Сара сидела в постели. Вчера ей не удалось спросить миссис Хоуп о Бордсли-Грин. Но этим утром на грани сна и реальности в глубине ее мозга открылась потайная дверца, и она вдруг сама вспомнила это место.

Утро выдалось не холодным, поэтому Сара не замерзла в своей тоненькой ночной рубашке, даже откинув одеяло. Лучи рассветного солнца, пробиваясь через шторы, наполняли комнату призрачным серым светом. Вокруг стояла тишина. Даже птицы еще не начали свои утренние песни.

Бордсли-Грин был частным приютом для сумасшедших. Джеймс, лакей герцогини, который пропал вместе с ней, навещал свою мать, живущую там.

Сара никогда не говорила с ним об этом. Просто однажды случайно услышала обрывок их разговора с Бинни. Как Сара поняла, Джеймс ежемесячно отправлял деньги в Бордсли-Грин на содержание своей матери, которая не помнила, кто она и кто ее сын. А в свой выходной он навещал ее там.

– Так вот куда вы ездите каждый месяц! – воскликнула тогда Бинни, как будто раскрыла великую тайну.

– Да. Даже если она не помнит меня, все равно она моя мать, – ответил он серьезно.

Сара быстро оделась, перекусила на ходу, оставила записку отцу и направилась в конюшню.

Как она и ожидала, Роберт Джонстон уже не спал и готовил лошадь к утреннему выезду.

– Роберт?

Конюх вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Когда он увидел Сару, его губы растянулись в улыбке.

– Сара! Доброе утро! Чего тебе не спится в такую рань?

Она оглянулась, дабы убедиться, что их никто не подслушает. В конюшне, кроме них, был только мальчик, который чистил навоз в стойле.

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказала Сара. – Об очень большом одолжении.

– Для тебя, Сара, все, что угодно, – ответил Роберт ласковым голосом.

– Сегодня четверг. У меня сегодня выходной. И у тебя, кажется, тоже?

– Да, верно.

– У тебя нет никаких важных планов на сегодня?

– Нет. Разве что я хотел немного проехаться верхом. – Он указал жестом на лошадь.

– Ты не будешь возражать… – Сара сделала глубокий вдох и выпалила: – Ты не мог бы отвезти меня кое-куда?

– С удовольствием.

– Это место называется Бордсли-Грин. Я не знаю точно, где это находится. Думаю, миссис Хоуп знает. Но… – Она бросила на конюха робкий взгляд, – я слышала, что это в десяти милях отсюда.

– Конечно. Я подготовлю старый фаэтон герцога.

Сара облегченно вздохнула. Роберт согласился легко, не задавая вопросов. Он расседлал лошадь и начал готовить фаэтон, а Сара побежала в дом, чтобы узнать дорогу до Бордсли-Грин. Хотя миссис Хоуп и смотрела косо на Сару, но рассказала, как проехать к приюту. Когда Сара прибежала на конюшню, захватив по пути обед на кухне, у Роберта все было уже готово.

– Спасибо, – сказала она ему с чувством, как только они тронулись в путь. – Это очень важно для меня. Я не знаю, как тебя отблагодарить за то, что тратишь на меня свой выходной день.

– Мне это приятно, – ответил Роберт.

Путь занял два часа. Все это время Сара говорила с конюхом о чем угодно – о погоде, о разведении лошадей в Айронвуд-Парке, – лишь бы он не задавал никаких вопросов.

Когда они подъехали к воротам Бордсли-Грин, солнце уже выглянуло из-за серых облаков, угрожавших дождем все утро.

Сара туманно объяснила Роберту, что их поездка может помочь в поисках исчезнувшей герцогини. И вот сейчас он бросал на нее косые взгляды, а она лишь молчала в ответ.

Он остановил лошадей у высокого металлического ограждения. Пока Сара держала лошадей, Роберт осмотрел ворота. Оглянувшись, он сказал:

– Ворота не заперты, но я думаю, нам лучше оставить лошадей и фаэтон здесь.

– Хорошо.

Роберт вернулся, взял у нее поводья и привязал лошадей. Сара вышла из фаэтона и окинула взглядом Бордсли-Грин. В центре огромной зеленой лужайки, примерно в четверти мили от ворот, одиноко стояло трехэтажное здание, построенное в готическом стиле. Ни около строения, ни на лужайке никого не было видно. Дом стоял словно безмолвный неподвижный призрак в тени надвигающихся туч.

Сара решительно зашагала по длинной прямой дорожке, ведущей к дверям дома, и тут заметила, что Роберт спешит следом за ней.

Сара замедлила шаг.

– Роберт, прости, но, может быть, ты подождешь меня здесь?

Он посмотрел на казавшийся пустым дом, потом опять на нее.

– Сара…

– Со мной ничего не случится. Я просто хочу задать пару вопросов о мужчине, о котором тебе рассказывала. Это займет буквально несколько минут.

Роберт поколебался, но потом все же кивнул.

– Хорошо. Я подожду здесь. Но если тебя не будет больше часа, я пойду тебя искать.

– Спасибо. – Поддавшись порыву, Сара сжала его руку в знак благодарности.

Воздух казался тяжелым. Сара посмотрела на небо и решила, что дождь все-таки пойдет, и подумала, что Роберт может промокнуть, пока будет ждать ее.

Входная дверь, деревянная, высокая и тяжелая, пугающе возвышалась над подошедшей Сарой. Но отступать было поздно, и она постучала.

После долгого ожидания дверь открыла смуглая женщина с волосами, собранными на затылке.

– Чем могу вам помочь? – спросила она.

– Доброе утро! – сказала Сара с самой доброжелательной улыбкой, на какую была способна. – Я приехала проведать одного из ваших жителей.

– Какого именно пациента вы хотите увидеть? – Манера говорить и одежда этой женщины делали ее похожей на квакера.

– Бертрама Смита, – ответила Сара, а затем совершила редкий для нее поступок – с ходу соврала: – Он мой двоюродный брат.

Женщина удивленно подняла брови.

– Друга Бертрама редко кто-либо посещает.

Сара кивнула.

– Я не видела его много лет. Я приехала из Лондона. Раньше у меня не было возможности посетить Ворчестер.

Женщина молчала, и тогда Сара добавила еще одну ложь:

– Мы часто играли вместе, когда я была ребенком. Это было так давно.

Сара надеялась, что женщина не станет проверять эту информацию. Она не знала, в каком состоянии находится Бертрам Смит – понимает ли он, что значит двоюродный брат, и играл ли когда-нибудь.

– Ваше имя?

– Сара. Сара Стенли.

По глазам женщины Сара поняла, что эта фамилия ей знакома. Интересно. Видимо, она в курсе, какая связь существует между Бертрамом и Стенли.

– Я Ханна Миллз, сестра. Рада вас видеть, но, боюсь, сегодня не приемный день. Пациенты встречаются с членами семьи каждую вторую пятницу месяца, то есть завтра. Накануне мы стараемся обеспечить нашим подопечным спокойствие и безмятежность, дабы они были в надлежащем состоянии во время встречи с родственниками.

– Но я тут только проездом…

Женщина подняла руку и добавила:

– Но поскольку друг Бертрам видит посетителей так редко, думаю, ему будет приятно встретить кого-то из своего детства. Я постараюсь устроить вам встречу. Следуйте за мной, пожалуйста.

Сара пошла за женщиной через тусклый тихий коридор и затем вверх по лестнице. По пути они встретили только одну даму, одетую в такую же строгую черную одежду, как и миссис Миллз, несущую в руках поднос с грязной посудой.

– Добрый день, Ханна, – сказала она миссис Миллз.

– Добрый день, Пруденс, – ответила миссис Миллз четко и вежливо.

Пруденс также кивнула Саре, когда они проходили мимо. Миссис Миллз привела гостью в безликую, выкрашенную белой краской приемную комнату с рядом готических окон вдоль одной стены и кирпичным камином напротив. В помещении были беспорядочно расставлены деревянные стулья. Сестра остановилась в дверях и жестом пригласила Сару пройти внутрь.

– Пожалуйста, присядьте. Я должна узнать, в каком состоянии сейчас находится друг Бертрам и может ли он сегодня встретиться с родственниками.

– Спасибо большое.

Когда женщина удалилась, Сара присела на стул, с которого хорошо была видна дверь, чтобы сразу заметить миссис Миллз и Бертрама, когда они придут.

Если придут. Это был еще большой вопрос.

Сара не знала, что будет дальше. Она сидела и нервно кусала губы. Она никогда не общалась с сумасшедшими и не знала, чего ожидать. Ее планы не распространялись дальше проникновения в Бордсли-Грин и встречи с Бертрамом. У нее не было ничего, кроме догадок о том, кем был этот человек и почему Джорджина Стенли так хотела, чтобы о нем никто не узнал.

Дверь открылась, и вошла миссис Миллз, а за ней мальчик размером со взрослого мужчину. Сара посмотрела на него, и ее сердце бешено заколотилось в груди. Мальчик-мужчина был явно похож на Джорджину Стенли.

Бертрам улыбнулся, увидев Сару. Во рту у него не хватало двух зубов.

– Это мой день рождения! Все для меня! – объявил он, заметно шепелявя.

– Проходи, друг Бертрам, – терпеливо сказала миссис Миллз.

Он прошел в комнату, оглядываясь с любопытством. Его глаза василькового цвета сияли. Он был одет в белоснежный накрахмаленный халат, уже забрызганный спереди чем-то вроде соуса.

Бертрам выглядел странно. Это как если превратить Джорджину Стенли в мужчину и смотреть на него глазами пьяного человека. Его лицо было слишком круглое, а уши и зубы – слишком мелкие. Глаза идеальной миндалевидной формы были посажены слишком близко друг к другу.

Миссис Миллз взглянула на Сару и пожала плечами.

– Иногда ему кажется, что наступил его день рождения. Конечно, мы здесь не отмечаем никаких праздников. Видимо, когда он был маленьким, это был особенный день для него, поэтому он о нем не забывает.

Сара кивнула, проглотив свой страх. Разумеется, если бы Бертрам был опасен, миссис Миллз приняла бы меры предосторожности. В любом случае сейчас страх будет только мешать ей.

Она смело шагнула вперед.

– Бертрам, – сказала Сара, – я так рада видеть тебя.

Он остановился и замер, а в сияющих глазах появился интерес. Его глаза были точно такие же, как у мисс Стенли, только без злобы, которую Сара видела при последней ее встрече с дочерью барона.

– Ты?

– Я Сара, – тихо сказала она.

– Я люблю сестер! – ответил Бертрам.

Должно быть, миссис Миллз сказала, что его пришла навестить двоюродная сестра. Затем Бертрам затараторил что-то так быстро, что Сара ничего не поняла. Мало того что он шепелявил, его речь была совершенно нечленораздельной. С недовольным видом он что-то говорил про папеньку и про братьев и сестер. Еще про людей, которых он называл Гертруда, Мэри и Уильям, их маменьку и папеньку и кузенов. Затем он внезапно остановился и нахмурился, как будто потерял ход мысли.

Миссис Миллз похлопала его по руке.

– Друг Бертрам стал кем-то вроде домашнего питомца для семей, приходящих к другим пациентам.

– Ах! – Сара не знала, что сказать на это.

– Действительно, у него очень спокойный и жизнерадостный характер. Он редко требует каких-то ограничений. Он не жалуется и не плачет. Его единственная цель в жизни очень проста, но наиболее важна для всех людей: он хочет быть счастливым.

– Ах! – снова удивленно выдохнула Сара, и Бертрам улыбнулся ей, показывая свои маленькие редкие зубы.

– Это мой день рождения! Кузина Сара! – воскликнул Бертрам, подпрыгивая и хлопая в ладоши.

– И сколько же лет тебе сегодня исполнилось? – осторожно спросила его Сара.

Вопрос явно смутил Бертрама, и он посмотрел на миссис Миллз в поисках помощи.

– Ну что же ты, друг Бертрам? Мы же учили: четыре и двадцать. Разве ты не помнишь?

– Четыре и двадцать! – радостно ответил он Саре и запел: – Двадцать четыре! Двадцать четыре!

И тут Сара все поняла.

Она слышала, как в гостиной Айронвуд-Парка Джорджина Стенли говорила, что у нее был старший брат, который умер в возрасте девяти лет, когда ей было всего пять.

Это и был тот брат, который «умер». Стенли спрятали его здесь. С одной стороны, не слишком далеко от их владений, чтобы барон Стенли мог приглядывать за ним, а с другой стороны, слишком близко, что вызывало беспокойство мисс Стенли. Она бы предпочла, чтобы ее брата, которого она стыдилась, отправили в Абиссинию.

Это и понятно. Ведь тогда выходит, что младший брат Джорджины, находящийся сейчас в Кембридже, которому было девятнадцать лет, вовсе не являлся законным наследником, как все считали. Законным наследником лорда Стенли был Бертрам. Стенли обманывали всех, говоря, что он умер, а на самом деле он был жив, находился здесь в Англии, улыбался щербатым ртом и пел о том, что ему двадцать четыре.

Сара сделала глубокий вдох и натянуто улыбнулась.

– Я так рада снова видеть тебя, Бертрам!

– Двадцать четыре!

– Твоя семья… скучает по тебе.

Улыбка мгновенно исчезла, и Бертрам нахмурился.

– Не люблю папеньку и маменьку. И сестер не люблю!

Сара посмотрела на миссис Миллз.

– Они его навещают? – тихо спросила она.

Миссис Миллз покачала головой со скорбным выражением на лице.

– Нет. Их не было уже много лет.

Сара затаила дыхание.

– Ты помнишь своих маму и папу? – спросила она Бертрама.

Он внимательно посмотрел вверх, как будто ответ был написан на потолке. Затем перевел взгляд на нее, скривил губы и наклонился вперед так, что Сара почувствовала его запах. Странное сочетание дешевого мыла и пота.

– Я толстый, – сказал он, показывая на свой живот. – Папа не толстый. У него глаза голубые, как у меня.

– Ты помнишь свою сестру Джорджину?

– Маленький ребеночек в мамином животике, – сказал Бертрам. – Большой животик, как у Бертрама, и в нем малышка. А потом однажды она ушла оттуда навсегда. И оп! Джорджи! – Он энергично затряс головой. – Бертраму нельзя держать Джорджи! Бертрам мог ее уронить. Бертраму нельзя с ней играть. Плохой, плохой Бертрам!

Его слова и движения становились все более невнятными и неистовыми, и Сара бросила безнадежный взгляд на миссис Миллз.

– Ты хочешь вернуться в общую комнату, друг Бертрам? – спросила его миссис Миллз.

– Кузина Сара! – воскликнул он в ответ.

– Я вернусь и навещу тебя снова, – пообещала Сара.

Она поклялась себе, что сдержит обещание, где бы ни оказалась, покинув Айронвуд-Парк.

– Ну тогда в общую комнату, – сказала миссис Миллз, развернула Бертрама и, подталкивая рукой в спину, направила к дверям.

Он оглянулся через плечо и закричал:

– Кузина Сара! Кузина Сара с черными волосами!

Сара только сейчас заметила, что у дверей ждали двое санитаров. Миссис Миллз передала им Бертрама, и они повели его прочь по коридору. Он все время, пока его было слышно, что-то бормотал о кузинах, папеньке и Саре.

Сара стояла посреди комнаты, пытаясь успокоить свое сердце. Миссис Миллз вернулась и подошла к ней, слегка улыбаясь.

– Мне следовало предупредить вас, что, говоря о его семье, вы можете его разволновать. Он видит так много семей здесь в дни посещений. Я думаю, в глубине души он тоскует по своей семье.

– Мне очень жаль, – ответила Сара. – Я не знала…

– Его отец попросил нас никогда не напоминать ему о семье, – сказала миссис Миллс и посмотрела на Сару с некоторой настороженностью.

– Что вы имеете в виду?

– Он пожелал, чтобы мы придумали ему новую семью, чтобы у него не было возможности вспомнить, как он связан с бароном. – Она задумчиво посмотрела на Сару. – Вот почему я была весьма удивлена, когда увидела его кузину сегодня. Я думала, они хотят разорвать любую его связь с семьей.

Сара моргнула и медленно кивнула головой.

– Мне самой следовало догадаться… Мой… дядя и его семья – очень щепетильные люди.

– Слишком щепетильные, чтобы признать наличие идиота в своей семье.

– Это верно. Но Бертрам выглядит довольным. Они выбрали хороший новый дом для него.

Миссис Миллз искренне улыбнулась.

– Спасибо вам, подруга Сара. Я и мой муж трудимся здесь, веря в то, что все мы, а эти бедные сумасшедшие, может быть, особенно, дети Божьи. И все заслуживают любви и человеческого отношения.

– Это воистину благородные убеждения, – подтвердила ее слова Сара.

– Пойдемте. Я провожу вас к выходу.

Пока они шли по длинному тихому коридору, Сара собиралась с силами, чтобы задать еще один вопрос. Когда они начали спускаться по лестнице, она, наконец, решилась.

– Я знаю еще одну вашу пациентку, миссис Миллз.

Женщина оглянулась.

– Неужели?

– Миссис Джеймс. Она является матерью… одного человека, которого я знала.

– Ах да. Лиза Джеймс.

– Она все еще здесь?

– Да, – коротко ответила миссис Миллз.

– Можно ли мне ее увидеть?

– Нет. – Они спустились с лестницы, и миссис Миллз остановилась. – Вам не следует видеться с Лизой Джеймс, потому что она является одним из самых сложных наших пациентов и требует ограничений почти постоянно.

– Ох! – Сара с трудом сглотнула. – Мне жаль это слышать. Вы правы. Я не знакома с ней, но знала ее сына.

– Вы знаете, – миссис Миллз покачала головой, – мы считаем, что ей не следует находиться в обычном сумасшедшем доме. Ее нужно перевести в место, более приспособленное для содержания душевнобольных. Но несмотря на безнадежность ее состояния, мистер Джеймс отказывается переводить ее и продолжает навещать свою мать ежемесячно здесь. Он очень верный и преданный сын.

Сердце Сары вновь пустилось вскачь.

– Вы говорите, он приезжает каждый месяц? Когда он был здесь последний раз?

– В приемный день, в прошлом месяце. Он всегда приезжает строго к десяти утра, когда мы открываем двери.

О боже! Джеймс был здесь в прошлом месяце! У Сары внезапно пересохло в горле, и она с трудом спросила:

– И вы ожидаете его завтра?

– Конечно! За пять лет, что его мать находится здесь, он не пропустил ни одного приемного дня.

– Спасибо, – выдохнула Сара.

Они быстро дошли до двери, где Сара еще раз поблагодарила миссис Миллз и пообещала обязательно прийти снова, чтобы навестить кузена. Она поспешила обратно по дорожке в сторону фаэтона, сдерживаясь, чтобы не поднять юбку и не побежать, не замечая первых капель дождя, падавших на ее лицо.

Герцогиня пропала четыре месяца назад, а Джеймса видели в прошлом месяце. Это означало, что он мог знать о местонахождении герцогини.

Саре нужно было поспешить домой и рассказать Саймону обо всем, что она узнала. Роберт вышел навстречу, когда она, задыхаясь, подошла к фаэтону. Несколько секунд спустя они двинулись в путь. Редкие капли дождя постепенно превратились в настоящий ливень. Верх повозки, поднятый Робертом, давал лишь частичное укрытие. Поэтому им необходимо было где-то спрятаться и переждать дождь, иначе до дома они доедут абсолютно мокрыми.

Нет, не до дома. Саре пора перестать думать об Айронвуд-Парке как о доме. От этой мысли что-то встрепенулось внутри. Последнее время Сара часто испытывала подобное чувство. Как будто она неделю не ела, и ее желудок яростно урчал от голода. Она посмотрела на мешок с приготовленным для них обедом. Нет, голод здесь ни при чем. Это странное ощущение не имело отношения к ее желудку. Оно исчезло так же быстро, как появилось.

Тогда что это было?

Сара задумалась.

И вдруг поняла! Ее регулы. Они должны были начаться. Будет очень неудобно, если они начнутся сейчас, по дороге домой, когда у нее под рукой ничего нет…

Стоп! А когда они были последний раз?

Сара начала подсчитывать, и кровь прилила к ее голове, когда она высчитала ответ.

Задержка! И большая! Сара напрочь забыла об этом в прошлом месяце. Было столько переживаний из-за помолвки Саймона и их переезда обратно в Айронвуд-Парк… Она качнулась в сторону Роберта, потом резко выпрямилась.

О боже! О боже! Сегодня восьмое августа. Последний раз она была с Саймоном одиннадцатого июня – эту дату она никогда не забудет.

Два месяца!

Роберт подозрительно посмотрел на Сару.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Она хотела ответить уверенно, но получился только легкий выдох.

Роберт остановил лошадей, повернулся к ней и нахмурился.

– Сара, что случилось?

Сара провела тыльной стороной ладони по лбу, вытирая капли влаги. Она знала, что это был не дождь.

– Это просто… то, что я узнала сегодня.

– Может, расскажешь мне?

Нет, она не могла. Из-за водоворота, кружащегося в ее голове, она не могла сейчас ни говорить, ни думать. Ее состояние было близко к обмороку.

«Ты уже два месяца носишь ребенка, Сара. Ребенка Саймона».