Последние постояльцы уже покидали столовую, когда появился Йоханн. Быстро оглянувшись по сторонам, он мне улыбнулся:

– Ну? Путь свободен?

– Это для твоего же блага. Мужчины ушли в пивную. Попозже я поговорю с отцом, пора покончить с этой неразберихой.

Йоханн поцеловал меня в шею, садясь за стол.

– Ну что ты, по-моему, в тайном романе есть своя прелесть, так что можешь не торопиться выкладывать все начистоту.

Недоверчивость у меня от отца.

– Почему? Он не должен о нас знать?

Я закусила губу, так глупо, по-девчоночьи это прозвучало.

Йоханн удивленно на меня посмотрел:

– Кристина, ты просила меня не выходить из комнаты, пока горизонт не очистился. По мне, ты всем и каждому можешь рассказать, где провела последнюю ночь.

– Прости. Я в каком-то разобранном состоянии, принесу тебе кофе.

В кухне я пнула ногой стену, боль в пальце еще не унялась, но я вернулась в зал. Мы сидели друг против друга, я смотрела, как он завтракает, и мне было легко и тепло. Он гладил ступней мою ногу, и, когда доходил до ушибленного пальца, сердце начинало стучать.

– Доброе утро, господин Тисс. Кристина, вот, просили тебе передать.

У стола возникла Геза, я вздрогнула и уставилась на упаковку с лекарством, которую она мне протягивала. Глазные капли.

– Откуда это?

– Я сбегала на работу к маме. Хайнц сказал, что дело плохо и если ты в ближайшие полчаса не получишь капель, то ослепнешь. Мама считает, что тебе лучше к ней зайти. А что с твоими глазами? Они просто немного пухлые.

Я уклонилась от удивленного взгляда Йоханна и взяла капли.

– Надо говорить – припухлые, Геза. Припухлые, а не пухлые глаза. Ничего страшного, Хайнц всегда всех взбаламутит. Но все равно спасибо.

– Сами глаза ведь не могут опухать, только веки. – Йоханн допил кофе и отодвинул тарелку. – Во всяком случае, я так думаю.

Геза с интересом на него взглянула.

– Но у нее ведь пухлые глаза, правда?

Он склонил голову на плечо и внимательно на меня посмотрел:

– Может быть, усталые. Чем ты сейчас занимаешься? Поедешь со мной на пляж?

Глаза у Гезы расширились. Я старалась на нее не смотреть.

– Я бы с удовольствием, но мне нужно идти. Завтра привозят мебель, а мы все никак не закончим.

– Жаль. – Он встал и потянулся. – Тогда возьму велосипед и поеду один. Хорошо вам поработать.

Он пошел к дверям и послал мне за спиной у Гезы воздушный поцелуй.

– Кристина! Я что-то пропустила? Я думала, ты считаешь его брачным аферистом!

– Хайнц и Гизберт так считают. Я – нет.

– Тогда ты должна сказать, что они ошибаются. Я была у них, они сидят за столом, и Хайнц решает, кто и когда будет за ним приглядывать.

Я составила посуду на поднос.

– Я поговорю с отцом. А Гизберт фон Майер может сколько угодно сидеть в дюнах на солнце и пялиться на Йоханна в бинокль. По крайней мере не будет здесь действовать мне на нервы.

Геза прошла за мной в кухню.

– Но между вами что-то есть?

– Не любопытничай, Геза.

– Почему? Я что, не могу спросить?…

Я загрузила посудомоечную машину и включила ее.

– Можешь, но отвечать я тебе не обязана, деточка. Ну, пойду к нашим старикам покрывать лаком плинтуса.

Старики отходили от стола, когда я открыла дверь пивной и зафиксировала ее стопором.

– Почему вы сидите с закрытой дверью? Запах краски нужно выветривать.

Гизберт фон Майер сунул записную книжку в рюкзачок и с важностью посмотрел на меня:

– У нас тут было совещание, не предназначенное для чужих ушей.

– Фу ты, ну ты.

И хотя я сказала это шепотом, Калли все-таки услышал и укоризненно покачал головой. Заметив это, папа подошел ко мне.

– Да, Калли, ты качаешь головой. Но у нее опасный конъюнктивит, поэтому она так и выглядит. Детка, раз ты больна, не стоит работать. Мамы Гезы не было на месте?

Калли подошел поближе.

– А что такое? Она выглядит как всегда.

– Чушь! – Папа наклонился и впился в меня глазами. – У нее такие опухшие глаза.

– Что у нее с глазами? – Онно оттеснил Калли в сторону. – Ну не так уж все страшно. Может, правый глаз и опух немного, но и только.

Карстен положил руку мне на плечо и развернул к себе.

– Дай-ка посмотреть. О, ничего страшного. Надень солнечные очки, и никто не заметит.

– У меня все в порядке с глазами.

– Не ворчи. – Папа развернул меня в обратную сторону. – Так что сказала мама Гезы?

– Я у нее не была. Геза принесла капли, и уже почти все в порядке.

– У Нильса раньше случался сенной насморк, и глаза тоже становились такими.

– Карстен, у меня глаза не больные, так что, пожалуйста, не надо. Мы уже можем приступить к работе? Завтра привезут мебель.

Калли сочувственно на меня посмотрел.

– Оставьте ее в покое, с такой отечностью чувствуешь себя не слишком хорошо.

– Ты же только что сказал, что я выгляжу как всегда. С чего это я вдруг стала отечной?

– Твоему папе виднее, он твое лицо наизусть знает.

– Вот видишь! – с глубоким удовлетворением кивнул Хайнц. – А у тебя сегодня глаза странные. Лучше капни еще раз, станет получше. Итак, я начинаю вешать лампы. Онно, перестань пялиться на мою дочь, ей все равно это не поможет. Давайте, парни, за работу.

Я покрывала лаком плинтуса в такт песне «Посмотри в мои глаза», которую распевали Марго Хильшер по радио, а папа – на стремянке. Когда он повернулся ко мне, чтобы прокричать радостное «Годится!», лестница под ним закачалась.

– Хайнц! Ты когда-нибудь сломаешь себе шею! – Марлен, чье появление в пивной никто не заметил, придержала лестницу. – Будь умницей и рискуй где-нибудь подальше от моего заведения.

– А то все повесят на Марлен.

Онно, искавший что-то в ящике с инструментами, поднял глаза.

– Но мы можем сказать, что он упал с велосипеда. Тогда все оплатит его страховка, и мы не пострадаем.

– Какие вы все бессердечные. – Папа осторожно спустился с лестницы. – В жизни есть место сочувствию, любви, человечности. Но вы этого не знаете, вам это отзовется когда-нибудь, вот попомните мои слова…

– Вообще-то, – прервала Марлен, – я держу лестницу, на которой ты стоишь, мой милый. Кстати, о человечности. Ты можешь сделать доброе дело?

Он мягко ей улыбнулся:

– Ну конечно, я помогу тебе. Ты о детях? Или тебе самой нужно крепкое мужское плечо?

– Ни то ни другое. Надо встретить Хуберта в порту, у него очень много вещей.

Мягкая улыбка сползла с лица отца, он снова полез на лестницу.

– Он может взять такси. У нас нет времени на увеселительные поездки.

– Папа!..

– Хайнц!..

– Но это так! – Папа схватился за электрический кабель. – А-а-а-а!

Лестница снова закачалась, на этот раз за нее схватились и Марлен, и Калли.

– Меня током ударило! Почему он подключен? Вы что, хотите меня угробить? – Отец сердито посмотрел на Марлен. – Вам это почти удалось.

Она выдержала его взгляд.

– Я к электричеству отношения не имею.

– Но это твоя пивная.

– Папа, хватит.

Мне показалось, что пришло время вмешаться.

– Я сама за ним съезжу. Как выглядит Хуберт?

Марлен повернулась к Калли.

– Ты его знаешь. Поезжайте в порт вместе. Хуберт наверняка обрадуется.

Калли кивнул и посмотрел на отца – взгляд неуверенный, а на лбу просто написано «не считай меня предателем». Это понял и неожиданно смягчившийся Хайнц.

– Глупо, если с Кристиной поедет Калли. Поеду я. Только вымою руки.

Карстен потянул отца назад.

– Я знаю Хуберта и могу ехать вместо Кристины.

– Чушь. Я сам это сделаю.

Он исчез, мы смотрели ему вслед, пока Марлен не спросила:

– И чем все это кончится?

Я пожала плечами:

– Понятия не имею. Но так лучше. У нас когда-то было два кота, а появился еще и третий. Ветеринар сказал, что всех нужно первым делом запереть в одной комнате, чтобы они смогли определить, кто из них главный. В машине должно получиться еще лучше.

– А как вышло у вас?

– Новичок проиграл. Когда мы их выпустили, у него было разодрано ухо.

Калли брезгливо скривил лицо:

– Это ужасно. А мы-то тут при чем?

Марлен спрятала улыбку, а я серьезно ответила:

– Ни при чем. Но Хуберту безопаснее сидеть в машине сзади.

Я вернулась к плинтусам, оставив сбитого с толку Калли наедине с его мыслями.

Я покрыла лаком последний метр плинтуса и посмотрела на часы. Папа с Калли уехали больше часа назад. Неужели мои кошачьи ассоциации накликали какую-то катастрофу? Я медленно выпрямилась и уперлась руками в поясницу. Это скрюченное положение не для женщин моего возраста, а уж тем более после бессонной ночи.

Онно взглянул на меня:

– А что там у нас с едой?

– Ты проголодался?

– Ну да, время обеда давно прошло. Надо ждать, пока вернутся Хайнц с Калли? – Он нерешительно остановился у стойки. – Этот ряд я закончил, а чтобы заняться другими, слишком голоден.

Карстен вытер пот носовым платком.

– А у меня начинает болеть голова, если я не поем. И еще я страшно хочу пить.

– Пойду проверю, вернулись ли они. Вы тоже приходите.

Место, где обычно парковала машину Марлен, пустовало. Зато рядом с задней дверью стоял мопед Гизберта. Сам он сидел за кухонным столом и разговаривал с хлопочущей по хозяйству Марлен.

– Потом он быстро оглянулся по сторонам и исчез в дверях «Георгсхёе». Думал, что стряхнул меня с хвоста, но нет. Если Гизберт фон Майер берется за дело, то выполняет его как надо. Так что пусть парень и не надеется… В любом случае…

– Пора поесть. – Онно не впечатлился речью Гизберта и сел. – Ну, что тут у нас?

– Брачный аферист охотится в «Георгсхёе»! – сорвалась фистула Гизберта.

– Я имел в виду – чем нас будут кормить?

– Фрикадельками. – Марлен поставила на стол бокалы.

Гизберт непонимающе посмотрел на нее и потянул Онно за руку.

– Ты слышишь? Брачный аферист!

– Да, да. – Онно оглянулся. – С картофельным салатом?

Марлен принесла миску.

– Ну конечно. Вот, пожалуйста. Можете начинать. Звонил Калли, Хуберт пригласил их с Хайнцем на обед в благодарность за то, что они его встретили.

Я сглотнула – надеюсь, это не отвлекающий маневр за разодранное ухо.

Гизберт набрал в легкие воздуха.

– Меня никто не слушает? Брачный аферист вернулся, я практически застал его на месте преступления, а вы тут говорите о фрикадельках!

– За чем ты его застал?

– Он вошел в отель, чтобы найти себе следующую жертву.

– Он сам тебе это сообщил?

– Кристина! Почему вы все так легко к этому относитесь? Промедление опасно. Онно, скажи ты. Или вы, Карстен.

Карстен с сожалением показал на набитый рот.

– Марлен, у тебя есть кетчуп? Почему я должен что-то говорить? – Онно дружелюбно посмотрел на Гизберта.

Репортер островной газеты задышал так часто, что пошел красными пятнами. Я наблюдала за изменением цвета и вспоминала лицо Йоханна, такое трогательное во сне. В душе вспыхнула нежность и заговорила совесть: я до сих пор не сказала, что Йоханн никакого, ну просто никакого отношения не имеет к разыскиваемому эмденскому аферисту. Мне даже стало немного жаль возбужденного Гизберта фон Майера.

– Гизберт… – Я протянула ему стакан воды. – Не надо так волноваться. Не знаю, кого ты там выслеживал в «Георгсхёе», но послушай, есть же полиция, это их забота, тебе просто нужно…

Дыхание его опять вышло из-под контроля.

– Кого я выслеживал? Ну, этого типа, вашего постояльца Йоханна Тисса, предположительно приехавшего из Бремена, который цеплялся к тебе, к Мехтхильде и Ханнелоре и бог знает еще к кому, и…

– Гизберт! – Марлен положила руку ему на плечо. – Успокойся, Гизберт. А может, вы ошибаетесь? Я лично думаю, что господин Тисс вполне безобиден, просто произошло какое-то недоразумение.

Я бросила на нее благодарный взгляд и испугалась, когда ГфМ вдруг стукнул руками по столу.

– Он вас уже обработал! Это и есть доказательство. Он обводит женщин вокруг пальца, вот его фишка. И вы все гибнете.

На его лице было написано неприкрытое отчаяние.

Стараясь сохранить серьезность, я взглянула на остальных. Какую-то секунду стояла тишина. Потом Онно откашлялся.

– Послушай, Гизберт…

– Да?

– Если ты не хочешь фрикадельку, можно, я ее съем?

Гизберт медленно поднялся и снял свою куртку со спинки стула. Подвинул стул к столу и обвел нас взглядом.

– Не хотите слушать, не надо. Я лично могу только надеяться, что он не оставит вас с разбитым сердцем и пустым банковским счетом. Я вас предупредил. Когда появятся Хайнц и Калли, скажите им, план «Б», место встречи «Г», они знают, что это значит. Приятного аппетита.

Он хлопнул дверью, Онно вздрогнул и сглотнул.

– Боже мой! Он всегда так волнуется? И кому же еще он разбил сердце?

Мы с Марлен переглянулись и подвинули ему свои фрикадельки. Онно улыбнулся.

Онно, Карстен и я вернулись после обеда в пивную. Ни папа, ни Калли до сих пор не появились. Марлен пошла в свой кабинет, чтобы организовать доставку мебели на завтра. Онно включил радио, а Карстен под аккомпанемент Гитте Хеннинг, мечтавшей о ковбое, установил лестницу. Я решила, что в ближайшие два года не стану слушать немецкие шлягеры, и вдруг соскучилась по Йоханну. Повернувшись спиной к мужчинам, я написала сообщение: «Ты где? Тоскую. Целую. К.».

В ожидании ответа я начала мыть окна. После третьего услышала, как во двор въехала машина, захлопали двери и раздался смех моего отца. Так смеяться умел только он, этот смех проникал прямо в уши. И все же я почувствовала облегчение.

Дверь открылась, и вслед за папой и Калли в пивную вошел высокий мужчина.

– Вот и мы. – Папа остановился у стойки. – Онно, слезай с лестницы, Карстен, Кристина, позвольте представить вам пятого члена нашей команды. Это Хуберт, отличный парень, кстати, орнитолог-любитель. А еще он умеет работать руками и пьет пшеничное пиво. Хуберт, это Карстен, отец нашего дизайнера. А это моя дочь Кристина, обычно она выглядит лучше, сегодня у нее что-то с глазами.

Хуберт подошел ко мне, протягивая руку.

– Очень приятно, Кристина. У вас и сегодня красивые глаза.

Из-за «ну-ну», произнесенного отцом, моя радостная улыбка сошла на нет. Хуберт показался мне очень обаятельным человеком и вполне мог бы составить конкуренцию теперешним королям острова. Интересно, что скажут о нем наши предпринимательницы из Мюнстер-Хилтрупа? Хуберт поздоровался с Карстеном и Онно и огляделся.

– Да у вас уже все готово.

В его голосе послышалось разочарование.

– А что же мне делать?

– Отдыхать, – ответила появившаяся Марлен, ставя на стол корзинку с термосом и чашками. – Привет, Хуберт, хорошо, что ты приехал.

Она обняла возлюбленного своей тетушки и отступила на шаг назад.

– А ты все молодеешь, Теда и долгое путешествие пошли тебе на пользу.

Польщенный Хуберт пригладил волосы и смущенно улыбнулся:

– Стараемся по мере сил. Но, послушай, тут же совсем нечего делать. А я пообещал Теде, что буду тебе помогать.

– Мы еще не закончили. Нужно еще все вымыть, и розеток нет…

– Электрику делаю я, – отстоял Онно свой участок работ. – Это чтобы было ясно.

Хуберт поднял руки, успокаивая его.

– Я ничего не понимаю в электрике. А что это у вас за эскизы на стене?

Папа на пару сантиметров приподнял листы.

– Они защищают настенную роспись Доротеи, – гордо пояснил он. – Это произведения искусства, их нужно уберегать.

– Оберегать, – машинально поправила я и тут же поймала осуждающий взгляд.

– Учитывая, как ты обращаешься с краской, – уберегать.

Карстен покачался на носках и сказал:

– Художница – подружка моего сына.

– Перестань. – Папа опустил листы. – Это мы ее привезли. Так что еще посмотрим, выйдет у них что-нибудь с Нильсом или нет.

Хуберт непонимающе переводил взгляд с одного на другого, и Марлен подтолкнула его к столу.

– Не важно, с Доротеей и Нильсом познакомишься позже. Давайте выпьем кофе, и я расскажу тебе, что еще осталось сделать.

– Для Хуберта работы немного, – заметил папа, ища кофе без кофеина. – Ты же не заставишь бывшего фабриканта мыть полы.

– Почему бы и нет? – возразил Онно, освобождая от бумаги кухонный поднос. – Это ведь все равно предстоит. У меня нет времени, полно работы с электрикой.

Папа положил мне на тарелку кусок вишневого пирога, моего любимого, а такой кусок был один, так что я была папе очень благодарна.

– Мыть может Кристина. Маленьким женским ручкам удобнее драить углы.

И всего лишь за жалкий кусочек пирога. Я оглядела огромный запыленный зал.

– И как я все это успею до завтра? А где Геза?

– Занимается спортом. – Марлен налила мне кофе. – Но она придет. И вчера вечером звонила Доротея, сегодня в четыре она будет здесь. Итак, что еще мы должны рассказать Хуберту?

– Ничего, – ответил Калли, энергично размешивая в чашке молоко. – Мы все рассказали за обедом. Хайнц даже набросал план, как мы завтра поставим мебель и все такое.

– Марлен, можешь вообще ни о чем не волноваться. – Папа подтянул выпечку к себе поближе. – Можно, я возьму этот сдобный пирог? Я объясню Нильсу, почему мы кое-что меняем.

Взгляд у Марлен остановился. Я пихнула ее под столом. Она глубоко вдохнула:

– Ах, Хуберт, после кофе пойдем со мной в кабинет, надо кое-что обсудить. Хайнц, Калли и Карстен доделают то, что нужно.

– Но я хотел…

Марлен встала и пресекла его протест:

– Хуберт, возьми свой кофе, и переговорим сразу. Мне еще предстоит съездить в город.

Папа утешительно похлопал его по плечу.

– Иди спокойно, здесь все равно не будет ничего интересного. Но сегодня вечером обсудим, ты знаешь что…

Он с заговорщицким видом посмотрел на нового приятеля и резанул рукой по горлу. Мы с Марлен застонали.

– Только не эти фантазии про брачного афериста. Не впутывайте туда Хуберта.

Я пустила в ход свой самый лучший дочерний взгляд, но это, к сожалению, не помогло.

– Что значит фантазии? Мы говорим только о голых фактах. К тому же у нас есть для вас кое-какая информация от Гизберта, мы, к счастью, встретили его в городе. Он прав, вас следует держать от этого подальше. В любом случае, Хуберт, в восемь у плетеного кресла.

Я решила выкурить тайком сигарету и позвонить маме.