Нита толкнула плечом железную дверь и вместе с Фелициатой оказалась снаружи, на самом верху бетонной лестницы, ведущей на улицу. Девушки глубоко вдохнули воздух и с любопытством огляделись вокруг. Мимо них двигался бесконечный поток машин. На противоположной стороне улицы торчали два узких небоскреба, верхние этажи которых терялись в голубовато-сером вечернем тумане. Несмотря на одиннадцать часов, было светло как днем. Видимо, это связано с тем, что предстоящая ночь — самая короткая в году. Или же все дело в многочисленной световой рекламе?

— Сумасшедший город, — тихо вздохнула Нита, — прямо-таки нюхом чувствую, как он возбуждает!

— А спроси меня, то я ощущаю только запах выхлопных газов, — добродушно посмеиваясь, отозвалась Фелициата.

— Ну что ты! Разве не видишь вокруг себя почти безумных людей! Посмотри хотя бы на этих типов… — Она украдкой показала пальцем на группу оживленно спорящей молодежи, которая стояла на тротуаре в нескольких метрах от них. Фелициате захотелось повнимательнее рассмотреть спорщиков, но вдруг к девушкам энергично поднялись два молодых человека. Чуть испуганно Фе непроизвольно прислонилась к плечу Ниты.

Подруга изучающе разглядывала незнакомцев. Ее темные глаза вызывающе блеснули.

— Разрешите, — энергично потребовала она. — Пропустите нас, мы торопимся!

И вдруг решимость на несколько секунд покинула ее. Взгляд зеленых глаз одного из симпатичных незнакомцев — это был Гарретт — откровенно выражал громадное восхищение. Так что Нита, для которой были привычными заинтересованные взгляды мужчин, в смущении опустила взор. В замешательстве она крепче обхватила плечи подруги. Затем быстро пришла в себя и, упрямо запрокинув назад свою прекрасную головку, суровым тоном повторила просьбу. На этот раз на английском языке.

Джерми, естественно, заметивший неуверенность девушек, пришел Ните на помощь. Он стянул Гарретта со ступенек и извиняющимся тоном стал объясняться на немецком языке:

— Пожалуйста, простите нас, мы не хотели вас побеспокоить! Только что мы любовались вашим выступлением на сцене и были так восхищены, что внезапно решили лично поблагодарить вас за прекрасный вечер. — Получив от Реда незаметный для подруг толчок в спину, он тут же добавил: — Нам было бы очень приятно, если бы вы согласились выпить с нами по чашечке кофе, или по бокалу вина, или, может, вам больше нравится пиво?

Он повернулся к Фелициате, охватив откровенно восхищенным взглядом ее стройную фигурку и прекрасное одухотворенное лицо.

— Пиво? — Фелициата отрицательно покачала головой и, смущенно опустив глаза, ответила: — Мы не позволяем себе алкоголь, не правда ли, Нита? Нам нужно… мы хотим… — Она начала заикаться.

— Мы хотели сразу же вернуться в наш отель, — поддержала ее Нита. — Кроме того, мы, в принципе, не можем принять приглашение от незнакомых людей!

Получив отказ, Ред мобилизовал все свое очарование и стал энергично упрашивать подруг:

— Если мы выпьем вместе по чашечке кофе, то уже не будем незнакомыми, и тогда вы со спокойной совестью можете принять наше приглашение! — Он улыбнулся так широко, что сверкнули его белые зубы, а вокруг зеленых глаз образовались крохотные морщинки.

Нита не смогла устоять и тоже дружески улыбнулась в ответ.

— Я, право, не знаю, — все еще сопротивлялась девушка. — Уже слишком поздно… наше отсутствие в отеле, наверное, заметят. Наша руководительница очень строга… хотя… — этот незнакомец с зелеными глазами ей очень понравился, — если только чашечку кофе, как ты считаешь, Фе? — спросила она подругу.

Менеджер ансамбля отнюдь не отличалась строгостью. Она просто ждала от опекаемых ею девушек, чтобы те без опоздания и в хорошей спортивной форме являлись на репетиции и на вечерние представления. Как они будут проводить свое свободное время, ей было безразлично.

Фелициата подумала об урчащем от голода желудке подруги.

— Так, чашечка кофе… очевидно… несколько минут, — нерешительно ответила она и вновь посмотрела на долговязого любезного незнакомца с дружелюбными серыми глазами, который тем временем энергично протягивал ей навстречу руку.

— Меня зовут Джерми, Джерми Гунтер, а это мой друг Гарретт Портер, а лучше просто Ред!

Ред, усмехнувшись, приветственно поднял правую руку.

Фе пожала своей маленькой ручкой пальцы Джерми.

— А я Фелициата! Мою подругу зовут Нита!

Нита тоже подняла руку и улыбнулась. Затем, бросив короткий взгляд на ручные часы, решительно заявила:

— Если уж мы решились… пожалуйста, не будем здесь больше задерживаться. Куда мы пойдем?

Девушка знала, что скоро здесь появятся их коллеги, и будет лучше исчезнуть до этого времени, иначе им с Фе не миновать насмешек по поводу «взятия их в плен».

Естественно, этим вечером чашечкой кофе не обошлось. Нита была так голодна, что уже через несколько минут после их появления в «Ривер-Кафе», элегантном плавучем ресторане (отсюда хорошо был виден Манхэттен) под Бруклинским мостом, произнесла с коротким вздохом:

— Ребята, не сердитесь на меня, но если мне сейчас не дадут что-нибудь съесть, то я тут же на месте упаду мертвой и мир лишится талантливой актрисы!

— Вы всегда так потрясающе скромны? — смеясь, спросил Ред. Впрочем, он тут же предложил пойти в известный хорошей кухней и открывающимся из него видом ресторан на Ватер-стрит. У Фелициаты и Ниты просто дух захватило от восторга, когда они, заняв места у одного из гигантских окон, посмотрели вниз на темную Ист-Ривер, отделяющую городской район Бруклина от Манхэттена. Желтый свет нескольких старых фонарей отражался в черном потоке воды. На противоположном берегу сиял бесчисленной световой рекламой и множеством уличных светильников Манхэттен, никогда не погружающийся в темноту.

— Как прекрасно! Как великолепно! — тихо произнесла Фелициата и с благодарностью взглянула на Джерми. — Я редко видела что-то более потрясающее.

Джерми с удовольствием бы повторил ее слова. Они, правда, относились бы не к ночному Нью-Йорку, а к самой Фелициате, к ее прекрасному лицу, удивительным темно-синим глазам и роскошным светлым волосам.

— Вы живете на Манхэттене или в Бруклине? — спросила тем временем Нита у зеленоглазого Реда, который восторженно-мечтательным взглядом смотрел на нее, подперев голову рукой. Он не ответил.

— Вы что, глухой? — резко спросила она. — Ведь я задала вам вопрос!

Ред наконец очнулся от грез.

— Как же можно быть такой прекрасной?

Нита смущенно закашлялась.

— Ты еще не ответил на мой вопрос! Итак, ты живешь на Манхэттене или в Бруклине?

— Ни там, ни тут. Мы с Джерми только гости Нью-Йорка. Приехали с Западного побережья, из Сан-Франциско. Ты слышала о Сан-Франциско?

— Я там, правда, никогда не была, но знаю, что это один из самых прекрасных городов в мире.

— Это просто сокровище! — гордо уверил ее Ред. — Прекраснейший город Америки. Нью-Йорк ему и в подметки не годится.

Как все жители Сан-Франциско, он был страстно влюблен в этот замечательный город, раскинувшийся на холмах и омываемый с трех сторон Тихим океаном. Теперь, после обсуждения с Джерми планов на будущее, Гарретт едва мог дождаться, когда они начнут снимать фильм о Сан-Франциско. Он так увлеченно говорил о нем, как будто речь шла не о городе, а о поразившей и очаровавшей его женщине. Нита нашла восхищение Реда каким-то по-детски трогательным. С другой стороны, она почувствовала необходимость тоже расхвалить до небес свой родной Берлин и принялась это делать так энергично, что, когда официант поставил перед ней внушительных размеров антрекот с завернутым в фольгу картофелем в мундире, а также масло, сливки и огромную порцию салата, Нита с трудом заставила себя замолчать и принялась наконец за еду.

Фелициата заказала только кофе, поскольку не была голодна. Ее беспокоило и смущало соседство Джерми, и она вряд ли смогла бы проглотить даже маленький кусочек. В отличие от Реда и Ниты, занятых оживленным разговором, они с Джерми молча сидели рядом. Так же как и Фе, Джерми ощущал некоторую скованность: прекрасная молчаливая девушка совсем вывела его из равновесия. Ему хотелось говорить ей нежные слова, с любовью погладить ее маленькую ручку, лежавшую на белой скатерти стола. От изящной фигурки Фелициаты, казалось, исходили теплые волны, вызывавшие в нем какие-то тревожные и прекрасные чувства. Но Джерми только молча пил кофе и вместе с Редом и Фе смотрел на голодную Ниту, которая тем временем, не обращая на них внимания, спокойно, кусок за куском, отправляла антрекот в свой красивый рот.

Мужчины — это одно, а еда — совсем другое дело. Конечно, этот Ред ей очень понравился, но ее желудок не мог больше ждать, а антрекот оказался сочным и вкусным. Всему свое время!

— Как долго вы пробудете в Нью-Йорке? — спросил Ред и внимательно уставился на большой кусок мяса, который Нита поднесла ко рту. Так как Фелициата сидела в глубокой задумчивости, то отвечать пришлось Ните, хотя в этот момент ее рот был полон:

— До следующей среды, то есть еще пять дней!

— А потом? — снова поинтересовался Ред, с удовольствием наблюдая, как Нита отрезает от антрекота очередной кусок.

— Что будет потом, мы еще не знаем, — бодро ответила девушка. — Это должно решить наше руководство. Или мы будем выступать в одном из городов Америки или вернемся в Берлин. — О третьем варианте, то есть о том, что они могли еще неделю отдохнуть в Нью-Йорке, Нита умолчала. Не стоит сразу все рассказывать этому человеку. Прежде чем снова приняться за еду, она тоже поинтересовалась: — А вы когда возвращаетесь в Сан-Франциско?

— Через пять дней. Мы могли бы вместе провести оставшиеся вечера. Это было бы замечательно.

— Вы так считаете? — Нита резко положила на тарелку уже наколотый на вилку кусок антрекота. — А кто вам сказал, что мы согласны? — вопрошала она, сверкая глазами и хмуря брови. При этом девушка выпрямилась и отбросила за спину роскошную гриву своих темных волос. — Обычно мы сами решаем, как нам провести свободное время. И не привыкли, чтобы кто-то планировал это за нас.

«Да она с темпераментом, эта малышка! — усмехнувшись, подумал Ред. — И, вероятно, не позволит управлять собой». С каждой минутой Нита все больше нравилась ему. «Посмотрим, как она будет реагировать на мой первый поцелуй». В том, что он попытается поцеловать ее после ужина, прогуливаясь по темному берегу, Гарретт не сомневался. Причем ему не хотелось бы ограничиться только поцелуями. Обычно он завоевывал женщин стремительным приступом, при этом они, как правило, не оказывали никакого сопротивления. «И эту сладкую Ниту я тоже, вероятно, быстро завоюю!»

Правда, часом позже «сладкая Нита» ошеломила Гарретта, влепив ему сильную пощечину, когда на парковой скамейке на берегу Ист-Ривер он попытался тесно прижаться к девушке и поцеловать ее.

— Мы так не договаривались, дружочек, — хладнокровно заявила Нита. После этого повернулась на каблуках и громко крикнула Фелициате, прогуливающейся с Джерми вдоль набережной, что им пора возвращаться в отель. И, не реагируя ни на просьбы, ни на энергичные приглашения, не стала возвращаться на Ватер-стрит, где была припарковала машина, взятая друзьями напрокат.

Нита остановила такси, послала Джерми и Реду воздушный поцелуй, толкнула Фелициату в машину и быстро скользнула за ней следом. У Фелициаты даже не было времени протянуть Джерми на прощание руку.

Гарретт в большом смущении проводил взглядом такси, затем повернулся к своему другу. Он выглядел очень растерянным и каким-то пришибленным. Он здорово промахнулся с Нитой!

— Выглядеть такой пылкой и настолько холодно отшить меня… — Он неуверенно улыбнулся. — Что мне об этом прикажете думать? Не утратил ли я свой знаменитый имидж покорителя женщин?

— Ничего ты не утратил, Ред! Просто девушки молоды и скромны, и это все же приятно! Тебе, собственно, ничего не надо придумывать, всему свое время! Дай им пару дней, и они станут более доверчивыми.

— Ты так считаешь?

— Конечно, я так считаю! Вопрос, однако, в том, стремишься ли ты вообще завоевать эту женщину или, если это звучит для тебя слишком драматично, готов ли пожертвовать слово «завоевать» ради большого флирта оставшимися вечерами. Ведь, в конце концов, через пять дней наши пути разойдутся — обе девушки улетят назад в Германию, а мы в Сан-Франциско.

— Но она мне так понравилась, — задумчиво вздохнул Ред. После этого сел в машину на водительское место и быстро провел ладонью по глазам, словно пытаясь стереть образ прекрасной темноволосой девушки, который все еще продолжал стоять перед его взором. — Она сначала была такой… такой… живой, такой зовущей. А потом вдруг этот холодный, неприступный вид… Но я уверен, что за ним скрывается огнедышащий вулкан. «Наверное, было бы чудесно выпустить это пламя на свободу!» Гарретт признался другу, что с большим желанием посвятит все нью-йоркские вечера немецким девушкам.

— И когда же ты успел сгореть в огне любви? — спросил почти злорадно Джерми. — Я ведь предупреждал, что такое когда-нибудь должно с тобой случиться. И почему, собственно, не из-за этой привлекательной танцовщицы? У нее есть все, что ты обычно искал в женщинах: прекрасная фигура, красивое лицо, достаточно задора и дерзости, обаяние. К тому же темперамент, который, по всей видимости, едва ли тебе по плечу!

— Ну хватит, — возмутился Ред, — мне любой темперамент по плечу. Даже смешно сомневаться!

— Я только пошутил, — успокоил его Джерми. — Стоит какой-нибудь красотке испытать на себе твои неотразимость и страстность, я всегда поднимаю руки.

Гарретт недоверчиво поглядел на своего друга и спросил:

— А ты? Какое впечатление произвел на тебя белокурый ангел?

— Роковое, — ответил Джерми, снял очки и начал тщательно протирать стекла.

Ред был ошеломлен столь лаконичным ответом. Он хотел было взглянуть на друга, но в это время они ехали по гигантскому Бруклинскому мосту, несмотря на ночное время плотно забитому машинами, и требовалось предельное внимание. Он лишь поинтересовался: — Как тебя понимать? Не можешь ли ты это объяснить поподробнее?

— И да, и нет, мой дорогой! В этой девушке есть что-то такое, необъяснимое словами, что мне запало прямо в сердце. Да, естественно, она очень красива, и у нее потрясающая фигура, и улыбается она так сладко, как сахарная принцесса, но не это покорило меня столь фантастически быстро. Тогда что же? — Казалось, что Джерми говорит сам с собой, вслушиваясь в собственные вопросы и ответы.

Ред выдержал паузу, повисшую в салоне машины.

— Неужели ты снова умудрился влюбиться? — ухмыляясь, спросил он. — Это была бы та еще шутка! Выходит, ты окончательно порвал с Сюзан?

Сюзан была последней подругой Джерми, с которой он несколько месяцев назад расстался. Несмотря на это, она все еще пыталась всяческими путями вернуться к нему. Однако Джерми активно сопротивлялся. У него больше не было никакого внутреннего влечения к Сюзан. Он чувствовал себя абсолютно свободным.

— Я для Сюзан потерян уже больше чем полгода, мой дорогой, — невозмутимо заявил Джерми. — И ты это прекрасно знаешь. Такое часто случается. Люди некоторое время живут вместе — и снова расходятся. Сюзан в конце концов сможет понять, я желаю ей этого. Что касается слова «влюбиться» — нет, я не стал бы говорить, что я влюбился в Фелициату, это намного… таинственнее. И я прошу тебя, Гарретт, не смеяться над этим! Рядом с ней я стал совсем другим, я уже больше не тот, если ты понимаешь мою мысль. В мозгу — полный вакуум. Я едва могу говорить, забыл свое прошлое. Мне не хочется ни есть, ни пить, а все мое тело, кажется, должно вот-вот сгореть.

— О Боже, как же тебя прихватило! — сочувственно произнес Ред. — Это, может быть, вовсе и неплохо. Не бойся, я не смеюсь. Ты ведь знаешь я никогда не издеваюсь над чувствами и уж тем более над чувствами моего лучшего друга. Но все же попытаюсь дать тебе совет — исчезни, и как можно быстрее! Захочешь, мы немедленно сложим чемоданы и вернемся домой. Ведь если ты еще раз увидишь эту девушку, то что может потом произойти с тобой! Она поселится в твоем сердце, Джерми, и что будет дальше? Сумеешь ли ты ее забыть? А тебе это придется сделать, так как в конце недели из аэропорта Кеннеди стартует самолет, уносящий двух наших красавиц через Атлантику в Европу, и ты станешь совсем несчастным, когда прощально махнешь вслед самолету. Но я не хочу, чтобы мой лучший друг страдал. Итак, что ты решил? Мы возвращаемся завтра в Сан-Франциско?

— Нет, — тихо, но твердо ответил Джерми. — Мне нужно ее снова увидеть, хотя бы один раз! Может, я ошибаюсь. Вероятно, она обыкновенная девушка — в любом отношении! Но я должен в этом убедиться, иначе еще много лет я возвращался бы к мыслям о ней и не имел бы покоя. Спасибо, что ты так обо мне заботишься, Ред, но мне нужен только один день, это я обещаю. Завтра вечером мы еще раз посмотрим на этих девушек, и тогда, надеюсь, ко мне снова вернется разум, и я смогу реально оценить все, что со мной случилось. Не пытайся отговорить меня от принятого решения. Это бесполезно.

Они миновали Бруклинский мост и ехали по Бродвею в направлении Гринвич-Виллидж, где рядом с площадью Вашингтона снимали номер в отеле, который тоже назывался «Площадь Вашингтона». Ред свернул на Блейкер-стрит и, взглянув на переполненное уличное кафе, предложил:

— Ну? Может, позволим себе по последнему глотку?

— Я не в том настроении, Ред. Хочу вернуться в отель и попытаюсь заснуть! На случай, если тебе потребуется еще один последний глоток, в отеле есть уютный бар.

Но в одиночку Ред не мог пить. Он припарковался перед шикарным отелем, бросил ключи от машины бою, который ловко их поймал, и поднялся к себе.

Номера друзей были расположены рядом на четвертом этаже. Они немного постояли перед дверью Реда, планируя завтрашний день.

— Думаю, еще до обеда стоит позвонить в музыкальную академию и попросить к телефону одну из девушек, — предложил Джерми. — Я знаю, что они должны появиться там к десяти часам на утреннюю репетицию. Тогда можно было бы пригласить их в какой-нибудь ресторан вблизи Лафайет-авеню и там встретить их после выступления. Или ты хочешь еще раз посмотреть представление? Правда, я сомневаюсь, что нам удастся купить билеты. Итак, наши действия?

Гарретт зевал во весь рот. От усталости его зеленые глаза совсем сузились. Он выглядел, как сонный кот.

— Спроси меня об этом завтра утром, когда я высплюсь, но не раньше двенадцати. Спокойной ночи! — Он открыл свой номер и, переступив порог, снова от души зевнул.

Уже лежа в кровати, Джерми еще раз обдумал всю ситуацию и заснул.

— Отель «Гранд-Хайетт», Парк-авеню, — бросила Нита таксисту после того, как машина резко рванула с места. — Так! Это будет им уроком! Ты заметила, как этот Ред на скамейке стал прижиматься ко мне? Он хотел схватить… фу! — Нита засмеялась. — И еще он хотел меня поцеловать. Ну, это не для меня! Ты бы видела его лицо, когда я влепила ему пощечину. Если бы он не был так нахален, они могли бы отвезти нас в отель. Я их не боялась. А ты?

Фелициата смотрела на темную Ист-Ривер, вдоль которой они ехали, и молчала.

Не дождавшись ответа, Нита не церемонясь толкнула ее локтем под ребро.

Фелициата испуганно выпрямилась и сконфуженно спросила:

— Что ты говоришь? Что ты сказала? Извини, я замечталась!

— Наверное, ты задремала, если спрашиваешь меня об этом! Мне хотелось узнать, испытывала ли ты страх, общаясь с нашими калифорнийскими поклонниками?

— Страх? — переспросила Фелициата с какой-то особенной, ласковой улыбкой, которую Нита, однако, не заметила из-за полумрака в салоне такси. — А почему, собственно, я должна была бояться?

— Действительно! Ведь Джерми во время прогулки не был активным, подобно Гарретту — или Реду, как назвал его друг! — Нита наклонилась ближе к Фелициате и очень тихо призналась: — Ты моя лучшая подруга и только тебе, Фелайн, я могу сказать, что он мне здорово понравился, этот сорвиголова! — Она бросила украдкой взгляд через прозрачную стеклянную перегородку (которыми оснащены нью-йоркские такси из-за частых случаев нападений на водителей) и еще тише продолжила: — По правде говоря, я бы с удовольствием целовалась с Редом, но разум и совесть подсказывали мне, что в первый вечер нужно быть сдержанно-скромной. Как ты думаешь, эти двое попытаются снова увидеться с нами? И когда? И вообще, должны ли мы теперь ждать от них приглашения? — Ее темные глаза в растерянности уставились на Фелициату. Уличные фонари, мимо которых они проезжали, освещали красивое лицо девушки.

— Я даже не думала, что могу так влюбиться, — прошептала Фелициата. — Ах, Нита, ты считаешь, что мы влюбились? Наверное, так волнуются только влюбленные? Об этом я раньше только слышала: ведь иначе бы не было так чудесно, правда?

— Не знаю, не знаю. — Вздохнув, Нита откинулась на спинку сиденья. — Это могло бы ужасно усложнить жизнь. Подумай, Фе! У нас лишь несколько дней, а затем мы расстаемся — и что тогда? У тебя есть желание вернуться в Берлин с разбитым сердцем? Или ты хочешь сразу же броситься на шею этому Джерми и остаться с ним? Все это было бы ужасно, поверь мне. — Она замолчала.

Фелициата все более печально смотрела в окно машины. Нита полностью права. С этими привлекательными молодыми людьми они не должны больше встречаться. Это было бы слишком опасно для их душевного спокойствия и психики.

Водитель такси проехал Бруклинский мост и теперь двигался по Манхэттену. Он свернул на Вторую авеню и через некоторое время подъехал к южной части Парк-авеню, а затем к Сорок второй авеню, на углу которой высилось здание отеля. Девушки рассчитались и вышли из такси. Как только они оказались в элегантном холле отеля, их сразу же окружили коллеги по ансамблю.

— Где вы пропадали? — с любопытством спрашивали девушки. — Вся труппа без вас была в Гринвич-Виллидж! Девочки, это — потрясающе! Можете себе представить, что некоторые магазины и галереи там открываются только после полуночи? Представляете?! Это нужно хоть раз увидеть! А ночная жизнь! Кругом все бурлит и сверкает, и по сравнению с этим Кюрфюрстендамм кажется глубокой провинцией.

— Не преувеличивай! — кинулась защищать свой любимый Берлин Нита и, уперев руки в бока, гневно посмотрела на восторженную рассказчицу. — Откуда тебе знать о ночном Берлине? В полночь ты обычно как миленькая спишь в своей кроватке. Готова поспорить: ты и понятия не имеешь о том, что происходит в Берлине ночью!

— Но, Нита, она права, — тихо сказала Фелициата. — Ведь не зря Нью-Йорк имеет славу потрясающего, гениального по замыслу и исполнению города. А Гринвич-Виллидж своеобразная часть его! Город действительно ослепительный, и не стоит сравнивать его с Берлином.

— Ну, тогда пусть и она этого не делает, — все еще возмущалась Нита. Она даже не заметила, что тем временем все девушки уже ушли к лифту.

— Куда они делись? — удивленно спросила Нита, в растерянности оглядываясь.

— Они отправились спать — и нам тоже пора, — зевая, отозвалась Фелициата. — Ведь в восемь утра надо вставать!

Вся труппа считала делом чести ровно в десять часов явиться на репетицию. Только те девушки, которые сознательно подчинялись железной дисциплине хореографии и делали это с улыбкой, участвовали в турне. Для них было немыслимо опоздать на репетицию или на выступление.

Нита и Фелициата занимали номер на двоих. Уже сквозь сон, еле ворочающимся языком, Нита спросила:

— Встретимся ли мы с ними завтра или не встретимся?

— Не знаю, — ответила Фелициата и погрузилась в короткий тревожный сон. Затем она успокоилась, и теперь уже никто не смог бы ее разбудить.