Среда выдалась сумрачной и дождливой, но такие мелочи, как дождь, явно не могли испугать Бена Вилсона. Он упорно выполнял намеченные им самим садовые работы.

Джулия вернулась с работы в четыре часа, раздраженная и усталая, и, обнаружив бородатого соседа на своем участке, с трудом подавила в себе желание прогнать его. Сейчас ей хотелось лишь одного: принять удобную позу, задрав повыше ноги, и ни о чем не думать. По пути домой она выбрала в публичной библиотеке две книги — Гришема и Келлермана. Ей ужасно хотелось погрузиться в них и провести спокойный вечер дома. И хоть ненадолго расслабиться и отвлечься от мыслей о свадьбе.

— Привет, Джулия! — крикнул Бен, когда она, сделав над собой усилие, вышла, чтобы посмотреть, чем он занимается.

— Здравствуйте, Бен. — Она изобразила на лице улыбку. — Вы не заметили, что идет дождь?

— Меня это никогда не останавливает. — Он возился с громоздким, некрашеным деревянным сооружением. — Я соорудил эту арку для Кристи…

— Может, вам помочь? — Ему явно не хватало пары рук.

— Конечно. Вы не могли бы… подержать тот край… — Вдвоем они приподнимали, ворочали неповоротливое и тяжелое сооружение, пока не удалось поставить его вертикально.

— Ах, теперь я поняла, что вы задумали, — заявила Джулия с неожиданным воодушевлением. — Просто изумительно. Арка послужит не только на свадьбе; она останется здесь и потом, чтобы поддерживать любые вьющиеся растения.

— Спасибо. — Он все еще поправлял, укреплял опоры арки на лужайке, пока не установил все как надо. — Что ж, конечно, она нуждается в покраске, а после этого мы посадим возле нее вьющиеся цветы, и они немного ее украсят. — После восторженных слов Джулии вид у него был очень довольный.

Изящная арка, состоявшая из ажурной решетки и гнутого дерева, была высотой по меньшей мере футов двенадцать. Джулия поняла, что Бен вложил в эту конструкцию немало сил и мыслей.

— Трудно даже придумать более замечательное место, где будет произнесен брачный обет. — Джулия с благоговением подняла глаза. — Хоть сестры и считают, что Кристи поступает как сумасшедшая, раз не хочет венчаться в церкви Святого Антония.

— Неужели правда? — Он казался искренне удивленным. — А я не могу себе представить более естественного места для свадьбы, чем сад, тем более для таких людей, как наша парочка.

— Да. — Джулия задумчиво кивнула. — Согласна с вами. Джереми и Кристи какие-то особенные, почти как «дети цветов» из шестидесятых. Будем рады, если они еще не явятся на свадьбу босиком!

Он засмеялся и стряхнул с густых бровей дождевые капли.

— Мне просто хотелось поскорей ее установить, — признался он. — Наверно, я выгляжу странно, копаясь в земле под дождем. Но за мной водится такое: я впадаю в восторг от вещи, которую только что сделал.

— Понимаю вас. Если бы я могла сделать что-нибудь столь же прекрасное, то испытывала бы не меньшее нетерпение.

Он с любопытством взглянул на нее.

— А разве вы ничем не увлекаетесь, Джулия?

— Мне стыдно признаться, но я не увлекаюсь ничем.

— Но Кристи говорила, что вы много времени отдаете работе на благо общества.

Ох уж эта болтушка.

— Временами я помогаю в библиотеке, а кроме того, учу читать очень милую женщину из Германии.

— Джулия, это просто замечательно!

— Но все равно, разве можно сравнить это с творчеством? — Она дотронулась до изысканного деревянного орнамента. — Если делаешь какую-нибудь вещь вроде этой, которая будет жить долго-долго, — вот это настоящая радость.

— Джулия, — твердо заявил он. — Когда ваша немка научится читать, то ее умение будет жить вместе с ней всю жизнь.

— Конечно. Но ведь хорошо делать то, что можно потрогать руками, — улыбнулась она. — Ах, это глупо, но мне всегда хотелось сделать одну вещь.

Казалось, он ждал продолжения ее слов. Но она молчала.

— Чего все-таки хотелось, Джулия?

Она издала короткий смешок.

— Написать книгу. Разве это не безумие? Джей часто уговаривал меня попробовать, и когда он говорил об этом, я даже, по-моему, представляла себе, что в итоге получится.

Бен кивнул.

— Всегда полезно думать о конечном результате, мысленно увидеть книгу на полке, книгу, на которой стоит ваше имя. Только так мы можем считать, что какая-нибудь из наших жизненных целей достигнута.

Она снова улыбнулась.

— Даже в садоводстве?

— Тем более в садоводстве. Неужели вы всерьез верите, что садовники с удовольствием копаются в земле просто ради этой трудной и грязной работы? Нет, нам необходимо представлять тот сад, искрящийся под солнечными лучами цветами, полный их ароматами и многоцветьем, который будет когда-то на этом месте.

— Как поэтично, — отозвалась она бодрым голосом. — Что ж, вам не откажешь в богатом воображении, если вы способны в такой сырой и сумрачный день вспомнить про солнечные лучи!

Он усмехнулся.

— В колледже меня прозвали мистер Фантазер.

Джулия засмеялась и поняла, что готова совершить страшную глупость. Но не могла остановить себя. И заговорила еще до того, как обдумала свои слова.

— Может, укроемся в доме от дождя, Бен? Во всяком случае, могу предложить вам чашку горячего кофе.

Он с минуту молча смотрел ей в лицо.

— С удовольствием, — произнес он наконец.

Глупо? Да она ведет себя просто как идиотка. Но теперь слово сказано, деваться некуда. Она повела его в дом.

— Этот «апфелькухен» испекла моя ученица. — Джулия принялась резать пирог, который Ирмгард насильно заставила ее взять домой.

— Выглядит просто потрясающе. Ну, так… расскажите мне побольше о книге, которую вы намерены написать.

У нее запылали щеки.

— Я начинала ее раз десять, но каждый раз бросала… Видимо, это все-таки не мое дело.

— Может быть, и нет. Некоторые люди расцветают поздно. — Он уселся за кухонный стол и подпер руками подбородок. — И не начинают писать до тех пор, пока не поймут, что пожили достаточно долго на свете и теперь им есть что сказать людям.

Джулия удивленно посмотрела на него.

— Вы говорите так уверенно. Вы знакомы с каким-нибудь писателем?

— Знаком. — Он по-мальчишески озорно усмехнулся. — Сейчас вы глядите на одного из них.

Джулия от удивления даже присела на табурет.

— Вы… вы писатель?

Он замахал руками, словно протестуя.

— Писатель — громко сказано, но у меня есть несколько книг по садоводству.

— Что вы имеете в виду под словом «есть»? Они опубликованы?

Он кивнул. «Скромен, — подумала она, — и это очень идет такому великану, явно сделавшему за свою жизнь немало замечательного».

— Я бы с удовольствием посмотрела на ваши книги. А они сейчас есть в продаже?

— Конечно, а также в библиотеках. Но я могу дать вам несколько книг, если желаете.

Она была искренне поражена.

— Сколько же их у вас?

— Восемь, — просто сказал он.

Восемь опубликованных книг! И это у человека, которого Бетани обозвала «странным типом, ковыряющимся в земле». Кристи, вероятно, знала об этом, ведь она частенько бывала дома у Бена. Видно, ей было известно многое про этого человека, вот только она никогда не делилась с ними своим знанием.

А почему она должна была сообщать им об этом? Джулия вспомнила, как ворчала, особенно в первый год после смерти Джея:

— Неужели ты не можешь побыть дома хоть немного, Кристи? Все время бегаешь к этому садовнику…

— Он мой друг и помогает мне пережить это дрянное время, — отвечала Кристи. — Ты, Эйприл и Бет держитесь вместе. А ведь он был и моим папой, и мне тоже жутко его не хватает. И уж если я могу урвать себе несколько минут покоя, копаясь в саду у Бена, то не собираюсь от этого отказываться…

Вспомнив об этом теперь, нарезая для Бена Вилсона яблочный пирог, Джулия испытала приступ раскаяния. Но ведь тогда бы она просто ничего не поняла. Теперь-то она видит, что это хороший человек, добрый и внимательный.

— Я должна извиниться перед вами, — неожиданно для себя выпалила она.

— За что? — Он был искренне поражен, — За то, что напустили на меня полицию? Если хотите знать, это было забавно.

— Нет, не за это. — Она положила кусок пирога ему на тарелку. — Долгое время я с неприязнью относилась к вам, и сейчас мне просто стыдно за это.

Он добродушно рассмеялся.

— Никаких извинений! Отлично знаю, что не слишком нравлюсь всем с первого взгляда. Я похож на неряшливого неуклюжего великана. Тем более что никогда не вылезаю из рабочей одежды. — От усмешки его лицо сделалось еще шире. — Мне лень гладить рубашки.

— Нет, дело не в одежде и не во внешности. Меня раздражало, что Кристи постоянно торчит у вас дома.

— А-а, — мягко сказал он. — Что ж, это естественно.

— Кристи постоянно твердила мне, что вы очень помогли ей, когда умер ее отец, — призналась Джулия. — И упрекала меня за то, что я не обращаю на нее внимания.

— Ее тогда просто переполняли ярость и боль. — Его глаза засветились сочувствием. — Вы оставались с ней, но ей… быть может, ей был нужен кто-то вроде меня, чтобы в каком-то смысле заменить отца.

— Я тоже так думаю. — Джулия понизила голос почти до шепота. — Вообще-то я обижалась на вас из-за того, что вы ей так нравились, а я была так одинока…

— Вам нет нужды объяснять мне это, Джулия. — От соседства с лампой от Тиффани в его зеленых глазах зажглись разноцветные огоньки. — Разве что вам хочется… если вам становится легче, когда вы говорите о тех днях.

Она задумалась.

— Нет, пока я оставлю это. В данный момент, когда приближается эта безумная свадьба, у нас найдется множество более важных тем.

— Да. — Он с наслаждением прихлебывал горячий кофе. — Надеюсь, вы понимаете, что я готов помогать вам во всем.

— Это очень любезно с вашей стороны. — Больше она не нашлась, что сказать. Ведь она просто предложила ему кофе и пирог, а теперь все оборачивалось невесть чем: признаниями, извинениями, даже исповедью о сокровенных мечтах. Джулия остро ощущала присутствие в кухне этого большого, доброго, сильного человека.

Она не хотела этого. Она даже и не думала о близости с каким бы то ни было мужчиной, по крайней мере в ближайшие годы. Верность Джею — она была в этом убеждена — означала строгость, когда нельзя и мечтать не только о любовных интрижках, но и вообще о мужчинах.

— Мне хотелось бы считать себя вашим другом. Не только другом Кристи, но и вашим, Джулия.

— Я понимаю. — Но все же она так и не могла понять, почему так остро отзывается на его присутствие. Ей с трудом удавалось оторвать от него взгляд. Хотелось смотреть в его глаза, такие добрые, с цветными пятнышками, ей нравилось, как его светлые волосы ореолом окружили лицо, когда он снял шляпу.

Боже, кажется, она потеряла всю свою твердость.

Потом она не могла сказать, как ей удалось от него отделаться. Она была «взволнована до глубины души», как любили выражаться в пятидесятые годы. Ей захотелось, чтобы этот человек ушел из ее дома, и каким-то образом ей удалось добиться этого.

Однако выдворить его с такой же легкостью из головы ей не удавалось.

После того как он ушел, поблагодарив за кофе и пирог, она с облегчением прислонилась к косяку входной двери, удивляясь, отчего так вся дрожит.

Несколько раз она посещала занятия у психолога, где ей объяснили, что большинство вдов тоскуют в основном без любви и интимной жизни, и предупредили, что в таком состоянии легко наделать немало ошибок, если позволить чувству одиночества возобладать над здравым смыслом. Тогда это утверждение вызывало в ней досаду, но немалая доля истины в нем все-таки была, и постепенно, долгими, темными и одинокими ночами она начала сознавать его справедливость.

Хотя, конечно же, оно вовсе не означало, что Джулия в ее возрасте станет плести фантазии вокруг первого же попавшегося ей мужчины! Немыслимо. Неприемлемо.

И тем не менее как раз это ее и подстерегало. В несколько последних ночей ей казалось, что она видит во сне Джея, но потом она внезапно догадалась, что приснившийся ей мужчина был более крупным, обветренным, с густой рыжеватой шевелюрой…

И сейчас, прислонившись к дверному косяку, она поняла, что надо срочно что-то предпринимать, чтобы не поддаться этим тревожным симптомам.

Тогда-то она и решила позвонить своей драгоценной подруге Лиз.