Декс

Я падал.

Свободное падение, как у Тома Петти, если бы он пел об огненных пучинах Ада.

Может, и пел, я не знаю.

Я видел тьму, и я не мог ухватиться. Я ощущал лишь зло, что хотело впиться в меня зубами, а пока ждало на дне. Вскоре оно схватит меня, и я буду пустым.

Звук телевизора вывел меня из тьмы. Я застонал и попытался отвернуться от звука, голова болела. Это был другой Ад.

Я ждал, что меня разбудит знакомый голос, возмущающийся, что я долго сплю.

Но я уловил не слова, а размытую одинокую мысль откуда-то.

«Я боюсь его».

Я открыл глаза и увидел мутное солнце Манхэттена в окне, слепящее меня. Это усилило боль в голове, но пробудило разум.

Почему я так ужасно себя чувствовал? Что было прошлой ночью? И мне бы не помешало немного кокаина.

Я тут же вспомнил фразу: «Я боюсь его».

Я осторожно, словно голова была из стекла, сел и огляделся. Телевизор работал, Перри сидела в кресле в углу, пристально смотрела на меня, сжав губы.

Я что-то сделал не так. Я тут же это понял. Но я не знал, что. Я помнил, как вернулся в отель после пьесы. Помнил, что был возбужден до ужаса, прижал ее к двери, желая снять ее штаны.

Это не было необычным. Но потом воспоминания обрывались. Я не пил так много вина за ужином, в театре было немного пива, что не понравилось Дэниелу. И обычно я помнил секс. Это я точно не забывал.

Я смотрел на Перри, пытаясь вспомнить ночь, и заметил, как ее пальцы гладят горло, вдруг разум заполнили нежелательные картинки. Она кричала от боли, я сжимал ее шею руками, ее было легко раздавить. Я помнил кровь во рту, желание съесть ее, поглотить без остатка. Я помню, что ощущал лишь ненависть, чистую и первобытную, направленную на нее.

Она молила остановиться.

Я помнил достаточно, чтобы ощущать удар в сердце, живот и душу. Стыд охватил меня, и человек слабее уже убил бы себя от этого.

А я не знал, насколько был силен.

— Перри, — мягко сказал я, надеясь, что воспоминания были ложью.

Но пустой взгляд, какой был у нее, когда боли было много, когда она много плакала, и она больше не могла, был всем, что я видел.

Она убрала руки от горла, и я увидел темные следы пальцев на ее шее. Я знал, что это от меня. Я это сделал.

Она отвела взгляд на ковер. Может, она ощущала это. Может, видела боль на моем лице.

— Я это сделал? — тихо спросил я, голос дрогнул. — Да?

— Кто-то, — сказала она. — Он был похож на тебя. Говорил почти как ты. Я могла поклясться, что это был ты. Но я тебя еще по яйцам не била.

Я ощутил боль в животе, словно тело напомнило об этом. Но она могла бы и отрезать мне яйца, а я бы считал, что заслужил это.

Я не понимал, что произошло. Я не хотел спрашивать, но должен был.

— Что случилось?

Она рассеянно улыбнулась.

— Ты не помнишь.

Я покачал головой, кривясь от боли.

— Я ничего помню. Мы пришли сюда. Я прижал тебя к двери, и все. Я… видел вспышки, но в них нет смысла. Я был пьян?

Она покачала головой.

— Кто знает.

Нет. Я не был. Игнорируя боль в голове, я свесил ноги с кровати, удивился тому, что был в футболке и штанах пижамы, словно оделся перед сном. Так пьяные не делали.

Я прошел к Перри, но она вздрогнула и отпрянула. Она старалась скрыть страх в больших голубых глазах, но он был написан на ее лице.

Меня словно ранили ножом. Не только из-за ее страха, но и от ее вида. Ее явно душили. И на шее были опухшие порезы. Укусы.

От меня.

Я вспомнил вкус крови.

Я рухнул на ладони и колени, ковер впился в кожу. Пытаясь дышать, я сжал кулаки и зажмурился, желая навредить тому, кто это сделал, и понимая, что это был я.

— Декс, — тихо сказала Перри, я слышал, как она слезла с кресла. Я не хотел ее рядом, пока не понимал себя.

Я смог лишь покачать головой и попытаться вдохнуть. Горло хрипело, легкие не слушались. Я пытался, но казалось, что я был не в теле в этот миг.

Она коснулась моего плеча, и это приземлило меня, привязало к времени и месту. Перри не дала мне улететь. А что я сделал с ней?

Она всхлипнула, словно сдерживала слезы, присев рядом со мной, не желая ничего, кроме попытки утешить. Я открыл глаза и смотрел на белый ковер, заметил точки крови, словно красное граффити. Откуда это? Из моего носа? Ее шеи? Как могло столько крови пролиться за короткое время?

— Мне так жаль, — сказал я едва слышно. Я не мог найти голос. Это слабо выражало мои чувства. И я знал, что, что бы ни сделал, не смогу загладить вину.

— Знаю, — сказала тихо она. — Это был не ты, Декс.

Как она могла бы такой доброй со мной?

— Если не я, то кто?

— Не знаю, — сказала она. — Но я видела по глазам, что это не ты. Я не знаю, кто был вместо тебя, но, надеюсь, больше это не увижу. Ты был… чужим, — она дрожала от этих слов. Я хотел обнять ее, не отпускать.

Но я боялся. Боялся, что она отпрянет от моих рук. Что я больше не буду собой.

Но кем я был?

— Нам нужно в дом сегодня, — я поднял голову и посмотрел на нее. Моя красавица. Жена, с которой я проведу жизнь. Она столько пережила ради меня. Мне нужно было доказать, что это не зря. Мне нужны были ответы. Ответы были в тех стенах, я мог поклясться.

— Ты знаешь, стоит ли твой дом? — тихо спросила она. Она была осторожной рядом со мной. И эта осторожность была кинжалом в сердце.

Я отогнал боль.

— Нет, но он городской. Никто не снесет его, еще и с таким соседством, — и я знал, что он был там. Я не был там с детства, но почему-то знал. Я почти видел его, словно недавно был внутри.

— Уверен, что нужно туда идти? — спросила она, скрестив ноги, прижимая ладонь к моему плечу, словно успокаивала себя или меня. Я хотел прогнать ее страх поцелуем, убрать все, что случилось. Но я боялся себя, как и она.

Я кивнул.

— Просто… думаю, я смогу идти дальше. Или… как-то успокоиться.

— Не думаешь, что там Майкл?

— Он может там быть, — сказал я. — Не знаю. Может, это мне и нужно.

Она посмотрела мне в глаза, ее взгляд стал тяжелым и мрачным.

— Не думаешь, что тебе стоит бояться его.

Я понимал, почему она так думала. Я не мог винить ее. Я покачал головой.

— Я не боюсь его, пока нет причины.

Она смотрела на меня пару мгновений, и я слышал ее мысли, сосредоточившись. Обрывки. Мне не нравилось так делать, так что я отпрянул, услышав ее.

«У тебя есть причины», — думала она.

Но я не мог согласиться. Пока что.

Я сел на пятую точку.

— Думаю, твоя мама хочет там побывать из ностальгии.

— Ты не пойдешь без нас, — быстро сказала она, словно готовилась к этому.

Я посмотрел на ее шею, ладонь словно вырвала мое сердце из груди. Как мне пережить день, зная, что то следы моих пальцев и зубов?

— Детка, — сказала она, ясность ее голоса привела меня в чувство. — Это был не ты, ясно? Я буду в порядке. Ада одолжит мне шарф, и никто не узнает.

— Ада знает? — выпалил я, боясь, что ее сестренка знала, что с ней случилось.

— Родители не узнают, — сказала она.

— А Максимус? — спросил я, нервы пылали.

Она не хотела смотреть мне в глаза.

— Я пошла сразу к нему.

Я смотрел ей в глаза, осознавая это. Она пошла сразу к нему. Еще удар по животу стальным носком.

Я выдохнул, чуть не согнувшись. Я заслуживал это.

— У него есть опыт, — сказала она.

Я нахмурился.

— С чем? — выпалил я. — Быть плечом для слез? — но я понимал, как прозвучал мой вопрос, и как гадко было даже думать о таком.

— Да, — ответила она. — И… — она отвела взгляд, замолчав.

— Что? — я прижал ладонь к ее руке, стараясь не замечать, что она вздрогнула от этого. — Что? Что еще может быть? — я словно сходил с ума от ревности, что не должна была возникнуть тут, но была.

Она честно посмотрела на меня.

— Это не новость. Но у него есть опыт, — я ошеломленно смотрел на нее. Она вздохнула. — Когда у нас с ним был секс, произошло схожее.

Ох, меня стошнит.

— Декс, — быстро сказала она. — Подумай о моих словах. Когда мы переспали, я была одержима, и я сделала с ним то, чего не сделала бы в здравом уме.

— Надеюсь, ударила его по яйцам, — проворчал я, пытаясь подавить ревность, что кипела во мне. Мне не хватало это вспоминать, но и переживать об этом не было времени.

— Он не ушел так просто, — сказала она. — Но пострадали оба.

Жуткая боль. Я не мог посмотреть на нее.

— Я хочу…

— Это было, — сказала она. — Но я все равно выйду за тебя, потому что знаю настоящего тебя. Мы это пройдем. И если тебе нужно в дом, где ты вырос, то я с тобой. Я поддержу тебя. Мы все с тобой.

Я кивнул, хоть она напомнила меня чувствами, что я не мог впитать. Моя красивая Перри уже столько испытала, но была рядом со мной, когда мне было хуже всего. Если учесть, что я был Дексом Фореем, это о многом говорило.

* * *

Час спустя мы стояли у отеля, вдыхали запах мусора и выхлопных газов. Дэниел и Ада пошли за кофе для всех для приятного пути в мой личный Ад.

Перри справлялась неплохо, хоть шарф с жирафами был плотно повязан на ее шее. Но ее мама сказала лишь, кто это выглядит изящно. Ада и Максимус все знали, и было сложно терпеть их взгляды. Не было мгновения, чтобы я не корил себя за все это.

Мы получили кофе и пошли по улице. Я вел, хоть и не помнил, где жил. Но через пару кварталов заработали инстинкты, и я вспомнил путь, по которому ходил давным-давно. Было странно знать, что мама Перри шла по тому же пути с Пиппой.

И хотя я был близок к Пиппе в детстве, я не был с ней в таких отношениях, как Перри. Иронично, но мы общались с ней при жизни, а Перри — после ее смерти, и их отношения были сильнее. Пиппа ко мне не приходила, оставив работу.

Я совру, если скажу, что это меня не беспокоило. Я был рад, что Перри нашла любовь в жизни, но, пока я рос, я смотрел на Пиппу, как на маму. Она была любовью, а мои родители — нет.

«Тебя любили», — прозвенел в голове голос с горечью.

Я не знал, откуда он, но он говорил правду. Меня любила Пиппа. А теперь она ушла навеки для меня и Перри.

Я шел по улице бодро, поглядывал на маму Перри рядом. Мы были во главе. Она была с решительным видом, сжимала тонкие губы, хмурилась. Я не знал, что она надеялась там найти. Это был не просто поход ради воспоминаний. Ее тянуло туда, как меня.

Но что нас манило?

Вскоре дорога стала знакомой, тревога усилилась. Я взглянул на Перри. Она была рядом с Максимусом, оба смотрели на меня, словно ждали, что я обернусь.

При виде них вместе я ощутил прилив гнева, но попытался улыбнуться.

«Вы все умрете», — мысль ударила по голове.

И все потемнело. Время пропало.

Я оказался перед домом детства, и он выглядел таким, как я его помнил, даже с пальмой в горшке на крыльце, увядающей, на зеленых листьях была коричневая гниль. Я услышал, как отец хвалит Гавайи, уговорил Пиппу, а через нее — маму, поставить пальму на крыльце. Она не росла, так и осталась болезненной и сгорбленной.

И она была тут, в том же треснутом горшке.

Почему-то это вызвало улыбку. Я оглянулся на всех, удивился их тревоге и пропаже Дэниела.

— Куда делся твой папа? — спросил я у Перри.

Она странно посмотрела на меня.

— Он решил пойти в исторический музей, — сказала она, словно я был глупым.

Я кивнул, словно понимал, но лишь осознал, что снова провалился во времени. Я огляделся, насчитал Максимуса, Аду, Перри и маму Перри. Нас было пятеро.

«И мы все верим», — подумал я. Если это влияло на что-то.

— Это он, — сказала мама Перри, глядя на окна. — Я таким его и помнила.

Я кивнул. Дом не изменился. Это должно было предупредить, ведь жизнь в Нью-Йорке быстро менялась, но нет.

Но дом выглядел заброшенно. Дверь на крыльце треснула, дом словно прятался в своих темных окнах. Соседи, что были близко по бокам, были живее и ярче. Их дома словно плясали в воздухе.

Это здание казалось мертвым.

— Думаю, тут никто не живет какое-то время, — сказал Максимус, я увидел, как он разглядывает горшок с пальмой. Дерево было сухим, сжавшимся, мертвым.

— Наверное, — я моргал от того, как растение изменилось. Такое место пустовало бы в городе не дольше недели.

— Мы его увидели, — быстро сказала Ада. — Пора обратно.

Я посмотрел на нее, заметил, как она напугана. Она терла ладонями руки, словно тут не было жарко.

— Еще нет, — сказала ее мама, я увидел ее на крыльце, она открыла дверь дома.

— Мам, нет, — голос Перри словно унес ветер, которого не было.

Было поздно. Она пропала внутри.

Отлично. Я не собирался ее туда впускать. Это был не ее дом.

Я взбежал по ступенькам, ладонь скользнула по черным железным перилам. Я прошел за ней в прихожую.

Я тут же ощутил перемену в давлении воздуха. Я двигал челюстью, чтобы уши щелкнули, пока озирался.

Я озирался в прихожей. Тело успокоилось, словно меня охватило понимание. Я правильно сделал. Не знаю, как, но я поступил верно, придя сюда и приведя всех.

Место было темным, со знакомыми тенями. Толстый слой пыли на полу и люстре сверху. Все было, как я помнил, даже мебель. Те же картины висели на стенах, включая ту, что я любил «Завтрак гребцов» Ренуара. Мама Перри пошла вперед, осторожно ступала по прихожей, а я свернул в гостиную.

Там было светлее, большие окна выходили на улицу. В углу была елка, ветви стали ломкими, но остались зелеными, паутина висела с гирлянды. Страннее было то, что под ней были подарки. Несколько, но там, в обертке. Ждали.

Я смотрел туда пару мгновений. Я почти мог разглядеть на одном из них «Деклан». Странное гудение доносилось из подарка, и я захотел открыть его, но рядом оказалась Перри.

— Что такое? — выдохнула она, воздух застыл облаком перед ее лицом. Я даже е заметил, что тут было холодно. — Тот, кто тут был, съехал перед Рождеством, — она робко прошла по комнате к камину, на котором стояли трофеи Майкла. — Поверить не могу, что они не забрали вещи.

«Я был тут последним», — подумал я, она разглядывала ближайший приз.

Она посмотрела на следующий, моргая.

— Все они для Майкла О’Ши, — сказала она тихо и в смятении. — Не понимаю, — она посмотрела на меня. — Декс, твоя семья была последней в этом доме?

— Это наши вещи. Но я не знаю, должны быть другие люди. Это было давно. Мы бы продали дом, я знаю.

— Ого, — Максимус стоял за мной и смотрел на все. — Ты это ощущаешь, да?

— Холодно, — Ада вошла последней. — И мне не по себе, — она начала закрывать дверь, и Максимус закричал. — Нет!

Но было поздно. Дверь закрылась. Почему-то я улыбнулся.

Ада странно посмотрела на Максимуса и дернула за ручку двери. Дверь открылась, и я увидел облегчение на его лице. Он словно ожидал, что нас запрут внутри. Я тоже так думал. Я даже хотел этого.

Я был здесь и не собирался уходить.

Я был дома.

— Это место тебя пугает? — сказал я Максимусу с ухмылкой.

Он осторожно посмотрел на меня.

— Тут что-то не так, — он посмотрел на Перри. — Ты ощущаешь тяжесть воздуха.

— Это от пыли, — Ада сморщила нос. Она пошла за мамой. Когда она миновала картину Ренуара, что-то там пошевелилось. Едва заметно. Ада не уловила этого. Но черные глаза женщины на фоне, у перил, проводили ее взглядом.

А потом посмотрели на меня. Я вдохнул, ощутил ладонь на запястье.

Я вздрогнул, обернулся и увидел Перри, с болью глядящую на меня.

— Что такое? — спросила она.

Я покачал головой, взглянул на картину. Она не двигалась. Я обрадовался, что дверь открылась, когда Ада проверила. Я не знал, почему часть меня хотела тут остаться. У меня уже были проблемы с головой.

«Не говори им этого», — сказал мужской голос в моих мыслях.

Я обернулся, думая, что это Максимус говорит за мной. Но он замер у лестницы, словно думал, идти наверх или нет. Я хотел сказать ему, что это плохая идея. Что все это — плохая идея. Но ясность пропала.

И я хотел исследовать.

— Куда ушли мама и Ада? — вдруг в панике спросила Перри.

— Мы на кухне! — прозвенел голос Ады из-за угла.

— Нам стоит держаться вместе, — сказал Максимус, отойдя от лестницы. — А наверх идти не стоит.

Я невольно рассмеялся.

— Это не дом с призраками, Скуби Ду.

Они с Перри переглянулись и промолчали. Я начинал ненавидеть эти их взгляды и невысказанные слова. Но я пошел за ними.

Кухня не изменилась совсем. Я такой ее и помнил.

Стол был накрыт на троих. Во главе села бы Пиппа. Два других места были напротив друг друга посередине. Места для отца не было — он не бывал дома — а маме накрывать перестали. Она не была трезвой.

Посуда была с черными, белыми и красными рисунками, Пиппа выбрала что-то шведское для тарелок, ножей и вилок. Похожие рисунки были на салфетках в серебряной подставке. У ее места был белый стакан, у двух других — чашки.

На одной чашке был Майкл. На другой — Деклан.

Мама Перри замерла возле них. Она медленно повернулась ко мне.

— Не понимаю, — сказала она. — Почему это еще здесь?

Ответа у меня не было.

Перри и Максимус молчали, пытаясь понять. Ада заглянула в чашку Майкла.

— Фу! — завопила она и отпрянула к маме, что поймала ее. Она зажала рот рукой, словно ее тошнило.

Я с любопытством подошел и заглянул. Чашку до краев наполняли черные трепещущие насекомые. Я смотрел на них, пытаясь понять, почему они знакомы мне.

— Что там? — Перри была за мной.

Я оглянулся и улыбнулся.

— Просто чай Майкла.

Она нахмурилась, чуть побледнев.

— Декс. Что происходит?

Я пожал плечами и прошел к холодильнику. Открыл дверцу.

Облако пыли вылетело, рассеялось, и я увидел внутри дохлую крысу с черными насекомыми.

— Думаю, они отсюда.

— Хорошо, — с раздражением сказал Максимус. — Это уже смешно. Пора уходить.

— Давно пора, — с отвращением сказала Ада и направилась в коридор.

— Нет! — вдруг заорал я, сила голоса удивила меня. Ада застыла. Все потрясенно посмотрели на меня. — Мы не уйдем, пока я не найду то, что ищу!

— Декс, — осторожно сказала Перри. — Не знаю, что происходит, но кто-то жестоко шутит над тобой, над нами. Этого всего не должно тут быть. Декс, нам нужно идти. Ты не в себе.

Из гостиной раздалась мелодия «Jingle Bell Rock». Мама Перри закричала, вздрогнув.

Я выбежал из кухни в гостиную, взглянув на картину. У дамы была голова черного козла.

Я застыл на пороге гостиной, все столпились за мной. Перри вдохнула.

Елка горела, мерцали огоньки среди паутины. Радио гремело, черные свечи горели всюду, чернильные капли воска собирались на них, словно они горели десятки лет.

— Подарки, — прошептала Перри. Из обертки подарков под елкой текла блестящая красная кровь.

С потолка вдруг донеслось несколько ударов, огоньки покачнулись. Сверху была ванная.

Мы были не одни в доме.

Но я уже знал это.

Мне пора было прийти домой.

Я повернулся и быстро взбежал по две ступеньки за шаг, пока Перри кричала мне остановиться. Но она уже была далеко, а мир чернел.