ПРОЛОГ

В шесть лет я впервые познал ад.

Я проснулся от ужасного воя, словно собаке было очень больно, агония была невыносимой. Это пугало. Ужасало. От этого поджимались пальцы ног, ужас сковывал льдом. Страх быстро прогнал остатки сна, ударил по моему лицу. Это не был сон. Это было наяву. В моем доме был монстр, который охотился на мальчиков, и он не был под моей кроватью или в шкафу. Он был в другой комнате. Похоже, он скребся и выл на кухне.

Это была моя мать. Судя по звукам бьющегося стекла и мебели, отец нашел ее. Вой смешивался с его гулким голосом, угрозами, жалкими криками, что не было похоже на собранного мужчину, которым он пытался быть. Это звучало отвратительно. Всегда так звучало, но этой ночью я боялся особенно сильно. Раздался вопль, кого-то толкнули в стену, и я без стыда говорю, что обмочился. Так было сразу, как только выходил монстр, и я наивно молился, чтобы в стену толкнули маму. Может, я жесток. Меня и не так называли. Но если это был отец, и он отключился, то она пойдет за мной.

Я подумывал спрятаться под одеялами, как трус, но это не сработало бы. Я притворился бы, что одеяло — плащ-невидимка, и он укроет меня от всего плохого в мире, но я рано понял, что укрыть ничто не могло. Может, было бы безопаснее, если бы мне было все равно. Может, безразличие могло защитить меня. Но я все еще любил — и боялся — моих родителей. Любовь пугала меня. Она давала им власть. Они меня точно не любили.

Я услышал шорох за дверью, тихий и легкий. Это был Майкл, и мне стало не по себе, ведь что-то шло настолько плохо, что он выбрался из кровати. Майкл был на три года старше меня, но мог быть и на десять лет старше. Он был любимчиком, золотым ребенком. Я был порождением тьмы. Я боялся. Майкл — нет.

Я быстро выскочил из кровати и поспешил к двери, избегая части пола, что скрипела. Я тихо повернул ручку и увидел тень Майкла в коридоре, он шел к ступенькам. Часть его озарял свет фонарей с улицы.

Он остановился, услышав меня, и, хотя видно было плохо, я ощутил взгляд. Он говорил: «Иди спать, ты втянешь нас в беду». Только из-за меня случалась беда, если я просто не спал. Не знаю, почему мама так ко мне относилась. Порой мне казалось, что она видела во мне многое от себя, даже в таком возрасте. Это пугало. Я совру, если скажу, что это и многое другое не мешало мне спать по ночам.

Взгляд Майкла говорил, что он боялся. Было эгоистично приятно понимать, что он не был странным, что он тоже боялся. Может, не так, как я, но я до этого думал, что брат родился без души. Теперь я знал, что он просто был старше и скрывал это лучше меня.

Я открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, но он прижал палец к своим губам. Мы слушали. Вой прекратился. Шума больше не было.

Свежая моча холодила ноги, я вдруг смутился из-за этого. Забавно, как на меня влиял Майкл.

Забавнее было то, что я помню, как тянулся к его руке в поисках жалких капель спокойствия от родства с Майки. Он вздрогнул, словно мое прикосновение испугало его или ранило. Но он позволил держать его за руку, хоть я впивался своей потной ладошкой так, что кость терлась о кость. Я еще никогда не был так благодарен брату, как сейчас, за то, что я мог держать его за руку. Да, он оттолкнет меня позже. Он устроил бы мне казнь, если бы мог (думаю, он пытался). Но сейчас я не был один.

Мы пошли по лестнице, держась за руки. Вы, может, думаете, что без воплей и воя не так страшно, но тишина была полна подозрений и неслышных угроз, а еще от меня несло мочой, я был близок к тому, чтобы наложить в штаны.

Когда мы спустились, стало слышно позвякивание стекла. Мы застыли, Майкл крепче сжал мою ладонь. На миг. Но этого хватило.

Потом последовал стон. Тело шлепнулось на плитку пола. Плохо дело. Очень-очень плохо.

Я хотел развернуться и убежать. Я бы попытался. Но Майкл держал меня, и мы смотрели, как темная фигура выползает из кухни. Она двигалась по полу пьяной змеей. Так и было. Она была пьяной змеей, желающей проглотить нас.

Она далеко не пробралась. Ее руки тянулись к нам, но она отключилась через пару футов. От нее пахло вином и злом. Потом и печалью. От всех ощущений мне было… плохо. Я даже жалел ее.

Мы с Майклом стояли там, смотрели на потерявшую сознание мать. Глаза Майкла были твердыми, темными. Он ненавидел ее? Или еще любил? Он ощущал любовь? Или был в смятении, как и я, и у него тоже смешались любовь, ненависть и страх? Я не узнаю, да я и не очень хотел знать.

Потрясение рассеялось, когда мы услышали другой звук с кухни. Отец пошевелился. Я хотел бежать и прятаться. Я боялся его в другом плане. Мне достанется за мокрую пижаму. Мне точно скажут, что я ничтожество (порой звучало еще хуже, смысл я понимал даже в шесть, я не глупый). Но он не заметил в темноте. Он появился на пороге, встал над моей матерью с безнадежностью и презрением на лице. Так я расценил его выражение.

Вместо этого он сказал:

— Мальчики, у вас будет няня. Больше так жить нельзя.

Будто это что-то изменило бы.

Меня зовут Декс Форей, и я — лицемер. Горжусь этим. Я зову маму монстром, но взял ее фамилию. Может, потому что она, в отличие от отца, не бросила меня. Она была рядом… хоть в этом было мало приятного.

Я лицемер, потому что не могу терпеть слабость в других, хотя сам рожден из слабости. Я смеюсь над слабостью других. Словно я выше. Порой я так и думаю.

Я лицемер, потому что охочусь на призраков, и я притворялся все это время, что призраки не охотятся на меня.

И я лицемер, потому что сужу людей. Я сужу каждого встречного по их музыкальным вкусам, их работе и выборам в жизни. Я сужу их, но не позволяю им судить себя. Они думают, что понимают монстра во мне, монстра во всех нас. Но это не так.

Они не знают, откуда я.

Они не знают мою сторону истории.

Теперь вы узнаете.

 

ПОСЛЕ ШКОЛЫ

— Эй, Декс. Это за приставания к моей девушке!

Я успел услышать это, а потом Чейс Хантингтон — стероидная обезьяна и придурок — ударил меня по лицу. Не знаю, попадал ли вам по кольцу в брови и глазу когда-нибудь мясистый кулак, но, поверьте, это не весело.

Черная вспышка боли, я отшатнулся и ударился о стену, выронил сигарету на землю. Тоби охнул, и я не знал, был он расстроен из-за сигареты или того, что его товарищ по группе ранен. Я видел одним глазом звезды, а другой, злобно щурясь, смотрел на Чейса.

— Что это было? — завопил я, Тоби быстро подхватил сигарету у моих ног.

— Ты глухой? — заорал Чейс, шагнув вперед, занося кулак.

О, точно. Приставания к девушке.

Было дело. Он не ошибался. Но я хотел сделать вид, что это недопонимание, ведь я видел голод в глазах одноклассников неподалеку, они чуяли грядущую драку. Дети всегда любили драки, особенно между качком и изгоем. Это был уровень Давида и Голиафа. Неряшливый пятнадцатилетний парнишка с пирсингом против парня восемнадцати лет, который дважды оставался на второй гол, потому что он не может даже имя свое правильно произнести.

Они правда верили, что Аманда Лейн, прекрасная отличница, гимнастка, девушка Чейса, могла переспать с таким, как я?

Она это сделала. Не спрашивайте, как, наверное, ей понравились длинные волосы и кольцо в брови. Может, дело было в том, что я был очень настойчивым и загнал ее в угол в комнате для просвещения фотографий после занятий по фотографии, провел языком по ее горлу и дал ей ощутить то, от чего она не могла отказаться. Немного бесплатного Декса. Ей не нужно было ничего покупать, но она это сделала.

Ведь я — хороший товар.

Почему-то это сработало, и несколько дней назад я побывал у Аманды внизу за местами для зрителей на стадионе (да, звучит как клише, но девчонок это цепляет). Я наелся пыли, пока доводил ее языком, но ей понравилось. Нет, зачеркните, ей очень понравилось. Я понял это по тому, как она кричала мое имя, пока я не зажал ее рот, чтобы нас никто не услышал. Вскоре мы перебрались в ее машину (она на год старше), и я особенно насладился тем, что трогал то, что ценил Чейс. Я ощущал себя невероятно. Она хотела меня. Я хотела ее. Никаких проблем.

Пока Чейс не нашел меня на обеденной перемене. Я знал, что это грядет, я надеялся, что буду предупрежден. Я мог бы продумать план, как себя вести.

— Как ты посмел меня в таком обвинять?! — завопил я в ответ с притворным отвращением и потер глаз, который точно скоро потемнеет и опухнет. — Я бы и метровой палкой эту дешевку.

Ошибка.

Толпа охнула.

— Чувак, — тихо сказал Тоби, затянувшись марихуаной.

В этот раз я увидел кулак. Я это планировал. Никто из парней не обрадовался бы, услышав, как его девушку называют дешевкой, но это была правда (так и было, но и я был не лучше).

Чейс бросился на меня, но я был ниже и пригнулся. Я схватил его за пояс и только его удивление позволило мне сбить его с ног. Мы упали на землю и возились какое-то время. Я умудрился оседлать его, как хотел бы, чтобы Амандра оседлала меня (она была слишком скромной для такого), и я несколько раз ударил его по челюсти, а потом по носу. Он закричал от боли, нос хрустнул, потекла кровь. Чейс сбросил меня с себя.

Я откатился на пару футов, ждал, что кроссовки Чейса ударят меня по лицу в любой миг, но ничего не было. Я открыл глаза и посмотрел на небо. Что-то закрывало его. Что-то толстое и круглое как солнце.

Директор Гулд.

Он видел, как проблемный Декс Форей вдруг напал на Чейса Хантингтона, звезду футбольной команды, героя школы. Конечно, Чейс оставался на второй год. Директор ему здесь почти поклонялся.

Я (едва) смог защититься физически, но разговором не удалось бы. Я открыл рот, но Гулд посмотрел на меня так, что стало ясно, что слова только навредят.

Но я попробовал.

— Он напал на меня! — возразил я, пытаясь встать. Я посмотрел на Чейса и не был удивлен тому, что он пожимал плечами с невинным видом. Я посмотрел на Тоби. — Расскажи, что случилось, — возмущенно сказал я.

— Эм, — глаза Тоби были стеклянными, и мы поняли, что драка не была худшей проблемой. Тоби поймали с сигаретой в руках. Я восхитился смелостью (и глупостью) друга, потому что он не заступился за меня, а быстро затянулся, пока Гулд не выхватил сигарету из его рта.

— Парни, вы идете со мной.

Я был в новой старшей школе уже два года, но проще не стало. Я был рад в моей прошлой школе в Манхеттене, был счастлив, пока папа не решил уйти. Он оставил нас с Майклом на безумную мать. Может, я не был очень счастлив, но точно счастливее, чем здесь. В Бруклине я так и не нашел свое место. Я оставался в стороне, баловался наркотиками, чего в пятнадцать не стоило делать, и делал с девушками то, что в пятнадцать не стоило делать. Ха.

В новую школу я пришел загадочным изгоем и остался таким в глазах всех учеников. Да и в глазах директора. Это была не первая драка. В первый день в школе какой-то идиот узнал, что я с западной части и сказал, что я — заучка. Я не знал, где он это увидел в моих штанах, футболке с «Отбросами» и ботинках, но это меня разозлило, и я побил его. К сожалению, идиот оказался больше меня, и драка закончилась моим лицом в грязи. И моя репутация задиры с тех пор меня не покидала.

Гулд загнал нас в свой кабинет, подземелье гибели, как мы называли его, и прочитал нам лекцию, раздувая красные щеки. Он сказал, что позвонит нашим родителям, посмотрел на меня и решил, что Тоби провинился сильнее.

Логично. Моя мама точно была пьяна, и он от нее ничего не добьется. Но, какой бы пьяной она ни была, она не позволила бы ему обижать ее детей. Только она могла так делать.

И мама Тоби услышала о том, как ее сын нарушил правила, ведь он курил марихуану в школе. Конечно, директор Гулд везде приплел меня, сделал вид, что это я плохо влиял на Тоби. Пффф. Тоби был плохим еще до меня.

Я не знал, сильно ли маму Тоби, которая была тонкой, как гончая, гадостью, волновал факт, что я подрался, директора это злило сильнее. Он закончил с ней, повесил трубку с вздохом и посмотрел на нас с недовольным видом.

— Вы отстранены от школы до конца недели, — прорычал он. — Идите домой.

У-ху! Круто! Никакой школы!

Так бы сказали почти все дети. Конечно, родители отругают, будут разочарованы, но не нужно ходить в школу, а одноклассники будут месяцами говорить о тебе как о плохише.

Я сказал почти все. Я в их число не входил.

Я любил школу. Нет, не так. Мне нравилось быть в школе. Уроки и учителя меня не интересовали, но школа не была домом. А любое место, кроме дома, мне нравилось. Мама работала по ночам, а днем была дома. Было плохо видеть ее те пару часов после уроков. Если повезет, она совала в микроволновую печь дешевый замороженный обед для меня и Майкла. Если не повезет, Майкл будет у друзей, и мама будет в ярости. И когда мне будет больно даже из-за того, что я не так на нее посмотрел.

Я мрачно переглянулся с Тоби, тому светило быть запертым остаток недели, так что репетировать группа не сможет. Это плохо.

Потом я вспоминал этот миг и хотел рвать волосы. Я хотел кричать на себя, не пускать себя домой. Пойти куда-то еще. Я хотел думать, что хуже уже не будет, но это было не так. Я хотел то неведение.

Но возврата не было.

Я пошел домой. Я был голоден, скучал, и, хоть и застрял в любимом магазине пластинок на пару часов, убивая время, дом звал меня.

Я понял, что ошибся, как только вошел. Квартира была маленькой до ужаса с облупленными голубыми стенами, которые глупо смотрелись с вычурной мебелью, что осталась после ухода отца. В квартире обычно пахло плесенью, словно смерть прилипла к стенам, но в этот вечер запах был другим. Пахло горелым пластиком, и этот запах жалил мои ноздри.

Я тихо поставил рюкзак на пол и закрыл за собой входную дверь. Жить в квартире с мамой, которая кричит, визжит и много пьет, было сложно. Соседи, наверное, ненавидели нас. Мне казалось, что вечер будет кошмарным, и я надеялся, что соседей дома не было.

Было странно, помимо запаха, что стояла тишина. Обычно вопил телевизор или было слышно, как мама наливает себе, или она болтала с дальними родственниками, которым не было до нее дела.

Но ничего не было.

Это было жутко.

Я шел по коридору, жалея, что я не пошел в школу в кедах вместо ботинок. Где бы мама ни была, она знала, что я иду.

Я заглянул на кухню. Пусто.

Я заглянул в ее комнату. Пусто.

Я заглянул в комнату Майкла. Пусто.

Я остановился у своей двери. Она была закрыта. Я всегда закрывал комнату, но я знал, что она там. Запах жженого пластика доносился из-за двери.

А еще дым.

Черт возьми.

Я прижал ладонь к ручке и, не дав себе мешкать, открыл дверь.

Мама стояла на четвереньках в центре комнаты. Я ощутил ужасное дежавю, словно уже это видел. Мама схоже вела себя в пьяном терроре.

Но лед сковал мое сердце не от этого. Не от этого кожу щекотало отвращение, смешанное с гневом.

Мои пластинки валялись на полу перед ней. Моя драгоценная коллекция, которую я так долго собирал, на которую копил годами. Музыка, которую мама называла работой дьявола.

Она не шутила. Она верила в это, ведь сжигала мои пластинки. Да. Она плавила мои пластинки на огне. Половина уже стала гадкой грудой растаявшего черного винила, от запаха слезились глаза. Может, я плакал, не знаю. Зовите меня неженкой за это, но эти пластинки были всем для меня, и она их уничтожала.

— Я изгоняю тебя! — закричала она со зловещей улыбкой, сжимая в одной руке зажигалку, а в другой — «The Wall» от «Pink Floyd». Она уничтожала это, и ей это нравилось.

Не знаю, как долго я стоял в ступоре, дым начал заполнять комнату. Она оставила окно открытой, но это не помогало. Ковер вокруг растаявших пластинок начал медленно загораться. Комната сгорит, если я ничего не сделаю.

Было сложно. Я хотел спасти пластинки, то, что осталось. Я хотел потушить огонь. И я хотел ударить ее. И даже не смейте говорить мне, что это неправильно. Я так злился на нее, на тот ужас, каким она стала. Я злился, что она родила меня, что из-за нее ушел папа, что она любила Майкла, а не меня.

Меня она никогда не любила.

Я не ударил ее, хотя мог бы назвать удар кармой за годы, которые она меня била. Я собрался с силами и выбежал из комнаты на кухню. Гнев слепил меня, но нужно было думать. ДУМАЙ! Мне нужно было скорее потушить огонь.

Я вытащил ведро из-под рукомойника и включил ржавый кран. Вода текла медленно. Водоснабжение в доме всегда было проблемой.

Я слышал, как она идет за мной.

Только не подходи ближе. Я закрыл глаза и схватил ведро крепче. Я боялся того, что будет, если она подойдет.

Я развернулся и посмотрел. Она неровно шла ко мне, ее одежда была в пепле и жире. Она указала на меня, глядя на меня темными глазами. О, как я жалел, что похож на нее.

— Мама, отойди! — закричал я, голос ломался. Я посмотрел на ведро. Половина. Пара секунд.

— Ты не мой сын, — сказала она низким голосом. — Ты не мой сын.

Опять это? Если бы я получал монету за каждый раз, когда она так говорила, мне бы уже хватило на еще одну коллекцию пластинок.

Я услышал шум из-за угла и за печальной матерью увидел свет на стенах. Огонь. Нужно было тушить его.

Я поднял ведро из рукомойника, вода расплескалась по сторонам.

— Я была не собой, когда получила тебя.

Это было новым.

Я развернулся и посмотрел на нее, вода плескалась на мои руки, капала на ноги.

— Мам, мне нужно потушить огонь.

Я сделал пару шагов вперед, надеясь обойти ее. Но она пошла ко мне, встала между мной и огнем. Я пытался не смотреть ей в глаза, не видеть в них безумие и стыд, но делал именно это.

— Я была не собой! Не собой! Ты не мой сын! — вопила она, гадкое дыхание обжигало мое лицо.

— Мам, прошу, отойди, — молил я с дрожью в голосе. Не было времени на ее бред. Она была не собой? Как это понимать?

— Я была не собой! — закричала она.

— Мама, отойди! — завопил я. Я взял ведро и толкнул ее.

С силой.

Переборщил.

Этого хватило. Я так злился, что толкнул маму слишком сильно.

Вода полилась на пол.

Она потеряла равновесие.

Пол был скользким.

Она падала назад.

Она тянулась ко мне в замедленном движении.

Я не выронил ведро.

Я отпрянул. Подальше от тянущейся руки мамы.

Она упала на пол почти сразу.

Но она успела удариться о край стола.

Голова ударилась с силой. Треск напоминал лопающийся арбуз.

Кровь заляпала острый угол.

Мама упала на пол со стуком.

Кровь сливалась с водой, создавая бледно-красный суп.

А потом было больше огней.

А потом пустота.

 

ДОРОГАЯ ЭББИ

Жизнь бывает странной. Неспокойной. Переменчивой. Такой чаще всего была моя жизнь. Но порой все вставало на места. И я ощущал судьбу. Порядок. Я предпочитал перепады и непредсказуемость. Мне нравилось, как что-то внезапно происходило со мной. Так было проще.

Когда все складывалось в мою пользу, у меня возникали подозрения. Может, потому что мне не нравилось быть частью общего плана. Я не хотел, чтобы вселенная обращала на меня внимание. Я хотел опустить голову и идти.

«Sing Sin Sinatra» (и зачем я так ее назвал?) неплохо развивалась, пока Тоби не покинул группу. Тоби был моим последним другом, он был со мной еще со старшей школы, и он решил, что курить в Бронксе лучше, чем играть на бас-гитаре в моей группе. Ладно, в нашей группе. Хотя группа все равно была моей.

Он вел себя так, что я бы сам выгнал его, но все же. Это был бы мой выбор, мое решение. Но перед осенью, на которую было запланировано много неплохих выступлений, он решил попрощаться.

И все послали его в дальний путь. Ребятам в группе надоело, что он вечно опаздывал и был несобранным. Он едва мог играть на басу, а это о многом говорило, особенно для наших песен. Мы играли в классическом стиле. Песни были простыми. И я обиделся на него. Он был моим последним другом, мы дружили еще со старшей школы. Он был связью с прошлым. Любил ли я свое прошлое? Нет. Я даже не общался больше со своим братом. Но это было хоть что-то.

А еще он помогал мне с монтажом. В школе этого не было, но у него оказался талант и оборудование. Пока он не продал это ради травки. Мы хорошо работали. Пока он все не испортил.

Черт. Стоило это предвидеть.

И я собрал книги и приготовился бросить вечернее занятие по монтажу. Все в классе были придурками, так что с ними я проекты делать не собирался. Мне нужен был кто-то, кто согласился бы снимать со мной. Я знал, что со мной сложно, это тоже было проблемой.

Я пошел к двери, последним покидал аудиторию.

Я не успел выйти, высокий рыжеволосый парень появился на пороге, задыхаясь. Пот блестел на его веснушчатом лбу.

— Я все пропустил, да? — сказал он, прижав руку к дверной раме. Его голос был удивительно гладким, и у него был странный южный акцент.

— Занятие? — спросил я. Я пошел к нему, но он опирался на дверь, крупным телом закрывая проход. Было в нем что-то странное, в поведении, но я не мог понять точно. О, не важно. Это была не моя проблема.

— Ага. Съемки. Я записался на монтаж. Пропустил и на прошлой неделе.

Я кивнул с фальшивым сочувствием. Мне нужно было идти. Я не собирался стоять и болтать с ним. От взгляда на него мне хотелось протереть глаза, болела голова. Может, дело было в соли.

— Удачи на следующей неделе, — сказал я, выдавив улыбку и жестом попросил его отойти. Он отступил с неохотой. Я быстро оглянулся, пройдя его. Казалось, он смутился. Или даже обиделся.

— Ты Деклан Форей, — крикнул он мне вслед.

Я застыл. И медленно развернулся.

— Ага. А ты?

— Джейкоб, — он улыбнулся. У него были белые зубы, как для парня с юга. Он нахмурился и исправился. — Нет. Джейкобс.

— Джейкобс? Или как? Ты свое имя знаешь? — я нахмурился.

Он вытер руку о джинсы и протянул мне.

— Максимус Джейкоб.

— О, у тебя много имен.

Он смотрел на меня и свою ладонь с ожиданием. Я вздохнул и пошел к нему.

— Рад знакомству, Максимус Джейкобс. Я — Декс Форей, — он пожал мою руку сильной холодной ладонью. Он сжимал мою ладонь слишком долго. Я прищурился. Он улыбнулся и отпустил мою руку.

Я отдернул руку и потряс ею. Он мог сломать мне кости. Кто выпустил этого зверя из зоопарка?

Он улыбнулся, словно услышал эту мысль и посчитал смешной. Я игнорировал это.

— Итак, Максимус Джейкобс.

— Просто Макс.

— Хорошо, просто Макс. Откуда ты меня знаешь?

— Слышал, вам нужен новый бас-гитарист, — сказал он.

— Где слышал? — я нахмурился, глядя на его лиловую рубашку в клеточку. — Откуда ты?

— С юга, — сказал он. Он почесал рыжие бакенбарды. Он был похож на Элвиса. Это выглядело глупо.

— О, юг, — сухо ответил я. — Всегда хотел побывать там.

Уголок его рта приподнялся.

— Луизиана. За Новым Орлеаном. На берегу.

Теперь его акцент был не просто странным, а как у каджунов. Словно он пытался звучать нейтрально, но не справился.

Мне нужна была сигарета. Я вздохнул и зажал переносицу. Не знаю, от чего болела голова, но разговор с рыжим не помогал. Но мне нужно было узнать.

— Так кто тебе сказал? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Просто услышал.

Ага.

— Хорошо. Ты играешь на басу?

Он широко улыбнулся. Почти как ангел.

— Я играю на всем, но предпочитаю бас.

Так бывало? Я тоже мог играть на всем. Мне нравилось звучание баса, но играть на такой гитаре? Это было скучно, если не делать риффы в стиле Леса Клейпула.

— Я могу играть как Лес Клейпул.

Я вздрогнул.

— Что? — я сказал это вслух?

— Лес Клейпул. Из «Primus».

— Да, я знаю, кто это, — рявкнул я и посмотрел на него с опаской. — Ты не знаешь, какую музыку мы играем. Это не «Primus».

Он кивнул.

— Знаю. Я видел вас.

Это меня испугало. Он следил за нами?

— Когда? — осведомился я.

Он пожал плечами.

— Когда только приехал сюда.

— В последний раз мы выступали месяц назад…

— Я приехал сюда месяц назад. И мне понравилось.

Я видел его искренность. Но все же.

Он увидел сомнение на моем лице и быстро сказал:

— Я готов показать себя. Я тебя завоюю, уверяю.

Вот как? Почему он не может просто играть на банджо где-то в стороне? Деревенщина. Нам нужен был бас-гитарист, и найти его в Нью-Йорке, не профессионала и не придурка, было непросто. Он мог понравиться ребятам из группы.

— Спасибо, — сказал он.

— Я ничего не говорил, — пробормотал я раздраженно.

— Знаю. Догадался. Ты куришь? — спросил он.

Я хмыкнул.

— Да.

Он выудил пачку сигарет из кармана рубашки. Пачка была ярко-желтой с испанским названием.

— Пробовал кубинские сигареты?

— Нет. Откуда у тебя это?

— Есть способ. Идем, — кивнул он на выход, и я вдруг понял, что вокруг меня студенты и преподаватели. Странно, что я не замечал их до этого.

Я немного покурил с ним. Потом выпил пиво. Пиво перешло в тусовки. Мне не нужно было прослушивать его. У нас был наш бас-гитарист. Мог ли он играть как Клейпул? Не совсем. Но он был вежливым (до жути) и был открыт для всего.

А потом мы говорили о съемках. У него были навыки монтажа, он хотел с кем-то сотрудничать в создании студенческих фильмов. Казалось, бог отдал мне Макса с неба. Ответил на молитвы, которых я не произносил.

Так что вы понимаете, откуда мои подозрения. Крупный чувак с неба обычно приводил к беде. Но это был Макс. Рыжий Элвис. Бас-гитарист и оператор. Идеальная замена Тоби.

Почти. Тоби знал мою историю. Он знал, что мне нужны были лекарства. Он знал, от чего мне было плохо. Макс этого не знал, и он мне был даже приятен этим. Он всегда задавал вопросы. Вопросы, на которые я не хотел отвечать. О моих родителях, о брате, о детстве. Рос ли я с няней? Кем были мои друзья?

Случалось ли что-то странное, когда я был маленьким?

— Например? — спросил я. Мы сидели в темном баре вечером четверга. На выходных мы сыграли лучшее шоу. Части Нью-Йорка поняли нас, приняли веселье. Мы с Максом завоевывали город.

— О, не знаю, — сказал он. Он смотрел на девушку в углу. Она была светловолосой, низкой, но милой, смотрела на нас так, будто знала. Я отклонил голову, посмотрел на нее поверх его плеча и подмигнул. Она захихикала. Я знал это. Она пялилась на меня. Она смотрела так, словно хотела склониться и впустить меня.

Я повернулся к Максу. Она будет там и позже, а потом, если повезет, в моей кровати. Макс задал странный вопрос, что отвлекал меня.

— Ты серьезно? — спросил я склонившись. — Никто меня не трогал в интимных местах, если ты об этом.

Он сделал глоток своего напитка и улыбнулся. Улыбка была кривой, что означало, что он пьянеет. Ему требовалось много. Почти как и мне.

— Нет. Может, ты испытывал что-то сверхъестественное, — бодро сказал он, словно об этом говорили все вокруг.

Мне это не понравилось. Это было близко. Я никогда не рассказал бы о том, что вижу призраков, особенно того, что пытал меня сильнее всего. Она появилась и прошлой ночью, указывала на меня пальцем и кричала, пока я не ушел. Да. Я не горжусь этим, но я давно уже менял девушек. Мне было просто подбирать их. Девушкам нравились певцы. И мне нравилось спать с ними, но было важнее то, что это меня отвлекало. Призраки отступали. Не всегда, но часто. А если нет, то и вреда не было. Девушка получала то, что хотела, даже если этого не получал я. Я хоть был занят.

Я перевел взгляд на девушку, испугавшись, что она потеряла интерес и ушла. Я вспомнил призрака, кровь похолодела. Я не хотел быть один ночью.

Я заметил, что Макс пристально смотрит на меня, словно пытается разглядеть мои мысли. Порой мне казалось, что он странный. Что в нем есть что-то сверхъестественное.

— Что? — спросил я у него.

— Ты не ответил.

— Тупой вопрос, — я попросил у бармена виски с колой.

— Логичный. Некоторые верят в НЛО. Другие — в призраков. Во что веришь ты?

Он смотрел на меня пристально и терпеливо.

Я взял новый стакан и сделал большой глоток, а потом сказал:

— Я верю в Декса Форея. А во что веришь ты?

— В Декса Форея, — согласился он с улыбкой и поднял свой стакан. Мы стукнулись ими, допили и закончили на этом.

О, и я отвел ту блондинку домой. Призраки не пришли, и я побывал в ней. Двойная победа.

* * *

Да, я знаю, что вы думаете. Что я кошмарен. Не спорю. Тот, кто выглядит как свинья и ведет себя как свинья, и является свиньей.

Но это не длилось вечно. Со временем должна была встретиться женщина, которая затмит остальных. В момент, когда меньше всего ожидаешь.

Эбби не была безумной фанаткой, но поклонницей была. Я видел ее на концертах раньше. Она не походила ко мне, едва смотрела на меня, но, когда огни скользили по комнате, я ловил на себе ее взгляд. Да, знаю, я вокалист, так что все на меня хоть немного смотрят. Но это было другим. В ее глазах не было похоти или принятия. Там было что-то, схожее с восхищением. Она восхищалась мной. Это мне нравилось. Очень.

После одного из выступлений в крохотном клубе, где идиотов было больше, чем я мог сосчитать, которые думали, что наша группа не такая и странная, просто не понятная, я увидел, как она заказывает в баре напиток. Я был заинтригован ее скромностью и в этот раз думал не нижней частью.

Я подошел к ней и сказал бармену, что заплачу за нее.

Она едва повернулась ко мне. Она взглянула на меня — и взгляд я не понял — и отвернулась.

— Эй, — сказал я. Хотелось предложить напиток, поблагодарить. Но не хотелось выглядеть гадко. И я остановился на «эй» и закусил губу.

Она не слушала меня. И пошла прочь.

Это еще что такое?

Еще никто так со мной не делал. Кем она себя возомнила? Она даже красавицей не была. Пожалуй, она была милой, но в ней не было ничего примечательного. У нее были темные глаза, светлые волосы с рыжеватым отливом, которые были аккуратно завиты. Она была в платье, что было слишком нарядным для клуба, и в туфлях на ровной подошве. Я видел по ее телу, что она была среднего веса, ни тощая, ни толстая, среднего роста. Она была милой и… обычной.

Так почему она уходила от меня? И почему мне было это важно?

Я оказался рядом с ней и схватил за руку.

Она испугалась. Вблизи, когда она повернулась ко мне, я увидел, что она была чуть краше, чем я думал. Красивые губы. Курносый нос. Брови были сдвинутыми и густыми. Но глаза сияли. Они сводили меня с ума.

— Эй, — сказал я и мило улыбнулся. — Я Декс.

Она все еще была испугана, я убрал ладонь от ее руки. Она расслабилась и сделала глоток своего напитка.

Я вскинул брови и склонился к ней. От нее пахло мылом и лавандой.

— У тебя есть имя?

Она сглотнула и кивнула.

— Эбби.

У нее был акцент фарго. Позже я узнал, что она из Миннесоты, но разницы не было.

Я протянул руку.

— Рад знакомству, Эбби.

Она чуть пожала мою руку. Слабо, но ее ладонь задержалась. Не знаю, что это было, но я ощутил ее прикосновение всем телом. Член чуть дрогнул в штанах. Не думать об этом я уже не мог.

— Надеюсь, шоу тебе понравилось, — сказал я, пытаясь не обращать внимания на эрекцию. Вечно это происходило не вовремя.

— Да, — сказала она. — Я была на всех ваших выступлениях.

— Ты фанатка? — спросил я, хотя знал ответ.

— Группы, — уточнила она.

— Не меня? — пошутил я.

Она покачала головой.

— Ты немного дурак.

Ого. Теперь уже я упал духом.

Я неловко рассмеялся.

— Ай. Теперь я чувствую себя глупо за то, что купил тебе напиток.

— Я могла тебя предупредить, — она хитро улыбнулась. Она флиртовала со мной?

Я посмотрел на напиток. Выглядел вычурно.

— Выглядит дорого.

— Коктейль «Авиатор». С лучшим джином в баре.

— Значит, я могу предположить…

Она вскинула бровь. Она уже не выглядела такой густой. И подходила ее лицу. Она была очень красивой.

— Когда ты предполагаешь…

— Это ты и получаешь. Ты это хотела сказать? — помог я.

— Нет, я хотела сказать, что ты просто предполагаешь.

Я улыбнулся.

— А ты умная.

Она смотрела на пол, в тусклом свете я заметил румянец на ее лице. Успех! Я заставил ее покраснеть.

— Меня и хуже называли.

Я протянул руку.

— Раз ты фанатка группы, хочешь с ними встретиться?

Она радостно кивнула.

— Да. Особенно с Максом.

Я удерживал улыбку на лице, а мысленно хмурился. Это было не просто. Чертов Макс. Не в первый раз девушки спрашивают о нем. Было большое признавать, но он выделялся среди нас. Но впервые интерес к нему проявляла девушка, которую я хотел.

Которую я хотел. Приплыли. И хотел не только переспать с ней, чтобы прогнать призраков и получить выгоду. Это тоже было, но мне даже хотелось провести с этой девушкой время. Поговорить с ней. Понять, какая она. А потом вынести ей мозги.

Но я подавил все это. Я повел Эбби на встречу с Максом, хотя тогда он встречался с девушкой по имени Кейт. Я познакомил ее с Денисом (нашим барабанщиком), Трэвисом (нашим гитаристом) и Питом (нашим клавишником). Она была скромной и осторожной, но они вели себя хорошо, Пит даже купил ей еще один странный коктейль с джином.

Она флиртовала с Максом всю ночь, сидела у него на коленях и смеялась на ухо, становясь все пьянее. Что-то говорило мне, что она пьет, чтобы скрыть чувства. Скромность? Волнение? Хоть она считала себя самостоятельной, я хотел защищать ее.

Мы оказались в отдельной комнате клуба с инструментами, и Эбби с Максом начали целоваться. Он тоже был пьяным, так что я подошел и похлопал его по плечу, а потом четко сказал:

— Где Кейт? Твоя девушка, помнишь?

Он едва меня замечал. И я похлопал Эбби по плечу.

— Тебе пора домой, Эбби. Я вызову для тебя такси.

Она оттолкнула меня, но Макс пришел в себя и закончил на этом. Я не хотел, чтобы он забирал ее куда-то, ведь это добром не кончилось бы, так что я обхватил ее рукой и вывел к дороге.

Она пошатывалась, будучи пьяной. Подъехало такси, но я понял, что не могу отослать ее. Я не знал, где она жила, и она могла не знать. Она уже не соображала.

Я вздохнул и сел в такси с ней, мы поехали ко мне. В этом была красота вокалиста. Я не помогал группе доставлять и загружать инструменты. Я приходил и уходил, когда хотел.

Верьте или нет, секса у нас не было. Я не был животным. Она провела ночь в туалете, выворачивая в него все. Да, я придерживал ее волосы. Она была права. Я был дураком.

Ну и что? Это как-то связало нас, потому что потом мы стали неразделимы. У нас был секс следующим утром, это не прекращалось днями, неделями, месяцами. Я останавливался на еду, туалет, занятия, выступления, запись песни и съемки фильмов. В остальные мгновения мы были в постелях друг друга, цеплялись друг за друга так, словно от каждого толчка и стона зависела жизнь человечества.

Это были хорошие пару месяцев. Лучшие.

А потом все начало меняться. Я начал меняться. Эбби пробралась под мою кожу. Я думал только о ней, хотел только ее. Я был зависим от нее физически и ментально. Я был одержим. Я был параноиком. Я ревновал. Я был по уши влюблен. Я не мог выбраться. Я тонул, я нуждался в ней. О, очень сильно.

Это… было отвратительно.

Никто так со мной еще не делал. Я еще не давал девушке такую власть. Я не доверял женщинам. Я не хотел подпускать их близко. Я хотел, чтобы мне было видно, как их веки трепетали, когда они кончали, но я не хотел их в себе. Я был в них, иначе никак. Я не хотел их в моей душе или сердце, но Эбби пробралась туда и устроилась там.

Декс Форей, которого я знал, пропал. Если я до этого считал себя вышедшим из-под контроля. Диким, но с целью. Безумный, но свободный. С Эбби я был заперт, я не мог и дня без ее влажности вокруг меня, без ее глубоких глаз, без мольбы, чтобы она меня приняла.

Я падал. Это ранило.

Это была моя вина. Я отдался любви, а она разжевала меня и выплюнула.

Я стал человеком, каким не хотел быть, и это оттолкнуло ее.

Я обвинял ее в изменах, хотя ничего не было. А, когда она это сделала, я обвинил себя. И она тоже. Наверное. Я не узнал, ведь она умерла.

Еще одна смерть от моих рук.

Я забыл подробности. Не важно, что она была пьяной за рулем, и сколько таких случаев постоянно происходило. Не важно, что я был просто злым парнем, а она изменила. Не важно. Она мертва. Это была моя вина.

Я еще не испытывал такую боль. Это о многом говорило. Потеря Эбби… была для меня потерей части жизни. Моего будущего. Кусок моего сердца и души остался с ней под холодной землей, и я не смогу вернуть его.

И Макс. Где он был? Он был мне самым близким другом, который всегда был рядом, как огненная тень, задавал странные вопросы, выводил меня выпить, когда мы с Эбби ссорились (а это бывало часто). Он от ангела — хранителя, почти брата стал тем, кто презирал меня. Может, не совсем так. Он был разочарован во мне. Он словно сдался и решил, что не хотел больше быть рядом с таким человеком. Я думал, что Макс был послан мне судьбой. Был ответом на что-то.

Я не мог ошибаться еще сильнее.

Хуже было то, что из-за того, что он оттолкнул меня, я нашел успокоение с его девушкой Кейт. Сначала она была плечом, чтобы выплакаться. Она была лучшей подругой Эбби, она тоже страдала.

А потом мы сблизились. Макс думал, что я спал с ней один раз, потому что он поймал нас в компрометирующем положении. Но я спал с Кейт при любой возможности.

Потому что призраки вернулись. И Эбби не отвлекала меня от них.

В этот раз призраком была Эбби.

 

ШОУ ПРИЗРАКОВ

Пахло в комнате отвратительно. Гадко, водорослями и годами гниения. Жаль, нельзя было увидеть этот запах, потому что запах старого маяка ужасал бы и своим видом.

Кстати, видно было мало. Лестница вниз была пустой. Этот этаж был полон дверей, что не открывались, и я начал сомневаться, что старый капитан жил призраком в этом месте. То, что программы про призраков хотели снять этот маяк, не означало, что тут что-то есть. Я повелся? Нет. Только не я. Это было невозможно.

Я остановился посреди комнаты и вздохнул, камера казалась особенно тяжелой на плече. Боль пульсировала в висках, я зажал переносицу с силой. Не нравилось ощущать поражение. Я не мог вернуться к Джимми с пустыми руками. Вернуться-то мог, ведь он не знал, чем я был занят, но не важно. Он пронюхает все не хуже собаки. Он узнает, что я был здесь и пытался найти для себя что-то лучше.

А еще Джен. Она была хуже. Она сказала, что опечалилась, когда я покинул шоу, но я видел, что у нее за слезы. Я знал, что они означают. Она в тайне радовалась, что я поджал хвост, словно она что-то выиграла. Три года позволяли хорошо понять тактику. Так что было видно кривую улыбку за «Но я буду скучать». Она словно говорила, что без нее я ничего не добьюсь, провалюсь.

Я не хотел, чтобы Джен была права. Но, оглядывая это жуткое темное место с водорослями и шумом волн снаружи, я ощущал, как место смеется надо мной, и думал, что она права. Снова.

Я рассеянно жевал губу и смотрел наверх. Нужно осмотреть как можно больше. Я не собирался сдаваться. Я ведь попал сюда. И, хотя за вуалью скрывались монстры, я все еще был тем мальчиком, каким был в Нью-Йорке. Они еще ждали меня, хотя я их не видел.

Моя гордость доведет меня до смерти.

БАМ.

Громкий стук раздался этажом ниже. Звучало так, словно что-то упало с большой высоты.

Я застыл, чуть испугавшись. Я обошел комнату и замер у лестницы, чтобы уловить больше.

Послышался скрежет, словно шуршала большая крыса. Я осторожно выключил свет камеры и ждал. Я прислушивался, пытаясь понять, что это такое. Насколько я помнил, призраки так не шумели. Они не двигались так, словно пытались не шуметь, а получалось наоборот. Крысы тоже так не двигались.

Я уловил другой звук. Шаги. И металлическое звяканье.

Это был человек.

Я попал.

Я глубоко вдохнул и игнорировал все варианты того, что может ждать меня внизу. Зачем узнавать, кто там и что будет? Если я выберусь отсюда незаметно, то я зря переживаю.

Я шел по ступенькам вниз, замирая при каждом шаге, пока не добрался до нижнего этажа. Я слышал неровное дыхание и скуление. Я видел лишь тьму, кроме тусклого света из одной из комнат. Окно было там, где раньше его не было.

Нужно было спешить. Но я не успел ничего сделать, я ощутил это… это… Не знаю, что это было, как притяжение, как воздух перед бурей. Энергия окатила меня волной. Я застыл, потрясенный.

Снова скуление, почти как вздох, а потом ноги прошлепали по мокрому полу.

Я не успел понять, что шаги направились ко мне, что-то врезалось в мою грудь. Раздался крик, девичий, а не мой, и меня оттолкнуло что-то маленькое и крепкое. Земля врезалась в мое плечо, потом в голову. Но грохот камеры звучал больнее всего.

Я застонал и перекатился, нащупал камеру.

О, прошу, прошу, прошу, только не это. Я не могу это допустить!

Я услышал другого человека, ударившего меня зверя. Он пошевелился и застонал, а потом снова ударился о землю с жутким стуком. Части меня не было дела до гада, который мог испортить самую важную вещь в моей жизни. Другая часть ощущала себя плохо, ведь стало ясно, что этот гад был девушкой. Она испуганно скулила.

А потом затихла.

Черт. Теперь у меня была сломана камера, а нарушитель потерял сознание или умер.

Я надеялся, что она не коп.

Моя рука нашла камеру, внешне казалось, что ущерба толком не было. Пальцы инстинктивно нащупали кнопку и включили свет. Я выдохнул с облегчением, когда тьма рассеялась.

Рядом лежала девушка. Ее глаза были закрыты, она не двигалась.

Черт, черт, черт.

Я опустился на колени и прижал ладонь к ее шее, проверяя пульс. Она пошевелилась и застонала, так что была хоть отчасти жива. Не мертва. Я не убил ее. Она не придет за мной.

Я не видел ее толком в смеси тьмы и слепящего света, но она была юной. Она была маленькой, с круглым лицом, что сияло бледностью как у призрака. Камера свисала с ее шеи, лежала на полу. Не думая, я протянул руку и убрал прядь черных волос со лба. Она была теплой, почти горячей. Не мертвой.

От моего прикосновения она пошевелилась и попыталась открыть глаза, заслонила их рукой от света.

— Не двигайся, — сказал я, голос звучал хрипло. Мне не нужно было, чтобы она сильнее навредила себе. То, что она была жива, не означало, что с ней все хорошо.

Она с неохотой опустила руку, я подвинул луч света, опустил камеру на пол рядом с ее головой. От этого появились странные тени на ее лице. Ее нос превратился в клюв. Если мое воображение разыграется, она сможет превратиться во многое. Повезло, что я принял лекарства, хотя собирался пропустить прием.

Я коснулся ее лица, чтобы убедиться, что она еще человек. Так и было. Она все еще была нежной, теплой и живой.

Был ли я жутким?

Ее глаза приоткрылись, я едва успел различить их голубизну, а потом от паники они стали огромными, и она попыталась отдернуться.

Я прижал ее плечо к полу, чтобы удержать на месте.

— Серьезно, — сказал я ей. — Ты могла пораниться. Прошу, не двигайся.

Она послушалась и легла.

— Я в порядке, — сказала она с пересохшими губами. Ее голос был легким и испуганным. Но она не звучала травмировано. Она смотрела на мое лицо, не видя меня.

Моя ладонь все еще была на ее плече, а другая — на ее лице.

Я пугал ее.

Я убрал руки и отодвинулся, чтобы дать ей место для дыхания, а мне — для побега. Она была не старше 20, так что не была копом, но она была здесь, где не имела права быть. Я смотрел на темную комнату, не зная, будет ли так же сложно выбраться отсюда, как было сложно попасть сюда. Я надеялся, что она не будет звать на помощь. Или угрожать.

Она села и осторожно огляделась, ее взгляд остановился на камере. Я видел, как крутятся шестеренки за потемневшими глазами, она пыталась понять, что происходит.

— Прости, — сказал я. Хотя она врезалась в меня, я хотел смягчить ситуацию сразу. — Я был наверху и услышал отсюда грохот, — объяснял я, голос ускорял темп, как и сердце. Во мне было слишком много адреналина, и лекарство не справлялось. — И я подумал, что это копы. Я не знал, что делать. Я думал, что смогу выбраться отсюда, но увидел тебя, а потом мы одновременно заметили окно, и я… прости, если… но ты вроде в порядке.

Пауза. Она, казалось, не верила в это.

— Кто ты?

Отличный вопрос. И как же мне ответить сегодня?

— Зависит от того, кто ты, — честно сказал я.

В тенях я заметил, как она хмурится.

— Я первой задала вопрос.

Почему я сталкивался с любопытными людьми? Я выдохнул и потянулся в карман. Визитки напечатали на прошлой неделе, и она получит такую визитку первой.

Кем бы она ни была.

Она взяла визитку с опаской, словно я давал ей яд. Столько подозрений. Ну-ну.

Я поднял камеру и направил на визитку. Она засияла от света. И облупившийся лак на ее ногтях.

Она прочитала вслух, перевернула и посмотрела на меня, смутившись еще сильнее. Свет лучше озарил ее лицо.

— Ты с телевидения?

Я издал смешок.

— Нет.

Я начал раскачиваться на ногах, мне нужно было выпустить энергию, гудящую в моих костях. Она была любопытной, но что-то в ней меня тревожило. Вызывало опаску. Словно она могла быть еще более скрытной, чем я. Словно у нее был миллион секретов, и я не услышу ни одного из них.

Кем бы она ни была.

— Что ж, Декс Форей, мне кажется, что то, что вы, парни, здесь делаете, происходит без разрешения моего дяди, хозяина маяка.

Ох, черт. Блин.

Маяк принадлежал ее дяде. Мне стало не по себе, казалось, адреналина станет еще больше, сердце забьется быстрее.

Но… погодите…

— Здесь никого нет, — сказал я. — Только я.

Она рассмеялась, не веря мне.

— Мне все равно, — сказала она с достаточно легкостью в голосе, чтобы я поверил. — Я не буду стучать на вас. Меня тоже здесь не должно быть. Просто собирай своих ребят и уходите, пока не случилось беды.

Я замер. О чем она говорит? Моих ребят?

— Здесь только я, — сказал я ей снова. — Ты видела кого-то еще?

Она нахмурилась, но смотрела мне в глаза.

— Да. Я слышала тебя наверху, и я собиралась вылезти в окно. Но увидела тень. Кто-то проходил снаружи.

Я ощутил дрожь спиной, тошнота подступала к горлу. Я приблизился к ней, штаны шуршали по влажному полу.

— Уверена, что что-то видела?

Если она что-то видела, и это был не я, то беда меня догнала. Может, и ее тоже, но я не мог пока ее понять. Странная энергия исходила от нее вспышками и путала мои мысли.

— Да. Я кого-то видела, — сказала она с тенью сомнения. — Кто-то прошел за окном, клянусь богом.

Я не был уверен, что поверю в такое.

— Откуда ты? С тобой кто-то пришел?

Как твой дядя… или копы… или перекачанный парень.

Она покачала головой. Я приблизил свет к ее лицу, словно допрашивал, чтобы узнать правду. Она скривилась.

— Прости, — пробубнил я. — Я… не важно.

— Не важно? — выпалила она. Ее глаза прищурились, но не от света. — Ты ворвался в маяк моего дяди. И ты говоришь мне, что это не важно.

Ого. Я только собирался за это извиниться. Блин. Забудьте. Все пропало. Я ухожу.

Я с кряхтением поднялся на ноги, потянулся в лунном свете, который лился из окна неподалеку. Побег будет простым. Я поднял ногу, но остановился.

Я не мог так уйти.

Она выглядела такой беспомощной у моих ног. У меня все же были манеры.

Я протянул руку. Она обхватила мою ладонь своей крохотной ладошкой, и я поднял ее на ноги. Она пошатнулась, чуть не упала, ее камера раскачивалась, и я мог думать лишь о том, что она, похоже, упала сильнее, чем я думал. Может, ей все-таки требовалась помощь скорой.

Я обхватил ладонями ее руки у плеч и шагнул ближе, пытаясь не дать ей упасть. Она была невысокой, а это о многом говорило, ведь я сам не считал себя высоким.

— Ты в порядке? — спросил я, уже зная, что она была из тех, кто скажет, что она в порядке, даже если ей оторвет конечности. Я увидел в ее глазах какую-то вспышку — надежду? — а потом она развернула нас, и я оказался освещен, а она в тени. Я не мог разобрать ее черты. Было тревожно не видеть ее круглое бледное лицо и серьезные глаза.

— Немного кружится голова, — сказала она. Было плохо, что она признала это. Я начал думать, где ближайшая больница, и смогу ли я отвезти ее туда на джипе, не сообщив сперва ее дяде. Он точно накажет меня за проникновение, может, потребует штраф, потому что люди были козлами, и никто не поверит, что девушка просто врезалась в меня, ведь она не была размеров пикси.

— Хорошо, — сказал я, пытаясь заглянуть ей в глаза, пытаясь что-нибудь понять. Я улыбнулся, решив, что это поможет. — Обещаешь не подавать иск?

— Обещаю. Но за дядю не ручаюсь.

Черт! Где он был? Почему она ходила по маяку ночью без него?

— Почему ты здесь? — спросил я, девушка казалась мне все любопытнее.

Она опустила взгляд на пол, хотя я не видел ее.

— Мы были на пляже у костра, — сказала она. Ее голос стал выше, моложе, и мне показалось, что она ощущает вину за что-то. — Мне надоело сидеть с подростками, я захотела сходить сюда. Дядя не пускал меня, когда я была младше. Я никому не рассказала, просто ушла. Хотела поснимать немного.

Поснимать? Она стала еще интереснее. Что же она снимала? Она слышала о маяке?

Она охнула и засуетилась. Ее камера. Я поднял свою и посветил на нее, и, пока она щурилась от луча света, я взял ее камеру и осмотрел. Кроме царапин, что могли там быть и раньше, повреждений не было.

— Все в порядке, — сказал я, стараясь звучать убедительно. — Я думал, что ты разбила мою, когда врезалась в меня.

Я похлопал по камере, луч света покачнулся на ее лице. Она не была впечатлена. Никто бы не обвинил ее.

— Ты права, — сказал я раньше, чем она. — Кому есть дело? Я заслужил, чтобы камера разбилась.

Я отступил из-за этого. Но не думал об этом.

Бам.

Я застыл. Звук доносился сверху. Я там уже был. Там ничего не было. Если только…

Я посмотрел на нее, придвигая свет к ее лицу. Пришло время плохого полицейского.

— Уверена, что пришла одна? — прошептал я.

Она ответила:

— А ты?

Я кивнул. Она — нет. И я понял, что не знаю, как ее зовут. Она не называла имя. Я не знал о ней ничего.

Это могла быть ловушка. Они могли знать, что я приду. Не знаю, как, может, заметили машину издалека. Может, нарушители бывали тут часто. Может, они заманивали сюда охотников на призраков и обворовывали их. Или насиловали. Я, может, расправился бы с этой крохой, но я не знал, насколько силен ее дядя.

Она перевела взгляд на окно. Единственный путь быстрого побега.

Но если она думала о побеге, это означало, что она боялась. Что она не знала, кто или что наверху.

А если они не пришли с ней… они уже были здесь.

Я склонился к ней и ощутил волну свежего воздуха у ее шеи. Я не сразу смог сказать:

— Ты точно уверена, что с тобой никто не пришел?

Я хотел отодвинуться, ожидая ее ответ, но эта энергия, этот запах держали меня рядом с ее шеей еще пару секунд.

 

ЕЩЕ ГЛУБЖЕ

— О, да сними ты уже чертового зомби! — кричал на меня Мэтт или Тони. Я не различал их. Они выглядели одинаково и были одинаково оглушительными.

Я играл в видеоигры с кузенами Перри уже час, пока она проверяла почту, мы ждали наступления ночи. Мои «навыки» охоты на зомби были бесполезными, я не понимал звуки и карты. Черт. После того, как у машины я снова столкнулся с той ненормальной дамой, я удивлялся, как голова еще работает. С меня довольно.

— Все, — сказал я, бросив джойстик на диван и встав. — Я умер в последний раз.

Близнецы хором завопили. Звучало как фальшивое разочарование. Это было зловеще.

А потом они продолжили играть, словно меня там и не было. Тоже жутко.

И странно.

Я прошел на кухню и начал вытаскивать блокнот из своей сумки. Все еще пахло яблочным пирогом, который Перри смогла испечь до этого. Не знаю, почему она решила это сделать. Но это был еще один пункт в моем мысленном блокноте с заголовком «ПЕРРИ», с помощью которого я пытался разобраться в ней.

Пирог был хорош. Не лучший в моей жизни, но хорошим, если учесть, что она готовила его в гостях у дяди. Я не помнил, когда я в последний раз ел домашний яблочный пирог. Никогда? Я мог вспомнить только ужасную еду на Рождество с Джен и ее белоручками, и я понимал, что они могли просто заказать те пироги.

Но дело даже было не во вкусе, а в запахе. Этот пирог пах как дом. Но в моем детстве не было яблочного пирога, а, если и был, то его делала не мама. Может, няня его пекла, не помню, я такое и не старался запомнить. Я забыл то время для своего блага.

Но запах все еще ворошил воспоминания, которых не было. Ощущалось… тепло. Хорошо. Честно. Как это могло присутствовать в моей жизни?

Я посмотрел на Перри. Она прошла на кухню и села за стол напротив меня. Ее лицо было тревожным, словно в ее голове шло сражение. Что-то в ней пробуждало те же чувства. Может, дело было не в пироге. Может, в том, что она испекла его, а потом дала мне первый кусочек и посмотрела мне в глаза. Она сделала пирог для меня.

Никто для меня ничего не делал.

Я не собирался говорить ей об этом. Было глупо думать, что эта забавная девчушка считала меня кем-то большим, чем безумцем с усами на кухне ее дяди. Она меня только встретила. Она не знала меня. А, если думала, что узнала, что она приняла меня за кого-то другого. Того, кто не прятал лекарства в книге.

Я не открывал рот и принялся писать обзор дня. Я поглядывал на нее, она размышляла, рассказывать мне что-то или нет. Что-то блестело в ее голубых глазах. Было почти… горячо. Она думала о шалостях? Я заерзал на стуле.

— Итак, — сказала она высоким уверенным голосом. — Клуб охотников на призраков из Салема надеялся, что я приду в их команду и покажу им маяк.

Чего? Я перестал писать, пытаясь понять, о чем она. Состязание? Уже? Я знал, что стоило заставить ее подписать контракт. Было глупо верить, что она просто будет рядом со мной, а не уйдет к тем, кто знал, что делает. Все, о чем мы говорили в машине, что рассказывал я… это ничего не значило? Как я глуп.

Я кашлянул и попытался звучать спокойно.

— И?

Она пожала плечами.

— Я еще не связалась с ними.

Я хотел сказать, что это умно с ее стороны, но промолчал. Не время так играть. Я знал, что до этого не думал толком, особенно сегодня. Я знал, что стоило упомянуть, что я не это имел в виду, что я даже не думал. Я не мог все испортить, ведь мы даже не были так близки.

— Ты можешь делать, что хочешь, — соврал я сквозь зубы. — Ты свободна. Мы ничего не подписывали.

Потому что я придурок.

Зазвонил мой телефон, мешая мне ляпнуть кто-то еще глупее. Это была Джен, но я был рад отвлечению.

— Эй, детка, — сказал я.

— Декс? — голос Джен был тоньше из-за плохой связи. — Прости, что мешаю твоим приключениям, но Синтия и Рис хотят устроить девичник, и…

Она рассказывала, но я не слушал и следил за Перри. Ее носик сморщился (это было мило), шея и щеки чуть порозовели. Она выпрямилась на стуле, поймав мой взгляд, но это не помешало ей выглядеть так, словно она была бы лучше в миллионе других мест, чем здесь передо мной. Я надеялся, что она не серьезно говорила о том клубе охотников. Кто вообще придумал его сформировать?

— … и я знаю, что тебя долго не будет дома, но я могу прийти еще позже. Ничего?

— Да, все хорошо.

— Уверен? — спросила Джен, но по ее тону я понимал, что отказ ее не остановил бы. Она все равно пошла бы, как и всегда. Я не знал, зачем она спрашивала. Может, проверяла меня.

— Серьезно, я не против. Поступай, как и всегда.

Я сказал ей, что приеду к утру, и закончил разговор.

— Так, на чем мы остановились? — сказал я вслух. Что еще мне нужно знать?

— Она не против, что ты останешься на ночь? — спросила Перри.

Я вскинул бровь. Странный вопрос. Ей какое дело?

— Нет, — сказал я, не желая говорить о том, какие жалкие у нас отношения. Я перевел взгляд на окно, ветер тряс деревья. Я дышал запахом дома, который успокаивал биение сердца.

— У тебя еще остался пирог?

— Пара кусочков в холодильнике… — неуверенно сказала она.

— Можно мне кусочек? — спросил я. Хотелось узнать ее ответ. Даст ли она мне его с тем же взглядом. Мне нужен был сейчас этот взгляд. Я ощущал перемены внутри, мне нужно было прийти в себя. Я был растерян.

Она старалась выглядеть недовольно, но у нее не получилось. Потому что она встала со стула и пошла к холодильнику. Она открыла дверь и склонилась, чтобы достать бутылку молока. Ох, у нее была отличная задница. Не такая, чтобы в ней затеряться, но достаточно большая, чтобы можно было ухватиться, сжать и шлепать.

Я довольно пристально смотрел на нее. Я пытался ведь впечатлить ее, а не отпугнуть?

— Ты смотрел на мою попу? — сказала она. Голос был удивленным, но смотрела она недовольно, и я не знал, о чем она думала. Ей это нравилось? Она уговорит своего опасного дядю зацементировать мне ноги, чтобы я не сбежал?

— Да, — сказал я. Зачем врать? Я буду в цементе, если нужно. Ради женщин бывало и хуже.

Она возмущенно вздохнула и тряхнула головой. Но она достала кусочек пирога. Она была теперь красной, избегала моего взгляда. Может, мое внимание ей понравилось.

— А еще мне нужна салфетка, — сказал я. Нужно нажать больше кнопок.

— Очевидно, да, — пробормотала она и бросила мне одну. Я с грацией денди поймал ее и сложил в карман рубашки. Я был джентльменом. Хоть и любящим посмотреть на попы. Это лучшая разновидность мужчин. Стоит открыть такой клуб.

Я сунул в рот пирог (я был джентльменом, любящим пироги) и заметил, что она ничего не ест. Она не ела и до этого. Потому я и подумал, что она испекла пирог для меня… она явно делала десерт не для себя.

О, только не говорите, что она из тех девушек, которые стесняются себя, ведь тут не было повода стесняться. Я посмотрел на ее пышную грудь и не понимал, зачем ей диета.

— Ты ничего не будешь? — спросил я, указывая на нее вилкой с обвинением, надеясь, что она опровергнет это.

— Я не люблю пирог, — глупо ответила она.

Я рассмеялся, кусочек вывалился изо рта.

— Не любишь пирог? Какой человек не любит пирог?

Я потыкал ее вилкой, чтобы проверить, настоящая ли она.

— Тебе нельзя доверять.

Она отмахнулась от вилки.

— Это ты с вилкой.

Я, не думая, развернул ее теплую и мягкую ладонь. Я вложил в нее вилку и осторожно сомкнул ее пальцы.

— Теперь вилка у тебя, — тихо сказал я и сел на стул. Она смотрела на вилку, размышляя. Я смотрел на бумагу. И думал. Порой попадались женщины, при которых было все: внешность, личность, ум, и они понятия не имели, чего стоили. Как они были прекрасны, как они манили своим очарованием и загадками. А еще были женщины, который знали, что у них есть все, что нужно, и использовали это. Постоянно. Чтобы получить то, что им нужно. Вот такая неуравновешенная вселенная.

Я видел, что Перри была из первой группы. Она стеснялась себя, была неуверенна в себе. Она все время одергивала футболку и поправляла джинсы, держала подбородок подальше от шеи. Она прикрывала грудь тяжелыми куртками и просторными футболками, словно это нужно было скрывать. Зря она так себя вела. Я ощущал себя беспомощным.

— Я просто хочу, чтобы ты наслаждалась всеми пирогами в жизни, Перри, — сказал я, глядя на нее, пытаясь привлечь ее скромный взгляд к себе. — И все.

Позволит ли она мне?

 

ГЛУПЫЙ СЕКС

Почти в пять утра я оставил машину в гараже. Я чуть не сбил пару деревьев и дорожных знаков по пути из Портлэнда, и я начал громко слушать гадкую попсу, открыв окна, чтобы холод и отвращение не давали мне уснуть.

Сработало. Я не разбил машину, но, шатаясь, пошел к лифту с сумкой за собой. Но, может, стоило разбить машину. Столкновение с Ребеккой Блэк было хуже смерти.

Я хотел войти в квартиру как можно тише. Если повезет, я смогу пробраться, не разбудив Джен, а потом увидеться с ней после десяти чашек кофе и нескольких сигарет.

Но удача была не на моей стороне. Как только мои ключи звякнули в замке, дверь распахнулась, и там была она. Как я и думал, она была готова убить меня.

Да, хотя я говорил ей, когда был в доме дяди Перри, что прибуду утром, и она сказала, что ей все равно, что она все равно пойдет на свою тусовку, я знал, что она будет злиться. Просто знал. И я был прав. Я всегда был прав.

— Эй, детка, — тихо сказал я, пытаясь улыбнуться ей так, как раньше ее очаровывало.

Они прищурилась и не впускала меня.

— Середина ночи, — прошипела она.

— Я это вижу, — сказал я и посмотрел на ее волосы. Они были спутаны, на лице не было ни капли макияжа. Она была красивой, но выглядела опасно. Глаза источали жар. — Ты меня впустишь, или мне спать на лестничной площадке? Там есть уютный уголок, который я нашел в прошлый раз, когда ты…

— Что я? — осторожно спросила она. Она вскинула голову и свысока смотрела на меня.

Когда ты ревновала, потому что я был с другой девушкой. Даже хотя это была Ребекка. Хоть она и была лесбиянкой.

— Когда мы поссорились, — сказал я. Я прижал ладонь к двери и продвинул ее на пару дюймов. — Прошу, детка. У меня был тяжелый день.

— Где ты вообще был? — спросила она, но пропустила меня.

Я прошел и бросил сумку на диван.

— Я тебе уже говорил. Ты же мне звонила, помнишь?

Она скрестила руки на груди и попыталась подавить зевок.

— Я думала, ты дождешься утра. Может, проявишь уважение к моей красоте, которой нужен сон. Это же «Крохи с вином», а не «Старушки с вином».

Ну, да.

— Перри нужно было домой, она работает утром, — объяснил я, лишь немного запнувшись. Я следил за ее реакцией и пытался понять, что меня ждет.

Ее глаза вспыхнули, как молния, это быстро пропало. А потом маска безразличия закрыла ее черты, она посмотрела на меня без эмоций.

— Что за Перри?

Она никого не обманула бы, но я решил подыграть ей.

— Девушка с маяка, — словно не из-за Перри Джен мне звонила.

— Девушка?

Я пожал плечами.

— Да. Ей около двадцати.

Ее взгляд обжигал. Я забыл, что, чем младше была женщина, тем хуже было.

Для меня.

Я вздохнул и отвернулся от кипящей девушки, собираясь спать, выключить мозг. У меня были проблемы серьезнее, чем Джен. Маяк взорвался, блин. Взорвался! Я чуть не умер ночью. Мы оба чуть не умерли, и случившееся с Перри было бы на моей совести. Я всю дорогу домой старался не думать об этом, старался не думать об увиденном. И о том, чего не мог видеть.

— Декс? — голос Джен ворвался в мои мысли. Я ощутил ее ладонь на своем плече, ее хватка была крепкой и теплой. — Ты в порядке?

Я повернул голову и посмотрел на нее краем глаза.

— Я просто устал. Ничего. Мне полегчает.

Я шагнул вперед, но ее хватка стала сильнее, она удержала меня.

— Декс, — сказала она еще раз, намеренно обращаясь по имени. В нем было тепло, и я понял, что она… что? Тревожится? Сердце дрогнуло в груди. Предательское сердце.

Я повернулся к ней, и ее ладони тут же оказались на моем поясе. Она прикрыла глаза, ее нежные длинные пальцы гладили вдоль пояса, дразня мою кожу.

Я хорошо знал эти движения. Она пыталась завести меня?

Почему я вообще думал? Мне было все равно.

Мой страх превратился в пламя. Ночь стала необходимостью. Меня нужно было отвлечь от Перри, призраков, смерти. Это всегда помогало.

О, это как раз то, что надо.

Одной рукой она расстегнула пуговицу на моих штанах. Она опустилась на колени. Я тут же затвердел, понимая, что последует дальше.

Я.

Из всех женщин, с какими я был, Джен лучше всех умела обращаться с членом. Порой я задумывался, не была ли она мужчиной в прошлой жизни. Я не думал об этом, когда она зубами расстегивала ширинку, но она явно знала, что нужно было делать, что я хотел, и она не стыдилась давать это.

Сексуально.

Как только мой член высвободился из штанов, тяжелый и подергивающийся от предвкушения, я схватился обеими руками за ее голову, сжал ее волосы в кулак и потянул к себе. Она издала тихий стон от боли и вобрала меня ртом. Она умело сжала меня рукой, ее пальцы играли с моими яйцами.

В эти мгновения я не думал ни о чем, кроме того, что хотел сильнее, быстрее, все больше. Часть меня хотела сейчас кончить с силой, другая часть хотела как можно дольше ощущать это удовольствие. Это было эгоистично, я не думал о том, получает ли она удовольствие. Мне нужно было забыть, мне нужно было это. Джен тоже было все равно, она всегда могла о себе позаботиться. Мы оба всегда получали в конце то, что хотели.

Она начала двигать языком, тереть им меня. О, я быстро закончу, если она и дальше будет так делать.

Она отпрянула и вытерла рот, а потом улыбнулась мне. Если бы мой разум не был затуманен похотью, я бы поклялся, что улыбка фальшивая.

— Может, возьмешь меня сзади? — проурчала она. Не дожидаясь ответа, она сняла шорты, тонкий топ и осталась голой. Она устроилась на диван и в приглашении выгнула спину.

Ох, я бы никогда не отказался от такого.

Я вошел в нее, обхватил ее узкую талию и с силой толкнул. Она застонала громко… слишком громко.

— Да, сильнее, Декс, — завопила она.

Я чуть не рассмеялся. Сильнее? Кого она обманывала? Джен всегда была пошлой и громкой, но сейчас казалось, что она перестаралась. Звучало наигранно.

Я замедлился и попытался собраться с мыслями. Пусть играет, я ведь все равно получаю удовольствие, да? Я был в ней, так что за проблема? Ее нет.

— Ты так хорош, — закричала она с придыханием.

Я закусил губу. Что она делает? Мне нравилось порно, но реалистичное, а не дешевое и наигранное, как она сейчас себя вела. Она впервые вела себя не так, как всегда, как кто-то… неопытный.

И тут я понял. Это было из-за Перри, да? Конечно. Глупо было не увидеть это сразу.

Но я разошелся, был полностью в ней, я мог излиться в любую минуту, так что ее дешевая игра не могла остановить меня или отвлечь. Но мысль о Перри отвлекала.

И приятно.

Я передвинул ладони на упругую попку Джен, ускорился и закрыл глаза. Никто не мог жаловаться из-за тела Джен, но я задумался, как было бы, если бы передо мной на четвереньках стояла Перри. Если бы я трахал ее с ее шикарной попой, и в моих руках было бы больше плоти, нежной плоти, которую я мог сжимать, мять, лизать и кусать. Понравилось бы ей сзади? Стонала бы она от моих движений? Позволила бы она мне схватить ее за густую черную гриву, как за поводья, и смог бы я довести ее сам, или мне пришлось бы еще и ласкать ее, пока она не начнет истекать на ковер.

Черт.

Я сильно кончил.

Так сильно давно не было. Я впился пальцами в попу Джен, и она, конечно, заскулила от боли. Я прикусил язык, чтобы не кричать имя Перри. Ноги дрожали, я изливался в Джен головокружительными волнами. Я все равно видел лицо Перри, невинное, требующее осквернения. Она нуждалась во мне, чтобы я показал ей все это.

Закончив, я вышел из Джен и направился в ванную, голова кружилась, сердце билось со скоростью в миллион ударов в минуту. Я слышал, как она кричит от возмущения или чего-то другого, но это не имело значения. Я вошел и закрыл за собой дверь, а потом склонился над рукомойником.

Да что со мной такое?

Я только начал думать о Перри, моей 22–летней потенциальной напарнице, и получил лучший оргазм за месяцы. Годы.

Я вытер пот со лба и посмотрел на себя в зеркало.

Проблем хотите, сэр.

Я закрыл глаза от своего покрасневшего отражения и ярких глаз. И я тут же представил Перри, в этот раз она лежала на спине подо мной, ее грудь ждала меня.

Я быстро запер дверь ванной и начал ласкать себя от мысли.

Я кончил сразу же.

Беду я не просил.

Я ее приглашал.

 

БАБОЧКА ПОЙМАНА

— Так ты еще не занялся с ней любовью?

Я посмотрел на Максимуса.

— Занялся любовью? Что с тобой? Сейчас не пятидесятые.

Он пожал плечами и глупо улыбнулся, глядя на пустыню. Его пылающие рыжие волосы сочетались с пылью, пролетающей мимо джипа.

— И вообще, — сказал я, стараясь не сжимать руль слишком сильно, — это не твое дело. И нет. Я не занимался с ней любовью. И не трахал. Мы просто напарники.

— Хорошо, — сказал он. Тон мне не понравился. Он словно хлопал меня по спине. Зараза. С тех пор, как Макс вдруг появился в моей жизни в Рэд Фоксе, каждую секунду он все сильнее выводил меня из себя. Я таил на него зло, но и он все еще обижался на меня. Он просто скрывал это за дурацким акцентом и бодростью.

Я кусал губу, пока не ощутил кровь. Без лекарств настроение было испорчено, и я постоянно боролся с желанием сорваться. Я хотел съехать с дороги, сказать ему, чтобы он держался подальше от Перри. А потом выгнать его, чтобы до ранчо он шел на своих двоих. Может, по пути его съел бы койот.

Хотелось бы. Но было безумно так думать.

Он криво посмотрел на меня краем глаза.

— Что? — едко спросил я.

Он пожал плечами. Моя хватка стала крепче. Я хотел выйти из машины. Почему мы должны были так ехать в город? Было ужасно жарко, и я не мог терпеть жару с ним. Его рыжие волосы только усиливали жар.

Он молчал, я включил музыку, чтобы «Deftones» отвлекли меня. К сожалению, злая музыка не помогала уже злому парню.

— Она милая, кстати, — отметил он поверх музыки.

— И что?

Его лицо поднялось.

— Не смей пожимать плечами!

Он улыбнулся и посмотрел на свои слишком чистые ногти.

— Я просто говорю, что она милая. Удивительно, что ты не действуешь, — сказал он и тихо добавил. — Раньше ты нападал на всех встречных женщин.

Ах, вот и обида. Он все точил топор.

Я кашлянул. Хотелось воды. Или пива. Или бутылку бурбона со льдом. Я словно проглотил содержимое пакета с вакуумом.

— Я уважаю Перри, знаешь ли, — сказал я ему.

Он рассмеялся.

— Ага. Уже пытался приблизиться, но дамочка тебя отшила? Что же ты сделал? Невероятного Декса Форея, старый добрый прием, чтобы она открылась?

— Да что с тобой такое? — возмутился я. — Ничего я не делал, и ты знаешь, что невероятный Декс Форей включает в себя два пальца, язык и сигарету после этого.

Кстати о сигарете. Я выудил одну из кармана и зажег ее одной рукой.

— Я закурю? — спросил я, хотя ответ меня мало интересовал.

— Да.

— Не привык к курению? — я поднес сигарету к губам и затянулся. Я выдохнул дым в него и улыбнулся.

Он закашлялся и помахал недовольно рукой. Хорошо.

— Я ко многому привык, Декс.

— И где ты был все эти годы?

— Я уже говорил. Хороший способ сменить тему. Ты все еще король этого.

— Лучше быть королем в этом. Когда ты избавишься от стиля Элвиса, Макс? Ты все еще так выглядишь. И это смотрится глупо.

— Забавно, — отметил он. — Все те же оскорбления.

— Я все тот же парень, Макс. Как и ты.

— Нет. Я Максимус, — выпалил он. Он посмотрел на сухой пейзаж, проносящийся мимо, на холмы камней и темные трещины. Вдали лежало ранчо. Мы, наконец, прибыли.

Пока мы подъезжали к дому Ланкастеров, Макс добавил огня.

— Так она одна?

Я выключил зажигание.

— Кто?

— О, ты знаешь. Перри. Дамочка с… хорошими формами.

Я хотел стереть улыбку с его веснушчатого лица. Я не мог даже ответить. Если я скажу нет, то совру. Если скажу да, то он приударит за ней. У меня были странные чувства у Перри, еще страннее была история с Максом, так что это была ужасная идея.

И я промолчал. Я мрачно посмотрел на него и надеялся, что он не наберется смелости приставать к ней. Он был удивительно уверен. Видимо, телосложение, схожее с великаном, способствовало этому. Девчонки велись на это. Мне оставалось полагаться на свою внешность и очарование.

Мы пошли к дому, я вел. Уилл с печальным видом стоял на ступеньках крыльца и разглядывал горизонт.

— Привет, Уилл, — сказал я. Я остановился рядом с ним среди пыли и попытался проследить за его взглядом. — Что выглядываешь?

— Берда, — рассеянно ответил он.

— Ясно.

Я оставил его в пустыне и провел Макса внутрь. В доме было удивительно прохладно, хотя я был уверен, что в этом была заслуга холодной стервы Сары. Я тут же плюхнулся на диван. Да, я был здесь гостем, и было не вежливо опускать потное тело на их мебель, но мне было все равно. Я перегрелся. Вот и все.

Через пару секунд я понял, что холодная стерва сидит в кресле напротив меня. Она смотрела на меня. Она была в темных очках, конечно, так что я не видел ее глаза, но ощущал взгляд. Она была слепой, как летучая мышь, но точно смотрела на меня. И на мои мысли. Я поежился, несмотря на жару.

— И где Перри? — спросил я, стараясь завести разговор. Я знал, что она должна быть в комнате наверху. Я представлял, как она лежит на нашей кровати рядом с пустотой, страдая от жары. Ох. Я надеялся, что Сара слепая, ведь ей не нужно было видеть, как натянулись мои штаны.

— Она ушла. Пропала. Берд пошел искать ее, — спокойно сказала она.

Я вскинул голову.

— Что?

— Ты меня слышал. Стоит держать жену под контролем. Она становится проблемой.

Я едва ее слышал. Я вскочил на ноги, прогнал панику глубже в грудь и побежал к двери. Макс, который был на кухне неподалеку (как всегда рядом), последовал за мной.

Я спустился по ступенькам, хотел заговорить с Уиллом, но тут вдали увидел Берда и Перри, они шли вместе. Точнее, Берд шел, а Перри хромала. Она словно упала со скалы.

Она была жива, это плюс. Но она была ранена, и мне казалось, что все из-за того, что она не слушала меня.

Ох, как я злился. Злился? Я был в гневе.

Гнев, что уже скопился из-за Макса, выходил, и я не мог никак остановить его. Эмоции бурлили, я побежал к ней, вскинув руки в воздух.

— Что, черт возьми, случилось?

Она испугалась моей реакции, но мне было все равно.

Берд сочувственно улыбнулся мне.

— Она немного потрепана, но в порядке.

— Она не в порядке, — выпалил я, пытаясь понизить голо.

Она была в царапинах с ног до головы, на щеке был глубокий порез. Ее футболка была изорвана и в крови, Перри с трудом стояла на ногах. Я никогда еще не ощущал такой сильный прилив гнева и печали. Я хотел накричать на нее, а потом взять под свое крыло и убедиться, что больше с ней ничего не случится.

Берд знал, когда уйти.

— Я пойду за аптечкой.

Я посмотрел на него и повернулся к Перри. Ее вид разбивал мое сердце на миллион осколков. Я хотел уничтожить подонка, сделавшего с ней такое, и было сложно понимать, что винить в этом можно было только Перри.

— Прости, — сказала она. — Это пустяки.

Я тревожно потер подбородок, мне было некуда выпустить энергию.

— Что случилось?

Она объяснила. Не помогло. Она пошла гулять, хотя я говорил ей сидеть дома. Я говорил так не из вредности, а из-за того, что она привлекала опасность, а я переживал за нее. А потом она умудрилась упасть со скалы, на нее напала ворона, а потом чуть не укусила змея. Берд убил ее из ружья. Результат был на ней вязкими пятнами.

— Не нравится мне говорить, что я тебя предупреждал, но я тебя предупреждал, — сказал я. — Ты можешь меня слушать?

Она ни капли не стыдилась. Наверное, она собиралась снова защищаться.

— Не выходит, Декс, — она пронзила меня взглядом, отделив ударением мое имя. — Обычно не ты выражаешь голос разума.

Точно.

— Ты тоже. И тебе лучше помыться.

Мы пошли в дом. Я посмотрел в глаза Максимуса, надеясь, что он не станет глупо включать свое южное очарование, но он был потрясен и лишь выдохнул:

— Боже, — когда мы прошли мимо.

Перри прошла по лестнице в комнату, закрыла за собой дверь, и я повернулся к Берду, который выходил из кухни с аптечкой в руках.

— Что за фигня, Берд? — завопил я.

— Полегче, Декс, — сказал Макс.

— О, закройся, — я даже не взглянул на него. Я выхватил аптечку из мозолистых рук Берда. — Почему вы ее отпустили?

На лице Берда проступила сдержанность, морщины стали глубже. Он молчал пару секунд, спокойно скрестив руки. Его взгляд успокоил меня.

А потом он сказал:

— Я не знал, что она ушла. Как только я обнаружил это, я пошел по ее следам к горе. Я прибыл… вовремя.

Он сделал паузу, чтобы я осознал слова. Типа, тебе стоит поблагодарить меня, белый засранец.

Я слабо, но благодарно улыбнулся ему.

— Тогда спасибо. Я просто…

Берд ткнул меня локтем и указал на потолок.

— Иди к своей жене. Ты нужен ей.

Я кивнул, надеясь, что мое лицо не выдает жар, который я ощутил от слова «жена», и пошел по лестнице.

Она была в ванной, но я не слышал шума воды.

Я быстро постучал в дверь.

— Это Декс, — сказал я, давая ей время прикрыться. Я дернул ручку. Заперто. Наверное, она думала, что я из тех, кто мог напасть на нее в душе.

Она была в чем-то права.

Дверь приоткрылась, Перри с подозрением посмотрела на меня. А потом я заметил, как ее грудь почти вываливается поверх полотенца. И полотенце было кухонным. Еще немного, и станет видно сосок.

— Привет, — сказал я опасным тоном. Я не хотел, вырвалось. Я надеялся, и ее грудь все же выскользнет.

— Давно ты тут стоишь? — услышал я ее вопрос. Она звучала отдаленно. Я мог видеть только ее кожу, декольте, капли воды катились по полным холмам, и…

Она надавила на мой лоб, чтобы я посмотрел ей в глаза. Ладно. Мне нравилось смотреть ей в глаза, как и на ее грудь.

— Ты не видел сейчас Сару? — спросила она с напряжением в голосе.

— А что? — я присмотрелся. Она была испуганной, а не злилась из-за моего взгляда, и, когда в моей голове прояснилось, я вспомнил, почему пришел сюда. Ее бледная кожа была испещрена красными царапинами на руках, ладонях, лице.

Она закрыла глаза и вздохнула, собираясь закрыть дверь.

— Забудь.

Я быстро остановил дверь рукой.

— Нет уж, — я пробрался в ванную и закрыл за собой дверь. — Тебе нужен уход.

— О, да, ты такое ведь любишь? — фыркнула она и отпрянула.

Ох. Да что с ней? Я не гнал ее в пустыню, чтобы она бегала там и кричала: «Приходите, друзья — зверюшки!». Я говорил ей вести себя совсем иначе.

Я в предупреждении вскинул брови. А потом вздохнул, открыл аптечку в рукомойнике и сказал:

— Мне бы понравилось, если бы ты была сексуальной медсестрой, а не я.

Я старался не думать об этом и сосредоточился на задании, налил спирт на марлю, чтобы промыть ее раны. Пора повзрослеть и думать не нижней половиной.

Она вздрогнула, когда я прижал спирт к ее руке, но держалась большую часть времени. Было волнительно быть так близко к ней, когда она была в одном полотенце. Если честно, рядом с ней всегда было волнительно. Ее запах, ее кожа под моими руками опьяняли. И смущали.

И я снова думал низом. Хотя… не только. И это путало сильнее, да?

Ох, зря я забыл таблетки.

Я собрался с силами и сосредоточился. Когда я перестал обматывать ее руки тонной бинтов, я посмотрел ей в глаза. Мгновение я пытался прочесть ее. В нас происходило слишком многое, чтобы у меня было четкое представление.

— Я все еще жду, что ты расскажешь, как это произошло, — тихо сказал я. Мне нужна была полная версия событий.

Теперь она смутилась. Она глубоко вдохнула и объяснила все, начиная со сна, который она видела еще до Рэд Фокса. Это меня разозлило. Да, мы едва знали друг друга, были лишь напарниками, если на то пошло, но, не знаю, я ощущал себя преданным из-за того, что она не призналась раньше. Она словно боялась доверить мне такое, боялась, что я подумаю об этом. Это было неуместно. Я хотел, чтобы она доверяла мне, но доверие набиралось медленно.

Когда она закончила рассказом, как ворона напала на нее, и как ей повезло, что показался Берд (я бы не назвал это удачей), я был в ужасе. Я отвлекал себя обработкой пореза на ее щеке.

— Потерпи еще немного, — сказал я ей. Я коснулся ее лица ладонями и склонился ближе. Я пытался смотреть на рану, но было сложно. Я хотел смотреть в ее глаза, будучи так близко. Я хотел, чтобы она знала, что все будет хорошо. Было в Перри что-то уязвимое и напряженное, что-то, из-за чего мне хотелось вести себя глупо и смешно, лишь бы защитить ее. При этом я хотел сделать ее сильнее, сделать бриллиантом из уголька.

Я невольно затерялся в этих голубых глазах. Сердце подпрыгнуло. Плохая идея. Моему сердцу прыгать не стоило.

Я отпрянул, разорвал напряженный момент, связь, и последний раз промокнул ее щеку йодом. Я выдавил улыбку, уже ощущая отдаление. Это даже хорошо.

— От йода на лице останется ржавое пятно, но, думаю, если смоешь через час, все будет хорошо.

— Спасибо, Декс, — сказала она едва слышно. Она отвела взгляд, рассеяно глядя на рукомойник. Она тоже ощущала отдаление. Это к лучшему.

Пока что.

 

В НЕЙ ЧТО-ТО ЕСТЬ

— Сексуальные проблемы? — спросила Перри, пытаясь быть слышной в шумном баре.

Я отвел взгляд от своей бутылки с пивом и удивленно посмотрел на нее. Она будто нервничала, но я видел по ее глазам, что она была пьяна.

Мне пришлось улыбнуться.

— Да.

Не было смысла отрицать. Хоть вокруг творился хаос, и моя голова словно раскалывалась, больше всего меня выводило то, что мне приходилось спать рядом с ней каждую ночь, просто спать. Я посмотрел на этикетку бутылки от пива, прилипшей обрывками к моим пальцам. Очевиднее некуда.

Она не отпрянула. Она редко делала это. Это была одна из ее раздражающих способностей.

— Потому что тут нет твоей девушки?

— Да, — отчасти это. Но, даже если бы Джен была здесь, это не изменилось бы.

Я сделал большой глоток пива, надеясь, что она поймет намек и продолжать не будет. Перри половину времени, казалось, не управляла губами, и вскоре я мог ляпнуть что-то глупое. Я не доверял себе без лекарств.

Я посмотрел на Максимуса и Берда, говоривших за столом напротив нас. Я ненавидел Макса. Я не знал, было ли дело в отсутствии лекарств, но его поведение меня выводило из себя. Мне не нравилось, что он вел себя так, словно все знал, и мне не нравилось, что он пытается завоевать Перри. Он стал бы отрицать, но я знал, что этот гад пытался со мной сделать. А Перри была такой невинной, ее самооценка и без того была занижена.

А тут еще заиграли «Dire Straits», Перри сообщила о своей внезапной (и удивительной) любви к группе, и этот козел встал и пригласил ее на танец, словно он был каджунским Реттом Батлером.

Она согласилась, обхватила его ладонь с веселым взглядом, и он повел ее на людный танцпол. Я посмотрел на пиво на случай, если она хотела, чтобы я заметил, что происходит, заметил их вместе. Мои пальцы теребили этикетку. Я не обрадую их этим.

— Ты переживаешь за нее, — сказал Берд тоном старика.

Я пронзил его взглядом и снова сосредоточился на пиве, отвлекаясь монотонными движениями. Я молчал. Было нечего сказать. Это была правда.

— Все хорошо, Декс, — продолжил он. — Я бы тоже переживал. Но вам нужно уважать друг друга. Ты должен действовать медленно. У вас много общего.

— Как это понимать? — рявкнул я. Мне было плохо, я снова не управлял эмоциями, но лицо Берда было спокойным и ничего не выдавало.

— Ты знаешь, что это значит, — сказал он и замолчал. Я знал, о чем он. Потому было сложнее.

Мы сидели в тишине, а потом он отошел к барной стойке, пообещав принести мне пиво. Я хотел спрятать голову в графин, но мне нужно было успокоиться. Алкоголь не помогал. От него эти мысли только усиливались.

Я старался не смотреть в сторону Макса и Перри, но все это закончилось, когда началась песня «U2», а Перри не вернулась на место, затыкая уши.

Она все еще танцевала. Медленно. С рыжим Элвисом. Они танцевали слишком близко. Ее грудь прижималась к его груди, он держал ее так, словно собирался насадить ее на свое колено.

И она позволяла ему. Ей, казалось, нравилось давление тела, как и ему. Я мог лишь представлять, как он прижимался к ней. Но я не хотел представлять. Я поежился, ощущая любопытную смесь отвращения и зависти. Я не привык к чувствам.

Я все еще кривился, когда Берд вернулся, но он просто вручил мне пиво и молчал. Потребовалась вся сила воли, чтобы отвести взгляд от парочки и сосредоточиться на другом.

Этим оказались Чери и Аманда, дамы в возрасте, смотревшие на меня, как только я сел. Уверен, он искали себе любого парня до 35, но я решил поиграть. Я улыбнулся им, и они пошли ко мне на пластиковых каблуках, широко улыбаясь, их дыхание воняло.

Я не слышал ни слова, просто пытался выглядеть красиво и не дышать носом. Одна из них, Чери, вроде, решила обратить внимание на Берда, и он был не против. Берда дома не ждала жена, но он мог бы и не вести себя как старый хитрец с морщинами и потемневшими зубами. Меня чуть не стошнило от зрелища, но я отвлек себя, спросив Аманду, может ли она помочь мне выбрать песни.

Мы прошли сквозь толпу к проигрывателю, я следил на Перри и Максом краем глаза. Со стороны казалось, что я веселился, а внутри я был параноиком. Я боялся, что он схватит ее и оттащит в уединенное место. Мысли о том, что он будет касаться ее, целовать сводили меня с ума, Аманда смотрела на меня, не понимая выражение моего лица. Я снова ей улыбнулся, источая позитив, и дал ей выбрать песни, а потом заказал свои.

Мы вернулись за стол (где Берд пытался вежливо прогнать Чери), когда Макс и Перри покинули танцпол. Я хотел сделать едкое замечание, испортить им все, но появилась странная аура напряжения. Что-то между ними пошло не так и, хотя меня это радовало, я немного тревожился за Перри.

Как и Аманда. Увидев милое встревоженное лицо Перри, она схватила меня за руку, погружая когти цвета розового висмута в мою кожу.

— Ты танцуешь со мной, сладенький, — приказала она. Она была удивительно сильной для своего размера, ее загорелые руки легко подняли меня на ноги.

— Будто у меня есть выбор, — сказал я, пытаясь не смеяться. Она была голодной.

Я подмигнул Перри, пока мы проходили мимо, и решил дать Аманде то, чего она ждала. Кого-то юного. Веселого. Я схватил шляпу ковбоя у кого-то по пути и старался танцевать как можно лучше.

Я давно не использовал навыки, приобретенные в школьном театре, только для секса с Мишель в оркестровой яме, где я толкался, прерываясь на монологи. Я знал, что не стоит тормозить, и я был удивлен, как легко все вспомнилось. Я думал о том, как глубоко ощущаю музыку, как глубоко ощущаю… все. Я танцевал с Амандой, а думал о том, что лекарства скрывали от меня. Кроме очевидного.

— Ты хорош, — сказала мне Аманда, прижимая меня к себе, пытаясь вернуть власть. Люди хлопали и удивленно смотрели на нас, она купалась в их внимании.

— Это естественно. Но в чем-то это плохо, — ухмыльнулся я.

— Вижу. Твоя жена должна очень злиться.

Жена? Ох, точно. Блин. Не нужно было смотреть на кольцо на пальце, чтобы вспомнить игру. Вряд ли в Рэд Фоксе стали бы обсуждать, правдивый у нас с Перри брак или притворный, но стоило поддерживать игру.

— Она понимает, — сказал я.

Аманда кивнула. Я заметил, что ее серьги были клипсами, грозившими съехать. В паре было душно, она потела.

— Ты понимающий. Многие мужчины обезумели бы, если бы их жена танцевала с другим мужчиной. Но я видела, что он не был угрозой.

Да? Я хотел узнать у нее больше, но прикусил губу. Мы танцевали еще немного, а потом нам помешала другая женщина. Ее звали Мэри Сью (серьезно), и она была младше (может, даже слишком юной для клуба), с отчаянными глазами, которые кричали мне, что танец с Дексом Фореем мог невероятно порадовать ее. Мне стало печально. Каким жалким был этот город, если меня они считали спасителем.

Я танцевал с Мэри Сью, думая о фальшивом обручальном кольце на пальце. Песня снова закончилась, и я увидел, что все больше дам приближалось ко мне (я, конечно, бывал сексуальным, но такое количество ко мне идти не должно было), и я решил, что довольно. Я знал, что за песни дальше, как и знал, с кем буду танцевать. С женой.

Я прошел к ней, игнорируя женщин, глядя на ее лицо, пока ее большие голубые глаза не посмотрели на меня. Она выглядела такой маленькой и изящной рядом с Максом и Бердом, пила и пыталась веселиться, хотя к ней подступала опасность. Я видел напряжение на ее лице, знал, что она насторожена из-за того, что скрывалось во тьме. Я знал, потому что Берд был прав. Мы были схожими.

Я остановился перед ней, снял шляпу, неловко подражая ковбою.

— Это наша песня, — сказал я под первые ноты «She’s Always a Woman» Билли Джоэла. Я протянул руку, надеясь, что она примет ее.

Ее глаза вспыхнули, она обхватила мою ладонь. Я быстро сжал ее руку, прохладную и белую под моими пальцами. Я повел ее на танцпол и обвил ее рукой, прижимая к своему боку. Она была моей. Мы играли, что она была моей женой, но она все равно была моей. Она пока не знала этого, но я знал. Это было неправильно и нелогично, но она принадлежала мне. И больше никому.

Жаль, что я принадлежал другой. Я не знал, найду ли силы исправить это, или буду наказывать себя вечно.

Мы начали танцевать медленно, бок о бок, я прижал ладонь к ее спине, горячей и заманчиво близко к ее попе. Другой я держал ее руку. Я прижимал ее к себе так близко, как мог, но не хотел подражать Максимусу. Тем более, Перри не нужно было ощущать мою твердость своим бедром, хотя было заманчиво дать ей понять, что она делает со мной. Ей могло даже понравиться. Это было как в старшей школе.

Мне нужно было знать. Я смотрел в ее глаза, терялся в буре, начал петь вместе с Джоэлом. Тихо, издалека, а потом склонился к ее уху, ощущая запах солнца и детской присыпки. Я закрыл глаза и пел, ощущая, как мое дыхание касается ее уха жаркими порывами. Потребовалась вся сила воли, чтобы не продолжить, чтобы не коснуться ее уха губами, не облизать мочку, чтобы понять, какая она на вкус. Чтобы увидеть, закатятся ли эти глаза, забудет ли она обо всем. Я не хотел быть спасителем Рэд Фокса. Я хотел спасти ее.

Словно услышав мои мысли, она прижалась головой к моему плечу. Я пытался замедлить биение сердца, понимая, как быстро оно стучит. Это было так идеально. Я не заслужил этого, но принял бы, если бы мог.

А потом бам, и чары рассеялись. Перри подняла голову и посмотрела большими испуганными глазами. Я не понимал. Но и не отпускал. Песня закончилась, но я крепко обнимал ее, не давал ей двигаться ни на дюйм. Если внутри нее снова идет бой, она может делать это в моих объятиях.

— Что такое, женушка? — пошутил я, наслаждаясь в тайне звучанием этого.

Она посмотрела на меня с напускным спокойствием.

— Песня закончилась.

Точно. Будто это ее беспокоило.

— Да? — спросил я, зная, что будет дальше. Ага, одна хорошая ночь. Я нашел две песни Билли Джоэла и заказал обе. Я был уверен, что люди Рэд Фокса не оценят такого, но я был в их городе, и мне нужно было впечатлить «жену».

Я не знал, была ли она впечатлена. Она была потрясена. Я не знал, хорошо это или плохо.

— Не надо так тревожиться, — сказал я, пытаясь ее расслабить. — Лучшие потраченные пятьдесят центов.

— Ты выбрал лучшие хиты Билли Джоэла?

Ох, может, ее это не так сильно очаровывало, как я думал. Может, я вел себя жутко. Не в первый раз.

— Я пытался, — признался я. — Но там всего две песни. Боюсь, после этого заиграет «Poison», так что наслаждайся танцем, пока можешь.

— Тебе нравится Билли Джоэл, да?

О, она ничего не знала. Повезло ее сердцу. Я притянул ее ближе к себе, чтобы она начала улавливать мысль. Плохую мысль, кстати.

— Он неплох, — сказал я, с трудом сдерживая себя от улыбки. — Но я решил, что ты потанцуешь со мной, если я закажу это. Я ведь могу потанцевать с женой?

Она покраснела от моих слов.

— Хорошая жена танцевала бы с тобой под любую песню. Особенно с тобой. Ты же современный Джин Келли.

Теперь пришло мое время краснеть. Но мужчины так не делали.

Я рассмеялся.

— Годы в школьном театре, а осталось только это.

Так и было. Я неплохо танцевал, пока не увлекся съемками. Но зато я научился сносно играть.

Ее глаза расширились. Она улыбнулась, ее дыхание было жарким и сладким.

— Ты продолжаешь меня удивлять.

— Надеюсь, — сказал я. — Только удивление у меня и есть.

И тут я сделал то, что хотел сделать всю ночь.

Я потянулся вниз и сжал ее милую попку. Она была такой мягкой в моей руке.

Я посмотрел на Максимуса, надеясь, что он смотрит.

Он смотрел. И был удивлен. Обеспокоен. Рыжие брови сдвинулись.

Я улыбнулся ему и поднял большие пальцы вверх.

Выкуси, Макс.

— Что такое, Декс? — выдохнула она.

Ох, точно, я же все еще сжимал ее попу. Я отпустил и прижал ладонь к ее спине. Я оставался близко.

— Что? — невинно спросил я. — Я могу схватить жену за попу. Особенно, если эта попа красивая.

Она странно посмотрела на меня, в глазах собирались тучи.

— Что подумает Дженнифер?

Ох, черт. Зачем нужно рушить идеальный и невинный, кстати, момент? Дженнифер. Она тут при чем? Сейчас были мы с Перри. И все. Почему нельзя так все оставить?

Реальность кусалась.

— В этом сценарии нет Дженнифер, — сказал я ей.

— Ты затеял опасную игру, Декс, — предупредила она.

И это было лучше всего. И она все еще была в моих руках.

— О чем ты? — я хотел, чтобы она сказала это.

Она задумалась. Она знала, что я дразню ее.

— Твоя девушка доверяет тебе, и все.

Не все. Но это было правдой.

— Наши отношения основаны на доверии. Как и у нас с тобой.

На доверии, что я не разорву отношения, пока не будет четкой причины. А причины пока не было. Мне нужно было удостовериться.

О, я не знал, чем думал. Алкоголь без лекарств сводил Декса с ума.

Я ощущал на себе пристальные взгляды. Я отвел взгляд от ее милого лица и осмотрел бар. Два идиота двадцати лет сидели неподалеку и пялились на Перри. Это мне не нравилось. Первый выглядел так, словно его переехала газонокосилка, а потом его собрали из кусочков. Другой пускал слюни на Перри. Это было гадко. Я надеялся, что так не выгляжу.

— Похоже, ты привлекла внимание, — сказал я, стараясь звучать бодро, но так, чтобы она поняла, что это не радовало.

Она мгновение разглядывала их. Они не отводили взгляды, хотя теперь я сверлил их знаменитым взглядом Декса Форея.

Она посмотрела на меня, и я смягчил выражение лица.

— Милая парочка, — пошутила она. — Предлагаешь мне пойти к ним?

Я развернул ее.

— Только если хочешь получить новый порез на щеке.

Мы танцевали немного, пока песня не закончилась, а потом я с сожалением убрал руки с Перри и ушел в уборную. Было приятно держать ее, но я вернулся в реальность и оказался среди пьяных местных придурков.

Когда я вернулся, Максимус и Берд болтали за столом. Макс вскинул голову, услышав мои шаги, и взгляд его мне понравился. Он все еще злился из-за моего хода во время танца. Хорошо. Не мне было хватать ее за попу, но и не ему точно.

Перри за столом не было, но я не хотел спрашивать, чтобы Максимус не дал глупый ответ. Так что я сел рядом с ним и заговорил с Бердом об истории города. Я уже знал достаточно, но мне нравился Берд, а Берд расслаблялся, пока говорил о скучном.

Не знаю, сколько прошло времени, но Перри не возвращалась. Макс куда-то пошел, и я спросил у Берда.

— Где Перри?

Он оглядел толпу, серьезный взгляд сканировал людей.

— Не знаю… она…

Я не слышал его. Искры паники в его глазах хватило, чтобы я вскочил на ноги. Я прошел к танцполу и попытался разглядеть ее там. Я прошел к бару, разглядывая столики. У барной стойки было много вонючих людей, я прошел в туалет, подождал пару минут у женского, пока не ощутил, что она в беде.

Я надеялся, что инстинкты ошибаются, но с Перри они никогда не ошибались. Казалось, у нас была, хоть и безумно звучит, связь.

Я убежал от туалета и пробился через толпу к двери. Снаружи люди курили, их тошнило, они целовались. Перри там не было.

— Черт, — выругался себе под нос я и вернулся внутрь, стена пота и жара ударила по мне.

Я огляделся снова и заметил, что два гада, следящие за ней, пропали. Все во мне снова сжалось. Плохо дело.

Плохо, плохо, плохо, плохо.

Я заметил знак выхода сзади и другую дверь и пошел сквозь толпу. Одолженная шляпа упала по пути, но я не собирался забирать ее.

Я вырвался из двери и очутился в тихой ночи, звуки бара угасли, когда дверь за мной закрылась.

Но, черт.

Погодите.

Я услышал звуки из-за грузовика.

Я увидел. Ох. Я увидел ноги. Поношенные пыльные ботинки Перри.

Мое сердце сжалось, гнев пульсировал в венах со скоростью света. Чувство было жестоким. Я закрылся от всего, кроме отмщения.

Я не мог даже думать. Я медленно пошел к грузовику. Я заметил лопату и другие инструменты и быстро схватил ее. Скрежет металла о металл выдавал, и у меня оставалось пару секунд на удар.

Я выскочил из-за угла и опустил лопату, словно молот. Она врезалась в лицо уродливого подонка, и он отлетел в сторону.

И тогда я увидел Перри под ним. На ее руках была кровь, в ее глазах была жизнь.

— Перри! — закричал я. Я подбежал к ней, рухнул на колени рядом. Я прижал ладони к ее щекам, видя, как ей больно. Она все еще была в одежде, но, судя по расстегнутым штанам и крови на животе…

Я едва смог выдавить слова:

— Ты ранена?

Она покачала головой. Уже что-то. Я просунул под нее руку и осторожно поднял на ноги.

— Я тебя держу, — прошептал я, а потом вспомнил второго парня. — Он был один?

Она промолчала, но я уже слышал хруст гравия, видел, как ее глаза стали круглыми. Я развернулся, не думая, не планируя, и замахнулся лопатой на обидчика.

И я попал по второму парню, его лицо оказалось под лопатой, врезавшейся в него с хрустом. Он отлетел на землю.

Я не помнил, что случилось дальше. Что-то во мне, что я пытался держать на глубине, вырвалось. Оно охватило мое тело, и я мог думать только о желании убить этого гада. Этого зверя. Это чудовище. Я хотел вырвать его сердце и съесть на его глазах за то, что они сделали с моей Перри.

Я не вырвал его сердце, но лопатой бил. Только крик Перри, ее просьба остановиться дала мне понять, что это бесполезно. Он был повержен. Она нуждалась во мне.

Я бросил лопату и побежал к ней. Она едва стояла, ее глаза закрывались. Я терял ее.

— Перри! Держись! — закричал я и поймал ее. Она обмякла в моих руках. Я прижал ее к плечу, нашел в себе силы (она была маленькой, но грудь, блин, весила немало) и понес ее к двери.

А потом выбежал Берд, а с ним Макс и Руди с фонарем в руке.

Один взгляд на Перри и козлов на земле, и они поняли, что делать.

Меня провели сквозь толпу в кабинет Руди.

На нас смотрели пьяные клиенты, но никто не тревожился. Только любопытство. Может, ночами тут часто носили окровавленных женщин. Я бы не удивился.

К счастью, как целитель, Руди полагался не только на цветы и трюки. У него были шприцы, склянки, антибиотики и прочие предметы под столом.

Он убрал все со стола, и я опустил туда Перри. Он задрал ее футболку. Рана у ее пупка… мою кожу покалывало. Зверь снова хотел выбраться из меня.

Я пытался следующий час совладать с гневом. Пришел полицейский, Максимус пошел показывать ему, где были парни. Я не мог туда идти. Я бы добил их. Они заслуживали смерти, но не так.

Когда Перри залатали, мы отнесли ее бессознательное тело в джип и осторожно опустили на заднее сидение. Я надеялся, что покачивание и шум машины разбудят ее, но то, чем ее накачали (Руди сказал, что признаки были), было слишком сильным. Она была здесь, но не здесь. Я хотел, чтобы она была здесь. Я хотел, чтобы с ней все было в порядке. Она нужна была мне.

Мы привезли ее в дом, Уилл тут же всполошился. Все были на взводе, злились, хотел ответов и правосудия. Как и я, но мне нужно было сначала позаботиться о ней.

Я один принес ее в спальню. Я хотел уложить ее на кровать, но она начала издавать звуки. Давиться. Ее тошнило.

Времени не хватало. Я донес ее до ванной, но ее стошнило на себя. Стараясь игнорировать запах, я подвел ее к унитазу, она уже немного ходила, но не говорила, и придерживал ее волосы, пока ее тошнило.

Когда она закончила, слабая и грязная, я набрал для нее ванну теплой воды. Я снял с нее одежду, и Перри оказалась передо мной обнаженной. Она была уязвимой, как птенчик.

Я осторожно опустил ее в ванну и быстро вымыл пенной губкой, стараясь не намочить бинты. Теперь пижама. Она уже могла помогать мне просовывать руки в рукава. Берд был с нами с пистолетом в руке. Мне лучше не было. Вред уже был причинен.

Я подхватил ее на руки и опустил на кровать. Ее глаза открылись шире, она смотрела на меня впервые за часы. В ее глазах вспыхнул ужас, она вспомнила о ночи. А потом появилось что-то еще. Что-то, припасенное для меня.

Может, это была благодарность.

Может, что-то большее.

Не важно. Она смотрела на меня так, как я всегда мечтал. Жаль, что мне нужно было спасти ее, чтобы получить это.

Я был готов постоянно спасать ее.

 

БЫСТРЫЙ ПОИСК

— Куда мы? — спросила Перри рядом со мной, разглядывая город. Пока было не очень красиво. Улица Грэнвилль была районом развлечений в Ванкувере, что означало, что здесь было много собак, бездомных, наркоманов и пьяных придурков в мятых рубашках. А еще Кэнакс выиграли в хоккее против Рейнджеров, так что всюду пили пиво до чертиков.

Я не хотел говорить ей, куда мы идем. Если она узнает, то отпрянет. Я хотел показать ей свой мир, чтобы она немного поняла это. Я ощущал себя королем до этого, когда убедил ее надеть толстовку Кэнакс, которую купил. На Перри она смотрелась прекрасно, ее грудь едва уместилась, и вся моя сила воли уходила на то, чтобы не сорвать джинсы и не затащить ее в номер в гостинице. В ванную. Куда угодно. Было сложно не думать об этом.

И я решил отвести ее в стрип-клуб. Я видел, что ей нужно немного расслабиться. Стать свободнее. И, если я зайду с эрекцией туда, то никто не заметит. Она не подумает, что это связано с ней, как было 90 % времени.

Честно говоря, мне нужно было отвлечься. После новостей от Джен… мой разум нужно было выключить. Это быстро не произошло бы. И все случилось именно в эти выходные. Зовите меня трусом, слабым, мне плевать. Я еще успею во всем разобраться.

Но не сейчас.

Сейчас я собирался притворяться.

Я скромно улыбнулся.

— Увидишь.

Я хотел держать ее за руку, пока мы шли по улицам. Со всех сторон смотрели мужчины, было очевидно, что я не ее парень. Мне это не нравилось. Так все время случалось.

Вместо этого я шел рядом с ней, и холодный ноябрьский ветер разделял нас. Я старался не замечать, как ее грудь превратилась в фары. Так быстро до темного клуба добраться не удавалось.

— Что это? — спросила она, глядя на дверь «Сесил». Стрип-клуб был не таким крутым, как «Девчонки Брэнди», но там и цены были жуткими, а я не хотел тратить столько, когда Перри выглядела так, словно собирается в любой миг побежать домой в Портлэнд.

— Наше развлечение на ночь, — сказал я, жестом прося ее заходить.

— Я думала, мы развлекались хоккеем, — сказала она, скрестив руки.

Ох, убедить ее повеселиться в обществе обнаженных дам будет сложнее, чем я думал.

Я решил очаровать ее. Это всегда было тактикой номер один.

Я склонился к ней.

— Малыш, с тобой веселье не кончается.

Она прищурилась, что смотрелось весьма соблазнительно.

— Если ты думаешь, что я пойду в стрип-клуб…

— О, не будь такой скромной, — а вот и вторая тактика.

Ее глаза расширились на миг, а потом она весело оскалилась.

— Я не… скромная. У меня нет желания смотреть сегодня на голые тела.

— У меня есть, — проскулил я. — Прошу, Перри.

Тактика номер три. Просьба.

— Серьезно?

Я легонько шлепнул ее по руке.

— Ты не веселишься.

— Я веселюсь сильнее, чем ты можешь выдержать, — сказала она, погрозив пальцем. Она развернулась, распахнула дверь и прошла в клуб. Она была восхитительна, когда злилась. И я снова заводился.

Я вздохнул и пошел за ней.

Портье собрал плату за вход (я все оплатил, я же джентльмен), и я провел Перри к сцене. Я узнал там девушку, покачивающую бедрами. Я не помнил ее имя, но она как-то танцевала у меня на коленях. Не лучшая, но и не худшая.

Я взглянул на Перри. Она изображала храбрость, но я знал, что она ужасно смущена. Это всегда было видно. Ее плечи были чуть ссутулены, словно она защищала себя от мира, и, хотя ее губы были поджаты в «не шутите со мной» линию, ее глаза были печальными, словно ее в любой миг могли застукать. Она была уязвима, ей это не нравилось.

Я хотел подвести ее к сцене, где взгляды, обращенные на нее, были логичными. Смешными. Но я понял, что нельзя так делать. Она не нравилась мне смущенной. Она нравилась мне с высоко поднятой головой и расправленными плечами.

Я опустил ладонь на ее плечо, на миг для успокоения, и указал на пустую кабинку в темном углу. Я мог лишь представлять, как там грязно (они же не обрабатывали места каждый час), но я знал, что это скрытое место в стороне.

Там я постарался не кривиться из-за липкого сидения и заказал нам виски с колой, а потом попытался расслабить Перри.

— Делай вид, что ты в Диснейленде, — сказал я ей.

Она смогла фыркнуть, выглядя испуганно.

— Ага, Диснейленд с голой Ариэль.

— Эй, зато обе версии пахнут рыбой, — улыбнулся я.

Она с отвращением посмотрела на меня.

— Ты бываешь таким грубым.

Я посчитал это комплиментом. Значит, это ее задело.

Мы смотрели пару минут на танцовщицу. Перри пыталась смотреть и не смотреть. Принесли напитки, и я сказал ей:

— Можно посмотреть на это иначе. Ты в любом баре заплатила бы. А тут еще и представление.

Я протянул стакан. Она тоже.

— Даже если эти напитки по десять долларов каждый? — отметила она. Я заметил, что она отводит взгляд. Она явно не верила в слова о плохом сексе. Плохого и не было бы, будь я в ее постели.

Ох, Декс, возьми себя в руки.

— О, это того стоит, — мы стукнулись стаканами. Я пристально следил за ней. Пока что расслабить ее не получалось. Она озиралась, разглядывала все, нервно дыша. Ее взгляд вскоре остановился там, куда смотрели все: на сцене.

А почему нет? Там была Марла. Я не пытался запомнить имена всех стриптизерш здесь, но Марла была роскошна, так что заслуживала моего уважения. В отличие от скалящихся танцовщиц, едва попадающих в такт песни, у Марлы была голливудская аура. Она все еще напоминала проститутку, но с ней можно было сходить на ужин.

— Марла всегда двигается лучше всех, — сказал я вслух, очарованный ее движениями. Простите, но нельзя было не смотреть на раздевающуюся девушку неподалеку. Особенно, на Марлу.

— Ты знаешь ее имя? — Перри звучала потрясенно. И немного недовольно. Можно было подумать, что она ревнует. Но это было смешно. Наверное, дело снова было в ее низкой самооценке.

— Лучших всегда запоминаешь, — объяснил я. — Только и всего.

Я смотрел, как она ерзает на месте, борется с чем-то в голове.

— Тебе неудобно? — спросил я.

Она посмотрела на меня неприятно.

— Зато тебе нравится, да?

Она была отчасти права. Это было частью плана.

Я изобразил обиду.

— Ты плохо обо мне думаешь.

Забавно, что я даже хотел, чтобы она так думала обо мне. Порой я ловил на себе ее сияющий взгляд, словно она смотрела на меня с… не знаю, восхищением? Это было неоправданно. И опасно. И я все еще хотел нажимать на кнопки, подталкивать ее к краю. Я хотел бросать вызов, чтобы она жила вне своих рамок. И большая часть меня хотела это ее восхищение. Так было безопаснее. Только потом болела рука.

Не знаю, отражались ли мои мысли на лице, потому что Перри вдруг покраснела еще сильнее. А потом рассмеялась.

— Зато я думаю о тебе.

Я улыбнулся.

— Хорошо, — сказал я и подтолкнул ее стакан, чтобы она пила быстрее. Ох, я начал думать о другом. Она много умещала в своем горле. — Ты учишься.

Я смотрел мгновение в ее глаза, а потом мы отвели взгляды. Я смотрел, как Марла раздевается догола, пока не осталась только бледная кожа. Мы допили.

Официантка пришла, и я заказал еще виски. Она посмотрела на Перри. Я не мог винить ее. Перри сняла толстовку, потому что в комнате было душно, и ее черный топ только сильнее подчеркивал ее грудь. Не знаю, как она у нее была такой упругой. Наверное, от юности. Я уже пять минут пытался не смотреть туда, но теперь мы с официанткой туда и смотрели. И я не мог стать еще тверже. Хорошо, что стол прикрывал.

Официантка окинула меня оценивающим взглядом.

— Это ваша девушка? Милая.

Перри была не просто милой, и она не была моей девушкой, но я кивнул. Я хитро посмотрел на Перри.

— Она милая, правда?

Милая, красивая и очень привлекательная.

Не проходящий румянец стал еще сильнее. Официантка склонилась, и я боялся, что пробью стол своим залпом.

— Милая, — проурчала она на ухо Перри. — С твоими глазами и такой грудью тебе стоит быть там.

Она оставила наши напитки. Бедная Перри выглядела так, словно хотела забраться под стол и умереть.

— Похоже, пол здесь не имеет значения, — выдавила она, глаза были большими и невинными.

— Не скромничай, — возмутился я. Я смотрел на сцену, где работала уже другая стриптизерша. Перри была лучше всех этих девушек, лучше во многом, но она все еще считала себя не достойной. Я не понимал ее проблему. Как она могла столько прожить, не замечая взгляды, которые получала от мужчин?

И мои взгляды.

Я смотрел на нее, на открытые части.

— У тебя красивое лицо, — поймал я себя на объяснении. Виски быстро растекался по мне, но мне было все равно. Я сосредоточился на сцене, рассеянно смотрел на стриптизершу. — Прекрасные глаза. Такие глаза, как у тебя, редко встретишь. Это как смотреть на океан и пытаться предсказать перемену погоды, — слова начали терять смысл, но я продолжал. — Идеальные губы. Восхитительные веснушки и маленький носик. Ты как сексуальный… зайчик.

Все. Больше говорить нельзя. Я не мог поверить, что назвал ее только что зайчиком. Еще и сексуальным. Молодец, Декс.

Я быстро взглянул на нее. Я думал, она быстро парирует из-за зайчика, но ее рот был приоткрыт, она молчала.

— Слов нет? Это уже начало, — я невольно торжествовал.

Официантка в этот миг принесла напитки. Я заплатил ей ($25!), а Перри все еще молчала.

— Тебе никто раньше не делал комплименты? — спросил я, пытаясь разговорить ее. Я подтолкнул к ее рукам стакан, надеясь, что она допьет предыдущий быстрее. Я был опьянен, мне нужно было, чтобы она разделяла мое состояние. Чем пьянее и серьезнее мы становились, тем сильнее мне нужно было справиться с ситуацией.

Она покачала головой. Я не мог в это поверить. Парни в Портлэнде были идиотами? Или что здесь происходило? Да, она не была тощей моделью, как некоторые, но она была настоящей женщиной, кто из парней отказался бы? Такой типаж был приятнее, как по мне.

Я вздохнул. Так она никуда не зайдет. Я мог сидеть здесь и рассказывать, какой красивой считал ее, но, пока она в это не верила, я словно общался с глухой. Да, я рассказал ей о том, как она красива, и как шикарна ее попа и остальное, но какая ей была разница, что я думаю?

Я не был ее парнем. Я был ее напарником.

Ее напарником в работе, трещащей по швам.

И я не мог это больше терпеть.

Я быстро посмотрел на нее, стараясь скрывать эмоции.

— Я сейчас вернусь.

И я оставил ее одну в клубе.

Я не гордился и не стыдился из-за того, куда пошел. Да, я пошел в туалет. Да, я пошел туда кончить. Нет, редкие ходили для этого в туалет стрип-клуба. Верьте или нет, но это не самое сексуальное место. Это место для неудачников и стариков. И стриптизерши редко доводят до такого состояния.

Но Перри не была стриптизершей. Перри была Перри. И это должно было произойти с самого начала. Лучше так, до того, как я сделал что-то очень глупое и начал лезть к ней. Или не кончил. В штаны.

Вскоре я вышел из туалета, ощущая себя грязнее обычного. Да что со мной? Кем я становлюсь?

Я решил продолжить веселье. Я подозвал Марлу. Она была у барной стойки, искала клиентов. Увидев меня, она просияла.

— Привет, сладкий, — сказала она шелковым голосом. Она сжала мою руку. — Давно тебя не видела.

— Был занят, — сказал я, хитро улыбаясь. — Может, станцуешь на коленях у моей напарницы?

— Девушки, с которой ты пришел? — удивилась она. — То она же твоя девушка?

— Нет, — я не хотел усложнять. — Но ей нужно расслабиться. Я подумал, что ты ей поможешь.

— Разве это не твоя работа?

— Пока нет.

Она ухмыльнулась липкими розовыми губами.

— Это ради ее блага, да?

Я опустил руку и шлепнул ее по почти не одетой попе.

— Иди, я заплачу, — я сунул две двадцатки в ее лифчик.

Она сверкнула дорогими зубами.

— Не проблема.

Она прошла, покачивая бедрами, к Перри. По счастливой случайности заиграла «Stripsearch» от «Faith No More». Я решил задержаться у бара на фоне, смотреть и слушать. Как там меня называла Перри? Странный извращенец? Да, это верно. Ни у кого не было сомнений, что я самый странный извращенец в округе.

И, судя по тому, где я был, я не врал.

Я смотрел, как Марла подходит к Перри, ее силиконовая грудь уткнулась в лицо Перри. Они перебросились парой слов, я видел, как потрясена Перри. Но она, что удивительно, не прогнала Марлу. Я думал, что Марла попытается станцевать, и Перри сорвется, как часто делает. Этого хватило бы для моих грязных мыслей. Но Перри позволила Марле выполнять свою работу.

Мои глаза стали лазерными лучами, когда Марла принялась скользить на коленях Перри. Я смотрел, как Марла сорвала топ и бросила его на пол. Я не мог завестись еще сильнее. Но, кроме извращенности, была и гордость. Я гордился Перри.

Это очаровывало. Да, это были лучшие потраченные сорок долларов. Я смогу вспоминать это потом, когда жизнь станет плохой, и я не буду ощущать свободу.

Когда Марла закончила, она накинула халатик, взявшийся из ниоткуда, и прошла мимо меня. Она хитро посмотрела на меня краем глаза, я одобрительно улыбнулся. Она справилась прекрасно. Я глубоко вдохнул и пошел к напарнице, которая могла хотеть убить меня.

Я осторожно приближался к столу, обострив чувства. Лицо Перри было розовым, но я не знал, от гнева или смущения. Или от обоих.

Я сел напротив нее. Она немного взбодрилась, словно прозрела. О, я надеялся, что танец на коленях не понравился ей слишком сильно.

— Что? — спросил я.

— Ничего, — сказала она. Соврала. Ай — ай. На ее коленях танцевала самая горячая женщина клуба (кроме ее самой, конечно), и от танца ее напарник наслаждался своим извращенным способом, и она говорила «ничего»? Я совру, если скажу, что не был сильно разочарован. Да, танец был для меня, но я надеялся, что она, не знаю, хоть поблагодарит меня за опыт.

Она вытащила телефон и выдохнула, глядя на него. Я подумал, что она снова получила злой твит или комментарий анонимки, но она только смотрела на время. Уже было поздно. Она хотела, чтобы все осталось позади.

— Хочешь уйти? — спросил я, зная, что это было бы умным ходом.

Она кивнула с неуверенной улыбкой.

— Я достаточно повеселилась. Наверное, ты повеселился больше меня, иначе не был бы в туалете так долго.

Она знала, что я там делал? Наверное, я был очевиднее, чем думал. Она думала, что это из-за нее, и это ей нравилось? Я хотел это знать. Я изучал ее лицо, пытался прочитать чуть меланхоличный взгляд, напряжение челюсти, надутые губы, когда она перестала улыбаться.

— Надеюсь, ты помнишь, что я сказал, — быстро сказал я, допивая свой напиток. Я встал и протянул ей руку. Я же был джентльменом, помните?

Она издала смешок, ее лицо засияло. Она была неотразима.

— Я буду думать о тебе, если буду думать о стрип-клубах, — сказала она таким женственным голосом, что я крепко сжал ее ладонь. Я притянул ее к себе, и ее грудь с жаром прижалась к моей, ее сердце билось быстро и уверенно.

Мой подбородок оказался над ее головой, я уловил запах кокосового шампуня. Я закрыл на миг глаза, и в этот миг мы были не в грязном стрип-клубе Ванкувера. Мы были где-то, где имело значение лишь то, что мы вместе.

Я изо всех сил отступил на шаг и держал ее на расстоянии руки, когда хотел склониться, схватить ее за талию и жадно поцеловать.

Я так устал хотеть то, что точно не мог получить.

 

КОПАЯ МОГИЛУ

— Правда или вызов?

Стоило Перри произнести это, я понял, что пропал. Послушайте, какими бы близкими вам ни были люди, эта игра — плохая идея.

Всегда плохая.

Требовать правду, когда жизнь была лучше с ложью. И если не нравится быть честным, можно выбрать вызов. Это ужасно глупо, потому что никто их не выполняет. Никто! Их спрашиваешь «правда или вызов», и они говорят: «вызов!», а ты говоришь им: «Я вызываю тебя съесть баночку васаби». И что? Они этого не делают! Никогда. Почему я не взял с собой васаби? Лучше бы Перри съела его, чем изливала мне душу.

Да, звучит ужасно. Наверное, подло. Началось все с игры «Я никогда…», так что «правда или вызов» не была виновата.

Но Перри уже стала моей слабостью. Было и без того плохо слушать, как ее идиот — парень Мейсон изменил ей. Было ужасно знать, что ей пришлось сделать аборт. И если мне придется отрицать ее вызов… Так ведь было правильно? Это разбивало мое сердце.

— Правда или вызов? — спросила она у меня.

Может, я сам виноват. Я не хотел говорить правду, потому что она этого ждала, а я делиться не собирался. Неведение мне нравилось больше. Лучше уж переживать из-за призраков и прокаженных, из-за настоящих проблем.

Так что я сказал:

— Вызов.

И она сказала…

— Я вызываю тебя поцеловать меня.

Как я и сказал. Сердце разбивалось.

Перри склонилась на локти, глаза были стеклянными, но все еще красивыми, она покачивалась от действия алкоголя. Она была такой серьезной. Настоящей. Такой… желанной.

А я собирался отказать.

Это разбивало сердце.

Я пытался стереть страх с лица. Я улыбнулся ей, хотя не знал, выглядело ли убедительно.

— Я не могу, — сказал я, отчаянно пытаясь скрыть печаль в голосе. Она не знала, как это влияло на меня. Мне нужно было изображать, что это игра.

Она смотрела на меня с мольбой. Кинжал в сердце.

— Но ты должен. Ты сам говорил во время хоккея. Если тебя вызвали… Это вызов.

Ох, черт. Конечно, я шутил, но, даже если бы не шутил, я не думал, что она запомнит это. Я не думал, что она поймает на слове. Я не думал, что она это вспомнит. Я не думал, что она захочет это вспомнить. Но это было до звонка Джен.

Тот звонок.

Все теперь изменилось. Я знал вызов. Я знал правду. И правда была в том, что, если я выполню вызов, я потеряю себя. Уже много раз призраки пугали меня, и адреналин бурлил так, что я хотел идти к ней. Я хотел прижаться к ее губам и обнять ее.

Но не мог.

Была Джен. И хотя порой я думал, что Джен не важна, это изменилось. Он была важна, как и мой не рожденный ребенок. Я сглотнул. Я много думал об этом за эти дни.

— Это неуместно, — вяло объяснил я. Знаю, звучало жалко. Я хотел сказать ей, что ничего не желал так сильно, как поцеловать ее. Но что будет хорошего?

Она старалась скрыть обиду. Старалась. Но я все видел по ее лицу. По тому, как она закусила губу. Как перестала покачиваться. Печаль в ее глазах.

— Тогда говори правду.

Она хитро улыбнулась. Но натянуто. Так натянуто. Она была подавлена. Ее душа отвернулась от меня. Она предлагала себя, а я отказался.

Это было больно.

Если она собиралась закрыться, я хотел открыться.

— Пусть будет правда, — согласился я.

Она улыбнулась. Я знал, что грядет.

— О чем был звонок?

Вот. Я знал это. Я знал, из-за чего эта игра затевалась. Но не важно. Я был в долгу перед ней. Я мог хоть объяснить, почему не поцеловал ее… и почему нам ничего не светит.

Я глубоко вдохнул.

— Дженнифер беременна.

 

КОГДА ХОРОШИЕ СОБАКИ ДЕЛАЮТ ПЛОХОЕ

Я уже проснулся, когда ужасный вой донесся из-за деревьев. Я не мог спать, когда Перри прижималась ко мне в спальном мешке, особенно, когда мои мысли разрывались между ней и Джен. Все оседало на места. Я никогда еще так не влипал в жизни. Я не мог винить никого, кроме себя. Джен была на таблетках, мы часто занимались сексом за эти три года. Таблетки не были магией. По логике хоть один мелкий мог пробраться сквозь барьер. Думаю, многие даже гордились бы таким достижением. Типа: «Моя сперма такая сильная, что пробила защиту таблеток» или как-то так. Но я был перепуган.

Если честно, было время, когда я не боялся иметь ребенка. Когда я был с Эбби, был полон глупой любви, я часто думал о семье. Ребенок, брак, все такое. Я хотел дать своей маленькой версии жизнь, какой у меня не было. Я хотел забыть с ними о прошлом. Было эгоистично так смотреть на детей, но это не удивительно в моей ситуации. В словаре рядом с «эгоистичным» должна быть моя картинка.

Я должен был обрадоваться, когда Джен сказала мне, что у нее будет ребенок, был я вовлечен или нет. Это ранило. Это было странно. Наши отношения всегда были простыми. Мы не ждали друг от друга много. Ничьи чувства не были задеты. У нас было понимание и секс. Любил ли я Джен? Нет. Никогда. И это к лучшему. Мне было лучше никого не любить.

Но теперь она собиралась рожать ребенка без меня, и я чувствовал себя отвергнутым. Словно я не был нужен. Словно я был донором спермы, и она ушла с частичкой меня, которую я хотел бы… в других обстоятельствах. Так что мне придется остаться с Джен. Даже жениться на ней, если она захочет. Но я буду несчастен. Буду подавлен.

К счастью, жуткий вой разогнал мои мысли, помешал мне падать все ниже. Теперь я мог бояться другого.

Прокаженных.

Крик продолжался, приближался, а потом начал вырываться с хрипом, и от каждого воя холодела кровь. Казалось, обезьяна насилует кошку, звук был полон боли и ужаса.

Я был в ужасе, а Перри мирно спала. Но это я мог исправить. Я не собирался проходить через это один. Если я должен страдать, то и она должна. Да, рядом с «трусостью» в словаре тоже должна быть моя фотография.

Я опустил ладонь на ее плечо и затряс, чтобы разбудить.

Она посмотрела на меня сонными глазами.

— Что? Что происходит? — пробормотала она.

Леденящий душу крик сотряс палатку.

— Что это было? — воскликнула она, страх прогнал с ее лица остатки спокойного сна.

— Не знаю, только началось. Думаю, это псих.

Она посмотрела на меня, как на психа. Я рассказал ей о психе — прокаженном, жившем когда-то в колонии.

— Черт, — выдохнула она.

Это не поможет. Теперь она проснулась, и мне было не так страшно. Это стоило снимать.

— Мы должны снять это! — я вывалился из спального мешка и направился к «Супер 8».

— Нет! Ты не можешь туда идти, — закричала она за моей спиной.

Я схватил ботинки. Я не мог это пропустить.

— Могу и должен.

— Нет! — завизжала она не хуже прокаженных. Я опустил ботинки и посмотрел на нее. Она еще так не боялась за все время на острове. Она была перепугана, дрожала в спальном мешке, в паре секунд от панической атаки. — Ты не можешь туда идти! — продолжила она. — Там то, что хочет тебя ранить.

Что?

— О чем ты?

Она с мольбой посмотрела на меня.

— Прошу, Декс, просто доверься мне.

Этого ответа мне было мало.

Я покачал головой.

— Ни за что. Я не пропущу это. Оставайся здесь.

Я расстегнул палатку, порыв свежего воздуха ворвался внутрь, и Перри бросилась и схватила меня за руку, ногти впились в мою кожу.

— Не бросай меня! — взмолилась она, голос был полон страха и боли.

Я сдался, позволил ее рукам оттащить меня от выхода. Она была на грани слез. Я не мог оставить ее в таком состоянии.

— Ты нужен мне, — прошептала она.

Это что-то новое. И что-то незнакомое шевельнулось в моем сердце. Никто еще не нуждался в Дексе Форее.

— Я нужен тебе? — спросил я, горло сжалось.

Она притянула меня ближе, хватка стала крепче. Что-то происходило. Что-то, что заставило меня забыть о психе в лесу. Я едва слышал те крики. Я был околдовал глазами Перри, тем, как они сияли в темноте. Сгущался жар, он тянул нас друг к другу, как нить, пылал в нас.

— Ты мне нужен, — сказала она с такой решимостью, словно объявляла войну.

Я смотрел на ее губы, пока она говорила это.

Если она хотела войну, будет ей война.

Я улыбнулся.

Я потом отбросил предосторожности и сделал то, о чем мечтал.

Я бросился к ней, обхватил ее лицо руками, прижался губами к ее губам. Это было лучше, чем я думал, я ощущал ее, пробовал, мой язык набрасывался на нее, словно я пытался приручить ее. Если так продолжится, я съем ее заживо.

Я толкнул ее на спальный мешок и попытался поглотить как можно больше. Это не могло ждать, я спешил. Это был взрыв множества эмоций и упущенных возможностей. Этого я всегда хотел, из-за этого ласкал себя каждую ночь. И теперь она была подо мной, ее нежные руки касались меня на поясе, притягивали к ней, словно ей было мало. Она сорвала мою футболку, провела ногтями по моей груди, как кошка. Я ответил поцелуем в ее шею, пробуя пот и все то, из чего она была сделана. Мне было плевать, заходим ли мы слишком далеко, я начал снимать ее трусики. Чертова одежда. Я хотел быть кожа к коже.

Я просунул руку под ее футболку, ощущая мурашки на ее коже от моего прикосновения. Ее соски были твердыми и просили сжать их и груди. Она была мечтой, облаком. Но этого было мало.

Она тоже хотела больше. Она сняла футболку через голову, и я увидел грудь Перри во всем ее великолепии. Жаль, что было так темно, я хотел бы увидеть больше, чем оттенки сливочной кожи и раскаленный силуэт. Ее взгляд был тяжелым от похоти, просил меня продолжать. О, я старался изо всех сил не кончить, еще не сняв трусы.

Я снова напал на ее шею и грудь, облизывал каждый ее дюйм, пробуя на вкус. Она стонала, и я с трудом сдерживался.

А потом ее ладони оказались на моих трусах. Я был бы счастлив снять их, но, когда ее крепкая хватка нашла мой член, ощутила, какой он твердый, я понял, что в беде. Я застонал от наслаждения. Громко. Я хотел больше, чем несколько секунд ее хватки. И у меня были планы. Очень влажные планы.

Я отпрянул от ее руки.

Я был у власти.

Я раздвинул ее мягкие ноги руками и склонился. Мне нужно было подготовить ее.

Я пощекотал пальцем кожу под ее коленом. А потом повернул голову и сделал так же языком, нежно водя им. Ее нога напряглась, Перри заскулила. Она наслаждалась этим, как я и надеялся. Ее ноги раздвинулись сильнее в приглашении.

Я принял его.

Я раздвинул ладонью половые губы, принялся тереть ее клитор. Она набухла, была влажной, и вход был бы скользким.

Я прижал свои губы к ее влажным половым губам и вошел языком. Она была идеальной. Как и на вкус, ее мускусный запах сделал мой член еще тверже, и он прижимался к моему животу. Он просил ее прикосновения, молил кончить, но я не мог этого позволить. Сейчас была ее очередь.

Я был нужен ей, и я собирался дать ей то, что требовалось.

Ее бедра поднимались к моему лицу. Мой язык доводил ее до точки. Я не хотел пока, чтобы она кончала. Я хотел увидеть всю ее, когда она сделает это.

Я прижался грудью к ее груди, наш пот смешивался. Два пальца проникли в ее влаге, она была голодна. Другой рукой я сжал ее мягкие волосы в кулак. Я чуть потянул за них, и ее глаза открылись от приятной боли. Я тянул и гладил, ладонями и пальцами. Я делал так снова и снова, пока сам чуть не кончил. Мне было больно сдерживаться, но я должен был.

Когда она кончила, этот миг был самым красивым, потрясающим, фантастическим в моей жизни. Она закричала от инстинкта. Я слышал, как наслаждение исходит от нее волнами, пока не замедлилось до скуления. Звучало почти с болью, но я знал лучше.

Я вытащил из нее пальцы и прижал к ее животу. Я хотел облизнуть их, но это могло вызвать у нее отвращение, а я не хотел портить момент.

Когда она пришла в себя, она повернула голову и посмотрела на меня. Я смотрел в ответ. Мы пересекли огромную баррикаду. Я был ужасно заведен, но нам нужно было на этом все оставить. Я дал ей то, что она хотела, и получил то, что хотел.

Она потянулась рукой к моему лицу и нежно погладила щеку. Ее взгляд говорил о многом. Я начал вспомнить о реальности, разум боролся с членом за власть.

Что произошло? Что я сделал с нами?

Перри уловила перемену, наверное, но она потянулась к моему члену, а я не позволил этого. Поверьте, я больше всего хотел наброситься на нее, ощутить, как она влажна, познать ее изнутри, чтобы она приняла меня так, как никто не мог. Я был тверд, как железо, и все будет потрачено, если я не окажусь в ней.

— Прости, — жалко сказал я. — Я не могу.

— Что не можешь? — спросила она. Она не знала. Она не знала, как будет, если мы продолжим. Как далеко мы падем. У нас даже не было презерватива, она могла забеременеть. И потом аборт? Или еще одна версия Джен?

Нет. Так было не честно. Если забеременеет Перри, это будет совсем по-другому. Но это было не в нашей реальности. Я не был с ней. Я был ее напарником. Я был с Джен, с ней я должен был провести остаток жизни.

Напряжение окутывало нас каждый раз, когда мы были вместе, и в этот раз я поддался. Это было ошибкой, хоть из-за этой ошибки я не сожалел.

— Я не хочу ранить тебя, — сказал я. — А так было бы.

Я знал по взгляду ее больших глаз, что уже сделал это.

Если посмотреть в словаре «самый большой гад на планете», там будет моя фотография.

 

ОНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ

Порой некоторые моменты в жизни можно предвидеть. Обычно, это касалось лжи. И результата. Ты врешь, скрываешь что-то от мира, но знаешь, что однажды правда всплывет. И потом будет не весело.

Будет гадко.

Напарница будет кричать на тебя. Она будет с трудом сдерживать слезы в глазах. Она будет выглядеть так, словно я ранил ее в живот, столкнул с обрыва. И все доверие ко мне вытечет невидимым потоком несдержанных обещаний.

Такой была Перри в миг, когда узнала, что анонимные комментарии оставляла Джен. Я не представлял, что это всплывет. Я знал, что я раню ее этим мечом. Я знал, что она разобьется внутри. Будет страдать.

Или разобьюсь я. Буду страдать от осознания того, каким гадом я был. У нас с Перри все время был шаг вперед и два назад. Казалось, мы обрели почву, и тут мне пришлось сказать правду.

Правда всегда вредила.

Она отвернулась от меня и процедила в гневе:

— Почему ты не рассказал мне?

Еще и место для разговора не лучшее. В темном подвале психбольницы с призраками. Хотя, это даже уместно. Мы долго доводили друг друга до безумия.

Я потянулся к ней в темноте, моя ладонь легла на ее плечо.

Она развернулась, как зверь в клетке. В глазах мелькнула хищная ненависть.

— Не трогай меня! — закричала она, голос отражался эхом в сырой комнате.

Нет. Я не мог это слушать. Я не мог вынести это между нами. Мне нужно было коснуться ее, знать, что часть ее все еще моя.

Я инстинктивно схватил ее за запястья и крепко держал.

— Прости, — сказал я, глядя в ее глазах. Я что-то искал в них.

— Пусти меня! — заревела она. Я кое-что понял. Она собиралась ударить меня. Я хорошо знал этот взгляд.

Я был придурком.

— Хорошо, ударь меня! — завопил я, раздражение росло. — Но сначала выслушай.

Она и не собиралась.

— Ты лжец!

Так и было. Я сжал ее запястья крепче и притянул ее к себе, мне нужно было, чтобы она выслушала меня, увидела меня, услышала меня. Она сдалась, черные волосы висели вокруг ее лица. Но она позволила удерживать ее. Позволила говорить.

— Поставь себя на мое место, Перри, прошу, — попросил я. — Она — моя девушка, ты — моя напарница. Что мне было делать? Кого защищать?

Она закрыла глаза, закрылась от меня. Она словно сдавалась. Я не хотел, чтобы огонь угасал в ней, я хотел только шанс объяснить.

Я вздохнул и отпустил ее руки. Вряд ли объяснение помогло бы.

Она медленно отошла, не взглянув на меня. Перри была побеждена, после всей силы, что я видел в ней раньше, было больно понимать, что это с ней сделал я.

— Детка, — позвал я ее, голос обрывался в холодном воздухе.

— Не смей меня так называть! — взорвалась она. — Не смей. Особенно после того, что ты только что сказал.

Она страдала. Сильнее, чем я думал.

Почему? Было что-то еще?

Я осторожно шагнул к ней.

— Почему тебя это так ранит?

Она издала злобный смешок. Я не видел ее лица, но знал, что веселья на нем нет.

— Еще не хватало этому меня ранить.

— Хотела, чтобы я рассказал тебе? — осторожно спросил я.

— А ты как думаешь?

— Думала, я должен был рассказать тебе? — и я снова копал, искал то, что удовлетворит меня. Я знал, что я хотел услышать.

А она?

— Думаю, — призналась она, — я бы тебе рассказала.

— Почему? — спросил я. И шагнул к ней.

Она медленно повернула ко мне голову, может, предупреждала не подходить ближе.

— Потому что… — ее голос оборвался. Я видел силуэт ее горла, она сглотнула. — Ты…

Что? Что я?

— Перри, — мой голос дрогнул.

Она смотрела на пол. В тенях я видел, как она хмурится. Она спорила мысленно с собой. Я не знал, выиграет ли та сторона, победы которой я хотел.

— Что? — страх исходил от нее волнами.

Она знала, что я спрошу. А я должен был спросить это.

После всех этих месяцев вместе, ночей в одной кровати, в палатке, мои мысли почти все время были о ней. Мы почти умерли, все время спасали друг друга, толкали и ранили друг друга. Мне нужно было знать, что она на самом деле чувствовала.

Если она скажет «да», я сдамся. И расскажу все, что скрывал. Все, с чем боролся каждый день. Я расскажу ей правду.

Больше никакой лжи.

— Ты меня любишь?

Вот. Вопрос вылетел. Я не говорил о себе, но должно быть понятно, что я спрашивал не просто так. Я хотел, чтобы она сказала «да». Мне нужно было, чтобы она сказала, что любит меня.

Тогда будет не так страшно падать.

Ее глаза расширились от вопроса. Она этого не ожидала. Или хорошо играла. В этом она стала лучше.

— Что, прости? — выдавила она.

Я подошел к ней на пару шагов, на нее упала моя тень.

— Ты меня любишь?

Прошу, скажи «да».

Скажи «да», Перри.

Тишина. Плохо. Мне нужно было знать.

— Перри, — сказал я тревожнее. — Ты меня любишь?

Она глубоко и резко вдохнула. Она взяла себя в руки и посмотрела в глаза. Я смотрел на нее. В ее глазах не было мягкости. Взгляд был тяжелым, блестящим. Как лезвие.

— Нет, — просто сказала она. — Не люблю.

Я ошибался. Все вышло не так.

Не я вонзил в нее меч. Я только дал ей меч.

И она вонзила его в меня.

 

СЕРЕБРЯНЫЙ МОЛОТОК МАКСВЕЛЛА

Порой вещи внезапно заканчиваются; в одну минуту есть, а в другую… пропадает. Порой они крошатся медленно, как любимые боксеры. Ты носишь их каждый день, потому что они прекрасно облегают тело, становясь почти второй кожей. Ты даже не стираешь их часто, хоть и есть запах, потому что боишься, что стиральная машинка встряхнет их, порвет нити. Но все равно им приходит конец. Трусы рассыпаются. Рывок в порыве страсти, или просто снимаешь их и — бац. Ничего не осталось. Ты голый. И заднице холодно.

Я знал, что все кончено, когда собирался снять свое нижнее белье. И не смог.

Джен выбралась из душа и закончила наносить на обнаженное тело душистый лосьон от Виктории Сикрет. Она сверкала глазами, глядя на меня, и обычно я сразу твердел от этого взгляда. Но, хотя друг стал чуть тверже, как всегда было при виде обнаженных женщин, что поделать, дальше дело не продвигалось.

И тут я понял, что это. Это был конец. Без секса что у нас оставалось? Ничего. Совсем ничего. Жалкая парочка цеплялась друг за друга… ради чего? Не знаю. Не дружбы. Не любви. Может, из страха. Скуки.

Гадость.

— Что такое? — проурчала она. Она не понимала, почему я не снимал боксеры, почему не гладил себя в предвкушении.

Что такое? Будто ты не знаешь. Осознание било меня тонной кирпичей. Перри, Ребекка и Эмили были за дверью. Как насчет того, что ты изменяла мне за моей спиной, неизвестно как долго? Еще и с Брэдли? С этим придурком?

Я не сказал это. Я не хотел, чтобы она поняла, что я знаю. Я просто знал, что все кончено. И мой шанс на счастье, которого я не заслуживал, был не в нашей спальне. Был не с винной крошкой, хоть она и была роскошной. Он был на кухне. Где смеялась с новыми подругами смелая темноволосая красавица.

— Я не в настроении, — сухо сказал я, когда она потянулась к моему поясу. Я забыл, что ей нравилось, когда я говорил нет. Хоть это бывало редко.

Она покачала идеальной задницей в воздухе. Любой назвал бы меня геем за то, что я не отреагировал на Джен на четвереньках, золотой обнаженный мед на белых простынях. Но даже с геем было бы приятнее, чем попасть в водоворот лжи и накладных ногтей.

— Декс, — сказала она, ее голос стал выше.

— Мне нужно готовиться. Как и тебе, впереди праздник, а времени мало, — сказал я и отошел от нее. Чтобы подчеркнуть решение, я быстро надел черные брюки. Они жутко чесались, я редко носил их, но хотел выглядеть хорошо. Мне нужно было впечатлить кое-кого. Я надеялся, что это сработает.

Я отвернулся от Джен, поискал одинаковые носки. Я был рассеян, намеренно отвлекал себя, пока она не потеряла интерес. Джен знала, что ей пора готовиться, и она тоже собиралась впечатлить Перри.

Я услышал, как она вздохнула и слезла с кровати. Она надела жуткое платье стиля Ким Кэттролл 80-х через голову, поискала туфли и покинула комнату.

Как только дверь закрылась, я выдохнул с облегчением. Верьте или нет, но меня даже уколола совесть. Самооценка Джен была удивительно хрупкой, и я не хотел, чтобы мы шли на вечеринку на взводе. Но она сама была в этом виновата. Как и я.

Может, мы все-таки подходили друг другу. Как я мог судить ее, когда сам был не лучше?

Смех зазвучал за дверью и прогнал мои сожаления. Перри. Сегодня мне нужно было думать только о ней. Не о Джен. Даже не о себе. Только о Перри. Мне нужно было вести себя правильно только с ней. Может, тогда противный голос в моей голове заткнется.

Я надел белую нарядную рубашку и черный пиджак и посмотрел на себя в зеркало. Может, дело было в невысоком росте, но я всегда ощущал себя обезьяной в костюме. Но выглядело неплохо. Я знал, что я был красив, мог даже напоминать Бонда. И я был удивительно живым как для того, кто чуть не умер прошлой ночью.

Я перестал смотреть на себя, чтобы не стать таким, как парни, говорящие со своим отражением («Да, усы сработают, чувак, и девчонки поведутся на твой опасный вид»). Я схватил галстук и вышел в гостиную, где громко играли «Beastie Boys».

Джен прислонялась к стойке с бокалом вина в руке. Она с приглашением вскинула брови, значит, не сильно на меня злилась. Может, она уже была пьяна.

— Завязывать или нет? — спросил я, идя к ней.

А потом меня словно развернуло притяжение, я замер и посмотрел в сторону колонок.

Бирюзовый сатин. И грудь. О, эта грудь.

Я смотрел на Перри и не мог дышать. Дело было не только в ее груди, изгибах бедер и талии, от которых я начал твердеть. Она была прекрасной. Она была свежей, живой, сияющей и… такой настоящей.

Не знаю, как долго я смотрел на нее из другого конца комнаты, впивался в нее взглядом, но этого хватило, чтобы ширинка натянулась. Джен сказала что-то про фотографию.

Мне не нужно было это. Этот момент навеки остался в моей голове. В этот миг я понял, что все пропало.

 

МИСТЕР САМОРАЗРУШЕНИЕ

Когда мы вошли в квартиру, стало ощущаться напряжение. И даже Жирный кролик не разбил лед между нами, ведь он был заперт в ванной. Этот лед был особенным. Он держал нас так плотно, не давал опустить защиту. Эта стена возникла после того, как мы разнялись в том снежном переулке. О, я хотел это снова, хотел ее ноги вокруг себя. Мне это нужно было.

Перри прошла по кухне и прислонилась к стойке спиной ко мне. Она сбросила туфли, каблуки соблазнительно слетели с ее ног. Ее голова была опушена, спина — выгнута, и ее плечи и гладкая сливочная кожа казалась открытой и спелой. Я сбросил свои туфли и снял пиджак в предвкушении.

Нам нужно было слиться. Лед таял от жара, а во мне уже было столько жара, что было больно. Что-то нужно было делать.

Я осторожно пошел к ней, боясь спугнуть ее, испортить шанс резкими движениями. Поэтому я медленно убрал волосы с ее плеч, чтобы освободить место для своих губ.

Она не вздрогнула. Она ожидала это.

Она хотела это, а я хотел ее.

Я хотел только ее теперь и навеки.

Я прижал губы к укусу пчелы. Это был знак, что она была готова рисковать за меня, а я был должен ей больше, чем поцелуй.

Я целовал ее спину, плечо, ощущал, как она дрожит подо мной. Я пытался развернуть ее лицом к себе, но она не спешила. Я прижался грудью к ней, прижался всем к ней, поцеловал уголок ее рта. Мне нужно было, чтобы она развернулась ко мне, чтобы я все ей отдал.

Она сделала это. Она только развернулась, а я уже был на ней, ладони гладили ее лицо, волосы, пытались вобрать сразу всю ее.

Остановиться не вышло бы.

Я прижал ладони к ее спине и поднял ее на кухонную стойку. Она обвила меня ногами, и я задрал ее платье над бедрами.

Ох, черт.

Я чуть не пустил слюни от ее открытого вида. Мой голод уже был ненасытным.

Как и ее. Ее взгляд был жадным, неуправляемым. Она разорвала мою рубашку. Пуговицы разлетелись. Было бы смешно, если бы моя голова не была так затуманена похотью. Я расстегнул ее платье и снял, пока ее полные груди не свалились, как тяжелые мечты, с неба. Я пытался утонуть в них, пробовал, лизал и не мог насытиться.

Она отклонилась, и я понял, что она хотела большего. Я нежно надавил на нее ладонью, пока ее спина не оказалась на стойке. А потом я схватился за ее бедра и склонился туда. Я начал гладить языком нежное внутреннее местечко, пока не смог пробраться глубже. Как и на острове, я был вознагражден ароматной влажностью. Я поглощал ее, пока она не схватила мою голову и потянула наверх.

Я сделал что-то не так? Я не знал, что сделаю, если мы не зайдем дальше. Буду ласкать себя в ванной вечность.

— Хочешь, чтобы я остановился? — спросил я. Я был слишком мягок? Слишком груб. Что это такое?!

— Нет, — сказала она голосом, от которого встали волоски. — Я хочу тебя внутри.

Мои глаза расширились.

Будет сделано.

— Есть, мэм, — сказал я ей.

За секунды мы обнажились, впервые сделали это одновременно. Ее взгляд упал на мой член, и я обрадовался, заметив ее страх. Я не мог винить ее. Казалось, я заводился все тридцать два года, и теперь был большим и стальным.

Она обвила меня ногами и притянула к себе. Я опустил пальцы и тер ее, пока не убедился, что она достаточно скользкая, чтобы выдержать меня, а потом схватил свой член и ввел внутрь. Она была тугой. Очень тугой. Я едва мог выдержать это, я пытался придумать, как удержать все под контролем. Я не собирался зайти так далеко и кончить на второй секунде. Я был не в старшей школе.

Я несколько раз выдохнул, пытаясь замедлиться. Она хотела по-другому.

Ее ногти впились в мой зад, подгоняя меня. Я старался поддерживать темп, отдаляя оргазм. Я скользил лицом и руками по ее телу, цеплялся за каждый миг, за каждый шанс. Кто знал, когда у меня снова будет такой шанс.

А потом я уже не мог держаться. Секс с Перри был… ну, я был удивлен, что продержался так долго, особенно когда она шлепнула меня по заднице и прижалась ко мне. Но я не хотел кончать первым. Я помнил о манерах.

Я снова начал тереть ее, ощущая ее жар. Я вонзался все глубже и быстрее, пока мы оба не затерялись. В стонах.

Я взорвался в ней. На миг я увидел ее глаза, и она увидела меня, и вдруг мы оказались в другом месте, в другом мире мерцающего воздуха. Это длилось вечность.

И в этой вечности я заметил себя.

Это был не просто секс. Не просто связь.

Это была любовь.

Я по уши был в любви к ней. Нет, так не описать. Я вырывал сердце и бросал ей, молил ее забрать его. Я падал с величайших высот, и внизу не было батута. Я отдавал ей все в своей жизни, каждый дюйм души, чтобы она гордо носила это. Я был бывшим королем на коленях перед королевой. Просил шанс. Я был бессильным, беспомощным.

Я мог поклясться, что больше такого не будет.

Любовь ранила.

Я не мог пережить снова, если все пойдет не так.

Против своих инстинктов я вышел из нее и ушел в ванную, не оглянувшись. Это было слишком.

Я потерял все еще до начала.

Я трусливо прятался от будущей боли. Как я мог любить ту, что не любит меня? Даже я не любил себя.

Потом я вышел из ванной и увидел, что дверь логова закрыта. Она был там, кто знал, что она думала и чувствовала. Было ужасно так ранить ее, как я собирался. Но выбора не было. Так будет лучше. Для нее это все поверхностно.

Я надел штаны пижамы и пошел к дивану. Голова кружилась, я был пустым. Лед снова замерзал, начав с моего сердца.

Вот. Так безопаснее. Лучше.

Я уткнулся лицом в руки и задумался, что сказать дальше.

Она выбралась из логова. Я слышал, как она идет ко мне. Мне не нужно было поднимать голову, чтобы ощущать ее тревогу.

— Ты в порядке? — спросила она, голос дрожал.

Черт. Она пыталась быть вежливой. Но она боялась. Сильно.

Она не любит тебя. Я почти кричал это в голове. Она сказала тебе, что не любит тебя, ты видел правду в ее глазах. Любить ее — значит ранить себя.

Я мог терпеть боль, но не эту дорогу снова.

Она коснулась меня ладонью. Я вздрогнул.

— Декс, — сказала она. — Поговори со мной.

Ага, будто разговоры что-то исправят. Я пытался говорить с ней до того, как все запуталось. Я знал, что она сказала.

Я не ответил, и она схватила мою руку и попыталась отодвинуть ее от моей головы.

— Декс, прошу! — завопила она.

Я посмотрел на нее. Я не знал, что она видела.

Как и она.

Она склонилась вперед.

— Что такое? Что случилось?

— Ничего, — слова вырвались из меня. — Надеюсь, ты так это и запомнишь.

Она вдохнула.

— Как это понимать?

О, она знала.

Я вырвался из ее хватки.

— А ты как думаешь?

Она не повелась. Она была упрямой. Наивной.

— Декс, просто скажи мне, о чем ты говоришь. Хоть это ты сделать должен.

Мне пришлось рассмеяться. Она не поверила.

— Я ничего не должен тебе, Перри.

Прозвучало хуже, чем я ожидал. Но дело было не в моем долге. У нее был шанс, она отвернулась от него.

— Декс, да что с тобой? Почему ты так себя ведешь?

— А почему ты так себя ведешь? — раздраженно парировал я. — Не унимаешься ни секунды.

Да, гадко получилось. Я не сдержался. Все хорошее во мне заменил гнев. Злость была лучше страха. Причинять боль лучше, чем страдать самому.

— Что? — выдохнула она. — У нас только что был секс, и ты перепугался как…

— Я не перепугался! — рявкнул я.

Она не верила.

— Тогда что это такое? Потому что еще час назад все было хорошо.

Я уткнулся головой в ладони. Она была права. Все было хорошо. Были мы. Мы были идеальны. А теперь все изменилось, и я не знал, что делать.

— Я знал, что это ошибка. Это все изменило.

Показалось, что она ахнула. Плевать.

— Это не была ошибка, — закричала она. — Как можно так говорить?

Я решил довести до конца, наслаждаясь своим гадким поведением.

— Легко. Ты слишком много в этом видишь.

Есть ли у нее настоящие чувства к этому?

Она выглядела так, словно я ударил ее по лицу. Она прислонилась к дивану, задыхаясь, сжимаясь. Она словно умирала из-за меня.

Я не довел до конца, я пронзил ее словами, как копьем. Мои слова разрывали ее на части изнутри. Почему? Для нее ведь это был лишь секс? Она не любила меня, да? Почему тогда так страдала? Это был всего лишь я. Всего лишь Декс.

— Перри, — осторожно позвал я. Она не распрямлялась, словно из нее высасывали жизнь.

Ее голова вскинулась, кто-то заменил ее глаза на глаза гадюки.

— Что это было для тебя, Декс? — она оскалилась в бездонной ненависти. — Интрижка? Зуд, который нужно было вывести из тела? Еще одна зарубка на столбик кровати? Еще один человек, которого ты испортил психически и физически?

Ох, я не мог говорить.

Она продолжала, с горечью глядя на меня.

— Ладно, есть в этом и другая сторона. Рада знать о твоих чувствах.

Моих чувствах?

Я не успел понять, а ока бросилась к логову. Она бросала вещи в свою сумку. Собиралась.

Я вскочил на ноги и побежал за ней.

— Куда ты?

Я схватил ее за руку, она вырвалась и оттолкнула меня с силой. Я был поражен ее силой, гнев окутывал ее. Я этого не ожидал.

— Ты понятно объяснился, Декс, — сказала она, выдавливая слова. — Ты все понятно сказал.

— Перри, стой, — вяло запротестовал я. — Ты не можешь уйти сейчас, там снег, а ты в пижаме, — я не знал, как объяснить, но что-то нужно было делать. Мне не нужно было, чтобы она покинула меня. Я думал, мы поссоримся, а потом поговорим. Как всегда.

— Я ухожу и не вернусь! Ребекка была права насчет тебя. Ты просто испуганный мальчишка!

Что сказала Ребекка? Не важно, мне нужно было остановить ее. Она вела себя безумно. Все не должно было так пойти. Ей было все равно. Должно было!

Я в панике схватил ее, чтобы удержать. Я притянул ее к себе, хватка была крепкой. Я пытался понять, удержать.

— Почему тебя так это ранит?! — завопил я. Голос дрожал. — Ты говорила, что не любишь меня!

С силой она вырвалась из моей хватки и пошла к двери. Я потянулся к ней, но она в ярости обернулась. Она посмотрела мне в глаза, и я увидел правду. Увидел все. И было слишком поздно.

— Не только ты умеешь врать, Декс!

Вот она.

Правда.

Она любила меня. Она соврала. Она все это время любила меня.

Она любила меня. Меня.

А я все испортил.

Она ушла в ледяную ночь, ее браслет с якорем был разорван и на полу. Она ушла из моей жизни под снег. В моих руках было все, что я хотел, и я разрушил это раньше, чем что-то смогло получиться. Я раздавил все, что у нас было. Я разбил единственные важные для меня отношения, втоптал в землю и закрыл слоями грязи.

Я рухнул на колени, не в силах осознать, что наделал. Я потерял самое ценное. Пропало больше, чем часть меня. Казалось, без Перри от меня ничего не осталось.

Я рухнул на бок и сжался на полу.

Пол не казался достаточно низким, и я заплакал.

Так я оставался, рыдая, сжимая в руке разорванный браслет, пока Джен не вернулась с вечеринки. Даже она сжалилась надо мной.

Как и любой сделал бы. А что бы вы ощутили к человеку, который держал мир в руках и выбросил это?

Вы подумаете: «Как ему не противно жить с собой?».

Хороший вопрос.

Вот и посмотрим.

 

УБРАТЬ ДЕМОНА

— Декс, сюда!

Я оглядывал ресторан в поисках источника английского акцента, звавшего меня. Голос Ребекки входил в категорию голосов, которые могли описывать мою жизнь.

Я увидел ее в углу и пошел к ней. Ресторан был хипстерской пиццерией недалеко от моей квартиры, и в шесть тут было полно народу. Она выглядела изысканно, как всегда, с головы до пят в черном узком платье, которое натянулось на ее бедрах и оттенило ее вампирскую бледную кожу. Любой мужчина отдал бы все за ночь с Ребеккой, но она, к сожалению для всех, была за другую команду.

Она встала со стула и полезла обниматься, ее улыбка была шире обычного. Я не видел ее несколько недель, и мы оба бывали в лучшем состоянии.

Она пару секунд крепко обнимала меня, а потом отпрянула и прижала нежные пальцы к моему бицепсу и снова сжала.

— Не соврал, — отметила она с гордым видом. — Молодец. Выглядишь отлично.

Я и ощущал себя так. Хотя нет, я ощущал себя ужасно. Но до этого было еще хуже.

— Ты выглядишь потрясающе, — честно сказал я и сел за столик.

Она отмахнулась от комплимента и насладилась им по-своему, а потом заказала себе напиток, когда подошел официант. Я заказал виски с колой, как обычно.

Она дождалась, пока уйдет официант, и удивленно посмотрела на меня.

— Серьезно?

Я отклонился на мягкую кожаную спинку.

— Что?

— Я думала, ты начал с нового листа.

Я фыркнул.

— Да. Хожу каждый день в спортзал, бегаю. Перестал курить, принимать лекарства. Но от всего сразу я избавиться не могу. Я не супергерой.

Она сжала вишневые губы. Я видел, что она вспоминает Рождество, когда они с Эм пришли забрать меня на праздничное собрание в паб. Хорошо, что у них был старый ключ Джен от квартиры, а то все пошло бы плохо. Они обнаружили меня у балкона в нижнем белье, без сознания с пустой бутылкой бурбона рядом.

— С… этим покончено, — я защищался. — Ты знаешь, что я был в плохом месте не в то время.

Она печально улыбнулась и медленно кивнула.

— Знаю. Я не сужу. Честно, я не могла бы зависать с тобой, будь ты другим.

— Если тебе приятно знать, то я все еще пью и смотрю порно.

— Вот это мой мальчик, — похвалила она. Официант принес наши напитки, и мы стукнулись стаканами.

— За друзей, — сказала она.

— За друзей, — согласился я.

Я сделал большой глоток, пузырьки щекотали нос, и я напрягся. Слезящимися глазами я смотрел на Ребекку. Она смотрела на мои глаза со странным выражением лица.

— Что? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Не знаю, Декс. Твои руки, плечи… Ты хорошо выглядишь. Приятно видеть.

— Достаточно хорошо, чтобы ты сменила сторону? — пошутил я, зная, что она будет лесбиянкой до последнего дня.

Она отхлебнула напиток. Я упустил безобидный флирт с ней.

— Лучше не говори Эм, — продолжил я. — Хотя, может, стоит рассказать ей. Вдруг и она захочет увидеть Декса в действии, — подмигнул я ей.

Она захихикала.

— Ладно тебе. Свинью никак не изменить.

Я выдавил улыбку, хотя ее слова меня немного ранили. Это она обо мне думала? Так все обо мне думали?

Она помрачнела, что означало, что я плохо скрывал эмоции. Без лекарств было даже сложнее. Я все ощущал в десятикратном размере, и было сложно игнорировать это. Мне было жаль женщин, расправляющихся с эмоциями всю жизнь.

Я кашлянул и тревожно поднял меню, рассеяно разглядывая его в поисках еду.

Без лекарств я постоянно ощущал голод, потому и усиленно занимался спортом.

— Как Джен? — невинно спросил я.

Ребекка была немного потрясена. Она понизила голос и склонилась ближе.

— Мне рассказать тебе правду?

Я быстро взглянул на нее, изображая холод.

— Не важно. Мне все равно.

— Она живет неплохо. Я не очень рада этому, но работать с ней так проще.

Я вздохнул и кивнул.

— Да?

Джен. Зачем я вообще спрашивал? Стой, мне плевать.

— Ага, — подтвердила она, глядя на меня в поисках перемен. — Думаю, с Брэдли она счастлива. Это странно видеть. И она все еще раздражает.

Я улыбнулся от выбора ее слов и продолжил выбирать пиццу. Я радовался, что Джен ушла из моей жизни, но слышать ее слова было больно. Я не скучал по Джен, но было не честно, что она была счастлива, а я ощущал себя гадким ничтожеством почти все время. Я был в порядке только в те мгновения, когда я бегал, поднимал гантели или удовлетворял себя.

Ребекка опустила ладонь на мою, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Ты правильно сделал, Декс.

— Точно, — буркнул я.

— Только потому, что… — она замолчала.

Я пронзил ее взглядом. Я не хотел, чтобы она заканчивала.

Она промолчала. Похлопала по моей руке.

— Ты знаешь, что поступил правильно. Вы с Джен все равно расстались бы. Ты заслужил кого-то лучше.

Нет. Но я оценил ложь.

Я быстро улыбнулся и посмотрел на меню. Я отвлекал мысли начинкой, когда зазвонил телефон.

Я виновато посмотрел на нее, подумав, что это Джимми. Он пытался заставить меня вернуться в «Эксперимент в ужасе». После ухода Перри и моего позорного падения, заедания горя Читос и бурбоном, шоу меня вообще не волновало. Я ушел, когда ушла и Перри. Теперь я вытаскивал себя из ямы, и Джимми требовались мои услуги. Поговорить о работе. Без Перри я не видел смысла продолжать. Без нее я хотел бы делать что-то другое.

Я выудил телефон из кармана и быстро взглянул на экран. Это был не Джимми. Это был другой номер.

Мое сердце перестало биться. Я посмотрел на Ребекку.

— Где код местности 503? — быстро спросил я.

— А?

— Код местности 503! — в панике повторил я.

Ее лицо побледнело.

— Портлэнд.

Я не мог двигаться. Не мог дышать. Ребекка, к счастью, выхватила из моей руки телефон и ответила за меня, пока звонок не оборвался.

— Алло? — сказала она и нахмурилась, слушая. — Да, есть. Могу узнать, кто звонит?

Я закусил губу, грудь сдавило без кислорода. Она посмотрела на меня большими глазами, рот чуть приоткрылся.

— Привет, Ада. Это Ребекка, — сказала она. — Что происходит? Ты в порядке?

Я тут же протянул руку за телефоном. Я все еще не дышал, но хоть двигался.

Она посмотрела на меня и кивнула.

— Хорошо, успокойся. Передаю телефон Дексу.

Она вложила телефон в мою ладонь и кивнула на двери. Похоже, я получал приватный разговор.

Я быстро улыбнулся ей и прижал телефон к уху, выбираясь из кабинки.

— Ада? — спросил я, идя мимо занятых столиков.

— Декс? — я услышал ее юный тонкий голосок.

— Привет, что такое? Перри в порядке? — я не хотел спрашивать и чувствовал, что не имел права, но не видел другой причины звонка Ады. Мы давно расстались. Но где-то в глубине своего черного сердца я знал, что Перри не в порядке.

Я умудрился выйти из пиццерии на холодную улицу, когда Ада сказала:

— Нет, она не в порядке. С ней что-то случилось.

Я чуть не выронил телефон. Но я все равно не выдержал. Я прислонился к кирпичной стене и съехал на землю, ноги не держали меня.

— Декс? — завопила она. — Ты еще там?

Я закрыл глаза и подавил страх.

— Да. Я здесь. Что случилось?

— Не знаю.

— Она ранена? — мой голос дрогнул. Я сглотнул, молясь.

— Не совсем.

— Ада…

— Не знаю, Декс. Не стоило даже звонить тебе. Но я не знаю, что делать. Я думаю, что она одержима. Она… сама не своя, и я тоже видела то, что хочет забрать ее. Они привязали ее к кровати.

— Кто они?

— Мои родители. Максимус.

— Максимус?! — взревел я. Прохожие посмотрели на меня и ускорили шаги, проходя мимо. Мне было все равно. Этот гнев я сдерживать не мог. — Что он там забыл?

— Он с Перри… не знаю. Он козел, это важно. Декс, она уходит. Правда, уходит. Не знаю, что делать. Мы очищали дом, а потом Максимус развернул все так, словно Перри безумна. Боюсь, они увезут ее. Ты знаешь, в психушку. Но что-то в ней убивает ее, Декс. Убивает ее.

Я едва заметил, что дверь ресторана открылась, вышла Ребекка. Она стояла рядом со мной, но я не мог смотреть на нее. Не мог двигаться. Не мог осознать, что происходит. Что-то захватило Перри и убивало ее. Такое плохое, что Ада позвонила именно мне из всех людей ради помощи.

— Я сделаю все, что смогу, — сказал я ей, пытаясь добавить решимости в голос. — Обещай, что сбережешь ее, пока я не доберусь туда.

— А если я не смогу? Они не слушают меня. Они ведут себя так, будто она — зверь… а она сейчас как зверь и ведет себя! — Ада всхлипывала. Ада была крепкой в свои пятнадцать. Ее слезы из-за Перри были последним кинжалом в мое сердце.

— Ада, послушай. Я позабочусь об этом, ладно? Я не позволю ничему с ней случиться, ты меня понимаешь? Я сделаю все, что могу, чтобы убедиться, что она придет в норму. Дай мне день, дай мне еще пару часов, и я прибуду и все исправлю. Ты меня поняла, малышка?

Я услышал, как она всхлипнула и притихла. А потом сказала:

— Хорошо. Но поспеши.

— Я напишу тебе, когда выеду, — сказал я.

— Спасибо. Спасибо, Декс, — сказала она. — Я знала, что ты не так плох, как все говорят.

О, спасибо.

— Ага, увидим. Держись, ладно?

— Ладно, пока.

Я не успел попрощаться, разговор был закончен. Я посмотрел на Ребекку, которая в ужасе смотрела на меня. Я трясся.

— Мне нужно к Перри, — сказал я дрожащим голосом. — Она в беде.

Ее глаза расширились, она помогла мне встать на ноги, пока люди не подумали, что я безумен.

— Чем я могу помочь? — спросила она. Я видел страх на ее лице. Она тоже переживала за Перри. И вдруг я понял, как разочарована была Ребекка, когда мы с Перри расстались. Конечно, она поехала в Портлэнд, хотя я просил ее не делать этого. Она тоже пострадала от этого. Она страдала от моих ошибок.

Я не мог ощущать себя еще хуже. Еще ужаснее. Никогда. Я был свиньей, как и сказала Ребекка. Но я не мог думать сейчас об этом. Я месяцами делал это. Жалел себя. Это был лучший шанс проявить себя. Это ничего не отменит, но… я не мог жить, ничего не сделав. Хоть я не был очень рад этому, Перри все еще была для меня важнее всех. Было больно думать о том, что она далеко. Но думать о том, что она может не быть собой… было невыносимо.

Я покачал головой и поцеловал ладонь Ребекки.

— Спасибо, что помогла мне пройти все это. Я сделаю пару звонков и уезжаю.

— Ты вернешь ее, — сказала она, хотя не знала, в какой беде Перри. — А потом привезешь сюда, и мы вместе съедим пиццу.

Я пообещал ей это и побежал в сумерках по улице.

 

ПОМОЩЬ

Гнев заставляет совершать глупости.

Это я узнал сегодня, а еще «доверяй инстинктам» и «не лажать на публике сложно».

Я знал гнев. Я старался не давать ему править мной, но у меня было много причин злиться. Но я неплохо справлялся. Я мог взорваться случайно, но большую часть времени прогонял гнев на глубину. Или не ощущал его. Как с гуся вода.

Я еще не подъехал к улице Перри, а уже знал, что нас ждет беда. Я это слышал. Не спрашивайте, как, и вообще о многом меня не спрашивайте. Поверьте, ответов у меня нет. Но я слышал в голове, наверное. Макс говорил всем успокоиться. Я ощущал собрание людей, властей, не только ее семьи. И, когда мы подъехали, и я увидел копов, я не удивился.

Но я не был готов.

Стоило придумать план, а не выбираться из машины и идти к дому, держа Перри за руку, поддерживая ее. Я хотел, чтобы ее родители, Макс, копы видели, что я не похищал ее, она пошла по своей воле. Я эгоистично хотел показать себя им. Ткнуть им в глаза. Типа, смотрите, кого ваша дочь выбрала, ха-ха-ха.

Ага, я такой. Стоило уже понять.

Но я не был готов к реальности. Зная Макса и наши дурацкие отношения, я все еще не думал, что он так легко подставит меня. Или ее. Он должен был заботиться о ней. Черт возьми, он же совал свой… нет, даже думать не хочу. Стошнит.

Когда отец Перри бросился на меня с ревом, я не ожидал такого. Заслужил ли я удар? Да. Точно да. После того, как я поступил с Перри, после, вы знаете,… я заслуживал это. Я заслуживал тысячу ударов, и в других обстоятельствах я бы с радостью выдержал шквал итальянских костяшек. Но дело было не в том. Они думали, что я забрал их дочь, выкрал ночью, чтобы делать с ней страшное. Я бы поиграл с ней в идеале, и ей бы понравилось. Но в этот раз я спасал Перри. Никому не было дела.

Глупый я решил, что можно поговорить с полицией, словно это были разумные люди. Рассказать, что все это недоразумение, чтобы мы посмеялись над этим. Я не ожидал, что они набросятся на меня так, словно я убил мэра Портлэнда.

Щелк. Щелк. И холодные наручники на запястьях.

Меня еще не арестовывали, но я думал, что мне хотя бы скажут пройти с ними или заменят эти наручники пластиковыми. Я не был угрозой для общества. Но мои руки завели грубо за спину, сковали, и коп зачитал мои права.

Часть меня хотела смеяться от бреда, я хотел сказать им заткнуться, я достаточно раз смотрел «Закон и порядок», чтобы знать свои права. Но юмор покинул меня. Я ощущал беспомощность, когда появился Максимус и сковал Перри своими дурацкими руками.

Время замедлилось, и мы беззвучно общались. Перри и Макс смотрели на меня, а я разрывался между желанием понять, что хочет Макс, и дать Перри понять, что с ней все будет в порядке.

Проблема была в том, что я был в наручниках, и меня толкали в машину. Я не знал, буду ли я в порядке, как я мог быть уверен в ней? Я нарушил данное себе обещание, что я сделаю все, чтобы защитить ее. Словно у меня были силы, словно я был героем. Я лишь вышел из машины, а меня уже ударили и арестовали.

Макс не сводил с меня пронзительный взгляд, он склонился к Перри и прошептал ей на ухо:

— Не борись с этим, Перри. Слушайся меня. Я не позволю им забрать тебя, но тебе нужно успокоиться, — моя кровь кипела, лицо пылало. Он снова пытался занять мое место. СНОВА! Рыжий гад говорил Перри, моей Перри, успокоиться, пока она боролась в его объятиях.

Перри не слушала, ее мысли обрушились на меня. Она переживала за меня сильнее, чем за себя. Из ее глаз лились слезы, в них пылал гнев, отзывающийся во мне.

Я буду в порядке. Я старался передать ей слова взглядом. Я не знал, поняла она или нет, потому что проблема стала не во мне.

Высокий мужчина, склонив голову, в костюме, похожий на ребенка в вещах на вырост, вышел из дома и спокойно пошел к Перри и Максу. Доктор Фрибоди, что ли, врач Перри. Я не встречал его, но видел достаточно психиатров, чтобы узнать его сразу. Это был враг, и он пришел за ней.

Я кричал, наверное, пытался попасть к ней, но копы удерживали меня.

Пока что.

Они толкнули меня в машину на заднее сидение. Я завопил, извиваясь, борясь, и увидел, как тень врача упала на Перри. Мое сердце тоже оказалось в тени, словно в жизни произошло затмение.

Я потерял ее раз. Я не мог потерять ее снова.

Я боролся на сидении, машина поехала от дома по улице. Я кричал, вопил, копы угрожали мне тем, что я не понимал. Я уже не понимал английский. Я слышал и отвечал только гневу.

А гнев делал глупым.

Я знал, что сбежать из полицейской машины было почти невозможно. Я знал, что, если попытаюсь выбить окно, это не выйдет со скованными руками. Нога могла застрять в стекле, если не повезет. И что потом? Как-то вылезти из окна, пока машина едет 20 миль в час.

Я знал все это. А гнев — нет. Гнев бурлил во мне, я хотел вернуться к Перри, пока мог, и это возвысило меня на другой уровень. Короче, я обезумел.

Дальше все было размыто.

С ревом мысленным и не только, я отклонился и выбросил ноги вперед. Ботинки ударили по стеклу и разбили его вспышкой света, осколки снегом заполнили машину.

Завизжали тормоза, но машина не остановилась. Не было времени. Я не знал, как так легко разбил стекло, как и не знал, как выбрался из машины ногами вперед. Я не знал, что лечу по воздуху пару секунд, пока мое плечо не ударилось о траву у дороги, и я перекатился, как тряпичная кукла. Не знаю, как я вскочил на ноги, стряхивая осколки стекла с волос, и побежал обратно, не оглядываясь на копов.

Не знаю, как все это произошло. Я знал лишь, что мне нужно к Перри, нужно забрать ее оттуда. Если Макс, врач или кто-то еще тронут хоть волосок с ее головы, я их разорву. Если вы думаете, что я стал там Халком, то вы себе не представляете. Даже я не знал, что будет, но понимал, что будет страшно.

К сожалению, хоть я не чувствовал боли, и стекло сыпалось с меня на бегу, и я был недалеко от Перри, я бежал с руками за спиной. От этого было неловко. И в сгущающейся темноте было плохо видно. Мои ботинки, что помогли мне сбежать, зацепились за корень, и я полетел к земле.

Лицо встретилось с землей. Останется след.

Я застонал и скривился, содранная щека болела. Я не могу думать об этом. Я встал на ноги, шагнул и услышал:

— Ни с места!

Как в фильмах. Так они и закричали. Жаль, что не добавили в конце «гад». Я хотел бы застыть по своей воле, но они развернули меня. Офицер передо мной подозрительно напоминал парня их фильмов про танцы, его лицо скривилось от страха и румянца. О, он направлял на меня тазер.

Я оскалился. В гневе ничто не могло остановить меня. Я начал двигаться.

А потом затрещало электричество в воздухе. Мое тело напряглось до боли, стало твердым, как доска, по мышцам ударил миллион зарядов. Я боролся. Мне нужна была власть. А теперь я застыл и ощущал, что происходит. О, только бы не запачкать штаны.

Я опускался на землю. Дыхание застревало, тело содрогалось. Грязь снова тянулась к моему лицу.

Как только я рухнул на землю как мешок картошки, это прекратилось, и я выругался так, что обычный Декс покраснел бы. Боль закончилась, и я остался с ощущением, что меня растоптали буйволы… еще и заряженные током.

В состоянии полного истощения я не мог сопротивляться, и офицеры быстро подняли меня на ноги, вызывая другую машину. Они боялись пленника, и, когда меня подвели к остановившейся машине, я понял, почему. Я увидел, какой ущерб оставил, выпав на землю. Я видел разбитое заднее стекло. Я не знал, как сделал это, и, судя по взглядам офицером, они тоже не понимали.

Я ехал в участок в обитой камере. Видимо, теперь я был угрозой, если не был ею раньше. Они могли обвинить меня в сопротивлении при аресте, попытке побега. Мой гнев, необходимость вернуться к Перри, все еще бурлил во мне, но в этот раз разум забрал власть. Я теперь едва ощущал силу. Я надеялся, что удар током не навредил.

В участке мрачного вида индивидуальности задавали вопросы. Меня сфотографировали, и я улыбался (у меня ведь красивая улыбка). Я думал, меня покажут врачу, ведь меня били током, но они даже не упомянули это, и я не хотел испытывать удачу. Меня лишили вещей: телефона, денег, блокнота.

Я потом меня ощупали. Я не знал, на месте ли мои яйца, и они нашлись, когда офицер Зукотти их нащупал. Печально, но после расставания с Джен только это меня и порадовало. Хорошо, что Зукотти был нежным.

Лишив меня при этом гордости, они повели меня к камере. Стражи прошли со мной мимо камер, полных отбросами, преступниками и пьяницами (всех было много) Портлэнда и втолкнули меня в камеру с одним парнем.

Он сидел на алюминиевом унитазе, от него воняло так, что глаза слезились. Кошмар. Я хотел отвернуться, дать ему уединиться, но это было сложно, ведь в камере были только пара матрасов на каменных плитах и рукомойник. И унитаз. И мужчина на нем.

Потом я узнал, что его звали Гас.

Мы с ним даже поладили. Он был большим и широким, как накачанный слон или большой кузен Вин Дизеля, а еще покрытым с головы до ног татуировками. Они были даже на его лысой голове. Но он удивительно хорошо говорил. Он был здесь до меня, я не спрашивал, каким было его преступление. Я не знал, как реагировать, если он скажет, что убил арендодателя («О, круто. Продолжай»). Но он начал расспрашивать меня. Наверное, он решил, что между нами нет секретов, если я видел его на унитазе.

— Все дело в девушке, — начал я и скривился от того, каким клише это звучало. Мы сидели напротив друг друга на холодных матрасах. Я не знал, который час.

— Разве так не всегда? — ответил Гас. Тоже клише.

— Ага. Не всегда. У меня. Но она… она — сундук проблем.

— Проблемы и женщины идут рука об руку, — Гас сжал руки. Я слышал, как трещат кости. Он улыбнулся, слепя меня зубами. — Вот так они делают.

Я не знал, сколько могу рассказать Гасу, чтобы он не посчитал меня психом, но если не рассказать правду сокамернику, то кому ее можно рассказать?

— Ты пытался убить ее?

Он сказал это так бодро и искренне, что я вскинул брови.

— Нет, — осторожно сказал я. Но, если бы экзорцизм провалился, Перри погибла бы? Мне стало не по себе. Запах не помогал.

— Я не пытался убить ее. Я пытался спасти ее. Ей было плохо. Меня не было рядом… мы поссорились, так сказать.

Он понимающе кивнул. Мне не нравилось его сближение со мной. Я не понимал из-за этого, кем сам являюсь.

Я продолжал:

— После ссоры мы не общались какое-то время. Она выбросила меня из своей жизни. Заслужил ли я это? Да. Думал ли я, что она никогда больше не заговорит со мной? Нет. Не думал. Мы… все время ссорились. Несильно. Нам нравилось испытывать терпение друг друга. Пробираться под кожу… Тебе такое нравится? Мне нравилось. Она дразнила меня, тыкала. Задавала вопросы, била, раздражала. Всегда была там, копала, копала, копала, и мне нравилась каждая секунда. Мне не нравилось говорить о себе, но она очень хотела понять меня, словно я был загадкой. Такого в моей жизни еще не было, кого-то, желающего узнать меня, настоящего меня, и желающего, чтобы я стал лучше.

— И ты стал лучше?

Я посмотрел на свои ладони. Только утром я держал руку Перри, пока она спала, не зная, проснется ли она. Будет ли прежней. А теперь мои руки были грязными и ободранными от падения из машины полиции, а запястья натерли наручники.

Стал ли я лучше? Этот вопрос был важен, не так ли?

Я многое сделал без Перри. Перемен было больше, чем мне нравилось. Я покончил с Джен, что было удивительно сложно, учитывая, что мы знали друг о друге. Я признался, что был с Перри, она призналась, что была с Брэдли. Говорите о наших с Джен отношениях сколько хотите, но за три года образовалось много привычек. Прощаться с кем-то или чем-то после долгого времени было сложно, даже если это причиняло боль. Это как жить с гангреной. Ты знаешь, что нужно ее отрубить, что будешь здоровее. Но без гниющей ноги остается пустота. Вы смотрите на обрубок, ожидаете увидеть там черную ногу, но там лишь воздух. И, если честно, я скучал по сексу. Любой скучал бы. Кто знал, когда я в следующий раз лягу с кем-то? Было даже глупо представлять, что это будет с Перри.

Вот и все. Больше не было девушки. Секса. Я послушал записи, узнал, что Пиппа рассказала Перри, узнал про подмену лекарств. Я немного ненавидел ее за это, и от этого боль от расставания стала слабее. А потом я оценил хитрость Перри. Она оказала мне услугу. И я продолжил это. Я выбросил лекарства. К черту их. Если я вижу призраков, пусть появляются. Если они меня видят, то я хотел видеть их. Пока что они не лезли. Я надеялся, что и не увижу призраков.

Без лекарств тело начало набирать вес. Не помогало даже то, что я перестал валяться на полу ванной и пить виски из бутылки, заедая его чем попало. Месяц я был в депрессии и отчаянии, и я ел любую еду. Так что я начал ходить в спортзал, чтобы вес ушел, куда нужно. Я усиленно тренировался с Дином, начал ощущать себя сильнее. Более умелым. Мужчиной.

Я сделал новую татуировку, чтобы та напоминала мне о том, что было важным в моей жизни. О том, ради чего стоило бороться, делать по шагу вперед.

Так стал ли я лучше? Как только я услышал Аду, я понял, что это проверят. Это был шанс доказать себя. Я был благодарен, что мне позволили спасти ее.

Но разве я не сделал хуже? Если бы не я, она бы умерла. Но теперь я был в тюрьме с Гасом, не мог помочь ей, а она была… черт. Я понятия не имел, где она была. Демон ушел, но угроза — нет. Могли прийти другие демоны. Я знал, что Перри могла пойти по той дороге, на которую ее мать толкнула Пиппу. Она могла быть сейчас одна, и никто не искал ее, не защищал ее.

Она могла даже не быть Перри. Лекарства могли довести до апатии, и огонь пропадет в ее глазах.

Мысль пронзила меня. Сотрясла органы, пронзила сердце, сдавила легкие, пока лицо не стало горячим и напряженным, вулкан внутри грозился взорваться.

Мне нужно было выбраться отсюда.

— Ты в порядке? — спросил Гас.

Я едва его слышал. Паника притупляла все.

Я встал и мог думать только о том, что нужно выбраться отсюда.

Как робот в ярости, я сжал рукомойник…

— Нет, она того не стоит, — услышал я Гаса на фоне.

…со скрежетом металла и бетона я вырвал рукомойник. Вода вырвалась к потолку, тут же промочив меня.

Я улыбнулся.

Кто-то закричал:

— Стража!

Наверное, Гас.

Не важно. Я даже не был уверен, что сделаю с собой. Я видел, как вырываю рукомойник и бросаю его в прутья. Прутья гнулись, и я убегал.

Но я знал, что это невозможно. Прутья только загремели бы. Но как я держал рукомойник в руках? Как я вырвал его из пола?

Мышцы были больше, я был сильнее, да, но… это?

Я не успел обдумать это, дверь камеры открылась, и вопящие стражи прошли к нам. Я ощутил, как что-то твердое ударило меня по шее, и я упал.

Последним я помнил, как лежал на влажном, холодном и гадком полу, и я так и не ответил Гасу. Я не сказал ему, стал я лучше или нет.

* * *

Я пришел в себя с убийственной головной болью и один. Гаса не было, я был в другой камене. Прутья вели в коридор, напротив сидел страж. Я не был в уединении, но был без сокамерника. Гас не был плох, но его вопросы меня довели.

Я потер шею, не зная, каким инструментом меня отключили, и с подозрением посмотрел на стража. Он ответил тем же. Я понял. Я был не просто смутьяном. С моей силой считались, потому я получил стража. Чем сильнее я злился из-за ситуации, тем больше приговаривал себя к жизни в тюрьме.

— Который час? — спросил я у стража. Голос был хриплым и сонным.

Страж молчал, но смотрел на меня.

Я медленно встал, ощущая боль.

— Не разговорчивый? — спросил я. Казалось, меня постирали в машине с кирпичами. Моя одежда была сухой, и я сомневался, что в сырой камере это произошло бы быстро. Я прошел, шатаясь, к прутьям, и прижался к ним, глядя на стража. Он был крупным. Он не дрогнул. Не отвел взгляд. Он был готов к такому.

— Мне можно позвонить?

Страж не отвел взгляд.

— Нормальным можно. Ты — не нормальный.

Это он не преуменьшал.

— Из-за того, что я повредил твой рукомойник?

— Не мой, — он фыркнул. — И он уже был поврежден. Ты не мог бы вытянуть его из пола, будь ты нормальным, так что успокойся и сядь.

Он мог быть прав, но садиться я не собирался.

— Я хочу позвонить.

— Никаких звонков.

— Я хочу знать, который час.

— Закройся.

Я мог бы согнуть прутья. Я крепко сжал их.

Хорошо, что я не сказал этого вслух. Ничего не произошло. Я не был Халком.

И я продолжал смотреть на стража. Я думал пожаловаться на жестокость полиции, на удар по голове, хотел угрожать своими правами. Но мысли до добра не доводили. Они бы назвали это самозащитой, а кто бы доказал, что это не так? Гас? Его легко могли заставить исказить события.

Я хотел вздохнуть. Хотел выдохнуть весь гнев, бурлящий во мне, но это лишь показало бы слабость. Я не был слабым. Я собирался выбраться, но не знал, когда.

— Деклан Форей? — крикнул кто-то в коридоре.

Я вскинул голову. Страж тоже. Он не был рад.

Коп оказался передо мной с опасливой улыбкой на лице. Он, наверное, мечтал снова ударить меня тазером.

— Можешь идти, за тебя поручились, — он сунул ключ в замок и отпер дверь.

— Что? — я был потрясен.

— Ты удивлен не меньше меня, — отметил он, грубо схватив меня за руку и ведя меня по коридору. Я услышал, как ворчит сзади страж.

Мы прошли в комнату, где вернули мои вещи, и я заметил часы. Три. Судя по тусклому свету из окон, пока меня вели дальше, было три часа следующего дня.

Как долго я был без сознания?

И что здесь забыл чертов Рыжий Элвис?

Со стула в другом конце комнаты поднялся рыжий великан с фланелевой планеты, Макс.

Я с трудом удержался от того, чтобы обхватить его толстую шею и сжать.

Я едва мог двигаться от этого. Меня словно снова ударили тазером.

— Не вижу радости от свободы, — сказал он со своим глупым акцентом. Он прошел ко мне и опустил ладонь на мое плечо. — Оставить тебя здесь? Я могу?

Он помахал другой рукой. Хорошо, что я только отбил его руку, а не больше.

— Я могу убить тебя, — процедил я.

— Не стоит так говорить в участке, — он понизил голос. Он развернулся и вышел из комнаты на холод снаружи. — Идем. Я довезу тебя до твоей машины. Это довольно далеко. Ты оленя сбил, что ли?

Я не собирался говорить с ним. Я так злился и радовался одновременно, и мои ноги чесались от желания вернуться к Перри.

Мы забрались в его грузовик, и я поежился от мысли о Перри в машине с ним. Я знал, что она была здесь. Ощущал запах. Он тоже знал это. И глупо улыбался.

— Можно и поблагодарить меня, кстати, — сказал он, заводя двигатель.

— Где Перри?

Он прищурился, глядя на меня. Я прищурился в ответ. Страж знал, что с Дексом Фореем играть в гляделки не стоит.

А потом он сказал:

— Она в порядке, не переживай.

— Не переживай, — прорычал я. — Придурок. Она в опасности из-за тебя.

— Она не в опасности, — сказал он, выезжая на улицу. — Она дома и в порядке. Из-за тебя все это началось, так что я бы на твоем месте молчал.

Молчал? Нет уж.

Я ударил его головой.

Я обрадовался, когда моя голова врезалась в его щеку. Он отпустил руль на пару секунд, и грузовик вильнул.

— Что такое?! — завопил он, потянулся к лицу рукой и попытался удержать руль другой. Несколько машин просигналили в сумерках, пока грузовик не поехал ровно.

— Останови, — процедил я.

— Отвали.

— Останови.

Макс посмотрел на мое лицо, его глаза слезились. Он сдался. Я кипел от гнева. Я не хотел ничего делать с ним в участке, но теперь мы были в нескольких кварталах, и я мог разобраться с ним.

Он съехал на край дороги у небольшого дома. Я не знал, будут ли хозяева против, если я убью кого-то в их дворе. Кого-то рыжего. Он стал бы идеальным удобрением для их сада.

Я выключил двигатель. Мои кулаки сжались.

— По-хорошему или по-плохому? — спросил я.

— О чем ты, Декс? — он потирал щеку с обиженным видом.

— Я даю тебе выбрать, как я буду тебя бить, Макс, — ответил я.

Он нахмурился.

— Максимус. Почему ты и дальше зовешь меня Максом?

— Потому что я знаю тебя таким. Я не знаю Максимуса, который доводит меня и спит с моей… моей… женщиной.

Я скривился и понял, что Макс точно ответит.

Я был прав. Он рассмеялся, но юмор не отразился в глазах.

— Твоей женщиной? Твоей? Не смеши меня.

— Ты знаешь, о чем я.

— Не знаю. Я понял, что ваши с Перри отношения не задались. Твоя женщина тебя уже не хочет.

— Это не так, — возразил я. Прозвучало слабо, и я ненавидел это.

— Так. Брат, ты не знаешь, что сделал, да?

— Не зови меня так, — рявкнул я.

— Не зови меня Максом, — парировал он.

— Я знаю, что сделал, ясно? Не важно.

Его брови взлетели до крыши машины. Взгляд говорил: «Ты не умеешь врать». Может быть. Но мне нужно было победить в этом споре. Я все еще хотел побить его, а он отвлекал меня ловами.

— Если ты считаешь, что для Перри это не важно… — начал он.

— Выходи из машины, — перебил я. — Я не могу бить тебя здесь.

Он утомленно смотрел на меня.

— И за что ты меня будешь бить? За то, что я выкупил тебя из тюрьмы своими деньгами?

И из-за этого тоже. Я не хотел быть в долгу перед Максимусом. То есть, Максом. Гад.

— Я хочу тебя побить, потому что ты предатель.

Он фыркнул.

— Серьезно?

— Ты воспользовался ею, — Макс трогал ее, его язык был на ней… нельзя думать об этом. Иначе Максу конец.

— Нет, — сказал он. — Она хотела это.

— Она была не в себе, — оскалился я. Гнев было все сильнее подавить.

— Откуда я должен был знать это?

Я отодвинулся, ухмыляясь.

— Точно. Ты совсем ее не знаешь. Ты не понял бы.

Он посмотрел в окно.

— И что в этом делает меня предателем?

— Ты не слышал о кодексе братьев?

Он рассмеялся, в этот раз машина задрожала. Пришлось ждать, пока он успокоится.

— Ты что-то с чем-то, знаешь, друг? — сказал он.

— Иди ты. Я тебе не друг.

— И слава богу. Декс, ты спал с моей девушкой. Или ты забыл обо всем, что было?

— Она пришла ко мне, — так и было. Это не оправдывало, но я был в ужасном месте, когда это случилось. Я хотел забыть все, что было в Нью-Йорке. Слишком много воспоминаний. Слишком много призраков.

— И Перри пришла ко мне.

Я прищурился, пытаясь найти на его лице правду. Его челюсть была напряжена, кожа под глазом дергалась. Я не знал, было ли это из-за моего удара или из-за его лжи.

— Сомневаюсь, — сказал я, хотя голос подрагивал от неуверенности. — Но ты не только предал меня, ты предал и ее. Она мне все рассказала. Ты оттолкнул ее, когда нужен был ей больше всего.

Его лицо стало холодным.

— Я сделал то, что должен был.

— Как это понимать? Никто не говорил, что ты должен вместе с ее родителями выставлять ее психом. Никто не заставлял тебя притворяться, что все сверхъестественное — бред. Никто тебя не заставлял. Ты сам все испортил.

Он молчал. Мне не нравилась тишина. Я хотел, чтобы он огрызался. Я хотел ударить его.

— Это не так, — тихо сказал он. — Ты не понимаешь.

— Что не понимаю? Ты был эгоистом.

— О, а ты нет? Ты уничтожил ее.

— А ты ее предал. Отличные мы мужчины.

Я сжал кулак и откинулся на спинку сидения, вдруг злясь и на себя. Перри заслужила мужчину, который будет любить ее, поддерживать, считать ее всем миром. У него был шанс. Как и у меня. Теперь я боялся, что слишком поздно.

— И я не предавал ее. Ее родители не поверили бы мне.

Я покачал головой.

— Не в том дело. Ты должен был поддерживать ее любой ценой.

— Цена была бы больше, чем ты думаешь, — сказал он. Его голос был низким, тяжелым. Это привлекло мое внимание.

Откуда он знал? Я хотел спросить у него, но не был уверен в том, какой ответ получу. Что-то меня в этом тревожило, но я не мог сосредоточиться.

— Зачем ты пришел сюда? — спросил я.

Он заерзал, но взял себя в руки.

— О чем ты?

— Зачем ты прибыл в Портлэнд? Связывался с Джимми?

Он пожал плечами.

— Хотел сменить обстановку.

Я следил за ним. Он не смотрел мне в глаза.

— Уж очень вовремя, не думаешь?

— Даже не знаю, о чем ты, — отметил он.

— Просто забавно, как я пропал с горизонта, и тут же нарисовался ты.

— Эй, я собирался приехать сюда, пока ты еще был… на горизонте.

Точно. Джимми говорил нам с Перри о Максе на Рождество. Лучшая ночь в моей жизни стала худшей. И все же…

— И в Рэд Фоксе… — размышлял я вслух.

Макс забавно посмотрел на меня.

— Рэд Фокс? А что с ним?

Я не знал. Я не был уверен, куда клоню, но что-то было не так, кусочка головоломки не хватало. Я начал вспоминать, что знаю о Максе. Кроме группы, его девушки и работы над фильмами в Нью-Йорке, походов в бары, я ничего и не знал о мистере Максимусе Джейкобсе.

Но он не знал и обо мне.

— Кто ты? — спросил я, глядя ему в лицо. — На самом деле?

Он моргнул.

— Максимус. Просто Максимус. Не твой друг. Не твой брат.

— Но ты всегда рядом в самые… опасные моменты. Пытаешься помочь самым запоздалым образом.

— Мы можем уже ехать? — он выпрямил длинные ноги и обхватил ключ в зажигании. — Если считаешь, что я запоздал с твоим выкупом, то это ты тут извращаешь события.

— Я тебе не доверяю, — сказал я ему, но застегнул ремень безопасности.

— Ты мне не нравишься.

— Тогда зачем ты меня выкупил?

Он вздохнул и завел двигатель.

— Потому что она мне нравится.

Его взгляд был искренним. Я это видел. Он любил ее. Нас было двое. Два идиота.

— Ты ее не получишь, — сказал я. Серьезно.

— Это ей выбирать, — он пожал плечами, будто этот был пустяк. Он уже проиграл.

— Она уже сделала выбор. Я думал, это понятно.

— Ага, посмотрим, как она сделает, будучи нормальной. Какая она сейчас, слава богу.

Я закусил губу и посмотрел на сгущающуюся тьму.

— Далеко машина?

— Не очень. А потом езжай, куда хочешь.

Я хотел заговорить, но он прервал меня.

— Но только не к ней.

— Не смей мне указывать.

— Не указываю, — едко сказал он. — Думаешь, ее родители будут тебе рады? Они снова вызовут копов.

— Они не могут арестовать меня за визит.

— Я бы не проверял.

— Так тебе не все равно?

— Я не буду тебя дважды выкупать?

— И не нужно, — я не собирался показываться. Я вытащил телефон и начал писать Перри. Но не знал, что сказать.

— Что ты делаешь? — Макс попытался заглянуть.

— Отвали, — я решил написать Аде. Я не знал, где была Перри, в порядке ли она. То, что Максимус сказал, что она в порядке, не означало, что это правда. И ее стукнутые родители могли следить за ее телефоном.

Я написал: «Козел меня выкупил. Где Перри? Я могу ее увидеть?».

Я несколько минут ждал ответа, не получил его и вернул телефон в карман.

— Не делай ничего глупого, — предупредил Макс. — Можешь не верить, но я забочусь о ней. Повезло, что она в порядке, что врачи не нашли ничего.

— Это не удача, — сказал я. — Это был я. — Если бы я не явился…

— Если бы Ада не связалась с тобой.

Черт. Я ненавидел, когда он был прав. Я не хотел думать, что было бы, если бы Ада не позвонила мне.

Макс понизил голос.

— Я не позволил бы ничему с ней случиться. Я не собирался позволять им упекать ее в психушку. Я бы не позволил этому зайти так далеко.

— Вот так? Почему же?

— Я уже говорил.

— Нет. Ты ведешь себя так, словно служишь высшей цели.

Странная мысль посетила меня. Он служил другой цели? Я прищурился, разглядывая рыжего. Я обдумал наш разговор. Его появление в моей жизни. Его способность «слышать призраков». Что-то складывалось, что-то — нет.

Он молчал. Я хотел снова спросить, кто он, но знал, что не получу ответ. Он был другом из колледжа, Максом. Только этим он мог быть.

Телефон зажужжал, и я вздрогнул на сидении. Я был на взводе.

Я прочитал ответ Ады: «ЧТО? Ладно, рада, что ты вышел. Она в норме, спит. Может, приходи к 11, когда предки спят».

Я подумал о Перри, лежащей в своей кровати, спящей с улыбкой на лице. Звучит жутко, но я много раз смотрел, как она спит. Потрепанная футболка, спутанные волосы, без макияжа. Она была такой красивой, чистой, даже когда пускала слюни.

Сердце дрогнуло в груди с надеждой и печалью. Я подавил чувство и сказал себе, что сделаю все, что нужно, чтобы наладить все между нами.

Любой ценой.

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Если вы не заметили, почти все названия были песнями. Моими любимыми. Смотрите:

— «After School Special» от «Mr. Bungle» (слишком странно? Послушайте его же «Retrovertigo»)

— «Spookshow Baby» от «Rob Zombie»

— «Even Deeper» от «Nine Inch Nails»

— «Big Dumb Sex» от «Soundgarden»

— «Butterfly Caught» от «Massive Attack»

— «She’s Got a Way» от «Billy Joel»

— «Stripsearch» от «Faith No More» (она как раз играет в этой сцене)

— «Digging the Grave» от «Faith No More»

— «When Good Dogs Do Bad Things» от «Dillinger Escape Plan»

— «She Loves Me Not» от «Faith No More»

— «Maxwell’s Silver Hammer» от «The Beatles»

— «Mr. Self-Destruct» от «Nine Inch Nails»

— «Demon Cleaner/Bailout» от «Kyuss»

А еще просто послушайте все альбомы «Nine Inch Nails»… ЭТО разум Декса.

 

Любое копирование и размещение перевода без разрешения администрации, ссылки на группу и переводчиков запрещено!