Интуиция Люка привела его вновь в заброшенный бестолковый особняк Мортона в Чизике. Он привез с собой рабочих, которые ободрали свежевыкрашенные стены в двух комнатах.
Как только первый пласт штукатурки отвалился, из стен посыпались деньги. В общей сложности за свежими слоями штукатурки в этом старом доме хранилось восемь тысяч фунтов.
Это была примерно треть всех денег, украденных Мортоном у отца Эммы. Но Марк пообещал, что сам разберется в делах и бумагах Мортона, и заверил Эмму, что, вероятно, они смогут удвоить эту сумму, продав ценное имущество Мортона, бóльшая часть которого хранилась в бальном зале особняка.
Конечно, всех украденных денег они уже не вернут – наверняка Мортон много потратил на свои сумасбродства, – но и этого будет довольно. Достаточно, чтобы отец Эммы смог спокойно жить в Бристоле.
Через два дня после того, как деньги нашлись, Эмма с Люком поженились в Лондоне по специальной лицензии. Это был самый чудесный день в жизни Эммы. Она видела, как Люк признается в любви к ней – в церкви, перед лицом Господа и перед семьей, и очень расчувствовалась, а когда приносила обеты, из глаз ее текли слезы.
Они женаты. Они стали одним целым.
На следующий день они отправились в Бристоль в своей карете. Следом ехал еще один экипаж, который вез лучшего в Лондоне врача по заболеваниям сердца и троих слуг. Домой они прибыли в холодный зимний день.
Время, после того как Люк сделал ей предложение, было самым счастливым в жизни Эммы, но гнетущий вид отцовского дома разом отрезвил обоих. Эмма выбралась из кареты, укрывшись вместе с Люком под зонтом, который нес кучер. Они поднялись по ступенькам к высокой черной двери и постучались.
Эмма посмотрела на Люка:
– Так странно стучаться в дом, который я столько лет считала родным.
– Значит, просто войди в него.
– Нет, – мягко ответила она. – Теперь мой дом рядом с тобой.
Дверь открыла Джейн. Сестра Эммы похудела и выглядела уставшей, под глазами залегли тревожные черные круги, уголки губ опустились. Но увидев, кто стоит на пороге, она кинулась в объятия Эммы, радостно восклицая:
– О, Эмма! Ты дома! Я так по тебе скучала!
Эмма крепко обняла сестру.
– Я тоже по тебе скучала.
Потребовалось несколько секунд, чтобы Джейн взяла себя в руки и оторвалась от Эммы. Покраснев, она посмотрела на Люка и слуг, столпившихся у него за спиной.
– Пожалуйста, простите, – пробормотала она. – Вы не должны стоять тут под дождем. Прошу вас, входите.
Все вошли в прихожую. Эмма не писала домой, когда Люк выздоравливал после ранения. Он настоял, чтобы она отправила сестре сто фунтов для покрытия самых неотложных расходов и долгов, но все это случилось еще до того, как он сделал ей предложение. До того, как они нашли деньги, украденные Роджером Мортоном.
– Джейн, – сказала она, – позволь представить тебе лорда Лукаса Хокинза. Моего мужа.
Джейн от изумления открыла рот, переводя взгляд с Эммы на Люка и обратно. Улыбаясь, Люк взял Эмму за руку, и их пальцы переплелись. Она сияла, глядя на сестру.
– Закрой рот, а то муха влетит, – поддразнила Эмма сестру. Так говорила когда-то их мать.
Джейн тут же закрыла рот.
– Зима, – заявила она – за этот ответ Эмму когда-то увесисто шлепнули. – Зимой мух нет.
Эмма улыбнулась, и лицо Джейн смягчилось.
– Полагаю, я должна сказать вам «поздравляю», – пробормотала она. – Я удивлена, но… – Она посмотрела на Эмму. – Твои письма… Я догадывалась, что ты питаешь очень сильные чувства…
– Как и я к ней, – негромко сказал Люк, легонько сжав руку Эммы.
– Я так рада! – воскликнула Джейн.
– А папа в спальне? – спросила Эмма. – Мы хотим сообщить ему эту новость.
Джейн улыбнулась и кивнула.
– Он будет счастлив видеть тебя.
Они поднялись наверх, в спальню отца Эммы. Сердце ее сжалось, когда они вошли в комнату. Люк остался у двери, а Эмма подошла к отцу. Он выглядел так же, как и раньше, когда она уезжала, – маленький, хрупкий, волосы окончательно поседели, лицо опухло от водянки.
Отец долго смотрел на нее, не узнавая, затем едва заметно улыбнулся.
– Эмма! – произнес он надтреснутым голосом, когда-то гремевшим на все бристольские доки. – Ты вернулась домой, ко мне!
Она наклонилась и обняла отца.
– Я тебе кое-что привезла.
– А мне это понравится? – пропыхтел он.
– Думаю, да.
Сначала она представила отцу Люка. Тот отнесся к нему немного настороженно, а Люк… О господи! Сердце ее сжалось, когда она увидела, как Люк ведет себя с ее отцом – с таким вежливым почтением, какого она и не предполагала. Но Эмма знала почему – потому что лежавший в постели человек был ее отцом, а Люк говорил, что очень хочет ему понравиться.
Затем она представила отцу доктора, прославившегося превосходными результатами в лечении заболеваний сердца. А потом слуги внесли большой саквояж, куда они с Люком тщательно сложили отцовские деньги.
– Двенадцать тысяч фунтов, папа. Я знаю, что это не все, но нам обещали, что будет больше.
– Я слышал, ты нашла Мортона, – произнес отец, задыхаясь и глядя на нее расширившимися глазами. – Но про деньги я не знал… Боже всемогущий, Эмма! – Он смотрел на нее так, словно видел впервые. – Ты превратилась в великолепную женщину!
Судя по тому, как улыбнулся Люк, он был полностью согласен с ее отцом.
Позже они пообедали – готовила кухарка, которую они привезли из Лондона. Судя по превосходному аппетиту, было понятно, что Джейн давно так вкусно не ела. После обеда все перешли в гостиную, где к ним присоединился врач.
Он рассказал, что их отец страдает не только от водянки, но еще и от хандры. Водянку можно вылечить с помощью точно отмеренных доз наперстянки и других лекарств, и тут доктор не сомневался, что состояние здоровья отца Эммы и Джейн значительно улучшится.
А вот хандра началась после смерти их матери и усугубилась после потери денег, в результате начавшейся болезни и ощущения беспомощности. После долгого разговора с отцом Эммы врач разработал план лечения, состоявший из предписанного им общения с людьми вне дома, ежедневных прогулок и светских мероприятий, чтобы вдохнуть в него убеждение – жизнь продолжается. Кроме того, нужно вернуть всю проданную мебель, это должно его подбодрить.
Выслушав доктора, Люк, Эмма и Джейн дружно согласились принять участие в борьбе с болезнью.
И начали в этот же вечер – помогли отцу спуститься в гостиную, уложили на диван, укрыли одеялами, и он впервые за очень долгое время сыграл со старшей дочерью партию в шахматы.
Эмма с Люком оставались в Бристоле до весны, пока не растаял снег. Солнце светило все ярче и жарче, и нарциссы обращали к нему веселые желтые лица.
Эмма с помощью Люка и Джейн вернула дому его прежний блеск. Отец Эммы вступил на долгий путь выздоровления, хотя все понимали, что он никогда уже не будет тем могучим человеком с громыхающим голосом, которого она помнила с детства.
Бертрам навещал их регулярно. Сначала приезжал на одну ночь, но затем на неделю каждый месяц. А сейчас он собирался ехать в Лондон вместе с отцом Эммы, а также с Джейн, которую ждал второй светский сезон.
Несколько дней назад они получили сообщение, что Сара, герцогиня Трент, разрешилась от бремени здоровеньким мальчиком, которого назвали Лукас Самсон Хокинз в честь старших братьев герцога. Трент и Сара просили Эмму с Люком стать крестными родителями малыша, поэтому прежде всего в Лондоне их ждал обряд крещения.
Затем Люк собирался поговорить с Трентом о том, чтобы отыскать наконец мать. В своем письме Трент намекал на какие-то зацепки, относящиеся к местонахождению Стивена Лоуэлла. Видимо, братьям в ближайшее время наконец-то предстояло долгожданное воссоединение со вдовствующей герцогиней.
Семья Эммы с большим нетерпением ждала поездки в Лондон, в особенности ее новый деверь, Бертрам, который взял на себя обязанность рисовать Джейн в разноцветных нарядах и предлагал, платья каких оттенков ей непременно нужно носить в городе.
– Джейни, – говорил он. – Небесно-голубой, вот что. Голубой – такой красивый цвет!
Но на следующий день передумывал в пользу цвета лаванды. Потом лютика. Потом сирени. Потом примулы. Бертрам обожал разные цвета.
Люк и Эмма любили друг друга все сильнее, их любовь окрепла и расцвела, а отношения с каждым днем делались все ближе. Были и ночные кошмары. Были и ссоры. Но крепкая любовь и верность друг другу оставались неизменны.
И вот сейчас, чудесным весенним днем, они стояли перед домом, держась за руки. Вокруг суетились слуги, готовились к отъезду, грузили багаж в кареты. Эмма подняла лицо к солнцу и вдохнула теплый воздух. Затем посмотрела на Люка. Тот улыбался.
– В Лондон, – пробормотала она.
– В Лондон, – согласился Люк.
– Домой, – сказала Эмма, и в ее голосе проскользнула нотка удивления.
Люк крепче сжал ее руку.
– А Лондон стал для тебя домом?
– Да. Я скучаю по тому времени, когда мы были там с тобой.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Я тоже. Все время думаю про мою кровать. Про все то, что мы с тобой на ней проделывали. И про то, что я намерен делать на ней с тобой в будущем.
Эмма затрепетала и спросила так тихо, что он ее едва расслышал:
– А ты будешь снова привязывать меня к кровати?
– Всенепременно. Я буду привязывать тебя шелковой тесьмой, замысловатыми узлами, с руками и ногами, раскинутыми в стороны, к моему вящему удовольствию. И делать с тобой всякие порочные штуки ночь напролет.
– О-о, – выдохнула Эмма, ощутив теплую волну возбуждения.
Его глаза дерзко заблестели.
– Ты хочешь меня, правда?
– Люк…
– Прямо здесь, прямо сейчас. Хочешь, чтобы я взял тебя. Обладал тобой. Заставил кончить.
Глаза Эммы расширились, она украдкой огляделась.
– Но тут везде люди.
Люк небрежно махнул рукой.
– Они не обращают на нас никакого внимания, ангел. Пойдем со мной. Прогуляемся.
Крепко держа Эмму за руку, он повел ее за дом, в сад. Некоторые цветы, посаженные много лет назад ее матерью, все еще робко цвели и выделялись на фоне постриженных кустов и зеленой травы как яркие сполохи красок.
Люк прижал Эмму к задней стене дома, опустился на колени, задрал ей юбки и начал благоговейно ласкать потайное местечко губами так пылко, что она забыла о людях по другую сторону дома. Забыла обо всем, кроме Люка и даруемого им наслаждения.
Прижимая ее к стене, он вошел в нее пальцами и гладил, гладил, пока язык описывал немыслимые круги по самому чувствительному месту.
Ее бедра подавались ему навстречу, она негромко вскрикивала. А затем достигла удовольствия столь сильного, что все ее тело содрогнулось. Наступило такое наслаждение, такой покой.
Когда все завершилось, у нее подогнулись колени, но Люк не дал ей упасть. Подхватив Эмму на руки, он снова прижал ее спиной к стене и скомандовал:
– Обхвати меня ногами.
Она послушалась, и он вошел в нее одним мощным толчком. Эмма прикусила его за плечо, чтобы не закричать.
Люк двигался в ней сильными, грубыми толчками, не отводя от нее пронизывающих голубых глаз, крепко удерживая руками ее бедра.
– Люк, – стонала Эмма. – Люк!
Его естество сделалось невероятно твердым, толчки невероятно мощными. А тело его было таким надежным и сильным.
– Я люблю тебя, ангел, – выдохнул Люк и, продолжая прижимать к стене, излился в нее.
Эмма обвила его руками, полностью открылась, принимая в себя все до последней капли. Ей нужен был этот мужчина весь, целиком, на меньшее она не соглашалась – и он отдавал ей всего себя.
Отдышавшись, Люк осторожно поставил ее на землю, прижался лбом к ее лбу, а Эмма застегнула на нем бриджи.
Взяв его лицо в ладони, она нежно поцеловала его и, улыбнувшись, спросила:
– В Лондон?
– В Лондон, – согласился Люк.
Рука об руку они обогнули дом, и к ним тут же подошел Бертрам, держа в руках пару ботинок, которые считал потерянными. Следом торопливо подбежала Джейн с вопросами о том, как запирать дом. Тяжело опираясь на трость, подошел отец и поинтересовался мнением Люка о лошадях, которых он сам выбирал для этой поездки.
Люк и Эмма украдкой обменялись улыбками и повернулись к разношерстной семье, чувствуя, как в них бурлит и рвется наружу счастье.