Разговор с Физелом занял больше времени, чем он рассчитывал. Линдли, вытащив из жилетного кармана часы, бросил взгляд на циферблат и досадливо поморщился. Однако уже довольно поздно! Неужели им действительно столько всего нужно было обсудить… или он просто тянет время, чтобы избежать необходимости вновь встретиться с мисс Даршо?

Линдли предпочел бы не отвечать на этот вопрос.

Физел рассказал ему о вчерашнем происшествии на дороге в окрестностях Гейдона. По его словам, двое головорезов остановили на дороге экипаж с двумя ни в чем не повинными женщинами, одна из которых вдобавок ехала с младенцем. Слуга добавил, что получил сведения из вторых рук, однако ему удалось выяснить, что один из грабителей был убит на месте, а тот, которому удалось уцелеть, дал показания, представляющие для Линдли определенный интерес. Этот человек утверждал, что какой‑то неизвестный тип заплатил им с приятелем, чтобы они остановили экипаж и прикончили всех, кто там будет, но они — вот незадача — напали не на ту карету.

К несчастью, Физелу не удалось самому расспросить его. Пока он дожидался, когда тяжеловесная махина государственного правосудия сдвинется с места, кто‑то поспешил позаботиться, чтобы незадачливый грабитель умолк навсегда. Насколько удалось выяснить Физелу, описание кареты, на которую готовилось нападение, полностью совпадало с экипажем Линдли. А заранее подпиленная ось сделала бы их легкой добычей грабителей с большой дороги, если бы те, по счастью для самого Линдли, не попытались остановить чужой экипаж.

Похоже, он достаточно близко подобрался к своим врагам, если они смогли настолько близко подобраться к нему самому, с угрюмой радостью подумал Линдли. С этого дня ему придется быть предельно осторожным. Для начала он велел Физелу, чтобы тот нанял, кого сочтет нужным, для собственной охраны. Если единственный человек, кому он доверял и на кого мог положиться, будет убит, вряд ли это поможет Линдли.

Физел не стал спорить, но потребовал, чтобы его господин сделал то же самое. Они договорились, где встретятся в следующий раз, однако Физел настаивал на том, что ночью на дороге в Лондон их может подстерегать опасность. Линдли согласился — в конце концов несколько часов ничего не решают, так что он может выехать на рассвете. Он был уверен, что мисс Даршо будет счастлива услышать, что охота на ее отца откладывается до утра. Проклятие, чертыхнулся он, ведь именно это он и пообещал ей, верно?

Предоставив Физелу вновь раствориться в темноте, в чем тому не было равных, Линдли неохотно вернулся на постоялый двор. Одного быстрого взгляда в окно общей гостиной оказалось достаточно, чтобы убедиться, что Растмур все еще там, в полном одиночестве сидит за столом, коротая вечер с бутылкой. Выглядел он отвратительно, и Линдли уже взялся за ручку двери, чтобы присоединиться к нему. Но передумал. Пришлось напомнить себе, что Растмур вполне может оказаться в числе его врагов. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы он мог рискнуть довериться тому, в ком не был полностью уверен, вздохнул Линдли.

Или позволить себе к кому‑то привязаться.

Ступеньки слабо поскрипывали под его ногами, пока он поднимался к себе наверх. Ребенок, плач которого он слышал, когда уходил, видимо, уже успокоился. Устал, бедняга, сочувственно подумал Линдли. Он еще не успел забыть, каково приходится таким малышам во время долгой поездки. Спохватившись, Линдли загнал эти воспоминания подальше, в самый глухой уголок памяти.

Комната его была в самом конце узкого коридора. Линдли бесшумно направился к ней. С момента его ухода, похоже, ничего не изменилось, но Линдли вдруг почувствовал странное беспокойство, между лопатками будто зачесалось. Он пытался вспомнить, запер ли он, уходя, дверь или в спешке просто захлопнул ее. Он не помнил, чтобы поворачивал ключ в замке… а должен был бы. Что, если мисс Даршо решила воспользоваться его отсутствием и сбежать? Или, что еще хуже, кто‑то пробрался в комнату, чтобы напасть на нее? Линдли взялся за ручку, и дверь неожиданно легко распахнулась. Какая беспечность! Как он мог оставить беззащитную девушку одну?!

В комнате было темно. Единственная свеча догорела почти до основания. Глаза Линдли не сразу привыкли к тусклому свету, и поначалу ему показалось, что в комнате никого нет. Но тут взгляд Линдли упал на кровать. Фигурка, свернувшаяся калачиком поверх постели, была настолько хрупкой, что Линдли не сразу ее разглядел. Забившись в уголок и с головой укутавшись в одеяло, девушка крепко спала.

Слава Богу!

Бесшумно прикрыв за собой дверь, Линдли на цыпочках подошел к кровати. Почему она не сбежала? Только сейчас до него дошло, что подсознательно он ожидал этого. Может, так было бы лучше, с горечью подумал он, ведь Софи ясно дала понять, что не хочет его. Зато собственное тело Линдли не менее ясно говорило, что сам он ее хочет… хочет безумно.

Тут вдруг в глаза Линдли бросилась ее одежда, в беспорядке разбросанная по полу. Растерянно поморгав, он поднял глаза — на спинке кровати висела ее сорочка. Что происходит?! Она знала, что он вернется, и тем не менее разделась? Как‑то не похоже на мисс Даршо.

Линдли кольнуло беспокойство. Стараясь не дышать, он осторожно потянул одеяло вниз, обнажив плечи, гладкие, как слоновая кость. Глаза у Линдли полезли на лоб. Она спала обнаженной! Он пожирал взглядом плечо, руку, грациозную шею… Ее шея! Линдли словно окатили ледяной водой. На шее ничего не было! Медальон пропал!

Должно быть, кто‑то проник в комнату, ударил ее и забрал медальон. Линдли с трудом перевел дыхание. Его захлестнул целый вихрь чувств, и он даже не знал, какое из них сильнее — внезапный страх за нее или ярость при виде того, что, вероятно, произошло. Победил страх — упав на колени возле кровати, он судорожно прижал девушку к себе, принялся ощупывать ее дрожащими руками, убрал упавшую на лоб шелковистую прядь светлых волос. Что с ней? Она ранена? Испугана до полусмерти? В обмороке? Или это тот самый сон, который принято называть вечным? Линдли проклинал себя за то, что оставил Софи одну.

Он не поверил своим глазам, когда девушка вдруг ожила — дернулась, открыла глаза и принялась отбиваться. Облегчение, которое он испытал в этот момент, оказалось настолько сильным, что Линдли едва не сошел с ума от радости. Она жива!

Не обращая внимания на ее возмущенные выкрики, Линдли еще крепче прижал ее к себе.

— Все в порядке. Не пугайся. Я уже тут.

Софи вдруг притихла. Он уже собирался осторожно опустить ее на постель, когда она внезапно снова принялась отбиваться. Линдли болезненно поморщился, когда ее кулак ощутимо стукнул его по ребрам.

— Софи, это же я! — запротестовал он. Отпустив девушку, Линдли отодвинулся, чтобы она могла его рассмотреть.

— Знаю, что вы! А кто же еще это может быть? — проворчала она, судорожно пытаясь натянуть на голые плечи одеяло.

Линдли едва не застонал от досады. Он даже не успел всласть налюбоваться этим гладким, юным телом!

— Но я… С вами все в порядке? Вы не ранены? Они вас не ранили? — нетерпеливо спросил Линдли. Он уже протянул было руку к одеялу, собираясь стянуть его, но заметил выражение ее лица и, тут же передумав, опасливо отдернул руку.

— Вы о ком?

— Да о тех, кто проник сюда и… сорвал с вас одежду.

— Я сама разделась, милорд, — невозмутимо ответила Софи.

— Вот как? Стало быть, на вас никто не нападал?

— По крайней мере до вас никто.

Усевшись на корточки, Линдли ошарашенно уставился на нее.

— Я не нападал, — оскорбленно возразил он, когда снова обрел способность соображать. — И не думал даже. Просто испугался — решил, что кто‑то проник сюда, набросился на вас…

— Пока нет, милорд, — усмехнулась она.

— Но ведь вы знали, что я вернусь. Тогда, может быть, объясните мне, с чего вам вдруг вздумалось раздеться? — потихоньку начиная закипать, спросил Линдли. — Вдобавок вы еще разбросали одежду по полу… что, по‑вашему, я должен был подумать?!

Софи опустила глаза, стыдливый румянец разлился по ее лицу. Линдли мог бы поклясться, что она из тех, кто краснеет не только лицом, но и всем телом. Увлекшись, он попытался было представить себе эту картину, но тут же устыдился своих мыслей. Нет, он действительно чудовище — ворвался в комнату, напугал бедняжку да еще учинил ей настоящий допрос! А ведь заметил, что она смущена до слез, потому что не может не видеть, как он пожирает ее взглядом, с раскаянием подумал Линдли.

— Я… я ужасно расстроилась из‑за того, что мы так расстались, — пробормотала она, пряча глаза. — И подумала, может быть, мы сможем… что мы попробуем остаться друзьями.

— Друзьями?! — поперхнулся Линдли. Слово застряло у него в горле, словно кость.

— Ну да… вроде того.

Линдли уже ничего не понимал. Что за игру ведет эта девушка?

— Да, мисс Даршо, вы меня убедили — действительно, есть ли лучший способ подружиться, чем раздеться догола и забраться в постель?

— Я, конечно, нахожусь в вашей постели, милорд, но я не голая, — с обескураживающей прямотой объявила Софи.

— Ну, минуту назад вы точно были голой! — прорычал Линдли. — А вон там, если не ошибаюсь, ваша сорочка, ваши чулки… Может, вы будете так любезны и объясните, что на вас может быть надето?

Софи вызывающе вздернула подбородок, при этом по‑прежнему избегая смотреть Линдли в глаза.

— Я… у меня было с собой кое‑что из одежды, — уклончиво пробормотала она.

— Неужели? Признаюсь, вы разожгли во мне любопытство. Что можно было спрятать в таком крошечном узелке?

Мисс Даршо предпочла промолчать — так и не дождавшись ответа, Линдли решил, что имеет смысл посмотреть. Чувствуя, что начинает потихоньку закипать, он протянул руку к одеялу. Сколько можно его дразнить? Неужели она такая ледышка, что не испытывает ни малейшего желания, когда он сам вот‑вот потеряет голову? Неужели не чувствует того напряжения, когда даже воздух вокруг них сгустился так, что становится нечем дышать?

Боже милостивый, спаси и помилуй… она не соврала. Она и впрямь не была голой… вернее, не совсем.

Но, черт возьми… что это на ней надето? Отшвырнув одеяло, Линдли ошарашенно разглядывал ее, не в силах выдавить из себя ни слова. При виде этого зрелища глаза у него едва не выпали из орбит.

— Что это? — просипел он.

— То, что на мне надето.

— Вижу, что надето… но что это такое?

— Эээ… не уверена, что для этого есть название.

И «это» явно было шелковым — оно мерцало и переливалось в свете свечи, заставляя Линдли изнывать от нестерпимого желания погрузить руки в его нежную пену, ощутить гладкость ткани. Гладкость шелковистой, теплой кожи мисс Даршо. Ее губ. Других… ммм… частей ее тела.

Тем более что это одеяние почти ничего не прикрывало. Собственно говоря, то, что разглядывал Линдли, представляло собой что‑то вроде сетки, точнее, изысканного кружева, сплетенного из шелковистых нитей, причудливую паутину, оплетавшую некое подобие узкого корсажа. Корсажа, который подчеркивал изящные изгибы ее тела, поддерживал бесподобную грудь, выставляя ее напоказ, — зрелище, от которого у любого нормального мужчины слюнки бы потекли… впрочем, Линдли не был исключением. Ему стоило невероятного напряжения сил, чтобы сдержаться и не наброситься на нее, чтобы утолить желание.

Чуть ниже груди полупрозрачная паутина становилась плотнее, превращаясь в тугой пояс, служивший, вероятнее всего, для того, чтобы наиболее выгодным образом подчеркнуть тонкую талию. Линдли заморгал — это мерцающее переплетение шелковых нитей, на его взгляд, сильно напоминало то ли рыбацкую сеть, то ли изысканное старинное кружево, плетением которого в свое время увлекалась его бабушка. Сердце стучало высоко в горле, намереваясь выпрыгнуть изо рта.

Мало того, этот туалет, один вид которого заставлял Линдли корчиться, словно грешника на медленном огне, отнюдь не заканчивался на талии. Нет, кружево из розовых нитей струилось вниз, обрисовывая изящные бедра и превращаясь в какую‑то полупрозрачную пенку, похожую на взбитые сливки. Линдли сглотнул — сквозь паутину кружев слегка просвечивал нежный живот, похожий на спелый персик. Во рту у него разом пересохло — Линдли мысленно застонал, борясь с желанием вонзить в него зубы.

Он даже вообразить себе не мог, что бывает такая одежда… Ни одна женщина не пробуждала в нем подобного желания. Убийственный эффект, который данное сочетание произвело на его разум, оказался поистине сокрушительным. Господи, спаси и помилуй… мисс Даршо выглядела как олицетворение соблазна… как видение, созданное распаленным воображением обезумевшего от похоти самца. И что ему прикажете делать, чертыхнулся Линдли, чувствуя, что начинает сходить с ума.

— Я подумала, что если надену это, то, возможно, милорд, мы с вами быстрее станем друзьями… — кротко объяснила Софи.

Линдли попытался продраться сквозь стоявший в голове туман, чтобы понять, о чем она говорит… тщетно. Смысл ее слов ускользал от него.

— А вам не пришло в голову посмотреть на себя в зеркало, мисс Даршо? — просипел он, слегка испугавшись того свирепого голода, который вдруг скрутил ему внутренности. — Ради всего святого… с чего вы взяли, что ваш… ваше одеяние поспособствует нашей дружбе?

— Ну может быть, «дружба» — не слишком подходящее слово, милорд, — дрожащим голосом пролепетала она. — Просто я не знаю, как это лучше назвать.

В отличие от Софи Линдли прекрасно знал, как это назвать, только сомневался, что выражение, пришедшее ему на ум, можно считать подходящим для нежных ушей мисс Даршо. Хотя сам он, если честно, был бы совсем не против. Очень даже не против. Пришлось срочно напомнить себе, что он джентльмен. Линдли шумно перевел дух, заставил себя отвести глаза в сторону и поднялся на ноги.

— В следующий раз поосторожнее экспериментируйте с туалетами, мисс Даршо! — прорычал он, натянув ей одеяло до подбородка. — Думаю, самое лучшее для вас — попробовать поспать.

— Ладно! — Что‑то пробормотав сквозь зубы, Софи стукнула кулаком по кровати. — Боже, какой тупица! Подумать только, что мне вообще пришло в голову предложить вам это!

У Линдли лопнуло терпение.

— Ради всего святого, мисс Даршо, скажите же наконец, что вы хотели мне предложить?

— Да переспать, конечно! Господи помилуй, с какой радости я, по‑вашему, влезла в это одеяние… чертовски неудобное, между прочим?

Линдли решил, что ослышался.

— Судя по всему, вы… Да вы в своем уме, мисс Даршо? Разве леди может позволить себе раздеться догола, чтобы забраться в постель к малознакомому мужчине? И — Господи, спаси и помилуй — разве леди может надеть на себя такое?!

— А кто говорил, что я леди? — презрительно фыркнула она. — Кстати, мне пришлось немало потрудиться над этой вещью. Мадам даже сказала, что она не только восхитительна, но и совершенно уникальна.

— Дьявольщина… выходит, это Эудора подкинула вам идею сшить подобную вещицу?

— Между прочим, она гордится тем, что я умею делать! — запальчиво крикнула Софи. — Простите, если я оскорбила ваши чувства, милорд. Вероятно, мои приемы обольщения несколько недотягивают до ваших… хм… стандартов.

Софи, укутавшись в одеяло, уселась на кровати. Одеяло не скрывало очертаний ее груди, которую сшитое ею одеяние столь щедро выставляло напоказ. Линдли глаз не мог от нее отвести. Груди были упругие, приятно округленные и как раз подходящего размера, чтобы… О Боже, если ее «приемы» будут немного больше соответствовать его так называемым требованиям, обреченно подумал Линдли, то он просто взорвется, не сходя с места.

— Но если ты ждала здесь, собираясь соблазнить меня, то почему… почему снова принялась драться? — с трудом выдавил Линдли.

Софи натянула одеяло повыше, обернув его вокруг тела… своего соблазнительного тела. Юного тела. Тела, которое Линдли мог видеть, даже плотно закрыв глаза, даже сквозь это чертово одеяло!

— Ты напугал меня! — отрезала она. — Откуда мне было знать, что у тебя уйдет столько времени, чтобы проверить, как там твоя драгоценная карета? Я ждала, ждала… ну и уснула… — Софи надула губы.

Даже сейчас, когда она вела себя, как капризный ребенок, он все равно безумно хотел ее. Что уже само по себе было плохо. Линдли давно уже понял, что Софи не хочет его. Эта попытка соблазнить его — всего лишь очередной способ задержать его тут подольше, выиграть время, чтобы ее отец успел укрыться там, где Линдли его не найдет. Видимо, это было настолько важно для нее, что Софи решила идти до конца… вплоть до того, чтобы напялить на себя этот розовый кошмар и переспать с тем, кого она люто ненавидит.

Что ж, пусть так. Можно представить, как она обрадуется, когда он скажет, что они просто останутся здесь до утра… и это ей ничего не будет стоить.

И что ему прикажете делать? Линдли знал, что не рискнет больше оставить ее одну — она наверняка сбежит вместе с медальоном. И чем это кончится? Скорее всего ее просто убьют. Значит, он должен остаться здесь, чтобы приглядывать за ней. И зарубить себе на носу, что приглядывать — значит, держать руки в карманах. Настроение у Линдли окончательно испортилось. Дьявольщина, наверное, ему стоит устроиться на ночь в кресле, а мисс Даршо предоставить постель.

Вероятно, это единственная возможность справиться с искушением.

— Я буду спать здесь, а ты ложись в постель, — объявил Линдли, восхищаясь собственным благородством. Тем не менее ему хватило ума придвинуть к двери единственное кресло — просто на всякий случай, вдруг Софи надумается удрать — и усесться в него.

— Но не можете же вы спать в кресле!

— Почему? Ты же спала в кресле прошлой ночью! — отрезал он.

— То было побольше… и намного удобнее. А это ужасное.

— Позаботьтесь лучше о себе, — буркнул он. — Отправляйтесь спать, мисс Даршо.

— Чтобы вы могли воспользоваться этим и незаметно уйти?

— Нет, я не собираюсь уходить.

— Вашу драгоценную карету еще не починили?

— Починили и даже перегнали на постоялый двор.

— Поэтому вы готовы уехать.

— Слишком опасно. Мы останемся тут до утра, а уедем на рассвете.

— Мы?

— Я же говорил, что намерен вас пристроить. Предпочитаете остаться здесь? Я могу спросить хозяина, не сможет ли он подыскать вам приличное место.

Софи с подозрением уставилась на него. Словно не замечая этого, Линдли уселся в кресло, поерзал, устраиваясь поудобнее, вытянул ноги и со вздохом закрыл глаза. Напрасная затея… Софи, как живая, стояла у него перед глазами.

— А что намерены делать вы?

— Отправлюсь на поиски вашего отца, — пожал плечами Линдли. — С медальоном или без него, если понадобится.

— Значит, без.

— Вы его спрятали?

— Конечно.

— Отлично. Если честно, я испугался, что кто‑то пробрался сюда, ударил вас и стащил медальон.

Софи на мгновение онемела. Линдли продолжал сидеть с закрытыми глазами, словно ему было совершенно неинтересно, о чем она думает.

— Вы так подумали? — растерянно пролепетала она.

— Да, — кивнул он. — Рад, что ошибся.

В комнате снова повисло молчание. Это продолжалось так долго, что Линдли решил, что Софи последовала его совету и уснула наконец. И даже вздрогнул, когда она снова заговорила:

— Вы действительно считаете, что с помощью этого медальона сможете найти моего отца?

— Я в любом случае его найду, — пожал плечами Линдли.

— Но с медальоном это будет проще?

— Да. Если в нем действительно спрятан список его сообщников, логично будет предположить, что ваш отец отправился к кому‑то из них. Именно поэтому он и оставил вам медальон. Надеялся, что так вы сможете отыскать его.

— И поэтому вы рассчитываете, что, завладев медальоном, тоже сможете это сделать?

— Да. Всех этих людей разыскивает правосудие.

— Я ведь могла бы просто отдать его вам, вы же знаете…

— Могли бы. Но и я мог бы просто заставить вас сказать, где вы его спрятали, а потом забрать, верно?

— Но вы не станете этого делать. Вы ведь джентльмен.

— Не стану. К тому же я чертовски устал. А теперь спите, мисс Даршо.

Снова наступило молчание. Но спустя пару минут он опять услышал ее голос.

— Я готова отдать вам медальон, если вы пообещаете, что возьмете меня с собой, когда отправитесь искать моего отца.

— Нет. Вы будете путаться у меня под ногами и мешать мне. Причем намеренно.

— Если вы убеждены, что рано или поздно отыщете его, то пусть уж это случится как можно раньше и при мне. Возьмите меня с собой, и я отдам вам медальон!

— Нет. Спите, мисс Даршо.

— А вы тоже будете спать?

— Надеюсь.

— Спать в кресле не очень‑то удобно, верно?

— Сойдет.

— Даже не надейтесь. Утром вы будете чувствовать себя ужасно. Дайте слово, что возьмете меня с собой, и я не только отдам вам медальон, но и соглашусь разделить с вами эту весьма удобную кровать.

О Боже! Ему и без того потребовалось собрать всю силу воли, чтобы отказаться от этого предложения, когда оно было сделано в первый раз. А уж сейчас… Линдли понимал, что еще немного, и ему конец. Отрезвило его только то, что предложение Софи было отнюдь не бескорыстным. Может, все‑таки взять ее с собой, мелькнула предательская мыслишка. Нет, ни за что! Ради ее же собственного блага — нет!

Правда, насчет того, что в кресле будет неудобно, она, безусловно, права. Линдли бы сейчас не отказался забраться в постель, а мысль о том, что он оказался бы там не один, делала эту мысль еще более соблазнительной. Но… осмелится ли он?

Все, о чем она просила, — это чтобы он поклялся взять ее с собой. Слово легко дать… а согласиться провести ночь в одной постели с соблазнительной и практически голой мисс Даршо — еще легче. Любой мужчина, даже с одной извилиной в голове, не задумываясь, согласился бы… а утром, тоже не задумываясь, бросил бы ее здесь.

Оставалось только надеяться, что после ночи, проведенной с мисс Даршо, у него самого в голове останется хотя бы одна извилина, уныло подумал Линдли.

Она знала, что делает. По крайней мере надеялась, что знает. Лорд Линдли — не тот, с кем можно играть. Софи стоило нечеловеческого напряжения сил сыграть свою роль, и она почти не сомневалась, что добилась своего. Он примет ее предложение… и ее тело в придачу.

Только бы не это, взмолилась она. Какое унижение, если он вдруг догадается, как сильно она на самом деле хочет его! Софи даже себе самой стыдилась в этом признаться.

Но это правда… она действительно хочет его. Софи могла бы поклясться, что до этого дня не испытывала желания ни к одному мужчине, поэтому это новое ощущение казалось странным и пугающим. Линдли мог стать тем, кто введет ее в совершенно новый для нее мир, и Софи страстно хотела этого.

Оставалось только надеяться, что мадам права и Линдли постарается, чтобы все прошло более‑менее… терпимо. Мадам особо упирала на то, что мужчины, мол, тут же засыпают, если от них требуется определенный уровень физической нагрузки. Софи была не настолько наивна, чтобы не понимать, о каких «физических нагрузках» в данном случае идет речь. Выходит, мадам лукавила, когда уверяла, что ей самой ничего не придется делать — Софи предстоит не только активно участвовать, но и немало потрудиться, чтобы достичь этого самого уровня. А она сильно сомневалась, что Линдли устанет, если будет просто гоняться за ней по комнате. Господи, вздохнула она, знать бы еще, чего хочет от нее Линдли…

Естественно, Софи имела лишь самое смутное представление о том, что ей предстоит. Помимо, так сказать, базовых сведений, она знала настолько мало, что ее смело можно было считать абсолютно невежественной в данном вопросе. Оставалось только надеяться, что это не помешает ей осуществить свой план. Конечно, Софи хотелось, чтобы ее сегодняшние усилия не пропали даром… но еще больше — чтобы Линдли с нежностью вспоминал о ней.

Ее мысли прервал негромкий звук, как будто стукнули ножки кресла. Софи открыла глаза и встретилась взглядом с Линдли. Сердце Софи подскочило, допрыгнуло до горла и застряло там. Глаза Линдли поблескивали в темноте — он был похож на дикого зверя, привыкшего с детства выслеживать добычу. Оцепенев под этим взглядом, Софи притихла, словно испуганный кролик. По спине ее поползли мурашки.

— Будьте осторожны, мисс Даршо… ведь я могу расценить ваши слова как своего рода предложение.

Глаза Линдли потемнели от желания. Софи дрожала всем телом. Она с радостью списала бы эту дрожь на страх перед тем, что ей предстоит, но, увы… ни страха, ни отвращения не было — лишь одно дикое, ненасытное желание.

— Конечно, это было предложение, милорд, — собравшись с духом, храбро пробормотала она. — Я действительно предлагаю вам присоединиться ко мне. В постели.

Софи даже передернуло от такой откровенности. И хотя она недвусмысленно дала понять, чего хочет, Линдли снова опустился в кресло. Выходит, он отверг ее, растерялась Софи. В очередной раз?

Когда Линдли заговорил, его голос звучал до того равнодушно, что у Софи больно сжалось сердце.

— Надеюсь, вы понимаете, что, согласившись, я вряд ли буду вести себя, как джентльмен. Имейте в виду, мисс Даршо, если мы с вами окажемся в одной постели, то поспать в эту ночь нам обоим вряд ли удастся.

Слава тебе, Господи! Выходит, он все‑таки хочет ее! Может, она поторопилась с выводами насчет него?

— Сказать по правде, милорд, до сих пор мне как‑то не приходилось видеть, чтобы вы вели себя, как джентльмен, — невозмутимо заявила Софи, аккуратно расправляя одеяло, хотя и чувствовала, как у нее дрожат руки. — Так с чего вы взяли, что я стану рассчитывать на это сейчас?

Софи и ахнуть не успела, как Линдли уже оказался возле нее. Господи… что она такого сказала? Только сейчас она вдруг заметила, как он пожирает ее глазами — и затряслась, как осиновый лист, а он ведь и пальцем ее не тронул. Боже милостивый, что же будет, когда он это сделает?

Софи изнывала от желания это узнать.

Похоже, ждать ей оставалось недолго. Она и ахнуть не успела, как Линдли опрокинул ее на спину и рухнул сверху. Софи чувствовала его страсть, солоноватый привкус его губ, вздрагивала от прикосновений его пальцев, ощущая при этом, как где‑то в самой глубине ее тела волной поднимается желание, которое она так долго пыталась не замечать.

Ей хотелось, чтобы этот человек делал с ней все, что пожелает. Пора признаться: спасение отца — просто предлог. Его судьба в действительности не имеет никакого отношения к тому, что толкнуло ее в объятия Линдли.

Выбора у нее не было — тело ее охотно откликалось на все, что делал этот мужчина. Ладони его блуждали по ее телу, губы накрыли ее рот, заставляя стонать от нетерпения. Тяжесть тела Линдли вдавила Софи в перину — она судорожно прильнула к нему, даже не замечая, что перед глазами у нее все плывет, а грудь вздымается в отчаянной попытке вдохнуть глоток воздуха.

Он отшвырнул одеяло в сторону, и грубая мужская ладонь скользнула по ее бедру. О Господи, пронеслось у Софи в голове, как она могла жить, не испытав ничего подобного? Она прильнула к нему, осыпая торопливыми поцелуями его губы, подбородок, шею, плечи. Если бы она могла вдохнуть его в себя, наверное, она бы так и сделала, но что‑то подсказывало ей, что есть гораздо более приятный способ почувствовать его.

Рука Софи машинально потянулась к застежке его бриджей. К счастью, инстинкт не подвел ее и на этот раз. Возможно, в такие моменты он всегда включается, чтобы подсказать, что нужно делать. То, что происходило между ними, наверняка смутило бы какую‑нибудь добродетельную мисс, но только не Софи, знакомую с нравами борделя. Может быть, она и не слишком хорошо разбиралась в деталях, однако имела общее представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной, и в голове у нее подсознательно сложился некий план.

Впрочем, у нее давно уже были планы на Линдли. И первое, что намеревалась сделать Софи, — это увидеть его голым. Как ни странно, сам Линдли, похоже, вовсе не горел желанием немедленно сбросить с себя одежду.

— В чем дело, милорд? — спросила Софи, почувствовав, что он отстранился.

Линдли, приподнявшись на локтях, склонился к самому ее лицу. Взгляд его вдруг стал чужим.

— Вы что‑то уж очень торопитесь, — пробормотал он. — К тому же предлагаю раз и навсегда покончить с разными «милордами» и «мисс Даршо». Думаю, оказавшись в одной постели, мы имеем полное право перейти на ты.

Сказать по правде, Софи не слишком обрадовал столь неожиданный переход от весьма увлекательного дела к довольно банальному разговору. Какого черта… что его опять не устраивает, возмутилась она. И как он это себе представляет? Что она станет запросто обращаться к нему по имени?

— Похоже, вы смущены, мисс Даршо? Не решаетесь, да? — прошептал Линдли, и губы его скользнули по ее шее.

О да… вот так‑то лучше! Она пробормотала что‑то, что можно было принять за одобрение, и Линдли решил, что с разговорами можно подождать. Он приподнялся на одном локте, другая его рука осторожно смяла ее шелковое одеяние, и в тот же миг он почувствовал, как напряглась ее грудь. Ему не понадобилось никаких усилий, чтобы она выскользнула наружу — Софи предусмотрительно позаботилась, чтобы тугой корсаж, приподнимавший грудь самым соблазнительным образом, представлял собой всего лишь узкую полоску тонкой, словно паутинка, ткани. Судя по реакции Линдли, своей цели она достигла.

Наверное, ее грудь тоже мысленно сказала ей спасибо. Почувствовав, что легкие вновь наполнились воздухом, Софи облегченно вздохнула. От этого движения соски напряглись, превратившись в тугие бутоны, и Софи застонала, когда губы Линдли сомкнулись вокруг одного из них.

Судя по всему, этот стон воодушевил Линдли — он продолжал увлеченно посасывать и покусывать ее сосок, в то время как свободная рука его, нежно погладив ее живот, неторопливо скользнула к тому самому месту, где шелковые нити образовывали причудливую вязь, сквозь которую молочно белели бедра. Ощущать, как его загрубевшие пальцы касаются ее кожи, было настоящее блаженство.

Конечно, там, в самом чувствительном местечке между ее ног, как на грех, не было предусмотрено никакой преграды в виде шелковой сетки или чего‑то иного. Ладонь Линдли поползла по ее бедру, медленно продвигаясь вверх, пока не оказалась в опасной близости от той части тела, которой до сего дня не касалась рука мужчины. Софи сдавленно ахнула, когда он коснулся ее там — так нежно, что она гадала, уж не почудилось ли ей это.

— Если вы не намерены прогнать меня обратно в кресло, мисс Даршо, то после этого мы определенно должны перейти на ты. Я настаиваю.

Софи открыла было рот, чтобы ответить, но язык словно прилип к гортани. Поэтому она лишь слабо покачала головой.

— Нет? — удивился Линдли. — Странно… А мне казалось, вам это понравилось…

Под «этим» он, вероятно, имел в виду, что трогал ее «там». И… о да, черт возьми, он не ошибся, ей это нравилось… еще как нравилось! Только вот язык почему‑то решительно отказывался ей повиноваться, поэтому Софи снова затрясла головой.

Рука Линдли замерла.

— Тогда мне, вероятно, лучше вернуться в кресло, — смиренно пробормотал он.

— Нет! — Кажется, к ней снова вернулся дар речи. Софи крепко схватила его за руку, которую Линдли, похоже, собирался убрать. — Нет… не уходите!

— Вы уверены, что действительно хотите этого, Софи? — шепотом спросил Линдли, ласково сдув прядку волос, упавшую ей на лоб, когда она замотала головой, испуганная, что он уйдет.

— Да, милорд, — судорожно закивала она.

Линдли покачал головой.

— Тогда вы будете играть по моим правилам, дорогая. Никаких «милордов»!

— Но я не могу! — пискнула она.

— Что ж, тогда я возвращаюсь в кресло.

— Нет, пожалуйста! Я хочу, чтобы вы, что бы ты… ладно, черт возьми! Я хочу тебя!

Софи почувствовала, как у нее заполыхали щеки. Она вся пылала от стыда. Господи… как у нее только повернулся язык сказать такое?! Но… что сказано, то сказано. И потом, это ведь чистая правда, верно? К тому же и сам Линдли небось уже успел заметить, что ее сжигает нетерпение под стать его собственному.

— Очень рад это слышать, — прошептал он. И, нагнувшись, прижался поцелуем к ее губам.

Ощущение было такое, словно он не просто целует, а смакует ее губы, будто редчайший деликатес. Для нее Линдли был олицетворением всего, о чем она так долго мечтала… и не надеялась получить. Но Софи не собиралась сдаваться — ведь она знала, как мало времени ей отпущено для счастья. Опомниться не успеешь, как уже придется расставаться. Закрыв глаза, она старалась не думать об этом.

— Софи… — прошептал Линдли прерывающимся от страсти голосом.

— Милорд… — выдохнула она.

Он резко отодвинулся в сторону. Настолько резко, что не ожидавшая этого Софи упала на кровать.

— Проклятие… мы ведь, кажется, договорились! К черту этот дурацкий титул!

— Но я…

— Если я называю тебя по имени, ты должна ответить мне тем же, — терпеливо объяснил он, словно имея дело с непонятливым ребенком.

Примерно так Софи себя и ощущала.

— Да знаю я, знаю… просто не могу! Не могу и все!

— Почему? Потому что не можешь забыть о том, что ты дочь преступника… маленькая замарашка, четыре года прожившая в борделе? Неужели ты считаешь меня надутым, спесивым ослом, которому глубоко наплевать, кто там стонет под ним? Или дело в чем‑то еще? А может, у тебя язык не поворачивается произнести мое имя, поскольку для тебя это — всего лишь способ задержать меня, дать возможность отцу унести подальше ноги? Или ты считаешь, что тебе будет проще ненавидеть меня, если ты даже в порыве страсти постараешься не произнести мое имя? Это так, Софи?

— Нет! Честное слово, милорд, вы ошибаетесь! Просто… Скажите, а будет очень больно?

— Конечно, будет больно. А ты сомневалась?

— Ну‑у… женщины ведь часто судачат между собой о подобных вещах, а я как‑никак жила в борделе. И все равно что‑то мне подсказывает, что больно может быть, но… эээ… необязательно.

— Ты хочешь сказать, это несущественно?

— Ну, джентльмены ведь знают об этом только понаслышке, верно?

— Конечно, конечно. Они ведь — причем все — самые настоящие свиньи, которые ходят в бордель, используют девушек ради собственного удовольствия, и им глубоко плевать, что те чувствуют, пока сами они наслаждаются.

— Эээ… насколько я помню, вы и сами частенько не отказывали себе в этом удовольствии, милорд.

Наверное, не стоило ей этого говорить. Лицо Линдли разом окаменело, глаза как будто подернулись инеем. Черт дернул ее за язык брякнуть такое, сокрушалась Софи. Но ей было так больно думать, что Линдли не раз утешался в объятиях куда более опытных, чем она, искушенных женщин, что она не удержалась.

— Ты слышала, чтобы хоть одна из девушек жаловалась после того, как я уходил от нее? — помолчав, жестко спросил он.

Софи задумалась. Собственно говоря, она вообще не могла припомнить, чтобы ее приятельницы хвастались, что провели время с Линдли. А если честно, то она не могла даже сказать, кому из них выпала такая удача… вероятно, лишь тем, у кого не было причин на него жаловаться.

— Нет, милорд, не слышала.

Он улыбнулся:

— Ну, тогда тебе не о чем волноваться, дорогая, не так ли?

Еще как есть! Софи уже успела понять, как кружит голову мужское внимание… как трудно держать себя в руках, когда рядом Линдли. А ведь ночь еще только начиналась. Так что ей было о чем волноваться.

— А я и не волнуюсь, милорд! — вспыхнула она, моля Бога о том, чтобы он простил ей эту ложь.

— Тогда я хочу услышать, как ты произнесешь мое имя.

— Не могу.

Линдли погладил ее по щеке.

— Почему, Софи? Неужели тебе так трудно видеть во мне мужчину, а не просто ходячий титул?

Софи собиралась возразить ему, но Линдли уже целовал ее, и от этого поцелуя она вновь потеряла голову. Ее пальцы запутались в его густых волосах, подстриженных по последней моде и черных, как вороново крыло. Широченные плечи Линдли казались крепкими, как скала. Софи и сама не заметила, как уцепилась за них, словно боялась, что он вдруг исчезнет у нее на глазах.

А Линдли продолжал целовать ее, пока у Софи не закружилась голова. Она задыхалась, сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди, в голове стоял туман. На один краткий миг он развеялся, и Софи содрогнулась, с ужасом сообразив, что прижимается к нему, самым бесстыдным образом выставив на всеобщее обозрение те части тела, которые порядочной девушке положено скрывать от мужских глаз. При нормальных обстоятельствах она была бы шокирована, но сейчас, когда он ласкал, трогал и целовал ее, Софи мечтала только об одном — чтобы это блаженство никогда не кончалось. Бессознательным движением Софи снова протянула руку к застежке его бриджей. На этот раз Линдли и не подумал протестовать — больше того, он даже развязал галстук и резким движением зашвырнул его в угол.

— Ваш сюртук, милорд, — прошептала Софи, пытаясь помочь Линдли стащить его с себя.

Сюртук был так превосходно сшит, так подогнан по его фигуре, что сидел на Линдли, как перчатка, — вытащить из рукавов руки, да еще лежа, и при этом не порвать его было настоящим подвигом. Однако Линдли справился. А когда он стащил с себя рубашку, то Софи на миг онемела — подобный торс, по ее мнению, скорее приличествовал кому‑то из древнегреческих богов, чем титулованному английскому джентльмену. На миг она даже лишилась языка. Да уж… а он еще говорил, что нынче ночью ей не о чем волноваться!

Впрочем, наверное, лучше волноваться о том, что будет завтра, когда все это останется в прошлом, а поцелуи Линдли и его великолепное тело станут всего лишь воспоминаниями, которые она, мучаясь от сожаления и стыда, будет перебирать в памяти долгими одинокими ночами. Но сейчас, решила Софи, когда это сильное мужское тело прижимается к ней, было бы грех думать об этом. Будь что будет, но сейчас она не станет тратить время на подобную ерунду.

— Вы улыбаетесь, мисс Даршо.

— Мне казалось, милорд, вы сами предлагали перейти на ты.

— Совершенно верно, Софи. И я твердо намерен сделать все, чтобы мы получше узнали друг друга.

Что ж, решила Софи, пожалуй, она не прочь. С трудом оторвавшись от созерцания его великолепного тела, она залюбовалась его не менее великолепными чертами лица. Поистине этот мужчина — само совершенство… и к тому же в его взгляде, что еще удивительнее, читалась доброта. Может, поэтому Софи вдруг перестала волноваться. Похоже, мадам была права — Линдли и в самом деле знает, что делает. И знает, как сделать так, что бы все это оказалось по крайней мере терпимым. Софи мысленно дала себе слово поблагодарить бывшую хозяйку за то, что та очень кстати надоумила ее пожертвовать собой.