Сначала о том, что понимается под словом табу в этой книге. В патриархальной католической словацкой деревне основным табу является личная жизнь священника, вышестоящих католических иерархов и, естественно, святого отца Папы Римского. Это значит, что изнуренный целибатом деревенский священнослужитель в Словакии может иногда оказаться не вполне невинным, может предаваться разным плотским причудам, кроме этого может быть скуп, жаден, склочен. И обо всем этом словацкая деревня будет, конечно, знать или догадываться. Но власть римско-католической церкви в Словакии так сильна, что, зная о своем попе всю его подноготную, словак никогда и нигде публично попа не осудит. Будет сплетничать, шушукаться с женой под одеялом, но в обществе будет говорить о попе как о покойнике —только хорошее или ничего.

Более того, если кто-то из чужой деревни начнет сплетничать о грехах родного деревенского попа, уважающий себя словак станет на защиту своего священнослужителя. Нет, может быть, у вас в деревне (или у вас в Америке) попы пристают к девочкам и мальчикам без разбору, может быть, ваш поп хапуга — а наш образец добродетели.

Почему так? Потому что на церкви и попе держится основа жизни словацкой деревни. Почитаемый прихожанами поп — и таких в Словакии много — всё знает, всё решает, всех рассудит, всем поможет. Любимый поп —счастье деревни, кумир словаков, предмет зависти окрестных деревень. Он и учитель, и воспитатель, и врачеватель душ. И, зная об этом, словаки не дают расшатывать основу своей жизни. На все плохое об этой основе накладывается табу.

Большевики пришли к власти, сокрушая все вековые русские табу сразу. Царь православный, Отечество, церковь, священник и, самое главное, сам Бог были сметены революцией и Гражданской войной, а их места заняты новыми идолами. Никому не известные Маркс с Энгельсом стали для безграмотных мужиков родными. Ленин, Сталин, революция — таковы были новые символы веры. Младенцы получали имена с аббревиатурами всех святых сразу: Карлен, Мэлор, Владлен, Ким — не в смысле Ким Ир Сен, а Коммунистический Интернационал Молодежи. На все, что против новых кумиров, было наложено советское табу. Новое, непрочное, но табу.

Стоит ли удивляться тому, что либеральные совки, потомки тех, кто организовывал и воспевал охоту на православных попов и внедрял атеизм в потрясенные души мужиков, с началом перестройки с той же революционной силой ударили по советским табу. Они были детьми и внуками развенчателей исконных русских святынь, недолговечные и объективно непрочные советские святыни стали для них вдруг тоже ненавистными.

Первым начали развенчивать Сталина. Причем сразу после его смерти. Потом на протяжении всей брежнеской эпохи развенчивали коммунистический миф путем его нарочито идиотского вдалбливания. Потом появился Горби, и советские табу стали слетать одно за другим. Сталина поставили сначала на один уровень с Гитлером, потом опустили еще ниже. Потом начали разбираться с Лениным — и разобрались. Был, оказывается, сифилитик, половина мозга у него была, как гнилой орех, кровожадный был наш дедушка Ленин, приказывал всех расстреливать, особенно «представителей реакционного духовенства». Последнее не лишено правды, но разве наши либеральные совки все семьдесят лет советской власти этого не знали? Знали, но припрятывали свои знания о большевистских жестокостях на черный день, как золотой запас. А потом вдруг: так вот вы какой, товарищ Ленин!

Потом фашистским стал весь советский режим и сказано было, что во Второй мировой войне схватились Два тоталитарных хищника, один хуже другого. Мы и немцы. Поколения наших людей были воспитаны на примерах борьбы с фашизмом — либеральные совки бросили им в лицо, что они, раздавившие «фашистскую гадину», тоже были фашистами, но просто не знали об этом. Знали только либеральные совки, но помалкивали, трясясь от ужаса перед неизбежной в случае победы немцев газовой камерой.

Опьяненные своей смелостью, либеральные совки недальновидно топтались по советским святыням, не способные понять, что означает эта всеобщая деидеализация для них самих, кормившихся жирно и вальяжно пропагандой светлых коммунистических идеалов.

Как тоскуют они сегодня! Ведь еще недавно достаточно было высокопоставленному советскому либералу съездить по Ленинским местам во Францию, написать поэму о том, что в местечке Лонжюмо, где Ильич когда-то организовал летнюю партийную школу, сейчас лесопильня и пахнет в ней диалектикой познания, — и совку несут Ленинскую или Государственную премию, а его свежее, еще горячее Лонжюмо включают в программы школ и университетов. А навалять такое «лонжюмо» можно за пару часов.

Как отчаянно пытается сегодня этот постаревший либеральный совок, потомок крутого большевика и певец всех оттепелей, воспевший ленинскую партийную школу во Франции, заработать на вольном рынке хотя бы кусочек того, что само плыло ему в руки в великом СССР!

Наши коммунистические идолы и охранявшие их табу были недолговечными по своей природе. По ним совершенно не обязательно было топтаться ногами с самурайскими воплями и горячими соплями под носом. Их можно было мягко, ненавязчиво подвинуть, заменить, не совершая насилия над сознанием сотен миллионов советских людей.

Но не зря сказано, что предатели объебут самих себя. Либеральные совки в считанные месяцы перестройки заплевали все колодцы, из которых десятилетиями пили сами. Но новых не выкопали.

В таком вот состоянии и живет Россия. Старые колодцы заплеваны, новые якобы пытаются вырыть наши советские попы, но пока без заметного успеха. Да, православие — это будущее России. Но не ясно, получится ли до этого очередного светлого будущего дожить. Чтобы попы стали похожи на священников, а прихожане знали, зачем и почему батюшка в церкви размахивает кадилом, должны смениться поколения и священников, и прихожан.