После Рождества все изменилось. Йоун, вежливый Краб, явился с новогодним солнцем в белых волосах и сказал, что продать посольскую квартиру наконец удалось. Новый жилец — немецкий деятель просвещения — с женой — должен был въехать уже через неделю. «Он будет работать в министерстве образования и надзирать за просвещением датских детей. Они собираются проявить на этом поприще старание», — высказался Краббе, как всегда, не вкладывая в свои слова никакого собственного суждения. Я оставила новым жильцам в холодильнике записку: «Детей, которые знают немецкий, в датских школах бьют».

Разве это не был самый натуральный коллаборационизм? Меня следовало бы пристрелить в день победы, как поэта Камбана.

Нас с мамой приютила Килла, папина сестра, которая все еще жила в Дальмосе в Зеландии вместе со своим супругом-фарерцем. Там были и его земляки, хорошо воспитанные люди с прищуренными глазками, которые, при отсутствии исландцев в военные годы, были очень милы нам. Так как фарерцы — народ еще более маленький, нам с ними необыкновенно хорошо. Тут нам не надо из кожи вон лезть, чтобы показать, что мы ничем не хуже, как в случае с другими скандинавскими народами.

У тети Киллы мне было хорошо, и я развлекалась тем, что двигала зеландские горы, то есть кидала камешки, ведь там над плоскими полями ничего не возвышается, кроме бычьих спин. Однажды мы пошли на берег смотреть «датское море» — большего убожества я отродясь не видала.

А мама вскоре начала беспокоиться. Ей было в тягость «сидеть на шее» у других. А выходов из такого положения почти не было. Маме оказалось непросто получить работу, вероятно, из-за языка, а после всего, что я рассказала ей про датские школы, она не спешила искать для меня новую тюрьму.

В конце концов на выручку пришел папа. После множества телефонных разговоров ему наконец удалось, через знакомых, найти маме место домработницы в семье врача в Любеке. Загвоздка была лишь в том, что там не нашлось места для еще одного ребенка, потому что в семье их и так было шестеро. После еще большего количества телефонных звонков этой проблеме нашли временное решение: папин приятель из Общества скандинавистов в Любеке, доктор Хельмут Баум, который работал аж в самой Службе военного контроля в Берлине, держал своих детей и жену на безопасном расстоянии от ужасов войны на острове Амрум в Северном море. Меня пригласили пожить у них до весны.