Два дня спустя Фенвик сидел в своей ложе в театре и, осматривая в бинокль зал, заметил Оливию. Значит, это правда. Такая же прелестная и невозмутимая, как всегда.

Сука.

Оливия Донован вернулась в Лондон, сидит в ложе Стрэтфорда, чинно сложив руки на коленях, и, не отрываясь, смотрит на сцену.

Почему она вернулась?

Впрочем, причины ее внезапного приезда не имеют значения. Неприятно то, что Макс отказывается подписывать проклятое признание. Фенвик лишил его даже самого минимального комфорта, угрожал ему страшными последствиями, но Макс упорно отказывался подписывать. Этот ублюдок оказался более стойким, чем ожидал Фенвик.

Может быть, крошка Донован ему поможет?

Не говоря уже о том, каким удовольствием будет увидеть, что она получит по заслугам за то, что выбрала герцога Уэйкфилда, а не его.

Словно удар молнии его вдруг осенил план. Гениальный план.

Он убьет сразу двух зайцев.

Фенвик опустил бинокль, и на его губах заиграла победоносная улыбка. Он поднял взгляд на огромную хрустальную люстру под потолком в центре зала.

Оливия Донован, по своему обыкновению, всегда на балах и приемах была одна и бродила по залу, переходя от одной группы гостей к другой. Именно поэтому никто не удивился тому, что она вышла из зала на короткое время, когда он ее встретил в первый раз.

Он дождется, когда Оливия будет одна, и нанесет удар. Когда дело касается Макса Бьюкенена и его ложного чувства чести, женщина окажется гораздо более мощным оружием, чем пистолет.

Фенвик снова поднес бинокль к глазам. «Очень скоро, мисс Донован, вы будете моею».

Случай подвернулся гораздо раньше, чем он ожидал.

Оливия смотрела на сцену, но на самом деле мало что видела и слышала. Было очень любезно со стороны леди Стрэтфорд пригласить ее в театр, но как Оливия ни старалась, она никак не могла сосредоточиться на том, что происходило на огромной сцене прямо под ложей лорда Стрэтфорда на третьем ярусе.

Уже два дня ее мысли занимало только то, что она не получила ответа на свое письмо Максу. Оливия была подавлена, она пыталась убедить себя, что он занят какими-то чрезвычайно важными делами, связанными с его новым титулом, хотя мало в это верила. Если бы Макс хотел ее увидеть, говорить с ней, он уже связался бы с ней, но ни за что не игнорировал бы.

Оливия сердилась, но ее больше смущали те непонятные отчаянные сигналы, которые он ей посылал.

Она призналась себе, что у нее нет опыта общения с мужчинами. Может быть, именно таким образом лондонские повесы заманивают свою жертву: притворяются, что восхищены, разыгрывают страсть, а затем, поймав намеченную жертву и получив то, что хотели, просто отворачиваются. До Оливии доходили слухи и предупреждения о подобном поведении мужчин, но она никогда не думала, что может пасть их жертвой.

Если вдуматься, во всем этом не было никакой логики. Зачем было посылать все эти письма из Лондона, если он решил, что между ними все кончено? Зачем было приглашать ее в театр, если он не собирался даже появиться?

И самое главное, Оливия все еще помнила то время, когда они с Максом были вместе. Это не могло быть ложью. В своем воображении она представляла себе полный нежности взгляд Макса, когда он к ней прикасался. Такое нельзя симулировать.

И все же факт налицо. Он ее избегает.

Оливия была в смятении. Она никогда не сталкивалась ни с чем подобным и теперь еще острее, чем раньше, нуждалась в своих сестрах. Они помогли бы ей понять поведение Макса. Но Серена и Феба были далеко, в Суссексе, а Джессика — еще дальше, в Ланкашире с леди Фенвик.

Оливия пообещала остаться с леди Стрэтфорд в Лондоне по крайней мере на неделю. Причина была не в неприязни к леди Стрэтфорд — наоборот, с каждым днем она все больше нравилась Оливии. В Суссексе она казалась ей слишком болтливой, но в Лондоне она щадила чувства Оливии, и что важнее — сочувствовала ей, а не осуждала.

Наступил перерыв, и Оливия встала, чтобы размять ноги. Несколько пожилых леди зашли в их ложу, чтобы поздороваться с леди Стрэтфорд, и Оливия почувствовала себя неловко, хотя улыбалась и отвечала, когда к ней обращались, но в основном молчала.

Одна из дам, леди Брайт, примерно того же возраста, что и леди Стрэтфорд, но не с таким добрым лицом — тонкогубая, с острым носом и маленькими глазками, — вела себя так, словно везде видела какие-то козни.

— Вы слышали последнюю новость, леди Стрэтфорд? — Губы леди Брайт двигались как раз над краем веера.

— Последнюю? Нет… кажется, нет.

Глазки леди Брайт загорелись. Как поняла Оливия, это был тот момент, ради которого и живут дамы высшего общества.

— Вы знакомы с новоиспеченным герцогом Уэйкфилдом?

Леди Стрэтфорд мельком взглянула на Оливию — так быстро, чтобы никто этого не заметил. Оливия опустила глаза.

Другая дама толкнула леди Брайт в бок.

— Разумеется, она должна знать герцога. Он же был на домашнем вечере у вашего сына прошлой осенью, леди Стрэтфорд, не так ли?

— Да, был.

Оливия замерла, стараясь не выдать себя. Честно говоря, она не была уверена, сможет ли сейчас вынести сплетню о Максе. Особенно если это как-то связано с его личной жизнью.

— Так знайте… — леди Брайт многозначительно помолчала, а потом выпалила: — он пропал.

Сначала Оливия не поняла слов этой дамы, но потом у нее перехватило дыхание. Пропал?

— Пропал? — повторила леди Стрэтфорд. — Ради Бога, объясните, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, что он отправился в свой клуб два дня тому назад. — Дамы закивали. — А домой не возвратился, хотя предупредил прислугу, что вернется поздно. — Леди Брайт рассмеялась. — Конечно, молодой герцог, склонный к разгульной жизни, может пробыть ночь в любом месте, но через два дня, после того, как никто из слуг его не видел, его камердинер поднял тревогу. Оказывается, его вообще никто не видел. Власти предполагают, что его похитили… или убили уличные грабители.

Оливия охнула, и все дамы повернулись к ней.

Однако леди Стрэтфорд быстро отвлекла внимание от Оливии, воскликнув:

— Как такое возможно? Разве с ним никого не было?

— В том-то и дело, что он ушел из клуба один, — сказала леди Брайт.

— Но кто-то должен знать хоть что-то? Кто-нибудь видел, как он исчез?

— В этом-то и загадка. Никто ничего не знает. Но думаю, что завтра об этом будет говорить весь Лондон.

— Извините… Прошу меня простить. — Оливия пробормотала что-то насчет того, что хочет подышать свежим воздухом.

— Я с вами, — услышала она добрый голос леди Стрэтфорд.

— Нет-нет. — Оливия попыталась улыбнуться. Ей нужно было побыть одной. — Я сейчас вернусь, миледи.

Графиня, видимо, уловила нотку мольбы в голосе Оливии и сказала:

— Возвращайтесь скорее, дорогая. Второй акт начнется через несколько минут.

Прижав к груди свой ридикюль, Оливия вышла из ложи, тяжело дыша.

Макс. Пропал. Убит?

«Нет, нет, нет…» Ничего не видя перед собой, она пробиралась сквозь толпу. Все казались ей на одно лицо.

Ей срочно нужно на свежий воздух. Она задыхалась в спертом воздухе театра.

Оливия бежала вниз по лестнице, задевая людей, идущих вниз и огибая тех, кто поднимался наверх. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Внизу, в фойе, она остановилась, чтобы найти выход, и увидела открытую дверь на улицу.

Она выскочила на крыльцо и несколько раз глубоко вдохнула свежий воздух. Потом поспешила за угол здания и пошла по улице вдоль бокового фасада театра: там почти никого не было, и никто бы не удивился ее странному поведению. Оливия прислонилась к стене театра за одной из колонн и закрыла лицо руками.

Макс ни в чем не виноват. Он не избегает ее. Все гораздо хуже — он пропал. Может даже, он… мертв.

Ее передернуло, пальцы стали мокрыми от слез.

— Мисс Донован?

Оливия вздрогнула и опустила руки. Стоявший перед ней человек, казалось, не замечал ее слез, но она этому не удивилась. Это был тот, кто избивал свою жену, — и бедная леди Фенвик пролила немало слез, которые нисколько его не трогали.

Оливию тут же обуял страх. Лорд Фенвик был опасным человеком, а она была одна, ночью, на почти безлюдной улице.

Фенвик улыбнулся, но глаза оставались холодными.

— Как приятно снова вас видеть. Насколько я знаю, вы провели прошедшие несколько месяцев в Суссексе со своими сестрами.

— Да, — еле слышно прошептала Оливия.

Он кивнул.

— А что привело вас в Лондон? Да еще в это время года?

— Я… — Она сглотнула. Оливия будет с ним вежлива, а потом сбежит как можно скорее. — Я приехала с вдовой графиней Стрэтфорд. — Она отступила к углу, единственному пути спасения. — Прошу меня извинить, милорд, мне нужно вернуться в театр.

Но он схватил ее за руку.

— Подождите, мисс Донован.

В отчаянии Оливия посмотрела на вход в театр. Люди входили толпой, но никто не смотрел в ее сторону.

— Простите, милорд, но мне правда нужно…

— Полагаю, у нас с вами есть одно незаконченное дело.

— Незаконченное?..

— Я думаю, вам надо пойти со мной.

— Лорд Фенвик! — Оливия шла, спотыкаясь и пытаясь вырвать руку. — Отпустите меня!

Ее усилия были напрасны. Он обнял ее за талию и приподнял, так что ее ступни волочились по мостовой.

— Замолчите, — приказал Фенвик. — Я могу заставить вас замолчать, Оливия, но думаю, вы предпочтете, чтобы я не прибегал к таким радикальным методам.

Господи, он назвал ее по имени.

— Методы? Что вы имеете в виду?..

Он ударил ее по лицу, да так, что у нее все поплыло перед глазами.

— Например, такие, — произнес Фенвик с неискренней улыбкой. — И это было только начало. Один способ из многих.

Они миновали несколько экипажей, ожидавших появления хозяев. Не отпуская ее, он открыл дверцу элегантной черной кареты.

— Залезайте.

— Но я…

Фенвик приподнял ее и грубо затолкнул внутрь кареты так, что Оливия упала частично на сиденье, частично на пол. Он сел вслед за нею, оттолкнул ее в сторону, чтобы освободить место для себя, захлопнул дверцу и постучал кулаком в потолок кареты.

Оливия забилась в угол как можно дальше от лорда Фенвика.

— Что вы делаете, лорд Фенвик?

— Везу вас к себе домой.

Она с трудом сглотнула комок страха, застрявший у нее в горле.

— Зачем? Что вам от меня нужно?

Теперь он уже улыбался по-настоящему.

— Ах, Оливия. Разве вы не помните? Я хочу вас. — Он оглядел ее сверху донизу. — Всю.

Страх уступил место гневу. «Ты никогда меня не получишь», — подумала она. И хотя ей очень хотелось сказать ему это прямо в лицо, слова застряли у нее в горле.

Возможно, это и к лучшему. Пусть считает ее испуганной девочкой. И хоть она и была страшно напугана, он ее явно недооценивал. Она всегда знала, что гораздо сильнее, чем думали о ней люди, а за последние несколько месяцев, с тех пор как она встретила Макса, она стала еще сильней.

Фенвик откинулся на спинку сиденья и сложил руки на коленях. Он смотрел перед собой, будто не замечая, что она лежит, съежившись, на полу.

Ручка дверцы впивалась ей в спину. Очень медленно Оливия стала нащупывать ее рукой. Может, ей удастся сбежать, но действовать надо быстро. Открыть дверцу и выскочить, прежде чем Фенвик успеет схватить ее. Она не думала о том, что может больно удариться, упав на мостовую.

Оливия не спешила: скорее всего они едут в сторону Мейфэра. Она была уверена, что дом Фенвика находится именно в этом фешенебельном районе Лондона. Чем ближе они подъезжали, тем больше была вероятность того, что она сможет встретить тут знакомого или найти убежище в ближайшем доме…

Все это время Оливия медленно двигала рукой, пока пальцы не коснулись ручки дверцы. Она сделала глубокий вдох, и как только карета немного притормозила на следующем повороте, Оливия схватилась за ручку, повернула ее и, открыв дверцу, бросилась вон из кареты.

Однако лорд Фенвик оказался проворнее, чем она предполагала. Когда она уже наполовину была на свободе, он схватил ее за талию и, втащив обратно в карету, захлопнул дверцу.

Тяжело дыша, он повалился на сиденье, и Оливия почувствовала, что оказалась у него на коленях. Она начала извиваться, пытаясь освободиться, но он держал ее железной хваткой.

— Отпустите меня! — крикнула она.

— И позволить вам выброситься из моей кареты? — Он, видимо, не рассердился. Ее поступок просто его позабавил, и это напугало ее еще больше. — Я этого не позволю. Любимая.

Оливия похолодела, когда он назвал ее так, как называл Макс.

Фенвик приложил кончик пальца к ее носу, словно был любящим папочкой, который хочет ущипнуть за нос своего ребенка.

— Ты немного успокоилась, не так ли?

Ее начало трясти, как осенний листок, который дрожит на ветру.

«Соберись, Оливия. Борись!»

Но он держал ее так крепко, что Оливия не могла даже пошевелиться. А он между тем зарылся лицом в ее волосы, а потом провел носом по ее уху. Она в ужасе закрыла глаза, ей никогда не удастся отмыться от этих прикосновений.

— Ты так хорошо пахнешь, Оливия. Возможно, Уэйкфилд и опорочил тебя и, зная это, многие мужчины отвернулись бы от тебя, не дав тебе еще один шанс. Но я не таков. Я все равно тебя поимею… потому что, хотя ты и опозорена, я все равно хочу тебя.

«Откуда ему известно про нас с Максом?» Неужели Макс ему рассказал об их отношениях? Он не мог этого сделать!

Оливия уже ни секунды не могла выносить прикосновений Фенвика. Она вступила в бой — кусалась, царапалась и размахивала кулаками. Ее платье за что-то зацепилось, и Оливия услышала треск разрываемой ткани, но ей было все равно. Она не могла терпеть, что он до нее дотрагивается.

Оливия впилась ногтями ему в щеку.

— Ах, ты дрянь! Что ты делаешь! Прекрати сейчас же! — взвыл Фенвик, схватив ее за запястье.

Он повалил ее, придавил всем своим весом и зажал обе ее руки. Оливии стало трудно дышать.

— Глупая сучка, — прошипел Фенвик, глядя на нее. — Ты расцарапала меня до крови!

Оливия ликовала.

Он пригладил свои напомаженные волосы, а потом этой рукой сжал ей горло так, что она закашлялась.

— А теперь слушай.

Резкий тон его голоса обещал насилие. Он все крепче сжимал ее горло, пока она не стала задыхаться. Страшная паника захлестнула ее.

— Я могу убить тебя, — деловым тоном произнес Фенвик. — Легко.

Оливия знала, что это правда.

— Но не сейчас. — Фенвик немного ослабил давление. — Я хочу видеть твое лицо, пока буду овладевать тобой. Я хочу услышать от тебя, что я лучше Максвелла Бьюкенена. — Он выглянул в окно кареты. — Вот мы и дома.

Дома. Это был дом лорда Фенвика в Мейфэре, но Оливия не знала, где точно. Все же если ей удастся выйти на улицу, она сможет добраться до дома леди Стрэтфорд или своей тети Джеральдины.

— Ты не войдешь?

Он явно безумен. Когда Фенвик ослабил хватку, ее паника немного улеглась. А теперь он и вовсе протягивал руку, чтобы помочь ей встать. Оливия не оперлась на нее, а стала судорожно глотать свежий воздух.

Фенвик вышел из кареты, разгладил камзол и снова протянул ей руку. Словно он был джентльменом.

— Вы не джентльмен, — прохрипела Оливия. — Так что перестаньте притворяться.

— Наоборот, — ответил Фенвик, — я гораздо больше, чем джентльмен. Я маркиз и наследник герцогского титула.

«Вы негодяй», — хотела она сказать, но не посмела. Он сумасшедший, и неизвестно, как отреагирует на ее слова.

Фенвик поманил ее пальцем:

— Иди же, любимая.

Ее передернуло.

— Не называйте меня так.

— Я слышал, что тебе нравилось, когда тебя так называл Уэйкфилд.

— Вы… не… не он, — с трудом произнесла Оливия.

Его глаза потемнели. Он протянул руку, выдернул ее из кареты и поставил на ноги. Что-то висело на ее руке, и она с удивлением обнаружила, что это был ее ридикюль, который она захватила, когда выходила из ложи.

Фенвик одной рукой взял ее руку, а другую прижал ей к спине.

— Пошли.

Он почти волок ее вверх по ступеням, которые вели к входной двери. Им открыл высокий худой человек. Она узнала его — это был слуга, открывавший дверь ей и ее семье, когда Фенвик приезжал в Броктон-Холл в первый раз. Его, кажется, нисколько не удивило, что его хозяин тащит в дом упирающуюся женщину.

— Все, что нам нужно, — вслух размышлял Фенвик, подталкивая ее вперед по слабо освещенному коридору, — так это удобная кровать. Ты согласна, любимая?

— Мне надо вернуться домой, — протестовала Оливия, но голос был слабым. Он не собирается отпускать ее домой сегодня — это она знала. Но… он ясно дал понять, что он хочет ее…

О Господи! Фенвик собирается ее изнасиловать.

Перед глазами поплыли темные круги. Ей были знакомы эти ощущения: малярия сделала ее предрасположенной к обморокам. На Антигуа это случалось с ней не раз, но с тех пор, как она приехала в Англию, обмороки прекратились. Но ей были знакомы признаки, предшествовавшие потере сознания, поэтому всегда удавалось вовремя добраться до софы или постели. Иногда, если Оливия сидела, не двигаясь, приступ и вовсе прекращался.

Может, и сейчас ей стоит сделать то же самое? Что-то подсказывало Оливии, что ей следует упасть в обморок прямо сейчас, тем более что темные круги уже заслонили зрение. Даже такой человек, как Фенвик, не тронет женщину, потерявшую сознание. Он хотел, чтобы она смотрела на него и кричала. Ее страх должен был подпитывать его силу.

Она позволила темноте завладеть собой. Оливия даже была ей рада. Последнее, что она помнила, это то, что у нее подогнулись колени, и она рухнула на пол.