Линтон не вышел к ужину (который и ужином-то трудно назвать, поскольку гости в игорном запале утратили интерес к еде), поэтому я удивился, увидев его, переодетого в серый атласный сюртук, в библиотеке, возле большого карточного стола. Он был оживлён, как в день приезда. Со мной он, естественно, не заговаривал, но бурно приветствовал выздоровление Мэри Ингрэм (она почувствовала себя лучше и спустилась к ужину). Линтон повёл её к столу, расспрашивая о симптомах её теперешнего нездоровья и приводя в сравнение свои прошлые недомогания. Я, со своей стороны, рад был избегать его на людях, где всё равно не мог бы говорить напрямую; кроме того, я понимал, что беседовать с Линтоном бессмысленно — надо придумать более действенный способ убеждения.

Итак, я занял место подальше от Линтона. Подошла, улыбаясь, Бланш Ингрэм, но я ловко устроил так, что мистер Эр будто бы случайно сел между нами. Сам мистер Эр знал меня как облупленного и сразу разгадал мой план. Он чуть заметно улыбнулся и ткнул меня в бок. Я, в свою очередь, тоже неплохо его знал и понял, в чём он ошибся: он вообразил, будто я дразню мисс Ингрэм. Ну и отлично, это заблуждение было мне на руку. Я тоже ответил дружеским тычком в бок. Игра началась.

Удача, сопутствовавшая мне днём, бесповоротно переметнулась к Ингрэму. Он кон за коном забирал банк. И банк нешуточный, поскольку — чудо из чудес! — Эдгар Линтон уговорил нас поднять ставки! Мой друг-враг позабыл про Мэри Ингрэм, всё его внимание поглотила игра — в глазах загорелся нездоровый блеск, рука лезла в карман за золотом, которое в конечном счёте доставалось Ингрэму.

Видела ли ты, Кэти, как играет твой красавчик Линтон? Знаешь, что творит с ним азарт? Случалось ли тебе наблюдать, как его высокий лоб покрывается каплями пота, а лучистые голубые глаза стекленеют и становятся бессмысленными, как фарфоровые блюдца? Дай-то Бог, чтобы ты видела — та малая толика привязанности, которую ты к нему испытываешь, не пережила бы этого зрелища.

Мистер Эр, разумеется, был недоволен, что мы повышаем ставки, хотя и не мог этому воспрепятствовать, не нарушая законов вежливости. Однако его мнение всё же учли, а поскольку Линтон не знал, на какие суммы обыкновенно играют в высшем свете, ставки оставались умеренными. К тому времени, как дамы удалились, я выиграл чуть больше, чем проиграл.

Джон принёс отличного старого портвейна, мистер Эр налил нам по рюмке перед сном и предложил выпить за царство Морфея.

— Но ещё нет и полуночи, — заявил Эдгар Линтон. — Мы успеем сыграть ещё партию!

— Что?! — удивился полковник Дэнт. — Ты ещё не натешил свою душу?

— Дядя, ты ругал меня, что я не играю — и вот, я играю, а ты снова ворчишь.

— И буду ворчать, покуда ты не научишься уважать причуды леди Удачи. Не хватай её за коленки, когда она целуется с другим!

Эдгар покраснел.

— Если вас послушать, никто бы не играл. Так уж заведено — один выигрывает, другой проигрывает!

Полковник осушил бокал и поставил его на стол.

— Да шут с тобой, играй не играй, мне-то что. Только не проиграй имения, потому что в таком случае не получишь от меня ни пенса — ни сейчас, ни после моей смерти!

Он надел очки, чтобы поглядеть, какое впечатление произвела на предполагаемого наследника эта угроза. Линтон после минутного колебания поклонился дяде почти подобострастно — он был не настолько ослеплён игрой, чтобы упускать из виду главную свою надежду. Удовлетворённый этой демонстрацией послушания, полковник Дэнт встал:

— Пора на боковую.

— И мне тоже, — поддержал его мистер Эр. — Пусть юнцы безумствуют — старички вроде нас с тобой, Дэнт, должны отдыхать, иначе завтра будем весь день бороться со сном.

Прежде чем уйти, наш хозяин отозвал меня к буфету, якобы обсудить винные запасы. Стоя спиной к гостям и указывая на этикетку на бутылке с портвейном, он сказал: «Следи за Ингрэмом» — и поднял брови.

Мне хватило этого намёка. Я тоже заподозрил, что не только благосклонность леди Удачи приносит лорду Ингрэму выигрыш. Мало того, я почти не сомневался, что колода, за которой Ингрэм посылал своего слугу, — краплёная.

Беседуя о винах и пробках, я отогнул край этикетки и слегка провёл по ней ногтём большого пальца. Мистер Эр еле заметно кивнул — мы поняли друг друга. Мистер Эр улыбнулся и вышел. Виновник наших подозрений вышел вместе с ним, объявив, что сейчас принесёт кое-что в угоду заядлым картёжникам вроде меня и Линтона.

Второй раз за день мы с Линтоном остались одни. Никто из нас не проронил ни слова. Линтон поднял пустой бокал и смотрел через него на огонь, вертя ножку большим и указательным пальцами. Полено в камине раскололось и рассыпалось искрами. Я молча откупорил бутылку портвейна и налил Линтону. Он также молча выпил, поглядел на меня и снова протянул бокал. Я наполнил его до краёв, не пролив ни капли.

Вернулся Теодор Ингрэм с огромной шляпкой картонкой. Свободной рукой он поднял бокал и провозгласил тост: «За яркое солнце, милых дам и честную игру!» Все выпили — Эдгар жадно, я — с осторожностью. У меня были кое-какие планы, для осуществления которых нужна ясная голова. Я заметил, что и лорд Ингрэм чуть пригубил вино — возможно, тоже нуждался в ясности мыслей.

Ингрэм бросил шляпную картонку на стол.

— И что, по-вашему, у меня там? — спросил он.

— Отрезанная голова, судя по виду, — предположил я.

— А что, если шесть? — Он поднял крышку.

Линтон ахнул. Из коробки на нас смотрели шесть лиц — маски и полумаски, с париками и шляпами. Подвешенные к шестиугольной стойке, невидящими глазами пялились в разные стороны заплаканный Пьеро, хитрый Арлекин, свирепый вояка, оскалившийся индеец с длинными чёрными волосами, кровожадный тигр и нечто среднее между бабочкой и украшенной перьями головой.

— Это что, для шарад? — поинтересовался Линтон.

— Нет, для карт, — ответил Ингрэм.

Он двумя пальцами крутанул стойку — оказалось, она вращается, как волчок. Ухмыляющиеся лица слились в одну гнусную рожу с кривым глазом и перекошенными губами.

— Последний крик лондонской моды. Надеваете маску, и никто не видит, что написано у вас на лице. Улыбайтесь, если вытащили мушку, кривитесь, если прикупили двойку, — никто не увидит.

— Я беру солдата, — объявил Линтон и потянулся к крутящейся стойке.

— Экий вы быстрый, приятель. Так дела не делаются. Это картёжные маски, их надо разыгрывать. Вот, кладите руку сюда. (На чёрной металлической подставке были нарисованы контуры шести ладоней). Маска, которая остановится над ней, — ваша.

Линтон так и сделал. Вертушка со скрипом остановилась. Линтону достался Пьеро.

— Отлично. Ему везёт, особенно в полнолуние. Разумеется, я не имею ни малейшего представления, какая сегодня луна — разве определишь, когда идёт дождь? Ну, Хитклиф?

Мне выпал тигр, Ингрэму — бабочка. Я налил ещё вина; мы выпили, надели маски и сели играть.

Может быть, Ингрэм и впрямь принёс маски из глупого желания угнаться за модой, но я рассудил, что у него была и более веская причина: в прорези масок партнёрам труднее будет заметить его манипуляции. Однако мои тигриные глаза смотрели зорко.

Мы играли в мушку. Первым сдавал я, поставил немного и выиграл, но мне показалось, что лорд Ингрэм отметил одну из своих карт ногтём. Я внимательно посмотрел на свои карты и заметил похожие отметки. Зная систему, по ним можно было определять масть и достоинство карт. Кэти, помнишь, как ты смеялась, когда Хиндли мучительно старался затвердить на память отметки; после он садился с дружками играть, но напивался, и вся система вылетала у него из головы. Ингрэм не такое дурачьё, но и ему, как Хиндли, пришлось поплатиться.

Я выждал ещё немного, чтобы убедиться наверняка. Обвинить джентльмена в шулерстве — дело серьёзное. Сдавал Ингрэм. Он взглянул на свои карты, внимательно изучил рубашки наших, сделал крупную ставку. Я выиграл.

Я не стал больше ждать, потянулся за бокалом и опрокинул его прямо на рассыпанные карты.

— Тысяча извинений! Это была ваша колода! — Я позвонил в колокольчик и поспешно принялся вытирать карты носовым платком — раньше, чем Ингрэм успел до них дотянуться, а Линтон заметил что вино со стола каплет на его серые атласные панталоны.

— Эй, Джон, — сказал я вошедшему слуге. — Я случайно опрокинул бокал. Пожалуйста, вытри эти карты и отнеси их в мою комнату сушиться. — Я вручил ему мокрую колоду.

— Ни в коем случае! — вскричал Ингрэм. — Я уверен, они ещё годятся для игры. Давай их сюда, приятель, я взгляну!

Джон, сбитый с толку нашими масками и разноречивыми указаниями, колебался. Я метнул на него быстрый взгляд и сказал Ингрэму:

— Но я настаиваю. Я испортил вашу колоду, дорогую, раскрашенную вручную, и должен возместить вам ущерб.

— Ладно, ладно, — сказал Ингрэм, — это пустяки. Может быть, ваш слуга попросит моего слугу принести новую колоду. — Лорд щедро махнул рукой в направлении своей спальни.

— В этом нет нужды, — ответил я. — В этом гостеприимном доме, несомненно, сыщется колода. Джон, будь любезен, принеси карты.

Джон поклонился и направился к дверям.

— Да, Джон, — добавил я таким тоном, будто это только что пришло мне в голову. — Принеси обычную колоду с гладкими золочёными рубашками.

Джон щёлкнул каблуками и вышел.

Ингрэм снял маску и с минуту вертел её в руках, прежде чем сказал:

— Ну, мистер Хитклиф, сдаётся, я вас недооценил.

— Похоже, не только вы. — Я взглянул на Линтона. — Но это поправимо.

— Клянусь вам, я уже исправился! Вы много играли?

— Вовсе нет, но частенько видел, как играют другие.

Тут Эдгар, который уже изрядно захмелел, забормотал что-то вроде «Хиндли», но я наградил его таким взглядом тигриных глаз, что он потупился и принялся вытирать капли вина с панталон.

Не успел Ингрэм снова надеть маску, как из тёмного проёма послышался женский смешок. Нарушительница покоя вышла на свет, зажимая рукой рот. Это оказалась Бланш Ингрэм. Она была босиком, в белой ночной рубашке и пеньюаре. Линтон отвёл глаза. Я встал и поклонился.

— Простите за мой смех, — сказала Бланш, — но, честное слово, вы такие потешные — особенно ты, Тедо! C'est un beau papillon! Mais cela est digne de lui [13]Прелестный мотылёк! Но это ему подходит (фр.).
, вы согласны, мистер Хитклиф?

С этими словами она зашла брату за спину и помахала тонким кружевным пеньюаром, словно крыльями. Тот сердито оттолкнул её.

— Бланш, это уже слишком. Ты простудишься в ночной рубашке.

— И не подумаю! — Она стащила со спинки стула оставленный там лордом Ингрэмом сюртук и, слегка покачнувшись, надела его на себя. — Можете смотреть, мистер Линтон. Я одета так же пристойно, как и вы.

— Бланш, — сказал Ингрэм более решительно, — перестань нести чепуху и иди отсюда.

— Да? Вы пьёте и режетесь в карты, да ещё в масках, поэтому и не желаете слушать чепуху.

— Тебе нельзя с нами оставаться.

— Почему это?

— Ты девушка и должна быть в постели.

— Ты ошибаешься — никаких девушек тут нет.

Она подошла к камину, провела пальцем по краю трубы и сажей нарисовала себе залихватские усы.

— Лорд Ингрэм утверждает, что в комнате девушка. Вы видите её, мистер Хитклиф?

— Не вижу, — ответил я. — Уведомите этого джентльмена, что он ошибается. Но в комнате присутствует неизвестный мне юноша avec l'air farouche [14]Свирепого вида (фр.).
. Я жду, когда он представится и сядет кутить с нами.

Я взглянул на Линтона — тот обмяк в кресле и, кажется, лишился чувств.

— Зря вы ободряете её, Хитклиф, — укоризненно сказал Ингрэм. Впрочем, говорил он незлобливо — он сдался в тот момент, когда я поддержал шутку его сестры. — Её надо хорошенько проучить, чтоб знала своё место.

— Тедо! — капризно произнесла Бланш и оттопырила губку.

— Да ладно, — махнул рукой Ингрэм, — тебя всё равно не выгонишь, так и быть, сыграй с нами кон.

Она чмокнула брата в щёку (он тут же демонстративно вытерся носовым платком), подошла к буфету и со словами: «Я беру эту» — схватила маску солдата.

— Нетушки! — воскликнул Ингрэм. — Крутани, как мы! А то удачи не будет!

— Но я уже взяла её, и, если положу на место, мне тоже не будет удачи.

Он попробовал вырвать маску, но Бланш увернулась.

— Не отнимешь! Ладно, коли ты так хочешь, надену только шляпу.

Она отцепила маску от высокого кивера и надела его на себя, спрятав внутрь свои длинные волосы. В отблесках свечей её лицо с наведёнными сажей усами и в кивере впрямь напоминало юношеское; классические черты Бланш Ингрэм украсили бы мужское лицо не меньше, чем женское.

Ингрэм пожал плечами.

— Что толку? Женщины ничего не смыслят в игре.

Повернувшись спиной к брату, девушка поставила босую ногу на мой стул, уперлась локтём в согнутое колено и подперла рукой подбородок.

— Как насчёт сигары? — спросила она.

Я открыл портсигар, обрезая сигару и вложил её мисс Ингрэм в рот, потом поднёс ей свечу. Придерживая мою руку своей, она прикурила и затянулась. По всему было видно, что ей это не впервой. Она глянула мне через плечо.

— Вот и ваш слуга, Хитклиф, — сказала она, выпуская дым.

Джон принёс новую колоду. Кладя её на стол, он едва заметно подмигнул мне.

Я указал на мисс Ингрэм.

— Джон, налей молодому человеку бокал вина, а после иди спать.

Джон налил, поклонился и вышел.

— Ну, — сказала мисс Ингрэм, отхлёбывая вино, — во что играем?

— В мушку… но ставки тебе не по карману, Бланш, — сказал брат. — Ты всё проиграла вечером.

— Я займу у тебя, Тедо. Ведь это золото на столе — твоё?

— А из каких денег ты мне вернёшь?

— Отыграюсь, а если не повезёт, заплатит мамочка. Она мне ни в чём не отказывает.

— И очень глупо с её стороны, — вздохнул Ингрэм. — Ладно, садись.

Он отсчитал ей стопку блестящих монет. Она села напротив меня, подобрав под себя босые ноги.

Ингрэм вопросительно взглянул на меня и кивнул в сторону Линтона.

— Что с ним?

Линтон, похоже, совсем расклеился. Маска сползла ему на шею, он слегка похрапывал. Однако когда я коснулся его плеча, Линтон отпрянул. Сонливость как рукой сняло.

— Не трожьте меня, я не нуждаюсь в вашей помощи. Я готов играть.

Я пожал плечами и перетасовал карты. Игра началась.

Теперь, когда лорд Ингрэм видел перед собой только гладкие золочёные рубашки, его взятки и сама его игра стали осторожнее. Я тоже не рисковал. Однако дерзость мисс Ингрэм не знала границ, вернее, не знала бы, не ограничь мы ставки деньгами — иначе она проиграла бы свою охотничью лошадь, изумрудное колье, томик «Эвелины» и сестриного спаниеля.

Проиграла бы, написал я, потому что она проигрывала кон за коном, причём без малейшего сожаления. Она играла быстро и небрежно, бросала деньги, не считая, и воспринимала каждую новую мушку как повод для веселья.

Эдгар Линтон тоже проигрывал, хотя меньше, чем Бланш Ингрэм, — то ли на него подействовало дядино предупреждение то ли вино остудило картёжный пыл. С выражением пьяного презрения на лице он молча отсчитывал деньги. Однако продолжал пить и с каждым бокалом всё больше мрачнел — отчасти и потому, что выигрывал теперь я.

В тот вечер впервые по-настоящему проявилось свойство, преобразившее впоследствии мою жизнь, — способность, сосредоточившись, добиваться желаемого расклада карт. Я уже говорил, что мне всегда везло в игре, но до сих пор не знал, что могу сознательно управлять ходом игры. А может, это свойство разбудила во мне та ночь, те люди и та обстановка — поздний час, буря за окном, близость врага, жутковатое мерцание масок… Возможно, это всё и расшевелило дремлющие во мне силы, помогло скрытой в тайнике мозга уникальной способности явить себя миру.

Мысли мои были быстры и спокойны, я невероятно чётко видел стол, бокалы, карты, руки игроков; всё словно светилось изнутри. Даже сами тени многозначительно мерцали. Внезапно я почувствовал свою силу; отчётливо понял, что, если захочу получить трефового валета, он мне придёт. Я вздохнул. Меня ничуть не удивило это превращение, вероятно, всё было предопределено, но только сейчас я до конца осознал то, что раньше только подозревал и чего отчасти страшился.

— Плохи наши дела, Линтон, — сказал Ингрэм, придвигая мне золотые монеты. — Леди Удача переметнулась к Хитклифу. Впрочем, эта особа непостоянна. Кто знает — может, ещё улыбнётся вам сегодня.

— Не улыбнётся, — буркнул Линтон, — покуда мы с Хитклифом сидим за одним столом. Она всегда предпочитала его, даже когда мы были детьми.

— Он заговаривается, — негромко заметил я Ингрэму. В это нетрудно было поверить. По шее Линтона катился пот, глаза в прорезях маски горели нездоровым огнём.

— Леди предпочитает Хитклифа, — сказала Бланш Ингрэм, затягиваясь сигарой. — В чём секрет вашей неотразимости, сэр?

— Она предпочитает Хитклифа, но выйдет за меня, — проговорил Линтон. — Она выйдет за меня весной, если он не станет между нами. Ещё вина!

Ингрэм выразительно взглянул на меня и прикрыл свой бокал ладонью.

— Извините, Линтон, — сказал я. — Боюсь, вина больше нет. Видите?

Я перевернул ту бутылку, которую мы выпили прежде.

— Крохобор! Скряга! Вор! — Линтон, пошатываясь, встал. Стул его упал. — Я видел, как вы ногой задвинули бутылку за ширму! Что вы на себя берёте! Вы, бродяга! Руки прочь от меня! — Последняя фраза адресовалась Ингрэму, который пытался остановить его пьяный порыв.

— Сэр, вы пьяны, — сказал Линтону Ингрэм. — Вы переходите границы. Позвольте я отведу вас в спальню, пока вы не оскорбили нашего хозяина.

— Нашего хозяина? Хозяина? Умора! — Вырываясь из рук Ингрэма, Линтон сбил бутылку (которую я и вправду задвинул за ширму), и она с грохотом покатилась по полу. Линтон дико расхохотался. — Хозяин! Он такой же хозяин, как последняя здешняя судомойка! Он цыган, подкидыш, жульё…

— C‘est vraiment incroyable! [16]Просто невероятно! (фр.)
— воскликнула Бланш.

— Заткнитесь, Линтон, или потом пожалеете, — сказал Ингрэм. — Чем вам не угодил Хитклиф? Он славный малый и не сделал вам ничего дурного.

— Славный малый? Вы так думаете? Разве вы не видите, что это — дьявол?

— Вы рехнулись. Идите спать.

— Вот как? А что вы скажете на это? Он мошенник, сегодня он обманул нас в карты.

Ингрэм вздохнул, расхохотался и резко оборвал свой смех.

— Линтон, — сказал он, — клянусь честью, если бы Хитклиф передёргивал, я бы заметил.

— Но он жульничал. И хорошо почистил наши карманы.

— Замолчите, Эдгар, — сказал я.

— Как же он жульничал? — спросила мисс Ингрэм.

— Откуда я знаю? Я не картёжник. Может, у него запасная колода в кармане. Пусть вывернет.

Ингрэм сумел-таки обхватить Линтона за плечи.

— Линтон, полагаю, вы не осознаёте всю серьёзность вашего обвинения. Хитклиф может вызвать вас на дуэль. По правде говоря, если вы не уймётесь, он обязан будет это сделать. И я его поддержу.

— Если вы решите с ним драться, мой добрый друг, — сказала мне Бланш, — я буду вашим секундантом. Опыта у меня маловато, но, по-моему, во мне больше мужчины, чем в Тедо.

Я презрительно взглянул на Линтона.

— Драться с ним? С этой худосочной ящерицей? Я скорее сражусь с вами, мисс Ингрэм.

Тут Линтон вырвался из объятий Ингрэма, схватил со стола пустую бутылку и бросился на меня, но промахнулся, задев только ухо тигриной маски. Ингрэм поймал его руки и прижал их к бокам. Бланш метнулась было между мной и Линтоном (в ту секунду я готов был растоптать его, как червяка), но замерла, уставившись на что-то у меня за спиной.

— Мэри? — спросила она.

Я обернулся. В полумраке возле буфета стояла темноволосая женщина в белой ночной рубахе, почти такой же, как на мисс Ингрэм. Она шагнула вперёд, и я увидел, что длинные чёрные волосы принадлежат маске индейца, — похоже, женщина успела надеть маску, пока все мы были заняты Линтоном.

— Мэри? Зачем ты в маске? Почему молчишь? — спросила Бланш.

Женщина сделала ещё шаг в нашу сторону.

— Служанка нас разыгрывает, — тихо сказал Ингрэм, но никто ему не поверил. Слишком уж решительно приближалась женщина.

— Мэри, ты меня пугаешь, — неуверенно произнесла Бланш. — Сию минуту сними маску!

Женщина продолжала наступать. Она вошла в круг света у карточного стола.

Бланш вскрикнула:

— Это не Мэри! Это не Мэри!

Бланш, Теодор и Эдгар попятились, в освещённом пространстве остались только я и загадочная незнакомка. Она шла прямо на меня. Что-то мешало мне отступить или, напротив, преградить ей путь. Время замедлилось, звуки иссякли. Она обеими руками потянулась к моему лицу, сняла маску и впилась в меня глазами.

Комната померкла и растворилась, уничтоженная силой этого взгляда. Маска на моих глазах меняла очертания: татуированные скулы и жестокий рот расплывались и деформировались до тех пор, пока я не увидел перед собой куклу, ту самую куклу, которую я когда-то сделал своими руками из каменного столба!

Что-то заслонило её — Бланш Ингрэм встала между нами.

— Я сорву эту маску! — воскликнула она и попыталась это сделать.

Мелькнула белая ткань, и индейская маска рванулась к выходу. Женщина убегала, пронзительно хохоча. Мгновение — и она оказалась в дверях. Бланш Ингрэм нагоняла её, но незнакомка толкнула в её сторону скамеечку для ног. Бланш растянулась на полу, опрокинув на себя столик и всё, что на нём было.

К тому времени, как мы подняли Бланш Ингрэм на ноги и убедились, что она цела и невредима, загадочной посетительницы и след простыл. Прибежавшие на шум Джон и Ли принялись расставлять по местам мебель. Спустился мистер Эр в халате, но, не дослушав объяснений Ингрэма, развернулся и исчез в темноте холла, вероятно, возмущённый нашим, как он счёл, пьяным кутежом.

— Кто это был? — шёпотом спросил я у Бланш, счищая воск с её сюртука.

— Не Мэри, — ответила она и только помотала головой, когда я попытался расспросить подробнее. Провожаемая укоризненными взглядами Ли, она выбежала из комнаты.

В продолжение всей этой сцены Эдгар Линтон без движения лежал на софе. Теперь он сел и обхватил голову руками.

— Этого в постель, — сказал Ингрэм. Мы подхватили Линтона под руки и кое-как втащили по лестнице.

— Я его уложу, — сказал я Ингрэму у дверей Линтоновой спальни.

Ингрэм удивлённо покачал головой.

— Добрая у вас душа, Хитклиф. Простить такое оскорбление! При мне людей убивали за меньшее. Впрочем, он действительно был очень пьян. Доброй ночи.

В третий раз за вечер мы с Линтоном остались наедине. Он лежал на кровати и смотрел на меня остекленевшими глазами, в обоих его зрачках отражалось пламя моей свечи. Я присел на краешек кровати.

— Эдгар, вы в сознании? Вы понимаете меня?

— Да. — Он говорил как во сне.

— Мы ведь старые друзья?

— Мы никогда не были друзьями.

— Нас связывают узы — крепкие и давние.

Он попытался прикрыть глаза ладонью.

— Уйдите.

Я поднёс пламя ближе к его лицу.

— Вы пьяны и ничего не помните. Это простительно.

— Нет никаких уз. Вы для меня — ничто.

Я сжал его обмякшую руку.

— Я для вас — всё.

— Нет.

— Да. — Я ущипнул влажную ладонь, чтобы привлечь его внимание. — И потому, что мы так много друг для друга значим, завтра я буду беречь вас как зеницу ока.

— Беречь меня?

— Вас. Мы поедем кататься, возможно — вдвоём, вдали от дома случаются неприятные происшествия. Есть много боковых аллеек и заброшенных троп, на которых можно свалиться с лошади и разбить голову о камень, и никто ничего не узнает.

Эдгар немного пришёл в чувство.

— Ох, но я предпочитаю ездить в экипаже, — запинаясь, пробормотал он.

— Полагаю, ваш дядя рассудит иначе. Вы же хотите ему угодить? Вас интересует его имение, не так ли? Дэнт-хауз будет отличным дополнением к Мызе Скворцов.

— Вы не имеете права…

— Абсолютно никаких прав. Я знаю. Не имею права любить Кэти. Не имею права вести себя как джентльмен. Не имею права вести себя как джентльмен. Не имею права замечать ничего к вам относящегося. Я верно изложил вашу позицию? Отвечайте же!

Я снова ущипнул его безжизненную руку.

— Нет! Да! Оставьте меня в покое!

— Именно этого я делать не намерен. Я не оставлю вас в покое — особенно завтра.

— Завтра?

— Не тревожьтесь о завтрашнем дне. Что бы ни случилось, я буду рядом, буду следить за каждым вашим движением, чтобы вам не расшибиться насмерть.

— Насмерть!.. Но…

— Кэти бы не хотела, чтобы вы расшиблись насмерть, а мы оба — рабы её желаний, не так ли?

Лицо Линтона стало совсем серым, на лбу снова выступил пот. Я потрепал его по щеке и поднялся.

— Доброй ночи, — сказал я. — Пусть ваши сновидения будут столь же приятны, как и будущее, которое я вам уготовил.

И я вышел.