Он ненавидел себя. Кем надо быть, чтобы использовать женщину таким образом? Особенно ту, которую, как ему казалось, он любит. Господи, как он мог позволить себе дойти до этого? Он и вправду ее любил, и как с ней поступил? Кем надо быть, чтобы это сделать? Худшим из худших. Он и был худшим из худших.

Как мог он дойти до того, чтобы овладеть ею в этой безвестной мелкой лавчонке, как какой-нибудь дешевой шлюхой? Когда у нее должна была быть брачная ночь на шелковых подушках и с розовой водой. Что он дал ей? Воспоминания о яростном совокуплении на ворохе холодной одежды. Так не начинают совместную жизнь — если он вообще может надеяться на возможность совместного будущего.

Только вряд ли. Он воспользовался ее минутной слабостью; ему никогда не удастся уговорить ее согласиться выйти за него замуж при свете дня и в безопасности стен ее дома. Как только вернется в привычную обстановку, она осознает, что он воспользовался ее слабостью, и ей ничего другого не останется, как сожалеть о том, что произошло. Это было неизбежно. Она будет его презирать.

Иначе не могло и быть. Она была умной женщиной и знала, что ему нечем похвастать; у него не было ни денег, ни будущего, ни благородного происхождения, ни доброго имени… Он был недостоин Пенелопы Растмур. С наступлением утра она, безусловно, это поймет.

Какого дурака он свалял. Если попытается сказать ей, что чувствует, она рассмеется ему в лицо. Это не любовь. Назвать это так было бы оскорблением. Но, Боже, он не знал, как еще это назвать. Похоть однозначно не могла бы так терзать и рвать его сердце.

Наверное, он потерял голову. Скорее всего да. Только ненормальный мог лежать здесь в обнимку с женщиной, которую обесчестил, когда его отцу грозила смертельная опасность. Только ненормальный мог мечтать о свадебных колоколах, зная, что его дядя готовит его похороны. Как и Берлингтон. А после этого к их компании присоединится еще и Растмур.

Разрази его гром. Почему все же в этом безумстве ему так хорошо?

Пенелопа обняла его еще крепче и, пощекотав носом, поцеловала в шею. Он закрыл глаза, стараясь запомнить это чувство. Оно поможет ему прожить оставшееся в его жизни время.

— Наверное, нам пора идти, — прошептала Пенелопа.

— Что?

Он не сразу понял, что она имела в виду.

— Искать твоего отца, — пояснила она.

Проклятие! Чары рассеялись, и подступила реальность. С минуты на минуту она осознает, что он с ней сделал, и возненавидит его.

Лучше не думать о своих потерях и начать действовать. По крайней мере, он еще мог спасти своего отца, хотя его собственная жизнь летела в тартарары. Олдем обмолвился, что, возможно, их египетские друзья не поставили на них окончательный крест. Возможно, хотя бы у одного из них еще оставалось что-то, ради чего стоило жить.

— Тогда идем, — сказал Гаррис, шевельнувшись, и вынул руку из-под ее головы. — Город скоро начнет просыпаться. Нам нужно спешить.

По виду Пенелопы он не смог определить, какое у нее настроение. Кивнув, она стала собираться. Может, ее обидела его резкость? А может, она радовалась, что скоро от него избавится? Или, может, с его помощью рассчитывала успокоить нервы после пережитого испытания? Но Гаррис надеялся, что за всем за этим скрывалось нечто большее.

Пенелопа надела нижнюю сорочку, поверх которой натянула позаимствованное муслиновое платье и, аккуратно одернув его, разгладила складки. Даже в чужом платье и с растрепанными волосами она выглядела богиней. И он был готов отдать все, что угодно, за свободу молиться у ее алтаря всю оставшуюся жизнь. Или хотя бы остаток ночи.

Но такой свободы у него не было, как не было и права. Оставалось лишь благополучно вернуть ее домой и распрощаться. Так будет для нее лучше.

— Как ты думаешь, куда твой дядя мог отвезти профессора Олдема? — спросила Пенелопа, приводя в порядок волосы, спокойная и собранная, как будто укрылась от ветра, а не поднялась с пола, обесчещенная негодяем.

— Не знаю, — ответил он и подошел к ней, чтобы помочь застегнуть на спине платье.

— Может, к лорду Берлингтону?

— Возможно.

— Значит, мы следуем туда?

— Нет, сначала я отвезу тебя домой.

— У нас нет на это времени! Я могу помочь.

Проклятие! Она собирается с ним спорить. Гаррис повернул ее к себе за плечи. Рискованный маневр. Наверняка снова захочет ощутить вкус ее губ.

— Нет, Пенелопа, это невозможно… — начал он, но она его перебила:

— Собираешься справиться с ними один? Не думая, что можешь погибнуть?

Хотелось надеяться, что ее волновало его благополучие. Хотя скорее она просто выражала сомнение в его способностях. Нет, винить ее в этом он не мог, поскольку и сам ни в чем не был уверен.

— Надеюсь, что буду не один, — ответил Гаррис.

— Потому что возьмешь меня с собой?

— Нет, потому что отец сказал, куда обратиться за помощью. За вооруженной мужской силой.

Пенелопа нахмурилась.

— Что-то я не слышала, чтобы он говорил что-либо подобное.

— Но он сказал. Когда упомянул наших египетских друзей. Они здесь, в Лондоне.

— На самом деле, насколько я помню, он пожалел, что их здесь нет.

— Да, прозвучало именно так, но в его словах содержался тайный код.

— Тайный код?

Она ему не верила. Гаррис не мог не согласиться, что все это выглядело несколько притянутым за уши.

— Он не хотел, чтобы дядя понял, но я уверен, что пытался сообщить, что наши египетские друзья здесь, в Лондоне.

— Он это сказал?

— Да. Сказал.

— Я не слышала.

— Но он это подразумевал.

— Ты уверен?

— Да.

В значительной степени.

— А он, случайно, не сказал, где именно в Лондоне мы можем их найти?

— В том доме, где я встречался с ними в прошлый раз.

Хотелось надеяться.

— И где это?

— За Рассел-сквер.

— А где мы сейчас?

— Видимо, в Уайтчепеле.

— О, — вздохнула Пенелопа, устремив взгляд в окно лавки с новым интересом. — Я впервые в этой части города.

— Ничуть не сомневаюсь и намерен вывезти тебя отсюда как можно скорее.

На что она просто улыбнулась, как будто они вышли в парк прогуляться. Проклятие, девчонка нарочно прикидывалась тупоголовой. Когда только до нее дойдет, что ее жизнь в опасности и повинен в этом он? Вместо того чтобы срочно отвезти ее домой, он завалил ее на грязный пол, и они предавались любви до умопомрачения. Она должна ненавидеть его. За все.

— Тогда отправляемся на Рассел-сквер, — сказала Пенелопа. — Как ты намерен туда добираться? Пешком?

Как будто у них имелись другие средства передвижения. Ее поразительный оптимизм вызывал досаду. Тем более что он знал, как драматически все изменится, когда восторг от их соития померкнет и на смену ему придет осознание того, что он с ней сделал.

Гаррис уже открыл рот, чтобы повторно объяснить ей, как важно, чтобы она не сопровождала его на встречу с египтянами, но спокойно позволить ему доставить ее прямо домой, — настолько прямо, насколько позволят темные улицы и поджидающие на них опасности, — как посторонний звук за окном привлек его внимание. Карета! Ее появление могло служить как хорошим, так и дурным знаком.

Гаррис подтолкнул Пенелопу к стойке с одеждой, которую они не опрокинули в пылу страсти.

— Спрячься, — прошептал он и скользнул в тень, чтобы взглянуть в окно.

Пенелопа возмущенно фыркнула, но осталась стоять за вешалкой. Гаррис выглянул на улицу. Стук колес и двух пар копыт приближался, разносясь эхом по узкому пространству между зданиями. Гаррис еще ближе подошел к окну, рискуя быть обнаруженным в лунном свете.

Появилась упряжка. К счастью, ни дяде Недли, ни его бандитам она не принадлежала. Но не была и наемным экипажем, на котором он мог бы отвезти Пенелопу домой.

Это ехал старьевщик.

Одинокий мул еле перебирал копытами, и телега — не карета — раскачивалась из стороны в сторону. Наваленные в нее разнородные предметы тоже мотались по всей телеге, дребезжа и звякая. При этом возница умудрялся каким-то образом дремать.

Его появление никого не разбудило и не встревожило. В проулке залаяла собака, но мул, не замечая ее, продолжал свой путь. Хотя возница, нахохлившись, похрапывал, наваленное горой тряпье и старый хлам на дорогу не вывалились, и повозка двигалась дальше, не привлекая внимания. Словно ее и не было вовсе. Если бы не стук копыт и колес, не звяканье, не храп.

Это подало Гаррису идею.

— Поторопись! Идем! — позвал он и порывисто схватил свой едва не забытый пистолет.

Пенелопа высунула голову из-за вешалки с одеждой. Ее взгляд замер на проезжающей мимо телеге. Судя по всему, она поняла, что Гаррис задумал, и улыбнулась:

— Отлично! Никому не придет в голову искать нас в этой повозке. Вы изобретательны, сэр.

Стараясь не раздуться от гордости — или чего другого, — он отпер входную дверь и быстро вывел ее на улицу.

— Подвезете нас? — обратился он к старьевщику.

Человек посмотрел на него, потом на Пенелопу. Затем снова на него. Не будь старик столь ветхим, Гаррис просто сбросил бы его долой со скрипучих козел, а так лишь ограничился немой угрозой во взгляде.

— А что я получу взамен? — поколебавшись, спросил старьевщик.

Проклятие! У Гарриса не было ни гроша.

— У меня есть кольцо! — нашлась Пенелопа и вытянула руку, чтобы показать скромный узкий ободок.

Гаррису не хотелось, чтобы она расставалась со своим украшением, но им требовалось средство передвижения. Кроме того, он собирался отвезти ее домой, значит, Растмур наверняка выкупит колечко.

Смекалистый старик обрадовался возможности получить кольцо в обмен на оказанную услугу. Гаррис посадил Пенелопу в телегу, а сам пошел сказать вознице, куда их везти, чтобы Пенелопа не услышала. Если она узнает, что он не намерен брать ее с собой на поиски египетских друзей, то снова начнет пререкаться. Пусть уж лучше сидит спокойно.

Человек согласился подвезти их и, отполировав свое новое приобретение, сунул в карман. Гаррис уже поздравлял себя с гладко прошедшей сделкой, как Пенелопа внезапно вскрикнула. Резко обернувшись, он увидел, что она откапывает что-то среди тряпья старьевщика.

— В чем дело? — спросил Гаррис.

Она извлекла оттуда яркий кусок ткани. Это был не просто кусок, но законченная вещь — шаль. Похожая как две капли воды на ту безвкусицу, которую лорд Гарри купил ей в магазине несколько дней назад. Неужели на свете есть второе такое уродство?

Но судя по реакции Пенелопы, ей и двух было мало.

— Сколько это стоит? — спросила она старика, прижимая к себе шаль, как бесценное сокровище.

— А что еще у вас есть? — поинтересовался человек.

— Пенелопа, у тебя уже есть одна такая, — напомнил ей Гаррис, опасаясь, что события ночи начали давать о себе знать.

Но Пенелопа покачала головой:

— Нет. Я разозлилась на тебя и выбросила ее.

А теперь сожалела. Это было так трогательно, что Гаррис чуть не рассмеялся от радости. Она дорожила уродливой вещью, которую он ей подарил!

— Она теперь моя, — вставил старик. — Хотите ее вернуть — платите.

Пенелопа помрачнела. Казалось, вот-вот заплачет. Боже, Гаррис готов был на все, лишь бы предотвратить это. Он пошарил в карманах в поисках чего-нибудь ценного. Да! Кое-что у него все же нашлось.

— Нет, только не нож! — воскликнула Пенелопа, когда он извлек его из сапога.

Старик побледнел.

— Послушайте, мне не нужны неприятности…

— Возьмите его, — сказал Гаррис, протягивая оружие вознице. — Леди нужна новая шаль.

Пенелопа попыталась возразить, но Гаррис не стал ее слушать. Старьевщик обрадовался трофею, и сделка состоялась. Гаррис взобрался в повозку и сел рядом с Пенелопой.

— А что, если он тебе понадобится? — спросила она тихо, когда они устроились среди хлама и телега, громыхая колесами, покатила по дороге.

— У меня есть кое-что другое, — похлопал он по карману с пистолетом.

От этой мысли Пенелопа поежилась, но Гаррис ничего больше не сказал. Он привлек ее к себе. Когда доставит ее Растмуру, ему за многое придется заплатить, а пока она прижалась к нему и зевнула. Укутав ее шалью, Гаррис ничуть не пожалел, что купил это уродство дважды.

Она, должно быть, задремала, и только скатившийся на колени горшок с соседней груды старой утвари заставил Пенелопу очнуться. Встрепенувшись, она окинула взглядом темные дома вокруг и узнала место. Мейфэр! Боже, они уже приехали в Мейфэр.

— Ш-ш-ш, не тревожься, ты теперь в безопасности.

Лорд Гарри сидел рядом, нежно обнимая ее. Это было приятно, если не считать того, что он привез ее сюда. Она не слышала, как лорд Гарри говорил старьевщику, куда ехать, иначе не согласилась бы.

— Тебе нужно искать своих друзей, а не везти меня домой! — возмутилась она.

— Чем я и займусь, как только буду знать, что тебе ничто не угрожает.

Значит, он с самого начала решил ее покинуть. Могла бы и догадаться. До сих пор она понадобилась ему лишь для одного.

Нет, она не жаловалась. Ни в коем случае! Это было так восхитительно, так божественно. Ей только хотелось доказать ему, что она обладает и другими хорошими качествами. Что есть в ней много чего другого, что он мог счесть интересным и полезным. Ей хотелось, чтобы он не желал с ней расставаться. Но очевидно, она была ему не нужна. Впрочем, это не стало для Пенелопы откровением.

— Но когда… — заговорила она, желая получить надежду, что он найдет способ, как снова быть с ней, но осеклась на полуслове, услышав впереди шум.

Вытянув шею, Пенелопа выглянула из-за горы тряпья, домашней утвари и поломанных стульев, возвышавшейся над ними. За углом Риджент-стрит теснились кареты в окружении факелов прямо напротив… Боже, ее собственного дома!

Что случилось? Пенелопа напрягла зрение, чтобы разглядеть получше.

— Там какая-то свалка, — объявил старьевщик, и от его скрипучего голоса Пенелопа вздрогнула. — Хотите, чтобы объехал?

Лорд Гарри выглянул из-за груды старья со своей стороны, затем перевел взгляд на Пенелопу. Его лоб прорезали морщины.

— Надеюсь, дело не в…

Но не договорил. Впереди раздались громкие крики. Энтони! Его звенящий голос, далеко разлетаясь по пустынным улицам, донес до них отчетливые слова.

— Это Честертон! — утверждал он. — Не знаю, куда он ее увез и как представляет себе остаться безнаказанным. Но мы его найдем. Я сделаю все, чтобы спасти сестру, а его повесить!

Звучали и другие голоса, создавая неясный гул. Но значения, очевидно, не имели. Происходящее не вызывало сомнений. Энтони думал, что лорд Гарри похитил Пенелопу, и теперь собирал людей, чтобы броситься на его поиски! Как удачно, что они с лордом Гарри скоро будут на месте, чтобы рассказать правду.

— Стоять! — внезапно крикнул лорд Гарри извозчику. — Дальше не нужно ехать.

Пенелопа растерянно уставилась на него.

— Это мой брат! Он ищет нас.

— Ищет и, похоже, заручился поддержкой ночного караула и отряда констеблей.

— Боже, неужели правда?

Она снова оглянулась, стараясь разглядеть то, что увидел лорд Гарри.

Старьевщик выполнил приказ и остановил своего чуть живого мула. Пенелопа смогла различить на дороге впереди группу рослых мужчин. Как это мило со стороны Энтони приложить столько усилий, чтобы отправиться на ее поиски. Она надеялась, что не слишком разочарует их своим появлением, когда выяснится, что в этой суете нет надобности.

Если, конечно, появится. Зачем лорд Гарри велел человеку остановить повозку? Пенелопа повернулась к нему.

— Я не могу ехать с тобой, — сказал он, прежде чем она успела спросить.

— То есть?

— Твой брат хочет меня повесить!

— Но как только я скажу ему, что ты не имеешь никакого отношения к этим ужасным людям, которые меня похитили, то…

— Он все равно возненавидит меня, и мне придется ответить на тысячу вопросов, и констебли непременно задержат меня, и дай Бог, чтобы к завтрашнему полудню мне удалось убедить их отпустить меня.

К этому времени с его отцом могло случиться непоправимое. Пенелопа тотчас поняла суть его затруднительного положения. Ему не нужно было продолжать.

— Ты не можешь поехать со мной! — согласилась она.

— Мне жаль, — произнес он и, взяв ее руку, поднес к губам. — Мне искренне жаль. Прошу меня простить. За все.

— Мне нет, — сказала она, понимая, что он намерен сделать. — Но прошу, пожалуйста, не надо просто…

Но он не стал слушать. Отгреб в сторону старый хлам и спрыгнул с повозки. Пенелопе стоило большого труда побороть желание вцепиться в него обеими руками и заставить остаться.

— Скажи брату, что сочтешь нужным сказать, только не говори, куда я направился.

— А куда ты направляешься?

— Спасать своего отца.

Не сказав больше ни слова и не оглядываясь, он исчез.

— Ваш молодой спутник сбежал, да? — констатировал старьевщик.

Пенелопа сменила положение, привстав на колени, чтобы смотреть вперед.

— Не было никакого молодого спутника. Я была одна всю ночь.

Старик понимающе — и унизительно — хмыкнул. Пенелопа полагала, что он начнет с ней спорить, но он не стал, и с этим оскорбительным смешком ей пришлось смириться.

— Езжайте вперед, — скомандовала Пенелопа, по крайней мере, попыталась придать голосу командные нотки. — Теперь можно ехать. Отвезите меня к тому дому с зажженными огнями. Там мой брат.

Старик с понимающей улыбкой взмахнул вожжами, побуждая мула к движению.

Пенелопа не сомневалась в том, о чем подумал старик, но старалась не придавать этому значения.

— Если вы ничего лишнего моему брату не расскажете, я позабочусь, чтобы вас хорошо вознаградили.

Он снова хмыкнул.

— Знаете, я тоже когда-то был молодым. Вы сегодня не сделали ничего такого, чего не делали сотни других молодых людей… или не сожалели о том, что сделали. Не волнуйтесь, распрекрасная мисс, я вас не выдам. Если, конечно, будет, что потом отвезти моей женке от вас… или от вашего братца.

— Обещаю, что, когда вернетесь домой, ваша жена останется довольна.

Проклятие! Он потратил слишком много времени! И теперь не мог позволить себе медлить. К несчастью, продолжать бежать он больше не имел сил и прислонится к столбу, чтобы перевести дух.

За последний час он уже обегал весь Лондон, но ничуть не продвинулся вперед. Слава Богу, что хоть Пенелопу благополучно доставил домой. Нетрудно было себе представить, что наговорил ей Энтони. Ему, конечно, следовало находиться рядом с ней, чтобы принять на себя часть гнева ее брата. Она не должна была сносить все это одна.

Правда, зная ее, Гаррис сомневался в том, что она рассказала брату все, что произошло с ней этой ночью. И надеялся, что не расскажет. Во всяком случае, сегодня. Ей, безусловно, требовалось время, чтобы понять, что произошло и как она себя теперь чувствует. Господи, только бы она не возненавидела его, после того как суть случившегося дойдет до ее сознания. Иначе, если возненавидит, ему будет чертовски трудно убедить ее выйти за него замуж.

И спасти отца без помощи египетских друзей тоже будет чертовски трудно. К несчастью, помощь, похоже, не предвиделась. Он был в доме — небольшом коттедже, которым владел его отец в Лондоне, — но когда разбудил экономку, она сказала, что египтяне действительно дали знать, что находятся в городе, но в доме не появлялись.

Видимо, у них что-то случилось. И Гаррис подозревал, что именно. Дядя Недли.

И ему снова пришлось бежать — в буквальном смысле этого слова — через весь город. На пути к дому Берлингтона он вновь возвратился в Мейфэр. Проклятие, но Гаррис надеялся успеть.

Хотя надежды вернуть сокровища уже не лелеял. Если бы имел поддержку друзей, то надежда оставалась бы, но в одиночку ему было не справиться. Самое большее, на что он мог рассчитывать, действуя в одиночку, — это спасти отца. Нельзя было предугадать, с чем придется столкнуться. Дядя Недли мог нанять целую армию для упаковки сокровищ и переправки в порт. Он мог уже завершить работу и сделать спешку Гарриса бессмысленной.

Пока он бесчестил бедную Пенелопу, его дядя мог подсчитать барыши и расправиться с Олдемом. Нужно было все же двигаться. Слишком многое было поставлено на карту.

Сделав глубокий вдох и поморщившись от острой боли в боку, Гаррис возобновил бег мимо величественных особняков, пока наконец не свернул на улицу, которая должна была привести его к дому Берлингтона. Там он увидел свидетельства дядиной деятельности.

Перед домом стояли два фургона. Один уже был набит всевозможными клетями и аккуратно упакованными предметами. Второй еще продолжали грузить два человека. В одном он узнал одного из наемников, а во втором — отца. Слава Богу!

Гаррис нырнул в тень, чтобы отдышаться и придумать план действий. Где дядя? Есть ли у кого оружие? Что мешает отцу просто уйти?

Убежать, конечно, было бы надежнее, и его отцу наверняка это было бы под силу. Но не ему самому. Бежать они могли сейчас только шагом. Медленно.

— Поторапливайтесь! — прикрикнул кто-то.

Гаррис старательно вжался в тень. Тут в дверях дома Берлингтона он увидел своего дядю, руководившего работой. Он оказался без оружия. Неужели все будет так легко? Наверное, он подождет, когда Недли повернется спиной, и тогда тихо подкрадется к отцу и тронет его за плечо. Но у Гарриса никогда ничего просто не получалось, так что им владело сомнение.

С другой стороны, если чертов дядя полагает, что он сидит под замком вдали отсюда, зачем ему соблюдать осторожность? Он и без того внушил Олдему, что если тот не будет слушаться, все может закончиться плачевно. Наверняка его отец думал, что сотрудничеством обеспечивает их благополучие. Наверняка ему не приходило в голову, что у Недли могут быть противоположные намерения.

Но он утратил командную позицию, когда Гаррис и Пенелопа, связав наемника, бежали из зловонного склада. Лучше заранее предупредить отца, пока кто-нибудь не предупредил Недли. Если он узнает, что его узники сбежали, неизвестно, чем это кончится.

Стараясь не обнаружить себя, Гаррис начал осторожно перемещаться по дорожке к фургонам и ничего не подозревающему отцу. Он с нетерпением ждал удобного момента. Недли мог в любую минуту отвернуться или скрыться в дверях, и тогда он…

— А вот и сам дьявол! — прорычал чей-то голос у него под ухом, и Гаррис ощутил обжигающий холод металла, приставленного к шее.

Его обнаружили. И у того, кто это сделал, было оружие.

— Мы вас ждали, — произнес знакомый голос.

Это был тот самый бандит, которого они оставили связанным в порту. Как, спрашивается, он успел развязаться и появиться здесь до… Правда, это было не так уж трудно сделать. Гаррис ведь не сразу бросился сюда. Он дал подонку уйму времени, чтобы развязаться и приехать сюда, чтобы предупредить хозяина.

— Он здесь, сэр! — крикнул бандит.

Недли посмотрел в их сторону, прикрыв глаза рукой от света уличного фонаря, чтобы разглядеть их в темноте. И улыбнулся:

— Ах, лорд Гарри. Наконец! Как приятно вас видеть! Я ждал вас с тех пор, как Берту хватило ума прийти сюда и рассказать мне, что вы сумели сбежать.

Гаррис метнул в наемника сердитый взгляд. Берт подтолкнул его к свету и заставил подойти к парадной лестнице особняка Берлингтона. Дядя Недли смотрел на него с самодовольной улыбкой. Чтоб ему пусто было!

— Что же вы так долго? — спросил он, и его улыбка стала еще шире. — О, кажется, могу догадаться. Где ваша прекрасная дама? Надеюсь, вы ее не потеряли?

— Она там, где ты ее не достанешь, — ответил Гаррис.

— Как благородно. Ты позаботился о ее безопасности, прежде чем подумать о своем отце. Трогательно. Вы не находите это трогательным, профессор?

— Оставь его в покое, Недли, — отозвался Олдем со своего места у повозки. — Ты получил что хотел. Я уничтожен. Труд моей жизни погиб. Ты набил карманы… Что тебе нужно от моего сына?

— Твоего сына? — Недли сошел со ступенек и остановился возле них на улице. — Полагаешь, я все это делал, чтобы досадить тебе?

Олдем ответил ему яростным взглядом, а когда заговорил, в его голосе прозвучала нескрываемая ненависть:

— Его мать рассказывала мне, с каким вожделением ты на нее смотрел, как пытался утешить, когда ее муж лежал больной в постели. Ты всегда завидовал, что она выбрала меня, а не тебя столько лет назад.

Гаррис поморщился. Он знал эту историю. Бывший маркиз — человек, которого все считали его отцом, — страдал от той же хвори, которая поразила и его старшего брата. Его мать, молодая и одинокая, ухаживала за больным ребенком и умирающим мужем. Она отвергла непрошеные ухаживания своего деверя, но влюбилась в учителя низкого происхождения, который оплакивал недавнюю потерю жены. Многие годы Олдем ничего не знал о последствиях их короткой связи. Маркиз простил жену и растил Гарриса как своего родного сына до самой смерти, случившейся, когда Гаррис был еще ребенком.

Но Недли это знал. Догадывался. Слишком не походил Гаррис на своего отца или слабого больного брата. Недли знал и после кончины маркиза превратил их жизнь в ад. Став опекуном, он наказывал мать Гарриса за то, что отвергла его. А Гарриса — за сам факт его существования. Теперь еще наказывал и Олдема.

— Ошибаетесь, профессор! — прорычал Недли. — Правда, я получил истинное удовольствие, воплощая план вашего падения, но это был всего лишь побочный эффект моей истинной цели. Идемте в дом и обсудим все как джентльмены.

Хоть это и прозвучало как приглашение, ствол пистолета, приставленный к затылку, дал Гаррису понять, что уклониться не получится. Наемник обшарил его одежду и обезоружил. Чтоб ему… Гаррис таскал тяжелую штуковину по всему Лондону без всякой для себя пользы! Дядя Недли рассмеялся.

— Ты что-то не в духе, Гарри. Перестань дуться и давай договоримся.

Группа проследовала в дом. Один из наемников остался на улице сторожить фургоны. Гаррис бросил извиняющийся взгляд на отца, тот в ответ лишь пожал плечами. Скоро им станет известно, что задумал дядя Недли.

Недли проводил их в комнату, в которой раньше хранились археологические находки. Лорда Берлингтона не было видно, зато была на виду его супруга, удобно расположившаяся в одном из кресел. Появление Гарриса ее явно обрадовало.

— Леди Берлингтон, — произнес Гаррис, кивая. — Вижу, вы опять в отличной компании.

— А вы, как я вижу, опять погрязли в неприятностях, — ответила она.

— Итак, что ты намерен делать теперь, Недли? — спросил Олдем. — Велишь своим головорезам вывести нас в сад Берлингтона и тихо задушить гарротой?

Гаррис не стал бы формулировать вопрос в таких выражениях, но не мог не признать, что ответ и для него представлял не меньший интерес.

— Нет, конечно же, — ответил Недли. — Мы останемся здесь, и твой сын выстрелит тебе в сердце. А я буду вынужден его убить. В качестве самообороны, разумеется.

— Что? — воскликнул Гаррис. — Я не буду в него стрелять!

— Нет, конечно, не будешь, — сказал Недли с усталым вздохом. — И по этой причине я сделаю это сам и скажу всем, что это твоих рук дело. Мы планировали все несколько иначе, но, поскольку ты бежал из доков и пришел сюда, придется импровизировать.

— Никто этому не поверит, — заявил Гаррис. — Зачем, спрашивается, мне убивать родного отца?

— Потому что он узнал, что ты обманывал его. Он планировал перепродать древности египтянам, а ты продал их французам. Он уличил тебя, а ты застрелил его. Бедная, бедная леди Берлингтон оказалась в центре событий, соблазненная твоими словами и очарованием. Ты, мерзкий змей, использовал ее, чтобы добраться до сокровищ, а затем убил и ее мужа.

— Я использовал ее… минутку, где ее муж? Вы, безумцы, еще ничего с ним не сделали?

— К сожалению, олух еще не вернулся с ночной оргии, — сообщила леди Берлингтон, стряхивая корпию с обшивки своего кресла. — Но как только вернется, ты покончишь с ним в приступе бешеной ревности.

— Оплакивая эту трагедию, мы с ее светлостью найдем утешение друг с другом, — добавил Недли с усмешкой. — А вся кровь ляжет на твои руки.

Это выходило за рамки мыслимого и немыслимого. Сколько же людей, по их мнению, мог убить Гаррис за одну ночь? Поначалу они планировали подстроить, будто он убил Пенелопу, теперь — собственного отца и даже бедного Берлингтона. Кто следующий? Нет, ему не хотелось этого знать. Судя по тому, как начался его сегодняшний день, худшее еще впереди.

И вот оно, похоже, приближается. В холле раздался топот ног, сопровождаемый голосами. Гаррис даже боялся себе представить, кто это мог быть.