Следующим утром я хотела только спать. Проспать еще день, неделю, год. После того, как мы закопали свечи (спереди во дворе, подальше от взглядов родителей, ведь окна их спальни выходили на задний двор), я помогла Максимусу убрать пылесосом сильно пахнущую смесь, что мы разбросали. К сожалению, пришлось заходить и в комнату родителей, пока они готовились ко сну, но зато мы справились с этим раньше, чем у мамы случился приступ.

Когда мы попрощались около полуночи, он склонился для поцелуя. Но я не могла ответить. Его действия разозлили меня, и даже если он говорил, что делал это для меня, что-то шло не так. Может, дело было в том, что сказала Ада, что она не могла доверять ему. В любом случае, я была насторожена, была не в настроении для любви, хотя было что-то сексуальное в том, как яростно он вел себя при ритуалах.

Но это была моя женская часть. Голова и инстинкты говорили отвести взгляд и сказать:

— Потом поговорим. Спасибо за помощь, — и закрыть дверь. Может, словно немного поблагодарить его.

Я сильно устала, и к десяти утра меня грубо разбудил звонок телефона.

Я приоткрыла один глаз и увидела серый мрак, проникавший из окон в мою комнату. Я перекатилась и схватила телефон, посмотрела на экран размытым взглядом.

Черт. Это была Шэй.

Я кашлянула и быстро ответила:

— Алло?

— Перри, — сказала она странно деловитым тоном. — Как ты?

— Кхм, — я перевернулась на спину и прижала ладонь ко лбу. Как ответить? — Уже лучше, поправляюсь.

— О, рада слышать, — сказала она, словно я сказала ей то, что стоило миллион баксов. — Ты не против заглянуть сегодня?

— В кофейню?

— Да. Не для смены. Я просто хотела поговорить.

Ох. Я вдруг ощутила волну тошноты, а потом пустоту в груди.

— Ох… ладно.

— Не переживай, — сказала она. — Приходи к трем.

— Хорошо. Увидимся, — вяло сказала я и посмотрела на телефон, я слышала, как она положила телефон. Я нажала на кнопку завершения вызова и опустила телефон рядом с собой.

Я уже это проходила. Я знала, что это было. Она могла говорить мне не беспокоиться, но я знала, что меня ждало.

Может, я всегда просто спешила выбрать самый худший вариант. Шэй только хотела увидеть меня. Я же ей нравилась, да? Она не уволит кого-то из-за болезни. Это ведь было незаконно?

Я выдохнула с шумом. Она просто хотела увидеть меня и разработать график, сделать это не по телефону. Шэй предпочитала такое.

Я вдохнула и встала, чтобы начать день.

* * *

Мои нервы пылали, когда я припарковала Тыр-тыр у кофейни и прошла через стеклянные двери. И хотя был час пик, я все равно ощущала, как все смотрят на меня, шепчутся: «О, это та девушка, что вела себя буйно». Конечно, никто не замечал меня, никому это не было нужно. И я была обычной одежде, это помогало.

Но я не могла скрыться от Эша или Хуана, студента из Колумбии, с которым я работала только пару раз. Я слабо улыбнулась им, пока неловко заходила за стойку. Они были заняты заказами, так что они не могли поговорить со мной, но это мне даже нравилось. Чем меньше слов, тем лучше.

Я смотрела на лицо Эша. Он был теплым и сдержанным, как обычно, но на меня смотрел как-то иначе. Будто я вот-вот сорвусь, будто я — обезьяна в клетке зоопарка. Мама смотрела на меня так раньше, когда я была не в себе. Стоило ожидать, что Эш изменится, увидев «настоящую» меня. Он не звонил и не писал мне с вопросом, в порядке ли я.

Было больно, но я пыталась не обращать внимания, пока шла к двери, поглядывая на уборную по пути, ноздри раздувались, запах все еще был, теперь он был связан с жутким запахом смерти.

Я услышала приглушенный голос Шэй:

— Войдите, — когда я постучала, и я открыла дверь с тревогой и прошла в комнату.

Она распаковывала только доставленный кофе, пакетики зерен были под ее руками, она посмотрела на меня, темные волосы упали ей на лицо.

— Перри, — она неловко выпрямилась. — Привет, проходи, садись.

Она указала на раскладной стул за столом в комнате.

Я подошла и села, она сунула пакетики на полки и вытерла руки о фартук.

— Выглядишь лучше, — она оценила меня взглядом, устроившись на краю стола.

Это было не так. Мое лицо выглядело изможденным, ведь я плохо ела, от впадин под глазами я напоминала ходячий скелет. Теперь уже я теряла вес.

Но я знала, что она пытается быть хорошей, так что поблагодарила ее и ждала, затаив дыхание, того, что будет дальше.

Сначала была добрая улыбка, как у мамы, когда ее дочь плакала, ведь не могла получить Барби, которую сильно хотела. А потом прозвучало печальное:

— Перри, ты нам здесь нравилась, — а потом была унизительная речь о нуждах компании, моем поведении, болезни и последней капле. Которой были деньги. Всегда они.

Я сидела, онемев, не ощущая ничего.

Меня уволили.

Снова.

В этот раз, потому что я была для них недостаточно нормальной. Она не сказала этого, но явно подразумевала. Особенно, когда Шэй сказала, что рассказал ей Эш. Он перестал молчать о моих головных болях, о головокружениях. Теперь это было известно, и это подтверждало, что случай был не одним, и что такой я была, что я всегда была проблемой.

Как я могла спорить? Я даже не пыталась. Я не знала, что сказать, потому что не знала себя. Казалось, что нормальной я уже не буду. И у меня не будет нормальных друзей, нормальной работы, потому что кто-то где-то решил, что я была связью с загробным миром. Я не могла прийти на собеседование и сказать:

— Мое худшее качество — меня часто преследуют призраки. Это, а еще промедление.

Я не двигалась, пока Шэй не закончила. Она смотрела на меня с виноватым видом, словно говорила, что ей самой это не нравилось, и этого хватило. Слезы полились из моих глаз, горячие и быстрые, лились по щекам, оставляя следы от туши. Это было слишком.

Слишком много.

Ночь с Дексом, разрыв с ним (лучшим другом и моей любовью!), после чего я вырвала его из своей жизни, потеря друзей и шоу, потеря цели, депрессия, боль, что преследовала меня, кровавый выкидыш, Эбби, призраки, что терроризировали меня, Максимус, родители угрожали мне лечением, думая, что демон хочет захватить мою душу.

А теперь это. Меня уволили из чертового кофейного магазина даже не по моей вине, но я была привязана, как собака на коротком поводке. Как бы я ни лаяла или рычала, я не могла сбежать, прикованная, из-за чего я никогда не могла освободиться.

Мне было всего 23. Я никому не вредила. За что?

ПОЧЕМУ Я?

— Я этого не заслуживаю! — прокричала я, всхлипывая. Я содрогалась, будто тонула, вопила, терзая горло. Я ощущала, что Шэй еще там, что она не знала, что сказать или сделать, но я ощущала себя одной в этом ужасном горе, вопль вырывался из моего рта как предсмертный крик. Я впилась ногтями в голову так сильно, что пошла кровь, я раскачивалась, пока не услышала изо рта Шэй одно слово.

Оно было далеким, тихим, я не видела ничего, кроме слез в мокрой тьме.

— Доктор.

Я вскинула голову и попыталась увидеть в тумане, среди слез и макияжа, волос, что липли к моему мокрому лицу.

— Ч-что? — спросила я, судорожно дыша.

— Думаю, тебе нужен доктор, — сказала она. — Я позвоню.

Она прошла к телефону, но я схватила ее за запястье. Это было не грубо, но на ее лице появились удивление и страх.

— Нет, — пролепетала я, пытаясь перевести дыхание. — Прошу. Не надо докторов. Просто… поймите. Вы не знаете, через что я прохожу.

Она печально улыбнулась и опустила руку.

— Знаю, Перри. Я желаю тебе удачи. Ты всем нам нравилась, особенно Эшу. Но тебе не стоит переживать из-за работы. Ты не в себе, тебе нужно поработать над собой.

— Это не поможет, — пробормотала я. Я всхлипнула и вытерла слезы руками.

— Обещай, что попытаешься, — сказала она. Она подняла руку, словно хотела похлопать меня по спине или плечу, но замешкалась и неловко кашлянула. — Мне нужно дальше разбирать товар.

Я слабо кивнула, чувствуя себя бесполезной.

Ненадежной.

Ненужной.

Нелюбимой.

Она продолжала говорить о том, что мне выплатят зарплату, что нужно попрощаться с Эшем и Хуаном, что я могу оставить форму, если хочу, но все это влетало в одно ухо и вылетало из другого. Это не имело значения.

Я развернулась и ушла под тучи, что выглядели тяжелыми, как мое сердце, оставив позади еще одну попытку жить нормально.

* * *

— Перри, что такое? — крикнула мама, когда я промчалась мимо нее по лестнице, направляясь в ванную. Только там был замок.

— Ничего, — крикнула я из-за двери, хотя знала, что она видела мое заплаканное лицо и слышала хрип в моем голосе.

Я слышала, как она поднялась, замерла у ванной. Она молчала, но присутствие матери всегда можно было ощутить. Она слушала, пытаясь понять, насколько мне плохо.

Я вздохнула и всхлипнула, она тихо постучала в дверь.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего! — прорычала я, глядя на дверь и представляя ее лицо. Терпение пропало. — Я хочу побыть одна.

— Хорошо, тыковка.

Пауза.

— Не делай ничего глупого.

Ничего глупого? Что она вообще думает?

— Я собираюсь принять ванну, мама! — оскалилась я. Я не планировала этого, но при взгляде на ванну я представила, как лежу там среди пены, и это показалось заманчивым. Пока я была здесь с запертой дверью, меня никто не мог ранить. Я могла побыть одна. И я могла думать о том, что делать дальше.

Она промолчала, и пока я включала воду, я ощутила, что она отошла от двери.

Я громко выдохнула, а потом сняла одежду и оставила грудой на полу. Я была рада, что Ада в школе, и я могла побыть в ванной без ее стука в дверь и требований выйти. Хотя Ада нынче старалась не злить меня. После всего, что мы прошли вместе, хоть я была испорченным подростком, а она идеальным ребенком, она оставалась на моей стороне. Она заботилась. По-настоящему.

Это уже что-то, да? Я могла улучшить свое состояние, помня об этом.

Я схватила бутылку геля с запахом лаванды, налила в горячую воду небольшими сгустками, пока ванну не наполнила успокаивающая пена. Когда она нагрелась и наполнилась достаточно, я выключила воду и сунула туда ногу. Было горячее, чем нужно, но я была в настроении мазохизма.

Опустившись туда, я пару раз глубоко вдохнула, отвлекаясь на жар воды, что сделал мою кожу розовой. Я медленно погружалась, немея. Я прижалась головой к холодной плитке сзади и закрыла глаза.

Я ни о чем не думала, я хотела пустоту. Я хотела не существовать хоть немного. Но я не могла выключить мозг, который на ужасной скорости продолжал работать. Я видел картинки, сцены случившегося с Шэй. А потом того, что произошло, когда меня уволили с прошлой работы. А потом как я узнала, что мой парень из колледжа, Мейсон, изменял мне, а потом были события из старшей школы. Девушки звали меня толстой, парни смеялись надо мной, учителя боялись меня. Мои клички. Я много раз ела одна в библиотеке, прячась от библиотекарей. Я увидела лицо Джейкоба перед смертью. Я видела, как он преследовал меня, как предупреждал о другой стороне. Я видела спокойное и недоверчивое лицо доктора Фридмана, когда я говорила ему правду. А потом вдруг увидела лица, которые не узнавала. Разные люди, старые и молодые, белые и черные, общим был только ужас. Их рты были открыты, они кричали, но я ничего не слышала, и они проносились мимо меня десятками, а потом сотнями и тысячами, пока не осталась лишь тьма.

И одно лицо во тьме, появившееся из размытой точки. Края скул кровоточили черной нефтью во тьме. Улыбка была приятной как ржавчина. В глазах были красные тучи.

Лицо безмолвно смеющегося монстра.

Надо мной.

И я не могла дышать.

Теплая жидкость попала в мои ноздри. Мой нос оказался под водой.

Я подняла голову и открыла глаза, которые пронзил резкий свет ванной. Я отплевывалась. Я чуть не уснула в ванной. Или уже уснула? Сердце дико билось о грудную клетку. Я могла умереть. После всего случившегося.

Я собралась и прижала ладони ко дну ванны, чтобы плечи оказались над водой, остатки пены упрямо цеплялись за них, как вата.

Как долго я была без сознания? Кожа сморщилась, была серо-розовой, пены в воде осталось мало, и вода быстро остывала.

Я не была готова выходить в мир. Я не знала, буду ли готова. Я склонилась и покрутила кран, решив оставаться в ванной навеки.

Кран содрогнулся, издал странный металлический скрежет, от которого задрожала бело-голубая плитка вокруг меня.

Но воды не было. Кран был сухим.

Я покрутила его сильнее.

Ничего.

Я заподозрила, что родители перекрыли воду, но тут ужасный звук, похожий на крик, раздался из крана, а потом раздался странный шорох.

Я инстинктивно отпрянула, создавая рябь на воде.

А потом выпала черная капля, паучок. От него тоже пошла рябь, но он не утонул, а быстро задвигал лапками и словно поплыл ко мне.

— Фу, — тихо вскрикнула я и начала плескать на него водой.

Ванная снова содрогнулась. Кто-то где-то смеялся.

И вдруг черная вода полилась из крана, она текла так быстро и сильно, что я потрясенно застыла.

Застыла, пока не поняла, что это не вода, а пауки. Сотни, тысячи паучков лились в ванну ко мне, пробивали остатки пены корчащимися телами. Каждый был не больше веснушки, но вместе они были покрывалом ужаса.

Я закричала. Я визжала, пока ванная не задрожала, а потом попыталась выбраться. Ноги и руки скользили подо мной, паучки забирались по моим рукам и телу, на плечи и шею.

Я плескалась и кричала, пока вода с пауками не попала мне в рот, а потом глупо шлепала себя по животу, рукам и груди. Паучки давились под моими руками, оставляли вспышки боли, словно они были едкими внутри, жижа прилипала к моему телу. Я извивалась дико и слепо, не смогла встать на ноги, выбралась через край ванны и рухнула на пол комнаты как кусок мяса.

Мне хватило одного взгляда на ванну; она была заполнена до краев злыми пауками, не переставали течь из крана. Они вытекали через край угольными ручейками на фоне фарфора, все еще армией направляясь ко мне.

Они были в моем носу, во рту и на волосах.

Всюду.

Я слышала, как родители зовут меня, дверная ручка дергалась. Я встала на ноги, все еще издавая бурлящий ужасный крик.

— Помогите, помогите! — верещала я, ударилась о дверь, стучала кулаками, пока они не заболели.

— Перри, впусти нас, — вопил папа, но я бросалась на дверь, глупо и беспомощно пытаясь выбраться. Я не хотела оглядываться. Ванная снова содрогнулась, звучало так, словно мир разрывался на части.

Я стояла спиной к двери, пауки все еще цеплялись за мою голую кожу, я увидела, что в ванне была дыра у дна, и она становилась все шире и больше, пока не стала темной брешью в пустоту.

Две паучьи лапы размером с людей, в три фута длиной, покрытые жесткой черной шерстью, выбрались из бреши, обхватили край ванны. Они впились во влажный фарфор, пытались вытащить тело из дыры.

Я не хотела видеть, что там. Я знала, что вылезут еще шесть лап.

Я схватилась за дверную ручку, задергала изо всех сил, а потом вспомнила, что заперла ее. Я нажала на кнопку, и дверь открыли родители, потрясенно смотрящие на меня.

Я рухнула в руки мамы, обнаженная и мокрая, и кричала в ее плечо:

— Сними их с меня, сними!

— Успокойся, Перри, — сказал отец, и я ощутила его ладонь на своей голове. Через секунды я была укутана в полотенце.

— Что случилось? — спросила мама, она почти плакала. — Что случилось с тобой?

Она держала меня на расстоянии вытянутой руки, и я прижимала полотенце к груди. Она вскрикнула, глядя на мои руки.

Я кивнула и сказала:

— Не знаю… они просто напали, и…

— Что ты с собой сделала?

— Что? — я проследила за ее взглядом.

Я была не в пауках. Я была покрыта множеством порезов, что пересекались и кровоточили.

Моя голова кружилась. Я посмотрела на родителей. Посмотрела на ванную за их плечами. Ванна была целой, вода была мутной, пол комнаты был мокрым, но пустым. Пауков не было.

Нигде не было.

А я была в царапинах.

— Не знаю, — сказала я, качая головой. — Не знаю. Я этого не делала.

Так ведь? Я же просто принимала ванну. Ванну с пауками, что вдруг исчезли.

Но я бы никогда себя не ранила, я так делала в 15.

— Мы встретимся с доктором Фридманом, — сухо сказала мама. — Завтра.

Последний раз я его видела в 15.