Мемуары иностранцев, посещавших Россию, переполнены их изумлением по поводу того, как быстро и легко русские совокупляются. Большинство гостей морализирует и негодует: ну развратные эти русские, ну бесстыдные, ну ебутся как кошки, всегда и везде — в сарае, на крыше, в сортире железнодорожного вагона и особенно на лестничной клетке крупнопанельных домов.
Неразумные они, иностранцы эти, недотепы, недалекие и неразвитые. Мы не развратные, во всяком случае, не развратнее американских попов, мы просто так живем, так жизнь понимаем. И понимаем правильно.
Русские не дожили и никогда не доживут до европейского комфортного жирования — не получилось у нас этого. Зато теперь мы будем на коне. Русские ближе всех к пониманию сути: жизнь может в любой момент стать смертью, можно замерзнуть и умереть, можно заболеть, могут убить. Поэтому если Бог дал тебе возможность совокупления — ее нужно использовать. Потому что можно и не успеть. А кто не успел, тот опоздал. Русские жизнь понимают как бесконечное выживание, постоянную борьбу со смертью, выиграть которую можно, только оставив жизнеспособное потомство. Вот и стараемся ради потомства.
Между прочим, более старой формой современного глагола «ебать» является выражение «ети», живое по сей день в выражении «ети твою мать». «Ети» — это древнерусская форма глагола «есть». То есть ебать значит ествовать, быть, жить — кто может с этим поспорить? Никто, а кто будет пытаться — дурак. Разве их неубедительный «фак» сравнится с нашим великолепным и вечным «ебаться» — жить, быть, ествовать, но еще и с возвратной частицей «-ся», указывающей, что все эти действия обращены на себя самого? Поэтому мы ебемся весело и с огоньком, а они тоскливо факаются.
Слоган этой книги, он же законченное выражение нашей национальной идеи, таким образом, восходит к главному понятию — глаголу жить. Говоря «мы объебем их», мы говорим так: мы будем ебать, то есть совокупляться, то есть любить, если выражаться романтически, —а значит, мы есть и будем. «Объебем» значит «обживем», то есть переживем и выживем.
Мы ебем лучше и серьезней их, потому что для нас жить и ебать это одно и то же. Поэтому мы объебем их. И когда они лезут к нам со своими либеральными лекциями, нет ничего правильнее, чем ответить: не учи отца ебаться, сынок. Мы, умеющие ебать, выступаем отцами по отношению к ним, ебать не умеющим, несолидно факающимся. Потому что потомство, то есть продолжение жизни, ждет того, кто лучше ебет.
У венгров есть верное наблюдение, выраженное пословицей: самый сильный пес ебет первым. Эту пословицу неплохо выучить нашим недоброжелателям — в ней большая правда жизни. Собаки, в отличие от волков, известны демократическим подходом к размножению. Такому подходу собаки, вероятно, научились у людей: к сучке выстроится очередь кобелей, сучка им всем, как правило, не откажет, и в одном помете окажутся щенки от нескольких отцов. Но первым будет ебать самый сильный пес. Его щенки в помете будут обязательно. А вот второй, пятый или последний псы — им потомство уже никто не гарантирует, с ними уж как получится.