустились по рампе в посадочный отсек. Они прошли вперед, готовые отреагировать на угрозу даже в сердце крепости их примарха.

Следом вышел Леман Русс. В отличие от других воинов, высыпавших из кораблей, он был без шлема.

– Фритвил! – поприветствовал примарх одинокого легионера и сжал его в медвежьей хватке, после чего отступил на вытянутую руку. – Рад видеть тебя. Верю, что в наше отсутствие ты берег очаг и не подпускал вихтов.

Примарх слегка задыхался при разговоре. Воздух был настолько разреженным, что даже его легким было непросто.

– Все, как и должно быть, милорд, – ответил из шлема скрипучим голосом Фритвил. Последнее место в ангаре было занято, и легионер поднял руку. Двери закрыли проемы. Как только вой двигателей стих, стал слышен гул атмосферных насосов, увеличивающих давление воздуха.

– Залы для пиршества приготовлены. Этт приветствует воинов в их логове. Прошло слишком много времени с тех пор, как сыны Фенриса возвращались к домашнему очагу.

Хорошее настроение Русс как рукой сняло.

– Верно, – согласился он. – Если бы только больше вернулось живых. Лучше сначала подготовь телотворцев, а затем уже распорядителей пира. Слишком многие из наших братьев спят на красном снегу. Нужно забрать ужасный урожай замороженного геносемени.

Он вдруг замолчал и пошел дальше, оставив стража очага в ступоре от неожиданной перемены своего настроения.

Мимо протопала Волчья гвардия, покачивая волчьими шкурами на широких бронированных плечах.

За примархом последовал воин Тра. Фритвил не узнал его, но метки на доспехе указывали, что он вожак стаи, а зовут его Бьорн. Левая рука была заключена в прекрасный молниевый коготь. Присутствие легионера озадачило Фритвила: не в привычках Русса было держать подле себя воина столь низкого звания.

Этот Бьорн коснулся наплечника Фритвила кончиком дезактивированного когтя. Металл заскрипел о металл.

– Не огорчайся, магистр стражи, – сказал он. – На Повелителе Волков злой вюрд.

– Почему ты говоришь мне это? – спросил Фритвил, который был гораздо выше по званию Бьорна и разозлился от поведения вожака стаи.

– Все просто, – печально ответил Бьорн. – Я разделяю его.

Бьорн помедлил, прежде чем присоединиться к своим братьям на Общем Пиру. Он мог вообще к ним не подойти, если бы Фит Богобой не заметил его на краю освещенного круга.

– Бьорн! – позвал Богобой. – Бьорн! Клянусь Всеотцом! – Он поднялся и заключил Бьорна в сокрушительные объятия, затащив его на праздничное место стаи.

– Ах, это было слишком долго, мой старый друг, – сказал Богобой. – Я думал, примарх никогда не отпустит тебя.

– Мы не виделись не так уж и много времени, но из-за всех этих событий кажется, что слишком долго. – Бьорн посмотрел за плечо Богобоя. Погибших на Просперо и Алаксесе воинов стаи заменили люди, чьи маски были незнакомы ему.

– Пока я собачкой волочился за Руссом на Терру, наши братья по стае уже начали связывать воинские узы с новичками, – Бьорн понизил голос, чтобы только Богобой мог его слышать.

– Ох, старый ты нытик, – сказал Фит, держа Бьорна на расстоянии вытянутой руки. Он широко улыбнулся, но его действия только напомнили Бьорну об отсутствующей руке.

– Мои братья, это Бьорн, наш вожак стаи, – обратился Богобой к стае.

– К этому больше нечего добавить, – заметил Бьорн. Фит Богобой занял место вожака в его отсутствие. Его временная роль отдавала постоянством. Поприветствовав Бьорна, новички взглянули на Богобоя, ожидая одобрения. Бьорн был для них чужаком, а его связь с Леман Руссом еще больше увеличивала дистанцию между ними.

– Садись, выпей. Расскажи нам, как ты провел время с примархом. Тебе наверняка есть, что сказать, – сказал один из них.

– Не особенно, – ответил Бьорн. – Волчий Король такой, каким ты его себе представляешь. Он ничего не скрывает от своих сыновей. Почему бы вам не рассказать о ваших битвах? Я пропустил многие из них.

Младшие воины пошли ему навстречу, уж очень им хотелось произвести впечатление. Бьорн слушал вполуха. Зал Тра не был заполнен, как когда-то. В каждой костровой яме горел огонь, показывая, как много столов пустовало. Оставшиеся в живых Влка шумели, наполнив задымленное помещение весельем, но, несмотря на шумный пир, за громкими шутками и пением старых песен присутствовала пустота. А из мест, откуда должны были доноситься живые звуки, их донимали только отголоски притаившихся вихтов.

Легион был серьезно ослаблен. Бьорн не мог представить, что когда-нибудь снова увидит все скамьи занятыми. Погибла четверть Тра, а его Великая рота была в лучшем положении, чем прочие. Онн понесла особенно тяжелые потери. Многие пали вместе с лордом Гунном. Русс часто разговаривал с Бьорном, но нежеланное доверие доставляло воину только больше тревоги. Примарх сожалел о безрассудстве ярла, но насколько Бьорн понимал, Русс настроился на такой же план действий. Две трети Легиона уже погибло. Зал Фиф стал траурным. Как и у Сепп. Воображение слишком легко рисовало все залы пустыми, а пиры – стихшими. В прошлом, когда подобное случалось, потери восполнялись. Не в этот раз. Наступил конец времен, дни войны богов, когда Моркаи промчится по небесам и заберет у ночи свое утраченное око.

– Бьорн? – позвал Богобой, положив руку на плечо боевого брата. Бьорн моргнул. Стая выжидательно смотрела на него. Те, кто хорошо знали его, едва заметно улыбались. Юные члены стаи пристально смотрели. Они закончились рассказывать свои истории, но Бьорн услышал немного из них.

– Хорошие истории, храбрые деяния, – убедительно произнес он. – Ваша отвага даст немало пищи для песен скьялдов. – Он осторожно встал. – Благодарю вас за угощение и ваши истории. Теперь я должен идти. У меня есть дела.

Богобой обеспокоенно посмотрел на него.

– Ну да, несомненно, дела с нашим повелителем Леманом Руссом! – сказал он остальным с энтузиазмом, который не соответствовал его взгляду. Фит снова обнял Бьорна и прошептал ему на ухо: «я понимаю твою потребность в уединении».

– Но не сторонись нас, мой брат. Возвращайся побыстрее. Это твоя стая, не моя. – Отзывчивость Богобоя обожгла Бьорна не менее сильно, чем оскорбление, и он ушел со всем достоинством, на которое был способен.

Бьорн отыскал тихое местечко подальше от остальных. Там он пил мёд, пока не закружилась голова.

Опьяневший воин погрузился в глубокую тоску. Кончиком своего длинного черного ногтя он нацарапал на каменном столе символ, старый, как само человечество – оберег от сглаза.

Бьорн никогда не был полностью заодно со своими товарищами. Дружественные насмешки, свойственные Влка Фенрюка, тяжело давались ему. Другие воины считали его суровым. Будь у него возможность выбирать, то он бы вел свою стаю в бой с честью и оставался в одиночестве после него. Теснота Этта раздражала его. Он ненавидел замкнутое пространство. Он жаждал открытых небес, холодного пронизывающего ветра с запахом добычи. От воспоминаний о своих одиночных походах на охоту у него дернулся нос. Увы, времени на выслеживание добычи не будет. Легион задержится в Этте на считанные дни. Над незаконченным Вальгардом оружейники и кэрлы из кузниц спешили провести очередной ремонт потрепанных кораблей Волков.

Обрубок левой руки зачесался. Бьорн еще больше погрузился в свои страдания. Кожаная маска скрывала его сердитое лицо.

Вскоре воин опьянел. Глотая мед, он проливал его на бороду, но ему было все равно.

Ярл Огвай Огвай Хельмшрот руководил пиром с высокого стола. В последние месяцы он охладел к Бьорну. И тот не винил его. Как должен был ярл относиться к воину, возвышенному настолько вопреки традициям? Как и в любом обществе, в Влка Фенрюка присутствовали обычаи и иерархия, но Русс нарушил их. Огваю пришлось игнорировать Бьорна, пусть и не из зависти. Благоволение к Бьорну отдавало вюрдом. Избранные судьбой люди предвещали несчастье, так как приносили смерть другим, следуя за своей кровавой нитью до самого его конца.

– Хавсер. Я стал, как Каспер Хавсер, – промямлил Бьорн. Он и в самом деле был дурной звездой. «Мне стоило оставить его умирать на льду», – мрачно подумал Бьорн и добавил вслух: «С того момента, как я сбил корабль и решил спасти его, моя нить запуталась».

Бьорн подозвал кэрла и приказал ему наполнить рог до самого края. На кэрле была маска сэньетти. Бьорна искоса взглянул на него. Кожа маски была скорее светло-серой, чем красно-коричневой, и покрытой мехом, как зверь, которого она изображала. Маска дрогнула. Те немногие человеческие черты, что она позволяла Бьорну увидеть, расплылись. Зверь был настоящим. Кэрл оказался варутфингом, оборотнем. Бьорн вздрогнул, оттолкнув рог и испугав кэрла, который снова стал человеком в маске. Иллюзия исчезла. Бьорн прогнал его свирепым взглядом, проследив за смертным, пока тот не исчез в дымных сумерках. Взгляд воина опустился к рогу. В глубине сосуда мерцал темный, словно кровь, мёд. Бьорн снова выпил.

Перед высоким столом полным ходом шли состязания с топорами и копьями, и другие опасные развлечения. Огвай улюлюкал и стучал медовым рогом по столу громче остальных, когда воин неуклюже ловил копье и его наконечник разрезал ему руку. Шумное веселье казалось Бьорну притворным. Хельмшрот слишком старался. Стук пустых блюд и рогов походил на погребальный шум, производимый, чтобы прогнать вихтов недавно умерших людей в Нижний Мир, где они не смогут вредить живым.

– Все неправильно, – пробормотал он в свой напиток. – Это все чертовски неправильно.

В теле Бьорна дары Всеотца сражались в безнадежной схватке с мёдом. Веки воина опустились.

– Бьорн Разящая Рука!

Бьорн очнулся и пролил свой напиток, торопливо потянувшись за коротким железным мечом, что носил на боку.

Только один человек звал его этим именем.

Перед ним появилась фигура в сером боевом доспехе, жуткая, словно возникший из ночи вихт. Двое других притаились поблизости, их белая броня придавала им вид призраков. Все трое были в полном боевом облачении.

Бьорн ошалело взглянул на изможденное лицо Ква Того-Кто-Разделен.

– Ква, – назвал воин имя жреца.

– Остановись, – попросил рунический жрец. – Не обнажай клинок. – Их окутала тишина, притягивая тени, словно покрывала, так что темнота вокруг потаенного места Бьорна казалась более густой. Шум пира стал тише и глубже, как вокс-запись, проигрываемая слишком медленно. Пляска огней утратила свою живость. Мерцание пламени стало усыпляющим. Огвай и остальные продолжали пировать в замедленном фокусом шамана движении. Кэрлы, которые сновали между Влка, изменились. Как и слуга, который принес Бьорну напиток, они превратились в животных, которые ходили на двух ногах и носили кувшины с мёдом в клыках и когтях.

– Малефикарум, – произнес воин. Он не стал обнажать свой меч, но и руку с рукояти не убрал.

– Никакого колдовства. Душа Фенриса влияет на наши нити, – успокоил Ква.

– Чего ты хочешь, трясущий кости? – спросил Бьорн. Он не мог отвести глаз от зверолюдей, слоняющихся, словно туман между столами.

– Чего я хочу? Дело не в моих желаниях. А в том, что требует от тебя твой вюрд, – пояснил Ква.

Горький смех Бьорна отчасти напомнил несчастный вой волка, отвергнутого своей стаей.

– Мой вюрд многого требует от меня.

– Он потребует больше. Много больше, – сурово сказал Ква. Он не одобрял жалость Бьорна к самому себе.

Жрец протянул сжатую в кулак руку ладонью вниз. Силовой доспех задрожал от паралича.

– Почему? – в отчаянии спросил Бьорн. – Почему я должен быть разлучен со своими братьями? Почему я должен нести это бремя? Почему не ярл, или годи? Я – никто.

– Вот почему, – сказал Ква. Он повернул руку вверх и раскрыл ее.

На ладони лежала руна, выжженная в деревянной пластинке. Символ имел много значений. Хотя его мистический смысл точно истолковать могли только годи, земной значение было известно всем Влка Фенрюка.

Медведь. Это была руна медведя.

Ква положил руну на стол рядом с вырезанным Бьорном грубым оберегом от сглаза.

– Завтра – солнцестояние, Фенрис приблизится на кратчайшее расстояние к Волчьему Оку, – сказал Ква. – Завтра дверь в Нижний Мир приоткроется.

Глаза Бьорна расширились. Изувеченные черты Ква наполнили мир множеством враждебных животных духов.

– Ты отправишься к Кракгарду с примархом.

– Что?

– Завтра.

Бьорн резко поднял голову от стола, очнувшись от пьяного оцепенения. Его оолитовая почка уже очищала кровь от токсинов, а голова была ясной. Пир, как и следовало, продолжался, наполненный радостью воинов к жизни. Бьорн моргнул.

На миг он подумал, что должно быть спал, так как в зале не было следов Ква, но его взгляд упал на руническую пластинку на столе, ее выжженные линии утверждали обратное. Бьорн инстинктивно потянулся за рогом с мёдом. Он поднес его к губам, но остановился и медленно отвел руку, вылив напиток на пол.

Прежде чем уйти он зачеркнул оберег на столе.

Они выступили на рассвете от Врат Восхода, когда Волчье Око начинало движение по небосводу. Врата находились всего на трети пути к вершине Клыка, но с дороги, ведущей с горы вниз, был виден изгиб планеты, который венчался Волда Хаммарки, подобно бригантине из шипованых пластин на теле могучего воина. Когда врата открылись, над пиками появилась огненная кайма, белая и свирепая дуга, которая заполнила четверть горизонта. Солнце находилось так близко во время Сезона Огня, что его кромка теряла постоянство и извивалась щупальцами корональных извержений. Волчье Око поднималось над Фенрисом, подобно королю, стоявшему над поверженным врагом, и земля в ответ содрогалась. Вальдрмани, волчья луна, скрылась за противоположным горизонтом, ужаснувшись ярости солнца.

Над более низкими горами носились грозы, стегая склоны свирепыми шквалами. Зимний снег исчез, и все ледники, за исключением самых крупных, находились в процессе бурного летнего таяния. По каждой расщелине мчалась вода, бурая, словно эль, стачивая ребра горных хребтов своей эрозийной мощью. Вокруг горных вершин трещали молнии. А земля тем временем дрожала и рокотала.

По команде Ква первым в утро вышел Бьорн, облаченный в племенную кожаную одежду. Он прищурился от ослепительного света родной звезды. Хотя его оккулоба компенсировала слепящий свет, он надел защитные очки, сделанные из разрезанной шкуры, и поле зрения уменьшилось до узкой полосы.

Леман Русс молча шагал за ним. Следом шел эскорт из десяти Волчьих гвардейцев во главе с Гримнром Черной Кровью. Затем Ква с группой седовласых годи. Их было восьмеро, самые старые и могучие из рунических жрецов, их длинные клыки блестели в рассветном сиянии.

Ни один не надел силовой доспех. Как и Бьорн, они были облачены в ритуальное кожаное снаряжение и маски. Без своего боевого доспеха Ква был почти беспомощен, и близнецы-стражники несли его на кресле, сделанном из кости маммота. С каждой шеи, кисти и пояса свисали пластинки из кости и рога с вырезанными на них могучими защитными рунами.

Русс остановился на обочине мощеной дороги и сделал глубокий вдох. Воздух был сухим и теплым. Ниже по склону температура будет соответствовать тропическим нормам Старой Земли, даже на полюсе. На экваторе она вырастала настолько, что становилась опасной для человеческой жизни.

– Отличный летний день, – сказал Русс.

Носильщики Ква поднесли его к королю.

– Начало конца, – сказал Ква. – В полночь Фенрис начнет свой путь прочь от Волчьего Ока. Он грел свои руки слишком близко к огню и теперь отдергивает их. Вскоре придет зима.

Русс смотрел на неистовство планеты одобрительным взглядом.

– Это суровый мир. Наш мир, – сказал примарх.

– Как телом, так и духом, – подхватил Ква. – Не будь он таким ярым, то мы бы не пережили это предприятие. – Он потряс посохом. Загремели волчьи зубы и костяные амулеты. – Вниз, – указал жрец, – к Кракгарду.

Из любого места, за исключением Клыка, подъем на вершину Кракгарда означал трудное восхождение. Но с горы, вмещавшей Этт, любое направление вело вниз. Отряд двигался вереницей по смертоносным тропам стороны Восхода. Когда группа спускалась, вершины братьев Клыка вырастали, от кажущихся скромными гребней до колоссальных масс камней. Так было, пока Бьорн не оглянулся и не узрел бесконечную величественность самого Клыка, его огромную пирамидальную форму, пронзающую облака. Сквозь громоздящиеся на восточном склоне облака и пульсирующую над вершиной зарю сияли огни флота.

Вскоре воины сошли с главной дороги, направившись вниз по вырубленным из камня ступеням. Пирамиды из волчьих и человеческих черепов охраняли входы на многочисленные площадки. Вырубленные в скале ниши хранили маленькие статуэтки воинов прошлого из слоновой кости. Путь вел в глубокую долину, отделяющую Кракгард от Клыка. Через одинокую каменную арку без стен они пересекли реку, бурлящую двумястами метрами ниже летним потоком. Некоторое время воины шли во влажной тени. Повсюду рос мох и папоротник, растрачивая накопленную за прошедший год энергию, чтобы пустить корни и посеять семена, накапливая снова энергию, прежде чем вернется лед. Воздух был жарким и таким влажным от испарений реки, что оружие Влка покрылось капельками конденсата.

Затем дорога снова пошла вверх, извиваясь между черными скалами к небесам.

Кракгард был погребальной горой Влка Фенрюка и обладал мрачным духом, чей голос нашептывал чуть тише дуновения горячих летних ветров. Вскоре после начала восхождения от главной дороги начали ответвляться первые тропы, ведущие к гробницам могучих героев. Затем они стали появляться регулярно.

Некоторое время спустя отряд пришел к впадине в горе, куда грязный язык ледника спустился с верхних долин, чтобы погрузиться в каровое озеро. В воде плавали голубые айсберги. Черный щебень устлал землю острыми осколками. У берега озера находилось ритуальное место, обозначенное столбами из бледно-серого дерева, украшенными вырезанными черепами космодесантников. В середине был установлен заостренный менгир высотой в рост Русса, грубо обтесанный для сходства с Клыком.

У склона хребта, где тропа поворачивала вниз к каровому озеру, в камне была высечена широкая площадка, вымощенная скользкими плитами и окруженная низкой стеной. На стене были установлена сотня волчьих черепов мордами наружу. Они принадлежали черногривому виду, самому крупному на Фенрисе. В центре площадки лежал валун высотой по пояс Бьорну, отполированной за годы человеческих прикосновений.

– Волчья гвардия вернется в долину и будет ждать возвращения примарха с горы у моста, – сказал Ква.

– Мы не уйдем, – отрезал Гримнр. Его товарищи тревожно переглянулись. – Ты не можешь требовать, чтобы я покинул моего примарха.

– Может. Подчинись руническому жрецу, Гримнр, – приказал Русс. Бьорну подумалось, что у него усталый и напряженный голос. – Подчинись его приказу, как моему.

– А что с Бьорном? – спросил Гримнр, сердито указав на воина.

– Бьорн будет ждать здесь на страже, – сказал Ква и указал на валун. – Ты сядешь на Камень Бдения и повернешься лицом к Этту. Не смотри на впадину.

Ква обратился ко всем.

– Мы, годи, вступим в борьбу плоти и духа, к которой вы не можете присоединиться. Вокруг этого места есть обереги. Черепа и камень защитят тебя, Бьорн. Ни в коем случае не отходи от них. Ты не должен смотреть на впадину.

– Как мне следить, если я не могу смотреть? – грубо спросил Бьорн.

– Действительно, почему он остается, а нас, Волчью гвардию, отсылают? – потребовал объяснений Черная Кровь.

– Он должен стать вестником провала, – пояснил Ква Гримнру. – Ты хочешь забрать у него это бремя? У него злой вюрд. Если хочешь, можешь разделить его.

Черная Кровь нахмурился, единственный глаз посуровел. Воин сплюнул на камень.

– Нет, – ответил он.

– Тогда вы будете ждать внизу, – сказал Ква и повернулся к Бьорну. – Если лорд Русс не вернется, ты принесешь известие о его гибели.

– Как я узнаю?

– Если он не вернется до заката, ты поймешь. Ты должен отвернуться, – сказал Ква. – Что бы ты ни услышал, ни в коем случае не поворачивайся, или все зло, что случиться с нами, произойдет с тобой, а через тебя с Легионом. Если мы потерпим неудачу, ты должен принести новости в Этт. Твоя задача заключается только в этом. Жди до вечера. Ни в коем случае не смотри на впадину, не важно, что случится. Не смотри!

– Если это мой вюрд, то я сделаю это, – сказал Бьорн, – хотя такая судьба мне не по душе.

– Это твой вюрд, Бьорн Разящая Рука, – сказал Ква, – и мне жаль, что это так, но плетение Всеотца не принимает во внимание личные чувства.

– Однорукий, – упрямо напомнил Бьорн, яростно взглянув на жреца. Самообладание воина, в конце концов, дало сбой. Непонятные заявления годи сидели у него в печенках. – Я – Однорукий.

Он похлопал по обрубку левой руки.

– Почему ты зовешь меня Разящей Рукой? Это какая-то дурацкая шутка?

Ква настороженно взглянул на него.

– Потому что это твое имя, Бьорн. Оно было вплетено в твой вюрд в момент рождения, последуй за своей нитью чуть дальше и ты поймешь, что это твое истинное имя.

– Мы закончили? – нетерпеливо прорычал Русс.

– Да, мой ярл, – ответил Ква.

– Тогда, Гримнр, к подножью лестницы, – приказал примарх.

Проворчав, хускарл увел воинов с площадки. Русс пристально следил за Бьорном, пока тот не занял свое место на камне и не отвернулся от впадины.

Один за другим годи прошли мимо, первым был в своем кресле Ква. Русс следовал последним. Проходя мимо Бьорна, он кивнул ему.

Бьорн прислушался к стуку костяных амулетов годи, угасающему вдали. Последней стихла тяжелая поступь Русса. В долине Кракгарда звук странным образом усиливался – шаги Русса были громкими, как артиллерийская канонада над полем боя.

Горячий ветер пошевелил бороду Бьорна. Его обрубок заныл. Он хотел свой молниевый коготь, чтобы тот скрыл его увечье.

Он хотел столь многого.

 

12

Дыхание Сюртюра

Протянувшаяся от впадины подковообразная долина резко заканчивалась головокружительным обрывом глубиной в полкилометра – наследие более сильных обледенений и прошлых тектонических сдвигов. За ней тянулись леса и ровные участки вокруг Волда Хаммарки. Долина направляла штормовые ветра, которые гнались друг за другом горячим неизменным потоком.

Небольшая группа направилась к ритуальному кругу. Он располагался на участке твердой вулканической породы, отличной от окружающего сланца. В центре находилось небольшое углубление, незаметное с площадки, возвышающейся над каровым озером. Изнутри ямы бил желтый свет. Поднимался и разносился по земле дым, рассекаемый острыми камнями. Над дырой стражем стоял менгир, высеченные очертания которого напоминали Клык. Пламя этого мира окрашивало его подбрюшье в оранжевый цвет.

Леман Русс подошел к дыре. Запах сероводорода заставил его отвернуться. Он не мог долго смотреть прямо в отверстие. Жар лохматил волосы и отталкивал его. Примарх отошел, перед глазами на миг возник образ бесконечной глубины и мировой кузни, бурлящей в сердце мира.

Ква приказал своим стражникам-близнецам поднести себя к краю ритуального круга.

– Это Дверь Сюртюра, кузница души, вход в его королевство мертвых.

– Я не видел ее раньше, – сказал Русс.

– Вы видели впадину.

– Да, я прошел ее. Это круг черепов с трещиной в скале, не отличающейся от прочих достопримечательностей Кракгарда. Я не обратил на нее внимания, – сказал примарх. – Это место для вас, годи.

– Зачастую таинственное спрятано на виду. Дверь Сюртюра активна только в этот день, – Ква поерзал на кресле. – С одной стороны это вулканическое отверстие с необычными свойствами. Геологическая диковинка. С другой – дверь в Нижний Мир. Чем вы его считаете, о, сын Императора?

Русс уставился на дыру, которая вела в раскаленное сердце мира. Он довольно хорошо понимал вулканические процессы, которые могли привести к такому необычному феномену. С рациональной точки зрения. Затем примарх посмотрел на своих годи, на черепа и руны, и понял своим сердцем, чем она на самом деле была.

– Это вход в Нижний Мир, – сказал он.

Ква кивнул.

– Вот лед, вот огонь, вода, воздух и дух… – Он указал посохом на ледник, отверстие, каровое озеро, небо и Лемана Русса. – А вот и земля.

Как только он произнес это слово, двое стражников опустили Ква на землю. Ножки кресла коснулись камня. Это придало жрецу сил, и его немощность показалась менее заметной.

– В этом месте стихии Фенриса находятся в равновесии. Вы олицетворяете душу планеты. Только вы можете совершить это путешествие. Оно может быть предпринято только сейчас и только с нашей помощью.

Он дважды погремел костьми своего посоха. Годи расположились кругом между шестами и ожерельями из черепов. Русс взглянул на Ква. Ни он, ни прочие ничем не походили на библиариев Легионес Астартес. Они были языческими жрецами, бросающими руны, ледяными шаманами.

Ква трижды ударил посохом по камню. С четвертым ударом к нему присоединились другие годи. Синхронно с этим медленным ритмом они запели. Сначала начал первый, затем следующий, и так далее, пока все семеро не стали повторять гипнотизирующие фразы в такт с ударами посохов, которые переплетались и наслаивались друг на друга, подобно замысловатому узелковому орнаменту.

– Фенрис находится в перигее, – сказал Ква. – Наступило солнцестояние, абсолютный пик лета. Выслушайте меня, Повелитель Зимы и Войны. В Нижнем Мире вы столкнетесь со сверхъестественными существами. Вихтами и даже хуже. В делах с ними необходимы концентрация и самообладание, как во время дуэли. Ни в коем случае не теряйте бдительности. Можете пить их мёд и эль, но не прикасайтесь к мясу вихтов, или навечно пропадете в Нижнем Мире. Не отвечайте на вопросы, как бы они ни завлекали вас в свои сети обмана. Обходитесь с ними благородно, как со смертным лордом, и они дадут то, что вы хотите узнать, хотя вам могут не понравиться ответы. А еще придется заплатить. Подойдите ко мне.

Русс подошел к креслу жреца-калеки. Пение других годи одурманивали примарха, и он шел неуверенно, словно ступив на сухую землю с качающейся палубы корабля после долгого тяжелого плавания.

Ква сделал знак, и Русс наклонился.

– Прежде всего, милорд, помните, кто вы, – прошептал Ква так тихо, что больше никто не услышал его.

Русс кивнул.

– Я – Леман Русс.

– Нет, – возразил Ква. – Вот кто вы, – и он произнес ему на ухо имя, которое Русс никогда не слышал. Он знал без всяких объяснений, что оно предназначалось ему, прежде чем его похитили с Терры.

Это имя подействовало на него. В ушах Русса загудело. Он изумленно выпрямился, голова кружилась. Его мир заполнило искалеченное лицо Ква.

– Помните, что вы больше, чем волк. Вы готовы?

– Да, – ответил примарх.

– Идите к двери и посмотрите внутрь.

Русс в полусонном состоянии подошел к отверстию. Жар заставил его остановиться.

– Посмотрите внутрь, – сказал Ква. – Не бойтесь жара. Лед в вашей душе защитит вас.

Примарх отрешенно заглянул в дыру, прямо в поток горячих газов. Покалывание кожи предвещало ожог. Он почувствовал, как тело само восстанавливается от повреждений. Волчий Король исцелялся так же быстро, как и получал ожоги. И все же это было очень больно.

– Без боли нет успеха, – сказал Ква. – Все, что дает Нижний Мир, требует жертвы. Вы согласны на это, мой ярл?

– Согласен! – произнес сквозь зубы Леман Русс. Пение его жрецов смешалось с пульсацией терзающей лицо боли. Задержанное из-за пылающих газов дыхание вызывало головокружение.

– Тогда глубоко вдохните дыхание Сюртюра и прощайте. В этой жизни мы с вами больше не встретимся.

Русс помедлил всего на миг, прежде чем наполнить свои легкие обжигающим воздухом. Рот и горло горели. Легкие усохли. Пение жрецов гудело громче шума битвы, и Русс подумал, что его обманули, и он умрет, став жертвой колдунов, которых наивно выпестовал.

Отверстие в земле устремился к нему, раскрывшись, словно пасть, и Леман Русс выпал из этого мира в совсем другое место.

Двери Сюртюра открылись.

Зимние шаги издавали специфический звук. Хруст-скрип воздуха в сдавливаемом снегу, хлюпанье-скольжение ноги, перемещающей хрупкие кристаллики. Это звук покоя. Звук смерти. Смерть во враждебные времена года, когда более разумные существа спят. Покой в пустоте мира, где человек может быть совсем один под сводами творения и ничто его не потревожит. В подобном месте нет границ между жизнью и смертью. Они теряют свои различия. Здесь легко научиться, и легко исчезнуть, позволить телу остыть, а душе воспарить. Подходящее место, чтобы сдаться.

Русс знал звук зимних шагов так же хорошо, как собственное сердцебиение.

Белизна поблекла до синего сумрака. Русс открыл рот и сделал глубокий вдох. Обожженные легкие теперь околели от ледяного воздуха. Глаза уже были открыты, так как их влажная поверхность застыла от стужи. Словно сняли чары, и они снова могли видеть.

Шаги принадлежали ему. Он шел по хрустящему снежному полю, его ноги погружались сквозь наст в рыхлый снег. Каждым шагом ноги проваливались до колен. Примарх замедлился и остановился.

Ночное небо освещало мир нежно-синим цветом. Миллиарды ледяных кристалликов подмигивали миллиардам звезд в космическом флирте.

Леман Русс повернулся на месте. Хотя он слышал свои шаги и чувствовал движение вперед, но следов, ведущих к месту, где он стоял, не было. Снег на плоской равнине лежал непотревоженным. Во всех направлениях суровая сине-белая земля встречала на горизонте сине-черное небо. Холод впивался в голени подобно железу. Холод терзал его легкие подобно когтям. Звезды были чужими, холод – сильнее, чем самая смертоносная фенрисийская ночь. Если бы не его тело примарха, он был бы уже мертв.

Русс обучался подле Императора. Не было ни богов, ни подлинной магии, ни приключений во снах, ни видений. Подобные явления, если и происходили, то были проявлениями варпа, отфильтрованные человеческим сознанием. В объективном смысле они не были реальны. Существовали учения о разуме, учения о душе. В этом заключалась Имперская Истина, которой Он учил.

До Императора Русс обучался у годи. Он вырос с верой в вихтов и призраков, где каболдр и имгр выползали из Нижнего Мира, чтобы добавить сверхъестественных опасностей в мир, который уже кишел смертными опасностями. В той системе верований такие места, в которых нынче путешествовал Русс, были такими же реальными, как и явь, и намного более смертоносными.

Стоя в одиночестве посреди снежного поля Русс знал, во что верил. Он видел слишком много якобы нереальных вещей, которые оказались слишком реальными. Он был достаточно мудр, чтобы понимать несущественность реальности или нереальности кого-то или чего-то. Верным был вопрос: могло ли оно его убить?

Ква сказал «да». А он редко ошибался.

Полученные у дверей ожоги исчезли, как и его ритуальная одежда из кожи. Теперь на примархе было облачение из шкуры волков, неумело отрезанной и сшитой для его громадного тела. Хвосты зверей висели в странных местах. Это была насмешка над одеянием вождя. Такую в сагах носил трикстер. Русс не мог не заметить этого.

Это не имело значения. Ничто не имело, если он не уберется с холода.

Созвездия рун соединяли звезды. Периферийным зрением он замечал линии между ними, начертанные в свете звезд, но когда поворачивался, чтобы лучше рассмотреть, они снова исчезали во тьме. Одно сочетание он узнал: путаница из отметок при определенном угле зрения создавала очертания пустотного корабля типа «Глориана». Когда примарх присмотрелся, оно тоже исчезло. «Его собственный, – гадал Русс, – или Гора?»

Слева раздался одинокий протяжный вой. Русс стремительно обернулся, из его рта вырвались клубы ледяного пара, словно из пасти снежного дракона.

Вдалеке, почти у горизонта сидел одинокий волк. Его черная шкура сливалась с ночным небом. Даже глаза примарха едва различали зверя. Вспыхнули белые зубы и желтые глаза, и зверь пошел прочь.

Лицо Русса окаменело. Без промедления он бросился в погоню. Арктическая пустошь тянулась на лиги. Волк бежал быстро, и Русс мчался за ним, не отставая, но и не догоняя. Воздух обжигал его легкие. В задней части гортани ощущался привкус охлажденной меди. Застывшая в носу влага хрустела и жалила. Он сорвал волчий хвост со своего пестрого костюма и зажал его в зубах. У шерсти был отвратительный вкус, она смердела мускусом и вскоре покрылась льдом от дыхания примарха, но хвост спас легкие от превращения в куски замороженного мяса.

Русс бежал, не снижая темпа. Ноги в ботинках онемели. Сведенные судорогой руки напоминали когти. Но он не останавливался. Впереди бежал волк. Каждый его шаг выбрасывал мерцающие кристаллики, но ноги не погружались в снег и не оставляли на нем следов. Русс же часто спотыкался, его ноги проваливались в невидимые ямы. Не один раз он уходил по грудь в снег. Когда казалось, что волк исчезнет впереди, глубокий снег закончился и Русс споткнулся, проклиная между судорожными вдохами всех жрецов. Они бежали целыми часами. Свет ни разу не изменился. Солнце не поднялось.

Наконец, когда легкие примархи пылали, словно расплавленный металл, а в конечностях ощущались первые симптомы обморожения, на горизонте появился желтый свет. Русс был слишком изможден, чтобы обрадоваться. Он еще больше подстегнул себя, идя по следу волка.

Зверь замедлился. Свет разделился пополам, затем на три части, затем больше, пока не превратился в маленькие окна в низкой стене длинного дома вождя, похожего на перевернутую пятидесятиметровую волчью лодку. Его крыша посередине сильно расширялась, заостряясь к обоим концам, где скрещенные угловатые столбы с оконечностями в виде резных волчьих голов образовывали каркас для поддержки центральной балки. Толстый слой снега скрывал дранку крыши и поднимался тонкими башнями на столбах. Из дымохода лился свет, а из открытых ворот огни отбрасывали на землю большую желтую трапецию.

Еще больше замедлившись, волк подошел к дому, утратив часть волчьего облика. Одним прыжком он перешел с четырех ног на две, передние лапы изменили форму, превратившись в человеческие руки. За следующие несколько шагов его плечи расширились, а задние ноги удлинились. В остальном он оставался волком, волосатым и таким темным, что походил на тень на светлом участке снега. Руки заканчивались когтями, и хотя он шел прямо, задние ноги сохранили волчье строение скакательного и коленного суставов и пясти.

Волкочеловек завыл, заявляя о себе, и с важным видом вошел в зал.

Русс побежал. Он не видел, что было за светом. Несмотря на убийственный мороз, окна были открыты, словно хозяин дома радовался нескольким мягким дням фенрисийской весны, перед тем, как лето Волчьего Ока погубит все.

Русс прикрыл ладонями глаза, но все равно ничего не разглядел в свете.

Ему осталось только одно.

Леман Русс расправил плечи и шагнул в зал.

 

13

Двор Короля Эльфов

Внутри зал был таким же закоптелым, как и любое человеческое жилье. Видимый снаружи яркий свет исчез, как только Русс прошел через ворота в единственную комнату. Два ряда столбов ограждали большое центральное пространство, по обеим сторонам которого тянулись затененные проходы. Огромная груда углей на каменной плите в центре зала потрескивала медленно затухающим костром. Факелы в железных подсвечниках, прикрепленных к столбам, давали неровный свет, который едва дополнял красное зарево очага.

Помещение было заполнено волколюдьми, не уступавшими размерами легионерам.

За длинными столами сидели сотни этих тварей, вгрызаясь в лоснящиеся жареные куски мяса, которые пахли человеческой плотью, и запивая прокисшим мёдом из свинцовых чаш. Ряды волосатых спин сгорбились над пищей. Многие носили кожаную броню, единицы – длинные кольчуги. В конце каждого стола стояли конические стойки, на которые было сложено их огромное и грубое оружие, хотя волколюди абсолютно не нуждались в нем: их зубов и когтей было вполне достаточно, чтобы убить большого белого медведя.

В нос Русса ударил запах псарни. Он был похож на тот, что царил в Этте во время сбора Великих рот, но намного сильнее и с неуловимым душком хвори, словно зверей слишком долго находились взаперти и от этого болели.

Во главе зала находился помост, на котором стоял еще один стол, но в отличие от других поперек помещения. В зале людей пространство позади высокого стола разделялось на отдельные комнаты для ярла и его семьи, но это был не человеческий зал и в нем комнаты отсутствовали. Пол был ледяным, а не земляным, покрытым тростником. Домашняя утварь и посуда отсутствовали. Как и ткани для защиты от холода. И шкуры для отдыха. Там, где в Миру дети сидели и слушали истории старших, были свалены обглоданные кости. Стены избороздили следы когтей. В этом этте Нижнего Мира не было комфорта, только мясо, лед и огонь.

Королем этого места был огромный черный волк, крупнее всех остальных, настолько громадный, что едва умещался на своем троне и нависал над столом, словно едва сдерживаясь, чтобы в гневе не отшвырнуть его. Зверь не обратил внимания на примарха и вел разговор со своими ярлами с полным ртом кровавой плоти. На столе перед ним и его воинами стояло длинное деревянное блюдо. Вид животного, которого этот лорд уже по большей части обглодал, был очевиден из сложенных на столе обглоданных костей тонких пальцев и длинной плоской формы тела.

Перед столом лежал спящий волк вполне обычного вида, хотя и отличающийся громадными, даже по стандартам Фенриса, размерами. Как и прочие волки в помещении он размывался, словно состоял из тени, а не плоти.

Единственной искусно выполненной вещью в зале было огромное копье, лежавшее на паре железных подставок у стены за спиной короля.

Копье Императора. Проклятое оружие самого Русса.

Примарх прошел к огню. При общении с вихтами и губительными существами человек ни в коем случае не должен демонстрировать страх. В этой истине Русс убеждался много раз.

Он встал у костровой ямы. Волколюди не обращали на него внимания, продолжая пировать. Они рвали мясо зубами и раздирали когтями, перемалывали ребра, ворчали, обжигаясь. Когда два волка потянулись за одним куском, оба щелкнули зубами и зарычали друг на друга. Еще миг, и началась бы драка.

– Милорд! – выкрикнул Русс.

Никакой реакции, словно его здесь вообще не было.

Он окинул взглядом сгорбленных зверолюдей, запрокинул назад голову и завыл. В этом жутком зале сила его зова усилилась многократно. Балки задрожали. С крыши посыпался снег. Пламя погасло.

Русс добился своего. Наступила тишина. Из мрака на примарха уставилась сотня пар желтых глаз.

Король-исполин встал, с легкостью оттолкнув назад гранитный трон.

– Кто это пришел в мой зал и бросает мне вызов?

Он говорил на рокочущим ювике, родном языке Фенриса.

Уголь в огне затрещал. Зола осыпалась, запустив искры к дымоходу.

– Я Леман из Руссов, Повелитель Зимы и Войны, Великий Волк, примарх Влка Фенрюка, которых люди зовут Космическими Волками, Шестого Легиона Терры, владыка Фенриса в Миру и сын Императора Человечества. Я прошу тебя о милости, лорд. Ночь холодна, а я прошел долгий путь. Могу я остаться и передохнуть согласно закону гостеприимства?

– Ты король?

– Да, – ответил Леман Русс.

– Столь жалкое одеяние недостойно короля, – сказал волк, указав на одежду Русса. – И ты не волк. Посмотрите на самозваного волка, который ходит на двух ногах! – усмехнулся он.

Воины рассмеялись лающей какофонией, наполненной угрозой.

– Ты знаешь, кто я, смертный?

Русс открыто улыбнулся, тем не менее, быстро соображая. Он должен был взвешивать каждое сказанное слово. Из-за неубедительной речи он мог застрять здесь навечно.

– Одно из твоих имен – Король Эльфов. Ты – повелитель вихтов и альваров, бог неттагангра. Это Мюспьялл, зал тех, кто умер бессмысленной смертью. Прислуживают тебе умершие от старости, а пищей служат трусы.

Волк одобрительно кивнул.

– Я – он и много кто еще, – сказал он. Его розовый язык неуклюже двигался в пасти, когда он выговаривал человеческие слова. Еще больше грубости добавляло его влажной и гортанной речи рычание. – Как и ты, я – Великий Волк. У меня много имен, и этот титул подходит мне больше, чем тебе, Леман из Руссов. Я говорю тебе: убирайся. Тебе нет места в моем зале, создание Мира. Это мои владения. Уходи на мороз.

Его вассалы зарычали.

– Закон очага требует, чтобы ты принял меня, как король короля, – уверенно перекричал их рычание Русс. – Мы не враждуем. Я пришел сюда без оружия и открыто. Откажи мне в праве на обогрев и накликаешь беду на свой вюрд. Это закон, как для Нижнего Мира, так и верхних земель.

Великий Волк зарычал. Слуга, увенчанный оленьими рогами и увешанный амулетами, коснулся его руки, и волк низко наклонился, чтобы тот мог прошептать ему на ухо.

– Мой годи сказал мне, что ты говоришь правду. Что ж, садись вместе с моими воинами, если осмелишься. Ты здесь долго не протянешь. Они не приветствуют человеческую компанию.

– Я не обычный человек, – ответил Русс.

– И все же ты человек. Амарок! Освободи место для нашего гостя.

От массы пирующих теней отделился волк и приветственно поднял руку, указывая на место на скамье. Русс подошел. Зверь не уступал ему в росте, был мускулист, но казалось, состоял исключительно из дымного воздуха, и не имел определенных черт, за исключением пылающих глаз, белых зубов и свисающего языка.

– Ты нагло последовал за мной в этот зал, – сказал волк, названный Амароком. – Наслаждайся наградой.

Рычащие волколюди подвинулись, и Русс сел за стол.

– Бери мясо, – сказал Амарок, толкнув к Руссу деревянное блюдо. На нем лежала согнутая в колене и обуглившаяся человечья нога.

– Не буду, – отказался Русс.

Теневые волки зарычали и заскулили, их язык был слишком грубым для понимания Руссом.

– Хочешь оскорбить нас? – спросил Амарок. – Наша пища недостаточно хороша для короля?

– Напротив, – смиренно ответил Русс. – Я уважаю вас. И уже достаточно воспользовался вашим гостеприимством. Ваш повелитель предоставил мне убежище, и это все, что мне было нужно. Ваши воины сильны. Я бы хотел, чтобы они были еще сильнее, поэтому не стану отбирать у них пищу.

– Тогда, по крайней мере, выпей, – потребовал Амарок. – Откажешься, и мы убьем тебя за пренебрежение нашим гостеприимством.

Руссу толкнули чашу из кованого свинца. На ее краях когтями были нацарапаны примитивные образы волков. Качество работы было невероятно грубым.

Чаша до краев была наполнена темным мёдом. Его поверхность искрила инеем. Жидкость не двигалась, замороженная до самого дна сосуда.

– Благодарю тебя, – сказал Русс и поднес чашу ко рту. Он вцепился в нее, пробив острыми зубами свинец и лед. Примарх пережевал их и проглотил. Свинец оказался горьким. Мёд леденил сильнее глубин пустоты, обжигая горло Русса, но он улыбнулся.

– Хороший мёд, – сказал примарх.

Теневые волки разразились рычащим смехом. Лоб Амарока сморщился от злорадства.

– Кажется, у тебя проблемы с твоим напитком. Позволь помочь тебе.

Амарок выхватил факел со стоявшего позади него шеста и поднял его над чашей. Со сверхъестественной скоростью лед растаял, и по поверхности мёда побежали миниатюрные волны. Русс снова поднял сосуд. Амарок поднес факел вслед за чашей, так что пламя опалило волосы примарха. Мёд пузырился и источал пар. Русс поднял кубок к губам и глотнул, еще и еще. Напиток был обжигающе горяч. Его пары попали в нос, от чего из глаз примарха потекли слезы. Но он продолжал пить, не обращая внимания на боль.

Русс, задыхаясь, опустил чашу. Амарок смотрел на него, вытаращив глаза и оскалившись. Все, что удалось примарху – это уменьшить уровень мёда на высоту пальца, но, тем не менее, это поразило теневого волка.

– Ты… ты выпил, – прорычал он. – Ты отхлебнул достаточно, чтобы понизить уровень.

– Очень освежающе, – сказал Русс и благодарно отрыгнул.

Амарок пришел в себя.

– Тогда выпей еще.

– О, благодарю, но нет. Я напился. Такая удивительная чаша могла насытить херсиры четырех эттов. Твоя щедрость не знает границ. Я благодарен тебе и воздам хвалу твоему племени в верхних землях. – Он провел пальцем по откусанному краю. – Прошу прощения за край чаши, красивая вещица была.

Все, за исключением Амарока, теневые волки рассмеялись.

– Ты оскорбил меня! – прорычал он и прыгнул к Руссу.

Примарх небрежно ударил по морде волка тыльной стороной ладони, словно наказывая одного из своих зверей. Амарок с визгом покатился назад, припал к земле и приготовился к прыжку.

– Довольно! – проревел Великий Волк. – Этот человек из Руссов – наш гость, пусть и нежеланный. Ты предложил ему мясо, он с должной вежливостью отказался. Ты предложил напиток, он выпил достаточно. Он соблюдает закон очага. Ты не можешь навредить ему, Амарок, или рискуешь изгнанием из этого места. Ты здесь такой же гость, как и он.

Уши Амарока прижались к черепу, и он склонил голову, повернув ее в бок, чтобы обнажить свое горло перед королем.

– Я признаю свою ошибку и непременно исправлю ее.

По коже Русса побежали мурашки от демонстрации обычаев Своры этой пагубной мерзостью.

Напряжение немного спало. Великий Волк пролаял команду. Слуги появились из ниоткуда и унесли блюда и кости. Они были тенями мужчин и женщин преклонных лет. Мертвецы, убитые одним лишь позорным возрастом.

– Если наш гость достаточно могуч, чтобы пить наш мёд, возможно, он насладится другим вызовом?

– Несомненно, – ответил Русс и хлопнул в ладоши. – Ночи здесь длинные. Уверен, ты будешь признателен за развлечение.

Теневые волки весело завыли и застучали питьевыми рогами и чашами по столам.

– Я готов предоставить это развлечение в обмен на услугу, – сказал Русс.

– И о какой услуге ты просишь?

– Я задам вопрос и ты должен будешь ответить.

– Отлично, – сказал Великий Волк. – Моя мудрость широко известна. Я думаю, ты пришел в этот зал неслучайно. И все же ты меня заинтриговал, смертный. Я исполню твою просьбу. Я дам тебе четыре задания. Скажем, испытание мёдом было первым, и ты его уже провалил. Осталось еще три.

– Вряд ли это справедливо. Знал бы, что это медовое состязание, я бы старался лучше. Я не справился до того, как начал.

Великий Волк зарычал.

– Ты выглядишь слабым, поэтому я буду честен. Выполни одно из этих заданий, и я исполню твою просьбу. Не справишься со всеми, и ты навечно останешься здесь прислуживать мне.

Вызов был честным, как того требовал обычай. Русс ждал этого отражения собственного приветствия Императора так много лет назад. Он задумался, выглядел ли для своего отца таким же диким, как Великий Волк, во время их первой встречи.

– Если не справлюсь, то буду биться за тебя, – сказал Русс.

Великий Волк рассмеялся, и к нему присоединились его воины.

– Ты слишком слаб, чтобы биться с нашими врагами, маленький человек! Нет, нам нужен шут, чтобы веселить моих воинов после их трудов на поле битвы. А если ты не справишься с развлечением нас, тебя будут пожирать каждую ночь и воссоздавать для новой попытки.

– Звучит не так уж и плохо, – сказал Русс, беззаботно пожав плечами. – Человеку свойственно желание быть полезным.

– Так мы договорились?

– Договорились.

Пасть Великого Волка растянулась в собачьей пародии на усмешку.

– Твоим шуткам стоит быть веселыми, Леман из Руссов. Мои зубы остры.

Великий Волк встал и поднял руки. Он резко махнул вниз указательным пальцем левой руки. От неожиданной боли у Русса перехватило дыхание. Справа на его груди каким-то колдовством Нижнего Мира открылась рана, словно от удара когтем.

– Первая метка за провал с первым испытанием. Получишь четыре, и твоя душа наша.

Теневые волки застучали посудой по столам, отбивая настойчивый ритм.

– Итак, второе испытание!

Ритм ускорился, а согласованность рассыпалась. Теневые волки завыли. От этой какофонии огромный волк перед высоким столом дернулся и заворочался во сне.

Из-за столов вышла хромая старуха. Она не была ни волком, ни тенью, но живым существом из плоти и крови, хоть и очень старой и дряхлой.

Она приковыляла к Леману Руссу и посмотрела на него молочными от катаракты глазами.

– Это моя мать, – сказал Великий Волк. – Наставница, несравненная охотница, непревзойденная убийца людей. Ты будешь бороться с ней. Побьешь ее и ты выиграл. Если нет, тогда перейдешь к следующему испытанию. Три схватки. Если тебя свалят за пять секунд, теряешь очко. Для победы нужны два очка из трех.

– Отлично, – ответил Русс. Он сплел пальцы рук и хрустнул ими. Даже он, палач Императора, который в прошлом выполнял все, о чем его просили, какими бы отвратительными задания ни были, противился схватке со старухой. Он напомнил себе, что все вокруг – творение вюрда, в двух шагах от малефикарума. Она была такой же старухой, как он камнем. Примарх принял борцовскую стойку. Старуха была так скручена возрастом, что ее голова едва доставала до его пояса.

– Ты готова? – спросил он. – Я попытаюсь быть нежным.

Старуха одарила его беззубой улыбкой. Затем бросилась на него с такой скоростью, что едва не застигла врасплох. Она обхватила руками ногу Русса. На вид хрупкие, как тростинки, руки обладали ужасающей силой. От прикосновения женщины кожа примарха онемела от холода, а нога лишилась сил. Колено подогнулось. Чудовищным броском старуха опрокинула Русса на спину. Прежде чем он смог подняться, он запрыгнула ему на грудь. Мешок с перьями весил больше, и все же она выбила воздух из его легких, и он начал задыхаться.

Волки начали скандировать, и Русс распознал в их рычащей речи цифры, используемые на Фенрисе.

– Фюф, фор, тра, тва, онн!

Они выли, лаяли и стучали чашами. Между ними сновали изможденные с виду вихты, наполняя волкам чаши, как только они пустели.

Старуха так осторожно соскользнула с груди Русса, что он подумал, будто она может споткнуться и переломать свои дряхлые кости.

– Первый раунд за Матерью Эльфов! – завыл Король Эльфов. – Следующий!

Во второй раз Леман Русс приготовился лучше. Старуха бросился на него с той же невероятной скоростью. В этот раз мозолистые руки примарха сжали ее плечи, не крепче палок, обернутых бумагой, но в них была заключена сила гор. Женщина давила на Русса сильнее взрослого конунгура. Русс боролся изо всех сил, но этого оказалось недостаточно. И снова в его конечности проник ледяной холод и слабость, начиная с бицепсов, в которые она так злобно вцепилась, и дальше до костей, а от них во внутренние органы. Русса терзала сильная боль, суставы свело, зрение затуманилось. Ноги задрожали, и женщина заставила его опуститься на одно колено, затем на другое, так что его глаза оказались на уровне ее беззубого рта. Она отпустила одну из его ослабевших рук, схватила примарха за волосы и мягко ткнула лицом в твердый, как железо лед. И так держала, пока волки считали от пяти до одного, стуча чашами и рогами, неважно, были ли те полными или нет.

Русс пытался подняться. Его придавил вес целого мира, холодного мира, состоящего изо льда и ненависти. Это было слишком тяжело для любого человека, даже примарха.

– Ты не сможешь побить ее, не сможешь! – завыл Король Эльфов. – Я же говорил, тебе не выиграть!

Зал взорвался ликующим лаем. Старуха отошла. Русс, покачиваясь, встал. Согнувшись и опершись руками в колени, он тяжело дышал, пока не вернулись силы. Когда примарх поднял голову, старуха стояла на том же месте, откуда начинала свою атаку. Спина сгорблена, глаза невидящие, конечности дрожат от возраста так, что пальцы неконтролируемо трясутся. Он должен был сбить ее с ног сильным выдохом, и все же эта старуха одолела его.

– Поглядите, мои воины, на лучшее из того, что есть у Мира! Два из трех!

Теневые волки зарычали и завыли от смеха.

– Вот, что я скажу тебе, человечек, – произнес сквозь слезы от смеха Великий Волк, – прежде чем она снова уложит тебя на снег. Если сможешь побить ее в этот последний раз, я присужу победу тебе. Как тебе такое развлечение?

Русс кивнул, едва в состоянии говорить.

– Вполне хорошее.

В третий раз он первым бросился вперед, атакуя с яростью берсеркера. Старуха встретила его своими длинными и тонкими руками. Примарх давил изо всех сил, пока на шее не вздулись жилы. Ему было бы легче сдвинуть гору. Карга не пошевелилась, и Русс надавил еще сильнее. Сверхчеловеческим усилием он отодвинул старуху на полшага назад, вызвав удивленные возгласы у волколюдей. Но чем больше усилий он прилагал, тем быстрее таяли его силы, и в этот раз без всяких действий со стороны матери эльфов, которая только удерживала его на месте, Русс осел на землю, и скандирование волков вернулось на прежний уровень. Обессилевшие пальцы примарха соскользнули с руки старой женщины, он сваливался на пол и невольно застонал.

Волки засмеялись. Старая карга, хихикая, заковыляла прочь. А может быть, она плакала. Русс не мог сказать. Мир вокруг стал серым, детали было сложно разобрать, и все, чего он хотел – это вырваться отсюда.

Он медленно пришел в себя, встав сначала на четвереньки, а затем, пошатываясь, на ноги. Силы к нему вернулись не полностью. На глаза упали волосы, и он заметил новую седую прядь среди светло-медной шевелюры.

– Принесите ему мёда! – прорычал Король Эльфов. – Уважьте нашего гостя за его развлечение.

Теневой волк подбежал к примарху, расплескивая мёд из рога в неуклюжей получеловеческой хватке. Русс схватил сосуд и выпил содержимое одним глотком.

– Итак, еще одно испытание провалено. – Король Эльфов не пошевелился, но второй удар когтем вскрыл плоть Русса, и кровь хлынула в его затхлые шкуры. Порез был глубоким. Русс не вздрогнул, но зарычал.

– Твое третье испытание, о, лорд вихтов, – сказа Русс.

– Да, да, третье испытание! – пролаял один из херсиров Короля Эльфов. Завывания волков сменились жестоким хохотом.

– Простое задание. Видишь зверя перед моим троном?

Русс посмотрел на гигантского волка, спящего перед помостом.

– Ты должен подвинуть его, вот и все, – сказал Король Эльфов, – хитростью или грубой силой, неважно, просто подвинь его. Влево, вправо, назад, вперед. Тебе решать.

– Отлично, – сказал Русс.

Он подошел к голове зверя и пристально посмотрел на него. Его волчьи братья Фреки и Гери инстинктивно отреагировали бы на его присутствие, зная, что ему нужно от них без всяких слов или жестов с его стороны. Эта родственность распространялась на всех фенрисийских волков. Они инстинктивно знали, что он был повелителем грубой силы и соответственно подчинялись ему.

Волк Короля Эльфов продолжал крепко спать.

– Волк! – заявил Русс. – Прошу тебя подвинуться.

Волк даже не дернулся.

Русс зарычал. Он подошел к высокому столу и взял сальную руку труса и потряс ее перед огромной головой волка.

– Волк! Давай, волк, шевелись! – сказал он.

Ноздри зверя раздулись. Лапа дернулась. Но он не проснулся.

Русс бросил копченую конечность и вытер руки о шкуры.

– Ну что же, – сказал он. – Поступим иначе.

Тварь была огромной. Самые крупные фенрисийские волки вырастали до размеров боевых танков. Этот любимец Короля Эльфов совсем немного уступал им, достигая четырех метров от носа до огузка.

Русс пристально посмотрел на брюхо, которое вздымалось в такт медленному дыханию спящего зверя. Несмотря на кажущуюся простоту задания, будет непросто.

– Волк подобного размера совсем не должен стать проблемой для могучего Лемана Русса, – сказал Король Эльфов. – Если сможешь подвинуть его, то выиграешь. Но будь осторожен, твои шансы уменьшаются.

Русс заворчал и, снова вытерев руки, сунул их под брюхо волка.

Его окружил мех. Мягкий, как дыхание женщины и теплый, как хороший весенний день. Примарх просунул руки под зверя до самых локтей и толкнул.

Спящий волк был таким же тяжелым, как капсула водоснабжения пустотного корабля. Русс вообще не смог его подвинуть.

Он попытался снова. Лицо примарха покраснело. С губ сорвался напряженный хрип. Будь это смертный волк, Русс смог быть поднять зверя на плечи и перенести, даже не вспотев. Но, как и старуха до этого, зверь оказался таким же непоколебимым, как сам Асахейм.

Русс выпрямился и стряхнул черные волосы со своих рук. Волк ни разу не пошевелился за все время попытки.

– Сдаешься? – спросил Король Эльфов.

– Еще нет, – ответил Русс. – Я просто разогревался.

– Почему бы не попробовать с лапы? – подсказал Король Эльфов. – Начни с ног, дальше пойдет остальное. – Волколюди засмеялись. – Но помни, я сказал, сдвинь его с ног, а не сдвинь его ноги.

Русс метнул в него злобный взгляд, затем подошел к волку сзади. Задние ноги зверя были скрещены. Примарх посмотрел на верхнюю лапу, потом плюнул на руки, потер их и обхватил ногу подальше от чувствительных подушек. Русс присел и приготовился к рывку. Сделал глубокий вдох, сосредоточился и потянул.

Он не смог сдвинуть ее с места. Лапа была не больше пиршественного блюда, но тяжелее «Лэндрейдера».

Снова напрягшись, Русс потянул лапу. Его лицо побагровело до корней волос. Он издал разочарованный рев.

Лапа оторвалась от земли, поднимаясь за раз на один дюйм.

– Отличное достижение! – выкрикнул Король Эльфов. – Теперь ты должен передвинуть остальное тело.

Волки рассмеялись и застучали посудой по столам. Русс поднажал, направляя энергию от самых ног, мышцы на спине были на грани разрыва. Лапа пошла вверх, выше колен Русса, затем миновала верхнюю часть его бедер. Медленно, словно ледник, ползущий с гор в море, Русс тянул себя вверх. Зубы увлажнились, костяшки на сплетенных пальцах побелели, пока он не оторвал ногу от земли.

Проснувшийся волк вздрогнул и вырвал лапу, отбросив Русса назад с такой силой, что примарх при приземлении сломал шест. Судорожно дыша от усилий, он почувствовал во рту вкус крови.

Теневые волки признательно заревели.

Русс поднялся и вытер тыльной стороной ладони кровь с губ. Смех волков сменился какофонией воя.

Король Эльфов указал на примарха. Длинный язык вывалился сбоку пасти, словно мокрый флаг, тем не менее, слова были понятны.

– Хорошая попытка, но ты снова не справился. Получай свою метку.

Король Эльфов рассек воздух лапой, и вновь грудь Русса прорезала жгучая боль. Уже три глубокие борозды разодрали его волчьи шкуры и плоть. Кровь не остановилась, как должна была, и шкуры пропитались ею.

– Три метки против тебя. Ха, я объявляю, что твоя жизнь проиграна. Мои херсиры, мои ярлы, приготовиться к следующему блюду на нашем пиру!

Сотня теневых волков одновременно поднялась, опрокинув в спешке скамьи. Некоторые выхватили оружие, не обращая внимания на других в толпе, с шумом сбивая их с ног, в то время как другие ощерились. Все приготовились к броску.

Русс подумал сразиться с ними, прикончить столько хельских отродий, сколько сможет, прежде чем его душу разорвут на кусочки. Волк в его сердце залаял от такого исхода.

В ушах раздались слова Ква.

«Помните, мой повелитель, кто вы. Помните, что вы больше, чем волк».

– Подождите! – выкрикнул Русс. Его крик потонул в шуме. – Подождите! – он проревел так яростно, что своим воплем привел в замешательство теневых волков. Они ощетинились и отпрянули от него. – А как на счет четвертого задания, милорд?

– Ты не сможешь выполнить его, – пренебрежительно бросил Король Эльфов. – Ты доказал, что не достоин. Я беру назад свое предложение. Мои воины, этой ночью мы отведаем божественной плоти!

Теневые волки снова приблизились.

– Я требую моего права выполнить четвертое задание! – заявил Русс.

Король Эльфов зарычал.

– Как пожелаешь. Назови те четыре испытания, что я поручил тебе.

Русс усмехнулся.

– Это легкое задание, – сказал он.

– Не такое уж и легкое, – не отступал Король Эльфов. – С другими ты не справился. Ты докажешь, что так же неразумен, как и слаб.

Русс засмеялся.

– Посмотрим. – Он махнул рукой назад, туда, где пил с теневыми волками. – Твой гость Амарок предложил мне осушить его кубок. Как я мог выпить всю ту чашу, когда он предложил проглотить целиком Дикое Море? Сначала, в виде льда, когда оно замерзает в Хельвинтер, затем растаявшее в Фимбольсоммер. Он держал само Волчье Око у моей головы под предлогом помощи, но я не сгорел.

Морда Великого Волка застыла.

– Очень хорошо. Один раз ты угадал. Но больше не выйдет. Приготовьтесь, мои волки, разодрать этого ложного волка и проглотить его плоть.

Русс ответил уверенной улыбкой.

– Посмотрим, – сказал он. – Старуха – это злой вюрд, враг, которого человеку не одолеть, судьба тех, кто не пал в битве. Старость, в конце концов, приканчивает каждого воина, если он не уснул на красном снегу. Разве Мюспьялл не ее владения, в котором прислуживают ее жертвы?

Великий Волк зарычал.

– Твой волк, твой любимец. Ну конечно! За какого глупца ты меня принимаешь? – Русс указал на спящее чудовище. – Это никто иной, как сам Мортен, величайший из всех волков и повелитель самых нижних чертогов смерти.

Волк поднял взгляд. Две головы, а не одна рассматривали Русс пронзительными глазами. Одна пасть широко зевнула, затем зверь снова заснул.

– Ни один человек не может отодвинуть смерть, – сказал Русс. – В том и смысл, что мы все должны прийти к ней, и ее нельзя оттянуть усилиями смертного. Ну вот! Назвав три твоих испытания, я выиграл четвертое. Они не были честными, ты пытался обмануть меня. Обманщик всегда в проигрыше.

Великий Волк рассмеялся. Смех начинался влажным рокочущим звуком, рыком хищника, предостерегающего охотника от нападения. Он разрастался, пока не стал грохотом столкновения пакового льда, освобожденного пылающим солнцем. А закончился раскатами грома вокруг извергающегося вулканического жерла.

– Недурно, Леман из Руссов. А теперь ты должен назвать меня. А вот здесь ты, несомненно, оплошаешь.

Русс широко улыбнулся и ткнул пальцем в существо.

– Ты – Великий Волк. Ты – это я. – А затем он назвал имя, которое Ква прошептал ему на ухо, имя, которое они никогда не носил, но которое заключало в себе то, кем он был. – Я узнал тебя по твоему копью. Моему копью.

Подул горячий ветер.

– Нет! – Волк мучительно завыл, и все его теневые волки завыли вместе с ним. – Нет! – Его теневая кожа сжалась и свернулась в себя. Он вырос в размерах, прибавил в массе и звериности.

С воем, от которого задрожали звезды, волк перепрыгнул стол. Русс шагнул в сторону, схватил его за горло и промежность и, используя инерцию зверя, швырнул кувырком в костровую яму. Когда волк завыл в пламени, повсюду взорвались пылающие угли. Его теневая шкура пылала. Его воины корчились так, будто тоже горели. Они растворились в воздухе, словно дым на ветру, и, кружась, унеслись через дымоход к стальным звездам. Следом умчались тени старых слуг, растягиваясь словно тесто. Их причудливо вытянутые лица визжали.

Зал последовал вслед за своими обитателями в небо. Сначала отправилась вверх мебель, с грохотом врезаясь в стропила и сбивая кровельную дранку. Скамья протаранила дымоход, многократно стуча в него, все больше и больше расширяя проем. Вниз посыпались деревянные обломки. Следом туда врезалась следующая скамья, потом следующая, закупоривая дыру, как мусор – ливневый сток, пока первая не рассыпалась под натиском, а затем и другие присоединились к ней, складываясь с треском сухих веток. Безумно вращающийся стол рассыпался на части. Словно шрапнель пронеслась в воздухе столовая посуда. Русс увернулся от летящих глиняных кувшинов и питьевых рогов. От головы примарха отскочили окровавленные человеческие кости. Вращающееся кресло с силой врезалось ему в висок, и Русс зашатался. К безумной воздушной пляске присоединились остальные столы. Они поднимались, падали, плясали, пока внезапная сила не швырнула их вверх, где они разбились о крышу, а осколки улетели в небеса. Рухнула выбитая балка, зазвенев о лед с музыкальным звуком идиофона. Дранку сорвало с кольев. Стропила сами гнулись пополам и выстреливали в небеса. Оставшаяся мебель устремлялась через эти новые дыры к свободе. Доски стен тряслись и вырывались из земли. Внутрь ворвался снег, хотя от зала осталось так мало, что его больше нельзя было назвать замкнутым пространством. Последними улетели огромные волчеголовые столбы и бревна А-образных опор, которые так сильно тряслись, чтобы вырваться из земли, что две из них взорвались желтыми щепками, а другие потрескались и разделились под древесный треск.

Пылающий Великий Волк стоял в собственном очаге. Он вцепился в себя, от боли так усердно разрывая плоть, что кожа разошлась пополам от макушки до живота и упала в растущее пламя. В вихрь из древесных щепок и завывающих потусторонних ветров шагнула человеческая фигура.

Когда вихрь уменьшился, Русс присел, готовый к прыжку. Последние фрагменты зала улетели. На снежной равнине остались Русс, его хозяин и великий волк Моркаи, все так же спящий, как будто ничего не произошло. Копье Императора вылетело из остатков распадающейся стены за волком смерти и вонзилось в землю, указывая древком на звезды. Теневые волки исчезли, а их зал рассыпался так основательно, как будто ни строения, ни волков никогда и не было. Остался только один камень под очагом, как свидетельство существования зала. Последние угли на нем сгорели.

Фигура источала пар. Кровь скрывала ее лицо и одеяние. Существо сделало шаг к Руссу. Тот отступил. Мышцы вздулись от адреналиновых соединений и других более сложных химических веществ.

Существо сделало следующий шаг. Кровь испарилась, словно была тенью. Шагнувший в солнечный свет волк теперь был виден.

Русс стоял лицом к лицу со своей копией. У нее не было ни одного варварского атрибута фенрисийской жизни. Ни волчьих шкур, ни амулетов, ни татуировок. Волосы были коротко подстрижены в армейском стиле, который соответствовал щеголеватой серой униформе. Она была идеально сшита, но без отличительных знаков, за исключением пары запонок на воротнике в виде цифры VI.

– Что ж, ты сказал правду, а теперь посмотри на нее, – произнес ложный Русс. Его зубы стали плоскими, как у обычного человека. У него больше не было клыков Лемана Русса.

– Что ты такое? – спросил Русс.

– В таком облике? Я – это ты, как ты и сказал. Твоя возможная версия, не окажись ты в мире зимы и волков. Я – это ты, сотворенный другим миром и другим отцом.

– Терранский Леман Русс, – сказал Русс. Он изумленно смотрел на самого себя. Человек был таким же, как он, но при этом совершенно другим. Только холодный блеск его синих глаз, суровых, как зимнее небо, был таким же.

– Мы оба знаем, что это не наше имя.

– Ты тот, кем я должен был стать, – догадался Русс.

Ложный Русс продемонстрировал свои человеческие зубы в идеальной улыбке, словно поучая студента, который в своей наивности сказал что-то глупое, но забавное.

– Я не говорил этого. Я кажусь тебе тем, кем по-твоему ты должен был стать, не обязательно, как того требовал вюрд. Тебе никогда не приходило в голову, что ты именно тот, кем тебе было предначертано быть?

– Меня выкрали, – сказал Леман Русс. – Забрали вместе с братьями из лабораторий нашего отца.

– В самом деле? – Ложный Русс улыбнулся. – Примарх-палач попадает в этот суровый мир волков? Существо, чей генетический дар идеально сходится с найденным здесь человеческим родом? Этот занимательный мир оживших саг и древних сказаний, принявший героя править им? – Он мягко засмеялся, это гортанное мурлыканье напомнило острые зубы и когти, и столы с горячим сырым мясом. – Тебе не кажется все это странным или, осмелюсь сказать, удобным?

– Это счастливое совпадение из саг, – объяснил Русс. – Все истории о героях полны ими. Этот случай приспособлен под требования повествования. В наших жизнях происходит то же самое. Разве мы не герои этой эпохи? Мои биографы, несомненно, уберут неподходящие куски.

– Ты невероятно высокомерен.

– Мне это уже говорили.

– Думаю, ты насмехаешься надо мной. Если это так, то ты насмехаешься над самим собой.

– Я и в самом деле насмехаюсь над тобой, – сказал Русс, – как и над самим собой. Я – оружие, созданное Императором. Ни больше, ни меньше. Я – ни полубог и ни герой из сказаний.

– В будущем тебя будут помнить именно таким.

– Не мне судить о тех, кто придет после. Нельзя просить мифотворцев будущего уважать тебя или вообще признавать твое существование. Они поступят так или иначе.

– Выходит, все это совпадение? Этот мир, твое имя, обычаи твоего Легиона, твое поведение?

– Если тебе угодно, – ответил Русс.

– Совпадений не существует, – сказал ложный Русс.

– Кое-кто из моих знакомых часто так говорил. Он плохо закончил. Еще говорят, что на Фенрисе нет волков. Ни то, ни другое не правда.

– И то, и другое – правда.

– Может быть, – сказал Русс и пожал плечами.

– Это не смущает тебя?

– Я – человек, выращенный волками и воинами в мире льда и пламени. – Я – примарх, созданный Императором по формулам забытой науки. Двойственность – часть моей природы.

Ложный Русс кивнул, кружа вокруг другого себя. Высокие черные сапоги скрипели на снегу.

– Цивилизованный варвар. Ненавистник магии, окруживший себя бубнящими жрецами. Берсеркер-мыслитель. Спущенная с поводка гончая, бегущая, куда ей угодно. Терранский фенрисиец.

– Верно, – сказал Русс. – Это все про меня. Прямота не идет на пользу человеку. А теперь, я полагаю, ты должен мне услугу.

Лицо ложного Русса застыло.

– Ты не должен был выиграть.

– Ты позволил мне, – сказал Русс.

– Возможно, – ответил ложный Русс. Его выражение лица и пожатие плечами были точно такими же, как у Русса.

– Ты по-прежнему должен мне услугу, – сказал примарх.

– Хорошо. Один вопрос. Один ответ. Вот так. Хорошенько подумай.

Перед ритуалом Русс тщательно сформулировал свой вопрос. Он не мог спросить, как победить Гора, потому что он знал, что это невозможно. Схожие вопросы вели к схожим ответам.

– Ты раздумываешь, как тебе победить Гора. Ты не сможешь, – сказал ложный Русс, прочитав его мысли. Или, возможно, они подумали одновременно о том же самом.

– Это не мой вопрос, – отозвался Русс.

– Тогда задавай свой. – Ложный Русс посмотрел на небо. – Время течет здесь странно. Ты не можешь позволить себе задержаться.

Русс поднял руку и указал на воткнутое в землю оружие.

– Копье. Как оно может помочь мне победить брата, падшего Гора, архипредателя и губителя мечты моего отца?

– А ты уверен, что оно может? – спросил ложный Русс с насмешливой улыбкой.

– Это вюрдово оружие, связанное со мной, как и я с ним, хоть мне это не по душе. Я взял его и мне приснился зловещий сон. Я забывал его, и оно находило меня, где бы я ни был. Дары Императора обоюдоостры и играют двоякую роль. У копья должно быть предназначение или же оно бы здесь не оказалось. Император бы не дал его мне, если бы на это не было причины. Оно ключ ко всему.

– Это оружие могло быть проекцией, ложной надеждой, ложью в этом логове лжи. Ты мог бы потратить впустую свой шанс победить. Ты мог бы задать неправильный вопрос.

– Не думаю, что это так, – сказал Русс. – А если и так, тогда таков мой вюрд. Расскажи о копье.

– Да будет так.

Ложный Русс поднял руку. Копье выскочило из снега и с хлопком металла о плоть оказалось в протянутой руке. Хотя оружию не хватало оправы в виде рычащей волчьей головы и узелкового орнамента на клинке, а отделка была гораздо скромнее, чем у версии Русса, примарх не сомневался, что это то самое оружие в другом облике. Золотистый клинок сиял тем же светом. Оно излучало то же ощущение тревоги.

Ложный Русс взмахнул копьем над головой и выкрикнул:

– Я – копье, которое властвует, Гунгнир мне имя! – Его голос гремел. Копье засияло при упоминании имени. Ложный Русс триумфально посмотрел в глаза примарху. – Старое имя, заимствованное у старого бога, чей мир не сильно отличался от твоего. Это копье, которое не может промахнуться, которое всегда стремится к сути вещей. Это Волчья Погибель. Оно было создано Всеотцом. Частица Его силы заключена в его лезвии.

– Оно обладает Его силой?

– Больше, чем силой, – сказал ложный Русс. – Великий дар Гунгнира – мудрость. Твой Император видит многое. Это копье содержит частицу Его зрения. Благодаря этому оно может показать истину всем людям, как бы ни был велик или скромен человек, и каким бы болезненным ни было откровение. В этом отношении оно безжалостно. Оно говорит по большей части о смерти. Вот почему ты боишься его.

– Я ничего не боюсь.

– Это ложь.

Ложный Русс крутанул копье и направил острием вверх. Затем ударил противовесом в лед, расколов его. Над горизонтом прокатился гром.

– Как оно это делает? – спросил Русс. Его опасения в отношении оружия выросли.

– Потому что его таким создал твой отец, точно так же, как Он создал тебя таким, каким ты есть. Тебе предстоит сыграть свою роль. Вопрос в том, исполнишь ли ты ее? В Алаксесе ты поклялся не быть бездумным оружием Императора. На Терре ты убедил себя, что можешь продолжать служить на своих условиях. Но сейчас ты можешь полностью отказаться от этого и пойти своим путем. Быть полководцем, которого уважает галактика. Не всем генералам нужно быть тиранами. Ты можешь ненадолго предложить приют невинным. Забудь о войне.

Последовал миг колебания, всего лишь миг. Затем Русс покачал головой.

– Я исполню свой долг, как и клятву с обязанностью.

– Как всегда, верная гончая.

– Я делаю это по собственной воле.

– Тогда познай себя, Леман Русс, – сказал ложный Русс, – прими в полной мере дары, данные тебе отцом.

Ложный Русс со скоростью атакующего линдорма вонзил копье в основное сердце Лемана Русса. Плоть спеклась в расщепляющем пламени. Кости раскололись. Сердце погибло. Гунгнир не остановился, выйдя из спины, и Леман повис на древке. В лунном свете листообразное лезвие почернело от спекшейся крови.

– Мудрость причиняет боль, не правда? – сказал ложный Русс. Его дикое веселье копировало наслаждение битвой Русса. – Твой брат был волком, так что это копье его погибель, но ты тоже волк, и оно точно также ранит и тебя. Как ты сказал, Его дары играют двоякую роль.

Ложный Русс вырвал копье. Русс опустился на колени. Каким-то образом он был жив, хотя одно сердце умерло, а другое билось нестабильно. Зияющая рана была сквозной. Кровь лилась из груди красным потоком.

Эта рана не была худшей из полученных примархом. Самая жуткая была вырезана в его душе и посыпана жгучей солью знания.

Он знал. Он знал, кем был. Кем были все примархи.

Лицо Русса онемело. Холод сковал руки и ноги. Он посмотрело широко раскрытыми глазами в лицо своему убийце. Такое знакомое, но такое непохожее.

– Что мы такое? – сказал он, хотя прекрасно знал ответ, и его душа сжалась в пламени откровения. – Как мог наш отец привести нас в этот мир? Как Он мог создать нас?

– Как выяснил твой брат Магнус, знание всегда имеет свою цену, – сказал ложный Русс с ухмылкой. – Ты хотел знать, и теперь знаешь. Цена за пробуждение копья твоя собственная. Это знание будет мучить тебя вечно, и, в конце концов, выгонит тебя из дома. Но знай, Леман из Руссов, тебя нужно только ранить магистра войны, чтобы напомнить ему, что он – Гор Луперкаль, сын Императора, а не марионетка Хаоса. Остальное дело времени.

И просвещенный Леман Русс замертво свалился на снег.

Леман Русс воем заявляет о себе в зале Короля Эльфов.

                                        Леман Русс воем заявляет о себе в зале Короля Эльфов.

 

14

Испытание Бьорна

Горное безмолвие наполняет душу. Это такая убедительная форма тишины. Благодаря отсутствию звуков ощущается враждебность места. В горах душа человека может соприкоснуться с душей земли, неба, камней.

Бьорн любил тишину и вне войны искал ее. Застольные песни или хвастовство не марали горные склоны. Они напевали свои собственные песни – ветра среди деревьев, воды на камне, трескающегося льда и смещающихся скал. Скрип деревьев. Зов зверей. В горах Асахейма нельзя было услышать человеческий голос, и за это их любил Бьорн.

Ему не нравилась тишина Кракгарда в этот душный летний день. Распевы годи прекратились. На Бьорна давил груз горы за его спиной, словно ему бросил безмолвный вызов воин, ожидая, когда он повернется, чтобы вбить ему в голову его же топор.

Волосы на загривке стали дыбом. Их растрепал порыв ветер. Бьорн напряженно ждал удара. За спиной никого не было. Сама мысль была странной. Слишком напоминающей страх. Тем не менее, Бьорн чувствовал его – человека, что покончит с его жизнью. У воина было такое ощущение, что если он еще немного напряжет слух, то услышит сердцебиение и голодное дыхание. Словно сам Моркаи уставился ему в спину.

Ощущение исчезло при первом признаке приближения Лемана Русса.

По каменистой осыпи заскрежетали тяжелые шаги. За примархом вниз по склону покатились камни. От него несло расколотым камнем и посчеловеческим потом. Он пришел с левой от Бьорна стороны. Но почему не по лестнице?

– Я вернулся, Бьорн из Тра, – произнес Леман Русс.

– Вы один, милорд.

– Да. Посмотри на меня.

– Не могу, – ответил Бьорн.

– Годи запретили. Припоминаю. Где они? – спросил Русс.

– Годи мертвы, – ответил Бьорн.

– Как?

– Я слышал.

– Тогда расскажи, что ты слышал.

Леман Русс остановился на краю круга, оградившего место караула Бьорна. Присутствие примарха было почти таким же жутким, как и несущества, которое пялилось ему в затылок весь последний час.

Бьорн смотрел прямо перед собой. Это было важно. Он должен правильно сформулировать слова.

– Восемь раз я слышал крики мертвых и боевые песни погибших племен. Восемь раз я слышал звуки атаки. Восемь раз я слышал звон стали о сталь. А затем все прекратилось. Когда песня годи заново началась, голос Хальвара Кремневого Змия безмолвствовал.

Русс, хрустя по гравию, остановился подле воина. Он по-прежнему держался за кругом из волчьих черепов. А Бьорн по-прежнему не оборачивался, чтобы взглянуть на него.

– А потом, что ты услышал?

– Я услышал крики дьяволов, – сказал Бьорн. – Восемь раз жуткие голоса визжали. Восемь раз я слышал их вой. Восемь раз я слышал, как они замолкали. А когда годи снова затянули вюрдовство, Аке Акессон Снегодел не ответил.

– Что было потом? – спросил Русс.

– После этого случились восемь землетрясений, которые трясли камень, на котором я сижу. Я по-прежнему не оборачивался. Земля скрежетала и рокотала. Восемь раз годи произносили слова силы. Когда тряска прекратилась, Мудрый Гимфулфор не подал голоса.

– Затем пришли восемь порывов ветра, таких сильных, что подняли меня с этого камня, и я разбил в кровь пальцы, цепляясь за валун. Когда они стихли, замолчал Эдун Погибель Балтуна.

– После восьми ударов молнии погиб Геррун Хрос. После восьми хохочущих гроз – Эадред.

– А что с Ква?

– Семь раз я слышал вой великого волка. И каждый раз раздавались звуки борьбы, а ветер приносил запах колдовства. После каждого перерыва я думал, что миру конец, а Моркаи спустился по склонам мертвых, чтобы неистово бежать по землям живых. И каждый раз все начиналось сначала. На меня давил малефикарум, убеждая повернуться. Мне шептали голоса, умоляя прийти к ним на помощь и спасти двух оставшихся.

– Ты не послушался их.

– Как и было приказано, – ответил Бьорн. – Я остался на месте. На восьмой вой Ква закричал. Волк пропал. Тандар Серая Грива замолчал, но распев начался заново.

– Ква продолжил распевать?

– Разделенный держался до самого конца, – сказал Бьорн. – Он отразил семь буранов, безостановочно распевая. Восьмой прикончил его. После того, как он замолчал, что-то осталось, держась там, где вы сейчас стоите.

– Ты хорошо справился. Я снимаю запрет жрецов. Я выполнил свое задание. Теперь ты можешь повернуться.

Голос так сильно напоминал Руссов, что Бьорн почти подчинился. Он остановился себя, когда уже поворачивался. Его сердца замерли от дурного предчувствия. Почему примарх не воспользовался лестницей? Почему не вошел в круг?

– Мне приказали не оглядываться на долину, – осторожно произнес воин. – Ни при каких обстоятельствах. Я дал клятву. Вы не можете заставить меня нарушить ее, мой ярл!

– Ты откажешь твоему примарху? – спросил Русс. Голос дрогнул, принимая нечеловеческий тембр.

– Я отказал бы ему в этом. Но ты не он.

Русс двинулся снаружи круга из волчьих черепов, вот только это был не Русс. Бьорн не сомневался в этом. Запах был не тем. Все было не тем.

– Как ты смеешь не повиноваться мне, калека, – сказал голос. Он отбросил все притворство, превратившись в хор влажных рычаний, которые имитировали речь.

– Я – твой примарх, твой повелитель, твой отец.

На Бьорн хлынул тяжелый смрад шерсти, покрытой коркой старой крови. Волчий запах, но нездоровый. Затем существо вошло внутрь круга, и как только перешагнуло через низкую стену, волчьи черепа взорвались, засыпав Бьорна острыми осколками. Оно подошло к воину сзади. На плечо легла рука, которая едва походила на человеческую. Толстые короткие пальцы покрывала шерсть. Большой палец своим размером и расположением больше походил на прибылой у собак.

– Повернись и посмотри на своего господина.

– Ты не мой господин. Ты не мой отец. Ты – малефикарум, и я не повернусь и не взгляну на тебя.

Существо рассмеялось, каждый выдох опускался на октаву, пока камень, на котором сидел Бьорн, не завибрировал от низкочастотного резонанса. Воин взглянул на обрубок левой руки. Если бы на Одноруком был доспех, у него был бы шанс. Он мог бы выпотрошить тварь молниевым когтем. Он видел, как убивали нерожденных. Но доспеха не было. Бьорн был облачен в ритуальный кожаный доспех. Все, что у него имелось – его обычный железный меч. Рука обхватила рукоять, и он приготовился продать свою жизнь подороже.

– Тогда ты умрешь, – произнесло существо. Тупые когти заскребли по плечу Бьорна, оставляя борозды на коже одежды. Сверху на его щеку опустилась нить слюны. Кожу погладило горячее дыхание.

Бьорн напрягся.

– Однорукий! – проревел голос со ступеней ниже места вахты. – Вниз!

Бьорн бросился вперед, когда зверь атаковал его. Что-то острое рассекло кожу на спине воина. Раздался гул влетевшего внутрь круга клинка, а затем звук стали, разрывающей плоть твари и хлопок расщепляющего поля. Смрад дыма был настолько мерзким, что Бьорн едва не задохнулся.

Демонический яростный вопль отразился от Волда Хаммарки.

Секунду спустя Бьорна подняли на ноги.

Леман Русс вернулся. Волосы и брови обгорели, лицо покраснело от пламени, а губы потрескались от холода. Окровавленная одежда была изорвана. Удар оружия рассек ткань и выделанную кожу, прикрывавшие грудь над основным сердцем, а снаряжение было пропитано кровью. Но это был он.

Бьорн машинально попытался взглянуть на нападавшего, но Русс схватил его за плечо.

– Не оглядывайся, помнишь? – сказал примарх. Он протянул руку за спину Бьорна и вытащил Копье Императора.

– Что это было? – спросил Бьорн.

– Лучше не видеть, – сказал Русс, посмотрев ему за спину. – Это несущество, нечистый вихт. Один из тех, что именуются нерожденными. Демон. – Задумчиво произнес он. – Это слово мы должны научиться воспринимать серьезно.

– Вы воспользовались Копьем Императора.

– Да! – подтвердил Русс. Он улыбнулся и поднял оружие. На лезвии образовалась корка черной крови, сильно спекшейся от силового поля копья. – При всем его злом вюрде оружие отлично сбалансировано. Бросок был хорош.

– Так и есть. – Бьорн оглядел раны примарха.

– Вы ранены.

– В Нижнем Мире. Ква говорил, что была своя цена.

Русс отмел его тревоги.

– Я заплатил ее, и теперь я знаю, как навредить Гору.

Русс не сказал победить. Бьорн прекрасно это заметил. В примархе что-то изменилось. Бьорн пробежался глазами по его лицу. Он держался, как обычно – порывисто, беззаботно, дерзко, но под глазами появились новое, багряные пятна, и он выглядел…

"Каким он выглядел?" – подумал Бьорн.

Измученным, это было единственное слово, подходящее его внешнему виду.

– Я очнулся на ступенях. Где годи? – спросил Русс.

– Они не присоединяться к нам, – сказал Бьорн. – Все спят на красном снегу.

– Как они умерли?

– Как герои, – просто ответил Бьорн.

– Мы пойдем к ним и посмотрим, что можем сделать, чтобы почтить их в смерти, – сказал Русс.

– Я не могу, – сказал Бьорн. – Мне запрещено.

– Можешь, – сказал Русс. – Просто не открывай глаза.

Русс направился обратно в долину. Он завязал глаза Бьорну лентой, оторванной от своей рубашки, и, взяв его за руку, повел вниз по ступеням.

Примарх убедился, что оценка Бьорна была верной, как только показался круг. Все годи были мертвы. Каменистый грунт был словно вспахан, и пропитан кровью. Вокруг было разбросано странное оружие, хотя кроме тел рунических жрецов больше никого не было. Некоторые из них были изувечены до неузнаваемости, их ритуальные костюмы разорваны, а тела вдавлены в перепаханную землю. А под конец что-то заморозило трупы.

Тело Ква было целее большинства. Он лежал с открытыми глазами и ртом. Тело было заключено в оболочку из тающего льда, пронизанного лентами крови. Под неистовой летней жарой лед уже начал таять. Рядом лежали близнецы-стражники Ква. Они были смяты в одну массу, снова разделив плоть, как и до рождения.

Большой менгир почернел и наклонился в бок, демонстрируя более светлую часть, которая показалась из-под земли. Посередине менгира бежала трещина, едва не расколов его пополам.

Бьорн принюхался.

– Воняет, правда? – сказал Русс. – Магия и отчаяние. Как на Просперо.

Примарх покачал головой.

– Мы используем оружие врага на свою беду, но я не вижу другого выбора.

– Ква предупреждал вас, – сказал Бьорн, – и теперь он мертв.

– Предупреждал. Как и Малкадор, и Константин Валдор. Они все были правы. Я получил то, в чем нуждался, но какой ценой… – Он остановился, прежде чем сказать то, о чем бы пожалел. – Это место, – вдруг произнес он. – Оно должно быть уничтожено. Оно запятнано. Здесь бродят жуткие твари. Барьер между варпом и миром истончился.

– Вы его сожжете? – спросил Бьорн.

– Нет, мой сын, – ответил Русс. – Этого будет далеко не достаточно. Кракгард должен быть переделан, а Хельская стезя через Дверь Сюртюра закрыта. Этим путем опасно снова пользоваться.

Он зарычал.

– Еще одно задание на потом. До этого нам многое надо сделать.

Русс коснулся снега на лице Ква. Оно было скользким из-за текущей воды.

– До следующей зимы, – произнес примарх.

 

15

Битва за Трисолиан А-4

Широкие лучи молниевого огня раскалывали воздух внезапным тепловым смещением, сотрясая пещеру-склад неестественным громом. Когорта таллаксов прошагала мимо орудий, выбрасывая сверкающие смертоносные разряды. Подземные агрополя Трисолиана А-4 не могли пасть.

Если эта планета погибнет, то их главные продовольственные запасы будут потеряны, и они умрут от голода. Бои начались здесь – против групп лазутчиков Предательских Легионов, стремящихся закончить кампанию, прежде чем она началась.

Их обнаружили. Началась битва. Конечно же, магос домина руководила сражением из своей крепости на станции Септа Гепталигона. А вот ее везучим подчиненным довелось испытать упоение боем.

К их числу принадлежал и Коул. Только чувство самосохранения не позволило ему выразить свое несогласие.

Противостоящие им легионеры носили синие цвета то ли Повелителей Ночи, то ли Альфа-Легиона. Коул не мог разглядеть сквозь дым, который сокращал видимость до пяти метров. Сигнальный импульс их опознавательных маячков был искаженным. Имперские коды заменили на идентификаторы врага. Разорванные кислородные трубы настолько насыщали пламя, что оно прожигало сталь. Вонь плавящегося металла была невыносимой. Сенсоры Коула заглушали какофонию сигналов тревоги, державших в напряжении его разум. Газ. Пламя. Пули. Взрывы. Столько способов умереть, и связанные с его разумом меньшие машинные духи жаждали рассказать ему обо всех.

Его таллаксы наступали, методично заливая конец пещеры огнем своего оружия. Энергетические разряды всевозможных разновидностей создавали красочную картину. Фазированные плазменные вспышки и перегруженные фотоны соревновались, чье пламя ярче. Лазерное оружие било короткими прямыми лучами, рукотворная молния – зигзагами.

Взорвался шестиугольный контейнер с компостом. Коул увидел, как упал легионер, края зияющей дыры в нагруднике светились расплавленным керамитом. Другой рухнул, продырявленный в трех разных местах темно-синими лучами мультилазера. Масс-реактивные снаряды разорвались по всей фронтальной обшивке одного из таллаксов. Он пошатнулся и опустился на одно колено. Из перебитой трубки хлынул газ. Коул подумал, что воин упадет, но тот замер, переключившись с поврежденных узлов, затем направился вперед. Появившаяся хромота ему совсем не мешала.

Легионеры отступили, как призраки. Таллаксы тяжелой поступью двинулись дальше. Оружие вращалось на шарнирах, наводясь и оценивая все, что могло представлять угрозу.

Минуты относительного спокойствия прошли. По всему объекту завыли сигналы тревоги. Ворвались яростные ветра декомпрессии, а затем стихли, когда проделанные в агропещерах бреши были запечатаны переборками. Коул рискнул высунуть голову из-за упавшей технической колонны, за которой он прятался. Адепт так сильно сжимал волкитную серпенту, что заныли пальцы. До сих пор он не сделал ни одного выстрела.

Над головой ревела, словно огнемет, кислородная труба. Коул рискнул подключиться к инфосфере, чтобы найти командные протоколы и перекрыть ее. У него получилось. Труба стихла, как погасшая свеча. Большой участок стены напротив нее почернел. По крайней мере, теперь адепт чувствовал, что сделал что-то полезное.

Таллаксы остановились в десяти метрах от него. У Коула был небольшой пикт-экран в третьем глазу, показывавший текст прослушки их переговоров. Сообщения были краткими, точными и связанными исключительно с убийством.

Они согласовали следующий план действий и двинулись дальше. Коул сглотнул. Его направили помогать им, а значит, он должен следовать за ними. Но этого ему совсем не хотелось. Он не привык носить броню. Вес сервоупряжи на спине поддерживался суспензорами, но масса сказывалась на его походке, вынуждая двигаться нелепо и странно, чтобы не отстать от штурмовиков.

Более настойчивый, чем индикаторы угроз, звон объявил о входящей передаче. На его поле зрения наложился зеркальный облик Гестер Асперции Сигмы-Сигмы.

– Коул, – обратилась она. – Ничто не сравнится с битвой, не так ли?

Домина злорадствовала. Несомненно, она прочитала его беспокойство через свой боевой омниспик. Он был ее подчиненным, а никто из тех, кто служил Сигме-Сигме, не избегал ее надзора. Велизарий представил, как показания его малодушного пульса пробегают по ее экранам, и попытался подавить свой страх.

– Враг отступил, – ответил он.

– Служащая здесь тагма Ордо Редуктора превосходна, – заметила домина. – Но в других местах война протекает неблагоприятно. Гепталигон держится, но добывающая станция на Трисолиане А-3 уже пала. Враг отправит оттуда подкрепления.

– Что мне делать? – спросил Коул.

– Заботься о павших. Сражайся, – приказала домина. – У меня много дел.

Ее лицо исчезло из его третьего ока.

Скрежет гусениц по металлу привлек его внимание. Вокруг стремительно приближающегося танка, увешанного оружием, клубился дым.

– Легионерский танк-истребитель «Сикаран», сектор два! – выпалил по воксу Коул. Он пригнулся, когда машина выстрелила.

Таллаксы не знали страха и потому продемонстрировали более героическую реакцию, чем Коул. Они немедленно открыли ответный огонь. В отличие от боевого доспеха легионеров шкура танка оказалась не по зубам их вооружению. От нее в землю с шипением посыпались искры. Плазма выжгла борозды на наклонной броне, но танк ускорился, направляясь к киборгам и извергая лазерные лучи.

Из гладкого лицевого щитка таллакса в дальнем конце шеренги хлынуло ослепительно-белое пламя. Он упал на колени и с лязгом уткнулся лицом в пол, органика превратилась в маслянистый дым. Второму лазерным лучом отсекло руку. Отлетевшая конечность ударилась о стену, за которой прятался Коул. От этого шума он отпрянул.

– Атака бронетехники, сектор два! – выкрикнул адепт. Он отослал данные и активировал свой маяк на полную мощность, не задумываясь о том, кто мог «захватить» его сигнал.

Таллаксы разделились, позволив танку проехать через их шеренгу. Он зацепил одного из них скользящим ударом по ноге, и киборг свалился. В тонкую кормовую броню впились яркие лучи. Боевая машина заблокировала гусеницы, остановившись прямо возле укрытия Коула. Танк носил темно-синюю геральдику Повелителей Ночи и был увешан цепями, на которых болтались кости и кровавые лоскуты, которые еще недавно принадлежали живым телам. Гусеницы закрутились в противоположных направлениях, разворачивая танк на месте к сократившемуся числу киборгов.

Коул присел на корточки, молясь Омниссии, чтобы его не заметили. Он едва не выдал свою позицию радостным выбросом данных, когда на его внутренних дисплеях появилось короткое недвусмысленное сообщение.

<Помощь близка>

На картографе мигнула красная отметка. Подкрепления медленно продвигались к галерее, которая возвышалась над пещерой. Скандируя скорбное однозначное число смерти «Ноль, ноль, ноль, ноль», ковен мирмидонских разрушителей пошел в атаку.

Они были крупными существами, гудящими мощью воинственными уродами, фанатичными техниками, полностью предавшими свои тела аугментации. Таллаксы, к которым они пришли на подмогу, обладали однотипностью произведенных мануфакторумом устройств и выглядели бесчеловечными. Мирмидонцы были другими.

Они были творцами собственного улучшения, и поэтому благословлены силой Бога-Машины, дарованной тому, кто своей волей воздействует на тело. В них осталось немногим больше плоти, чем у таллаксов, но они выглядели более человечными из-за их уродства. У одного из-под сгорбленных плеч выступал полированный череп, вероятно принадлежавший воину, на шее из стального троса. Руки несли плазменные пушки. Глаза из красного стекла осматривали поле боя тонкими лучами лазерных дальномеров. Спереди другого болталась пара рук из плоти и крови, необъяснимым образом вмонтированных в металлический нагрудник. Все мирмидонцы носили мантии, хотя и не нуждались в них. Они были жрецами Бога-Машины в роли разрушителей, ужасающими и наполненными Движущей Силой в награду за их набожность.

Груз встроенных реакторов и огромных орудий замедлял их размеренную поступь до почтительного темпа. Головы воинов раскачивались в такт тяжеловесной походке. «Сикаран» заметил их и развернул башню, чтобы задействовать спаренное орудие.

Двойной луч лазерной пушки рванул к сходной лестнице, угодив в нее снизу. Вверх полетели куски металла. Один из мирмидонцев получил попадание в грудь, его отбросило назад взрывной реакцией от контакта когезионного света с материей.

Другие сполна рассчитались.

Растущий гул готовящегося к стрельбе конверсионного излучателя вызвал у Коула болезненную вибрацию в ушах. Громоздкое, сложное в управлении оружие в руках командира мирмидонцев достигало своего полного смертоносного потенциала. Только такой как он обладал внутренним пространством для установки глушителей, необходимых для корректной стабилизации оружия, черепных имплантов для расчета верной фокальной точки лучевой реакции, внутреннего реактора, чтобы утолить огромный голод излучателя. Его газоотводы начали светиться.

– Омниссия торжествующий! – выкрикнул через многочисленные вокс-эмиттеры мирмидонец. Из тупого дула оружия вылетел ослепительный столб энергии и вонзился в башню «Сикарана». Что не причинило боевой машине вреда.

В фокальной точке конверсионного излучателя материя подвергалась мгновенному преобразованию в энергию. Именно это и сорвало башню с силой небольшого ядерного реактора, достигшего критического состояния.

Детонация была оглушительной. Коул сумел вовремя вернуться за укрытие, избежав ослепляющей послевспышки и гибели в пламени высвобожденных атомов.

Давление разорвало одежду. Электромагнитный импульс взрыва вывел из строя импланты. Коул минуту лежал ошеломленный, с отключившимися машинными чувствами и оцепеневшими человеческими.

Он поднял себя при помощи серворук.

«Сикаран» превратился в обугленный остов. Верхняя часть танка была полностью уничтожена. Нижняя часть сложилась в подобие ладони, прикрывающей гаснущий огонь.

– Так сгинут все, кто обращает дары Бога-Машины против Омниссии, – произнес нараспев мирмидонец.

Коул, мельком взглянув на них, побежал по коридору, приятно удивленный дополнительной силой, которую ему дал силовой доспех. Но он был слишком медленный, чтобы догнать своих подопечных. Легионеры укрылись у пересечения переходов. Блеск и грохот оружия затихал в коридоре слева, ведя к одному из огромных пещерных полей. Киборги в зоне видимости были невосприимчивы к перезагрузке, которая свалила Коула, и направились дальше. Адепт беспомощно огляделся. На полу лежали тела мертвых Повелителей Ночи и Несущих Слово. Несмотря на различие в цветах, зловещие трофеи, которые они носили, делали их своего рода братьями и отличали от тех легионеров, которых когда-то знал Коул.

Здесь было что-то еще. Истерзанный труп в черном одеянии с телом обычного человека.

Почувствовав неладное, Коул осторожно приблизился, приведя в боеготовность свою серпенту. Он навел оружие на тело, хотя у него не было оснований считать его живым.

Человек лежал у эксплуатационной панели, которую он, похоже, взламывал портативным когитатором. Скрытое одеждами тело лежало лицом вниз, вытянув одну бледную руку.

Силовой доспех Механикума позволил Коулу перевернуть ногой аугментированную фигуру.

Аугметика указывала на принадлежность трупа техноадепту. Но одежда была черной, такой цвет не носили ни на одном мире-кузне, а священная символика культа Механикус была искажена. Вышитую над сердцем «махина опус» окружали восемь стрел, а череп внутри шестеренок носил демоническую гримасу.

Коул пригляделся внимательнее. В плоти адепта были странные уродства, которые не объяснялись аугментацией. Линию челюсти окаймляли костяные наросты, которые проросли из металла имплантированного воксмиттера. На его голове. На голове… Что-то двигалось на его голове, влажное и змеевидное.

Охваченный дурным предчувствием, Коул наклонился, чтобы увидеть то, что ютилось между кабелями на лысом черепе адепта.

В этот момент глаза незнакомца резко открылись. Коул никогда не видел подобных глаз. Радужную оболочку с пурпурными и золотистыми полосками разрезали вертикальные щели зрачков.

Коул инстинктивно выстрелил из волкита в лицо человеку. Металл и плоть испарились под потоком энергии. Он отключил оружие, когда тело загорелось. Умирающая аугметика пустила конечности обезглавленного человека в безумный пляс.

Оцепеневший и шокированный Коул смотрел, как сгорает порченный адепт.

Он убил своего первого человека. Неожиданно оружие стало ощущаться более естественным в его руке.

Коул некоторое время продолжал смотреть на труп, пока в его сознание не вторгся жалобный псалом канта бедствия. Поверженный мирмидонец был все еще жив. Адепта ждала работа.

Он вернулся в коридор на помощь мирмидонцу. Его товарищи спустили его со сходной лестницы. Когда Коул появился, они опустили раненого киборга своими мехадендритами и другими вспомогательными конечностями на пол и отступили.

Коул опустился на колени, чтобы позаботиться о раненом человеке, если его так можно было назвать. Адепт рьяно взялся за дело. Он хорошо знал секреты механики и биологии, и эффективно исцелил раны воина.

Вскоре Коул погрузился в священные таинства восстановления нервных шунтов и биологических эмуляторов органов. Когда она закончил, мирмидонцы многозначительно кивнули, и, прочирикав бинарные молитвы удачи, ушли. Наряду с жестом благодарности они мыслеимпульсом передали из своих аугментированных разумов в его обещание будущей помощи.

Мирмидонцы были священными аватарами гнева Бога-Машины. Коул заслужил их уважение. Этот момент должен был стать запоминающимся, но Коул не мог выбросить из головы уродства мертвого адепта.

 

16

Рассчитаное предательство

Битва в пещерных фермах Трисолиана А-4 продолжалась до конца дня. Коул отправлялся туда, где был нужен, используя свои умения, чтобы починить сраженных, пока судьба не привела его в одно из гигантских агрополей.

Полосы сине-зеленой растительности тянулись до крайнего предела под желтыми люменами, подвешенными к холодной влажной породе. Длинные желоба гидропонной жидкости питали обнаженные корни. Коул предположил, что при обычных обстоятельствах здесь было тихо. Но это время прошло.

Половина пещеры пылала. Где-то дальше желоба были перебиты, и озеро желтой воды наполнило идеально ровный участок. Камни усиливали грохот болтеров и ракетных выстрелов. Агромашины, не обращая внимания на хаос, устремлялись к поврежденным желобам для ремонта, только чтобы их подбили.

Между рядами пищевых растений маршировали таллаксы. Их линия располагалась уступами для увеличения сектора обстрела. Энергетическое оружие при залпе издавало мелодичные звуки. Легионеры отвечали своим, сбивая с ног киборгов. Выжившие неустрашимо продолжали давить. Изменники расположились в поле широким фронтом. Вместо того, чтобы уничтожать урожай и продвигаться вперед, они, кажется, пытались захватить сооружение. Это делало их уязвимыми.

К этому времени Коул уже меньше боялся. Забрав чужую жизнь, он стал беспечнее относиться к своей. Адепт двигался, пригнувшись, за солдатом-таллаксом, используя его сильнобронированное тело для прикрытия своего, гораздо более хрупкого.

Недалеко впереди раздался скорострельный губительный рокот тяжелого болтера. Стремительные снаряды скашивали растения. Коул пригнулся позади таллакса, но тот вдруг задрожал и остановился. Из дыр в передней части тела хлестали био-суспензионные жидкости, а сочленения облизывал огонь. Разъяренный смертью машины, Коул высунулся из-за ее корпуса и сделал выстрел из волкита в наступающие сквозь дым темные бронированные фигуры. Их оружие стреляло с глухим звуком. Таллакс получил еще одно попадание. Коул сделал вдох и снова высунулся. Он ликующе завопил, когда свалил с ног одного из бронированных гигантов точным попаданием в шлем.

Но в ответ никто не выстрелил. Наступила тишина. Зловещая тишина.

Коул посмотрел в сторону. Таллаксы замерли. У всех на тыльной стороне тел мигали красные люмены. Вдруг они подняли свое оружие и застыли по стойке смирно, а затем отключились. Все солдаты Механикума бездействовали. Технотраллы замерли. Скитарии бились в конвульсиях, борясь с навязанными извне приказами. Только адепты и прочие люди с независимой волей оставались в строю, и недоуменно оглядывались. Те, кто продолжали сражаться были убиты. Оружие попадало на землю, когда остальные критически оценили свое положение и сдались.

Коул обратился к своей аугметике, сканируя командные частоты. Широкополосное сообщение захлестнуло инфосферу, отключив киборгов и побуждая остальных сдаться.

<Капитуляция. Капитуляция. Капитуляция> пришел приказ, передавая правильные коды.

– Асперция, – прошептал Коул.

Люмены погасли. Включилось аварийное освещение, залив зал агропещеры кроваво-красным светом. Коул посмотрел вверх. С соседнего ряда к его голове приставили болтер. Каким-то образом легионеру удалось незаметно подобраться к адепту.

– Сдавайся или умри, – сказал легионер.

Коул опустился на колени и поднял руки.

– Сдаюсь.

У него забрали оружие. Коул ожидал смерти, но легионер приказал ему подняться.

– Ты идешь с нами, – сказал он.

Коула вместе с десятками других адептов трисолианской тагматы доставили на станцию Септа Гепталигона. Легионеры захватили контроль над столицей и охраняли каждый перекресток. Кровавые пятна указывали на недавние казни. Эскорт из Повелителей Ночи провел его слишком быстро, и адепт только мельком видел происходящие зверства.

Жрецы содержались под стражей в вестибюле Центрального Командования, и заводились внутрь по одному. Затем они выходили, но некоторых увели с мрачными взглядами на человеческих участках их лиц. Остальных согнали в дальний конец комнаты. Разговаривать было запрещено, инфосферу Гепталигона отключили.

После часового ожидания настала очередь Коула. Легионер схватил его без предупреждения и толкнул через двойные двери. Свет был отключен. Командные кресла пустовали, а их системы были обесточены. Через открытые ставни помещение заливало сияние Этриана.

Легионер ушел, оставив Коула в темноте с Гестер Асперцией Сигмой-Сигмой.

– Вы предали Империум, – сказал Коул, когда они остались одни.

– Это рассчитанное предательство, – ответила она. – Думаешь, я хотела так поступить. У меня не было выбора.

– Но мы выигрывали! – рассерженно заявил он, сделав шаг вперед.

– Мы бы проиграли. Если хочешь, я могу показать тебе расчеты. Магистр войны перебросил бы больше ресурсов в эту систему, пока бы нас не разбили и мы бы все не погибли. Этого ты хочешь, Коул? Умереть?

Коул хранил непокорное молчание.

Асперция процокала вперед.

– Кредо нашего народа – сохранение прошлого. Знания минулого ничего не значат, если их нельзя передать в будущее. – Она провела руками по прикрепленным спереди контейнерам. – По этой причине я ношу это. Ты знаешь, что это такое? – спросила она. Предполагалось, что природа контейнеров – тайна, но по всей системе широко расходились слухи о них.

– Клоны, – ответил Коул. – Я слышал, что это ваши клоны, хранимые в эмбриональном состоянии.

Она захихикала.

– Да. Да. Продавцы слухов правы. Что еще ты слышал о моих детках? – Она покачалась из стороны в сторону, и контейнеры застучали друг о друга.

– Что они ваша претензия на бессмертие.

Она свирепо развернулась к нему.

– Нет, нет и нет! – выпалила Асперция. На ее слова наложилась сердитая очередь инфоканта. – Сохранение моей жизни не имеет никакого значения.

Она немного отошла от Коула.

– Но мое участие в Великой Работе незаменимо. В этих резервуарах не гомункулы, но генетически совершенные копии моего мозга. Остальное остаточно. Несущественно. Почему я должна воспроизводить то, что уже отвергла? – Она постучала металлическим когтем по удлиненному черепу. – Но мозг – это средоточие интеллекта. Клоны постоянно подпитываются обновленными данными из моей главной головной коры. Сохранение всего, чему я научилась – вот их цель. Если я умру, их доведут до зрелости и имплантируют в новое тело.

Я триста лет сражалась в качестве домины тагматы. Я служила в семи разных флотах эксплораторов Великого крестового похода. Я достигла края галактики и вернулась. За время моих путешествий я столкнулась с четырнадцатью враждебными ксеновидами, со сто тремя отклонившимися человеческими цивилизациями. Я вела войну вместе с девятью Легионами и видела воинственное искусство Бога-Машины, испытываемое в каждой вообразимой боевой зоне. Объем боевых данных, которыми я обладаю в одном только этом мозге, занял бы целую библиотеку бумажных книг.

Она взглянула на него.

– И почему я должна позволить всему этому пропасть впустую?

– Вы предаете Императора, чтобы спасти ваши знания? – спросил Коул.

– Ты все еще думаешь, что я делаю это ради своей жизни? – презрительно фыркнула она. – Я живу и умру по воле Бога-Машины! Знание – это все. Позволить любой его частице исчезнуть – великий грех.

– Император…

– Император? Гор? – сказала она. – Кто они, эти терранские выскочки? Не имеет значения, кто сидит на троне. Имеет значение то, что находится в храмах Марса. То, что находится здесь, сохраненное в моих разумах и воспоминаниях. – Она погладила мехадендритом серебряную щеку. Для нее это был необычно чувственный жест. – Может Келбор-Хал и прав, возможно, нас ждет более славное будущее подле магистра войны. А может и ошибается. Либо первое, либо второе, не могут быть одновременно оба варианта. Но до тех пор, пока сохранено знание, какое это имеет значение? Я могут быть жива или умереть. Жизнь – это двоичное состояние. Есть или нет. Существование изменчиво и в любой момент может закончиться смертью, которая вечна.

– Мы все умрем, – согласился Коул и взглянул на контейнеры, раскачивающиеся у нее на груди.

– Мы – да, – сказала домина. – Только знание сохранится. Имеет значение то, что пока я жива, живы мои знания, чтобы они могли дополнить совокупность известного. Ради службы Богу-Машине я склоню колено у трона Гора. Если сюда придет Сам Император, я сделаю то же и для Него. Вопрос в тебе. Я сохранила тебе жизнь, потому что вижу в тебе потенциал. Последуешь ли ты за мной, кому бы я ни поклялась служить, или заявишь о своей верности и умрешь? Я могу использовать тебя, Коул, но это не означает, что я не прикончу тебя, если мне придется.

Трехпалая клешня раскрылась. Из ее центра вырвалось пламя плазменной горелки и приблизилось к лицу Коула.

– Будет досадно потерять твой разум, – сказала Асперция. – Если я должна убить тебя, то его я, возможно, сохраню.

– Я служу Богу-Машине! – сказал Коул. Он преодолел свой гнев и повторил как можно спокойнее. – Я служу Богу-Машине.

– Отлично, – заявила она. Горелка погасла, клешня вокруг нее сомкнулась. – Тогда я еще немногим дольше сохраню тебе жизнь. А теперь иди к остальным. Могущество – это представление, и нам устроят спектакль.

Двери с шипением открылись наружу.

Коул вышел так быстро, как приличествовало. Когда он присоединился к аколитам Асперции, ожидавшим в вестибюле, то задумался, допрашивала ли она точно также остальных. Кто из них отдался ее милости и кого нужно было убеждать. Его разум вернулся к оставшейся в комнате незаконченной работе.

Если бы он закончил ее, то снова смог бы стать свободным.

Постепенно в голове Велизария Коула начал формировать план.

 

17

Просьба Отца

После столь короткого пребывания в Этте Легион готовился к отбытию, а Леман Русс созвал свой военный совет.

Эйнхерии собрались в палате Великого Аннулюса – монументальном пиршественном зале, расположенном в Вальгарде. Его пол украшал огромная круглая мозаика, изображающая эмблемы тринадцати Великих рот Влка Фенрюка и являющаяся адаптацией королевских камней фенрисийских племен, переносимых с места на место. Русс настоял, чтобы Аннулюс был завершен раньше всего прочего в Вальгарде. Мозаика включала передвижные многометровые сегменты с инкрустированными знаками Волчьих лордов. В центре находился круглый камень с личным племенным символом Лемана Русса. Некоторые камни извлекли и заменили недавно.

Остальная часть зала еще не была закончена. Необработанный горный камень обтесали в грубые блоки и формы, которые станут статуями и рельефными панелями. Арки, ниши и прочая отделка были простыми высеченными контурами. Русс хотел, чтобы однажды палата стала ритуальным сердцем Влка Фенрюка. Пока же она оставалась холодным недружелюбным местом. Вход закрывали простые временные противовзрывные двери из керамита. Подмостки на колесах ждали возвращения рабочих. Инструменты были аккуратно разложены там, где появятся скульптуры. Непрозрачная пластековая обшивка закрывала незаконченные работы.

В зале царила мрачная атмосфера. Из ожидавших примарха эйнхериев только некоторые переговаривались. Вследствие движения планеты зал слегка покачивался. И так будет всегда. Из-за яростного притяжения Волчьего Ока Клык был похож на шапку, которая вот-вот упадет с макушки ребенка.

Дверь стремительно и шумно скользнула в стенную нишу. Вошел Леман Русс и его тень – Бьорн. При виде воина кое-кто из присутствующих прищурился. И хотя таких было меньше, чем в прошлый раз, но они все еще оставались.

– Я немного опоздал, – обратился примарх. На его плечах лежало Копье Императора. Кисти рук свисали с древка священного, хоть и малолюбимого оружия. Примарх напоминал сына херсира, идущего на свой первый бой. Русс был слишком могуч для зала смертных. Хотя в Аннулюсе было достаточно места для тысячи Волков, казалось, что сущность примарха переполняла его, подобно тому, как фьорд выталкивает потоки воды в море после того, как спадет волна. Вокруг Волчьего Короля гудело обещание бойни. Его приход взбудоражил эйнхериев. В их разумах промелькнули образы крови и битвы, от чего губы скривились в непроизвольном рычании.

Русс прошел в центр Аннулюса и встал на диск, носящий его именной знак и символ Легиона – красную волчью голову на сером поле. Примарх расставил ноги по обе стороны волчьей морды.

Он молча поприветствовал каждого из своих воинов. И хотя примарх не сказал ни слова, ледяной синевы глаза говорили, что он их видит и ценит. Такая честь наполнила сердца Волков гордостью.

– Время пиров завершилось, – сказал Леман Русс. – Я узнал то, ради чего прибыл сюда. Я слышу карканье вороньих слухов, разносящееся по залам. – Он посмотрел на Гримнра. В ходе ритуала хускарл и его люди ничего не услышали и вид ран Русса после его возвращения их встревожил. Волчий Король никому не рассказал, что произошло.

– Я расскажу вам, – продолжил примарх. – Восемь годи, которых я взял с собой на Кракгард, включая Ква, моего советника и друга, мертвы. Они погибли, отправив меня в Нижний Мир, куда даже мне, примарху Императора, было нелегко попасть. В мире вихтов и призраков мне бросило вызов существо не из этой вселенной. Да будет известно, что я преуспел. Пока я вел поиски в том мире, на наших годи напали вихты врага, и они заплатили за полученные мной знания своими жизнями.

Он снял копье с плеча и ударил древком по полу. От стен зала отразился треск металла о камень.

– Вот, что я узнал. С этим оружием, что дал мне мой отец, я поставлю предателя на колени, и хотя я может, и не убью его, а мы все погибнем, я причиню ему боль, которая погубит его в грядущие дни.

Он снова посмотрел на всех своих сынов. Его взгляд был настолько свиреп, что ни один не смог выдержать его.

– Мои воины. Мои эйнхерии, эта охота может стать последней для Влка Фенрюка. Я командовал вами во многих войнах, и вы ни разу не подвели меня. Я приказывал вам сражаться со многими странными и ужасными врагами, и вы подчинялись без вопросов и колебаний.

– Вы – наш примарх! – воскликнул Огвай Огвай Хельмшрот. – Если попросите, мы последуем за вами в Хель.

Русс сурово взглянул на Хельмшрота.

– Да, я ваш примарх, ваш повелитель. Я – ваш генетический отец. Данные вам дары моего отца были взяты из моего тела. По этой причине я имею право звать вас своими сыновьями, хотя у каждого из вас был смертный родитель.

– Мы – ваши сыновья! – сказал Бальдр Видунссон. – У меня нет другого отца. – Он плюнул на пол. Его заявление вызвало согласный рык у остальных.

– Я люблю вас, как своих сыновей, – продолжил Русс. – Но превыше моей любви к вам, превыше того, кем и чем я являюсь, я – ваш король, и король, потому что вы выбрали меня. Забудьте на минуту, что мы – Легионес Астартес. Вместо этого вспомните, что мы – повелители Фенриса.

Он указал на Хварла Красного Клинка.

– Ты, Хварл, не уступишь великим героям из саг.

Он повернулся к Луфвену Скупому.

– Ты, Луфвен, более щедрый даритель колец, чем лучшие из королей в истории. Огвай – рассудительный, Бальдр – смелый. Вы – воины, о которых не мог мечтать ни один лорд. Вы превосходите духом и отвагой лучших в Легионах моих братьев, и я горд быть вашим лордом. Мне стоит преклонить колени пред вами.

Он сделал глубокий вдох.

– У меня есть предназначение. Долгое время я полагал, что оно касалось вас. Отправляя вас в битву, я не особо задумывался о пролитой крови и предвкушал только грядущую славу.

– И мы с радостью повиновались! – выкрикнул Йорин Кровавый Вой.

– Верно! – отозвались другие. Они завыли, стуча кулаками по нагрудниками.

– Да! – сказал Русс. В его глазах пылал звериный свет. – Да, это так. Но имел ли я право требовать от вас отдавать свои жизни за меня?

– Милорд, – обратился Амлоди Скарссен Скарссенссон, – как вы сказали, вы – наш король.

– Король, – задумчиво повторил Русс. – Король. Что есть король, кроме как человек, который правит другими по их согласию. Согласно нашему обычаю, ни один король ни одного племени не обладает правом отправлять своих воинов в битву, которую они не могут выиграть. Ни один король не может принуждать к повиновению своих слуг, если они больше не доверяют ему. Это наш путь в огне и льду выбирать наших лидеров и низлагать их, если они подвели. Я никогда не забывал, что я – чужестранец для этого мира. Я – лорд-найденыш, навязанный вам.

Волки закачали головами.

– Мы выбрали вас, – сказал рунический жрец.

– А какой выбор был? – спросил Русс. – Сражаться вместе со мной или быть убитым мной. Вот как Русс пришел к власти на половине Фенриса. После Алаксеса я поклялся никогда более не быть слепым палачом. Я – не бессловесный топор в чужом кулаке. Я сражусь с Гором. – Он ударил ладонью по груди. – Но я брошу ему вызов, потому что я желаю этого, а не потому что так сказал мой отец. Мои братья хотели, чтобы я остался на Терре. Я сделал выбор. Вы должны сделать свой. Я не прикажу вам сразиться с ним. Если вы предпочтете остаться здесь и посмотреть, что принесет война, так тому и быть. Если вы решите вернуться на Терру и встать с Дорном, Джагатаем и Сангвинием на защиту Всеотца, я не остановлю вас. Возможно, ваши жизни будут полезнее там. Я – не годи. Я не могу увидеть будущее. – Он грустно улыбнулся. – Но я попрошу вас последовать за мной, в сердце армий предателя. Сегодня, Огвай Огвай Хельмшрот, я не приказываю тебе, но прошу пойти со мной в Хель. Ты сказал, что пойдешь. Ты по-прежнему так считаешь?

Хельмшрот обнажил клыки.

– Другого ответа нет. Я говорю «да!»

– И я! – отозвался другой.

– Я тоже пойду за тобой.

И таким образом все согласились. Ни один не отказался. Мрачное лицо Русса наполнилось гордостью. Они выли и клялись в верности, доводя себя до неистовства.

– Хватит! – приказал Русс.

Вой тут же прекратился. Зал наполнила тишина.

– Тогда займемся красной бойней. Благодаря Странствующим Рыцарям Малкадора, мы знаем, где находится Гор.

Включился картолит, залив полутемный зал призрачным светом.

– Рунические знаки, размещенные на «Мстительном духе» Брором Тюрфингром отмечают уязвимые участки и помогут нашим воинам найти путь через его залы, но у них была дополнительная задача, данная Брору и неизвестная остальным агентам Малкадора. Внутри каждой надписи была руна силы, врученная ему Ква. Эти отметки позволяют нам отследить корабль моего брата в Нижним Мире. В данный момент он здесь. – Он ткнул копьем в гололитическую карту, указав недрогнувшей рукой на яркую звезду, как будто удерживая ее на месте.

При ближайшем изучении ею оказалась система обычного типа из трех звезд: основная – светило главной последовательности и две второстепенные – красные карлики, вращающиеся на большом расстоянии от нее. Несмотря на большие размеры, она обладала скромным значением. Тем не менее, эта система располагалась неподалеку от важных районов, в ней полководец мог выждать время перед началом главного наступления.

– В этом месте, называемом Трисолиан, – сказал Русс, – мы поставим магистра войны на колени.

 

18

Сделка Луперкаля

Собравшееся население Гепталигона ожидало на станции Триа, иначе называемой Сферой Перевозки. Она была полностью отдана под стыковочные сооружения, являясь главным портом Гепталигона. Металлический свод своим объемом соперничал с небольшой луной. Гравитационное покрытие превратило внутреннюю часть сферы в перевернутый мир, в котором поверхность изгибалась над головой сплошным полем. Ее вид демонстрировал потрясающее мастерство Бога-Машины. В Сфере Перевозки не было верха и низа. К центру тянулся лес из изящных стыковочных платформ с подвижными причалами на оконечностях. Огромные люмен-панели украшали внутреннюю часть двоичными схемами, которые разъясняли всем мощь Бога-Машины, пока расстояние не сливало их в бледно-желтое свечение.

Конструкция, обращенная к луне, переходила в гигантскую фуникулерную магистраль, которая тянулась по центральной трубе-привязи. Напротив фуникулера находились многочисленные выходы в пустоту. Мерцающие атмосферные поля окрашивали звезды за ними в светло-синий цвет.

Коул прислуживал Асперции на гравиплатформе своей госпожи. Здесь он находился выше толпы, и поэтому ему открывался отличный вид на скопление людей и саму сферу. Толпа постепенно размывалась в массу красного и темно-серого цветов, пока люди на верхних внутренних участках, которые были видны в промежутках между пустотными кораблями, пристыкованными к многочисленным пирсам сферы, не слились в розовое море, такое далекое, что никакое усиление зрения не могло разделить его на отдельные личности. Они представляли совокупную мощь Марса в системе Трисолиан. Коул переключился на механические чувства. Инфосфера вибрировала предвкушением. Лица всего воинства обратились к центральной точке Сферы Перевозки, где размещалась единственная посадочная платформа, покрытая золотом и украшенная темно-красной тканью. Вокруг площадки широкими полосами прокручивались гололитические знамена, периодически рассыпаясь на вращающиеся точки пролетом сотен сервочерепов. Хвалебные гимны воспроизводили постоянный визг бинарика и величественные высказывания на готике. Голоэкраны размером с легкий крейсер демонстрировали платформу толпе.

Кровь преданных соратниками еще не высохла, когда магистр войны прибыл заявить права на свое новое владение.

Передачи пакетов данных проносились через пространство на частотах электромагнитного спектра, невидимого для глаз плоти. Для тех, кто не видел этот дополнительный слой реальности, архитектура сферы могла казаться грубой, беспорядочной массой из металла, кабелей и плохо продуманных украшений. В высших сферах передачи данных открывалась абсолютная красота. Коул смотрел почти с религиозным благоговением на взаимосвязанность мысли на дисплее. Такая огромная толпа, вовлеченная в единое общение, действительно была редким зрелищем.

Но, несмотря на красоту, тон схемы передачи данных был темным. Ее наполнял ужас. Ни один из адептов не осмелился открыто передать свои опасения, но для опытного глаза Велизария Коула это было очевидно по кратким обменам данных.

Для ужаса, что предварял прибытие Гора на Гепталигон, не имелось имени. Это было первобытное чувство, предшествовавшее появлению языка. Человеческие представления были слишком ограниченными для его точного описания. Задолго до появления корабля магистра войны в поле человеческого зрения или управляемого машинами ауспика, явился страх, словно стена тумана, надвигающаяся со стороны спокойного океана. Инфосфера пульсировала дурным предчувствием. Каждый клочок кожи блестел потом страха.

Уровень ужаса резко подскочил за миг до того, как корабль Гора влетел внутрь сферы. Пикторы и авгурные видеосенсоры сфокусировались на нем, передавая увеличенное изображение на экраны. Это была «Грозовая птица», обычная для всех Легионов, в сине-зеленой расцветке Сынов Гора, вполне заурядная, хоть и украшенная в показной манере имперских полководцев. Двухголового орла Империума убрали, заменив на образ свирепого ока, пронзенного стилизованным острием копья.

Коул ожидал, что кораблей будет больше, но этот был единственным. Тревога адепта усилилась, когда «Грозовая птица» пролетела к центру сферы и села на платформу. Только абсолютно уверенный в своей силе властелин прибыл бы на потенциально враждебную территорию с такой слабой охраной.

– Начнем, – приказала Асперция. Заурчали гравидвигатели, увлекая платформу к посадочной площадке. Коул слегка сжал поручень и немного высунулся. Следом за Асперцией следовали платформы другие адептов-изменников. У каждого были свои причины связать судьбу с Гором. Коул сомневался, что они такие же, как у Асперции. Она горделиво пролетела среди своих аколитов, высоко подняв серебристое металлическое лицо.

Коул взглянул на остальных адептов, почтительно расступившихся перед ней. У него были очень плохие чувства в отношении всего этого.

Платформы собрались вокруг посадочной площадки раскачивающейся толпой. Голосвет залил лица присутствующих. Вокруг них закружили спустившиеся сервочерепа.

«Грозовая птица» зловеще села на платформу, выбрасывая выхлопные газы. Сервиторы молча приступили к своим обязанностям, не обращая внимания на ужас, который все еще мог вызвать у них этот корабль. Свет в кабине погас. Навигационные огни выключились. Коул открыл свою аугметику для цифровых излучений корабля, и обнаружил, что машинные духи безмолвствуют. Там, где должны были трудиться на линиях света и металла их простые души, наблюдало нечто иное. Оно было нечистым, и адепт спешно оборвал соединение.

Асперция направила свою платформу вокруг корабля. «Грозовая птица» была грубой, ощетинившейся оружием машиной, такой же свирепой, как и воины, для перевозки которых ее спроектировали. Второстепенные конечности домины дернулись от замешательства. Она, как и Коул и любой другой адепт Механикума, обладающий толикой отваги, сканировала корабль и регистрировала только эту зловещую настороженность.

Взревевшая сирена раскидала гравиплатформы. Вокруг кормовой секции корабля вспыхнули вращающиеся люмены, одновременно с шипением выравнивающегося атмосферного давления начала опускаться большая кормовая рампа.

Магосы пришли в себя. Платформа Асперция растолкала коллег со своего пути и зависла на уровне кормы корабля. По всей внутренней части сферы собравшееся население Трисолиана ожидало в наполненном страхом безмолвии.

Рампа с лязгом ударила по палубе. Изнутри хлынул насыщенный красный свет, ограничивая видимость до одного метра.

По рампе спустилась одинокая, облаченное в черное фигура. Она передала сообщение о своей личности. Сота-Нуль. Во плоти она почему-то выглядела иначе. Женщина с закрытым лицом молча остановилась у основания рампы.

Асперция велела своей платформе приблизиться.

– Я – Гестер Асперция Сигма-Сигма, – представилась она, одновременно транслируя свое имя, биографию и звание инфовыбросом и бинарным визгом. – Домина магос тагматы мира-кузницы Трисолиан.

Сота-Нуль по-прежнему не издавала ни слова.

Асперция дернулась.

– Я объявляю о капитуляции мира-кузни перед магистром войны Гором Луперкалем во имя генерала-фабрикатора Марса Келбор-Хала и ради вящей славы Бога-Машины.

– Вы свергли своих начальников? – спросила Сота-Нуль.

По делегации пробежалось легкое давление активного сканирования.

– Да, – подтвердила домина. – Как военный начальник этого объекта, я приняла на себя управление, исходя из ошибочности решения вице-короля экстрактаториана оказать вам сопротивление, и с радостью передам его владения соответствующим властям Механикума для использования по их усмотрению. Себя и мои силы я смиренно предоставляю для применения в бою.

Асперция склонила голову. Дюжины ее колен согнулись, изобразив странную форму реверанса.

Сота-Нуль была явно довольна. Из ее внутренних аугмиттеров разошелся сигнал, передавший полную информацию о ней. На языке плоти она сказала:

– Вы поступили мудро. От имени генерала-фабрикатора я принимаю вашу присягу на верность.

– А магистр войны? Он здесь, не так ли? – пропел механический голос Асперции.

Сота-Нуль склонила голову и отошла в сторону от рампы.

– Магистр войны, – объявила она.

Вдруг в ярко-красном отсеке появилась группа бронированных фигур, словно выйдя из густого тумана. Все они были одинаково свирепыми, а с их доспехов свисали жуткие трофеи. Первым шагнул наружу ухмыляющийся воин с высоким хвостом. Он окинул делегацию вызывающим взглядом. Вместе с ним вышли тесной группой еще трое, а затем космодесантник с хромой походкой и серьезным миной. Их обнаженные лица были бледными и злобными.

Как только они построились у края рамы, появился магистр войны.

Гор носил терминаторский доспех, созданный специально под размеры примарха. Руки были заключены в гигантские перчатки, из тыльных сторон которых выступали длинные, как мечи, когти. Но какой бы впечатляющей ни была броня, она всего лишь являлась оправой для величия магистра войны. По стандартам богов он был красив, его черты вылепила рука исключительного гения. Глаза всех присутствующих на станции Триа были обращены к этому лицу. Отвести их было невозможно. Улыбка Гора сулила в равной мере великодушие и жестокость.

– Граждане Марсианской империи, – обратился магистр войны. Он говорил негромко, но его голос разносился дальше, чем у самого искусного актера. – Я прибыл к вам, чтобы освободить ото лжи моего отца –

Ложного Императора.

Когда он говорил, каждое мыслящее существо в зоне слышимости желало, чтобы его сердце замерло, только бы не пропустить малейшего нюанса в словах Гора. Когда он прерывался, они жаждали продолжения.

– Вы продемонстрировали великую мудрость, перейдя на мою сторону. Вы поможете мне возвестить о начале новой эры для Механикума. Вместе, как равные, а не в статусе рабов, навязанном Императором вашему благородному народу, мы изменим галактику и объявим новую Терранскую Империю, которая будет соперничать с величайшими царствами древности. Только со мной человечество сможет достигнуть своего подлинного потенциала. Приняв истину эмпиреев, мы завоюем галактику и будем править вечно.

Радостные возгласы вырвались из каждого рта и механической аугметики. Излияние любви к магистру войны изгнало все следы страха, и от столь громких и пылких криков задрожали корабли у причалов.

Огромным усилием воли Коул прервал все формы вещания и отключил все внешние приемники информации, которые нашел в своей аугметике. Он оградил свои биологические мысли замкнутым циклом благочестивых бинарных хоралов, которые заглушили речь завоевателя.

Весь Трисолиан был очарован. Это была легендарная харизма Гора Луперкаля, прогнившая изнутри, подобно огромному дереву, на ветвях которого растут зеленые листья и свежие побеги, но сердцевина сгнила. Непреодолимое желание слушать его выходило далеко за рамки ораторского воздействия человека. Эффект, который вызывали слова, был непропорционален их значению. Гор был произведением мастера, переписанным менее доброй рукой, его благородство извратилось в нечто мерзкое. Коулом овладело сильное желание встать на колени перед этим человеком, и он знал, что это совершенно неправильно.

– Великая эра манит род людской, – продолжил Гор и, хотя Коул в данный момент был умышленно глухим, он все равно все слышал. – Чтобы разделить ее, я прошу у вас только обещание служить мне на время войны. Силы Императоры сильны. Против меня стоят заблудшие. Каждый выстрел на службе мне, вне зависимости от того, какой ветвью человечества он сделан, это выстрел во имя истины.

Он поднял огромный коготь и указал на адепта на гравиплатформе магоса Висреена.

– Ты клянешься мне в верности? – спросил магистр войны.

– Я? – Адепт нервно посмотрел на своих товарищей. Они отступили от него.

– Отвечай магистру войны! – закричал воин с пучком волос на голове. Он сорвал с бедра примагниченный пистолет и прицелился в беспомощного человека.

Адепт слишком медленно преклонял колени. Громыхнул болт-пистолет. Тело разорвало, куски плоти и разбитой бионики разлетелись за край гравиплатформы. Они попали в нулевую гравитационную зону, генерируемую в центре сферы, где стали вращаться, как планетарий из отходов работы мясника. Эхо разрыва болтерного снаряда разнеслось далеко.

– Что на счет тебя? – спросил воин и прицелился в следующего адепта.

– Эзекиль, убери оружие, – сказал Гор.

Названный Эзекилем воин издал пренебрежительный звук и вернул пистолет на свое бедро.

Адепт, в которого он целился, упал на колени. За ним последовали остальные, демонстрируя свою покорность под шорох одежд.

– Я с вами, – сказал один.

– Я клянусь служить магистру войны ради вящей славы Марсианской империи, – произнес второй.

– Я последую за вами за Механиков, – добавил третий.

И так далее. Без лишних слов было понятно, что каждый должен был присягнуть в верности. Гор смотрел на каждого присутствующего мужчину и женщину, в то время как его лейтенанты наблюдали с нескрываемой угрозой смерти на лицах.

Литания капитуляции продолжалась. Волны унижения выплеснулись на толпы внизу, и они заявили о своей верности. Коул все это время не поднимал головы, пока голоса не смолкли. Он поднял голову и обнаружил, что самозваный повелитель человечества смотрит прямо на него.

Пословица древней Терры гласила, что глаза – зеркало души. В этот момент Коул поверил в ее истинность. То, что он увидел в лице Гора навечно выжглось в его памяти.

Он никогда бы не смог служить тому, что увидел за этими глазами.

– Я с вами, милорд, – сказал он. – Клянусь своей жизнью служить вам. – Клятва была неискренней. Когда Коул говорил, он прикрыл свой разум кантом помех. В голове настойчиво билась мысль о побеге.

Когда с клятвами закончили, Гор оглядел лидеров мира-кузни и толпы, заполнившие оболочку сферы.

– Цена за измену мне – смерть, – сказал он, и экраны показали его многократно увеличенное лицо. – Но знайте, если я причиняю кому-то страдания, то это ради вашего спасения.

Магистр войны вернулся на свой корабль. За ним последовали его люди. Последней поднялась Сота-Нуль. На вершине рампы она повернулась и посмотрела на баржу Асперции. Включились двигатели «Грозовой птицы», реактивные факелы сфокусировались до обжигающих огненных кинжалов.

– Теперь вы принадлежите магистру войны, – прокричала она сквозь растущий вой корабля. – Не забудьте свои клятвы. Вскоре я пришлю вам советников. Ждите приказов с благословением Келбор-Хала.

Рампа поднялась. «Грозовая птица» взлетела еще до ее полного закрытия и умчалась прочь.

Сообщение отредактировал Ulf Voss – 18.02.2019, 18:04

 

19

Прибытие в Трисолиан

Закрученные потоки энергии последовали за «Храфнкелем» из эмпиреев. Поля Геллера безумно мерцали избытком энергий. За флагманом в тесном строю вышли остальные корабли, подпрыгивая на смешанных гравитационных волнах. Корабли запустили двигатели реального пространства, прежде чем полностью выйти из объятий варпа, корректируя свои траектории и устремляясь к двойной звезде.

Космические Волки прибыли в Трисолиан на безумной скорости.

Три солнца создавали сложную гравитационную карту. Влка Фенрюка вошли в меньшую точку Мандевилля на общей границе ударных волн двойной звезды, достаточно далеко от главного светила и вставшего на якорь вокруг ее планет флота предателей. Достаточно далеко, чтобы их варп-сигнатуры оставались невидимыми.

Русс развалился на своем троне. В машинных ямах и галереях экипажа толпились смертные и легионеры. Окулюс заполнили Трисолиан 2а и 2б. Флот Русса темными силуэтами двигался по пустоте, окрашенной в сумрачно-красный цвет. От ярлов Легиона и воинов, назначенных командирами кораблей, приходили доклады о благополучном варп-переходе. Хотя их выход в реальное пространство прошел более гладко, чем во время прибытия к Фенрису, примарх внимательно следил за переговорами вокруг вокс-постов, почти ожидая высоких потерь из-за тяжелого перехода.

Поступил последний доклад.

– Флот прибыл без потерь, милорд, – доложил флотский кэрл.

– Добрый знак, – сказал Леман Русс и подался вперед. – Нас обнаружили?

– Наши корабли скрыты в электромагнитной оболочке двух меньших звезд, мой король, – ответил кэрл. – Мы все еще невидимы.

– У Гора два глаза, – сказал Русс. – Один следит в варпе. Рунические жрецы, колдуны моего брата увидели нас?

Псайкеры его Легиона собрались вместе, почти касаясь головами при обсуждении значения брошенных на пол рун. Один поднял голову. Жрец Тра-Тра по имени Мэт Дальнозоркий. Русс знал его не очень хорошо, но лучше, чем некоторых из тех, кто занял место годи, пожертвовавших собой ради его путешествия в Нижний Мир.

– Они ослеплены, Повелитель Зимы. Они не видят нас ни в Верхнем, ни в Нижнем Мире.

Русс усмехнулся. Его острые зубы стали розовыми в неистовом свечении звезд.

– Я полагаюсь на вас, мои кэрлы и воины, – сказал Русс. – Ведите нас между двойной звездой к главному солнцу. Полный вперед. Я хочу, чтобы в двигатели направили столько энергии, сколько они осилят. В то время как флоты простых людей идут со скоростью самого медленного корабля, мы сегодня постараемся не отстать от самого быстрого из нас, мои сыновья. Защитные экраны на максимум. Зарядить орудийные батареи. Как только мы пройдем эту бинарную звезду, Гор увидит нас и нападет. Мы должны ударить быстро, чтобы обезглавить змея.

Адепты нового Адептус Механикус затянули свои гимны машинам. Русс уныло наблюдал за ними. Дорн назвал его лицемером. Если это так, то им же был и их отец, который объявил все религии ложными, за исключением случаев, когда они устраивали его. В конце все сводится к целесообразности. Вслед за Ним и Русс пошел этим путем.

«Храфнкель» содрогнулся. Многочисленные машинные голоса его систем поднялись до печального воя. Пения жрецов приняли успокаивающий тон. Ворча от дополнительной нагрузки, реактор «Храфнкеля» разгорелся сильнее. Мощь этой скованной звезды был выше тех хилых близнецов, к которым приближался корабль. Ускорение сказывалось на телах экипажа, а звезды с растущей скоростью увеличивались в размерах. Пустотные корабли Влка Фенрюка с уверенностью лавины двигались к промежутку между второстепенными солнцами Трисолиана.

Двойные звезды были маленькими и красными, и считались холодными для светил. Подобные звездные объекты были распространенным явлением, и, несмотря не склонность к спорадическому радиоизлучению, в основном неопасными. Вокруг них вращались многие обитаемые миры – на близком расстоянии и с короткими годами, когда сезоны проходили в течение недель, а небо было всегда ярко-красным.

Не такими были близнецы Трисолиана. Разделенные расстоянием всего в пятьдесят миллионов километров, они подвергались сильному взаимному воздействию своих гравитационных колодцев, которое усугублялось влиянием главной звезды. Они выбрасывали шлейфы раскаленных газов, словно руки возлюбленных, которые не могут коснуться друг друга. Пространство между ними представляло кипящий котел из природной плазмы и энергетических частиц. Уже на расстоянии пятидесяти миллионов километров щиты пустотных кораблей Влка Фенрюка заискрили специфическими помехами. Русс взглянул на экран в авгурной яме, его постчеловеческие глаза смогли разобрать детали. Намеченный им курс вел флот прямо между двойной звездой.

Прокладка курса через это пространство несла свои риски. Гравитационные вихри и выбросы коронального вещества, не уступавшие в смертоносности вооружению звездолетов, могли разорвать корабли на куски, но ни один воин Легиона не высказал своего беспокойства. Все они рвались в бой. Опасности пролива ничего для них не значили. «Храфнкель» охотно летел от опасностей варпа к не менее смертельному дыханию звезд.

– Держать курс, – приказал Русс. Солнца стремительно росли в размерах. Корабли Влка Фенрюка шли на полной мощности, продолжая ускоряться. Их скорость приближалась к существенной доли скорости света.

Сдвоенные солнца выбросили навстречу им игривые щупальца. На пустотных щитах кораблей заплясало радиационное свечение. «Храфнкель» застонал, преодолевая нарушения в структуре пространства-времени, создаваемые конфликтующими массами. Смертные члены экипажи бросились настраивать поля структурной прочности, которые сохраняли целостность корабля.

– Ауспики ослеплены. Авгуры и пикт-устройства не действуют, мой король, – доложил кэрл.

– Хорошо, – сказал Русс. – Если мы не можем видеть, враг тоже не заметит наше приближение.

Это был гамбит. Пройти через кипящее пространство между звездами и застигнуть Гора врасплох. По расчетам Русса более опасный маршрут даст его флоту драгоценные шесть с половиной часов, в течение которых их не будут видеть, сократив время визуального подхода в системе к «Мстительному духу» до всего лишь трех часов. У архипредателя будет для маневра на шесть с половиной часов меньше. На шесть с половиной часов меньше для пуска дальнобойных торпед и массированных ударов по волчьему флоту.

Шесть с половиной часов могли выиграть войну.

Русс усмехнулся. Он представил выражение лица Гора, когда Влка Фенрюка выскочат из жаркой зоны между звездами, и это подняло ему настроение.

Конечно же, они должны выполнить этот трюк первыми. Конечно же, Русс ожидал, что его люди справятся.

В проливе светились длинные ленты насыщенного энергией газа. Поначалу тусклые, они становились заметными по мере приближения кораблей, вырисовываясь в потоках конфликтующих бурных течений. Вокс наполнился визжащим воем противоборствующих звездных голосов, яростные импульсы естественных радиоволн время от времени звучали так, словно за их излучениями стоял разум, скрывая в них тайные послания. Красный свет усилился. Совсем не яркий, он становился гуще, пока не пропитал все вокруг, причиняя боль зрению своей силой.

Затрубили сигналы тревоги. «Храфнкель» вошел в пролив верным курсом. Кричащие кэрлы увеличили затемнение бронестекла окулюса. Далекие звезды погасли. Зловещие солнца остались, внушая жуткий ужас.

Флагман застонал. Он вошел лезвием ножа между двумя гравитационными колодцами, но спор близнецов сбивал его с курса, разворачивая то в одну, то в другую сторону и угрожая затянуть в объятия огненной смерти. Действия корабельных кэрлов – в массе своей иномирцев, так как уроженцы Фенриса плохо подходили для комплектования пустотных кораблей – набирали темп. Они выкрикивали сообщения, которые до этого передавали молча. Обстановка мирной работы на мостике сменилась на боевую, но в этот раз врагом Космических Волков была сама физика.

Электрические шквалы накрывали щиты. Гравитационные колебания вызывали у «Храфнкеля» рысканье и качку. Флагман трясло сильнее, чем волчий корабль у скалистых берегов. Влка Фенрюка находились глубоко в проливе. Солнца-близнецы обрамляли края окулюса своими округлостями. «Храфнкель» был так близко к ним, что повысилась внутренняя температура корабля, а за затемненным бронестеклом извивались газовые края звездных фотосфер. Гримнр сплюнул на пол, защищаясь от малефикарума. И не он один.

– Это сущий Хель, – сказал он. – И пылающие в муках души.

Черная Кровь сто сорок лет плавал по Вышнеземью и видел все чудеса имперской науки. Суеверия умирали тяжело.

Флот двигался вперед, все время увеличивая скорость. Солнца давили, угрожая сомкнуться и раздавить корабль. На дальней стороне пролива манила холодная безопасность пустоты.

– Мы почти прошли! – выкрикнул несдержанный брат. Длинные Клыки из стаи неодобрительно зарычали.

– Ты накличешь беду! – проворчал один из них.

– Никогда не полагайся на землю, пока она не окажется под твоими ногами, – согласился Русс.

Брат был наказан.

– Слишком поздно, – сказал Гримнр. Он изобразил глаз-оберег на лбу, сложив указательный и большой пальцы в овал. – Он бросил вызов вюрду своими неразумными словами, а судьба никогда не отступает.

Ревуны сообщили о бедствии. По всему кораблю приборы засветились красным, усиливая багровые сумерки звезд, сияющие сквозь затемненный окулюс.

– Солнечная вспышка! – завопил один из кэрлов в ауспикториуме. Они почувствовали ее раньше, чем увидели. Трисолиан 2а выбросил огромную волну энергии. Треск вокса усилился, бомбардируемый градом из триллионов частиц.

Регуляторы яркости окулюса не успели отреагировать, и мостик залило светом. Вспышка прошла близко к носу «Храфнкеля», словно побег папоротника или медленно разматывающийся кнут. Ее положение и скорость были иллюзорными. Выброс произошел в миллионах километрах впереди, и двигался со скоростью тысячу километров в секунду. Он был таким огромным, что искажал восприятие.

– Приготовиться к столкновению! – проревел Гримнр.

Фрактальная рука звездного света ударила по пустотным кораблям, словно те были мухами.

Вот теперь флот понес урон. Неверный расчет при попытке избежать солнечную вспышку привел к слишком крутой смене курса отрядом торпедных катеров. Их траектория вывела их близко к протуберанцам ведомой стороны. Двое тут же погибли, их щиты перегрузились, а корпуса были разодраны до каркасов бурлящей многоцветной плазмой. Третий разбили электромагнитные поля вспышки. Его свет погас, двигатели отключились, и он, лишенный энергии, закрутился к внешним слоям ближайшей звезды.

Кэрлы Русса попытались спасти его. Они отправили сообщения, которые не могли достигнуть адресата. Они вызвали корабли, которые не могли принять вызовы. Кэрлы выжидательно посмотрели на повелителя, ожидая от него решения.

– Оставьте его, – приказал Русс, пристально глядя вперед. – Если мы замедлимся, потеряем больше жизней.

Кэрлы подчинились приказу примарха. Корабль оставили на произвол судьбы.

Звезда по правому борту ответила на мольбу сестры, выбросив свою извивающуюся плеть. Первая ответила тем же, и так далее, пока пустота не завопила пылающими атомами. Влка Фенрюка беспорядочно влетели в извивающийся огненный проход. Имперские корабли были могучими орудиями войны, но ни одно творение человека не могло соперничать со звездой, даже с такой незначительной, как двойная Трисолиана. Приборы перегружались в ливне искр, их схемы сгорали от переизбытка Движущей Силы. Жрецы Адептус Механикус застонали, и космодесантники не могли сказать – от страха или экстаза. Крейсер «Вальхалла» взорвался. Дюжина эскортных кораблей погибла. Пустотные щиты по всем флоту изгибались под могучими ударами звездных плетей.

Избиение ослабло. Тряска стихла.

– У нас остался последний защитный слой, – сообщил кэрл эгиды. – Следующий удар разорвет нас пополам.

– Зарядить все конденсаторы. Я хочу, чтобы каждый пустотный генератор работал на максимальной мощности, – приказал Русс. – Переведите энергию с двигателей. Усилить защитные экраны.

Последняя ударная волна с Трисолиана 2b сорвала энергетический покров с «Храфнкеля», оставив его беззащитным перед яростью двойной звезды.

– Приготовиться к удару по корпусу! – завопил кэрл ауспика.

Удар так и не последовал. Ярость звезд стихла. Вспышки на сферах прекратились.

– Они насытили свое неистовство, – сказал Русс и расслабил руки, крепко сжимавшие подлокотники трона.

После этих слов «Храфнкель» вырвался из гравитационной зоны в более спокойной район. Притяжение звезд уменьшилось, и флот освободился от него.

Быстро поступили многочисленные доклады о повреждения. Потери были серьезные, но Русс не слушал их. Он не отрывал глаз от основных тактитариев. Главным миром системы была ледяная луна, вращающаяся вокруг газового гиганта. Высоко над ее поверхностью висели семь крупных сооружений на макротрубах-привязях. Вокруг них расположился застигнутый врасплох флот Гора Луперкаля.

– Я насчитал более пятидесяти капитальных кораблей. Несущие Слово, Альфа-Легион, Сыны Гора, Пожиратели Миров, Железные Воины. Клянусь сердцем Фенриса, да это пиршественный стол предателей. Здесь их полно, – сказал Гримнр.

– Они рассредоточены по системе, – сказал Русс. – Мы застали их врасплох. – Он нахмурился. – И мой хускарл, это только часть сил Гора. Он, в самом деле, пришел сюда с таким слабым флотом? Ты видишь «Мстительный дух»? Он здесь? Найди его!

– Да, мой ярл, – ответил кэрл ауспика. Затем, миг спустя. – Я нашел его.

– Выведи положение «Мстительного духа» на тактикарии, – приказал Русс.

Данные ауспика откорректировались и внутри светового шара гололита безымянный кусок металла «Мстительного духа» вырос в огромную космическую крепость.

– Вот он, – прорычал Русс. – Поспешим к магистру войны, мои сыновья.

– Да, милорд! – ответили его слуги.

– Такая маленькая дистанция, – произнес примарх. – Сближаемся на дистанцию абордажа! – приказал он. – Сегодня мы рассчитаемся с ним.

 

20

Ярость Фенриса

– Домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма желает видеть его, – сказал он надзирающему техножрецу. Тот отпустил их с полным отсутствием интереса. Никому не хотелось идти против воли домины, особенно сейчас.

В отличие от места работы Фридиша коридор, по которому его гнал вперед Коул, был ярко освещен, и человеческое око Фридиша сощурилось от изменения освещения.

– Что ты делаешь? Разве ты не должен присматривать за своими солдатами? – насмешливо спросил он.

– К чему это?

– Я никогда не видел в тебе воина, Велизарий, – пояснил Фридиш.

– Ты что, завидуешь, Фридиш? – спросил Коул.

– Нет! – слишком горячо возразил Фридиш, чтобы это выглядело правдоподобно.

– Ты же всегда давил на меня, чтобы я выбрал специализацию, – сказал Коул. – Я это и сделал.

– Тогда почему ты не с таллаксами?

Коул огляделся, чтобы убедиться, что они одни.

– Я взял несанкционированный отпуск. Бессрочный.

– Ты не мог!

– Еще как, – ответил Коул. – Я улетаю. И хочу дать тебе шанс, Фридиш. Я покидаю эту систему сегодня.

– Как?

Коул втолкнул Фридиша в отсек подзарядки сервиторов. У стен стояли шесть энергетических стендов. Только один был занят, киборг отключился, пока его батареи заряжались.

– У Асперции есть корабль. Небольшой и быстрый, способный к варп–переходам, – сказал Коул.

– Я знаю, что у нее есть корабль! – раздраженно ответил Фридиш. – Ты не можешь взять его.

– Могу. Это называется кража.

– Я знаю, как это называется! Ты не можешь сделать это!

– Наш вид постоянно крадет знания. Почему нельзя сделать то же с кораблем?

– Меня убьют только за то, что слушаю тебя. – Фридиш собрался уйти, но Коул прижал его к стене.

– Тебя убьют в любом случае, – резко сказал адепт. – Сюда идут Космические Волки. Прямо сейчас.

– Космические Волки! Палачи? – тихо пролепетал Фридиш.

– Дальнее сканирование засекло их двадцать минут назад. Они будут здесь через три часа и убьют нас всех. А если нет, то это сделает служба магистру войны. А я не стану служить этому предателю. Ты видел его?

– Но что мы собираемся делать? – спросил Фридиш паническим шепотом. – Домина все еще проводит ежечасные поиски инакомыслящих. – Он вздрогнул. – Она растворила последнего адепта, проявившего признаки неповиновения. Ох, клянусь кровью машины, нас поймают! – Он бросил на деактивированного киборга испуганный взгляд. – У нее повсюду уши!

– Никто нас не слышит! – раздраженно возразил Коул. – Фридиш Адум Силип Кво, иногда мне кажется, что ты считаешь меня идиотом. Я позаботился, чтобы никто не узнал о том, что я говорю тебе. Никто, ты понимаешь?

Фридиш поник и кивнул.

– Служба Гору убьет нас или того хуже, – продолжил Коул. – Ты видел его колдуна? Ты видел его?

– Мне не выпала честь оказаться так близко, как ты, – сказал Фридиш.

– Это была не честь. Считай, что тебе повезло, – сказал Коул. – Гор Луперкаль больше не человек. Как и его слуги. Я видел их вблизи, дорогой друг.

– Он пообещал знание, – напомнил Фридиш. – Запретное знание. Тебе это не соблазнило?

– Конечно же, меня это соблазняло. Но иногда запретные знания запретны по разумным основаниям. Мы должны убраться отсюда.

– Я не знаю. Домина Асперция говорит…

– Неважно, что Асперция говорит! – рявкнул Коул. – Она ошибается. Ты не можешь служить существу подобному Гору и заявлять о нейтральности знаний. Высшие принципы не защитят от той порчи, что несет служба Гору. – Он заскрежетал зубами. – Знания просто не могут быть нейтральными. Она стала жертвой ограниченности человеческой мысли.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Фридиш.

– Она убеждена в своей правоте, как и любой, у кого есть своя точка зрения, – Коул жестко посмотрел на своего перепуганного друга. – Истина в том, что правых нет. Предположение истинности не дает увидеть нюансы действительности. Все субъективно. Мы только может делать все, что в наших силах, а она сделала неправильным выбор.

– Ты ведь понимаешь, что магистр войны, возможно, победит, – сказал Фридиш. Он уже проиграл и уже уступал. – Он собирается взять Терру. Возможно, будет лучше оказаться на стороне победителя.

Коул сильно ударил своего друга в грудь.

– Зачем ты это сделал? – спросил потрясенный Фридиш.

– Я вбиваю в тебя немного разума, глупец. Возможно, Гор победит, – признал Коул. – Но некоторые вещи слишком ценны, чтобы оставлять их на прихоть вероятности! Если мы все сдадимся, он точно победит. Каждый из нас, кто бросает ему вызов, уменьшает его шансы.

Фридиш прищурился.

– Подожди-ка, если я решу не идти с тобой… – его взгляд упал на серпенту Коула.

Велизарий одарил Фридиша злым многозначительным взглядом.

– Теперь я – убийца? – спросил он спустя минуту неловкой тишины. – Я понадеюсь, что ты будешь держать рот на замке. Я не собираюсь убивать тебя, если ты не пойдешь со мной, но все это неважно, потому что ты идешь со мной.

– Ты совершаешь большую ошибку, я просто знаю это, – заявил Фридиш.

– Уверяю тебя, это не так, – возразил Коул. – Действие – инициатор успеха. Если мы останемся, то умрем.

Лицо Фридиша исказилось в муке нерешительности.

– Ох, ну хорошо!

– Отлично. Отправляемся сейчас же. Нам нужно перебраться через Мом на другую сторону Гепталигона. Корабль Асперции в частном доке на станции Септа. Нам нужно пройти большое расстояние, а времени на это крайне мало.

Второй раз за месяц Трисолиан подвергся нападению. Космические Волки безудержно устремились в центр флота магистра войны, прямиком к «Мстительному духу». Так как флагман Гора встал на якорь рядом со столицей, Гепталигон оказался в центре бури. Прежде чем Коул с Фридишем прошли полпути до места назначения, крошечная луна и ее паразитные станции содрогнулись от обстрела орудий лоялистов. За непрочными стенами сооружения со свирепостью зверей сцепились в битве флоты Легионов.

Техноадепты покинули основные пути, как только Космические Волки начали высадку диверсионных групп, и направились к небольшим каналам, соединяющим массивные трубы-привязи. Они были хрупкими, но не имели большого значения, и Коул рассчитывал, что там не окажется сражающихся воинов. Для Фридиша решение друга казалось ошибочным, так как труба, по которой они двигались, опасно раскачивалась, а поверхность металла и пластека шла волной, когда основная труба-привязь попадала под обстрел. Фридиш вцепился в руку Коула.

– Мы не сможем выбраться, – простонал он. – У нас не выйдет выкрасть ее корабль.

– Выйдет, а теперь заткнись, – приказал Коул. Он остановил краденый карт и подождал, пока колебания в коридоре стихнут. Станция стонала от металлической боли, когда ее структура разрывалась нагрузкой. Над адептами дули порывы ветра, намекая на далекую декомпрессию.

– Отлично, – сказал Коул и снова запустил карт. Его наклонные колеса сцеплялись с краями узкой магистрали, увозя адептов на высокой скорости. Мигающие огни размывались в полосы.

Взрыв поблизости сотряс пол. В этот раз Коул не остановился. Фридиш лицом влетел в каркас безопасности карта и завыл от боли. Люмены постепенно гасли. Из регенерационных установок пошел дым, ухудшая видимость. Тез-Лар стоял твердо как скала в задней части карта, мощные магнитные зажимы придавали ему незыблемый вид статуи.

Из сломанного носа Фридиша обильно полилась кровь.

– Это было попадание! В трубу! Нам нужно было оставаться на основной трассе.

– Основная трасса полна легионеров! – выкрикнул Коул сквозь рев ветра.

Очередное попадание смяло стены коридора. Воздух с громким шумом вырвался из дыр в металле. Коул ударил по тормозам секундой позже и с дымом из-под колес остановился всего в метре от поврежденного участка. Сложившийся гармошкой пол лишил возможности проезда.

– Карт не проедет. Мы должны пойти пешком. В конце есть дверь. Мы почти на месте.

– Мы погибнем!

– Шевелись! – закричал Коул. Ведущая из коридора дверь находилась в нескольких сотнях метрах впереди. Коул вытянул Фридиша из карта. – Вперед!

Наклонив голову, выпрямив плечи, Коул почти волоком тащил другого техножреца к двери. Тез-Лар выбрался из карта и потопал за ними. Труба снова содрогнулась, изогнувшись, как раненая змея. Коул покатился, как камень, дребезжащий в жестяной коробке. Когда он остановился, голова шла кругом, и он не смог подняться. Возможно, Фридиш был прав. Может быть, они погибнут. Химический дым обжигал ноздри. Глаза слезились. Битва приближалась. Взрывы становились все громче. Из каждого сектора вопили сигналы тревоги. Железная хватка вцепилась в его одежду. Тез-Лар поднял Коула на ноги. В другом манипуляторе сервитора болтался Фридиш. Тез-Лар шел вперед так, словно пол был совершенно неподвижен.

Они прошли через дверь. Тез-Лар бросил их в коридор с благословенно чистым воздухом.

Его машинный дух прогудел печальный сигнал, дверь закрылась, а за ней и противовзрывная, навсегда запечатывая транзитную трубу. Коул с трудом поднялся к иллюминатору.

Пустота сверкала, как яркий солнечный блик на воде. Корабли проходили мимо друг друга на безумно близком расстоянии, переворачиваясь, чтобы задействовать все свое вооружение. Пустотные щиты вспыхивали от отраженных попаданий. Дрейфовали горящие от носа до кормы корабли.

В центре этой бури войны сцепились «Храфнкель» с «Мстительным Духом». Коул узнал оба прославленных флагмана. Они были братьями, одинаково огромными линкорами типа «Глориана» самого крупного подтипа. На фоне их многокилометровых туш Гепталигон и его хозяйка-луна казались жалкими. Теперь они были старыми воинами, чью мощь уменьшила война, но по-прежнему смертоносными и настроенными убивать. Извергаемые массивными бортовыми орудиями залпы колотили по оппонентам, словно удары стареющих боксеров, не желающих уступать. Их щиты трещали молниями. Бойцы были настроены на жестокий упорный бой, который закончится, только когда сильнейший останется один, окровавленный, но стоящий на ногах.

Гепталигон пострадал за свою роль поля битвы. Космические Волки не обошли вниманием станцию. Сильные обстрелы вырывали столбы разбитого льда из поверхности Мома, который легко покидал слабый гравитационный колодец луны. Станцию Секонда сорвало с ее привязи, и он уплыла с необыкновенной безмятежностью, словно лист в потоке воды. Ее крепление медленно падало на Мом, извергая горящий воздух из разорванного конца. Над луной сражались штурмовые корабли космодесантников. Коул даже увидел снаружи бои групп воинов на космоциклах. Адепт не был экспертом в вопросах пустотной войны, но считал, что Космические Волки вряд ли выберутся из системы. Вспомогательные флоты магистра войны, включающие части многие верных ему Легионов, подходили от других малых миров, чтобы присоединиться к сражению. Легион Русса сошелся с большей частью Сынов Гора. Мастерство VI Легиона было широко известно, но они, по меньшей мере, вдвое уступали в численности. Коул мог назвать только одну хорошую причину, по которой Леман Русс пошел на этот шаг.

У плеча Коула появилось бледное нервное лицо Фридиша.

– Это самоубийство! – воскликнул он.

– Они пришли убить магистра войны, – сказал Коул. – Разве не очевидно? Леман Русс задействовал весь свой Легион. Он – палач Императора. И пришел за головой магистра войны.

– Смотри! – завизжал Фридиш, ткнув дрожащим пальцем.

Коул повернулся. Трубы-мачты, окружавшие ствол станции Септа распадались. Некоторые атаки были направлены на гигантскую шахту, но многие казались случайными в битве, происходящей вокруг луны. У Гепталигона было минимум щитов, предназначенные только для защиты станции от космического мусора. Ракета попала в ослабленную трубу, которую покинули Коул с Фридишем. Взрыв превратил пятидесятиметровую секцию в сверкающее облако частиц. Крепежные тросы лопнули, как паутина. Мачта изогнулась, пока ускорение и нагрузка не оторвали ее от ствола трубы-привязи, и она уплыла, чтобы присоединиться к растущей массе боевых обломков. Тем не менее, шахта держалась, но была отмечена множеством дыр и тряслась от каждого попадания из оружия, могущего уничтожать города. Она не протянет долго.

– Кровь машины, – произнес Фридиш. – Это могли быть мы.

– Они приближаются, – сказал Коул.

Стаи абордажных торпед вылетели из фрегата, который снизился к шахте Септы. Он был атакован и разваливался на части в то же время, когда выпустил своих воинов. Десятки торпед были уничтожены сосредоточенным оборонительным огнем, но гораздо больше прорвались. Башню потряс удар иного рода. Вскоре после этого до адептов докатились новые звуки из бесконечного коридора. Хриплый вой и ужасные глухие выстрелы стрелкового оружия космодесантников.

Фридиш схватил Коула за плечо, отвлекая его внимание от битвы снаружи. Она очаровывала Велизария. В пляске звездолетов и схемах обмена огнем было так много информации. Это было прекрасно. Адепт больше не боялся. Смерть его больше не страшила.

Того же нельзя было сказать о Фридише.

– Коул, – обратился он.

Раздались крики диких воинов. Было невозможно сказать, откуда они доносятся, но за крайней точкой видимости вспыхнул губительный свет.

Коул кивнул.

– Нам нужно идти.

– Они кажутся такими дикими, – сказал перепуганный Фридиш. – Кто бы сотворил подобных им?

– У Императора были свои причины. – Коул снова выглянул в окно, за которым люди, которые когда-то были братьями, рвали друг друга на куски. Вот для этого и создали Космических Волков. Они были сторожевыми псами, созданными защищать от предательства.

– Ты уверен, что мы выбрали правильную сторону?

– Мой друг, – ответил Коул. – В этой войне есть только менее плохая сторона и мы на ней. Давай же, пошли.

Коул направился вперед. Фридиш пребывал в сильном возбуждении, оглянувшись на длинный внешний коридор трубы-привязи и пытаясь угадать, где идет битва.

– Но, Коул, куда мы идем? – крикнул Фридиш своему другу. – Домина держит свой корабль на среднем уровне доков. Это там. – Он указал на технический люк в полу, который вел внутрь – в полую сердцевину шахты и к гигантской скоростной магистрали, которая протянулась от Септы через Мом до трубы-привязи Примы.

Коул посмотрел вперед, что относительно луны означало вверх, в направлении станции в конце шахты и пустоты за ней.

– Мы пока не идем к ее кораблю. Нам нужно нанести визит самой домине. И мы должны добраться туда раньше Космических Волков.

– Ты не говорил об этом! Ты сказал, что мы собираемся украсть ее корабль!

– Так и есть, – ответил Коул и пошел вперед. За ним тяжелой поступью последовал Тез-Лар.

– Но, Коул! Они отправятся за ней, они убьют нас! – Фридиш крикнул в коридор, пока не понял, что Коул его не слушает. Не зная, что делать, он поспешил за Велизарием.

Леман Русс приказал начать штурм прежде, чем щиты «Мстительного Духа» были сбиты.

Десятки «Громовых ястребов», «Огненных хищников», «Грозовых Орлов», штурмовых таранов, штурмовых капсул, абордажных торпед и «Грозовых птиц» Влка Фенрюка мчались через сужающееся пространство между двумя флагманами, неся три Великие роты в логово врага. Тра, Сеп и Тольв была оказана честь послужить такой отвагой королю. Пустота вокруг них наполнилась взрывами, жаждущими уничтожить их. Зенитные орудия добавили свои смертоносные снаряды в бушующую между флагманами бурю. Только генерал, сосредоточенный на одной цели и не думающий о выживании мог пойти на столь отчаянную атаку. Влка Фенрюка знали, что означает пересечь это пространство, но охотно пошли на такой шаг.

Многие корабли погибли, уничтоженные лазерными лучами и снарядами. В космосе горела гордость Влка Фенрюка. Но каждый погибший десантный корабль выигрывал дополнительные пятьсот метров. Кровью своих сынов Леман Русс покупал вход на посадочную палубу «Мстительного духа».

Они пронзили пустотные щиты с безрассудной скоростью, которая была близка к той, что вызывала реакцию смещения энергетического поля. Их пилоты завывали с боевой радостью, когда проникали в пространство за щитами и ускорялись. Позади них кипела стена огня, в которой залпы «Храфнкеля» сталкивались с барьером пустотных щитов. Впереди поднимался ввысь борт вражеского флагмана. Редкие снаряды пробивали щиты и взрывались огненными шарами на пласталевых стенах, добавляя глубокие шрамы обшивке «Мстительного духа». В бой вступили турели. Потоки лазерного света и трассирующие снаряды сходились на атакующих кораблях. Они взрывались, разлетаясь обломками и выбрасывая мертвых космодесантников в холодную могилу космоса. Орудия штурмовых кораблей молчали, приберегая свою мощь для оборонительных систем вокруг посадочной палубы.

Во вспышке фиолетового пламени погас последний из пустотных щитов «Мстительного духа», и вся ярость «Храфнкеля» обрушилась на его корпус. За первой волной последовали десятки новых транспортов. Их полет прикрывали громовые залпы. Штурмовые корабли снижались, а затем круто уходили вверх, устремляясь к широким ангарным проемам посадочной палубы.

Противовзрывные ворота прикрывали уязвимые подходы. С крыльев «Громовых ястребов» сорвался град ракет, чтобы убрать эти препятствия. Летевшие в плотном строю звенья штурмовых кораблей выпускали свое самое мощное оружие и отворачивали, позволяя нанести удар следующей волне. Ненадолго распускались огненные цветки. Затем спадали, словно занавесы, демонстрируя противовзрывные ворота, превратившиеся в пасти металлических пещер.

Эскадрильи Русса теперь разделились. Многие направились прямиком к посадочной палубе, мужественно встречая паутину лазерного огня из прикрывающих входы установок. Остальные отделялись, чтобы высадить отряды в других местах для поддержки отделений терминаторов, телепортирующихся с «Храфнкеля», или же сбивать истребители, преследующие абордажные торпеды, отправленные к верхним палубам.

По всему флоту Космических Волков вылетали десантные корабли и абордажные торпеды, направляясь к кораблям поддержки «Мстительного духа». Следуя примеру роев насекомых, для прорыва к своим целям они полагались исключительно на количество. Тысячи погибли. Атака казалась безрассудной, плохо продуманной. Но каждый маневр осуществлялся с холодным расчетом. Потери были всего лишь одним фактором в плане Русса, необходимой ценой, так как Великий Волк бросил весь свой Легион на выполнение одной цели – убийства магистра войны.

В пульсирующем пламени двигателей из сотен вылетевших кораблей все до последнего воины Своры отправились на войну.

 

21

Мстительный Дух

«Грозовая птица» Русса «Хугин» с воем влетела на посадочную палубу через декомпрессионный ураган. Тела и незакрепленные предметы подскочили из-за ворвавшегося в обширные ангары корабля. Пилоты «Хугина» были лучшими во всем Легионе. Точно нацеленный болтерный огонь скосил десятки воинов, бросившихся на отражение абордажа. С крыльев сорвались ракеты, сея опустошение среди кораблей, стоявших на огромных посадочных площадках.

Все больше и больше штурмовых кораблей с ревом пролетали через взломанные противовзрывные врата. В местах попадания ракет расцветали и гасли взрывы, их пламя быстро вытягивалось ревущим ветром. По мере разряжения воздуха, звук утрачивал свою силу. Бочки с прометием, грузовые поддоны с боеприпасами, погрузчики – все, что не было приковано к палубе – скользило по ней под порывами ураганного ветра. Более легкие предметы переворачивало и вышвыривало через бреши в космос.

«Хугин» сел. Вокруг него изогнулись пустотные щиты, создав защитный купол, отражающий ответный огонь предателей. Двери открылись, и наружу высыпали варагюр – личная стража Лемана Русса.

Их встретили Сыны Гора. Ненависть пылала с обеих сторон. Верный Легион обрушился на стены щитов и огневые позиции изменников, охваченный убийственным неистовством и жаждой резни. Встроенные в стены многочисленные бункеры сразили многих воинов, первыми бросившимися в бой, но штурмовые корабли задействовали против огневых точек свое тяжелое вооружение. К их обстрелу присоединились рассредоточившиеся группы огневой поддержки. Оборонительный огонь убил великое множество сынов Русса на открытом пространстве палубы, прежде чем они сблизились с врагом. Космические Волки тут и там сходились на дистанцию рукопашного боя, и постепенно темп огня предателей снизился. К тому времени первая волна была высажена, а следом прибывали остальные. Со звериным воем они устремлялись через двери и пробоины внутрь корабля. Вскоре Сыны Гора сошлись в ближнем бою с Влка Фенрюка.

Среди них был Бьорн, доставленный на борту личного корабля Русса. Он выскочил одним из первых, предпочитая быть подальше от примарха, когда тот сцепится с врагом. Пользоваться благосклонностью Русса было почетно, но Бьорн не заслужил этого, ни в глазах братьев, ни в своих собственных. Он сражался подле воинов, которые на десятилетия были старше него, в то время как все, к чему он стремился – это общество своей старой стаи. Дело было в метке вюрда, в дурной звезде, а не в его желании возвыситься.

О наплечники Бьорна взрывались масс-реактивные снаряды, пока он бежал впереди всех к своей цели – входному люку в толстой стене посадочной палубы. Еще до того, как Космический Волк достиг его, он схватил здоровой рукой мелта-заряд и нырнул под очереди, вылетавшие из бойниц по обе стороны от люка. Воин прикрепил заряд и бросился влево, когда тот взорвался. Термальная реакция охватила люк, раскаляя пласталь добела. Он рухнул дымящимся шлаком. Бьорн бросился внутрь. Враг ждал его, но он бесстрашно атаковал, выпотрошив первого предателя когтями и снеся голову второму, пока тот вынимал пистолет.

Бьорн в одиночку побежал дальше. Он ворвался в бункер у основания усиленного контрфорса, но нашел внутри только мертвецов. Их доспехи сгорели, а плоть испарилась от попадания плазменного разряда.

«Мстительных дух» содрогнулся от залпа своих главных орудий и ответного удара фенрисийского флота. Бьорн выглянул в амбразуру. В живых осталось немного Сынов Гора. Его братья побеждали. Ветер стих, как только противовзрывные двери закрыли доступ на палубу. Сопротивление стихало, разбитое на отдельное очаги, что позволило следующим штурмовым кораблям влетать внутрь без ведения огня. Автоматические турели были подавлены или разорваны на куски, но до полного захвата посадочной палубы было еще далеко.

По ней шагало воплощение войны. Русс выбрался из корабля и направлял своих воинов. Он впервые шел в полноценную битву с Копьем Императора. Влка Фенрюка разбились на предписанные охотничьи партии, направляясь в различные участки гигантского корабля. Бьорн заметил свою стаю, уходящей быстрым шагом с целеустремленностью, которой ему не хватало. Воздух полностью вытек из ангара, но через считанные минуты снова подует декомпрессионный ветер. А тем временем Космические Волки прорывались со своего плацдарма внутрь пустотного корабля.

Бурю войны прервал момент относительного затишья. Болтерная стрельба стихла, уступив место более тихому фону стреляющих корабельных орудий и ответных попаданий. Сражающийся «Мстительный дух» трясло, но отсутствие атмосферы наполнило палубу странной тишиной, достаточной, чтобы Бьорн слышал внутри шлема свое громкое дыхание и ощущал внутричерепное давление. За гулом своих двух сердец он слышал сотни шепчущих голосов. Или ему это только казалось?

Брор Тюрфингр предупредил Свору о заразившем флагман малефикаруме. Каждый воин нес защитные руны, благословенные годи. Бьорн взглянул на штампованные свинцовые овалы, привязанные шнурком к кисти. Термальная накладка на экране указывала, что они нагрелись, хотя температура на посадочной палубе опустилось близко к убийственному холоду пустоты.

Бьорн бы сплюнул, не будь на нем шлема. Вместо этого он коснулся на удачу свинцовых пластинок, вынул боевой нож и вырезал оберег от сглаза на притолоке бункерной двери.

Голосам это не понравилось: они заговорили громче, так что он почти расслышал. Если бы он мог понять, что они говорят. Его рот наполнил гадкий привкус, сжимая горло и усиливая давление позади глаз.

В ушах зажужжал вокс, оторвав от соблазнов малефикарума. Голоса исчезли. Он тряхнул головой. Ощущение нечестивости не прошло. Покачиваясь, Бьорн вложил клинок в ножны. К ударной группе рыком обратился Русс.

– За дело, мои Волки, – скомандовал примарх. – Сейте разрушение, где только можете, несите смерть в каждом углу этого порченого корабля. Разожгите гордыню моего братца. Устройте такое опустошение, чтобы он сам пришел к моему копью. Приманите его ко мне!

Вокс щелкнул, переключаясь на личный канал.

– Бьорн, ко мне, – Русс обратился только к нему. – Больше не пропадай с моих глаз. Наш вюрд переплелся. Судьба требует, чтобы ты бился подле меня.

Приструненный тоном Повелителя Зимы и Войны, Бьорн присоединился к своему примарху.

Брор Тюрфингр снова бился вместе со своими братьями.

Он спрыгнул из наклоненной пасти своей абордажной торпеды и, пролетев десять метров, приземлился рядом с желобом подачи боеприпасов для вентрального орудия. Устроенный им грохот мог разбудить мертвеца. Перепуганные появлением воина VI-го трэллы разбежались.

Надзиратели Механикума в черном и красном, размахивая над головами плетьми, гнали истощенных канониров на абордажников. Брор пристрелил нескольких из болт-пистолета, прежде чем броситься в толпу. Масса матросов задержала Космических Волков, пока сигналы тревоги вызывали подкрепления более подготовленных солдат.

Стая Брора находилась в задней части орудийной палубы. Другие торпеды пробили обшивку ближе к все еще стреляющим макроорудиям, засыпав незадачливых смертных дождем расплавленного металла и вспыхнувших изоляционных материалов. Горящие люди с воплями разбегались со своих постов. Растущий ураган болтерного огня скосил сотни. Одна торпеда влетала прямо через атмосферную оболочку, которая защищала палубу от вакуума. Абордажный снаряд проскакал прямо через массу рабов, размазывая их по палубе, снес груду сложенных снарядных поддонов и остановился возле крана техобслуживания. Замки рампы выбило, и космодесантники бросились в толпу смертных. Поднимающиеся и опускающиеся клинки устроили кровавую баню.

Брор убивал бедолаг, хотя это не приносило ему удовольствия. Он вырезал их мечом, сбрасывал через ограждение желоба, по которому носились снарядные салазки. Масс-реактивные снаряды из его болт-пистолета разрывали рабов в кровавые ошметки. С обоих концов галереи хлынули лучше снаряженные армсмены, ведомые вопящими жрецами. Они бросались на Космических Волков с восхитительной отвагой, но их дробовики не могли пробить доспех Легионес Астартес. Брор повернулся к новой угрозе. Высокоскоростные дроби отскакивали от керамита, словно горсть брошенных камней. Снаряды болт-пистолета Волка разорвали на куски троих армсменов, с легкостью пробивая их панцирную броню. Когда Брор испарил череп их вожака, они дрогнули. Тюрфингр с воем бросился на остальных и зарубил еще четверых цепным мечом, принудив оставшихся к отступлению. Последние уцелевшие бросились бежать тем же путем, которым пришли. Слепой Рагнер сразил парочку невероятно точными выстрелами. Остальные исчезли в лабиринте связных туннелей, соединяющих орудийную палубу с внутренними участками корабля.

На орудийной палубе ситуация повторилась. Стаи Влка Фенрюка вычищали жизнь на галерее, пристреливая либо вырезая каждого, кого находили.

От стаи Брора осталось шестеро. Рагнер, Химмлик, Энрир Толстяк, Флокр Болтун, Грен Счастливчик и он сам. Остальные погибли, пока он был на Терре с Малкадором – в этой войне предателя.

Брор остановился, чтобы сориентироваться. Открытая пасть их торпеды торчала под острым углом из потолка. С ее обшивки стекали ручейки остывающего металла. По краям бреши тлела шумоизоляция. Космические Волки попали точно в цель. На картолите шлема вспыхнули значки: к основным орудийным палубам приближались отметки локаторов новых торпед.

Брор огляделся и усмехнулся себе. На стене возле верхней площадки лестницы, ведущей на орудийную палубу, имелась надпись на футарке, аккуратно спрятанная под связкой свисающих кабелей. Где-то поблизости будет маячок локатора, установленный Рамой Караяном или Яктоном Крузом и невидимый даже для него. Оба были мертвы, но их действия принесли плоды.

В предыдущий раз он шел этим путем скрытно, и орудийная палуба была пустой. Мысль о скрытности показалась остроумной шуткой. Орудия после работы Влка больше никогда не заговорят, но от желоба все еще исходила звуковая волна механического шума. Снарядные салазки размером с бронетранспортер проносились вверх и вниз, приводимые в движение цепями толщиной с человека, а их звенья размывались от скорости. Когда одна салазка с боеприпасом пролетала вверх, другая устремлялась вниз по соседней линии, неся огромные гильзы, все еще дымящиеся от выстрела из соседнего орудийного каземата. Легионеры находились достаточно близко к концу желоба, чтобы слышать оглушительный лязг, когда гильзы выбрасывались в лотки, направляющиеся прямиком в кузни «Мстительного духа».

– А где псы Гора? – поинтересовался Энрир. – Почему мы должны сражаться с этими презренными червями?

– Жаль их, – сказал Химмлик. Он перевернул ботинком одного из убитых. На его лице застыл ужас. Естественная реакция на Свору, но морщины на лице подсказывали, что он ходил с этим выражением очень долго. Он был немытым и истощенным, а тонкие руки и ноги покрывали язвы. Под превратившейся в лохмотья униформой были видны раны от кнута, а кожа на лбу воспалилась вокруг грубо вырезанной восьмиконечной звезды.

– Презренными? – Грен сорвал свой шлем. – Последняя группа расколола мне линзы.

Он поднес шлем к лицу и сморщил нос.

– Надень шлем, – приказал Брор.

– Я ни черта не вижу из-за трещин, – печально признался Грен. – Буду сражаться без него.

– Надень, Грен! – прорычал Брор. Корабль сильно содрогнулся от мощного удара. Это произошло рядом, возможно пункт распределения снарядов возле орудийной палубы, которые он и другие Странствующие Рыцари отметили для торпедного удара.

– Похоже, твои маячки и руны не обнаружили, – заметил Рагнер.

Брор кивнул.

– Приятно, что смерти моих товарищей были не напрасны, – сказал он. – Хотя я никогда не думал, что вернусь сюда и буду идти по своим же меткам. – Он взглянул на Грена. – Я сказал, надень шлем. Многие метки я нанес в уязвимых точках корпуса. Если они под прицелом, случится потеря атмосферы. Я не хочу делать тебе дыхание рот в рот. Ты слишком уродлив, чтобы целовать тебя.

– И у него дурной запах изо рта, – добавил Энрир. – Он его сам не выносит. Поэтому не хочет надевать шлем.

Грен заворчал, но надел шлем.

Другие волчьи стаи разбирались с макроорудиями, забрасывая крак-гранаты в казенные части. Орудийные стволы разрывало с глухим музыкальным шумом. За несколько минут VI-й Легион превратил действующую артиллерийскую галерею в руины. Трупы лежали кучами. Со стен капала кровь. Любая машина, осмелившая возразить, изрешечивалась болтами. По помещению кружились горящие куски волокнистых перегородок и изоляции, рассыпая золу, которую работающие с перебоями устройства рециркуляции воздуха собирали в плотные вихри.

– У наших братьев слишком много развлечений, – заметил Брор, когда очередное орудие вышло из строя. – Давайте и мы принесем пользу. Уничтожьте эти салазки! Остановим перезарядку соседней батареи!

– Я возьмусь. – Химмлик собрал у всех крак-гранаты, связал их и установил на одной время детонации. Когда следующая салазка проезжала мимо, он небрежно забросил гранаты на снаряды.

– На твоем месте я бы отошел.

Граната взорвалась через сотню метров дальше по желобу, вызвав детонацию снарядов. Натянутая цепь лопнула и полетела назад по желобу, так близко к космодесантникам, что колыхнулись их волчьи шкуры. Следом ударило пламя, взрыв направил его по желобу, словно факел реактивного двигателя. В ушах Брора зазвенели сигналы о повышении температуры, когда огненный шторм прокатился мимо них. Затем ураган декомпрессии вытянул его в пробитую взрывом дыру в корпусе. Ветер усилился после того, как другие воины Своры подорвали силовые установки и пульты управления атмосферными щитами, и выбил поршни противовзрывных дверей, которые закрылись, как только щиты отключились.

Весь воздух на орудийной палубе вылетел наружу жутким шквалом, превратившись в лед на краях орудийных амбразур. Трупы смертных унесло. Они, кувыркаясь, улетели в пустотную битву – человеческие обломки в океане огня.

Брор примагнитил свои ботинки и наклонился против ветра. Когда он стих, вожак стаи повернулся к Грену.

– Видишь? – обратился он по вокс-связи подразделения. – Надевай свой шлем.

С Великой ротой связался ярл Луфвен Скупой.

– Цели онн и тва захвачены. Орудия галереи цели тра надолго замолчали. Охота идет по плану. Великой роте рассредоточиться согласно полученным приказам. Фенрис хьолда!

Вокс отключился. Волчьи стаи разделились. По ротному воксу уже раздавались звуки битвы из следующей орудийной галереи.

– Наша следующая цель – склад боеприпасов, – сообщил Брор. – Большой приз для достойных воинов.

– Ха, ты льстишь нам, псина этакая! – отреагировал Энрир. – Нас выбрали для этого задания только потому, что ты был здесь раньше. Это самая дальняя цель.

– В прошлый раз я так далеко не забирался, – согласился Брор.

– Нам стоило оставить салазки в рабочем состоянии, – печально заметил Грен.

– Но это был отличный взрыв, – возразил Химмлик. – А я люблю отличные взрывы. Пусть их будет еще больше.

Он похлопал по матерчатой сумке с мелта-зарядами, которую носил на бедре.

– Мы могли бы проехать весь путь до склада, а теперь придется идти, – проворчал Грен.

– Нет, брат, – возразил Брор, – теперь нам придется бежать!

Двери были пробиты по всей галерее. Новые потоки воздуха устремлялись в космос. Влка Фенрюка бросились в поток. С воем и стрельбой они разделялись, неся разрушение кораблю.

Все больше взрывов сотрясали палубу, пока стая Брора направлялась к своей следующей цели.

 

22

Волья охота

На пути к складу боеприпасов волчья стая не встретила серьезного сопротивления. Самым стойким противником оказались вооруженные сервиторы, но космодесантники легко справились с ними, с их-то мастерством.

Стая Длинных Клыков Брора отличалась боевой хитростью. Худшее, что они получили – это несколько царапин на доспехах.

Вскоре после того как метки футарк Брора закончились, Космические Волки оказались в безжизненной части корабля. Здесь находились трапезные и обычные залы, но совершенно пустые, по виду их покинули некоторое время назад.

Склад был непростой задачей. Располагавшийся слишком глубоко во внутренностях «Мстительного духа» и исключительно защищенный, он был неуязвим для обстрела снаружи. Следовало брать изнутри, а его спроектировали для противодействия подобным попыткам.

Артиллерийский склад имел ячеистую конструкцию и состоял из огромных бронированных бункеров, расположенных группами по шесть штук. Каждую группу изолировала глубокая пропасть, которая тянулась до самого днища корабля. Бронированные плиты, не уступавшие размерами крепостным стенам, ограждали этот металлический каньон, выступая на огромных поршнях для поглощения любого взрыва хранилищ снарядов. Основное назначение пропасти заключалось в отводе взрывных волн вверх и наружу из корабля через трубы, расположенные высоко в надстройке. Кроме того, она действовала в качестве противопожарной преграды. Каждый бункер соединялся с остальной частью корабля двухуровневыми выдвижными мостами. Сверху проходили сетчатые переходы. Ниже располагались рельсовые пути для загрузчиков снарядов.

К счастью для Своры мосты оставались выдвинутыми. Некоторые из складов не действовали, отрезанные от орудий саботажем Влка Фенрюка на рельсовых линиях. Но в большинстве не смолкал постоянный скрипучий стук колес по дорожкам – телеги сервиторов вытягивали снаряды из хранилищ и отправляли их к батареям.

Группа Брора выбрала для подрыва средний бункер в центральной группе.

Под воротной аркой их цели была подвешена пара спаренных автопушек в турелях. Они монотонно перемещались вперед и назад, сверкая злобным красным светом авгурных целеуказателей.

Брор занял передовую позицию в укрытии под мостом. В пространстве за экранами царили густые тени. Каньоны освещались сумеречной синевой, но в сравнении с тыльной стороной экранов, они казались яркими и открытыми.

– Энрир, – вызвал по воксу боевого брата Брор. Он говорил короткими фразами. Туррели относились к усовершенствованной модели и, несомненно, сканировали вокс-передачи. Энрир незаметно прошел вперед.

– Ты можешь попасть в них из своего мелтагана? – спросил Брор. Энрир был вооружен им в дополнение к болтеру. Это шло против организационных доктрин Легиона, но Свора никогда не следовала правилам.

Энрир наклонился вперед.

– Туррели в сорока шести метрах, предельная дальность для фокуса луча. Я справлюсь, но только с одной башней. Другая откроет огонь сразу же, как я отправлю первую к Моркаи.

Брор похлопал его по наплечнику.

– Действуй. Бери левую. Остальные, стреляем по правой. И работаем быстро. Отсутствие здесь часовых действуем мне на нервы.

Энрир тихо положил болтер на землю и отцепил мелтаган с боковой стороны силового ранца. Тщательно прицелился и отрегулировал фокусное расстояние фузионного луча. Плотно прижал оружие к плечу, посмотрел в железную мушку на конце ствола. Фузионное оружие предназначалось для работы на короткой дистанции. В обычных обстоятельствах в тщательном прицеливании не было необходимости.

– На тра, – сказал Брор. – Онн, тва, тра!

Энрир осторожно нажал на спусковой крючок, чтобы не сбить прицел. Воздух между орудием и башней автопушки замерцал. На такой дистанции эффективность луча снижалась, и у башни было время активироваться, прежде чем Энрир прожег ее насквозь и взорвал боезапас. Детонировавшие снаряды выбросило наружу.

Вторая туррель тут же открыла огонь с глухим стрекотом, загнав Энрира за бронированный экран. Брор и остальные начали стрелять в ответ, но их болты взрывались на бронированной обшивке турели, причиняя ей мало вреда.

– Извини, толстяк, но тебе придется выдержать железный ливень и разобраться со второй! – выкрикнул Брор.

Энрир кивнул. Он отрегулировал настройки на своем оружии, затем выскочил за угол и выстрелил.

Крупный снаряд сильным ударом снес правый наплечник Энрира. Край бронепластины разорвал комбинезон и оторвал кусок плоти до самой лопатки, прежде чем отскочить от стены рядом с головой Грена и упасть в пропасть. Энрира развернуло от попадания. Он выронил мелтаган и заскользил за край обрыва. Волк крепко выругался, разгневанный больше потерей своего любимого оружия, чем полученной раной. Его братья открыли в ответ ураганный огонь.

Автопушка снова начал стрелять, но ее снаряды безвредно просвистели над стаей. Хотя дух машины был жив, механизмы привода намертво сплавились благодаря выстрелу Энрира. Рагнер всадил болт точно в авгурные линзы, ослепив их. Он вышел вперед с поднятым болтером. Туррель попыталась повернуть, но не смогла и бесполезно опустошила свои магазины в бронированные щиты.

– Я побежал, – сказал Рагнер братьям и бросился к двери склада.

Турели, защищающие другие бункеры, открыли огонь по стае, пока она бежала по мосту. В Рагнера попали, но снаряд срикошетировал от изгиба доспеха, вызвав у волка только ругательство. Брор попытался помочь Энриру подняться, но воин отмахнулся от него и встал сам. Они направились к входу в склад, укрывшись в тамбуре бункера под грохот нескольких ударов. Путь преграждала толстая противовзрывная дверь.

– Прожги ее! – выкрикнул Брор сквозь грохот дюжины автопушек.

Химмлик вынул мелта-заряд из ранца и прикрепил к двери. Несколько секунд спустя путь был открыт.

Брор прошел через дымящуюся брешь в склад снарядов.

Он был разделен на два этажа, и Брор видел через решетку палубы работающие автоматизированные механизмы, загружающие снаряды в транспортные салазки.

Снаряды, длина которых равнялась росту легионеров, дюжинами загружались в высокие контейнеры, которые отправлялись вниз в отсеки с салазками. С дальней стороны подходили рельсы, которые предназначались для пополнения контейнеров, но проем в данный момент был закрыт. Загружаемые с громким лязгом снаряды выбирались из штабелей по определенной оптимизированной схеме, которая для Брора выглядела случайной. Из-за ультрафиолетовых люменов нежно-зеленые стены приобрели зловещий оттенок.

Вся это для Брора было ожидаемо. Чего он не ожидал, так это органических нитей, соединяющих панели управления между контейнерами. Они забивали пространство волокнистой паутиной, их корни уходили глубоко в механизмы склада. Там, где они касались металла, куски морщинистой плоти покрывали участки стен, стекая прозрачной слизью.

Грен прошел вслед за Брором и остановился.

– Что они сделали с этими машинами?

Брор вынул боевой нож и ткнул в жилы. Они задрожали. Когда он проткнул одну из них, потекла кровь.

– Это… это плоть, – сказал он.

– Изменники водятся с бесами Нижнего Мира, – прорычал Химмлик.

– Так ты теперь годи, мой брат? – спросил Грен, но в его возражении звучала тревога.

– Не прикасайся к этому, – предупредил Энрир.

– Хороший совет, – сказал Брор. – Установите заряды, мы уходим из этого места.

– Вот! – Химмлик отвязал сумку, вынул мелта-заряды и раздал братьям. Энрир вел наблюдение у двери, пока остальные устанавливали взрывчатку.

– Как твое плечо? – спросил Брор.

– Буду жить. – Энрир прикоснулся к ране. Смешавшаяся с кровью пена-герметик застыла над отверстием в комбинезоне, но пробоина в доспехе была слишком большой. Волк потерял целую внешнюю пластину и внутренние слои.

– Не вздумай накладывать этот скитна навоз, – предупредил Брор. – Дыхание Моркаи!

Он выругался, когда в плоти, покрывавшей половину штабеля снарядов, открылся глаз. Он проследил за Волком, когда тот прошел через живую паутину, чтобы установить последний заряд. Брор всадил в око болт, и из него брызнул желтый гной. Внутри механизмов завизжало что-то живое.

– Сделано, – сказал Рагнер.

– У меня тоже, – отозвался Грен. Ауспик громко зазвенел. Грен выругался и снял его с пояса. – У нас гости, – прорычал он. – Приближаются многочисленные цели.

– Сыны Гора? – спросил Энрир. Он скрежетал зубами из-за боли в ране, но в словах звучала радость. – Я хочу подстрелить что-то посерьезнее, чем палубные трэллы.

– Размечтался, – ответил Грен, подняв взгляд от ауспика. – Боевые киборги Механикума. Сотни киборгов.

– Кроме этого моста, есть другой путь? – поинтересовался Энрир.

– Другого не знаю, – ответил Брор.

– На ауспике нет ни одного, как и на планах корабля, – сказал Грен, покрутив диски сбоку устройства.

– Не считая того, что снизу, – вставил Энрир. – Я бы его не советовал.

– Что ж, отлично, – сказал Рагнер. – Пробьемся с боем.

Из коридора, ведущего на склад, раздался топот металлических ног.

– Тогда лицом к лицу, – решил Брор. – Если мы останемся здесь, они перестреляют нас. Но ни один получеловек не победит нас в ближнем бою. Атакуем по моему приказу.

Леман Русс со своими варагюр прорывался внутрь «Мстительного духа» со всей деликатностью промышленного бура, задействованного в операции на сердце. Раскаты воя ни разу не смолкли, разносясь по рваной линии фронта, почти замолкая, прежде чем его подхватывала очередная стая. Влка обрушились на обитателей корабля без всякой жалости, не обращая внимания на продолжающийся обстрел флагмана Гора «Храфнкелем» и другими кораблями Своры. Взрывы раскачивали корабль изнутри, пока стаи следовали по следам рунических меток и маяков Странствующих Рыцарей, круша ключевые подсистемы и поджигая припасы. Ни один Легион не отличался такой яростью. И все же, по мнению Бьорна, усилия Влка не выглядели достаточными для уничтожения гигантского флагмана. Крупные секции корабля уже были безлюдными, во многих залах, спроектированных для смертных, либо вообще не было воздуха, либо он был затхлым. На полу лежали разбросанные и покрытые пылью вещи. Палубу пятнала высохшая кровь, указывая на насильственную смерть обитателей, но во многих из этих мест отсутствовали следы внешних пробоин. Какие бы злодеяния ни произошли здесь, их совершили сами Сыны Гора.

– Скверные воспоминания цепляются за это место, – сказал Гримнр Бьорну. Люди, желающие стать союзниками однорукому воину, предупредили его, что Гримнр высказывался против него перед Повелителем Зимы и Войны. Но Бьорна это не беспокоило. Он соглашался с предполагаемой позицией Гримнра, поэтому удивился, когда тот вообще заговорил с ним. Это указывало на мрачное предчувствие, охватившее Легион. «Мстительный дух» вызывал ощущение неправильности происходящего.

– Много дурного произошло здесь, – сказал хускарл и направился вперед.

Отряд Лемана Русса вступал в бой периодически. Звуки сражения затухали по мере продвижения волков вперед. Попавшихся им трэллов вырезали. В темноте лабиринта корабля их донимали редкие засады. Они наткнулись на небольшие группы Несущих Слово и Альфа-легионеров, которые нападали, убивали и умирали, прежде чем снова исчезнуть во тьме. Несмотря на то, что «Мстительный дух» и «Храфнкель» были однотипными кораблями, они отличались, а после предательства различия усилились благодаря средствам, выходящим за пределы физических. У Бьорна было такое ощущение, что руны футарка удерживали форму корабля, а без них Свора потеряется в меняющемся лабиринте технических коридоров и шахт, которые возвращались назад.

Неправильности «Мстительного духа» как будто было недостаточно, чтобы убедить Волков в наличии малефикарума, и голоса, которые Бьорн слышал во время высадки, стали громче. Обрывки слов – чужих, но явно злобных, стали отчетливыми, вынуждая стаи много раз останавливаться на случай вражеской атаки. Раньше они бы проверили вокс на неисправность. Сейчас они узнавали голоса злой магии. Это объяснение бедам корабля стало для них совершенно очевидным, когда палуба под их шагами перестала звенеть, а коридоры стали влажными, и покрывались плотью, которая вздрагивала от прикосновения, как будто физический контакт причинял ей боль. Вентиляционные отверстия сменились пастями, выпускающими зловонные газы. Дверные проемы – влажными отверстиями. Эти участки злокачественных опухолей были небольшими, но постоянно расширялись, и казалось, тянулись друг к другу, соединяясь, как растущие семена рака, разрушающие органы носителя. Секции корабля, подверженные этому заболеванию плотью, превратились в воплотившиеся кошмары, и когда они оставались позади, память о них угасала, словно они были не из этой реальности и не могли восприниматься разумом смертных.

– Мы оказались в Нижнем Мире, – сказал Бьорн.

Пещеры из плоти нервировали Свору, но сопровождавшие отряд Русса годи переносили это тяжелее. Их трясло от того, что Бьорн не мог увидеть. Он не мог себе представить, чтобы Ква и его товарищи вели себя так, как эти жрецы. Он более ясно, чем когда-либо осознал, какой тяжелой утратой для Легиона стала потеря лучших рунических жрецов. Хладнокровия Ква очень не хватало.

– Как могут Сыны Гора не реагировать на то, что происходит вокруг них? – спросил Гримнр. Русс больше не скитался далеко впереди основных сил и теперь шел ближе к своим телохранителям, так что Гримнр снова временно отошел назад, чтобы идти рядом с Бьорном. – Если бы я искренне следовал за королем, веря в его правое дело, а затем этот король принес нечто подобное в мой мир, я бы вонзил свой меч ему в спину.

– Сыны Гора продались древним силам. Они переступили черту, о которой говорили годи, – сказал Бьорн. – Они обезумели, брат.

Гримнр зарычал, издав влажный предупредительный звук джунглей.

– Было бы лучше, если бы они спятили, – сказал он. – Но боюсь, это не так.

Вскоре появились Сыны Гора, и Гримнр с Бьорном смогли составить более осведомленное мнение об их вменяемости.

Изменники атаковали, когда Свора пересекала один из огромных латеральных каньонов корабля. Это огромное пространство тянулось намного ниже спинального коридора верхних уровней, но служил той же цели – соединяло обширные секции огромного корабля. С пилонов свисали длинные стальные линии фуникулеров, а по центру проходила монорельсовая дорога. По краям пропастям располагались связки кабелей и трубы всевозможных диаметров. Но движения не было. Хотя следы прямого ущерба отсутствовали, над пропастью нависло ощущение заброшенности. Огромные зубчатые противовзрывные двери закрывали проход в отдельные секции. На дне пропасти собралось озеро темной зловонной жидкости, с поверхности которого поднимались ядовитые пары. В такой глубине корабля происходящую битву выдавала только периодическая рябь на поверхности озера.

Русс резко остановился на краю пыльного моста. Он подозрительно принюхался и махнул своим людям. Примарх взглянул на металлические скалы на дальней стороне, высматривая движение на открытых переходах и галереях.

В темноте между толстыми опорными колоннами вспыхнул металл цвета морской волны.

– Я вижу их. Они приближаются. Займите позиции здесь. – Он направил группу в транзитный туннель на ближней стороне дороги, в стороне от наступающих Сынов Гора. – А вы поднимайтесь на верхние галереи. Прикройте дальнюю сторону, они нападут крупными силами.

Вокс-сеть Влка Фенрюка, некоторая время не работавшая за пределами дистанции перекличек, внезапно ожила.

С дальней стороны каньона вспыхнула стрельба. Когда их засаду раскрыли, Сыны Гора атаковали.

Воины Луперкаля наступали тремя лезвиями трезубца. Головная атака проводилась отдельно от двух прочих и шла от носа корабля, по той же стороне пропасти, где находилась Свора. Изменники наступали по широкой шестиполосной трассе снабжения, внешний край которой выходил к каньону. Транспортные рельсы были ржавыми, а по всей их длине кучами лежал мусор. Радиоактивные вещества сбивали авгурное сканирование, поэтому предателям удалось подобраться незаметно для своей добычи. Первым признаком их присутствия стала вспышка выстрела автопушки «Жнец», разорвавший двух Волков на куски в урагане раскаленной шрапнели и крови. По дороге уверенно шагали три дредноута «Контемптор», ведя такой плотный огонь, что перекресток быстро стал непроходимым.

Воины Своры воспользовались скудными укрытиями перекрестка, врезаясь керамитом в пласталь. Когда Русса оказался между мостом и безопасностью внутренних отсеков корабля, в атаку перешли две другие группы изменников. Они наступали в лоб, одна прямо по коридору, ведущему к мосту, другая заняв позиции на находящемся выше транзитном пути напротив, ведя огонь по Своре сверху. Болтерная стрельба вспыхнула со всех сторон позиции Лемана Русса, вырывая сверкающие воронки в ржавых стенах. Примарх сморщил нос, подобно волку, недовольному дождем. К грохоту присоединился рокот тяжелых орудий, как только наводчики установили их и открыли огонь. Русс по-прежнему не отступал.

– Мой ярл! Назад! – крикнул Гримнр.

– Они попытаются разделить и уничтожить по частям, – сказал Русс. – Отступаем и объединяемся.

– Они пытаются отрезать вас, – сказал Гримнр. – Мы попали в засаду!

– Я рассчитывал на это, – Русс поднял Копье Императора. – Ты не будешь нянчиться со мной, Черная Кровь. Это то, чего я хотел. Гор заглотнул наживку.

– Это мы в западне, милорд!

– Это он так считает. Варагюр, строиться за мной.

Волчья гвардия Русса подтянулась к нему. Пули и лазерные лучи с визгом отражались от энергетических полей их доспехов «катафракт». По коридору, ведущему к мосту, разносился вой и грохот стрельбы тяжелого вооружения. Отряды огневой поддержки выдвинулись вперед, неся потери под обстрелом. Мертвые лежали разбросанными изломанными кучками вокруг перекрестка, но многие выжили и спрятались за прочным укрытием. Среди воющих Влка два легионера готовили мультимелты для стрельбы по дредноутам.

Гигантские боевые машины перешли на бег, грохоча по переходу в направлении перекрестка. Мелта-стрелки не успевали подготовиться. За дредноутами наступали десятки Сынов Гора, ведя на бегу неприцельный огонь. Воины Своры, среди которых был и Бьорн, бросились к углам соединения моста со стеной и навели оружие на группы противника, занимавших возвышенные позиции на другой стороне каньона.

– Вы должны отступить, милорд, – выкрикнул Гримнр сквозь рев и грохот летящих болтов. – Мы в ловушке. Я вызову подкрепления из Сепп и Тра, они довольно близко. При большей численности мы сможем дать им бой.

Русс прервал Гримнра взмахом руки.

– Делай что хочешь, Гримнр. А я не собираюсь ждать. Я сражусь с ними и убью. Я не уступлю, пока бойня не выманит Гора.

– Это не план, милорд! – прорычал Гримнр. Он выпустил очередь из трех снарядов. Легионер Сынов Гора с воплем погиб.

– Медведь разбужен, – сказал Русс. – Его нужно нанизать на копье, иначе охотники превратятся в добычу. Таков принцип охоты. Время планирования прошло, наступило время действий.

Русс взмахнул копьем над головой.

– Фенрис хьолда! – проревел он.

– Фенрис хьолда, – подхватил боевой клич Гримнр, а вслед за ним остальные.

По переходу разносился грохот тяжелых шагов. Первый из дредноутов ворвался на перекресток. Масс-реактивные снаряды превратили его фронтальную часть в ошеломляющую картину искр от рикошетов и микроразрывов. Один из мелта-стрелков высунулся из-за угла и выстрелил из своего тяжелого оружия. Воздух замерцал и заревел. Следующий за лидером дредноут получил попадание прямо в грудь и рухнул с жутким грохотом, из пробоины хлынул расплавленный металл. Ведущая машина развернулась и ударом кулака размазала угрозу, прежде чем воин снова выстрелил.

Неистовству дредноута положил конец примарх, по доспеху которого плясали пули. Русс размахнулся и метнул Копье Императора в спину «Контемптору». Оружие пронзило бронированный обтекатель силовой установки машины. Сначала показалось, что ничего не произошло, машина продолжала вырезать воинов по команде изменника, который находился внутри нее. Но затем распространился запах малефикарума, а по энергоустановке поползла пурпурная молния. Из выхлопных труб вырвался черный дым и пламя. Машина издала мучительный вой и сдетонировала, разлетевшись на куски. От взрыва Влка Фенрюка разбросало по сторонам. Находившийся рядом с Руссом Бьорн пригнулся, когда над его головой пролетела нога, вращаясь так быстро, что издавала рваный гул. Третий дредноут с диким ревом протопал через обломки, но его пронзили и свалили с ног четыре луча лазерных пушек из глубины тоннеля. Машина с грохотом упала у стены.

Леман Русс сорвал шлем, запрокинул голову и завыл. В галактике не было звука, подобного этому. Громогласный животный зов, пропитанный музыкой природы, укреплял душу каждого воина Своры и пронзал шипами страха врагов. Примарх завыл снова, и свирепый дух корабля отпрянул от его чистоты.

Со всех сторон раздались ответные завывания.

– Вот теперь начинается настоящий бой, – сказал Русс. – Вырезать их, затем идем через мост. Мы наступаем, за Императора и Империум!

Русс подбежал к дымящемуся остову «Контемптора» и вырвал копье, а затем повел воинов в атаку дальше в туннель.

Серые и зеленые доспехи столкнулись с оглушительным грохотом. Вынужденный искать укрытие Бьорн только с некоторым запозданием последовал за остальными. По спине застучали болты, выстреливаемые сверху.

К тому моменту Русс уже сражался на передовой.

Бьорн видел раньше, как бьется в ближнем бою его генетический отец. Видел, как он разделал дредноут «Контемптор» на борту «Храфнкеля». Был очевидцем того, как примарх сломал спину Магнусу Красному перед великими пирамидами Тизки. Видел его в бою на дюжине миров и видел ужасающие свидетельства его боев на сотне других.

Но Бьорн никогда не видел, чтобы Леман Русс сражался с такой свирепостью.

Волк бьется упорно, но и осторожно. Рана для зверя – это смертный приговор. Обычно Леман Русс бился подобно дикому животному, со свирепостью, которая, тем не менее, сдерживалась. На «Мстительном духе» он полностью отринул самообладание. Он сражался, как берсерк. Он открыто демонстрировал свою ярость и боль. Впервые с того момента, когда Гор наплевал на свои клятвы верности, Леман Русс сражался с предательскими сыновьями брата. Копье Императора с гулом рассекало воздух широкими смертоносными взмахами. Ее листообразное лезвие вскрывало доспехи, как бумагу и уничтожало тела под ними. Примарх метал копье с такой силой, что оно пронзало цели, мгновенно убивая их, и каждый раз он бросался прямо на болтеры врага, чтобы извлечь его, словно это некогда ненавидимое оружие стало дорогим ему.

Его сыновья следовали за ним, вырезая все, что попадалось на пути. Сыны Гора все еще сражались со своей контролируемой свирепостью, которой они были известны – методично и смертоносно, но в их боевом мастерстве появилась новая остервенелая грань, и в них Свора нашла воинов, в точности таких же беспощадных, как и они сами.

Ненависть растекалась вперемешку с кровью. Вой волчьей родни был пропитан безмерной яростью. Скорбь смешалась с их гневом, скорбь от очищения Просперо, в которое их обманом завлекли, и скорбь от того, что с мечтой было покончено. Они были близки к источнику всех бед Империума и их собственного унижения. В душах фенрисийцев было слишком много поэзии, чтобы не чувствовать уколы горя.

Пока Русс прорубал путь через фланговый отряд изменников, Волчья гвардия наступала через мост, доверившись защите своих доспехов «катафракт». Под ливнем вражеского огня они напоминали древнюю «черепаху» романийского народа, штурмующую ворота замка. У брони имелся свой предел, и один из элитных воинов упал, его энергетическое поле было разбито тяжелым снарядом, а шлем смяло попадание волкита. Массивное бронированное тело рухнуло, частично заблокировав мост. Его братья, преодолевая огонь, прошли дальше и атаковали. Доспехи усиливали их вой до оглушительных высот.

Русс убил последнего из группы предателей на ближней стороне пропасти, пригвоздив воина копьем к металлу стены.

– Следуйте за варагюр через мост! На врага! – проревел он. – Окрасьте дорогу кровью их смертей!

И он, вырвав потрескивающее копье, бросился вперед.

Выкрикивая ужасные клятвы, Свора собралась в одну группу, стекая с самых верхних уровней пропасти и с примыкающих к ней залов.

Враг был быстро разгромлен, и Свора оставила пропасть позади. Русс сохранил голову достаточно холодной, чтобы приказать ротам, атакующим корабль, занять позицию и охранять путь отхода. Часть целей Странствующих Рыцарей оставалась нетронутыми, но битва переходила во вторую фазу. Времени оставалось мало. Волчий флот был окружен. К Мому и умирающему Гепталигону стекались другие группы изменников. В систему прибывали корабли, чтобы присоединиться к битве. Такой быстрый подход подкреплений был невозможен. Прошли считанные часы с момента, как Свора начала атаку и обнаружила себя. В такой ситуации другие флоты Гора не должны были даже получить уведомление, но власть предателей над варпом был абсолютной. Темные силы гнали их на битву.

Для отряда Русса целей не было, поэтому он повел их в пляску бойни, чтобы выманить брата. Примарх приветствовал засаду. Он шагнул в западню предателей с одной целью – разнести ее, а покончив с этим, он завыл, желая большего.

Они держались вместе, сражаясь, как одно целое. За пропастью поперечный проход расширялся в ряд огромных отсеков, их толстые стены пронизывались проездами для поездов снабжения. Под склады выделялось очень много пространства линкора. Во времена Великого крестового похода экспедиционные флоты действовали годами за пределами имперского космоса. Сейчас эти отсеки, когда-то хранящие еду и воду для многочисленных экипажей и возвращающие людям удивительные артефакты и произведения искусства, были заполнены оружием, предназначенным для разрушения Терры.

Будь битва более организованной, Свора уделила бы время для подготовки складов к подрыву, но сейчас она сражалась только, чтобы убивать. Каждый отряд космодесантников-предателей, отправленный в бой против них, встречался с радостью, и воины Влка иронично благодарили своих врагов за то, что те облегчали им работу, доставляя свои тела к клинкам Своры.

Бьорн слегка задыхался, как истинный волк. Гудящая вентиляция шлема не позволяла линзам запотевать. Операционный таймер говорил, что они сражались четыре часа, но это ничего не значило. Бой растягивал время причудливым образом. Каждый миг мог быть для Бьорна последним, и поэтому растягивался в бесконечность, но после окончания каждой схватки ощущения были такими, словно она длилась считанные секунды. Со многими так и было.

Они прорывались по диагонали вверх, двигаясь через «Мстительный дух» от технических внутренних секторов в просторные помещения между центром и орудийными палубами правого борта. В конце концов, Влка добрались до большого церемониального зала.

Бьорн остановился на миг, чтобы сориентироваться. От высоких золотых ворот спускалась мраморная лестница, высеченная в прекрасном образе стекающего потока. Вдоль стен тянулись потрепанные украшения, а маленькие окна в потолке, раскрашенном фресками о победе на Улланоре, выходили в пустоту. Бьорн полагал, что воздействие малефикарума за пределами темноты уменьшится. Злу была свойственна скрытность, но признаки нового служения Гора находились по всему залу. При взгляде на статуи, те словно оживали. Стены украшали картины, написанные жидкостями, которые обычно не использовались в качестве краски. В жаровнях горело странное сине-зеленое пламя. Те декорации зала, которые не залила сочащаяся из стен слизь или не превратились в куски из живой материи, были жуткими. Похоже, их изменила не рука человека, скорее они сами себя преобразовали. В некоторых, наполовину завершенных на взгляд Бьорна, участках зала сдержанные завитушки орнамента, которые можно было встретить повсюду в Империуме, прорастали острыми гранями и шипами, больше подходящими для камеры пыток. Некоторые из них для этого и использовали. С ржавых крючьев свисали гниющие тела в мучительных позах.

В зале отчетливо слышался шепот губительных голосов. Отвлечение внимания едва не стоило Бьорну жизни. Боевые горны протрубили оглушительный вызов, и стены открылись.

Легионер Сынов Гора появился из ниоткуда и направил потрескивающую булаву в голову Волка. Бьорн нагнулся, и оружие оставило в стене вмятину размером с его тело. Он опустошил свой болтер в грудь изменнику. Нагрудник легионера лопнул, разорванные силовые кабели зашипели вытекающей энергией, и враг отшатнулся. Бьорн прыгнул на воина и вонзил молниевый коготь в подбородок противника. Задняя часть шлема предателя взорвалась наружу фонтаном дымящейся крови. Бьорн сапогом сбросил труп со своих когтей и развернулся, выискивая нового противника. Он оказался в гуще внезапно вспыхнувшей битвы. Воины появлялись из-за открывшихся панелей под извращенными творениями искусства, бросаясь со всех сторон на Влка Фенрюка. Болтерная стрельба быстро стиха, уступив место клинкам. Воины бились повсюду. Никаких боевых линий. Никакой дисциплины, только дуэль, повторяющаяся тысячу раз. Тьма против света. Ощущение нечестивого давления росло. Воздух уплотнился. Даже сквозь дыхательную маску Бьорн каждым вдохом ощущал вонь сточной грязи.

Голоса смеялись и бормотали, раздаваясь не из человеческих глоток, но, казалось, прямо из воздуха. Сыны Гора сражались, не обращая внимания на этот хор, но Влка Фенрюка отшатывались от него.

Мигание термометра привлекло внимание Бьорна, предупреждая о растущем холоде. Горячий воздух из силовых ранцев превратился в клубы пара. На крюках и порченом убранстве собирался иней, но когда воин взглянул на свою кисть, то увидел, что свинцовые амулеты плавятся от жара. На его глазах они таяли в серебристые полоски, которые стекали с тела на пол и бежали по нему, вопреки искусственной гравитации, словно ища путь к бегству. Из-за отсутствия контрмагии, способной заглушить голоса, они звучали все громче и громче, искушая Бьорна бросить оружие и угрожая, если он так не поступит. Он не знал языка, но смысл был ужасающе понятным.

На него напали двое воинов. Их лица расплывались в глазах Бьорна, а голоса смеялись. Они атаковали, пока он был наполовину ослеплен. Бьорн неуклюже отбивал их удары.

Что-то приближалось. Однорукий посмотрел на лестницу. По коридору приближался свет, подобный тому, чтобы отбрасывают факелы на стены пещеры. Ему предшествовало дурное предчувствие. У Бьорна возникло такое ощущение, будто давление корежит истиную форму его вюрда. Шепот сменился ревом восхваления, пением славословий чемпиону.

Золотые ворота открылись.

С порывом черного ужаса на верхнюю площадку лестницы шагнул Гор Луперкаль, присоединившись к своим сыновьям. С обеих сторон рассыпались личная стража из громоздких терминаторов. Следом появились воины, чьи перекошенные лица и неестественные конечности Бьорн сначала принял за блажь безумного оружейника.

Гор приковал к себе все внимание. В левой руке он держал булаву, длина которой превышала рост космодесантника. На правой сидела огромная перчатка, пальцы которой заканчивались зазубренными силовыми лезвиями, а к кисти прикреплен спаренный болтер. Доспех покрывали шипы. Имперские символы сменили образы ока с вертикальным зрачком, которые казались слишком влажными и живыми, словно были из плоти.

Как и подобало его высокомерию, магистр войны пошел в битву без шлема. Его некогда благородное лицо исказило ликующее превосходство, граничащее с демоническим. Из капюшона терминаторского доспеха бил резкий красный свет. У этого дьявольского нимба не было заметного источника. Окинув темным взором бойню в зале, Гор произнес одно-единственное слово.

– Довольно!

Этот приказ был пропитан такой силой, что все воины замерли. Фигуры в зеленой и серой броне отступили, глядя друг на друга с непоколебимой ненавистью. Но слово Гора принудило их прекратить бой, не взирая на то, как сильно они желали сражаться.

Бьорн остановил свой выпад. Его противники отступили. Волк посмотрел на своего примарха, ожидая, что Русс отвергнет слова брата и немедленно броситься в атаку. Но он так не поступил. Леман Русс ждал, застыв с выражением такого смятения на лице, что оно пробудило страх в сердце Бьорна. Повелитель Зимы и Войны был решительным воином, природной силой, могучей словно буран, и такой же неумолимой и беспощадной. Но появление брата парализовало его. Из-за нерешительности Русса Свору охватил ужас. На поле битвы опустилась напряженная тишина.

– Леман из Руссов, мой варварский брат, – обратился Гор. Он поднял молниевый коготь и ткнул в Русса пальцем, лезвие на котором было размером с косу. – Ты разочаровываешь меня. Этот твой поступок – самоубийство. Какой же ты глупец, раз жертвуешь своей жизнью ради верности нашему гнусному отцу.

На неуловимый миг фальшивая личина Лемана Русса спала.

– Гор, что ты с собой сделал?

– Я стал тем, кем всегда был. – Ухмылка Гора была слишком широкой и зловещей, не присущей человеку, как-будто сквозь его смертное лицо проступала улыбка кого-то другого. Затем она исчезла, и его выражение стало печальным. – Остановись, Русс, и послушай меня. Я узнал правду. Видел будущее. Я знаю, какую беду наш отец навлечет на наш род.

– Тебя обманули, мой брат. Посмотри на себя, на свой корабль. То, чем ты себя окружаешь нельзя назвать цивилизацией. Это безумие! Эти вещи достойны Кёрза, но не тебя.

– Они точно отражают истину вселенной. Чтобы стать лучше, ты должен принять ее. Если присоединишься ко мне, то все поймешь.

Русс в отчаянии рассмеялся.

– Ты совсем спятил. Ты – предатель и тиран. Чудовище!

– Я – верный, верный человечеству! Ты продолжаешь следовать за злобным деспотом, который создал нас, и так охотно внемлешь Его лжи. Разве ты не видишь, Императора интересует только Он сам. Он сожжет наш род на погребальном костре ради Своего возвышения к божественности. Ты не видишь этого. Он ослепил тебя в тот момент, когда пришел в твой мир. Не вини себя, Леман. Ты ничего не мог поделать. Присоединяйся ко мне, и я прощу тебя.

– Простишь меня? – Необузданный смех Русса смешался со слезами неверия. – Я не могу присоединиться к тебе! Брат, оглянись. Пожалуйста. Посмотри беспристрастно на то, что ты натворил.

Выражение царственного лица Гора стало угрожающим.

– Я предполагал, что ты отвергнешь мое предложение. Ты – пес. Ты прибегаешь по свисту отца, храбрая гончая, которая бросается на любого по команде деспота, слишком глупая, чтобы понять, что добыча хозяина убьет ее. На Старой Земле, в древние времена, существовали похожие на тебя собаки, которых стаями выпускали охотиться на диких кабанов. Они атаковали без промедления, хотя многие гибли, так как их растили бесстрашными. Их природу извратили ради прихотей их создателей. Как и твою. Всех вас. – Он окинул зал пылающим взглядом. – Но здесь я вижу не стаю бесстрашных собак, а только сбитою с толку дворняжку и ее щенков. Это ты спятил, мой брат. Даже если бы ты пришел сюда со всеми нашими так называемыми «верными» братьями, вы бы оказались в меньшинстве. В одиночку у тебя нет шансов на победу. Через несколько часов твой Легион исчезнет, а за ним последует твоя скучная примитивная культура, так как, мой брат, я увижу, как горит Фенрис.

Если Гор хотел этими словами спровоцировать, то у него не вышло. Взгляд Волчьего Короля излучал спокойную уверенность. Русс выпрямился из боевой стойки и опустил острие Копья Императора. Он направился к Гору, и толпы воинов разошлись, пропуская его.

– Ты не в себе, я вижу это, – сказал Русс. – Ты попал под чужое влияние. Останови это безумие. Позволь Императору исцелить тебя.

Гор засмеялся. Это был гортанный рык чудовища в тайной пещере, который выходит ночью, чтобы пожирать молодежь.

– Он не сможет исцелить то, чего нет! Разве ты не видишь? – Гор развел руки и направился вниз по ступеням. – Я – не ранен, я выздоровел. Прежде я был всего лишь пешкой, теперь я хозяин своей судьбы. Я свергну нашего отца и принесу человечеству новую эру могущества.

– Эру жестокости, – ответил Русс. – Посмотри на своих воинов. Они превратились в чудовищ, хотя и не настолько, как их отец.

– Чудовищ? – взревел Гор. – Я видел, какое черное будущее уготовит нам Император. Его нисколько не заботит человечество. Великий крестовый поход был ложью, Русс. Его заботит только Его собственный апофеоз. Мы с тобой инструменты, которые выбросят за ненадобностью. Он позволит душам триллионов людей сгореть, чтобы утолить Свой вечный голод. Я это знаю.

– То, что ты говоришь – неправда. Послушай себя! – взмолился Русс. – Время еще есть. Остановись.

Гор направил булаву на Русса.

– Я нарекаю тебя глупцом, достойным только смерти. Но ты мой брат, есть и другие из нас, кто сразиться со мной, поэтому я в последний раз предлагаю тебе выбор. Император говорил мне в день, когда мы впервые встретились, что вместе мы могли совершить такие удивительные деяния. Он – лжец, но в этом был прав. С тобой на моей стороне мы сможем придать галактике новый облик. Мы первыми оказались вместе – так сделаем это снова, во благо всего человечества.

– Заманчивое предложение, – неискренне заметил Русс и улыбнулся. – Не трать лишних слов. Ты знаешь мой ответ. Посмотри на тех, кто с тобой. Ты приказал мне убить Магнуса, когда сам погряз в гораздо худшем.

– Ты сразил его с таким рвением. Тобой всегда было легко управлять. Импульсивный глупец, стремящийся любой ценой угодить, как и подобает псу. За толику расположения ты продашь собственную жизнь, – Гор усмехнулся. Тысячи болтеров взяли на изготовку. Он указал на воинов в странной броне. Они выступили вперед, и стала понятно, что их неестественность – не уловка. Они превратились в существ, которых нельзя было назвать людьми. – Это – мои луперки. Они – предвестие того, что грядет. Ты смотришь на истинную силу галактики.

– Я смотрю на чудовище, – сказал Русс. – Я уже убил немало их. Ты будешь следующим.

Он приготовил копье.

Гор громко рыкнул.

– Быть посему. Я не ждал ничего иного, кроме твоего верноподданного тявканья, волчонок, но был готов дать тебе шанс принять изменения. Отлично. Ты умрешь от моей руки. И это не доставит мне удовольствия.

– Чудовища всегда говорят так, – ответил Русс. – Потому что не могут посмотреть в лицо правде.

– Думаешь, что сможешь сейчас победить, брат? – проревел Гор. – Узри же мою силу. Узри то, что наш отец скрывал от нас!

Гор атаковал, с легкостью перейдя в грохочущий бег в приспособленном под него многотонном терминаторском доспехе. Гигантская булава взлетела вверх.

Русс встретил удар двойным хватом, приняв навершие булавы на лезвие своего копья. Ударная волна эмпирейской энергии разошлась во все стороны, сбивая с ног и раскидывая космодесантников.

Гор ударил снова, и Русс отшатнулся.

Болтеры ответили своим громом на молниевые разряды сражающихся примархов, и битва вспыхнула с новой силой.

Бьорн сморгнул послесвечение. Сигналы тревоги вопили ото всех систем его доспеха. Жуткие энергии окружали обоих примархов. Они были героями из мифов, сражающимися за душу человечества. В размытом зрении Бьорна их тела утратили свою определенность, став чем-то другим – воинами в древних доспехах с бронзовыми копьями или же дикарями из незапамятных времен, сжимающими огромными каменные топоры, или двумя братьями, сцепившимися в грязи какой-то забытой деревушки, когда людей было мало, а мир – безграничен. Бьорн снова моргнул и видение исчезло. Постчеловеческие божества бились оружием чудовищной мощи.

Творилась великая сага или же великое забвение. Если Гор победит, о Влка Фенрюка больше не расскажут историй.

А затем Бьорна атаковало тараторящее изменчивое существо, удерживаемое в форме человека только силовым доспехом, и волк сосредоточился на собственной схватке.

                                                           Гор демонстрирует свою мощь...

 

23

Двойная верность

Коул прошел в командный центр мимо стражников Асперции. Домину опутывал кокон из входящих данных, соединяющих ее напрямую с кибернетическими силами Трисолиана. Только половину вспомогательных станций занимали знакомые Коулу адепты. Остальные обслуживались членами так называемого истинного Механикума. Они источали смрад протухшего мяса. Коул не видел лиц новичков.

В комнате стояла абсолютная тишина. Ни один из голоэкранов или пикт-дисплеев не работал. Все присутствующие соединялись со своими подчиненными проводным манифольдом. Инфосфера бурлила агрессивным инфокантом. В скрытых слоях притаился странный суб-код, от которого имплантаты Коула покалывало.

Во владениях Асперции царил страх. Коул справился с ним и уверенно вошел внутрь, за ним робко следовал Фридиш.

Из одежды Асперции поднялась гибкая рука с электронным глазом, который свирепо взглянул на Коула.

– Что ты тут делаешь, Коул? Почему не на своем посту?

– Я оставил его, – ответил адепт.

В тот же миг охранявшие дверь дремлющие скитарии активировались.

– Лучше бы у тебя была убедительная причина, – сказала Асперция. – Сегодня я не намерена терпеть твои выходки.

Скитарии навели оружие на Коула.

– Вот, – сказал Велизарий и вынул из пояса сферическое устройство – свой шедевр. Адепт щелкнул единственный переключатель на вершине и бросил шар на пол.

Устройство упало с металлическим стуком. Из находившегося внутри когитатора выстрелил импульс заботливо созданных кодов подчинения. В тот же миг адепты закричали и забились на своих командных креслах, а затем потеряли сознание. Скитарии лишились своей механичности, когда инфо-импульсы Коула вернули им автономную функциональность. Они нерешительно опустили оружие.

– Запрос о статусе, – обратился один из них. – Требуется актуальные вводные.

Коул указал на домину и сказал: – Домина магос Гестер Асперция Сигма-Сигма – предатель.

Трубки с шипением отсоединились от разъемов домины – Асперция сбросила командное снаряжение.

– Мне никогда не стоило доверять тебя, – сказала она. – Стража, убить его.

Скитарии медлили.

– Проверьте инфосферу, – сказал Коул. – Увидите. Вокруг этой самой станции Космические Волки сражаются с магистром войны. Великий предатель Гор прибыл сюда по ее приглашению.

– Домина? – обратился сбитый с толку один из стражников.

– Она обратилась против вице-короля, – продолжил Коул, – и выдала его изменникам.

– Ложь! – крикнула Асперция. – Убейте его!

– Я дам вам правду. Выгрузка, – сказал Коул.

Он отправил пакет данных с доказательством предательства домины в разумы скитариев. Им понадобилось на обработку доля секунды. Они снова подняли оружие. И в этот раз навели его на домину.

– Эти записи подлинные? – спросил скитарий.

– Безусловно. Можете сами проверить их, – ответил Коул.

Коул услышал, как в голове скитария зажужжали инфо-шестеренки, когда он запустил проверку.

– Стойте! – обратилась Асперция на всех частотах.

Коул вынул волкитную серпенту.

Скитарии открыли огонь по своей госпоже. Радиевые пули врезали в броню. Она выпрямилась и разрезала пополам одного из бывших телохранителей фокусированным пучком частиц, которые прошли через металл и плоть, словно те были воздухом.

Снаряд попал ей в лице, оставив вмятину в зеркальном металле и отбросив вытянутую голову назад. Коул отстрелил узел кибернетической связи, показавшийся у основания ее горла, и домина упала в клубок из металла и ткани. Из сочленений вытек дым.

Скитарий посмотрел на Коула. Техножрец перехватил немного данных из инфопотока, поступающего в когнис антенну воина. Внезапное смятение охватило всю трисолианскую тагмату. По всему Гепталигону от клад скитариев и таллаксов исходили запросы о помощи и разъяснении. Скитарии молча вышли, стуча по палубе изогнутыми протезами, заменяющими ноги.

Коул улыбнулся себе.

– Ну вот, это было не так уж и сложно, – сказал он.

Фридиш вынул свое оружие. Он смотрел на лазерный пистолет, словно не понимая, как тот оказался в его руке.

– Как ты блокировал их нейросинхронизацию? Как ты все это сделал? – спросил Фридиш, глядя на мертвых адептов. Над их головами поднимался запах спекшейся плоти. – И где ты взял это?

Он указал на безобидно лежащую на полу сферу, ее индикатор активности мигал.

– Копировщик кода? Как и все, что у меня есть, мой друг, я его сделал. На самом деле я работал над ним какое-то время, из интереса, – подчеркнул Коул. – Я никогда не думал, что мне придется воспользоваться им, но меня беспокоила слабость инфосети Трисолиана, и я хотел продемонстрировать, как ее можно взломать изнутри. В конце концов, он оказался полезным для меня. Вот так я сжег командное снаряжение Асперции, освободил ее скитариев и убил этих отклонившихся техномантов. Теперь воины Марса смогут выбрать, за кого сражаться. Думаю, это будет не магистр войны.

– По чьему проекту ты сделал это копировщик? Я никогда не слышал о таком.

– По собственному, – с вызовом ответил Коул.

Фридиш, моргая, уставился на него и опустил оружие.

– Таким как мы запрещено изобретать.

– Ты хочешь назвать меня еретиком? – спросил Коул. – Я не претендую на праведность, Фридиш, но я верен нашему богу. – Он вложил пистолет в кобуру. – И я собираюсь спасти тебе жизнь.

– Ты убил ее.

– Думаешь, если бы мы любезно попросили, то она отдала бы нам свой барк? – поинтересовался Коул. – А теперь помоги мне. Тез-Лар переверни ее.

Тез-Лар вошел в комнату и схватил мертвое тело Асперции. Когда он перевернул ее верхний торс на спину, раздался шлепок, словно домина была мертвой рыбой. Механические конечности лязгнули друг о друга.

– Что ты делаешь? – спросил Фридиш. – Мне это не нравится, Велизарий.

Он нервно оглянулся на дверь. Станцию перестало трясти. Обстрел прекратился. Это могло означать только одно: приближались войска лоялистов.

– Нам нужен ее корабль, значит нам нужна она, в некотором смысле. – Коул откинул мантию домины, открыв прикрепленный к груди комплект цилиндров. В их основаниях горели индикаторы. Некоторые были красными, означая гибель содержимого. Большинство – зелеными. Посередине емкостей бегали огоньки, указывая на запуск криогенных циклов для сохранения содержимого. Коул выбрал одну из склянок с зелеными огоньками и вывернул ее из керамической оправы. Из штуцера закапала молочная жидкость.

Велизарий вытер его и вынул свободной рукой из одежды миниатюрный суспензионный сосуд. Адепт вложил склянку внутрь и закрыл крышку. Вокруг склянки закружил металоновый газ. Коул повозился с управлением, пока огни индикаторов полностью не погасли. Он облегченно вздохнул, затем поднес сосуд к лицу и жадно рассмотрел его.

– Он жив! В одном Асперция была права, Фридиш. Знание – священно, а она знала многое, мой друг. Здесь гомункул, закодированный всем, что она изучила. Столетия данных. Не все из них связаны с войной, но многое. Она задумала его, чтобы воссоздать себя после смерти, хотя я не позволю этому случиться.

– Что ты собираешься делать с этим?

– Я не могу позволить ее знаниям умереть вместе с ней, это был бы грех. И если я усвою их, то стану вполне себе генералом.

– Но как ты собираешься получить их? – спросил Фридиш.

– И в самом деле, как? – Энграмматическая выгрузка? Нейронное сканирование?

Он внимательно посмотрел на стеклянный сосуд, в котором находилась склянка с клоном Асперции Сигма-Сигма.

– Думаю, возможно, есть лучший способ.

– О чем ты говоришь, Коул?

Коул уклонился от ответа и всунул склянку в кобуру под своей одеждой, затем снова вытащил пистолет. На миг Фридиш побледнел, словно подумав, что Коул собирается пристрелить его, чтобы скрыть свою техноересь.

Велизарий указал пистолетом на труп Асперции.

– Нам не нужны две Гестер Асперции Сигма-Сигма, – пояснил он. Серпента полыхнула. Склянки сгорели актиническим светом, когда Коул безжалостно прострелил все, как живые, так и мертвые.

Комнату наполнил дым от металла и трупа.

– Теперь у нас есть шанс выжить, – сказал он. – И нам лучше воспользоваться им.

Брор потерял счет убитым им киборгам. Согласно их эмблемам это были технотрэллы и скитарии Трисолиана. Гор берег силы своего Легиона, бросая на Свору второразрядных солдат Механикума. Брор злился на подобную тактику. Она была трусливой, несмотря на стратегическую оправданность.

Стая отступила от погребов боеприпасов к посадочной палубе, прорубив путь прямо через первые подразделения, брошенные против них. После этого Космические Волки пошли по узким переходам, не давая воинам Механикума возможность воспользоваться более тяжелым и дальнобойным оружием. Солдаты Трисолиана была аугментированы до степени нечеловечности. Несколько уязвимых частей их тел защищались внутренней и внешней броней. Их вооружение было странным, но эффективным, а счет бойцов шел на тысячи.

В ближнем бою они не были ровней для Влка Фенрюка. Шестеро Волков сохраняли близкую дистанцию, на которой их цепные мечи и топоры отсекали металлические конечности от тел так же легко, как и плоть.

– Они из металла, но для моего цепного меча нет никакой разницы! – весело бросил Энрир, который был немного не в себе из-за болеутоляющих и усилителей боевых качеств, поступающих в кровь. Рана больше не беспокоила его, но «позже ему станет хуже», – подумал Брор.

– Тебе не кажется, что они немного медлительные? – спросил Рагнер, выстрелив из болт-пистолета в лицо скитарию.

– Они марионетки своих хозяев, не только эти технотрэллы, но и скитарии, – объяснил Брор. – Непосредственное управление.

– Скверный вюрд, – сказал Энрир, раскалывая череп очередного трэлла шипастой гардой меча.

– Я слышал, что жалкие ублюдки приветствуют это, – сказал Брор.

– Из-за этого они паршивые воины, – отметил Флокр.

– Какие-то мы сегодня болтливые, вам не кажется? – сказал Химмлик.

За всю миссию Флокр произнес едва ли три слова.

– То, что я не считаю это достойным разговора, не означает, что я не могу говорить, – ответил он, выпотрошив грудь скитария восходящим ударом меча.

– Мне иногда интересно, – сказал Рагнер. Он застрелил еще двух врагов.

Брор ухмыльнулся. Он скучал по шуткам в бою своей волчьей стаи. Вообще, Странствующие Рыцари препирались не меньше воинов Своры, но без юмора и дружелюбия. Различия между Легионами и боль от предательства изводила многих из них, ожесточая воинов. Брору не хватало товарищества Влка Фенрюка.

Они добрались до перекрестка, которого не было на карте Брора, и у них начались настоящие проблемы.

В дальнем конце толпилась группа технотрэллов. Они не были настолько опасны, как скитарии, не обладали значительной аугметикой и их полностью лишили свободной воли. У каждого одну руку заменяло лазерное ружье, которое трэллы придерживали другой рукой.

– Я разберусь с этим, – сказал Флокр. – Легкая добыча.

Но как только он вошел в поле зрения трэллов, они среагировали с неожиданным проворством. Флокра сразили продольным лазерным огнем с обеих сторон перекрестка.

– Флокр! – закричал Химмлик.

– Он навсегда замолк в этом мире, – сказал Рагнер. – Пусть воины Золотых Чертогов примут его суровость лучше нас.

Брор выглянул за угол. Пульсирующий ураган лазерных разрядов загнал его обратно.

– Скитна! – прорычал Брор. – Чертова западня. Враги в каждом коридоре.

Избавившись от клинков Влка, трэллы стреляли безнаказанно, и Космические Волки укрылись в нишах стен, пока лазерные лучи освещали все четыре коридора перекрестка.

– Готов поклясться, мы проходили здесь, и этот перекресток выглядел иначе! – крикнул Рагнер, высунувшись из укрытия. За это время он успел всадить три снаряда точно в головы трех технотрэллов. Сила разрывов отбросила их на товарищей, сбив им прицел и позволив Химмлику убить еще нескольких неприцельно выпущенной очередью.

– Раньше этого перекрестка здесь не было, – заметил Брор. – И его нет на картолите.

– Как, во имя самого ледяного уровня Хеля, звездолет может сам себя переделать? – поинтересовался Энрир.

– Да это неважно, – выкрикнул Грен.

– Мы должны отступить, попробовать другой путь, – сказал Брор.

– Слишком поздно! – выкрикнул Грен. – С тыла подходят скитарии.

Его болтер рявкнул пять раз.

По коридору прошипели радиоактивные пули. Ни одна из них не попала в Космических Волков, а многие угодили в механизмы обращенных к ним лицом технотрэллов. Тем не менее, волчья стая оказалась в западне.

– Черт подери! – прорычал Брор. – Тогда, вперед. – Он вынул осколочную гранату с поясной сумки, сорвал чеку и покатил гранату к перекрестку.

Она взорвалась, когда Брор уже бежал вперед. Он атаковал вслепую, его авточувства ослепли из-за взрыва гранаты и последующих разрывов кибернетических силовых блоков. По доспеху космодесантника застучали фрагменты технотрэллов. В понож попало что-то серьезнее лазерного луча, оставив вмятину на металле. Брор вслепую махнул мечом в массу врагов. Зрение вернулось, когда он разрубил плечо трэлла. Зубья цепного меча выбросили черные брызги смешавшихся крови и масла. Волк продолжил резать, вырвал бок мертвого киборга и, развернув меч на уровне пояса, разрезал грудь другому. Еще одного он застрелил – единственный болт выпотрошил грудную клетку. Братья Брора кричали и выли, рык их болтеров оглушал в замкнутом пространстве. Активировались протоколы ближнего боя технотрэллов, малая дистанция до их товарищей не позволяла им стрелять из встроенного оружия. У них не было слов, но у многих сохранились органы речи, и они по-идиотски охали на Брора, хватаясь за него левыми руками в перчатках. Тюрфингр стрелял в них, пинал, бил руками и головой. Искореженные обломки цеплялись за его лодыжки. Ноги скользили по смешанной с техническим маслом крови.

Брор выпустил последний болт, и швырнул оружие в лицо технотрэлла, проломив конический бронзовый шлем и разбив линзы.

Мгновение спустя отказало его второе оружие.

Из моторного отсека цепного меча пошел дым. Зубья заклинило из-за кусочков плоти и металлической стружки. Брор сильно ударил клинком по стене, выбивая грязь из цепи, одновременно схватив трэлла за глотку и свернув шею голой рукой. Зубья сделали один оборот и снова заклинили, из кожуха вылетела разорванная цепь. Брор бросил меч и схватился с трэллами голыми руками.

Они набросились на него. Он разрывал их тела на куски, но трэллов были десятки, и они колотили по его доспеху металлическими кулаками и тянули вниз общей массой.

Мимо наплечника космодесантника просвистел выстрел, превратив верхнюю часть трэлла в пронизанную металлом кровь. Брор попытался сосредоточиться на дисплее шлема, чтобы понять, как идут дела у братьев. Он видел отметки смерти, но в глазах плясало из-за ударов трэллов по доспеху, и он не мог разобрать, кто из стаи жив.

Его поле зрения заполнилось кибернетическими лицами и скребущими руками. Разлагающаяся плоть оставляла сальные полосы на линзах шлема. Они тянули за его силовые кабели, металлические пальцы лезли под боевой доспех. В конце концов, один, похоже, догадался, что можно снова воспользоваться оружием.

С металлическим звоном лазерное ружье прижали к его лбу.

Брор дерзко закричал, глядя в пасть Моркаи.

– Фенрис хьолда!

Он приготовился к смерти. Вдруг давление прекратилось. Солдаты Механикума отступили, встали по стойке «смирно» и опустили оружие. Брор прыгнул вперед и оторвал голову одного из киборгов, прежде чем понял, что они прекратили сражаться и застыли, как манекены.

Он огляделся. Грен присоединился к погибшему Флокру. Химмлик осел у стены, сжимая окровавленными руками пробитый на животе доспех. В выбоинах на стенах гасло пламя. За спинами Волков из пробитых труб вырывался охлажденный углекислый газ. В искусственном тумане ярко светились красные глаза киборгов Механикума, но они не атаковали.

– Третья голова Моркаи! Что происходит? – спросил Энрир.

Брор стянул шлем и вдохнул воздух, насыщенный смрадом смерти и смазки.

– Новые повороты в вюрде, – сказал он, тяжело дыша.

К ним по коридору через дым боя шла одинокая фигура.

Рагнер прицелился.

– Не стреляй! – приказал Брор.

– Я иду к вам с перемирием, – сказал воин безжизненным механическим голосом. Он приблизился, выйдя из клубов газа. – Вы не истинная цель, – сказал он. Гребень и знак отличия на серо-красной шинели указывали, что он скитарий из клады альфа.

– Тогда почему вы напали на нас? – спросил Брор.

– Прямой контроль с захваченных командных центров. Вы не истинная цель, – механически повторил воин. – Вы – Космические Волки, Легионес Астартес Шесть. Верные Императору. Вы не истинная цель.

– Ты знаешь, где находишься? – спросил Энрир.

– Нет, – ответил скитарий.

– Ты на борту «Мстительного духа», – объяснил Энрир. – Ты сражаешься за магистра войны.

Воин замолчал. Из его черепа раздалось тихое жужжание.

– Значит, наш лидер ошибся. Нас направили против вас без разрешения владыки мира-кузни. Миг единения с Движущей Силой завершен. Нас перезагрузили до параметров самоопределения.

– Кто сейчас командует? – спросил Рагнер.

Воин молчал. Уцелевшие воины стаи покрепче сжали оружие.

– Я, – ответил скитарий.

– Так вы за или против Императора? – спросил Энрир.

И снова это долгое молчание.

– Император – законный правитель Империума. Келбор-Хал – изменник. Я – верный слуга Империума Терры и Марса. Я буду сражаться за вас.

– Как тебя зовут? – спросил Энрир.

– Мое обозначение 978-1849700764. – Он изобразил знак шестеренки на том месте, где когда-то было его сердце.

– Это твое имя? – спросил Энрир.

– Это мое обозначение, – ответил воин. – Мое имя Диорт.

– Диорт, – повторил Брор.

– У меня осталось только девять воинов. Вы – эффективные убийцы, – сказал он бесстрастно. – Я присоединюсь к вам. Мы будем сражаться вместе с вами.

– А что с этими? – спросил Энрир, показывая на трэллов. – От них будет толк?

– Этим единицам не хватает самостоятельности. Они действуют только под прямым управлением магоса, – пояснил Диорт. – Они благословлены таким управлением, но связь прервалась. Они останутся в таком состоянии, пока не получат дальнейшие приказы к действию.

– Идемте, пока кто-нибудь из недругов не запустил их, – предложил Энрир.

Химмлик закашлял.

– Не я, братья. Мой позвоночник сломан. Я никуда не иду.

– Ой, да ладно, Химмлик, ты же позволишь такой маленькой царапине остановить тебя? – сказал Энрир. – По крайней мере, у Флокра и Грена была уважительная причина для лени – они были мертвы.

Химмлик засмеялся. Смех сменился кашлем и мучительными вдохами.

– Не смеши меня, ублюдок. Я остаюсь. Мне жаль. Хотел бы пойти с вами. – Он снял шлем. Лицо было бледным и покрытым капельками пота. – Я не собираюсь умирать с этим горшком на голове. Я буду дышать необработанным воздухом, и смотреть в глаза Моркаи без линз перед глазами. Не говори мне надевать его снова, Брор.

Химмлик поднял с пола болтер и поднял его над головой. Из раны вытекала черная кровь.

– Я все еще могу стрелять. Если кто-то пойдет этой дорогой, я их провожу в залы Хель.

– Мы сможем найти обратную дорогу на посадочную палубу? – спросил Рагнер. Он был превосходным охотником. Подобный вопрос от него доказывал, насколько они сбились с пути.

– Мы можем только попытаться, брат, – сказал Брор и взглянул на Химмлика. – До следующей зимы.

– Да, – ответил окровавленными губами Химмлик. – До следующей зимы.

 

24

Волк и Магистр Войны

Схватка Русса с Гором выпустила на волю силы космического масштаба. В их поединке смешались рев лавин, шторм морей, извержения вулканов и родовые муки звезд.

Братья проводили тренировочные бои в прошлом, до падения и предательства Гора. Те поединки не шли ни в какое сравнение с боем, проходящем в порченом зале на борту «Мстительного духа». Дело было не просто в серьезном отношении к противостоянию, в том, что они пытались убить друг друга, тогда как в прошлом проводили дружеские поединки. Это был вопрос силы. Магистра войны окружала пылающая стихийная мощь. Каждый удар его булавы гремел потусторонней магией, глаза сияли демоническим светом. До своего падения Гора был превосходным воином, хотя и не таким искусным, как Леман Русс. Теперь все изменилось.

«Локен был прав», – подумал Русс. Ему не одолеть это существо, кем бы оно ни было.

Русс был далеко не беззащитным. Его рефлексы спасали от сокрушительных ударов булавы. Когда дьявольские приспешники магистра войны бросились на помощь своего хозяину, Русс легко расправился с ними. Его мастерство владения копьем удерживало Гора на расстоянии, и на этот раз Волчий Король был рад длине копья. Оружие предоставило ему свою загадочную мощь. Каждый выпад сопровождался разрядом голубой молнии, которая била в пол. С каждым взмахом копья над головой по его лезвию бежали полосы света.

Там, где молния касалась порченой поверхности зала, грязь отступала, а извращенные декорации перекашивало. Когда копье рассекала нечестивый свет, окружавший Гора, тот сжимался, отдергиваясь от лезвия клинка. Несомненно, Император даровал ему частицу Своего могущества. Это был вюрдовый клинок, пропитанный энергиями Нижнего Мира, оружие из мифов.

Русс кружился, поддерживая темп ударов копьем безостановочной серией стремительных шагов. Оружие гудело ощутимым удовольствием от схватки. Его вибрирующее острие проникало через бреши в защите Гора. Магистр войны реагировал на каждую атаку, блокируя их чудовищным когтем или отбивая древко копья булавой. При каждом столкновении оружия во всех стороны разлетались яркие искры. Они падали на рваные гобелены и жуткие лица нечестивых скульптур, так что куда бы ни шли Русс с Гором, везде вспыхивало пламя. За считанные минуты верхнюю часть зала охватил огонь. Воины бились посреди пламени. Извращенные малефикарумом варпа космодесантники набрасывались на озверевших Волков Русса. Из-за скрытых панелей больше не появлялись враги, но сотни Сынов Гора врывались в зал через огромные врата. Группы вопящих смертных, многие из которых были затронуты искажающим влиянием Хаоса, бросались через меньшие двери ближе к корме корабля. Поразительный разум Русса не прекращал оценивать ситуацию. Его Свора пока удерживала путь отхода. У них остался единственный коридор, ведущий через корабль к посадочной палубе.

Примарх держал его открытым для своих сыновей, не для себя. Русс полагал, что умрет. Все, что ему нужно сделать – это ранить магистра войны. И он не был уверен, что сможет сделать даже это.

Гор должен увидеть истину о себе самом. Он должен узнать то, что знал Русс.

Русс провел серию боковых ударов, атакуя копьем, как мечом. Гор парировал когтем. Каждый удар металла о металл звенел колокольным звоном, возвещающим о конце света. Русс завыл. Гор рассмеялся в ответ на крик, который мог убить смертного человека. Противостоять свирепости Русса ему было сложнее. Примарх Космических Волков нанес сильный удар ниже нагрудника Гора, в самое тонкое место брони. Магистр войны ушел в сторону. Он был неуклюж в терминаторском доспехе, но предвидел атаки Русса достаточно своевременно, чтобы уклоняться от них. Коготь Гора вылетел вперед, намереваясь снести голову Русса с плеч. Волчий Король увернулся недостаточно быстро, позволив Гору зацепить наплечник.

Керамит испарился от удара. Осколки металлокерамики засыпали лицо Русса. Его древний доспех Элавар пронизывали тайные защитные системы. Они ответили на повреждение, окутав Гора полем смертоносного холода, но на магистра войны это не подействовало. Он повернул перчатку вперед и назад, разрезая зазубринами на когтях, словно пилой, руку Русса. Волчий Король заскрежетал зубами от боли.

Гор триумфально улыбнулся.

– Ты ошибался, брат, ты не мог победить меня. А теперь ты умрешь.

Магистр войны поднял булаву, чтобы покончить с братом, но высокомерие Гора не позволило ему заметить уловку Волчьего Короля. Когда магистр войны взмахнул булавой, Русс вырвал коготь, разрывая свой доспех и плоть, чтобы получить брешь и из всех сил вонзил копье в бок Гора.

Ударная волна врезалась в лицо Русса, от чего по коже пронеслась рябь. Он надавил, проталкивая копье через внешние слои терминаторского доспеха Гора в поддоспешник, через комбинезон в тело брата. Гор в недоумении посмотрел на торчащее из его бока оружие. Тонкий ручеек крови бежал по блестящему черному керамиту доспеха.

– Мне не нужно побеждать, – сказал Русс.

Леман Русс с воем надавил сильнее, погружая голодное жало клинка во внутренности магистра войны. Гор заревел от боли, а его люди испуганно замерли. Булава выпала из руки, а его самого начало сильно трясти. Голова запрокинулась, и изо рта ударил поток раскаленного до бела духовного пламени, расколов бронированный капюшон. Над братьями затрещала молния. Из раны Гора бил фиолетовый свет, а лезвие клинка сияло золотом. Копье тоже тряслось, его грани размылись, и оно превратилось в сплошной свет. Рука Русса болезненно дрожала. Постчеловеческие мышцы и кости онемели, пока он пытался удержать оружие в теле брата.

Продолжая орать и изливать изо рта свет, Гор отшатнулся. Он отпустил Русса, пытаться вырвать клинок. Волчий Король не уступал, следуя за ним и проворачивая оружие в ране. Магистр войны схватил рукоять Копья Императора, отчаянно пытаясь не дать ему войти глубже. Вопль стих, раскаленный свет его раненой души погас, и Гор упал на колени, склонив голову.

Когда Гор поднял взгляд, нечестивая аура вокруг головы исчезла. Не было той абсолютной уверенности, которую он демонстрировал несколькими мгновениями ранее. Кожа на лице обвисла. Он за миг состарился на тысячу лет.

– Русс, – хрипло произнес он. – Русс, брат мой.

Гор улыбнулся.

– Я был недобр к тебе. Ты же второй. Я завидовал тебе, хотя не должен был.

– Гор? – спросил Русс. – Я говорю с Гором Луперкалем?

Гор закрыл глаза и покачал головой.

– Леман, Леман, ты говорил со мной с того момента, как пришел сюда, – сказал он взволнованным голосом. – Я все видел. Я понимаю. И должен это сделать. Должен. Император – величайшее зло в галактике, но что я сделал, чтобы остановить Его? Сколько умерло… Я хуже Него?

– Гор, – настойчиво обратился Русс. – Отзови своих воинов. Давай поговорим. Я заберу тебя на Терру. Еще не слишком поздно.

– Слишком поздно, слишком, – ответил Гор. Он посмотрел на своего брата. На миг их глаза встретились, и Русс увидел в лице брата ничего, кроме сожаления. Затем Гор улыбнулся, и сожаление сменилось триумфом.

Гор сделал глубокий рокочущий вдох, как человек на пороге смерти.

– Слишком поздно, Леман из Руссов, – сказал Гор. – Слишком поздно для тебя.

– Гор! – закричал Русс. – Послушай меня!

Ответ Гора был таким громогласным, что воины обеих армий пошатнулись и зажали уши.

– Я слышу тебя и отвергаю. – Слова Гора разнеслись в вечности, исходя из места за пределами времени и пространства. – Эта вселенная будет гореть, как сгорели бессчетное число других до нее! Хаос победить нельзя. Если ты не можешь принять его власть и славу, тогда ты умрешь. Император обречен. Я лично убью Его.

Прежде чем Русс среагировал, Гор ударил когтем, вонзив его в бок Лемана Русса. Гул энергетических полей лезвий прокатился над полем битвы, заглушив ее шум. Русс взревел от боли, когда коготь оставил новые порезы в его броне и глубоко вошел в его плоть. Лезвия разрезали мышцы, а энергетические поля обожгли кости Шестого примарха. Гор презрительным рывком смахнул его тело с кончиков лезвий, отшвырнув от себя.

Скользнувший по полу Русс остановился у подножья оскверненной картины. Копье Императора с лязгом упало рядом. Из оставленных когтем Гора в броне Элавар пробоин поднимался дым.

Гор схватил рукоять булавы и выпрямил закованное в тяжелую броню тело. Он снова окутал себя темным величием, словно плащом. Изможденный страдающий человек исчез. Русс не был уверен, что в действительности видел его.

– Что ж, в конце концов, ты оказался довольно хорош, брат. Ты мог убить меня. Не стоило медлить. Эта слабость будет стоить нашему отцу победы. Ты почти победил.

Гор шагнул вперед и поднял булаву, чтобы нанести смертельный удар.

– Когда твоя душа отлетит от тела, и ты окажешься в варпе, то, как и я, познаешь истину, братец. Перед тем, как твою сущность пожрут отвергаемые нашим отцом боги, ты поймешь, что напрасно отверг меня.

Русс с трудом поднял голову. Изо рта текла кровь. Минимум одно из его легких было пробито, а второстепенное сердце повреждено. Его тело пылало от усилий физиологии примарха излечить его, но раны были серьезнее, чем говорили отметины на броне. Его грудь превратилась в месиво из сломанных ребер и раздавленных органов. Раны ужасающе походили на те, что он получил в Нижнем Мире, и теперь он увидел в них пророчество.

– Ты можешь убить меня, – непокорно ответил Русс. – Но тебе никогда не победить.

Гор нанес удар. Ревущее серое пятно перехватило булаву, отбив ее в сторону. Воин Своры принял всю силу удара, предназначенного примарху. Булава размазала легионера. Из разорванных пластин доспеха хлынула кровь.

– Ошибаешься. Я сделаю и то, и другое, – ответил Гор, отводя руку для нового удара.

Но сыновья Русса очнулись и бросились на защиту своего ярла. Второй воин атаковал Гора ревущим цепным мечом. Зубья клинка сломались о доспех магистра войны, и тот отшвырнул Волка, впечатав изломанное тело в стену. Подбежал третий, затем четвертый, цепляясь за руки Гора ради спасения своего короля.

– Твои сыновья могут умереть до тебя или после, – выкрикнул Гор, пока все больше и больше Влка набрасывались на него. – Но я убью тебя. – Он разбросал груду тел, отправляя души воинов к Моркаи рывками булавы, но их было слишком много и они не останавливались. Пока Гор вырезал храбрых сынов Фенриса, Леман Русса отползал.

Мир Бьорна сузился до непосредственного окружения, как того диктовала необходимость оставаться в живых. Злобные голоса тараторили ему на множестве языков. В зале грозой гремела титаническая схватка примархов, но воин не отвлекался ни на их борьбу, ни на малефикарум. Он не мог себе этого позволить. Все его внимание было сосредоточено на враге.

Вокруг Бьорна кружил вопящий воин в треснувшем зеленом доспехе. Он сжал удлиненные пальцы с гигантскими когтями. В этих чрезмерно больших руках не было оружия. Через разбитую броню выступали наружу большие опухоли, разрезанные сморщенными ртами и тесно сцепившиеся с внутренними механизмами. Одержимый космодесантник не носил шлема. Ему бы просто не подошел ни один, так как вместо человеческого лица у него была морда гигантского насекомого, смешанная с грубыми чертами обезьяны. На выступающей обезьяньей челюсти располагались многофасетные глаза и подергивающиеся усики. В стороне от того места, где у воина должен быть нос, проходила щель второго рта с игольчатыми зубами. У Бьорна не укладывалось в голове, как Легион Гора мог позволить существовать таким отклонениям. Сыны Гора уничтожали целые виды за меньшие аномалии. Они ликовали, уничтожая существ, которые не соответствовали облику человека, а теперь позволили малефикаруму извратить их в этих тварей.

Выброшенное щупальце обвилось вокруг локтя Бьорна. Сзади атаковал второй одержимый демоном воин. Вместо одной руки у него была клешня, покрытая миниатюрными переливчатыми перьями, которой он атаковал лицо Бьорна. Тот отступил на шаг, в равной степени от отвращения и желания избежать смерти. Уродливый рот жутко кричал и брызжал кислотной слюной из порченной железы Бетчера. Бьорн сильно дернул тварь, потянув к ждущему молниевому когтю своей правой руки. Смерть вышла тяжелой. Второй воспользовался тем, что Волк отвлекся и прыгнул на него, опрокинув обоих на пол. Силовой ранец Бьорна ударил в легионера Сынов Гора. Предатель растянулся. Другой Космический Волк прикончил его ударом силового меча.

Первый одержимый космодесантник вцепился своей странной рукой в шлем Бьорна, а другой обвивающими объятиями прижал руки Волка к телу. Демонический космодесантник был невероятно силен. В ухе Бьорна зазвенел сигнал тревоги, когда керамит его брони заскрипел под давлением, а затем треснул. Из трещины с шипением вырвался газ. Шлем застонал и поддался, внутренняя поверхность давила на череп.

Бьорн захрипел и напряг руки. Конечность одержимого космодесантника стянулась вокруг него, подобно змее, но за миг до этого чуть расслабилась, позволив Бьорну повернуть ствол болтера.

Его грудь затряслась от разрывов дюжины болтов, когда Бьорн опустошил свой болтер под деформированный нагрудник врага. Тот завизжал и упал, сжавшись, как мертвый паук. Тяжело дышавшего Бьорна залил дымящийся ихор.

Боль от наполовину раздавленного шлема уже больше нельзя было игнорировать. Бьорн выругался, возясь с замками. Продолжая сыпать проклятья, он сорвал шлем и отшвырнул. Его косы высвободились, цепляясь за разорванный керамит, а черные волосы прилипли к вспотевшему лбу.

Битва смещалась. Он посмотрел туда, где бились примархи. Вокруг лестницы разверзлось пекло, пылающая драпировка и произведения искусства падали на пол.

Раненый Леман Русс лежал у стены. Гор вскочил, схватив булаву. Он тоже был ранен, но победил.

Бьорн ощутил неведомый ему прежде ужас. Даже, когда в юности он ради выживания сражался с бесконечными опасностями Фенриса, он не испытывал ничего подобного.

Примарх умирал.

– К примарху! – закричал чей-то голос. – К примарху!

Воины бросили свои личные схватки с изменниками Гора, рубя противников и отчаянно стараясь добраться до генетического отца. Десятки не справились и были убиты, пытаясь выйти из боя и поспешить к Волчьему Королю.

Они кидались на магистра войны, атакуя оружием, которое имело мало шансов ранить его, хватая Гора за руки. Волки напоминали детей, пытающихся спасти родителей от огра, беспомощных перед его силой. Они упорствовали, давя на него числом. Гор расшвыривал их, каждым ударом убивая одного легионера. Ярлы гибли с той же легкостью, что и обычные воины.

Русс отползал под прикрытием их атак. На миг Гор исчез под шевелящейся массой серых керамитовых доспехов. Затем он вырвался из нее, разбрасывая Влка. Выжившие поднимались и снова бросались в бой. Гор открыл огонь из болтеров под своим когтем, выкашивая воинов, но их место занимали другие. Сотни Влка Фенрюка жертвовали собой ради спасения примарха. Сыны Гора построились вокруг своего повелителя, присоединившись к отстрелу Волков.

Бьорн завыл от муки. Он побежал, выпотрошив предателя, устремившегося наперерез, и застрелив другого. Он был готов продать свою жизнь ради своего повелителя. Всякое подобие дисциплины на поле боя исчезло. Ни одна из сторон не сражалась, как единое целое. Царил хаос, беспорядочный и смертоносный, как во время набегов из детства Бьорна.

Он добрался до Русса минуту спустя.

Русс в полубессознательном состоянии продолжал отползать от брата, зажимая рукой рану в боку. Плечо было изувечено, а боевой доспех стал красным от крови. Варагюр окружили его стеной лицом к магистру войны, удерживая на расстоянии прочих предателей.

Гримнр опустился на колени рядом с Бьорном и поднял руку Русса.

– У него тяжелые раны, Однорукий, – сказал он. – Мы должны унести его отсюда. Мы не справились.

– Нет, – сказал едва слышно Русс. – Мы справились.

– Гор все еще жив, мой ярл, – сказал Бьорн.

– Мы справились.

Бьорн с Гримнром обменялись взглядами, и первый пожал плечами.

– Мы должны эвакуироваться, – сказал Гримнр. – День потерян.

Русс кивнул.

Гримнр переключился на общелегионный канал.

– Отступление, именем Русса, отступление! – Он отправил сигналы кодированной информации, подтверждая подлинность приказа.

Бьорн поднял одну руку Русса, Гримнр – другую. На них словно опустилась гора, но Русс с их помощью сумел подняться на ноги.

– Вы можете идти, мой ярл? – спросил Бьорн.

Русс заскрежетал зубами, не в состоянии говорить. Застонав от боли и плюясь кровью, он заставил себя сделать шаг, затем другой.

Они тащили хромающего примарха, пока десятки воющих Волков прикрывали с тыла и гибли ради их усилий. Сыны Гора давили со всех сторон, стреляя в сомкнутую массу Влка Фенрюка. Волчья гвардия ступала подле примарха, прикрывая его своими терминаторскими доспехами. Их энергетические щиты трещали отраженными выстрелами, а сами телохранители примарха отстреливали Сынов Гора, пытавшихся предотвратить бегство Русса.

Полминуты спустя они добрались до дверей, которые вели вглубь корабля – их маршруту эвакуации. Все четыре волчьи стаи, охранявшие двери, закричали, встревоженные ранением своего повелителя. Руки страдающих воинов вцепились в Волчьего Короля, задерживая его, взывая к нему о помощи, и Бьорну пришлось отбиваться от них. Когда они прошли через двери, до примарха добрались телотворцы, и Бьорн уступил им место. Руки Русса соскользнули с плеч Бьорна и Гримнра, размазывая свернувшуюся кровь и герметизирующую пену по доспеху воина.

Бьорн обернулся и посмотрел через дверь. Отходили последние воины арьергарда, которым это удалось сделать. Их прикрывали боевые братья, построившись полукругом и сдерживая опустошительным огнем изменников, но они быстро гибли. А за ними в зале оказались заперты более тысячи воинов Своры, окруженные Сынами Гора. Вражеские подкрепления хлынули в помещение, набрасываясь на Влка с дикой радостью. Свора выла и ревела проклятья, дав волю своей свирепости. Тем не менее, они были обречены.

– Они все погибнут, – сказал Бьорн. – Какая славная смерть.

– Мы должны идти! – рявкнул Гримнр. – От этого зависит жизнь примарха.

Бьорн был ошеломлен. Его руки дрожали от веса генетического отца.

– Давай, Однорукий, – сказал Гримнр. Рык из аугмиттера отдавал металлом, но хускарл говорил более мягко. – Время доказать, что ты заслуживаешь доверия примарха.

Но Бьорн все еще не мог оторвать глаз от истребления его братьев. Гор вырезал их с презрительной легкостью.

– Беги к отцу, щенок! – выкрикнул Гор, и Бьорну показалось, что он обращался к нему лично. Магистр войны поднял Влка с земли, раздавил своим когтем и швырнул труп в его товарищей. – Беги, как и подобает такой шавке!

Он смеялся, убивая сынов Русса.

Затем дверь закрылась, и оружейник Железных Волков принялся заваривать ее.

Сообщение отредактировал Ulf Voss – 17.04.2019, 05:51

 

25

Отстрел Волков

Враги Брора качественно изменились. Против них больше не бросали отчаянных человеческих рабов или безмозглых киборгов. Теперь Волки столкнулись с самими Сынами Гора. Поначалу они атаковали небольшими отрядами, возможно, из-за того, что группа Брора находилась в стороне от главных направлений атак VI-го, но после первой стычки сообщение об их присутствии разнеслось, и количество воинов, с которыми сталкивались Волки, значительно выросло.

Они прорвались, безрассудно бросаясь в атаку на болтеры и рубя легионеров.

Отступление. Пришел приказ. Его передал Гримнр Черная Кровь, хускарл короля. Волчья стая боялась худшего.

Отступление. Немыслимо. Свора не отступала.

– Мы победили? – Энриру пришлось кричать сквозь шум сражения. Он получил свежую рану в ногу наряду с той, что была в плече, и сильно хромал.

– Никаких сообщений, мертв Гор или жив, – ответил Брор.

– У нас не вышло. Иначе Русс отдал бы приказ лично, – мрачно произнес Рагнер. Он разрубил предателя-космодесантника силовым топором и выстрелил из болтера в грудь второму, расколов нагрудник и ребра.

– Братья! – засмеялся Энрир. – Проходы кишат Сынами Гора, а в них нет отчаяния людей, утративших своего возлюбленного лидера. Конечно, у нас не вышло.

В его балагурстве крылось защитное неистовство. От мысли, что их примарх мертв, стыла кровь в жилах.

От скитариев Диорта осталось трое. Они хорошо сражались. Чтобы пробить толстый доспех предателей они концентрировали огонь своего огнестрельного оружия на одной цели. В противном случае их бы одолели легионеры, атакующую группу. Брор и его братья изо всех сил старались прикрыть киборгов, но те один за другим гибли, и их поддержка Волкам уменьшалась.

Вокс-доклады рисовали страшную картину. Ударные группы атаковали коридор, по которому отступали Волки, во множестве мест, стараясь изолировать волчьи стаи и уничтожить их по отдельности. Брору стало понятно, что Гор позволил им проникнуть так далеко вглубь «Мстительного духа», чтобы завлечь их в западню. Магистр войны использовал безрассудство Русса, хотя Волчий Король рассчитывал, что так поступит Гор. Они были фигурами на доске хнефатафля, создающими взаимосвязанные ловушки. Ситуация выглядела безнадежной, но по правде говоря они не могли сказать, кто добился своих целей, пока сражение не закончилось.

Брор сражался подобно большому белому медведю. У него был новый цепной меч, взятый из руки мертвого предателя. Как только зубья затупятся, он собирался взять другой, затем другой, пока не останутся цепные мечи или изменники. Умирать не входило в его планы.

Они прорвались в высокое сводчатое помещение, чей потолок окольцовывали вентиляторы, шумно рубящие воздух лопастями. Из труб под сетчатым полом со свистом вытекала газовая смесь, пахнущая просроченным очистителем углекислого газа. Брор врезал последнему предателю по лицу шипастой гардой трофейного меча и пристрелил его, когда тот отшатнулся. Следом зашли остальные Волки с болтерами наизготовку.

– Здесь никого нет, – сказал Рагнер.

– Пока нет, – возразил Брор. – Воспользуйся передышкой. Попей. Поищи у врагов боеприпасы и провиант.

Он указал на трупы, разбросанные вокруг двери в зал.

Сыны Гора изменились. Не так давно Брор видел их на борту этого самого корабля, но за промежуток между его визитами их доспехи еще больше отклонилась от норм верных Легионов. Большинство из них щеголяли шипами и крюками. По бокам висели гроздья черепов, а наплечники и наколенники некоторых переделали в злобные демонические лица. Из любопытства Тюрфингр снял шлем с одного из убитых. Он не удивился, когда увидел, что лицо воина частично лишилось человечности. Если малефикарум мог переделать металл, почему и не плоть? Внешний вид предателей в целом стал более безжалостным, и отовсюду глазело высокомерное стилизованное око Гора.

– Тебе не кажется, что у них облик Нижнего Мира? – спросил Рагнер, подняв убитого легионера, чтобы Энрир мог снять с его пояса запасные боеприпасы. – Как они вообще могли думать, что воюют за правое дело, нося подобные вещи? – Он перевернул лоскут содранной татуированной кожи с наплечника воина. – И нас еще зовут варварами.

– Власть создает тиранов, брат, – сказал Брор. – Их создали могучими, теперь они используют эти дары для себя, а не для человечества. Думаешь, люди нашего мира смотрели бы на нас иначе, чем на этих существ, если бы знали, что Империум мог очистить их мир от чудовищ, стабилизировать орбиту и освободить от жизни среди огня и пламени?

– Мне не нравится твой тон, Тюрфингр. Примарх сохраняет Фенрис в таком состоянии ради сильного Легиона. Ты хочешь планету слабаков?

– Уверен, слабаки предпочли бы остаться в живых, – ответил Брор.

Рагнер зарычал.

– Ты отсутствовал слишком долго, цепляясь за подол Малкадора на Терре. Ты стал мягким.

– Я просто говорю, брат, что все легионеры – чудовища. Некоторые из нас более открыто говорят об этом.

Он в последний раз осмотрел тела.

– Вот и все. Нам лучше идти. Как твоя нога, Энрир?

Энрир прохромал к закрытой двери в дальнем конце помещения.

– Сильно болит, но я пока не собираюсь следовать вюрду Химмлика. Я лягу на красный снег, когда буду готов.

Чем ближе Бьорн и Гримнр подходили к посадочной палубе, чем тяжелее становилось сражение. По мере движения по эвакуационному маршруту, удерживающие периметр Влка соединялись, так что, несмотря на тяжелые потери, которые продолжали расти, группа вокруг примарха росла в размерах. «Мстительный дух» сотрясали взрывы от подрывных зарядов и термоядерных устройств, установленных глубоко внутри корабля, разрушая его жизненно важные системы. Эти детонации отличались от попаданий в обшивку, будучи по ощущениям более тяжелыми и сотрясая палубу под ногами Бьорна.

Бег к точке эвакуации превратился в размытое пятно из вспышек, выстрелов и звуков сигналов тревоги. Огвай Огвай Хельмшрот и Меченый Оки приняли командование, когда остатки Тра и Тольв присоединились к группе. Что стало с Хварлом Красным Клинком Бьорн не знал. Роты Хельмшрота, к которой принадлежал и сам Бьорн, и Оки понесли тяжелые потери. Сумевшие вернуться в коридор отхода воины были ранены, их доспехи – исполосованы герметизирующей пеной и кровью. Суммарный скрежет сбоящих силовых доспехов стал достаточно громким, чтобы состязаться с грохотом болтеров и визгом плазменных разрядов.

Русс все это время молчал, шепча редкие приказы несущим его воинам. Когда Бьорн попробовал отойти, чтобы присоединиться к бою с преследующими их врагами, Русс прорычал, что он должен остаться. Примарх не давал других приказов. Хотя жуткие раны в плече и боку перестали кровоточить, и он шел чуть более уверенно, слабость не покидала его. Его тяжелые руки лежали на несущих его воинах, вынуждая их меняться местами, когда они обессиливали. Телотворцы суетились вокруг него даже на ходу.

Хтонийские боевые кличи преследовали их впереди и снизу. Группа Русса держалась в центре отступления с боем, и Бьорн скорее слышал, чем видел врагов.

Они миновали охваченные огнем участки, другие были затоплены. В нескольких секциях гравитационное покрытие отключилось, а воздух стал более несвежим. Отступали Волки или нет, но они нанесли «Мстительному духу» серьезный урон. Бьорн гадал, имело ли это какое-то значение: у магистра войны было столько ресурсов, что его корабль быстро отремонтируют. Возможно, вся эта пролитая кровь выиграет Императору всего несколько дополнительных месяцев. Легионом пожертвовали впустую.

Звуки сражения немного стихли. Они прошли участки, которые удерживало значительное число Влки Фенрюки. Волчьи стаи защищали подходы к палубе, заняв захваченные и импровизированные укрепления.

Впереди был закрытый воздушный шлюз посадочной палубы. Из открытых приборных панелей к снаряжению VI Легиона тянулись провода. И Бьорн, и примарх были без шлемов. Запасная дыхательная маска для доспеха Русса была взята у железных жрецов, сопровождавших варагюр. У Бьорна не было ничего.

– Ты знаешь, что там нет воздуха? – спросил Гримнр, кивнув на дверь.

– Знаю, – ответил Бьорн. – Я останусь здесь.

– Хель, не сомневаюсь, – сказал Гримнр. – Русс приказал тебе быть рядом с ним. Я не хочу объяснять примарху, что его отмеченный вюрдом любимец отправился умирать славной смертью без его позволения.

Хускарл снял свой шлем и протянул его Бьорну.

– Я не возьму его, – сказал Бьорн.

– Возьмешь, потому что я приказываю тебе, – отрезал Гримнр. Его единственный глаз прищурился. С дальней стороны линии гремели выстрелы. Вой сражающихся Влка становился громче. – Давай, бери его! – прорычал хускарл.

Бьорн вызывающе уставился на него.

– О, Всеотец, ну ты упертый скитнапйокей. Они приближаются. Ты должен идти. Сейчас же.

Бьорн нерешительно взял шлем.

Гримнр кивнул и сильно ударил Бьорна по наплечнику.

– Удачи, Однорукий. Здесь наши пути на некоторое время расходятся. – Он зарядил болтер. – Скоро увидимся. Сначала мне нужно обсудить одно дельце с магистром войны.

Устройство рециркуляции воздуха выходило в большой циркуляционный зал, куда направлялся и смешивался регенерированный воздух, после чего закачивался по всему кораблю. В этом огромном пространстве десятки труб заканчивались устройствами, напоминающими стволы пушек Гатлинга. Они тихо гудели, словно на органе играл ветер.

– Легкие корабля, – сказал Брор. – Это будет отличная мишень.

– Если бы у нас было время или заряды, – сказал хромающий Энрир, оставляя за собой пятна крови и гидравлической жидкости.

– Снова малефикарум, – сказал Рагнер и указал вперед. Некоторые из металлических труб превратились в провисающие шланги из плоти, которые закрывались и открывались с влажным щелчком. – Экипаж дышит воздухом, который проходит через это непотребство. Как думаешь, это ускоряет распространение порчи?

Брор пожал плечами.

– Я – не годи.

– Будь вы ими, то никогда не осмелились бы вернуться сюда, – произнес насмешливый голос. Включился столб света, осветив платформу над комплектом крупных запечатанных труб. На ней стояла группа юстэринских терминаторов, их черно-золотые доспехи украшались восьмиконечными звездами и немигающим оком Гора. Мгновением ранее там никого не было, как и признаков телепортации, предвосхищающих их появление.

– Как, во имя Всеотца, они попали сюда? – прорычал Энрир. Волки среагировали одновременно, взяв оружие наизготовку.

Впереди стоял гигантский воин. Он был без шлема, а волосы убраны в высокий хвост. Ошибиться на счет него было невозможно. Его ненавидели по всему Империуму.

– Эзекиль Абаддон, – произнес Брор.

– Я ждал твоего возвращения, фенрисийский дикарь, – сказал Первый капитан Сынов Гора.

– Мне стоило немалых усилий выследить тебя. Не люблю незваных гостей. – Он оглядел циркуляционный зал. Хвост Абаддона в потоке воздуха развевался подобно длинному вымпелу. – Я не вижу здесь ни одного окна, которое дерзкий пилот мог бы выбить. – Он ухмыльнулся. Обесцвеченные зубы выделялись на фоне нездоровой белой кожи. Физическое состояние Абаддона ухудшилось с момента их последней встречи, но он источал ауру сверхъестественной силы. – В этот раз ты не уйдешь живым.

Рагнер поднял болтер, прицелившись в открытое лицо Абаддона.

Брор шагнул вперед, украденный цепной меч легко лежал в руке.

– Тогда иди сюда и сразить со мной.

Абаддон покачал головой.

– Не сегодня, волк. Я бы насладился схваткой, но на то, чтобы убить тебя уйдет слишком много времени, а твой хозяин бежит.

Тогда Рагнер выстрелил. Единственный болт с ревом за огненным хвостом устремился точно в обнаженную голову Абаддона.

Снаряд не попал в цель. Бронированная перчатка Абаддона мелькнула перед его лицом. Болт попал в ее тыльную часть, оставив небольшую дымящуюся вмятину на черном керамите.

– Хороший выстрел, но не идеальный, – сказал Абаддон.

– Убейте их, – приказал он юстэринцам. Оружие поднялось, снаряды с щелчком вошли в казенники угловатых комби-болтеров.

Первым умер Рагнер. Его последний выстрел прошел мимо. У Энрира даже не было времени прицелиться.

Брор бежал в атаку, когда элитные воины Гора разорвали его на куски. Последнее, что он увидел – это улыбку Эзекиля Абаддона.

Как только воздушный шлюз на посадочную палубу открылся, Сыны Гора предприняли согласованную попытку убить Волчьего Короля.

Они появились одновременно со всех сторон: сверху, снизу, с боков. У больших, обращенных к носу ворот вспыхнули ожесточенные перестрелки, а снаружи прибыли штурмовые отряды в пустотной броне, пытаясь пробиться через разрушенные противовзрывные двери ангара и окружить отступающих Волков.

В двухстах метрах открытого пространства «Грозовая птица» Русса ждала своего хозяина. Ее пустотные щиты все еще были подняты.

Сопровождавшие Волчьего Короля воины перешли на бег, волоча шатающегося примарха. Огромный ангар исполосовали неслышимые болтерные очереди. Взрывы поднимались с палубы безмолвными извержениями недолговечного пламени. Бьорн бежал рядом со своим повелителем. Прицеливаться одной рукой было непросто, но он подключил механизмы доспеха для стабилизации руки и ливень выстрелов изрешетил легионера Сынов Гора на верхней площадке. Осталось сто метров.

Огромные ворота бесшумно рухнули внутрь. Громадные куски металла посыпались на палубу, давя занявших баррикады Волков. Бьорн почувствовал взрыв через подошву сапог. Последовала ударная волна, и из облака рассеивающихся ледяных кристалликов появились Сыны Гора, стреляя из болтеров. Влка отступали. Уже взлетали штурмовые корабли. Звук их взлетов уменьшился до слабой дрожи. При отлете они выпустили оставшиеся ракеты через ворота во врагов. Огонь лазерных пушек и турболазеров разрывал листы металла. Воины исчезали в раскаленных плазменных лучах. Обе стороны несли потери.

Пятьдесят метров.

Шквал фосфорных снарядов накрыл телотворцев, сопровождавших Русса. Примарха споткнулся, когда воины погибли. Половина оставшегося эскорта опустились на колени, открыв ответный огонь. Мощные двигатели «Грозовой птицы» перешли в режим взлета. Снаряды тяжелого болтера вгрызлись в металл рядом с Бьорном, пережевывая палубу в спутанное месиво. Каким-то чудом в него не попали. Бьорн на бегу присоединился к прикрывающей стрельбе. Воины, помогавшие Руссу, продолжали гибнуть, закрывая примарха своими телами.

Возле Волчьего Короля замертво пал брат из Сепп. Бьорн занял его место, задев броней примарха, от чего тот вздрогнул. Лицо Русса было обнажено, за исключением дыхательной решетки поверх рта, но хотя его кожа приобрела синеватый оттенок, почти вакуум на палубе, казалось, мало вредил ему.

Двадцать метров.

Рампа «Грозовой птицы» опустилась. В проеме появились Волчьи гвардейцы, энергично зазывая внутрь и стреляя поверх голов бегущих Волков. Помимо Бьорна рядом с раненым примархом осталось всего трое воинов. Один потерял ногу и упал, заливая кровью палубу. Другой получил болт в спину, от которого перегорел силовой ранец и заблокировался доспех. Третий развернулся и с безумным воем открыл огонь. Волкитный луч расплавил его таз.

Бьорн остался один с хромающим примархом. Он сильно стиснул зубы, поддерживая генетического отца. Тот не выпускал из руки Копье Императора, волочащееся следом.

Изнутри «Грозовой птицы» бил желтый свет люмена, спокойный и ровный на фоне неистовых вспышек битвы. Последним рывком Бьорн толкнул примарха вперед и обессилено упал. Варагюр помогли Руссу подняться по рампе. Бьорн, шатаясь, направился следом и когда его сапоги застучали по рампе, обернулся.

Явился Гор.

Его Легион хлынул на посадочную палубу зеленой металлической волной. Отряды тяжелого оружия устанавливали свои орудия. Первые уже стреляли, целясь во взлетающие штурмовые корабли. «Грозовой орел» получил прямое попадание в левый двигатель. Прежде, чем пилот смог компенсировать его потерю, корабль нырнул вниз и врезался во внутреннюю стену корпуса, засыпав палубу обломками и пылающим топливом, которое почти сразу погасло.

Магистр войны безнаказанно шагал сквозь Свору, вырезая сынов Русса везде, где ступал. От каждого взмаха булавы разлетались тела. Коготь кромсал храбрых воинов в нераспознаваемые ошметки.

Космические Волки отреагировали быстро. Бьорн принял вопящий приказ, отмеченный кодовым идентификатором ярла. Он не разобрал, кто это был, а голос исказили вокс-помехи.

– Стреляйте в магистра войны! Убейте Гора!

Отряды огневой поддержки Влка прицелились в магистра войны. Огонь из десятков, затем сотен стволов тяжелого оружия обрушился на него. Гор наклонился под их огнем, как человек, бросающий вызов буре. За ослепительным светом Бьорн увидел рану в боку магистра войны, широкую и глубокую. Нанесенную копьем.

Русс все-таки ранил его.

Все больше оружия нацеливалось на магистра войны, выпуская все виды разрушения, изобретенного человеческой наукой. Бьорн видел за блеском сходившихся энергетических лучей, что взрывы не попадают в магистра вой, но останавливаются прямо перед ним, словно их сдерживал энергетический щит. Никакая портативная защита не смогла бы противостоять обстрелу такого масштаба. Мощь снарядом, плазмы и лазеров гнулась вокруг Гора, испепеляя его предательских сынов на несколько метров вокруг него.

– Малефикарум, – прошептал Бьорн единственное объяснение. За последние несколько лет он видел много ужасного, но только на Просперо сталкивался с демонстрацией такой могучей магии, как эта.

Рука потянула его за наплечник. Бьорн сопротивлялся, парализованный видом магистра войны, идущего убить его короля. Он должен видеть. Рампа начала закрываться. Подъемные двигатели выбросили столбы пламени, гравитационные импеллеры искажали у Бьорна ощущение массы. «Грозовая птица» начала подниматься.

Гор шагал к улетающему кораблю. Его демоническое лицо, неприкрытое даже в безвоздушном доке, ревело в гневе. Ярость ощущалась физически, оказывая мучительное давление на душу Бьорна. Внутри мерцающей стены энергии, защищающей магистра войны, Бьорн увидел злобных существ, чьи слова также были отчетливо слышны, несмотря на отсутствие воздуха для их переноса.

Что-то проникало в его голову, побуждая спрыгнуть с взлетающей «Грозовой птицы». Он крепко схватился за поршни поднимающейся рампы.

– Нет, – сказал он. – Нет.

Ураган огня приближался к «Грозовой птице». Снаряд прошел сквозь пустотный щит и врезался в нижнюю часть корабля. Мерцание лазерных лучей, отражаемых щитом корабля, проникала внутрь через закрывающуюся рампу. Неподалеку взорвался «Громовой ястреб», его обломок отскочил от корпуса «Грозовой птицы». Гор приближался, окруженный роем жутких защитников, защищаемый от любого урона, в то время как его воины гибли от огня орудий Влка Фенрюка.

Гор взглянул в глаза Бьорну. Воин был уверен, что магистр войны смотрит прямо на него. Гнетущий холод сжал его сердца, вызвав у него предчувствие наступления бесконечно долгих зим.

Затем рампа закрылась. Через вентиляционные отверстия хлынул воздух, герметизируя пассажирский отсек. Вернулся звук. Пара волчьих жрецов занялись примархом.

– Бьорн, – слабо произнес Русс. – Бьорн!

Один из жрецов хмуро взглянул на Бьорна и поманил его. Обессиленный воин подполз к своему генетическому отцу, прижав молниевый коготь к груди.

– Мой ярл.

– Бьорн, – пробормотал Русс. – Я мог убить его. Я мог убить его.

– Милорд?

Русс вцепился слабой рукой в доспех Бьорна и посмотрел на него безумным взглядом.

– Я замешкался.

– Значит, все было напрасно, – подытожил Бьорн. Рядом пылал плазменный резак, которым волчьи жрецы срезали легендарный доспех Русса, чтобы добраться до его ран.

– Нет, не напрасно, – улыбнулся примарх. Зубы были окрашены его же кровью. – Копье отведало его души, и я поговорил с ним. Я говорил с ним. – Глаза снова закрылись. Волчий Король проваливался в бессознательное состояние.

– С кем? С изменником? – спросил Бьорн.

Русс, едва пребывая в сознании, покачал головой.

– Не с изменником. Не с ним. Я говорил… – Он сделал шумный дрожащий вдох и, прежде чем потерять сознание, прошептал:

– Я говорил с моим братом.

 

26

"Силенция"

Волчьи жрецы отогнали Бьорна от примарха. Когда он замешкался, они дали понять в недвусмысленных выражениях, что он здесь не нужен. Поэтому воин направился дальше, мимо раненых космодесантников, занимавших все свободное место в десантном отсеке, к орудийным постам и пилотной кабине в носу. Корабль дергался и дрожал, сотрясаемый попаданиями в пустотные щиты. «Грозовая птица» типа «Сокар» была достаточно большой для установки оборонительных пустотных экранов, но не настолько, чтобы поглощать всю кинетическую энергию снарядов. Всегда что-то доходила до корабля. Бьорна несколько раз едва не сбило с ног.

В конце концов, он добрался до поста управления огнем, где стал наблюдать через плечо оружейника, как тот управляет бортовыми тяжелыми болтерами на шарнирных установках.

Настроение Бьорна уже было мрачным. От увиденного на пикт-экранах стало только хуже.

«Хугин» мчался через поле битвы из смертоносных обломков и пылающего газа. Он не был привычным для Русса кораблем и не нес обозначения, которые бы выделяли его, как транспорт примарха. «Грозовая птица» затерялась в этом водовороте, присоединившись к звеньям других кораблей, несущимся к отступающему волчьему флоту. Полезная уловка, но не гарантирующая безопасность. Силы Гора намеренно целили в штурмовые корабли. Каждое успешное попадание уменьшало число воинов Императора на два десятка.

Более крупным кораблям доставалась больше. При выходе из атаки они становились уязвимыми для продолжающегося обстрела врага. Бьорн видел на прыгающих пикт-изображениях, что немногие корабли Влка Фенрюка сохраняли в значительной степени пустотные щиты. Те, которые их полностью лишились, превратились в медленно пылающие костры, которые означали неминуемую гибель. Слишком много кораблей получали попадания в корпусную броню. Пустотный флот VI-го умирал.

Яркий взрыв ослепил экраны. На миг оружейник прекратил охотиться на преследующие их торпеды и истребители и сосредоточился на причине вспышки.

– Скитна, – прошептал он.

Это взорвался разбитый многочисленными попаданиями лэнсов «Ниддхоггур». Он сражался за Лемана Русса двести лет, пережил Огненное Колесо и более тяжелые бои, был свидетелем ужасных сражений между братьями на Просперо и в туманности Алаксес. Искусственная звезда его реактора вырвалась из магнитных оков и насладилась мимолетным мгновением свободы. От шара рассеивающейся плазмы детонировали небольшие корабли, их собственные силовые установки вспыхивали в цепной реакции. Перекрывающиеся сферы света затмили корабли в небесах. Когда они погасли, несколько кораблей с обеих сторон горели, лишившись хода.

Самой крупной из этих вторичных потерь был тяжелый крейсер «Гринунггап». Половина его левого борта была разорвана, обнажив беспощадному вакууму клеточную структуру палуб. Кислородные пожары выжгли всю жизнь в залах, где оставался воздух. Переборки раскалились докрасна. Корабль походил на бумажную модель, наполовину сожженную, его обнаженные внутренности превратились в раскаленный шлак. «Гринунггапом» никто не управлял, командные посты были открыты пустоте, а двигатели лишились управления. С величественным изяществом корабль покидал поле битвы, развернув нос к газовому гиганту. Предсмертная спираль вывела его на курс легкого крейсера Несущих Слово «Вокс Деус». Корабль изменников попытался остановиться, но вместо этого врезался по диагонали в борт крейсера Космических Волков. Сцепившиеся корабли сорвались в глубокий гравитационный колодец Этриана к своей неотвратимой гибели в его молочных небесах.

Эти моменты были всего лишь краткими эпизодами в огромной картине разрушения. Звенья штурмовых кораблей Альфа-Легиона проносились над отступающим волчьим флотом, сбрасывая кассеты бомб, взрывы которых расцветали, словно цветы на железных полях. Стремительные эсминцы и торпедные катера следовали по пятам VI-го. Все больше кораблей Империума, названных в честь неукротимых чудовищ Фенриса, гибли в пустоте вместе с воинами и матросами.

– Дыхание Моркаи! – выругался Бьорн. – Легион умирает.

Он беспомощно врезал кулаком по стене, оставив яркую серебристую вмятину на кремовой краске.

– Ты можешь управлять «Грозовой птицей»? – спросил стрелок.

– Нет, – признался Бьорн.

– Тогда позволь мне делать свою работу, Однорукий, не отвлекаясь, – пробормотал оружейник. – Мы почти на месте. «Храфнкель» уже рядом.

– Это ничего не даст нам, – сказал Бьорн, указав на крошечный экран, показывающий вид с кормы. – «Мстительный дух» у нас на хвосте!

Огромный линкор Гора разворачивался. Борта и верхняя часть были охвачены огнем – очевидные признаки разрушения, устроенного ему VI-м, но, несмотря на тяжелые раны от укусов Волков, корабль все еще был боеспособен. Вентральные маневровые двигатели работали на полную мощность, поднимая и разворачивая его на правый борт, выводя клинообразный нос на вектор отхода «Храфнкеля». Таран «Мстительного духа» заполнил маленький экран. Лэнс-башни навелись на отступающий флагман Фенрюки. Дюжина самых крупных после рейда были выведены из строя, но слишком многие их них все еще действовали.

Лэнсы и пучковые излучатели ближнего действия открыли огонь. Запищали сигналы тревоги, когда лучи пронеслись в сотне метров от «Грозовой птицы».

– Они собираются уничтожить флагман прежде, чем мы сможем добраться до него, – сказал Бьорн.

Его глаза изучали пустотную битву. Угрозы для «Мстительного духа» среди других кораблей не было. Им никто не поможет, все корабли VI-го беспорядочно отступали, мчась на полной скорости к точке прыжка.

– Они хотят перехватить нас.

А затем «Мстительный дух» резко отвернул. Из его борта выбросило огненный столб. По всему кораблю замигали огни – взрыв привел к сбою энергоснабжения.

– Последний подарок от волка волку, – сказал оружейник. – Похоже, один из артиллерийских погребов.

«Мстительный дух» остался за кормой, его громадная туша, беспомощно дрейфуя, быстро уменьшалась в ночи.

Бьорн был так сосредоточен на кормовом виде, что их неожиданное прибытие на борт «Храфнкеля» стало для него сюрпризом. На пиктере правого борта промелькнул массивный корпус корабля, и вот «Грозовая птица» уже садится, двигатели переключаются на полный реверс, лапы сильно стучат о палубу.

Все двери и рампа корабля открылись. Кэрлы в масках и космодесантники бросились внутрь, чтобы уложить их павшего короля на носилки.

Бьорн вслед за толпой мрачных людей вышел из «Грозовой птицы». Штурмовые корабли тяжело садились на посадочную палубу. Сходство между «Храфнкелем» и «Мстительным духом» для Бьорна, побывавшем на обоих за короткий промежуток времени, сейчас было особенно поразительным, но флагман Фенрюки ощущался совершенно иначе корабля Гора. Это чувство выходило за пределы внешних различий.

«Храфнкель» содрогнулся от мощного попадания. Повсюду трубили сигналы тревоги. Из многочисленных воксмиттеров рявкали приказы, искаженные до неузнаваемости. Грубо сел «Громовой ястреб» с пылающей кормовой секцией, посадочные лапы вырвали фонтаны искр, когда корабль рухнул на палубу. Одна из посадочных опор сломалась, и он заскользил к поднятой тормозной сетке. К кораблю с криками бросились ремонтные команды. Из длинных шлангов по фюзеляжу ударила огнегасящая пена.

Садящиеся реактивные корабли вопили, как проклятые вихты, терзаемые в Хеле. Из-за объема выхлопных газов дышать на палубе было невозможно. Огромные вентиляторы плохо справлялись с очисткой задымленного воздуха, вместо этого взбивая его в туман, от которого слезились глаза.

Бьорн в оцепенении следовал за генетическим отцом. Космодесантники спешно понесли Русса во владения телотворцев. Бьорн не знал, идти ли ему с ним.

Чья-то рука грубо схватила его за край наплечника и развернула.

– Что, Хель подери, произошло? – Огвай Огвай Хельмшрот сорвал шлем и отшвырнул его так сильно, что тот отскочил от палубы.

– Ярл, – поздоровался Бьорн. – Русс серьезно ранен.

– Я видел это на проклятом корабле Гора. Как? – потребовал ответа ярл Тра. – Спросить об этом там не было возможности.

– Он встретился с Гором. Они сражались. Копье Императора вонзило свое жало в живот предателя, но… – Бьорн сглотнул. В пересохшем рту стоял привкус гари. – Русс не смог победить его.

– Никогда не думал, что услышу такие слова, – в недоумении произнес Хельмшрот.

Тяжелый снаряд пробил пустотные щиты. Корабль тряхнуло.

– Гора Луперкаля больше нет. Он стал рабом Нижнего Мира, – сказал Бьорн.

Хельмшрот огляделся.

– Кто-то должен принять командование или это отступление превратится в бойню. Я отправляюсь на командную палубу. Можешь пойти со мной. Решай сам.

Ярл отошел, потребовав транспорт в мозговой центр корабля. Не зная, что делать, Бьорн последовал за ним.

Путь Коула и Фридиша из командного центра вниз был полон опасностей. По залам рыскали отряды обеих сторон, и после того, как Коул деактивировал системы управления Асперции над войсками Механикума, воины магистра войны убивали всех, кто им попадался. Коул вел Фридиша запутанным маршрутом через внутренние устройства привязи Септа. Фридиш понятия не имел, что в пространстве между внешними путями и огромной трубой гипермагистрали, бегущей по центру привязи, так много коридоров и проходов.

Битва то угасала, то вспыхивала. Иногда в привязи становилось пугающе тихо, и Фридиш осмеливался подумать, что сражение завершилось. В другие моменты ее долго трясло, и адептам приходилось спешно искать укрытие. Происходящее сводило с ума Фридиша, но Коул продолжал идти без остановки и заметных признаков страха, бережно прижимая емкость с клоном Асперции, словно живого ребенка.

Когда Фридиш подумал, что их мучения будут длиться вечно, или они умрут при разрушении привязи, Коул поманил его к круглой решетке, расположенной в толстой стене на высоте глаз. С противоположной стороны был заметен слабый отблеск атмосферного щита.

– Мы в трубах продувки дока, – пояснил Коул.

Фридиш непонимающе посмотрел на него.

– Мы на месте, – взволнованно пояснил Коул. – В секретном ангаре Асперции.

Он указал вниз. Несмотря на неудобный угол зрения, решетка позволяла увидеть единственный причал и пришвартованную к нему обтекаемую барку.

– «Силенция», личный корабль Гестер Асперции Сигмы-Сигмы и наше средство побега.

Небольшая «Силенция» имела длину менее сотни метров, но внутри ее скромный корпус был напичкан всем необходимым для варп-путешествия. Внешний корпус украшали многочисленные символы Марсианской империи и Механикума. Охрана отсутствовала.

– Похоже ее еще не нашли, – сказал Коул. – Если нам повезет, и мы поспешим, то сегодня сможем выжить.

Они пробрались через трубы продувки в главный коридор. Здесь они перешли на бег, направившись к доку с одним причалом с поспешность, которую Фридиш еще несколько часов назад счел бы неподобающей. Адепты пересекли узкое пространство перед доком. Коул шел так, словно корабль принадлежал ему. Фридиш сжался, оказавшись в открытом пространстве, и бросился по сходням к главной наружной двери корабля, уклоняясь на бегу от падающих металлических обломков. Тез-Лар топал сзади, не обращая внимания на удары осколков по усиленному телу. Устройства Коула передали надлежащие идентификационные знаки, и дверь открылась.

Они вошли в узкий, но с богатым убранством коридор. Их встретила дезориентирующая тишина библиотеки. Тихие шумы пробуждающихся машин и сервиторов, активировавшихся в нишах, подействовали успокаивающе на адептов. Казалось, грохот войны остался далеко позади.

– Итак, если я прав, этот корабль располагает минимальным человеческим экипажем, – сказал Коул.

– Они все еще на борту? – тихо спросил Фридиш.

– Почему ты шепчешь? – поинтересовался Коул.

– Не знаю. Здесь тихо, нас могут услышать.

– Экипаж может быть на месте, – сказал Коул. – Но я уверен, мы сможем справиться без них, если им не понравится наше присутствие, или если их не будет. Я не могу получить доступ к инфосфере домины. Я не знаю, где они и будут ли дружелюбны, так что будь начеку.

Фридиш вынул из кобуры лазерный пистолет. Адепт по-прежнему держал оружие так, словно оно могло обжечь его, и подозрительно оглядывался. Коул взглянул на пистолет.

– Постарайся никого не подстрелить, если только в этом действительно не будет необходимости. Мы все из Механикума. Уверен, нам удастся их переубедить, когда объясним, насколько безнадежна ситуация.

– Разве нам не нужен навигатор?

– А вот это более неотложная проблема. Есть один из Навис Нобилите, низкого ранга, в закрытом блистере анабиоза на верхней палубе, – сказал Коул. – Они спят. Уверен, я смогу пере…

– Сможешь их переубедить? – перебил Фридиш, размахивая лазерным пистолетом. – Тебе не проделать это со всеми! Что за одержимость разговаривать со всеми? Ты невменяем!

– У тебя истерика.

– Нет! Я… я… – Он опустил голову. – Я сам не свой.

– Ты не обязан был идти.

– Нет, я мог бы остаться здесь и умереть! – Фридиш вытер рукавом вспотевший лоб. – Неделю назад у меня был отличный карьерный путь.

– Война каждому ломает планы, Фридиш, – сочувственно сказал Коул.

– А что, если они не дадут себя переубедить? – спросил Фридиш. Пока они шли к кабине экипажа, корабль ожил. Он был великолепно оснащенным и с любовью ухоженным. Заключенные в рамки, словно произведения искусства, функциональные узлы корабля были видны через панели полированного бриллиантового стекла, вставленные в блестящую медь.

– Мы разберемся с этим, – ответил Коул.

Они быстро добрались до кабины. Она была небольшой, в ее передней части находился закрытый внутренней заслонкой окулюс. В ограниченном пространстве находилось три места для капитана, пилота и системного оператора, а также посты для двух дополнительных сервиторов. Никого не было, кабели манифольда для подключения экипажа аккуратно лежали на подставках. Тез-Лар прошел к сервиторному посту и подключился с невозмутимостью робота.

Сильный удар сотряс корабль, уничтожив иллюзию спокойствия.

Фридиш вздрогнул.

– Успокойся! Это попадание в ангарный отсек, а не в корабль, – пояснил Коул. – Но у нас мало времени, – добавил тихо.

Коул подошел к двум передним пультам управления, осмотрел их и выбрал левый.

– Думаю, этот.

– Как ты будешь пилотировать пустотный корабль? – взвизгнул Фридиш.

– Ты спрашиваешь об этом сейчас? – Коул покачал головой, подключая кабели манифольда к гнездам в груди и черепе, и сел в кресло. – Что, по-твоему, сейчас произойдет? Ты не думаешь наперед, Фридиш.

– Это был долгий день! – резко ответил Фридиш.

– Я могу делать многое, о чем ты не знаешь, – сказал Коул. – А теперь помолчи. Я только читал об этом, а эта ситуация едва ли способствует спокойному полету.

– Хочешь сказать, что никогда не делал этого раньше? – прошептал Фридиш.

– Полагаю, я только что сказал об этом, – ответил Коул. – Но я знаю, что делаю. Более или менее.

– Шестеренка и молот, мы погибнем.

Коул оглянулся.

– Найди себе место, чтобы пристегнуться, если тебе об этого станет легче.

Фридиш плюхнулся на место второго пилота и, повозившись с замками ремней безопасности, защелкнул их.

– Теперь это, это и вот это, – сказал Колу. Его глаза закрылись. Вокруг загудели механизмы.

– Ты не молишься. Почему?

– Заткнись, Фридиш, – сказал Коул. – Ты действительно думаешь, что у нас есть время на молитвы? Мне здесь хватает машин для разговоров.

Корабль загрохотал, когда включились двигатели. Приборы активировались с последовательностью свистов и звонов, проецируя изображение на пикт– и голоэкраны, перед которыми никого не было. Заслонка окулюса открылась с маслянистым скрипом, показав круглый доковый выход. Пустота за ним светилась орудийными залпами.

– Клянусь Марсом! Оно едва шире корабля!

Прямое попадание в ангар выбило каскад обломков перед носом корабля.

– Мы должны немедленно взлетать! – заявил Фридиш.

– А что, по-твоему, я делаю? Сделай доброе дело, убери стыковочные фиксаторы!

Двигатели рычали. Корабль оставался на месте.

– Как? – спросил Фридиш, уставившись на непонятные ряды кнопок перед собой.

– Прямое соединение! Подключись! Я не могу сделать это в одиночку!

Фридиш неуклюже подсоединил свои механдендриты во входящие инфогнезда. Незнакомые машины потребовали назвать себя. Он угрозами заставил их подчиниться. Из-под корабля вырвался огненный поток, окутав окулюс языками пламени.

– Давай, Фридиш! – закричал Коул.

– Нашел! Нашел! – триумфально закричал Фридиш. Идиотский машинный дух стыковочных фиксаторов скользнули через манифольд в его хватку, и адепт приказал ему выполнить одну простую команду.

Открыть.

Три близко расположенных удара сотрясли корпус. «Силенцию» немного снесло, пока Коул не запустил стыковочные двигатели и под его управлением корабль выскользнул со своего причала. Он неуверенно повернул, и Фридиш затаил дыхание.

– А теперь, – сказал Коул. – В космос.

Клубок горящих балок медленно проплыл мимо выхода в пустоту, ускоряясь под притяжением слабой гравитации Мома. Конструкция раскачивалась и начала опрокидываться.

– Привязь разваливается. Мы опоздали!

– Держись! – ответил Коул. Его пальцы плясали со сверхъестественной скоростью по приборам пульта. – Это не слишком отличается от полетов на аэродроне.

Корабль загремел. Узкий выход из дока устремился к ним навстречу.

– Лжец, – заявил Фридиш.

Что-то тяжело ударило по кораблю, сбив нос с курса. Корабль опасно качнулся вниз.

Фридиш завопил.

Коул в панике прокричал несвязанные слова, когда интеллектуальное ядро ускорило его реакции до сверхчеловеческого уровня.

Под носом полыхнули маневровые двигатели.

Под вопли обоих адептов корабль задрал нос к доковому выходу. Его киль зацепил край люка, сорвав вентральные коммуникационные антенны и разрушив излучатели атмосферного поля, которое ограждало док от пустоты.

Стремительный порыв воздуха выбросил «Силенцию» в пустоту.

– Кровь машины! – прошептал Фридиш.

Пустота пылала. Гигантские корабли проплывали, осыпая друг друга залпами, которые могли уничтожать планеты. Фридиш включил кормовой пикт-обзор, желая увидеть судьбу своего дома.

Мусор, засорявший орбиты Мома и материнской планеты Этриан, уже затягивался в полосы сияющего металла. Над головой прошел громадный корабль, металлические стены его борта сияли на солнечном свету. Он накренился, на десятках палуб пылали пожары, за ним расходился яркий кометный хвост разрушенной пластали. Позади «Силенции» закручивалась привязь станции Септа, падая на избитую поверхность Мома. Сама Септа превратилась в распадающуюся горящую массу.

Луна сократилась в размерах на треть или более. Образовавшийся рой ледяных астероидов теснился вокруг нее, словно выстраиваясь в очередь, чтобы рухнуть на поверхность планеты.

– Мы едва не погибли, – прошептал Фридиш. Септа содрогнулась и смялась, проваливаясь вниз.

Коул погнал «Силенцию» прочь от битвы.

– Подними щиты, Фридиш.

– Мы почти погибли, – повторил тот.

– Щиты! – закричал Коул.

– Что? – спросил Фридиш, не в состоянии оторвать глаз от происходящей вокруг них бойни.

– Пустотные щиты! – повторил Коул. – Немедленно. И у этого корабля есть серьезный комплекс маскировки. Найди его и включи. Или мы погибнем.

Перед носом пронеслись три ракеты.

– Советую тебе заняться этим.

«Силенция» избежала внимания при бегстве. Она была небольшой и быстрой, и окружена облаками глушащего ауспики металла. Несколько минут спустя ее небольшой силуэт замерцал и исчез из поля зрения.

Коул облегченно выдохнул. Они мчались через пустоту к схлестнувшимся дозорам двух флотов. С каждой секундой они все больше ускорялись, и вскоре мимо пронеслись внешние границы растянувшейся битвы. Фридиш уставился на ужасающее очарование резни.

– Они вырываются. Космические Волки бегут.

– Рад за них, – сказал Коул. – Мне интересно, они смогли убить магистра войны?

– Откуда тебе знать, что они пытались сделать?

– Они – палачи Императора, Фридиш. На твоем месте, я бы уделил чуть больше внимания происходящему в галактике и меньше своему положению в иерархии Механикума.

– Адептус Механикус, – раздражительно поправил Фридиш.

Коул одарил его снисходительным взглядом.

– Именно сейчас тебе взбрело в голову быть педантом.

Коул поднялся с кресла и принялся отключать себя.

– А сейчас, – сказал он. – Я думаю мне лучше пойти и разбудить навигатора. Немного быстрого наставления, чтобы объяснить, на чьей мы стороне.

«Силенция» была быстра. За очень короткое время они ушли далеко от битвы и внимания сражающихся богоподобных существ.

Коул был прав. Он мог переубедить навигатора.

Полдня спустя они оказались в варпе.

 

27

Волчье Око открывается

На командной палубе повисла тишина. Говорили всего несколько воинов. С самых первых дней крестового похода Легион не терял так много своих воинов. Не так давно Империум достиг апогея. Главные ксено-империи были разбиты, самые опасные человеческие цивилизации укрощены, и Влка Фенрюка решили, что никогда больше не понесут тяжелых потерь. Даже сейчас, в эпоху предательства и беспощадной войны, понимая, что операция против Гора потребует озера их крови, масштаб выставленного счета Моркаи все равно потряс их.

Волк смерти еще не закончил.

– Мы продолжаем терять корабли, – сказал Луфвен Скупой.

Он, Хельмшрот и Оки оказались на «Храфнкеле» посреди хаоса отступления. Хварл Красный Клинок из Сепп каким-то образом сбежал с «Мстительного духа». Он вместе со Скуннром из Сеск присутствовали в виде гололитических призраков. От других ярлов до сих пор не было известий.

– Мы выживем, – сказал Огвай. – Большинство наших кораблей приближаются к гравипаузе, где смогут совершить экстренные прыжки. «Храфнкель» возле точки Мандевилля. Что потеряно, то потеряно. То, что у нас еще есть, мы сохраним.

– Это катастрофа, – признал Хварл. – Мы бежим, как трусы.

– Сколько погибло? – спросил Скуннр. – Кто-нибудь знает, насколько плохи у нас дела?

– Плохи, – прямо сказал Огвай Хельмшрот. – В моей роте осталось меньше пятой части от ее состава. У меня тысячи убитых.

– В моей тоже, – добавил Луфвен.

– «Ниддхоггур» погиб, никаких сообщений от «Руссвангума», кроме них еще три капитальных корабля потеряно. Мы племя с разбитым флотом и далеко от земли, – сказал Оки. Его покрытое шрамами лицо было изможденным, а кожа – бледной.

– Вопрос в том, что дальше? – сказал Скуннр.

– Огвай, ты – старший. Что нам делать? – спросил Луфвен.

– Рассеяться или объединиться, – изложил варианты Скуннр. – Вот и весь выбор.

– Если мы рассеемся, то можем выжить. Можем сбежать от изменников. Они прекратят погоню ради крупных целей, – сказал Луфвен.

– Наподобие Великого Сбора Дорна, – добавил Оки. – Мы должны отправиться туда.

– Мы не можем отправиться туда, – возразил Скуннр. – Мы слишком слабы.

– Я не собираюсь убегать, – вставил Хварл.

– Я не имел в виду оставить врага в покое, – пояснил Луфвен. – Мы могли бы изводить их с тыла, убивая слабых и таким образом помогая Дорну.

– Если мы разделимся, то война для нас закончится, – сказал Хварл.

– Если мы объединимся, они принудят нас к бою, а мы не сможем оказать сопротивление, – сказал Оки. – Нас полностью уничтожат.

– Мы и так на краю пропасти, – сказал Хварл. – Русс принял неправильное решение.

Никто не возразил.

– Я предлагаю выйти из боя, как подобает волкам. Не хочу умереть как загнанный фора!

– Я тоже, – согласился Оки. – А кто-то хочет?

Слово взял Огвай.

– Мы объединимся, – сказал он. – Так как представляем большую угрозу для магистра войны в качестве Легиона. Если он последует за нами, ему придется отвлечь больше сил, чтобы прикончить нас. Если он откажется, у нас будут силы, чтобы угрожать его тылам. Меня не интересуют мелкие набеги. – Он посмотрел на остальных. – Вы согласны?

– Да, – отозвался Луфвен. – Согласен.

Хварл кивнул. Другие тоже согласились.

Пока Бьорн наблюдал за ярлами, к нему подошел воин, и к удивлению Однорукого им оказался Гримнр. Глаза хускарла были налиты кровью, а лицо покрылось волдырями от воздействия вакуума, но он был жив и готов к схватке.

– Я говорил тебе, что мы снова увидимся, Бьорн, – сказал Гримнр. Тон хускарла сменился с вызывающего на нейтральный, но Бьорн был слишком циничен, чтобы допустить, будто главный телохранитель Русса проникся симпатией к нему.

– Как ты выбрался? – спросил Бьорн.

– Только по воле вюрда, – ответил Гримнр, почесав покрасневшую от лопнувших капилляров щеку. – Это был тяжелый бой. Слишком многие из Волчьей гвардии спят на красном снегу. Я должен был умереть с ними. Но не знаю, почему это не случилось. Что делают ярлы?

– Решают, куда мы отправимся умирать, – сказал Бьорн.

К этому времени ярлы включили картолит и быстро переходили от одной звездной системы к другой, коротко обсуждая и отвергая их. У каждой имелись свои недостатки, большинство были смертоносными для ослабленного Легиона.

– Что на счет этой? – предложил Хельмшрот и указал грязной перчаткой на картолит. – Выглядит пригодной для обороны, находится в стороне, но не слишком далеко. Это безопасная гавань. Мы можем собрать флот и дать там бой, если придется. Если выживем, то будем находиться в хорошей позиции, чтобы угрожать Бета-Гармону, и эта система близка к варп-маршрутам на Терру.

– Мне подходит, как и любая другая, – сказал Хварл.

Меченый Оки кивнул.

– Значит, Ярант, – подытожил Хельмшрот.

Дюжина представителей Темного Механикума работали над поврежденным доспехом Гора. Он отказался его снимать, и чтобы починить броню вызвали самых храбрых и честолюбивых марсианских оружейников флота. Они были достаточно разумными, чтобы хранить молчание, обсуждая повреждения механизмов доспеха при помощи информационных импульсов.

Гор стоял, опираясь обеими руками на раму. Его кисти дергались от раздражения. Вокруг суетились адепты, обследуя его своими инструментами. Но как крокодилы древней Терры позволяли маленьким птичкам чистить их зубы, так и Гор терпел их присутствие.

Магистра войны окружала темнота. Свет в арсенале был выключен, за исключением одного красного луча, который освещал переполненное силой тело Гора. Трубы вокруг него выпускали потоки благовонного пара, который был благословением для извращенных духов машин доспеха и противовоспалительным средством для ран.

Излишняя мера предосторожности. Русс нанес Гору глубокую рану, но после Молеха его поразительные силы самовосстановления десятикратно возросли, и рана уже затянулась. Тупая боль в почке и зудящий шрам – все, что напоминало о попытке убийства Руссом.

Гор был жив. Легион Русса разбит, и магистр войны сомневался, что Волчий Король в ближайшее время будет способен сражаться. Но, несмотря на победу, Гор был раздражен. Он мог убить Русса.

Резкий звук известил о входящем гололитическом вызове. Во флоте всего несколько человек осмелились бы напрямую связаться с магистром войны. Сообщение наверняка было важным. Жизни тех, кто попусту тратил время Гора, исчислялись секундами.

– Выйдите, – приказал он адептам.

Они поклонились и, подобрав инструменты, попятились к выходу. До второго вызова адепты покинули зал.

– Включить гололит, – приказал Гор. На уровне его глаз возник призрачный миниатюрный образ Эзекиля Абаддона.

– Милорд Гор, – обратился Первый капитан. – Космические Волки в беспорядке покидают систему. На их полное уничтожение уйдет немного времени. С этим Легионом покончено.

– Если тебе нужно позволение на преследование, то оно у тебя есть, – сказал Гор.

– Я немедленно соберу мои войска, – заверил Абаддон. – Несущие Слово уже преследуют их, как и Пожиратели Миров.

– Усиль свою роту воинами Альфария, – приказал Гор. – Они оценят возможность закончить то, что начали в Алаксесе. Выследи их и убей всех до единого. Не должно остаться ни одного живого воина Русса, скалящего на меня свои клыки, Эзекиль. И когда ты покончишь с ними, принеси мне голову моего братца.

Призрак Абаддона улыбнулся в предвкушении резни. Он начал обрисовывать свои намерения, но внимание Гора отвлеклось. Тупая боль в боку усилилась, а слух ухудшился. Магистр войны закрыл глаза. Он почувствовал слабость, оторванность от окружающего мира, а в мысленном взоре задрожал образ, вытесняя реальность.

Гор увидел себя на огромном поле, сражающимся с бесконечной ордой демонов. Но он был не Гором Магистром Войны, но Гором Луперкалем, любимцем Императора. Этот другой Гор поднял лицо к небесам, откуда наблюдал магистр войны, и выкрикнул слова, которые тот не расслышал. Лицо двойника исказилось от муки и ненависти, и душа магистра войны содрогнулась при виде этого другого себя. Казалось, он говорил: столько смертей, столько предательства, столько нарушенных клятв.

– Столько крови, – прошептал Гор.

Абаддон прекратил торжествовать.

– Милорд?

Гор резко пришел в себя и открыл глаза. Их заливал пот. Магистр войны чувствовал тошноту. Слабость, которую ни в коем случае не мог показать, и он спрятал ее глубоко внутри себя.

– Ничего. Уничтожь Космических Волков. Когда закончишь, возвращайся. Пришло время нанести удар. Сегодня я отправлю призыв нашим флотам и армиям, – сказал он. – Наступил момент двинуться на Терру.

– Мы идем на Бета-Гармон.