Глава четвертая,
в коей святому Урбану предоставляется случай отличиться
Отель «Универсаль» находился на Пласуэла де Сан Кристобаль и был одним из двух лучших отелей города Маона. Его обитателями были проезжие коммерсанты, которым по той или иной причине пришлось посетить остров; иногда сюда забредал эксцентрик-англичанин, иногда — художник в поисках пейзажа, освещенного солнцем, а в 1910 году здесь поселился герр Бинцер из Франкфурта.
Герр Бинцер из Франкфурта не имел воспитания, но имел большую, неутолимую жажду денег; где мог, он действовал расчетливо-нахально; нахально, но осторожно — если чувствовал, что сила не на его стороне, а если уж он намечал себе цель, то шел к ней с упрямством, которому позавидовал бы любой осел. Излишне уточнять, что цель герра Бинцера всегда исчислялась в цифрах. То обстоятельство, что зачастую она была труднодостижима, как уже говорилось, не пугало герра Бинцера; а то, что иногда эта цель могла быть достигнута лишь весьма сомнительными средствами, не вносило раздор в его душу; герр Бинцер отказывался от доходного дела лишь в том случае, если шансы против были так велики, что он со всей определенностью рисковал потерять деньги.
Суббота, тринадцатое февраля, день, когда состоялась аудиенция у дона Рамона, началась плохо; и первым это вынужден был признать сам герр Бинцер. Нельзя сказать, чтобы он часто жалел о содеянном, если при этом не терял в деньгах, а потому нельзя утверждать, что он жалел о разговоре с великим герцогом; но он должен был с холодной злобой признать, что сейчас он повержен — и очень чувствительно, что удостоверяли разные части его тела. Но точно так же, как он не жалел о состоявшейся аудиенции, он ни на минуту не допускал мысли, потерпев поражение, отказаться от своих планов. Пунта-Эрмоса была его открытием, большим открытием, даже исключительным — если чутье его не подводило. Пробы, которые он взял, показали, что сера здесь первоклассная и вместе с тем — простой доступ к сырью; рабочая сила на Менорке так дешева, что о лучшем нельзя и мечтать, и вдобавок прекрасное местоположение: никаких расходов на железнодорожные перевозки, в пределах досягаемости — дюжины грузовых линий. Одним словом, на этой сделке можно было заработать сотни тысяч марок — колоссальная сделка, которую можно было заключить, заплатив жалкие триста тысяч песет! Дойдя до этой мысли, герр Бинцер начал осыпать дона Рамона грубейшими проклятиями. Хитрец! Мошенник! Лицемерный дьявол! Дать благородное слово, выманить, вырвать у него заветную тайну, а потом отказать под таким идиотским предлогом, как забота о здоровье рабочих! И отказать в такой форме, что теперь лицо герра Бинцера раздуло вдвое! А-а, погодите-погодите, он, конечно, сделал это неспроста! Verflucht noch mal, он заплатит за это, принц-оборванец! Он еще наплачется, если попытается добыть деньги другим путем — а он, конечно, именно так и собирается сделать; он будет рад и десяти процентам! Десяти! А герр Бинцер предложил ему двадцать пять! При том что герр Бинцер сам обнаружил месторождение! Но разве сыщешь в этой стране закон и справедливость? Будь они в Гер… Однако даже если чертов принц добудет капитал у других и будет получать всего десять процентов, то герр Бинцер не получит вообще ничего! Ничего! И это он, который… При мысли об этом герр Бинцер несколько раз едва не задохнулся от злобы; домой, в отель «Универсаль» он долетел вприпрыжку, но при этом не вполне потерял голову. Когда он добрался до Пласуэла де Сан Кристобаль, его разум снова был холоден, хотя уши и щеки еще пылали; до лучших времен он прогнал мысль о поражении и мести, сосредоточившись лишь на одном: как заполучить Пунта-Эрмоса.
Приходилось признать, что задачу ему предстояло решить трудную. Менорка со всем, что на ней находилось, принадлежала дону Рамону или его кредиторам: без их согласия даже воробей не мог опуститься на эту землю. Пунта-Эрмоса принадлежала старому дураку Пакено, но тот уже ясно сказал, что скорее спалит ее, чем продаст герру Бинцеру. И все же если герр Бинцер решил, то он ее получит, чего бы это ни стоило, однако… Однако сейчас (пока герра Бинцера не выдворили с острова) он был на территории государства, где вся власть принадлежала тирану. На Менорке герр Бинцер был совершенно бесправен — в Германии, впрочем, тоже… А времени у него не было: наверняка завтра его высочество уже начнет переговоры с фирмами-ростовщиками, чтобы приступить к разработке месторождений. Черт бы его подрал! Пока великий герцог правит Меноркой, перспективы у герра Бинцера плохи! Чертов… Но тут немец вздрогнул и не закончил ругательства, потому что напал на мысль, которую искал! Ему не видать Пунта-Эрмоса, пока на острове правит дон Рамон; тогда что остается герру Бинцеру? Если он действительно готов заполучить Пунта-Эрмоса любой ценой?
Сделать так, чтобы дон Рамон перестал править на острове.
Иными словами, устроить небольшую революцию.
Как мы старались показать, на своем веку герру Бинцеру пришлось пережить немало бурь; не обошлось и без маленьких революций. В государствах Центральной Америки, где подобные события происходят раз в несколько лет, это более или менее обычное дело: революции — естественное средство, к которому прибегают, когда ничего другого не остается. Герр Бинцер достаточно долго прожил в упомянутой части света, чтобы усвоить распространенные там взгляды; и хотя поначалу мысль, что теперь он находится в Европе, несколько пугала его, ему потребовалось немного времени, чтобы вспомнить опыт Португалии и Турции. Разве кто-то вмешался, когда началась расправа над их правителями? Если память не изменяет герру Бинцеру — нет; и разве не справедливо предположить, что с тем же успехом можно будет провернуть дело на маленькой Менорке?
Недвусмысленно ответив на этот вопрос энергичным ругательством, герр Бинцер вошел в гостиницу. Пообедав, он ушел в свою комнату и, проведя полчаса в одиночестве и раздумьях, пригласил к себе сеньора Луиса Эрнандеса.
Сеньору Луису было двадцать семь лет, и он был сыном Порфирио Эрнандеса, владельца «Универсаля»; однако вряд ли отыщется сын, который бы так не походил на своего отца. Старик Порфирио держал гостиницу уже тридцать лет, он был флегматичен и происходил из древнего меноркского рода; за свои шестьдесят лет он привык к тому, что каждый день солнце всходит на безоблачном небе, ветер играет листьями пальм, а народом правят Рамиросы, обходясь с ним мягко, но обременяя тяжелыми налогами. Одно представлялось ему таким же естественным, как другое, и мысль, что в заведенном порядке может произойти хоть какое-то изменение, никогда не приходила ему в голову. Жизнь текла однообразно, доходы были малы, но, пока никто не заставлял его надрываться на работе и пока он не голодал, такая жизнь его устраивала. Будучи приверженцем подобной жизненной философии, которую он, впрочем, никогда бы не смог для себя сформулировать, старик Порфирио взирал на своего сына Луиса, названного в честь великого герцога, в правление которого он родился, с чувством, близким к отеческой тревоге. По меноркским меркам, юность Луиса была бурной. Он всем был недоволен. Менорка обнищала и погрузилась в дремоту. Денег не было — всё забирали налоги. При подобном положении дел гостиничный бизнес не имел никаких перспектив, а другого занятия для деятельного человека здесь не находилось. А Луис — как ни удивительно — был очень деятельным человеком, что иногда заставляло сеньора Порфирио усомниться в супружеской верности почтенной сеньоры Эрнандес. Разбогатеть — вот о чем мечтал Луис день и ночь. Только старость Порфирио удерживала его от того, чтобы отправиться в Америку; старик вот-вот мог умереть, и Луис опасался, что, не оказавшись на месте вовремя, упустит наследство — вот почему он оставался на Менорке и довольствовался тем, что вынашивал грандиозные планы. Он нашел себе единомышленников, и они стали устраивать тайные сходки, на которых проклинали родной остров и тратили время в пустых мечтаниях о том, как им заполучить власть и богатство. Похоже, континентальный ветер наконец принес бациллы недовольства и на Менорку.
От постояльцев отеля Луису удалось нахвататься английского и немецкого, и высшим его наслаждением стало изливать горечь сердца иностранным гостям. Герр Бинцер из Франкфурта тотчас околдовал его: Луис завидовал его богатству и никак не мог отделаться от мысли, что заставляет этого состоятельного иностранца так долго оставаться на Менорке. Несколько раз Луис пытался сблизиться с герром Бинцером, но тот резко пресекал все его попытки. С тем большим нетерпением Луис поспешил к герру Бинцеру, когда тот пригласил его подняться к себе.
Когда Луис вошел в комнату, немец сидел, небрежно откинувшись на спинку единственного кресла; в уголке рта у герра Бинцера висела сигара, а руки немца были погребены в карманах брюк. Рядом на столе лежала чековая книжка и высокая стопка золотых монет, при виде которых глаза у Луиса невольно расширились. Заметив молодого меноркца, герр Бинцер встал и пробормотал какое-то приветствие, что было с его стороны небывалой любезностью. Луис заметил, что лицо у герра Бинцера красное и опухшее.
— Guten Tag, герр Бинцер, — с поклоном ответил Луис, радуясь возможности продемонстрировать свои познания в немецком.
— Так-так, — отозвался герр Бинцер по-немецки, — вы знаете мой язык, сеньор Эрнандес!
Говорить меноркцу «сеньор», если он не является главой семьи, уже не было принято; герр Бинцер прекрасно знал это и своим приветствием подчеркивал, что считает молодого Луиса главным в семействе Эрнандес. Луис слегка зарделся от такой лести и замолчал — возможно, правильно оценивая свои познания в немецком.
Герр Бинцер заметил его неуверенность:
— Сеньор Эрнандес, если позволите, я предпочел бы говорить по-испански. Я так долго жил за границей, что успел забыть родной язык. Но мне приятно встретить в вас, сеньор Эрнандес, человека, которому даже здесь, на Менорке, удается сохранять связь с большим миром!
Луис приосанился:
— Я стараюсь, сеньор, но, как вы справедливо заметили, живя на Менорке, сохранять эту связь не так просто.
— Вы честолюбивы, сеньор Эрнандес? Вы хотите преуспеть в жизни, не так ли? Именно такое впечатление я составил о вас, — сказал герр Бинцер так же любезно и доверительно.
Луис оживился:
— Я стремился к этому всю жизнь, сеньор. Но что, по-вашему, можно сделать здесь, на Менорке? Я не могу совершить то, что никому не удавалось на протяжении двухсот лет. Здесь невозможно заработать, невозможно чего-то достичь. На Менорке все невозможно, потому что это — Менорка.
— Тогда, сеньор Эрнандес, — медленно проговорил герр Бинцер, — вам остается только покинуть Менорку или изменить ее!
Луис горько засмеялся:
— Изменить Менорку! Вы шутите, сеньор. Ничто не меняется на Менорке; дома, земледелие и все остальное сегодня остаются точно такими, как пятьсот лет назад. Ничто не меняется на Менорке, и менее всего — сама Менорка.
— Вы ошибаетесь, — серьезно возразил герр Бинцер. — Что-то должно было измениться, если появились такие молодые люди, как вы. Кто знает, что можно сделать, чтобы жизнь на острове стала лучше?
Лицо Луиса оживилось еще больше.
— Сеньор. — В его голосе звучало самодовольство. — Я не глуп, и я это знаю, и нельзя сказать, чтобы я не разделял ваших мыслей. Но скажите, сеньор, что же я могу сделать?
— Если вы одиноки, — герр Бинцер внимательно посмотрел на молодого человека, — то многого вы не сделаете. Но действительно ли вы одиноки? Неужели у вас нет друзей, которые бы разделяли ваш образ мыслей? Которые бы хотели пробудить Менорку от дремоты? Но если такие друзья у вас есть, то я не понимаю, почему вы упали духом, сеньор Эрнандес!
— Друзья! — с чувством воскликнул Луис. — Разумеется, у меня есть друзья, разделяющие мой образ мыслей, и их не так мало. Можете мне поверить, мы разработали множество планов, направленных на то, чтобы улучшить наше положение. Множество! И возможно, они не так бессмысленны, уверяю вас, сеньор, а препятствия, которые стоят на нашем пути, не так существенны, как можно думать. На нашей стороне энергия, ум и сплоченность. Но против нас — большинство и тупость народа. Видите ли, сеньор, эти две силы можно победить только с помощью двух других сил — власти или денег. Даже имея одни только деньги, недолго захватить и власть. Но у кого на Менорке могут быть деньги? Ни у кого, даже у великого герцога, хотя он и собирает с нас неслыханные налоги!
Герр Бинцер откашлялся.
— Вы занимаете меня все больше и больше, сеньор Эрнандес, — медленно проговорил он. — Вы первый симпатичный человек, которого я здесь встречаю. Вы очень умны для своих лет — очень. И вы очень порадовали меня, сеньор Эрнандес, сказав, что вы не один. Вы говорите, власть и деньги. Ну что ж, вы правы. Но так ли много нужно денег, чтобы осуществить ваши замыслы? Я…
Луис внезапно перебил его. Слово «деньги», повторенное несколько раз, повернуло его мысли в привычное русло, но вместе с тем заставило насторожиться. Ему не раз приходилось жаловаться иностранцам на Менорку, но герр Бинцер казался ему подозрительным — а герцог, даром что милосердный правитель, не приветствовал политическую ангажированность своих подданных.
— Сеньор, — сказал он с достоинством, — должно быть, я плохо выразился. У нас нет планов, которые мы хотели бы претворить в жизнь. Мы лишь в общих чертах рассуждаем о том, можно ли улучшить наше положение. И мы никогда не считали, что для этого понадобится много денег, сеньор!
Взгляд, которым он смотрел на герра Бинцера, отчетливо говорил: вы меня не обманете! Вы что-то вынюхиваете, но если вы шпион, то вам меня не поймать, а если на уме у вас что-то другое, то скряжничать не годится. Герр Бинцер несколько секунд глядел ему в глаза, а потом проговорил:
— Совершенно верно, сеньор, совершенно верно. В общих чертах — именно это я и имел в виду. Давайте поговорим в самых общих чертах о том, как можно пробудить Менорку от сна. Вы считаете, что для этого нужны деньги. Но положим, вы получите деньги — что вы станете делать?
Он, словно задумавшись, пододвинул к Луису чековую книжку и пристукнул по столу стопкой золотых. Герр Бинцер наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. Луис отвернулся, чтобы скрыть борьбу между алчностью и осторожностью, которая происходила в его душе. Внезапно он встретился глазами с немцем, и его лицо, заросшее черной щетиной, исказила усмешка:
— Сеньор, как говорит мой старый отец, лучше говорить откровенно. Я не думаю, чтобы вы были шпионом, к тому же я всегда смогу отказаться от своих слов или бежать. Вы спрашиваете, что бы мы могли сделать, будь у нас деньги; и я отвечу вам: все. Народ недоволен, и нужно только уметь этим воспользоваться. Но почему вы спрашиваете, сеньор? Быть может, вы хотите вложить деньги в наше маленькое предприятие?
Теперь настал черед герру Бинцеру смущенно потупить взор. Лобовая атака молодого человека ошеломила его, и он не знал, что отвечать на смело поставленный вопрос. Луис между тем дерзко продолжал развивать наступление, не давая герру Бинцеру опомниться:
— Не смущайтесь, герр Бинцер! Я не так глуп и понимаю, что вы не просто так задали этот вопрос!
Герр Бинцер сразу отбросил сомнения. Кружить, как кот вокруг горячей каши, — нет, это не по нему, ему по душе простые и грубые методы. И герр Бинцер ответил прямо:
— Именно так, сеньор. На этот раз ваш отец оказался прав. Лучше говорить откровенно. Я бы мог сказать, что хочу помочь вашей стране в беде, — и, разумеется, это тоже было бы правдой, но я обратился к вам потому, что случайно это совпало с моими интересами. У меня есть кое-что, что поможет вашему народу подняться, даст ему и работу, и деньги. Но при нынешнем положении дел я бессилен. Нелепость нынешней формы правления — причина всех ваших бед. Если вы и ваши друзья хотите ее изменить, то, возможно, я помогу вам деньгами. Но ее нужно изменить в корне, сеньор! Вам ясно? Ну, что вы скажете? Вы этого хотите? И под силу ли вам это дело?
Луис уперся в него взглядом. Он был серьезен.
— Сеньор, — проговорил Луис, — если нам удастся совершить переворот, о котором вы говорите, какая нам от этого будет выгода?
— Ну-ну, Эрнандес, не вы ли только что говорили о грандиозных замыслах, которые готовы осуществить, чтобы преобразить Менорку! А я, быть может, расположен дать вам деньги на то, чтобы изменить здешнюю жизнь. А уж потом перед вами откроется широкое поле деятельности!
Но Луис не поддался на красноречие герра Бинцера.
— Возможно, — холодно произнес он, — однако я уверен, что эти изменения откроют перед вами гораздо более широкое поле деятельности, чем перед нами, и вы извлечете из них куда больше выгод. Боюсь, мы будем только таскать для вас горячие каштаны из жаровни!
— Зачем же «мы» — давайте говорить «другие»!.. — герр Бинцер был явно мастером интриги. — Не могут же все получить поровну, сеньор Эрнандес. Кооперативные предприятия не по мне. Кто-то — иными словами, вы — должен стать лидером и разделить со мной главный выигрыш.
Луис глядел на него умными карими глазами.
— Ваши слова разумны, сеньор, но вы до сих пор не сказали, что именно вы замышляете и что за выигрыш должен разделить с вами лидер!
Светлые щетинистые брови герра Бинцера угрожающе поползли вверх, а щеки стали еще краснее. Уж не думает ли этот мальчишка сыграть с ним ту же шутку, что и проклятый герцог? Verflucht noch mal, пора положить этому конец. Один раз у него уже похитили тайну — и одного раза на сегодня достаточно.
— Милейший, — проговорил он с едва сдерживаемой злобой, — позвольте мне сказать вам одну вещь: не спрашивайте меня, что я задумал, иначе помощь, которую я вам готов оказать, на том и кончится. Это — мое дело и больше ничье, вам ясно? Сделайте свою часть работы, а все остальное — дело мое, и точка! Могу лишь сказать, что это предприятие принесет профит всему острову, но больше всего достанется нам с вами — вам и мне. Вам придется удовольствоваться этим разъяснением; если же оно вас не устраивает, я найду кого-нибудь другого, кто окажется понятливее. А это было бы досадно, nicht wahr? Вы словно рождены, чтобы носить мундир президента.
Луис покраснел, но, похоже, еще сомневался.
— Предприятие, которое принесет профит всему острову… — проговорил он. — Звучит довольно странно, сеньор. Если это действительно так, то с чего бы вам понадобилось свергать нынешнего правителя? Мы тут не избалованы предприятиями, которые всем принесут профит, и если бы вам удалось найти нечто подобное, то наш верховный Хромой, безусловно, был бы вне себя от радости. Как нам известно, деньги — не его конек. Думаю, вам ни к чему запираться в разговоре со мной, ваша скрытность меня настораживает.
Герр Бинцер бросил на него быстрый взгляд, нагнулся вперед и взял Луиса за петлицу.
— Послушайте, — сказал он, — вы достаточно умны, чтобы понять. Именно потому, что ваш подлый герцог ведет себя таким образом, я и пришел к вам. Он захотел прибрать к рукам все, и вы понимаете это; к тому же он сумасшедший! Сегодня я был у него, дал понять, каковы мои планы, и предложил разумный процент. И знаете, что он ответил? Что он предпочитает добывать деньги так, как добывал их раньше, и что ему плевать на народ. «Мой народ живет припеваючи!» — кричал он. Не забудьте передать это вашим друзьям! Как вам нравится подобный правитель, Эрнандес? — Голос герра Бинцера дрожал от гнева. — Но я поквитаюсь с этим мерзавцем! Я к этому готов — все равно, с вашей помощью или с чьей-то еще. У меня, Teufel hol mich, достаточно денег, чтобы купить весь ваш паршивый остров и десять раз свергнуть правительство, и не сомневайтесь, в желающих помочь недостатка не будет. Но тайны я вам не выдам, ясно? Я требую от вас решения немедленно!
Герр Бинцер сверкнул на Луиса глазами, вспоминая гнусный поступок герцога. Луис быстро соображал. Теперь, когда герр Бинцер отчасти разоблачил себя, он уже не казался ему таким внушительным, но Луис все же боялся, что тот проведет его вокруг пальца. С одной стороны, ему вовсе не улыбалось действовать вслепую, доверившись иностранцу, но с другой — он разом мог получить золото, почести, чин… Н-да… А заполучив все, он без труда перехитрит этого немца!.. Если же он откажется, то немец просто найдет другого. Нет, об этом не могло быть и речи! И он решился.
— Ну что ж, сеньор, по мне, все это слишком скоропалительно, но у вас, очевидно, есть причины спешить… Я — мужчина, сеньор. Нам предстоит тяжелая работа, сеньор. Народ отупел в своем смирении перед властью, но если вы предоставите мне свободу действий и достаточно денег, то клянусь, успех не заставит ждать. Деньги — самое главное, сеньор!
Луис бросил многозначительный взгляд на чековую книжку и горку золотых, лежавших подле герра Бинцера, — взгляд, полный страсти и почтения одновременно. Но герр Бинцер возразил:
— Самое главное! Возможно, для вас, Луис. Но боюсь, так мы с вами каши не сварим. Я знаю, что революция требует денег, но пока вы не представите мне ясный план действий, я не дам вам ни одной песеты. Или, может быть, план уже есть?
— Отчасти, сеньор. Я говорил вам, что мы с друзьями разработали множество планов, которые разбивались лишь о нехватку наличных. Я немедленно отправлюсь к моим друзьям, и, смею уверить, сеньор, результат не заставит себя ждать.
Луис говорил с достоинством; при этом его голос звучал чуть с укоризной, а взгляд говорил еще яснее, чем язык: «Сеньор, нам, конечно, не помешал бы небольшой задаток, если уж мы затеваем революцию». Но взгляд герра Бинцера был холоден и ничуть не выдавал то, что ему внятна эта немая речь.
— Хорошо, — только и сказал он. — Посовещайтесь с друзьями и приходите ко мне. Могу посоветовать одно: чем раньше вы закончите, тем лучше. Если план будет стоящим, деньги найдутся (он кивнул в сторону стола), равно как и средства, чтобы их охранять (из его правого заднего кармана на миг показался ствол револьвера).
Луис вздрогнул — то ли от неприятного удивления, толи осененный внезапной мыслью.
— Сеньор, — сказал он, — есть одна вещь, о которой я забыл. Нам необходимо оружие. Ведь вы понимаете, что…
— Я понимаю, что революция без порохового дыма — неправильная революция. Не беспокойтесь, Луис; через неделю я доставлю вам оружие. Завтра я телеграфирую знакомому в Барселону. Но поторопитесь с приготовлениями. Помните: чем скорее вы все подготовите, тем лучше, Луис.
Герр Бинцер, который вначале был сама вежливость и осторожность, быстро сменил тон на неприязненный и приказной. Сеньор Эрнандес сначала превратился в Эрнандеса, а затем и в Луиса. Очевидно, теперь, когда они говорили начистоту, герр Бинцер решил, что церемонии излишни. Луис, казалось, не был особо польщен такой переменой и хотел было протестовать, но после секунды сомнений почтительно поклонился, прошептал: «Все будет сделано в самое скорое время, сеньор!» — и исчез. Герр Бинцер запер за ним дверь, и спустя мгновение Луис услышал, как щелкнул еще один замок в комнате немца. Возможно, тот прятал золото.
Спускаясь по лестнице, Луис вдруг замер: его поразила внезапная мысль.
— Интересно, — пробормотал он, — почему у герра Бинцера такие опухшие щеки. Неужто наш Хромой…
Подумав еще немного, он разразился хохотом, который эхом отозвался на старых лестницах отеля «Универсаль».
* * *
Это было 13 февраля, а четырьмя днями позже, в ту минуту, когда герр Бинцер усаживался за обеденный стол, в столовую отеля «Универсаль» вошел Луис и, наклонившись к герру Бинцеру, прошептал:
— Сеньор, все готово.
— Вы не слишком-то торопились, — отозвался герр Бинцер с прохладцей. — Я уже хотел было передумать.
Луис заметно забеспокоился:
— Сеньор, простите, задержка произошла оттого, что один из моих друзей отсутствовал. Один из главных. Если сегодня вечером вы согласитесь пойти со мной на место наших сходок, то сами увидите, какую я проделал работу.
— Никогда эти истории не обходятся без ритуалов, — усмехнулся герр Бинцер. — Неужели на Менорке нельзя было обойтись без них? Ну, где мы с вами встретимся?
— На рынке, после того как вы закончите свой обед, сеньор. Вам это будет удобно?
Герр Бинцер кивнул, и Луис скрылся.
Спустя полчаса герр Бинцер был на Пласуэла де Сан Кристобаль, где его ожидал Луис. Уже пару часов как стемнело: в этих широтах день очень резко сменяется ночью, а в феврале темнеет и вовсе в пять часов; небо, освещенное лунным светом, было бело-голубым и словно сделанным из фарфора. Ветра не было, и ни один лист не шевелился на пальмах на маленькой рыночной площади; лишь в отдалении слышался шум Средиземного моря, которое бывает безмолвно только тогда, когда наступает штиль. На востоке на фоне ночного неба вырисовывались очертания замковой крыши.
— Хорошо, что ночь лунная, — сказал Луис, низко склоняясь к своему заказчику. — Газовый завод уже неделю как не отпускает газа. Налоги так велики, что никто не делает должных отчислений. Сюда, сеньор!
Он пошел вперед, герр Бинцер — в нескольких шагах, следом, затягиваясь сигарой и чувствуя себя по обыкновению уверенно. Они шли через самые старые кварталы Маона, которые от северной части порта поднимались к подножию древнего бастиона. Улицы здесь были чуть ли в метр шириной; двери домов зияли чернотой, в которой благодаря лунному свету можно было разглядеть нижние ступени крутых лестниц, ведущих на верхние этажи. Окна, расположенные там, где их меньше всего можно было ожидать, прятались за серо-зелеными реечными ставнями, придавая всей улице сходство с тюремным коридором. Время от времени на перекрестках за ставнями обнаруживались трактиры, из которых доносилось треньканье мандолин и гул голосов; больше не было слышно ни звука; город как будто вымер.
— Да, Луис, verflucht noch mal, хорошо бы взбаламутить это болото, — сказал герр Бинцер своему спутнику.
— Мы сделаем это, — вежливо отозвался тот. — Мы почти пришли.
Две минуты спустя он открыл дверь низкого, выкрашенного в белый цвет дома, который казался таким же пустынным и вымершим, как улицы, по которым они только что шли. Дом стоял уединенно, окруженный маленьким садом, и лунный свет падал на несколько лимонных деревьев с желто-зелеными плодами и на кочаны капусты, напоминавшие в ночном свете отрубленные человеческие головы. Вокруг простирались оставшиеся после вырубки деревьев пустоши, которые никто не собирался застраивать, а дальше за домом поднималась скала, которая в свете луны приобрела серо-металлический цвет; на ее вершине возвышались изъеденные дождями и ветром стены бастиона и виднелись разинутые пушечные жерла. В прихожей Луис повернул налево и двинулся по коридору с каменным полом, по левой его стороне располагались маленькие пронумерованные двери. Луис резко остановился у той, которая была шире остальных и находилась справа, постучал пять раз и шепнул: «Это я, Луис Эрнандес». Дверь отворилась, и герр Бинцер и его проводник вошли внутрь.
Они очутились в длинной зале с оштукатуренными кирпичными стенами; в одном конце стены закруглялись, образуя подобие апсиды, которая была занавешена черной материей. Из-под ткани виднелись основания двух больших подсвечников. Еще в комнате было лишь два маленьких зарешеченных окна, выходивших в сад. Все вместе походило на тюремную молельню. Стол из неструганого дерева был принесен сюда явно специально; посредине стола возвышался трехрукий канделябр с коптящими свечами, а вокруг стола стояли шесть человек, силуэты которых герр Бинцер неясно различал в полутьме. Впрочем, трое из них сразу обратили на себя его внимание. Первый был ухмыляющийся горбун с паучьими ногами, высоким лбом и безбородым лицом. Ему можно было дать лет сорок, и он удивительно походил на портного, которого герр Бинцер знавал еще в Гамбурге. При появлении герра Бинцера он искательно улыбнулся и низко склонил свою яйцеобразную голову. Второй был толстый, широкоплечий, с черной бородой, которая закрывала половину его лица и сквозь которую время от времени, словно пена темного морского прибоя, сверкали зубы. Его взгляд был столь же холоден и мрачен, сколь вкрадчив и льстив взгляд горбуна. Бородатый лишь слегка кивнул головой в знак того, что заметил появление герра Бинцера, и герр Бинцер, который обладал не менее заносчивым нравом, сразу проникся к нему искренней неприязнью. Однако когда взгляд герра Бинцера обратился на его соседа, чувство неприязни сменилось испугом. Рядом стоял молодой еще человек, лицо которого было так бледно и бесплотно, что скорее походило на лицо мертвеца, чем живого человека; глаза были глубоко посажены и горели огнем, который можно было приписать и энтузиазму, и ненависти, и алчности. Молодой человек был в черных одеждах, и когда он быстро шагнул в круг света, герр Бинцер с удивлением обнаружил, что это монашеская ряса, почему-то обрезанная на уровне колен.
Луис закрыл дверь, сделал шаг навстречу своим друзьям и театральным жестом указал на герра Бинцера:
— Товарищи, я имею честь представить вам моего великодушного друга. Благодаря ему мы можем надеяться на скорейшее осуществление наших планов: тиран будет повержен и несчастная Менорка станет свободной! Товарищи, это — герр Бинцер из Франкфурта, он сражался за дело свободы в Америке, так же как здесь за него сражаемся мы. Если бы не вынужденные меры предосторожности, я бы попросил всех крикнуть «ура» в честь нашего бескорыстного друга. Но вместо этого я лишь прошу позволить мне представить вас герру Бинцеру, чтобы потом мы сообща могли обсудить наши грандиозные планы. Герр Бинцер, вы видите перед собой бесстрашных людей, которые, как и я, поклялись спасти отечество от унижения. И в первую очередь я бы хотел представить вам трех из них: именно они возглавят наше предприятие вместе со мной.
Луис старался говорить как можно торжественнее; произнеся последние слова, он сделал паузу, ожидая, не будет ли против них возражений, но никто ничего не сказал, и Луис положил руку на плечо горбуна.
— Это, — обратился он к герру Бинцеру, — наш друг Амадео, владелец трактира «Комендант» в портовом квартале. Вы, сеньор, очевидно, не знаете этого места. Рядом вы видите трех его друзей — сеньора Келехаса, сеньора Гарсиа и сеньора Вателло, все они — верные друзья свободы. Амадео — настоящий предводитель своего квартала, только его заведение пользуется такой любовью посетителей, он знает всех своих клиентов как себя, знает, что они пьют, какие у кого обиды и кто чем занимается. Сеньор Амадео бесценен: через него мы получим доступ к маонскому «дну» и привлечем его на свою сторону.
— Но это будет стоить денег, сеньор, — вставил горбун с подобострастной улыбкой. — Я бедный человек и ради свободы готов на все, сеньор, но я не могу угощать за свой счет весь Маон. Потому я и говорю, что это будет стоить денег.
Герр Бинцер холодно кивнул, Амадео, согнувшись в поклоне, отступил назад, а Луис указал на следующего — бородатого:
— Сеньор Бинцер, это наш друг Эухенио Посада, сержант лейб-гвардии. Власти очень дурно обошлись с семьей сеньора Посады, и он горит желанием помочь нашему делу… — Луис хотел было подробнее остановиться на бедах сержанта, но осекся, встретив его взгляд. — По долгу службы, сеньор Бинцер, наш друг Эухенио знает всех лейб-гвардейцев — двести человек, в задачу которых входит патрулирование Маона и деревень. В войсках неспокойно, и для недовольства у гвардейцев есть все основания. Жалованье выплачивается крайне нерегулярно, великий герцог даже намеревался распустить лейб-гвардию.
— Чертовски разумно. На что бы он содержал охрану. Голодранец, — пробормотал герр Бинцер.
— Как бы там ни было, сеньор, вы понимаете, что лейб-гвардия имеет для нас большое значение. Двести человек — это не так много, но, как бы там ни было, — они вооружены, а если вы, как обещали, снабдите нас оружием, то нам лучше не натыкаться на их сопротивление. Если вы выполните свое обещание, то благодаря нашему другу Эухенио мы сможем устранить это препятствие. Не забывайте, сеньор, что из бастиона лейб-гвардия способна контролировать весь город!
— Старая насыпь из мусора, — презрительно буркнул герр Бинцер.
— Насыпь из мусора! Вы шутите, сеньор! Эухенио говорил мне, что многие пушки в боеспособном состоянии, и что в запасе не так уж мало пороха и ядер. Но с помощью сеньора Посады мы избежим угрозы с этой стороны. Тиран лишится последней опоры!
— Хорошо, хорошо, Луис, — коротко бросил герр Бинцер. — А что господин в сюртуке?
— Господин в сюр… Сеньор Бинцер! Это же почтенный падре Игнасио. Мы находимся в его доме. Раньше здесь было пристанище для страждущих истины: в этом доме падре Игнасио занимался с несколькими своими учениками. Зала, в которой мы находимся, была молельней и трапезной одновременно. К сожалению, заведение было закрыто другом великого герцога Пакено, который в свое время учился в иезуитской школе в Барселоне; он утверждал…
— Не трудитесь пересказывать то, что утверждал Пакено, Луис, — вспыхнул бледный молодой человек в монашеской рясе. — Сеньор, Пакено — жалкий мирянин, который ничего не смыслит в религиозных вопросах. Я ненавижу его, и настанет время, когда я отомщу. Мне говорили, сеньор, что вы готовы помочь осуществлению наших планов. Вы не найдете более подходящих людей, чем те трое, которых вы видите перед собой…
— И меня, — торопливо перебил Луис. — Меня и вас троих, падре Игнасио!
— Мы трое, — продолжал молодой человек с впалыми глазами, пропустив замечание Луиса мимо ушей, — способны охватить все слои населения. Амадео — городской люд, Эухенио — лейб-гвардию, а я — деревни, сеньор. Я был священником святой Церкви, пока Пакено благодаря влиянию, которое он имеет на архиепископа, не добился того, что меня лишили сана. Но это все равно, сеньор, потому что в сердце я остаюсь служителем Церкви; я отказался снять рясу, хотя, как видите, сделал ее короче. Моя меноркская паства по-прежнему прислушивается к голосу истинного пастыря, особенно в деревнях, сеньор. У них немало причин для жалоб: земля принадлежит великому герцогу, земледелие, равно как и садоводство, обременено непомерными налогами. Сеньор, мои овцы пойдут туда, куда я захочу, но они бедны, и привести их в движение будет стоить денег…
Последние слова своей тирады падре Игнасио произнес с особым нажимом и впился глазами в герра Бинцера. Теперь он, как и остальные, ждал его слова. Герр Бинцер взял докуренную сигару, которую держал в уголке рта, отбросил к апсиде, завешенной черной материей (брови падре Игнасио зловеще насупились), и заговорил со свойственным ему чувством превосходства:
— Na, gut, господа, я внимательно выслушал вас. Похоже, если снабдить вас деньгами, вы будете не самыми негодными людьми для этого предприятия. Луис, должно быть, сказал вам, что я склоняюсь к тому, чтобы помочь вам деньгами. Но сначала мне бы хотелось выяснить несколько пунктов. Прежде всего, в чем ваша цель? И как далеко вы готовы идти, если ваш час настанет?
Герр Бинцер умолк, изучая взглядом друзей Луиса. В странном собрании его слова вызвали шквал возгласов. Каждый старался превзойти другого в рассказе о своих свободолюбивых стремлениях. Наконец Луису, который и так кричал громче всех, удалось совершенно перекрыть голоса своих друзей, и, театрально обращаясь и к ним, и к герру Бинцеру, он воскликнул:
— Товарищи, наш благородный покровитель, сеньор Бинцер, желает знать, как далеко мы готовы идти, когда настанет наш час, какова наша цель. Я думаю, что могу сказать за нас всех: наша цель — рассеять кошмар, который навис над Меноркой, покончить с режимом, который препятствует любому прогрессу. Мы сделаем то же, что два года назад португальцы сделали со своим гнусным правительством. Но мы срубим зло под корень… Мы не остановимся на полпути, как они!
Когда Луис произносил эти слова, его голос был преисполнен пафоса. Луис был неплохим оратором, и спустя мгновение, на которое слушатели задумались о последствиях этих слов, залу огласило ликование. Луис даже раскраснелся от удовольствия и с гордостью глядел на герра Бинцера. Однако расстрига священник и сержант встретили его выступление сдержанно, и герр Бинцер, для которого ничто не оставалось незамеченным, обратился к ним с вопросом:
— Вы не согласны, господа? Вы не одобряете слова своего друга?
Священник коротко мотнул головой, давая понять, что предположение герра Бинцера неверно; сержант последовал его примеру, мельком взглянув на сеньора Луиса Эрнандеса, и этот взгляд заставил герра Бинцера в душе улыбнуться змеиной улыбкой. «Наш друг Луис превосходный оратор, — подумал он, — но, боюсь, его президентские амбиции не имеют опоры».
Успокоив присутствующих, герр Бинцер снова взял слово:
— Я вижу, вы настроены серьезно, сеньоры. Это хорошо, в нашем деле иначе нельзя. Не забывайте, что португальцы до сих пор недобрым словом вспоминают Мануэля, между тем как Александр Сербский давно уже забыт. Луис прав: вы не должны останавливаться на полпути, как португальцы. Не говоря о том, что только на таких условиях я и дам вам деньги.
Герр Бинцер немного выждал, чтобы его слова возымели должное действие, и продолжал:
— Но есть еще один пункт. Я делец, и, полагаю, вы понимаете, что я бы не стал вкладывать деньги в предприятие, подобное вашему, просто так. Я готов заплатить вам авансом, но мне необходимы гарантии. Насколько я могу судить, единственный залог, который вы можете мне предоставить, — это земля. Я осмотрел остров и нашел только один участок, который мне приглянулся. Это замок Пунта-Эрмоса. Я требую, чтобы замок был заложен мне под те деньги, которые я выплачу вам вперед.
Тут речь герра Бинцера прервал глухой смех. Смеялся падре Игнасио — молодой человек с ввалившимися глазами. Герр Бинцер сдвинул брови и вопросительно посмотрел на него.
— Простите, сеньор, — сказал бывший священник, — когда вы заговорили о Пунта-Эрмоса, мне вспомнилось одно место из Священного Писания. Оно удивительно подходит к нашему случаю, и поэтому я засмеялся.
— Что за место? — холодно осведомился герр Бинцер.
— Из Евангелия от Марка, об изгнании бесов с помощью Вельзевула, сеньор. Пунта-Эрмоса принадлежит Пакено, и это единственный клочок земли, который пока не заложен евреям. Теперь вы берете его в качестве залога, чтобы изгнать бесов, которым прозакладовано все остальное.
— Хорошо, хорошо, — отрезал герр Бинцер. — У меня есть контракт, который подпишет каждый из вас, предводителей нашего предприятия. В нем вы признаете, что вашей целью является заговор, и что в залог под выплаченные вам деньги вы передаете мне Пунта-Эрмоса. Сумма еще не вписана. Я хочу выслушать вас: сколько вам нужно?
Стало тихо; на лицах участников этой странной сходки читалось одно — жажда наживы; каждый прикидывал, какую сумму он бы отважился попросить. Глаза Луиса, расстриги священника и трактирщика Амадео вспыхнули алчностью. Только чернобородый сержант казался невозмутимым. Возможно, помимо денег он имел и другие причины участвовать в этом деле. Чуть погодя Луис отвел священника в сторонку и стал с ним перешептываться; постепенно к ним присоединились и остальные. Луис писал и набрасывал на бумаге какие-то цифры, очевидно, советуясь с каждым относительно его пожеланий. Время от времени между Луисом и остальными завязывались короткие ожесточенные споры. По-видимому, он старался сбить их ставки, но никто уже не признавал его первенства. А ведь еще минуту назад после произнесенной речи оно было совершенно бесспорно! Последним Луис обратился к сеньору Посаде, но тот резко отверг его приглашение и даже оскалил зубы. Луис залился краской и, казалось, готов был вот-вот вспылить, но герр Бинцер остановил ссору, сказав в своей обычной пренебрежительной манере:
— Ну что, кончили? Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. Какова ваша цифра?
— Сеньор Бинцер, — заискивая, начал Луис, — мы прикинули, какая сумма совершенно необходима для осуществления нашего плана. И пришли к выводу — вы должны учесть, как мы все рискуем, сеньор, — что сто тысяч песет…
— Hol Euch der Teufel! — перебил его герр Бинцер. — Hol Euch der Teufel! Сто тысяч песет. А почему не миллион? Сто тысяч за то, чтобы покончить с этим паршивым герцогством, — вы думаете, я рехнулся? И это при том, что тот господин, — он указал на сеньора Посаду — явно не входит в список. Сколько потребует он? Еще сто тысяч?
Герр Бинцер бросил вызывающий взгляд на сержанта. Последний нахмурился:
— Именно так, сеньор. Сто тысяч — самое меньшее, что я хочу получить за участие в этом деле. Подождите и не перебивайте меня, сеньор! Помните, что без меня у вас ничего не выйдет! Бастион держит под контролем весь город, и наши пушки, слава богу, в порядке. Подумайте: двести вооруженных людей всегда окажутся сильнее, чем сброд Амадео и деревенские друзья падре Игнасио. Сто тысяч песет, сеньор. Скажите, что это много!
И герр Бинцер тут же выполнил эту просьбу на испанском, приправив свою реплику самыми живописными ругательствами; но черный сержант остановил его угрожающим жестом:
— Не нужно преувеличивать, сеньор! Двести тысяч за Пунта-Эрмоса — довольно дешево, или вам так не кажется? Кто знает, смогли бы вы получить его от великого герцога за полмиллиона? Мой племянник помогает Хоакину на кухне, и он бы сказал, что нет… Даже за миллион — вы ведь знаете, мальчишки везде суют свой нос!
Сеньор Посада вложил в свои слова столько злобы, что заставил герра Бинцера побледнеть. Черт возьми! Неужели сержанту известно о его визите в замок! Проклятье! И неужели остальные поняли его намеки? Герр Бинцер с тревогой вперил взгляд в их лица, силясь найти ответ. К счастью, никто, похоже, ничего не понял. Но неужели этот мерзавец прав? Неужели эта старая насыпь из мусора и впрямь держит под контролем весь город? Да, tausend Teufel, звучит вполне правдоподобно; и в любую минуту сержант может выдать их планы. Но двести тысяч! Zweimal hundert tausend банде преступников! И все из-за разговора с герцогом и Пакено — черт бы их взял, и племянника сержанта в придачу. Но герр Бинцер должен заполучить Пунта-Эрмоса — там лежат миллионы, только и ждут, чтобы их подобрали. Будьте покойны, сеньор сержант, а также Луис и прочая братия, герр Бинцер из Франкфурта подберет их и двести тысяч в придачу — он выудит их из ваших карманов! Будьте покойны, голодранцы! Герр Бинцер даст вам двести тысяч, раз уж так надо, — но недолго же вам ими владеть!
Герр Бинцер, раздумья которого продолжались не больше минуты, спокойно зажег от коптящей свечи сигару и снова взял слово. Он объяснил коротко и ясно, что нелепо требовать двести тысяч за революцию в таком государстве, как Менорка (собрание зароптало); но он предпочитает не рисковать и пойдет на то, чтобы авансом выдать им двести тысяч. Что до распределения денег, то они вольны поделить их так, как им заблагорассудится (собрание огласил дикий вопль).
Собрание вновь пригласило герра Бинцера в дом, когда со всем было покончено: на время дележа немец предпочел отлучиться в маленький сад падре Игнасио, чтобы выкурить сигару. Двести тысяч — и ни песетой больше!
Герр Бинцер, возможно, был даже более искусным дипломатом, чем подозревал сам: скрывшись в табачном облаке, он предоставил волкам делить добычу. Прогулка под луной продолжалась двадцать минут, но затем перед герром Бинцером вырос Луис, красный и взволнованный, и, осыпая последними словами сеньора Посаду, назвал сумму в двести пятьдесят тысяч. Похоже, чернобородый предводитель знал себе цену. Герр Бинцер наотрез отказался дать даже пфенниг сверх двухсот тысяч. Луис встретил его слова угрюмым молчанием, а затем произнес:
— Но сеньор не забыл о своем обещании?
— Каком обещании?
— Вы обещали, что я, как руководитель, разделю с вами выгоду от предприятия, которое вы задумали.
— Гм, нет, я прекрасно помню, и поговорить об этом мы сможем, когда вы выполните свою часть работы. Позвольте заметить, что вам следовало бы держать своих людей в узде, если уж вы хотите называться руководителем, Луис.
— Сеньор Посада очень… Сеньор, должно быть, видел, каков он!
— Видел, Луис, — сказал герр Бинцер, который из политических соображений считал важным использовать Луиса как противовес сержанту, которого он втайне боялся. — Я видел. Мы уладим это дело после, но сейчас он нам нужен (когда герр Бинцер заговорил так серьезно, лицо Луиса просветлело). Кто знает, Луис, я слышал, деньги быстро и весело меняют своих хозяев — например, когда те умирают, не оставив завещания. Но я не могу рисковать больше, чем двумя стами тысяч. Это невозможно, милейший, совершенно невозможно. Поспешите как-то уладить это дело.
Луис ушел в гораздо лучшем расположении духа, чем был, и через некоторое время пригласил в дом герра Бинцера. Выражения лиц, которые тот увидел, свидетельствовали, что дебаты вокруг денег были не из самых спокойных. Только сержант стоял в стороне, сохраняя все ту же холодность и чувство превосходства. Падре Игнасио, напротив, трясся от волнения, а у горбатого трактирщика глаза стали красными, как у кролика. Но герр Бинцер не придал их злобному виду большого значения. Достав из кармана бумагу, он произнес:
— Вот контракт, который я составил, чтобы мы могли оформить наши отношения. Зачитайте, Луис!
Луис взял бумагу, которую ему протянул герр Бинцер, несколько секунд таращил на нее глаза, а потом принялся читать:
Мы, нижеподписавшиеся, сознавая, что нестерпимое положение, в котором находится наша любимая родина — остров Менорка, не изменится, покуда на Менорке существует монархия, клянемся сделать все, чтобы покончить с этой формой правления, и не успокоимся до тех пор, пока не установится новый порядок.
Маон, 17 февраля 1910 года
Да погибнет тиран и его орудие и да здравствует свобода!
Владельцу сего контракта, от которого мы получили деньги, необходимые для осуществления нашего замысла (двести тысяч песет), мы, предводители освободительного движения, обязуемся предоставить залог в виде замка Пунта-Эрмоса.
Луис умолк и воззрился на своих друзей.
— Ну, могу я просить вас подписать сей документ? — нетерпеливо спросил герр Бинцер. — Я не собираюсь сидеть здесь всю ночь.
— А почему мы должны это подписывать? К чему этот контракт? — послышался в ответ скрипучий голос. — Если он попадет кому-нибудь в руки…
Голос принадлежал трактирщику Амадео.
— Милейший сеньор Амадео, — холодно произнес герр Бинцер, — именно поэтому вы и должны подписать его. Иначе может случиться, что я заплачу вам двести тысяч за так. Если будете лениться, то не сомневайтесь, контракт попадет в чьи-то руки! Так что будьте любезны, подписывайте!
Собрание затихло; заговорщики переглядывались, и никто не спешил выполнять пожелание герра Бинцера. Черный сержант демонстративно сплюнул на пол, презрительно оглядев остальных, взял у немца ручку и корявым, но твердым почерком написал в том месте, где ему указал герр Бинцер: «Эухенио Посада, сержант лейб-гвардии». Луис, который то краснел, то бледнел (его лидерство явно находилось под угрозой), вырвал ручку у сержанта и втиснул свое имя чуть выше, сразу под той частью контракта, которая была заполнена герром Бинцером; падре Игнасио последовал его примеру.
— Ваша очередь, сеньор Амадео, — произнес герр Бинцер.
— Я не умею писать, сеньор, — скрипучим голосом ответил трактирщик. — Мадонна не была ко мне так милостива, и я не научился грамоте.
Герр Бинцер глядел на него с тем презрением, с каким немцы, вышколенные в народных школах, глядят на безграмотных.
— Но считать-то вы умеете? — спросил он. — Вы в состоянии высчитать, что тому, кто ничего не подпишет, и рассчитывать не на что?
— Могу я поставить крестик? — торопливо спросил горбун.
— Одну минуту, — сказал герр Бинцер и взял ручку. — «Трактирщик Амадео, не умеющий писать, ставит крест», — записал он, громко и отчетливо произнеся каждое слово. — Прошу вас!
Трактирщик одарил его недобрым взглядом и торопливо поставил на бумаге закорючку. Остальные не стали осложнять дела и молча подписали контракт или поставили на нем крестики, каждый из которых сопровождался поясняющей припиской герра Бинцера. Огласив вслух контракт с поименованием всех подписавшихся, герр Бинцер вытащил из кармана бумажник.
— Огласите, кому сколько положено. Ведь у вас есть регистр.
Все разобрали свои деньги, но без особого энтузиазма. Сержант последним засунул в карман свои сто тысяч, которые Луис даже не стал зачитывать. Герр Бинцер спрятал бумажник и произнес:
— Also, господа, все решено. Теперь дело за вами. Когда я смогу услышать первые новости?
Снова воцарилась тишина; заговорщики глядели друг на друга, явно смущенные столь деловым подходом герра Бинцера к организации революций.
— Чем скорее, тем лучше, — сказал герр Бинцер. — Для вас и для Менорки, не так ли?
— Через месяц или около того, — осторожно предположил трактирщик Амадео.
— Да. Или, может быть, раньше, — медленно проговорил Луис, но сержант перебил его, взяв слово второй раз за весь вечер:
— Четырнадцати дней более чем достаточно, сеньор. В крайнем случае я сам позабочусь о деле. Сегодня семнадцатое февраля. Значит, не позднее первого марта, сеньор.
— Прекрасно, — ответил герр Бинцер. — Постарайтесь сдержать слово и поторопите своих друзей.
Сеньор Посада вперил в него внимательный взгляд:
— Я хочу добавить в контракт один пункт.
— Какой? — Брови герра Бинцера ощетинились.
— Не бойтесь, сеньор. Речь не о деньгах. У меня есть свои причины участвовать в этом деле. Есть должность, которую я хотел бы занять в случае нашего успеха, когда придет время наказать виновных.
— Виновных?
— Хромого и Пакено.
— И что же это за должность? Быть может, вы хотите стать судьей?
— Нет, палачом.
Герр Бинцер уставился на сержанта. «Gott im Himmel, не хотел бы я иметь такого врага». Похоже, сержант ненавидел герцога еще больше, чем герр Бинцер. Палачом! Очевидно, эти мысли читались в глазах герра Бинцера, потому что сержант, коротко взглянув на него, пояснил:
— Четыре года назад у меня был брат, и он также служил в лейб-гвардии. Ему случилось оступиться, и герцог приказал вздернуть его на глазах у всего гарнизона.
Речь сержанта прервалась так же внезапно, как началась. Герр Бинцер еще раз окинул его удивленным взглядом и вместе с Луисом медленно направился к двери.
Ночь была холодна; последний луч луны покоился на карнизах старого замка.
За спиной у герра Бинцера и Луиса слышались шаги заговорщиков, возвращавшихся в город. Маон спал тем же спокойным сном, каким спала вся Менорка, — так же спокойно, как он спал на протяжении тысячи лет.
Будет ли этот сон нарушен герром Бинцером и его друзьями?
Именно это нам и предстоит узнать.
