Декс

Я проснулся от стука в дверь. Казалось, ее вот-вот пробьет большой молот, и Джек Николсон скажет:

— Вот и Джонни!

Но этого не случилось. Стук продолжался, как и знакомый голос:

— Деклан, впусти!

Грубый, невнятный. Голос матери.

Я открыл глаза и сначала увидел лишь тьму. Через миг глаза привыкли, свет исходил от ночника в углу.

Твою мать, я был в своей детской спальне. Я был под одеялами, под любимым фланелевым одеялом, что все еще пахло лимоном после Пиппы. Ноги свисали с кровати.

Я медленно сел, не понимая, откуда боль в голове. Как я тут оказался?

В голове всплыли картинки дня. Перри, Ада, Максимус, родители Перри. Дэниел оставил нас. Остальные вошли в дом. Внутри все изменилось. Стало черным, отрывками. Воспоминания и мысли будто не были моими.

Но теперь я был здесь, как-то очутился в прошлом. Я был в той же кровати, что в детстве, моя коллекция кассет была в углу, мой меч и нунчаки висели на стене, и моя пьяная мать стучала в дверь, желая помучить меня.

У меня не было повода теперь ее бояться. Я был взрослым. Я перерос детство.

Но я был жив, а она — мертва. Вот так.

Так всегда было.

— Деклан, открой дверь, или я тебя порежу, — сказала она. Я забыл, какой она была, когда напивалась.

— Отвали! — заорал я.

Пауза. Может, она была в шоке, что ее юный сын так выражается. А потом все продолжилось. Стук. Вопли. Ручка дергалась.

Это был дом ужасов, созданный для меня. Но я был не один в доме. Когда я бежал по лестнице, Майкл бы там, прятался, и мне нужно было его найти. Я оставил Перри и всех внизу, надеялся, что там безопаснее, и там пьяная мертвая француженка не станет говорить с ними.

Я сел, свесил ноги с кровати. Мне нужно было спуститься. Нужно было увести всех из дома. Я не знал, чем думал, приведя сюда всех — мысли мне запутали.

Я вспомнил шею Перри, ее нежную кожу, пострадавшую от моих рук.

Не только мысли. Все во мне было перевернуто.

Я встал и пошел к двери, готовясь увидеть маму в ужасном состоянии. Я видел ее в последний раз во сне. Там она была трезвой, даже любящей. Было бы стыдно все испортить.

На середине комнаты я уловил шепот. Он доносился из чулана.

Я повернулся туда, огляделся в поисках биты. Я заметил детскую версию в углу и взял ее. Это лучше, чем ничего. Я сжал ее в руках и шагнул к чулану.

Дверь заскрипела, открываясь.

Снова зазвучал шепот.

— Ты не хочешь туда, — сказал голос за мной, и я развернулся.

На моей кровати сидел мужчина в костюме. Хоть я не видел его раньше, я его узнал.

Я знал, это был Майкл.

Мой выросший брат.

Он смотрел на меня с ехидной улыбкой.

— Ты не помнишь? — спросил он. — Мы стали связаны за последние дни. В прямом смысле, привязаны друг к другу.

Я ошеломленно смотрел на него.

А потом выронил биту из-за вернувшихся воспоминаний.

Я вспомнил, как он явился в Портлэнд. Вспомнил жуткое чувство, что он пришел убить меня. Я вспомнил, как сказал Аде бежать и забрать Перри. И он что-то сделал с ней взглядом, и она упала.

И я не мог ничего сделать. Он забрался в мой мозг, в мою душу, заставил меня двигаться, дышать, действовать.

Он доставил меня в Нью-Йорк, а я даже не мог самостоятельно думать. Он управлял мной изнутри.

Я пришел в себя, и он влез снова. В этот раз он был рядом, захватывал, когда считал нужным.

Как прошлой ночью, когда я чуть не убил Перри. Это был не я. Это был он.

— Хорошо, Деклан, — сказал он. — Тогда ты знаешь, что я рад, что ты привел их сюда. Ты заслужил поощрение.

Я стиснул зубы.

— Я не знаю, и ты это понимаешь.

Он склонил голову.

— О, ты должен был знать, что пришел сюда не из бескорыстных побуждений. Ты ведь такой, да? Эгоист. Так одержим своим прошлым и любовью, которой, как ты думал, у тебя не было, что готов рисковать жизнями и счастьем всех, чтобы прийти сюда. Это был не я. Это был ты. Это ты, Декс Форей, эгоист и идиот. Просто был собой.

Я склонился и поднял биту, но получил землю, черного извивающегося питона, и я тут же отбросил его и отскочил.

Майкл рассмеялся и посерьезнел.

— Конечно, было бы лучше, если бы они остались дольше. Твоя невеста, ее мать и сестра, твой друг. Если бы им не помог твой брат, мелкий червяк, мы бы сейчас не болтали, — он изящно встал с кровати, словно был миллиардером-плейбоем. — Они были в этом доме, так близко к вратам, и они смогли открыть дверь достаточно широко. Их страхом, энергией, силами было просто питаться. Они помогли открыть дверь. Но, боюсь, тебе придется делать остальную работу.

Я медленно покачал головой.

— Я не сделаю ничего для тебя, — сказал я, челюсть была напряжена, я пытался убить его взглядом. Это был не мой брат, так что ничто не мешало.

Его улыбка была быстрой, как молния.

— Но ты должен. Ты знаешь. Ты знаешь, что выбора нет, — он шагнул ко мне, питон ускользнул в чулан. Я посмотрел на меч на стене, я ходил на фехтование. Он был настоящим, мне нельзя было его трогать. Я тренировался с гибкими длинными мечами, но отец купил мне его все равно.

Он мог убить, если правильно ранить.

— У меня всегда есть выбор, — сказал я. — Как и у тебя.

Он фыркнул.

— Ты не понимаешь, да? Дурак-человек. Но это ожидаемо. Ты никогда не был самым острым инструментом. Деклан, у тебя нет выбора. Я заставлю тебя привести их. Ты сделаешь это снова. Я могу повлиять на мать, ее голову и душу легко захватить. Она новенькая. Она не знает толком ничего. Глупая.

Он вздохнул, посмотрел на пол, словно с сожалением. Я понял, что стук прекратился, хоть и хотел, чтобы мама была на другой стороне. Я бы попросил ее о помощи.

— Да, я попробую снова. И это сработает. Врата не закроются, а они не уйдут отсюда живыми. Они сбежали раз, но не сделают этого снова.

— Они сбежали, потому что ты — придурок, — сказал я, подвигаясь к мечу.

Его глаза сузились до змеиных щелок.

— Они сбежали из-за везения и глупости, из-за Майкла, показавшего им путь. Этот дом не должен был захватить его душу. Это не должно было так сработать.

— И как это работает? — я шагнул к стене.

Он раздраженно вздохнул.

— Я тебе говорил. Стены тут тоньше. Это место не существует в мире людей, это лифт между временем и пространством. Это — ближайший путь в ад. Они перейдут на ту сторону, и никто не забудет мое имя.

— Майкл О’Ши, — сказал я.

— Это не мое имя, — строго прорычал он, словно тер наждачную бумагу. — Ты умрешь, не узнав моего имени, но Перри… она узнает.

Я смотрел на него, на ненависть в его глазах. Хотелось считать это блефом, но это было бы ложью. Он уже ранил ее через меня. Я не мог знать, что он сделает дальше.

— Не трогай ее, — сказал я. — Прошлой ночью не было причины нападать.

Он улыбнулся с острыми зубами.

— Конечно, причина была, Деклан. Причина — ранить. Чтобы остальные страдали. Разве есть ненависть сильнее в мире, чем пострадать от рук того, кому верил? Мне нравилась ее агония, борьба за дыхание, боль в глазах, она думала, что ты ее предал. Прекрасно, — он замолчал. — Я снова это сделаю. И не только. Я буду держать ее живой, чтобы принести сюда, а потом врата откроются, и моя работа будет сделана, и она умрет, думая, что я — это ты. Она увидит последним твое лицо.

Гнева во мне хватило бы, чтобы пробить кулаком дыру в стене. Но он этого и хотел. Он хотел удвоить боль. Он хотел видеть это на моем лице, как на ее.

— О, — сказал он. — Кстати, ты будешь в сознании, но не сможешь помешать, пока я буду трахать ее ножом и разрезать от дырки до подбородка. Тебе придется смотреть на все это. Может, тогда ты сломаешься, — он шагнул ко мне. — И я убью тебя. Но не раньше. Ты для меня мертвым бесполезен, к сожалению.

Так я и думал.

Он не успел двинуться, я прыгнул к стене и схватил меч с крючков. Мое тело помнило старые стойки, и я направил на него меч, готовый ударить.

Он рассмеялся, откинув голову, прижав ладонь к животу, словно удерживая себя.

— О, Деклан, ты так глуп? Все время ты видел призраков, снимал их, и ты решил, что сможешь пронзить меня мечом?

Я медленно покачал головой.

— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Этот меч не для тебя.

Он в смятении моргал. Я развернул меч и нацелил себе в горло. Я знал, что там смогу ранить. Эта рана убьет меня. Сколько бы ни было сил, клинок в горле довершит дело.

Он смог лишь расширить глаза в осознании, и я быстро приблизил клинок.

Странным было ощущение, когда я пронзил горло. Может, я умер быстрее, чем думал. Было не так и больно, лишь вспышка боли в горле. А потом боль утихла, и я ощущал лишь давление клинка, понимал, что тону.

Я тонул. Кровь лилась по горлу в легкие, наполняя их понемногу. Я рухнул на колени, отплевываясь. Я не пытался дышать, ухудшать, но инстинкт жизни был сильным. Я старался набрать воздух, хоть должен был умереть.

Я должен был умереть. Так я буду бесполезен для него. Он не сможет захватить меня. Не сможет навредить Перри. Он не приведет сюда ее семью, не откроет врата в ад. Он не сможет ничего, если я буду мертв.

Таким был план. Быстрый, но лишь такой у меня был. Я хотел умереть в колледже, после того, как меня заперли в психушке. Я хотел все бросить.

Я был рад, что не сделал этого. Было сложно, но я был рад, что держался. Я бы столько упустил. Меня злило, что я думал, что делал миру одолжение. Жизнь, хоть она и была гадкой, особенно, когда видел призраков, казался безумным и рос с чокнутой пьяной мамой и измотанным папой, все же была даром. Это звучало сопливо, но это была правда.

Если бы я убил себя тогда, то не встретил бы Перри. Я не нашел бы цель в жизни. Я не узнал бы радость и счастье. Я бы не ощутил себя целым. Я бы не познал настоящую любовь. Я бы не узнал надежду на будущее. Я бы ничего этого не узнал.

И убить себя, чтобы сохранить хоть немного, не казалось безумием. Конечно, было обидно. Умирать, когда ты мог жить, было жуткой шуткой бога.

Но порой приходилось совершать гадкие поступки. Порой это означало смерть. Если так я мог спасти Перри и остальных, то не было сомнений. Мы говорили о вратах Ада. Мы говорили о любви моей жизни.

Это не значило, что я не печалился, упав на пол в крови. Я печалился. Потому что хотел вернуться во времени. Хотел быть в доме родителей Перри в Портлэнде, редактировать видео, радуясь, потому что моя женщина согласилась выйти за меня. Я хотел держаться за тот миг, кричать на себя за то, что не насладился этим. Я хотел переживать ту радость снова и снова.

Потому я сделал ей предложение. Я хотел радость навеки. Хотел ее навеки. Хотел все чудеса, что жизнь давала мне, и я хотел их снова и снова. Я хотел жить.

Я просто хотел жить.

И теперь такого варианта не было. Я не мог это выбрать.

Впервые в жизни я сделал то, что было лучше для всех.

Я пронзил себя мечом. Шагнул в бездну.

Я буду скучать по Перри.

Но так она будет жить, и это того стоило.

Я умирал со слезами на глазах.

Я умирал с любовью в сердце.

Я умирал, зная, что жизнь все равно была хорошей, несмотря ни на что.

Жизнь была хорошей.