С губ двух медленно бредущих волов стекала в пыль тонкими нитями слюна. Дорога была сухая и неровная. Окованные железом колеса подскакивали на камнях и выбоинах. В телеге с низкими краями громыхала высокая деревянная бочка.

Бруно Преллер сидел согнувшись на козлах. Если бы он куда-нибудь спешил, то не поехал бы на этой паре волов, которая зарабатывала себе пропитание тяжелой работой на раскорчевке пней в лесу.

У него было сейчас что-то среднее между отпуском и работой на уборке урожая. Новенькое свидетельство о получении профессии электрика он засунул дома под стекло, и фрау Преллер показывала его всем знакомым. Мастер в соседней деревне, у которого учился Бруно, по состоянию здоровья уходил на пенсию. Выпускник должен был с 1 сентября приступить к работе по специальности на хлопчатобумажном комбинате в районном центре. Он должен был получить комнату в общежитии для холостяков. Будущее не представлялось ему в розовом свете. До сих пор он не покидал дома более чем на два-три дня. Раз был в районном центре на выставке приборов будущего, где демонстрировалась его модель солнечного двигателя для обслуживания инкубатора. «Интересно, но пока утопично» — так оценили его работу эксперты.

Он с удовольствием ехал обратно. Вне родной деревни, которая была для него самым лучшим местом на земле, он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Мысль о том, что до начала работы на комбинате еще целых шесть недель, радовала его. «Подыши еще свежим воздухом, прежде чем окунешься в городскую копоть», — предложил ему отец, который был полеводом в сельскохозяйственном товариществе, состоял в общинном совете и в бюро СЕПГ. Здесь, в Эйхсфельде, он был, как говорят, на все руки мастер, и все, что он делал, было необходимо для всех.

«По-моему, еще два-три месяца должны быть погожими», — думал Бруно Преллер, сидя на козлах и наблюдая за качающимися задами своих волов. Справа и слева от дороги простирались поля пшеницы по плечи высотой и уже желтые, как солнце. Высоко в небе лились трели жаворонка. Бруно отвозил полную бочку воды наверх, к горным пастбищам, и сейчас возвращался домой с пустой тарой. Он мечтал о бутылке пива, стоявшей дома в холодильнике. Затем он подумал о возможности сконструировать автоматическую дверь для гаража, приводимую в движение ультразвуком, и предложить это изобретение отцу, несказанно удивив его этим.

Через какое-то время он заметил, что впереди, под тремя старыми липами, образующими шатер над изображением богоматери, просматривается какая-то фигура. Изображение богоматери, стоявшее в нише, всегда украшали свежие цветы, у ее ног горели свечи. Бруно Преллер заметил, что человек был в джинсах и серой рубашке. Это явно не деревенский житель. Бруно заметил также в траве чемодан и сверток — очевидно, палатку. Вероятно, автобус опять запоздал, подумал Бруно, вот он и идет пешком.

— Хей, хей, Вальтер! Хей, Вилли! — крикнул Бруно и слегка ударил волов хворостиной из орешника.

Широкие копыта начали передвигаться несколько живее, но вскоре вновь вернулись к прежнему размеренному темпу, при котором каждая минута тянулась как резиновая лента.

Незнакомец поднял свои вещи и медленно двинулся в направлении деревни. Чемодан оттягивал ему pytiy, он прихрамывал.

— Тпррру!

Волы остановились. Бруно с удивлением уставился на удалявшуюся фигуру. Он не верил своим глазам. Волы воспользовались передышкой и начали мокрыми мордами ловить придорожную пыльную траву. Бруно со злостью соскочил с повозки. Теперь он точно знал, что тот тип, идущий сейчас по полевой дороге, — чужой. По обеим сторонам мадонны в маленьких вазах не было цветов, а торчало по дешевому бумажному черно-красно-золотому флажку с эмблемой Союза Свободной немецкой молодежи. Древняя каменная богоматерь всепрощающе склонила голову над необычным даром. По характеру Бруно Преллера нельзя было назвать покорным. Вот и теперь кровь застучала у него в висках. Он с гневом вытащил флажки, пошел в поле и вскоре вернулся с двумя букетиками цветов — маков, васильков, ромашек. Бережно поставил букетики в вазы по обеим сторонам статуи, преклонил колена, перекрестился и пошел к своей повозке.

«Кусок земли совсем недалеко от бога» — так люди на селе называли свои горы и долины, леса и светлые ручьи, где встречались руины замков далеких, полузабытых времен. Все, кто здесь родился и вырос, жили под символом креста. Крестьянин Преллер, когда его сын был еще в люльке, крестил его лоб. Мать крестилась, прежде чем отрезать от буханки кусок хлеба. Поля и луга кооператива освящались, на вершинах гор стояли на видном месте. Бруно Преллера крестили, он прошел обряд конфирмации и несколько раз вместе с отцом посещал выборы церковного совета.

Но не менее тесно, чем с религией, он был связан с мирскими радостями и заботами. Как и отец, он числился членом церковной общины, которая, несмотря на христианские воззрения, не входила в противоречия с общественным прогрессом и социальной справедливостью. Их ревностного каноника называли «божьим ягненком» и считали, что он только сверху черный, а внутри красный. Но это никого не волновало и не смущало. У сына члена партии и активного католика Преллера никогда не возникало проблем по поводу того, что он со сверстниками 1 мая утром пел в церкви в стихаре, причем некоторые из его друзей были в пионерских галстуках. После обедни он шел вместе с пионерами-тельмановцами в деревенский ансамбль, где принимал такое же активное участие, как и в церковном хоре. Только приезжие удивлялись и качали головой, наблюдая подобную неразбериху в умах. В деревне же никто из жителей не видел в этом ничего предосудительного и не вдавался в глубокие философские рассуждения по этому вопросу. Во всяком случае, противоположные мировоззрения мирно уживались здесь и образовали своеобразный сплав, настолько прочный, что если бы кто-то попытался убрать со стены в старенькой сельской школе распятие, то жители протестовали бы так же, как если бы была сделана попытка убрать со стен портреты руководителей государства.

Молодой горячий учитель первого класса, только что начавший свою педагогическую деятельность, пытался однажды убрать крест, но это привело к многодневной забастовке учащихся, в которой принимали участие даже дети неверующих родителей. Преподавателя в конце концов перевели в Мекленбург.

«Этот тип, наверное, из той же гвардии», — подумал Бруно Преллер, сидя на козлах.

А «этот тип» оказался девушкой, немногим больше двадцати лет. Она была высокая, загорелая, с прелестными формами, которые обычно привлекают взоры мужчин. Но не куколка. Скорее всего, спортсменка. Одна из тех, которые знают, для чего в автомобиле карбюратор, а также сумеют сделать из сырой картошки котлеты. Ее короткая прическа не понравилась Бруно. Как будто комбайном острижена. Ей бы больше пошли волосы до плеч, а может быть, еще длиннее. «Святая Мария! Если она останется в деревне, то каждое воскресенье будут драки, а на следующий день исповеди у каноника, — подумал Бруно. — И в этих делах я тоже буду активным участником. Девушка с такой внешностью всегда будет привлекать внимание парней!»

Девушка остановилась. На плече у нее висел туристский рюкзак, а чемодан она поставила на обочину, рядом с кучей камней. Взгляд незнакомки остановился не на вознице, а на волах. Ее тонкие темно-русые брови изумленно приподнялись.

Бруно Преллер остановил свою упряжку.

— Слава господу! — сказал он и улыбнулся.

Она не удостоила его взглядом и вновь уставилась на рогатые головы быков. Широкие, обитые фасонными гвоздями снаружи и войлоком изнутри доски ярма каждого из животных были украшены бумажными флажками, взятыми у мадонны. Черно-красно-золотые флажки с эмблемой СНМ. Оба животных с грустью смотрели на окружающий ландшафт. Под ногами одного из них образовалась лужа.

— Слава господу! — дружелюбно повторил Бруно Преллер и показал хлыстом: — В деревню?

Незнакомка протянула руку к необычному украшению:

— Сними это сейчас же!

Ее голос был низким и грубоватым, но тем не менее неповторимо женственным. Совсем не такой, как у продавщицы сельского магазина, при виде которой сердце Бруно начинало биться сильнее. Эта продавщица летом часто появлялась в магазине лишь в шортах из замши и бюстгальтере. Невольное сравнение этих двух женщин вызвало у него улыбку. Он едва заметно покачал головой.

— Я не буду этого делать, — невозмутимо ответил парень.

— Эти флажки мои.

— Волы об этом, вероятно, не знают! — Бруно Преллер слегка тронул животных прутом. Повозка медленно двинулась. — Если вы мне не верите, спросите их сами. Этот — Вилли, а другого зовут Вальтер… Ну!

Незнакомка вновь посмотрела на животных. Она нерешительно потирала пальцы, ее обуревали страх и злость. Вид двух волов, украшенных хотя и бумажными, но все же государственными флажками с эмблемой СНМ, выводил ее из себя. Но как человек, выросший в городе, она боялась всех животных ростом больше собаки. Одна мысль о том, что ей нужно будет прикоснуться к слюнявым мордам волов, вызывала у нее отвращение.

— Сними это, или… я… я…

Незнакомка зло посмотрела на него и замолчала. В ее лице уже не было прежнего упрямства.

Но все же девушка, пересилив страх, подошла к животным сбоку, как будто в упряжке находились львы, и быстрым движением схватила один флажок. В то время когда она, несколько осмелев, потянулась за другим, Бруно соскочил с повозки и положил ее багаж справа и слева от бочки. Она заметила это лишь тогда, когда оба флажка были уже у нее в руках.

— Я вас подвезу, — промолвил Бруно Преллер.

— Несмотря ни на что?

— Несмотря ни на что.

Он подвинулся на козлах, чтобы освободить ей место. Она помедлила одно мгновение, посмотрела на полевую дорогу, пролегавшую между двумя холмами и исчезавшую вдали. До деревни было еще далеко, и она вскарабкалась к нему наверх.

— Хей! — скомандовал Бруно Преллер.

Волы послушно двинулись вперед. Повозка заскрипела, подпрыгивая на выбоинах. Двоим наверху было тесно. Их плечи соприкасались, и они чувствовали тепло друг друга.

— Моя фамилия Якошек, — промолвила девушка, держась одной рукой за козлы, а в другой сжимая флажки. — Сильвия. Я — ваша новая медсестра.

Бруно Преллер тоже назвал себя. Он должен привыкать к тому, что существуют деревенские медсестры, которые носят тесные джинсы и с первой минуты так разговаривают с посторонними парнями, как если бы они были давно знакомы. Его взгляд оценивающе скользнул по ее красивому лицу.

— Вам будет у нас не легко, — заметил он пророчески.

— Что, здесь действительно все верующие? — спросила она.

Бруно Преллер кивнул.

— Я не могу поверить, — сказала Сильвия Якошек. Некоторое время она пристально смотрела на свои флажки. — Я просто не могу поверить в это. Во времена космических кораблей и компьютеров!..

— Медсестра, которая была у нас раньше, тоже не была католичкой, — промолвил Бруно после недолгого молчания. — Тем не менее все ее любили, даже господин священник. Она вылечила его от ревматизма. Об этом знают все в селе. Только себе она не могла помочь. На ее похороны собралась в Лейнефельд вся община.

Сильвия Якошек не поднимала взора от флажков.

— Вероятно, ей бы все это не понравилось, а? — Она помахала цветными флажками.

Бруно Преллер усмехнулся.

— Сюда редко кто попадает, — заметил он.

Впереди показался лесок. За ним располагалось село.

— Я хотела бы оборудовать соответствующим образом приемный покой — в идеологическом и во всех остальных отношениях, чтобы каждый знал, где он находится.

— Ясно! — Бруно Преллер ухмыльнулся: — Для этого и та история с мадонной?

— Ну, это просто глупая шутка.

— Как и моя, с украшенными волами.

— Мне жаль, дружище… Честное слово!

— Забудем об этом, — сказал Бруно Преллер и внимательно посмотрел вперед. Его интересовал вопрос, не связанный с идеологией и религией. — В селе вас кто-нибудь ждет? — спросил он подчеркнуто безразличным тоном.

— Фрау Вебер знает, что я сегодня приеду.

— Хм!

— А в чем дело?

— Хочу искупаться. — Он показал прутом на лесок: — Там есть небольшое озерко, скорее пруд, но вода в нем чистая как стекло. Если на дне сидит лягушка, то можно рассмотреть ее глаза. Честно!

— Глубокое озеро?

— На середине, как мне кажется, метра два.

— И наверное, там сейчас масса людей. Не правда ли?

— С прошлого года все ходят в новый бассейн, даже те немногие, которые ходили сюда. В бассейне интереснее: киоск, горка… И теплее… Я имею в виду воду.

— Поплавать с полчасика… Недурно…

— Итак, да?

— Конечно!

Бруно Преллер остановил волов у поворота к лесу.

— Да, вот еще что. Некоторые боятся ходить сюда.

— К твоему пруду?

— Говорят, в нем когда-то утонуло несколько человек.

— Я мастер спорта по плаванию. Со мной можешь быть спокоен.

— Люди называют это озеро Мертвый Глаз, оно как бы высматривает себе жертву. В селе нет ни одной девушки, которая пошла бы туда купаться.

Сильвия Якошек только засмеялась в ответ:

— Поезжай!

— Хорошо! — с радостью согласился Бруно и погнал волов.

Повозка заскрипела на все голоса.

Овальное, вытянутое в длину метров на сто озеро Мертвый Глаз блеснуло между зеленых ветвей лип под безоблачным небом. Где-то в кронах деревьев ворковали голуби. Бесшумно танцевала мошкара. Волы уткнули свои морды в траву. Бруно Преллер, босой, в плавках, ожидал свою спутницу под липой, образовавшей кроной шатер над водной гладью.

Сильвия быстро разделась и скользнула в воду.

— И это ты называешь холодной водой? Ты, наверное, не был на Балтике. А здесь чудесно! — радовалась девушка, взбивая стройными ногами белую пену. — Ты что, раздумал?

Он забрался на склонившееся над водою дерево и нырнул с него в воду. Сделав три-четыре взмаха руками, он подплыл к ней. Она взвизгнула и брызнула струей воды ему в лицо. Они ныряли, догоняли друг друга, плавая вдоль и поперек маленького озера, смеялись и брызгались, пока не выбились из сил. Казалось, они одни в целом мире. И даже когда лежали потом на траве — он ничком, опираясь на локти, а она на спине, устремив взор в небо и закинув руки за голову, — это чувство не покидало их.

Под лучами солнца капли воды на их коже постепенно высыхали. Бруно смотрел на девушку, охваченный странным волнением.

«Ты красивая, — думал он. — Если моя мать и каноник правы, таких нужно остерегаться. Так считают все в нашем селе». Он протянул руку и осторожно коснулся ее плеча, смахнул с него несколько песчинок и с нетерпением ожидал, как она будет реагировать. Она не сказала ни слова. Глаза ее были закрыты. Травинка, которую она держала во рту, слегка дрожала. Он не почувствовал сопротивления и, осмелев, начал гладить ее нагретые солнцем плечи. Наконец его пальцы нежно и зовуще коснулись ее спокойно дышащей груди. Она открыла глаза и повернула к нему голову. Бруно, не отводя глаз от девушки, пододвинулся ближе, решив взять ее на руки и поцеловать. В ее глазах не было ни запрета, ни одобрения. В них проглядывало безразличие, которое охлаждало его пыл, но не обижало. Он медленно убрал свою руку.

— Я буду часто приходить сюда, — сказала она, — с Мюке и с тобой.

— С Мюке?

— Это мой друг!

Он сделал вид, что внимательно рассматривает проползающего мимо муравья.

— У вас что, серьезно? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Хотите пожениться?

— Мы живем вместе уже два года. Мне с ним хорошо во всех отношениях. Все другое не в счет.

«Нужно убираться отсюда, — подумал Бруно Преллер. — Прочь от этой девицы, прочь от этого Мертвого Глаза и из этого села! Хоть на конец света или еще дальше. Эта девица и ее друг живут вместе просто так. Все другое не в счет, говорит она. Как только в селе услышат историю о твоем Мюке, у тебя будет куча неприятностей. Женщины в магазине будут сразу умолкать, как только ты войдешь. Или какая-нибудь бабушка категорически откажется лечить у тебя своего внука и запретит, чтобы ты своими грешными руками делала ему прописанные врачом уколы. Село, в котором ты будешь жить, расположено в горах, которым много тысяч лет. Конечно, школы, телевидение, картофельные комбайны, трехсменная работа на недавно построенном хлопчатобумажном комбинате — все это меняет людей. Все это я вижу и чувствую на себе, но никогда мне не было так горько, как сейчас. Мне просто не по себе, понимаешь? Прожить здесь всю жизнь я не смогу. Я знаю, что ты думаешь: дикарь, лесовик. Но ты ошибаешься. Я тебе докажу, ты увидишь».

— Он тебе понравится, — сказала девушка.

— Ни в коем случае! — решительно заявил Бруно и встал.

Лицо его горело. Он тяжело дышал, как будто поднял большой груз. Разбежавшись, он вновь прыгнул в воду.

— У нас мало времени! — крикнула Сильвия Якошек.

Она опять закрыла глаза и больше ни разу не взглянула в его сторону.